Бод

Вот к примеру, бортник Бод. Появился здесь восемь лет назад — удрал из подмастерьев, надоело терпеть побои. Пробежал парень пол-земли, пока не нашёл себе защиты у здешнего магистрата. А какой человек оказался! Речицкие мещане хвалят в один голос — трудолюбивый, серьёзный, оборотистый! Сбывает свой товар лучше всех, везёт смело: везде у него свои люди. Знают — хорош товар, щедро платят. Другие бортники плачут, жалуются на непогоду, на недоборы, на разорение пчелиных бортей. А этому ни погода, ни люди, ни медведи вреда не делают; всё у него ладится, по-совести мужик с городом рассчитывается за то, что когда-то прикрыли, у себя пригрели.

Только не женат до сих пор. Сначала подняться, видно, человек хотел. А теперь — что случилось, дожили! Сегодня его дело лавники разбирать будут. Козьма и с ним конюхи избили бортника до полусмерти. Стыд — цыгана с человеком перепутали, видите ли! Козьму к столбу! Остальных — подумать.... Но лавники не спустят: пане Халецкий — по закону заплатишь городу за навязки от своих людей по-полной!'

Примечания:

*Гуда — духовой инструмент из глины; разновидность свистульки, но с низким, глубоким звуком. Современное название — окарина.

*'...Ни власть, ни закон не спросят с них за убийство цыгана' — в Великом княжестве убийство цыгана не было уголовно наказуемо.

*Головщина — убийство

*Навязки — избиение, побои

*Ведрыц — современный Ведрич, приток Днепра. 'Ведрый' — свежий, холодный

*Местич — уже в XVI веке это слово устарело, и слово 'мещанин' использовалось чаще

*Цыганский барон (цыганский король) — представитель цыганской общины перед властями

*Подстароста — исполняющий обязанности старосты. Старостами городов, в т.ч. и государственных, были именитые князья. Им принадлежало множество владений. Как правило, в городе назначенный князем подстароста был главой городского самоуправления

*'...но свободу не меняют ни на какие обещания' — в Великом княжестве с XVI века на государственном уровне предпринимались попытки сделать цыган оседлым народом.

*Князь, на землях которого кочевали цыгане, назначал им село, в котором табор останавливался на зиму, занимая пустующие строения. Ранней весной цыгане съезжали из этого села, чтобы продолжить свои странствия.

*Роман Фёдорович Сангушка — князь, речицкий староста с 1567 года.

*'Письмо кастеляну Никонору Пелейку из Трок' — автор взял на себя смелость процитировать строки письма, написанного оршанским старостой, как документ, красноречиво отражающий настроения литовской знати после заключения Люблинской унии. (Письма и бумаги речицкого старосты второй половины XVI века не сохранились).

*Халецкий Андрей Иосифович — князь, в это время в должности речицкого земского писаря. В 1569 году был послом на сейм, подписывал Люблинскую унию.

*Столовое имение — официальное название города Речицы и обширных земель речицкого уезда. Доход с этих территорий поступал непосредственного ко двору Великого князя — главы государства.

*Гминные — выборные горожане, осуществляющие контроль финансовой деятельности городских властей.

* Сойм — дворянское собрание, совет

*'...ратушских не укусите!' — города были заинтересованы в притоке свежей рабочей силы. Магистратские власти решительно защищали хорошего работника, сбежавшего в вольный город.

МИЛАЯ

Бода положили в маленькой летней светлице наверху, под крышей в доме Кондрата.

Анна, не пришедшая в себя от сонного зелья бабки Мокошихи, не знала — почувствовала его присутствие, сорвалась со своей постели и безошибочно ведомая каким-то тайным чувством, пошла к нему. Напрасно Марья убеждала её не спешить, человек этот останется у них надолго. Анна стала на колени пред дорогим, улыбнулась одними губами — её полузакрытые глаза заволакивал сон. Вот теперь, рядом с ним, она успокоилась. Дотронулась до его волос кончиками пальцев, разгладила перинку, опустила свою голову рядом на его ладонь, и, как стояла, на коленях, обмякла — уснула. Следом за ней наверх поднялся Кондрат. Покачал головой, переглянулся с Бодом понимающе. Тот подвинулся на сеннике. Кондрат легко приподнял племянницу, положил её рядом с бортником и, сказав, что Марья сейчас принесёт ещё одну перинку, приказал, как в насмешку, гостю не шалить.

