Гамбит

Жак развернулся и пошел прочь. Я стоял с открытым ртом, уж на это я никак не рассчитывал. А меж тем, на ровном возникла проблема. Шеф приказал мне доставить этого парня к нему. И что мне теперь делать? Прийти и сказать, что я послал клиента, а он ушел? Нет, такой вариант меня не устраивал. И я снова ошибся.

Я подбежал к Жаку и схватил его за плечо, поворачивая к себе. И совершенно не ожидал, что парень с разворота заедет мне прямо по лицу. Если бы на мне не стоял Купол Удачи, нос мне сломали бы. Но Купол стоял, и кулак прошелся по скуле. Может быть, в тот вечер были магнитные бури или меня сглазили, но я умудрился совершить и третью ошибку. Скорее всего, сработал условный рефлекс: тебя бьют — дай сдачи. И я дал. И никак не ожидал, что вырублю парня с первого же удара.

Он упал, как занавес в театре, и поставил меня в еще более дурацкое положение. Ведь я один хрен должен привести его к шефу. Но если я буду ждать, пока он очнется, мне потом еще придется его уговаривать пойти со мной. И вряд ли он на это согласится. Что-то мне подсказывало...

Я взвалил его на плечи — благо, весил он как средняя девица — и потащил в дом. С трудом открыв дверь, я прошел в кабинет, где меня уже поджидал босс, с ехидной улыбкой на губах.

— Может, поможете? — сказал я мрачно.

— Нет, — коротко ответил шеф и еще шире улыбнулся.

Я кое-как уложил спящего красавца на диван и спросил у шефа:

— А что мне оставалось делать?

— Надо было его уговаривать, а не угрожать, — шеф, разумеется, знал обо всем.

— Ну, теперь-то это и мне понятно, и ежу, — пробурчал я. — И что дальше?

— А вот сейчас он очнется, и тебе придется извиняться.

— Извиняться перед ним?! Он первый меня ударил.

— Но после твоего оскорбления, — заметил шеф резонно. — И запомни на будущее: с влюбленными надо по-другому. Во-первых, все они невменяемы идиоты. Во-вторых, безответная любовь — это страшный удар по мужскому самолюбию, а оно есть у всех. Но — наш клиент приходит в себя.

И шеф начал разыгрывать свой любимый спектакль. Из сурового учителя он мгновенно превратился в доброго, вечно удивляющегося толстяка, которого невозможно воспринимать серьезно. Жак открыл глаза и застонал. И первое, что он увидел, это смущенно улыбающееся лицо босса.

— Месье Жак, мне так жаль... — не своим, а слегка визгливым голосом проблеял шеф. — С вами все в порядке?

— Что... кто... кто вы такой? — слабым голосом сказал чахлый Ромео.

— Я забыл представиться, — спохватился шеф. Естественно, он ничего никогда не забывал, просто любил допускать промашки с клиентами — пусть-де не напрягаются чужим совершенством. — Я Роберт Гамбит. Это со мной вы говорили по телефону. Прошу простить моего помощника, он иногда бывает очень груб и несдержан. Будьте уверены, за его выходку я лишу его недельного жалования.

А вот это уже не спектакль. Шеф никогда не шутит деньгами. А значит, недельное жалование я профукал. Да уж, герой из телефонной будки доставлял мне все больше неприятностей. В это время ручка, лежавшая на моем столе, покатилась в сторону шефа и упала на пол. Это знак мне. Я подошел к дивану и постарался изобразить на лице раскаяние и грусть. Со вторым стараться не пришлось, а вот первое вышло с трудом. Если честно, сильно грела мысль, что виновник потери четверти месячного жалования получил от меня по роже. Пусть заранее, но такие мелочи меня никогда не волновали.

— Месье Жак, я чертовски сожалею, что ударил вас, — кое-как изобразил грусть я. — И о моем поведении до этого тоже. Просто день сегодня у меня такой — всё идет наперекосяк, вот я и сорвался.

