Гамбит

Павел Блинников

Гамбит

Предисловие автора

"Гамбита" я написал довольно давно. Это моя вторая книга. По старой версии можно буквально изучать принцип "как делать не надо". Мне книга, в конце концов, так разонравилась, что я даже не мог заставить ее себя переделать. Но она также жгла меня своей безграмотностью. В результате я выбрал золотую середину. Редактировал книгу почти джва года. В результате получилось то, что получилось.

А что получилось? Ну, во-первых, исправлен язык и все грамматико-пунктуационные ошибки. Ну, надеюсь, что все. Что-то мог пропустить. Во-вторых, в книге вы увидите всякие литературные кавайности, вроде длинных тире (которых нет, потому что их СИ съедает, в каком виде не вставляй, так что с этим облом-с) и буквы "Ё" там, где она по смыслу нужна.

Эта книга предназначена для самого широкого круга читателей. Она и развлекательная, и со смыслом. Приятного чтения. Ваш Пашундрик.

Аннотация

У вас есть проблемы? Любые? Даже самые сложные? Безвыходные? А у нас есть решения! Заинтересовало? Вы найдёте наши объявления во всех мировых СМИ, а можете просто прочитать эту книгу. Нам не важно, какие у вас проблемы! Надо спуститься в ад? Спустимся. Надо завоевать девушку? Поможем. И даже если вы хотите совершить государственный переворот или помешать ему, не сомневайтесь, мы сделаем и это. Наши возможности безграничны, потому что мы — колдуны! Правда, мы дорого берем за работу. Но вы сдюжите. Звоните, мы ждём!

- ...Если тебе интересно, я сюда приехал во имя Канзас-Сити Шаффла.

- Что это еще за "шаффла"?

- Канзас-Сити Шаффл - это когда все смотрят направо, а ты идешь налево.

- Не представляю.

-Многие не представляют. Он и рассчитан на людей без воображения...

Ник Фишер и Мистер Добрый Кот

История первая

Утро началось как обычно. Я проснулся в восемь ноль-ноль и направился на кухню готовить боссу завтрак. Шеф всегда просыпается в одно и то же время — девять часов утра, и не важно, во сколько он лег спать, "всегда" означает — всегда.

А вот я не имею столь твердой привычки. Нет, соней меня не назовешь, сплю максимум восемь часов в день, и этого мне вполне достаточно. Вот только босс — натура очень непоседливая и постоянно меняющая места пребывания в, так сказать, Мире. Почему я пишу "Мир" с большой буквы? Ну, знаете, вам придется серьезно изменить свое представление о том месте, где живете. Вообще, эта книга должна бы вам открыть глаза на многое... Но, по порядку. Так вот, шеф активно перемещается по планете, потому составить график его пробуждений не получается. Для примера скажу, только вчера мы прилетели из Парижа, а на этой неделе побывали в: Сиднее, Пекине, Москве и Рейкьявике. Если спросите, какого хрена мы забыли в последнем, поясню: то же, что всегда — работали. Вернее, шеф работал, а я, как обычно, был на подхвате.

Я спустился на первый этаж трехэтажного особняка. У шефа копии этого дома раскиданы по всей планете. Таких у него восемьдесят восемь — почти в каждой столице стран Мира. Шеф особенно настаивал, чтобы дома отстроили абсолютно одинаковые. Как он говорит: "У каждого человека должен быть свой дом, где бы он ни находился. И своя кровать, и тапочки рядом с ней". Эта его причуда доходит до абсурда. Например, если он покупает какую-то безделушку, находясь, ну, допустим, в Самарканде, относит в свой тамошний особняк и ставит на полочку в кабинете — назавтра точно такие же безделушки должны стоять на том же месте во всех восьмидесяти восьми домах. Конечно, это прихоть, но он может себе ее позволить. И вот за исполнением таких прихотей должен следить ваш покорный слуга. Официально я — главный помощник, а неофициально... впрочем, об этом чуть позже.

А с недавних пор на мои могучие и натренированные плечи легла еще одна обязанность. Мне дали указание написать труд сей. Шеф говорит, если книги заимеют успех, это будет отличной рекламой бизнесу. Не знаю, не знаю. Лично мне вот сомнительно, что кто-то станет читать всё это. И вовсе не потому, что писать мне придется о скучных вещах, нет. Как раз скучной мою жизнь, да и жизнь шефа никак не назовешь. Однако всё дело именно в специфичной... специфике вопроса. С одной стороны, я должен выбрать те моменты нашей работы, которые именно помогут бизнесу шефа. С другой, мне более интересными кажутся длинные — в прямом смысле — вечера, когда мы беседуем по десятку часов кряду, или долгие прогулки, где мы, опять-таки, беседуем о... многом. А вот вам, читатели, вынь да подай на медном блюде экшн и драйв, расскажи о приключениях, драках и погонях. Но приказ есть приказ, поэтому будут вам экшн, драйв, приключения, драки и погони.

Я направляюсь на кухню, чтобы приготовить боссу завтрак. Готовлю я не очень хорошо, но на яичницу с беконом, пару тостов и чашку кофе кулинарных способностей хватает. Надо бы оговориться, шеф не всегда ведет такой разгульный образ жизни. Иногда у него, наоборот, бывают целые месяцы бездействия. Тогда он нанимает профессиональных поваров и прочую прислугу, обслуживающую его сибаритские потребности, а я занимаюсь другими... гм, делами. Но сейчас шеф как раз на пике активности, а держать восемьдесят восемь поваров, восемьдесят восемь дворецких и восемьдесят восемь уборщиков в постоянной готовности даже ему кажется дороговато. Он, конечно, миллионер, но деньги зарабатывает трудом тяжелым и частенько впадает в крайнюю скупость.

Я поставил завтрак на кухонный стол и накрыл поднос крышкой, чтобы не остыл. Естественно, я и сам позавтракал, но мои гастрономические потребности с утра более чем скромные. Обычно ограничиваюсь кофе и сигаретой. А вот шеф способен сожрать сколько угодно в любое время. Вообще, он любитель хорошо поесть, выпить и красивых женщин, но досуг его запутан, как извилины мартышки-мутанта, из которой безумный ученый решил создать гомо сапиенс.

Часы показали без десяти девять, я поставил завтрак на кухне, включил радио, положил рядом "Нью-Йорк Таймс" и "Нью-Йорк Пост", направился в кабинет. Шеф любит завтракать в одиночестве и неторопливо, а у меня еще куча работы.

Раз уж зашел разговор о домах, где мы живем, думаю, стоит описать именно этот образчик поподробнее, а вы поймете, как все устроено в остальных. Как я уже говорил, это трехэтажный особняк. На первом этаже кухня, столовая, кабинет и гостиная. На втором три спальни, на третьем тоже спальня, но одна. Именно она занимает третий этаж целиком, именно там спит хозяин. Еще есть подвал. И вроде все как у любого богача, ну, с поправкой на количество жилищ, а на самом деле...

Залетного посетителя в первую очередь поражают статуэтки. Они у нас повсюду. Размером от детской ладошки, до мужской пол-литры, пузатые и стройные, мужчины и женщины, но ни у одной нет лица. Просто гладкие головки без волос, ушей, носа, губ. Их всего около трехсот, но на такой территории кажется, — тысячи, десятки тысяч! Нет ни одной тумбочки, где безликий некто не глядел бы на тебя, ни одного подоконника, ни одного шкафа или стола. Есть в доме платяные шкафы, полностью ими забитые. Есть пара сундуков, где хранятся куколки из золота... Короче, много их. И едва не каждый гость спрашивает: зачем столько, и почему без лица? На это шеф отвечает загадочно: в Мире лику смерти и так отведено большое место, я лишь собираю эти лики, дабы смертные не знали, что они смертны. Как правило, после этой фразы о статуэтках больше не спрашивают. Не спрашиваю и я, с тех пор как то же самое услышал в день моего первого посещения этого дома.

На второе загадочное обстоятельство обращают внимание уже наиболее наблюдательные гости — отсутствие пыли. А уж самые-самые внимательные подмечают, в особняках шефа настроение у них скачет, как давление гипертоника. Что порой его "здравствуйте" холодит шею, что нельзя находиться тут и молчать — очень, ну просто очень охота рассказать хоть что-нибудь! Несколько раз у нас влюблялись, пару раз — разводились. А уж поножовщина, семейные ссоры, пальба и прочие страсти-мордасти — дело обыденное, как, допустим, саманный кирпич...

А так, да, просто восемьдесят восемь одинаковых домов, придурь миллионера и мота. И только тот, кто понимает нюансы жизни, вникнет — нет ничего обманчивее простоты богатства. А тем более богатства, растраченного на такую придурь, как эти особняки или статуэтки, или фонтан на заднем дворе, или подлинники Рафаэля, висящие на стенах эдак небрежненько, или номер дома на улице из чистого золота. Тут сразу напрашивается, хозяин или сумасшедший, либо это все далеко-далеко не безумие и придурь. И это действительно так.

Прежде чем пройти в кабинет, я подошел к почтовому ящику и достал нехилый пакет корреспонденции. Там были и счета, и письма, и десяток газет на разных языках. В мои обязанности, в первую очередь, входит проверка газет. Я отнес тюк с почтой в кабинет и, отобрав те письма, что адресовались шефу, положил ему на стол. Здесь, наверное, стоит описать кабинет, или как любит называть его шеф — библиотеку. Он занимает треть первого этажа, тут шеф проводит больше всего времени. Хотя правильнее будет сказать: "в кабинетах во всех своих домах". Обстановка вновь двоякая. На первый взгляд: два стола, мой и хозяйский, три кресла на ножках и одно кресло-качалка, шкафы с книгами, да диванчик-клопосборник. Но вот второй взгляд открывает больше. Меблировка кабинета сплошь старинная. Стол шефа — массивная конструкция, сделанная на заказ лет пятьдесят назад — как шеф рассказывал, тогда на этом наварилась одна маленькая Германская столярная мастерская, выпилившая восемьдесят восемь одинаковых столов. Ручки кресел и дивана резные, с завитушками, полагающимися веку эдак семнадцатому. Шкафы для книг настолько добротные, что сдвинуть можно только краном, да и содержание соответствующее — не удивлюсь, если один из тысячи старинных корешков принадлежит Некрономикону в какой-нибудь "аффторской" редакции. Кресло-качалка принимала обширное седалище босса, а книги он считал своими лучшими и надежнейшими друзьями. Опять же, как он рассказывал, ни одна, даже самая графоманская книженция не разочаровывала его так, как это делает обычный прохожий на улице.

А вот я, признаюсь, не сильно склонен по натуре к чтению, да и времени на это у меня никогда не хватает. Все эти старинные финтифлюшки я тоже не сильно жалую. Мой угол кабинета — стол и стул. Все. Зато современные, удобные, почти что пластиковые... Ну, конечно, цельный пластиковый стол мне бы никто сюда затащить не позволил, но могу поклясться — есть пластик в стуле, а под столешницу я назло шефу налепил жвачки. Нет уж, нуегонафиг эту мистико-старинную херь, что помогает только когда принимаем клиентов. Меня уже достали и закосы под старину, и безликие статуэтки, и прочее. Мы с шефом, помню, долго спорили, что мои стол и стул никак не вписываются в обстановку, но я настоял, потому как за этим стулом мне приходится сидеть подолгу, а задница у меня не чугунная и не выдержит прозябания на одном из стульев, что он мне предлагал. Те стулья, как будто украденные со съемок фильма об Остапе Бендере, хоть и были красивы, и вписывались, но мне как-то не по себе, что в зад может впиться острая пружина, да и, если сидеть на таком стуле долго, это еще будет зад с мозолями. Тот спор я выиграл и мебель отстоял.

Однако были и проигрыши. Например, я хотел поставить компьютер, но шеф отказался наотрез. "В моей библиотеке никогда не будет заседать этот кремниевый демон!", — и точка. Поэтому, когда мне нужны услуги такой незаменимой в наше время вещи, я притаскиваю сюда ноутбук.

Положив на стол письма, я распаковал сверток с газетами и принялся их просматривать. Меня совершенно не интересовали новости — для этого есть телевизор — каждую газету я открывал на последних страницах, где печатаются объявления. Моя работа — убедиться, что там есть наше. Его всегда печатали жирным шрифтом, но где-то в сторонке. Так, чтобы не слишком бросалось в глаза, но и не осталось незамеченным тем, кому предназначалось. Всего двенадцать газет из разных стран мира. В основном из Европы и Америки, но есть и китайская, и индийская, и австралийская, и, конечно, русская. И всякий раз как я перелистываю хрустящий папир с такими знакомыми буковками, сердце чуточку подпевает мыслям о детстве. Да, я — русский. Когда-то шеф подобрал молодого паренька в одной захолустной деревеньке, вразумил и взял на должность. Да и имя у меня самое что ни на есть русское — Иван. Хотя в других странах оно часто произносится как Айван, но я уже давно привык. Я начал работать на шефа десять лет назад, когда мне исполнилось восемнадцать. Это, кстати, случилось именно в день моего рождения. Но об этом как-нибудь в другой раз. Великий Светлый, как же много я могу вам рассказать в этот "следующий раз"! Даже жаль, что шеф в этой книге поставил меня в чисто рекламные рамки. Ну да ладно.

В каждом объявлении написано одно и то же. На разных языках, но суть одна. Оно печаталось не только в этих двенадцати газетах, но и во многих других. Общим числом получалось где-то триста изданий по планете, но мне поручалось просматривать только самые часто читаемые. Для просмотра остальных у шефа есть другие помощники, уже не главные. Объявления гласили следующее:

"Решаю любые проблемы! Звоните по телефону 88888888. Спросить: Роберт Гамбит".

Светлый мой! Я только понял, что даже не сказал вам, как зовут моего шефа. Это, наверное, потому что для меня он всегда будет не Роберт Гамбит, а всяческими производными слова "хозяин". Я называю его: шеф, босс, хозяин, учитель и так далее. Но никогда по имени. Во-первых, потому как не верю, что это его настоящее имя. И, во-вторых, от имени Гамбит у меня сразу ассоциации с "Людьми Х". Впрочем, ради справедливости надо сказать, такие объявления появлялись в газетах задолго до того, как компания "Марвел" придумала своих супергероев.

Наконец я услышал его шаги на лестнице. Походка у шефа, как, впрочем, и все остальное, весьма примечательна. И вновь тут как посмотреть. Невнимательный чел ничего не заметил бы. И только приглядевшись, или, как в моем случае, прислушавшись, можно приметить, шеф не просто идет, он как бы слегка пританцовывает. Или двигается рывками, даже не знаю, как правильно объяснить. Суть в том, что он делал один чуть более "медленный шаг" на три более быстрых. Примерно так: раз-два-три — раз, раз-два-три — раз. Так он ходил всегда. И когда шел, и когда бежал, и когда крался на цыпочках. Вы спросите, зачем? Боюсь, мой ответ покажется вам странным. Но, пожалуй, мне уже пора начинать вас удивлять, не так ли? Шеф таким образом собирал вероятности. Пока, наверное, непонятно, но далее я вам все подробно объясню.

