Часть вторая

      Да и хрен с ней, главное — результат.

      Ведь так?

* * *

*

      — Так! Опять в рабочее время пьете?

      Начальник влетел в палату номер шесть и встал столбом. Сводчатая комната поражала непривычной чистотой. За отмытым до блеска столом, за скатертью — старший следователь даже глаза протер! — чинно разместились Уршиер, Сигурд и Носхорн, в окружении соседей из пятой палаты Кенунгарда и седьмой палаты Охромейна.

      Посреди стола парил большой округлый заварник. Перед каждым сыщиком стояло блюдечко, на блюдечке чашечка, слева от прибора горбатилась десертная ложечка. Носхорн, как единственный за столом аристократ “старого рода”, учил новичков правильно держать чашечку — ага, мизинец отставить, не нужно сгребать в горсть, как жалованье. И не надо так давить. Чашка не сиська, может и треснуть...

      Розетки с маслом и вареньем старший следователь уже не разглядывал.

      — Ох.. Охренели, служивые? Где бабы?!!! Куда вы их запрятали? Ни за что не поверю, что три бригады оперативников будут возиться с фарфором и скатертями просто так!

      Сигурд поднял брови:

      — Смотри-ка, точно по книге.

      Кенунгард толкнул соседа:

      — Двадцатка моя!

      Охромейн потащил из кармана горсть монет, расстался с ними, вздыхая:

      — Даранг угадал, да...

      В полном ошеломлении начальник опустился на предупредительно подвинутый Уршиером стул.

      Кенунгард согласился:

      — Работник из него был так себе. А вот эти моменты он чувствовал...

      — Может, из него хороший театральный комик вышел бы, — вздохнул и Носхорн. Сигурд фыркнул:

      — Сейчас договоримся до того, что он и детей любил.

      — Кто знает? — пожал плечами гость из пятой комнаты, а гость из седьмой рассудительно добавил:

      — Да теперь-то что угодно хорошее и доброе можно в нем открыть. Только поздно.

      — Так это у вас такие поминки по Дарангу? Чай? В чашках точно чай? Не глинтвейн? Не горячее пиво с перцем?

      — Чай, — специально обученный новичок уже налил чашку, подвинул начальнику. Пока тот дул на горячее, Сигурд заговорил:

      — Ваша проницательность не дала сбоя. Мы действительно не стали бы возиться с фарфором просто так. Даранг предложил подшутить над вами.

      — Надо мной? — старший следователь сам удивился, насколько вяло прозвучали его слова.

      — Именно. Сервиз на дюжину персон сам Даранг и принес. Носхорн показал, как что расставить и разложить. Чай нам девки заварили, в заведении “Малина красная”, когда мы ходили с опросом свидетелей.

      — А... — припомнил и командир, — но сам-то Даранг убит!

      — Ну да, — спокойно сказал Сигурд, наливая чай и себе. — Мы собирались помянуть его по-мужски. К слову, господин старший следователь, вечер еще только начинается. Не исключено, что все еще впереди... Но тут возникло некое обстоятельство. Барон, расскажите.

      Носхорн отодвинул звякнувшие приборы:

      — Выжившие стражники показали, что Даранг погиб в поединке. Чистая дуэль, меч-в-меч. И Чужой что-то написал потом в той книжке... Ну, книжка Чужого, из которой Даранг вообще вычитал шутку с чаем.

      — Книжка Даранга, которая книжка Чужого, в которой написал Чужой — что за галиматья, барон?

      — Даранг нарвался на сочинителя! — сообразил Кенунгард. Охромейн добавил:

      — Зря он в прошлый раз обещал ответить своей шпагой!

      Уршиер молча налил еще чашку. Сигурд продолжил:

      — Даранг везде носился с этой книжкой, стихи читал оттуда. Ведь и правда, когда зарубили капитана Огре, два года назад, жертва и убийца обменялись стихами. Даранг есть-пить не мог, так его романтикой пробирало.

      — Идеалисты погибают первыми, — проворчал старший следователь. — А чай-то здесь причем?

      — Да шутка такая. Собраться всем при полном параде, в чистом. И чинно, по этикету, попить именно что чаю с тортом. А начальство пусть офигевает и подвох ищет. А нет подвоха! И ведь, господин старший следователь...

      — Договаривай уже... Змей!

      — Ваше первое восклицание...

      — Про баб-с, — уточнил Носхорн, лыбясь во все тридцать два.

