🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

— Эрика, вы спите?

Принцесса разом расслабилась и опустила плечи, в визите её жениха ничего угрожающего не было.

— А, это вы! Сейчас открою.

Огляделась, убеждаясь, что один её гость успел исчезнуть, и торопливо впустила другого. Аксель перешагнул порог и заполнил собой комнату, которая сразу стала казаться маленькой. В руках он держал ярко-красный тропический цветок, названия которого Многоликий не знал. Принцесса притворила дверь, в замешательстве окинула взглядом пришедшего и вдруг всплеснула руками:

— Ох, Аксель! Вы ждали меня в оранжерее и не дождались! Не понимаю, как я могла забыть?..

— И я не понимаю, — сердито ответил он. — Как будто вам нет дела до того, что ваш отец назначил свадьбу через месяц...

— Простите меня, Аксель, — Принцесса потянула его за рукав, отодвигая подальше от двери. — Но если кто-то видел, как вы шли ко мне в такой час, свадьбу, боюсь, придётся устроить завтра.

— Никто меня не видел, сударыня. Я попал в вашу башню через галерею на втором этаже, стражники у входа меня не заметили...

— А если бы вам открыла горничная?

— Я сказал бы ей, что хочу пожелать вам доброй ночи и вручить это.

Аксель протянул Принцессе цветок, наверняка сорванный в оранжерее. Эрика пристроила подношение в вазу, где уже стояли другие цветы — точно такие же, какие были в её волосах, когда она в первый раз пришла в подземелье. Их названия Феликс не знал, но зато знал, что от их лёгкого и нежного запаха отныне у него всегда будет тоскливо сосать под ложечкой.

Принцесса усадила жениха на диван, так что теперь Многоликий-мышь видел только его ноги в щёгольских светлых брюках и начищенных ботинках, села на стул перед ним и поинтересовалась:

— Как вы вообще меня нашли?

— Его величество показывал мне Замок в день, когда я приехал. Сказал, вот одна из самых старых построек — раньше её называли Башней Серафимов, а теперь это Башня Наследницы.

От слов 'Башня Серафимов' мышиное сердечко, и без того частившее, заполошно зашлось. Наследство Ирсоль спрятано где-то здесь? Неужели?! Феликс как будто снова оказался в гостиной предателя Пинкуса — поражённый, трепещущий, потерявший разум от близости того, о чём мечтал с детства. 'Ну нет! — тут же осадил он себя. — Провались оно, это Наследство! Второй раз на ту же удочку я не попадусь!' Происходящее в гостиной Эрики вновь завладело его вниманием.

— Аксель, вы, наверное, решили, что я обманула вас и сговорилась с отцом, чтобы он ускорил свадьбу... — оправдывающимся тоном начала Принцесса.

— Я надеялся, что это не так, — проворчал Аксель.

— Конечно, это не так! Просто я только что узнала ужасную вещь и забыла обо всём на свете...

— Какую вещь, Эрика?

— Погодите... потом. Сначала о свадьбе. Вы сказали, что знаете, как можно её отложить...

— Не то чтобы знаю, но кое-какие мысли у меня есть.

— Рассказывайте, — она улыбнулась ему, доброжелательно, но очень грустно.

— Да-да... рассказываю, — судя по голосу, принц тоже улыбнулся и откинул подозрения. — У нас в Империи сезон свадеб длится полгода, от Осеннего до Весеннего равноденствия, в остальные месяцы устраивать свадьбы не принято...

— Это очень древняя традиция, — кивнула девушка, — в Ингрии её тоже не забыли, но, правда, в последние годы соблюдают не слишком строго.

— Но ведь соблюдают, и вам о ней давно известно, верно?

— Верно.

— Эрика! До весеннего равноденствия всего два месяца — не так и долго нам с вами нужно продержаться! Будем тянуть время. Завтра я скажу вашему отцу, что мой отец обидится, если дату свадьбы назначат до того, как он познакомится с моей невестой. А вы скажете Королю, что не хотите ударить в грязь лицом перед будущим свёкром и должны подготовиться к поездке. Недели две мы так с вами выгадаем. Потом поедем в Икониум, как и собирались. Свадьбу назначат на самый конец сезона... А поскольку после неё мне придётся навсегда переехать в Ингрию, оставшийся месяц мы с вами будем путешествовать по Империи. Одна из моих сестёр составит нам компанию, чтобы соблюсти приличия...