Шеф сразу пошел на кухню. У нас есть столовая, но завтракать он предпочитал в обществе плиты, блестящей посуды и огромного холодильника, откуда можно достать каких-нибудь копченых колбас, бутыль молока или охлажденную икру. Я просматривал газеты, потом перешел к разборке счетов, коих обычно приходит великое множество. Так было и сегодня. Обычно это занятие занимало у меня полчаса, к этому времени босс заканчивал завтракать и входил в кабинет. На этот раз у меня ушло на всё про всё чуть меньше получаса, и когда он вошел, я уже закурил вторую сигарету.

— Доброе утро, Иван, — сказал он звонким мелодичным голосом. Он всегда приветствовал меня именно этой формулировкой. Для него это своего рода ритуал.

— Привет, шеф. Как спалось? — мое приветствие ему редко было одинаковым. В этом вопросе я придерживаюсь правила, что начинать каждое утро одинаково — не дело. Это как-то скучно и вообще...

Шеф подошел к своему столу и уселся в кресло-качалку. Потом достал толстую кубинскую сигару и тоже закурил.

Если вы верняком хотите попасть впросак, можете начинать судить о шефе по внешности. Большей ошибки вы, пожалуй, допустить не сможете никогда. Босс — идеальное подтверждение, что о книге судить по обложке нельзя. Высокий, довольно плотный мужчина лет тридцати пяти — сорока. Первым бросался в глаза объемный живот — при росте метр девяносто шеф весил сто двадцать или, быть может, даже сто тридцать кг. По крайней мере, так он выглядел сейчас. Но внешность его отнюдь не постоянная величина. Вы скажите, я опять несу какой-то бред, но поверьте мне, это не так. Как бы то ни было, в девяти случаях из десяти он выглядел именно так, это — его любимый облик. Так вот, первое, что вас могло ввести в заблуждение — это его пузо. Глядя на Шефа, казалось, такой человек не может двигаться быстро или ловко. Но это не так. Скажу больше, никогда вам не достичь столь потрясающей физической формы, будь вы хоть штангист, хоть бегун, хоть прыгун, хоть борец, хоть на гитаре игрец. Шеф все равно выжмет больше, пробежит быстрее, прыгнет выше и скрутит вас за милую душу. Далее вас может ввести в заблуждение его лицо. Если судить по нему, можно подумать, перед вами простодушный добрячёк. Практически круглая физиономия с парой вторых подбородков, всегда удивленные, слегка слезящиеся темные глаза. Губы, постоянно складывающиеся то в улыбку, то в подобие буквы "О", легкий румянец на круглых щеках и вечно потеющая лысина. Он как будто постоянно всему удивлялся и все находил забавным. Короче, лицо у него более чем легкомысленное и вроде никак не принадлежит человеку умному или проницательному. Вот это вторая иллюзия, с которой расставались все наши клиенты, пусть и не сразу. На самом деле, я никогда не встречал, да, наверное, никогда и не встречу настолько умного, проницательного и жестокого человека. Его большая голова вмещала столько различной информации, что незачем пользоваться компьютером. Компьютером ему служил собственный мозг.

И все же у вас наверняка возникает вопрос. Ну, ладно, ну, сильный мужчина, ну, быстрый. Да пускай очень умный и прекрасно умеющий маскироваться. Конечно, личность незаурядная, но всё же, как он может решать любые проблемы любого человека? Ведь проблем у людей столько, сколько самих людей. И будь Гамбит хоть помесью Шварценеггера и Шерлока Холмса, он не может решить ВСЕ возможные проблемы. И вы, наверное, окажетесь правы. Но при этом не учитываете самого главного. Вот тут я попрошу вас мне просто поверить на слово, потому что я скажу вам сейчас кое-что необычное. Мой шеф не просто "умный силач", все это лишь производное от другой его... способности. Он — колдун.

Я уже чувствую, вы тяните губы в усмешке. Но попрошу отнестись к этому серьезно. Он действительно колдун. Не фокусник, не шарлатан-ясновидец, не медиум и даже не Карлос Карлосович Кастанеда. Он самый настоящий колдун. Причем один из самых сильных в Мире. А-а-а, скажите вы, так значит, в Мире есть и другие колдуны? Ну, тогда понятно!

И здесь я предложу вам только два варианта развития нашего с вами дальнейшего общения. Первый, вы поверите, что все это правда, и тогда у вас действительно есть шанс когда-нибудь наткнуться в какой-нибудь газете на объявление, предлагающее решить ваши проблемы. И второй, вы просто будете продолжать читать всё это как вымышленную историю. В этом случае объявление никогда не попадется вам на глаза (почему, я объясню позднее), и вы можете просто почитать о приключениях парочки вымышленных персов. Во всяком случае, с моей стороны я постараюсь сделать все, чтобы вам было интересно это читать, ну, а если результат вас не устроит, не обессудьте. В конечном итоге, всё это задумывалось, в первую очередь, для тех, кто предпочтет первый вариант.

И прежде чем я приступлю к изложению того, как мой несравненный шеф решает проблемы других людей, я все-таки хотел бы побольше объяснить вам о колдунах и колдовстве. Вообще-то я могу написать огромную книгу на эту тему, потому что сам не только помощник, но и ученик колдуна и, между прочим, тоже кое-что уже умею. Описывать подробно не буду, потому что не хочу раскрывать всех колдовских секретов. Тут, видите ли, какая закавыка — чем меньше в Мире колдунов, тем лучше для самих колдунов. Если это сказать нашими терминами: чем меньше колдунов, тем больше свободных вероятностей. А именно в них вся сила колдуна. Вы спросите, что такое вероятности? И тут я опять смогу дать вам подробнейший ответ, но ограничусь одним предложением. Вероятность — это возможность события к происхождению. Нехило я завернул, а? Ну, а если серьезно, вероятность — это просто вероятность события. Можно назвать ее удачей, или наоборот, неудачей, можно случаем, но все это будет не точно. Вероятность — это то, из чего состоит человеческая, да и любая другая жизнь. Это возможность существования самого Замысла. После последнего слова тоже возникает целая куча вопросов, но развернуто отвечать, что такое Замысел, тоже смысла нет. Просто потому, что на это уйдет еще одна толстенная книга. И поэтому опять постараюсь быть краток. Колдуны считают — всё, что есть во вселенной, всё сущее и несущее (колдуны вообще любят туманно изъясняться) является Замыслом Светлого. И всё, что во вселенной происходит, происходит по законам Замысла и Светлого. А сам Замысел состоит из вероятностей. И на этом пока все. Я уже прям вижу, как кто-то вывихнул скулы от зевоты, читая этот абзац. Обещаю, буду выдавать вам информацию о колдовстве строго дозировано и приводить для нее соответствующий пример.

Шеф медленно покачивался в кресле, попыхивая сигарой. Вид выражает чрезвычайное блаженство и негу, эдакий зажиточный рабовладелец в квадрате. Докурив, он протянул руку к стопке корреспонденции, но не взял всю, а вытащил письмо из середины. Потом вскрыл и, достав из стола ручку, поставил на листке подпись. Остальные письма отправились в корзину для бумаг. Тут тоже надо дать небольшое пояснение. Шеф владеет Знанием. Что такое Знание? Это возможность знать всё обо всём. То есть вы просто хотите что-то узнать и сразу получаете информацию об этом. Знание невозможно объяснить, оно просто есть и всё. Это основа колдовства, без него у колдуна практически ничего не выйдет. Но об этом тоже позднее.

— Сегодня у тебя будет задание, — сказал шеф. — Я чувствую, будет глупый вызов.

"Глупым вызовом" шеф называл звонки, не сулящие высоких гонораров, но, тем не менее, возможность поиметь какую-то прибыль была, поэтому на такие задания снаряжали меня. И действительно, на столе шефа, звоном советского будильника, забренчал старинный телефон. В это время во всех восьмидесяти восьми домах по всей планете зазвонили восемьдесят восемь одинаковых телефонов. Когда шеф снял трубку, все они одновременно замолчали. У меня на столе стоит параллельный телефон, я тоже поднял трубку.

— Здравствуйте! — прозвучал молодой и веселый женский голос в трубке. — Это вы можете решить любую проблему?

— Да! — не менее веселым тоном ответил шеф. Когда он говорил с кем-нибудь посторонним, его голос начинал соответствовать внешности — приобретал оттенки удивления и жизнерадостности. Но так как его никто не видел, ломать остальную комедию он не стал. Взгляд его остался колючим, а на устах не играла дебильная улыбка.

— Послушайте, у меня пропала сережка. Вы не могли бы ее найти? — сказала неизвестная девушка, на заднем плане послышался смех кого-то.

— Конечно же, могу, — ответил шеф невозмутимо. — Но это будет стоить вам двадцать тысяч долларов.

— Ничего себе у вас расценочки! — ответила девушка так же весело. Она еще не подозревала, что попалась в капкан, и чтобы из него выбраться, ей придется выложить двадцать кусков. — Да обе сережки стоят в пять раз дешевле!

— Но вам они наверняка дороги, не так ли? — продолжил босс.

— Конечно! Это подарок мужа на первую годовщину нашей свадьбы.

— В таком случае, не стоит жалеть какие-то несчастные двадцать тысяч. Ведь если я их верну, память о той знаменательной дате останется с вами, а так потеряется. Не следует раскидываться воспоминаниями из-за денег.

— А вы и вправду сможете их найти? — впервые по-настоящему заинтересовалась девушка.

— Разумеется. Вы ведь читали мое объявление. Там ясно сказано, что я могу решить любую проблему. Правда, я беру большие гонорары, но уверяю вас, никто не сможет сделать того, что делаю я.

— Ну-ну, — снова развеселилась жертва шефа. — А что, если вы не сможете ее найти?

— А давайте поступим так! — начал подсекать рыбку шеф. — Мы заключим с вами пари. Конечно, официально. Подпишем договор, все дела. А суть пари будет такова: если я не найду вашу сережку, я сам заплачу вам эти двадцать тысяч. Ну, а если найду, то вы мне. Идет?

— Ну, я как-то не думаю, что... — засомневалась девушка.

— Да ладно вам, Дженнифер. Неужели вы позвонили сюда, чтобы просто выдать всё это за розыгрыш по телефону? Ведь так нельзя, в самом деле. Если уж начали какое-то дело, его надо доводить до конца. К тому же, вы вовсе не бедная девушка, у вас наверняка найдутся свободные двадцать тысяч. Ну, так по рукам?

— Я даже не знаю. Мне надо посоветоваться с мужем...

— Вы струсили, Дженнифер? — спросил шеф с притворным удивлением. — Но как к этому отнесутся ваши друзья, которые вам принесли газету? Как же Майкл, Эли и Питер? Нет, Дженнифер, если уж решили пошутить, наберитесь смелости довести свой розыгрыш до конца.

— А откуда вы знаете мое имя? — все больше волновалась Дженнифер.

— Я знаю всё про всех, — отрезал шеф безапелляционно. — Считайте, я Санта Клаус. Ну, так вы согласны? У вас хватит мужества и смелости довершить начатое? Или вы позорно повесите трубку и будите смеяться надо мной со своими друзьями, зная, что никакой причины для смеха у вас нет. И никогда не сможете сказать, что вам удалось провести знаменитого Роберта Гамбита.

— Ну хорошо, — решилась девушка. — Но если это какой-то розыгрыш...

— Позвольте вам напомнить, что это не я, а вы позвонили мне, — перебил шеф. — И именно с целью разыграть меня. Но я на вас не в обиде. Вы действительно смелая девушка, если решили пойти до конца.

— Да, я смелая. Приезжайте и не забудьте привезти свои деньги.

— К сожалению, я не смогу приехать лично, — сказал босс разочарованно. — Но я пришлю своего помощника.

— И он будет лазать по всему дому и искать эту сережку? До этого могла додуматься и я.

— Даже если и так, почему вы этого не сделали? Но не волнуйтесь, всё решится очень быстро. И я уверяю, у вас не возникнет никаких сомнений в том, кто выиграл наше маленькое пари.

— Ну ладно, — снова развеселилась девушка. — Я живу...

— Я знаю ваш адрес, — в третий раз перебил Гамбит. — Мой помощник будет у вас через три часа.

Трубка опустилась на телефон. Девушка, наверное, думала, что поступила очень оригинально, решив разыграть шефа. Но, увы, таких вот шутников набиралось не меньше сотни в год. Нельзя сказать, что с каждого глупого вызова нам удавалось получить прибыль, но процентов восемьдесят профит приносили. Один раз шеф даже умудрился заработать на этом триста тысяч евро.

— Ее потерянная сережка лежит под правым верхним краем матраца в спальне, — затараторил шеф. — Она там уже искала, но сережка зацепилась за край матраца, и, когда она его приподняла, не удосужилась посмотреть на сам матрац. Напиши договор и езжай туда. Разыграй обычный спектакль. Полученные деньги можешь оставить себе. Все равно это твоя зарплата за полмесяца.

Да, у меня не самая маленькая зарплата в Мире. И есть еще и всякие премии, прибавки, всё такое прочее. Но по сравнению с тем, что зарабатывает сам шеф, это — капля в море.

— Ясно. А где она живет?

— Это и будет твоим заданием. Ее зовут Дженнифер Кристи, она житель Нью-Йорка. Дальше сам.

Как видите, и в моей работе есть неприятные моменты. Дело в том, что я не просто работаю на шефа. Будь дело только в службе, я бы давно уволился. Или босс уволил меня. Или убил бы. Дело именно в том, что я еще и его ученик. А ученика полагается учить. И это как раз тот самый случай, когда великий колдун Роберт Гамбит, некогда один из Семи Толстых Ткачей, решил поизображать помесь Макаренко и Дамблдора. Он, разумеется, мог просто сказать, где живет мисс Кристи, и дело с концом. Но смысл именно в том, чтобы я нашел ее Знанием или как-то иначе. Я, конечно, могу залезть в интернет или телефонный справочник и начать обзванивать и объезжать всех Дженнифер Кристи Нью-Йорка, но, давая это задание, шеф поставил меня в жесткие рамки. Во-первых, времени мне дадено всего три часа, и это вместе с дорогой. Если шеф сказал, что помощник будет через три часа, я должен расшибиться в лепешку, но быть на месте в указанный срок. Во-вторых, я еще должен напечатать договор. А составить юридически правильный документ на таких неординарных условиях тоже нелегко. Хорошо еще, у меня есть опыт. Вы спросите, зачем нужен договор? Для того чтобы мне не остаться без половины зарплаты. Ведь шеф не зря сказал, чтобы я взял деньги себе. Если я завалю дело, он просто никак не компенсирует мне это. А в моей практике уже бывали случаи, когда кто-то не хотел платить по счету. Шефу в таких ситуациях хорошо, ему достаточно просто начать слегка нервничать, и любой здравомыслящий человек отдаст последнюю рубашку — босс бывает очень страшен в гневе. Но я-то не босс! В гневе я тоже страшен, да, но моя природная красота и шрам всегда перевешивают...

