Имперский цикл

Итак, во дворец. Помочь ещё одному человеку.

...

...

Спасибо, Нив.

Кай Оками, Великий магистр Ордена Храма, крутнулся на пятке, скользя взглядом по столам, креслам и книжным полкам. Он видел тропы дня перед собой, как следы нескольких пробежавших стадом животных — не идентичные, но в одном стремлении. Он должен что-то найти здесь и принести Торну, что-то довольно важное.

Оками сел на диван. Хороший диван, не роскошный — рабочий, можно сказать. С соответствующим удобным столом. Обстановка в помещении, как и во всей штаб-квартире пророка Тьмы Эзры Оуэна, была совсем не похожа на индустриальный барок покоев императрицы и прочих Тёмных, к которым Кай заглядывал на огонёк. Здесь было что-то среднее между рабочим офисом компании — Кай видел такие залы во множестве городов на ряде планет, покинутые сбежавшими от войны людьми — и библиотекой. Нет — кабинетом университетского доцента. Аккуратные стеллажи с бумажными книгами, папками, разными носителями — даже пергаментными свитками, о как. Почти вся мебель от Шун Чу. И кое-где на ней лежали книги, письма, папки, стояли стаканы и чашки для кофе... Мебель от Шун Чу, такие столы и диван — это очень плохо. Это значит, что они здесь работали на самом деле, а не курили гаш и лопали эндру, прерываясь на изнасилование детей и питие крови.

Вот ещё. Книги, столы, стеллажи... всё это не должно находиться в цепких руках ИСБ, у Йелены? Должно. До последней пылинки. Он должен был найти в лучшем случае голые стены. А вот, кроме компьютеров, всё на месте. Собнюки обыскали здесь каждый йот, Кай видел следы их следов, исчезающие в прошлогоднем тумане — но почти ничего не забрали. Что взяли исследовать, принесли обратно. Например, все книги. Зачем? Для него, Оками? Это вряд ли. На всём лежал слой пыли толщиной примерно с год. Год назад никто в столице и знать не мог, что он станет имперским рыцарем, будет сотрудничать с Торном. Год назад между имперцами и Республикой шла мясорубка. А тут будто ждали кого-то.

Ждали. Что это? Это ловушка. Сюда кто-то должен прийти, прилететь на оставленный кабинет, эти письма и книги, как насекомое на огонь. Тогда сенсоры ИСБ — Кай их либо чувствовал, либо видел — дадут тревогу. Йелена кого-то ищет.

И не предупредила. Кай мог бы здесь на него наткнуться.

Он никого вокруг не ощущал. Никаких воронок в мана, тонкой сети мироздания, кроме остатков ауры самого Оуэна с пособниками — клочки тошнотворной кровавой тучи. Кай обошёл помещение по кругу. В остальных он тоже побывал, но это был главный зал. На одной из стен между книжных полок в рамке висел какой-то документ. Диплом, с фотографией Оуэна. Кай присмотрелся к тексту. Он не умел читать по-дорусски и даже кири, их азбуку, разбирал с трудом, но бумажка была на двух языках, дорусском и бейзике. По ней выходило, что Эзра Оуэн, выпускник Императорской военной академии и отличник курсов подготовки ИСБ, был ещё и магистром дорусской литературы прошлого века. Нет, уже позапрошлого. Время идёт.

Это плохо. Кай никогда не учился не что в университете — в школе, не знал, каково там учиться, но осознавал, что такая многослойная нагрузка — а ещё ученичество в Ордене и политика, плюс интриги — тяжелая ноша. Не каждый сдюжит. Какой сюрприз ты мне приготовил, Эзра, мертвец? Наверняка он велик и вонюч. Ты убивал детей, пил их кровь, хорошим парнем ты быть не можешь.

Великий магистр отошёл в центр зала, пододвинул себе кресло и уселся поудобнее. Меч он держал в руке на случай, если сюрприз нагрянет прямо сейчас. Это бы сэкономило долю мгновения. Он прикрыл глаза, расслабился. Чего я не заметил?

Голую стену справа, между полок. Там что-то стояло, вон и штатив. Экран?.. Эзра любит бумагу. Любил? Человек жив, пока живы его дела.