Марья едва скрыла улыбку, увидев Бода, лежащего рядом с мирно спящей Анной: так озабочен он был! Заботливо укутала племянницу, подоткнув пуховое одеяльце со всех сторон, и тоже, как сговорившись с Кондратом, приказала Боду, у которого из-под синяков проступили пятна краски на щеках, не шалить, а постараться уснуть, чтобы набраться сил.

Бод никогда не мог забыть эти часы, проведённые рядом с Анной в светлице.

Он уже не замечал своих болей: он думал только о том, как справиться с огнём, разливавшимся по жилам! Все мудрые слова и заклинания, такие могущественные в стенах храмов, где не было женщин, сейчас оказались никчемными пустыми причитаниями. Он пробовал задерживать дыхание до тех пор, пока испуганное сердце не начинало вопить, призывая к милости. Он попытался заняться своими ранами — что было очень кстати, — шептанием и заговорами помочь телу справиться с недугом. Но какие там раны! Мысли крутились вокруг женского тёплого тела, лежавшего в вершке от чародея.

'Если это и есть пророчество цыганки о том, что Анна лишит меня сил и оставит одного, то оно прямо сейчас и сбывается — так точно и аккуратно, как я плачу налоги на ратушу' — думал Бод, и утешал себя тем, что ведь так и звучало его сокровенное желание: быть рядом с этой женщиной.

Как говорил один мудрец? 'Думайте, чего желаете, ибо вы можете получить это' 'Ну, хорошо, — широко улыбался в тишине светлицы Бод, — теперь я точно знаю, чего пожелать мне дальше!' И смотрел, повернув голову, на спящую Анну, закутанную до самой шеи — в светлице было холодно. Через какое-то время и он заснул, поддавшись её мерному тихому дыханию: он был ещё очень слаб. Любое сильное чародейство, как любая серьёзная и тяжёлая работа, изнуряли. И это было справедливо, иначе мир погряз бы в колдовстве и магии. Бод двое суток умудрился удерживаться на тонкой, как волос, границе между жизнью и смертью. А теперь он спал.

... Анна пробудилась легко, и сразу открыла глаза: где он? А он лежал рядом — живой, крепко спящий. Анна боялась вылезать из под тёплой перинки. Только повернулась на бок: так лучше видеть милого. Потом, счастливая, спрятала лицо, зарывшись замёрзшим носиком под мужское плечо и, трепеща ноздрями, упивалась крепким свежим, как будто можжевеловым духом, исходившим от него, и радовалась, и удивлялась.

Но пора спускаться вниз.

Анна, вздохнув, ещё раз взглянула на бортника в страшных синяках и ссадинах. Прихватила свою перинку и ушла из верхней светлицы.

Неизвестно, что думали хозяин с хозяйкой, но, видя сиявшую тихую Анну, были рады тому, что, словно ловкий Лель*, помогают этим двоим обрести своё счастье.

Долгий сон вернул чародею силы.

Анна поднялась в светлицу, стремительно и плавно прошла к постели Бода, остановилась рядом. Бод сидел, боясь протянуть к ней руки. Анна помнила, как во время их волшебной встречи у груши он, сладко жмуря глаза, принимал её осторожные ласки, а руки держал, будто упирался в невидимый оттуда, изнутри, ствол великого древа. Она была благодарна ему за это, и смелела с каждым новым свиданием. Теперь она сама хотела оказаться в кольце его рук.

— Обними меня!

— Да?

— Да, обними, прошу. И пригрей меня на груди. Вот так. Спасибо тебе!

— Останешься?

— Сейчас — нет.

— ?!

— На лице твоём написано и даже нацарапано, что рано тревожить тебя.

— Ух! Писали на мне, как на сафьяне, старательно и долго — выводили каждую букву! А ты читать умеешь?

— Конечно, такие знаки кто же не разберёт: вот этот говорит, что нечего пристально смотреть на меня, глаз тоже иногда отдыхать должен.

— Попробуй, закрой его, он мне неподвластен: сам выбрал, на что ему смотреть, причём так усерден — не соблюдает ни постов, ни праздников.

