Четвертое измерение.(Черновик) книга 1-я.

— Гранаты, всем открыть рот!— с громким звоном, на танке разорвались несколько гранат. Нас спасло то, что крышку люка я закрывал не на замок, а на кожаный ремень. Я еще в свое время часто читал, что бывало, погибали танкисты от обычной гранаты, разорвавшейся на броне танка, от кинетического удара. Поэтому и подстраховался с ремнем. Развернув башню, длинной очередью прошелся по ближайшей ржи. Где скрывались немцы рассмотреть так и не смог, слишком высокая выросла рожь. Пытаясь вытряхнуть звон в ушах, приказал двигаться дальше. Пока объезжали холм, выкинули все гильзы от использованных зарядов через нижний аварийный выход.

— Сержант, что там с раненым?— радист, сразу ответил:

— В плечо товарищ капитан, сквозное. Я перевязал, но нужен врач.

— Кто он, я не рассмотрел?

— Заряжающий, красноармеец Осокин.

— Ясно. Всем внимание, выезжаем на открытое пространство. Странно, что нам на встречу ни кто не попался. Должны же были послать дополнительные силы в обход холма. К бою,— перевалив через еще одну дорогу, на этот раз пустую, мы выехали на другую сторону холма. Там действительно стояло три танка, направив стволы пушек вверх. Очень похоже, как только что действовал я. На мое счастье это были Т-II, к тому же стоящие ко мне боком. Со своими двадцатимилимитровыми пушечками они были мне не страшны. Видимо, немецкий командир не рискнул послать их в бой под наши снаряды.

— Стоп!— приказал я. После чего стал быстро наводить прицел на крайний танк. И только после того, как он загорелся, остальные меня заметили. Но было поздно, мои снаряды легко дырявили их слабую бортовую броню. Оставив слева три железных костра, на полной скорости рванул в сторону села. Соваться к тем батальонам, что охраняли уничтоженные лагеря, было опасно, мигом сожгут. А вот штаб и их машины, находящиеся в селе, был для меня лакомым кусочком. Я не сомневался, что их охраняют так же жестко, как и те лагеря. Но атаковать село по дороге я и не собирался.

Двигаясь прямо к постройкам, увидел, как тройка бомбардировщиков что-то бомбила примерно там, где находилась батарея Суслова. После того как они отбомбились, в том районе к небу потянулся черный дым, какой бывает при сожжении техники. Похожих дымов в том районе было довольно много. Это показывало, что ребята работали хорошо, но все поднимающиеся дымы были заметно в стороне. Надеюсь, парни успели покинуть машины. Продолжая следить за обстановкой по сторонам и по ходу движения танка, увидел у приближавшегося села батарею мелкокалиберных зенитных пушек, находящихся в полукилометре от нас. Расчеты зениток уже навели стволы на нас, и терпеливо ждали, когда мы приблизимся.

— Стой,— заорал я, быстро поворачивая башню в ту сторону.

— Истомин осколочный!

— Товарищ капитан, в стволе бронебойный!

— Ах ты, черт!— крикнул, нажимая на педаль пуска. Болванка, безрезультативно зарылась в землю между двух пушек, осыпав расчеты землей. Истомин забил осколочный снаряд. Его я послал под звонкие оглушающие удары по броне, расчеты все-таки открыли огонь. Судя по всему, били разрывными, не бронебойными. Снаряд разорвался примерно там же где и первый только результат был другой. Обе пушки замолчали, послав еще три осколочных снаряда, полностью подавил батарею. Просветление сверху показалось мне подозрительным, подняв голову, увидел исковерканную командирскую башенку. Теперь через нее машину было не покинуть. Люк заклинило. Не знаю, как теперь тридцатьчетверка выглядит со стороны, но похоже, мы отделались легко.

— Давай вперед, на полном газу!— приказал старшине.

— Истомин, боезапас?— заряжающий поднял голову, и ответил:

— Семнадцать бронебойных, четыре осколочных и три диска для пулемета товарищ капитан.

— Понятно. Пока не заряжай ничего. Там видно будет.

