Легенда о вольном купце

Из глаз леди Алакез текли слезы, но она их не замечала. И говорила. Человека лучше иногда оставить наедине со своей печалью — я действительно не знал, чем я могу ей помочь. Разве что разыскать Марианну — в том случае, если она еще жива.

— Я ухожу, леди Ллаи. Навещу вашего мужа. Не горюйте — если отыскались ее вещи, значит, возможно, где-то есть и Мари. Жива и невредима, — обнадежил я ее. Она кивнула, пальцем смахнув слезу со щеки:

— Спасибо вам, мастер Рихард.

— Сделаю все возможное, леди. Спасибо за гостеприимство, — я поклонился и, нахлобучив шляпу, направился к выходу. Уходя, я украдкой бросил взгляд на портрет, висевший на стене. Молодая рыжеволосая девушка, с несколько дисгармоничным лицом за счет выступающего подбородка, придающего ей упрямое выражение.

В горле стоял ком, и уже на улице я хорошенько прокашлялся.

— Берем на себя обязательства, которые могли бы и не брать? — хмуро спросил йрвай, ковыряя сапогом мостовую. Я развел руками:

— Ты знаешь путь, по которому можно пойти как-то иначе и не считать себя впоследствии мешком с дерьмом?

— Дерьмовый мешок с дерьмом, — пробасил саррус, опираясь на рукоять секиры. — Метко сказано.

— Пять дерьмовых мешков с дерьмом в глотку тому, кто заварил эту историю, — добавил Локстед. Я завершил этот кулинарный перечень:

— И тухлую крысу на закуску. Идем в университет. Для таких олухов, как мы с тобой, Локстед, это единственный шанс попасть в магическое учебное заведение.

Глава 11. В которой мы во что-то вступаем.

Университет, как и сама Коллегия, находился на другом берегу Жемчужной. Если посмотреть на карту города и прочертить крест с линиями, соответствующими сторонам света, легко заметить, что оба учреждения расположены на северной планке. Имеет ли это какое-то значение для магов, я сказать затрудняюсь — до сих пор не свел знакомство ни с кем, обладающим реальным магическим даром.

Шпили главной обители магов можно заметить с любой более-менее открытой точки огромного города, но сама Коллегия находится на закрытой территории. Университет же, напротив, открыт. Его окружает ряд трех— и четырехэтажных общежитий, в итоге несколько не слишком больших зданий самого учебного заведения занимают целый квартал. Комнаты, как и в наших общежитиях, снимают не слишком опасающиеся студенческой жизни граждане, составляющие едва ли не половину всего населения кампуса.

Поэтому народа там всегда полно. Существуют две собственные таверны в центре и на юго-западе квартала, в которых ассортимент ничуть не отличается от точно таких же в четверти версты отсюда, однако стоит каждое наименование в полтора раза больше. Сверив цены на уличной вывеске, я мысленно усмехнулся деловой хватке людей, которые занимались этим бизнесом. Ну, как бизнесом — спекуляцией. Выручка в пятьдесят процентов чистыми — это очень даже симпатично.

Многие из дорожек, мощеных круглым камнем розоватого цвета, безнадежно заросли травой — а по диагонали от них были протоптаны новые, гораздо более практичные. По ним то и дело сновал народ с сумками, кожаными толстобокими портфелями и круглыми чехлами, чем-то напоминавшими одновременно студенческий тубус и какое-то сложное оборудование — но, при ближайшем рассмотрении, ни тем, ни другим не являющимися.

Иногда степенно следовали ученые мужи и дамы, отличавшиеся строгим соблюдением местных норм — каждый преподаватель или служащий Университета был одет во фрак темно-синего цвета с золотистым кантом на воротнике. Мужчины предпочитали надевать черные или темно-синие брюки, женщины же, у которых длина фалд, свешивающихся сзади, была несколько больше, а сами острые языки темно-синей ткани — тоньше, носили просторные юбки до середины голени и мягкие ботфорты. Странным образом это все сочеталось, и было приятно глазу.