Кай встал и подошёл к стене, уже видя то, что искал. Под сапогами были пепелинки.

Он поставил штатив туда, где тот должен был стоять при жизни пророка, развернул кресло к стене, сел и посмотрел в прошлое.

Это действительно был большой экран, одноразовый, из бумаги. Хорошая бумага, плотная и дорогая, сделанная из растений. Натянутый меж двух палок висячий лист. Нижняя палка упала, когда он сгорел, рассыпался в пепел. Вон, у стены лежит.

Восстань.

Пепелинки шевельнулись, следуя приказу Кая, и отступили в прошлое на шаг, другой, что-то вспомнили, обрели утраченную связь и свойства. Оуэн рисовал здесь схему, вон маркер на полке. А потом сжёг её мановением пальца, когда почуял опасность или когда она стала ему не нужна. Сжёг в пепелинки, настолько мелкие и несвязные, что даже ИСБ не могло восстановить их прежнюю форму. Кай быстро понял, что там было изображено. Он видел такую схему в начале войны — план ячеечной сети повстанцев Уланагуа, довольно-таки примитивной системы. Тот план подвёл, имперцы ликвидировали сеть и многих перебили. Схема хорошо выглядела на бумаге, но в реальности была неэффективна. Ей было нечего противопоставить постиндустриальным методам сбора информации. Здесь кто-то пытался сыграть во что-то похожее, и с таким же исходом. Глядя на сложную пирамиду имён и кличек, восходящую к одинокой вершине, Кай чувствовал, что большинство этих имён принадлежит мертвецам.

Нижние ячейки состояли из имён и кличек вперемешку, будто ники в интерсети. Выше шли только клички, а под вершиной пирамиды, обозначенной квадратом, был ряд картинок. Треугольник, крестик, звезда и морда овцы, буква U в круге. Иконки. Квадрат над ними был совершенно чёрным, тщательно закрашен, чтобы не осталось ни одной светлой точки. Тот, кто рисовал, сначала прокрасил его наискось, потом сверху вниз и слева направо. Словно коллапсар. Из этой тьмы вверх шла тонкая линия в облачко, в небеса, где был смайлик и кана. Две буквы. Кай их не понимал, он даже не знал, что за азбука. Маленькое "е" вроде дорусское, но первая буква, m?..

Он достал комм и стал просматривать азбуки. Вскоре нашёл. Это было либо рукописное "т" дорусов, либо азбука рома, "м". Дорусское "те" — сокращение от "тебе" — или "ме". "Ме" — мне, меня. Но не только. "Ме" — это древняя форма "я".

Оуэн, значит, как бог, сидит наверху, на небе. Сидел. Чёрный квадрат — не он, это кто-то другой.

Кай попытался вспомнить всё, что слышал об убийстве Оуэна. ИСБ после этого ещё кого-нибудь зачищала? Должна была. Кого-нибудь, тянущего на этот чёрный квадрат? Сильно вряд ли, об этом бы республиканцы узнали.

Гетер? Второй чернушник Её Величества, детоубийца и людоед, несомненно, заслуживал этой краски. Услышав о смерти Оуэна, он сбежал из столицы. Йелена ищет его, собираясь — так и сказала — убить. Удачи ей.

Может быть, Гетер. Кай не чувствовал уверенности.

А вот это что?

Узкий и острый клин, также чёрный, глядящий вверх, с характерным выступом из основы. Корабль. Имперский крейсер класса "разрушитель". Какие-то галочки как бы вокруг и за ним, также глядящие вверх. Кай пытался понять, что всё это значит. Крейсер находился на полметра справа от чёрного квадрата, примерно на одной линии. У этих людей был корабль? Их база на корабле? Их сеть на каком-то имперском крейсере? Здесь слишком много мёртвых имён — значит, корабль погиб?..

Покажем-ка это всё человеку, который в крейсерах понимает больше меня. Адмиралу Торну. Как полагаешь, Эзра?..

Кай Оками поднял комм и потянул схему-призрак на свет из небытия. Она проступила на миг, вернулась из смерти, и Кай её просто сфотографировал.

