Вель

— Эта кровь принадлежит близкому родственнику моего прапрадеда, — спокойным голосом сказал Ладуэрт, но от его спокойствия становилось только еще страшнее.

— Как жаль, что теперь не удастся выяснить, кому принадлежала кровь,— едва слышно сказала Вель, но граф ее услышал.

— Почему же не удастся? — спросил он, и, больше не сказав ни слова, вышел из комнаты. Через некоторое время пришла служанка и передала Вель, что граф просит ее подойти в библиотеку.

Библиотека графа была роскошной и не только из-за огромного количества редких книг, но и из-за самого убранства комнаты. Стены, обитые панелями редчайших пород деревьев, мозаичные окна, пропускающие через себя свет, расцвеченный яркими красками. Роскошный камин, что давал уютное тепло в холодные пасмурные дни. Диваны, кресла, стулья с дорогой обивкой, столы и столики, стоящие рядом с ними, ковры, лежащие на полу, все говорило о том, что хозяин замка любит свою библиотеку, дорожит ею, и проводит здесь немало времени.

Ладуэрт сидел на диване, рядом с ним на маленьком столике лежало несколько книг, обложки которых были украшены золоченым орнаментом, а углы окантованы металлом.

— Иди сюда, — нетерпеливо позвал граф, указав место рядом с собой. — Это воспоминания очевидцев тех страшных событий, — объяснил он, указывая на книги.— Это, конечно, копии, но они деланны с оригиналов, что хранятся во дворце, это точные копии слово в слово, я ручаюсь.

Вель с интересом взглянула на страницы.

— Вы что-то узнали? — догадалась она, заметив, как торжествующе блестели глаза Ладуэрта.

Глава 10

— Я изучил хроники тех событий вдоль и поперек, но я не знал, что искать, куда смотреть. Эта засохшая кровь, открыла мне глаза, теперь все стало ясно и понятно. Вот читай здесь, — и граф пальцем ткнул в какие-то строчки. Это было простое перечисление всех лиц королевской крови, что пришли почтить усопшего.

— И, что тут странного, или необычного, — удивилась Вель.

— А то, что среди перечисленных не упоминалось имя младшего сына будущего Правителя страны! Я на это как-то раньше не обратил внимания, тем более, что в других источниках, — граф похлопал рукой по другой книге, — говорится, что он был тяжело болен, упав на охоте с лошади. Теперь понятно, что убийца — он. Как он напал на короля узнать, конечно, не возможно, но он при этом получил сильное ранение, эта кровь явственно говорит об этом!

— Но почему тогда девушка-телохранитель взяла на себя вину? — удивилась Вель. — Она же могла рассказать о том, что случилось, — граф на минуту задумался.

— А может и не могла! У нее же был маленький ребенок, после смерти отца, оставшийся совершенно беззащитным. Что ели ей пригрозили, смертью ребенка, если она не возьмет вину на себя? Все сходится. Я частенько и сам удивлялся, почему не убили ребенка, который, по сути, являлся законным наследником, и мог представлять опасность для правящей семьи. Теперь все сходится. Его оставили в живых в обмен на ее жизнь и полное признание ею вины.

— Бедная девушка! — Вель чуть не плакала, представив, каково было той всходить на эшафот, зная, что она невиновна. Оболганная, несчастная, оставляющая маленького сына. Зная, что жизнь малыша зависит только от честного слова убийцы. — Как это ужасно, что никто, никто не знает, что она невиновна! — не сдержалась Вель. — Как бы мне хотелось, чтобы ее доброе имя было восстановлено.

— Увы, это невозможно. Единственный, кто предположительно знает правду, это сбежавший или пропавший священник, что ее исповедовал перед казнью. Но он давным-давно умер.

Вель вновь вспомнила умершего мужчину, которого нашла тогда в доме, и которого она похоронила в лесу. Она не сомневалась ни секунды, что это был, именно, этот священник об этом говорили и медальон, и другие вещи, что она нашла в сундуке. Что там еще было? Вель напрягла память. Карты, теперь она знала, что непонятные картинки были картами. Также были книги и бумага, и чистая, и исписанная. А, что если...? Вель посмотрела на графа.

