Он был смугл, черноглаз, и один глаз у него был кривой. Крупный, мясистый хищно изогнутый нос радостно зашевелился, впитывая запахи моря. Почему-то Гарри сразу решил, что неизвестный — скорее, житель востока, все в нем выдавало, прикинул парень, наверное, араба. Правда, смутил Гарри костюм пришельца — совсем не арабский. На незнакомца был боком нахлобучен напудренный парик, приблизительно, по прикидкам Гарри, эпохи Реставрации, костюм его отличался радужным разнообразием пуговиц и их общим количеством, явно переваливавшим за сотню. Благородные шелка и бархат старинного лапсердака совсем не сочетались с голыми ногами и отсутствием штанов. Кстати, Гарри только сейчас обратил на это внимание, ноги у незнакомца были совершенно удивительные. Ступней у него не было вовсе: смуглые голени, обильно покрытые жесткими черными волосами, таяли в пространстве, не доходя до земли, так что этот загадочный человек просто парил над пляжем.
Но человек ли он?
Незнакомец пошевелил кривым носом, заморгал кривым глазом и громко чихнул. Затем полез в карман своего камзола, достал чистейший шелковый платок и так радостно в него высморкался, точно не делал этого много лет. Затем решительно оправил на себя парик, предварительно приподняв его и остервенело почесавшись. Обнажился лысый череп, загорелый и блестящий. — Это что за страна? — оглядываясь спросил он. — А-англия, — пробормотал Гарри. — Великобритания. — И который час? — строго спросил его незнакомец. Гарри глянул на часы. — Два часа пополудни. Поправив на себе шелка камзола и тщательно проверив свежесть кружев на манжетах, незнакомец откашлявшись, пал перед Гарри на полупрозрачные колени, заставив парня отползти еще дальше по песку. — О великий господин, чья власть не имеет себе равных, а мудрость служит опорой твоему народу, подобно столпам, подпирающим небесную твердь! Твой презренный раб Джамаледдин Кудама ибн-Омар ибн-Алим абд-аль Азим слушается тебя и повинуется твоим божественным приказам! Повелевай! Прикажи, и я исполню три любые твои желания! Хочешь, — он возлетел с колен и приблизился к Гарри на опасно близкое, как тому показалось, расстояние. — Я разрушу город или построю дворец в твою честь? Хочешь, я добуду тебе в жены принцессу Срединной Империи? Только скажи — я возведу для тебя несокрушимую крепость или выращу сады, не имеющие себе равных по красоте! Повели — и я повергну всех твоих врагов! Если они не слишком сильны, конечно, — добавил незнакомец с некоторым сомнением, говорящим о его врожденной практичности. Он с надеждой ждал ответа от Гарри, онемевшего от изумления. Так с ним еще никто никогда не говорил. Даже называвший его "сэром" Глориан перед ним не преклонялся так... рабски. Что происходит? Гарри осторожно притянул к себе заросшую бутылку и посмотрел внутрь. Бутылка была пуста. У него тут же возникло одно подозрение, тем более что в прошлом году, копаясь в книжках по вампирологии, он случайно набрел в библиотеке на раздел, как ему теперь казалось, посвященный именно таким существам, как его сегодняшний собеседник. — Вы — джинн? — хрипло пробормотал Гарри, уже почти уверенный в своем предположении. Незнакомец с невероятно длинным именем просиял. — Воистину так, мой господин! Джамаледдин Кудама ибн-Омар ибн-Алим абд-аль Азим, уроженец Кордовы, пятый сын Омара Великого, внук Алима Премудрого, светлейшего звездочета и великого визиря султана Махмуда Мавританского! — похвастался джинн, вынимая из кармана крошечное зеркальце и придирчиво оглядывая в него косым глазом ту поверхность лица, которая была доступна взору в зеркальце размером дюйм на дюйм. — А могу ли я узнать прекраснейшее имя моего нового пресветлого господина, на службу к которому я поступаю? — спохватился джинн и спрятал зеркало. — Гарри. Гарри Поттер. Но вы вовсе не обязаны... — Как, о мой повелитель? — переспросил джинн, прикладывая ладонь к уху. — Простите, о великий, но имена неверных даются мне с трудом, иначе бы твой раб не посмел бы переспросить... — Гарри! — Гази? Гарри замотал головой. Ну и ну! Никогда не думал, что его имя столь трудно для понимания! — Хамза? — раб винной бутылки явно не отличался хорошим слухом. — О, простите, повелитель! Не