Наследники (часть 2)

— Но ради чего? — вслух подумал чернокнижник.

Император не имел права помиловать обвиненного в ереси и запретном колдовстве, это не его юрисдикция, но даже если бы обладал такой властью, не факт, что решил бы ею воспользоваться. Да, Ясон фактически остановил вторжение кочевников, но колдун не вернул потерянные области Империи, и неизвестно, не возобновится ли война весной. Кроме того, чернокнижник не успел самостоятельно распространить нужные слухи о самом себе и своей роли в войне, поэтому счел вполне возможным, что кроме легионов дю Магнифа обо всем этом может вообще никто не знать.

Цех колдунов может поднять шум и настроить народ должным образом, но против тотчас же выступит Церковь, чей авторитет окажется под сомнением. Инквизиторы называли Ясона одержимым, и кардиналу со своими ручными епископами нет смысла рисковать репутацией, защищая потенциального врага человечества.

Чернокнижник вспомнил пророчество хана и ощутил себя еще хуже, хотя всего минуту назад это казалось невозможным. Учитывая мнение варвара, Инквизиция могла оказаться права насчет Ясона, и это угнетало особенно сильно. Колдун по-настоящему испугался, что его разум и воля могут быть давно и незаметно захвачены демонами.

На ум сразу же пришел единственный настоящий контакт с одним из них, произошедший год назад в подвалах дворца.

— Что если не я тогда оказался победителем? — прошептал колдун. — Даже Залмоксис называл меня одержимым...

Но разум чернокнижника тут же восстал против этого утверждения, напомнив, что некромант — предатель и, несомненно, прислужник Инквизиции, выполняющий для монахов грязную работу.

— Он ведь не отрицал, что убивал других колдунов, — вспомнил Ясон. — Наверное, он давно поджидал меня, наверное, монахи повсюду вербовали отступников, чтобы поймать меня, как я был глуп, никому нельзя верить...

Тьма, холод и сырость темницы как нельзя лучше способствовали обострению паранойи, но чернокнижник все-таки взял себя в руки и вернулся к размышлениям о своем будущем. Одержимый или нет, колдун точно знал, что хочет жить несмотря ни на что.

Долго думать не пришлось. Выхода попросту не существовало. Даже если бы колдун начал рассказывать о пришествии Десятого Демона, его бы с интересом выслушали, но потом все равно сожгли, просто на всякий случай.

И как только чернокнижник осмыслил сей факт, его тревога улетучилась.

— Люди умирают, — устало хмыкнул он. — Это нормально. Я ведь уже не ребенок, чтобы верить в свое бессмертие...

Из-за решетки стали видны отблески приближающегося света, мгновением позже послышались быстрые шаги, порождавшие гулкое эхо в каменных коридорах.

Чернокнижник прищурился, пряча глаза от слепящего факела. Инквизитор вернулся и привел с собой собрата. Или, скорее, начальника, судя по лысой голове и глубоким морщинам на лице нового монаха.

Из коридора доносились тихие неразборчивые слова, благодаря чему колдун заключил, что там скрываются еще не меньше двух черных братьев.

Старый инквизитор забрал факел у сопровождающего, пока тот отпирал решетку. Младший монах вошел первым и поставил перед чернокнижником невесть откуда взявшийся низкий деревянный табурет. Лысый дознаватель вернул факел и с видом полнейшего хозяина ситуации опустил зад на стул, словно то был императорский трон. Младший замер за его спиной с неподвижностью статуи.

— Успел поразмыслить над своей жизнью? — без тени эмоции спросил он колдуна.

— Это не заняло много времени. Пришел прочесть мне последние молитвы?

— Очень смешно, — холодно прокомментировал инквизитор. — Ханс Безымянный, ты обвинен в запретном колдовстве, общении с врагом рода человеческого, богохульстве и ереси.

— Может, это какая-то ошибка? — охрипшее горло колдуна не позволяло в должной мере передать насмешку, но он очень старался.