...

Прыгнув на орбиту столицы от самой Муны — насколько же это чудо было легко! — он просигналил привет встречному имперскому катеру. Изумление пилотов, ставших свидетелями такого скачка, сияло солнышком на разделявшем их расстоянии десяти миль. Под ногами, на дне воздушного океана, сверкал мириадом огней планетарный город. Кай задал автопилоту посадку в Центральный порт, откинулся в кресле и закрыл глаза. Чёрный. Магистр погрузился в медитацию и для себя как будто исчез, весь вопрошающая, неотвратимая воля, развёрнутая на систему Триасол и дальше, намного дальше.

Чёрный. Кто ты? Где ты?

Кай знал, что адептов Прямого Пути невозможно найти в излучении жизни, в блестящей сети вселенной. Их маскировка была практически совершенна. Помощника пророка он искал во времени, всматриваясь вдоль троп в собственное грядущее, в будущее Мэй, своей сестры, её детей и мужа, Джона Рау. Это было надёжнее всего. Если ему, Каю Оками, суждено увидеть этот сгусток Тьмы, столкнуться с ним в конфликте, время покажет. С некоторых пор у Кая со временем были особые отношения. Как и с пространством.

...

...

Иланский квартал снаружи выглядел как любой другой — батарея наполовину сращённых между собой высоченных блоков. Как жаль. Мэй ещё помнила — смутно, из детства — каким он красочным был в старореспубликанские времена. Квартал составляли остовы человеческих зданий, которые иланы выпотрошили и зарастили биоматериалом. Ещё лет пятнадцать назад их наружные стены являли собой живые ковры, висячие леса и рощи, цветущие изумительными узорами круглый год. С пришествием императрицы и восстанием нескольких иланских миров ксенофобия в столице достигла пика. Фашисты с флаеров забросали квартал дефолиантами, злотворными нанитами и отравляющими веществами, разрушили декоративную растительность, умертвили жившую в ней летучую и ползучую фауну. Оставшиеся в квартале после репрессий иланы ликвидировали останки висячих джунглей и укрылись за прочными щитами из пластика и металла. Сохранившиеся растения, насекомые и зверушки с иланских стен ещё долго продавались в столице как памятки.

Приглашение от Итриулан провело её флаер прямиком на парковку одного из трёх центральных блоков. Мэй открыла дверь, формально приветствовала троих смутно знакомых иланок с празднично расписанными руками, составлявших комитет по встрече, и ступила прямо на ждущую гравицапу. Гравицапа удовлетворённо фыркнула. Это была настоящая иланская вещь — генетически изменённая огромная черепаха со вживлённым антигравом. У создания был маленький оптимистичный ум и смысл жизни. Оно любило свою работу.

Иланки вскарабкались на неё по лапам, и Мэй привычно подавила дрожь узнавания и отвращения, которую вызывала непосредственная близость этих странно человекообразных ящеров. С иланами надо тщательно контролировать язык тела, для них он открытая книга.

Гравицапа тронулась и поплыла внутрь здания, миновав чувствительное силовое поле за бахромой цветущих лиан, скрывавших вход с парковки. Надприродные чувства Мэй фиксировали облучение и силовые поля, очищающие входящих в блок от возможных биохимических угроз.

Снаружи прозвучал взрыв.

Лианы всколыхнулись. Старшая иланка спрыгнула с гравицапы, уже держа в руке бластер — куда и делась её неуклюжая медлительность — и завертела головой. Обе младшие что-то залопотали, жестикулируя, и взялись за свои станнеры. Это были совсем юные иланки, фарги, их язык был примитивен и часто неточен, Мэй его не понимала. Старшая отдала им короткий приказ, зарезав волнение на корню, и обратилась к Мэй:

— Мэйэ-сама, Эрне, — она показала на себя большим пальцем, — вынуждена изменить планы. Возможно нападение, я реагирую. Фарги идут со мной. Платформа привезёт вас прямо к эйстаа-аканэ. Итриулан ожидает вас.