будет ли вам угодно разрешить презренному рабу Джамаледдину звать своего господина благородным именем Малик-бей ибн-Асад? Имя это как нельзя больше подходит моему повелителю! — восхищенно закончил джинн. Гарри не возражал: все сгодится, лишь бы джинн утихомирился. — А как вы оказались в бутылке? — в свою очередь заинтересовался Гарри. Он подтянул под себя колени и сел поудобнее, чтобы слушать рассказ джинна. Он уже не казался ему ни пьяной фантазией, ни страшным чудовищем, уж больно был похож на тех хитрого вида арабских эмигрантов, торговавших тряпками, коврами и подделками под золото на Портобелло-роуд. Если бы не прозрачные ноги и замечательный шелково-бархатный наряд, джинн показался бы обычным человеком. — О, повелитель! — джинн просиял от такого вопроса точно Миртл, которую спросили о ее смерти. — Да будет тебе известно, о прекраснейший мой господин, что Джамаледдин ибн-Омар ибн... нет-нет, не буду утомлять тебя всеми именами, которые носит твой презренный раб!.. Итак, тебе угодно знать о преступлении, которое послужило причиной столько жестокого заключения несчастного раба твоего в границы этого презренного сосуда? Изволь: собака Джамаледдин был проклят и заточен в заговоренные глубины этой бутылки за убийство неверного! Что есть величайшая несправедливость, не находишь ли, мой господин? — уныло спросил джинн, ковыряя в носу. — Этот неверный был хитрый и могучий колдун, притворяющийся простым маглом на службе у короля Испанского. Маскируясь под монаха именем Доменико Сордо, нечестивый пес проник под видом посланника к моему султану и пытался залучить его на путь зла, совратив с пути истинной веры. Твой раб Джамаледдин тогда служил начальником охраны великого султана и однажды, когда подлый пес опаивал моего господина своими снадобьями, отнимающими разум, правоверное сердце Джамаледдина не выдержало, и он поднял саблю на преступника. К сожалению, он скрылся, змеей уполз из покоев господина, а пресветлый султан, очнувшись, за оскорбление посла милостиво пожаловал меня смертью через сдирание кожи. К счастью, Джамаледдин сумел бежать в ту же ночь. Он пробрался в покои неверного и заколол его заговоренным кинжалом. Но прежде, чем умереть, собака Сордо проклял Джамаледдина страшным проклятием, понуждавшим его служить хозяину бутыли, в которую его заточил негодяй испанец, исполняя три его желания. Как только желания будут выполнены, Джамаледдин должен сменить господина и служить уже новому повелителю. Твой презренный раб, о повелитель, — вздохнул джинн, уныло подпирая локтем смуглую щеку. — Служил уже более чем тридцати господам. В последний раз это было так давно... я не угодил тогда своему господину, и он, в ярости, что его желание не сбылось, выбросил бутылку вместе со мной в воды великого океана. Я томился, заточенный в зеленое стекло, почти триста лет, пока твои мудрые руки не освободили меня из трехвекового плена, за что собака Джамаледдин будет тебе обязан по гроб своей никчемной жизни! — и джинн предпринял очередную попытку пасть ниц перед Гарри. — Значит, вы — колдун? — уточнил Гарри. — О, да, повелитель! — закивал джинн лысой головой, с которой вновь съехал парик. Он стащил его с головы, чтобы немного остудить на воздухе пропотевшую под париком лысину, и объяснил. — Мы, джинны, рабы предметов, в которые нас заточило колдовство великих волшебников, у которых нам не посчастливилось встать на дороге, все колдуны! Кто-то сильнее, кто-то слабее. У каждого есть предел, о прекраснейший мой хозяин! Не скажу, что раб твой Джамаледдин может многое, но если твои желания будут разумны и умеренны, ты не будешь разочарован таким слугой, как Джамаледдин! Позволь лишь один скромный совет от своего преданного раба, господин: когда будешь желать чего-либо, формулируй свои мысли аккуратно, чтобы собака Джамаледдин не смог неверно истолковать их и выполнить совсем не то, что хочет от него повелитель! — невинно захлопал черными глазками джинн. Гарри сразу подумал, что этот Джамаледдин — тот еще хитрец. — Итак, каково же будет первое пожелание великого и мудрейшего Малик-бея ибн-Асада? — деловито осведомился джинн, доставая из кармана внушительную золотую