Наследники (часть 2)

Часть 2.

Герои просто так не умирают.

Глава 1.

Церемония прощания завершилась, и гости неторопливо покидали церковь через узкие двери. Старинный костел, построенный еще полтысячелетия назад, явно не рассчитывался на такое количество прихожан, но ни малейшего неудобства не возникло. Обстановка тихой печали и сдержанной вежливости побуждала гостей, высокородных дворян, облаченных в черный бархат и меха, учтиво уступать друг другу дорогу. "Прошу Вас", "будьте добры", "о нет, я подожду" звучали вполне искренне, благодаря чему множество людей в одном тесном месте, вопреки статистике, так и не превратились в толпу.

Элиза фон Берхаген, молодая герцогиня, темная колдунья и скорбящая дочь, стояла перед гробом отца, неотрывно глядя в строгое лицо человека, еще при жизни прозванного Холодным. Забавная игра слов, отличное прозвище для неулыбчивого северного герцога, чье сердце казалось столь же промерзшим, сколь и его владения.

И лишь дочь, единственный ребенок этого мрачного и властного правителя, знала, сколько на самом деле любви и теплоты скрывается в глубине глаз родителя, даже цветом напоминающих лед. С самого детства Элизу ни на день не покидала уверенность, что все действия, все помыслы и устремления отца ведут к благополучию дочери.

Потому тонкая черная полоска, ведущая из уголка левого глаза вниз по щеке, не была нарисована искусной рукой в знак скорби; то была горячая слеза ведьмы, на самом деле растворившая стойкую тушь. Первая в жизни слеза, пролитая дочерью из-за отца.

Стянув с руки черную перчатку, колдунья нежно погладила покойника по седым волосам, как часто делала в детстве, и почти никогда после. Внезапно, словно очнувшись, колдунья оглянулась. Гости давно покинули церковь, оставив дочь наедине с родителем.

Ряды скамей пустовали... за исключением самого дальнего. Там, склонив голову и поставив колени на генофлекторий, будто бы в молитве, что-то тихо бормотал одинокий прихожанин. Вот только от его молитвы ощутимо веяло колдовской силой.

— Кто ты? — гневно спросила Элиза, готовая дать отпор любому некроманту, покусившемуся на тело отца.

Темно-русая голова дернулась вверх, открывая неожиданно знакомое лицо.

— Ясон?! — растерялась колдунья.

Чернокнижник медленно поднялся с колен, неловко улыбаясь. Было чему смущаться: левая половина его длиннополого сюртука имела милый, но совершенно не траурный светло-бежевый, почти белый окрас, в то время как правая прямо-таки сочилась абсолютной чернотой. Брюки и даже кожаные туфли с затейливыми пряжками также имели двойственную цветовую гамму. Причем, каждая туфля не продолжала цвет соответствующей брючины, но сама делилась на две части.

— Прости, я не знал о... — колдун виновато скользнул глазами по гробу у алтаря, — и не захватил траурный наряд. Попытался сделать на месте, но... — Чернокнижник оглядел себя и брезгливо скривился.

Герцогиня смешалась. Горе утраты сжимало сердце Элизы, но чернокнижник, нежданно явившийся в шутовском костюме, обрадовал, разозлил и рассмешил ее одновременно. Вздохнув, она натянула перчатку и пошла к колдуну, придерживая на ходу тяжелую пышную юбку. Тугой корсет неприятно сжимал бока при каждом шаге, а меховой воротник щекотал шею. Элиза мысленно пообещала себе проклясть портного.

Умение держать чувства в узде — обязательное условие для адепта высшей магии, и чернокнижнику в который раз пришлось поупражняться в нем. За время, прошедшее с последней встречи, колдун успел забыть, как сильно воздействует одно лишь присутствие Элизы на его эмоциональное состояние. Какая-то древняя магия, взывающая в обход сознания напрямую к животным инстинктам, наполняла воздух вокруг колдуньи, покоряя волю окружающих мужчин. Чернокнижник не видел ее следов, но не сомневался в присутствии этой силы; слишком уж легко герцогиня очаровывала его.

Впрочем, представлялось вполне возможным, что гордый чернокнижник всего-навсего стыдился признать недостатки собственного эмоционального щита, благодаря которым эта женщина проникала в его сердце. Герцогиня могла впечатлять мужчин и без какой-либо магии.

— Элиза... — начал колдун, но тут же озадаченно замолк, поймав странный взгляд.

— Пойдем отсюда, — сдержанно велела Элиза и взяла чародея под руку.

На выходе ему все же пришлось пропустить герцогиню вперед, узкая дверь упорно выпускала людей исключительно по одному, но Элиза подождала колдуна и снова ухватила за локоть, словно опасалась, что он растает в воздухе.

— Красиво, — произнес чернокнижник, окинув взглядом заснеженный двор. Колдунья промолчала.

Древний город Бер, построенный недалеко от Северного моря, в отличие от изнеженной столицы, знавал настоящую зиму. Белые сугробы причудливыми изгибами устилали все пространство между высокими кирпичными стенами поместья, ослепляя наблюдателя. Рой нервных снежинок, подхваченных порывами ветра, постоянно норовил броситься в лицо идущей вместе паре, но колдун почти бессознательно отталкивал его прочь.

Церковь стояла вдалеке от остальных строений, на краю обширного парка с замерзшим прудом и садом. Судя по следам на снежной тропинке, гости направились в особняк, едва различимый в метели, но Элиза повела колдуна в другую сторону, к застывшим, словно в тонком слое хрусталя, деревьям. Приглядевшись, чернокнижник увидел небольшую деревянную беседку.

Холода, похоже, не чувствовал никто из этих двоих.

Тропа сама собой расчищалась под ногами идущей пары, и чернокнижник ломал голову, как так выходит, что он не чувствует в происходящем магии. Наконец, тягостное молчание измотало его.

— Элиза...

— Ты мерзавец, — хладнокровно ответила женщина.

— Возможно, — осторожно признал колдун, мысленно радуясь и такой беседе. — Я лишь хотел выразить соболезнования...

— Замолчи.

Чернокнижник повиновался, размышляя, будет ли правильным оглушить колдунью и влезть в ее сознание, чтобы разобраться, о чем, черт подери, она думает.

Наконец, они добрались до круглой беседки, пустой, если не считать покрытой снегом скамейки. Небрежным жестом Элиза смела сугроб в сторону, затем, сложив пальцы свободной руки знаком малого огня, высушила доску. Второй знак, потока воздуха, она, очевидно, держала в уме, и чародей оценил возросшее мастерство колдуньи. Сам он, впрочем, справился бы не в пример быстрее, даже не шелохнувшись.

— Садись, — приказала герцогиня, увлекая чернокнижника на скамью вслед за собой.

-Элиза... — в третий раз повторил настырный колдун.

— Год. — В голосе герцогини фон Берхаген звучала вся холодная ярость севера. — Ты исчез на целый год, ни разу не озаботившись подать весть о себе.

— Меня искала Инквизиция, — оправдывался колдун. — И сейчас ищет, между прочим. Я боялся подставить...

— Замолкни, — прошипела Элиза и впилась ему в губы.

Минут через пять, когда они отдышались, разговор возобновился.

— Я знаю, что ты солгал.

— Э? — колдуну определенно требовалось больше времени, чтобы собраться с мыслями.

— Никакого договора с императором ты не заключал. Ты мог жениться на мне в любое время.

Чернокнижник все же подавил, хоть и с трудом, желание применить заклятие телепортации.

— Элиза, я все объясню...

"Чертов Октавиан", — мысленно прорычал чародей. "Это была его проклятая идея".

— Не нужно. Я понимаю. Ты еще совсем не знал меня, да и сейчас почти не знаешь. Ты даже не представляешь, как много я могу дать тебе.

Глаза прекрасной колдуньи пылали огнем фанатизма. Алые губы отрывисто и страстно метали слова, словно молнии. Черные волосы, отросшие за прошедший год ниже плеч, слегка шевелились, будто сонные змеи.

Эмоциональная защита колдуна куда-то испарилась, что, вообще-то, грозило катастрофой. Вышедшая из-под контроля власть столь сильного чародея могла обернуться средней силы землетрясением, эпидемией чумы, нашествием саранчи... армией замерзших, покрытых инеем и оттого демонически озлобленных насекомых, пытающихся понять, какой идиот призвал их посреди зимы.

— Элиза, я безродный преступник, преследуемый властями. Ты герцогиня. Наш брак, даже если я соглашусь, никто и никогда не признает законным.

— Безродный, как и та шлюха, из-за которой монахи тебя вычислили, — злобно сверкнув глазами, процедила герцогиня.

"Ой-ей", — только и прозвучало в разуме колдуна.

— Да, я знаю о ней. Я весь год собирала о тебе информацию. Хочешь, перескажу твою характеристику из университета магии? Весь документ наизусть не помню, но отдельные моменты меня изрядно повеселили.

"Она просто ревнивая женщина, ничего особенного", — подумал чернокнижник, но эта мысль только усилила панику.

— "Слабый, ведомый, полностью лишенный лидерских качеств". "Магический дар средний". Неожиданно, правда? Это ведь не глава твоего приюта писал, это слова магов. Как ребенок сумел обмануть их технику? Ясон или как тебя там зовут, ответь, где ты прятал свою силу до того турнира?

— Элиза, — устало произнес чернокнижник. — Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты возглавил гильдию отступников, сокрушил магов и позволил мне родить дюжину наследников-колдунов, равных тебе по силе. С твоей помощью я изменю облик Империи.

— То есть, строго говоря, тебе плевать кто я и откуда, ты ищешь во мне лишь средство реализации амбиций? — уточнил колдун, осмыслив слова герцогини.

Элиза поняла, что немного заигралась в роли стальной девы и смягчила тон.

— Нет, Ясон. Ты единственный мужчина, который мне интересен. Я знаю, что ты любишь власть, так возьми ее! Через меня ты достигнешь любой цели быстрее и вернее.

Чернокнижник отвел взгляд и уставился в деревянный пол беседки. Губы его искривились в ироничной усмешке.

— Элиза, я не отвергаю тебя. Мне еще многое нужно сделать, и твоя помощь придется кстати. Но я не вижу ни единого пути, ведущего к нашему с тобой браку. Для закона я — никто.

— Первый император родился рабом в посудной лавке. Серый узурпатор был сыном контрабандиста. Шатак-а-Таби не знал своих родителей, как и ты. Да сам Спаситель, в конце концов, лишь...

— Это было давно, — отмахнулся колдун.

— Дю Магниф — сын шута, — раздраженно продолжила Элиза, не привыкшая к подобному пренебрежению. — О прошлом Архимага ничего не известно. Твой друг Леонардо сколотил состояние, скупая долги и выбивая их при помощи бандитов.

Колдун удивленно посмотрел на герцогиню. Как-то не вязалась эта информация с чопорным обликом благородного банкира.

— Да и я сама... незаконнорожденная, — отвернувшись, закончила колдунья.

— Я не знал, — признал очевидное чернокнижник, чтобы хоть что-то сказать.

— Об этом не принято говорить. Герцогу было уже за сорок, когда он окончательно потерял надежду стать отцом. Он был женат дважды, но ни одна из жен даже ни разу не забеременела. Такое случается иногда, мужчина тоже может быть бесплодным.

Колдун с интересом наблюдал за Элизой, упорно разглядывающей кружащие вдали снежинки.

— Маги в Империи только разводили руками. Ни один не решился ставить эксперименты на герцоге, сколько тот ни умолял. И тогда отец отправился на восток. Два года он пропадал в странах рассвета, и когда уже император собирался назвать нового владыку Берхаген, отец вернулся вместе со слепой колдуньей. Глаза ее постоянно закрывала черная повязка, но ведьма вела себя как зрячая. Говорят, она была очень красива.

— Как ты?

Герцогиня невольно улыбнулась.

— Не знаю. Я никогда ее не видела. Ведьма приехала уже беременной, прожила в этом поместье три месяца, после чего родила девочку и на следующий день исчезла. Видишь, — Элиза резко обернулась и заглянула колдуну в глаза, — я тоже не знаю своей матери.

"Это объясняет ее смуглую кожу и несколько непривычно изогнутый разрез глаз. Она говорит правду", — подумал чернокнижник и тяжко вздохнул.

— Я понял тебя.

— Прекрасно, — одобрила Элиза. — А теперь прекращай свои унылые рыдания в стиле "ах, я сирота и душегуб" и займись делом. Царящий в Империи хаос нам на руку.

Колдун мысленно отметил это "нам" и уточнил:

— Намекаешь, что я могу заслужить помилование?

— Не намекаю, а говорю прямо. У тебя богатый выбор мест, где можно проявить себя: восточный фронт, бунтующие западные провинции, да хоть пираты во внутреннем море. Среди отступников ты уже почти легенда, станешь таким и для простых людей — Инквизиция не посмеет тебя тронуть.

— Глас народа — глас Божий, — усмехнулся колдун, вспомнив покойного императора. — Но... Элиза, ты что, репетировала эту речь?

— Да, — ответила колдунья, не моргнув и глазом. — Я ждала тебя. Только не думала, что ты появишься именно в такой день...

Чернокнижник смотрел, как Элиза борется со слезами, и медленно осознавал, что путей к отступлению ему не оставили. С другой стороны, все, о чем говорила герцогиня, звучало вполне разумно и казалось осуществимым. "Не вечно же мне от монахов прятаться?" — подумал чернокнижник. Архимаг за два века не постарел ни на день, и колдун почти не сомневался, что сможет повторить этот фокус. Но какой смысл жить сотни лет, если ты вынужден провести их, как крыса, в подполье? Нет никакой радости от жизни в изгнании, где каждый встречный может оказаться доносчиком или переодетым инквизитором, где общение с тобой смертельно опасно, где никто не может верить тебе, как и ты не вправе никому доверять.

Герцогиня просто озвучила то, что чернокнижник и так собирался сделать.

— Отец всегда говорил мне, — снова заговорила колдунья, подавив некстати нахлынувшие эмоции, — что есть два вида аристократии. Первый — аристократия крови, когда ты чувствуешь поколения предков за своей спиной и не можешь предать их честь и надежды. Империя построена на костях титанов, положивших свои жизни в основание нашей мечты о совершенном обществе. Кто мы такие, чтобы предать их великое дело, отбросить его в сторону, сделать напрасным?

Чернокнижник завороженно слушал, почти физически ощущая, как слова колдуньи оплетают его тончайшими цепями подчинения.

— Но есть и другая аристократия. Аристократия духа. Человек, которому не требуются другие мотивы быть великим, кроме своей воли, обретает собственное величие. Он сам становится титаном. Стоя спиной к солнцу, он отбрасывает длинную тень далеко в будущее. Ему незачем озираться на светило авторитетов, он в себе самом находит достаточное основание жить и творить. Такие люди становятся основателями тысячелетних династий.

Колдун сидел, совершенно подавленный.

— Я сказала что-то не так? — смутилась Элиза, оставив патетику.

— Нет, твоя маленькая речь превосходна. Просто странно слышать такое... от женщины.

Несколько секунд колдунья сидела спокойно, потом начала тихонько смеяться. Смех становился все громче и громче. Изумленный чернокнижник увидел текущие по щекам хохочущей девушки слезы и невнятно выругал сам себя. "Устроил тут день потрясений", — подумал он и, не придумав ничего лучше, обнял колдунью за плечи и привлек к себе.

— Ни один мужчина не любит, когда женщина учит его жизни, — сквозь сдавленный смех выговорила Элиза, уткнувшись лбом колдуну в плечо.

— Наверное, — усмехнулся чернокнижник, умело имитируя уязвленную гордость. Подлинные его эмоции оставались достаточно блеклыми, однако потенциальной супруге об этом знать было ни к чему. — Но знаешь, я так и не сказал, зачем пришел.

— Ничего и не говори, я хочу думать, что ты просто желал меня увидеть.

— У тебя есть все причины думать так. Ты первая, к кому я обратился. Я мог пойти к де Варга или любому другому мастеру цеха, но пришел к тебе.

Элиза промолчала.

— Мне жаль, что я ворвался именно сегодня. Прости.

— Нет, все хорошо. Ты развлек меня... и напомнил, что я женщина, — усмехнувшись, добавила герцогиня. — Из-за болезни отца мне пришлось заниматься его работой. Он так мучился в последние дни. Все время просил прощения, что оставляет одну.

Чернокнижник осторожно погладил Элизу по голове. Честно говоря, эти ласки уже начинали ему надоедать, но приходилось следовать избранной роли влюбленного утешителя.

— Я продлила его жизнь почти на десять лет. Но магия не всесильна. Всегда есть границы возможного.

С этим чернокнижник мог бы поспорить, если бы сумел внятно изложить сумрачные подозрения, зреющие в его уме весь последний год. Но, разумеется, не в то время и не в том месте.

Незримая ледяная игла кольнула сердце колдуна.

— Быстро они, — нахмурился чернокнижник.

— Что?

— Меня нашли. Похоже, твое поместье под наблюдением.

Колдун знал многих мужчин, совсем даже не трусов, которые испугались бы в такой ситуации. Элиза лишь сосредоточилась.

— Ты еще придешь?

— Да, и на этот раз тебе не придется ждать год, обещаю. Но послушай, у меня мало времени. Я ищу одну книгу, которая, возможно, есть в библиотеке твоего отца.

— Отец действительно собирал книги, — отстранившись, кивнула Элиза. — Но легальные, не связанные с магией.

— Я знаю. Мне нужен трактат по истории... или не по истории, не знаю. В общем, это редкое сочинение одного поэта, жившего два с половиной века назад. Точное название мне неизвестно, но его еще называют "Книгой загадок Алкуина".

— Никогда не слышала, — с сомнением ответила герцогиня.

— Неудивительно. Прошу, попытайся отыскать хотя бы следы. Я точно знаю, что двадцать четыре года назад эта книга была у твоего отца.

— Я постараюсь, — пообещала колдунья.

Сердце чернокнижника снова стиснула холодная судорога.

— Все, я ухожу.

Выпустив встревоженную герцогиню, чернокнижник поднялся на ноги. Сдержанно улыбнувшись напоследок, он пальцами правой руки прочертил в воздухе сложный узор и шагнул вперед.

Яркая вспышка света болезненно ударила по глазам Элизы, заставив колдунью отвернуться. Когда герцогиня взглянула обратно, то увидела лишь пляшущие в воздухе снежинки. Колдун исчез.

И появился на опушке дремучего леса далеко за городом, по уши увязнув в высоком сугробе. Просто удивительно, сколько снега может намести хорошая пурга за какие-то полчаса.

Сдерживая ругательства, чернокнижник рыскал коченеющими руками в рыхлом белом месиве, стремясь нащупать оставленный недавно рунический камень, служивший якорем телепортации. Колдун обоснованно гордился этой оригинальной разработкой, в которой ему таки удалось совместить мистическую и нелогичную школу света со старыми техниками зачарования материи. Именно благодаря подобным якорям он сумел так долго дурачить Инквизицию, за доли мгновения преодолевая огромные дистанции.

Применять обычную магию для поиска камня или хотя бы для добычи огня было слишком опасно, око мага, почуявшее чернокнижника, все еще искало ускользнувшую в последний момент цель. Поэтому колдуну приходилось морозить пальцы и проклинать погоду, с тоской вспоминая мягкие столичные зимы.

Наконец, бесчувственная ладонь колдуна все-таки наткнулась на скользкий камень, размером и формой напоминавший большую монету. Светло-серый кусок мрамора когда-то в прошлой жизни был частью невообразимо уродливой статуи ангела, поставленной на кладбище в одном мелком городке. Чернокнижник не стерпел такого насилия над благородным искусством и разбил убожество, швырнув статую в нападающих инквизиторов. Да, то был один из редких случаев, когда преследователи, на свою беду, все-таки настигали колдуна. В тот раз обошлось без смертоубийства. Осознав, что слухи не врут, и чернокнижник действительно игнорирует антимагическую ауру инквизиторов, трое монахов проявили неожиданное для религиозных фанатиков здравомыслие и сбежали, намереваясь вернуться с подкреплением.

Нельзя сказать, что чернокнижник полностью обходил защиту монахов, вовсе нет. Даже знаки школы света под воздействием амулетов инквизиции работали нестабильно, а обычная магия и вовсе отключалась. Поэтому, собственно, колдуну и приходилось иногда драться: световое перемещение вблизи монахов не работало. Если чародей не успевал сбежать заранее, бой становился неизбежен.

Вот и сейчас, снова ощутив касание чужой поисковой магии, колдун сунул камень в карман и обернулся потоком света, устремившись к следующему якорю.

Трудно описать ощущения, сопровождающие длительное превращение тела в размазанный поток колеблющихся волн, но их совершенно точно нельзя назвать приятными. На коротких расстояниях сознание просто не успевает осознать перемещение, и субъективно оно выглядит мгновенным. Но когда требуется пробыть в форме света дольше одной миллионной секунды, разум начинает подозревать неладное. Точно зафиксировать чувства, разумеется, сознание все же не успевает, но ощущение некой безумной неправильности, того, чего с человеком просто не должно происходить, неотвратимо преследовало каждое долгое путешествие.

Чернокнижник проявился в затхлом и пыльном подвале. Приятная темнота и тепло после белого блеска и ледяного удушья метели привели колдуна в состояние умиротворения и расслабленности. Лениво потянувшись, чернокнижник отметил эмоциональное искажение, порожденное сменой обстановки, но решил не вмешиваться в работу мозга. Тело заслужило отдых.

Подвал располагался на приличной глубине под уничтоженным давным-давно городом, где не селились даже бродячие собаки. Обгорелые стены разрушенных домов навевали философские мысли, что смерть, в конечном счете, пожинает не только людей, но и их творения.

В такой обстановке, со скелетом целого города на плечах, творить черную магию и предаваться неописуемым злодействам было идеальным занятием, чем и объяснялся выбор колдуном именно этого места в качестве убежища. Мрачный юмор молодости не покинул чернокнижника.

Сотворив освещение, чародей поплелся к своему рабочему месту, проступившему в полумраке. Мебель не отличалась особым стилем: простой стол из широкой доски на четырех ножках никак не сочетался с высоким мягким креслом, спасенным из чудом уцелевшего дома какого-то вельможи. Но колдуну было плевать на вид помещения, мысли чародея блуждали где-то между столицей, восточным фронтом и поместьем потенциальной невесты.

То, что Элиза не отказалась от своих планов насчет чернокнижника, одновременно и внушало последнему тревогу, и тешило его самолюбие. Мотивы колдуньи, впрочем, оставались достаточно прозрачными: умелый колдун, сумевший сплотить вокруг себя разрозненное сообщество отступников, однозначно становился силой, способной противостоять как Гильдии магов, так и Церкви. Происхождение не имеет значения, если у тебя есть армия.

Восстание в Хиберии было подавлено за ничтожный месяц, потому что местные отступники не только не примкнули к мятежникам, как те надеялись, но и, вопреки своему обычному нейтралитету, выступили на стороне карательной имперской экспедиции. По слухам, небезызвестный банкир, близкий родственник и друг некоего колдуна, деятельно участвовал в формировании временных чародейских отрядов.

Чернокнижник до сих пор гадал, чего такого Леонардо мог пообещать колдунам, но, скорее всего, дело было в авторитете покойного императора. Показав всей империи свое уважение к отступникам, Карл поселил в расчетливых колдунах надежду на осуществление магического переворота и развал ненавистной гильдии. Но и теперь, судя по поведению герцогини, чернокнижник заключил, что колдуны еще надеются взять свое.

Ведь даже император Вильгельм не стал отменять законы Карла о магии. Молодой правитель, вопреки мнению собственного отца, оказался далеко не глупцом и смог перебороть давление Гильдии, избежав новых бессмысленных беспорядков.

Колдун около часа неподвижно просидел в кресле, обдумывая план действий. Последовательность выстраивалась соблазнительная: во-первых, отправиться на восток, к войскам блистательного дю Магнифа. Граф, словно в насмешку над всеми завистниками, оказался единственным компетентным военачальником, способным противостоять кочевникам. Вильгельм потерял несколько легионов вместе с новыми генералами, прежде чем сдался и призвал, как он сам выражался, "отцова шута" из изгнания.

Справедливости ради, следует заметить, что успехи самого графа пока не слишком отличались, но дю Магниф, по крайней мере, ухитрялся сохранять войско целым и оборонять важнейшие пограничные города. Ни о каком контрнаступлении речи даже и не шло.

Чернокнижник криво усмехнулся, представив эмоции молодого императора, когда тот впервые осознал, что война — это проблема только лишь короны, и ни Церкви, ни любимой Гильдии нет никакого дела до угрозы тотального уничтожения. Разделение властей, однако.

Далее, во-вторых, следовало найти местных колдунов. Арена боевых действий — раздолье для некромантов и прочих темных личностей, черпающих силы из страданий и гибели других. И пусть многих из таких чародеев даже людьми сложно назвать, их мощь и специфические познания наверняка окажутся полезны.

Чернокнижник не строил особых иллюзий. Да, столичные отступники все еще восхищались победителем уникального турнира, но чтобы произвести впечатление на подлинных мастеров, живущих вне закона и морали, требовалось нечто большее, чем навык метания огненных шаров. Впрочем, колдун верил в себя, в наследие де Софо и в удачу, пока еще не изменившую ни разу.

В-третьих, чернокнижник жаждал узнать, кто же такой хан Шойта и как ему, черт подери, удалось подчинить черного дракона. Подобные твари создавались для служения магам, но секреты управления потерялись во тьме веков конца первого — начала второго тысячелетий новой эры, в период упадка, когда цивилизованная магия едва не исчезла из мира, погрязшего в варварстве и междоусобицах.

— Если я завладею этими секретами, Империя провозгласит меня новым Архимагом, — пробормотал колдун, нарушив долгое молчание. — Империя Драконов, звучит просто великолепно.

Но, опять-таки, обольщаться было рано. Хан использовал дракона лишь единожды, а воевал и вовсе одними только людьми, без боевой магии. Чернокнижник пришел к выводу, что совершенно не понимает ни мотивов, ни возможностей восточного деспота, и это удручало.

В-четвертых, надо было использовать все возможное, чтобы остановить вторжение. Чернокнижник, истинный сын Империи запада, не мыслил жизни в чуждом обществе, даже если родное намеревалось предать его сожжению. Если бы его спросили, чем именно Империя так хороша сама по себе, он бы, пожалуй, не смог ответить. Но чародей совершенно точно знал, что любая другая культура неприемлема лично для него.

Не стоит недооценивать амбиции колдуна. История хранила упоминания о великих магах древности, в одиночку побеждавших целые армии. Конечно, для некоторых народов иных эпох и триста вооруженных человек — армия, но не всегда подобное замечание оказывается справедливым. Феодальная система Империи, например, во многом обязана своим существованием именно магии. Крестьяне, поднявшие бунт в отдельном феоде, рано или поздно встречали на своем пути пару магов, нанятых помещиком, и даже чудо не могло спасти несчастных мятежников, ибо чудеса находились во власти их врагов. Гильдия магов, руководствуясь священными писаниями, волей Церкви — крупнейшего феодала, а также простым человеческим консерватизмом, лояльно относилась к интересам землевладельцев. Формально будучи структурой почти религиозной, гильдия предоставляла различные услуги, если могла хоть как-то обосновать их теологически.

Так боевые маги, сопровождающие войска императора и крупнейших рыцарских орденов, появились именно как поддержка принципа "вся власть — от Творца", в том числе и военная. И они силой своей магии действительно многократно укрепляли эту власть.

Словом, даже одинокий колдун, преследующий собственные цели, мог оказаться влиятельной фигурой в беспорядке войны.

В-пятых, о чем колдун подумал с некоторой тоской, ему, похоже, придется в случае успеха принять предложение Элизы о союзе. Иного способа так быстро и легко закрепиться в правящих кругах Империи могло и не представиться. К счастью, перспектива сия была так далека и отделена таким множеством трудностей, что чернокнижник с чистой совестью мог о подобном вообще не думать.

Закончив с теорией, чернокнижник щелкнул пальцами — знак рассеяния — и в тот же миг свет погас.

Глава 2.

Дешевая таверна в грязном порту была непривычно тиха. Пропахшее кислым вином заведение обычным вечером вмещало в себя до сотни голов матросов, воров, проституток и прочего шумного отребья, но ныне длинные, изрезанные ножами столы и лавки пустовали. Лишь небольшая группа полуголых чернокожих разнорабочих что-то вполголоса обсуждала за одним столом, недалеко от входа, да мрачный и мертвецки пьяный рыцарь молча осушал уже, наверное, десятую бутыль местной мерзкой браги. По крайней мере, четыре пустые бутылки стояли в ряд на столешнице, и целая груда битого стекла валялась под ногами пьяницы.

Без доспехов, в простой кожаной куртке и таких же штанах, нечесаный и небритый, воин мог бы показаться простым наемником, если бы не блестящие шпоры на добротных черных сапогах, да широкий двуручный меч в строгих темных ножнах, стоящий у стены рядом. Перекрестье оружия украшал простой, но внушительный символ — пять мечей, сложенные в пентаграмму, метка благородного Ордена.

Сгорбившись, мутным взглядом рыцарь хмуро уставился на болтающих рабочих. Хозяин таверны, толстый одноглазый ветеран в засаленном фартуке, с тоской наблюдал за воином из-за прилавка. Годы научили его распознавать грядущую драку по первым признакам и пресекать ее заранее, показав буянам спрятанный под прилавком боевой арбалет; но едва ли это произвело бы должное впечатление на дворянина.

— Ненавижу вас, ублюдки, — немного невнятно, но достаточно громко произнес он, сжав оловянную кружку в руке. Металл слегка смялся.

Негры опасливо покосились на пьяного мечника и сделали вид, что не расслышали. Связываться с орденом Пяти Мечей, практически захватившим власть в городе, не хотел никто.

— Сидите тут, беседы водите, — пожирая работяг глазами, продолжал воин. — Чертовы язычники. Чертов Такемет. Чертова Ракота. Ненавижу. Вас. Всех.

Строго говоря, рыцарь намеренно ошибался, язычников в Такемете, заморской провинции Империи, было не так уж много. А уж в приморской Ракоте, древнем и величественном городе, основанном западными завоевателями, они и вовсе не водились. То был главнейший оплот Священной Империи на южном континенте, светоч культуры и обитель многих поколений известных на весь мир мудрецов. Правда, в грязной портовой таверне в это верилось с трудом.

— Скоты, — с чувством произнес рыцарь. — Сознаете ли вы свое величие, слышите ли голоса святых? Пафос Империи, ублюдки черномазые, где ваш имперский пафос?

Рабочие стали потихоньку собираться.

— Где?! — рявкнул дворянин, и негры подскочили. Воин остался сидеть.

Хозяин таверны расслабленно вздохнул и пробормотал благодарную молитву.

Рыцарь презрительно фыркнул и вернулся к изучению содержимого гнутой кружки. Увлеченный этим незатейливым опытом, он не заметил, что в дверях стремительно удаляющиеся рабочие столкнулись с отрядом вооруженных наемников. Четверо мечников в кольчугах пропустили негров мимо, внимательно изучая сидящего поодаль рыцаря. Загорелые и покрытые шрамами, эти ребята явно не были новичками. Сносная броня и хорошие мечи указывали, что наемники состояли на службе у кого-то достаточно богатого.

— Вот уж не ждал, — буркнул один из них и презрительно сплюнул. — Он один. Валим его?

Остальные кивнули.

Неспешно обнажив мечи, наемники направились прямо к рыцарю, упорно не замечавшему ничего, кроме плещущегося на дне кружки напитка.

Хозяин, оценив обстановку, нырнул под прилавок и зарядил арбалет. Вмешиваться он не спешил, да и не было у него никакого резона спасать пьяного задиру. Арбалет должен был послужить гарантией безопасности самого владельца.

Наверное, если бы наемники просто начали рубить рыцаря, тот бы умер прежде, чем заметил угрозу. Но люди никогда ничего не делают молча, им обязательно надо высказаться, чтобы ощутить свое превосходство.

— Что, пьяная свинья, готов к смерти? — насмешливо спросил один из убийц, поигрывая клинком.

Зря.

Сфокусировав плавающие глаза, рыцарь увидел стоящих вокруг вооруженных людей и вообразил, что негры вернулись для драки. С ликующим воплем воин схватил свой огромный меч и огрел ближайшего наемника по голове, даже не озаботившись снять с клинка ножны. Пострадавший мгновенно рухнул оземь, истекая кровью из пробитого черепа.

С хохотом вскочив на стол, разбросав бутылки, рыцарь одним резким движением освободил меч от ножен и едва не разрубил второго наемника, чудом успевшего отпрянуть от молниеносного замаха.

— Я! Октавиан! Вызываю вас, выродки! — проревел рыцарь и, скользнув на пол, пошел в атаку.

— Да хоть Тертуллиан, — буркнул один наемник и попытался парировать.

Благородный клинок Ордена, скрепленный чарами, с легкостью перерубил обычную сталь и жадно впился в грудь наемника. Остальные двое, осознав, наконец, что перевес вовсе не в их пользу, попытались бежать, но пьяный рыцарь проявил неожиданно хорошую координацию движений и, подхватив с пола чудом уцелевшую бутылку, метнул в одного противника свой меч, а в другого — стеклянный снаряд.

Как итог, один наемник пал, пронзенный в районе поясницы, а другой, получив бутылкой по затылку, споткнулся и остановился. Прижав ладонь к окровавленному затылку, воин обернулся и увидел, что его пьяный противник с трудом стоит на ногах, опираясь на столешницу обеими руками. Рыцарю явно было дурно.

Жажда мести вспыхнула в глазах последнего выжившего наемника, и он бросился на Октавиана с воздетым мечом.

Все знают, что Создатель по каким-то загадочным причинам благоволит пьяным. Возможно, Он творил наш несчастный мир именно спьяну, что, в общем, объясняет все странности и несправедливости Вселенной, и потому до сих пор испытывает сочувствие равного ко всем алкоголикам.

Как бы то ни было, бегущий наемник случайно наступил на еще одну сохранившуюся после падения бутылку и, потеряв равновесие, с размаху врезался в рыцаря головой. Ошарашенный подобной тактикой Октавиан растерянно отмахнулся, влепив тяжелый удар пудовым кулаком прямо по виску наемника. Хруст костей и брызнувшая кровь скорбно подтвердили скоропостижную кончину последнего нападавшего.

Словно чтобы придать картине еще большую омерзительность, желудок рыцаря, растревоженный волнением и внезапной акробатикой, вывернулся наизнанку, отвергая всю выпитую накануне дрянь, и прославленного воина вырвало прямо на окровавленные тела поверженных врагов.

Справившись с рвотой, побледневший рыцарь устало сел на ближайшую лавку. Голова раскалывалась, в ушах звенело, гадкий привкус поселился во рту.

— Это и называется "жив", — мрачно изрек Октавиан, оглядывая поле боя. — Эй, хозяин!

Из-за прилавка показался толстяк с арбалетом.

— Принеси ведро холодной воды. Да живее!

Старый ветеран не заставил долго ждать. Мысленно проклиная живучего дворянина, он отложил арбалет и приволок широкую деревянную кадку, полную немного мутной, но годной для питья колодезной воды.

Октавиан пить не стал. Хозяин с недоумением взирал на рыцаря, погрузившего лицо в ведро по самый затылок и застывшего в такой позе на пару минут. Когда толстяк уже решил, что дворянин утоп, рыцарь, наконец, выдернул голову из кадки.

Фыркая и отплевываясь, Октавиан вынул из кармана пару серебряных монет и бросил хозяину. После водной процедуры рыцарь выглядел гораздо бодрее. Разыскав на полу ножны меча, воин повесил их себе на спину, но меч, выдернутый из уже окоченевшего наемника, прятать не спешил. Взвесив в руке свое оружие, рыцарь удовлетворенно хмыкнул и обернулся к толстяку.

— Ты этих выродков знаешь?

Толстяк благоразумно ответил, что видит наемников впервые, хотя точно помнил, что эти парни захаживали весь последний месяц и оставляли неплохие деньги.

Октавиан недоверчиво скривился, но настаивать не стал. Положив меч плашмя на плечо, воин направился к выходу.

Портовый квартал Ракоты встретил рыцаря мелким дождем и резкими порывами сырого ветра. С моря темной полосой надвигался ураган. Величественный маяк, видимый из любой точки города, на фоне пасмурного неба казался злым циклопом с ярко горящим глазом, готовым перепрыгнуть со своего островка на континент, дабы щедро сеять разрушения.

В общем, даже погода недвусмысленно намекала на драку.

Что бы ни происходило в городе, похоже, один лишь Октавиан оставался в неведении. Шагая по извилистым нищим улочкам, среди пропахших рыбой складов и лабазов, рыцарь не встретил ни одного человека. Жители прятались, и причиной их опасений был определенно не ураган.

Под каменной аркой, отделявшей порт от рынка, Октавиан обнаружил несколько трупов, грудой сваленных в огромной луже крови. Один из них принадлежал незнакомому рыцарю Ордена, которого драконоборец опознал по клейму на изрубленной кольчуге. Из груди и живота воина торчали два арбалетных болта. Остальные не походили на вояк, больше напоминая обычных прохожих, которым просто не повезло. Оружие рыцаря отсутствовало, очевидно, убийцы забрали дорогой клинок с собой.

— Покойся с миром, брат, — пробормотал Октавиан и пошел дальше, оставляя за собой кровавые следы.

Городская ратуша, где расположился штаб Ордена, находилась в самом центре города, как раз между дворцом наместника и храмом Мурсийского святого. Все праздники, восстания и эпидемии неизбежно собирали там шумную толпу, и рыцарь даже не задумывался, стоит ли туда идти. Конечно, разумнее всего было бы затаиться, выждать, чтобы разобраться в происходящем, но все еще немного пьяный и порядком озлобленный рыцарь не собирался прятаться.

Рынок предсказуемо пустовал. Торговцы покинули свои места в спешке: ряды крытых лавок были заполнены брошенными товарами. Октавиан невозмутимо взял с одного прилавка большой красный персик, явно выращенный в какой-нибудь колдовской теплице, и двинулся прочь, неторопливо жуя сочный плод. Сладкая мякоть, как и ожидал рыцарь, с легкостью перебила мерзкие ощущения, оставленные вышедшим обратно дешевым вином.

Торговые ряды закончились, плавно превратившись в широкую площадь. С каждой минутой становилось все темнее, но зажигать фонари никто не торопился. В окнах домов свет также отсутствовал. Где-то бесконечно вверху сверкнула молния.

— Наконец-то... — заговорил рыцарь, но раскат гром заглушил последние слова.

Речь предназначалась вышедшим из полумрака троим вооруженным мужчинам. От разлагающихся в таверне наемников эти отличались только оружием: один напряженно целился в Октавиана из арбалета, а другой любовно гладил длинный полуторный клинок с эмблемой Ордена над рукоятью. У третьего на поясе висела кривая сабля, но он не спешил ее обнажать.

— Того, кто предложит мне сдаться, я прикончу первым, — пообещал Октавиан и откусил последний кусочек персика.

Тот, что хранил меч в ножнах, усмехнулся.

— Сда...

Октавиан не дал ему договорить. Большая плодовая косточка, метко брошенная рыцарем, угодила наемнику точно в глаз. Кошкой кувыркнувшись по земле, драконоборец увернулся от стрелы и, не вставая, с колен рубанул болтливому глупцу по животу. Омерзительный жирный запах кишок и дерьма тут же ударил по ноздрям.

Второй, тот, что с клинком Ордена, оказался сообразительнее и попытался зарубить поднимающегося рыцаря, но трудно простому наемнику соперничать в скорости с наследником рода, прославившегося охотой на чудовищ. Со свистом мелькнула сталь, и бандит потерял сначала правую руку, а затем обе ноги; истекающий кровью кричащий обрубок человека рухнул на мостовую.

— Это становится однообразным, — пробормотал Октавиан, разминая плечи и нарочито игнорируя последнего наемника.

Тот все никак не мог уложить новую стрелу в ложбинку арбалета, предательская дрожь в руках обессмысливала все движения.

— Человек не может двигаться настолько быстро! — выпалил наемник, пятясь.

— Даже если и так, зачем ты это говоришь? — полюбопытствовал рыцарь, обернувшись, наконец, к противнику. — Ты только что своими глазами видел обратное своим словам. Не доверяешь своему зрению? Знаешь, меня всегда поражали такие люди, как ты. Почему вы охотнее верите своим устоявшимся бредням, чем очевидному опыту? Я раньше думал, что так поступают только сумасшедшие, но... черт возьми! Стоит произойти чему-то невероятному, как вы тут же кричите, что это невозможно, хотя своими глазами всё видели. Безумцы!

Наемник все-таки зарядил оружие и прицелился в неподвижного рыцаря. Стрелка отделяло от потенциальной мишени не более семи шагов, с такого расстояния не промахнулся бы и ребенок, но рыцарю, казалось, было наплевать на смертельную угрозу.

Обрубленный воин все еще рыдал и неразборчиво вскрикивал.

— Хотя, отдаю тебе должное, в чем-то ты действительно прав. — Рыцарь сокрушенно покивал. — Видишь ли, после того, как я прикончил черного дракона и искупался в его крови, во мне что-то изменилось...

— Ты! — глаза наемника расширились. — Ты де Софо, драконоборец!

— Вот она — слава, — скептично фыркнул Октавиан и продолжил. — Мне начали сниться очень странные сны, и я постоянно зол. Нет, даже так — я в ярости. Всегда. Я с трудом сдерживаюсь, грязный выродок, чтобы немедленно не выпотрошить тебя и не развесить твои кишки по столбам вокруг. Поэтому я очень много пью. Вино помогает мне забыться и успокоиться, но сейчас, будьте вы прокляты, я снова трезвею.

Арбалетчик продолжал пятиться. Его товарищ, лишенный конечностей, наконец-то затих, испытав несовместимую с жизнью кровопотерю.

— Алкоголь еще греет мою душу, и поэтому я дам тебе шанс уйти. Сейчас. Убирайся. Или я разрежу тебя на тысячу мелких частей.

Наемник колебался. Взведенный арбалет явно придавал ему уверенности, но почти мгновенная гибель обоих соратников убеждала сильнее.

— Ты ведь знаешь, что не сравнишься со мной.

А вот это Октавиан сказал зря. Неважно, насколько велик твой враг, если он презирает тебя столь откровенно, глупая мальчишеская гордость обязательно заставит тебя напасть.

Рыцарь понял это за миг до выстрела по взгляду наемника и дернулся в сторону, но тяжелый наконечник болта все равно до кости оцарапал левую скулу драконоборца. Покачнувшись, рыцарь припал на одно колено.

— Сдаюсь! — выпалил наемник и бросил арбалет. Даже последний дурак догадался бы, что два неудачных выстрела подряд, выпущенные практически в упор, определенно не могут быть игрой случая.

— Хочешь заслониться от меня моей же честью? — процедил Октавиан, поднявшись. Тонкий ручеек крови стекал по щеке к подбородку, исчезая в короткой, но густой бороде рыцаря. — Да и черт с тобой. Проваливай!

Проследив за убегающим наемником, Октавиан выругался и попытался утереть кровь с лица, но лишь потревожил рану. Скривившись от боли, драконоборец долго и со вкусом сквернословил, после чего, немного успокоившись, снял с себя ножны, спрятал клинок и снова повесил на спину.

Отрубленная рука наемника все еще сжимала рукоять меча погибшего собрата-рыцаря. Наклонившись, Октавиан один за другим разжал оцепеневшие пальцы и забрал оружие.

— Не дело тебе, благородный друг, покоиться в руке мрази, — пробормотал рыцарь, оценивая клинок.

Пять Мечей весьма серьезно подходили к вопросам обмундирования своих братьев, и потому нанимали только лучших кузнецов. Даже рядовые солдаты Ордена имели превосходное оружие, а клинки и доспехи офицеров обязательно усиливались магией.

Словом, воин остался доволен трофейным мечом, уже дважды за вечер сменившим владельца. Нимало не брезгуя, рыцарь содрал с укороченного трупа окровавленную перевязь с ножнами и приладил на себя.

— Два меча, — удовлетворенно мурлыкал рыцарь, шагая дальше и помахивая новым оружием, чтобы привыкнуть к весу, — один для людей, другой для чудовищ.

Строка из легендарной саги, возможно, была несколько неуместна, но Октавиана это не волновало.

Примерно полчаса драконоборец наслаждался спокойной ходьбой и тишиной. Дождь неожиданно прекратился, хотя далекие молнии над морем все еще вспыхивали. Широкие живописные проспекты Ракоты приятно привлекали внимание своей особенной, уникальной архитектурой, в которой красочно переплелись западные и восточные мотивы. В полумраке окружающие здания казались черно-серыми, словно нарисованными тушью на холсте или чернилами на бумаге. У рыцаря возникло ощущение, что он идет по страницам книги, а не улицам города.

А затем сказка обернулась кошмаром.

Ликующие и злые крики тысяч людей заставили рыцаря сойти с середины улицы в тень домов. Зарево пожара ярко поднялось впереди, а затем раздался громкий грохот.

Рыцарь, невидимый словно призрак, молча наблюдал, как огонь пожирает ратушу. Где-то там, среди клубов дыма и колдовского, неестественно яркого пламени должны были находиться старшие братья и руководство Ордена. Крыша ратуши уже обвалилась, похоронив надежду рыцаря, что хоть кто-то переживет пожар.

Вооруженные люди, целая армия, заполонили площадь. Отблески огня плясали на их доспехах, придавая этому зрелищу поистине демонические черты.

Кочевники не совершали подобных диверсий. Они предпочитали истреблять вражеские войска полностью, на поле боя, а не обезглавливать, лишая руководства. Лишь единожды Шойта отступил от этого правила.

Скорее всего, подумал Октавиан, это предательство. Мятеж, поднятый кем-то из местных баронов. Возможно, самим наместником — его дворец, стоящий рядом, не пострадал, насколько рыцарь мог судить.

— Ладно, — устало прошептал Октавиан. — Отступаем, здесь я уже никому не помогу.

Только теперь, увидев масштабы происходящего, рыцарь протрезвел окончательно. Просто чудо, подумал он, что на него напали всего дважды, хотя он, как осел, шел, ничуть не скрываясь. Искушать смерть и дальше было бы чрезвычайно глупо, и потому рыцарь нырнул в первый попавшийся узкий и темный проулок, намереваясь убраться подальше от центра города.

Здравый смысл подсказывал, что идти к казармам Ордена, находившимся через пару кварталов за ратушей, будет большой ошибкой. Даже если кто-то из братьев там уцелел, наемники наверняка оцепили ближайшие улицы. Нет никаких шансов пробиться к своим.

Поэтому рыцарь решил поступить как настоящий аристократ: вломиться в первый понравившийся дом и потребовать убежища, при необходимости взяв заложника. Октавиан не представлял, чтобы кто-то смог отказать при столь изысканном подходе.

В самой Ракоте базировались только офицеры и их личные отряды, основные войска Ордена располагались в лагере за городом. Октавиан намеревался затаиться, пока армия Пяти Мечей не пойдет на штурм, а затем действовать по обстановке. Лучший план в настоящих условиях составить было трудно.

Что бы там ни шутили про военных, драконоборец всегда умел думать. Развитое тактическое мышление необходимо для выживания на поле боя. И сейчас, бесшумной тенью скользя во мраке узких переулков, Октавиан хладнокровно рассчитывал, какой именно дом следует выбрать.

Богатые особняки отпадали сразу. Даже если удастся запугать хозяев, в успехе чего рослый и злой бородатый воин с двумя мечами не сомневался, то все равно среди множества слуг обязательно найдется предатель. Вряд ли кто стал бы испытывать неприязнь именно к рыцарю, но вот поводов насолить собственным хозяевам полным-полно у любых прислужников.

Дома бедняков, впрочем, так же не подходили. Прятаться в крошечной лачуге попросту негде, да и соседи, аналогично, обязательно выдадут.

В идеале, решил драконоборец, следует ворваться в жилище какого-нибудь купца среднего достатка, где...

Закончить мысль помешал прогремевший взрыв. Октавиан достаточно долго общался с чародеями, чтобы однозначно определить: источником шума могло быть только какое-нибудь заклинание.

Возникла новая дилемма: бежать на звук или от звука?

Но вопросом озаботился только разум рыцаря, его же ноги несли своего хозяина прямо к новым взрывам, частота которых уже сливалась в один непрестанный грохот.

"И на кой черт мне все это надо?" — тоскливо подумал рыцарь, выбегая из переулка в тесный скверик, расположенный между двумя высокими особняками. Ровные выложенные плиткой тропинки, аккуратно постриженные кусты, лимонные деревья — все было ярко освещено горящей крышей одного из зданий.