— Товарищ капитан куда дальше? Тут огороды начались,— влез в разговор старшина.

— Давай я показывать буду,— высунув голову, в полуповрежденную башенку, стал смотреть в исковерканные смотровые щели.

— Давай левее, через огород той хаты,— тридцатьчетверка, ревя и пугая живность, промчалась по огороду, давя картошку, выскочила во двор. Снеся ворота, и задев столб, выскочила на улицу, заставленную машинами и другой техникой.

— Давай старшина, действуй!!!— приказа я.

Дав полный газ, Суриков налетел на ближайший грузовик с Кунгом, полностью утыканного антеннами. Со скрежетом грузовик исчез под танком. Я почти не участвовал в дальнейшем, только внимательно наблюдал за обстановкой вокруг, пока старшина развлекался. Проскочив до конца улицы, мы развернулись и, набирая скорость, помчались обратно, тараня технику с другой стороны улицы. Увидев подбегавших слева двух солдат со связками гранат в руках, немного довернул башню и короткой очередью успел срезать одного. Второй пытался убежать, но получив в спину вторую очередь, свалился в пыль. Разрывы гранат, оставшиеся, у первого убитого солдата в руках, я уже не видел. По моим расчетам мы уничтожили уже более тридцати автомашин и мотоциклов. Село было довольно большое, встречались даже трехэтажные здания. И вот когда мы опять вылетели на площадь, на одной из машин у нас лопнула гусеница. Множество таранов не прошло даром. Размотав ее до конца, и крутанувшись, вокруг оси на голых катках, старшина заглушил двигатель, и громко сказал:

— Все! Приехали,— я в ответ, быстро сказал:

— Суриков, Молчунов, покинуть танк с личным оружием. Ребята, попробуйте захватить целую машину, мы с Истоминым вас прикроем, пока немцы не пришли в себя.

Старшина с радистом со всей возможной скоростью покинули танк через нижний аварийный люк. И броском под свист пуль, преодолели расстояние до штабного бронетранспортера, стоящего недалеко.

— Бронебойный!— крикнул Истомину. И наведя на бронетранспортер с зенитным пулеметом, выстрелил.

— Осколочные. Все. Подряд.— Посылая снаряд за снарядом, в уцелевшие штабные машины, я вызвал пожар на одной из них. После чего развернув башню, открыл огонь из пулемета по мелькавшим между техникой солдатам противника. Вдруг один из грузовиков с натянутым на кузов тентом, отлетел в сторону, и предо мной оказался немецкий танк со своей короткой пушкой.

— Бронебойный!— тут же заорал я, чуть повернув башню, благо она была повернута в нужную сторону. Мой выстрел был первый, немец не успел довернуть пушку в мою сторону, что и решило исход схватки. От удара болванки почти в упор, башня тройки сползла на корму, после чего свалилась на землю. Продолжая поливать немецкую пехоту из пулемета, я приказал Истомину готовится к эвакуации из машины, вместе с раненым.

— Понял, командир. В стволе бронебойный.

— Знаю. Всем покинуть машину.— Справа от танка, тихо урчал на малых оборотах, подогнанный Сурковым бронетранспортер. Выпустив по немцам последний диск, и выстрелив болванкой по двигателю стоящей без башни тройки, быстро покинул машину через нижний люк, и, стреляя из автомата по пехотинцам, запрыгнул через боковую дверцу вовнутрь бронетранспортера. Истомин вместе с раненым Осокиным уже находился там. Не дожидаясь пока я закрою дверцу, Суриков дав газу, рванул вперед. Рыча и подпрыгивая от кочек и ям, бронетранспортер мчался на максимальной скорости к выезду из села. Посмотрев на перекошенное от боли лицо Осокина, тряска не так полезна для раненых, как мягкая койка, я высунувшись над бортом, открыл огонь по мелькавшим по сторонам немцам. Вдруг Суриков заорал:

— Аааа. Су..и,— после чего под нашей машиной раздался взрыв, и бронетранспортер перевернулся. При кувыркании меня выкинуло из кузова. Так и не выпустив автомат, я оглушенный перекувыркнулся через голову, распластавшись на земле, попытался справиться с головокружением. Наставив автомат на мелькавшим перед глазами человеческих фигурок, открыл огонь. Автомат, выдав короткую очередь на три патрона, заткнулся. Потянувшись за последним магазином, чтобы перезарядить оружие, но кто-то выбил его у меня. Последнее, что помню-опускавшийся на лицо, окованный металлом приклад немецкого карабина.