Анна тихо смеялась, и закрывала ладошками его глаза.

— А эта царапина означает, что зря не берёг лицо, сейчас бы целовала тебя, а вот продырявленного — не буду.

— Так помоги же мне хотя бы из сострадания! Прошу, зашей мои дыры, сквозь них из тела может выйти душа.

— Ты правда хочешь, чтобы я их зашила? У меня есть подходящая игла, и золотую нить для тебя я не пожалею.

— Да, зашей их золотой нитью, лада моя, а сверху сделай богатую вышивку, чтобы люди не пугались.

Анна никогда ещё так не хохотала. Как хорошо ей с чародеем!

— Но тогда ты не сохранишь своё лицо, его схватят на первой же ярмарке, перепутав с золотым шитьём, — я же мастерица.

— Моим лицом украсят церковные облачения? Раз так, я попрошу тебя каждый день бывать в церкви, и не в бабинце*, нет, — как хочешь, но протолкайся в первый ряд и стань перед вельможными панами. Только тогда я смогу утешить хотя бы глаза свои. Ой, нет! — Бод сделал испуганное лицо: — Не становись в первый ряд! А то не до молитвы будет всем мужчинам! — И они с Анной опять прыснули от смеха.

По ступенькам широких дробин* наверх к ним осмелились сунуться двойняшки. Лизаветка влезла первая, личико её было серьёзно: она не помнила маму такой весёлой. За ней шаг в шаг прибыла Катеринка, и кинулась к Анне.

Девочки обняли Анну, смотрели снизу вверх, и поняли, что печальная тихая мама теперь весела и счастлива, и даже смеётся, как смеются они с подружками, заигравшись и расшалившись.

Тогда дети перевели взор на Бода, скромно сидевшего на постели.

— Ты так сильно любишь маму? — прямо спросила Катерина.

— Конечно, они тут смеются вместе! — вставила своё Лизавета.

'Подрастают ещё две маленькие сирены' — подумал Бод, лукаво переглянувшись с хохочущей Анной.

— Девоньки, вас пан войт послал следить за нами? Какие вы строгие!

— Подумаешь! За Вами мы не будем подглядывать, Вы — добрый чаровник, поэтому Вас любят пчёлки и мамка! Женитесь на ней, мы не против.

— А если бы были против?

— Тогда бы Вам было плохо, как было плохо страшному дядьке, который хотел украсть маму в Берёзкове. И дядьке Козьме — за то, что приставал к маме и огорчил её!

'Ого?!' — Бод мысленно даже присвистнул.

— Откуда знать вам, кто я? — спросил Бод, с трудом загнав в себя удивление, вызванное внезапной пронзительной догадкой.

— Нам хорошо, когда Вы рядом. Мама рада, когда Вы с ней, и тётечка Марья правду говорит: она светится вся. И мы это видим: вот тут и тут вокруг неё немного золотистого, и как будто васильки цветут вокруг неё, — сказала Катерина.

— Вы научили ходить глиняных коровок. Мы сначала хвастались этим, а теперь поумнели, и больше никому не рассказываем. — Это выдала Лизавета.

— А сами вы, красавицы, не чаровницы? Что-то мне подсказывает — вы непростые девоньки!

— Нет, мы ничего не умеем — призналась Катеринка, серьёзно поразмыслив.

Потом двойняшки посмотрели друг на дружку, оторвались от притихшей Анны, и, взобравшись на высокую лаву, осторожно умостились с двух сторон от Бода, заглядывая теперь ему в лицо.

— Когда ты женишься на маме?

— Я готов,— серьёзно ответил Бод под недетски пристальным взглядом двух пар голубых глаз.

— Где я и Катеринка будем жить?

— Я думаю построить дом рядом с моим, туда и переедем. Если вы согласны. — Бод волновался.

— Ты покажешь нам пчёлок? Ты расскажешь нам сказки? Только новые! Дед знает три сказки, и то, наверное, не до конца: он постоянно засыпает раньше, чем кончается сказка, и мамка нам потом досказывает их.

— Ты научишь нас чародейству? — тихо, одними губами, прошептала Катерина.

В светлице наступила странная тишина: на мгновение, показалось, люди даже перестали дышать.