Очередной взрыв — и второй особняк запылал как соломенный.

А в середине, будто среди столпов ада, окруженные кольцом огня стояли трое мужчин: двое, обернувшись спиной к рыцарю, атаковали заклятиями третьего. Очередная вспышка осветила лицо оборонявшегося, и драконоборец стиснул зубы, узнав боевого мага ордена Пяти Мечей — Тита Аврелия Виктора.

Маг, несомненно, тоже заметил рыцаря, стоявшего на фоне огня, но никак не отреагировал, и Октавиан понимал причину: схватка чародеев — не место для простого воина. Аврелий давал собрату по ордену шанс тихо уйти.

Никто и никогда бы не осудил рыцаря, поступи он так. Драконоборец мог без стыда рассказывать о произошедшем, и ни один здравомыслящий человек не назвал бы Октавиана трусом. Вот только сам он рассудил иначе.

"Мне лишь надо отвлечь их", — подумал рыцарь, приготовившись. "Дать магу возможность ударить в полную силу".

Сжавшись словно пружина, рыцарь резко распрямился и помчался с воздетым мечом на ближайшего чародея. Будь на месте того обычный человек, его смерть от клинка драконоборца была бы неизбежна, в грохоте сталкивающихся боевых заклятий шаги Октавиана оставались неразличимы. Но чародеи — не обычные люди.

Рыцарю оставалось до колдуна (в том, что его цель — отступник, де Софо не сомневался, кто еще осмелится напасть на мага?) не более четырех шагов, когда тот внезапно обернулся, ощутив угрозу. Скорее всего, успел подумать сбитый телекинезом рыцарь, летя спиной вперед, колдун почувствовал чары в мечах драконоборца.

Магический удар оказался силен. Драконоборец вспомнил, как несколько лет назад его в грудь лягнула лошадь, сломав ребро. Ныне тот удар показался материнской лаской по сравнению с небрежным тычком колдуна. Коснувшись земли, рыцарь безвольным кулем прокатился по тропинке и с треском завалился в кусты.

Несколько секунд рыцарь лежал неподвижно, хрипло дыша. В глазах плавали красные точки на фоне черных пятен, каждая мышца болела, словно разорванная.

"Что же, значит, спина не сломана", — через силу порадовался рыцарь и закряхтел, пытаясь приподняться.

Спина действительно мало пострадала, но вот не меньше трех ребер с правой стороны раскололись как сухие прутики. Рыцарь попытался вздохнуть и мучительно затрясся, сдавленно застонав от боли, после чего мысленно добавил к списку повреждений возможный ушиб легкого.

— Один удар, — беззвучно прошептал Октавиан, скривившись. — Проклятый колдун нанес мне всего один удар, а я уже при смерти. Надо было стать инквизитором.

— Что ты там бормочешь?

Рыцарь вдруг понял, что уже пару минут не слышал ничего, кроме потрескивания огня в соседнем особняке, да тихого дыхания ветра над крышами. И вот голос, усталый, но не враждебный.

Маг, а это был он, уселся, нет, упал на землю рядом с рыцарем:

— Ты как?

Драконоборец слегка повернул голову, чтобы рассмотреть собеседника. Маг, гладко выбритый, худощавый, с короткими седыми волосами, выглядел как пожилой дедушка, которого утомила игра с маленькими внуками. Серая рубашка на нем покрылась копотью и сгорела в нескольких местах, брюки порвались на коленях.

— Паршиво, — искренне ответил рыцарь, стараясь не хрипеть. — Но тебе, я вижу, не лучше. Ты победил?

— Одного сжег благодаря тебе, второй сбежал. Скоро вернется с подмогой. — Маг издал протяжный вздох, вместивший в себя столько скорби, что рыцарь едва не прослезился. — Надо уходить.

— Я не уверен, что смогу сдвинуться...

— Я помогу.

Маг положил правую руку на грудь рыцарю и что-то быстро пробормотал. Ничего не произошло. Драконоборец, с надеждой ожидавший чуда, разочарованно заметил:

— Не чувствую изменений.

— Значит, не сработало, — снова вздохнул маг. — Вставай.

Опираясь на чародея, рыцарю все-таки удалось подняться на ноги. С некоторым удивлением воин обнаружил, что до сих пор крепко сжимает трофейный клинок в руке, о чем не замедлил сообщить вслух, после чего спрятал меч в ножны.

— На рукояти особые чары, — пояснил маг, и рыцарь смутился. Было бы гораздо приятнее оказаться легендарным воителем, не выпускающим оружие даже после смертельного ранения.

С другой стороны, было бы еще приятнее смертельных ранений не получать, и пусть хоть все клинки мира валятся из рук.

Поддерживая друг друга за плечи, маг и воин поплелись прочь по переулкам. Побитые и уставшие, тем не менее, они все еще находили в себе силы для разговора. Обстановка не слишком располагала к формальной вежливости, да и пережитую совместно схватку можно было считать за братание:

— Ты, конечно, дурак, мой юный друг, но ты благородный дурак, — заметил маг. — Сомневаюсь, что я бы справился без твоей помощи.

— Мне и так тошно, маг, — проворчал рыцарь в ответ. — Я до последних дней своих, которые, похоже, вот-вот наступят, буду сожалеть, что влез в твою драку.

— Не сомневаюсь, — кивнул маг, скрывая иронию. — Я Тит Аврелий...

— ...Виктор, — закончил за него воин. — Даже такой дурак как я в состоянии запомнить имена и лица боевых магов Ордена. Вас ведь всего трое.

— Уже двое, — мрачно отозвался Аврелий. — А возможно я последний. Клавикус погиб на моих глазах, а Бернарда я так и не нашел. Но ты не назвал свое имя, воин.

Рыцарь немного помедлил, но потом решился.

— Октавиан де Софо.

— О... — Аврелий, похоже, удивился. — Ну, это многое объясняет. После драконов колдуны не кажутся такими уж страшными, верно?

— Ни один дракон меня даже не поцарапал, — зло ответил рыцарь. — Это просто большие, тупые ящерицы, слишком полагающиеся на силу и скорость.

— Да, — снова кивнул маг. — Люди опаснее. И потому, возвращаясь к настоящим проблемам, что, черт подери, нам делать?

Как быстро выяснилось, Аврелий не имел возможности остановиться и подумать. Колдуны гнались за ним по всему городу, пока не настигли, и план собственного спасения у мага пока не выходил за пределы концепции "бежать — отбиться от колдунов — скрыться".

Рыцарь, поколебавшись, все же изложил свою идею насчет убежища и заложника. Маг, подумав, одобрил, заслужив удивленный взгляд Октавиана.

— Наш долг перед Орденом, — назидательно произнес Аврелий, заметив сомнения рыцаря, — выжить и сообщить в столицу о мятеже. Я смогу это сделать, когда соберусь с силами. А теперь идем, я, кажется, знаю подходящее место...

Дальнейший путь братья Ордена проделали без приключений. Маг, даже будучи истощен, неплохо прозревал будущее и с легкостью находил безопасные маршруты в кишащем врагами городе. Пару раз Аврелий велел остановиться и ждать, и Октавиан слушался без возражений и вопросов, приняв старшинство мага. В конце концов, чародей даже званием превосходил рыцаря, в этом не было ничего странного.

"Подходящим местом" оказалось огромная усадьба с видом на море, обнесенная высокой кованой оградой с острыми кольями. Рыцарь попытался намекнуть, что затаиться в таком месте будет, мягко говоря, проблематично, но маг лишь отмахнулся.

— Тут живет барон де Гиз, старый маразматик, затворник и сумасшедший. Охраны больше, чем во дворце императора, а весь периметр покрывают охранные заклинания. Здесь нас никто искать не станет.

— Но...

— Я маг Старшего Круга. Так что умолкни и не мешай.

Рыцарь плохо представлял, что именно сделал его спутник, но стальные ворота усадьбы бесшумно распахнулись. Тотчас же послышались встревоженные голоса стражей.

Высокий прямоугольник центрального здания усадьбы неодобрительно следил яркими окнами за двумя крадущимися фигурами. Аврелий умело отводил глаза всем встречным, но предпочитал не применять магию слишком часто, и потому собратьям Ордена приходилось прятаться в тенях как настоящим ворам.

Октавиан дернулся к особняку, но маг остановил спутника и потащил в сторону, к неприметному во мраке невысокому строению рядом с основным корпусом.

— У Гиза шикарный винный погреб, — шепот мага звучал бесстрастно, но Октавиана почему-то охватили неясные подозрения.

Как быстро понял Октавиан, для мага не существовало понятия "заперто", любая дверь гостеприимно распахивалась перед Аврелием, стоило тому лишь приблизиться. В который раз рыцарь оценил бесконечную пропасть, разделяющую чародеев и обычных людей. И если любой маг мог без труда жить сам, то люди никак бы не выжили без чародеев; хаос немедленно воцарился бы в мире без магии.

"Но ведь кочевники живут без магии", — вдруг вспомнил рыцарь. Впрочем, Октавиан быстро согласился со здравым смыслом, заметившим, что сам драконоборец не хотел бы перенимать образ жизни варваров.

Маг тащил спутника в темноте, вынуждая того спотыкаться о пороги между комнатами, терять равновесие на неожиданных ступеньках, однажды рыцарь даже упал, и почти утихшая боль вернулась с подкреплением.

— Пришли, — провозгласил, наконец, маг и сотворил свет.

Несколько секунд рыцарь лишь болезненно щурился, но потом зрение приспособилось к неестественному серебристому освещению.

— А ты не шутил про винный погреб.

Узкие ряды пыльных деревянных полок складывались в подлинный лабиринт, выстроенный в сухом, прохладном подвале с низким каменным потолком. Повсюду их заполняли разнообразные бутылки, покрытые редкой паутиной. Рыцарь старательно обшарил взглядом помещение, но не нашел ни входа, ни выхода из этого мавзолея Шестого Демона — покровителя виноделия.

— Присядь, — мягко велел маг и помог Октавиану опуститься на пол, прислонившись спиной к полкам.

— Я умру, — в сидячем положении рыцарь хрипел сильнее.

— Не сегодня, — пообещал Аврелий и внимательно прищурился, словно старался разглядеть внутренности рыцаря сквозь одежду и кожу.

— Видишь меня насквозь? — попытался пошутить воин.

Маг не ответил. Присев на корточки, он быстро чертил в воздухе над грудью рыцаря замысловатые фигуры своими длинными узловатыми пальцами, продолжая сосредоточенно смотреть сквозь своего пациента.

— Легче не становится, — подождав пару минут, скептически подытожил Октавиан.

Аврелий выдохнул и сдался.

— Я не целитель, признаю. А у тебя высокий порог сопротивляемости. Наверное, в тебе дремлет мощный магический дар. Странно, что ты не в Гильдии.

— Я же де Софо, — сердито ответил рыцарь.

Маг выпрямился.

— Сиди тут. Я поищу еды. Мерзавцы не дали мне поужинать.

И Аврелий ушел, унеся за собой свет.

Оказавшись в темноте, рыцарь опустил веки. Странная, бессмысленная, но удивительно человечная привычка — закрывать глаза во мраке. Как будто тьма, которую мы призываем сами, лучше той, что охватывает мир без нашего ведома.

Рыцарь не боялся темноты. Иногда, очень редко, воину снились кошмары о той схватке с первым драконом, которого Октавиан прикончил в его же логове. Но даже там страх пробуждала не тьма, не вынужденная слепота, а угроза от чудовища, которому мрак был союзником. Да и темно там было лишь поначалу, пока огнедышащая рептилия не попыталась устроить противнику погребальный костер.

Но рыцарь не любил тьму по другой причине. Каждый раз, оказавшись там, где зрение бессильно, Октавиан чувствовал, как в нем просыпается что-то нечеловеческое — нечто древнее, спящее в крови всех людей от сотворения мира, но пробуждающееся только в тех, кто способен принять эту хтоническую мощь. Скользя во тьме, танцуя с клинком и проливая кровь, Октавиан чувствовал жестокую радость, холодное удовольствие от причиненной боли и был готов навеки оставаться таким хищником. Но, вернувшись на свет, рыцарь вспоминал свои обеты и стыдился.

Ночной зверь, поселившийся в душе рыцаря, был неприятен, опасен, аморален. Октавиан сознавал свою силу и боялся ее, любил причинять страдания и презирал себя за это.

— Мне нужно выпить, — решил драконоборец.

Алкоголь притуплял и стыд, и радость, оставляя лишь тупое равнодушие. Именно этого рыцарь и желал.

Когда Аврелий вернулся, он нашел рыцаря спящим в обнимку с пустой бутылкой дорогого туэсского. В руках маг держал плетеную корзинку с экспроприированной в интересах Ордена пищей: пара колбас, кусок сыра, хлеб. Чародей решил проявить разумную скромность, чтобы слуги барона не заметили пропажу продуктов слишком рано.

Быстро подкрепившись, маг по-мужицки утер рот рукавом и тщательно размял пальцы. Рыцарь тревожно вздрагивал во сне и мог проснуться в любой миг, нельзя было упускать момент.

Во сне сознание человека не отключается полностью от органов чувств, но несколько отстраняется от них. Аврелий догадывался, что рыцарь бессознательно боится магии, и потому невольно заслоняется от нее каждый раз, когда предчувствует ее использование. Латентные чародеи часто демонстрировали подобные способности, и маг не удивлялся, что его предыдущие попытки исцелить воина ни к чему не приводили. Именно поэтому сон рыцаря мог помочь Аврелию; неспособный распознать происходящее, обмякший Октавиан не должен был сопротивляться лечению.

Забавно, именно благодаря дремлющему дару Октавиану удалось пережить тот удар, и этот же дар теперь мешал вернуть здоровье.

Маг вовсе не считал себя специалистом-целителем. Ученую степень он получил за исследования в области заклятий связи и передачи данных — сферу магии весьма далекую от медицины, и потому опасался нечаянно навредить.

Следует понимать, почему медицина считается одной из труднейших магических практик: тела всех живых организмов устроены невероятно сложно. Чтобы метать огонь и призывать молнии, магу достаточно зачерпнуть своей тайной силы и, пропустив через сознание, посредством знака придать ей необходимую форму. Энергия иного мира в таком случае просто переходит в нашу реальность, почти не меняясь. Медицина же требовала от оператора поистине ювелирной работы: набора стандартных знаков было недостаточно, чтобы воспроизвести функционирование живого тела, приходилось дополнять чары прямым воздействием разума чародея. Иными словами, магу следовало предельно ясно представлять, что именно в теле пациента он собирается изменить и как именно должны протекать эти изменения.

Аврелий представлял устройство человеческого тела довольно смутно, и потому даже не пытался играть в доктора. К счастью, этого и не требовалось: существовал более простой способ. Около сотни лет назад маги открыли, что тело всякого организма содержит в себе код, последовательную инструкцию развития, и она вовсе не магическая, как предполагалось раньше, но вполне материальная. К ней маг и собирался обратиться. Если бы удалось обмануть тело рыцаря, заставить его заново строить само себя как в утробе матери, то внутренние раны Октавиана затянулись бы сами.

Надо было лишь составить правильный магический запрос к телу рыцаря, и именно этим Аврелий, специалист по передаче данных, сейчас занимался.

Подготовка не заняла много времени. Маг уже применял подобный метод на практике, правда, на животных, и потому базовую последовательность знаков совершил почти автоматически. Но дальше пришлось сочинять на ходу.

Тело рыцаря оказалось необычайно емким, клетки его тела жадно поглощали энергию. Поначалу этот процесс оставался теоретически допустимым, хоть и на верхней границе, но маг уже начал подозревать опасность.

И не зря. Операция должна была пройти в три этапа: подготовка — пробуждение инструкций — отключение подпитки. Но стоило Аврелию совершить знак ментального вызова — редкий мысленный символ, используемый только в информационных заклинаниях, — как рыцарь выгнулся дугой и распахнул глаза. Из глотки воина вырвалось сдавленное, совершенно звериное рычание. Без шуток — человеческие связки определенно не были способны издавать такой звук.

Маг застыл на месте, лихорадочно соображая, что могло пойти не так. Единственным разумным объяснением была полная непереносимость магии, но симптомы совершенно не совпадали. Рыцарь не терял силу, не покрывался сыпью, даже, судя по эмоциональному фону, не чувствовал боли. Последнее окончательно ввело мага в ступор.

Аврелий даже не подпитывал тело рыцаря силой, казалось, организм воина взбесился вполне самостоятельно.

Столетний маг почувствовал себя студентом на первом практическом занятии. Голос наставника звучал в его голове: "Если видишь что-то непонятное, но оно тебе не вредит, — не трогай!" Безусловно, то был лучший совет, когда-либо сходивший с уст смертного.

С возрастом приходит умение спокойно принимать свои ошибки, и маг просто уселся на пол, снова принявшись за недоеденный кусок колбасы и недопитую бутылку дивного белого вина непонятной марки. На извивающегося как змея рыцаря Аврелий поглядывал с любопытством, но без особой тревоги. Люди смертны. Это нормально.

Однако, Октавиан, похоже, умирать не собирался. К тому времени, когда маг расправился с остатками скромного ужина, рыцарь затих и продолжил спать, словно ничего не произошло. Лишь осколки раздавленной бутылки, усыпавшие пол около воина, напоминали о случившемся. Маг на всякий случай смел их в сторону телекинезом.

Шевалье де Софо тихо проспал до самого рассвета. Проснулся он легко и ощутил себя на удивление бодрым и отдохнувшим, словно спал не на жестком камне, уткнувшись спиной в торчащие днища бутылок, а в постели белокурой виконтессы.

Серебристый свет по-прежнему освещал подвал. Моргнув несколько раз, рыцарь отыскал взглядом мага, сидящего на полу поодаль.

Аврелий чарами сплавил несколько бутылок в некий сложный аппарат, составленный из трубок и круглых сосудов. Внутри него циркулировали, бурлили и кипели разноцветные жидкости, складываясь в сложный узор. Маг то замирал и напряженно всматривался в свое творение, то нетерпеливыми взмахами рук заставлял всю конструкцию менять форму и расцветку. Несомненно, рыцарь наблюдал за каким-то таинством высшей магии.

— Аврелий?

Маг досадливо отмахнулся, и рыцарь решил не мешать. Подле себя воин обнаружил корзину с едой и, рассудив, что маг уж точно не стал бы голодать, быстро прикончил все ее содержимое. Завершив завтрак глотком вина, рыцарь встал и подошел к Аврелию. Тот уже закончил опыты и раздраженно отшвырнул свое творение в дальний угол погреба.

Бесцеремонно отобрав у рыцаря бутылку, маг промочил горло и заговорил, не вставая:

— У нас проблемы.

Октавиан собирался спросить, какого черта он чувствует себя здоровым, легким и быстрым как мальчик, и что такого с ним вытворял маг, пользуясь беззащитностью спящего, но смолчал, распознав тревогу в голосе чародея.

— Не знаю, что там произошло, но легион Ордена, стоявший за городом, отходит. Отсидеться не получится.

— Видимо, в тылу есть вражеские войска, которые помешают отобрать город, — подумав, предположил Октавиан.

— Видимо. Но нам с тобой от этого не легче. Меня уже ищут колдуны и, поверь, мой юный друг, найдут. Раз нет угрозы вторжения, у отступников достаточно времени, чтобы подобрать правильные чары.

Октавиан на секунду задумался, не будет ли благоразумнее разделиться. Но мозг рыцаря отказался решать неравенство, где с одной стороны была помощь и боевая мощь мага Старшего Круга, а с другой — ненулевая вероятность попасться под руку какому-нибудь темному чародею. Разум воина просто не умел сравнивать подобные пугающие величины.

— И что нам делать?

— В порту есть корабли.

А вот теперь разум рыцаря оценил информацию мгновенно. Усилиями боевого мага захватить гражданское судно — плевое дело. Надо лишь добраться до порта живыми.

— Но там нас будут ждать, — продолжил маг.

Оптимизм рыцаря немного угас.

— Но нам туда и не надо.

— Э?

— Ты ведь не забыл про шторм?

Октавиан не стал сдерживать улыбку. И впрямь, крупным судам небезопасно встречать сильную бурю в порту Ракоты, построенном не в самом удачном месте. Рыцарь как воочию увидел линию берега вдоль города: остовы кораблей, вынесенных буйным ветром и волнами на мели, украшали побережье по обе стороны порта. Благоразумные капитаны при виде такого напоминания обязательно впадали в легкую паранойю.

— Нам остается лишь раздобыть что-нибудь плавучее, сойдет даже корыто. Я заставлю его доплыть до ближайшего корабля. А там уже сообразим на месте. Возможно, удастся справиться без угроз и насилия.

Голос мага звучал преувеличенно самоуверенно, и рыцарь заподозрил подвох.

— У нас есть еще какие-то проблемы?

— Буря стала только сильнее, — помолчав, признался Аврелий. — Можем потонуть, и даже моя магия не поможет.

Какая-то недоговоренность все же оставалась.

— Это точно все? — с нажимом произнес рыцарь.

Маг встал и вздохнул.

— Друг мой, я очень сочувствую тебе. Наверное, в твоей жизни было мало радостей, раз ты настолько недоверчив.

Октавиан молча ждал, скрестив руки на груди.

— Меня засекли полчаса назад, — сломался маг и устало сгорбился как настоящий старик. — Колдуны, похоже, не уверены, что поняли сигнал правильно, поэтому не торопятся. Но фора у нас небольшая.

Отчитывать мага, способного придавить тебя насмерть движением мизинца, представлялось рыцарю деянием весьма рискованным, да и глупо было тратить драгоценное время на пустяки.

— Отлично, — только лишь хмыкнул воин. — Так какими будут наши действия?

— Стремительными, — холодно ответил Аврелий. — За мной.

Альтернативы рыцарь не видел и потому снова подчинился.

— А ты восстановил силы? — вспомнил рыцарь, шагая по узким ступенькам вслед за магом. Аврелий возвращался наружу тем же путем, каким вошел.

— Да, провел все ритуалы, пока ты спал. Встречный вопрос: ты передумал умирать?

Рыцарь прислушался к телу. Боли не было.

— Вроде бы, — легкомысленно кивнул Октавиан, в душе храня холодную сдержанность. Что бы там маг ни сделал, это определенно исцелило рыцаря, но воину все равно было не по себе. Такая власть над чужим телом пугала.

"А вот Ясона я никогда не опасался", — неожиданно вспомнил Октавиан.

Мага нежданная бодрость рыцаря тоже настораживала. Аврелий совершенно точно знал, что не довел ритуал до конца, и Октавиан должен был по-прежнему стенать и страдать, медленно умирая от ран, усугубленных неправильным лечением.

"Я же де Софо", — оброненная хмурым рыцарем фраза не давала магу покоя. Де Софо. Еретик. Отступник. Чернокнижник. Аврелий, в отличие от молодых коллег, прекрасно помнил панику, охватившую Инквизицию, когда граф Антонио устроил легендарное побоище. И потому старый маг никак не мог отделаться от мысли, что его дурачат. Особо сильные темные чародеи и прежде, случалось, побеждали инквизиторов, но никогда за грехи одного человека не истребляли целый род.

И теперь, слыша за спиной тихие шаги прямого потомка того человека, маг нервничал. Последний носитель благородной фамилии оказался, мягко говоря, интересной личностью.

Но только этот факт и заставил мага взять бесполезного в бою вроде-бы-раненного воина с собой. Внук графа мог поведать многое. Либо, вдруг понял маг, послужить выкупом. Аврелий не особенно интересовался новостями, но за прошедший год только глухой не слышал множества историй, слухов и домыслов насчет гибели императора. И как только маг вспомнил, с чьей именно помощью рыцарь прикончил дракона-убийцу, запасной план возник сам собой. Колдуны едва ли удержатся от искушения завладеть другом имперского чародея, самозванца и преступника. Да, воистину, Создатель решил сделать своему верному слуге дорогой подарок.

Но тут же маг вспомнил, что тот самый чародей уже год успешно избивает инквизиторов как детей, превзойдя в этом отношении даже графа де Софо. Только идиот не догадался бы связать воедино трех этих персонажей: двоих де Софо и Безымянного.

Маг нервно потер лоб. Представшая перед его мысленным взором компания словно пришла из детской загадки: два колдуна, два драконоборца и два друга, а всего трое.

Но время для раздумий закончилось, когда маг толкнул последнюю дверь и вышел под проливной дождь во двор усадьбы. Рассвет едва пробивался сквозь сплошную пелену туч, и темень царила почти ночная.

Рыцарь бесшумно выскользнул следом и стал сбоку. Маг обратил внимание на обнаженный клинок в руке воина, но промолчал.

Больше не таясь, легким бегом невольные товарищи двинулись вдоль главного здания усадьбы в сторону моря. Маг держался чуть впереди, показывая дорогу. Аврелий плохо помнил планировку двора, все-таки он навещал барона де Гиза лишь единожды, но доверял своим приборам и предчувствиям, утверждавшим, что где-то впереди в ограде есть калитка и тропинка, ведущая к берегу. А там, согласно еще более смутному прорицанию, хранилось что-то вроде лодки.

Точнее интерпретировать свои ощущения маг не мог, но и ошибаться совсем уж грубо — тоже. Что-то полезное, с помощью чего можно было спастись, впереди находилось совершенно точно.

Сумрак и дождь надежно прятали бегущих людей, да и охрана, патрулировавшая периметр, предпочитала смотреть наружу усадьбы, а не внутрь. Единственного встреченного охранника Октавиан, вырвавшись вперед, сшиб ударом кулака под дых, даже не став марать меч.

Искомая калитка отыскалась быстро. Она была предсказуемо заперта, и маг, плюнув на сигнальные чары, просто снес досадную преграду заклятием. При некотором везении этом могло сыграть беглецам на руку: шум на некоторое время мог отвлечь колдунов. Или, наоборот, навести их на след, так что маг решил не зацикливаться на оценке своего поступка, а просто бежать.

Берег начался как-то внезапно. Каменистая тропинка безо всякого предупреждения сменилась вязким мокрым песком, в котором обычный человек с трудом смог бы просто идти, не говоря уже о беге. Но маг мысленными знаками заставлял песок твердеть прямо под ногами и потому почти не сбавлял скорости. О том, как последнее удается не владеющему магией рыцарю, Аврелий предпочел не думать.

"Как этот нечеловек вообще оказался в Ордене?"

А рыцарь, в свою очередь, мысленно осыпал бранью шустрого старика и неудержимо потел, словно одного лишь дождя его телу было мало. Ноги тонули чуть ли не по колени, песок набился в сапоги, отяжелив и без того весомую обувь. Каждый шаг превращался в едва контролируемое падение. Меч, так и не пригодившийся, пришлось убрать в ножны, ибо Октавиан боялся в этом хаосе потерять оружие даже несмотря на чары.

"Ладно, по двору мы бежали, чтобы скорее уйти из поля зрения охраны. А сейчас-то зачем?"

Но когда мимо пролетел первый огненный шар, внутренний голос рыцаря стремительно заткнулся. Октавиан не знал наверняка, это Аврелий сбивает чужие снаряды с курса, или же у невидимых в пелене дождя колдунов от рождения проблемы с прицельной стрельбой, но на всякий случай старался держаться ближе к магу.

Сгустки огня, громко шипя, испаряли дождевые струи и продолжали проноситься мимо. Иногда они вдруг теряли высоту и вонзались в песок, громко взрываясь и разбрасывая грязь. Некоторые, напротив, резко взмывали вверх и исчезали в темных небесах. Это уверило Октавиана, что дело все-таки в мастерстве союзника, а не убожестве врагов.

Атаки продолжались недолго — меньше минуты, после чего наступило сравнительное затишье.

— В сторону! — услышал рыцарь яростный вопль мага.

В который раз воин со смесью недовольства и радости убедился, что его конечности соображают быстрее ума. Крик Аврелия еще не оборвался, а драконоборец уже кувырком унесся вбок, зеркально повторяя движения мага.

Впереди, точно в то место, где оказались бы собратья Ордена, продолжи они бежать, оглушительно обрушился ослепительный белый столп. Никогда еще Октавиан не видел настоящую, не магическую молнию так близко.

В ушах звенело, перед глазами плыло, но рыцарь все же нашел силы подняться. Обычная молния при попадании в землю поражает достаточно широкий участок, но конкретно этот заряд явно концентрировали в определенной точке с помощью магии. В тесном кружке эпицентра, не шире шага в диаметре, песок покраснел и спекся.

— Сюда! — донесся новый приказ мага.

Октавиан побежал на крик, не различая дороги. Через несколько безумно долгих секунд он споткнулся и упал на дощатый настил, неведомо откуда взявшийся. Тряхнув головой, рыцарь вернул зрению фокус и разглядел небольшой рыбацкий причал и одинокий сарай чуть дальше, из которого маг уже тянул короткую лодку, рассчитанную на двух-трех человек. Делал он это, разумеется, не руками.

Мимо снова полетели огненные шары. На этот раз они были мельче и неслись быстрее, но целей все равно не достигали.

"Если выживу, брошу пить", — подумал рыцарь, снова бросаясь вперед. "И дело даже не в том, что грешно, а в том, что пьяному мне никто в рассказ об этом не поверит".

И рыцарь был прав. В Империи ходило на удивление мало подробных и правдивых рассказов о схватках между чародеями, вероятно, по причине того, что сами чародеи о подобном не болтали из страха перед Инквизицией, а прочие очевидцы попросту не выживали.

Октавиан хотел помочь с лодкой, но маг прекрасно управился сам, просто пнув судно чистой силой. Соскользнув по песку в воду, та закачалась на бурных волнах, и рыцарь впервые подумал, что в воде, вообще-то, будет еще опаснее, чем на суше.

— Забирайся! — бескомпромиссно потребовал маг.

Мысленно рыцарь мог колебаться сколько угодно, но уставшее от непомерных нагрузок тело предпочитало подчиняться. Маг запрыгнул следом, ловкий как юноша.

Весел внутри не было, но Аврелия это не заботило. Как и лодку. Дернувшись, судно быстро и ровно понеслось по верхушкам волн, будто перепрыгивая с одной на другую.

— Меч! Живо! — закричал маг, глянув вверх.

Рыцарь выдернул меньший клинок, протянул его рукоятью к магу и лишь после этого тоже посмотрел вверх. В горле воина вдруг пересохло. Черная, непривычно низкая туча прямо над головами лодочников быстро закручивалась в спираль. Рыцарь понял, что для следующей молнии летящая прямолинейно лодка будет идеальной мишенью.

— Никому, — снова раздался голос мага, и рыцарь ошалело перевел взгляд на Аврелия. В голосе чародея звучала смертельная угроза. — Никогда. Не рассказывай. О том. Что. Сейчас увидишь.

Во время разговора маг медленно резал левую ладонь мечом, давая крови окрасить металл, и речь его получалась рваной от боли. Напоив клинок, маг поднес его к губам и очень быстро и неразборчиво зашептал заклятия. В небе сверкнуло, и Октавиан едва не прыгнул за борт от неожиданности, но то была обычная молния.

Когда же должна была возникнуть та самая, целенаправленно несущая смерть, маг уже приготовился. За миг до удара он подбросил меч в воздух острием вверх, и гигантская искра, ярко сверкнув, без остатка вошла в зачарованный металл.

Маг широко махнул рукой, и меч, ослепительно сверкающий от накопленной силы, полетел к берегу. Октавиан успел рассмотреть троих людей, уже очень далеких, прежде чем меч вонзился в песок перед ними.

Столкнувшись с землей, заряд вышел наружу, и череда ослепительных вспышек, сопровождаемых громким гулом, пронеслась по берегу, разбрасывая песок и воду. Рыцарь не видел, пострадал ли кто-нибудь в результате, но никто больше не пытался достать лодку заклятиями.

Отвернувшись от берега, рыцарь увидел вдали корабль, качающийся на крутых волнах.

Глава 3.

Чернокнижник шел по бранному полю, обходя убитых и аккуратно перешагивая через них там, где тела собрались особенно густо. Люди и кони лежали вместе, одинаково обильно орошая своей кровью мерзлую землю. Теплый, солоноватый пар красной пеленой плыл над местом сечи, где впервые в полную силу столкнулись войска графа дю Магнифа и степная орда. Хотя, наверное, кровавый туман существовал лишь в воображении колдуна — за ночь тела должны были остыть, и чародей принимал за дыхание смерти обычную красную зарю.

Императорские глашатаи и пресса в столице нагло лгали о том, что граф смог задержать наступление кочевников. На самом деле дю Магниф почти без боя сдал всю восточную степь и был загнан в предгорья древней Дакии. Единственное, что графу удалось — это выиграть время для беженцев, уходивших на запад целыми городами. Но, как часто бывает, доброе дело обернулось катастрофой. Воспользовавшись тем, что легионы прикрывают переход отставших беженцев через реку, кочевники смогли навязать битву. Позиция была невыгодная, река в тылу исключала возможность отступления, и легионеры бились насмерть. Имея четырехкратное численное преимущество, варвары потерпели сокрушительное поражение и бежали, но и победой графа случившееся назвать было сложно. Пусть в той бойне на каждого павшего сына Империи приходилось по три сраженных кочевника, армия дю Магнифа сократилась впятеро, и, по сути, уже не могла вести полевые сражения.

Орда временно отступила, но все понимали, что кочевники вернутся. Единственной надеждой удержать кочевников от перехода через горы была старинная цепь небольших крепостей, построенных еще во времена объединения — тысячу лет назад. Если же варвары преодолеют сей последний рубеж, ничто не удержит их от вторжения во внутренние области Империи. Чернокнижник предполагал, что граф надеется продержаться месяц или два, пока не подтянутся подкрепления. Вот только колдун не верил, что император отыщет где-то свободные войска. Дальними провинциями снова овладели безумные идеи независимости, как будто лучшего времени, кроме как перед угрозой интервенции, они не нашли.

Чернокнижник улыбался. Все складывалось превосходно.

Его черно-белый костюм несколько истрепался за неделю, пока чернокнижник искал сначала следы войск, а затем следил за легионами, продумывая план действий. Произошедшее сутки назад побоище оказалось неожиданно уместным. Все-таки чернокнижник не любил планировать, предпочитая действовать на основании настоящих ощущений, а не ожиданий. Возможно, именно поэтому ни маги, ни инквизиторы не могли по-настоящему просчитать его перемещений, предвидеть его действия, ибо даже он сам часто не знал, что будет делать через минуту.

Колдун размял плечи и хрустнул шеей. То, что он собирался сделать, выходило далеко за рамки его предыдущих жалких фокусов, и требовалось предельно сосредоточиться. Всю ночь колдун провел без сна, сначала записывая на бумаге должную последовательность знаков, а затем запоминая ее. Всего вышло восемь рукописных листов, где каждый значок размером с обычную букву обозначал необходимый элемент заклинания: звук, жест или мысль. Хотя, на деле, большая часть записей представляла собой компоновку стандартных заклинаний, давно заученных до автоматизма, и трудной для запоминания и выполнения оставалась только, приблизительно, десятая часть записанного — знаки для связки разнородных заклятий в один грандиозный ритуал.

Улыбка чернокнижника стала шире, когда он заметил собственное волнение.

— Все-таки кое-что человеческое во мне осталось, — усмехнулся он.

Вслед за этим чернокнижник воззвал к источнику магии и перестал что-либо ощущать. Современная теория магии утверждает, что сознание чародея — это односторонний портал из высших миров в наш, и посредством специальных тренировок его можно расширить, позволив владельцу тянуть все больше и больше сил из тайных сфер. Собственно, поэтому чародеев так мало: помимо того, что требуется родиться с определенным отклонением восприятия, так следует еще изнасиловать свой разум сложнейшими тренировками, урезав свою личность до состояния аморфной модели, способную по приказу воспроизвести любое чувство и мысль. Поэтому и нужны знаки — каждый из них находит культурное или природное отражение в сознании и подсознании чародея, порождая точно выверенное возмущение в ментальном экране, способное при подпитке магией воплотиться материально.

Люди несведущие склонны называть магические знаки архетипами, но архетип — это совокупность знаков, заклинание, а не элемент, и всякий практикующий маг знает разницу.

Чернокнижник знал множество недостатков этой теории, но приемлемой альтернативы пока предложить не мог. В любом случае, основные положения работали, а большего от набора домыслов, кое-как подтверждаемых экспериментально, требовать было нелепо.

Итак, вернувшись в состояние марионетки, когда воспитанная культурой и социумом личность растворяется в воле чародея, чернокнижник приступил к ритуалу.

Первый жест не относился к основной системе: колдун просто расчистил себе площадку от тел. А затем...

Чернокнижник начал с вербальных знаков. Тягучие, низкие слова, составленные из осколков древних наречий, складывались в песню. Колдун нарочно подобрал рифмованные знаки, чтобы было удобнее запоминать, но вышло даже лучше: песнь получилась торжественной и пронзительной.

Увлекшись, чернокнижник едва не пропустил момент, где следовало дополнить слова жестами. Теперь уже пение сопровождалось подобием строгого танца. Когда-то в детстве колдун видел восточный цирк, приезжавший в столицу; всего несколько минут зрелища, прежде чем оборванца-сироту прогнали из-за кулис, запомнились ему навсегда. Круглолицая танцовщица в длинном халате со сложной вышивкой, держа в руках веер, казалось, двигалась просто и неторопливо, но завораживала взор. И теперь чернокнижник позаимствовал характер ее движений, чтобы внести порядок во множество магических жестов, которые следовало совершить.

Со стороны танец показался бы неумелым или даже смешным, но только не другому чародею. Удачно сплести разнородные знаки в единое действо — великое искусство, и колдун не стал бы стесняться зрителей.

И последний этап: колдун запустил последовательность знаков мысли. Разнообразные чувства, образы, обрывки воспоминаний и просто фантазии наполнили разум чернокнижника, придав смысл все остальным действиям. Три системы знаков — речь, жест и мысль подчинялись чародею одновременно, складывались, взаимно усиливая друг друга.

Так продолжалось минут пятнадцать или немного дольше, чернокнижник не мог определить точно. Завершив последний знак, колдун бессильно опустился на холодную землю. Сейчас сидящего, скрестив ноги, чернокнижника с легкостью пленил бы ребенок — столько сил потребовал ритуал.

В окружающем мире не произошло заметных изменений. Разве что солнце поднялось немного выше. Но чернокнижник не выглядел разочарованным — лишь усталым.

— Впечатляет? — неожиданно спросил он.

Из пустого места впереди послышался судорожный вздох, а затем раздался тихий смешок.

Воздух на миг исказился, словно над жарким костром, и чернокнижник увидел трех людей, тесно стоявших бок о бок в паре шагов перед колдуном. Рассвет за их спинами подсвечивал тела огненным ореолом, словно богохульному чернокнижнику явились ангелы воздаяния.

Выражения их лиц снова заставили колдуна вспоминать приятные моменты прошлого. Уже будучи студентом, он видел в кабинете наставника старинный восточный ковер с интересным рисунком. Как поведал маг-преподаватель, картина называлась "Вкус уксуса" и изображала троих мужчин, только что отведавших уксуса. Тогда еще называемый Хансом послушник не понял смысла картины, пока маг не объяснил, что изображенная троица — величайшие чародеи Древнего Востока, каждый из которых создал свою собственную оригинальную философию. Первый учил, что жизнь есть страдание, и потому уксус лишь напомнил ему об этом; лицо сего чародея искажала мука. Второй утверждал, что мир людей живет по неправильным законам, но может быть исправлен с помощью иерархии и дисциплины; его лицо выражало недовольство. Третий же хитро улыбался. Маг-наставник затруднился внятно и коротко описать его философию, но будущий чернокнижник ощутил и без слов — именно этот чародей станет ему примером.

Нынешняя ситуация отличалась от картины лишь тем, что среди возникших из воздуха незнакомцев присутствовала женщина. Невысокая, с двумя длинными каштановыми косами, она определенно была колдуньей: слишком красива для обычной женщины. Некрасивых чародеев вообще мало, ведь магия течет через бессознательные области личности, а почти каждый живущий так или иначе желает быть красивым, сильным и здоровым. Магическая энергия не различает сознательных и бессознательных приказов, поэтому чародею не обязательно изменять свою внешность намеренно, достаточно просто втайне этого хотеть; процесс всего лишь будет идти медленнее.

Но женщины, конечно же, относятся к этому гораздо серьезнее.

Она стояла слева, и выражение ее милого личика напоминало о неизбежном крахе мироздания, грядущей смерти и прочих кошмарах. Казалось, она никак не может поверить, что чернокнижник заметил присутствие посторонних. Веселенькая лисья шуба и яркие оранжевые сапоги забавно противостояли нахмуренному лицу.

Справа мрачно на колдуна взирал молодой и высокий светловолосый парень в длинном черном плаще. Его холодные голубые глаза с недоверчивым прищуром строго оценивали чернокнижника, изучали и словно бы пытались прожечь насквозь. Колдун в ответ искренне и открыто улыбнулся, отчего во взгляде парня проступила легкая растерянность.

Но главным персонажем, конечно же, был стоявший в центре. Средний по росту, но широкоплечий и статный, скрестив руки на груди, он весело улыбался. В его коротких, немного курчавых рыжих волосах можно было разглядеть седые пряди, а через все лицо из центра лба на левую щеку пролегал глубокий кривой шрам, словно от удара саблей. Левый глаз закрывало полупрозрачное бельмо. Но, несмотря на жуткий вид и возраст, на фоне своих спутников он казался сущим мальчишкой. Рукава его серого сюртука были слегка закатаны, а того же цвета брюки на коленях испачкались в крови.

— Ты ведешь себя так, словно преуспел. Так что — да, впечатляет, — произнес он, сохраняя улыбку.

— Так ведь я действительно преуспел, — улыбнувшись еще дружелюбнее, ответил чернокнижник.

— Да? — нарочито удивился рыжий и демонстративно обвел взглядом окрестности. — И в чем же?

Чернокнижник сдержанно хихикнул.

— В том, чтобы законсервировать эти трупы, предотвратить их разложение.

— Всего-то? — поднял бровь рыжий. — И на это ты потратил столько сил?

— Нет. Еще я замкнул их на себя, чтобы некроманты вроде вас не смогли воспользоваться остатками их жизненных сил в своих богомерзких целях.

Брови женщины поползли еще выше, парень справа прищурился еще строже.

— Жизненных сил... Некроманты... — Рыжий обиженно поморщился. — Не говори как все, ты не такой.

— И верно, — легко согласился чернокнижник. — Меня в последнее время зовут Ясон де ла Фернандо, безземельный шевалье, и это имя мне нравится. Рад встрече.

— Что же, тогда, пожалуй, будет невежливо не представиться в ответ. — Рыжий изобразил задумчивость. — Раз уж мы в Дакии... Залмоксис — отличное имя. Не находите, шевалье?

Чернокнижник оценил чувство юмора и образованность некроманта, назвавшегося именем древнего местного божества, способного, согласно легендам, наделять своих последователей бессмертием. Подобрать лучшее прозвище в текущих условиях было просто невозможно.

— Нахожу, — кивнул колдун. — А кто же из ваших спутников Гебелейзиз?

Опять-таки, судя по лицам, те двое вряд ли понимали, о чем идет речь, но не стоило их в том упрекать. Сам чернокнижник помнил имена упомянутых богов лишь благодаря прочитанной пару лет назад книге о первой империи. Автор был монахом и уделил особое внимание разоблачению и порицанию языческих культов, но на деле, наоборот, лишний напомнил читателем об их существовании. В самом деле, ну кто бы, кроме параноидального фанатика, стал собирать информацию о богах дикого, давно исчезнувшего народа?

Разве что некромант, профессионально любящий мертвецов.

— О нет, я поздний Залмоксис, единый бог, — возразил рыжий. — Не буду ли я выглядеть чрезмерно навязчивым, если спрошу, каким ветром вас занесло в наши края, шевалье?

— Не будете. Вы же бог, вам простительно быть любопытным. Я хочу поднять армию мертвецов и отправить ее на восток.

На секунду даже рыжий некромант показался растерянным, но быстро вернул самообладание.

— Непростая задача даже для бога, не говоря уже об обычном колдуне, преследуемом Инквизицией, — заметил Залмоксис.

— Обычных не преследуют, их убивают на месте, если есть повод, — усмехнулся чернокнижник. — Но, как понимаю, вы обо мне уже слышали.

— Лина, — сказал рыжий и покосился на спутницу. — Ты слышала об этом господине?

Женщина моргнула и кивнула.

— Да, учитель.

— А ты, Генрих?

— И я слышал, — сдержанно ответил парень.

— И впрямь, — согласился Залмоксис, — мы все о вас слышали. А вот вы о нас — никогда.

Чернокнижник понимал, к чему клонит некромант. По-настоящему могущественные колдуны всегда оставались в тени, и в среде отступников существовало негласное мнение, что лишь глупцы, гордецы или неучи попадают в поле зрения монахов. "К какой из этих категорий отнести тебя?" — как бы вопрошал Залмоксис.

Колдун начал мерзнуть и встал. Женщина тут же дернулась, подняв руку с уже сложенными для удара пальцами, но некромант молниеносно перехватил ее запястье своей ладонью и крепко сжал. Лина болезненно вскрикнула и замерла.

Чернокнижник проигнорировал эту сцену, обернулся и неторопливо пошел прочь.

— Куда вы? — нахмурился некромант, отпуская женщину.

— Ну, вы же не хотите иметь со мной дела. Найду тех, кто захочет, — равнодушно бросил чернокнижник, не оборачиваясь.

— В округе нет других некромантов, — холодно сообщил Залмоксис.

— Знаю. — Чернокнижник остановился и поглядел на троицу через плечо. — Думаю, вы убили всех конкурентов. Нехорошо. Цех не одобрит.

— Если вы говорите о том балагане в столице...

— Тот балаган — единственная надежда для нас добиться легального статуса. Или вы хотите сказать, что вам нравится жить в этой глуши?

— Мы и тут неплохо устроились.

— О да, — усмехнулся чернокнижник. — Я видел. Кочуете вслед за войсками, подбирая трупы павших, словно стервятники. Не жизнь, а сказка.

Некромант смолчал. Чернокнижник снова отвернулся, но продолжал стоять на месте, ожидая решения Залмоксиса.

— Я бы мог убить вас, пока вы ослаблены, — сказал, наконец, некромант.

— Вы могли бы попытаться, — поправил чернокнижник. — Но результат такой попытки менее предсказуем, чем вам, господин бог, кажется.

Неожиданно Залмоксис опять улыбнулся.

— Я понял. Да, поддержать вас определенно в моих интересах.

Колдун обернулся и с ожившим любопытством поглядел на некроманта. Ученики самозваного бога тоже смотрели на мастера с удивлением.

— Я полагал, убеждать вас придется несколько дольше, если вообще удастся.

— Напрасно. Я догадался, чего вы добиваетесь на самом деле. Это и мне сыграет на руку.

— Рад это слышать, — кивнул чернокнижник, скрывая озадаченность.

"Неужели мои мотивы настолько очевидны, что их может разгадать первый попавшийся некромант?" — мысленно спросил колдун сам у себя.

— А я-то как рад, — хмыкнул Залмоксис. — Но давайте продолжим этот разговор в более, гм, жизнеутверждающей обстановке.

* * *

Полтора месяца ушло только на подготовку ритуала. Чернокнижник так и не выяснил, в чем заключался интерес некроманта, но упрекнуть Залмоксиса в недобросовестности язык не поворачивался. Несмотря на то, что как только речь заходила о причинах, некромант умело и с юмором уклонялся от вопросов, во всем остальном он не боялся делиться самой сокровенной информацией. Бывший имперский чародей не мог нарадоваться на такого союзника, в своей узкой специальности достигшего удивительных успехов. И хотя дневник де Софо содержал немало полезной информации по теме, да и самого графа, собственно, поначалу пытались арестовать именно за некромантию, академические познания чернокнижника по своей практической ценности не шли ни в какое сравнение с личным опытом Залмоксиса.

В свою очередь, некромант как-то раз заметил, что Ясон овладевает новыми техниками слишком быстро, чтобы можно было верить, будто эти навыки для него действительно в новинку. Залмоксис даже предложил провести сомнительный ритуал, дабы проверить, какой демон вселился в тело чернокнижника, ибо владеть такой силой, без сомнения, может только одержимый, но колдун отказался. Скорее всего, то была очередная шутка, но чернокнижника с тех пор не покидало подозрение, что бродячий некромант действительно придерживается этой гипотезы.