— Ты можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?

— Хм... да. Создатель каждый день посылал ко мне своих ангелов, и я лишь подчинялся их приказам.

— Хорошая попытка, — оценил монах. — Но на приговор это не повлияет. Мы готовы принять ответственность за казнь невиновного. Впрочем, в твоем случае риск минимален.

— Кто-нибудь, скажите, что я сплю, — проворчал колдун.

— Также ты обвиняешься в многочисленных убийствах наших братьев.

— Самооборона.

— Ты убил четырнадцать человек в порядке самообороны? — монах скептически изогнул бровь.

— Всего четырнадцать? — в свою очередь удивился колдун.

— Мы чего-то не знаем?

— Э... да нет, просто я не считал. Мне казалось, их было больше.

Инквизитор нахмурился и некоторое время молчал.

— Ты ведешь себя удивительно дерзко для человека в твоем положении.

— О, вы снова признали меня человеком? Разве я, по-вашему, не одержим?

Монах снова погрузился в раздумья. Колдун ждал.

— Я видел десятки людей в твоем положении. Твое поведение не похоже ни на предсмертную браваду, ни на глупую самоуверенность. Похоже, ты действительно не боишься смерти.

Теперь пришла очередь чернокнижника хмуриться и размышлять. Вообще-то, и он сам это признавал, смерти он всегда очень боялся. Богословские мифы о бессмертии души казались ему подобием кота в мешке, и даже личный опыт общения с загробным миром не поколебал этих сомнений. Уж слишком качество призываемых призраков зависело от характеристик якоря и мастерства чародея.

"Почему же сейчас я так спокоен?" — подумал колдун.

— Похоже на то, — вслух сказал он.

— Значит, ты либо безумен, либо в самом деле одержим. Либо, и я действительно так считаю, верны оба варианта.

Чернокнижник раздраженно вскинул голову. В шее что-то хрустнуло, а в глазах на миг потемнело, и колдун запоздало раскаялся в горячности.

— Замечательно, — мучительно скривившись, выдохнул он. — Значит, вы не имеете права меня казнить, ибо я дважды неподсуден: как безумец, не отдающий отчет в своих действиях, и как бедная жертва демона.

— Именно, — согласился монах.

Снова повисла тишина. Чернокнижник медленно и осторожно осмыслял неожиданную сговорчивость инквизитора.

— Это торг?

— Вроде того, — подтвердил монах.

— Инквизиция занимается только людьми, а борьба с потусторонними тварями — задача Гильдии, — рассуждал вслух колдун. — Вы готовы признать меня одержимым и передать магам для обряда очищения... в обмен на что? Если вы это не сделали сразу, то вам от меня что-то нужно. Что именно?

Надежда снова воскресла в душе колдуна. С прагматичными магами договориться было куда проще, чем с догматиками-монахами, и шанс, что чернокнижник, владеющий уникальной магией света, покажется Архимагу ценным приобретением, был довольно велик.

Колдун не сомневался, что остальные отступники назовут его предателем, но их потенциальное осуждение казалось поистине ничтожным в сравнении с реальной угрозой смерти.

— Де Софо, — раздельно проговорил монах. — Я хочу услышать все, что ты знаешь об этой семье. И о том, чем сейчас является твой, гм, друг Октавиан.

— Боюсь, я знаю не так много, как вам бы хотелось... — неуверенно отозвался колдун и тут же прикусил язык.

Но монах не выглядел разочарованным.

— Нам важна любая информация. Расскажи все, что тебе известно, и уже сегодня вечером Гильдия будет решать твою участь, а не мы. Но не вздумай лгать или что-либо скрывать. У нас есть инструменты, которые замечают подобное. — Монах позволил себе сдержанную улыбку и запустил руки в складки мантии.

Чернокнижник сломался.

— У меня с собой был дневник графа де Софо...

— Что?!

Колдун удивленно поднял брови.

