Мэри обернулась. Два открытия сразу: дверь не забывают смазывать, и она открывается беззвучно; съязвил, конечно же, граф Блэкберн. Не упустил возможности.

— Где вы были? — перешла в наступление Мэри.

— Допрос? Мне? Очень мило.

Сказано это было тоном, каким обычно говорят "убирайтесь!".

— Что дает вам право задавать мне вопросы? — Он облокотился о дверь, наблюдая с нескрываемым чувством превосходства.

— Повторяю: где вы только что были?

— Если я отвечу, что уделил внимание своему... — Он сдунул несуществующую соринку с плеча. — ... Шейному платку, допустим, вы поймете, что задали бестактный вопрос?

Мэри зашла с другой стороны:

— Где Бьянка?

— Нет, я вижу, до вас не доходит. — Он начинал злиться. — Скажите, леди Элфорд, когда вы оставите меня в покое?

— Я? Вас?

— Вы. Меня. — Он подошел к ней, окинул внимательным взглядом. — Для чего вы нацепили это платье?

— Разве не так принято одеваться на бал?

— Не верю, что вам есть дело до того, что принято, но я поясню. На бал принято приходить вовремя, и к слову, на бал не принято надевать платье, которое вам мало.

— Мало? Простите, где же?

Мэри расправила шелк, лаская и поглаживая его. Граф уперся взглядом в ее грудь.

— Здесь.

Мэри нервно сглотнула.

— Это клевета.

— Тогда почему я вижу ваш корсет? Подтяните же вы его!

— Каким образом?

— Руками. Или мне вам помочь?

— Интересно было бы посмотреть!

Она хотела рассмеяться, но руки графа уже прикоснулись к вырезу.

— Мне так неудобно, — пробормотал, встряхивая ее, натягивая ткань. — Вот так, — он дернул еще раз, — уже почти сносно...

— Да что вы себе позволяете? — Мэри пыталась вырваться. — Прочь руки! Джед!

— Михаэль.

— Оставьте меня в покое!

— Нет. Сейчас. Одну минуту, — он провел пальцами по вырезу ее платья, натягивая материю на грудь. — Корсет с вышивкой. Безумство.

— Вы сами безумны!

Она не могла отойти в сторону — граф пленил ее, и его руки все еще на материи... и на ее теле... Она вздрогнула, как от ожога. Услышала голоса, дернулась, но не успела освободиться. Дверь распахнулась.

Маркиз, виконт и, — черт их подери! — миссис Эльюз с дочерью. Граф посмотрел на ввалившуюся компанию, на Мэри — он был темнее тучи.

— Злитесь, что вас прервали? — спросил бесцеремонно маркиз.

— Невероятно! — ахнула миссис Эльюз и закрыла глаза дочери. — В доме у лорда Торнтона! Какое бесстыдство! И он еще пытался ухаживать за моей девочкой!

Граф скрестил на груди руки.

— Не напомните, когда это было? — спросил холодно.

— Да было, было, — кудахтала женщина, — но, слава Богу, что я вас раскусила. Лорд Торнтон, почему вы молчите?

— Право, Блэкберн, вы могли подождать.

Мэри пыталась объяснить, но ее не слышали. Все взгляды обвинительные, все, даже...

— Виконт!

Брайн не смотрел на нее. Тоже не верил, или занят, ведя молчаливый диалог с братом? Торнтон втащил миссис Эльюз с дочерью в комнату, закрыл дверь на защелку.

— Нужно принять решение, — сказал строго. — Надеюсь, вы понимаете, что репутация леди Элфорд сейчас зависит от этого?

— От чего? — Мэри прошлась по комнате, все дальше отстраняясь от графа. — И что такого произошло с моей репутацией?

— Мы как раз пытаемся это выяснить.

Мэри ощутила, как затягивается удавка на шее. Она встряхнула головой, и узел ослабил хватку. Они все решили за нее, но даже там, в своей жизни, в реальности, без поддержки и денег, она выкручивалась сама. Удачно — не очень, но находила выход. А здесь немного расслабилась, позволила себе плыть по течению. Уютному, денежному, без подводных камней. Хватит! Здесь тоже нужно бороться.