— Дают, — выразил свое обычное восхищение Анатоль, оглядывая здания из красного кирпича, лавки по бокам дорог и людей на них. Ни один из них не носил оружия, но иногда в человеческом потоке проскакивала синяя форма с золотыми пуговицами — патрули Имперской гвардии. Вдобавок на каждом полицейском были гротескного вида черные кожаные наплечники с черной перевязью, на которой у бедра висел небольшой металлический щиток. Вероятно, какие-то предосторожности против буйных магических студентов.

— Летом их, наверное, не так много, — предположил я, невольно восхищаясь масштабами организации. Здесь, наверное, были собраны все народности Грайрува, да и мира Кихча заодно.

— Почему? — спросил саррус, оглядываясь на меня. Он шел впереди, раздвигая прохожих, словно льдины. Ледокол 'Анатоль', мощность — около полудюжины лошадей, если прикинуть на глаз. Нет, не на его глаз. Черт. Сложно избавляться от регулярных выражений, когда имеешь дело с этими в буквальном смысле циклопическими — как по росту, так и по внешнему облику — существами.

— Должны же студентам давать отдохнуть, хоть иногда.

— Почему именно летом?

— Труднее всего высидеть в запертом помещении, — усмехнулся я, вспоминая студенческие годы.

В очередной раз свернув за угол, мы оказались перед длинным и высоким пятиэтажным зданием из серого тесаного камня и белого кирпича, на крыльце которого высокий человек во фраке зачитывал что-то с листа группе, видимо, абитуриентов. Кто-то внимательно слушал, кто-то болтал с товарищем, один немного поодаль читал книгу, несколько, считая себя достаточно взрослыми, курили странного вида трубки и смеялись. С ностальгией я узнал себя в студенческие годы — да, именно я был тем парнем, который, не обращая внимания на всю суету этого окружающего мира, на какие-то там неинтересные списки (в которых все равно ничего важного не было), стоял в стороне, курил и смеялся вместе с собратьями-разгильдяями.

Мы прошли мимо них, несколько с любопытством посмотрели на Локстеда и тут же стали перешептываться. Приятно, когда ты — в центре внимания. Неприятно, когда это происходит из-за твоей необычной внешности, а не из-за выдающихся умственных способностей или творческих достижений. Одна девушка-хоббит даже потянулась к нему, видимо, желая ощупать, но йрвай повернул голову и испепелил ее исключительно с помощью презрительного взгляда. Никакой магии, только доброе отношение к людям.

Тяжелая дверь легко поддалась — несмотря на ощутимую инерцию, массивные двойные петли были хорошо смазаны. Пол в вестибюле был покрыт плиткой, в которой я с удивлением узнал зеленый мрамор. Вряд ли технология здесь была на том уровне, чтобы воспроизводить данный материал хотя бы в приблизительном подобии, или же это дело рук магов, основавших Университет? Кроме того, здесь, на небольшом постаменте, сидел мужчина с коротко стриженными волосами в темно-зеленой ливрее.

Справедливо рассудив, что именно он должен как отвечать за то, чтобы по коридорам не шастали посторонние, так и за разглашение сведений, не отличающихся особой секретностью, я направился к нему. Увидев краев глаза, что Анатоль следует за нами, я сделал ему знак оставаться у двери. Саррус кивнул.

— Добрый день, уважаемый. Не подскажете ли, где мы можем найти профессора Алакеза?

— Здравия, — сухо сказал он. — С какой целью вы интересуетесь?

— Я веду частное расследование, имеющее отношение к его дочери Марианне, — постарался быть откровенным я, в то же время не выдавая деталей, которые мистеру швейцару было знать совсем ни к чему. — Мне нужна информация, которой владеет только сам Эдмонт.

