"Твердь‟.

'Насчёт моего мнения о супостатах, скажу прямо: революционных добровольцев призираю. Они лишь пьянствуют, мародёрничают да насильничают. А насчёт их боевых качеств? — Мужчина ненадолго задумался, затем сделал пару мелких глотков чая и продолжил. — Так они даже по нашим позициям попасть не могут. Уже какой день ведут усиленный миномётный обстрел: да всё в жилые дома попадают. Или такие 'снайперы‟, етит Мадрид, или эти мрази — военные преступники, расстреливающие мирное население. — Быков еле сдерживался чтоб снова не закричать и не перейти на мат. — Наши окопы выкопаны на большом отдалении от домов: по идее, если по нашим позициям стрелять, — даже косоглазому наводчику, то во дворы гражданских даже шальные снаряды не должны залетать. А тут, на тебе. Как говорится здрасти. Насчёт обыкновенных служивых: вот их на самом деле жалко. Они находятся здесь по приказу — люди подневольные. Да и как докладывает наша разведка, пока они не лютуют — не обижают местное население. Так что, советую им просто воткнуть штыки в землю и расходиться по домам. Это не их война....

Минька Кныш, сидя в окопе изнывал от духоты, но пойти в тень землянки не мог — не имел возможности: он выжидал появления какой либо цели. Ничего не поделаешь, приходилось время от времени, доказывать сотнику свою полезность — как снайпера. Он находился в приделах блокпоста, так как лезть на 'нейтралку‟ не хотелось: 'Зачем рисковать? — Думал он. — Не дай бог сепары засекут откуда я стреляю, будут бить по мне со всего что будет у них под рукой.... А так, — в случае чего, могу относительно безопасно уйти по ходам сообщения в ближайшее укрытие‟.

— Минь, привет. — За спиной снайпера прозвучал девичий голос, с сильно сквозившими в нём отзвуками вселенской скуки: парень даже вздрогнул от неожиданности — увлёкшись созерцанием вражеских позиций, он не уловил того что к нему кто-то подходит. — Что опять ждёшь своего шанса на выстрел? Не надоело?

Кныш узнал по голосу Янку — коротко стриженную сан инструкторшу — добровольца, и тяжело вздохнув, повернулся к ней лицом. Он не очень-то уважал эту беспардонную девицу, вечно сующую нос в чужие дела. По его искреннему убеждению, не женское это дело, курить, якшаться с мужчинами на равных и при первой же возможности брать в руки оружие и самое главное, заниматься допросом пленных: 'Какое она только от этого получает удовольствие? Непонятно‟.

Уроженец Зыхтычей — небольшого посёлка рядом с городком Оргобычи, еле сдерживая рвущееся наружу презрение к безбашенной девке, спросил:

— Чо те нужно, Янка? Чо отвлекаешь?

— Да так Минька, хочу стрельнуть? Уступи.

-Ты чо, сказилась? Моя винтовка не гранатомёт, с которого ты вчера по сепарским хатам стреляла. Это тонкий инструмент, его кому попало, давать нельзя.

То, что прозвучало в ответ, сильно покоробило слух парнишки — несмотря на то, что он, давно считал себя хладнокровным, закалённым в боях воином которого трудно чем-либо удивить:

— Минь, да ты рядом будешь, поможешь мне прицелиться. Жуть как хочется со снайперки шмальнуть, — хочу в прицеле увидеть, как пуля входит сепару в лоб.

Янка даже не замечала произошедших с нею после революции изменений — её глодала обида на мать: которая не желала разделять с дочерью её убеждений: — 'Ты доча, монстром становишся‟. — Только и сказала Серафима Андреевна, выслушав эмоциональный рассказ дочери об её похождениях на революционных полях сражений. Это 'предательство‟, обрубило ещё одну ниточку связывающую Яну с реальностью. Затем случилась встреча с сотником Гайем, её покорил его хищный взгляд, решимость, его нетерпимость к контре, и ... она как губка стала впитывать его ненависть к инакомыслию и ко всему, что несло хоть малое, отдалённое упоминание об Ижмани.