— У меня за пазухой лежал дневник сэра Антонио, я всегда носил эти записи при себе. Судя по твоей реакции, вы его не нашли... из чего можно сделать вывод, что чертов некромант предал и вас. Наверняка он меня обокрал, когда я потерял сознание.

— Как интересно, — сдержанно заметил монах, вернув самообладание. — И что же было там написано?

Чернокнижник принялся пересказывать содержимое дневника, зачитывая наизусть отдельные важнейшие параграфы. Описание быта графа, магические практики, даже философские рассуждения — колдун повторял все, ничего не скрывая. Сам он читал и перечитывал дневник столько раз, что мог бы воспроизвести его целиком со всеми знаками препинаниями и мелкими помарками на полях.

Инквизитор слушал внимательно, не перебивая. Когда через некоторое время чернокнижник попросил пить, монах, не вставая, крикнул "Воды!" в сторону коридора, и уже спустя минуту колдун, захлебываясь, утолял жажду из массивного глиняного ковша, поданного кем-то из младших монахов.

Отфыркавшись, колдун продолжил рассказ, время от времени отвлекаясь, чтобы попросить еще глоток.

— А разве вам не нужно записывать мои слова? — поинтересовался он во время четвертой передышки.

— Не беспокойся об этом, — был ответ.

Особое внимание инквизитора привлекли скудные упоминания о загадочном происхождении отца сэра Антонио, имени которого чернокнижник так и не удосужился узнать.

— Ты можешь дословно повторить все, что там было сказано?

— Да. В самом начале: "Отец твой был не Софо. Другой он был, совсем иного рода, высокого и тайного". Далее: "Я многое узнал о своем отце. Действительно, его род куда выше графского, возможно, даже императорского". И уже почти в самом конце: "Коль жаждешь ты раскрыть секреты своей крови, реши загадку Алкуина, и твое право править станет очевидно".

— И это все? — недоверчиво уточнил инквизитор.

— Еще граф написал, что это слишком опасное знание, чтобы доверять его бумаге. — Колдун попытался пожать плечами, но получилось только слабо дернуться.

— А что насчет загадки?

— Очевидно, речь о "Книге загадок Алкуина", написанной неким неизвестным поэтом. Неизвестным, потому что настоящий Алкуин жил больше тысячи лет назад, а "Книга загадок" описывает события приблизительно трехвековой давности. Или двухвековой, — чуть поколебавшись, добавил колдун и признался, — мне не довелось ее прочесть.

Монах о чем-то задумался. Колдун настороженно ждал.

— Полагаю, больше тебе рассказать нечего?

— Про де Софо? Нечего.

— Отлично. Тогда мы больше не нуждаемся в тебе.

Монах встал и молча вышел. Колдун рассеяно проводил его взглядом, потом посмотрел на оставшегося в камере инквизитора с факелом.

— И что дальше?

Тот не обращал внимания на чернокнижника и смотрел в темный коридор, будто ожидая приказа.

— Эй? Я вам все рассказал? — напомнил колдун. — Вы собираетесь выполнить уговор?

Монах кивнул, увидев что-то недоступное глазам чародея, и скользнул свободной рукой в складки балахона.

— Что за черт?! — зашипел колдун.

Инквизитор, упорно храня молчание, рывком приблизился к чародею, наклонился и одним стремительным росчерком вынутого из-под одежд кинжала перерезал жертве горло.

* * *

Октавиан ждал, что колдуны начнут читать заклинания, петь или размахивать руками, или еще что-нибудь в таком духе, но те просто неподвижно стояли вокруг стола, уставившись куда-то вверх. Рыцарь не понимал, чародеи уже начали ритуал или же еще только готовятся к нему.

Однако что-то происходило.

Участки драконьей шкуры вдруг начали медленно, но непрерывно нагреваться. Поначалу воин не обращал внимания, но вскоре чешуя уже ощутимо обжигала соседнюю обычную кожу. Сквозь стиснутые зубы рыцарь снова осыпал колдунов отборной бранью, но не дождался никакой реакции.