— А, что если этот священник записал последние слова казненной девушки? Это вполне возможно, он же не мог не понимать, насколько они важны, — предположила она.

— Доказательством в суде эти записи, конечно, не были бы. Во-первых, сначала надо было бы доказать, что эти записи сделаны тем священником, во-вторых, что это не больные фантазии, сошедшего с ума, а в-третьих, где их искать?

Вель испытующе посмотрела на графа:

— Почему Вы не спрашиваете, откуда у меня этот медальон?

Граф не отвечал. Он поднялся с дивана, подошел к столику, на котором стояло несколько хрустальных графинов, наполненных винами разных сортов, налил себе в бокал из одного из них, полюбовался рубиновым цветом напитка, и только тогда ответил:

— А, зачем? Ведь и так понятно, что этот медальон попал к тебе случайно, — граф внимательно посмотрел на Вель. — Ведь это так и было? Я не ошибся? — поскольку Вель не отвечала, он продолжил. — Если учесть, сколько прошло лет, а за эти годы и рук, через которые прошел этот медальон, то спрашивая тебя, где ты его взяла, я, лишь воскрешу погасшую надежду, узнать, наконец, правду, о том, что тогда случилось... Или ты можешь рассказать мне нечто особенное? — Ладуэрт не спускал с Вель глаз, и как бы он не притворялся, надежда, помимо воли зажглась в его глазах.

— У меня, действительно, есть, что рассказать Вам. Не знаю, поможет или нет мой рассказ в Ваших поисках, но если Вы готовы меня слушать...

— Готов, — быстро перебил ее Ладуэрт, и одним махом выпив вино из бокала, сел рядом с ней.

...Это произошло, примерно, тридцать лет назад. Так получилось, что я оказалась одна в лесу. Никаких поселений не было на много-много миль вокруг. Я брела по лесу и случайно наткнулась на небольшой домик. Когда я зашла в него, то увидела на деревянном топчане мужчину, умершего много-много лет назад. Вот с его груди я и сняла этот медальон, — при этих словах Ладуэрт вздрогнул, но промолчал, не издав, ни звука. — Под топчаном лежал меч и конская сбруя, еще в доме был сундук. В этом сундуке были карты, книги, много листов чистой и исписанной бумаги.

— Что было записано на этих листках? — не выдержал Ладуэрт.

— Не знаю. Я тогда не умела ни читать, ни писать.

— И где же этот дом?

— Он сгорел в лесном пожаре, заставив меня искать другое место для жилья. Я шла-шла, очень долго, наверное, не один месяц, и вышла к домику, в котором была Энели с Тэрином, — едва слышно, закончила она.

Ладуэрт вскочил на ноги. Упоминание имени его жены, было для него сродни тому, как если бы ему в лицо плеснули ледяной водой. Ладуэрт, несомненно, понимал, что его чудовищная жестокость, проявленная к жене, и к самой Вель, легла непреодолимой пропастью между ними. Ему осознавать это было неприятно, Вель это ясно ощущала. В комнате повисло молчание.

Глава 11

— Вель, — твердо сказал Ладуэрт, — я уже объяснил тебе свои поступки и свои действия по отношению к моей жене, второй раз я это повторять не буду. Я чувствовал себя правым тогда, чувствую и сейчас, я знал, что в той ситуации, я являюсь пострадавшей стороной, и я не изменил и не изменю своего мнения, каким бы чудовищем ты меня не считала, — он еще раз взглянул на нее и вдруг сказал с горечью: — Я не горжусь собой! Но ты не знаешь, что ощущаю я, находясь запертым в моем поместье, как тигр в клетке. А ведь я могу много, очень много. Ты не представляешь, как мне противно осознавать, что властью в этом королевстве наделены люди, не способные управлять страной, не способные воспользоваться своей властью. Королевство гибнет, от него осталась только половина, по сравнению с тем временем, когда убили моего прапрадеда. А знаешь, что будет дальше? Сильные соседи разорвут нас и никто не сможет оказать им сопротивление. Армия, уже давно не армия, а кучка почти не боеспособных мародеров. Королева, понимая, что сама не может и не понимает как управлять народом, собрала вокруг себя кучку идиотов, и слушает каждого из них по очереди, постоянно меняя свое мнение, не доводя никакие начинания, реформы, реорганизации до конца, тем самым еще больше истощая казну и людские ресурсы и разоряя страну. А я могу все изменить. Я чувствую в себе силы. Я знаю это, Я уверен., и главное: я имею на это право! Право, которое у меня отобрали.