Снайпер еле сдерживался, ему так хотелось погнать это недоразумение рода человеческого пинками — дабы она больше не смела приближаться к нему с такими просьбами. Он бы так и поступил, если б Янка не 'снюхалась‟ с его сотником — как шептались многие, стала его подстилкой. А тут ещё, краем бокового зрения Минька заметил лёгкого на помине сотника. Тот остановился и привычно сунув руки в карманы своих камуфляжных брюк, стал наблюдать за происходящим. Поэтому у Кныша появилась надежда, что командир поможет ему избавиться от назойливого санинструктора.

— Господин сотник, — обратился снайпер к командиру, — объясните санинструктору, что моя винтовка инструмент очень тонкой настройки — а не дешёвая игрушка, и я не могу её никому давать. — Миня с надеждой смотрел на командира — ища в нём поддержку. — Хочет пострелять, пусть попросит автомат у простых стрелков. Они ей не откажут.

Однако надежда на поддержку не оправдалась, сотник смачно сплюнув, оскалился своим знаменитым, хищным оскалом и просипел простуженным голосом:

— Не боись боец. Нечего она с твоим винтарём не сделает. Дай ей пару раз пальнуть: пусть баба свою душеньку отведёт.

Против этого 'крыть‟ было нечем, и Кныш, 'наступив своим чувствам и убеждениям на горло‟, сдался. Скрепя сердцем — неспешно, он уступил место возле облюбованной им амбразуры, делая это, парень надеялся услышать скрипучий смех своего сотника и команду: 'отставить‟ — однако этого не произошло, только Янка, победно сверкнула очами, взяла винтовку. По Минькиной спине пробежали по мурашки — настолько хищным, и одновременно дьявольским был огонёк в глазах этой фурии.

— До крайних хат достанет? — Поинтересовалась Яна, поводив стволом винтовки, — прильнув к прицелу. — Как тут целиться?

Парнишка, с трудом сдерживал неприязнь — он был солдатом и не раз убивал врага, однако некогда не испытывал от этого удовольствия — в отличие от этой ведьмы в его груди горела ненависть и не более того. Но делать было нечего, поэтому он ответил:

— Слишком большое расстояние, — не стоит рисковать. Жди, когда кто-либо неосторожно выглянет из окопа. Сейчас утро — ветра нет, на него поправку делать не надо, и расстояние не сильно большое, так что целься... — Кныш ещё долго объяснял, как нужно делать поправку на расстояние, а девка, с надменной улыбкой только кивала головою, мол, поняла.

Заметив, как хищно улыбнулась 'фурия‟, Кныш догадался, что она уже нашла себе цель, и спешно выглянул из окопа: на супротивной стороне кто-то опрометчиво выглядывал. И в следующую секунду, бликанула оптика: — 'Снайпер! — Мелькнула запоздалая догадка. — Каюк Янке‟! — Грянул выстрел. Рядом с вражеским егерем — слева от него, образовался земляной фонтанчик. Оторопев, понимая, что после такого промаха Янка обречена, Минька смотрел на врага — ожидая ответного выстрела. В этот момент, он не думал, что тоже представляет собой прекрасную мишень. А дальше всё было как в замедленной съёмке; человек которого Миня принял за снайпера — присел, скрывшись из виду, а в его руках оказалась видеокамера.

— Ёхта! Да он журналист! — Думал парень, оседая на дно траншеи — от греха подальше, так как сейчас должен был начаться ответный обстрел. — Только такого скандала здесь не хватало! Если начнут расследование, то за действия этой дуры, с меня спросят.

Так подумав о любовнице сотника, Минька увидел что та, по-прежнему стояла и выцеливала вражеские позиции.

— Пригнись дура! Надо переждать! — Заорал парнишка.