— Конечно, — Эрне. Точно, так звали эту иланку. Мэй почувствовала стыд, как всегда, когда забывала имена нелюдей или нарушала какое-нибудь другое политкорректное табу. — Спасибо тебе. Удачи, Эрне. — Пристрели пару-тройку фашистов, если это они.

— Аэ! Эрнэ, ка Ц`ан!

Возглас раздался откуда-то из стены — из сокрытой двери. Мэй оглянулась. Ковровый узор мхов с алыми усиками раздвинулся, и оттуда вылезла высокая крепкая фарги, а за ней маленькая и стройная... Нет. Человеческий мальчик. Подросток лет четырнадцати, голый до пояса, в бежевых кожаных шортах. Мэй приняла было его за иланку, потому что цветом смуглой золотистой кожи он мало отличался от них, как и рисунками на руках. Мальчик встал перед Эрнэ и быстро заговорил, жестикулируя всем телом, как настоящий илан. Это явно был его родной язык. Его спутница бездумно улыбнулась Эрне, которая не удостоила её взглядом, улыбнулась Мэй и взгромоздилась рядом с ней на гравицапу. Она была тяжёлая, сильная и носила доспех цвета собственной чёрной чешуи, незаметный на первый взгляд.

Мальчик с Эрне договорились.

— Мэйэ-сама, Ц`ан составит вам компанию на пути к эйстаа-аканэ. Эта фарги, — Эрне ткнула бластером в сидящую спутницу пацана, — будет вашей охраной. В её сопровождении вам нечего опасаться. Ч`аи.

Сожалею/до свидания. Эрне и её фарги поспешили обратно на парковку. Мальчик вспрыгнул на гравицапу, встал столбом, как делают в общении с людьми непривычные к этому иланы, и протянул Мэй руку.

— Здравствуйте, Мэйэ-сама, — у него был иланский акцент. — Меня зовут Цао Ян.

— Мэй Сиюань.

Ян. Его звали, как её новорождённого сына. А рукопожатие было детским — ладонь выставлена прямо от тела и слишком напряжена. Мальчишка явно не привык здороваться с людьми. На шее Цао было украшение, что-то среднее между ошейником и ожерельем, а руки были разрисованы — вишнёвые и белые узоры. Он топнул по спине черепахи, и животное поплыло дальше по коридору. Фарги сидела недвижно, только её круглые золотые глаза с вертикальными зрачками поворачивались то туда, то сюда.

Стены зала в конце коридора были занавешены светлыми полотнами. В дверях их ждал ещё один лучевой барьер, воздух в зале был влажен и двигался, и живые простыни едва заметно колыхались на сквозняке. Они отдавали желтизной блеклого костяного цвета. Узор на руках, вишнёвый и белый. Это же траур. Мэй мысленно хлопнула себя по лбу.

— Цао, здесь что-то случилось?

— Да, — сказал мальчик. — Прошлой ночью умер Айал.

— Знакомое имя.

Мэй его тоже слыхала, но не могла вспомнить, кто это.

— Само собой, — заявил Ян. — Айал, первый супруг эорэйстаа Лааверуа, матери тысячи дочерей. Опора её власти и дизайнер наших кораблей. Вы видели его работу, даже на ней летали. Он создал форму крейсеров, которые сражались против войск императрицы Рив. — И мальчик указал на силуэты, проступающие на полотнах, призрачные очертания боевого флота. — Он сочинял формы, наводящие ужас на врагов эорэйстаа, и украшения для любви и радости. — Ян тронул пальцем кулон на шее Мэй. — Вот это, например, его работа.

Мэй посмотрела на платиново-иридиевый кулон, похожий на каплю или на лист, прелестный в своей простоте. Его подарил ей Джон, когда-то в разрушенном городе на Уланагуа. Взял в развалинах уничтоженной бомбами ювелирной лавки. Мародёрство, но Мэй украшение сразу понравилось, и она его берегла. Мысль о том, что творец этой вещи мёртв, её огорчила.

— Мне очень жаль, — она сделала ритуальный иланский жест сочувствия к трауру, и Цао принял его, ответив движением плеч. — Что стало причиной смерти?

— Айал отдал жизнь, даруя её, — сказал мальчик. — Как миллионы наших мужчин от яйца времён.