— Сейчас — время лекции, — сказал швейцар, одновременно совершая пальцами левой руки какие-то пассы и ухитряясь во время этого внимательно следить за нами. Ага, у них, значит, магия вместо внутреннего телефона. Интересно, он так проверяет расписание или телепатически разговаривает с самим профессором? — Поскольку на сегодня у господина Алакеза это последнее занятие, он будет рад удовлетворить ваше любопытство через двадцать минут. Пока вы можете подождать снаружи, поскольку присутствие посторонних в здании Университета во время занятий запрещено.

Ничего не возразив против такого нападения на наши священные права находиться 'где хочу и когда хочу', я лишь попросил сказать профессору, что будем ждать его возле здания, на что мужчина лишь кивнул головой.

— Ловко нас выперли, а? — восхитился Локстед, дернув ухом.

— Вот такая справедливость, — проворчал я. — Еще не успеешь поступить, как уже выгнали. И самое главное, за что! За то, что посмел попирать своими сапогами, а кое-у-кого — и сапожищами, священные полы какого-то коллегиального пэтэу.

— Коллегиального чего? — переспросили оба в один голос. Я поморщился. Идиома, включавшая в себя образование в специальном заведении слоев населения, не обладающих достаточными финансами или умственными способностями для обучения в университетах или академиях, отсутствовала в этом мире.

— Ругательство такое, с моей родины.

Произнеся это, я, спустившись с крыльца, тут же споткнулся о немного торчащий из мостовой валун, огласив окрестности и польстив слуху многочисленной молодежи более изысканными формами мата. Саррус невозмутимо выслушал мою тираду, в конце лишь уточнив:

— Дорога — существо неодушевленное, поэтому сделать с ней то, что ты предлагаешь чиновникам Университета, не представляется возможным.

— Пускай провертят дырку и попробуют, — буркнул я. — Уверен, им понравится. Давайте найдем какую-то лавку — у меня, кажется, сапог каши просит.

Подошва сапога и в самом деле чуть-чуть отстала от носка, явив взору чудную щель, через которую будет отлично проникать грязь, пыль и вода. Я уселся на второй от входа лавочке и стащил сапог. Большой палец тоже был сбит, под ногтем расползся небольшой синяк, но основную часть удара приняла на себя обувь. Подлая, мерзкая, двуличная мостовая. Это немного более цивилизованный вариант того, что я сказал минутой ранее.

— По деньгам — что у нас? — спросил я Локстеда, который задумчиво чистил когти. — А то мне вздумалось поиграть в сыщика, а потом выяснится, что у нас не хватает даже на бутылку вина, не говоря уже о новом грузе.

Он задумался, извлекая из своей бездонной памяти бухгалтерские записи:

— За исключением содержимого твоего кошелька, которое мне представляется сейчас неизвестным, у нас девятнадцать монет. Если ты не будешь каждый день губить хорошую обувь, мы можем, не особо шикуя, прожить полтора месяца в Телмьюне.

— Какая выгода в том, что мы сейчас этим занимаемся? — спросил Анатоль. Его явно беспокоила рациональная сторона этого мероприятия.

— Тебе мало денег? — в упор задал ему следующий вопрос я. Саррус смутился:

— Не то, чтобы мало... просто ты, Рихард, лошадь странной масти. Что-то делаешь, потом это все перекручиваешь, оказывается, что до этого действительность стояла на голове, а ты ее только поставил в правильном направлении. Но это не самое интересное — интересно то, что ты от происходящего умудряешься получить еще и выгоду.

— Допустим, в Крессе я прогорел, — проворчал я. Или то было не в Крессе? Быстро забываю про неудачи... хоть бы учился чему.

— Я не про торговую сторону, — покачал головой он. — У тебя, как мне кажется, есть талант принимать правильные решения. Я пока что не могу понять, откуда растут ноги у этой мысли, но она выглядит верной.

— Да какой там талант, — вздохнул я. — И вообще, я не лошадь, тем более какой-то там странной масти. Я, как минимум, конь.