Примерно тоже самое, только отборным матом орал и ринувшийся к любовнице сотник: однако девка никого не слушала. Она произвела ещё один выстрел — судя по тому, как она резко нажала на спуск, и он не должен был стать результативным. Минька только собирался одёрнуть строптивую медичку — вокруг свистели пули, как Янкин затылок взорвался....

Сотник ещё долго избивал Миньку ногами, пока его не оттащили находившиеся рядом бойцы. А бедный снайпер только закрывался и сквозь стоны пытался оправдываться: — 'Не виноват я! Хык.... Вы сами ей позволили хык... выстрелить! Хык‟...

— Ты!... Ты!... Ты... сучёнок рядом был!... И... ничего для неё не сделал! — Ревел сотник, нанося удары.

Казалось, это избиение никогда не окончится, однако сотника, хоть с трудом, но оттеснили от его жертвы, а полуживого, с разбитым лицом Миньку — как только окончился обстрел, погрузили в БМПшку и повезли на ней в ПМП¹³.

— Ты паря это, ... когда выздоровеешь, сюда не возвращайся — просись куда угодно, только не к нам. — Шепнул Миньке один из бойцов, помогая ему, еле стоящему на ногах, забираться в недра боевой машины. — Не простит тебе твой тёзка Янкину гибель. Ой, не простит. ...

Никки Лорэ уже два дня не покидал своё родовое гнездо, и причиной этому было не ухудшение здоровья, а банальное нежелание тратить дефицитное время на перемещение от дома до головного офиса и обратно. Все необходимые данные свозились к нему, а несколько аналитиков постоянно их обрабатывали. Работали они так называемым 'вахтовым методом‟ — впрочем, на это никто не жаловался. Парни были молодые, амбициозные, никакие семейные узы их не обременяли, а хорошее увеличение сумм, находящихся на их счетах, с лихвой компенсировали вынужденное затворничество. Ну не сильно доверял Вильсон-Смит службе безопасности своей конторы. Толи дело свои — доморощенные секьюрити, здесь преданность хозяину намного выше и противнику или конкуренту, будет намного сложнее — точнее невозможно добиться хотя бы незначительного успеха. Поэтому, все самые секретные дела творились под крышей его дома.

А сейчас, перед лордом, с бокалом вина в руке — весьма непринуждённо, сидел шеф аналитической группы и доклаловал:

— Все события происходят согласно разработанному нами плану — исключение: неожиданное нами отторжение от Житицы Рильда. Это конечно сильно усложнило нашу задачу, однако всё это не столь фатально как может показаться на первый взгляд.

Молодой альбинос сделал паузу, чем воспользовался Лорэ, уточнив:

— Это я уже знаю Ричи, и полностью согласен с вашим выводом.

Ричард сдержанно кивнул своей белоснежной головой. Так как его глаза скрывали чёрные очки, было невозможно считывать с его почти неподвижного лица, какие либо эмоции, то можно было сказать, что он просто согласился не развивать упомянутую им тему о потерянных территориях.

— В ближайшее время, нашу марионетку — боярина Урчика, надо будет менять. Нужно создать видимость что местные аборигены все решения принимают самостоятельно и чистят свои ряды от нерадивых служак. Проимитируем боярское вече и поставим на престол купца Демьяна Осенко.

— А как обстоят дела с его лояльностью к нашим делишкам?

— Он та же самая купленная марионетка как и все остальные так называемые революционеры. Все решения принимаются нами, и доводятся до мастных царьков через наших советников. Пусть они их и озвучивают.

— А как с этим обстоят у нас дела?

Этот вопрос задавался как-то флегматично: лорд одновременно с этим всколыхнул бокал с коньяком, посмотрел как напиток, стекая, оставляет на стеклянных стенках 'ножки‟ и слегка пригубил его содержимое.