— Я все расскажу сама, ни к чему сложности.

— Пожалуйста, — поддержал маркиз, — продолжайте.

Она бросила взгляд на мрачного графа, пожала плечами:

— Мы поссорились.

Граф испепелял ее зеленым сканером, виконт рассматривал полки с книгами, миссис Эльюз обнимала встревоженную дочь, маркиз оставался невозмутимым.

— Значит, то, что мы видели — ссора?

— А, по-вашему, что? — Так как кроме бормотанья миссис Эльюз никто не проронил и слова, продолжила. — Это обычная ссора, понятно? Даже если нет, всем выгодно думать именно так.

— Это скандал, дорогая леди Элфорд, — лепетала старая стерва. — Скандал!

— Помолчите и выслушайте! — Мэри была страшно зла на Блэкберна, Торнтона, Лэнгли и на ту свору, которую они привели с собой. Она говорила так резко, что миссис Эльюз сочла за благо замолчать. — Если разразится скандал, если вы его спровоцируете из-за такого пустяка...

— Это не пустяк, дорогая!

— Я повторяю: заткнитесь и слушайте! — Миссис Эльюз в изнеможении снова опустилась в кресло, обмахиваясь веером. — Говорю четко и последний раз: то, что вы спровоцируете сплетни и скандал, лично вам ничего не даст. К тому же, вы ставите лорда Блэкберна в невыгодное положение. Мы не так давно расторгли помолвку, вы же можете вынудить его на отчаянный благородный поступок.

Она прервалась, с сомнением глядя на невозмутимого Блэкберна.

— К тому же, здесь будет ваше слово против маркиза, виконта, графа и моего. Мужчины всегда умели договариваться между собой, а граф не хочет нашей свадьбы, не сомневайтесь. Впрочем, я тоже. Если вы закроете рот и трезво оцените ситуацию, то поймете, что видели на самом деле: обычная ссора.

Пауза. Перестрелка взглядов. Мэри добавила:

— И я вам очень благодарна за своевременное вмешательство.

Она не отрываясь, смотрела на миссис Эльюз и видела, что та взвешивает все за и против.

— Ваша дочь в поисках подходящего жениха, а вы одним нелепым предположением вычеркивает из списков графа. Непростительное расточительство.

— Леди Элфорд, — женщина оставила веер в покое, — мне жаль, что вы поссорились с лордом Блэкберном.

Мэри кивнула, натянуто улыбнулась, не глядя ни на кого, бросила:

— Как благородно.

И вышла, потом вспомнила, что приехала с виконтом, Бьянка куда-то пропала, и она не может уехать, пока не узнает, что удалось выяснить. Дверь в библиотеку была открыта. Зрители разошлись, остались только виконт и брат.

— Какого черта ты притащил с собой всю компанию? — спросил граф.

— Вижу, ты раздражен, что вам помешали.

— Я не раздражен. Я зол! Ужасно зол! Ты хоть понимаешь, что мне едва удалось избавиться от леди Элфорд?

— Ты не прав. Это ей удалось избавиться от тебя. Ты молчал и, похоже, уже обдумывал выбор обручального кольца!

Мэри стояла в дверях. Двинется — они услышат. Она все-таки сделала шаг назад.

— Я не обнимал ее, она мне неприятна, слышишь?

— Ага, конечно.

— Мне неприятно даже ее имя!

— У нее красивое имя.

Еще один шаг в сторону.

— Имя? Да, пожалуй, что только имя красивое, погорячился, а так она бы составила прекрасную пару с лордом Уинслоу! Фактически, у них одно лицо!

Еще шаг, уже неуверенно, на дрожащих ногах.

— Мэри... — Бьянка стояла рядом, потянулась к ней, обняла за плечи. — Это не правда. Забудь, пожалуйста, не верь ему.

Мэри натянуто улыбнулась.

— Хорошо, не верю. Я прекрасна. — Она вспомнила слова Джеда. Он настойчиво повторял эту фразу, потому что знал, что придется услышать. Только поэтому, а не потому, что она хоть чуточку хороша. — Я домой, ты останешься?