— Да ладно, — пробормотал он, садясь. — Вы же тоже получили. И по правде говоря, за последние десять лет вы первый человек, которого у меня хватило духу ударить. Месьё Гамбит, я хочу попросить вас, чтобы вы не лишали вашего помощника зарплаты. Я слишком хорошо знаю, каково это, терять честно заработанные деньги, а так как мы обменялись ударами, значит, мы квиты. И не его вина, что я оказался столь хлипок, что свалился с одного удара.

Я, признаюсь, растрогался. Парень начинал мне нравиться. Не многие могут простить другим свинское поведение и не насладиться унижением недавнего обидчика. Вот лично я не из таких. Если мне грубят, я грублю в ответ или бью по морде. А с моими мышцами, подготовкой и колдовской поддержкой я могу вырубить человек десять.

— Я подумаю над этим, месье Жак, — сказал шеф, и я понял, что своих денег мне не видать, как ушей. Шеф штрафанул меня вовсе не из-за того, что я ударил парня, а потому что у меня не хватило ума исполнить простой приказ. А на судьбу моего и Жака лица шефу плевать с высокой колокольни в глубокий колодец.

— Я принесу лед, — сказал я и пошел на кухню.

Там я сказал поварам, чтобы тащили ужин для Жака, и, взяв льда и грелку, пошел обратно. Шеф усадил нашего рохлю в кресло, налил самого лучшего коньяку и вообще носился с ним, как курица с птенцом. Жак же, никак не ожидавший такого теплого приема, сидел красный, как рак, и лепетал, что не стоит всего этого делать. Я впервые видел, чтобы шеф так о ком-нибудь заботился. Я подумал, он соврал мне про надпись в телефонной будке, и это его незаконнорожденный сын. Шеф уловил мои мысли, посмотрел на меня исподлобья и погрозил пальцем. Ну вот, теперь потерянное жалование немножко отмщено. Я предложил Жаку грелку со льдом, он отнекивался, пришлось чуть не силой действовать. Даже мысль пробежала — врезать ему еще раз, чтоб не выкобенивался, но тогда пришлось бы идти еще за одной грелкой...

Подойдя поближе, я обратил внимание, парень ко всему прочему покрыт угрями, как еж иглами. Да уж, сердечная болезнь таким сосункам обеспечена. Прям как будто прокляли его в детстве. Мне захотелось осенить его крестом в подкове — древним колдовским крещением, снимающим сглаз. Я с трудом удержался.

Принесли восхитительный ужин, Жак упорно от него отказывался, захлебываясь при этом слюной. Нет, ну правда, откуда такая стеснительность? Парень даже в твердокаменном мне поднимал материнские чувства. Конечно, от ужина ему отвертеться не удалось. Шеф моментально принял образ заботливой наседки, парень принялся за еду. Но даже есть умудрялся застенчиво! Быстро и жадно проглатывал поздний ужин, виновато поглядывая на наши довольные физиономии. И когда с кормлением грудью... тьфу, с кормлением покончили, шеф перешел к делу.

— Месье, теперь, когда вы насытились и привели мысли в порядок, не могли бы вы изложить суть вашего дела, — сказал он ласковым голосом.

— Ну, мне, право слово, неудобно, — завел старую шарманку Жак. — Я боюсь, моей проблеме вы мне не поможете.

— Не надо делать столь поспешных выводов, молодой человек. Не так много вещей в этом Мире для меня невозможно.

— Но это всё же не в ваших силах, — вздохнул Жак. — Я думаю, вы уже поняли — я влюблен.

— Разумеется, — кивнул шеф. — Но хотелось бы узнать подробности.

— А зачем? Вы же видите меня. Максимум, чего я достоин, это почасовая любовь с девушкой по вызову.

— Вы неправы, месье. Я как раз вижу, что вы достойны очень многого. Но дело не в этом. Я могу помочь вам в вашей проблеме, но мне надо знать все подробности о вас и о вашей возлюбленной. И даже если я не смогу вам помочь, вы хотя бы наконец-то сможете излить свои печали. Скажу вам, что по собственному опыту знаю, вывалить свои проблемы легче незнакомому человеку, чем близкому.