      — Точно как в анекдоте. Воплощение шутки в реальность. — Сигурд опять наполнил чашку из пузатого заварника. Поднял, глянул сквозь пар на свечки по стенам:

      — Дарангу бы понравилось. Вот мы и решили: чем тупо напиваться и орать, каким он парнем был; а продолжим-ка мы его игру.

      Некоторое время старший следователь молчал. Выпил чай, звякнул чашкой о блюдечко. Спросил:

      — Ну ладно. Значит, Даранг получил автограф. Жаль только, что посмертно. А что ему написал Колобок?

      Сигурд поднялся, прошел в угол, звякнул ключами, проскрипел дверцей сейфа. Наконец, хлопнул о стол пухлой книжкой в донельзя обтрепанной обложке. Старший следователь раскрыл том на закладке и прочитал вот что:

      “

      Я украл твое имя

      У меня своих нету

      Я взломал двери в лето

      И скрылся за ними

      

      Я взял твою рифму

      Хорошо легла в руку

      Как почувствую скуку

      Так прибью ее, суку

      

      Я взял твою песню

      Свою не придумал

      Тебе еще интересно

      Куда я ее сунул?

      

      Я подобранной рифмой

      Приколачивал память

      За чужие куплеты

      И меня стали славить

      

      Я не выдумал буквы

      Я не изобрел гвозди

      Рвал готовую клюкву

      Прямо с дерева, с грозди

      Подбирая запчасти

      Я ушами не хлопал...

      Да не сложиться “СЧАСТЬЕ”

      Из кубиков “Ж”,”О”,”П”,”А”...

      “

      Бурый цвет, кривые строки, пляшущий почерк — и правда, ведь не носит Е*ун-Колобок еще и чернильницу; вот он, полевой Устав, написанный кровью великовозрастного идиота, въяве и вживе... Дарангу бы такая романтика понравилась; но старшего следователя при виде подобного неуважения к смерти прямо скрутило.

      — Стихи, значит? — зарычал старший следователь. — Чувства? Этикет, млядь?! Главное — результат!

      Поднялся, толкнув стол — чашечки зазвенели. Старший следователь рявкнул:

      — Теперь уже всем похрен, что с нашей стороны был напыщенный болван! Это додуматься: сеть руками нести! Да... Да девки из этой вашей “Красной малины”! Да их боевитые горничные справились бы лучше! Нет копий, так надеть сеть на швабры и нести перед собой, хрен бы перепрыгнул... Вы же знали, что Даранг олень, куда смотрели?

      — Кто мог подумать, что до такой степени олень, — возразил Сигурд. — Я спросил: сколько берешь людей? Он сказал: шестерых, и сеть с вплетенной проволокой. Ну, думаю, раз он побеспокоился, чтобы сеть нельзя было перерубить, так, наверное, и про другое подумал.

      Носхорн прибавил:

      — Не мальчик. А у нас и своих дел полно. Только что от “Егерей” посыльный приходил, справлялся про дело у кафе. Ну, когда красно-синего зарубили на глазах обоих “Охотников”.

      — И чего, — прищурился начальник, — тоже на Е**чего Колобка списали? Может, сразу всю сводку за полгода на него повесим?

      Кенунгард ухмыльнулся:

      — Отличная мысль! Ослое*ов хоть сейчас отдам. Ну, секту зоофилов, что накрыли в конце лета на мельнице...

      Барон переставил чашки по столу, нахмурился:

      — Господин старший следователь, господа сыщики. Я бы настоятельно просил не называть нашего противника так пренебрежительно. Даранг уже недооценил его.

      — Прах покрой! — нахмурился и Змей. — Барон, вы исключительно точно подметили. Мы своими руками создаем этому сукиному сыну репутацию. Уже до всех, кого положено, дошло, что капитана Огре зарезали пьяным...

      — Неудивительно, — кивнул Охромейн, — за два года кто-то да проболтался.

      — Возле стадиона, в день турнира, когда погиб старший дознаватель, — продолжил Змей, — ну, ваш предшественник...

      Начальник поморщился:

      — Помню.

      — Там Чужой всего только раз и рубанул, новобранцы его испугались, дали уйти. С фартовыми тоже не поединки были, не сражения, а именно что подготовленные убийства.

      Старший следователь тоже соображал быстро:

      — Даранг погиб в честном поединке. А, при всей своей глупости, того же барона Даранг успел задеть первым, я-то помню прошлую стычку прямо под окнами кабинета. Значит, как фехтовальщик, этот Чужой уже кое-что!