— Дамы и господа! В заезде участвуют: конь Рихард, жокей Локстед, — пропищал йрвай и, хохоча, увернулся от моего подзатыльника. Я погрозил ему пальцем:

— Ишь, захотел на спине моей покататься. Брошу в кадку — будешь знать, как вольного торговца конем обзывать. Специально выберу кадку поглубже.

Саррус ухмыльнулся и пихнул меня локтем, я скривился. Еще один синяк в коллекцию, на сегодня уже как-то многовато, нет?

— Будет тебе, конь — животное благородное, — добродушно сказал он.

— Какое животное тогда неблагородное?

— Таски, — серьезно произнес Анатоль. — Встретишься с трехметровым таском, жаждущим тебя сожрать — уноси ноги. Правило действительно для любой разумной расы Грайрува.

— Возможно, оно считает, что сожрать тебя — исключительно благородное дело, — предположил я. Он задумался, затем отрицательно мотнул головой:

— У них глаза вялые, как у рыбы. Такое впечатление, что зверь хладнокровный, но первое впечатление обманчиво. Эта колючая громадина может проглотить рыцаря в полном доспехе, а десяток слуг Гильдии просто раздерет когтями и зароет про запас. Мерзкая тварь, ничего благородного в ней нет.

— Охотился? — спросил я.

— И да, и нет. Был нистоборцем, — сказал Анатоль, смотря куда-то в небо.

— Полагаю, спрашивать про успешность смысла нет, раз ты оттуда ушел, — осторожно поинтересовался йрвай, выглядывая из-за моей спины.

— Платили неплохо. Но не всегда нечисть — порождение зла. Иногда это сосед, который за твоей спиной строчит донесение Тайной Канцелярии, — философски заметил саррус. Мы переглянулись. До сегодняшнего дня мне никто о такой прелести, как какая-то Канцелярия, да еще и Тайная, не рассказывал.

Сзади послышался шум, и на нас троих пролилась Ниагара. По крайней мере, именно такое было ощущение, и больше всех досталось мне, как сидящему в центре, да еще и в вальяжной позе. Вскочив и отряхиваясь с интенсивностью бешеного кота, резко хватая воздух ртом — вода была еще и ледяной — я обнаружил группу злоумышленников, которые, хохоча, удирали за угол. Бегал я медленно, саррус, судя по его крайне недовольной физиономии, также к данному виду спорта не был предрасположен. Машинально слизывая капли, я ощутил слабый винный привкус.

— Что это было? — первым, кто обрел дар речи, был Локстед. Он обиженно отряхивал рубашку, которая из белой стала бледно-розовой. Похоже, в воду действительно подмешали вино — надеюсь, йрваи не страдают от алкоголя настолько, чтобы разведенное вино было причиной каких-нибудь химических ожогов. Локстед обиженно чихнул.

— Ты смотри не подхвати что-то серьезнее обычного насморка, — предостерегающе сказал я.

— Прошу прощения! Этот варварский ритуал заставляет меня сожалеть, что некоторые из учащихся присутствуют в стенах нашего заведения, — раздался голос из-за наших спин. Я резко обернулся — перед нами стоял пожилой человек приблизительно моего роста и телосложения в синем фраке, с буйными кудрями и не менее буйными седыми бакенбардами.

— Простите, — повторил он еще раз. — Видимо, мы так и не вросли из века дубин и одежды из невыделанных шкур. Доктор исторических наук Эдмонт Алакез к вашим услугам, уважаемые.

— Что это за ритуал? — поинтересовался я, лишь затем представившись: — Рихард Шнапс, вольный купец.

— Видите ли, вы... только что были приняты в студенческое братство... — смущенно сказал доктор Алакез. Профессор или доктор все же? Насколько я понимаю, профессор — это должность, а доктор — научная степень. Значит, лучше будет 'доктор' — прямое, а не карьерное достижение.

— Вечно мы во что-то вступаем, — прокомментировал я это фразой из бородатого анекдота.

— Надеюсь, теперь мы можем ходить по Университету безбоязненно? — недовольно спросил Локстед, отряхиваясь.