Побуждение было тяжелым. С трудом смог открыть только один склеенный чем-то глаз, после чего посмотрел вверх. Судя по всему, я лежал на спине в каком-то сарае, перед глазами была балка и стропила, обшитые досками. Чувствовал я себя весьма хреново, как и любой человек получивший контузию. Попытка глубоко вздохнуть, привела к тому, что я закашлялся и после щелчка стал слышать звуки. Справа раздалось шуршание соломы, и я понял, что сам лежу на ней. Перед глазами показалась голова Молчунова, перевязанная разорванной нижней рубахой.

— Товарищ капитан вы очнулись!— он попытался улыбнуться разбитыми губами. Два синяка под глазами, симметрично смотрелись на его избитом лице.

— Помоги подняться,— прохрипел я пересохшим ртом. Подхватив меня под мышки, Молчунов с трудом помог мне усесться, привалившись спиной к стенке сарая. Дотронувшись до головы понял что у меня такая же повязка как и у радиста. Похоже удар прикладом не прошел даром.

— Дывы, Фома Ильич, командыр проснулысь.

— Ну и что, Мыкола? Все равно немцы нас за комуняк(большевиков) принимают, несмотря на добровольную сдачу..— Справа сидело двое в форме красноармейцев, и криво улыбались, смотря на меня. Посмотрев на радиста, спросил:

— Что за чмошники?

— Кто товарищ капитан? Извините, не понял!

— Эти двое, кто такие?

— А, предатели-к немцам переметнулись. Сдались, а те их в сарае заперли, вот и злобствуют. Один вроде украинец, другой наш русский, по говору из Рязани.— Так как мы оба были контужены, то говорили громко. Предатели, с интересом прислушивавшиеся к нашему разговору, недовольно заворчали.

— Ни че, и на нашей улице будет праздник. У немцев порядок. Попили нашей кровушки, хватит. Поступим к ним на службу, мы сами возьмем свое. Все, что у отца советы забрали, все вернем,— слушать этот бред мне надоело, и я спросил у Молчунова:

— Остальные где?— радист, молча, показал глазами в угол. Повернув голову, увидел двоих в комбинезонах. Лиц различить не смог, поэтому спросил:

— Кто?

— Истомин. Его придавило кузовом, когда перевернулся бронетранспортер.

— Жаль парня. С остальными что?

— Немцы злыми были. Осокину еще и руку сломали, когда ногами били. Старшина до сих пор в сознание не пришел. Врач, когда нас осматривал, сказал, что у него контузия, когда старшина очнется, он не знает.

— Что за врач? Из наших?

— Да, товарищ капитан, военнопленный.

— Эти давно здесь?

— Когда нас принесли, они уже были.

Похоже, наши громкие переговоры, были услышаны часовым. Дверь со скрипом открылась, и в сарай вошли три немца. Один из них был офицером СС в звании штандартенфюрера. Ого, целый полковник нас посетил. Интересом, осмотрев меня, он сказал солдатам на немецком языке:

— Офицера ко мне в кабинет,— после чего вышел наружу. Послышался звук запускаемого двигателя и, шурша покрышками, машина удалилась. Странно что я не расслышал шум двигателя подъехавшей машины, наверное на заглушенном моторе прикатились, вот и не слышал.

— Вставай, русская свинья.

Меня подхватили под локти, и волоком вытащили наружу. Как не странно обращались со мной довольно не плохо. Держа за плечи, терпеливо ждали, когда у меня закончится головокружение. Откуда-то справа подошел невысокий худощавый мужчина лет сорока, в нашей форме и грязном когда-то белом халате с чемоданчиком. Чуть сзади его сопровождал немецкий солдат.