Вся компания колдунов обосновалась в удаленной от дорог, а потому заброшенной полуразрушенной крепости. Вероятно, когда-то там располагалась некая тайная пограничная застава, потому что со всех сторон крепость укрывали невысокие горы, да и кое-где уцелевшие остатки разваленных стен были, все же, слишком низки, чтобы предполагать серьезную оборону. Вдобавок, за годы запустения вокруг крепости вырос целый лес, и колдуны могли не опасаться, что их богохульные эксперименты будут кем-то замечены. К сожалению, до звания идеального логова темных чародеев крепость не дотягивала, ибо годы разрушили не только стены, но и почти все внутренние постройки. Уцелела, как ни странно, только длинная конюшня, как будто неведомый старинный строитель лошадей любил больше, чем людей. В первый же день колдуны магией залатали крышу и стены своей новой обители, да повесили внутри с десяток обогревающих заклятий, и жить внутри обновленной конюшни стало гораздо уютнее. Магия вообще любой пустырь способна превратить в оазис, но отступники лишь хотели не мерзнуть, поэтому особо не утруждались.

Внутри конюшни все стойла давно сломались, и помещение пустовало. Впрочем, разглядывать его было некогда и некому, чернокнижник и некромант днями напролет увлеченно составляли программу грядущего ритуала, а ученики Залмоксиса, с ненавистью поглядывая на Ясона и с обидой — на учителя, рабски исполняли все, порой очень странные, приказы этих двоих.

На следующий день после той встречи колдунов зима решила показать свое настоящее обличье, и обильный снегопад надежно похоронил нетленные тела воинов, избавив чародеев от лишних проблем. Если бы дю Магнифу или кочевникам пришло в голову, что нужно как-то позаботиться о мертвецах, могильщиков ждало бы легкое потрясение, обнаружь они столько неповрежденных трупов разом. И списать все на зимний холод точно бы не получилось, ведь даже волки, многочисленными стаями бродившие в окрестностях, опасались заходить на проклятое поле. А так тела оставались в сохранности, спасенные снегом от чужих глаз, а чарами — от разложения и падальщиков. Однажды, правда, зачарованными трупами решила полакомиться какая-то тварь, похожая на жуткий гибрид льва и козла, но чернокнижник находился поблизости, занятый расчетом условий воскрешения, и успел прогнать чудовище вспышкой пламени. Залмоксис, услышав описание твари, спокойно поведал, что химеры редко едят мертвечину, но эту, видимо, привлек магический ореол, и, к удивлению Ясона, попросил не обижать голодную тварь.

— Одним трупом больше, одним меньше, нам особой разницы нет, там их тысячи. А вот бедняга умрет с голоду. Местные жители ушли вместе со всем скотом, не на волков же ей охотиться? Да и не справится одна голодная химера с целой стаей.

Когда чернокнижник растерянно поинтересовался, откуда у некроманта такая любовь к чудовищам, тот равнодушно пожал плечами и посоветовал представить ощущения умирающего от голода существа, готового жрать даже трупы.

Ясон два дня потом не мог отделаться от мысли, что богомерзкий некромант, по словам Церкви уже одним своим существованием оскорбляющий человечество и Создателя, на деле оказался гуманнее всех прочих знакомых чернокнижника.

Но колдун не забывал, что его новый товарищ, несомненно, великий мастер темной магии, а постичь многое из запретных знаний возможно лишь посредством опыта. И практические исследования в некромантии — это не только копание во внутренностях мертвецов. Если бы все было так просто, никому бы и в голову не пришло запрещать столь невинные занятия. Нет, по-настоящему узнать смерть можно лишь изучая живых. Еще живых, ведь в силу специфики методов исследования ни один из подопытных долго не протянет. В своем дневнике, давно ставшем для чернокнижника святыней, граф де Софо подробно описывал, как сводил людей с ума, пытаясь менять их сознания местами, как разделял людей на органы и собирал вновь, чтобы решить парадокс замены элементов, и многое другое, о чем сам чернокнижник никогда бы не стал делать никаких записей. Сэр Антонио пытался выделить пресловутую "душу", но нисколько не преуспел. Тем не менее, некоторые намеки в самом конце дневника позволяли сделать вывод, что в итоге граф разработал альтернативное решение, собственную теорию разумного сознания, не укладывающуюся ни в церковные догматы "бессмертия души", ни в новомодную "спираль перерождений".

Чернокнижник не имел ни малейшего представления, до каких темных высот мог вознестись извращенный ум злополучного графа, и это его неимоверно раздражало. Вся затея с воскрешением армии служила, по сути, лишь полигоном для применения изложенных в конце дневника туманных концепций. Чернокнижник намеревался в реальности рассмотреть проблемы, с которыми столкнулся сэр Антонио, чтобы иметь о них собственное представление.

Конечно, то был не первый эксперимент. Весь предыдущий год колдун не только бегал от монахов, но и продолжал заниматься самообразованием. Его и самого начинала смущать легкость, с которой он постигал приемы, обычно требующие годы тренировок, но то было приятное смущение. Чрезмерная скорость обучения была загадкой, но совершенно точно не являлась проблемой, поэтому колдун решил заняться изучением сего феномена в последнюю очередь.

А тем временем подготовка великого ритуала подошла к концу. В свете призванных магических сфер, плавающих под потолком, чернокнижник и некромант сидели прямо на полу посреди бывшей конюшни и перебирали исписанные двумя разными почерками листы. Одни страницы отличались ровными строками, изящно выведенными буквами и вообще казались скорее плодом работы профессионального переписчика, а не рабочими записями. Текст на других, напротив, скакал галопом, магическая символика то сливалась в сплошную вязь, то разваливалась на отдельные куски без очевидных связей. Залмоксис каждый раз хмурился и кривился, замечая на эту разницу, чернокнижник, наоборот, иронично улыбался. Каллиграфическое письмо было, пожалуй, единственным полезным навыком, полученным еще в приюте, а затем развитым в университете магии. Колдун не жалел, что в детстве получал по пальцам линейкой, когда писал криво. Счастье лицезреть угнетенную физиономию некроманта того стоило.

Чародеи негромко переговаривались, и под руководством Залмоксиса чернокнижник вносил последние правки на чистовик. Самим мастерам он вообще-то был ни к чему, они успели отработать совместные действия до идеальной согласованности, но оба решили привлечь к ритуалу учеников некроманта, для них и составлялась понятная схема действий. Техническая сторона ритуала была разработана без единой помарки, но математические выкладки показали, что двоим чародеям может банально не хватить сил, поэтому требовалось ввести еще кого-нибудь для поддержки. Разумеется, мнения Генриха и Лины никто не спрашивал, отчего оба ученика в восторг не приходили. Чародеями они пока являлись не самыми сильными, но обоим хватало ума понимать всю опасность предстоящей задачи: столь грубое нарушение законов природы могло прорвать барьер меж реальностями, обернувшись непредсказуемыми бедами, от вторжения демонов до... до чего-нибудь еще, на то беды и непредсказуемые.

Сейчас оба ученика отсутствовали. Чернокнижник полагал, что они выполняют ритуалы наполнения, накачиваясь силой для грядущего предприятия. Генрих и Лина откровенно не доверяли новоявленному другу мастера и старались держать свои техники в секрете. Некромант воспринимал это равнодушно, и чернокнижник тоже не обращал особого внимания. Недоверие — разумная тактика, когда встречаешь преступника, на которого охотится половина инквизиторов Империи.

И когда Ясон уже заканчивал последний лист, дверь в конюшню распахнулась, и внутрь вбежала растрепанная Лина. Было видно, что она мчалась по сугробам довольно долго и несколько раз упала, но особо уставшей не казалась. Сила переполняла ее стройное, красивое тело, контуры которого чернокнижник с удовольствием мог видеть даже сквозь толстую шубу.

— Там... — выпалила она и запнулась, хватая ртом воздух.

Чернокнижник перевел взгляд на Залмоксиса, который смотрел ученице прямо в глаза. Похоже, некромант решил не тратить времени на долгие рассказы и просто влез женщине в память. Такое можно было сотворить только с предварительного согласия, и чернокнижник позавидовал степени доверия учеников к своему мастеру. Самому Ясону вряд ли кто-то открыл бы собственный разум. На ум внезапно пришла Элиза, но колдун чуть ли не со смехом отогнал эту глупую мысль. Герцогиня была не из тех женщин, что могут жить без секретов.

— Кочевники, — скучным голосом произнес некромант, отпуская невидимый поводок. — Только что перешли через ту реку, похоже, собираются ночью напасть на позиции графа.

Лина закрыла глаза и терла виски. Процедура чтения мыслей явно не была приятной.

— Может, просто разведка? Или разворачивают позиции? — предположил чернокнижник.

— Судя по воспоминаниям Лины, идет целая орда — слишком много для разведки, а останавливаться тут негде, — покачал головой некромант. — Единственная разумная причина для марша — атака сходу.

— Жаль, — вздохнул Ясон. — Но мы ведь и не надеялись, что они будут ждать весны.

— Я надеялась, — мрачно сказала Лина.

— И я, — признался некромант. — Но Шойта, видимо, плохо понимает положение Империи, поэтому торопится. Боится, что к графу все-таки придут подкрепления.

— Тогда он, напротив, тянул слишком долго, — возразил чернокнижник. — Я ожидал прихода орды еще три недели назад.

— Думаю, у хана свои неприятности, — предположил Залмоксис. — Но нам уже без разницы. План остается прежним — на закате начинаем ритуал, а там будь что будет.

— Да, — согласился колдун. — А где Генрих?

— Остался на поле, — сообщила Лина. — Следит за кочевниками. Они проходят мимо, достаточно далеко, чтобы нам не мешать, но он решил убедиться.

— Хорошо. Выражу ему потом благодарность от руководства цеха колдунов Империи. Я же один из основателей все-таки, хотя, наверное, там об этом уже все забыли.

— Не думаю, — усмехнулся некромант. — Но нам пора собираться, до заката меньше часа, как раз дойдем.

Чернокнижник согласился, и спустя пару минут вся троица уже плелась по высоким сугробам через лес. Ни один чародей не чувствовал себя достаточно щедрым, чтобы потратить каплю сил и расчистить снег заклятьем, в ожидании сложного испытания все быстро превратились в магических скряг. Порой собственная рациональность бывает такой раздражающей...

Шли в молчании. Некромант, бодро вышагивающий впереди, бросал напряженные взгляды в небо. Чернокнижник, наоборот, уткнулся глазами себе под ноги и, похоже, вообще забыл о реальности, мысленно проверяя ритуал. Лина, с трудом поспевавшая за этими двумя, на ходу пыталась читать запись знаков, врученную Ясоном. Всего один лист, исписанный лишь до половины, — небольшая, но достаточно важная роль магической батареи. Предполагалось, что Лина будет просто накачивать своего учителя силой и только изредка, в самых важных местах, дублировать знаки некроманта. Генриху, ожидавшему на поле, предстояло делать то же самое для чернокнижника.

Ясон поначалу хотел забрать колдунью себе, просто из любви к прекрасному, но некромант, улучив момент пока учеников нет рядом, намекнул, что Лина испытывает к своему мастеру нечто большее, чем просто уважение, и это может стать помехой. Чернокнижник согласился и поменял роли учеников местами. Искренние чувства — не лучший пособник магии, но даже ими можно грамотно распорядиться.

Когда компания достигла места, солнце уже коснулось горизонта. Далекие снега окрасились золотом, и чернокнижнику на мир показалось, что он находится среди песчаных барханов.

— Не время любоваться закатом, — хмуро заметил некромант, возвращая Ясона к действительности.

— Да.

Чернокнижник по-лебединому раскинул руки, словно собирался взлететь, и тотчас же сугробы, обернувшись высокой белой стеной, понеслись прочь, обнажая тела воинов. Генрих, находившийся вдалеке и спешивший соединиться с группой, был сбит с ног этим колдовским бураном и на спине проехал за ним несколько шагов. Снег полетел дальше, и парень встал, еще более холодный, чем обычно.

— Попрошу в следующий раз предупреждать, — сдержанно выдавил он, когда, наконец, приблизился.

— Договорились, — кивнул чернокнижник и выдал парню листок с символами.

Генрих бегло проглядел знаки, кивнул и спрятал бумагу в карман. Никто не возражал. Самоуверенность парня была вполне обоснована, чернокнижник уже имел возможность удостовериться в навыках и памяти молодого некроманта.

— Выбирайте место, — сказал чернокнижник и пошел прочь, внимательно разглядывая неподвижные тела.

Заклятье защитило сами трупы, но у колдуна не хватило сил, чтобы зачаровать еще и обмундирование павших воинов, поэтому многие доспехи и оружие пребывали в плачевном состоянии. Но стоило поблагодарить осторожность дю Магнифа, что тот так и не послал людей собрать остатки снаряжения убитых. После боя остатки легионов графа отступали в страшной спешке, Александр боялся, что кочевники вернутся. А варвары, напротив, страшились смертной ярости, пробудившейся в попавших в ловушку легионерах, и не торопились обратно. В итоге засыпанные снегом воины сохранили все свои вещи.

Варвары и легионеры лежали вместе, воины двух разных армий теперь должны были слиться в одну, единую, подвластную воле только одного человека. Но нельзя управлять толпой нежити с помощью одних только приказов. Всякой армии требуется символ власти, принадлежащий полководцу, и чернокнижник старался отыскать подходящий предмет. Лучше всего сгодился бы меч, но большинство клинков выглядели столь отвратно, что колдун уже был готов подобрать хоть кухонный нож, лишь бы тот оказался достаточно прочным, чтобы удержать в себе мощные чары.

К счастью, чернокнижник быстро наткнулся на закованное в помятый доспех тело рыцаря, судя по всему, сбитого с ног, а потом заколотого через щели забрала. Меч воителя лежал рядом, зазубренный, но все еще целый. Выкованный из хорошей стали и скрепленный слабым заклятием, он без труда пережил своего последнего владельца. Чернокнижник прикинул, не будут ли старые чары клинка конфликтовать с новыми. После целой минуты напряженных подсчетов в уме колдун выдохнул и подобрал меч.

— Черт с ним, должно сработать.

Труп рыцаря колдун на всякий случай уничтожил, зажарив до пепла внутри доспеха. Ритуал должен был приказать мертвецам собрать свое оружие, и чернокнижник вовсе не желал, чтобы за клинком полководца заявился прежний бледный и промерзший хозяин.

Некромант нетерпеливо окликнул Ясона, и колдун поспешил к остальным. Те не ушли далеко от первоначального места и уже заняли свои места в углах воображаемого квадрата.

Залмоксис указал чернокнижнику на должную позицию, чернокнижник безмолвно повиновался. Солнце уже наполовину опустилось за горизонт, времени на проверку не оставалось.

Колдун бросил меч, и тот вонзился острием в землю точно в центре мнимого квадрата.

— Сгодится, — одобрил Залмоксис, оценив клинок.

— А вы не собираетесь снять старое заклятье, Ясон? — напомнил Генрих.

— Открой глаза, дружище, он снял его вместе со снегом, — с улыбкой указал рыжий некромант.

Парень нахмурился и огляделся. Спустя мгновение он с кислым лицом принялся созерцать землю под ногами. Эмоции у него все же иногда проявлялись.

— Ждем, когда солнце сядет полностью и начинаем, — сказал чернокнижник, обращаясь, в основном, к ученикам некроманта.

— Нервничаешь? — спросил тот.

— Нисколько, — твердо ответил Ясон. — Я вам доверяю.

Некромант кивнул.

Чародеи стояли таким образом, что закат находился за спиной Лины. Приходилось постоянно коситься на колдунью, отчего та чувствовала себя немного неуютно. Она, разумеется, понимала, что трое мужчин перед ней настолько помешаны на магии, что действительно смотрят только на угасающее светило, но все равно чувствовала себя морально раздетой.

К счастью, солнце закатилось быстрее, чем она ожидала, и отступники, не сговариваясь, одновременно приступили к ритуалу. На сей раз никто не пел и не танцевал. Прошлый ритуал чернокнижника состоял, большей частью, из знаков стихийной школы, выполняемых устно и жестами, и немногих заклятий школы духа, половина которых имеет только мысленный вариант.

Но тьма всегда выполняется мысленно. Знаки этой школы воздействуют на саму грань между мирами, а также на все то, что на ней балансирует: разум, сознание и волю других существ. Подобно тому, как настоящую темноту нельзя увидеть, ибо она есть лишь отсутствие света, так и эти знаки были названы школой тьмы, ибо ни один из них не имеет материального выражения.

Колдуны просто стояли друг против друга, закрыв глаза, а вокруг собирался ад. Заря угасла необычайно быстро, и звезды обрели ночную яркость. Но число их все росло, и светящие точки быстро заполонили все небо сплошным сверкающим ковром. Воздух раскалился, по лицам чародеев текли струи пота, от земли шел густой пар. Яркий свет пробивался сквозь кожу век, обжигая глаза.

Чернокнижник чувствовал себя мухой, пытающейся удержаться на вибрирующей поверхности барабана: грань миров истончилась и дрожала, сотрясаемая ударами тысяч духов, жаждущих прорваться в стабильную версию вселенной — обитель людей. Магия — это ведь просто нарушение правил, локальное изменение законов бытия, которое рождает парадокс. В месте применения магии реальность кратковременно соединяется со всеми возможными вариантами своего состояния и позволяет чародею брать энергию буквально из ничего. Но, чем больше взято, тем более значимым становится парадокс, и тем вероятнее, что произойдет совмещение разных реальностей в одной. Обычно нестабильные реальности быстро рассеиваются, подавленные жесткими законами природы нашего мира, но есть и те, что успешно сопротивляются ассимиляции. Демоны — разумные существа, порожденные иной реальностью, и благодаря своему уму они находят сотни способов, как закрепиться в чуждой, но столь приятной стабильной вселенной.

По крайней мере, такова была точка зрения чернокнижника, хотя она откровенно противоречила общепринятой догматике.

Ноги подкашивались, и если бы не подпитка от Генриха, Ясон давно бы свалился. Чернокнижник не помнил, сколько времени они так стоят, сияние вокруг сбивало с толку и мешало сосредоточиться. Колдун выполнял знаки с огромным трудом, разум постоянно норовил угаснуть и отключиться, уснуть, и только напряжением воли его удавалось заставлять работать.

Неожиданно колдун понял, что выполняет последнюю последовательность. Жар ушел, и приятная темнота вернулась под веки. Открыв глаза, чернокнижник увидел, что зачарованный клинок оторвался от земли и неподвижно висит в воздухе. Покосился по сторонам: Лина стояла на четвереньках, опустив голову, но продолжала отдавать силу. Некромант, вспотевший, но невозмутимый, казался окаменевшим истуканом. Его широко раскрытые глаза застыли как стеклянные, взгляд не отрывался от меча. Генрих сидел на земле, бледный и усталый, но тоже еще держался и кое-как поддерживал чернокнижника.

Следовало завершать ритуал, и оба великих колдуна двинулись вперед, с трудом переставляя ноги. Несколько шагов — и вот оба синхронно сплели пальцы левых рук на рукояти меча. В тот же миг силы иссякли. Колдуны упали на колени, опираясь друг на друга и на клинок, вонзившийся в прогретую землю.

А вокруг с треском и скрежетом вставали мертвые. Пустые глаза, бесстрастные лица, безвольная покорность — лучшие черты нежити виднелись в бывших легионерах и варварах. Немногочисленные трупы лошадей, правда, оставались неподвижны, в этом плане ритуал не сработал, но чернокнижник особо и не надеялся.

— Все живы? — спросил Ясон.

— Ну, как вам сказать... — с усталой задумчивостью отозвалась Лина, окруженная восставшими мертвецами.

— Я в порядке, если кому-то интересно, — сдавленно отозвался Генрих и первым встал на ноги.

— Если, шевалье де ла Фернандо, ваша затея провалится, — заговорил некромант, тяжело дыша, — простым костром мы не отделаемся.

— Да ладно вам, — обиженно проговорил чернокнижник, — учитесь радоваться успехам. И отдайте уже меч.

Некромант возражать не стал и отпустил рукоять. Это условие они обговорили давно. Армией мог руководить любой единоличный полководец — владелец клинка, но некромант, похоже, не испытывал ни малейшего соблазна забрать эту власть в свои руки. И то было разумно, учитывая, что он, в отличие от чернокнижника, драться с Инквизицией не умел и учиться не собирался.

Небо на востоке начинало нежно алеть, и чернокнижник ужаснулся, когда понял, сколько времени занял ритуал.

— Там же кочевники штурмуют позиции графа, — встревожился он и попытался встать. Ноги подкосились, и колдун упал на руки некроманту.

— Похоже, без помощи вам не обойтись, — заметил тот, и чародеи встали вместе, придерживаясь за плечи. — Генрих, Лина, вы идти можете?

Женщина, все еще стоявшая на коленях, отрицательно помотала головой.

— Я могу, — ответил Генрих. Парень действительно выглядел бодрее всех остальных, что неудивительно. На пару с чернокнижником они превосходили в чистой силе Залмоксиса и Лину, посему выложиться молодому некроманту пришлось чуточку меньше.

— Тогда бери нашего друга под руку и веди к битве, — велел Залмоксис, передавая чернокнижника ученику. — А мы пока тут посидим.

Рыжий некромант тихо вздохнул и снова сел.

— Чувствую себя калекой, — проворчал чернокнижник, крепко сжимая клинок в левой руке, а правой опираясь на плечо Генриха.

Нежить молча расступалась перед полководцем, а затем двигалась следом.

— У вас всегда такая интересная жизнь? — поинтересовался ученик некроманта.

Чернокнижник впервые увидел на лице парня что-то вроде улыбки и несколько удивился.

— Нет, обычно все гораздо скучнее: погони, драки, придворные интриги. Рутина.

Генрих сдержанно усмехнулся.

Силы постепенно возвращались к чернокнижнику, и спустя пару минут он уже свободно двигался сам. Магии, правда, он в себе по-прежнему не чувствовал ни капли, но не сомневался, что тайная мощь быстро восстановится. После памятного турнира он себя чувствовал точно так же, но уже на следующий день вернул силу.

Мысли о турнире плавно перетекли в воспоминания об Элизе. Чернокнижник всерьез задумался, что стоит проверить самого себя на приворот. Герцогиня не могла быть настолько хороша, чтобы грезить о ней, бредя по пояс в снегу в сопровождении армии мертвецов.

— Сюда! — позвал Генрих, и чернокнижник отвлекся.

Ученик некроманта вывел Ясона на хорошо расчищенную дорогу, ведущую прямо к одной из небольших крепостей дю Магнифа. Обернувшись, чернокнижник с удовольствием посмотрел на широкие ряды нежити. В утреннем сумраке было сложно определить, сколько именно бессмертных воинов собралось под рукой колдуна, но никак не меньше пяти тысяч.

— Легион Смерти, — недобро улыбнулся чернокнижник и поднял клинок вверх.

Тысячи мертвецов одновременно повторили движение, и по окрестностям разнесся короткий громовой лязг. Колдун не выдержал и громко расхохотался. Генрих отступил на шаг и посматривал на спутника с некоторой опаской.

— Вот такой и должна быть жизнь! — весело крикнул чернокнижник в звездное небо.

— Я, пожалуй, вернусь к мастеру, — проговорил Генрих и собирался развернуться, но колдун, посмеиваясь, остановил некроманта.

— Черта с два! Идем, мне нужен адъютант!

Чернокнижник не опасался своих эмоций, все равно сил что-либо натворить у него не было. Посему можно было смело наслаждаться весельем и злой радостью от предвкушения нового кровавого успеха.

Дорога провела колдунов по мосту через злополучную реку, не замерзшую полностью даже в лютый холод, но без труда форсированную бесчувственными мертвецами, затем круто завернула к горам. Рассвет уже вошел в силу, подталкивая Легион Смерти в спину.

Очередной поворот дороги, огибавшей пологую высотку, открыл чернокнижнику вид далекого сражения. Две горных крепости, построенные по сторонам лежащей внизу дороги, одна чуть дальше другой, ярко горели в нескольких местах. Похоже, штурм продолжался целую ночь, и варвары были близки к победе. Издалека отряды людей сливались в единые пестрые лоскуты, хаотично ползающие по серому от грязи снегу.

Чернокнижник ничего не понимал в ведении осад, и потому даже не пытался оценить действия кочевников. Он просто поднял клинок и указал на громадное скопление варваров.

Нежить молча вскинула оружие и с грохотом побежала вперед. Мимо Ясона и Генриха безмолвно проносились покрытые сталью, грязью и засохшей кровью воины, все бледные и с пустыми, равнодушными лицами.

Чернокнижник не боялся, что мертвецы что-нибудь напутают и начнут убивать не тех. Чары меча устанавливали связь между разумом полководца и действиями нежити, и Легион просто не мог неправильно истолковать приказ.

Наблюдать за сражением было интересно и познавательно. Кочевники явно не ожидали тылового удара, и среди воинов врага началась суматоха. Нежить действовала неразумно, но довольно эффективно: мертвецы просто рассыпались цепью и бились не строем, а каждый за себя. Обычные солдаты гибли бы сотнями в таких условиях, но нельзя прикончить мертвого.

Когда варвары осознали, что враги получают десятки смертельных ударов, но продолжают сражаться, храня зловещее молчание, началась настоящая паника. Возможно, кто-то даже увидел знакомые лица среди нежити и догадался о природе нового врага. В общем, варвары попытались бежать, но в пространстве между горами мертвецы успешно блокировали дорогу назад, а впереди были крепости, защитники которых, воодушевленные неожиданной помощью, поливали кочевников сотнями стрел.

Чернокнижник хмыкнул и пошел вперед, Генрих двинулся следом. К тому времени, когда колдуны достигли поля брани, битва уже закончилась. Восставшие мертвецы хладнокровно добивали раненных и тех глупцов, что бросили оружие. Насколько мог судить колдун, сам Легион Смерти потерь не понес.

Взмахом клинка чернокнижник приказал нежити отойти назад, а сам направился к ближайшей крепости. Даже для неспешного шага крутая горная дорога, скользкая от снега и крови, оказалась весьма трудна, и Ясон мысленно оправдал неудачный штурм кочевников.

Сама крепость не особенно впечатляла. На естественном каменном карнизе были построены три высокие стены с двумя башнями по углам, роль четвертой стены исполняла вершина горы. Бросив взгляд на дальнюю крепость, колдун убедился, что та почти не отличается. Ров отсутствовал, и на месте ворот находилась толстая решетка. Вернее, заметил колдун, приглядевшись, две решетки, причем внешняя была сильно помята и кое-где сломана.

Если бы у кочевников имелся всего один боевой маг, крепость была бы взята за полчаса.

— Эй, наверху! — заорал чернокнижник, задрав подбородок.

Со стен за подошедшими колдунами внимательно следили десятки глаз. Вероятно, странный черно-белый наряд Ясона и легкость, с которой один легион перебил многократно превосходящие вражеские силы, настораживала защитников крепости.

— Вы кто такие? — отозвался кто-то.

— Те, кто вам жизнь спасли, идиот! — рявкнул чернокнижник. — Где дю Магниф?

Половина людей отодвинулась от края стены. Очевидно, защитники совещались, стоит ли выдавать такую ценную информацию непонятному спасителю. Чернокнижник терпеливо ждал.

— И все же: вы кто? — снова раздался крик через некоторое время. На сей раз голос отличался глубиной и властными интонациями.

— Шевалье Ясон де ла Фернандо, имперский чародей! — прокричал чернокнижник. — Пришел исполнить свой долг перед Империей и его величеством!

На сей раз молчание длилось еще дольше. Легионеры определенно оказались не готовы к такому повороту.

А потом натужно заскрипела поднятая решетка, и к колдунам, лязгая помятым доспехом, вышел высокий рыцарь лет сорока на вид. Длинный белый плащ, развевающийся за его спиной, был покрыт кровью и прорван в нескольких местах, коротко стриженая голова наспех перевязана грязными бинтами, а сам воин слегка прихрамывал. На суровом, чисто выбритом лице рыцаря застыло недоумение, когда он взглянул на чернокнижника вблизи.

— Действительно, это вы... шевалье.

— Прошу прощения, — колдун вежливо склонил голову в знак приветствия, — но мы знакомы?

— Я Виктор де Вир, бывший императорский гвардеец. Мы пару раз виделись в казармах дворца, когда вы заходили к своему другу, Октавиану, — пояснил рыцарь.

После этих слов чернокнижник действительно припомнил лицо де Вира. Больше, впрочем, память колдуна ничего не сообщила.

— Действительно, — снова кивнул Ясон. — Рад встретить здесь знакомого. Но, насколько я знаю, император не покидал столицы, неужели он отослал свою гвардию?

— Вы не в курсе? — снова удивился де Вир. — Остатки гвардии распустили после коронации. Император Вильгельм не доверяет мечам, он верит лишь в магию. Но лучше ответьте, что вы, — подчеркнул рыцарь, — здесь делаете?!

"Весьма разумно со стороны его величества", — мысленно усмехнулся чернокнижник, но вслух произнес другое.

— Как "что"? Я имперский чародей, никто не отправлял меня в отставку. Это военная должность, и мое место — на войне.

"Хм. А я ведь действительно не знаю, сняли меня с должности или нет", — подумал колдун.

— Похвально видеть такую преданность... учитывая обстоятельства, — рыцарь явно не знал, как ему реагировать.

Послышался громкий топот, и из ворот выскочил целый отряд: пятеро мечников, один знаменосец и пара лучников. Все вместе они построились за спиной де Вира и замерли с таким видом, будто стояли там с самого начала. Рыцарь хмуро покосился на подчиненных, но промолчал, вероятно, решив учинить им разнос позже.

— Мои "обстоятельства", — надменно проговорил Ясон, — всего лишь недоразумение. В свое время мы с Церковью уладим наши разногласия.

По перекошенной физиономии рыцаря было видно, что он точно не считает множественные убийства инквизиторов "всего лишь недоразумениями". Но возражать он не торопился, и колдун продолжил.

— Итак, раз вы убедились, что я не враг, быть может, все-таки сообщите, где мне найти графа?

— Да... конечно. Его светлость в соседней крепости.

То была невероятная удача. Цепь крепостей раскинулась достаточно широко, и чернокнижник боялся, что искать графа придется несколько дней.

— Благодарю, сэр Виктор, — весело воскликнул колдун. — А теперь позвольте откланяться, у меня срочное сообщение для графа.

— Конечно, — кивнул де Вир, все еще пребывая в смятении. — Но постойте...

— Да? — колдун, уже собравшийся уходить, обернулся к рыцарю.

— Откуда у вас армия?

Похоже, этот вопрос мучил сэра Виктора с самого начала разговора, но рыцарь уже успел наглядеться на Легион Смерти и потому опасался услышать что-то такое, после чего придется принять обет молчания и навсегда запереться в монастыре. И чернокнижник его не разочаровал.

— Это павшие на поле брани воины, которые вняли моему зову и восстали, дабы служить Империи! — с пиететом провозгласил колдун, отсалютовал мечом и быстро пошел прочь.

Вот так. Главное — оставить незабываемое впечатление, а нужные слухи поползут сами.

Генрих, все время державшийся поодаль, снова приблизился к чернокнижнику.

— А зачем вам дю Магниф?

— А кто, кроме него, достоин вести непобедимую армию на восток? — вопросом ответил колдун, не оборачиваясь и не сбавляя хода.

Генрих споткнулся и ошарашенно молчал несколько секунд.

— Да хоть Лина! — выпалил он, наконец. — Зачем давать эту власть... такому... такому...

— Простому смертному? — подсказал чернокнижник с усмешкой.

— Да! — не стал лукавить некромант.

— Думаю, его светлость тебя еще удивит. Но мы в любом случае не можем оставить меч себе. Пока он в руках отступника, Церковь будет против, даже если мы заставим мертвецов строить дома призрения и петь рождественские гимны. Мы, колдуны, в глазах света по определению не можем совершить ничего достойного и благого. Но дю Магниф — другое дело. Воспользовавшись нашим Легионом Смерти, он не совершит ничего запретного, ведь не он изначально поднял мертвецов на бой. Народ Империи сочтет графа героем, который пожертвовал совестью ради страны и самостоятельно принял ответственность, не побоялся испачкать руки, чтобы другие могли спокойно жить. Люди любят, когда кто-то сильный и великодушный берет грехи на себя во имя общего блага.

Пару минут некромант молчал, обдумывая слова чернокнижника. За это время чародеи успели спуститься на дорогу и начать подъем к следующей крепости.

— Мы просто предлагаем графу дар, ничего не требуя взамен, — задумчиво проговорил Генрих. — И все знают, что он не может отказаться, но притворяются, будто у него есть выбор. И все знают, что это именно мы подарили ему спасение. Мы, темные чародеи, отступники. Ни непогрешимая Церковь со своей святейшей Инквизицией, ни надменная Гильдия магов, ни император ничего не могли сделать, но тут появляемся мы, всеми презираемые, отринувшие все законы и правила ради силы, и спасаем положение. И все понимают, что мы с самого начала были правы. Таков был ваш план, шевалье?

— Это только часть плана. Но мы уже почти пришли, так что вернемся к этой беседе позже. Эй, там! Я имперский чародей Ясон де ла Фернандо, и со мной армия мертвецов! Где граф дю Магниф?! Я привел подкрепление!

Пока на стене отходили от шока, чернокнижник принялся разглядывать крепость. Похоже, стоил ее тот же архитектор и богатой фантазией он не обладал.

— Зачем вообще понадобилось строить две крепости подряд на одной дороге? — спросил молодой некромант.

— Мне-то откуда знать? — удивился чернокнижник. — Я о методах фортификации ничего не знаю. Наверное, у строителя был какой-то хитрый план.

— Или локальный избыток ресурсов, необходимость срочно возвести еще одну крепость по графику и огромное нежелание снова лазать по горам, — предположил Генрих.

— Да, тоже хорошая версия, — согласился Ясон. — Именно поэтому наша держава непобедима. Варваров просто деморализует наша логика.

— Эй, внизу! — раздалось со стены. — Чем докажешь, что ты Ясон?!

— А разве найдется во всей Империи идиот, который присвоит мое имя?!

— Дураков хватает!..

— Первый раз слышу! Ладно, скажите графу, что я благодарю его за помощь в убийстве дракона!

Это действительно было известно немногим. Вся Империя знала Октавиана и Ясона как убийц черного дракона, но почему-то мало кто обратил внимание, что граф вообще-то тоже присутствовал и даже пострадал. А сам дю Магниф был настолько раздавлен скорбью о погибшем друге, что игнорировал суматоху вокруг. Да и сложись все иначе, граф все равно не стал бы искать лишней славы.

Двойная решетка заскрипела, поднимаясь, и со стены крикнули:

— Входите!

Внутренний двор не блистал роскошью. Длинная казарма, небольшая конюшня, амбар — все сколочено из дерева совсем недавно, и без этих построек пространство меж стен было бы совершенно пустым.

— Ясон? — услышал чернокнижник и обернулся.

По узким гранитным ступенькам со стены спускался сам граф. Знаменитый черный доспех полководца был зачарован так густо, что у колдуна зарябило в глазах. Граф снял шлем и отдал его какому-то бронированному рыцарю, следовавшему за командиром по пятам. Чернокнижник оценил, как сильно постарел дю Магниф за последний год. Седые нити усыпали его черные волосы подобно снегу на угле, усы опустились, и сеть густых морщин тянулась от глаз его светлости. Но двигался граф по-прежнему легко, а во взгляде сверкала уверенная в себе сила.

— Да, это действительно вы, — заметил граф, подождав, пока чернокнижник завершит вежливый полупоклон. — Или очень удачная иллюзия, даже несмотря на непонятный наряд.

— Прошу прощения, ваша светлость, — с улыбкой ответил колдун. — Не было времени привести себя в порядок. Торопился спасти ваши жизни.

Брови графа дрогнули.

— Примите мою искреннюю благодарность за это. Ваш спутник — тоже отступник?

— Да, ваша светлость, он некромант, — кивнул чернокнижник, прежде чем Генрих успел раскрыть рот. На лице молодого отступника отразилось раздражение.

— Занятно, — хладнокровно прокомментировал граф.

Тем временем со всех сторон потихоньку подтягивались воины. Рыцари и простые солдаты, многие были ранены, некоторые могли стоять, только опираясь на товарищей. Все держались на некотором расстоянии, но, без сомнения, слышали каждое слово из разговора.

"Пора", — решил колдун.

— Ваша светлость, — твердо начал он, — я знаю, как вы ненавидите темную магию и все, что с ней связано.

"Да, черт тебя дери, я о том случае в подвалах дворца, когда ты вынудил императора вынудить меня, и как все чуть не погибли".

— И я разделяю вашу ненависть! Темная магия вредна, мерзка и опасна. Как истинный сын Империи и прихожанин нашей святой Церкви заявляю: ни при каких условиях нельзя прибегать к темным чарам, даже если от этого зависят тысячи жизней!

Дю Магниф выглядел бесстрастным, но Ясон не сомневался, что в душе граф хохочет до слез. Лицемерие чернокнижника выходило далеко за пределы просто лжи, то было уже настолько бесстыдное вранье, что в человеческом языке для него просто не существовало подходящего термина. Колдун верил, что граф по достоинству оценит такую наглость.

— Чистота наших душ — вот единственное, что должно заботить нас, воинов Империи!

Легионеры с недоумением взирали на чернокнижника, читающего проповедь. В их рядах уже пронеслась весть, кто таков этот Ясон де ла Фернандо и чем он знаменит.

— Меня обвиняют в запретном колдовстве, — с горечью в голосе повинился чернокнижник, — и обвиняют справедливо. О да, я грешен! Я навеки запятнал себя изучением темных сил, вступал в союзы с демонами, учился у них самым отвратительным трюкам, за которые меня следует немедленно сжечь! Но!

Теперь колдун говорил не с графом, он поворачивался из стороны в сторону, обращаясь к собравшейся вокруг толпе. Весь гарнизон вышел, чтобы посмотреть на странного колдуна, разбившего кочевников. "Человек двести, сойдет для начала", — прикинул тот и продолжил.

— Все мерзости, которые я совершал, имели одну цель! Я делал это не просто так! Много лет назад, еще когда я был простым студентом университета магии...

По перекошенным лицам слушателей колдун тут же сообразил, что эта информация для них в новинку, и тут же развил успех:

— ...да-да, я тоже был членом Гильдии! Но я ушел, никому не объяснив причин, и ждал, смиренно ждал того дня, когда смогу открыть правду!

Публика затаила дыхание. Чернокнижник с удовольствием мысленно похвалил собственное красноречие. Точно так же он в детстве убеждал стражников пожалеть бедного голодного сироту, опять вытянувшего у какого-нибудь богача кошелек из кармана. Нельзя недооценивать значение детских игр, они во многом определяют наши таланты на всю жизнь.

— Мне было видение! — торжественно провозгласил колдун. — Много лет назад я первым увидел то, что сегодня видите все вы! Мятежи провинций и бедность ослабили Империю, и некому выступить против восточных варваров, жаждущих испить нашей крови! Я видел это, я прозрел наступление сегодняшнего дня, и я предупреждал магов, о да, я говорил им! Но меня не послушали, — горько добавил он и тут же с яростью воскликнул, — и вот к чему это привело! Мы, дети Священной Империи, вынуждены отступать и жалко обороняться от немытых и бескультурных орд! Наша свобода, наша история, наша честь — под угрозой уничтожения!

Среди воинов послышались возмущенные выкрики. Усы дю Магнифа медленно поднимались вверх, как у кота, хотя его губы оставались недвижны. Наверное, только великие люди умеют улыбаться одними усами.

— И когда маги в своем высокомерии посмеялись над моим видением, я ушел! Я должен был предотвратить поражение, спасти нас всех любой ценой! — колдун перевел дух и громко выкрикнул, — и я справился!

Толпа замерла.

— Да, братья мои! Сегодня вы должны были погибнуть все до единого! Я видел это много лет назад! Но я изменил будущее! Я, чернокнижник, отступник и пророк, заявляю вам: теперь будущее в ваших руках! И в руках вашего лидера!

Не сговариваясь, все посмотрели на дю Магнифа.

— Да, ваша светлость! Вы, только вы можете спасти Империю! Теперь, когда будущее изменилось, я ясно вижу это!

Восторженный ропот пронесся по рядам воинов.

— Вы все видели моих воинов!

Из возбужденной толпы послышались согласные выкрики.

— Это ваши павшие товарищи вернулись, дабы завершить войну!

На сей раз выкрики раздались тише и отличались разнообразием. Тем не менее, воодушевление еще не покинуло легионеров, и новость была принята лучше, чем ожидал колдун.

— Они пойдут за тем, кто владеет этим клином! — чернокнижник высоко поднял меч. — Этот меч был создан мной и теми немногими, кто поверил мне. Непобедимый Легион Смерти будет повиноваться приказам той длани, что сжимает рукоять. И пусть сейчас сей меч в моих руках, знайте: я не достоин им владеть!

Чернокнижник взмахнул мечом и стремительно вогнал клинок в землю, примерно наполовину длины, после чего отпустил рукоять и раскинул пустые руки.

— Здесь, среди нас есть лишь один достойный, и вы все знаете, о ком я говорю!

И снова все смотрели на невозмутимого графа. Чернокнижник не ошибся, среди солдат авторитет дю Магнифа всегда оставался стабильно высоким, его светлость был прирожденным лидером, и даже недавние неудачи не поколебали преданности воинов своему полководцу.

— Но я не буду никого принуждать! Я оставлю клинок здесь, и пусть ваше решение будет только вашим. Но бессмертная армия не будет ждать вечно! Завтра в это же время я приду, и если меч останется на месте, я заберу его и навсегда уведу Легион Смерти за собой на тот свет, и никто больше никогда о нас не услышит!

Воины с трепетом смотрели на кричащего колдуна, который сейчас выглядел сущим фанатиком.

— Такова моя жертва, ибо я поставил на кон душу! И теперь ваш черед решать, готовы ли вы пожертвовать частицей своей совести, своей непогрешимости ради существования страны, ради жизней и благополучия ваших жен и детей! Моя судьба и судьба всей Империи в ваших руках!

Колдун перевел дух.

— Идем, Генрих! Теперь от нас ничего не зависит!

Чернокнижник стремительно развернулся и быстро зашагал прочь, и никто не пытался его окликнуть. Через несколько секунд молодой некромант, скользя на крутой дороге, догнал соратника.

— Ясон, — с некоторым смущением заговорил он, когда крепость осталась позади, — вы ведь говорили неправду? Я имею в виду — насчет своего пророчества?

— Ну конечно, — усмехнулся колдун. — Предвидение — сложная магия, даже если бы у меня был врожденный талант прорицателя, все равно потребовались бы годы тренировок, чтобы научиться ориентироваться в хаосе видений.

— Я так и думал, — с облегчением признался некромант. — Но ваша речь почти убедила даже меня, хотя я ведь участвовал в ритуале и знаю, как все обстоит на самом деле.

— Для народа не важно, как все обстоит, им важно, как это выглядит, — хмыкнул чернокнижник. — Теперь воины сами будут убеждать дю Магнифа принять клинок. Завтра я зайду и объясню графу, как им пользоваться. А пока он будет делать вид, что колеблется и спрашивать совета у доверенных рыцарей. Все-таки душа на кону, как бы.

— Меня только одно смущает... — вдруг задумчиво проговорил некромант.

— И что же?

— Где боевые маги графа? Разве император не выделил ему нескольких?

— Нет, ни одного, — покачал головой чернокнижник. — Видишь ли, кочевники научились как-то обходить нашу магию. Не так, как монахи, те просто глушат все заклинания, а по-своему. И в определенный момент маги становятся бесполезными, их заклятия перестают на что-то влиять, превращаясь просто в красочный фейерверк.

— Это делает Шойта?

— Да, похоже. Он необычный чародей, если вообще таковым является.

Колдуны спустились на дорогу. Впереди лежало поле боя, щедро осыпанное телами кочевников. Легион Смерти неподвижно стоял чуть дальше.

— Столько людей гибнет зря, — заметил Генрих. — Не по себе становится.

— Они бы в любом случае однажды умерли, — равнодушно сказал чернокнижник и вдруг замер. Собственный цинизм почему-то показался ему непривычно болезненным, как будто он уже произносил нечто подобное прежде, но как оправдание.

— С такой логикой можно убивать сразу младенцев, — недовольно отозвался некромант.

— Да... я неправ, прошу прощения, — хмуро буркнул колдун, скрывая смятение. — Идем уже.

Глава 4.

Вечный город лихорадило. Болезнь еще не проявилась во всей силе, но ее симптомы не ускользали от внимательного взора. Повсюду на холодных зимних улицах наблюдатель встречал встревоженные группы горожан и приезжих, говорящих между собой слишком тихо, чтобы не вызывать подозрений. И стражники, прежде казавшиеся декорацией, ныне сновали повсюду, настойчиво вмешивались в чужие разговоры, как только слышали крамолу, готовые словом и делом наставить нарушителя на путь истинный.

А всё потому что восточные беженцы наконец-то достигли столицы и принесли с собой вести, старательно замалчиваемые властями. Горожане с удивлением и трепетом передавали из уст в уста новости о том, что кочевники начали наступление на Анатолию, и Азиатский полуостров едва держится; о том, что блистательный дю Магниф не справляется и отступил уже так далеко, что некогда гостеприимное Темное море оказалось во власти пиратов и варваров; о том, что дикие орды собираются на его северных побережьях, и нет силы, способной их остановить; о том, что император бессилен, его легионы слишком заняты удержанием мятежных провинций, но даже это не помогает, и его величество отдал некоторые области во власть крупнейших рыцарских орденов.

Да, город был болен, и Октавиан ясно видел причины болезни. Слишком много плохих вестей сразу обрушилось на жителей.

Рыцарь брел по холодным улицам столицы, закутавшись в серый плащ, не особенно задумываясь над направлениями. Чувствовал он себя паршиво. Его шляпу полчаса назад забросило на крышу какого-то дома резким порывом ветра, под дыханием которого незащищенные пряди черных волос теперь развевались и путались. Некоторые встречные горожане узнавали статного воина, но здороваться не спешили, устрашенные злым хищным блеском в его стальных глазах. Даже знакомые дворяне молча уступали дорогу высокому мрачному драконоборцу, который сам не замечал никого на своем пути.

Октавиан ни о чем не думал, просто шел. Из-за глупой клятвы, вырвавшейся в миг беды, он теперь не мог даже напиться, хотя кое-какие монеты все еще глухо звякали в его карманах. Орден приостановил выплату жалования рыцарю, как было сказано "до прояснения обстоятельств", а иначе говоря, до тех пор, пока у столичного командования Пяти Мечей пройдет затянувшийся приступ бессильного бешенства. Такемет, древняя и богатая провинция, из которой можно было тянуть сочные и вкусные налоги долгое, очень долгое время, вырвалась из рук Ордена, и братству срочно нужны были виноватые. Сбежавшие с войны на угнанном корабле маг и рыцарь должны были идеально подойти на эту роль, но не тут-то было. Тит Аврелий Виктор, помимо статуса брата Ордена, все еще оставался магом Гильдии, а это не та организация, членов которой можно использовать как мальчиков для битья. Кроме того, даже ослепленные жадной злостью магистры Пяти Мечей понимали, что обижать своего последнего боевого мага — плохая идея, и вообще хорошо, что выжил хотя бы один из троих. Октавиан же, несмотря на почти очевидный факт дезертирства, формально всего лишь подчинялся старшему по званию, и тоже с точки зрения устава Ордена не совершил ничего плохого. Правила Пяти Мечей были написаны разумными людьми и не требовали в одиночку биться против целого города мятежников.

Но магистры все-таки тоже не были безумными бюрократами, и нашли фактический способ наказать рыцаря, временно лишив его жалования "на время расследования" и отобрав оружие. Последнее угнетало Октавиана сильнее всего. Без меча он ощущал себя беспомощным.

Но из Ордена его не изгнали, и то было хорошо для всех. Пять Мечей ныне нуждались в опытных воинах как никогда, а Октавиан просто не мыслил, куда еще податься со своей черной репутацией. Разве что в наемные убийцы.

В общем, в какой-то момент рыцарю надоело сидеть в дешевой гостинице, которую Орден временно снимал для своих младших братьев, и воин решил развеять уныние прогулкой по городу. Но неожиданной проблемой предстало то, что Октавиан, в сущности, не знал куда пойти. Друзей в столице, кроме Ясона, он так и не завел, по кабакам ходить, учитывая обет трезвости, больше не имело смысла, в театр рыцаря как-то не тянуло, а на приличный бордель не хватало денег. Прогулка растянулась на несколько часов, но драконоборец так ничего и не придумал. Возвращаться в опостылевший номер, впрочем, он тоже не хотел, и потому просто продолжал бесцельно бродить, благо погода стояла терпимая. После тропического Такемета, конечно, любая зима казалась нестерпимо холодной, но речь шла лишь о пронзительном ветре, а никак не о морозе. Горожане положительно оценивали нынешнюю зиму по сравнению с прошлогодней, когда выпавший в ноябре снег шокировал жителей. Снегопады случались в столице раз в десять лет, а то и реже, и всех это вполне устраивало.