— Как раз с этим, у нас всё в полном порядке. Да, кстати, — альбинос вспомнил чего-то по его мнению важное и решил уточнить, — воевода Житицы, исправно выполняет все наши приказы, однако относительно его растёт недовольство — все его хают за нерешительность и нерасторопность. Думаю, пора и его менять: необходимо 'выпустить пар‟, иначе можем потерять контроль. А нам важно развязать гражданскую войну возле границ Ижмани. И чтоб обиды со стороны восточных границ были настолько сильны, что о заключении мира не могло быть и речи. Поэтому мы и придерживаем начало активной войсковой операции. А если всё это получится, то обвинить в этом сопредельное княжество.

— Ричи, что за оговорки — если? У нас, по плану это самый важный параграф.

Трудно описывать разговор двух джентльменов, особенно когда они хорошо скрывают все свои эмоции. Но ничего не поделаешь, таковы реалии общения в их кругу.

— Да, но они пытаются оправдаться...

— Вот и подключай все наши средства информации, вдобавок к ним, привлеки прикормленных политиков. — Немного повысив голос, осадил своего подчинённого лорд. — Кстати. Приплюсуй к этой колонне и тех политиканов, на кого у нас есть компромат. У нас уже есть прецеденты, когда мы 'топили‟ не особо сговорчивых. Так что остальные побоятся нам перечить...

Лорэ ненадолго задумался — отрешённо глядя строго перед собою, затем, неспешно пригубил содержимое своего бокала — насладившись послевкусием, также неторопливо заговорил:

— А знаешь что?... Не стоит так быстро менять воеводу наших подопечных — рано ещё. Ведь всё выглядит логично: он концентрирует силы для решительного удара по сепаратистам. Всё правильно — идут первые очаговые боестолкновения двух противников: так что, пусть воевода занимается этим и дальше. Надобно чтобы все журналисты Житицы, в унисон освещали эту подготовку — кстати, надобно донести до каждого аборигена что Ижмань, тайно ввела свой ограниченный военный контингент и снабжает оружием своих приспешников. Так и поступим.

— Но мы и без того сделали подобный сброс. По всему княжеству поползли такие слухи — уточнил альбинос.

— Слухи говоришь, это хорошо: но только этого мало. Надо об этом вещать с каждого телеэкрана и самой захудалой газетёнки. И побольше 'уток‟, с 'неопровержимыми фактами‟ об этом. И не важно какого они качества — главное изливаемое количество этого бреда. А дальше, всё это подхватит вся мировая пресса.

— Сделаем. Кстати, сегодня воевода Мазур подписал приказ, согласно которому авиация приступает к нанесению ракетно-бомбовых ударов по скоплению сепаратистов и любому подозрительному автотранспорту.

— Вот и прекрасно. Коль для лояльности плебса нужны реки крови — пусть они получат...

Как таковой, эта встреча ничего не значила — все решения принимались в других кабинетах, но всё равно, в ней был свой резон, и ведом он был только лорду. Дело в том, что Ричард Тейни хоть и достиг определённых высот в карьерном росте: причём добился этого благодаря тому, что его мозг был отмечен незаурядным талантом к аналитике, в сочетании с неимоверной целеустремлённостью самого Ричи. Однако альбинос, с детства воспринимаемый людьми как 'белая ворона‟, причём, по мнению многих, он был таковым в буквальном значении этого слова. И в противовес брезгливым взглядам, недомолвкам, и надменным насмешникам, парнишка решил доказать своим насмешникам что он умнее и успешнее оных. Так вот. Отвергнутый родителями — отдан матерью в приют, он имел окреп и ... несмотря на свои успехи: имел одну странность, — по-детски наивно тянулся к тем, кто проявлял к нему хоть малую толику внимания и заботы: чем Лорэ и пользовался. И делал всё это настолько деликатно, не принуждённо, что порою сам верил в свою искренность. Вот и сегодняшняя вечерняя беседа, была одной из таких приятных 'плюшек‟ для пробивного сироты. Ничего не поделаешь, люди гениальные в одном, бывают беспомощней ребёнка в другом: на чём могут сыграть некоторые хозяева жизни — обзаводясь таким способом по-собачьи преданными подчинёнными.