Боду казалось, он ничем не выдал своего волнения, только глаза его стали влажные, а взгляд — тёплый. Он молчал недолго.

Настал момент, когда он снова должен тщательно подбирать слова.

— Да будет так. Я сделаю это. Я стану растить вас, и заботиться о вас с мамой, и быть вам во всём опорой. Я всё сказал.

И, серьёзный, откинулся к стене. Грудь его высоко вздымалась, он поправил ворот рубахи. Подумал, что не ожидал, что это случится так скоро.... Он вообще не ждал такого от маленьких девочек ...

Что ж, пора сделать их договор двухсторонним.

— Теперь и вы отвечайте честно: будете почитать меня, как родного отца: так, как уважают и слушаются Кондрата его дети?

Удивительные дочки Анны, на этот раз без переглядки, кивнули и ответили вместе:

— Да, будем!

— Тогда надо скрепить наш договор, обнимемся же все. — И Бод с Анной заключили в объятия Елизавету и Екатерину, серьёзно и пытливо глядя в глаза друг другу поверх детских голов.

Девочки слезли с лавы. В них сейчас произошла невидимая перемена: к выходу из светлицы они шли, точно как Анна, выпрямив спину, подняв подбородки, легко и плавно переставляя маленькие ножки в войлочных домашних башмачках.

'Три красавицы под моей опекой! — размышлял Бод, провожая глазами двойняшек, — долго соображаешь, чародей. Вот он, секрет! Вот ради чего неведомая сила вела меня сюда. Не столько сама Анна, сколько эти двое особенные, — и скоро удивят всех. А на меня ляжет ответственность за то, что принесут они в мир, когда полностью раскроются их способности.

Сейчас Бод приобрёл двух учениц.

Отсюда и слёзы, невольно набежавшие ему на глаза. Для чародея приход ученика — событие. Такое же признание его заслуг, как для подмастерья — успешно сданный экзамен на мастера, и даже больше, несравнимо больше! И чародею дано чувствовать этот момент, и ошибки быть не может.

Бод вспомнил, как давным-давно ему обрадовался старый лесник в Карпатских горах, угадав в приблудном затравленном парнишке своего ученика. Тот человек всю жизнь, до старости, прождал, прежде чем судьба подарила ему светлый ум, подходящий для сохранения древних удивительных и тайных знаний.

Теперь он может быть уверен: служение его принято, а выбор жизненной стези одобрен, и эта женщина и эти дети дарованы ему самим небом.

Чуткая Анна, притихнув, оставалась рядом. Он привлёк её к себе, благодарный за то, что пути их пересеклись; за удивительную встречу, почти невозможную в огромном и сложном людском муравейнике.

Покусал разбитыми распухшими губами её за ушко, просил:

— Анна, голубка, ну же, ласочка...

— Посмотри на меня. Может, увидишь? Сама я не могу понять...

Бод взял двумя руками её лицо, всмотрелся:

— Страх. Ты так и не можешь его преодолеть?

Анна покачала головой.

— Его боишься?

Она спряталась на плече, чувствуя себя так, будто это человек укрыл её мягким крылом. И постаралась прижаться к нему плотнее, чтобы это большое крыло окутало её всю.

— Любила ли ты его?

— Тогда думала — да... Я не видела его смерти, не хоронила. И долго не верила. Казалось, он явится за мной, и тогда призовёт к ответу.

— Ты — святая! За что тебе отвечать?

— Он ревновал меня. Виду не подавал, но я чувствовала — он страшно меня ревнует: ни за что и ни к кому, просто так. Он — достойный, во всём сильный, а меня боялся потерять. (Бод ведал, иногда люди, предчувствуя скорую кончину, жадны до всего, что любят, чем дорожат...) — Я не знала, что мне делать, и в чём я виновата? Попросила образцы вышивки: заполнить трудами свои дни. Он обрадовался, возил меня в монастырь посмотреть на работу монашек, купил образцы узоров, нити — всё хорошее, самое дорогое. Очень гордился моим рукоделием, хвалил, лишь бы только видеть, что я занята, что я рядом душой и телом. Справлялся, сколько я успела сработать за день. К тому времени он, мастер, за неустрашимость выбран был начальником над отрядом своего цеха а вскоре и главным над всеми местскими военными расчётами.