Корче, вы поняли, у меня возникли с проблемы. Шеф, тем временем, спокойно попыхивал сигарой, уткнувшись в прихваченную с кухни газету. Судьба дальнейшего его нисколько не интересовала. Я же начал печатать договор для клиентки.

За время службы я выучил несколько языков, так что на английском договор печатать, на русском, на китайском — мне всё равно. Для печати мне нужен компьютер и принтер, я пошел за ними в свою комнату. Времени оставалось не очень много, но я всё равно долго подключал принтер к ноутбуку, а потом несколько раз включал и выключал. При этом принтер издавал всякие механические звуки, а я знаю, шеф этого терпеть не может. И хоть долго играть у него на нервах я не мог, но получить небольшое удовольствие очень хотелось. Не поймите меня неправильно, просто шеф очень непоследовательный педагог. Может месяцами ничего мне не задавать и вообще делать вид, что учит меня не он, а шаолиньский монах Вы-сунь-Су-хим, а однажды, как вот сейчас, внезапно "вспоминает" о своем священном долге и начинает издеваться. Хотя прекрасно ведает, что Знание мне не очень дается, а всё потому, что у меня редко есть свободное время, чтобы его тренировать. Но делать нечего, поэтому, отбив договор, я откинулся на стуле, закрыл глаза и под веселое печатанье принтера (я решил сделать двадцать копий договора, а принтер так сладко жужжал!), просто прокрутил в голове имя и голос этой девушки. На примере все это выглядело так: "Дженнифер Кристи из Нью-Йорка. Дженнифер Кристи из Нью-Йорка. Дженнифер Кристи из Нью-Йорка", — постоянно повторял я про себя. Теоретически должно хватать и одного раза. Шефу вон хватило простого разговора с этой девушкой, и он уже все про нее знает. Но то шеф, великий и могучий. А у меня всё не так быстро.

Знание вообще — вещь очень непостоянная. Оно может дать информацию, о чем угодно, кроме того, откуда берется само Знание. Впрочем, и на этот счет есть версии. Из них: подключение к вселенскому разуму, общение с богом или дьяволом, вливание сознания во всемирный информационный поток и так далее. На практике это не имеет значения, главное — результат Знание дает превосходный.

Вспомнив всё, что я знаю о Дженнифер, и постоянно повторяя в уме ее имя, я прислушиваюсь к ощущениям. Главное поверить в те ассоциации, что возникают при упоминании объекта, о котором надо получить информацию. У меня в мыслях при упоминании имени Дженнифер сразу всплыло другое имя — Пол. Потом я понял, что это имя ее молочника. Теперь главное не отвлекаться на самого Пола, иначе начнешь получать инфу уже о нем. Еще важнее по-настоящему поверить, что всё это правда, Пол действительно существует и приносит Дженнифер молоко. Засомневаешься, Знание умолкнет. Начнешь рассуждать, что раз Пол приносит ей молоко, значит, она живет загородом — Знание умолкнет. Оно не терпит ни неверия, ни логики. Но, если будешь верить всему, что придет в голову, и не станешь подключать воображение, есть шанс узнать больше.

Я узнал следующее: у Пола жена больна гриппом, собаку Дженнифер зовут Тутси, в бассейне есть надувной матрац, муж Дженнифер работает банкиром, на заднем сидении ее машины лежит журнал "Космополитен", она поругалась с матерью на этой неделе, ее унитаз вмещает пять литров воды, на крыше живет голубь альбинос. И еще много-много всякой-всячины совершенно мне не нужной. Но это пришлось узнать.

Так прошло где-то минут десять. И только когда понял, что крепко зацепился, я посмел задать дополнительный вопрос. Теперь фраза-посыл изменилась: "Дженнифер Кристи из Нью-Йорка, точный адрес. Дженнифер Кристи из Нью-Йорка, точный адрес. Дженнифер Кристи из Нью-Йорка, точный адрес". Поначалу я испугался — информация вдруг перестала приходить. Такое часто случалось — трудно долго держать концентрацию и помнить все факторы, заставляющие Знание вещать. Но тут в мозгу всплыло: "Ленсигтон авеню, дом 146-Б". Я улыбнулся, расслабился, откинулся на спинку стула. Чтобы отключить Знание, достаточно просто наполнить мозг другой информацией, что я и сделал.

— Тридцать шесть минут, неплохо, — сказал шеф.

Он, конечно, соврал — это очень плохо. У него на все это ушло бы секунд десять. Да и у меня иногда получалось гораздо быстрее. Но, как я уже говорил, в любом деле нужна тренировка. И тренировка эта невозможна без учителя.

— Сколько дотуда ехать? — спросил я шефа, в надежде, что он таки облегчит мне поиски. Но он лишь улыбнулся и снова уткнулся в газету. Хотя я никогда не мог понять, зачем он читает газеты и книги? Ведь ему достаточно взять их в руки, и Знание сделает всё остальное. А может и вовсе не брать. Но эту загадку — как и сотни других — я уже давно отчаялся разгадать. Откланявшись, я пошел на улицу.

Там, отдельно от дома, у нас гараж. Это может показаться странным — можно ведь пристроить гараж к дому, но есть на то причина. Вообще, в жизни шефа причина есть на всё. В данном случае, дело в том, что, колдуя, можно случайно повредить сложный механизм машины — в Нью-Йоркском гараже шефа стояла красное "Феррари". Машины он не слишком любил, поэтому в каждом городе они у него разные — единственное исключение из правила о восьмидесяти восьми одинаковых домах.

Я сел в красную красавицу и достал коммуникатор — уже давно привык к приколам шефа, поэтому GPS навигатор всегда на стрёме. Задав адрес "Ленсигтон авеню, дом 146-Б", я нажал педаль газа. Добраться в срок — пара пустяков для меня, и плевать я хотел на пробки, полицейских и бабушек с бадиками, переходящих дорогу. Мелкие неудачи, что мешают в пути всем водителям, мне нипочем, ибо на мне "стоит" Купол Удачи. Пишется с большой буквы, потому что условно относится к так называемым "Заклятьям Светлого", а "заклятья темного" у нас, колдунов, принято писать с маленькой буквы. Купол Удачи — очень полезная штука. Наверное, самая полезная из всех колдовских заклятий. Здесь я опять вынужден сделать небольшое отступление, чтобы рассказать, что такое заклятье.

Заклятье — это набор вероятностей, служащий для чего-либо. Сказано не очень красиво, но суть такова и больше никакова. Если перефразировать, мы получим, что вероятности складываются в некую последовательность, чтобы обеспечивать какую-нибудь конкретную и постоянную цель. В случае с Куполом Удачи, обеспечивают его носителю удачу во всём, за что бы ни взялся. То есть, если я сейчас пойду и куплю лотерейный билет — выиграю. Если в меня кто-нибудь выстрелит — промахнется. Если я со страшной скоростью промчусь на красном Феррари через весь Нью-Йорк и буду бессовестно проезжать на красный и под все "кирпичи", — меня никто не остановит. И даже если вдруг я наткнусь на легавого, в это время его, допустим, разберет понос и он отвлечется от выполнения своего прямого долга. Купол Удачи может спасти вам жизнь или вывести из затруднительной ситуации, а вернее — поможет вам в нее не попасть.

Хотя он не панацея от всего плохого в Мире, во-первых, потому что не вечен. Купола Удачи обычно хватает на одно крупное везение, типа спасения жизни, или на сотню-другую маленьких. А потом он разрушится. Но, если вы колдун, можете сразу окружить себя еще одним. Или, если вы ученик колдуна, который пока что сам не умеет ставить Купол, но уже научился собирать вероятности, можете поддерживать купол, который поставил на вас учитель.

Доехал я на Ленсигтон авеню спустя полтора часа. Пробок и всего прочего я избежал, но улица оказалась на другом конце города. Я не стану рассказывать во всех подробностях, что там произошло, скажу лишь: Дженнифер оказалась очень красивой веселой девушкой. Она подписала контракт, провела меня в гостиную, где сидели ее друзья. Они тоже оказались приличными ребятами. Я окружил себя плотным кольцом таинственности и повел всю компашку наверх, где под охи и ахи, с весьма сосредоточенным видом, достал искомую сережку. Все, конечно, заявили, что это какой-то фокус, я же уверил их, что это простая дедукция. Шефу нельзя сильно светиться, а уж мне и подавно. Я приготовился, что Дженнифер начнет отпираться от контракта и разыгрывать оскорбленное величие, но приятно удивился, что она спокойно выписала чек на двадцать тысяч. Но поставила условие, что отдаст его, только если я расскажу всё подробно. На скорую руку я сочинил сказочку про интуицию, помноженную на опыт. В общем, провел у нее не самые плохие два часа жизни, откланялся и поехал домой. И клянусь, только кольцо на ее пальце остановило меня от более активных действий. Но у меня есть нерушимое правило: никогда не посягать на территорию других самцов. Вот такой я сентиментально-няшечный.

Вся эта история заняла у меня полдня, поэтому, прежде чем отправиться домой, я решил заехать в ресторан и перекусить. И вот, к четырем часам дня я припарковался у порога нашего дома.

Это маленькое дельце я хотел привести как простейший пример того, чем мы с шефом занимаемся, но тогда я еще не знал, оно обернется началом одного из самых сложных дел, в которых мне приходилось принимать участие.

С Дженнифер мне больше не пришлось увидеться, зато предстояла встреча с ее братом. Но всё по порядку. В тот день ничего интересного не случилось, разве что шеф предложил прогуляться по Алям-аль-Металю. Алям-аль-Металь — это сон. Сон — это один из четырех планов Замысла, возможно, впоследствии расскажу об этом подробнее. Шеф водит меня в Алям-аль-Металь для учебы — чтобы я научился управлять Сном (сам Алям-аль-Металь тоже делится на три уровня, Сон — место, куда и попадает основная часть сновидцев — срединный и промежуточный уровень между Границей и третьим уровнем). То есть, менять его параметры по собственной воле. Подробности нашей прогулки я тоже, пожалуй, опущу, потому что к той истории это не относится.

Итак, я начинаю...

Проснувшись на следующий день, я повторил вчерашний ритуал с завтраком. Настроение мое летало даже не в облаках, а где-то в звездной системе Альфы Центавры, где межгалактические птички пели мне, какой замечательный предстоит денек. Шеф, как обычно, спустился в девять и в полдесятого вошел в кабинет. Он поприветствовал меня, закурил сигару и сообщил:

— Сегодня у нас намечается очень интересное дело. Если оно выгорит, мы, пожалуй, сможем взять отпуск на пару месяцев.

— А что, такой жирный кусок? — осведомился я.

То, что дело может оказаться прибыльным и разрешимым, вознесло мое настроение куда-то к границам Вселенной, где, по некоторым данным, обитает сам Темный. А вот новость о предстоящем отпуске я воспринял без энтузиазма. Мы работали без передышки уже почти три месяца, а шеф очень редко так зарабатывается. Он любит наслаждаться бездельем не меньше, чем я люблю работать. Меня же каждое новое дело только радует, я очень люблю приключения, загадки, колдовство; и вообще я — страшно непоседлив. Отпуск для меня перестает быть радостью уже через неделю, потому что без адреналина я свою жизнь не представляю. А шеф еще как представляет. Я не знаю точно, сколько ему лет, но точно не меньше ста. Да, колдуны живут долго, а порой, и очень долго. И большую часть своей долгой жизни шеф занимался примерно тем, чем сейчас — за большие гонорары решал различные проблемы различных людей. И ясно, что это занятие ему успело серьезно наскучить. Пять месяцев в году не работал, а читал книги, совершал увеселительные поездки и занимался прочей дребеденью. Но когда его банковский счет приходил в упадок, ему приходилось возвращаться к работе.

Вы можете спросить: разве колдун не может заработать столько денег, сколько захочет? И я отвечу вам: нет. На то есть несколько причин. Первая — даже колдуну нельзя нарушать человеческие законы. Здесь не столько моральный аспект, а скорее практичность. Дело в том, что колдуны прекрасно знают о существовании ада. Знают, какие поступки могут туда привести. Поэтому, несмотря на всю свою силу, стараются сильно не грешить. Не все, конечно. Среди колдунов встречаются и отвратительные подонки. По правде сказать, мой шеф как раз скорее исключение из остальной плеяды, поэтому и пользуется всеобщим уважением, и может заниматься тем, чем занимается. Все остальные колдуны вынуждены соблюдать режим строжайшей секретности по иным причинам — иначе за ними придут. Кто придет? Вы будете смеяться, но придет Великая Инквизиция. Да, она существует, и нет на планете института мощнее. В ней служат религиозные фанатики, но если бы только это, колдуны уже давно не обращали на инквизиторов внимания. Инквизиторы умеют разрушать вероятности. Проще говоря, в их присутствии нельзя колдовать. А колдун, который не может колдовать, становится легкой добычей. У этой организации есть еще одно преимущество. Их сила в сплоченности. Колдуны одиночки, потому что когда несколько чародеев собираются в одном месте, им трудно колдовать. Даже не колдовать, а собирать вероятности. А место, где много колдуют, очень скоро превращается в довольно унылое место. Чтобы колдовать, колдуны отбирают вероятности у людей. Забирают их удачу. И если собрать сотню колдунов в одном городе и заставить колдовать, очень скоро вся удача из города уйдет. Поэтому колдуны поделили земной шар на своеобразные зоны влияния. Самые сильные, вроде моего шефа, конечно, считают своей территорией весь Мир. А шеф еще к тому же заключил договор с инквизиторами. Не знаю, как ему это удалось, но они его не трогают и позволяют заниматься своими делами относительно свободно. Чего уж там, к боссу даже Великий Инквизитор несколько раз заглядывал, а за консультациями обращается регулярно. Но колдуны помельче обязаны сидеть ровно в каком-нибудь одном городе. Территорию определяют на специальном собрании, руководит которым — Джон Кремер. Архиколдун. С ним, как и с Великим Инквизитором, связываться нельзя. Архиколдун — официальный представитель ада в Мире. Демонолог. Некромант. Бяка страшная, короче...

Я стал ждать. Если шеф говорит, что дело будет прибыльным, оно наверняка окажется сложным. А сложное дело, вернее его решение, наиболее для меня привлекательно. Я продолжал работать с корреспонденцией, разбирать счета, потом залез в интернет, но всё равно не мог сдержать волнение и постоянно подергивался в предвкушении.