— Но тогда почему Вы до сих пор ничего не предприняли, чтобы изменить такое положение? — спокойно спросила Вель, хотя ее слова, на самом деле были ужасны, ведь она фактически спрашивала его, почему он до сих пор не развязал гражданскую войну.

Ладуэрт стиснул кулаки.

— И, что было бы дальше? Допустим, я смог бы сесть на трон, но я один. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни племянников. Кто придет после меня? И вот эта бессмысленность всех моих усилий останавливает меня. Знаешь, я не злой человек, и я не получаю наслаждения от чужих страданий, но иногда такая ярость от моего никчемного существования охватывает меня, такой гнев, и нет никакого побудительного мотива пытаться сдержаться, вот тогда... — он не закончил мысль, но Вель и так поняла: в такие самые плохие моменты жизни, он изливает свою ярость на других. Так иногда ведут себя дикие звери, которых долго держат запертыми в тесной клетке, и когда они случайно получают свободу, то убивают всех на своем пути.

В этот момент в библиотеку зашел слуга и куда-то вызвал графа. Вель на несколько минут осталась одна. Она нервно заходила между книжных шкафов, обдумывая свои дальнейшие планы.

Несомненно, граф попросит отвести его к тому сгоревшему дому. Ей придется ехать с ним, без нее же этот дом точно никто не найдет. Дорога будет дальней, займет много времени. Они будут ехать по местам, которые она исходила вдоль и поперек. Сбежать от графа будет проще простого. Вель нетерпеливо потерла руки, план казался вполне осуществимым. Она поможет графу найти бумаги, что она спасла, а на обратном пути сбежит от него. Эти бумаги будут ее платой за побег.

Вскоре Ладуэрт вернулся.

-Вель, а ты можешь, хотя бы приблизительно нарисовать на карте путь, который ты прошла от того сгоревшего дома?

Вель задумалась, потом взяла чистый лист бумаги и поставила крестик, обозначающий дом.

— Ветер, пригнавший огонь, был с востока, значит, я все время шла на восток. На моем пути встретилось озеро. Я вышла почти к тракту, что проходил недалеко от дома, стоящем на перепутье, — граф понимающе кивнул, он понял о каком доме идет речь. — Подойти к дому я не решилась, — Вель не хотела выдавать хозяина, что тогда покормил ее, — и снова ушла в лес. Думаю, если от той усадьбы двигаться на запад, я смогу найти сгоревший дом.

Лицо Ладуэрта сначала очень внимательное, к концу рассказа Вель стало хмурым и даже злым.

— Вель, — тихо сказал Ладуэрт, — если ты решила во время пути сбежать от меня, прошу тебя, не делай этого. Если ты меня бросишь, если ты уйдешь от меня, я не знаю, что сделаю. Ты не представляешь, на что я способен в отчаянии. Я убью страшной, мучительной смертью всех, кто хоть капельку был тебе дорог. Я положу свою жизнь на поиски тебя. И найду, в конце концов, можешь быть в этом уверена. Понимаешь, если ты бросишь меня, я останусь один, вообще один. Вокруг меня нет никого, кому бы я мог довериться, вокруг меня нет никого, кому бы мне хотелось доверять. Вель, я знаю и помню, что я тебе сделал. Это нельзя никак уже исправить, это никак нельзя изменить. Но поверь мне, больше такого не случится. Я смогу сдерживать себя в минуты ярости, я это сделаю ради тебя. Я не прошу от тебя ни клятв, ни уверений, что ты меня не бросишь, хотя я полностью уверен, что именно это ты и решила сделать.