— И что же дальше? — спросила Эрика скорее вежливо, чем заинтересованно.

— Дальше? Я заболею. Подхвачу бронхит, буду лежать в постели и душераздирающе кашлять! Имею в виду, я симулирую болезнь.

Она усмехнулась:

— Думаете, вам удастся обмануть императорских врачей?

— Ни в коем случае! Но в заполярье они за нами не поедут, — ответил он с энтузиазмом. — На это я и рассчитываю! Вернуться к свадьбе мы не успеем, а переносу её на следующий месяц воспротивитесь уже вы... Будете твердить, что сочетаться браком после Весеннего равноденствия — дурная примета. Если всё это время мы будем вести себя, как примерные жених и невеста, вас послушают — и согласятся назначить свадьбу на осень.

Принц замолчал, Эрика — с непроницаемым выражением лица — молчала тоже. План был бы неплох, подумал Многоликий, не будь она заперта в Замке, как в клетке, и не задумай её родственнички выставить её отцеубийцей.

— Что скажете, принцесса? — спросил, наконец, Аксель.

— Скажу, что это был бы хороший план... если бы не два обстоятельства, — глядя в сторону, ответила Эрика. — С одним из них я живу полжизни, о втором узнала нынче вечером.

— Что за обстоятельства? — её собеседник, переставив ноги, подался вперёд, диван под ним скрипнул.

Эрика нахмурилась, потёрла лоб, тяжело вздохнула, решаясь, и начала с главного:

— Нынче вечером я узнала, что мой брат, моя мачеха и Придворный Маг задумали убить моего отца...

Она коротко и сухо, но с безжалостной ясностью объяснила, в чём заключается заговор. 'Молодец девочка, — восхитился Многоликий. — Никакой истерики, только факты!' Не видя лица принца, Феликс мог лишь гадать, как тот реагирует — доносившиеся возгласы свидетельствовали, что Аксель не верит своим ушам.

— Теперь вы знаете, как обстоят дела, — заключила Принцесса. — Мне кажется, для вас сейчас самое правильное — расторгнуть нашу помолвку, иначе и вас тоже замажут в грязи. И отец будет в безопасности — до тех пор, пока в Замке не появится... мой новый жених. Правда, боюсь, он появится очень скоро, — добавила она со вздохом.

— Расторгнуть помолвку?! Что вы!!! — ужаснулся Аксель. — Я-то к своей новой невесте поеду тогда прямо от вас, и от свадьбы через месяц мне будет уже не отвертеться... А значит, я никогда в жизни больше не увижу Аниту...

И столько было страсти в его словах, что Многоликий больше не сомневался: этот парень искренен. Он, действительно, заинтересован в том, чтобы сохранить нынешнюю парадоксальную ситуацию: уверен, что помолвка с одной девушкой — его единственный шанс остаться вместе с другой.

— Но, Эрика, почему вы не рассказали о том, что узнали, своему отцу? — задал резонный вопрос принц.

В ответ прозвучало сакраментальное:

— Он мне не верит. Он думает, я стремлюсь опорочить Ингрид в его глазах.

— Послушайте! Его величеству, быть может, просто наплевать, изменяет ему жена или нет... вот он и не хочет ничего выяснять. Но с убийствами не шутят!

Принцесса горестно взмахнула рукой:

— Аксель, его убьют раньше, чем он разберётся, вру я или нет. Я скажу Олафу, это начальник нашей Охранной службы... он доверяет мне больше, чем отец. Но потом...

— Я понял, — обрадовался принц. — Вам нужно срочно уехать куда-нибудь без отца! Короля никто не тронет, пока не будет возможности свалить на вас убийство. Так едемте вместе. Возьмём с собой какую-нибудь из ваших подруг или родственниц. Я давно мечтал побывать на...

— У меня нет подруг, — перебила Эрика, — и я никуда не могу поехать без папы.

— Почему не можете?!

— Потому что есть то самое обстоятельство, с которым я живу полжизни. Назовём его 'проклятием Тангрис'...