Жар постепенно проникал все глубже. В какой-то момент Октавиану начало казаться, что его внутренности в прямом смысле слова горят, рыцарь даже обонял слабый запах дыма. От непереносимой боли воин бился в своих оковах как еще живая рыба на сковороде.

Вместе с болью в нем, как всегда, пробуждался гнев. Не обычная сдержанная злоба, сопровождавшая рыцаря почти постоянно, а пламенная ненависть, затмевающая все нелепые человеческие установки вроде "рассудка" и "мысли".

Октавиан не отдавал отчета, что непрестанный рев его глотки уже давно не похож на человеческий голос; что чешуя на его теле движется и расползается шире с каждой секундой; что тяжелые стальные кольца оков со страшным скрипом гнутся от его могучих движений. Рыцарь пал в глубокое забвение ярости и боли, и людское обличие его быстро сменялось страшным ликом чудовища.

Колдуны бросали на стремительно изменяющегося воина бесстрастные взгляды, не позволяя себе даже на миг поддаться тревоге, дабы не нарушить строгий ритуал. Знаки тьмы, разрывавшие барьеры миров, строили вокруг рыцаря незримый туннель на Ту Сторону, и малейшая ошибка угрожала окончательно вывести сложный процесс из-под контроля отступников.

Кожа рыцаря почти полностью обратилась, человеческими оставались только его лицо и, частично, левая рука. Во рту, обезображенном рычанием, торчали длинные клыки, будто у волка.

Скоба, удерживающая правую руку воина, вдруг с громким лязгом лопнула, и рыцарь, не глядя, попытался достать ближайшего врага — Мигеля. Удар был столь стремителен, что даже умелый колдун не успел уклониться целиком. Черные когти драконоборца вспороли отступнику правый рукав мантии от локтя до кисти, и сквозь разрез тонким ручейком полилась кровь, сразу забрызгав белую материю.

Де Варга отступил на шаг, не изменившись в лице. Кисть его руки безвольно висела, удар воина перерезал часть сухожилий, но сам колдун не просто сдержался, но и выполнил должную часть заклятий. Выдержкой отступника можно было только восхититься.

Сам ритуал, хоть и требовал огромных запасов энергии, по времени не был особенно длинным — не больше пятнадцати минут. Опытные колдуны справились за двенадцать.

И только завершив все необходимые знаки, отступники позволили страху и сомнениям пробудиться в своих душах. Да, глядя на стремительно умирающую человечность рыцаря, сопротивляться ужасу было сложно.

Отрывистый рев воина, полностью покрытого драконьей чешуей, начал напоминать членораздельные слова, произносимые на грубом незнакомом языке. Обезумевший рыцарь не пытался освободиться, свободной рукой он лишь царапал стол, оставляя в металлической пластине глубокие борозды. От его тела валил густой серый дым, и желтые языки пламени порой вспыхивали на шкуре.

Мигель что-то сбивчиво бормотал, поднеся окровавленную руку к своим губам. Но кровь продолжала литься, будто вся магия чародея вдруг исчезла. Побледневший де Варга быстро огляделся. Световая точка в потолке часто мерцала, теряя силу, ткань на стенах колебалась как от сильного ветра, угрожая с минуты на минуту сорваться. Это выглядело особенно опасным, ведь заколдованная ткань изолировала комнату ритуала от остального мира, не позволяя в случае неудачи неконтролируемой силе превратиться в обычный взрыв.

Яркая вспышка кратко ослепила отступников, а когда их взгляды вернулись к рыцарю, то потрясенные колдуны узрели высокое желто-белое пламя, окутавшее воина. Октавиан больше не лежал на спине, он спокойно сидел, а металлический стол медленно плавился под ним.

Жар наполнил помещение, и защититься от него не было возможности. Магия не действовала вблизи сего огненного смерча, колдуны начинали задыхаться.