чернильницу. Он заправски извлек из-за уха здоровенное павлинье перо и вытащил длиннющий пергаментный свиток из рукава, точно фокусник, извлекающий у себя из кармана бесконечную ленту. Край свитка упал на песок и развернулся на несколько метров. Джинн отчеркнул пером предыдущую надпись и накорябал что-то арабскими закорючками, а потом на чистейшем английском написал: "Малик-бей ибн-Асад", поставил арабскую цифру 1 и жадно впился в Гарри глазами. Гарри задумался. Какое у него может быть желание? Только одно... — А вы можете... сделать так, чтобы мои родители, которые умерли много лет назад, снова ожили и вернулись? — дрожащим голосом спросил Гарри, бросая мимолетный взгляд на кромку моря у самого горизонта, где были еле видны очертания двух плывущих назад силуэтов. Джинн пригорюнился. Он присел на корточки и вытер набежавшую слезу краем пергаментного свитка, размазав на нем чернила. — Как благороден мой господин! — подвывал он. — Как бескорыстен! Вместо того, чтобы пожелать себе богатства и славы, безграничной власти и поклонения миллионов подданных, он хочет вернуть к жизни своего отца и мать! Как мудр мой господин, как благороден и мудр! Нет, — решительно сказал Джамаледдин, скатывая свиток и пряча перо. — Этого я не могу сделать. Мертвых к жизни не вернешь, о мой повелитель. Они уходят навсегда, — грустно добавил он и виновато поглядел на Гарри. Парень вздохнул. Почему я знал, что это невозможно? Что же тогда можно пожелать? Кроме этого, у него все есть: друзья, любимая школа, почти настоящая семья... Что же ему не хватает? Нужно пожелать чего-то, что принесет пользу многим другим, не только ему. Он знал, что, кроме того, первого заветного желания, у него есть еще одно, но не знал, что ему на это ответит джинн. — А вы можете... — начал он неуверенно и замолчал. Джинн преданно смотрел ему в глаза, машинально почесывая волосатую ногу, и ждал, что пожелает Гарри. — Есть один... челове... В общем, один сильный черный колдун хочет покорить весь мир. Он убил уже многих моих друзей — и моих родителей, — при этих словах Гарри джинн вновь извлек шелковый платок и трагически высморкался в него. — Он бессмертен, и его ничего не может одолеть, но, может быть можете... Гарри запнулся, увидев, как сочувственно джинн качает лысой головой. Неужели, это значит "нет"? — Бедный, бедный мой юный повелитель! — драматично всхлипнул Джамаледдин. — Твой презренный раб был заключен в стекло этого мерзкого сосуда за убийство колдуна! — он в ярости пнул бутылку, и она покатилась по песку. — Поэтому, на мне лежит зарок — я не могу своими руками убивать людей! О, как такое
ничтожество, как я, может претендовать на то, чтобы служить такому благородному повелителю, как Малик-бей ибн-Асад! Я не в состоянии выполнить его высочайшие повеления! О, как я несчастен! — джинн нарочито громко зарыдал, выжимая платок. — Может, какое-нибудь другое пожелание, господин? — между двумя особенно громкими всхлипами осведомился джинн. Две плывущие к берегу фигурки приближались. Гарри вздохнул. — Я подумаю, можно? Знаешь... Джамаледдин... какое у тебя длинное имя, можно я буду называть тебя... — Называй меня рабом, господин! — с воодушевлением предложил джинн, прекращая рыдать. — Или нечестивым псом, как мой прошлый хозяин звал меня! Гарри поморщился. — Что ты скажешь, если я буду звать тебя просто Джим? Твое имя, он красивое, конечно, но чуточку длинновато для меня. — Твой презренный раб может отзываться на любое имя, господин мой, — закивал лысиной новоиспеченный Джим. — Если захочешь снова видеть меня или пожелать что угодно — открой бутылку, и твой раб немедленно явится на твой зов! — он превратился в смутный клуб дыма и заполз обратно в бутылку. Пробка подползла к горлышку и снова крепко заткнула его. Валери Эвергрин вышла из воды, тяжело дыша. — Ух и здорово поплавали! Гарри, мне издалека показалось, что ты разговаривал здесь с кем-то... — Да нет, просто мимо проходил один человек и спросил, который час, — почти не соврал Гарри, потихоньку заталкивая грязную бутылку подальше в пакет со свитером из Хэрродза. — Мисс Эвергрин, кажется, у меня уже проветрилось в голове, можно мне идти купаться?