Октавиана погода не беспокоила. Холод он воспринимал как неотъемлемую часть свалившихся бед и продолжал мерзнуть на ветру с отчаянной решимостью.

— Сэр Октавиан? — неожиданно услышал рыцарь и вздрогнул, будто разбуженный криком.

Перед рыцарем стояла очаровательная девушка в приталенном светло-оранжевом пальто и темно-коричневых сапожках. Ее нескромно распущенные волнистые волосы цвета красного золота укрывали плечи и почти прятали от чужих глаз теплый оранжевый шарфик, обмотанный вокруг шеи. Стояла она в неловкой позе, обеими руками в коричневых перчатках сжимая ручку толстого черного портфеля.

Рыцарю потребовалась пара секунд, чтобы опознать Франческу де ла Видья.

— Госпожа Франческа. — Рыцарь поклонился, хотя по этикету мог этого не делать. Технически дочь банкира значительно уступала Октавиану происхождением, и тот мог вообще ее никак не приветствовать, особенно посреди зимней улицы. Но за краткое время службы в гвардии тело рыцаря само собой сделало вывод, что всем женщинам надо кланяться, ибо они поголовно превосходят Октавиана титулами. Во дворце это действительно было так, но не на улице, однако привычка все еще порой просыпалась.

Франческа заметно смутилась и ответила быстрым книксеном. При этом она слегка покачнулась вслед за портфелем и едва удержала равновесие.

— Позвольте помочь вам, — вежливо предложил Октавиан, сам не зная зачем, и отобрал у девушки ношу, оказавшуюся действительно весомой.

Франческа, впрочем, оказалась только рада. За те десять минут, что девушка тащила портфель с документами, она успела проклясть и отцов банк с его массивной бюрократией, и карету с ее сломавшейся осью, и некстати заболевшего телохранителя, и всех встречных мужчин, ни один из которых не ответил на ее умоляющие взгляды, и свою чертову самонадеянность.

— Охотно позволяю, — весело сказала она, ощущая долгожданную легкость, но тут же снова смутилась, — а разве вы шли не в другую сторону?

— Я никуда не тороплюсь, — со сдержанной улыбкой ответил рыцарь. — Вы домой?

Девушка кивнула, и они неторопливо зашагали на площадь Карла Великого. Рыцарь мысленно радовался, что в его блужданиях по столице появился хоть какой-то смысл, а Франческа вспоминала все, что помнила о драконоборце и постепенно терялась в обилии противоречивой информации. По большому счету, следовало держаться от шевалье де Софо подальше, чтобы не бередить уже почти позабытый скандал годичной давности, но и просто оттолкнуть рыцаря было невозможно — все-таки не раз был гостем, да и помощь сразу предложил.

Октавиан заметил беспокойство спутницы.

— Если вы раскаиваетесь, что вообще заговорили со мной, то скажите прямо, — тихо сказал он. — Я пойму и просто уйду.

Франческа невольно ощутила себя виноватой.

— Простите, сэр Октавиан, — ответила она, опустив глаза. — Но, поверьте, я лишь немного растерялась. Не ожидала вот так вас встретить.

— Хм. Да, мне везет на неожиданные встречи, — туманно согласился рыцарь.

— А мне не очень. Если бы не встретила вас, наверняка тащила бы бумаги сама.

По мнению Октавиана в портфеле находились не бумаги, а все двенадцать бронзовых таблиц с законами, о чем он не замедлил сообщить. К удовольствию рыцаря Франческа, как выяснилось, отлично знала историю Империи и пошутила в ответ, что лучше уж таскать с собой двенадцать таблиц, чем десятерых мужей. Смех разрядил обстановку, и оба вспомнили, что вообще-то неплохо ладили в прошлом.

Франческа спросила рыцаря о жизни после роспуска гвардии. Рыцарь первым делом вспомнил многочасовые ежедневные допросы в Инквизиции, в ходе которых монахи пытались выяснить причастность последнего де Софо к преступлениям чернокнижника, но предпочел о том умолчать. Вместо этого он поведал о возвращении в действительные войска Ордена, о морском путешествии в Такемет и о первых впечатлениях от другого континента. Девушке история понравилась, и она запросила подробностей. Неожиданно для себя рыцарь вдруг понял, что уже четверть часа кряду рассказывает обо всем, произошедшем во время восстания, опуская только самые неприглядные детали. Франческа, с другой стороны, осознала, что уже пять минут никуда не идет, а стоит перед крыльцом своего особняка и определенно не хочет прерывать такого интересного собеседника. В газетах о мятеже заморской провинции писали крайне скупо, и большая часть рассказа рыцаря явилась для нее новостью. Тем не менее, продолжать маячить перед домом было нелепо, и когда Октавиан закончил рассказ, изрядно повеселив девушку частью про захват корабля и звучавшие при этом горестные и затейливые причитания эллина-капитана, Франческа решила прощаться.

— Я рада, что встретила вас, — тепло сказала она. — Не знаю, как благодарить за помощь и приятную беседу.

— Просто подайте руку для поцелуя, — галантно предложил рыцарь.

Девушка снова рассмеялась и послушно стянула правую перчатку. Октавиан перенес портфель в левую руку, и, взяв свободной ладонью кисть девушки, поднес тонкие пальчики к губам.

— Да вы совсем замерзли! — воскликнула девушка. И рука, и губы рыцаря были холодны как лед.

— Ерунда, — отмахнулся тот.

— Нет-нет, вы простудитесь. Вам нужно согреться. — Девушка мысленно отметила, что рада такому предлогу для продолжения разговора. — Прошу вас, зайдем в дом, я угощу вас кофе, а вы, если считаете это чрезмерной услугой, расплатитесь со мной еще одной историей.

Рыцарь сдался.

Спустя пару минут Октавиан, избавившись от плаща, уже сидел в хорошо знакомой гостиной, удобно развалившись в синем кресле перед стеклянным столиком. Неизменный близорукий Жерар мужественно забрал портфель и, выслушав указания госпожи насчет кофе, вежливо осведомился:

— Какой кофе желаете, шевалье?

— Горячий, — прозвучал по-военному четкий ответ рыцаря, и пожилой слуга без дальнейших бессмысленных расспросов удалился.

Франческа попросила подождать и вскоре вернулась, успев сменить уличное облачение на приталенное шелковое платье приятного бежевого цвета. Октавиан размышлял, будет ли с его стороны правильней не глазеть чрезмерно на девушку или же, напротив, не отводить взгляда, отдавая должное ее красоте.

Сам Октавиан оказался одет в скучный повседневный мундир Ордена, грубый, неудобный, цвета чугунной сковороды, похожий на потертую сутану. Никаких знаков отличия временно бесправный рыцарь не носил, и оттого казался больше священником, чем военным.

Приветствуя девушку, рыцарь снова поднялся, и лишь когда они вместе расселись по креслам, заговорил.

— А как поживает ваш отец?

— Полагаю, прекрасно, — нейтрально ответила Франческа. — Я его почти не вижу, но, думаю, у него все хорошо.

Рыцарь несколько удивился такому ответу, и девушка пояснила:

— Отец всегда был честолюбив, а нынешняя эпоха потрясений — хорошая возможность высоко подняться за короткий срок. Вот отец и мечется между банком, дворцом и Великим собором.

— Собором? Леонардо все еще сотрудничает с кардиналом?

— Да, — кивнула девушка и нахмурилась, — хотя прямо сейчас я припоминаю, что отец просил упоминать об этом как можно реже. Но вы, сэр Октавиан, не играете в политику, поэтому думаю, ничего страшного, что я вам сказала.

— Да уж, — невесело согласился рыцарь. — Я стараюсь держаться подальше от всех интриг. В замке Святого Ангела для меня уже давно заготовлена именная вязанка дров, которая ждет только повода.

— Для нас с отцом, вероятно, тоже, — иронично заметила девушка. — Наш общий бывший друг доставил нам немало хлопот. Нашу семью спасло лишь то, что на момент скандала кардинал уже вел с отцом некое важное дело, и его преосвященство сам мог оказаться вовлечен. Простите, если вопрос покажется нескромным, но не могу сдержать любопытства: а как вы выкрутились?

Рыцарь недобро усмехнулся.

— Я рассказал монахам несколько пикантных историй, случайно подслушанных мною во дворце. Не скажу, что горжусь этим, но так мне удалось избежать пыток. А потом, — Октавиан посерьезнел, — монахи просто вдруг отстали. Подозреваю, что за меня кто-то вступился, скорее всего, дю Магниф, но я не уверен.

— Вряд ли то был его светлость, — с сомнением произнесла девушка. — Коронация Вильгельма положила конец влиянию графа.

— Знаю, — согласился рыцарь, — но не могу представить больше никого, кому была бы интересна моя судьба. У меня катастрофически мало друзей.

— Грустно это слышать. Вы замечательный человек, сэр Октавиан, но вам просто не везет. Ой, простите, наверное, это прозвучало высокомерно, — смутилась девушка.

Неловкую паузу нарушил Жерар, вошедший с серебряным подносом, на котором стояли две крошечные фарфоровые чашки, кофейник и хрустальная вазочка с круглым печеньем. Идеальный слуга безмолвно разлил кофе по чашкам и бесшумно удалился, не сделав ни одного лишнего движения.

— Раз уж мы заговорили о колдунах... Вы все еще ведете дела с их цехом? — спросил рыцарь, пригубив кофе. Ни вкуса, и особенного запаха он не ощутил. Организм настойчиво требовал вина, а прочие напитки презрительно воспринимал как воду.

— Формально — да, — сказала Франческа, разглядывая черную поверхность в своей чашке. — Но они в последнее время не слишком нуждаются в наших услугах. А почему вы спрашиваете?

Рыцарь помедлил, но все же решил ответить:

— Я же рассказал, что в Ракоте на нас напали отступники. Думаю, они отчаялись добиться официального признания, раз решили поддержать восстание.

Франческа вдруг поставила чашку. Девушка выглядела озадаченной.

— Что-то не так? — насторожился рыцарь.

— Отец вчера обмолвился, что император вызывал во дворец мастеров цеха. Когда я спросила, зачем правителю-магу могло это понадобиться, отец ответил, что у императора не было выбора, но в подробности вдаваться не стал, и я тоже отвлеклась.

— Вильгельм хочет, чтобы цех приструнил своих заокеанских братьев? — подумав, предположил рыцарь. — Это выглядит правдоподобным. В обмен на какие-нибудь льготы цех убедит заморских отступников, что война никому не нужна, а без колдунов мятежники...

Октавиан запнулся. Орден располагал тремя боевыми магами в непосредственном очаге восстания. Без отступников бунт был заведомо обречен. Теперь же, если цех добьется успеха, против объединенных усилий императора, магов и при нейтралитете отступников мятеж обречен вдвойне.

— Колдуны — единственные, кто может получить от этого восстания чистую выгоду, почти ничем не рискуя, — сказала дочь банкира.

— Они рисковали жизнями, — возразил рыцарь, вспомнив схватку мага с двумя отступниками. — Но вы правы, Франческа, мятеж на руку только колдунам. Теперь, если им удастся договориться между собой, то и провинция вернется под власть Империи, и сами отступники будут выглядеть... не героями, конечно, но как минимум полезным инструментом в руках императора.

— Что, к тому же, увеличит разрыв между его величеством и Гильдией магов, — поддержала Франческа. — Я начинаю подозревать, что цех колдунов с самого начала планировал нечто подобное.

— Сепаратистские настроения давно зрели на окраинах, — заметил рыцарь. — Но цех мог подтолкнуть местных баронов к восстанию, просто пообещав поддержку. Такемет был выбран просто из-за удаленности и отсутствия настоящих имперских войск. Колдуны в любой момент могут заявить, что бунтовали не против Империи, а против ордена Пяти Мечей, который вел себя слишком по-хозяйски...

И еще до того, как рыцарь это договорил, он уже понял, что именно так колдуны и скажут, и, более того, будут выглядеть правыми, потому что Орден, безнаказанно ощутив себя властелином региона, порой казался завоевателем.

— Император наверняка понимает все это, но вынужден делать вид, что ни о чем не догадывается, потому что нет другого способа избежать длительной войны. Наверное, именно это имел в виду отец, — задумчиво проговорила Франческа.

— У меня есть робкая надежда, что мы ошибаемся, — мрачно сказал рыцарь. — Потому что иначе меня пугает легкость, с которой цех колдунов всеми манипулирует.

— В том нет ничего удивительного. Цех давно обогнал Гильдию по торговому обороту, а их медицинскими услугами уже пользуются даже церковники. С каждым месяцем у колдунов все больше новичков, они принимают всех, у кого есть хотя бы зачатки дара. Ученики магов уходят, чтобы работать среди единомышленников. Пятилетний кредит, взятый у отца, цех колдунов сумел досрочно погасить через восемь месяцев. У мастеров цеха есть богатство, магическая сила и армия сторонников. Они действуют только в своих интересах и не оглядываются ни на церковные догмы, ни на политику империи. Император не закрыл цех сразу, пока была возможность, а теперь уже поздно. Жители столицы... нет, жители теперь уже всех центральных провинций оценили пользу от цеха, и мастера в случае необходимости смогут привлечь народ на свою сторону.

В голосе Франчески не было ни восхищения, ни страха. Только задумчивость дельца, изучающего потенциального конкурента.

— Народ ничего не решает, — покачал головой Октавиан. — Но среди колдунов цеха много аристократов. Одна герцогиня фон Берхаген чего стоит. Любому ясно, что старые фамилии, чьи отпрыски состоят в цехе, будут рассматривать колдунов как союзников. В отличие от магов, колдуны не требуют принимать нового имени и отрекаться от семьи.

— Знаете, сэр Октавиан, — протянула девушка, — вот теперь эта неприкасаемая организация, обладающая потенциально неограниченными возможностями, пугает и меня. Почему никто не попытался задушить цех, пока тот еще создавался? Инквизиция наверняка с ума сходит.

Рыцарь вдруг засмеялся и был вынужден поставить чашку, чтобы не пролить на себя горячий напиток. Франческа растерянно и мило улыбалась. Смеющийся Октавиан ей понравился, обыкновенно он был гораздо сдержаннее, но причин его веселья она не понимала.

— Инквизиция, — успокоившись, весело заговорил тот, — весь год преследует одного невероятно удачливого богохульника. Монахи разослали своих агентов по всей Империи, и не видят, что творится у них под самым носом. Если это не часть плана колдунов, то отступникам определенно благоволит сам Создатель.

Теперь и дочь банкира фыркнула, но быстро взяла себя в руки. Все-таки наедине с мужчиной...

— Какая у нас, все-таки, необычная беседа, — с трудом сдерживая смех, проговорила Франческа, осознав, наконец, о чем они говорили все это время.

Веселье на лице рыцаря сменилось недоумением, а затем смущением.

— Прошу прощения, — опустив голову, чтобы не было видно улыбку, сказал он. — Я несносен. Превращать светскую беседу с дамой в разговор о политике... Нет, я и раньше постоянно нарушал приличия, но сегодня, похоже, открыл новые горизонты своей бестактности.

— Что вы, сэр Октавиан, — хихикнула Франческа. — Напротив, я рада, что могу хоть с одним человеком, помимо отца, поговорить серьезно о чем-нибудь кроме счетов и задолженностей. Обычно мужчины, если и заговаривают со мной, ограничиваются однообразными комплиментами или, если день неудачный, старыми стихами. Если же день совсем провальный, то они читают мне стихи собственного сочинения.

— Завидую вам, Франческа. Со мной мужчины предпочитают разговаривать приказами и угрозами. А так бы хотелось, чтобы злой магистр Ордена вдруг заговорил о моей красоте, да еще и в рифму.

— Какие странные у вас фантазии, — снова рассмеялась девушка. — Но у вас, к несчастью, нет отца-миллионера, и потому жадные до ваших денег поклонники не будут вам досаждать.

— Не думаю, что их привлекают только деньги, — возразил рыцарь. — Вы не только богата, но еще прекрасна и умна, Франческа.

Девушка сдержанно и довольно холодно улыбнулась, хотя и чувствовала себя польщенной.

— Чувствую, если мы не сменим тему, вы тоже перейдете к стихам.

— Чувствую то же самое, — согласился рыцарь. — К счастью, я знаю только гимн Империи и пару рождественских песенок, а они к ситуации не подходят.

— Никто еще не пел в мою честь гимнов...

— О, поверьте, мое пение вам не понравится. Певец из меня еще худший, чем солдат, а с последней войны, как вы знаете, я дезертировал.

— У вас не было выбора, — мягко сказала Франческа.

— Был. Я мог выбрать смерть, — возразил рыцарь, но в его голосе звучала ирония. — Честь того требовала.

— Честь — это просто идея. Не все могут отдать жизнь за идею.

— Я мог бы отдать жизнь за идею, но считаю, что это плохая идея. Наверное, я просто плохой рыцарь.

— Не говорите так.

Рыцарь удивленно поднял брови.

— Почему? Это ведь правда. Я был легионером — наша армия потерпела поражение и отступила. Я был телохранителем императора — его убили. Я был воином Ордена — наши войска разбили, а я бежал. Рыцарь должен быть защитником, а я лишь убийца и иногда мститель.

— Вашей вины не было ни в чем из того, что вы перечислили, — заметила Франческа, встревоженная нежданной откровенностью.

Девушка только сейчас поняла, чем именно ее привлекает этот хмурый человек с холодными металлическими глазами. В отличие от холеных столичных франтов, вечно круживших около красавицы, ныне перед ней сидел воин, по-настоящему сильный и умеющий выживать. Разница между ним и остальными поклонниками была примерно такая же, как между домашней кошкой, могущей лишь шипеть и царапаться, и львом с косматой гривой. Сходство с последним усиливали слегка всклокоченные волосы рыцаря, неровно лежащие после касаний ветра.

— При чем тут вина? — пожал плечами Октавиан. — Я просто неудачник.

— Глупости. Вы не "лишь убийца" и тем более не неудачник. Вы еще молоды, а уже успели побывать и на войне, и во дворце, и пережить все это. Ваша сила, ваш ум помогут вам добиться чего угодно, надо лишь сосредоточиться на результате, — вспыхнула Франческа.

— Мой ум? — усмехнулся рыцарь. — Пока что его не хватало даже на то, чтобы не лезть в неприятности.

— Вы только что на основе одних лишь умозаключений помогли мне увидеть заговор колдунов, о котором, похоже, никто больше не подозревает, — напомнила девушка.

— Если этот заговор вообще существует. Но даже если и так, мы с вами сделали лишь очевидные предположения, о которых пока не говорят все, лишь потому, что императору явно не понравится, что его представляют в виде узника обстоятельств. Даже если мастера цеха действительно спровоцировали восстание Такемета, его величество будет отрицать их причастность до последнего, потому что иначе ему придется выступить против и заморских, и местных колдунов. И все, у кого есть ум, это понимают, и никто не решится осуждать колдунов, раз император поручил их цеху разрешить конфликт. Страх перед отступниками и его величеством заставит даже самых развязных сплетников прикусить языки.

Рыцарь замолк, немного озадаченный собственной речью.

— И вы еще смеете принижать свой ум? — насмешливо спросила Франческа. — Мне бы потребовалось несколько часов, а то и дней, чтобы дойти до этих выводов самостоятельно.

— Вы сами себя недооцениваете, — неловко парировал рыцарь. — Но наша беседа становится все опаснее. Отступники не раз приходили в этот дом, они могут следить за вами.

— Нет. С тех пор, как отец начал работать с кардиналом, наш дом периодически проверяет Инквизиция, — успокоила рыцаря девушка и добавила с усмешкой, — так что если кто и следит за нами, то это монахи.

— Что же, к их слежке я уже давно привык, — удовлетворенно кивнул Октавиан. — Если хотите узнать точно, могу ради вас вслух оскорбить Великого инквизитора. Коли спустя три дня я буду еще жив, значит, слежки нет.

— Не думаю, что черные братья что-то вам сделают за простое оскорбление, — фыркнула Франческа.

— О, поверьте, я сумею подобрать правильные слова, я ведь общался с солдатами и моряками со всей Империи. По большому счету, меня стоит отравить в ад уже за один лишь мой словарный запас.

— Знаете, сэр Октавиан, — снова хихикнула Франческа, — вы самый грустный и самый веселый мой знакомый одновременно.

— Я бы мог выступать в цирке, — согласился рыцарь. — Тем скоморохом, у которого на лице печальный грим, не помню, как его принято называть.

— Нет, — с умилением поглядев на Октавиана, возразила девушка. — Думаю, вы бы в первый же день испортили представление.

— Каким образом?

— Вас бы разозлил смех зрителей, и вы бы разрушили колонны цирка, обрушив на их головы потолок.

— Приятно знать, что меня сравнивают с такими персонажами, — помолчав, польщенно признался Октавиан. — Но это вправду на меня похоже: разрушать все вокруг.

Франческа вздохнула. Общество чрезмерно самокритичного рыцаря было ей приятно, но злополучный портфель с бумагами не случайно оказался таким тяжелым. Следовало завершать беседу и идти заниматься делами.

Рыцарь интерпретировал вздох девушки и ее невольно брошенный на выход взгляд совершенно правильно. И это ему не понравилось. Октавиан пребывал в абсолютной уверенности, что простой воин не должен уметь распознавать такие знаки, и каждый раз, угадывая чужие мысли, чувствовал себя подлым интриганом. Впрочем, он и сам сознавал, что сей талант не раз выручал его в беседах с инквизиторами и придворными.

— Пожалуй, — вежливо заговорил рыцарь, поднимаясь, — мне пора. Я и так отнял у вас немало времени.

Франческа от неожиданности вздрогнула. Она только начала думать, как бы изящно и тепло распрощаться с рыцарем, но тот разом порушил все планы.

— Постойте! — воскликнула она, вскакивая следом.

— Э... да?

Девушка несколько раз моргнула.

— Я провожу вас до двери, — наконец, придумала она фразу.

Рыцарь улыбнулся и молча кивнул. Ему определенно нравилась эта девушка.

Перед входной дверь, пока рыцарь снова надевал принесенный прислугой плащ, Франческа напряженно смотрела на воина, словно хотела что-то сказать, но не решалась, и Октавиану пришлось перехватить инициативу.

— Франческа, я очень рад, что встретил вас сегодня. Я понимаю, что вы очень заняты, и благодарю, что вы смогли уделить мне столько времени. Но если вы и дальше будете стоять с таким видом, будто видите меня в последний раз, я, честное слово, начну что-нибудь подозревать.

— Что, например? — смутилась девушка.

— Что мне все-таки стоило прочесть вам стихи, например. Право, лучше скажите прямо. Я грубый вояка и принципиально не понимаю намеков.

Франческа усмехнулась.

— Мне просто вспомнилось, как часто вы заходили к Ясону, и почти каждый раз мы с вами виделись, но только сегодня я начала понимать, что вы за человек.

— Звучит не очень обнадеживающе, — негромко, смотря куда-то в сторону, пробормотал рыцарь.

— Что?

— Нет, ничего. До встречи, Франческа.

Поцеловав на прощание руку, рыцарь выскользнул на улицу. После жарко натопленного, не иначе как магией, особняка банкира уличная прохлада приятно успокаивала. Октавиан вздохнул и побрел в гостиницу. Беседа с красивой девушкой благотворно сказалась на настроении рыцаря, и на сей раз с его пути никто не шарахался в испуге. Город словно отзывался на мысли драконоборца, и с улиц куда-то благополучно пропали и подозрительные группки заговорщиков, и настырные стражи, и надоедливые нищие. Теперь на пути воина попадались степенные и грациозные дамы, веселые молоденькие служанки и пугливые монашки. Просто диво, насколько восприятие мира зависит от настроения.

Идиллию нарушил крик мальчишки-разносчика, пристававшего к прохожим с предложениями купить газеты.

— Чернокнижник возвращается! Ясон де ла Фернандо и его армия мертвецов идут на восток!

Рыцарь споткнулся на ровном месте и, круто изменив направление, решительно двинулся к источнику столь удивительной информации. А новость действительно была незаурядная, и большинство тех, к кому подходил мальчишка, газету покупали.

Услышав за спиной размеренный стук подкованных сапог, разносчик обернулся и увидел приближающегося рыцаря. Военная выправка, ширина плеч и металлический взгляд Октавиана, похоже, внушили мальчишке недетский трепет, и разносчик испуганно попятился, прижав к груди пачку газет.

— Спокойно, — иронично сказал рыцарь. — Я за газетой, а не за тобой.

Расплатившись с притихшим разносчиком, Октавиан сунул газету под мышку и вернулся на первоначальный маршрут. Читать на ходу он считал занятием небезопасным и даже в чем-то неприличным. Есть что-то грубое в человеке, зарывшемся носом в страницы и буквы в публичном месте, как будто такая личность презирает окружающих.

Хотя удержаться было сложно. Воображение рыцаря рисовало демонически хохочущего колдуна, скачущего верхом на скелете лошади на восходящее солнце, и клубящееся облако тьмы за спиной чародея, схематично обозначавшее армию мертвецов.

Более не медля, Октавиан быстро добрался до своей гостиницы. Серое двухэтажное здание с маленькими окнами напоминало скорее тюрьму, чем дом, и рыцарь снова ощутил сдавленную злость.

За стойкой в вестибюле на месте пьяницы-портье снова сидела его жена, маленькая угловатая женщина в строгом чепчике, казавшаяся на первый, второй и третий взгляды старухой, и лишь самый внимательный созерцатель мог распознать, что сей даме едва минул третий десяток лет. Но Октавиан таковым не был. Рыцарь быстро и молча прошел мимо настороженно поглядевшей на него женщины, вышел на ступеньки. Его комната располагалась на втором этаже, недалеко от лестницы, что позволяло минимизировать шанс встречи с остальными постояльцами.

Добравшись до комнаты, рыцарь машинально отпер дверь ключом и повернул ручку. В тот самый миг на лестнице послышались шаги. Не придав этому особого значения, Октавиан вошел в свою скромную обитель, где кроме кровати и шкафа для одежды ничего не было, и притворил за собой дверь.

Шаги зазвучали громче, и рыцарь, не вполне отдавая отчета в своих действиях, обернулся и на шаг отступил от двери.

"Параноик ли я?" — подумал Октавиан и бросил газету на пол.

Шаги стихли точно перед его комнатой.

"Лучше бы я был параноиком".

Воин шагнул вперед и резко отворил дверь. Хрупкое дерево затрещало, наткнувшись на чей-то крепкий лоб, послышался болезненный вскрик. Намереваясь закрепить успех, рыцарь выскочил наружу и тут же раскаялся в содеянном. На полу действительно, прижимая ладони к голове, сидел незнакомый человек, но рядом с ним стоял неподвижно второй. Оба были одеты как мелкие лавочники, но тот, что избежал удара, быстро чертил в воздухе перед собой недвусмысленные символы, и пальцы его слегка светились.

Путей отступления не оставалось. Гостиничный коридор заканчивался тупиком, а через узкое окно в комнате невозможно было быстро выбраться. Эта мысль единым сигналом промчалась через голову драконоборца, и тот, как настоящий воин, последовал древней максиме: "Не знаешь, что делать — атакуй!"

Из пальцев второго вырвались тонкие змеистые нити, вцепившиеся в грудь рванувшегося вперед драконоборца, но Октавиан не почувствовал никаких перемен. Возможно, незнакомый чародей как-то выразил бы свое удивление по этому поводу, но тяжелый кулак рыцаря высказался первым. Громкий удар по подбородку заставил голову незнакомца дернуться, и мужчина начал заваливаться на спину.

Тот, что пострадал еще раньше, отскочил в сторону, прижался спиной к стене и выбросил вперед руки с причудливо растопыренными пальцами. Октавиана больно ударило в грудь и живот, но колдовавший явно не был великим чародеем. Рыцарь не только устоял на ногах, но еще и смог пнуть обидчика по коленям, благо тесный коридор создавал идеальные условия для рукопашной схватки. Чародей взвизгнул и снова припал к полу.

Октавиан попытался добить его пинком в лицо, но только лишь замахнулся, как его снова ударило невидимой силой, на этот раз гораздо ощутимее. Странно, но телекинетический заряд лишь скользнул по телу воина, и хотя боль от удара была довольно сильной, одежда рыцаря пострадала гораздо сильнее. Плащ с треском разлетелся сотней лоскутов, а мундир и рубашка под ним порвались на груди, открыв мускулистый торс воина.

Октавиан мотнул головой и глянул на лестницу, откуда, как ему показалось, прилетел последний снаряд.

— Ты! — воскликнул он, сразу же узнав обидчика.

Не так уж много у рыцаря было знакомых чародеев, чтобы он умудрился не опознать старшего мастера цеха колдунов Мигеля де Варга.

— Как интересно, — протянул тот, и заинтересованный тон колдуна вполне подтверждал эти слова. — Воистину, среди де Софо нет обычных людей.

— Какого черта вы...

Октавиан не смог договорить. Его глаза закрылись, ноги подогнулись, и рыцарь, как подпиленный дуб, громко рухнул на спину. Несколько секунд его конечности еще дергались, как бы подтверждая опасения де Варга, вложившего в заклятье сна силу, способную в иных условиях усыпить всю остальную гостиницу, а затем рыцарь затих.

— Жив? — коротко спросил де Варга у своего подельника, кивнув в сторону оглушенного Октавианом чародея.

Чудом избежавший той же участи колдун потрогал шею товарища, послушал дыхание и ответил утвердительно.

— Замечательно, — резюмировал Мигель, приблизился к спящему рыцарю и осторожно потыкал того в ребра носком сапога. Октавиан не реагировал, и де Варга вздохнул с облегчением. — А ты еще спрашивал, почему я иду с вами. Хм... Это что, чешуя?

Чародеи уставились на открытую грудь рыцаря, где с правой стороны виднелись несколько темно-серых сетчатых пятен, похожих на змеиную шкуру.

Глава 5.

Чернокнижник скользил по высоким сугробам и мечтал о весне. Снег, тихо поскрипывая, слегка продавливался под ногами колдуна, но удерживал вес. При желании чернокнижник мог свободно прогуляться и по менее плотным поверхностям, например, по воде. Время, когда требовалось экономить силу и брести по пояс в сугробах, благополучно миновало, и колдун наслаждался легкостью движений и скоростью.

Но это не мешало ему тосковать по весеннему теплу и распускающейся зелени. Белая пустыня заснеженной восточной степи навевала уныние.

Позади, копируя движения чернокнижника, как на коньках плавно двигался Залмоксис. Некромант, узнав, что его коллега собирается следовать за армией графа, сам вызвался составить компанию. Раздосадованным ученикам, разумеется, пришлось следовать за ним, но их мнение по-прежнему никого не волновало.

Чернокнижник не собирался звать Залмоксиса за собой, но отказываться от сопровождения не стал и поступил мудро. За четыре недели белого одиночества Ясон давно бы свихнулся, а так у него под рукой оказался умный и находчивый собеседник. Ну и два слушателя, которые, похоже, уже устали ненавидеть чернокнижника и теперь воспринимали его как неизбежное зло.

Где-то впереди, укрытые гребнями белых холмов, маршировали легионы дю Магнифа: два живых и один мертвый. Хотя, технически Легион Смерти не мог таковым называться, ибо его численность, как выяснилось, составляла почти восемь тысяч воинов. Но предложенное чернокнижником название прижилось и уже использовалось в нескольких песнях, наспех сочиненных живыми легионерами.

Как и ожидал колдун, граф принял командование мертвецами и в ту же неделю с их помощью в прах разгромил передовые части орды, штурмовавшие соседние крепости. Несколько укреплений, правда, пришлось отвоевывать обратно, но зато когда основные силы кочевников узнали о неожиданных поражениях, то варвары отступили. Еще через неделю произошло первое крупное сражение, в ходе которого выяснилось, что нежить тоже возможно уничтожать, но за это знание кочевники уплатили высокую цену. Две сотни разрушенных мертвецов в обмен на десять тысяч убитых кочевников — дю Магниф сдержанно назвал такой результат приемлемым, а варвары в панике отступили еще дальше. Живые легионы в той битве почти не участвовали, граф использовал их лишь как собственное прикрытие.

"Я первый полководец в истории, чей отряд телохранителей превышает по численности всю остальную армию", — пошутил граф на следующий день, когда чернокнижник тайком пробрался в полевой лагерь, чтобы оценить состояние войск.

Дю Магниф, как всегда, вел себя предельно разумно. Он запретил своим людям приближаться к нежити, придумав зловещую сказку, что всякий посмотревший в глаза мертвецу рискует стать еще одним воином холодной армии. Сам Легион Смерти он держал в отдалении от живых войск, благо меч позволял отдавать приказы чуть ли не из-за горизонта. Чернокнижник сам не ожидал, что артефакт получится настолько удачным, а его владелец — настолько успешным, но пока все складывалось просто великолепно. Варвары отступали в страхе перед бессмертной армией, граф дю Магниф со своими людьми на санях их преследовали, а мертвецы просто неутомимо шли вперед и убивали всех, кого могли догнать.

Его светлость, впрочем, умел вовремя останавливаться и никогда не отсылал Легион слишком далеко. Вероятность того, что кочевники соберутся с духом, разберутся в происходящем кошмаре и атакуют не мертвецов, а окружение самого графа, была мала, но она существовала. Дю Магниф предпочитал не рисковать без необходимости.

Еще в тот день, когда граф принял зачарованный меч, колдун пообещал, что не будет показываться на глаза легионерам, но не уйдет далеко от армии, чтобы в случае непредвиденных трудностей прийти на помощь. У дю Магнифа, разумеется, тут же возникло убеждение, что трудности будут непредвиденными только для него, но никак не для чернокнижника, и граф согласился. Оба заговорщика признавали, что легионерам не стоит знать о присутствии колдуна. У людей могло сложиться ложное впечатление, что чернокнижник контролирует графа, а это повредило бы делу и, чего таить, репутации обоих.

Именно поэтому чародей ныне был вынужден прятаться от собственных союзников, проклиная затянувшийся поход, и ждать момента, когда колдовские навыки пригодятся в бою.

— Ясон, вы ведь вчера снова виделись с графом? — спросил некромант, поравнявшись с чернокнижником.

— Да, — ответил тот, устало разглядывая горизонт.

Солнце, висевшее высоко в зените, щедро поливало землю яркими лучами, заставляя снега ослепительно сверкать. Глаза при таком освещении начинали болеть и слезиться уже через пять минут. В иные дни ситуацию усугублял мерзкий ветер, норовивший забросить ледяную крошку прямо в лицо, но ныне погода стояла тихая.

— И как настроение у войска? Солдаты еще не пытаются сбежать?

— Все шутите? — фыркнул Ясон. — Солдаты травят анекдоты про нежить и поют патриотические песни. Я сам слышал, как один рыцарь пообещал, если вернется домой живым, жениться на колдунье и лично отблагодарить все наше племя за спасение.

— Интересный способ выражения благодарности, — хохотнул некромант.

— И не говорите. Но это еще не конец. Он продолжил, что если вернется мертвым... да-да, именно так, если вернется мертвым, то все равно женится на колдунье. Потому что настоящим мужчинам смерть — не помеха.

— Мы перевернули их мировоззрение, — веселился Залмоксис.

— Именно. Даже дю Магниф меня спросил, почему никто никогда прежде не пытался захватить мир с помощью армии нежити.

— И что вы ему ответили?

— Правду, конечно же.

— Он был разочарован?

— Нет, — покачал головой чернокнижник. — Он сказал, что так и думал. И попросил не медлить, когда мы наткнемся на достаточно сильного чародея, способного превратить легион мертвецов обратно в кучу трупов.

— Если то, что я знаю о Шойта, правдиво, то ему не придется напрягаться, — заметил Залмоксис. — Рассеять чары с объекта гораздо проще, чем подавить потенциальную магию в чародее, а хан с легкостью превращал десятки магов в простых смертных.

— И это так, — согласился чернокнижник. — Но я уже сталкивался с ним и даже преодолел одно его заклятие. Оно сразу показалось мне странным и знакомым одновременно, и лишь после я догадался, в чем дело. Возможно, я единственный человек во всей Империи, кто знает, на чем основано колдовство хана.

— Звучит достаточно самоуверенно.

— Знаю. Но у меня действительно есть свои секреты, едва ли уступающие фокусам хана.

— Все равно не верю, — некромант выглядел непривычно серьезным. — Ясон, я понимаю, чего ты дожидаешься. Кочевники уже построились для последней битвы, и, судя по их решимости, на этот раз хан примет участие в бою. Ты хочешь лично напасть на него.

— Ну, этот план был очевиден с самого начала. — Чернокнижник равнодушно пожал плечами. — Я не удивлен, что вы догадались, Залмоксис.

Некромант вздохнул и вернулся к прежнему сдержанно-ироничному тону.

— Ясон, это самоубийство. Вы погибнете.

— Ничего подобного.

— Учтите, я не пойду в бой с вами.

— Этого и не требуется. К тому же от вас там, скорее всего, не будет никакого толку. Вы не умеете сопротивляться подавлению.

Некромант некоторое время молчал, потом снова заговорил.

— Но вы сами говорили, что сила хана и способности инквизиторов действуют по-разному.

— Зато я всегда остаюсь самим собой, вне зависимости от обстоятельств, — насмешливо отозвался Ясон.

— Намереваетесь задавить хана упрямством? Знаете, я в детстве тоже думал, что если буду долго и пристально смотреть на книгу, то она сама начнет листать страницы.

— Получилось?

— Вообще-то да, — признался некромант после паузы. — Но то был единичный случай в моей жизни, когда упрямство оказалось результативнее здравого смысла. Ясон, я прошу вас еще раз подумать.

Пришел черед чернокнижника вздыхать.

— Это излишне, потому что логика на вашей стороне. Поэтому я не буду думать о рисках, а просто полезу в драку как мальчишка. Мне нужен этот бой. Я не могу рационально объяснить причину. Со мной иногда такое происходит, я просто чувствую как надо поступить и неизменно оказываюсь прав. Возможно, я действительно пророк.

Некромант окинул собеседника скептическим взглядом.

— Вы не пророк. Вы необычайно удачливый колдун, которому подыгрывает сама Вселенная. Но я больше не буду вас отговаривать. В конце концов, я стал чародеем, потому что хотел увидеть чудеса. Но магия стала сплошным разочарованием, а чудеса — ложью. Повсюду есть какие-то законы.

— Просто верьте в меня, и я покажу вам долгожданное чудо, — усмехнулся чернокнижник.

— Слышал я про одного человека, который просил верить в чудеса...

— И что с ним стало?

— Сожгли. Чудеса — от лукавого. Создатель даровал нам магию и ее законы, а нарушать сии законы — идти против воли Его.

— Печально, когда религию создают бюрократы.

— Аминь.

Колдуны взмыли по белому склону холма на вершину. Их глазам открылся дивный пейзаж: две лавины людей схлестнулись в борьбе, забрызгивая кровью белоснежный холст долины меж рядами пологих возвышенностей. Вернее, лавина людей и неподвижная ограда нежити, стоящая на пути варварской конницы. И, вопреки логике, тонкая цепочка мертвецов отлично сдерживала натиск облака кочевников, оберегая два вытянутых прямоугольника живых легионов. Скользкие от снега холмы мешали варварам обойти мертвецов с флангов и напасть сразу на живую силу врага. До поры до времени казалось, что варвары совершили глупость, согласившись на битву при таких условиях, но чернокнижник понимал их мотивы. Если мертвецы вдруг перестанут сражаться, легионы дю Магнифа окажутся в ловушке, практически в замкнутом пространстве против почти десятикратно превосходящих числом сил противника.

— Граф все-таки увлекся атакой, — сказал некромант, тоже заметивший неудачную позицию легионов.

— Он надеется на меня, — ответил чернокнижник. — Он тоже хочет поверить в чудо.

И миг настал. Расстояние не помешало колдунам почувствовать холодное прикосновение чужой могущественной магии, когда Легион Смерти перестал существовать. Мертвецы попадали в снег, и кочевники с боевым кличем на устах направили своих коней к живым легионам.

— Там! — указал некромант, вычислив источник заклятия.

Его подсказка оказалась излишней, чернокнижник уже обернулся вспышкой света, ослепив своего спутника окончательно. В условиях зимы и без того яркое световое перемещение можно было использовать как гуманное оружие. Впрочем, некромант быстро протер глаза и принялся напряженно следить за тем местом, где, предположительно, должен был начаться поединок между сильнейшими чародеями столетия.

То был еще один безымянный холм, на вершине которого стояли пятеро человек. С чернокнижником, выскочившим, словно демон из шкатулки, их стало шестеро. Спустя мгновение, ушедшее у колдуна на осуществление заклятия, число людей сократилось до двух. Остальных просто сдуло с холма, словно пушинок порывом урагана.

— Грубо, но эффектно, — оценил Залмоксис.

Чернокнижник с недоброй ухмылкой взирал на стоящую пред ним знакомую фигуру в сером балахоне. Капюшон снова скрывал лицо хана, но колдун не сомневался, что видит именно повелителя кочевников. Ни от кого другого не могло тянуть такой неприятной, вязкой и угрожающе чуждой мощью.

— Мы снова встретились.

— К несчастью для тебя, — голос хана звучал будто из колодца.

Фигура в балахоне не шевельнулась, но чернокнижник на миг почувствовал себя так, словно его тело сжал в огромном кулаке невидимый великан. Напрягшись, колдун сумел оттолкнуть эту силу.

— Как-то не впечатляет, — усмехнулся чернокнижник и попытался ударить хана молнией.

Ничего не произошло. На вытянутой вперед руке колдуна не возникло даже мельчайшей искры.

— Как я и думал, — весело воскликнул колдун.

После этих страшных слов фигура в балахоне дернулась и двинулась вперед. Трудно сказать, о чем подумал хан, но любое разумное существо ощутило бы, как минимум, беспокойство, увидев, что его, несомненно, успешная атака вызывает у врага приступ веселья.

Однако чернокнижник опередил хана.

Широкий конус золотого света сорвался с ладони колдуна, без остатка поглотив хана. Снег, попавший в поле луча, моментально вскипел. Сражавшиеся внизу войска замерли, но тут же продолжили битву. Приказа отступать не прозвучало, а всякие погодные феномены солдат не касаются.

— Да, это немного похоже на чудо, — задумчиво пробормотал некромант вдали, безуспешно пытаясь распознать знаки неведомого заклятья.

Тем временем чернокнижник остановил поток света и опустил руку. Фигуры в темном балахоне больше не было, вместо нее в луже из растопленного снега плавала мокрая обугленная тряпка.

Чернокнижник с сомнение поглядел на нее.

— Да быть того не может.

И снова оказался прав. Тряпку вмиг окутало клубами черного дыма, которые, поднимаясь, сплетались в плотное облако, мало-помалу принимающее антропоморфный облик. Спустя несколько секунд перед колдуном снова неподвижно стоял хан, неповрежденный, если не считать промокшего нижнего края балахона.

Вот теперь чернокнижнику стало жутко. Он рассчитывал хотя бы ранить владыку востока, но тот по-прежнему сочился мрачной силой, ничуть не сократившейся после обращения в прах и восстания из пепла. Кем бы ни был хан, его мощь далеко превосходила человеческую. Но агрессии он больше не проявлял, и колдун попытался возобновить диалог.

— Хан, что ты вообще такое?

— Я опоздал, — невпопад ответил Шойта.

— Прости, что? — переспросил колдун.

— Ты уже существуешь.

Чернокнижник задумчиво почесал бородку.

— Полагаю, что да, хотя на сей счет есть различные философские гипотезы. Но, хан, я тебя не понимаю. О чем ты говоришь?

Шойта Рала-Адах не слушал колдуна. Он ссутулился, словно на его плечи внезапно упало небо, и продолжал изрекать непонятные фразы на разных языках. Тело его отчетливо дымило. Чернокнижник некоторое время слушал монолог, но на исходе второй минуты понял, что таким способом успеха не достигнет.

— Хан! — громко крикнул колдун. — Услышь меня!

Повелитель всех кочевников замолк и приподнял голову.

— Хан, ты развязал мировую войну, погубил тысячи жизней! Ты в ответе за бойню, прямо сейчас идущую под нами! Я требую ответа во имя всех жертв войны!

— Ты? — в голосе хана зазвучала смесь ярости и презрения. — Ты требуешь?! Чудовище, нечеловек! Кровожадный монстр!

— Кто? Я? — растерялся колдун и тут же разозлился. — Ты, должно быть, говоришь о самом себе! Ты сам нечеловек, ибо люди не могут владеть твоей силой. Ты кровожадный монстр, ибо по твоей воле отдают жизни люди! Это ты пришел к нам с войной!

Хан затрясся. Чернокнижник не сразу понял, что Шойта смеется.

— Безумие, это все безумие! — хохотал хан. — Ты прав, о чудовище, я сам стал подобен тебе. Да, демон сказал правду: сила сведет меня с ума.

— Я был бы очень признателен, если бы ты выражался яснее, — заметил колдун.

— О да, я буду. Я все скажу, чудовище. Раз я не успел спасти мир силой, возможно, это удастся моему слову... Возможно...

— Я слушаю.

— Да, слушай. Я, тот, чьего имени никто не знал, безымянный раладан, однажды прозрел. Волею Единого мне было видение.

— Что-то мне это напоминает, — пробормотал чернокнижник. — Но, прошу, продолжай.

— Я видел запад, величественный и надменный, вонючий и разлагающийся. Я видел вашу нечестивую Империю. И там, среди мертвых камней, на ложе из трупов лежал младенец. Свет ласкал его крошечное, жалкое тельце.

— Милая картинка, — оценил колдун.

— Вы верите в великих владык. Вы осуждаете их и боитесь, и поступаете правильно. Девять владык тайного мира — злобные и хитроумные твари, их жадность непомерна, их скука велика, они играют с миром и людьми в жестокие игры. Ребенок, которого я видел, это десятый.

Чернокнижник не подавал виду, но его волосы медленно вставали дыбом. Когда чародей уровня хана пророчествует о пришествии Десятого Демона, это определенно нельзя просто послушать и забыть.

— Единый открыл мне, что десятый владыка будет создан благодаря западной магии. Теперь ты понимаешь?

— Кажется, да, — неуверенно кивнул колдун. — Ты собрал армию и решил уничтожить нас до того, как это произойдет. И что важнее всего, ты научился обращать нашу магию в ничто.

— Научился? — горько переспросил Шойта. — Смотри!

Хан резко выпрямился, капюшон отдернулся с его головы, обнажая воздух. Никакого тела под вертикально стоящим пустым балахоном не было.

— Занятно, — сдержанно заметил чернокнижник, куда более впечатленный новостью о Десятом Демоне. — Ты не человек, какая неожиданность. И теперь мы возвращаемся к первоначальному вопросу: что ты такое?

— Я был человеком, — ответила пустота низким голосом хана. — И заключил сделку с одним из девяти владык.

— Сделку? — с сомнением переспросил колдун. — И что, как ты говоришь, безымянный раладан мог предложить Демону?

— Этого ты не узнаешь. Но владыка принял мои дары и наделил силой, достаточной для исполнения плана. То было сорок лет назад. Я быстро достиг власти, ибо власть позволяет черпать знания, но сразу начал собирать войска, сначала я хотел просто убить создателей десятого владыки. Около двух десятков лет ушло только на то, чтобы опознать этих людей. Я боялся неправильно истолковать пророчество и не напрасно, множество ошибок было совершено, прежде чем смысл видения стал ясен. Мой поиск был завершен.

— И что же пошло не так?

— Те люди были мертвы. Как будто кто-то, подобный мне, вмешался и предотвратил катастрофу.

Чернокнижник вспомнил, что примерно два десятилетия назад кочевники действительно уже развязывали крупную войну, отличную от обычных пограничных грабежей, но затем подозрительно быстро отступили. Шойта вряд ли собирался ограничиться одним лишь убийством неверных колдунов, но в главном, похоже, не врал.

— Но, полагаю, потом ты узнал нечто такое, что побудило тебя бросить все силы на запад, — вслух рассудил колдун. — И на сей раз ты не мог точно установить угрозу, и потому решил просто вырезать Империю с ее магией из истории. Как интересно. А теперь, увидев мою силу, ты решил, что проиграл. У меня возникает резонный вопрос: я Десятый Демон?

Повелитель востока безмолвствовал.

— Хан, похоже, мы оба в тупике, и твое молчание ничего не меняет.

— Я не отказываюсь от ответа. Я думаю.