— Прекрати! — наконец мое поведение надоело шефу. — Ты слишком много думаешь в моем присутствии! А ты знаешь, как это раздражает. Теперь успокойся, сделай восемнадцать глубоких вдохов и скажи мне, что происходит сейчас в моем доме в Марокко.

Мне пришлось подчиниться. Я глубоко задышал, закрыл глаза и попытался представить дом шефа в Марокко. Он, конечно же, не отличается от этого, но раз мне задали вопрос именно про него, значит, там что-то происходит.

Когда волнуюсь, мне очень трудно пользоваться Знанием, пришлось успокоиться. Вот тут-то я в лужу и сел. Я очень старался, но Знание так и не приходило. Через пятнадцать минут шеф прервал это занятие.

— Хватит! — сказал он презрительно. — Плохо, очень плохо. Знанием надо пользоваться в любом состоянии. А при волнении это особенно важно. Если ты когда-нибудь станешь настоящим колдуном, тебе придется нередко попадать в различные переделки. И чтобы из них выбраться, придется научиться принимать решения в любой ситуации мгновенно. Я не доволен тобой. А теперь подними трубку и договорись о встрече.

Зазвонил телефон. Я послушно взял трубку. А внутри у меня всё кипело. Конечно, он прав, но всё же такую выволочку я не заслужил.

— Ало! — рявкнул я в трубку — Дом Роберта Гамбита!

— Здравствуйте, — донесся мужской голос в трубке. — Мне дала этот телефон моя сестра. Меня зовут Генри Кристи.

— А, так вы брат Дженнифер, — слегка успокоился я. — Чем могу быть вам полезен?

— Ну, в объявлении сказано, что вы решаете любые проблемы. И сестра рассказала мне, что вы очень легко решили какую-то ее проблему. Вот я и хотел бы с вами поговорить...

— Вы можете изложить суть проблемы?

— Вообще-то, это не телефонный разговор, — замялся Генри. — Я предпочел бы встретиться с вами лично.

— Хорошо. Вы проживаете в Нью-Йорке?

— Да.

— Видите ли, я всего лишь помощник мистера Гамбита, а сам он очень любит заниматься делами у себя дома. Так что вы можете приехать к нему или я подъеду к вам...

— Я вполне в состоянии приехать к вам, — перебил Генри. — Давайте адрес.

Я продиктовал наш адрес, Кристи заверил, что приедет в течение часа. Я посмотрел на шефа, тот невозмутимо читал какую-то книжку. Конечно, он уже знал, предстоит встреча, знал, когда и с кем. Но со мной он об этом говорить не станет. И ясно почему. Я откинулся в кресле и снова стал представлять дом в Марокко. Спустя десять минут я выдал:

— В вашем доме сейчас делают уборку. Всего уборщиц трое.

— Имена? — отозвался шеф, не отрываясь от книги.

— Мари, Шила и Агнесс.

— Хорошо. Приготовь бар в состояние готовности. Нашему посетителю наверняка захочется хлебнуть чего-нибудь горячительного.

— Нет, он не пьет за рулем, — ответил я.

— Прекрасно, — улыбнулся шеф. — Вот видишь, можешь, когда захочешь. Тогда принеси мне пиво из холодильника.

Я направился на кухню и достал бутылку пива. Шеф очень любит этот напиток, поэтому пивом заставлено полхолодильника. Причем не просто пивом, а с его собственной маленькой пивоварни в Германии. Я принес ему бутылку и стакан, а себе налил чашку кофе. И мы принялись ждать клиента, пуская клубы дыма в атмосферу комнаты. Белесая пелена заволокла кабинет, иногда толстые губы шефа выпускали целые фигуры из дыма. Под потолком заплавали киты и фрегаты. Чуть ниже притаились опасные спруты, а в самой глубине, в паре сантиметрах от пола, притаились расплывчатые тени глубоководных монстров. Я уже затушил сигарету, а шефова сигара продолжала рождать строения из дыма. Последним шеф отстроил Рльех и поселил в нём спящего Ктулху...

Через сорок минут в дверь позвонили. Я пошел встречать, по пути разрушая дымных монстров. Когда я вернусь, их уже не будет. Да и дымом в кабинете пахнуть тоже не будет. Он колдовским образом уйдет в открытое окно, хотя всего пару минут назад вовсе не собирался этого делать...

Я открыл дверь, на пороге стоял мужчина лет сорока. Одет в дорогой костюм и выглядит, как банкир. Банкиром он и был. На слегка вытянутом лице красовались пышные усы и маленькая бородка. Зеленые глаза слегка поблескивали недоверием и заинтересованностью.

— Здравствуйте, — поздоровался он. — Вы, наверно, Айван? Сестра мне о вас рассказывала.

— Здравствуйте. Да, это действительно я. Имею честь быть главным помощником мистера Гамбита. Он ожидает вас.

И я повел его внутрь. Генри с интересом рассматривал интерьер нашего дома, многочисленные куколки тоже пялились на него гладкой поверхностью лиц; Кристи прошел в кабинет, его уже встречал поднимающийся из кресла шеф, не забывший надеть коронную маску доброжелательности и удивления. Круглое лицо приветливо и слегка застенчиво улыбалась, в глазах играл веселый огонек.

— Господин Кристи! — воскликнул он слегка высоковатым голосом, нисколько не похожим на тот, которым говорил со мной. — Какая прекрасная возможность для меня познакомиться со столь выдающимся бизнесменом! Я немного разбираюсь в экономике и знаю, что вы и ваш покойный батюшка, упокой господи его душу, являетесь одними из главных воротил банковского дела во всем мире!

Генри был определенно польщен, что его здесь знают. Он пожал шефу руку, даже не подозревая, что тут же выдал ему всю информацию о себе. Дело в том, что Знанием можно пользоваться на расстоянии, но гораздо лучше иметь прямой физический контакт с человеком или предметом. Так можно узнать сразу всё и практически мгновенно. Теперь босс знает, чего хочет этот господин, и какую линию поведения лучше избрать для общения с ним. Шеф вернул зад в кресло, его слегка качало — еще бы, мозг только что впитал информацию о целой жизни! Потом, естественно, шеф заставит мозг все это забыть, но вот прямо сейчас терабайты в черепной коробке вертятся, словно пузырьки в бокале пива.

— Мне лестно, что вы знаете про меня, мистер Гамбит, — сказал Генри, садясь в одно из гостевых кресел. — Но, боюсь, вы сказали неправду.

— Не может быть! — округлил глаза шеф. — Тогда прошу меня простить. И поверьте, я вовсе не хотел вас обидеть. Я ведь не столь хорошо разбираюсь в экономике, как вы. У меня слегка другой бизнес.

Конечно же, шеф врал самым бессовестным образом. Он-то как раз разбирался в экономике превосходно. Шеф вообще во ВСЁМ разбирается превосходно.

— Нет-нет, что вы? Вы меня нисколько не обидели, — продолжил Кристи. Судя по позе, он расслаблен и уверен в себе. Чувствует себя человеком, контролирующим ситуацию целиком. Именно на это шеф и рассчитывает, когда перевоплощается в эдакого добродушного толстячка. Клиент считает себя хозяином положения, но даже не представляет, для шефа он, как планктон для китовой акулы. Скоро он будет процежен и выжат, а шеф получит свое. — Дело в том, что мой отец, действительно, как вы выразились, был воротилой банковского бизнеса. Но недавно он умер. И именно в этом и заключается мое дело к вам.

— Но я не умею воскрешать мертвых, мистер Кристи, — "не понял" шеф. На его лице отразилась целая гамма чувств. Создавалось впечатление, он невероятно расстроился, что не может сделать такую безделицу, как воскресить мертвого.

— А я и не прошу у вас этого, — улыбнулся Кристи. — Но, возможно, вы сможете помочь мне в другом. Видите ли, отец не оставил завещания...

— А-а-а, я начинаю понимать, — шеф сделал вид, будто внимает каждому слову. На самом же деле он вполне может сейчас думать о значимости моллюсков для французских ресторанов. Такие вот диалоги он ведет уже сотню лет. Всё отработано. Всё схвачено. За всё будет хорошо заплачено.

— Ну так вот, — Кристи слегка скривился от того, что его перебили. — Я не совсем правильно выразился. Он оставил завещание. Я в этом уверен. Сам отец мне о нём говорил. Но его никто не смог найти. На следующий день после смерти скончался и его душеприказчик и друг, Джероми Уайлс. Он был хорошим другом всей нашей семьи, и это тоже большая потеря для нас с сестрой. И мы оказались в затруднительном положении. Отец говорил, что завещание положил на хранение в один из банков. Весь его капитал составляет почти триста миллионов долларов...

— Но разве вам как детям покойного не должно достаться всё его состояние? — вмешался в разговор я.

— Все не так просто. Видите ли, незадолго до своей смерти он женился. Хотя вскоре и пожалел об этом. Его новая жена была почти в два раза его моложе. И это, несомненно, был брак по расчету с ее стороны. И более того, ей даже удалось как-то забеременеть от отца, хотя тому было уже шестьдесят два. И теперь по закону она является распорядителем всех его денег. Мы, разумеется, собираемся с ней судиться и наверняка высудим какую-то часть этих денег, но вы же понимаете, суд присудит вдове с молодым ребенком бо?льшую часть. А тут еще совет директоров отцовского банка решил, что надо внести коррективы в дела. Пока отцовская часть акций заморожена, я не могу помешать им. Боюсь, они, пока мы судимся, развалят и растащат весь отцовский бизнес.

— Это все, конечно, очень интересно и печально, — покачал головой шеф. — Но что конкретно вы хотите от меня?

— Я хочу, чтобы вы нашли это завещание!

— А вы уверены, что оно существует?

— Конечно! Мы с отцом говорили на эту тему незадолго до его смерти. И он сказал, что после смерти оставит новой жене около десяти миллионов, а всё остальное поделит между четырьмя детьми. Его вдова будет распоряжаться деньгами последнего сына, пока тот не достигнет совершеннолетия. Но все банковские акции он оставил мне. Мы работали вместе пятнадцать лет, и из них десять я занимал пост вице-президента.

— А какие шаги вы предприняли, чтобы найти завещание?

— Я нанял целую армию частных детективов. Но в каком банке оно находится, было известно только двум людям. И оба они умерли. Мы попробовали через суд принудить банки поискать в своих сейфах, но нам сказали, что могут принудить какой-нибудь один конкретный банк вскрыть свои сейфы. Но чтобы все, нет, это невозможно.

— А почему ваш отец не спрятал завещание в своем банке? — подал голос я.

— Не знаю, — сморщился Кристи. — Наверное, потому что не особенно доверял партнерам. Думал, кто-то сможет выкрасть и подменить завещание. Наверное...

— Понятно. Суть вашего дела ясна, мистер Кристи. Но у нас возникает одна маленькая проблемка, — сказал шеф, а его большой и указательный пальцы показали размер проблемы. И хотя, судя по зазору между пальцами, выходило, что проблема действительно невелика, лично я подумал, что мы влипли.

И вот почему. Казалось бы, просто воспользуйся Знанием и найди нужный банк. Но все не так просто. Дело в том, что сами колдуны активно пользуются банковской системой. А если учесть, что практически все сильные колдуны — люди богатые и жадные, конечно, они стараются защитить свои капиталы от возможных неприятностей. А теперь представьте, что любой из них мог бы залезть в банковские счета и Знанием получить все пароли и коды допуска. Естественно, допустить такое они не могут. Потому всё, что касается банков, депозитов, счетов очень строго охраняется. От Знания нельзя что-либо скрыть, но его можно, так сказать, запутать. Если попробовать покопаться в банковской системе Знанием, получишь только головную боль от свалившихся на тебя ненужных фактов. К тебе будут приходить куча бесполезных цифр старых счетов и больше ничего. Нет, посидев пару лет, ты найдешь нужную информацию. Но к тому времени все счета будут уже другими. Между прочим, сам Гамбит регулярно запутывает банковское Знание. Так что, как решить эту проблему, я не знал. Но шеф, похоже, настроен более оптимистически.

— И какая же? — спросил Кристи.

— Это размер моего гонорара. Видите ли, сэр, я беру очень большие деньги за свою работу и считаю, что поступаю правильно, потому что никто другой с ней не справиться.

— И сколько вы хотите за свой труд, — нахмурился Кристи. Очевидно, в нем начал просыпаться потомственный банкир.

— Это обойдется вам в десять миллионов долларов, — с невинной улыбкой сообщил мой жадина-шеф.

— Во сколько?! — воскликнул банкир ошарашено. — Это невозможно!

— Но ведь ваш куш от нашей сделки будет гораздо значительнее, — продолжил шеф невозмутимо. — Посудите сами, из трехсот миллионов я получу всего десять. По-моему, это честно, ведь кроме меня помочь вам не сможет никто.

— Все равно нет, мистер Гамбит. И потом, вы забываете, что я получу только треть состояния отца. И даже если бы я получил всё, это не значит, что я собираюсь платить такие бешеные деньги за такие сомнительные услуги.

Мне всегда нравилось, как шеф умеет переходить из одного состояния в другое. Представьте, перед вами сидит обаятельный толстячек, мило и подобострастно с вами беседует, и вдруг:

— Мои услуги вовсе не сомнительны, мистер Кристи! — рявкнул шеф совершенно другим голосом. В одно мгновение весь румянец сошел с его лица, а дебильная улыбочка сменилась плотно сжатыми губами. Но больше всего изменился взгляд. Слегка слезящиеся оленьи глаза вмиг высохли, в них появилась жестокость и властность. Шеф перешел из сидячего положения в стоячее, да так быстро, что Кристи обдало легким ветерком.

Но это, конечно, не всё. В эту секунду по банкиру шарахнуло молотом вероятностей. В душе у него сейчас, должно быть, всё сжалось, во рту пересохло, а мочевой пузырь едва сдержался, чтоб не опорожниться. Шеф умеет прятать от посторонних взглядов свою колдовскую сущность, но стоит ему чуть приподнять шторку — в штаны не наложить будет серьезным подвигом.

Шеф оперся о стол и подложил:

— Если вы думаете, что я морочу вам голову, вы пришли не по адресу! Мое предложение более чем щедрое, и если вы на него не согласитесь, через месяц вылетите в трубу вместе с вашим банком. А все денежки, которые, возможно, удастся спасти, прикарманит ваша мачеха. Я же предлагаю вам спасти положение в самые кратчайшие сроки. Предлагаю выход, чтобы вы не оказались на паперти.

Сказать, что банкир был ошеломлен, значит, ничего не сказать. Он-то наверняка думал, что полностью владеет ситуацией. Что он тигр, а Гамбит антилопа. И именно на такой эффект рассчитывал шеф. Он показал зубы, и Кристи понял, кто всё это время сидел в клетке с хищником.