— А у меня и нет близких людей. Может быть, это покажется вам странным, но вы за этот вечер попали в список десяти самых близких.

— Тем более, вам стоит мне всё рассказать. Если незнакомому человеку легче всего поведать свои проблемы, то близкому — полезней всего.

— По-вашему получается, я в любом случае в выигрыше, — усмехнулся Жак.

Я чувствовал, вероятности оплетают его колдовской сетью. Он успокаивается, хмель бежит по венам, мозг расслабляется. Темные глаза шефа излучают не только заботу, но и страшную мощь убеждения. Пару часов такой обработки — и парня можно смело баллотировать в президента Франции. Самоуверенности у него хватит.

— Конечно. И запомните, молодой человек, это самая лучшая жизненная позиция, — кивнул шеф.

— Хорошо, месьё, я всё вам расскажу, — сказал Жак серьезно. — Только боюсь, от моего рассказа вы пропитаетесь ко мне антипатией.

Он, конечно же, ошибался. Шеф никогда не симпатизирует никому и тем более не антипанирует. Он даже в "Фэйсбуке" никому лайки не ставит, как и дислайки! Ему все безразличны.

Сделав для храбрости глоток коньяка, Жак вздохнул и начал свой рассказ:

— Я родился в небольшом провинциальном городке провинции Шампань. Даже лучше сказать: в деревне. Моя мать была прислугой у одного небольшого винодела. Отца своего я никогда не знал, и, если честно, моя мать наверняка тоже его не знала. Она была очень распутной женщиной и нередко спала с мужчинами за деньги. Так, по крайней мере, о ней говорят. Она умерла от СПИДа, когда мне было семь, я едва ее помню. Меня взяли к себе дальние родственники, тоже очень бедные люди. Я называл их тетушка и дядюшка, но, по-моему, они ими не были. Я уверен, усыновили они меня только чтобы получать пособие. Когда мне исполнилось четырнадцать, умерла сначала тетушка — она попала под машину, — а через год от цирроза умер и дядюшка. Я не сильно переживал, потому что, сказать по правде, никогда их не любил. Они жестоко обращались со мной, сильно наказывали за любой проступок, да и когда я просто попадался им под руку. Они покупали мне по одному комплекту одежды в год, когда она протиралась, постоянно били меня и называли неряхой. А как могло быть иначе, если лето, осень и весну мне приходилось спать в хлеву, и лишь на зиму меня переселяли на чердак? От такой жизни, как вы понимаете, я не мог вырасти здоровым. Я постоянно болел и редко получал нужные лекарства. А о вкусной еде даже и не помышлял. Они умерли, всё их небольшое имущество досталось родным детям. А я оказался на улице. Ненадолго, вскоре меня определили в приют. Там я и прожил еще четыре года. А когда я вышел оттуда, оказалось, идти мне некуда. Я попробовал пойти в армию, но не смог по состоянию здоровья. И тогда поехал в Шампань — стал подрабатывать самой грязной и простой работой. Я даже не мог пойти работать грузчиком — не хватало здоровья. Платили мне гроши, а здоровье мое ухудшалось год от года. Я думаю, именно в тот период, когда обычные люди мужают, я зачах. Ну, результат вы видите перед собой. И вот однажды мне сильно повезло. Я не знаю, как это получилось, но мне удалось устроиться на работу к самому богатому из местных виноделов. У него было большое красивое поместье и собственный завод по производству вина. Так же у него были виноградники, поля и скот. Вот пастухом я и устроился. Винодела звали Луи де Гешь. У него были прекрасная жена, сын и дочь. Дочь звали Анна. И она ворвалась в мое сердце и крепко засела там навсегда. Это произошло год назад, и с тех пор я не знаю покоя. Если бы вы видели ее, поняли бы, более прекрасного существа нельзя себе и представить. Само совершенство, словно ангел, спустившийся с небес. Я долго не мог найти в себе смелости сказать ей о моей любви. И вот, на прошлой неделе я пошел в один из городских кабаков. Меня пригласили туда два других работника месье де Геша. А я, признаюсь, очень редко в своей жизни пробовал спиртное. И меня сильно развезло. И когда мы пришли к поместью, где я ночевал в здании для слуг, то не пошел спать как мои собутыльники, а направился прямо в поместье. Было уже почти полночь, но свет там горел. Я постучал и попросил дворецкого проводить меня к хозяину. Вся семья сидела в гостиной и что-то праздновала. И вот я, пьяный в стельку, признался Анне в любви и тут же, не теряя времени, попросил у де Геша ее руки. Что было потом, нетрудно себе представить. Анна рассмеялась мне в лицо, а хозяин приказал выкинуть меня из его дома, уволив вдогонку. Той же ночью я решил, мне не место в Шампани. Я собрал все свои пожитки и небольшие сбережения и поехал в Париж. Добирался я на попутках, при этом редко выходил из запоя. И вот сегодня я добрался. И тоже пошел в кабак. И потратил там все оставшиеся деньги. Я опять надрался до свинского состояния и решил на последнюю монету позвонить в поместье де Геша и еще раз попытать удачу. Но когда я зашел в телефонную будку, увидел надпись, что кто-то может решить все проблемы. И я решил позвонить. Ну а дальше вы знаете...