— Следовательно, ты не знаешь, — решил чернокнижник.

— Твой свет — тот самый, что благословлял младенца в моем видении, это сияние владык. Я узнал его, как только ты переместился сюда, но не захотел поверить сразу. Я бессилен против тебя, как и ты против меня. Седьмой владыка, даровавший мне свою мощь, сказал, что великие владыки не могут биться между собой, их силы просто гасят друг друга.

— Значит, я либо сам Десятый, либо, вероятнее, как ты, носитель силы Демона, — подытожил колдун. — И поэтому твоя затея теряет смысл, ведь вне зависимости от того, чем я являюсь на самом деле, Десятый Демон уже существует. Я, как минимум, свидетельство этого.

— Я опоздал, — тихо сказал хан, и шум все еще шедший внизу битвы заглушил его слова.

— Ты опоздал, — продолжил чернокнижник, не вслушиваясь.

Отсутствие у хана лица мешало внимательно следить за его речью, поэтому колдун не обращал внимания на неразличимое бормотание владыки кочевников.

— Но ты все еще можешь сделать доброе дело. Отзови войска, останови войну. Пусть люди живут.

— Ради чего? — в голосе невидимого хана звучало усталое равнодушие. — Я пожертвовал всем ради победы и проиграл. Мне нет дела до того, что будет дальше. Я ухожу.

— Стой! — воскликнул чернокнижник, но хан уже обернулся черным дымом и растаял в воздухе. — Гм. И что дальше?

Колдун потерянно посмотрел на зажатые в тиски остатки легионов дю Магнифа, потерявших, похоже, уже не меньше трети бойцов. Условия местности не позволяли маневрировать, и битва превратилась в беспорядочную свару, где конница и пехота сражались в одном неровном ряду. Однако, легионеры снова продемонстрировали холодную дисциплину отчаяния и страху не поддавались. Поневоле чернокнижник ощутил непривычную патриотическую гордость за державу, воспитывающую таких людей.

Рассудок подсказывал, что для графа все кончено, и рациональнее всего будет просто уйти, но тогда остальные планы чернокнижника оказывались под угрозой. Колдуну нужно было не просто завершить войну, ему требовалась благодарная победоносная армия, возвращающаяся в Империю с именем имперского чародея на устах. Героями не становятся сами по себе, всегда требуется кто-то посторонний, кто тебя им наречет.

— Когда все закончится, буду отдыхать лет пять, не меньше, — пообещал себе чернокнижник, разминая пальцы.

Неведомая противомагическая печать исчезла вместе с ханом, и колдуну ничто больше не мешало применять обычные заклинания. Проблема заключалась в том, что физически истребить громадную орду кочевников, скопившуюся в долине, не представлялось возможным. Ученик магии может убить пару человек, опытный чародей прикончит несколько десятков, а великий мастер оборвет жизни двух-трех сотен, прежде чем все трое свалятся от усталости. Требовалось быть поистине одним из великих Демонов, чтобы истребить тысячи, но, что бы там ни говорил хан, чернокнижник в себе сил на такие подвиги не находил.

На ум пришла схватка с черным драконом и резкий крик Октавиана: "Отрубить голову!"

Действительно, необязательно убивать всех, надо лишь прикончить тех, кто отдает приказы.

Вычислить полевых полководцев не составило большого труда. Восточная традиция не требует, чтобы генерал несся в бой впереди всех, напротив, он должен бережно относиться к своей жизни, слишком ценной, чтобы рисковать ей понапрасну.

Чернокнижник переместился к группе конных воинов в цветных доспехах, над головами которых развевались пышные знамена. Несколько коротких однообразных заклятий заставили несчастных захлебнуться собственной кровью, а колдун перенесся к следующему подозрительному отряду. Конечно, чародей мог действовать издалека, но ему требовалось одновременно экономить силы и привлекать внимание, чтобы поселить панику среди варваров. Световое перемещение не требовало особых усилий, а его вспышки заставляли воинов оборачиваться и с ужасом наблюдать, как генералы и их телохранители один за другим гибнут от ударов чернокнижника. Без прикрытия хана варвары оказались полностью беззащитны против магии.

Ситуация окончательно переломилась, когда чернокнижник начал телекинезом забрасывать убитых кочевников в гущу схватки. Узнавая своих генералов, падающих с неба, варвары пали духом. Легионеры, тоже заметив поддержку колдуна, наоборот, взбодрились.

Сам чернокнижник, уже порядком уставший, забрался на один из холмов и, уже никуда не перемещаясь, метал в ближайших кочевников молнии и огонь. Жертв от таких неэффективных атак было не много, но колдун имел целью скорее пугать, чем убивать. В него летели сотни стрел, но чародей то принимал их на щит, то обращал против атакующих. Всех более или менее значимых вождей он уже убил, и теперь ему следовало лишь усугублять неразбериху среди кочевников и ждать, когда мелкие офицеры варваров в страхе прикажут отступать.

Разумеется, большинство сотников кочевников не были трусами или глупцами, но большого числа дезертиров и не требовалось. Один трус, бегущий с поля боя, обязательно вселяет сомнение в десяток свидетелей, а сотня трусов, соответственно, сбивает с толку тысячу соратников. Словом, не прошло и получаса, как ряды варваров дрогнули, и началось спонтанное отступление.

Легионеры особо не преследовали врагов, дю Магниф наверняка опасался, что те одумаются и вернутся. Следовало воспользоваться замешательством и скрыться самим, что граф с блеском и выполнил.

— До чего же странная штука — война, — пробормотал чернокнижник, сидя в снегу и наблюдая, как две армии, словно раненные звери, медленно отползают друг от друга. — И кто мне объяснит, ради чего все это затевалось?

— Уж точно не я, — послышалось из-за спины.

Чернокнижник не стал оборачиваться. Залмоксис, больше не скользя, но шагая, медленно вышел по кромке сугробов вперед и стал рядом.

— Насколько могу судить, вместо вселенской драки, в ходе которой, как я скромно надеялся, должна была сгореть половина мира, вы с ханом ограничились короткой беседой. Нет, я и прежде не сомневался в вашем, Ясон, дипломатическом таланте, но все равно впечатлен.

— Знаете, Залмоксис, — помолчав немного, ответил чернокнижник, — ваша страсть к гиперболам ужасна.

— Знаю. Так что там случилось? Куда делся Шойта?

— У нас случился разговор, в ходе которого выяснилось, что мы с вами — плохие, а наша Империя — колыбель зла. Но хан пришел к выводу, что уже ничего не может с этим поделать, впал в отчаяние и удалился.

Некромант скептически покосился на собеседника.

— Это правда?

— Да. Только не вся. Всей правды я вам, пожалуй, не скажу. Простите.

Чернокнижник решил разобраться с пророчеством о Десятом самостоятельно, прежде чем что-либо оглашать. Кроме того, колдуна смущал факт, что его недавняя ложь, сочиненная для солдат дю Магнифа, почти точь в точь описывала мотивы хана, по-настоящему пожертвовавшего собой во имя даже не одной страны, а всего человечества. Если Десятый Демон, конечно, не выдумка. Но поведение впавшего в отчаяние хана, когда тот увидел колдовской свет, опровергало последнее предположение.

Чернокнижник шумно выдохнул и потер лоб.

— Подождете меня здесь, Залмоксис? Мне нужно поговорить с дю Магнифом, пока войска не отошли слишком далеко, и я могу переместиться к нему. Обещаю не задерживаться.

Некромант немного помедлил и кивнул. По бесстрастному лицу трудно было судить о его мыслях, но чернокнижник все же предположил, что его коллега встревожен и обеспокоен. В данных условиях то было нормальной реакцией.

— Хан вряд ли вернется, — пообещал чернокнижник, вставая. — Войне конец. На ближайший год, по крайней мере. А там кто знает, что взбредет в головы этим варварам?

Привычная вспышка завершила речь колдуна.

Привычная погрешность в расчетах обернулась падением с высоты в грязный снег, по которому только что прошла часть армии. Упавшего чернокнижника окружали побитые и встревоженные легионеры, шарахнувшиеся от возникшего тела. Но воины быстро опознали чародея по неизменному двухцветному одеянию, и опасение исчезло с их лиц. Особой радости, впрочем, тоже никто не высказал, хотя один рыцарь даже спрыгнул с лошади и помог колдуну подняться. Заглянув тому под забрало, чернокнижник узнал бывшего гвардейца.

— Благодарю вас, сэр Виктор, — вежливо произнес колдун, оказавшись на ногах.

Кроме высоты, заклятье светового перемещения сработало точно. Прямо перед чернокнижником на бронированной кобыле возвышался строгий и совсем не радостный дю Магниф.

— Ваша светлость, — громко воскликнул чернокнижник, поклоном приветствую графа. — Позвольте поздравить вас с победой!

Невнятный ропот пронесся по рядам столпившихся вокруг солдат. Лицо его светлости мгновенно утратило какое-либо выражение. Старый лис никогда не выражал эмоций, которые могли бы стать свидетельством его незнания о чем-либо.

— Все прошло в точности, как мы с вами и предполагали! — с преувеличенным восторгом продолжал колдун. — Шойта развеял Легион Смерти, и я сумел отыскать хана на поле боя! Отныне и впредь хан больше не будет своими демоническими чарами вредить Империи! Кочевники утратили своего лидера!

Чернокнижник дал окружающим время осмыслить прозвучавшие слова, и когда солдаты снова начали шуметь, громко продолжил:

— Вы сами все видели! Я применял магию в бою, и хан не блокировал ее! Его больше нет! Война окончена! Империя победила! Мы победили! Без хана кочевники не смогут противостоять нашей магии! Они уйдут!

Вот теперь легионеры окончательно поверили. Восторженных криков, на которые надеялся колдун, так и не прозвучало, но лица воинов из подавлено-угрюмых превратились в гордые и радостные.

— Вы уверены, шевалье? — все-таки спросил дю Магниф, пожертвовав авторитетом в пользу уверенности.

"Черта с два", — подумал колдун и весело произнес:

— Абсолютно! Уже можно сообщить в столицу о победе, а также послать нескольких доблестных ветеранов, видевших все своими глазами!

"И поживее", — мысленно добавил чернокнижник.

Конечно, у него были сомнения, действительно ли хан все бросил. Но великие чародеи не поддаются сиюминутным эмоциям, и если Шойта ушел, значит, он на самом деле сдался. Поскольку неуязвимый хан едва ли задумывался о назначении преемника, в орде начнется борьба за власть, и о внешней агрессии кочевники на время забудут.

— А что с этим?

Дю Магниф вынул из ножен волшебный меч. Магическое зрение чернокнижника показало, что основные чары потеряли силу, да и Легион Смерти наверняка лишился всей силы, так что от клинка больше не было никакой пользы. Но металл еще хранил следы магии, и опытный чародей мог прозреть прошлое этой вещи. Чернокнижник задумался и решил, что меч еще может пригодиться как подтверждение участия колдуна в разгроме кочевников.

— Сохраните его, ваша светлость, — попросил он. — Клинок лишился силы, но для потомков он будет исторической ценностью. Наше деяние неразрывно связано с этим мечом.

Если граф и удивился такой точке зрения, то вида он не подал.

— А теперь прощайте, — ни к кому особенно не обращаясь, сказал колдун. — Я был бы рад остаться с вами, но есть еще в Империи проблемы, требующие моего участия.

И колдун вернулся на холм к некроманту. На сей раз перемещение получилось удачнее.

— Итак... — заговорил колдун, но тут же ощутил за спиной угрозу и стремительно обернулся, одновременно поднимая щит.

Молния, выпущенная учеником некроманта, срикошетила в небо.

— Генрих?! Что это зна...

В спину чернокнижника вошло заклятье паралича. Как и все темные заклинания, оно свободно прошло сквозь защиту и было пущено настолько мастерски, что колдун не успел обратить знаки.

И прежде чем чернокнижник сумел, оперируя мысленными знаками, рассеять чары, его шею туго оплела тонкая цепь инквизиторского ингибитора. Обездвиженный колдун покачнулся и упал на спину, провалившись в снег по уши. Пошевелиться он не мог, говорить — тоже. С некоторым трудом получалось дышать и двигать глазными яблоками.

— Прости меня, друг, — грустно произнес Залмоксис, присев на корточки рядом со своей жертвой. — Иногда приходится совершать неприятные поступки из благих побуждений. Полагаю, в таком виде ты полностью беспомощен. Ингибитор не даст тебе воспользоваться обычной магией, а паралич убережет нас от твоих особых знаков. Ты не слишком их скрывал, и я решил, что одной лишь мысли для их выполнения недостаточно. Судя по тому, что ты меня еще не испепелил, моя догадка была верна. Тебе следует быть менее самоуверенным, мой друг. Генрих! Помоги перенести нашего товарища на сани.

Некроманты, по-видимому, не желали лишний раз применять магию к обездвиженному Ясону и перетащили его на руках. Сани представляли собой просто длинную широкую доску с приколоченными полозьями, как раз подходящую под рост и ширину плеч колдуна. Залмоксис достал откуда-то веревку и надежно привязал плененного чернокнижника к саням.

— Если, друг мой, ты в эту самую минуту мысленно клянешься убить нас всех, — негромко заговорил рыжий некромант, склонившись над чернокнижником и завязывая последние узлы, — то прошу тебя остановиться. Довольно скоро ты поймешь, в чем дело, обещаю.

Залмоксис закончил работу и выпрямился.

— Но больше я тебе ничего не скажу. Не хочу портить сюрприз.

* * *

И действительно, за всю последующую неделю некромант не проронил ни слова, если, конечно, не учитывать произносимые заклинания.

Залмоксис оставил своих учеников в Дакии, а сам вместе с парализованным колдуном двинулся на запад, придерживаясь горных районов, покрытых снегом. Некромант не спал, почти ничего не ел, а лишь несся позади саней, толкая их заклятиями. Скорость движения по снежному насту была столь высока, что чернокнижник не успевал ничего разглядеть. Лишь изредка ему удавалось выхватить из мелькавших вокруг пейзажей какой-нибудь знакомый образ, далекий город или гору, и таким образом оценить свое местоположение. По результатам этих проверок выходило, что некромант вез Ясона на центральный полуостров, к столице.

Тело чернокнижника не требовало ни пищи, ни воды, не испытывало иных нужд, либо колдун этого просто не чувствовал, однако мышление постепенно угасало. Последние двое суток Ясон почти целиком провел в тревожном цепком сне, и краткие минуты бодрствования не слишком отличались от сонных видений.

В какой-то момент чернокнижник просто обнаружил, что предатель исчез, а вместо него сани за собой тащат двое тепло одетых людей, причем, делают это вручную, обвязав незатейливый транспорт веревками. Полозья саней скрежетали и подскакивали, словно их тащили не по снегу, а по булыжной мостовой. Мельком оглядев своих возниц, Ясон скользнул взглядом за их спины и проснулся окончательно.

Пару секунд колдун надеялся, что всего лишь видит очередной кошмар, но нет, стены замка Святого Ангела, оплота священной Инквизиции и самой знаменитой тюрьмы Империи, вполне реально приближались с каждым мгновением. Чернокнижник дернулся, и мышцы слабо ответили. Это означало, что заклятие паралича рассеялось, но обезвоженное и переохлажденное тело все равно не слушалось.

"Нет, я точно не демон", — подумал колдун и снова впал в забытье.

Глава 6.

Когда Октавиан очнулся, он сразу понял, почему строгие небеса вытаскивали вольнодумного и грешного рыцаря из всех предыдущих переделок. Создатель просто приберег для него особую, самую подходящую и страшную гибель.

В центре овального, со сводчатым куполом, словно у храма, помещения на круглом металлическом столе на спине лежал рыцарь, распластанный, словно морская звезда. Массивные, встроенные в поверхность стола оковы на запястьях и щиколотках оттягивали и фиксировали конечности, не позволяя шевельнуться. В остальном помещение пустовало, на гладких серых стенах и вогнутом потолке не было никаких знаков, за исключением небольшого колдовского кружка в центре купола, дававшего рассеянный красноватый свет. Ничего похожего на дверь обнаружить также не удалось.

Пятно змеиной шкуры на теле рыцаря увеличилось, теперь серая чешуя покрывала почти весь правый бок воина и начала проступать на коленях и локтях.

Октавиан, приподняв голову, с ненавистью оглядел себя. Шкура ящерицы начала расти на его теле еще на пути из Такемета, на корабле, но рыцарь был уверен, что сумел скрыть изменения. Теперь же он упрекал себя в идиотизме и самоуверенности.

— Надо было сразу скрыться, — пробормотал рыцарь, злобно глядя в сияющий потолок.

Октавиан сознавал, что понятия не имеет, откуда на его теле чешуя, но логическим мышление рыцарь обделен не был, и сопоставить простейшие факты для него не составило большого труда. Два дракона пали от его руки, и кровь обоих попадала на его тело, а в последнем случае несколько капель даже упали в рот. К чему может привести прием внутрь частицы свирепейшей и сильнейшей колдовской твари на планете? Вряд ли к чему-то хорошему. Целый год рыцарю снились такие кошмары, от которых профессиональный воин просыпался в криках и едва не плакал.

Но чешуя начала расти гораздо позже, после встречи с магом. Октавиан был почти уверен, что в случившемся виноват именно Аврелий. Когда рыцарь умирал после удара неизвестного колдуна, маг что-то сделал, и воин ожил.

— Да, — прошептал рыцарь, закрыв глаза. — Это чертов маг...

Октавиан проклинал свою глупость. Подумать только, он убедил себя, что маг не заметил ничего странного! Теперь рыцарь уверился, что Аврелий разглядел след дракона в своем спутнике еще тогда и заклятиями пробудил кровь ящера.

— Но почему колдуны? — вспомнил воин лицо Мигеля.

Ответ пришел быстро. Очевидно же, маг Ордена не хотел делиться интересной находкой с коллегами, которые немедленно оповестили бы Инквизицию, и очередного проклятого де Софо тут же отправили бы в жаркую топку. Нет, хитрый Аврелий предпочел договориться с колдунами, чтобы организовать полноценные исследования ценного уродца.

— Да, эти сумасшедшие чародеи мыслят именно так, — решил рыцарь. — И теперь я сдохну, когда один из них решит препарировать меня в интересах науки.

Октавиан похолодел. Вообще, обстановка как раз и напоминала приготовления к операции. Рыцарь не мог определить, сколько времени он провел во сне, и потому счел вполне возможным, что все предварительные исследования с помощью безопасных для здоровья чар колдуны уже провели, и настало время расчленения...

Зарычав, воин снова задергался, но безрезультатно. Оковы крепко держали рыцаря, и тому оставалось лишь выкрикивать непристойности в адрес колдунов и сжимать кулаки.

Правую ладонь болезненно кольнуло.

Октавиан разжал кулак и с тревогой посмотрел на правую кисть. Ногти на ней почернели и жутко вытянулись, словно принадлежали не человеческой руке, а звериной лапе. Рыцарь закрыл глаза, глубоко вздохнул и отвернулся.

И тотчас услышал шаги. Встрепенувшись, рыцарь завертел головой и увидел, как прямо сквозь стену в помещение вошли четыре человека.

— Де Варга, — со злостью процедил драконоборец, узнав Мигеля, возглавлявшего появившуюся компанию.

— Де Софо, — сдержанно ответил тот.

Вошедшие колдуны, все как один, были одеты в короткие белые мантии с прямоугольными карманами без каких-либо опознавательных знаков. Двое несли большой деревянный ящик, заполненный какими-то цветными тряпками.

— И ты... ван Марум, — вспомнил рыцарь имя еще одного колдуна, сопровождавшего Мигеля. — Что вы задумали, ублюдки?

Де Варга поморщился. Великий мастер цеха колдунов не был привычен к подобному обращению, но стерпел оскорбление. По выражение его лица было понятно, что отступник воспринимает уже не как человека, а лишь как материал для работы, и Октавиан разозлился еще сильней.

— Что бы вы ни задумали, психопаты, Ясон за меня вас просто убьет! — прорычал воин. Конечно, он сомневался в такой реакции своего друга, которого не видел больше года, да и неизвестно, не было ли все происходящее делом рук самого чернокнижника, но рыцарь был готов хвататься за любую соломинку.

И, кажется, воин нашел больное место. Колдуны переглянулись, словно сами ожидали чего-то подобного, но особенно убежденными не выглядели.

— С твоим братом мы разберемся сами, — пообещал Мигель.

Рыцарь несколько секунд молча моргал.

— Что ты сейчас сказал?

— Только не притворяйся, что ты не знал, — скептически ответил де Варга.

Незнакомые колдуны под руководством немногословного Винсента поставили ящик на пол и стали доставать куски ткани, на которой переливались слабо фосфоресцирующие абстрактные рисунки. Негромко переговариваясь, они принялись развешивать эти сигилы на стенах, причем зачарованная ткань прекрасно прилипала к поверхности сама, без каких-либо дополнительных усилий со стороны отступников.

Мигель не вмешивался в работу коллег, осматривая рыцаря.

— С чего ты взял, что Ясон мой брат? — осторожно подбирая слова, спросил Октавиан. Неожиданная новость привела его в смятение, но разум подсказывал, что ложное убеждение колдунов можно использовать в своих интересах.

— Тембр голоса, строение ушных раковин и редкий, очень чистый стальной цвет глаз. Ну и, конечно же, смещенное вправо сердце в грудной клетке, как только я узнал об этом, все стало очевидно. Ведь у твоего отца был такой же дефект, — равнодушно поведал Мигель, прищурившись и несколько брезгливо разглядывая чешую на боку воина.

— Но у меня сердце на месте, — возразил Октавиан, лихорадочно обдумывая услышанное.

И впрямь, произнесенное колдуном звучало достаточно правдоподобно, но рыцарь читал дневник деда и точно знал, что де Варга ошибается. Сэр Антонио был превосходно осведомлен о внебрачных связях и похождениях своих ближайших родственников, и если бы чернокнижник действительно состоял в родстве с де Софо, Октавиан нашел бы какие-нибудь свидетельства. Более того, рыцарь специально изучил историю своей семьи в заданный зачатием и рождением Ясона отрезок времени, когда узнал о сердечной аномалии колдуна. Никто из де Софо не подходил на роль родителя чернокнижника.

Но Октавиан все-таки не мог отделаться от противоречивого подозрения, что де Варга может оказаться прав. Чернокнижник уж слишком походил на одного печально известного представителя семьи Софо.

— Это ничего не значит, — сказал Мигель. — Ты просто унаследовал черты матери. К слову, Октавиан, что за чертовщина с женщинами в вашем роду? Ни одна не дожила до старости, все умерли при родах, причем, почти всегда при первых. Повезло только твоей матери, родившей двоих, и твоей прабабке, выдержавшей целых три беременности. Выглядит как жертвоприношение. Неужели Антонио был не первым чернокнижником среди вас?

Октавиан не сдержался и употребил несколько выражений, неподходящих для роли пленника. Де Варга лишь презрительно фыркнул.

— Но это еще ерунда. Куда больший интерес представляет гибель рода после казни Антонио и братьев. Все трое сгорели в одном костре, но ведь их потомков никто не преследовал. Почему же двадцать два года спустя де Софо остался только один?

— Ты знаешь ответ, — скривившись, произнес рыцарь.

— Не уверен. Я провел небольшое исследование, Октавиан, это было очень интересно. Несчастные случаи, чума, война... Не похоже на работу Инквизиции. Если бы я был мистиком, а не реалистом, — продолжил колдун, — я бы сказал, что твою семью преследует злой рок.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что твой род проклят в прямом смысле этого слова. И мне становится страшно от одной лишь мысли, кем нужно быть, чтобы наложить подобное заклятие, действующее десятки лет со смертоносной эффективностью. Знаешь, монахи на полном серьезе считают, что твой дед заключил сделку с Девятым Демоном. Возможно, они правы, и гибель твоей семьи — расплата.

Однако ни в голосе, ни во взгляде Мигеля не было и тени страха, напротив, отступник выглядел как голодный кот, заглядывающий в аквариум. Жажда знания и хищная жадность проступали на его лице.

— И если все это — правда, ты обречен в любом случае. Ты уже умираешь как человек, посмотри! — колдун указал на серую чешую.

— И что вы собираетесь со мной делать?

— С тобой — ничего. Ты лишь якорь.

Октавиан ощутил растерянность, а потом понял.

— Якорь? Я знаю этот термин, так вы называете предмет, связанный с чьею-то душой, отошедшей в иной мир. Вы хотите призвать дух моего деда?

— Не совсем, шевалье, — зловеще улыбнулся Мигель. — Мы его воскресим.

— Что за чушь? — не понял рыцарь. — Даже я знаю, что нельзя с помощью магии вернуть человека с того света. Только Спаситель совершал что-то подобное, но богословы до сих пор спорят, буквально ли нужно понимать те строки или как метафору.

— А никто и не говорит о человеке, — развеселился отступник. — Речь о твоем предке, который был чудовищем даже по нашим, весьма либеральным меркам. Мы хотя бы не калечим новорожденных, лишая их слуха и зрения, чтобы посмотреть, разовьется у них сознание в таких условиях или нет.

— Я не оспариваю, что мой дед был моральным уродом, — с трудом сдерживаясь, проговорил воин. — Но я не понимаю, чего ты хочешь добиться. Его злодеяния не помогут вам вернуть его в наш мир...

— А я уверен в обратном. Вы закончили?

Ван Марум ответил утвердительно. Все стены теперь были покрыты разноцветными сверкающими плакатами.

— Что же, значит, пора приступать. Надеваем кольца, — приказал Мигель.

Колдуны извлекли из карманов одинаковые золотые перстни с крупными бирюзовыми камнями. По два кольца на колдуна, каждый надел перстни на указательные пальцы обеих рук.

— Во время ритуала постарайся думать о дедушке, — иронично попросил де Варга, снова обратившись к рыцарю. — Это нам немного поможет. Хотя я абсолютно уверен, что ты теперь не сможешь думать ни о чем другом, даже если попытаешься.

Потока ругательств, исторгнутых разъяренным воином в ответ, хватило бы на целый словарь. Не обращая внимания на это, колдуны окружили стол с рыцарем. Де Варга стал у головы воина, Винсент — у ног, а неизвестные колдуны расположились по бокам.

Мигель откашлялся и торжественно воздел руки к потолку, но тут из одной из стен послышался громкий шорох, после чего часть тканей, сорвавшись, упали на пол, открывая серый камень, миг спустя сквозь который прошла стройная брюнетка в грубой мужской куртке и брюках. Лицо ее было искажено гневом.

— Мигель! — крикнула она, и скорее по голосу, чем по внешности, рыцарь узнал герцогиню фон Берхаген.

— Элиза, — холодно ответил колдун, опустив руки. — Мы уже все обговорили. Что ты тут делаешь?

— Ничего мы не обговорили!

— Хорошо, — неожиданно легко смирился де Варга. — Давай. Скажи что-нибудь. Приведи хоть одну разумную альтернативу, и я с удовольствием ею воспользуюсь. Или ты думаешь, мне самому нравится затея с воскрешением сумасшедшего колдуна, продавшего души всех своих близких ради силы?

Октавиан снова разразился бранью, но остался без внимания. Лишь Элиза вскользь глянула на искаженные превращением участки его тела и вновь сосредоточилась на своем учителе.

— Мы не можем пожертвовать братом Ясона ради невнятной гипотезы, которая может оказаться выдумкой.

— Если это выдумка, то и бояться нечего, — возразил Мигель. — Это во-первых. Но ты сама читала "Книгу загадок". История де Софо — точное повторение событий двухвековой давности, за исключением того, что Антонио действительно обрел нечеловеческую мощь. Это во-вторых. И если мы все правильно поняли, то он успел завершить подготовку собственного воскрешения до того, как попал на костер. И это в-третьих.

— Согласитесь, госпожа, — заговорил Винсент. — Антонио вполне мог сбежать, с его-то силой. Даже Ясону это удалось, а он точно не заключал сделок с демонами. Но вместо этого старый граф влез в заведомо проигрышную схватку, то есть практически позволил себя схватить. Ведь очевидно, он сам отдался в руки Великому инквизитору.

— Может, его совесть замучила, — скептически отозвалась герцогиня, подойдя к столу. — Вы оперируете слишком смелыми допущениями.

— Ясон в плену инквизиции. Не время для нерешительности, — твердо сказал Мигель.

Октавиан, пользуясь тем, что его игнорируют, изо всех сил дергал правую руку, пытаясь высвободить уже разодранное до крови запястье, услышал последнюю фразу и замер.

— Именно, — поддержал Винсент. — Монахи не станут тянуть с казнью.

— Я понимаю твои сомнения, Элиза, — проникновенно произнес Мигель. — Я знаю, ты считаешь этого... — де Варга сделал паузу и глянул на рыцаря, — этого пока еще человека своим другом, потому что он близок к Ясону. Ты потратила немало сил, убеждая кардинала надавить на Инквизицию, чтобы его оставили в покое...

— Так это была ты? — растерянно пробормотал Октавиан.

— ...я знаю и об этом. Но тебе стоит определиться, кто для тебя дороже: сей мутант, постепенно теряющий человеческий облик, или сильнейший из нас, наш верный союзник, рисковавший жизнью ради нашего благополучия.

— Разумеется, я всем готова пожертвовать ради Ясона, — раздраженно заговорила герцогиня. — И дело не в жертве. Меня пугает ваш замысел, потому что он безумен. Даже если вам каким-то чудом удастся вернуть к жизни Антонио, кто поручится, что он примет нашу сторону? Граф прослыл сумасшедшим не просто так, и я сомневаюсь, что смерть хорошо сказалась на его больном рассудке.

— Мы сможем его контролировать, — уверенно заявил Мигель. — Это ничем не отличается от призыва демона.

— Только если твоя теория верна, — парировала Элиза. — Но она основывается на старинной книжонке, слухах и сомнительных домыслах.

— Зато она безопаснее твоего плана, — разозлился де Варга. — "Собраться вместе и напасть на замок Святого Ангела", боже, неужели ты всерьез это предложила?! Без силы Ясона или графа де Софо это будет просто массовым самоубийством.

— Вы сами это понимаете, госпожа, — спокойно сказал ван Марум. — У нас нет выбора. Мы должны хотя бы попытаться. Даже если усилия окажутся тщетными, хуже уже не станет. После казни Ясона секрет его силы будет потерян.

Герцогиня закрыла глаза и молчала. Было похоже, что у нее закончились аргументы.

— Уходи, Элиза, — остыв, попросил де Варга. — Если мы погибнем во время ритуала, ты примешь на себя управление цехом. Иди, прошу.

Не говоря ни слова, герцогиня развернулась и, сорвавшись с места, быстро исчезла в стене.

— Ненавижу женские истерики, — проворчал Мигель. — Давайте поторопимся, повесьте все обратно и начнем уже.

* * *

Тот, кто никогда не умирал от жажды, не сможет описать это болезненно-волнующее ощущение, когда капли воды попадают на пересохшие губы.

Чернокнижник вздрогнул и с усилием разомкнул опухшие веки. Глазам потребовалось некоторое время, чтобы сфокусироваться сначала на влажной губке перед собой, а затем проследить за рукой, ее державшей.

— Пей, — услышал он, и тотчас же в его рот сунули мокрую ткань. — Уже можно.

Посасывая губку, чернокнижник пришел в себя окончательно.

Голый колдун, неловко подогнув под себя ноги, сидел на сыром полу холодной узкой камеры с низким потолком, спиной прислонившись к ледяной стене. Руки его были разведены в стороны и прикованы толстыми цепями к торчавшим из камня металлическим кольцам. Шею и предплечья, от запястья до локтя, туго овивали мелкие звенья цепей-ингибиторов, а кисти рук были зафиксированы в специальных стальных перчатках, державших пальцы колдуна растопыренными, не давая ими шевельнуть.

Перед чернокнижником на корточках сидел пожилой монах в светлой мантии. Судя по вышитому на груди красному кресту, он принадлежал к медицинскому ордену. В одной руке он держал упомянутую губку, с помощью которой поил колдуна, а в другой — небольшое ведерко с водой.

За спиной медика с горящим факелом стоял второй монах, и его черное облачение без каких-либо символов однозначно выдавало инквизитора. Темноволосый и кареглазый, в дрожащем свете открытого огня этот худощавый и строгий брат выглядел существом куда более потусторонним, чем жалкий измученный колдун.

— Говорить можешь? — спросил врач, отняв губку.

Чернокнижник облизнулся и кивнул, не отводя жадного взгляда от воды в ведре.

— Дай еще, — хрипло попросил он.

— Нет, хватит пока.

— Прошу...

— Нет, — твердо ответил медик и встал. — Я не слишком разбираюсь в физиологии одержимых, но чрезмерно обильное питье повредит даже тебе.

— Теперь его возможно допросить? — осведомился инквизитор.

Врач обернулся к брату по вере.

— Да. Но если не хотите убить его сразу, лучше ограничиться разговором.

— Так и передам.

Монахи вышли из камеры, не забыв запереть за собой решетку с толстыми прутьями, служившую в этом каменном мешке дверью. Колдун остался в полной темноте.

В первую очередь чернокнижник проверил свой разум. В голове слегка гудело, но ход мысли подчинялся колдуну и обладал привычной ясностью. Обнадеженный этим, Ясон перешел к изучению своего тела, и вот тут результат был печальнее. Монахи спасли колдуна от обезвоживания, но тем и ограничились. Затекшие и замерзшие мышцы не повиновались чернокнижнику, у него едва хватало сил поддерживать голову. Голода колдун по-прежнему не чувствовал, но зато ощущал слабость и тошноту.

Чернокнижник попытался воззвать к своей магической силе, но призвал только головную боль.

— Похоже, я все-таки умру молодым, — вяло пробормотал он, смирившись с бессилием.

Надежды, что кто-нибудь придет на помощь, не было ни малейшей. Ясон сомневался, что кто-то из колдунов вообще знает о его пленении, но даже если бы о его поимке уже кричали на каждом углу, Инквизиция в своих стенах могла отбиться не только от колдунов, беспомощных против монахов, но даже от имперских легионов.

Чернокнижник также не строил иллюзий в духе "если они меня еще не убили, значит, я им нужен". Нет, инквизиторы всего лишь следовали обыденной бюрократической процедуре, требовавшей, чтобы преступника перед казнью допросили. Затем обвиняемому предлагали сознаться. В древности без признания преступником своей вины казнить было нельзя, и потому активно применялись пытки, но современное право с успехом избавилось от этой помехи, и монахов вполне удовлетворяли показания свидетелей и записи следствия. Вне зависимости от ответов чернокнижника инквизиторы уже давно накопили достаточно доказательств его виновности, и отсрочка приговора — всего лишь формальность.

С одной стороны, колдуна радовал факт, что пытать его, скорее всего, никто не будет, но с другой, пытки — это не еще смертная казнь, и через них можно выиграть время.

— Но ради чего? — вслух подумал чернокнижник.

Император не имел права помиловать обвиненного в ереси и запретном колдовстве, это не его юрисдикция, но даже если бы обладал такой властью, не факт, что решил бы ею воспользоваться. Да, Ясон фактически остановил вторжение кочевников, но колдун не вернул потерянные области Империи, и неизвестно, не возобновится ли война весной. Кроме того, чернокнижник не успел самостоятельно распространить нужные слухи о самом себе и своей роли в войне, поэтому счел вполне возможным, что кроме легионов дю Магнифа обо всем этом может вообще никто не знать.

Цех колдунов может поднять шум и настроить народ должным образом, но против тотчас же выступит Церковь, чей авторитет окажется под сомнением. Инквизиторы называли Ясона одержимым, и кардиналу со своими ручными епископами нет смысла рисковать репутацией, защищая потенциального врага человечества.

Чернокнижник вспомнил пророчество хана и ощутил себя еще хуже, хотя всего минуту назад это казалось невозможным. Учитывая мнение варвара, Инквизиция могла оказаться права насчет Ясона, и это угнетало особенно сильно. Колдун по-настоящему испугался, что его разум и воля могут быть давно и незаметно захвачены демонами.

На ум сразу же пришел единственный настоящий контакт с одним из них, произошедший год назад в подвалах дворца.

— Что если не я тогда оказался победителем? — прошептал колдун. — Даже Залмоксис называл меня одержимым...

Но разум чернокнижника тут же восстал против этого утверждения, напомнив, что некромант — предатель и, несомненно, прислужник Инквизиции, выполняющий для монахов грязную работу.

— Он ведь не отрицал, что убивал других колдунов, — вспомнил Ясон. — Наверное, он давно поджидал меня, наверное, монахи повсюду вербовали отступников, чтобы поймать меня, как я был глуп, никому нельзя верить...

Тьма, холод и сырость темницы как нельзя лучше способствовали обострению паранойи, но чернокнижник все-таки взял себя в руки и вернулся к размышлениям о своем будущем. Одержимый или нет, колдун точно знал, что хочет жить несмотря ни на что.

Долго думать не пришлось. Выхода попросту не существовало. Даже если бы колдун начал рассказывать о пришествии Десятого Демона, его бы с интересом выслушали, но потом все равно сожгли, просто на всякий случай.

И как только чернокнижник осмыслил сей факт, его тревога улетучилась.

— Люди умирают, — устало хмыкнул он. — Это нормально. Я ведь уже не ребенок, чтобы верить в свое бессмертие...

Из-за решетки стали видны отблески приближающегося света, мгновением позже послышались быстрые шаги, порождавшие гулкое эхо в каменных коридорах.

Чернокнижник прищурился, пряча глаза от слепящего факела. Инквизитор вернулся и привел с собой собрата. Или, скорее, начальника, судя по лысой голове и глубоким морщинам на лице нового монаха.

Из коридора доносились тихие неразборчивые слова, благодаря чему колдун заключил, что там скрываются еще не меньше двух черных братьев.

Старый инквизитор забрал факел у сопровождающего, пока тот отпирал решетку. Младший монах вошел первым и поставил перед чернокнижником невесть откуда взявшийся низкий деревянный табурет. Лысый дознаватель вернул факел и с видом полнейшего хозяина ситуации опустил зад на стул, словно то был императорский трон. Младший замер за его спиной с неподвижностью статуи.

— Успел поразмыслить над своей жизнью? — без тени эмоции спросил он колдуна.

— Это не заняло много времени. Пришел прочесть мне последние молитвы?

— Очень смешно, — холодно прокомментировал инквизитор. — Ханс Безымянный, ты обвинен в запретном колдовстве, общении с врагом рода человеческого, богохульстве и ереси.

— Может, это какая-то ошибка? — охрипшее горло колдуна не позволяло в должной мере передать насмешку, но он очень старался.

— Ты можешь что-нибудь сказать в свое оправдание?

— Хм... да. Создатель каждый день посылал ко мне своих ангелов, и я лишь подчинялся их приказам.

— Хорошая попытка, — оценил монах. — Но на приговор это не повлияет. Мы готовы принять ответственность за казнь невиновного. Впрочем, в твоем случае риск минимален.

— Кто-нибудь, скажите, что я сплю, — проворчал колдун.

— Также ты обвиняешься в многочисленных убийствах наших братьев.

— Самооборона.

— Ты убил четырнадцать человек в порядке самообороны? — монах скептически изогнул бровь.

— Всего четырнадцать? — в свою очередь удивился колдун.

— Мы чего-то не знаем?

— Э... да нет, просто я не считал. Мне казалось, их было больше.

Инквизитор нахмурился и некоторое время молчал.

— Ты ведешь себя удивительно дерзко для человека в твоем положении.

— О, вы снова признали меня человеком? Разве я, по-вашему, не одержим?

Монах снова погрузился в раздумья. Колдун ждал.

— Я видел десятки людей в твоем положении. Твое поведение не похоже ни на предсмертную браваду, ни на глупую самоуверенность. Похоже, ты действительно не боишься смерти.

Теперь пришла очередь чернокнижника хмуриться и размышлять. Вообще-то, и он сам это признавал, смерти он всегда очень боялся. Богословские мифы о бессмертии души казались ему подобием кота в мешке, и даже личный опыт общения с загробным миром не поколебал этих сомнений. Уж слишком качество призываемых призраков зависело от характеристик якоря и мастерства чародея.

"Почему же сейчас я так спокоен?" — подумал колдун.

— Похоже на то, — вслух сказал он.

— Значит, ты либо безумен, либо в самом деле одержим. Либо, и я действительно так считаю, верны оба варианта.

Чернокнижник раздраженно вскинул голову. В шее что-то хрустнуло, а в глазах на миг потемнело, и колдун запоздало раскаялся в горячности.

— Замечательно, — мучительно скривившись, выдохнул он. — Значит, вы не имеете права меня казнить, ибо я дважды неподсуден: как безумец, не отдающий отчет в своих действиях, и как бедная жертва демона.

— Именно, — согласился монах.

Снова повисла тишина. Чернокнижник медленно и осторожно осмыслял неожиданную сговорчивость инквизитора.

— Это торг?

— Вроде того, — подтвердил монах.

— Инквизиция занимается только людьми, а борьба с потусторонними тварями — задача Гильдии, — рассуждал вслух колдун. — Вы готовы признать меня одержимым и передать магам для обряда очищения... в обмен на что? Если вы это не сделали сразу, то вам от меня что-то нужно. Что именно?

Надежда снова воскресла в душе колдуна. С прагматичными магами договориться было куда проще, чем с догматиками-монахами, и шанс, что чернокнижник, владеющий уникальной магией света, покажется Архимагу ценным приобретением, был довольно велик.

Колдун не сомневался, что остальные отступники назовут его предателем, но их потенциальное осуждение казалось поистине ничтожным в сравнении с реальной угрозой смерти.

— Де Софо, — раздельно проговорил монах. — Я хочу услышать все, что ты знаешь об этой семье. И о том, чем сейчас является твой, гм, друг Октавиан.

— Боюсь, я знаю не так много, как вам бы хотелось... — неуверенно отозвался колдун и тут же прикусил язык.

Но монах не выглядел разочарованным.

— Нам важна любая информация. Расскажи все, что тебе известно, и уже сегодня вечером Гильдия будет решать твою участь, а не мы. Но не вздумай лгать или что-либо скрывать. У нас есть инструменты, которые замечают подобное. — Монах позволил себе сдержанную улыбку и запустил руки в складки мантии.

Чернокнижник сломался.

— У меня с собой был дневник графа де Софо...

— Что?!

Колдун удивленно поднял брови.

— У меня за пазухой лежал дневник сэра Антонио, я всегда носил эти записи при себе. Судя по твоей реакции, вы его не нашли... из чего можно сделать вывод, что чертов некромант предал и вас. Наверняка он меня обокрал, когда я потерял сознание.

— Как интересно, — сдержанно заметил монах, вернув самообладание. — И что же было там написано?

Чернокнижник принялся пересказывать содержимое дневника, зачитывая наизусть отдельные важнейшие параграфы. Описание быта графа, магические практики, даже философские рассуждения — колдун повторял все, ничего не скрывая. Сам он читал и перечитывал дневник столько раз, что мог бы воспроизвести его целиком со всеми знаками препинаниями и мелкими помарками на полях.

Инквизитор слушал внимательно, не перебивая. Когда через некоторое время чернокнижник попросил пить, монах, не вставая, крикнул "Воды!" в сторону коридора, и уже спустя минуту колдун, захлебываясь, утолял жажду из массивного глиняного ковша, поданного кем-то из младших монахов.

Отфыркавшись, колдун продолжил рассказ, время от времени отвлекаясь, чтобы попросить еще глоток.

— А разве вам не нужно записывать мои слова? — поинтересовался он во время четвертой передышки.

— Не беспокойся об этом, — был ответ.

Особое внимание инквизитора привлекли скудные упоминания о загадочном происхождении отца сэра Антонио, имени которого чернокнижник так и не удосужился узнать.

— Ты можешь дословно повторить все, что там было сказано?

— Да. В самом начале: "Отец твой был не Софо. Другой он был, совсем иного рода, высокого и тайного". Далее: "Я многое узнал о своем отце. Действительно, его род куда выше графского, возможно, даже императорского". И уже почти в самом конце: "Коль жаждешь ты раскрыть секреты своей крови, реши загадку Алкуина, и твое право править станет очевидно".

— И это все? — недоверчиво уточнил инквизитор.

— Еще граф написал, что это слишком опасное знание, чтобы доверять его бумаге. — Колдун попытался пожать плечами, но получилось только слабо дернуться.

— А что насчет загадки?

— Очевидно, речь о "Книге загадок Алкуина", написанной неким неизвестным поэтом. Неизвестным, потому что настоящий Алкуин жил больше тысячи лет назад, а "Книга загадок" описывает события приблизительно трехвековой давности. Или двухвековой, — чуть поколебавшись, добавил колдун и признался, — мне не довелось ее прочесть.

Монах о чем-то задумался. Колдун настороженно ждал.

— Полагаю, больше тебе рассказать нечего?

— Про де Софо? Нечего.

— Отлично. Тогда мы больше не нуждаемся в тебе.

Монах встал и молча вышел. Колдун рассеяно проводил его взглядом, потом посмотрел на оставшегося в камере инквизитора с факелом.

— И что дальше?

Тот не обращал внимания на чернокнижника и смотрел в темный коридор, будто ожидая приказа.

— Эй? Я вам все рассказал? — напомнил колдун. — Вы собираетесь выполнить уговор?

Монах кивнул, увидев что-то недоступное глазам чародея, и скользнул свободной рукой в складки балахона.

— Что за черт?! — зашипел колдун.

Инквизитор, упорно храня молчание, рывком приблизился к чародею, наклонился и одним стремительным росчерком вынутого из-под одежд кинжала перерезал жертве горло.

* * *

Октавиан ждал, что колдуны начнут читать заклинания, петь или размахивать руками, или еще что-нибудь в таком духе, но те просто неподвижно стояли вокруг стола, уставившись куда-то вверх. Рыцарь не понимал, чародеи уже начали ритуал или же еще только готовятся к нему.

Однако что-то происходило.

Участки драконьей шкуры вдруг начали медленно, но непрерывно нагреваться. Поначалу воин не обращал внимания, но вскоре чешуя уже ощутимо обжигала соседнюю обычную кожу. Сквозь стиснутые зубы рыцарь снова осыпал колдунов отборной бранью, но не дождался никакой реакции.

Жар постепенно проникал все глубже. В какой-то момент Октавиану начало казаться, что его внутренности в прямом смысле слова горят, рыцарь даже обонял слабый запах дыма. От непереносимой боли воин бился в своих оковах как еще живая рыба на сковороде.

Вместе с болью в нем, как всегда, пробуждался гнев. Не обычная сдержанная злоба, сопровождавшая рыцаря почти постоянно, а пламенная ненависть, затмевающая все нелепые человеческие установки вроде "рассудка" и "мысли".

Октавиан не отдавал отчета, что непрестанный рев его глотки уже давно не похож на человеческий голос; что чешуя на его теле движется и расползается шире с каждой секундой; что тяжелые стальные кольца оков со страшным скрипом гнутся от его могучих движений. Рыцарь пал в глубокое забвение ярости и боли, и людское обличие его быстро сменялось страшным ликом чудовища.

Колдуны бросали на стремительно изменяющегося воина бесстрастные взгляды, не позволяя себе даже на миг поддаться тревоге, дабы не нарушить строгий ритуал. Знаки тьмы, разрывавшие барьеры миров, строили вокруг рыцаря незримый туннель на Ту Сторону, и малейшая ошибка угрожала окончательно вывести сложный процесс из-под контроля отступников.

Кожа рыцаря почти полностью обратилась, человеческими оставались только его лицо и, частично, левая рука. Во рту, обезображенном рычанием, торчали длинные клыки, будто у волка.

Скоба, удерживающая правую руку воина, вдруг с громким лязгом лопнула, и рыцарь, не глядя, попытался достать ближайшего врага — Мигеля. Удар был столь стремителен, что даже умелый колдун не успел уклониться целиком. Черные когти драконоборца вспороли отступнику правый рукав мантии от локтя до кисти, и сквозь разрез тонким ручейком полилась кровь, сразу забрызгав белую материю.

Де Варга отступил на шаг, не изменившись в лице. Кисть его руки безвольно висела, удар воина перерезал часть сухожилий, но сам колдун не просто сдержался, но и выполнил должную часть заклятий. Выдержкой отступника можно было только восхититься.

Сам ритуал, хоть и требовал огромных запасов энергии, по времени не был особенно длинным — не больше пятнадцати минут. Опытные колдуны справились за двенадцать.

И только завершив все необходимые знаки, отступники позволили страху и сомнениям пробудиться в своих душах. Да, глядя на стремительно умирающую человечность рыцаря, сопротивляться ужасу было сложно.