— Я поеду с тобой, только найду мисс Мэтьюаурсейстик.

— Жду в карете. Подожди, у нас же нет кареты. Черт! Мы приехали с мужчинами, на которых нельзя рассчитывать. Иди за своей компаньонкой, я попрошу дворецкого найти извозчика.

Дворецкий перепоручил просьбу Мэри лакею и тот с радостью оказал услугу гостьям маркиза. Пока они ехали, Мэри в сотый раз прокручивала фразу, брошенную графом: "Она бы составила прекрасную пару с лордом Уинслоу! Фактически, у них одно лицо!"

Некрасивое, отталкивающее лицо лорда Уинслоу — огромные глаза, огромный нос, огромный рот, узкое худенькое тельце. Он так униженно лепетал: "Вы правы, простите, я..."

Виконт не спорил с братом, и смысл? Лорд Блэкберн не лгал и не преувеличивал. Она — женское воплощение лягушки Уинслоу.

Ты уже не отрицаешь возможность иметь любовника в девятнадцатом веке, — вспомнила слова Джеда. Удивительно, как при ее внешних данных у нее был хоть один любовник. И как не противно было с ней Джеду?

Да, — услышала голос, но не его, женский.

Кто ты?

Почему ты думаешь, он так и не взял тебя? Ему было противно.

Карета остановилась, пожелав доброй ночи, Мэри зашла в дом первой, скрылась в комнате.

Ты здесь? — позвала голос.

Да.

Предсказания Джеда сбывались с поразительной точностью, а значит, и это сбудется. Она ужасно устала, закрыла глаза.

Верни меня домой...

Разве Джед не сказал, что ты дома?

Верни меня в двадцать первый век.

Нечетко сформировала мысль, сосредоточься, а то заброшу в Россию.

Я хочу вернуться в свою прежнюю жизнь, к сестре и Полу.

Ты не этого хочешь.

Хочу!

Нет.

Просто верни меня к Полу!

Уверена, что он этого хочет?

Ты можешь меня вернуть обратно или нет?

Могу.

Сделай.

Ты будешь жалеть.

Пожалуйста. Я устала. Я не хочу так. Мне плохо. Джед сказал, я могу вернуться сегодня.

Ну, раз ты решила... Ни с кем не хочешь проститься?

Мелькнула мысль, что не успела повысить зарплату слугам, не сказала виконту спасибо, не обняла Бьянку, не успела выдать ее замуж за достойного джентльмена, чтобы Другая не заставила выйти за лорда Уинслоу, не плюнула в лицо графу, не влепила ему пощечину, не подожгла, как мечтала брючину, не разорвала на нем рубашку, не укусила проворные пальцы, которыми он лазил в вырезе ее платья, не дала словесно сдачи...

Столько незавершенных дел, — хохотнул голос, — но уже поздно. Или нет?

Просто. Верни меня. Полу.

Ну, что ж, возвращайся, — раскатистый смех.

Мэри почувствовала, как наливаются свинцом веки, тишина давит виски, перекрикивая возглас вбежавшей в комнату горничной. Так не вовремя... не успела. Мысли путались. Не плачь, Джесс... Хотелось сказать, но губы не слушались.

Она падала... нет, летела... пусть граф катится к черту! Поворот, ее тело подкинуло вверх, темнота, ничего не видно и вдруг приглушенный свет, голоса... Она стояла в своей комнате, одна. Вот кофейный ковролин, она лично его выбирала, фотография Пола на тумбочке, а сзади, если обернется, ее кровать, и...

Она обернулась. И увидела на кровати Пола. Он был голым, на нем скакала какая-то женщина.

— Пол, — позвала Мэри. Он посмотрел сквозь нее, словно услышал, взял наездницу за длинные темно-русые волосы, повернул лицо в сторону. К ней. — Нет... Я не верю...

Она встретилась взглядом с женщиной, и та увидела ее, узнала.

— Мэри?

Кто-то словно ударил в солнечное сплетение.

— Бьянка?