У меня чуть слезы не навернулись на глаза от этого рассказа. А еще от зевоты. Дело тут явно — труба. Парень попадает в небольшой список людей, которым мы помочь не сможем. Существует некоторое количество проблем, не решаемых колдовством. К ним относится и любовь. Нельзя заставит одного человека влюбиться в другого. Максимум, на что способна магия, это приворот. А приворот — очень ненадежная штука. Он заставляет одного человека испытывать половое влечение к другому. Короче, приворотом максимум можно найти себе любовника. А если человек узнает, что приворожен, чары мгновенно слетают. Привороты бывают сильные и слабые, но даже самый сильный не держится больше месяца.

И есть в проблеме Жака еще один аспект, который может показаться меркантильным, но он есть — шеф никогда не работает просто так. Всегда берет плату. Я ни разу не видел, чтобы он брал за работу меньше десяти тысяч долларов. А за такие сложные дела он исчисляет плату в миллионах. Я подумал, а может, нанять шефа разок самому? Уж больно Жак трогательный, да и весело будет поглядеть, как шеф выпутается.

Я посмотрел на босса, тот неодобрительно пялился на меня. Опять прочитал мои мысли, надо понимать. У шефа особые отношения с деньгами. Он тратит миллионы каждый месяц, но терпеть не может, когда деньги бросают на ветер. Я обезоруживающе улыбнулся, показывая, что принял твердое решение.

— Наверное, теперь вы понимаете, никто не может помочь мне, — закончил он свой рассказ.

— Действительно, ваш случай весьма затруднительный, — растянул улыбку до ушей шеф.

— Я же говорил вам...

— Позвольте мне закончить. Видите ли, я уже говорил вам, очень мало вещей в Мире невозможны для меня. И заставить одного человека полюбить другого — одна из них. Кроме того, я никогда не работаю даром и беру очень большие гонорары, — озвучил мои мысли шеф. Жак горько вздохнул. — Но, тем не менее, я думаю, что смогу заняться вашим делом и решить вашу проблему.

Жак открыл рот от такого неожиданного окончания. Я, кстати, тоже.

— Итак, я обязуюсь помочь вам обрести свою любовь, а вы выплатите мне гонорар в размере одного миллиона долларов. Потом...

Шеф чуть не вздохнул, так ему не нравилось отступать о правил.

— Но простите, месьё, у меня никогда не будет таких денег, — легкая надежда появилась в голосе Жака, но неуверенности там еще о-го-го. — Даже если я женюсь на Анне, вряд ли ее отец даст за нее приданное.

— Я прекрасно об этом знаю. Но это не всё. Деньги — это лишь дань моему принципу никогда не работать задаром. Но главным условием для вас будет абсолютное, полное, тотальное подчинение мне. Если я скажу вам прыгнуть с небоскреба, вы должны будете пригнуть. Даже не спрашивая, на какую высоту, — просто прыгнуть и всё. Вы принимаете это условие?