Отрывистый рев воина, полностью покрытого драконьей чешуей, начал напоминать членораздельные слова, произносимые на грубом незнакомом языке. Обезумевший рыцарь не пытался освободиться, свободной рукой он лишь царапал стол, оставляя в металлической пластине глубокие борозды. От его тела валил густой серый дым, и желтые языки пламени порой вспыхивали на шкуре.

Мигель что-то сбивчиво бормотал, поднеся окровавленную руку к своим губам. Но кровь продолжала литься, будто вся магия чародея вдруг исчезла. Побледневший де Варга быстро огляделся. Световая точка в потолке часто мерцала, теряя силу, ткань на стенах колебалась как от сильного ветра, угрожая с минуты на минуту сорваться. Это выглядело особенно опасным, ведь заколдованная ткань изолировала комнату ритуала от остального мира, не позволяя в случае неудачи неконтролируемой силе превратиться в обычный взрыв.

Яркая вспышка кратко ослепила отступников, а когда их взгляды вернулись к рыцарю, то потрясенные колдуны узрели высокое желто-белое пламя, окутавшее воина. Октавиан больше не лежал на спине, он спокойно сидел, а металлический стол медленно плавился под ним.

Жар наполнил помещение, и защититься от него не было возможности. Магия не действовала вблизи сего огненного смерча, колдуны начинали задыхаться.

И вдруг все завершилось. В последний миг де Варга успел заметить, как пламя разделилось надвое вдоль спины воина, словно крылья феникса, а затем огонь обернулся тугой воронкой, скрывшей рыцаря, и рассеялся, оставив после себя только искореженный и обожжённый металл.

И небольшую горку праха, с торчащими из него остатками обгорелых черных костей.

— Получилось? — выдохнул Винсент, утирая пот со лба.

Мигель упал на колени и кое-как все-таки залечил свою руку.

— Но где же Антонио? — спросил один из незнакомых отступников. — Разве он не должен был восстать на месте якоря?

Колдуны озадаченно переглянулись.

* * *

Инквизитор стоял над конвульсивно дергающимся телом умирающего колдуна, захлебывавшегося собственной кровью, и спокойно наблюдал. Его обязанностью было убедиться, что еретик действительно умрет. В нечеловеческой выносливости предателя веры он уже убедился и не хотел ошибиться, приняв за смерть какую-нибудь уловку. Для надежности он собирался, когда колдун затихнет, отрезать тому голову и сжечь ее в печи, а тело запихнуть в бочку с известью. Монах справедливо полагал, что после такого ритуала даже самый мощный демон, захвативший тело колдуна, не сумеет воскресить своего носителя.

Но время шло, а чернокнижник, хоть закрыл глаза и как будто бы не дышал, дергался все сильнее. Монах забеспокоился и решил поспешить с обезглавливанием, пока не произошло чего-нибудь странного. Инквизитор положил факел, протянул руку и схватил колдуна за лоб, чтобы наклонить голову назад и открыть шею, но, только коснувшись кожи, тут же с воплем отдернул ладонь.

Тело колдуна было горячим, словно слиток чугуна в доменной печи. Монах со смесью страха и недоверия смотрел, как раскаляются докрасна оковы на руках чародея. В растерянности инквизитор отступил на пару шагов, соображая, как поступить. Но чувство долга быстро взяло верх над паникой, и монах решительно шагнул вперед, занося кинжал для удара.

В то же мгновение чернокнижник вскинул лицо и открыл глаза.

Обжигающий свет полностью залил камеру на целую минуту. Он был столь ярок, что едва не лишил зрения монахов, ожидавших в коридоре. Крики их боли и страха продолжались, даже когда свет угас.

Но сияние не исчезло полностью, оно лишь потускнело до уровня сотни свеч или одной магической сферы, и источником его служило тело чернокнижника. Оковы расплавились, камень вокруг покрылся копотью, а от инквизитора не осталось даже пепла. Колдун неторопливо встал и с любовным удивлением поднес свои руки к лицу. Равномерный матовый свет лился со всей поверхности тела чародея, и отступник счастливо засмеялся.

— Неужели... — нежно проговорил он с улыбкой. — Наконец-то...

В дверях камеры появились монахи с оружием. Чернокнижник радостно приветствовал их взмахом руки, отчего инквизиторы упали на пол и больше не двигались.

Посмеиваясь, сияющий колдун переступил через тела и пошел по коридору. Частично ослепшие монахи бросались от него врассыпную, и чернокнижник не трогал их. Один, впрочем, выкрикнул что-то нечленораздельное и выхватил кинжал, но пал прежде, чем успел замахнуться.

Чернокнижник не особенно задумывался над направлениями. Эйфория, бесконечное блаженство наполняло его разум и чувства, и колдун просто шел. Ему нравилось идти. Ощущение успеха, собственной необоримой мощи кружило голову, и чародей не собирался жертвовать сим персональным раем во имя каких-то мелких забот.

Но в его мягком смехе не было слышно ни безумия, ни опьянения. Колдун просто наслаждался свободой.

Так продолжалось минут десять. А потом колдун словно наткнулся на ледяную стену.

Посреди очередного загнутого коридора в пяти шагах впереди стоял безоружный человек в черной мантии инквизитора. Хотя... Яркие голубые глаза, длинные светлые волосы, белая кожа без морщин — скорее ожившая кукла, чем человек. Он выглядел одновременно и молодым, благодаря чистой коже и нежным чертам, и пожилым, из-за сутулости и белых прядей на голове, напоминающих седину, и вообще лишенным возраста — в силу какой-то излишней правильности его лица.

— Здра-авствуй, — любовно протянул колдун.

— Давно не виделись, — зазвучал глубокий и красивый голос странного монаха, — Девятый Демон.

И чернокнижник снова засмеялся, потому что легендарный Великий Инквизитор, который, по слухам, знал всё, на деле, оказалось, не узнал ничего.

Вместо ответа колдун протянул вперед руку с раскрытой ладонью и пустил в монаха широкий луч жгучего света. Как и ожидалось, заклятье не причинило никакого урона телу, но начисто сожгло одежду Инквизитора. Чернокнижник также обратил внимание, что монах не носил никаких амулетов, даже обязательных для инквизиторов крестов, подавляющих магию; однако аура запрета обычных чар вокруг Инквизитора, несомненно, существовала. Колдун задумался над этим и с восторгом обнаружил, что знает ответ. Память с готовностью отвечала на любые вопросы.

— Зачем? — спросил Великий. — Твоя сила не действует на меня.

— Мне просто захотелось нас уравнять. Голому с голым легче общаться, — доверительно сообщил колдун. — Скажи, неужели ты ничего не подозревал раньше?

— Разумеется, я подозревал, — холодно ответил монах. — Но у тебя ничего не вышло с Антонио, чья кровь создавалась специально, и допустить, что какой-то сторонний колдун подойдет лучше... Похоже, они были правы, и Ханс действительно оказался бастардом де Софо. Так?

— Нет. Все гораздо проще и интереснее.

— Лжешь.

— Ты недоверчив, ибо сам лжив, — усмехнулся чернокнижник. — Как же тебя... Ах да, Генрих. Славное имя, у меня есть знакомый некромант, юное дарование, твой тезка. Знаком с ним? Конечно же, знаком, его учитель сдал меня тебе.

— Не тебя, а колдуна, чье тело ты теперь присвоил, — с презрением поправил Инквизитор. — К чему все это? Схватка между нами невозможна. Зачем ты здесь?

— ...а твоего брата зовут Иоганн, — задумчиво продолжал колдун, не обращая внимания на слова монаха. — Как приятно все помнить, правда?

— Отвечай, демон.

Колдун вздохнул.

— Какой же ты грубый. Я просто хотел размять ноги после заключения.

— Демоны ничего не делают просто так.

— Это все ваши суеверия, — отмахнулся колдун. — Кстати, о суевериях, хм. — Чернокнижник привычно погладил подбородок. Мгновением позже он подумал, что такой жест может навести монаха на подозрения, но по лицу Инквизитора ничего понять было невозможно, и колдун, пожав плечами, всласть расчесал бородку. — Ты навел меня на интересную мысль, благодарю. Не хочу злоупотреблять твоим терпением, так что ухожу. Скажешь что-нибудь на прощание?

— Да, скажу. Убирайся из Империи. Она принадлежит нам, людям. Не знаю, как тебе удалось вернуть часть силы, но твое сердце все еще у нас. Мы запечатаем твою мощь снова, не сомневайся.

— Грозно звучит, — фыркнул колдун. — Я подумаю над этим. Прощай.

Перемещение произошло прежде, чем чернокнижник начал воспроизводить порядок необходимых знаков.

"Похоже, мне больше не нужны эти костыли", — с самодовольным удивлением подумал он.

Раздался характерный кашель, как будто кто-то поперхнулся напитком.

Подняв взор от своего сверкающего тела, колдун встретился взглядом с банкиром де ла Видья, вытиравшим рот белым платком.

Леонардо сидел за дубовым столом в своем скромном домашнем кабинете, ничуть не изменившимся за год. Перед банкиром стояла на блюдечке пустая, по-восточному приплюснутая и широкая чайная чашка, и лежала пачка документов, забрызганных пролитыми каплями. На светло-сером по-домашнему расстегнутом бархатном жилете шевалье также можно было заметить мокрое пятно. И на рукавах белой рубашки. И на серых брюках. Словом, банкир от неожиданности пролил на себя всю чашку.

— Прошу прощения, — искренне извинился колдун. — Это моя вина. Обожглись?

— Нет, — хмуро ответил банкир, бросив скомканный платок на стол. — Обошлось.

— Очень рад вас видеть в добром здравии, — улыбался чернокнижник. — Простите за вторжение, но я не рискнул пытаться войти через парадную дверь в таком виде...

Леонардо, талантливый руководитель и цепкий делец, умел замораживать свои эмоции не хуже опытных чародеев. И сейчас банкир выглядел лишь слегка недовольным, не более того.

— И я рад, что с вами все хорошо... ммм... с вами ведь все хорошо?

— Если не считать того, что пятнадцать минут назад меня едва не убили инквизиторы в замке Святого Ангела, обманув перед этим, как мальчишку, что меня до сих пор очень коробит, то я в порядке, — весело ответил колдун.

Банкиру потребовалось несколько секунд, чтобы обдумать эту информацию. Затем, страдальчески вздохнув, он достал из ящика своего массивного стола колокольчик и громко позвонил.

— Магический, — пояснил Леонардо. — Носитель специального знака услышит этот звон в любой точке города.

— Купили у колдунов? — полюбопытствовал чернокнижник.

— Да.

В эту минуту дверь кабинета отворилась, и на пороге возник неизменный Жерар, все такой же неторопливо лысеющий, маленький и близоруко прищуренный. Остатков зрения ему, тем не менее, хватило, чтобы немедленно узнать чернокнижника даже в столь необычном виде, а деликатности истинного дворецкого — чтобы не удивляться.

— Мое почтение, шевалье, — кивнул он колдуну, изображая поклон. — Звали, мессир?

— Жерар, отправь записку в коллегию с извинениями и вестью, что меня сегодня не будет.

— Сделаю. Еще что-нибудь?

Леонардо посмотрел колдуна. Тот равнодушно пожал плечами.

— Нет, можешь идти.

Дворецкий еще раз кивнул и вышел, затворив за собой дверь.

— Ладно, у меня несколько вопросов. Первый: мне следует ждать, что через час сюда заявится вся Святая Инквизиция? — прямо спросил банкир.

— Нет, — уверенно ответил колдун. — Я наглядно показал, что я им не по зубам. А самоубийство, как известно, есть грех, следовательно, они на это не пойдут. Если кто и заявится, то это Гильдия магов, но им неоткуда узнать, что я здесь.

— Разве Архимаг не видит всё?

— Меня не увидит, гарантирую, — успокоил банкира колдун.

— Хорошо. Тогда следующие два вопроса: почему вы голый и почему, черт подери, вы светитесь?!

Чернокнижник вытянул перед собой сияющую руку и с видимым удовольствием на нее посмотрел.

— Красиво, правда?

— Скорее жутко.

— Вы прагматик и материалист, вам не понять настоящей красоты, — обиделся колдун и опустил руку. — Меня переполняет сила, и я пока не могу ее полностью контролировать. Скоро пройдет. А одежда случайно сгорела. Кстати, вы могли бы одолжить мне...

— Все ваши вещи хранятся в вашей бывшей комнате, — перебил его банкир. — Только не ходите по дому в таком виде, лучше переместитесь, или как вы там это называете.

— Благодарю, — просиял колдун, исчезнув во вспышке.

Леонардо некоторое время сидел неподвижно, положив руки на колени, как статуя древнего фараона, потом выругался и достал из очередного ящика небольшую серебристую фляжку, открутил крышку и основательно приложился. Отдышавшись, повторил. Затем тоскливо поглядел на сосуд, но все-таки закрыл его и спрятал обратно.

— Чертов колдун, до чего довел, — пробормотал банкир, облокотившись на стол и обхватив голову. — Четыре года не пил...

Когда колдун вернулся одетым, Леонардо уже восстановил самоконтроль. Чернокнижник ограничился широкой сорочкой, верхние пуговицы которой застегивать не стал, да черными просторными брюками и пренебрег даже обувью. Одежда скрыла часть сияния колдуна, но, похоже, нагревалась, и чародею было немного душно.

— Вы долго, — заметил банкир.

— Там была горничная, — кисло пояснил чародей.

— Гм. Она жива?

— Более чем. Не знаю, какими наркотиками вы кормите слуг, но она приняла меня за ангела и начала молиться. Было непросто переубедить ее.

— Надеюсь, она не уйдет в монастырь после этого, — хмыкнул Леонардо. — Итак, давайте перейдем к делу. Что вам от меня нужно?

— Мне нужен кардинал. Устройте нам встречу.

— И зачем мне это?

— Мы ведь друзья. А настоящие друзья всегда помогают друг другу.

— И как же вы можете помочь мне? — скептически поинтересовался банкир.

— А чего вы хотите? Больше власти? Больше денег? Чтобы ваши дети никогда не болели? Я могу почти всё.

Леонардо опустил голову и задумался. Колдун не стал ему мешать. Скрестив руки на груди, чернокнижник подошел к окну.

— Вы ведь все еще человек? — тихо уточнил банкир.

— А что такое человек? — не оборачиваясь, переспросил колдун. — Тело? Разум? Пресловутая душа? У меня есть все, что есть у человека, и даже больше. С другой стороны, — чародей обернулся и широко улыбнулся, — какая вам разница? Вы могли бы вести дела с драконом, если бы тот проявил должный ум и порядочность. Вы не монах, Леонардо, и не маг. К чему вам обращать внимание на лишние детали?

Заметив неприятие на лице хозяина дома, колдун погасил улыбку и поспешил исправиться.

— Ладно, вы ждете серьезного ответа. Вот он: мои интересы не отличаются от человеческих. У меня разве что возможностей немного больше. Я не намерен красть чужие души, обращать народы в рабство, пожирать девственниц и жечь монастыри. Я просто хочу жить долго и счастливо, и чтобы люди, которым мне нравятся, тоже жили долго и счастливо, но пока маги и монахи будут пытаться меня прикончить, это невозможно. Поэтому мне надо найти способ осадить их, и поэтому мне нужна ваша помощь. Теперь вы мне верите?

— Однажды вы уже втянули меня в неприятности.

— Да. А перед этим спас ваших детей. И, к слову, я с самого начала предупреждал, что меня преследуют неудачи. Но теперь все изменилось.

— Допустим, — сдержанно согласился банкир. — Но почему я? С чего вдруг вы решили обратиться к Церкви, а не к своим коллегам-колдунам?

Чернокнижник криво усмехнулся.

— Есть ненулевая вероятность, что они скорее примкнут к магам, чтобы выторговать еще больше льгот, а мне нечего предложить им взамен. Я слишком силен сам по себе, чтобы кто-то счел меня союзником. Слабые всегда пожирают сильных одиночек из страха.

Леонардо медленно кивнул, принимая объяснение.

— Но все-таки — почему именно я? Думаю, вы могли явиться кардиналу напрямую с той же легкостью, что и мне.

— Ну что вы, Леонардо? С вами вы давние приятели, а его преосвященство мне знаком лишь понаслышке. Он должен услышать обо мне от кого-то, кому можно верить. Он ведь вам доверяет?

— Я управляю его личными капиталами, — бесстрастно сообщил банкир.

— Значит, вы для него как брат родной. Кроме того, я не хочу попасть в ловушку. Убить меня ни у кого не получится, а вот сковать мою силу вполне возможно. Вы убедите кардинала встретиться со мной в безопасном месте, и я явлюсь туда.

— Постойте, — банкир поднял ладонь. — Мы что, прямо сейчас этим займемся?

— Леонардо, — вздохнул колдун, — среди магов уже идет подготовка к охоте, мне дорога каждая минута. Я не хочу вас заставлять, но было бы очень и очень прекрасно, если бы вы отправились к кардиналу немедленно.

Банкир коротко рассмеялся.

— Ваше счастье, Ясон, что его преосвященство сегодня в столице. Вы вообще в курсе, что он половину жизни проводит в разъездах?

— Нет, — честно ответил колдун. — Но рад услышать, что случайности на нашей стороне.

— Вы все тот же. Как ребенок, честное слово. Кардинал сегодня должен остановиться в своем особняке, вы могли бы увидеться там. Там, конечно, полно охраны, но раз уж вы сумели сбежать из крепости Святого Ангела, не думаю, что обычные охранники вас задержат. Кроме того, на резиденцию его преосвященства маги напасть не рискнут, даже если заметят вас там.

— Еще как рискнут, — возразил колдун. — Просто взорвут все здание, а потом свалят вину на меня. Сядьте, Леонардо, с вашим домом такого не случится!

Встревоженный банкир снова опустился в кресло.

— Я бы почувствовал, если бы меня засекли. Я вижу будущее, не забывайте. И я успею спасти вас и детей, и даже половину слуг, если что-нибудь случится.

Чернокнижник теперь говорил очень властно и уверенно, и Леонардо невольно вспомнил императора Карла, который тоже мастерски умел прятать тирана за маской мальчишеской непосредственности. Хотя удивляться тут было особенно нечему, под влияние Нибенга попадал всякий, кто хоть раз с ним общался.

— Но до взрывов не дойдет. Я отвлеку магов в другом месте, и у нас с его преосвященством будет время поговорить. Вам потребуется лишь подать сигнал, когда кардинал согласится меня увидеть, и я тотчас перенесусь к вам. Ваш колокольчик, говорите, действует по всему городу?

Леонардо снова извлек предмет из стола и протянул его чернокнижнику. Глаза колдуна на миг засияли ярче, и он кивнул.

— Сойдет. Метку я уже скопировал. Ваше местоположение я вычислю по сигналу колокольчика. Итак, у вас есть еще вопросы?

— Да, — довольно резко произнес банкир, раздраженный командным тоном колдуна. — Что мне такого сказать кардиналу, чтобы он согласился? Он ведь глава Церкви, а вы отступник. С чего ему вообще вас слушать?

— Скажите, что Великий Инквизитор и Архимаг — демоны в человеческом обличии. И что я знаю, как их изгнать. Без них Инквизиция и Гильдия снова станут покорными Церкви, но этого можно вслух не говорить, он и так поймет. И что я не демон, а просто сильнейший чародей за всю историю мира. И что у меня нет политических амбиций, я просто хочу вернуть себе честное имя и тихо заниматься своими опытами, никому не мешая. Словом, я готов оказать Церкви огромную услугу в обмен на простое прощение грехов. Думаю, этого будет достаточно, чтобы кардиналу захотелось выслушать меня лично.

— И это всё — правда? — с сомнением спросил Леонардо.

— Чистейшая, — совершенно серьезно ответил чародей. — Самое правдивое, что вы когда-либо слышали.

— Все равно не верю. Но кардиналу передам. Полагаю, мне надо идти?

— Да. Как и мне. Не забудьте колокольчик. Я жду сигнала.

Вспышка света завершила разговор, и чернокнижник перенесся туда, где маги ждали бы его меньше всего. Обдуваемый приятным ветром, стоя босиком на холодной плитке университетской площади, колдун с ностальгией любовался высокими белыми башнями главного училища магов и резиденции Архимага. Университет магии был построен не строителями, а чародеями, и потому состоял из огромных, совершенно неподъемных без магии мраморных блоков. Он мог бы казаться обычным замком, если бы изогнутые башни, прочно скрепленные магией, не были неестественно высокими и не расходились от центрального пика под разными углами. Издалека казалось, что университет разваливается, вблизи — что его башни падают на наблюдателя. Древние маги-архитекторы добились своего — их творение настолько не сочеталось с представлениями людей о реальности, что казалось порождением некоего иного мира, где законы геометрии заметно отличаются.

Колдун обернулся. В противоположном конце площади высился менее громадный, но гораздо более приятный глазу церковный университет. В противовес магам, он был построен из черного камня, но его высокие, вытянутые окна повсюду украшали цветные витражи, отчего вид он имел не мрачный, а вполне нарядный. Но игра света и тени было основной темой всей площади, и под босыми ногами колдуна складывался абстрактный узор из белых и черных плиток. Ближе к университету магии они постепенно становились черными, ближе к церковному — светлели.

Под лучами солнца сияние чернокнижника было менее заметно, и площадь почти пустовала, так что появления чародея никто не заметил. Оскорбленный таким безразличием, колдун выкрикнул заклятие, и в чистом небе грянул гром. Иных эффектов заклинание не имело, но этого хватило, чтобы немногочисленные прохожие сначала растерянно уставились в ясные небеса, а затем начали подозрительно коситься по сторонам.

— О да! — во все зубы оскалился колдун и швырнул яркую молнию в ближайшую башню.

Конечно, невидимый щит университета поглотил заряд, вследствие чего искра исчезла еще на полпути к зданию, но чернокнижника наконец-то заметили.

— Думаете, я сумасшедший?! — весело крикнул он в ответ возмущенным воплям. — Смотрите!

Магии света никакие щиты не были страшны. Вырвавшиеся из рук колдуна парные лучи скользнули по мрамору, вышибая искры и оставляя на белой поверхности глубокие темные полосы.

Последних свидетелей как ветром сдуло. Скорее всего, то были студенты, которые уже могли по достоинству оценить подвиг чернокнижника — прожечь защиту университета в одиночку мог только кто-то вроде Девятого Демона. Правда, серьезных повреждений не смог бы нанести даже он, поэтому колдун решил развлечься иначе: телекинезом выдергивал из площади плитку и швырял ее в окна. Пассивная защита здания обнуляла только магию, но не обычную инерцию, и черно-белые камни успешно били стекла на мелкие осколки.

— Кошмар, и чем я занимаюсь? — фыркнул колдун.

Он снова произнес заклятие Гласа Небес, но уже в полную силу, и гром обрел сходство с людской речью.

— Иоганн! — гремело небо. — Выходи, подлый трус!

Чернокнижник с восторгом отметил, что его сила не уменьшается. Нет, заклинания по-прежнему расходовали энергию чародея, но его сознание больше не было пленкой на границе миров, которая как простыня над водой улавливала лишь испарения драгоценной силы. Теперь он сам был частью потусторонней вселенной — логически невозможным существом, живущим сразу в двух мирах. И это принципиальное противоречие ставило его за пределы законов природы, позволяя тянуть энергию в неограниченных количествах, сдерживая этот процесс только узким каналом наполнения. Другими словами, колдун черпал силу постоянно, а не только во время специальных ритуалов, но сама скорость ее восстановления оставалась обычной для сильного чародея.

Колдун задумался. С такой непрерывной подпиткой он мог, не выдумывая ничего нового, из простых и давно известных знаков составить что-нибудь поистине грандиозное. Он прекратил детские атаки и погрузился в вычисления.

В это время центральная башня университета, самый высокий и массивный белоснежный колосс, увенчанный золотым шпилем, начала искриться. Толстые и стремительные змеящиеся искры густой сеткой пробежали от основания к вершине, все ускоряясь. Колдун отстраненно наблюдал за этим, не придавая особого значения. О величайшем секрете магов, что башни университета служат своего рода огромными жезлами, в столице знали даже дети, хотя все старательно делали вид, что пересказывают друг другу всего лишь очередную городскую легенду.

Когда заряд добрался до шпиля, он на мгновение погас, а затем из вершины золотистой иглы в колдуна с угрожающим гудением ударил тонкий красный луч. Тонкий относительно башни, а не колдуна, потому что он выжег в площади глубокую яму в половину человеческого роста и шириной в добрый десяток шагов.

— Неплохо, — оценил чернокнижник, успевший переместиться в сторону за миг до удара.

Из ямы валил густой черный дым. По башне побежал второй заряд, быстрее и ярче предыдущего. Колдуну в голову пришла интересная мысль, и хотя ее краткая математическая проверка оставила много вопросов, чародей решил попробовать.

За секунду до того, как искры собрались в шпиле, чернокнижник воспроизвел заклятье искажения пространства — одно из самых энергоемких заклинаний. Оно было настолько энергетически невыгодным, что колдун обнаружил его в списке "бесполезных заклятий", составленном магами как руководство своим ученикам для наглядного примера неудачных изобретений. Но выполнялось оно просто и быстро, и, по сути, помимо неограниченной силы требовало от оператора лишь сосредоточения.

"То, что надо", — решил колдун и принялся кромсать реальность.

Сначала он просто хотел согнуть пространство на пути красного луча, чтобы заряд угодил в соседнюю меньшую башню, но с непривычки допустил несколько ошибок и зацепил заклинанием область большую, чем было необходимо. Последствия ужаснули даже его.

Красный луч разделился на две кривые, одна из которых вонзилась в небо, ничего не разрушив, а вторая благополучно обогнула университет и легко срезала крыши четырех стоящих вдалеке особняков. Но не урон имуществу каких-то аристократов озадачил чернокнижника.

Его заклятие задело плоскость площади и сработало как многократно усиленная версия телекинеза, выдрав из земли толстый пласт и поставив его набок. Сия конструкция имела высоту с двухэтажный дом и аналогичную длину, лишь немного уступая в ширине.

Но и это было ерундой по сравнению с главным: заклинание зацепило одну из башен и согнуло ее посередине под прямым углом. Строительные заклинания все еще действовали и пытались вернуть камни на место, но сила тяжести их вполне уравновешивала, и поэтому башня застыла в поклоне, лишь слегка покачиваясь.

Чернокнижник, утомленный заклятием, утер пот со лба и, взглянув на собственную ладонь, отметил, что его тело больше не светится. Силы постепенно возвращались, но в ближайший час чернокнижник точно не был способен повторить свой подвиг.

— Потомки запомнят это как самое ужасающее и самое бессмысленной применение силы за всю историю, — пророчески пробормотал колдун, отрешенно созерцая дело рук своих.

Пласт земли все-таки не устоял на боку и с глухим, но громким ударом рухнул обратно в яму, из которой был извлечен. Упал он не идеально, и потому оставил на своем месте высокий грязный бугор с торчащей черно-белой плиткой. Издали этого курган очертаниями напоминал могилу великана.

— Сколько я времени здесь? — вслух подумал колдун и сам же себе ответил, — минут пять. Проклятье.

"Леонардо, наверное, даже не успел покинуть дом", — мысленно продолжил он.

Смеяться больше не хотелось. Эйфория ушла вместе с лишней силой, отчего чернокнижник переживал состояние, отдаленно напоминающее похмелье. Здравое мышление наконец-то вернулось, и колдун оценил свои предыдущие действия как поступки неоспоримого идиота.

Однако Архимаг, а скорее всего красным лучом управлял именно он, придерживался иной точки зрения. По центральной башне снова побежали искры, но на сей раз сверху вниз, и через несколько мгновений весь университет накрыло невидимым для обычных глаз, но вполне заметным колдуну гигантским коническим щитом.

— Ого, — восхищенно выдавил колдун, даже не подозревавший, что у магов есть столь впечатляющая система защиты. Его предыдущее заклятие прошло пассивный щит благодаря тому, что никому прежде просто не приходило в голову, что возможно крушить стены искажением пространства, но новая магическая броня начисто отрезала университет от внешнего мира, отчего достать магов становилось невозможно. Естественно, маги тоже не могли преодолеть такой барьер и попросту заперли себя внутри здания.

Колдун подошел к щиту и осторожно постучал кулаком. Вполне осязаемая незримая преграда не издала никакого звука, что было логично: нематериальные объекты не обязаны копировать все свойства материи, чтобы функционировать. На ощупь барьер тоже нельзя было попробовать, просто в какой-то момент рука останавливалась и не могла двигаться дальше. В последний раз колдун сталкивался с чем-то подобным во время памятного визита хана на бал.

Сила хана была заимствована у одного из Великих Демонов. И хотя в тот раз чернокнижник успешно рассеял барьер стандартными заклятиями, теперь он знал, что на самом деле тогда его собственная демоническая сила вступила в контакт с энергией другого демона, результатом чего стала взаимная нейтрализация. Словом, причиной прорыва прошлого барьера служил сам колдун, а не конкретные знаки, и можно было рассеять невидимую стену хана, просто шарахнув по ней силовым ударом.

Ныне перед колдуном высилась аналогичная преграда, но масштаб ее был совершенно иным. Хан всего лишь хотел отгородиться от лишних ушей. Архимаг же поставил броню достойную величайшего параноика, глядя на которую чернокнижник сомневался, что ее вообще возможно пробить извне — силы требовалось просто неимоверное количество. На этот фокус определенно ушла львиная доля энергии, копившейся в стенах университета на протяжении нескольких столетий.

— И все-таки щит долго не протянет, — прикинув в уме расход силы, решил колдун. — Ты что-то задумал, Иоганн, просто тянешь время. Мне это не нравится.

Но ничего поделать чернокнижник не мог, поэтому просто мрачно ходил вдоль барьера как обиженный тигр около прутьев клетки и бросал на белые башни уничтожающие взгляды.

— А вообще неплохо получилось, — задумался он. — Поставить такой щит можно быстро, но на снятие уйдет немало времени, если, конечно, Архимаг не хочет разрушить все вокруг внезапно возникшим ураганом.

И чернокнижник снова погрузился в вычисления. "Даже полубоги должны дружить с математикой", — иронично подумал он, закончив считать. Колдун решил, что щит может продержаться от пяти часов до трех дней, но никак не больше и не меньше. На разговор с кардиналом времени было достаточно, и чернокнижник перестал суетиться. Погрозив университету кулаком на прощание, он развернулся и пошел прочь с площади, видом и назначением превращенной в поле боя.

Сгорбившись и спрятав руки в карманы брюк, колдун неторопливо прошел через металлическую арку ворот, послушно раскрывшихся перед ним, и двинулся к дворцу. Из полуоткрытых окон за ним следили напуганные горожане, видевшие битву почти с самого начала, а впереди бодро бежали и прятались в переулках случайные прохожие, не разделяясь на нищих и богатых. Но чем дальше колдун отходил от университетского квартала, тем меньший страх он видел в глазах людей, и в какой-то момент обнаружил себя посреди людного перекрестка. Две широких улицы размашистым крестом на теле города были полны народа. Кареты и повозки ползли по центру мостовой, пешеходы жались к окраинам, всадники окрикивали зазевавшихся бедняков, те сердито огрызались, бегали дети с красными щеками и носами, редкие бродячие псы настойчиво клянчили еду у добряков...

Чернокнижник внезапно осознал, насколько мелкой была его великая битва по сравнению с жизнью человечества, если даже на соседней улице никто ничего не заметил. Он посвятил жизнь обретению могущества и действительно считал это великой целью, оправдывающей самые кошмарные средства, и добился своего. Но мир прекрасно обходился без колдуна.

— Стану я спасителем или тираном, я всего лишь займу одну из вакантных должностей, — пробормотал колдун. — Им нет дела до меня. Даже если я буду карать. Даже если я буду исцелять. Никому нет дела до меня. Мир не обращает внимания на амбиции одиночек, и моя цель ничем не отличается от цели этого пса...

Упомянутый пес, рослая и лохматая рыжая дворняга, крался за мальчишкой-подростком, неторопливо жующим толстый пирожок и слушающим друга, идущего рядом. Подождав, пока жертва начнет что-то говорить в ответ и отвлечется от еды, пес в прыжке выхватил пирожок и вихрем унесся прочь. Колдун был уверен, что разглядел лихую усмешку на оскаленной пасти, сжимающей трофей.

— Да, я точно как этот пес. Я достиг успеха, но никому нет дела.

Прохожие неприязненно косились на странного кое-как одетого мужчину, беседующего с самим собой, но вмешиваться не спешили. В Империи всегда терпимо относились к пьяницам и сумасшедшим.

— Я ведь уже старик, — с каким-то радостным удивлением произнес колдун.

Словно плотина рухнула в разуме чернокнижника, и воспоминания хлынули сплошным потоком, и то было прошлое не одного человека, а многих. Воины, рыцари, сеньоры, маги и даже один священник — двадцать два мужчины. Матери, сестры, нежные любовницы и властные госпожи — двадцать женщин. Память сорока двух человек — всех, кого затронули эксперименты сэра Антонио с собственной кровью, разом пробудилась в чернокнижнике, и только непреклонная воля уберегла последнего от безумия и не дала потеряться в чужих, давно завершенных жизнях. Но вслед за этими сорока двумя пришел еще один, затмивший всех прочих. И его присутствие не ограничилось набором застывших воспоминаний. Среди рядов бледных мертвецов он метался в поисках выхода.

Объединивший в себе силы трех величайших существ двух миров — демона, человека и дракона Октавиан де Софо яростно желал вернуться к жизни. Хрустальные глаза нашли чернокнижника среди мертвых воспоминаний, черные когти нацелились в чужую душу, а огненные крылья расправились для полета на этот свет.

Вздрогнув, колдун очнулся. Он по-прежнему столбом стоял на перекрестке, обтекаемый толпой. Ему очень хотелось назвать пережитое всего лишь видением, но воспоминания сорока двух людей действительно открылась ему. Вспоминать чужое прошлое оказалось сложно и утомительно, но возможно. Переведя дух, колдун подумал об Октавиане, но его тут же обдало такой волной горячей ненависти, что пришлось применить на самого себя заклятье успокоения. И жар не был лишь ощущением — белая рубашка чернокнижника вполне реально задымилась у воротника и на спине.

— Вот это да, — потрясенно вымолвил колдун.

И нервничать было отчего. Если Октавиан не растворился в душе колдуна как остальные жертвы, то он вполне мог со временем сжечь чернокнижника изнутри, пытаясь занять чужое тело. Раздвоение личности у чародея — это не просто болезнь, но почти одержимость, ведь вторая личность тоже имеет доступ к магической силе. И пока что колдуна от немедленной гибели спасло только то, что рыцарь лишился рассудка вместе с привычным телом, отчего до сих пор не понял своего положения. Но долго так длиться не могло, рано или поздно Октавиан приспособится к новым условиям и сможет мыслить.

— Почему я только сейчас его заметил? — устало потерев лоб, спросил колдун и снова ответил сам себе. — Потому что был полон силы, которая заглушила все остальные сигналы. Весело получается: либо я силен и веду себя как светящийся пьяный дурак, либо я слаб, и тогда меня пожирает изнутри призрак друга. Воистину, нет покоя грешникам.

Негромкий, но отчетливый звон колокольчика вывел колдуна из раздумий.

— Вовремя, — раздраженно сказал он и обернулся вспышкой света.

— О, уже? — удивился Леонардо, опуская руку с колокольчиком.

Первое, на что обратил внимание колдун, оказавшись в полумраке незнакомых покоев, — он снова начал светиться. Не так ярко, как прежде, но вполне заметно. И лишь затем чернокнижник осмотрел обстановку.

Небольшая комната с двумя узкими окнами в одной из стен, приятный ногам мягкий ковер с геометрическим рисунком на полу, две двери в противоположных стенах, длинный кожаный диван между окнами и кованное железное распятие над ними. Помещение напоминало приемную перед кабинетом и, очевидно, таковой и являлось.

— Кардинал ждет вас, — сказал банкир, указав на одну из дверей. Он переоделся в строгий черный костюм, в котором сам напоминал слугу церкви. — Стучаться не надо.

Кивнув, колдун отворил нужную дверь и вошел.

За лакированным письменным столом из красного дерева на высоком мягком кресле с резными деревянными подлокотниками сидел, склонившись над книгой, темноволосый человек в пурпурной сутане и маленькой круглой шапочке. По правую руку от него стоял бронзовый подсвечник с тремя восковыми свечами, дававшими неестественно яркое освещение, наверняка магическое. По левую руку медленно вращался вокруг своей оси небольшой цветной глобус. Синие моря, желтые и зеленые континенты, белые неизвестные области на противоположной стороне — ничего необычного. Перед столом пустовало еще одно кресло, поменьше занятого, но на вид довольно удобное. За спиной кардинала на стене висела большая картина, изображавшая какую-то сцену из священного писания, в которой чернокнижник угадал лишь Спасителя, окруженного людьми.

Свет из окон слева сочетался со светом свечей справа, и кардинал был хорошо освещен с обеих сторон, что позволяло его внимательно рассмотреть. То был средних лет мужчина с короткими, немного вьющимися темными волосами, худощавый, но далеко не хилый. Длинный прямой нос, острые брови и тонкие губы на фоне красных одеяний придавали ему некоторое сходство с лисицей, но взгляд угольно-черных глаз, брошенный на вошедшего колдуна, принадлежал скорее соколу. Глубокие морщины на лбу и почти полное их отсутствие на остальных частях лица намекали, что этот человек больше склонен обдумывать, чем выражать свои эмоции.

Кардинал спокойно закрыл книгу и отложил в сторону. Чуть помедлив, он задул свечи и поднялся.

— Добрый день, ваше высокопреосвященство, — учтиво поклонившись, поздоровался колдун.

— Добрый день, — вежливо ответил кардинал, игнорируя поклон собеседника. — К сожалению, не знаю, как обратиться в ответ.

— "Ваша светлость" будет звучать уместно, — совершенно серьезно сказал фосфоресцирующий чернокнижник.

Кардинал легонько кивнул, соглашаясь.

— Прошу, ваша светлость. — Прелат указал на кресло перед столом, подождал, пока колдун примет приглашение, и снова сел. — Итак, Леонардо вкратце изложил список тем, которые вы желаете со мной обсудить. — Неторопливая речь опытного проповедника была богата интонациями, и чернокнижник поймал себя на невольной симпатии к ее обладателю — приятный баритон кардинала очаровывал. — Но я прекрасно понимаю, что вы не сообщили нашему общему другу ничего важного. Точно так же вы понимаете, что ваше предложение обезглавить Гильдию магов и Инквизицию не может представлять для меня интереса. Если я правильно понимаю ситуацию, вы в любом случае столкнетесь с Архимагом в бою, и мне нет нужды давать вам какие-либо обещания. Ваша личная война не угрожает Церкви, а остальное меня не беспокоит.

— Но вы все-таки согласились меня принять, — заметил колдун с улыбкой.

— Да. Я человек, — кардинал намеренно выделил последнее слово, — и потому любопытен. Я хорошо знаю историю, и не могу припомнить никого, кто был бы похож на вас. Но совершенно уникальных персонажей не бывает, это правило не имеет исключений, из чего можно сделать только один вывод: вы не тот, за кого вас принимают, ваша светлость, — прелат снова сделал смысловое ударение.

Колдун молча поднял ладони и демонстративно поаплодировал.

— Поздравляю, ваше высокопреосвященство, вы первый разумный человек в этом городе. Меня принимали за мелкую сошку, гения-самородка, одержимого и даже самого Девятого Демона, но никто не замечал очевидного.

— Вы скромничаете. Заглянуть за вашу маскировку было непросто. Но не могу не спросить: кто же вы теперь?

Колдун беспечно пожал плечами.

— Не знаю. Несколько минут назад я убедился, что процесс еще не завершен, поэтому мне пока рано придумывать отдельное название.

— Несколько минут назад? — переспросил кардинал и посмотрел в окно. — Знаете, отсюда чудесный вид на город.

Колдун скептически посмотрел на собеседника, потом быстро встал и подошел к ближайшему окну. Хмыкнул.

— Да, действительно.

Следовало раньше догадаться, что особняк кардинала находится в престижном университетском квартале, недалеко от главных библиотек и архивов, и что искореженное здание университета магии будет прекрасно видно из окон покоев прелата. Погнутая башня больше не качалась, найдя точку равновесия, и было похоже, что в таком виде ей суждено остаться навсегда. Колдун не мог вообразить способ вернуть ее в нормальное положение без угрозы обрушить окончательно.

— Когда гром грянул в ясный день, я удивился, — сказал кардинал, когда чернокнижник вернулся на место. — Когда гром начал сыпать оскорблениями, я удивился еще больше и все-таки выглянул. И не прогадал. Но почему вы остановились? Думаю, нагибать башенки было очень забавно. Устали?

Колдун поведал о защитном куполе.

— Ах, вот оно что. Но вернемся к делу. Спрошу прямо: чего вы от меня хотите и что можете дать взамен? Да, звучит немного неприлично для священнослужителя, но ведь я еще и политик, так что не вскидывайте брови так удивленно.

— Хорошо, — кивнул колдун. — Буду отвечать по порядку. Чего я хочу? Чтобы вы предоставили мне полную индульгенцию и отпущение грехов. Технически вы все равно не в силах меня наказать, так что это всех избавит от многих неудобств. Далее, хочу, чтобы Церковь не вмешивалась в мою схватку с магами. Конечно, было бы идеально ее вообще избежать, но Архимаг попытается меня уничтожить даже вопреки прямому вашему запрету.

— Еще бы, — кардинал покосился в окно.

— Нет, есть другая причина. У него есть веские причины считать меня Девятым Демоном и даже некоторые доказательства.

— Мне стоит начать беспокоиться? — уточнил прелат.

— Нет. Иоганн и Генрих просто не владеют всей информацией. Но оставим это, я уже понял, что вы и так ничего не собираетесь предпринимать, пока шум не утихнет, поэтому переходим к следующему желанию. Я хочу жениться на вашей троюродной племяннице — Элизе фон Берхаген.

— Многие хотят, — равнодушно кивнул кардинал. Нет, шокировать этого человека было решительно невозможно.

— То есть вы не против?

— Я против, но мое личное мнение несущественно. Церковь признает брак, если он будет заключен по правилам. Правда, не знаю, где вы найдете достаточно сумасшедшего священника для обряда, но это уже ваши трудности.

— Замечательно, я знал, что вы не станете на пути у влюбленных. Собственно, это все, что мне от вас нужно.

Кардинал задумчиво поправил шапочку и произнес:

— В общем, вы хотите, чтобы я признал вас невиновным и больше не вмешивался в вашу жизнь. Поскольку вас преследует именно церковный суд, я могу это сделать. И мы даже сможем обойтись без полноценного судебного заседания, от которого все равно не будет никакого толку, потому что к таким тайнам можно допускать только кардиналов, а они изначально согласны со всем, что я скажу. Но зачем мне это? Даже если вы не Девятый Демон, вы определенно его приспешник, потому что действуете его методами. О чем вы вообще думали, когда воскрешали солдат для войны? Почему я должен закрыть глаза на такое богохульство?

— Но ведь сработало же, — возразил колдун, отметив осведомленность собеседника. — Кочевники отступили, Шойта исчез. А без него боевые маги быстро загонят варваров обратно в их дикие степи.

— Может быть да, а может быть нет, — протянул прелат, поправляя внушительный золотой перстень на безымянном пальце. — Я не могу принимать решения на такой зыбкой основе. А если хан вернется? Я буду выглядеть вашим соучастником. Но пока отложим спор. Я еще не выслушал, что вы собираетесь сделать для Церкви.

Колдун потер щеку.

— Я думал, вы окажетесь более...

— Фанатичным?

— Верующим. Но вы ведете себя как банкир, а не как церковник.

— Кардиналом становится не тот, кто зубрит догматы, а тот, кто эффективно принуждает остальных это делать. Я мог бы притвориться, но вы не часть моей паствы, поэтому мне ни к чему пытаться произвести на вас хорошее впечатление.

— И вправду, — кивнул чернокнижник. — Но это немного обесценивает мой следующий аргумент. Иоганн и Генрих живут так долго благодаря сделке с демоном, и я надеялся, что эта информация заставит вас загореться праведным гневом и стать на мою сторону.

— Я давно это знаю, — по-прежнему невозмутимо сказал прелат. — И уже убедился, что они не несут вреда вере и Империи.

Чернокнижник вздохнул.

— Я понимаю. У вас все хорошо отлажено, система работает и всех удовлетворяет, и мои попытки что-то изменить заведомо обречены на неприятие.

— Верно.

— Но перемены неизбежны. Я уже здесь, начало положено, и в ближайшие дни равновесие будет нарушено. Принять мою сторону для вас — способ избежать хаоса.

— Только если вы возьмете верх, — заметил кардинал. — Ваша недавняя схватка с Архимагом закончилась ничем. Вы, несомненно, были в замке Святого Ангела, но Великий Инквизитор все еще жив. Почему я должен верить, что вы способны победить?

— Потому что в противном случае может произойти большая неприятность, — скрепя сердце, ответил чернокнижник. Ему не хотелось делиться своими соображениями с прелатом, но другого способа переманить всеведущего церковника не было. — Архимаг думает, что я Девятый Демон. Как думаете, что он предпримет?

— Наверняка есть какие-нибудь специальные магические инструменты и техники на этот случай.

— О да. Есть. Вы когда-нибудь слышали про звезду Девятого Демона?

Кардинал снова посмотрел в окно.

— Вы всерьез полагаете...

— Да. Я не Демон, поэтому попытка запечатать мою силу с ее помощью может привести к катастрофе.

— Тогда мы обязаны убедить Архимага, что...

— Ничего не выйдет. Говорю же, у него есть доказательства. Иоганн — самый осведомленный человек в мире, и он не оценит ваше вмешательство. Скорее всего, он решит, что я вас чем-то подкупил, как поступил бы настоящий Девятый Демон.

Его высокопреосвященство нахмурился.

— Именно это вы сейчас и делаете. Вы ведете себя точно так же, как вел бы себя этот враг рода людского.

— Видите? Даже вы сомневаетесь, хотя знаете правильный ответ. Что уж говорить об Архимаге, изначально введенном в заблуждение?

— Мне, безусловно, льстит, что вы ставите мой ум выше мышления сильнейшего мага в истории Империи, но шансы, что ошибаюсь именно я, гораздо выше. Но, допустим, я вам верю. Что тогда я должен делать?

— Ничего, в том и смысл. Церковь не должна вмешиваться в схватку, а также стоит удержать Инквизицию.

— Не понимаю, зачем вам это, — покачал головой кардинал. — Монахи могли бы помешать магам выступить против вас.

"Потому что я хочу воспользоваться ошибкой магов и отобрать у них Звезду", — подумал чернокнижник, но вслух такого говорить было нельзя, поэтому колдун выразился туманно:

— Таков план. Мы с магами деремся, а Церковь стоит в стороне, чистая и непорочная. Потом я побеждаю, правда вскрывается, народ негодует, что их столько лет обманывали два демона, вы тоже негодуете и полностью меня оправдываете.

Прелат задумался. Пока он сидел, неторопливо постукивая пальцами по крышке стола, колдун магически читал закрытую книгу, лежащую рядом. "Великий замысел" некоего Стефана фон Хоука внезапно оказался не богословским чтивом, а вполне себе научным трудом по космогонии, и заинтересованный чародей пообещал себе позже раздобыть экземпляр.

— Вы могли начать этот разговор после вашей великой схватки, — наконец, заговорил прелат. — И тогда бы у меня не возникло ощущения, что мы делим шкуру неубитого медведя. Но вам почему-то стало важно заранее убедить меня. Почему?

— Это же очевидно, — пожал плечами чернокнижник. — Уже половина столицы знает, что я вернулся. Скоро они узнают также и то, что Инквизиция прекратила меня преследовать. Люди потребуют от вас объяснений, и без этого разговора вы наверняка одобрили бы охоту на меня со стороны магов, после чего мое помилование было бы почти невозможно. Но теперь вы лучше понимаете ситуацию и можете избежать слишком жестких заявлений, чтобы оставить мне возможность восстановить честь, не компрометируя Церковь.

— Вы уже нас всех скомпрометировали, — заметил прелат. — Но я понял. Действительно, я бы наговорил о вас много такого, после чего вас считали бы врагом всего человечества. Думаю, я даже публично поддержал бы версию о вашем демоническом происхождении.

— Это было бы печально.

— Для вас — да.

Колдун улыбнулся.

— Мне больше нечего сказать. Если вы приняли какое-то решение, озвучьте его, пожалуйста.

— Тут нечего решать. Я не буду делать громких заявлений, пока все не завершится. Постараюсь удержать фанатиков от вмешательства. В случае если вы справитесь и публично покаетесь, оправдаю вас.