      Носхорн кивнул:

      — Кое-что, но не более. А молва сделает из него великого мастера. С Дарангом порублено шесть стражников, двое насмерть. Никто не примет во внимание, что это было отребье, нанятое за медные деньги, потому что все толковые рубаки от невыплаты жалованья разбежались по частным армиям. Скажут: один против семерых!

      — Никто не будет разбирать ошибки Даранга, — прибавил Сигурд. — Вот нахрена они вообще вынесли эту сеть, как покойника, еще бы с музыкой шли! Что мешало подождать, пока Чужой подойдет к арке? Накинуть сеть сверху, пока он будет распутываться, коленом на спину, и в шею иглу с отваром этой новомодной ерунды, как ее... Манцениллы, вот. Шесть вдохов — и спокойный глубокий сон, унесите пудинг.

      — Задним умом все стратеги. — Носхорн повторил фразу командира:

      — Главное: результат! А результат вот. Объект нашей охоты уложил на месте всю поисковую партию. Как ему там повезло, кому он в деле жопу лизал, какому богу молился — никто не будет разбираться! Победу действительно ничто не заменит...

      — С другой стороны, — вмешался Охромейн, — мастеру проиграть не так позорно, согласитесь? Лучше пусть хвалят мастера, чем склоняют глупость нашего убитого товарища, а с ней и наше небрежение.

      Старший следователь вздохнул:

      — И, зная вот это вот все, вы решили под**бнуть непосредственного начальника? Вместо уместной скорби по пострадавшим? И кто вы после этого?

      — Люди, — просто сказал Сигурд. — Живые люди. Дарангу все равно, а нам надо жить дальше. По каждому плакать, никаких слез не хватит. Не вы ли говорили мне то же самое, в первый год моей здешней службы?

      — Выучил на свою голову. Что же... Барон?

      — Слушаю.

      — Ваши знания этикета ведь не ограничиваются столовыми приборами?

      — Разумеется.

      — Помогите-ка мне составить вежливое письмо для госпожи Куроме.

* * *

*

      — Письмо для госпожи Куроме!

      Вал отмерил мальчишке с почты пару медяков:

      — Благодарю, свободен.

      Прошел коротким коридором, постучал в полированную дверь:

      — Эй, тебе письмо!

      За дверью зашуршало. Створка приоткрылась, выглянула заспанная девушка:

      — Давай... Хм... Погоди, я сейчас.

      Моряк огляделся. Большой дом Эсдес, где теперь обитали остатки “Охотников”, заслуживал внимательного рассмотрения и восхищения. Вал не один раз собирался спросить: Эсдес осознанно выбирала картины, статуи, высокие вазы, накладную резьбу, чеканные и литые ручки дверей, мебель из полированного ореха — или просто въехала в особняк угасшего рода, не занимаясь ни обстановкой, ни отделкой? Парень видел, что убирать и содержать подобное здание не проще, чем поддерживать на плаву небольшой трехмачтовик. По крайней мере, людей необходимо столько же... Но всякий раз Вал опасался вывести отношения с генералом за рамки строгой традиции “учитель-ученик”. Моряк плохо представлял, как без подсказок обычая обходиться с настолько сильным и непредсказуемым партнером.

      До сих пор Эсдес проигрывала только “Ночному Рейду”. Северян она утихомирила походя, а на рыцарей навела такой ужас, что те объявили синие волосы — как и розовые — признаком потустороннего существа. После двух подряд провальных набегов западники озверели окончательно, провозгласив священный поход на Империю Зла. Настоятель Истинной Веры Чистой Земли открыл для западных рыцарей Пыльные Ворота. Армия вторжения без помех перешла долину, с налету взяла крепость Алмазный Брод — там никто не ожидал появления противника восточнее хребта. Крепость Громкий Камень оказалась бдительнее, и успела затворить ворота, но всю местность от границы до нее теперь беспощадно грабили. Западные короли не слишком верили в долгосрочный успех, и потому гнали к себе мастеров и просто здоровых работников десятками тысяч; увозили оборудование стекольных мануфактур, литейных и прокатных цехов, механических мастерских; выгребали зерно, поковки, слитки, выдержанный лес, уголь; что не могли увезти — без малейшей жалости уничтожали. Вал еще не знал, что сейчас — когда он ждет напарницу и размышляет, стоит ли откровенничать с командиром — крепость Громкий Камень отбивает последний приступ, и терпит при этом поражение. Крепости отчаянно не хватало умелого управления и воинской силы генерала Будоу. А не хватало потому, что генерала Будоу метким выстрелом уложила Мейн — в то злополучное утро, когда “Рейд” пришел за своими прямо в казематы дворца, в самый центр Столичного Региона.