В ту же секунду Многоликий принял решение. Он выскочил из-за ножки дивана, перебежал на свободное место, чтобы в этот раз ничего не опрокинуть, и вернул себе человеческий облик. Эрика и её мнимый жених вздрогнули, Аксель попытался было встать, но она удержала его за руку и прошептала одними губами: 'Молчите!'

— Ваше высочество, полагаю, мне известно, как это проклятие снять, — хриплым голосом сказал Феликс.

Изумлённый принц рассматривал его во все глаза — ясное дело, помятый вид и арестантский наряд Многоликого не остались незамеченными. Оборотень подозревал, что его лицо сыну Джердона знакомо — что-то, похожее на узнавание, во взгляде Акселя, в самом деле, промелькнуло.

— Это ваш возлюбленный, Эрика? — спросил он возбуждённым шёпотом.

— Нет, это просто мой гость, — быстро ответила Принцесса.

— Верно, я просто гость, — подтвердил Феликс.

Следует отдать Акселю должное: ему хватило нескольких секунд, чтобы перейти от растерянности к пониманию — за это время в его голове сложилась картина случившегося, по-видимому, очень похожая на реальную. Он откинулся на диване, скрестил руки на груди и произнёс с мимолётной улыбкой, которой неожиданно напомнил Императора:

— Ничего другого мне и не нужно знать, не так ли? А то, мало ли, начнут задавать вопросы...

Многоликий промолчал, Эрика неопределённо повела плечом, едва прикрытым перламутрово-серым атласом вечернего платья. Аксель, став серьёзным и задумчивым, посматривал то на одного, то на другого и ожидал продолжения. Короткую паузу нарушил Феликс:

— Ваше высочество, вы совершенно правы: принцесса Эрика должна как можно быстрее уехать отсюда вместе с вами, но без своего отца, — обратился он к принцу. — Но беда в том, что она с детства уверена: за воротами Замка её ждёт смерть, единственное спасение от которой — магическая защита Короны. И смерть эту нашлёт на неё волшебница Тангрис...

— Но ведь так оно и есть! — вскинулась девушка. — Я же объяснила вам, что Мангана тут ни при чём!

— Тангрис? — Аксель нахмурился. — Я слышал такое имя. Она ведь из наших, имперских магов? Но она...

— ...Не убийца! — подхватил Феликс. — Именно об этом я и говорил недавно её высочеству.

Эрика сжала губы.

— У вас есть лупа? — спросил у неё Многоликий.

— Лупа? — удивилась Принцесса. — Возможно. Я поищу...

Она поднялась и, шелестя платьем и сердито стуча каблучками, ушла в кабинет, но вскоре вернулась с большой круглой лупой в бронзовой старинной оправе. Подала её Феликсу:

— Вот, держите, — и снова села на стул, очень прямая и очень бледная.

Глаза у неё были, как два омута тревоги. Аксель, ни говоря ни слова и не меняя позы, наблюдал за происходящим со своего дивана. Многоликий шагнул к ней и попросил со всей мягкостью, на какую был способен:

— Дайте руку, ваше высочество.

Эрика протянула ему правую руку, отягощённую помолвочным перстнем.

— Не эту... другую.

Кажется, она начала догадываться, к чему он клонит, потому что стала ещё бледнее. Видно было, как лихорадочно бьётся у неё на виске голубая жилка. Феликс бережно взял холодную напряжённую кисть, подавляя искушение согреть дыханием, перецеловать каждый пальчик, и прикоснулся к ажурному платиновому браслету на запястье.

— Откуда он у вас, ваше высочество?

— Папа подарил, — сглотнув, ответила девушка. — На одиннадцатилетие.

— Вы хоть раз его снимали?

— Нет... никогда. Это мой талисман.

— Попробуйте снять?

Браслет, как будто не слишком плотно охвативший хрупкое запястье, двигаться дальше косточки, однако, не захотел.

— В одиннадцать лет мои руки были гораздо тоньше, — неуверенным тоном пояснила Эрика.

— Ну да, — Феликс перевернул её ладонь внутренней стороной вверх. — А рассматривать его вы пробовали?