— Вы оказываете мне большую услугу, — вежливо сказал колдун.

— Да. И однажды, впрочем, такой день может никогда не наступить, я попрошу вас вернуть долг.

Колдун улыбнулся еще шире.

— Мне жаль, что мы не познакомились раньше.

— Ответьте мне только на один вопрос, и можете считать, что мы пришли к согласию.

— Я слушаю.

— Почему Шойта не убил императора лично?

Чернокнижник недоуменно моргнул.

— А почему вы спрашиваете?

— Потому что я могу найти логичное объяснение всему происходящему, кроме этого. Следовательно, я чего-то не знаю. Какой именно информацией я не владею?

Колдун восхищенно посмотрел на прелата.

— Ваше высокопреосвященство, я поражаюсь широте вашей любознательности. Но ответ довольно прост, если знать все факты. Хан получил силу от Седьмого Демона. Этого достаточно, чтобы вы сделали выводы, или мне разъяснить?

— Седьмой Демон, — пробормотал кардинал, глядя в стол. — Покровитель тиранов. Карл Нибенг был приятным в общении человеком, но он задушил всю оппозиционную аристократию, держал членов семьи под замком и насадил в стране жесткую цензуру. Несомненно, он был выдающимся тираном.

— Именно, — кивнул чернокнижник. — Поэтому хан не мог убить его с помощью силы своего владыки, так он нанес бы Демону оскорбление, и поэтому ему пришлось прибегнуть к сторонним средствам.

— Проще, чем я ожидал, — признался кардинал. — В следующий раз спрошу что-нибудь более интересное.

— Постараюсь не разочаровать, — пообещал колдун. — Полагаю, наша беседа подошла к концу?

— Да. Я бы сказал, что вы можете идти, но это прозвучит слишком надменно и оттого небезопасно в адрес существа, способного гнуть в дугу крепостные башни.

Голос прелата звучал ровно, но чернокнижнику отчетливо слышалась издевка. С другой стороны, колдун осознавал, что вполне ее заслужил, ибо трудно было найти более нелепое применение полученной неограниченной силы.

— Об этом еще сложат песни, — невозмутимо ответил он. — Но мне пора. Пожалуйста, прикройте глаза, мой способ перемещения может повредить зрению окружающих.

Кардинал последовал совету, и колдун в очередной раз превратился в поток света.

Глава 7.

В главном здании цеха колдунов чернокнижник был всего дважды: через пару дней после открытия, чтобы заключить формальный договор, и за несколько часов до побега из столицы, когда передал свои коллегам трофейный амулет инквизитора. Оба раза осмотреться не получилось, сначала из-за того, что смотреть в пустом здании было не на что, а затем на это просто не хватило времени.

Само здание было выкуплено Мигелем у одного разорившегося промышленника, и первоначально в длинном двухэтажном строении располагались ткацкие станки, которые прежний хозяин впоследствии вывез вместе со всей прочей мебелью. Колдунам достались два этажа пустоты между обшарпанными кирпичными стенами без каких-либо внутренних перегородок.

Но чародеи не сидели сложа руки, и ныне чернокнижник брел среди разнообразных аппаратов и станков причудливых форм, сотворенных с помощью магии для изготовления магических вещей. В самом здании цеха располагались только колдовские инструменты, но по соседству также находились две кузницы, в которых колдуны размещали заказы, когда им требовалась "чистая" вещь, сделанная без участия чар. Еще чернокнижник припоминал, что его коллеги имели тесные связи с несколькими талантливыми ювелирами, стеклодувами и прочими узкоспециализированными ремесленниками, чью работу не могли в совершенстве копировать сами.

— Надо будет объединить все это в одну систему, — вслух подумал колдун.

Но чернокнижнику никто не ответил. Даже не сканируя цех магией, чародей понял, что его коллеги оставили здание. Впервые за год во всем цеху царила тишина.

Однако некий объект, порождавший возмущения магического поля, все-таки присутствовал. Колдун неторопливо обошел некий громоздкий аппарат непонятного назначения, похожий на громадный медный колокол, и оказался в пятачке сравнительно пустого пространства, где стояли два сдвинутых стола и несколько стульев. Вероятно, то было место начальника смены или что-то вроде того, но колдуну пришлось оставить догадки при себе. На полу рядом со столами в алой луже лежал мертвый человек. Одетый во все серое, рыжий, слегка седой, он лежал ничком, вывернув шею налево, открывая взгляду наблюдателя шрам на лице. Из спины мертвеца, чуть ниже левой лопатки, торчала рукоять стилета.

— Все-таки ты не бог, — вздохнул колдун и присел около трупа на корточки.

Удар был рассчитан мастерски и угодил в самое сердце, а такую рану не смог бы исцелить даже самый великий чародей. Болевой шок просто парализует нервную деятельность, а к тому времени, когда удается хоть как-то сосредоточиться, уже наступает смерть от потери крови.

Но было в мертвеце что-то неправильное. Чернокнижник добрый десяток секунд пытался внятно оформить свои подозрения, пока не понял: от остывшего мертвеца, каким бы сильным колдуном он ни был прежде, не должно было так веять силой.

Улыбнувшись догадке, чародей провел рукой над трупом, творя заклятье рассеяния, и тотчас же тело окуталось густым синим пламенем. Спустя пару секунд от мертвеца осталась только лужица крови с лежащим посреди нее кинжалом.

— Браво, некромант, — фыркнул колдун и встал. — Идеальная копия. Выходи.

— Благодарю, — иронично произнес Залмоксис и снял маскировку.

Некромант, скрестив ноги, гордо восседал на столе и самодовольно улыбался.

— Ты бы так не смог, — ехидно заметил он.

— Да, — легко признал чернокнижник. — В этом тебе равных нет, старый пройдоха. Обмануть, обвести вокруг пальца, обыграть чужую игру — это ты умеешь лучше всех. С самого начала работал с Мигелем?

— И не только с ним.

— Да уж... а тебе не кажется, что план отдать меня в руки монахам, чтобы спровоцировать колдунов на ритуал был, мягко говоря, рискованным?

— Это ты Мигелю скажи, — усмехнулся некромант. — Ему нужен был повод воскресить Антонио. Наивный глупец думал, что сможет пленить и допросить призванного графа, а затем либо самому овладеть тайной техникой, либо закабалить пленника как демона.

— Ну, теоретически это возможно, — прикинул в уме чернокнижник. — Не стоит судить Мигеля слишком строго. Кто из нас поступил бы иначе?

— Оба. Ты бы не стал сдавать сильного союзника врагам, слишком уж ты гордишься своим благородством. А я бы не стал проводить сомнительный ритуал, всех последствий которого не могу просчитать. Де Варга поступил жестоко и необдуманно, и неудивительно, что его план провалился.

— Да, наверное, ты прав, — подумав, согласился чернокнижник. — Значит, ты действовал как бы по указке де Варга. А что случилось потом? Он устранил опасного свидетеля?

— Ага, — беспечно кивнул некромант. — Мальчишка решил, что сталь заставит меня молчать вернее золота. Разумный подход, такие вещи я одобряю и практикую сам, поэтому предугадать нападение было нетрудно.

— Мальчишка? — со смешком переспросил чернокнижник. — Ему скоро пятьдесят.

— А мне почти вдвое больше, — пожал плечами некромант. — А о твоем возрасте вообще говорить бессмысленно, учитывая, что с Той Стороны времени как такового нет.

Чернокнижник улыбнулся.

— Сразу меня узнал?

— Почти. Когда ты ответил, что я могу "попытаться" тебя убить, меня озарило. Так мог сказать только ты. Да и предыдущие твои деяния, вроде сожжения инквизиторов, никто бы не смог повторить. Такой непредумышленный юмор — как раз в твоем духе.

— То есть ты заранее знал, что я вернусь? — прищурился чернокнижник. — Я не верю, что мы столкнулись на том поле случайно. Таких совпадений не бывает.

— Ты вообще ни во что не веришь, насколько я помню. Это ты научил меня сомневаться в самых, казалось бы, очевидных утверждениях. Ты, несомненно, безумный параноик, но в нашей работе это, скорее, полезное качество.

— Ладно, — с видимым неудовольствием, но без протеста кивнул чернокнижник. — Я не буду тебя пытать, если ты не хочешь говорить. Ты не мог провернуть свою аферу самостоятельно, и просто пытаешься скрыть от меня своих сообщников.

— Проницателен, как всегда, — одобрил некромант. — Обнимемся? Все-таки встреча старых друзей.

— Обойдемся, — решительно отказался чернокнижник.

— Осколок льда в твоей груди не знает чувств, верно? — хмыкнул некромант и ловко спрыгнул со стола. Что бы он там ни говорил о своем возрасте, двигаться ему удавалось с грацией юноши.

Чернокнижник отвернулся и тщательно осмотрел цех, используя магическое зрение. Колдовские станки немного искажали картину, однако чародей все-таки сумел установить, что ни людей, ни полезных зачарованных вещей в здании не осталось.

— И все-таки, откуда Мигель узнал о возможности воскрешения?

— Полагаю, от тебя, — отозвался некромант.

Чернокнижник резко обернулся. Залмоксис с любопытством вертел в руках стилет, которым был убит его голем.

— Поясни.

— Ты искал книгу у Элизы, верно? И правильно сделал, потому что "Загадки" спокойно хранились у ее отца все эти годы. Герцогиня прочла весь том и, разумеется, ничего не поняла. Что нельзя ставить ей в вину, поскольку записанная там история жизни почтенного преподавателя философии по прозвищу Кулак при буквально прочтении не имеет совершенно никакого отношения к нашему делу. Ну, подумаешь, заключил скучающий интеллигент неприличное пари с бродячим торговцем, не смог выполнить условия, за что и поплатился сначала жизнями родных, а затем и своей головой. Жуткая история, но реалистичная.

— Я в курсе, о чем эта книга, — заметил чернокнижник.

— Еще бы. Но герцогиня — дама честолюбивая, она захотела разобраться и вполне предсказуемо обратилась за помощью к своему учителю. Тот тоже не сразу понял, в чем дело, но твоя репутация, мой друг, столь ужасна, что твой интерес к скучной книжонке показался ему загадочным и многообещающим. Так и вышло. Заменив Кулака графом де Софо, торговца — Девятым Демоном, и творчески пересмотрев некоторые подробности, они внезапно получили сложную пошаговую инструкцию по превращению человека в некое бессмертное существо посредством жертвоприношений, кровавых ритуалов и, самое главное, путем добровольного принятия смерти.

— Но Кулак не стал бессмертным.

— Верно, — согласился некромант. — Согласно книге, в последний миг он попытался разорвать договор и сбежать, но разъяренный торговец убил его. Но ведь с его светлостью все иначе?

— А где ты в этом рассказе?

— Ближе к концу. Мигель обратился ко мне за консультацией и весьма разумно не стал ничего скрывать. Тогда речь еще не шла о самом воскрешении, лишь о его возможности. Я помог интерпретировать некоторые неясные места в книге, заодно поделился соображениями о структуре предполагаемого ритуала.

— Использовать Октавиана в качестве якоря тоже предложил ты? — ощущая в глубине себя растущий гнев, уточнил чернокнижник.

— Да. Ты... злишься? — удивился некромант.

— О нет, я всего лишь немного недоволен. А вот Октавиан в ярости.

Залмоксис озадаченно помолчал.

— Ты ведь не хочешь сказать...

— Именно это я и говорю. Он жив, по крайней мере, частично. Ритуал подействовал на нас обоих, но по-разному. И у меня нет даже предположений, как такое возможно.

— Он в тебе?

— Вроде того. Пока сила наполняет меня, все в порядке, но стоит мне ослабнуть, как он рвется наружу.

— Это может тебя убить, на этот раз по-настоящему, — задумчиво сказал некромант.

— Сомневаюсь. Но ни к чему хорошему это не приведет. Ты еще помнишь наши опыты по разделению души?

— Те, которые закончились ничем, потому что, как выяснилось, делить было нечего? Конечно, как я могу забыть один из самых обидных провалов моей жизни?

— Мне пригодится твой опыт.

— Я к твоим услугам, — пообещал некромант. — Я чувствую себя виноватым, что чуть не заморил тебя во время перевозки. Понимаешь, монахи бы заподозрили ловушку, привези я тебя в более приличном виде.

— Не понимаю и не хочу понимать, — отрезал чернокнижник. — Можно было обойтись без этого спектакля.

— Нет, колдуны согласились бы с доводами Мигеля о необходимости воскрешения только при чрезвычайных условиях, поэтому пришлось их создать. Гордись, тебя воспринимали как символ борьбы за права колдунов.

— Воспринимали? А сейчас что?

Залмоксис ехидно захихикал и обвел руками цех.

— Да, и что здесь произошло?

— Мигелю и его подельникам хватило ума восстановить картину. Вернее, они думают, что хватило, поскольку моя неоценимая помощь снова ввела их в заблуждение.

— Поясни, — потребовал чернокнижник.

— Они не смогли проследить поток силы, что неудивительно, но зато смогли с помощью своих новых приборов зафиксировать невозможно могучий всплеск энергии в замке Святого Ангела. Эх, даже зависть берет, в наше время такие игрушки были только у магов. В общем, они оценили масштаб выброса, ширину врат и пришли к логичному выводу, что наступает конец света, ибо с такими громкими фанфарами мог явиться только кто-то из Великих Демонов. А когда сюда пришли два бледных мага и поведали, что Девятый Демон вселился в тело чернокнижника Ханса Безымянного, то твои бывшие друзья лишились последних сомнений.

— Ты снова умолчал о своей роли.

— Ах да. Еще раньше я убедил Мигеля, что граф де Софо проводил эксперименты не только над самим собой, но еще и над своим незаконнорожденным внуком. Точная дата рождения Ханса Безымянного никому не известна, так что ты вполне мог родиться до казни де Софо. Октавиан, например, родился за два месяца до нее, ты тоже успевал.

— Внуком? — чернокнижник не выдержал и расхохотался.

— Да, Мигель был свято уверен, что вы с Октавианом братья. Не так уж он и ошибался, в общем, но все равно забавно. Я лишь сыграл на его вере. Далее, Инквизиция ведь однозначно утверждала о связи графа с Девятым. Так что мы имеем чудесный список: безумный колдун, Девятый Демон, проклятие крови и младенец, испорченный темной магией еще до рождения. Что же можно составить из такого набора архетипов, не подскажешь?

— Что угодно. Но колдуны и маги составили пришествие Сына погибели.

— Они предпочитали использовать термин "Зверь". Однако мы забегаем вперед. Когда ритуал воскрешения провалился, Мигель устроил совещание, чтобы разобраться. И я высказал догадку, что, возможно, мы сплясали под дудку Девятого Демона и принесли ему последнюю необходимую жертву. Из текста "Загадок Алкуина" такой вывод можно было только в припадке религиозной истерии, но объяснение удачно охватывало прочие факты, благодаря чему его приняли почти без возражений.

— А потом пришли маги.

— Да. Мастера объявили тревогу, все ушли за магами, а мы с монсеньором де Варга остались наедине. К чему это привело, ты видел. Кстати, почему у него такое странное прозвище — "монсеньор"? Не похож он на церковника.

— Его отец был епископом. А также дед и даже прадед.

— Надо же, — изумился некромант. — В семье не без... хотя, нет, этот не тот случай. В общем, мой голем был убит, я подождал, пока Мигель уйдет, и пришел сюда сам. Я знал, что ты скоро объявишься, правда, не думал, что придется ждать почти два часа. Где ты был?

— Да так. Погулял по городу, немного повоевал, встретился со старым другом, завел нового, потом снова прогулялся. Я искал колдунов, но никого не обнаружил, поэтому сомневался, стоит ли сюда приходить.

— "Немного повоевал", — саркастично повторил некромант. — У тебя от собственного могущества голова закружилась?

— Да, — спокойно кивнул чернокнижник. — Избыток силы действует как наркотик.

— Хм. — Залмоксис на миг показался смущенным. — Прошу прощения. Я плохо представляю, что с тобой сейчас происходит. Но раз уж ты меня вспомнил, значит, все сложилось хорошо. Ты ведь вспомнил? Просто ради интереса: можешь назвать мое имя?

— Которое из них? Я вспоминаю четыре разных имени и несколько прозвищ. И я не представляю, есть ли среди них настоящее.

Залмоксис удовлетворенно кивнул.

— Ты помнишь. Ладно, у тебя есть план действий?

— У меня-то есть. А у тебя? Зачем ты поддерживал легенду о моем демоническом происхождении?

— Чтобы стравить тебя и магов, — пожал плечами некромант. — И чтобы увидеть Звезду в действии.

Чернокнижник вздохнул и покачал головой.

— Возможные жертвы тебя, конечно же, не волнуют.

— Как и тебя, — с усмешкой ответил Залмоксис. — Признайся, ты уже обдумывал это. Все складывается просто идеально. Учти, второго шанса не будет, они ведь не идиоты, со временем они поймут свою ошибку.

— Ты знаешь меня слишком хорошо, — проворчал чернокнижник. — Хорошо. Сделаем это.

Некромант весело хлопнул в ладоши.

— Нам нужно оружие, — заявил он, осматривая расставленные вокруг станки. — Ты умеешь пользоваться чем-то из этого?

— Нет, — признался чернокнижник. — Даже не представляю, для чего нужна большая часть всех этих штук.

— Жаль. А у тебя есть что-нибудь в тайниках? — В существовании самих тайников некромант, похоже, был абсолютно уверен.

— Есть. Но ближайшее укрытие в сутках пути отсюда, а перемещаться на такое расстояние опасно. Если я слишком ослабну... — чернокнижник не стал продолжать, ибо сам неважно представлял, что может произойти, если Октавиан прорвется к управлению телом.

— Плохо дело, — протянул некромант. — У меня тоже пусто. В твоих карманах не было ничего интересного, и я все оставил монахам.

— Кстати... — озадаченно произнес чернокнижник. — Дневник...

— Что? — не понял Залмоксис. — Какой дневник?

— Неважно. В общем, у нас ничего нет. Придется действовать по старинке, одной лишь силой.

Некромант криво улыбнулся так, что шрам на щеке показался продолжением рта. Выглядело это довольно жутко.

— Настоящая магия, без грязных трюков и волшебных артефактов? Ха, достаточно дерзко и благородно для тебя.

— Хватит постоянно называть меня благородным. После всего, что я сделал...

— Глупости, — вдруг раздраженно перебил некромант. — Мы занимались исследованиями. И время показало, что мы были правы. Так что хватит ныть!

Чернокнижник промолчал.

— Надо подумать, как именно они попытаются тебя схватить, — принялся вслух рассуждать Залмоксис. Произнеся это, некромант еще раз огляделся и предложил, — но сначала давай покинем это место. В твоем присутствии сложно заглядывать в будущее, но у меня определенно дурное предчувствие.

Чернокнижник покорно пошел вслед за некромантом. Слова рыжего обманщика побудили его задуматься над дальнейшими действиями Архимага, но, как выяснилось, размышлять особенно было не о чем. Существовал только один надежный и проверенный веками способ пленения демонов, против которого нечестивые твари до сих пор не смогли изобрести никаких контрмер. Что бы ни задумали маги, всё, так или иначе, упиралось в один и тот же ритуал.

Колдуны прошли к выходу и толкнули хлипкую с виду, но почти неуничтожимую благодаря защитным чарам дверь, и вышли во внутренний двор. Здание цеха и ближайший участок земли окружал кирпичный забор в полтора человеческих роста высотой и с колючей проволокой сверху — защита от зевак, а не воров, ибо никто в здравом уме не стал бы красть у колдунов.

Стоило чародеям покинуть цех, как внутри здания что-то громко звякнуло, и мгновение спустя стены начали с треском ломающихся кирпичей складываться вовнутрь. Еще через пять секунд колдуны, отплевываясь и кашляя, недоуменно разглядывали огромную кучу камней и строительного мусора, в которую стремительно превратился цех, подняв обширное облако серой пыли.

— Ты ведь вошел не через дверь? — вытирая с лица сор, уточнил чернокнижник.

— Нет, я все время был внутри, — совершая аналогичные действия, ответил некромант. — А ты сразу переместился в здание?

— Да. Похоже, маги больше искали повод снести тут все, чем убить меня.

— Да уж, колдуны бы точно на такое не решились, — согласился Залмоксис. — Возможно, маги боялись, что ты воспользуешься станками.

— В таком случае они меня переоценили, — сплюнув комок грязи, попавшей в рот, мрачно сказал чернокнижник. — Наверное, заложенная бомба и давала твое дурное предчувствие.

— Похоже на то. Но знаешь, если подумать, в свете этого куда-то идти кажется плохой идеей. Кто знает, сколько еще ловушек маги расставили по городу? Будет потом проблематично доказать, что мы ни при чем.

— Ты-то с чего об этом заботишься? — удивился чернокнижник.

— Не у одного тебя в планах добиться легализации, — произнес некромант, назидательно подняв палец. — Кроме того, мое кредо — не привлекать внимания, ты же знаешь.

— Снова ты чего-то недоговариваешь, — скептически произнес чернокнижник.

— Как всегда, — согласился некромант. — Но оставим это. Предлагаю остаться здесь, раз эту бомбу мы уже, скажем так, нейтрализовали.

Чернокнижник пробормотал нечто-то неразборчивое и взмахнул рукой. В мусоре что-то заскрипело и просыпалось, а подле колдуна возникло грязное узкое кресло со сломанной ножкой. Чернокнижник это не смутило, и после пары заклятий обивка сидения очистилась, а заклинание равновесия заставило кресло замереть и не качаться. Усевшись и заложив ногу на ногу, колдун с победным видом взглянул на некроманта. Тот, ничуть не смутившись, прикатил телекинезом ближайший обломок стены и тоже сел. Чернокнижник брезгливо поморщил нос, но ничего не сказал.

— Итак, — воодушевленно начал Залмоксис. — Из нас двоих специалист по демонам — ты, так что говори первым. Как они могут пленить Девятого?

— Как и любого другого, — ответил чернокнижник. — Демоны не так скованны пространственно-временными рамками, поэтому их можно призывать. Думаю, именно это Архимаг и предпримет: попытается призвать меня в ловушку, блокирует под щитами, затем попытается применить Звезду.

— Значит, тебе всего лишь надо позволить себя вызвать, после чего отобрать артефакт и сбежать?

— Если бы, — вздохнул чернокнижник. — Призывать ведь будут не меня, а Девятого Демона, не забыл?

Некромант взволнованно запустил пятерню в свои рыжие волосы и взъерошил их.

— Они могут призвать настоящего Девятого?

— Вряд ли, — подумав, решил чернокнижник. — Они ведь будут использовать мой образ как якорь.

— Только образ? — уточнил некромант. — У них нет твоих вещей?

— Ничего у них... — чернокнижник вдруг оборвал себя и задумался. — На меня нападал голем.

— Это не я, — быстро сказал Залмоксис.

— Знаю. Это было давно. Но голем был защищен от моего восприятия.

— Значит, — подытожил специалист по нежити, — у создателя была какая-то часть твоего тела. Кровь, ноготь, волос — что-то из этого. Кто из чародеев имел доступ к твоему телу?

Чернокнижник в сотый раз мысленно перебрал варианты. Состриженные волосы и ногти он приучился сжигать еще в детстве, как и все остальные жители Империи, а своей кровью ни с кем не делился никогда.

— Не знаю, — признал он. — Никто и кто угодно одновременно.

— Значит, есть вероятность, что они до сих пор владеют частичкой тебя, — решил некромант. — Это усложняет задачу?

— Вообще-то, совсем наоборот, — удивленно ответил чернокнижник, поразмыслив. — Если призыв будет обращен ко мне, я его услышу, но из-за неверного имени не буду ему подвластен.

— То есть, ты сможешь притвориться, что пришел на призыв, изобразить Девятого Демона?

— Именно.

— А если у них нет частицы тебя?

— То могу не услышать. Или услышу, но не пойму, куда меня призывают.

Колдуны замолчали и снова погрузились в раздумья. Одинаково сосредоточенные и нахмуренные, они походили больше на профессоров, доказывающих сложную теорему, чем на двух отступников, планирующих преступление.

— Представь, что тебе надо призвать Девятого Демона, вселившегося в человека, — снова заговорил некромант. — И у тебя нет никаких материальных якорей, но зато есть множество магов и колдунов в распоряжении. Как ты поступишь?

Чернокнижник представил. При таком подходе к формулировке условий задача решилась легче.

— Материализую образ, — выдал он. — Это потребует уйму сил, но раз ресурсов у меня много, то должно получиться. Хм. Да, если у Архимага нет части меня, то для нас это ничего не меняет: я услышу зов.

— Великолепно. — Некромант довольно потер ладони. — Итак, ты услышишь зов и тотчас же полетишь по адресу. Им покажется, что ритуал прошел успешно, и Великий Демон предстал жалким смертным.

— После чего меня заживо зажарят с помощью Звезды, — кисло продолжил чернокнижник.

— Она не так работает, — улыбнулся некромант. — Я сумел кое-что о ней узнать, пока ты заново учился ходить, держать ложку, ругаться и ненавидеть человечество.

— Откуда?

— Источник достоверен, не сомневайся. Во-первых, Звезда создана людьми, а не Девятым Демоном. — Залмоксис принялся загибать пальцы.

— Это не секрет для всякого, что-нибудь понимающего в демонологии, — саркастично заметил чернокнижник. — Великим Демонам ни к чему развлекаться поделками.

— Во-вторых, она не призывает Демона, но высвобождает его силу.

— Это уже интереснее. Она может делать это против его воли?

— Похоже на то, — кивнул некромант и согнул третий палец. — В-третьих, наша давняя догадка о происхождении силы Иоганна и Генриха была верна. Они действительно нашли способ извлекать мощь Звезды безопасными порциями, а не всю сразу.

— Значит, тот случай с выбросом темной магии, который поэтами был назван Черной Былью, действительно не имел отношения к Звезде?

— Чего не знаю — того не знаю, — развел руками некромант. — Но слушай дальше. Такие игры со Звездой не могли пройти для них безнаказанно. Ты ведь видел Великого Инквизитора? Он был похож на человека?

— Немного, — хмыкнул чернокнижник. — Детям и молоденьким барышням он бы понравился.

— Даже думать не хочу, что ты имеешь в виду, — с отвращением сказал Залмоксис. — Но праведник Генрих хотя бы раскаялся и отказался от магии. Полагаю изменения в теле и разуме Архимага, который этого не сделал, должны были зайти еще дальше.

— А что насчет управления Девятым Демоном с помощью Звезды? Насколько я помню, в закрытых хрониках, что мы украли, было описано изгнания его в ад с помощью сего артефакта.

— Звезда просто впитывает в себя силу Демона без остатка. Что с ним происходит дальше, ты, наверное, представляешь лучше меня.

— Демонам приходится прилагать усилия, чтобы удержаться в нашей грани реальности. Следовательно, оставшись без сил, он просто падает обратно в бездну, — рассудил чернокнижник. — Ты полагаешь, на меня это не подействует?

— Трудно сказать определенно, — протянул некромант. — Но ты ведь не Девятый Демон. Скорее всего, на тебя она тоже как-то повлияет по понятным причинам, но точно не выбросит в ад. Ты принадлежишь нашему миру. Возможно даже, что ты сам сможешь воспользоваться ее зарядом.

— Как-то ты непривычно оптимистичен.

— Ладно, я снова знаю то, чего не могу сказать. Ты мне доверяешь?

— Нисколько. Но, если подумать, бояться мне уже нечего. Кроме того, ловушка будет рассчитана на демона, поэтому я смогу сбежать, если начнутся неприятности.

— Вот и хорошо, — одобрил некромант. — Осталось только определить, где именно тебя попытаются пленить.

— В университете, разумеется, — уверенно сказал чернокнижник.

— Ты всерьез полагаешь, что маги впустят к себе толпу отступников?

— Да, — сконфузился колдун. — Ты прав. Но университет — мощный источник силы, они не рискнут далеко отходить он него, чтобы в случае чего вернуться под его защиту.

— Значит, ты вернешься на ту площадь, — ухмыльнулся Залмоксис. — Это хорошо. Я тоже смогу поучаствовать.

— Не хочу тебя оскорбить, но разве от тебя будет польза?

— Даже не сомневайся.

Чернокнижник прищурился и обвел долгим взглядом унылый пейзаж вокруг. Мусор, ограда, темные крыши домов поодаль. Колдуны выбрали тихий район для своего логова.

— Знаешь, старый друг, это может показаться странным, но я понял, что накануне самой важной битвы в моей жизни мне совершенно нечем заняться.

Залмоксис иронично поднял бровь, но промолчал, заметив, что его собеседник собирается продолжить.

— Мне неоткуда взять зачарованные вещи, не нужны ритуалы наполнения, ни к чему советоваться со старым мудрым некромантом, потому что он, как выяснилось, упорно хранит свои секреты даже в такой час.

— Если это упрек, то он несправедлив, — сказал Залмоксис.

— Да нет, я не о том. Маги могут медлить еще целый день, что мне делать все это время?

— Жди, — пожал плечами некромант.

— Это скучно.

— И что ты предлагаешь?

— Тебе — ничего. А вот самому себе я предлагаю вернуться туда, где провел последние два часа.

— Я так и знал, что тут что-то нечисто, — усмехнулся некромант. — И что же это за место?

— О, это секрет, — мстительно ответил чернокнижник и встал. Сломанное кресло за его спиной тотчас же упало. — Скажу лишь, что это место — настоящая гордость Империи!

И колдун исчез, вспыхнув солнечным лучом.

— Гордость Империи? — пробормотал некромант, потирая слезящиеся глаза. — Где-то я это уже слышал...

Глава 8.

Маги тянули не день, и даже не два. За трое суток, прошедших со дня встречи с новообретенным старым другом, чернокнижник, проводивший дни и ночи в женских объятиях, почти забыл и о своем плане, и о существовании магов, и о мире за пределами стен борделя. Но нельзя обвинять чародея в излишней похоти, ибо практика показала, что состояние мягкого блаженства и возбуждения значительно ускоряли восполнение силы и ее усвоение. Чернокнижник наконец-то научился сдерживать свое свечение и перестал походить на ангела, кроме того, благодаря избытку силы присутствие Октавиана перестало ощущаться совершенно. Колдун даже порой надеялся, что рыцарь окончательно ушел в небытие. То было, конечно, печально, но неизбежно, если чернокнижник хотел сохранить здравый рассудок.

К великой удаче, зов застал чародея не в постели, а на пути из ватерклозета, не голым, а в брюках и расстегнутой рубашке, на которой были видны следы помады и вина.

— Вовремя, — оценил чернокнижник и переместился вслед призыву.

Это было несложно, ритуал вызова демона открывал в пространстве нечто вроде краткого туннеля, значительно сокращавшего расстояние между двумя точками. Правда, основная часть такого обходного пути проходила через потусторонний мир, и человека подобное путешествие, как минимум, свело бы с ума, но чернокнижник не был человеком во время перемещения — он был светом.

Как и ожидалось, маги начертали печать призыва на уцелевших плитках университетской площади, в короткой, но широкой полуденной тени главной башни. Кровью жертвенных животных они нарисовали двойной круг, радиусом, примерно, в полдюжины шагов, внутрь которого были вписаны пять пентаграмм. Умышленно неровно наложенные друг на друга, они напоминали розу румбов, используемую на картах, и чернокнижник стоял в самом ее центре.

Его присутствие оживило ловушку, отчего множество сверкающих фиолетовых дуг, повторяющих очертания внешнего круга, засверкали в воздухе. Быстро и хаотично вращаясь по осям диаметров круга, они образовали собой полупрозрачный купол над головой колдуна. Пентаграммы также начали светиться, но ярко-красным, и хотя чернокнижник был почти уверен, что демоническая ловушка над ним не властна, он остерегся сдвигаться с места.

Завершив осмотр сверкающей печати, он попытался сквозь ее магический заслон рассмотреть внешнее окружение. Было похоже, что маги собрали всех, кто только способен отдать хоть какие-то крохи силы: на некотором расстоянии вокруг ловушки тесным кругом в три, местами — в четыре ряда стояли чародеи. Лишь половина из них носила знаки отличия Гильдии — герб на одежде.

Колдун покрутился на месте, выискивая знакомых. Ему удалось обнаружить пару известных магов, виденных еще при дворе Карла, а также небезызвестного Марка Августа де Дьярго. Могучий маг, облаченный в форменную черную с золотом мантию, выглядел напряженным и встревоженным, но отнюдь не радостным. Хотя, ожидать от такого противника мстительности было бы глупо, никто не становится во главе Гильдии, если не может победить ненужную гордыню. Чернокнижник дружелюбно помахал ему рукой, но маг проигнорировал сей жест.

Продолжив осмотр, чернокнижник встретился взглядом с давними знакомыми. Нет, не с колдунами, а старыми магами, встреченными еще в прошлой жизни. Разумеется, они не узнали чернокнижника. Они тоже выглядели так, словно держали на плечах огромную тяжесть, из чего колдун заключил, что печать должна быть изрядно могучей. Это еще больше убедило его оставаться на месте.

Наконец, колдун увидел знакомых отступников. Мигель, Винсент и Родриго стояли рядом, одетые в белые мантии, обязательные для большинства экспериментов в цеху. Чернокнижник усмехнулся. Не только он не озаботился переодеться за три дня.

Трех титанов современной неофициальной магии окружали колдуны поменьше рангом, но порой ничуть не уступающие в силе. Чернокнижник нашел почти всех стоящих участников легендарного турнира, кроме азиата Рашида, с самого начала отказавшегося вступать в сомнительные организации, и чернокожего Сантьяго, представлявшего интересы цеха за морем.

Элиза, снова в мужской одежде, стояла позади Мигеля, и на лице ее застыла маска недоверия и страха. Она глянула чернокнижнику прямо в глаза, тот широко улыбнулся, отчего герцогиня вздрогнула и повернулась к стоящему рядом седому чародею, что-то втолковывающему женщине. Этого колдуна чернокнижник тоже узнал — именно он победил в поединке свою нынешнюю слушательницу, а потом убедил Мигеля покинуть турнир. Старик выглядел расслабленным и, казалось, совершенно не обращал внимания на возможного Девятого Демона. Чернокнижник ощутил смутное беспокойство. Седоволосый чародей, насколько помнил колдун, не был слабаком, и его видимая глубокая старость казалась противоестественной. Даже после сотни прожитых лет сильные чародеи выглядели лучше, и, попытавшись оценить возраст сгорбленного годами старика, чернокнижник пришел к совершенно фантастическим цифрам.

— О чем я вообще думаю? — тряхнув головой, вполголоса упрекнул себя чернокнижник. — Как будто нет ничего важнее.

Судя по тому, что колдуна окружала тишина, барьер блокировал звуки, но чародей не знал, был ли блок полным или же только односторонним, посему стоило помалкивать.

Минуты безмолвия тянулись, но ничего не происходило. То ли чародеи ожидали от мнимого Демона какой-то реакции, то ли просто пытались закрепить ловушку, но с их стороны не было заметно никаких активных действий. От скуки чернокнижник принялся изучать структуру печати. На исследующие знаки она вполне предсказуемо не откликалась, поэтому пришлось ограничиться простым осмотром вкупе с воображением и логикой. Колдун решил, что против него использовали комбинацию из стандартного защитного круга, доступного всем чародеям, и некоего экзотичного символа пятикратного призыва, незнакомого и тем самым потенциально опасного.

"Ха, никто и не ждал, что будет легко", — мысленно отметил колдун.

Чародеи продолжали тянуть время. Чернокнижник не выдержал и принялся проверять реакцию ловушки на боевые заклятия. Результаты его заинтересовали. Обычные знаки ловушка поглощала и легко превращала в часть себя, из чего следовало, что разрушить печать изнутри с помощью магии будет невозможно. Несколько секунд чернокнижник колебался, но потом любопытство победило, и он пустил во вращающиеся кольца световой луч.

"Плохая идея", — решил колдун, наблюдая, как вокруг него прожигают воздух яркие рикошеты. Печать не смогла переварить нетрадиционную магию, но сумела отразить заряд обратно, мгновенно превратив пространство внутри полусферы в камеру пыток.

К счастью, собственные лучи не могли причинить чернокнижнику вреда, но вот его рубашке и брюкам досталось. Левая брючина сгорела от колена до стопы, а в сорочке появилось несколько внушительных дыр.

Почесав бороду, колдун пришел к неутешительному выводу, что сбежать за пределы активной печати не получится, даже превратившись в свет. Конечно, обычные солнечные лучи проходили сквозь прозрачную оболочку ловушки, но световое перемещение имеет более сложную структуру, удерживаемую магией, из-за чего печать легко опознает чары и отбросит их обратно внутрь себя. С другой стороны, ловушка определенно требовала постоянной подпитки от чародеев снаружи, и чернокнижнику следовало просто подождать часок-другой, пока враги не вымотаются.

Но в стане чародеев наконец-то наметилось некое движение. Маги расступались, пропуская к ловушке кого-то, неторопливо шагающего от университета.

— Кто же это может быть? — иронично спросил сам у себя чернокнижник.

Иоганн, владыка Гильдии, одетый в строгую уставную сутану, подобную повседневной кардинальской, но небесного цвета, медленно приближался к печати. Вопреки догадке некроманта, Архимаг выглядел человечнее Великого Инквизитора, в его лице наблюдалась естественная легкая асимметрия, в уголках рта и глаз можно было рассмотреть сетку морщин, а неуместная сутулость Генриха начисто отсутствовала. Лишь глаза были неправильными — ярко-синими, без зрачков и белков. Залмоксис оказался прав в главном: если Генрих сохранил остатки человечности, противопоставив друг другу элементы своей двойственной природы, и оттого казался пародией на людей; то Архимаг полностью изменил свою сущность, благодаря чему выглядел гармонично.

По мере приближения Иоганна чернокнижник ощущал возрастающее жжение около сердца, будто некто горячий и тяжелый поселился там и порой дергался, пытаясь вырваться за пределы ребер. И причиной тому был слабо светящийся кристалл в поднятой до груди левой руке Архимага. Красивая многогранная и выпуклая пятиконечная темно-красная звезда, будто высеченная из огромного рубина, размером немного превышала человеческое сердце и, несмотря на форму, странно походила на этот орган. Извилистая сетка тонких черных трубок, похожих на вены, оплетала кристалл, но, самое удивительное и пугающее, Звезда пульсировала. Медленнее, чем билось бы человеческое сердце, и с меньшей силой, но пульсация была очевидна, и с каждым ударом обжигающая тяжесть в груди чернокнижника немного усиливалась.

— Вот она какая, — пробормотал колдун, неотрывно наблюдая за древним артефактом. — Красивая.

Архимаг не сбавил шаг перед барьером, а, словно не замечая, прошел сквозь фиолетовую грань, и лишь затем остановился.

— Здравствуй, отец лжи.

— Ложь существовала задолго до меня, — усмехнулся чернокнижник, прижав руку к груди. Обезболивающее заклятие не помогало, становилось трудно дышать.

Звезда постепенно разгоралась ярче.

— Я не совсем понимаю твои мотивы, — произнес Архимаг. На его лице во время речи двигались только губы, словно у бездушного кадавра.

— Ты многого не понимаешь, Иоганн.

— Возможно, — кивнул Архимаг. — Закончим это.

Он протянул руку со Звездой вперед, и в чернокнижника словно влили чан раскаленного свинца. Высунув язык от удушья, колдун закачался и упал сначала на колени, затем на четвереньки. Тело не подчинялось, сила неудержимым потоком покидала чернокнижника и утекала в Звезду, оставляя после себя не обычную усталость, но смесь боли, огня и тяжести. Дрожа от напряжения, взмокший от жара колдун из последних сил попытался встать, но лишь слегка поднял голову, после чего рухнул в рабском поклоне, ударившись лбом о каменную плитку.

Но Архимагу тоже было нелегко. Звезда в его руке уже не светилась, но горела, сжигая кожу ладони. Запах горелой шкуры распространился в воздухе. Однако лицо Иоганна оставалось неподвижным, хотя артефакт уже поджег рукав его сутаны.

Поток силы, исходящий от раболепно согнутого чернокнижника, не иссякал, и Звезда бешено пульсировала, словно находилась в груди жертвы насильника. Ее свет затмил солнечный, и видевшие всё это чародеи поспешили укрепить барьер печати, чтобы в случае взрыва погасить выплеск силы и свести возможные разрушения к минимуму. Фиолетовые обручи закружились так часто, что почти заслонили последующую сцену от сторонних глаз, но все же среди чародеев нашлись особо внимательные, кто заголосили, увидев нечто неожиданное.

Свет Звезды как-то разом померк наполовину, что по сравнению с прежним сиянием казалось почти что мраком, но новый источник света восстановил баланс яркости.

Из спины униженного чернокнижника, в клочья разорвав рубашку и тут же испепелив обрывки ткани, вырвались огромные огненные крылья. Размах их был столько широк, что края достигли границ барьера и к ужасу и изумлению собравшихся с легкостью разорвали могучие чары. Высвобожденная энергия ударной волной прокатилась по площади, выдергивая плитку, опрокидывая чародеев на спины и ломая кости особо неудачливым.

Все еще стоя на коленях, крылатый колдун выгнул спину, раскинул руки и, задрав лицо к небу, разразился безумным хохотом пополам с рычанием. Длинные золотистые языки пламени на его громадных расправленных крылах дрожали, словно перья на ветру.

Архимаг, стоявший внутри круга и потому не попавший под удар взорвавшегося барьера, опустил бесполезную Звезду, после чего, не найдя ничего лучше, резко вытянул вперед свободную руку и попытался поразить неожиданно воспрянувшего врага молнией. Нет, то была не тонкая извилистая плеть электричества, коей пользуются простые чародеи, но полноценный столп ослепительных искр, который обычно можно увидеть только в небе.

Логику древнего мага понять несложно, нападение — лучшая защита, а враг после даже неудачного удара Звезды должен был быть порядком ослаблен. И окажись на пути искры человек или демон, он был бы уничтожен или крепко ранен соответственно.

Но мишенью был выбран восставший с того света Октавиан, погибший в мучениях, запертый в чужом теле и удушаемый чужой силой, сам не ожидавший своего возвращения. Прежние пытки породили в рыцаре неудержимую жажду мести, а неожиданная свобода действий смешала мысли и чувства воина в тугой неразумный клубок. Октавиану требовался лишь толчок, чтобы обратить драконий гнев, человеческую изворотливость и демоническую силу в оружие возмездия. И Архимаг дал ему повод, сам подставившись под удар.

Бывшие руки колдуна покрылись темной змеиной чешуей, а пальцы удлинились острыми, черными и блестящими как обсидиан когтями, которые схватили брошенную молнию и погасили ее безо всяких усилий. Снова зарычав, тем самым открыв взгляду Архимага длинные клыки во рту, Октавиан взмахнул крыльями и стрелой взвился высоко в воздух, сделал там изящный кульбит и как сапсан ринулся вниз, в смертоносном пике на врага.

К сожалению, эффектность не способна стать заменой эффективности, и на подлете огнекрылый рыцарь наткнулся на поставленный Архимагом щит и был сбит в сторону мощным телекинезом.

Чародеи бросились врассыпную, уклоняясь от летящего по касательной к площади рыцаря. Пылающие крылья обернули его тело как кокон, и приземлился он довольно мягко. Рывком вскочив на ноги, воин снова оттолкнулся крылами от воздуха, но на сей раз ринулся прямо на врага по земле, занося руки для удара.

Архимаг, памятуя о действенности простого телекинеза, снова попытался оттолкнуть противника силовым толчком, но рыцарь заслонился крылом, погасив заряд, после чего, мгновенно подобравшись для удара, полоснул мага когтями. Такая грубая атака задела бы разве что ученика магии, но никак не главу Гильдии, и удар воина ушел в сторону. Архимаг не стал использовать щит, разумно посчитав его неэффективным против существа, способного разрывать изнутри демонические ловушки; вместо этого Иоганн исказил ближайшее пространство вокруг себя таким образом, чтобы физические объекты двигались в нем мимо тела мага. Это подействовало даже на свет, и облик Архимага стал размытым и колеблющимся, словно видимым из водной толщи, сотрясаемой волнами.

Заклятие не отняло у великого мага и секунды, а следующее, сотворенное без остановки, вновь отшвырнуло рыцаря прочь. Вращаясь вокруг своей оси, Октавиан вновь заставил чародеев разбегаться и пропахал своими крыльями часть площади, убедив собравшихся, что, несмотря на внешний вид, его огненные конечности имеют плотную осязаемую структуру.

— Какого черта тут происходит?! — выпалил Мигель де Варга, убегая от пылающего и стремительно падающего, словно метеор, рыцаря.

— Мне почем знать?! — раздраженно рявкнул бегущий рядом Родриго да Васко. Усатому хиберийскому колдуну досталось в предыдущее падение Октавиана: его белый халат вспыхнул как спичка, просто оказавшись рядом с крылом воина, и на лице и шее чародея теперь проступали волдыри, а правый ус почти полностью сгорел.

— Разве так должен выглядеть Девятый Демон?!

— Откуда мне знать?! — вконец взбесился Родриго.

— Это вообще не демон! — воскликнул бегущий следом за колдунами Марк Август де Дьярго, обгоревший ничуть не меньше отступника.

Колдуны обернулись на голос, и это их спасло.

— Пригнись! — крикнул Родриго и сбил мага с ног, увлекая за собой на землю. Над в ужасе обнявшимися чародеями низко пролетел, дохнув жаром, Октавиан.

Ошалелыми глазами проследив за набирающим высоту рыцарем, идеологические враги помогли друг другу встать и рысцой продолжили бег к краю площади, где уже собралось приличное количество чародеев. Мигель быстро высмотрел в толпе Элизу и остальных сильных колдунов, большая часть из которых не пострадала. Вообще катастрофы пока не произошло, и среди чародеев обеих фракций не наблюдалось потерь, в худшем случае пострадавшие получили по несколько переломов и ожогов, но ничего такого, что нельзя было бы исцелить с помощью магии.

Де Варга отыскал двоюродного брата и подошел к нему. Винсент ван Марум сидел на земле и напряженно колдовал над своей неестественно выгнутой правой ногой. От огня колдун не пострадал, но от первоначальной ударной волны защититься не успел и теперь пытался залечить перелом. Постепенно его конечность выпрямлялась, но судя по выражению муки на лице чародея, это проходило совсем не безболезненно.

Мигель молча склонился над родственником и подключился к работе. Через минуту от открытого перелома осталось только кровавое пятно на штанине.

— Я ценю это, — выдохнул Винсент, пока не делая попыток встать.

Де Варга, по-прежнему храня молчание, повернулся к университету магии, на фоне которого продолжалось невозможное сражение. Неделю назад, проходя по улице, Мигель видел драку городской вороны и бродячей кошки. Чародей не знал, что именно тогда не поделили животные, но теперь, глядя на порхающего по воздуху и пикирующего рыцаря и Архимага, раз за разом отбивающего все атаки, вспоминал тот поединок. Ворона точно так же пыталась с наскока поразить кошку, но ловкая когтистая бестия постоянно обращала птицу вспять, и обе они настолько увлеклись потасовкой, что не обращали внимания ни на что вокруг.

— Что это за тварь такая? — спросил с земли ван Марум.

Рыцарь, похожий на феникса, очертил пламенное кольцо вокруг согнутой башни и опять ринулся вниз на Архимага.

— Не представляю, — признался Мигель. — Де Дьярго что-то знает, — вспомнил он.

Упомянутый маг стоял неподалеку, холодным взглядом изучая действия непонятного врага. Отблески золотого огня крыльев рыцаря отражались в светлых глазах Марка Августа, будто маг был одержимым.

— Де Дьярго, — позвал Мигель, приблизившись.

Маг отвлекся от занимательного представления и посмотрел на колдуна.

— Если это не демон, то что это такое? — задал де Варга вопрос, волновавший всех присутствующих. Чародеи, доселе переговаривавшиеся, замолчали и обратили взгляды к своим лидерам.

— Я не знаю, — ответил маг. — Но Девятый Демон точно не мог выдержать удар Звезды, а для меньших демонов эта тварь слишком сильна.

— Возможно, это какой-то другой Великий Демон? — предположил кто-то из старых магов.

— Не знаю, — повторил де Дьярго. — Это возможно, но откуда ему взяться в теле Ханса? И зачем другому Великому сражаться с Архимагом?

— Чтобы завладеть Звездой? — подумав, озвучил Мигель свою догадку.

— Демоны не могут пользоваться силой других Демонов напрямую, их силы гасят друг друга, — возразил на этот раз кто-то из старших колдунов. — И не спрашивайте, откуда я это знаю, — после неловкой паузы добавил он.