— Но... но... Я просто не могу... Вы понимаете... — залепетал он.

— Всё вы можете, — чуть сбавил обороты шеф. — И вам необязательно платить всю сумму самому. Ведь ваша сестра тоже заинтересована в том, чтобы завещание было найдено в кротчайшие сроки. Вот и разделите расходы поровну. Я уверен, если вы всё объясните, она согласится. На этом всё, сэр. У вас есть сутки на рассмотрения моего предложения. То есть сутки, чтобы осознать — у вас просто нет выбора. До свидания. Иван, проводи нашего гостя.

Я встал и подошел к всё еще не пришедшему в себя Генри. Тот что-то лепетал, но когда шеф говорит "до свидания" — это значит до свидания. Кристи, как во сне, проследовал за мной к выходу, и уже когда я открыл перед ним дверь, схватил меня за рукав и спросил:

— А он и вправду сможет?

— Конечно. Он всё может, — сказал я как можно ласковей. Потом попрощался и вернулся в дом.

Вам может показаться странным, что банкир так сник от одного шефова крика. Но не забывайте, что он колдун. Он не просто кричит, а вкладывает в это порядочную порцию вероятностей. А вы знаете, какова вероятность, что у вас может резко перемениться настроение? Или что вы внезапно сойдете с ума? Она очень приличная, скажу я вам. Находясь в обществе колдунов, вы постоянно подвергаетесь риску попасть под их чары. Ведь они — творцы случая, а в нашем Мире так много чего возможно. Очень многие колдуны окружают себя ореолом страха или даже безумия. Те, что помоложе, ореолом сексуальности. Бывает же такое, вы боитесь или наоборот полностью доверяете какому-нибудь человеку? Некоторые просто источают опасность, а от других так и бьет ключом обаяние. И именно этот трюк применил шеф. Он просто ненадолго приоткрыл перед банкиром свою суть. А суть у моего шефа, может, и не злая, но уж точно опасная.

Вернувшись в кабинет, я сел за свой стол и осведомился:

— Ну и с какого бока мы возьмемся за это дело? Вы же не можете Знанием прочитать, в каком банке находится это завещание?

— Нет, не могу, — пробурчал шеф хмуро. Похоже, ему самому не нравилось, что он не может решить проблему просто и быстро.

— Ну и как мы будем действовать?

— Пока я не дождусь официального ответа, что нанят, я не стану шевелить мозгами над этим "недо-делом".

Он, конечно же, лукавит. Наверняка будет обдумывать, как со всем разобраться, но мне ни слова не скажет.

— Но у нас еще есть дела, — продолжил шеф. — Если уж я собрался тебя учить, надо довести этот порыв до конца. Пошли в подвал.

Вот и настало время рассказать вам про подвал. Подвал уходит под землю на пять метров — одно огромное помещение без перегородок. У нас там нечто вроде спортзала. Там нет тренажеров и прочий фигни в таком роде. Пол устилает мягкий ковер, на стенах блестит разнообразное холодное оружие. Очень много холодного оружия: ятаганы, сабли, катаны, шпаги, рапиры, шашки, мечи, кортики, ножи и так далее. Особое место уделено самурайским мечам — их здесь едва ли не половина. И так в каждом доме. Представьте, сколько всего у хозяина мечей! Но зачем? Дело в том, что вернейшее средство убить колдуна — это его зарезать. А еще лучше шею свернуть. В общем, чем проще — тем лучше. Если вы, предположим, попробуете застрелить колдуна, купол удачи помешает вам. Вы или промахнетесь, или пистолет не выстрелит, или пуля попадет в пуговицу пиджака и отскочит, чихнете и промажете, или еще что случится. А всё потому, что существует больша?я вероятность вашего промаха. Есть, правда, специальные пистоли, которые настолько просты, что даже осечки дать не могут, и если стреляешь с близкого расстояния, есть неплохой шанс колдуна прикончить. Но мечём вернее. Хороший меч пробьет любой купол удачи.

Думаю, самые проницательные уже догадались, что мы пришли в зал фехтовать. Вся эта история началась года четыре назад в Париже. Шеф сказал, что мне надо обучиться фехтованию. А так как мы гостили в столице шпагомахательного искусства, глупо было бы не воспользоваться случаем. И он повел меня в самую крутую школу — учить азы.

Мы пришли в школу, он пожелал поприсутствовать на первых уроках. Мы с тренером встали в позицию. Как сейчас помню, француз напомнил мне Атоса из "Трех мушкетеров" — усатый и спокойный. Он стал объяснять мне, как надо правильно держать шпагу, показывал разные фехтовальные движения. Но тут вмешался шеф. Он буквально завалил меня советами и даже прошелся по технике тренера. Тренер не выдержал и сказал, что если шеф такой-де умный, может быть, он покажет, как "правильно". А надо сказать, шеф в тот раз выглядел как сейчас, то есть толстым, неповоротливым добрячком. Шеф принял вызов, они встали в стойку и начали фехтовать. А еще следует отметить, тренер-Атос был в прошлом олимпийским чемпионом.

Это надо было видеть! Шеф двигался плавно, но в нужный момент делал стремительные выпады или молниеносно отражал все атаки противника. Не прошло и пяти секунд, как босс воскликнул первое "туше". И таких "тушей" он накричал в тот вечер порядочно.

Тренер проникся нешуточным уважением к шефу и даже предложил иногда приходить в эту школу тренироваться. Шеф оказался не против, и мы проходили туда с полгода, пока опустевшие карманы не вернули нас к работе.

Но сейчас поблизости не найдешь ни одной школы фехтования — шефу приходится самому меня тренировать.

Кстати, я так увлекся описанием шефа, что совершенно позабыл описать вам себя. Итак, мне двадцать восемь лет, рост сто восемьдесят пять сантиметров, вес восемьдесят килограмм, сложение тела атлетическое, волосы светлые, глаза голубые. Скуповато, и с экстравагантной внешностью шефа не сравнить, но уж какой есть.

Мы спустились в подвал, каждый выбрал оружие. Я отдавал предпочтение шпаге, он — самурайским мечам. Мы встали в позицию и принялись наносить удары. Тут же комнату наполнил лязг металла, запах пота и частое дыхание. Но это мое, шеф-то даже капельки пота не выдавил, хотя махал мечём, дай Светлый как! Никакой защиты на нашем оружии нет, острые кромки заточены так — бритва позавидует; если таким мечём или шпагой полоснуть, отрезать руку или ногу можно с легкостью. Но это в принципе невозможно — шеф настолько превосходит меня в этом хитром деле, что я не то чтобы ранить, поцарапать его не могу. Все наши упражнения сводились к простому — я осыпал его градом ударов, пытаясь пробить защиту. Шеф отражал всё, и как я не старался, достать его не мог. А ведь уже четыре года тренировался! Впрочем, шеф не только опытнее меня многократно, он еще и колдун. Он не помогает себе колдовством, но физически превосходит любого человека, потому что его тело, если можно так выразиться, улучшено. Как такое возможно? Вот тут ничего сказать не могу, простите. Тупо не знаю. Шеф не объясняет, говорит, пока мне еще рано это знать, а то вдруг попробую. Короче, всё как в том анекдоте, где телевизор смотреть можно сколько угодно, главное — не включать...

Наша тренировка продолжалась примерно час. За это время я весь взмок, а шеф так и остался сух, как подгузник "Либеро". Я пошел в душ, он вернулся в кабинет. А потом босс предложил проехаться по вечернему Нью-Йорку, что мы и сделали. Ничего интересного в тот вечер больше не произошло.

На следующее утро, сразу после завтрака, раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Звонил мистер Кристи.

— Здравствуйте, Айван, — поприветствовал он меня.

— Хэлоу!

— Я звоню сказать, что я и сестра согласны на ваше предложение. Через час к вам приедет мой адвокат и привезет все необходимые бумаги. Вам еще что-нибудь нужно? Например, отчеты частных детективов? — Я посмотрел на шефа, тот покачал головой.

— Нет, мистер Кристи.

— Хорошо, тогда скажите, сколько вам потребуется времени на решение нашей проблемы, — он явно не хотел говорить с Гамбитом, предпочел беседовать через меня.

— Неделя, — сказал шеф. — Может, меньше.

Я передал информацию Кристи, тот сказал, что будет очень рад, если мы выполним работу так скоро. Потом попрощался и повесил трубку.

— Выйди из библиотеки, — сказал шеф. — Когда придет адвокат, оформи всё, что надо.

Я послушно поднялся и пошел в гостиную ждать адвоката. То, что меня выдворили из кабинета, означает — шеф станет там колдовать. Причем по-крупному. А это частенько плохо на меня влияет. Видите ли, колдовство не вредит простым людям, если, конечно, не направлено против них. Но для обучающихся колдунов это может быть опасно. Я уже умею управлять вероятностями, но пока недостаточно хорошо. А когда шеф серьезно колдует, пространство вокруг порождает еще больше вероятностей. Вероятности наслаиваются, делятся, частенько выливаясь в заклятье или даже проклятье. И я могу нечаянно чего-нибудь заставить сбыться. Вам пока не очень понятно, о чём я, подробнее объясню, когда представится случай привести соответствующий пример.

Через час пришел адвокат и принес бумаги. Я дополнил контракт несколькими пунктами и подписал. Я не просто помощник Роберта Гамбита, но еще и полномочный. Адвокат ушел, а я стал с предвкушением ждать, когда шеф меня позовет. По практике знаю — это надолго. Так оно и получилось. Я ждал примерно пять часов. За это время я успел пойти на кухню и, сделав себе несколько сэндвичей, слегка перекусил. Потом опять пошел в гостиную, посмотрел телевизор.

И вот, наконец, в три часа я услышал, как шеф вышел из кабинета и пошел на кухню. Еще рано торопиться, в кабинет мне нельзя заходить минут десять, пока шеф не приведет вероятности в порядок. Прошло еще пятнадцать минут, я прошествовал в кабинет. Шеф сидел за столом со стаканом пива и курил сигару. В воздухе можно повесить пару топоров от дыма — когда работает, шеф курит не переставая. Я подошел к окну и открыл. Над нашим домом повисла страшная черная туча. Похоже, все вероятности шеф согнал в нее — через пару часов ветер отволочет тучу за город, там она прольет на землю кипятковый ливень вперемешку с градом, "испражнится" сотней-другой молний, быть может, породит торнадо. Так вот и избавляются от неиспользованных чар — формируют нечто мощное, но бессмысленное. Как правило, оно получается еще и смертельно опасное, но шеф не пожалел вероятностей и для безопасности, хотя на его месте любой другой колдун просто позволил бы туче облегчиться прямо в городе, разве что, подальше от своего дома отогнал.

Я сел в гостевое кресло и приготовился слушать. Шеф еще не отошел от колдовства, его глаза пока ничего не выражают — они пусты, словно акульи. Долго смотреть в них нельзя, это свести с ума. Я вовсе не преувеличиваю, слишком уж мощными чарами он орудовал, слишком великие силы потревожил.

— Ну, так что мы будем делать? — спросил я через пару минут.

— Я нашел только одно решение этой проблемы, — ответил шеф. Его голос звенел и отдавал эхом. По коже у меня побежали мурашки. — Мне это не слишком нравится, но другого выхода я не вижу. Мне не удалось взломать защиту банков, и о том, где находится завещание, действительно знали только погибший Кристи и его душеприказчик. А прошлое отказалось дать мне тот день, когда они составляли договор.

Да-да, казалось бы, что может быть проще — Знанием найти день, когда банкир и душеприказчик клали бумагу в сейф. Я тоже было подумал об этом решении, но проблема во времени. Надо просмотреть целую жизнь умершего человека, а это — не фунт изюма. Из этой ситуации есть выход — колдовством помочь себе же. Заставь удачу улыбнуться, выбери день наугад, и тот окажется именно нужным. Наверное, шеф это и делал только что. Вот только прошлое — опасная штука. Глядеть в него трудно. Даже опасно — можно погрязнуть в былом. Стать Нитью самого себя. Тот, кто глядит в прошлое слишком далеко, находит его чересчур привлекательным и остается там навсегда. А еще, прошлое умеет хранить секреты. И даже могущественное колдовство не раскроет всех его архивов. Прошлое — это тоже план Замысла. Разобраться в нём ой как непросто.

— Но тогда наше дело труба, — сказал я.

— Нет. Я истратил почти половину вероятностей и смог кое-что узнать.

Я присвистнул. Половины вероятностей шефа хватило бы уничтожить маленький город.

— И что же? — спросил я.

— Я узнал, что умерший банкир находится в Шелебе.

Я еще раз присвистнул. Шелеб — это шестой круг ада. Предпоследний. И тут до меня начало доходить.

— Мы что, пойдем в ад!

— Я не вижу другого решения нашей проблемы, — кивнул шеф спокойно.

— Но ведь там демоны! — воскликнул я ошарашено. — А шестой круг, наверное, вообще кошмар!

— За свою жизнь я неоднократно бывал там, перетерпеть можно, — пожал плечами шеф.

— Ну так давайте уж сразу в Дум к Темному заглянем!

— Нет, — покачал головой босс. — На такое я все-таки не решусь. А что ты так переполошился? Боишься?

— Конечно!

— Это будет тебе хорошим уроком, — улыбнулся шеф. — Когда-то мой учитель отправил меня в ад одного и заставил выбираться оттуда. И это изменило всю мою жизнь. Именно тогда я понял, насколько удивителен и разнообразен Замысел. И тебе это тоже будет полезно. Но ты не будешь в том положении, что я тогда — с тобой пойдет учитель.

— Спасибо, — сказал я мрачно. — Но все-таки, разве это не опасно?

— Конечно, опасно! Это самое опасное из всего, с чем тебе приходилось сталкиваться в своем обучении. Но именно поэтому мы должны туда пойти. Как я уже сказал, если уж я принялся за твое обучение, надо делать этот процесс максимально продуктивным.

Да уж, диалог меня, признаться, шокировал. На моей родине бытует другое слово, что абсолютно точно характеризует мое тогдашнее состояние. Оно, правда, нецензурное, но я дам вам подсказку. Начинается на "А" кончается на "Е". А посередке... две буквы из набора хромосом, только прочитанные по-русски. Кто догадается, что за слово — пишите.

Я крепко призадумался. Но шеф прервал мои размышления:

— Скажу по правде, когда я соглашался на эту затею, думал, старик Кристи будет прозябать не дальше второго круга. Кто же мог предположить, что он окажется в шестом? С другой стороны, это очень хорошо, потому что в шестом круге у меня есть одно дело, которое я отложил в долгий ящик, но которое должен завершить.

— А что за дело?