— Конечно. Я люблю его... удивительно тонкая работа.

— Но ведь не в лупу, не так ли?

Многоликий исследовал браслет кончиками пальцев. Подушечки так и кололо магией, и даже свечение было, правда, очень слабое, сливающееся по цвету с цветом её кожи. Наверное, девочка ещё не умела распознавать магические вещи, когда её заковали в этот наручник... а потом так к нему привыкла, что ничего необычного уже не замечала. Обнаружив самую активную точку, Феликс навёл на неё лупу.

— Видите, ваше высочество?..

Принцесса склонила голову и всмотрелась:

— Клеймо мастера — что тут такого?

— А на этом клейме...

— Камыш и стрелы! — ахнула она.

Вырвала руку и прижала её к груди, губы у неё задрожали, тревога в глазах сменилась чистейшей, горчайшей болью обиженного ребёнка, и боль эта была готова сию секунду расплескаться слезами.

— Папа, — прошептала она, — Силы Небесные, папа...

Аксель вскочил и бросился к ней:

— Камыш и стрелы? Что это значит?!

— Это значит, что браслет магический, — пояснил Феликс. — И снять его можно только одним способом — при помощи его собственного ключа. Её высочество говорила, что Мангана не умеет наводить чары на расстоянии, ему непременно нужно цеплять их на какой-то предмет...

Эрика закивала. Из глаз потекли слёзы, которые она вытерла досадливым движением.

— Они придумали это вместе, да, вместе? Отец и Придворный Маг? Чтобы я сидела на привязи и не своевольничала, как мама?

— Может быть, они просто заботились о вашей безопасности? — предположил Многоликий, хотя и сам не верил в то, что говорил.

— Раньше я думал, что Император — самый деспотичный отец Континента, — с высоты своего роста бухнул Аксель, — но теперь...

'Молчите!' — одними губами предупредил его Феликс, но было поздно: Эрика расплакалась в голос и убежала в спальню.

Мужчины проводили бедняжку взглядами, ни тот, ни другой не решились последовать за ней, чтобы утешить.

— Как же теперь быть? — с виноватым видом спросил Аксель.

— Снять браслет, — пожал плечами Феликс. — Я ведь говорил, что знаю, как это сделать...

— Но ключ?..

— Это не ваша забота. Главное, увезите её отсюда, ваше высочество. Завтра же. Она придёт к Королю без браслета, скажет, что обо всём догадалась и сама сумела избавиться от 'подарка'. Скажет, что уже взрослая и отныне защищать её будете вы... они, наверное, поссорятся после этого, но тем проще — папаша откажется с вами ехать и останется дома.

— Разумеется, я увезу её, — вздохнул принц.

Стало тихо. Из спальни не доносилось ни звука; Эрика, если и продолжала плакать, всхлипывать себе не позволяла. Вскоре она появилась на пороге, окинула гостей печальным синим взором и набрала воздуху, намереваясь что-то сказать.

— Я принесу вам ключ, обещаю! — опередил её Феликс.

Глава седьмая,

в которой Многоликий возвращает долг,

Принцесса принимает спонтанное решение,

Придворный Маг делает, что ему положено,

а принц Аксель даёт волю своему авантюризму

Эрике казалось, уже глубокая ночь, так много всего случилось с тех пор, как закончился приём. Однако, когда начали бить замковые часы, она насчитала всего десять ударов — и удивилась бы, если бы сейчас ей было, чем удивляться. Но она была вся, до краёв, наполнена обидой на отца, перемешанной с тревогой и страхом. 'Как он мог... как он мог...' — шептала девушка, не находя себе места ни в буквальном, ни в переносном смысле слова. Браслет жёг запястье. Подумать только, отец сам, по доброй воле заставил её пережить те минуты, память о которых липким кошмаром тянулась за ней через годы! Эрика рада была бы свалить вину на Мангану, убедить себя, что тот обманул Короля, подсунув ему магическое украшение вместо обычного — но у неё не получалось. Слишком уж хорошо она помнила момент, когда отец вручал ей 'талисман', помнила интонации и выражение глаз Короля, несвойственную ему нежность слов и прикосновений. Теперь-то она ясно видела: он отлично понимал, что делает!