Де Дьярго лишь махнул рукой.

— Нам сейчас не до междоусобиц. Эта тварь, похоже, враг всем нам.

И маг указал на рыцаря, пытающегося ударить Архимага крыльями. Похоже, великий маг счел это опасным и был вынужден отступить. Скакать телепортацией по площади он не стал, экономя силу, но неплохо обходился альтернативным методом: захватывая самого себя телекинезом, Иоганн словно выдергивал себя из-под удара, молниеносно оттаскивая в безопасное место. Менее умелый чародей переломал бы себе все кости, попытавшись повторить такой трюк, но Архимаг без усилий выполнял его снова и снова, заставляя озлобленного Октавиана жечь крыльями пустоту.

— Пока что он нападал только на Архимага, — услышали все громкое возражение. И не столько фраза, сколько голос, ее озвучивший, привлек всеобщее внимание. Герцогиня фон Берхаген, единственная женщина среди собравшихся чародеев, умудрилась вложить в свою речь одновременно язвительное презрение, недоверие и насмешку.

— И впрямь, — поддержал ее кто-то из отступников.

Мигель задумался. В кого бы ни превратился чернокнижник, это существо действительно проявило агрессию только к главе Гильдии. Прочих пострадавших вполне можно было счесть случайными жертвами, неизбежными при всякой серьезной схватке.

— Что будем делать? — тихо спросил Родриго, подойдя к своему коллеге. Обгоревший хибериец превосходил Мигеля силой и талантом, но в управление цехом предпочитал не лезть, самокритично признавая себя никудышным руководителем.

— Поддержим Элизу, пусть сами разбираются — вполголоса решил де Варга и громко продолжил, — герцогиня права. Это ваша битва. Мы и так поверили вам на слово, когда вы ошибочно назвали Ясона Девятым Демоном, и к чему это привело? Нет, я призываю колдунов не вмешиваться!

Марк Август бесстрастно оглядел чародеев вокруг себя. Толпа, минуту назад единая, теперь медленно разделялась на две части, маги и колдуны неторопливо отходили к своим собратьям. Де Дьярго понял, что настойчивость лишь ухудшит положение. Мигель назвал чернокнижника Ясоном, а не Хансом, что открыто свидетельствовало о симпатии к убийце инквизиторов, и сей жест был понятен всякому, кто хоть немного понимал ситуацию.

Остальные маги, тоже не дураки, пришли к аналогичным выводам. Устраивать совершенно неуместное массовое магическое побоище в центре столице не хотелось никому, и Марку Августу даже не пришлось ничего говорить. Старшие маги просто развернулись и пошли к университету. Сравнительно молодые, поколебавшись, двинулись следом. Де Дьярго с презрением посмотрел в глаза невозмутимому Мигелю на прощание, но промолчал, после чего догнал своих братьев и возглавил шествие.

— И что будем делать дальше? — глядя магам вслед, поинтересовался Родриго.

— Смотреть бои, — фыркнул неподвижный Винсент. — Ставлю золотой на Ясона... или кто он теперь?

— Ангел, — мрачно пошутили из рядов младших отступников.

Октавиан не обращал внимания на возвращающихся магов. Его злоба возрастала с каждым промахом, и если про обычных людей говорят, что они закипают от гнева, сравнивая ярость с кипящей водой, то пламенное безумие рыцаря можно было сопоставить с извергающимся вулканом.

Маги отнюдь не были самоубийцами и не стремились отвлекать на себя беснующегося демона, кем бы он ни был, не имея разумного плана. Если Архимаг мог сопротивляться атакам рыцаря, то большинство магов у себя склонностей к подобным подвигам не находило. Поэтому они остановились на полпути, чтобы обсудить стратегию.

— Ставлю еще золотой, что они попытаются поймать крылатого сетью, — объявил Винсент. Пережитая боль и абсолютная нереальность происходящего выбили колдуна из искусственно созданного им образа сдержанного и неизменно хладнокровного мастера, обнажив всегда прятавшегося в каждом ван Марум потомка северных грабителей — авантюриста и циничного игрока; но Винсент, кажется, пока не замечал, что потерял свою маску.

Мигель, коему больше повезло с наследственностью, с сомнением поглядел на своего родственника по материнской линии. Такой Винсент вполне мог ради интереса вступить в бой на стороне огненного демона или совершить что-нибудь не менее нелепое, поэтому де Варга опасался за брата.

Чутье не подвело Винсента, по праву считавшегося одним из сильнейших отступников. Маги, рассеявшись по площади, начали плести незримую сковывающую сеть. Поначалу они пробовали маскироваться обманными знаками, но крылатый рыцарь не обращал на них никакого внимания, продолжая загонять Архимага, так что маги быстро осмелели и перестали таиться. Объединенная сила десятков магов слилась в единое заклятие, и вокруг парившего в небе Октавиана проявилась сверкающая, переливающаяся сеть, на вид будто сделанная из ртути.

Она туго охватила крылья рыцаря, согнув их к туловищу. Не ожидавший такого нападения Октавиан провернулся штопором и вонзился в землю, как раз в тот курган, оставшийся от прошлого сражения, случившегося три дня назад.

Архимаг мигом заставил мерзлую почву расступиться, погружая скованного рыцаря все глубже. Маги поддержали его затею, усилив чары. Поскольку неведомая тварь не произносила никаких заклятий и с легкостью переносила магические атаки, но вполне реалистично взаимодействовала с обычными физическими объектами, идея закопать чудовище поглубже, чтобы оно не могло выбраться, показалась магам соблазнительной.

Спустя пару минут трепыхающийся рыцарь исчез в толще земли. Для надежности маги утрамбовали курган телекинезом, затем добавили сверху еще целую груду сломанной плитки и комков земли, отчего могильный холм стал втрое плотнее и вдвое выше.

— Оригинально, — похвалил Винсент.

— Почему-то я сомневаюсь, что это сработает, — Элиза снова выступила с позиций критика. — Вряд ли это нечто может задохнуться.

— Кто знает? — пожал плечами Мигель.

На площади наступило затишье. Выдохшиеся маги валились на землю, кое-кто бросился бежать в университет. Остальные по мере сил продолжали уплотнять и наращивать холм, но уже без недавней спешки.

— Лихо, — одобрил Родриго спустя пять минут, когда стало ясно, что крылатый демон не может выбраться. — Похоже, они его поймали.

Винсент грустно вздохнул и полез в карман за проигранной монетой.

Вперед неторопливо вышел упоминаемый прежде старик-колдун, все такой же невообразимо дряхлый и согбенный. На его старомодном черном сюртуке не было видно ни пылинки, средней длины белые волосы были гладко уложены назад, открывая небольшую лысину надо лбом, а бородка — аккуратная снежная эспаньолка — наполовину скрывала под собой тонкую улыбку. Древний мастер ухитрился избежать и ударной волны, и огня, и вообще выглядел так, словно вышел на прогулку перед обедом, а не на смертный бой с Великим Демоном.

— Не стоит торопиться, — вежливо посоветовал он Винсенту, указывая взглядом на монету.

Отступники с интересом поглядели на своего старейшего собрата. Мигель с некоторым раздражением вспомнил, что до сих пор не знает имени старика, который на личные вопросы неизменно учтиво и предельно искренне отвечал, что предпочитает хранить инкогнито, после чего продолжать его расспрашивать становилось решительно невозможно.

— Чувствуете? — спросил старик, обернувшись ко всем.

— Что именно?.. — попыталась уточнить Элиза и замерла.

Грань между реальностями стремительно истончалась, как будто нечто с Той Стороны изо всех сил пыталось разорвать вселенский барьер и вырваться в мир людей. Волны возмущений магического пространства прокатывались по площади, возможно, даже по всей столице, и в эпицентре их находился, несомненно, холм с крылатым демоном внутри.

— Я бы предложил всем нам немедленно обратиться в бегство, но не уверен, что это поможет, — бесстрастно произнес Родриго, нервно шевеля единственным уцелевшим усом.

— А знаете, что самое странное? — неожиданно спросил Винсент, вдруг вернув себе обычную холодность. — Врата уже открыты, но я не вижу ни одной твари, которая бы осмелилась в них сунуться.

И прежде чем кто-то успел ему ответить, курган взорвался. Плотный дождь из грязи и каменной крошки накрыл почти всех магов, но тем, кто стоял к холму ближе всех, не повезло еще больше. Словно живое существо золотой поток чистого пламени вырвался из земли и поглотил этих людей, мгновенно прожаривая их тела до костей, после чего принял форму огромного огненного шара и вознесся высоко вверх, выше башен университета. И там, будто бутон цветка, сфера развернулась — то демон расправил исполинские крылья, заслонив половину неба и затмив солнце. Ослепительный золотистый свет заставил чародеев склониться к земле, пряча слезящиеся глаза. Лишь Архимаг стоял неподвижно, глядя прямо на солнечную птицу, но никто этого не видел.

Не осталось во всей столице такого уголка, откуда нельзя было увидеть златокрылого. По всему городу и за его окрестностями люди перекрикивались, в страхе или благоговении указывая пальцами в небо.

Секунды или минуты длилась эта иллюминация — никто не смог бы сказать точно. Но настал миг, и феникс звездой понесся вниз, сложив крылья. Чародеи, маги и колдуны, помчались прочь с площади — размеры огненного метеора лишь немного уступали свободному пространству на ней. Но по мере приближения к земле огонь стремительно угасал, сияние меркло, и глазам открывалась все та же человеческая фигура в пламенном обрамлении.

А Звезда в поднятой навстречу демону руке Архимага, напротив, снова разгоралась и очень быстро. Обернувшись, Мигель увидел все это и понял, что пламя демона совсем погаснет еще до столкновения с магом. Но также колдун заметил, что его старейший коллега с неожиданной для его дряхлости резвостью идет к Архимагу. Де Варга остановился и стал наблюдать, гадая про себя, что именно задумал древний отступник.

Октавиан, согнув руки с растопыренными пальцами для удара, последние секунды не летел, но падал, ибо гаснущие, почти бесплотные крылья проносились сквозь воздух без сопротивления. Архимаг видел это и, левой рукой направляя Звезду, в правой ладони копил искрящийся заряд, готовый пронзить рыцаря, когда тот окончательно лишится сил.

И все бы так и произошло, если бы не старый колдун. За секунду до столкновения, когда Архимаг уже начал понимать вторую руку для финального удара, отступник вскинул руки и выплеснул собственную мощь. Но золотистые лучи света, удивительно похожие на цвет крыльев Октавиана, впились не в Архимага, а в рыцаря, и тотчас же его пламя вспыхнуло с новой силой.

Молния Архимага прошла по телу Октавина, не причинив никакого вреда; но вот ответный удар рыцаря наконец-то достиг цели. Наотмашь взмахнув когтистой ладонью, воин выбил бешено пульсирующую Звезду из руки Архимага, и та, вращаясь колесом, вонзилась в камень прямо под ногами старика-чародея.

Архимаг не растерялся и поставил на себя защиту. Тугая темно-фиолетовая сфера, прозрачная, словно сделанная из цветного стекла, окружила главу гильдии. Это спасло мага от нового удара рыцаря, чьи когти лишь скользнули по необычному щиту.

Дальнейшие события произошли одновременно. Архимаг повернул голову, чтобы отыскать упавший артефакт; старый чародей наклонился и протянул руку к горящей Звезде; Октавиан обхватил вновь пылающими крыльями защиту мага и ткнул в нее когтями. Черные лезвия заставили фиолетовую пленку задрожать и прогнуться, но Иоганн даже не смотрел на врага. Сквозь мутное стекло щита и движущееся золотое пламя он разглядел старика и издал нечленораздельный вопль, полный гнева, досады и страха.

Обернувшись к рыцарю, Архимаг, собрав, вероятно, всю оставшуюся силу, просто оттолкнул воина ладонями, рассеивая при этом свой щит, и крылатый воин в тысячный раз за последний час оказался отброшен на сотню шагов, проехавшись спиной по земле.

Всего мгновение заняло это у Архимага, но когда он обернулся, старик уже держал Звезду в руке и победно улыбался.

— Нет! — снова крикнул Иоганн, и тотчас старый колдун сжал пальцы.

Звезда Девятого Демона, едва ли не самый могущественный артефакт из созданных людьми, звякнул как разбитое стекло и рассыпался на крошечные осколки. Старик громко захохотал.

Октавиан, к тому времени вставший на ноги, дико заорал и схватился за голову. Его крылья надулись и лопнули, словно фейерверк, а сам воин упал на колени. Чешуя на его коже медленно пропадала, когти светлели и втягивались, и слабое белое свечение очертило небольшой ореол вокруг тела. Одежда на нем давно сгорела, и обнаженный человек, согнувшийся от боли обратной метаморфозы, выглядел даже жалко.

Архимаг тоже изменялся. Мелко задрожав, он завалился на бок и забился, будто в приступе эпилепсии. Белая пена шла из его рта, а сам он словно усыхал, становясь все более худым. Несколько секунд спустя от него осталась только скорченная и высохшая мумия в голубой сутане.

Старый колдун, наоборот, явно ощутил прилив сил. Выпрямившись и гордо вскинув седую голову, он неторопливой, но полной энергии пружинистой походкой направился к рыцарю-чернокнижнику, в котором изначальная личность уже восстанавливала свою власть.

Услышав шаги, чернокнижник отнял руки от лица и поднял взгляд. Кожа и пальцы колдуна снова обрели человеческий вид, и по расслабленному взгляду можно было догадаться, что самая мучительная стадия возвращения прошла.

— Здравствуйте, ваше сиятельство, — дружелюбно поздоровался старый отступник.

— И вам доброго дня... принц, — подумав, утомленно отозвался чернокнижник. — Но почему "сиятельство"?

— В старых королевствах к графам обращались именно так, — вежливо пояснил названный князем. — А "светлостями", как вы привыкли именоваться, тогда звали лишь герцогов. Но потом на трон взошел Готфрид Нибенг, все время путавший титулы, и значения обращений поменялись.

Чернокнижник кивнул.

— Занимательно. Я бы взял у вас несколько уроков истории.

— О, не стоит. Я ведь отец лжи, не забывайте.

Колдун сообразил, что стоит перед собеседником на коленях и, кряхтя, поднялся. Когда он снова посмотрел на старика перед собой, то отметил, что у того горит левый рукав сюртука.

— Ваше тело разрушается.

Старик с неудовольствием осмотрел горящую руку.

— Да, теперь, когда я восстановил свою силу, придется искать другую оболочку.

— Уж не меня ли... — содрогнувшись, пробормотал чернокнижник и отступил на шаг назад.

— Признаюсь, я думал об этом, — кивнул старик. Его зрачки постепенно разгорались, словно подсвеченные изнутри черепа красным огнем. — Но ничего не выйдет, мы несовместимы, что порождает интересные вопросы о вашей новой природе.

Чернокнижник снова вспомнил пророчество хана и озвучил его.

— Не стоит слишком доверять фанатику, насквозь пропитанному силой Деспота, — возразил старик. Его правый рукав тоже начал дымить. — Он был лишь марионеткой моего брата. Вспомните, он настолько проникся чужим образом мышления, что начал собирать под своей властью народы, вместо того, чтобы нанять сотню-другую отступников-убийц. К тому же, то самое видение ему послал я.

Чернокнижник оторопело посмотрел на собеседника.

— Мы все ведь с самого начала действовали по вашему плану, так? — догадался он.

— Когда у тебя в распоряжении сотни лет, ты можешь осуществить замысел любой сложности, — улыбнулся старик. Его ноги тоже уже горели, слегка потрескивая, больше напоминая дрова, чем плоть. — Но вы не кажетесь удивленным.

— У меня просто нет сил на это, — признался колдун. — И что же будет дальше?

— Если вы думаете, что я манипулирую всеми вами, то вы ничем не лучше догматичных болванов, — заметил горящий старик. — Звезда уничтожена, и никто больше не будет красть мою силу. Конечно, мне следовало заняться этим раньше, когда ее только создали, но ее применяли так редко, что я просто смирился с ее существованием. Тогда это не было обременительно. Но этот мерзавец, — старик покосился на иссушенный труп Архимага, — со своим братом смогли причинить мне непростительный вред.

— Но прийти лично и просто отобрать Звезду вы не могли, — продолжил за Демона чернокнижник.

— Да, — кивнул Девятый Демон, весь охваченный жарким пламенем. — Смешно, что я действительно хотел создать себе из какого-нибудь де Софо идеальную оболочку. Вы, друг мой, должны были достаточно походить на меня, чтобы Звезда ошиблась и смогла впитать вашу силу, но в то же время не копировать меня полностью, дабы возник парадокс, и проклятый кристалл взорвался. Угадаете, что пошло не так?

Колдун нахмурился, а потом расхохотался.

— Дракон!

— Да, — кивнул Демон. — Октавиан перенес с собой силу черного дракона. Теперь вы знаете, как они создаются.

— Из людей, — произнес чернокнижник. — И получилось, что я не только человек и демон, но еще и дракон. Из-за этого Звезда тянула силу слишком медленно, преодолевая сопротивление антимагической ящерицы, отчего Архимаг успел заметить подвох, и потому остановил ее. А потом, когда потратил в бою накопленную в ней силу, использовал ее снова, — озарило колдуна.

— Верно. Но благодаря попавшей в Звезду силе дракона, я смог взять кристалл в руки. Артефакт просто закоротило от смеси разных видов энергии.

— Ясно. А мой дневник — ваша вещь? Я ведь не вел никаких записей.

— Да, — ответил Демон. — Мне нужно было поторопить ваше развитие, поэтому я подкинул фальшивый дневник. Но, как вы могли заметить, события там описывались достоверно. Мне было важно, чтобы вы начали вспоминать свое истинное "я". А когда он потерял значение, я его уничтожил.

— Вот оно что, — пробормотал колдун. — Но почему вы мне все это рассказываете?

— Не хочу, чтобы между нами остались недомолвки. У меня напряженные отношения с братьями, отчего я не испытываю потребности заводить нового врага.

— Я обязан вам своей силой, — сказал чернокнижник. — Не будь моя кровь изначально изменена Демоном, заклятие жертвы бы не сработало.

— Но и ваши близкие бы не погибли, — возразил Демон. — Не знаю, значили эти люди что-нибудь для вас, но их гибель — результат наших совместных действий, а не только ваших.

Чернокнижник нахмурился, но снова кивнул.

— Их жизни были конечными величинами. Но моя теперь — бесконечная. Это неравенство, а не уравнение, бесконечность объективно имеет большую ценность.

— Если это вас утешает, — согласился Девятый Демон, уже почти сокрытый пламенем. — Но один из них еще жив. И вам стоит как можно скорее разделиться. Пока вы в одном теле, ни один из вас не обретет подлинного могущества.

— Но как это сделать?

— Простите, нет времени, — улыбнулся Демон. Его правая рука, совершенно черная, упала на землю и рассыпалась. — До встречи... младший брат.

Огонь полыхнул особенно сильно, из-за чего колдун рефлекторно заслонил лицо ладонью, а когда снова посмотрел на Демона, то увидел лишь обугленный остов человека, лежащий на переломанных черно-белых плитках.

Оторвав взгляд от печальной картины, чернокнижник обернулся и как следует осмотрелся. Если после предыдущей битвы по площади еще можно было спокойно передвигаться, обходя немногочисленные поврежденные места, то теперь уже всё её пространство напоминало перепаханное поле с кочками и рытвинами. Кое-где лежали обгоревшие мертвецы, в основном маги; колдун насчитал восьмерых. Возможно, их было больше, если допустить, что некоторых накрыло землей.

— Надеюсь, кардинал не заставит меня оплатить ущерб, — пробормотал чародей.

К нему, не смешиваясь, но параллельно одна другой двигались две группы людей: маги, грязный и местами побитые, и колдуны, сравнительно чистые и отдохнувшие. Ни те, ни другие особенно не торопились, перешагивая через кучи закопченных камней и остывающей грязи, но отступники, все же, выглядели увереннее. Некоторые из них даже сдержанно улыбались, правда, лишь самые молодые. Но поскольку голый чернокнижник вел себя спокойно и не превращался обратно в огненного демона, все чародеи понемногу успокаивались.

Маги с явным сожалением и порой даже гневом посматривали на мертвого Архимага, но явно не собирались выступать с обвинениями, не выслушав объяснений чернокнижника.

Пригладив растрепанную прическу и отметив, что колдовской огонь не тронул ни одного волоска, колдун стоял и ждал, пока чародеи подойдут достаточно близко. Не сговариваясь, обе группы остановились в пяти шагах от чернокнижника, рассыпавшись плотным полукругом.

— Ханс! — воскликнул де Дьярго, вышедший чуть вперед. — Ты можешь...

Но его тут же перебил Мигель, тоже выступив из общего ряда.

— Ясон! Что это было?!

Чернокнижник набрал полную грудь воздуха и торжественно провозгласил:

— Мое имя не Ханс и не Ясон. Я граф Антонио де Софо, первый истинный бессмертный среди людей!

Глядя на перекошенные лица как магов, так и колдунов, чернокнижник мысленно поклялся однажды создать картину, отображающую сей великолепный момент.

— Да, коллеги, — твердо продолжал чародей. — Я действительно вернулся с того света. И сделал это давно. Еще перед своей смертью я создал своей душе запасную оболочку, росшую в утробе обычной женщины, и потому смог обрести новое рождение буквально через несколько минут после казни. Я был убит, но не был мертв.

— Все это время ты притворялся? — спросил Марк Август, первым справившись с шоком.

— Не совсем, — уклончиво ответил граф. — Память и способности начали возвращаться ко мне недавно, и полностью я восстановился лишь три дня назад. Как видите, мой способ воскрешения не был совершенен.

Сдержанный ропот побежал среди чародеев, советовавшихся, возможно ли осуществить нечто подобное, или же Демон лишь обманывает собравшихся.

— Если бы я был Девятым Демоном, — громко заговорил Антонио, — ваша ловушка сработала бы, и Звезда отправила меня в ад.

То был сильный аргумент, но после устроенного чернокнижником разрушительного представления чародеи не могли просто поверить ему.

— Человек не мог совершить этого! — произнес незнакомый маг и стал рядом с де Дьярго.

— А я и не говорю, что я человек, — высокомерно ответил чернокнижник. — Я больше чем человек. Я тот, кем становится чародей, когда обретает абсолютную силу.

— Но почему ты убил Архимага? И что случилось со стариком? — спросил Родриго, тоже подходя ближе. — И, бога ради, в какую тварь ты превращался?

Чернокнижник вздохнул.

— Слушайте, это уже просто неуважение. Я голый и усталый, а вы меня пытаете. Это задевает мою честь.

Из рядов отступников молча вышел, слегка прихрамывая, Винсент, приблизился к графу и снял с себя белую мантию, слегка забрызганную грязью.

— Благодарю, друг, — тепло произнес чернокнижник, надевая на себя предложенную одежду. Запахнув полы одеяния, доходившего до щиколоток, колдун снова заговорил. — Вот так гораздо лучше. Ладно, я отвечу.

Винсент не стал отходить, лишь повернулся боком, чтобы одновременно видеть чернокнижника и наблюдать за реакцией чародеев.

— Архимаг использовал Звезду Девятого Демона, чтобы нечестивым и мерзким способом продлить свою жизнь, нарушая тем самым правила собственной Гильдии. Так он заполучил власть и сумел прожить два столетия, не состарившись ни на минуту. Его сообщник — Великий Инквизитор, тогда еще бывший магом гильдии, впоследствии раскаялся и отказался от магии, но это не отменяет его вины. Я поступил как настоящий сын Империи, бросив вызов богохульнику и уничтожив источник его демонической силы.

— Да ты сам преступник! — не выдержал де Дьярго.

— Никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление, — надменно ответил граф.

— Это из кодекса Карла Нибенга, — сказал один маг, узнав цитату.

— Верно, — кивнул чернокнижник. — А меня уже раз сожгли, так что перед законом я чист.

— Если ты действительно де Софо, — возразил Марк Август.

— Меня узнает всякий, кто был знаком со мной до казни, — невозмутимо произнес граф. — Полагаю, император распорядится провести соответствующую проверку, когда я подам прошение о признании меня живым. Пусть мое имущество давно распродали, мне достаточно, чтобы великое имя моих предков — де Софо — продолжило существовать.

— Да, — после недолгого молчания заметил Мигель, — Демон точно не стал бы говорить всего этого. Но что в тебя вселилось, когда Архимаг применил Звезду?

— Архангел, — уверенно заявил чернокнижник, породив новую волну ропота.

— Да что за!.. — раздраженно воскликнул де Дьярго и тут же закрыл рот, оборвав себя на полуслове.

И немудрено. Абсолютно все собравшиеся совершенно точно знали, что чернокнижник нагло лжет. И маги, и колдуны, разумеется, прекрасно понимали, что богословская небесная иерархия — лишь выдумка и пережиток темных веков мракобесия и суеверий, но также она была нерушимой церковной догмой; а открыто возражать против религии — верный способ привлечь внимание заинтересованных лиц из Инквизиции.

— Кардинал не согласится, — неуверенно произнес Винсент.

— Кардинал согласится, — твердо возразил граф, добавив тем самым на лица магов изрядную долю уныния, а колдунов, наоборот, заставив удивленно улыбнуться. — Потому что это единственное разумное объяснение.

— ...которое поможет избежать новой схватки, — пробормотал ван Марум, но его никто не услышал, кроме чернокнижника.

— А старик... — граф обернулся и грустно посмотрел на сожженное тело. — Когда ангел выбил из рук Архимага Звезду, старик подобрал ее и обратил ее силу на себя, без остатка забрал накопленную в ней энергию и разрушил опустевший кристалл. Если бы он сломал ее сразу, произошел бы чудовищный взрыв, а так он пожертвовал собой, чтобы предатель-Архимаг лишился свой силы. Старик знал, что избыток энергии убьет его, но смог безопасно рассеять большую ее часть. Он герой.

— Но это невозможно, — наморщив лоб, воспротивился неуёмный и чертовски умный де Дьярго.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался чернокнижник. — Ты держал Звезду в руках? Изучал ее?

— Нет, — подумав, осторожно сказал маг. Скорее всего, то была ложь, но недавние события свидетельствовали о грядущих неприятностях для всех, кто хоть как-то связан с демонической вещью, и Марк Август понял, что не желает рисковать головой ради никому не нужной правды.

Снова воцарилось молчание. Чародеи растерянно переглядывались. Пользуясь минутой замешательства, вперед решительно протолкнулась Элиза.

— Граф! — вкрадчиво позвала она, и чернокнижник напрягся. Эта женщина умела обращать случайные события себе на пользу, и редко действовала опрометчиво. Тот факт, что она так долго молчала, изучая обстановку, ничего хорошего для Антонио не предвещал.

— Я слушаю, — повернулся к ней чернокнижник.

— Вы уверены, что в вас узнают Антонио де Софо? — прищурившись, спросила она.

Колдун мигом прикинул, в какую дыру полетят все его планы, если герцогиня использует свое влияние, чтобы убедить аристократов "не узнавать" графа. Чернокнижник сомневался, что ей это удастся, но все же предугадать реакцию знати, оказавшейся между двух огней, было довольно сложно. Следовало немедленно задобрить Элизу и убедить, что колдун все еще нуждался в ней.

— Совершенно уверен, — кивнул он. — Но в наших отношениях это ничего не меняет.

Победная улыбка скользнула на губах герцогини, убедившейся, что ее ручной тигр все еще сидит на привязи. "Я тебе это припомню", — мысленно пообещал колдун, впрочем, безо всякого неудовольствия. Приворотные чары, которые женщина с каждым поцелуем заново накладывала на чернокнижника, перестали действовать после возвращения памяти графа Антонио, но он продолжал симпатизировать амбициозной колдунье.

— Кстати, а зачем вы взорвали цех? — переводя тему, спросил чернокнижник, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Наш цех? — удивленно уточнили из задних рядов отступников.

— Да, — подтвердил чернокнижник и изобразил удивление, — а вы не знали? Еще три дня назад я заглянул туда, надеясь отыскать кого-нибудь из вас, чтобы убедить не верить наглой лжи Архимага, — в этом месте колдун добавил металла в свой голос, после чего продолжил мягче, — но опоздал и нашел только магическую бомбу, оставленную кем-то из вас. Мне, разумеется, эта хлопушка не повредила, но от здания остались одни обломки.

Маги и колдуны, только что стоявшие рядом, снова начали отходить друг от друга. Чернокнижник с удовлетворением наблюдал за растущим напряжением между недавними союзниками и размышлял, будет ли в его интересах спровоцировать их на драку прямо здесь и сейчас.

Но де Дьярго его опередил.

— Мы приносим глубочайшие извинения, — быстро произнес маг Тайного круга. — Мы заплатим за поврежденное имущество.

Эта фраза стоила ему явного неодобрения со стороны многих собратьев-магов, но зато значительно успокоила колдунов, и почти устранила возможность конфликта.

— Так что вы решили? — чернокнижник снова повернул разговор в нужное русло. — Я ответил на ваши вопросы. Вы оставите меня в покое или все-таки настаиваете на продолжении драки? Я бессмертен, для меня в этом нет риска. Вернулся с того света однажды, смогу это повторить и снова, — угнетающе откровенно вещал колдун. — А вы?

Марк Август оглянулся на своих товарищей. Старшие маги печально вздыхали и кивали в ответ на его вопросительный взгляд.

— Мы не станем тебя преследовать, — емко выразился он, получив поддержку коллег. — Если у нас появятся претензии, мы будем действовать в рамках закона — обратимся к суду императора или Церкви.

— Я рад, — кратко прокомментировал чернокнижник.

— А я-то как рад, — пробормотал де Дьярго и отвернулся. — Нужно осмотреть погибших. Кто-то может быть еще жив, — сказал он магам.

Кто-то из них вслух согласился, и вскоре члены Гильдии разбрелись по площади, откапывая тела и разбирая завалы. Некоторые отступники сочувственно посматривали на них, но помогать не спешили.

— И что теперь? — обратился к графу Мигель.

Чернокнижник пригладил бороду и, прищурившись, посмотрел на старшего мастера цеха. Во время пробуждения Октавиана воспоминания рыцаря слились с памятью колдуна, открыв тому ряд интереснейших фактов, в частности — последние минуты жизни драконоборца.

— Я желаю с тобой поговорить, — произнес Антонио. — И с вами двумя тоже, — добавил он, посмотрев на стоявшего рядом Винсента и только что подошедшего Родриго. — Пройдемся?

— Конечно, — немного замешкавшись, согласился Мигель, после чего обернулся к остальным колдунам. — Что же, коллеги, наша работа тут завершена. Раненных отпускаю, а остальных прошу отправиться к цеху и посмотреть, что там стряслось. Чуть позже мы к вам присоединимся.

Каким бы двуличным мерзавцем ни являлся де Варга, руководителем он был отменным, и отступники без возражений последовали приказу. Подождав пару минут, пока колдуны разбредутся, чернокнижник поманил оставшихся троих мастеров и двинулся в противоположный от основной массы чародеев конец площади. Шел он быстро и молча, а когда обернулся, увидел, что среди мужчин за ним следует еще и герцогиня. Снова почесав подбородок, чернокнижник смирился и не стал возражать.

Граф увел колдунов за здание университета, где, как он помнил, во внутреннем дворе находилась милая глазу тенистая аллея. Аккуратные зонтики пиний, то ли подстриженные умелым садовником, то ли обработанные чарами, даже зимой радовали глаз своей зеленой хвоей. Под одной из них Антонио остановился и обернулся к спутникам. Аллея по очевидным причинам пустовала, и чернокнижник мог судить своих бывших друзей без риска быть обнаруженным.

— Милое местечко, — одобрил Мигель. — Так зачем ты нас сюда привел?

— Мигель, — негромко заговорил чернокнижник, и де Варга заметно подобрался, услышав сдержанную угрозу в тоне графа. — Откуда ты узнал, что сердце в моей груди бьется справа?

— Я... — произнес де Варга и осекся. Человек перед ним, вероятно, был самым могущественным колдуном в мире. Солгать ему стало бы последней ошибкой в жизни Мигеля. — Я послал того голема.

— Какого еще голема? — ощутив, что между ее друзьями намечается нешуточный разлад, осторожно спросила герцогиня, отойдя в сторону так, чтобы не оказаться на пути какого-нибудь боевого заклятья.

— Того, что пытался меня убить год назад, — ответил ей чернокнижник, не сводя глаз с Мигеля.

— Ты пытался убить Ясона? — с недоверием и нотками гнева воскликнул Родриго, тоже отодвигаясь от своего собрата. — То есть его светлость, прошу прощения, — поправился он через мгновение.

— Значит, Родриго не знал, — кивнул граф. — Верю, такая подлость не в вашем духе.

Де Софо и да Васко даже легонько поклонились друг другу.

— А вы, Винсент? — поинтересовался затем чернокнижник. — Голема легко создать и самостоятельно, но вот сотворить подобающую защиту от моего предвидения наверняка было непросто.

— Я участвовал, — спокойно признался ван Марум. — И делал это осознанно, по рациональным причинам.

— Хотелось бы их услышать, — сказал граф.

— Ты применил на турнире темное заклятье, — снова подал голос Мигель. Даже предчувствуя возможную скорую гибель, колдун вел себя достойно и, похоже, решил говорить откровенно. — И ты, тогда еще никому не известный мальчишка, сумел одолеть одного из сильнейших магов. Очевидно же, что источником твоей силы служило нечто запретное.

— И? Ты пытался меня убить из чувства справедливости? — удивился чернокнижник.

— Нет. Я знал, что рано или поздно Инквизиция тебя раскусит, и это дискредитирует всех нас, всех колдунов. Забегая вперед, — Мигель не удержался от некоторой язвительности, — замечу, что так все и вышло. Поэтому я вознамерился сделать из тебя мученика. В твоем убийстве начали бы подозревать магов, а мы показались бы общественности невинными и несправедливо притесненными.

— Когда Мигель высказал мне все это, я признал его правоту, — добавил Винсент.

Чернокнижник закрыл глаза. Слова его коллег звучали разумно, хотя и в чем-то оскорбительно. Но если они действительно ничего не имели лично против Ясона и действовали лишь в интересах будущего цеха, то их можно было простить. Однако...

— Однако, это не вся правда, — открыв глаза, заметил граф. — Ты мог взять часть моего тела, необходимую для заклятия, только на турнире, но ты покинул его еще до моей схватки с магом. Вспомнил! — колдун даже топнул ногой. — Ты похлопал меня по плечу после одного поединка. Вероятно, тогда ты снял с моей одежды выпавший волос. И это было до поединка с Рашидом, где я использовал пограничные знаки! Ты собирался меня прикончить с самого начала.

— Нет! — в отчаянии крикнул Мигель. Перед разгневанным чернокнижником его хладнокровие быстро испарялось. — Я взял волос, но не собирался убивать изначально! Я собираю материал на всех людей, с которыми общаюсь, это просто предосторожность! Черт, да я с детства так делаю!

Паника де Варга не была наигранной, и чернокнижник не слышал лукавства в его словах.

— Ладно, — вновь мягко и даже как-то равнодушно произнес граф. — Я верю тебе. Ты пытался защитить идею, свою мечту, и это достойно похвалы. В конце концов, я ведь жив, не так ли? Так что забудем об этом. Я прощаю тебя.

Не веря своим ушам, Мигель широко улыбнулся и открыл рот, собираясь что-то сказать, но из его глотки вместо слов вырвался хриплый вскрик, после чего отступник медленно завалился ничком на посыпанную гравием тропу. Из его спины, чуть ниже левой лопатки, торчала рукоять знакомого стилета.

Пространство всколыхнулось, разорванное запретными знаками, и Винсент с Родриго застыли на месте, умело обездвиженные. Из пустоты над телом Мигеля вынырнули две тонкие металлические цепи, брошенные невидимыми руками, и обвились вокруг шей парализованных колдунов.

И лишь затем некромант снял маскировку, проявившись чуть позади своей жертвы.

— А вот я ничего не забываю и не прощаю, — жестко произнес он.

— Ты жив! — испуганно воскликнула Элиза.

— Люди вроде нас просто так не умирают, — ухмыльнулся некромант, затем присел на корточки рядом с трупом и принялся шарить у того под воротником. — На этот раз он тебе не помог, да? — издевательски спросил он, сдернув с шеи мертвого колдуна амулет на серебряной цепочке. — Кто вообще дал ему эту штуку? — поинтересовался Залмоксис, вставая.

Чернокнижник увидел инквизиторский крест и неловко кашлянул.

— Ты, кто же еще, — кисло догадался некромант. — К счастью, пользоваться ею не так просто, в полном режиме она глушит всю магию, не щадя даже своего владельца, поэтому он использовал амулет только в качестве щита.

— Я в курсе, — заметил граф.

— Я не тебе объясняю, — огрызнулся некромант и посмотрел на Элизу. — Твой учитель был редкостной сволочью. Не совершай ошибку — не пытайся за него отомстить.

Герцогиня беспомощно посмотрела на графа.

— Мигель заслужил свою участь, — твердо сказал чернокнижник, отчего Элиза опустила голову.

— Не печалься, девочка, Антонио тебя утешит, — хмыкнул Залмоксис.

— Не лезь не в свое дело, — холодно оборвал его граф и сменил тему. — Я ждал, что ты появишься раньше. — И добавил, глядя на застывших колдунов, способных только дышать и двигать глазами. — Красиво сработано. С ними все будет в порядке?

— Да, не беспокойся, смогут двигаться через час, — отозвался рыжий отступник, пряча добытый крестик в карман. — Хотя решение убить меня, скорее всего, они принимали все вместе, нож в спину мне воткнул именно Мигель, так что на остальных я не в обиде. Я не Господь, чтобы наказывать людей за грязные желания. Я наказываю за поступки.

— Очень мило с твоей стороны, — заметил чернокнижник. — А давно ты служишь Девятому Демону?

— Понятия не имею, о чем ты, — пожал плечами некромант.

— Да брось. Все твои действия были выгодны только ему. Ты рисковал сам и меня подставлял снова и снова, чтобы его план осуществился. Признай, ты служишь ему.

— Все ему служат, — вздохнув, сказал Залмоксис. — Я лишь делаю это осознанно.

— Ты некромант, убийца, предатель друзей и демонопоклонник, — задумчиво перечислил граф. — Более аморального человека представить невозможно.

— Не хочу слушать о морали от человека, проспавшего три последних дня в обнимку со шлюхами, — фыркнул Залмоксис. — Я хотя бы ответственно отношусь к своим обязанностям, в отличие от тебя.

— Шлюхами? — переспросила ошеломленная тоном беседы Элиза.

— А что мне было делать? — принялся оправдываться граф. — Надо было как-то скоротать время.

— Ты мог лучше подготовиться к драке, — строго настаивал некромант.

— Зачем? — развел руками Антонио. — Я бессмертен! Разрушат это тело, сделаю себе новое.

— То есть, это правда? — тихо спросила герцогиня, широко раскрыв глаза, и подошла вплотную к графу.

— Про шлюх? — растерялся чернокнижник. — Я все объясню, милая...

— Про бессмертие! — раздраженно воскликнула Элиза и вцепилась в полы мантии колдуна. — Ты знаешь секрет вечной жизни?!

— Конечно, — небрежно кивнул колдун. — Я целый час об этом толкую, ты меня вообще слушала?

— Я думала, ты просто выдаешь себя за де Софо, чтобы... не знаю зачем, но ради какой-то выгоды. Ты в самом деле сэр Антонио? — лицо девушки искажало недоверие пополам с надеждой.

— Да, Элиза, — положив ладони ей на плечи, как можно убедительней произнес чернокнижник. — Я Антонио де Софо. Граф. Что забавно, поскольку моих потомков лишили всех титулов, но про самого меня в том указе ничего не было сказано.

— К слову о законах, — заговорил некромант. — Тебе не кажется, что твоя недавняя ссылка на императорский кодекс, который ты же и составил для молодого Карла, выглядит несколько... ммм... подло, расчетливо и невероятно коварно?

— Ты можешь воскресить отца? — требовательно спросила Элиза, перебив некроманта.

— Вот оно что, — неожиданно тихо и грустно прошептал Залмоксис, отворачиваясь.

Чернокнижник сжал губы и свел брови в линию, подбирая слова, чтобы девушка правильно поняла его следующее объяснение.

— Элиза, послушай меня внимательно, — попросил он. — Церковь учит нас, что у каждого человека есть бессмертная душа. И призраки, которых могут вызывать колдуны, это вроде бы подтверждают. Но я...

— Мы, — поправил некромант.

Герцогиня смотрела чернокнижнику прямо в глаза и жадно слушала.

— Но мы, — смирился граф, — провели очень много исследований. Да, речь о тех самых безумных пытках над животными и людьми, над стариками, беременными женщинами и даже новорожденными. Мы искали бессмертную душу, чтобы изучить ее эмпирически, измерить и научиться управлять ею напрямую, а не посредством грубой плоти.

— И? — поторопила Элиза.

— Мы ничего не нашли, — холодно сверкнув очами, поведал чернокнижник. — Душа — это выдумка. Лишь у сильных чародеев есть некоторое ее подобие, фантом, копия психики, проявляющаяся в потустороннем мире и обеспечивающая постоянный приток силы, но и она разрушается после смерти, ибо вторична по отношению к личности.

— А как же духи и призраки? У некоторых из них есть воля!

— Лишь до тех пор, пока их питает чья-то сила, — ответил вместо графа Залмоксис, специалист по мертвецам. — Призыв призрака — это не вызов кого-то из другой комнаты, нет. В процессе призыва ты создаешь совершенно новое существо, копию, которое, хотя и обладает всеми признаками оригинала, им не является. Для внешнего наблюдателя разница практически незаметна, ведь копия ведет себя так же, как вел бы себя оригинал, но все равно это разные сущности.

— Вы оба хотите сказать, — медленно проговорила Элиза, — что мой отец ушел навсегда? Исчез?

— Да, — кивнул Антонио. — Прости, но не я создал этот мир со всеми его жестокими законами.

— Я понимаю, — прошептала герцогиня и уткнулась лбом в грудь колдуна. — Но как тогда вернулся ты?

— Мне, как и многим людям до меня, тоже нравилась идея бессмертия души, — признался граф, обнимая девушку. — И когда обнаружилось, что ее у меня нет, я пришел к выводу, что нужно это исправить. Я, вероятно, первый человек с душой.

— Ты всегда был романтиком, — саркастично заметил некромант. — Не слушай это бред, девочка. Его душа — это демон.

— Что?! — воскликнула Элиза, снова заглядывая чернокнижнику в лицо.

— А ты всегда был циником, — покосившись на Залмоксиса, сердито процедил граф. — Я действительно создал себе подобие бессмертной души, просто я взял за основу устройство самых могущественных и устойчивых существ Того мира — демонов.

— Великих Демонов, — уточнил некромант. — Демоны бывают очень разными, не засоряй девочке разум своими недомолвками.

— Да, — раздраженно признал чернокнижник. — Могу сказать еще конкретней: я равнялся на Девятого Демона.

— Что неудивительно, — ехидно заметил Залмоксис.

— Мой метод не подходит для остальных людей, — смирившись, что придется рассказать будущей супруге правду, произнес граф. — Я еще до рождения был отмечен Девятым Демоном и частично унаследовал его силу. Он собирался создать себе надежный инструмент для уничтожения Звезды, а я использовал его труд в своих интересах.

Герцогиня ненадолго задумалась. Пара слезинок в уголках глаз, возникшие при упоминании необратимости смерти отца, быстро высохли.

— А меня ты можешь сделать бессмертной?

— Я не... — чернокнижник вдруг замолчал и посмотрел на некроманта.

Залмоксис, загадочно улыбаясь, потирал затылок и переводил взгляд с герцогини на колдуна и обратно.

— Ты думаешь о том же, о чем и я? — осведомился граф.

— Если ты о парне с крыльями и способах его извлечения к всеобщей радости, то мне пришел на ум занятный способ совместить приятное с полезным, — витиевато высказался некромант, продолжая скабрезно скалиться.

Эпилог.

Его светлость граф Антонио де Софо неторопливо шел по светлому коридору из рабочего кабинета в спальню своего сына, коему на следующий день должно было исполниться четыре месяца от роду. Настроение у его светлости было замечательное, он мурлыкал себе под нос мелодию из какой-то оперы и поглядывал на ходу через высокие окна во двор, где, к огорчению теплолюбивого графа, все еще лежали грязные мартовские сугробы.

— Весна же, право слово, — неодобрительно покачал он головой, и снег, словно устыдившись, принялся быстро таять.

Обширное фамильное поместье жены нравилось его светлости всем, кроме климата, но ради любимой женщины граф был готов чем-то жертвовать время от времени.

Двустворчатая белая дверь с золотистыми ручками сама распахнулась перед веселым графом, и его светлость вошел в просторную, залитую светом комнату, в центре которой в детской кроватке с высокими перилами мирно дремал пухлый малыш. Раскинув руки крестом и сбросив с себя одеяльце, ребенок тихонько сопел.

Граф с улыбкой склонился над кроваткой и осторожно коснулся клока черных волос на голове сына. Ощутив неестественное, но давно привычное тепло от горячей ладони отца, малыш на секунду приоткрыл глаза цвета полированной стали, убедился, что все в порядке, и заснул снова.

— Прости, малыш, — усмехнулся граф, заворачивая ребенка в одеяло и поднимая на руки. — Но я тебя потревожу.

Мальчик недовольно дернул ногой и поерзал, удобнее устраиваясь на руках отца.

— У меня для тебя есть подарок, — пообещал граф и двинулся с сыном на руках к выходу.

Снова шагая по коридору, его светлость опять невнятно напевал, отчего малыш, очевидно, сомневаясь в вокальных способностях отца, кривился во сне. Заметив это, граф тихонько рассмеялся и замолчал. Лицо сына тут же разгладилось.

Двери одна за другой распахивались перед графом. Немногочисленные слуги, встреченные по пути, вежливо кланялись, его светлость отвечал дружелюбными кивками. Прислуга любила доброго хозяина и ничуть не боялась его, хотя все в Империи знали, что его светлость на равных общается с демонами и ангелами.

Наконец, граф вошел в огромный зал с блестящими, словно зеркало, полами и потолком, стены которого были увешаны старым, старинным и даже кое-где древним оружием, а меж ними располагались стойки с не ничуть не более молодыми доспехами. Помимо инструментов смерти и защиты от них, на стенах и специальных подставках также можно было отыскать разнообразные диковины: старые карты, странные черепа, шкуры дивных зверей и прочие трофеи, собранные родом Берхаген за свою долгую историю.

Граф заметил жену, в одиночестве стоящую перед одним из экспонатов, и направился к ней.

Услышав шаги, герцогиня обернулась и нежно улыбнулась двоим самым дорогим мужчинам в своей новой жизни.

— Как тебе? — спросил граф, взглядом указывая на экспонат.

— Ужасно, — честно призналась женщина. — Мы правда должны хранить это здесь?

— Должны, — мягко, но уверенно настоял его светлость. — Я бы и вторую сюда принес, но, к сожалению, ее уничтожили вместе с тушей. А жаль, она выглядела ее эффектнее.

— Рыжий труполюб проверил консервирующие заклятия и сказал, что они продержаться еще долго, — сообщила герцогиня и кисло добавила, — к несчастью.

— Не называй его так, — усмехнувшись, попросил граф. — Все-таки он крестный нашего сына.

— И это был ужасный выбор, о чем я буду напоминать тебе до конца твоей жизни, — фыркнула жена.

— Вечность?! — с наигранным ужасом воскликнул его светлость. — Пощади!

От шума малыш на его руках проснулся и произнес невнятный набор звуков, в котором, тем не менее, явственно слышались богохульства, ругательства и проклятия.

— Спокойно, сынок, — сказал граф и повернул ребенка так, чтобы ему был виден новый экспонат. — Взгляни!

Огромная драконья голова покоилась на массивном бронзовом алтаре. За два года чешуя ящера потускнела, желтые глаза обрели мутно-серый оттенок, но длинные клыки блестели все так же угрожающе, и дрожь все так же пробирала всякого, представившего, каких нечеловеческих усилий должна была потребовать победа над чудовищем.

На алтаре сразу под головой в металл глубоко было врезано имя: "Октавиан де Софо".

— Непросто было убедить де ла Труаля ее продать, — признался граф. — Даже мне.

И его светлость внимательно посмотрел на сына.

Малыш, не отрываясь, осматривал голову. Взгляд ребенка, ненормально серьезный для его возраста, скользил по изгибам шкуры, отмечая каждую неровность. Сжав крошечные кулачки, юный герцог фон Берхаген и виконт де Софо открыл рот и отчетливо сказал:

— Жив.