Глава 8. Ореховый прутик и Пять Стихий.
— Так что ты хочешь мне показать? — Сьюзен сгорала от любопытства, пока Гарри тащил ее по лестнице в свою комнату наверх.
— Погоди, сейчас увидишь, честное слово, я и сам в это пока не верю! — Гарри раздувало от гордости и желания похвастаться своей находкой, пока взрослые пили кофе внизу в гостиной. Эммет Боунс взволнованно щебетал какие-то известные ему отрывочные сведения о Древних Эльфах, все еще изумленный, что один из них сидит как раз напротив и вежливо слушает его нервное стрекотание. Валери радушно подавала на стол пирожные и конфеты, сыр и печенье, периодически отодвигая Винки, судорожно пытающуюся быть полезной. Из угла комнаты на всю эту кутерьму неодобрительно взирал еще один гость: Уолли тоже пригласили на обед, но он, несмотря на присутствие Древнего Эльфа, чувствовавшего себя совершенно свободно, решительно отказывался нарушать традиции семьи Боунс и садиться за один стол с господами. Он искоса рассматривал Глориана с каким-то трепетным преклонением шестилетнего ребенка перед большой старинной игрушкой, но упрямо цеплялся, как называла это Гермиона, "за свои вериги".
Гарри открыл дверь в свою комнату, затащил внутрь Сьюзен и тщательно закрыл дверь. Потом прошел к письменному столу, отодвинул нижний ящик и вынул из-под горки старых конспектов почти дочиста отмытую старинную бутылку.
— Что это? — Сью с удивлением рассматривала по ее мнению совершенно бесполезный предмет. С куда большим удовольствием она оглядела саму комнату: большую и светлую, с внушительного размера письменным столом и многочисленными книжными полками, наполненность которых книгами за последний месяц внушала уважение даже самому Гарри. Ее взгляд остановился на большой картине, изображающей перевязанный тесьмой букет полевых цветов, лежащий на подоконнике, и она неохотно вновь перевела его на старую зеленую бутыль. — Откуда это у тебя, Гарри?
— Вчера из моря выудил, — Гарри осторожно выглянул за дверь. Убедился, что взрослые все еще попивают кофе внизу (отец Сью дотошно расспрашивал преподавателя своей дочки об успехах Сьюзен в Защите от Сил зла). И только тогда осторожно оттеснил Сью в угол и предостерег. — Осторожно, пробка может выстрелить! Только Сью, ничему не удивляйся и не кричи, а то сбежится народ, знаешь, какие чуткие у Винки уши!
Сью послушно отошла в уголок и удивленно уставилась на бутылку. Гарри вынул палочку профессора Эвергрин (он стащил ее, пока она готовила обед на кухне вместе с Винки) и наставил ее на бутыль:
— Ваддиваси!
Столб дыма, стрельнувший из горлышка, чуть не заставил Сьюзен закричать от ужаса, но она отчаянно сдержалась, зажав рот руками, и побелевшими глазами следила, как из вонючей туманной завесы сформировалась человеческая фигура. Потом Сью покраснела — фигура была без штанов.