Глава N 15

Еще с утра Бьянку не покидало чувство надвигающейся опасности. Неотвратимой, жуткой, которая изменит ее жизнь в корне. Куда хуже, думала она? Пол в командировке, Другая выставила ее за дверь, деньги закончились, и если не заплатить за квартиру, хозяин, как и угрожал, выкинет на улицу без вещей. Двухкомнатная конура, которую нашла Мэри, в которую стыдно было бы привести друзей, если бы они были, в которой никогда не было студии для ее рисунков, но и ее Бьянка могла потерять. Она пришла в дом любовника, притворившись кроткой и ласковой, но и здесь ее не особо ждали.

— Сестренка, — Бьянка улыбнулась, умело скрыв отвращение к чужой женщине, — я соскучилась. Как ты? Выглядишь заметно лучше.

Другая смерила снисходительным взглядом ее сумку с вещами.

— Куда-то собралась?

Бяьнка взяла сумку с собой, чтобы не возвращаться в пустую квартиру, а свернуться под боком у Пола, переложить на него проблемы и впервые за два месяца после исчезновения сестры, спокойно уснуть. Но ей не предложили войти, держали на пороге, и даже дверь полностью не открывали, чтобы не проскочила.

Похожа, очень похожа на Мэри, но не она. Необъятный ком злости и равнодушия, побитая молью копия, и выражение глаз и оттенок другие. Не удивительно, что Пол догадался, ему нравилось кончать и видеть глаза Мэри. Иногда она наблюдала за ними.

— Мне негде жить, — призналась Бьянка и всхлипнула. Никто не мог усомниться в искренности, быстрые слезы — ее талант.

— Может, лучше искать квартиру, а не расхаживать с незапланированными визитами?

Бьянка с удовольствием содрала бы это высокомерие с пустого лица незнакомки, дернула бы за патлы, намотала их на руку и к стене! Она уже слышала звон падающих шпилек, но эмоции — роскошь в ее положении. Настоящие эмоции, а слезы...

— Но куда я пойду? — Снова всхлипнула. — У меня нет денег, ты... моя сестра.

Ей тяжело дались последние слова, обычно врать легче. Как часто она твердила Мэри, что любит ее, будет счастлива, если у них с Полом все сложится? И кирпичик за кирпичиком разрушала ее жизнь, упивалась отчаянием, которое временами замечала в ее глазах. Это помогало не сойти с ума, держаться, пусть и на грани. Кому-то ничуть не лучше нее? Отлично, зависть сворачивала колючие щупальца и позволяла дышать ровно. Но сейчас, видя спокойное лицо Другой, она задыхалась.

Она, Бьянка, должна жить в этом доме, курсировать с царственным видом, отдавать распоряжения слугам и, развалившись в большой кровати Пола, ждать его возвращения. Она убрала со своего пути Мэри и если ей дадут маленькую возможность, не остановится, убрав Другую. Куда? Неважно. Прочь от дома, денег и Пола!

Но Другая словно читала ее мысли.

— Увы, — сказала насмешливо,— у меня тоже нет денег.

А потом добавила:

— И, к счастью, я не твоя сестра. Для тебя к счастью.

Она закрыла дверь у Бьянки под носом и запретила слугам впускать ее. Напрасно Бьянка кричала, что является близкой подругой их хозяина.

— Мистера Тиксайт нет дома, — лаконичный ответ.

— Но здесь живет моя сестра!

— Она не желает вас видеть.

— Пожалуйста...

— Мисс, перестаньте шуметь, нам приказано вызвать полицию.

Приказано... Это ее роль в жизни Пола. Приказывать, руководить, позволять любить свое тело, баловать. Она вернулась в съемную квартиру, не включала ни телевизор, ни свет, чтобы хозяин снова не наведался и снова не лапал ее сальными взглядами. Она ненавидела Мэри. За то, что ее никто никогда не брал против воли, за то, что она не верила, когда Бьянка ей говорила об этом, за то, что она защищенней в своей отвратительной оболочке, за то, что даже в таком обличье ей удалось соблазнить Пола. Но больше всего, за то, что не смогла уйти по-английски, не прощаясь, и не оставляя вместо себя нечто.