— Ну что же они вас так резко подняли. Осторожно нужно. Осторожно,— открыв чемоданчик, он достал пузырек с прозрачной жидкостью, и, смочив марлю, ткнул ей мне поднос. От запаха нашатыря меня чуть не стошнило, но голова просветлела. Убедившись, что я более-менее в порядке, врач кивнул немцам. Те осторожно повели меня по улице, направляясь в сторону площади, где меня подбили. Идя по улице, удовлетворительно смотрел на раздавленную и уничтоженную технику. Немцы, почувствовав мое настроение, больно сжали руки. По улице ходили солдаты и местные жители. Вдруг откуда-то справа выскочила старуха со злым лицом, и заорала, что я уничтожил ее огород, и разнес весь двор. Нагнувшись, она зачерпнула свежую коровью лепешку, и швырнула ее в меня. Попала. Коровьи экскременты стали стекать по лицу. Немецким солдатам, державшим меня, это не понравилось, им тоже досталось. Поэтому они стали гнать ее от меня, не отпуская рук. Сразу обнаружилось, что конвоиров больше чем я думал. Со спины показалось еще два солдата и стали шугать старуху. Но та, вывернувшись, успела подбежать ко мне и плюнуть в лицо. Увернуться я не смог из-за державших меня солдат. Похоже, что это им понравилось, но старуху они все-таки отогнали. Постаравшись вытереть лицо о плечи, я продолжал идти вместе с конвоирами к площади. Бабка двигалась в отдалении, продолжая выкрикивать угрозы и оскорбления, посмотрев на нее, постарался запомнить, после чего продолжал осматривать проделанную нами работу.

Из-за кунга Опель-блица, показался корпус моего танка. Уже не моего. Около него суетились несколько ремонтников, восстанавливая гусеницу. Черт, надо было хоть гранату кинуть вовнутрь, чтобы он никому не достался. Хотя там оставалось очень мало снарядов для детонации. Подходя к дверям трехэтажного здания, в окна которого, я выпустил несколько бронебойных снарядов, обернулся, бросив последний взгляд на мой бывший танк.

В кабинет я так и зашел испачканным коровьим гов..м лицом. Штандартенфюрер с улыбкой смотрел, пока меня сажали на стул. Конвоиры вышли из кабинета. Достав, из великолепного портсигара папиросу, штандартенфюрер закурил. После чего спросил, на плохом русском:

— Ну как вам гостеприимство местных жителей?

— Так себе. Остается желать лучшего,— ответил я на немецком языке, что заставило немца удивленно приподнять брови.

— О, ваше произношение великолепно. Для русского просто отлично!

— О, герр штандартенфюрер вы мне льстите. Позвольте представиться. Вацлав Швед, служу в полку 'Бранденбург'. Во шве моих галифе вы найдете мой опознавательный знак. В эту группу окруженцев попал совершенно случайно. Позвольте рассказать вам после того, как ваши солдаты достанут код. Сам извините, не могу, все тело болит.

Разговор со штандартенфюрером затянулся почти на час, после того, как его адъютант ушел пробивать опознавательный код. Мне даже принесли воды в тазике и полотенце, чтобы я мог умыться. Врать мне было привычно. Только сложно было накладывать на недавние события. Не думаю, что он поверил мне, но слушал внимательно.

Поверил он мне или нет, показали дальнейшие события. Меня отвели обратно в сарай.

Пройдя в угол, где находились мои бойцы, сел рядом с радистом, Улыбнувшись, глядя на его синюшнее лицо, тихо спросил, наклонившись к уху:

— Как у вас тут?

— Пока все хорошо, сказал индюк, направляясь за хозяйкой к колоде.— Кивнув на угол, криво улыбнувшись, сказал,— когда вы ушли, эти двое пытались права качать, но я их послал.

— Старшина не очнулся?

— Нет, но Осокин пришел в себя!

— Да? Потом подойду. Есть возможность уйти отсюда. Будь наготове.

— Понял,— так же тихо сказал радист, его глаза радостно блеснули.