Вель молчала, не зная, что ответить. Такие прямые, откровенные слава Ладуэрта застали ее врасплох, а он, заметив ее сомнения, стал говорить с еще большей убежденностью:

-Вель, ты чужая в нашем мире. Ты совсем одна. Куда ты пойдешь? Снова будешь скитаться? Я предлагаю тебе стать моей женой, моей подругой, моим другом, а если твое отвращение ко мне исчезнет, то и возлюбленной. Вель, кроме тебя мне не нужна больше никакая другая женщина, клянусь! Но и это не все. Я пошлю людей, чтобы они собирали сведения о твоем народе. И когда я умру, ты будешь знать, куда тебе возвращаться, — голос графа дрогнул. — Вель, неужели из своей бесконечной жизни ты не можешь подарить мне несколько десятилетий, чтоб провести их рядом со мной?

Вель молчала, окончательно сбитая с толку. От таких слов Ладуэрта она растерялась, совсем растерялась, и поэтому поступила так же, как многие другие до нее. Она отложила свое решение "на потом", искренне надеясь, что обстоятельства сами подскажут, как ей поступить, но в самой-самой глубине души, отчетливо понимая, что выбора у нее нет.

Часть 4

Глава 1

Сборы были настолько быстрыми, что даже Вель, очень легкая на подъем, этому удивилась. Еще больше она удивилась, насколько продумано были собраны вещи, создавая максимальный комфорт и возможность для отдыха. Вель казалось, что она с трудом сможет отыскать дорогу, но это было не так. Она вела отряд точно по своему следу, находила места своих стоянок, места, где она разжигала костер и готовила пищу, но это было потом. Сначала отряд двинулся к дому-крепости Селиссии, Вель помнила, что недалеко от него она спрятала в дупле меч и некоторые свои вещи. Меч она хотела показать Ладуэрту, возможно на нем сохранилось клеймо мастера, или еще какие-нибудь отличительные признаки, по которым Ладуэрт смог бы определить, кому этот меч принадлежал.

Ладуэрт потребовал, чтобы Вель держалась рядом с ним. Так они и ехали: Вель с Ладуэртом в окружении всадников, в центре колонны, две служанки, обслуга и полтора десятка лошадей, груженных необходимыми вещами, завершали кавалькаду. Вель считала, что повозки проехать по лесу не смогут, граф согласился с ней, поэтому все ехали верхом, ведя на поводу навьюченных лошадей.

Дорога была и легкой, и тяжелой одновременно. Легко переносилисись обычные походные трудности, а тяжело Вель было потому, что она осознала насколько сложно противостоять искушениям, когда тебя соблазняет умный, успешный, привлекательный мужчина, обладающий богатым опытом в делах подобного рода, к тому же совершенно не скрывающий своих намерений. Он постоянно следил за Вель. Хотя, нет, следил не подходящее слово, оно не отображает то пристальное и в то же время ненавязчивое внимание, с каким он наблюдал за ней, изучая ее вкусы, ее желания, ее пристрастия.

Она не понимала, как он догадался, что она предпочитает мед диких пчел с легкой горчинкой, и каким-то особым ароматом, меду с пасек, который казался ей слишком приторно-сладким. Поэтому очень удивилась, когда на второй день, ей подали мед диких пчел. Она только глянула на Ладуэрта и быстро отвернулась заметив его довольную улыбку, вызванную ее изумлением.

Как он догадался, что она привыкла к не соленой пищи, и с трудом ела привычную для окружающих еду, но только ей стали подавать блюда, присоленные самую малость.

Как он догадался, что она не любит сорванные цветы, в глубине души считая, что это несправедливо убивать растения только потому, что они красивы, но только он перестал ее заваливать букетами цветов и стал дарить украшения и другие приятные вещицы.