— Об этом позже. А сейчас я хочу тебя спросить, ты пойдешь со мной? — я открыл рот, но шеф поднял руку, призывая к тишине. — Не перебивай. Это действительно очень опасно, а для тебя опасней в десятки раз, чем для меня. Я все-таки состоявшийся колдун, в аду мое могущество не ослабнет. А вот тебе предстоит встретиться со всеми тамошними ужасами, мало того что в первый раз, так еще и практически беззащитным. Поэтому впервые я не тащу тебя за собою, не давая выбора. Я не уверен, смогу ли защитить тебя в достаточной степени. Более того, скажу честно, есть большой шанс не вернуться оттуда живыми.

— Ну не всё же так страшно, — пробурчал я хмуро. Шеф и здесь завладел ситуацией. Я-то надеялся, он будет меня успокаивать и уговаривать. А так мне еще придется его уговаривать взять меня с собой.

— Конечно, не так, — улыбнулся шеф зловеще. — Всё еще страшнее, чем я описал. Но если всё будет так, как я запланировал, мне придется пройти только по первому и шестому кругу.

— Вы имеете в виду, нам придется?

— Всё зависит от твоего решения.

— По-моему, всё ясно. Конечно же, я иду. Может, от меня будет больше пользы, чем вы думаете.

— Вполне может быть, — продолжал скалиться шеф. — В аду можно колдовать, но новых вероятностей не соберешь. Их там просто нету. Я могу обессилить, и твоя помощь оказаться кстати.

— Ну и какой у нас план действий? — спросил я приободренно. — И что это за дело, которое вам надо окончить в Шелебе?

— Всё потом. Ты же знаешь мою страсть к театральным эффектам.

— Ради такого могли бы и нарушить ваши правила.

— Правила придумываются вовсе не для того, чтобы их нарушать. Особенно внутренние правила. Можно нарушить слово, данное другому, но никогда нельзя нарушать слово, данное себе, — нахмурился шеф. Игра в педагога, мать ее, продолжалась. — И даже не потому, что врать само по себе плохо, но если солжешь себе, можешь ведь и поверить в свою ложь. И даже не это самое страшное. Ты можешь оказаться настолько трезв рассудком, насколько и слаб духом. Ты можешь ложь, собственные недостатки, страхи, всё плохое, что есть в себе, обратить своими достоинствами. Но от сего они плохими быть не перестанут. А вот уже эти недостатки, обращенные достоинствами, изживать гораздо труднее. Практически невозможно, если честно. Вот она — причина, по которой в Мире появляются настоящие злодеи.

— Но хоть что-нибудь вы сказать можете? — вздохнул я обреченно — наверняка лекции продолжатся. — Хотя бы как мы попадем туда?

— В ад? Очень просто. Достаточно умереть.

— Смешно, — слегка растерялся я. — А если серьезно?

— Увидишь. А сейчас мы поедем добывать вероятности.

Шеф поднялся из кресла и направился наверх — одеваться и готовиться к выходу. Я уже был готов, поэтому пошел выгонять машину из гаража, восхваляя Светлого, что шеф обошелся-таки просто загадкой, но не загадкой и словоблудием, как получалось обычно.

Вот, пожалуй, и пришло время объяснить вам подробнее, что такое вероятности, иначе вы сочтете дальнейшее поведение шефа идиотизмом. Итак, вероятность — это то, из чего состоит всё. Даже не так: вероятность — это то, из чего всё состоит до того, как состояться. Вероятности делятся на три категории. Вероятности типа один, два и три. Вероятность типа три привязана к месту, объекту и времени. Два, соответственно, привязана к каким-нибудь двум вышеперечисленным факторам, а один к одному. Четвертый фактор, заставляющий вероятность стать событием — это свершение. Следовательно, вероятности как бы виртуальны до того момента, пока не стали случаем. И в то же время они есть. Вероятность типа один — это самое малое, что есть в Замысле. Если у вас есть вероятность один, вы можете заставить случиться практически всё, что угодно. Если два или три, вы тоже можете многое, но возможности ограничиваются.

Итак, как всё выглядит на практике. Вы накапливаете вероятности, а потом по вашему желанию происходит всё, чего вы хотите. В любой ситуации настолько везет, что все события складываются так, как вам нужно. Есть, правда, ряд ограничений. Но поверьте мне, существует множество вещей, которые вы сочли бы чудом, но они вполне возможны. Вполне вероятны...

И тут возникает другая проблема. Как эти вероятности вообще можно накопить? Такой нехилый вопрос, правда? Как стать колдуном — человеком, управляющим удачей и случаем? Предупреждаю сразу, всякие медитации и прочая такая хрень вам нисколько не помогут. Медитация может помочь развить Знание, но и то вряд ли. Для этого нужна помощь человека, который Знать умеет.

Вероятности можно накопить несколькими способами. Первый — отобрать у кого-нибудь. Для этого надо быть колдуном. Далее, можно наполнить свою жизнь событиями, и тогда вероятности придут сами. Вообще, колдовство очень схоже с жизнью. Гораздо больше, чем с наукой, всякими фантастическими книгами и компьютерными играми. В настоящей магии нет уровня жизненной силы, выносливости. Да и стать колдуном восьмидесятого левела, оставшись внутри нормальным человеком, тоже нельзя. Колдун отличается от человека именно внутренне. Он отбрасывает человеческие принципы, мораль, веру. Он — иное. Только внешне на человека похожее.

Вероятности — это не полоска вверху экрана, это, фактически, количество выходов из ситуации, в которой вы находитесь. Представьте, что каждую секунду вы стоите на пересечении десятка дорог или в коридоре с десятью дверьми. И каждую секунду можете пойти по верной или неверной дорожке, открыть хорошую или плохую дверь. Причем, какой путь приведет вас к благоприятному результату, а какой заранее вреден, вы знаете. В нужную дверь постоянно норовят проскользнуть другие люди, а некоторые дороги так заторены — хрен протиснешься. Некоторые вообще закрыты. А так хочется открыть вот именно эту, за которой Анджелина Джоли, дом в Лос-Анджелесе и хтонический счет в банке.

А теперь представьте.

Вы — властелин чар и магии. Перед вами тот же перекресток, тот же коридор. Вот только дорог не десять, а сто. И дверей не десять, а сто. У вас есть связка ключей. Та дверь закрыта, где Анджелина? Так и пёс с ней — есть ключ к той, где другая красавица. И там нет толпы народу. Туда вообще никто не ходил, у людей нет карты к той двери, нет ключей к тому сердцу. А у колдуна всё это есть. И чем колдун сильнее — тем путей больше. Колдуны же самой великой силы на том перекрестке сидят в тракторе, расчищая себе дорогу к любой двери.

Вероятности — двери. И сила. Правда, похоже на жизнь?

Это довольно сложно объяснить "не-колдуну", потому что магия — сугубо практика. Как там Фоменко говорил: секс — это вам не просто так, им надо заниматься. Так и с колдовством — им надо заниматься, чтобы понять. Наверное, нет в Мире более практичной профессии, чем колдун. Собственно "колдовство" — это всего лишь термин.

Но вернемся к способам накопления вероятностей. Третий — если вам их кто-то подарит. Но этот кто-то тоже должен быть колдуном.

И наконец, четвертый способ, одновременно самый простой, но и самый хлопотный. Нужно совершить много-много беспричинно-хороших поступков, либо беспричинно-плохих, либо бессмысленных. Не стараться идти в ту дверь, где будет хорошо или плохо. Просто иди и скоро обнаружишь, что дверей всё больше и больше, и больше...

На практике это выглядит так:

Мы с шефом приехали в центр и начали чудить. Вернее, чудить начал шеф. Я и так забит вероятностями настолько, насколько мог себе позволить.

И опять я должен сделать небольшое отступление. Если вы собрали больше вероятностей, чем можете проконтролировать, они очень быстро обернутся событиями. Особенно это подходит к вероятностям типа три. Им достаточно всего одного фактора, чтобы случиться. И тогда вокруг вас начнется настоящий хаос. С вами произойдут самые разные события, которые вы не сможете проконтролировать. У колдунов даже есть специальный термин для людей "обожравшихся" вероятностями — с ними случается заклятье "жизнь полная приключений". Уверяю, это чуть не дежурная шутка колдунов. Например: чего там с Васей стало, что такой хмурый ходит? А с ним случилась жизнь полная приключений. А потом взрыв "ржаки". Под "приключениями" подразумевается то, что бедный Вася сам втянул себя в ненужные события, которые не сможет проконтролировать. Обычно после таких приключений к Васе приходит человек с рулеткой и обмеряет рост... Потому что если Вася колдун, он себе таких приключений наколдует! Ну, и весьма символично то, что пишется это заклятье с маленькой буквы. Это заклятье Темного.

С чего начал шеф? Он предпочитал четвертый способ и копил вероятности, совершая беспричинно-хорошие поступки или бессмысленные. И это действительно здорово — это самые сложные из всех вариантов четвертого способа.

Он начал с того, что приехал к какой-то бирже, и там сразу несколько человек обогатилось, заключив хорошие сделки. Потом предложил прогуляться по улице, где случайные прохожие начали находить счастье. Прямо на наших глазах три парочки познакомились, не сомневаюсь, в их жизнь вскоре ворвется брак. Кто-то излечивался от недугов, простуды уходили, глаза начинали видеть лучше, раковые опухоли рассасывались. Потом он зашел в какой-то дом и, поднявшись на четвертый этаж, постучал в квартиру, из которой доносились звуки драки. Ему открыл дверь растрепанный мужчина, где-то в квартире плакала женщина. Шеф вырубил мужика ударом по лицу, зашел и сказал женщине, чтоб уходила от ублюдка. Следом мы сели в машину, поехали до трущоб и предотвратили вооруженное ограбление. Тут, признаюсь, и я подсобил. Грабителей было трое, все с пистолетами. Они напали на двух молодых девушек. Когда мы появились, один попробовал направить на нас пушку, но по "счастливой случайности" пистолет выстрелил раньше, и пуля, срикошетив от стены, попала негодяю в ногу. От неожиданности другой выронил оружие, а третьего вывел из строя я сам, успев к этому времени подбежать и двинуть его по башке. Тот, что потерял пистолет, поскользнулся, пытаясь его поднять, упал, ударился головой об асфальт и потерял сознание.

Я взял у спасенных девушек телефоны, ну, знаете, так, на всякий случай, и мы направились дальше. Больше в серьезные переделки мы не попадали, так что описание остальных добрых дел я приведу в двух словах. Гамбит помогал всем, кто попадался на пути. Он раздавал милостыню, помогал старушкам перейти дорогу, один раз даже снял с дерева котенка. В общем, действовал очень глупо, ведь он настолько крут, что может это проделать, не выходя из дома. Но тогда он не получил бы, чего хотел, а именно — не накопил бы вероятности. Хотя, повторюсь, он избрал не самый легкий метод их собирать.

Мы приехали домой ближе к полуночи, шеф пошел в кабинет. Когда он входил, порыв ветра открыл окно и, подхватив листок бумаги с моего стола, положил прямо на столешницу шефа. Подобные маленькие происшествия постоянно случались по дороге домой. То дождь менялся ясной погодой, то мухи разбивались о лобовое стекло, оставляя следы, складывающиеся в неприличные слова и картинки. Какой-то голубь закинул к нам в окно сто долларов. У меня всё время развязывались шнурки, и прекратилось это, только когда я пригрозил шефу, что специально разобью машину, если он не прекратит. Шеф сбрасывал вероятности тройки и двойки. От них не так много пользы, как от единичек, они, грубо говоря, занимали лишнее место. А единственный способ от них избавиться — заставить из разряда вероятностей перейти в разряд случившегося.

Шеф подошел к своему столу и начал что-то писать на листке бумаги. Потом сложил самолетиком и, подойдя к окну, бросил. Самолетик полетел, подхваченный ветром, и вскоре скрылся вдали. Это стало последним "сбрасыванием балласта". Шеф попросил меня сходить за пивом, а сам сел в кресло и закурил. Я вернулся из кухни с двумя бутылками и одним стаканом. Лично я предпочитаю пить пиво прямо из горла. Мы выпили, каждый постарался расслабиться в кресле. День, что ни говори, был беспокойным.

— Ну и как нам попасть в ад? — спросил я. — Неужели и это тоже секрет?

— Я уже говорил, — проворчал шеф, — чтобы попасть в ад, надо умереть.

— А разве тогда вы не попадете в Рай? Я-то еще ладно, ничего сверххорошего в жизни не сделал. Мне дорога в чистилище. А вот вы заслуживаете Райские кущи.

— Нет, — покачал головой босс. — Я заслуживаю Хоры.

— А почему? — удивился я. — Если честно, я не знаю ни одного человека, совершившего столько хороших поступков, сколько вы. Да хоть сегодняшний день возьмите.

— Я действительно сделал много добра. Но перед тем, как я встал на этот путь, я заслуживал Дума.

Я распахнул хлебальник. С моим шефом не соскучишься. Дум — это седьмой круг ада. Самый страшный, если верить тому, что я про него слышал и читал. Туда попадают только самые отъявленные мерзавцы. Из тамошних заключенных можно вспомнить хотя бы Иуду или Гитлера. Дум — это вообще даже не столько круг ада, сколько признание заслуг перед Темным. Что же такое сделал шеф, что удостоился чести сей? Впрочем, спрашивать его бессмысленно. Всё равно не скажет. Хотя то, что он поднялся до Хоры, говорит о многом. И вообще, о том, куда попадет твоя суть после смерти, сказать точно нельзя ...

А вот и очередной повод для небольшой лекции. По мнению колдунов, человек состоит не из абстрактных тело-душа-разум, существует определение "сути человеческой". В принципе, в нас есть и душа, и разум, и даже тело, как вы, небось, знаете, но все вместе это — суть. И в то же время суть — это нечто отдельное и гораздо тоньше. То есть в вашей духовной составляющей есть суть, суть есть у вашего разума, у вашего тела и у вас в целом есть суть. И даже больше, суть есть у ваших поступков, у вашей морали, у ваших взглядов на жизнь, потому что вы и вся ваша жизнь, и вообще всё — состоит из вероятностей. Как и ваша суть. И колдуны считают, что суть — это тоже вероятность одного из самых малых порядков. Это еще запутанней, потому что помимо простых вероятностей есть вероятности других планов Замысла, куда суть человеческая может путешествовать. Допустим, после смерти суть уходит в Рай или ад, а там уже формируется в нечто иное. Поскольку нам предстояло спуститься в ад, думаю, с примерами проблем не встанет...

— Но, надеюсь, умирать мы таки не будем? — осведомился я осторожно.

— Придется. Это единственный способ добраться до мира мертвых.

— Ну хорошо. Но как потом ожить?

— Никак. До конца своих дней тебе придется оставаться частично мертвым.

Я опять слегка офонарел. Шеф, похоже, добьет меня сегодня.

— Но в этом нет ничего страшного, — продолжил он. — Иногда это даже полезно. Так ты сможешь лучше понять смерть.

— А зачем ее понимать? Все умирают, а потом суть уходит на другой план или остается на нашем, но уже в другом состоянии. Разве не так?

— Смерть не так проста, как тебе представляется. Сама смерть, я имею в виду.

— И что же тогда это такое?

— Для каждого разное, — ответил шеф, складывая кисти в замок на объемном животе. — Но и суть может умереть. Тогда она, как ты правильно сказал, переходит в другое состояние. Смерть — это сила, заставляющая все заканчиваться. Так что весь Замысел можно назвать смертью, а не жизнью. Все мы не живем, а умираем. А иногда смерть может даже воплотиться в чём-то или в ком-то.

— Это философские бредни или реальное понятие?

— Когда уже ты поймешь, что все в Замысле связано, — сказал шеф устало. — На каком-то уровне и физика, и философия, и математика, и химия, и даже бредни сумасшедшего объединяются в одно. Или даже не объединяются, а скорее, разъединяются в одно.

— И это одно вероятности, да-да, я знаю...

— Нет, — перебил шеф. — Это свершившееся. Это универсальная частица называется событием. А вероятность стоит одновременно и под ним, и над ним. А правильнее всего сказать, что перед ним. Но элементарная частица не может быть вероятной. Она уже есть. Хотя точно сказать, что является первичным, идея или материя нельзя. Вероятности могут связать всё в этой жизни, поэтому их можно назвать первичными. Но без случая они не могут быть, поэтому и их можно назвать вторичным. И это различает колдовство и веру. Мы считаем, что вероятности сильнее, а верующие, что случившееся. Хотя, конечно, пользуемся мы разными терминами.

— Ну, все, теперь я полностью запутался, — поднял руки я. — Так всё, что вы говорили мне про то, что элементарная частица — это вероятность, неправда?

— Почему же? Я лично считаю, что правда. Но ведь я колдун. А вот что окажется правдой для тебя, решать только тебе. Считай, ты уже дорос до того, чтобы иметь свое мнение по этому вопросу.

— И что от этого в моей жизни изменится?

— Пока ничего. Просто считай, что ты перешел в последний этап своего ученичества. А сколько он продлится, решать тебе.

Я крепко задумался, но ненадолго. Не такая я натура, чтобы думать над чем-то долго и упорно. По мне лучше, чтоб был вокруг бум, тыщ, да-дац! Экшн и драйв! А философствовать надо уже на пенсии. Поэтому я прекратил напрасно волноваться и обратился к шефу:

— А на практике как будет происходить наше умирание? Что, предстоит перерезать друг дружке глотки?

— Мне очень нравится твое настроение, — усмехнулся шеф. — И мне очень не хочется его портить, но придется. Видишь ли, Иван, мне не надо умирать, чтобы попасть в ад, я там уже был. Так что я и сейчас частично мертв. Мне надо просто усыпить в себе жизнь, и этого будет достаточно. А вот ты так не можешь. Тебе придется умирать в одиночестве.

— Мне уже страшно, — я попытался улыбнуться, но вышло не очень, и шеф наверняка всё прекрасно понял.

— И это правильно, — продолжал лыбиться шеф. — Это очень сложно — не умереть до конца, но в то же время полностью. Умереть сутью, но выжить телом.

— Но, надеюсь, вы мне всё объясните. Вряд ли у меня получится так просто...

— Конечно, объясню.

— И когда мы начнем?

— Сегодня ночью. Если у тебя нет никаких планов?

— Ну, я вообще-то хотел позвонить тем двум леди, которых мы сегодня спасли, и устроить оргию с обеими сразу. Потом напиться в стельку, спрыгнуть на парашюте с Эйфелевой Башни. Мы не в Париже, но всё же...

— Всё это можно сделать, но это повредит в нашем мероприятии, — сказал шеф совершенно серьезно. — Тебе предстоит умереть, жизненные удовольствия желательно бы исключить. Воспоминания о жизни помешают стать мертвым. Умирая, надо отказаться от жизненных пристрастий. Подробнее я расскажу, когда мы приедем на место.

— Тогда у меня нет планов, — развел руками я. — А куда мы поедем?

— Сейчас посмотрю.

Он откинулся в кресле, глаза закрылись. Минут пять шеф был неподвижным изваянием, а я исходил на... волновался, короче.

— Хорошая новость, я нашел нужное место, — сказал шеф, открывая глаза. — К полуночи нужно быть там.

— А что надо брать в дорогу?

— Теплую одежду и летнюю.

Я не стал расспрашивать и двинул собираться. К моему удивлению, шеф тоже пошел паковать чемоданы. Обычно он обходится тем, что на нём. Мелочи вроде погоды его не беспокоят — он умеет ее менять.

К одиннадцати мы встретились в холле, каждый с двумя чемоданами. Шеф потребовал показать, что я взял и, проинспектировав мой гардероб, сказал, чтобы я захватил еще один свитер и перчатки. Когда я спустился во второй раз, шеф протянул мне фляжку с коньяком. У него такая тоже имелась. Я засунул свою в карман, мы пошли к машине.

За руль сел шеф. Машину он тоже водит лучше всех. Он еще меньше следовал правилам, чем я, только ездил раза в два быстрее. Стрелка спидометра у него никогда не опускалась ниже сотни километров в час. И это еще одно подтверждение основному принципу — колдуну законы и правила не писаны. Колдун — не человек. Поэтому и пути людские не про него.

Путь наш, как оказалось, лежал к главной городской больнице. Шеф припарковался рядом, мы взяли чемоданы и пошли. Видок у нас был тот еще. В теплых куртках, летом, да еще и с чемоданами. Но никто не обратил на нас внимания, не спросил, зачем мы идем в обычную больницу, ведь, судя по нашему виду, нам надо в психиатрическую.

Мы пошли к заднему входу. Там, конечно, было не заперто. Такие трюки даже для меня возможны, не говоря уж о шефе. Азы колдовства — видимое везение. А на самом деле — управление вероятностями.

Мы прошли внутрь, направились по пустынным коридорам. Шеф повел меня в подвальное помещение. Я уже догадался, куда мы идем, да и вы, наверное, тоже. В морг.

Мы вошли в морг, шеф закрыл за нами дверь. Он открыл один из шкафов для трупов и вытащил из него металлическое ложе.

— Ложись сюда, — приказал он мне.

— Вы закроете меня там? — спросил я, уже зная ответ.

— Да. Но сначала объясню.

Я послушно лег. Шеф встал надо мной, начал водить пальцами по моей груди. От его ладоней исходил неприятный холод, меня слегка поклонило в сон.

— Хорошо, — сказал он. — Теперь ты более-менее готов. Теперь я протащу тебя на пограничную зону, а дальше уже дело за тобой. Ты должен поверить, что ты мертв. Это и есть самое сложное. Ты уже бывал в Лимбе, но здесь всё будет по-другому. Если у тебя получится, ты сам поймешь, как тебе попасть в Тарон-Гову.

Что ж, очередная лекция от Вани.

Замысел состоит из четырех планов. Между Миром и каждым планом есть еще так называемые "Границы". Попасть на другой план можно только через Границу. Поскольку мы собирались в ад, я расскажу про мир мертвых. Он делится на ад и Рай. Рай имеет два уровня, а ад шесть. Но к аду еще условно относят и Границу. Она называется Тарон-Гова. Существует также граница на Границе — т. н. "пограничная зона". У каждого плана она разная. Чтобы лучше понять, что такое граница Границы, приведу пример более знакомый. У вас бывает состояние, называемое полудремой? Вот именно это и есть граница Границы. Вы еще не в Алям-аль-Метале, но уже и не в Мире. Так и здесь, граница Границы — это, скорее, внутреннее состояние, а не конкретное место. Прибывая в этом состоянии, можно проникнуть на Границу или остаться в Мире.

— Но как мне поверить в то, что я мертв? — спросил я неуверенно.

— В этом я тебе слегка помогу. Сейчас я сниму с тебя Купол Удачи и наложу проклятье медленного умирания. Но проклятье очень легкое. Ты вполне сможешь его с себя снять, но не станешь и дождешься, пока умрешь.

— Что-то мне от этих разговоров про "умрешь" ссыкотно, — сказал я, сглатывая скопившуюся во рту слюну. — Нет другого способа?

— Есть. Это треклятье. Но нам оно не подходит. Еще можно приготовить какой-нибудь яд и выпить его, а на пути к смерти выпить противоядие. Но тогда можно подпортить здоровье. Поверь мне, то, что я предлагаю, — самый простой способ умереть. Умереть сутью, но не телом.

— Но как я пойму, когда остановить проклятье медленного умирания?

— Ты всё поймешь, — сказал шеф серьезно. — Ты уже достаточно много знаешь и умеешь. Просто доверься инстинктам. Помни — всё в Замысле заканчивается. Доверься этому процессу, прекрати бороться, и мир мертвых примет тебя.

— Ну хорошо, начинайте, — сдался я.

Шеф кивнул и затолкнул мою лежанку в нишу. Я оказался в полной темноте и понял, с меня только что слетел Купол Удачи. Довольно неприятное ощущение, скажу я вам. Вообще, когда ты под Куполом, жизнь кажется приятной и красочной. Появляется неосознанное чувство защищенности. У вас тоже наверняка возникает подобное ощущение. Почти все люди могут поставить Купол Удачи на себя, на близкого человека, порой даже на незнакомца. Делают это люди неосознанно, и, как правило, Купол получается слабый. Но порой мать может закрыть Куполом Удачи ребенка, помочь через лиги. Порой возлюбленные поддерживают друг друга удачей на расстоянии. Достаточно подумать о ком-то, вспомнить доброй мыслью и влить чуть-чуть вероятностей — и готово. Дорогой человек под Куполом.

Наверное, я должен пояснить то, о чём говорил шеф. Что такое "проклятье медленного умирания" и что такое "треклятье". Колдовство как процесс условно делится на четыре разновидности: проклятья, треклятья, благословения и заклятья. Проклятье — это набор вероятностей, сложенный так, чтобы нанести человеку вред. Треклятье — это смертельное проклятье. Набор вероятностей, приводящий к неотвратимой смерти. И там, и там колдун не выбирает способ, которым будет исполнено треклятье или проклятье. Он выбирает результат. Для примера, проклятье медленного умирания должно повлечь меня к медленной смерти. Но как, я не знаю. И шеф не знает. И никто не знает. Возможно, у меня начнутся перебои сердца, приступы клаустрофобии и прочая гадость, от которой я и сдохну. Может, в шкафу закончится воздух, и я задохнусь. Может, здание обрушится, и меня погребет. Хотя вот это последнее вряд ли. Такое хиленькое проклятье затронет только меня, а не целую больницу. Главное — я медленно умру.

А вот треклятье обрушить больницу сможет. Или меня от него может вдарить инфаркт. Или случится спонтанное самовозгорание. Процесс и метод смерти тут тоже неважен, важно то, что треклятье убивает сразу.

И тут на меня накатило. Настроение испортилось. Жизнь показалась паршивой штукой. Такое с вами тоже периодически происходит. Все частенько чувствуют на себе сглаз. Сглаз — это слабенькое проклятье. И сами вы тоже кого-нибудь "глазите". И тоже неосознанно. И вот эту паршивую перемену настроения я прочувствовал в полном объеме, лёжа в морге той ночью.

Это нельзя описать словами, но я попробую.

Я вдруг почувствовал, насколько паршива моя жизнь. У меня нет ни родителей, ни друзей, ни жены, да вообще никого, кто беспокоился бы обо мне. Только могущественный колдун, на которого я горбачусь уже столько лет. Но ему-то на меня наплевать, если брать большой счет. Ему на всех плевать. Как оказалось, он помогает людям, чтобы не попасть в Дум. Мне стало труднее дышать. Воздуха в тесном шкафу не хватает моему молодому, абсолютно бесполезному телу. Кожа покрылась пупырышками. Я вспоминал, чего такого хорошего произошло за мою жизнь. Что я сделал? Что мне предстоит сделать? Да ничего. Даже то, что когда-то казалось очень важным или приятным, выглядит пошло и некрасиво. Запахи цветов, вкус изысканной пищи, победы над самим собой, успехи в обучении — это не имело значения. Я вспомнил победы на, так сказать, "женском фронте", но и это показалось отвратным. Я соблазнял женщин, говорил им комплементы, бессовестно врал и всё чтобы насладиться процессом, который предназначен-то для продолжения рода. Даже в этом нехитром деле я потерпел поражение.

Единственным приятным моментом мне показалась первая встреча с Гамбитом. Но, подумав и разобрав по полочкам, я понял, и она — тлен, раз привела меня в этот шкаф.

Я начал многое забывать. Уже не помнил, зачем оказался в этом металлическом гробу.

И вообще, почему меня именно в нём закопали. У меня хватило бы денег на хороший дубовый гроб. Наверное, мои дети прикарманили всё себе и пожалели денег на хороший гроб. И это после того, что я им дал. Восемьдесят шесть лет я работал, чтобы они ни в чём себе не отказывали, и вот, подложили такую свинью. От этой мысли стало еще грустнее.

А потом я умер.

И мне показалось, что мое место не здесь.

Как только я об этом подумал, мой гроб открылся. Я сел и увидел шефа. Я испытывал к нему некоторое подобие симпатии, потому что знал, он тоже мертв. Даже больше — он никогда и не жил, а всегда был мертвым, сколько я его знаю. Я увидел, он не знает, куда идти и что делать. Он стоял рядом и держал в руках два чемодана, будто путешественник на вокзале. Он был слеп. В нём было что-то трогательное и беззащитное. И мне захотелось ему помочь. Помочь попасть туда, где его место, да и мое тоже. Нам по пути, чего ж не показать дорогу? Я поднялся, взял его за руку и повел наверх. Непонятно, почему мой гроб перетащили в больницу, но долго я об этом не думал.

Мы шли по коридорам, но никто из персонала нас не замечал. В больнице всё стало тусклым, наверное, экономили на освящении. Я не знал, куда иду. Но точно знал пункт назначения. Он прямо перед нами. Дверь.

Она резко выделялась на общем фоне — покрашенная свежей краской, в этом мире тусклости ярким пятном она сияла, будто луна на звездном небе. Я открыл ее и повлек шефа за собой. Мы молчали. А зачем? Когда-то у нас была целая жизнь, чтобы наговориться. Сейчас два старика ищут путь в новый дом.

За дверью взору открылась операционная. Какого-то парня резали на столе. Я точно знал, надо немного подождать. Вдруг врачи забегали по комнате и начали кричать. Я не мог понять, о чём они говорят. Звуки перестали складываться в слова. Поведение врачей вызывало лишь отвращение. Зачем это надо? Их суета ни к чему не приведет. А парень, которого резали, начал вставать. Вот он-то как раз всё делал правильно.

Я подошел к нему и взял за руку. Она показалась мне теплой и приятной на ощупь. Теперь уже он должен был повести нас дальше.

Парень повлек нас обратно — вниз. Мы прошли через знакомые коридоры тусклости, вышли из больницы. На улице всё изменилось и выглядело неправильно. Единственное, что мне понравилось, это пожарная лестница, стоявшая прямо посреди дороги. Странно, но верхним концом она ни во что не упиралась. Ее будто вмуровали в асфальт. Она тоже выкрашена свежей краской, мне захотелось взобраться по ней. Туда, к самому верху, где край лестницы расползается в легкой дымке. Я представил, как вечность буду взбираться наверх, этот процесс наполнил меня радостью... Но незнакомый парень повел нас дальше — к другой лестнице.

Эта лестница вела в метро. Или не в метро. Под землю, в общем. Ржавые перила, обшарпанные ступени, легкий запах медикаментов, что наполняют любой стоматологический кабинет. Эти запахи всегда ассоциируются с одной мыслью — сейчас будет больно.

Парень потащил меня и Гамбита к провалу посерди дороги. Вниз. К метро. Или не к метро. Какая разница? Главное — это тоже путь.

Мы начали спускаться. Пролет за пролетом. Пролет за пролетом. Пролет за пролетом. И опять пролет. И снова. Всегда.

Мне действительно показалось, что мы шли вечно, но вдруг всё изменилось. Мы пришли на первый этаж. Тут стояла дверь — тусклая старая дверь. Мне вовсе не хотелось в нее входить. Я хотел идти дальше по лестнице. Вниз, пролет за пролетом. Я знал, там, внизу, я найду нужную дверь — она будет выкрашена свежей краской. Парню тоже надо было идти вниз. Но нас что-то не пускало.

Поначалу я не понял, что меня держит, и тут громом поразила догадка. Шеф! Наверное, ему надо входить здесь. Наверное, это его дверь. Я отпустил его руку. У меня не получилось. Какая-то сила сдерживала меня. Я долго думал и наконец понял. Если я мог его держать, то и он может. Я хотел попросить его отпустить, но не знал, как это сделать. Я разучился пользоваться губами. Вообще, у меня их даже и не было. Я посмотрел на его лицо и увидел — оно какое-то не такое. Он зачем-то кривил губы так, что стало видно зубы. А потом вдруг начал гореть странным внутренним светом. Всё ярче и ярче, на него уже больно смотреть. И вдруг его ладонь рубанула по моей второй — по той, что держала парня. Мы расцепились. Парень, как ни в чем не бывало, пошел дальше. Мне ужасно хотелось последовать за ним, но светящаяся фигура распахнула тусклую дверь и втолкнула меня в проем. Меня ослепила вспышка, и я потерял сознание.

Очнулся я от жары. Очень хотелось пить. Мысли текли вяло, но, подобно снежному кому, котящемуся с горы, набирали обороты. Я решил пока не открывать глаза и подождать пока всё встанет на свои места. В мозгу крутилась странная, иррациональная мысль, будто я умер. Потом пришли воспоминания — я действительно умер! А за ними вернулось и всё остальное. Я вспомнил, ради чего это затевалось, и понял, что попал в ад. Теперь открывать глаза стало страшно. Меня очень интересовало — насколько я умер? Умер ли я полностью или нет.

— Открывай глаза и не бойся. Умер ты не полностью, — донесся до моих ушей голос шефа.

— Вы уверены? — спросил я, все еще жмурясь.

— На сто процентов.

— Тогда ладно.

И я открыл глаза. Поначалу я ничего не увидел, яркий свет сильно слепил. Но вскоре мне удалось сфокусировать взгляд, я увидел шефа, стоящего посреди какой-то пустыни. Понятно, почему мне было так жарко. Шеф стоял в шортах и разноцветной рубашке.

— Что случилось? — спросил я улыбающегося шефа.

— Случилась самое идиотское путешествие в мир мертвых, какое я видел. Теперь уже ничего нельзя поделать, если тебе в будущем приспичит навестить ад, у тебя будет только этот способ сюда попасть.

— То есть, всё это мне не привиделось?

— Конечно, нет. Напротив, у тебя все очень хорошо получилось. Правда, мы почти сутки спускались по твоей лестнице. Вернее, твоей и того парня — это было ваше коллективное творчество.

— А у вас есть другой метод, чтобы сюда попасть?

— Да. И я тебе его покажу, если нам удастся отсюда выбраться, — подмигнул шеф. — У всех свой способ путешествия в мир мертвых. У вас с тем хмырём, который нас вел, были представления о лестнице и двери. У кого-то это тоннель. Кто-то в мир мертвых прилетает, кто-то приезжает. У каждого свой путь, как у каждого и свой способ смерти. И воистину повезло тем, кто может просто уснуть и оказаться тут. Это — самый шик для путешественника. Ну, а тебе придется топать ножками по лесенке. И когда ты умрешь по-настоящему, всё будет точно так же.

— А как все это выглядело со стороны?

— Да так и выглядело. Я снял с тебя купол удачи и наложил проклятье. Ты начал умирать, а когда дошел, так сказать, до кондиции, я снял проклятье и вернул купол. И сам вошел в такое же состояние, что и ты. Потом открыл шкаф, и ты повел меня по коридорам наверх. Там мы наблюдали смерть паренька, и он повел нас к лестнице. У него были представления, что мир мертвых непременно должен находиться где-то внизу, причем далеко внизу. И мы пошли. Шли почти сутки, пока не пришли к входу в Тарон-Гову. Ты хотел идти дальше, но я разорвал вашу связь с нашим Сусаниным. А потом втолкнул тебя в Тарон-Гову. Вот и всё.

— Охренеть можно! — выпалил я. Теперь, когда шеф мне это рассказал, я всё отчетливо вспомнил. Мне даже снова захотелось пройти на нижний этаж.

— Слушайте, шеф, у меня от всей этой истории что-то осталось, — сказал я, зачем-то ощупывая свое тело. — Такое ощущение, что я все еще не вышел из этого... состояния. Ну, когда умирал.

— Ты не умирал, а умер. И я говорил, теперь это останется с тобой навсегда. И даже более того, без этого состояния ты теперь не сможешь жить. Из всего этого можно сделать один очень неутешительный вывод. Ты — некромант.

— Это как? Я смогу мертвых воскрешать?

— Нет. Некромант — это колдун, занимающийся смертью и всем, что с ней связано. Его всегда будет влечь смерть и всё в его жизни будет направлено на исследования загробного мира.

— И почему я некромант, и почему это плохо? — спросил я слегка ошарашено.

— Потому что у тебя очень легко получилось. У тебя просто дар к входу сюда. Я рассчитывал, что умирать ты будешь несколько часов. А тебе хватило одного. Это очень хороший результат. Даже у меня на подготовку уходит минут тридцать, а я бывал в аду десятки раз. А плохо это, потому что некромант — это злой колдун. Ему больше по душе отрицательные вероятности.

— Почему? — не отставал я.

— Если тебя влечет в ад, ничего хорошего в этом нет, — покачал головой шеф. — Ведь тебя не повлекло в Рай. Ты не выбрал лестницу, которая вела вверх. Я сначала хотел сам потащить вас двоих к аду, но ты очень уверенно потянул всех сюда. Более того, тот парень... я вообще не уверен, что ему надо было в ад...

— То есть? — спросил я, уже зная ответ.

— А вот то и есть, — сказал шеф серьезно. — Неизвестно, грешник ли он был. Твой дар некроманта потянул всех в ад. И его в том числе.

— Так ему надо было в Рай? — чуть не воскликнул я. Меня забила дрожь. Если всё, что говорит шеф, — правда, я только что совершил страшное преступление. Это, пожалуй, даже хуже убийства.

— Не волнуйся так, — сказал босс, и я почувствовал, что спокойствие приходит ко мне извне. А еще легкое покалывание в сути — шеф чуть поколдовал, чтобы меня отрезвить. — Если ему надо было в Рай, он спустится еще чуть-чуть по вашей лестнице и пойдет обратно. Но ты мог затащить его в ад насильно. И тем лишил бы правильного посмертия. А это — страшный грех. После такого дорога в Рай тебе была бы закрыта навечно. Даже больше закрыта, чем мне.

Я слегка успокоился, но внутри червячок сомнения и страха потихоньку грыз. Ничего себе! Я вот так просто мог лишить себя возможности попасть в Рай после смерти! Навеки! И был бы обречен на страшные мучения.

А потом я вспомнил многочисленные разговоры с Гамбитом. Все его предупреждения, которым я так редко следую. Путь колдуна — очень опасен. Особенно во время обучения. Можно встать на такую тропу, которая приведет... да вот сюда же! В ад! Геенну огненную! И вечные муки навеки!

И тут еще шеф явно не собирался поднимать мне настроение:

— А еще, пока умирал, ты смог увидеть собственную смерть, — продолжил добивать меня шеф. — И это тоже очень плохо. Ты видел, что будешь лежать в гробу в восемьдесят шесть лет. И теперь эта цифра будет преследовать тебя вечно, вернее, до твоей смерти в восемьдесят шесть лет. Считай, ты только что наложил на себя страшное проклятье, и тебе потребуется вся оставшаяся жизнь, чтобы его снять.

— И что мне теперь делать? — только и мог сказать я.

— Во-первых, встать с песка. Во-вторых, переодеться в летнее. И, в-третьих, продолжать жить дальше. Вдвоем мы, может, и сможем побороть это твое проклятье и тягу к смерти.

— Вот это уже разговор!

Настроение мое слегка улучшилось. Хотя внутри остался холод от прикосновения смерти и осадок от всего сказанного. Но я понял, что смогу со всем этим жить и приподнялся. Наверное, мое легкомыслие сыграло в очередной раз. Чего волноваться? Восемьдесят шесть лет? Да того еще о-го-го! Чуть не лишил себя нормального посмертия? Но ведь не лишил же!

Мне было жарко и хотелось пить.

— И зачем вы заставили меня так тепло одеться? — спросил я шефа ворчливо.

— Нам повезло, что мы попали в Тарон-Гову днем, — ответил шеф, оглядывая пустыню вокруг. — Ночью здесь очень холодно. Местные сутки длятся почти два месяца. Месяц тут день и месяц — ночь. И нам потребуется пройти через Шугум, там тоже холодно.

Я разделся и полез в чемодан за шортами и майкой. Потом переоделся и взял у шефа бутылку с водой.

— А как мы доберемся до Шелеба? — спросил я. — И почему мы не пошли вниз по лестнице и не дошли до нужного круга?

— Потому что лестница вела только до Хоры.

— Но ведь все равно так ближе.

— Нет. Так, может, и ближе, но попади мы в Хору, умерли бы там через пару секунд.

— А здесь вообще можно умереть? — спросил я, оглядывая пейзаж. В принципе, от ада я ожидал большего. Даже от Чистилища, что и есть Тарон-Гова. Пустыня. Барханы. Ну, небо красно-желтого цвета и солнца нет. Небо как будто само жарит. Ветер на диво горячий. Пахнет гнилью. Подумаешь... В Алям-аль-Метале и не такое увидишь.

— Конечно. Мы сейчас здесь на тех же правах, что и все покойники.

— И какие же у нас права?

— Если мы умрем здесь, то переместимся на круг ниже. Если умрем там — еще ниже. И так до надлежащего нам круга, где мы уже не сможем умереть, а будем только страдать.

— А те мертвые, что здесь живут, они что, тоже могут умереть?

— Да.

— А вы можете рассказать все подробнее, а не заставлять меня задавать тысячу вопросов и тянуть из вас информацию по нитке?

— Хорошо, — шеф слегка нахмурился и вздохнул. Ему никогда не нравилось долго что-то объяснять. — После смерти люди, чьи злые дела превышают добрые, попадают в ад. В зависимости от количества грехов им выбирается кара и круг пребывания. Всего семь кругов, мы сейчас в первом, который называется Тарон-Гова или Чистилище. Пока успеваешь?

— А вы пока и не сказали ничего нового, — отмахнулся я.

— Ладно, вот тебе новое. Умерев, человеческая суть попадает сюда и взамен своего старого умершего тела получает новое. Это тело обладает рядом качеств, которые не присущи телу человека из Мира. Во-первых, регенерация. Здесь все раны будут заживать быстрее, во втором круге еще быстрее и так далее. В последнем круге регенерация мгновенная и полная. Если там тебе отрубят голову, она мгновенно вырастет снова. Понятно?

— Да. Но почему так происходит?

— Не почему, а для чего, — ответил шеф назидательно. — К быстрой регенерации добавляется еще сверхчувствительность. Вкус еды покажется тебе блаженством, приятный запах заставит затрепетать, а от оргазма можно и окочуриться. Но если ты уколешь палец, то испытаешь такую боль, как будто тебе его отрубили. А во втором круге как будто отрубили руку, и так далее всё сильнее из круга в круг. В последнем ты можешь оглохнуть от падения булавки, а если тебя поранить, то испытаешь такую боль, которую ни ты, ни я себе представить не можем. Между прочим, попав в Рай, ты получаешь такое же тело. Разница в том, что там ты испытываешь истинное блаженство, а здесь — боль. Весь ад — это огромная пыточная камера. Здесь мертвые переживают муки, доставляемые различными способами. В Тарон-Гове еще ничего, здесь хреновый климат и полно демонов, но жить можно. И чувствительность, и регенерация повышается всего в два раза. Кроме того, отсюда есть шанс попасть в Рай. Если ты исправишься, начнешь вести достойную жизнь и творить добро, к тебе явится ангел и заберет отсюда.

— А у нас тоже повысились чувствительность и регенерация? — спросил я, едва сдерживаясь ущипнуть себя.

— Нет. Вот если мы здесь умрем, тогда да. Но я не закончил. Если местного жителя убить, он автоматически переходит в нижестоящий круг. Убьют там, перейдет на следующий. И так до седьмого. А там уже просто никого нельзя убить. Но пока он будет проходить из круга в круг, умереть ему будет всё труднее и труднее. В Хоре тебя всего в пепел сожги — восстановишься. Исключения тут делаются для истинных злодеев, мерзавцев и колдунов. Им смерть дается легче, чем простым грешникам.

— А есть шанс отсюда выбраться? — спросил я, нарочно игнорируя слова про приравнивание колдунов к мерзавцам. Сам знаю — не любят нас ни в аду, ни в Раю.

— Есть. Но очень маленький. Я бы даже сказал — мизерный. Так что лучше сюда просто не попадать.

— Вас послушаешь, так это невозможно, сюда не попасть, — проворчал я.

— Почему же, вполне возможно. Надо просто вести праведную жизнь. Сюда попадают не больше половины людей.

— Что-то мне кажется, их гораздо больше.

— Из нашей эпохи, да, больше. Процентов восемьдесят пять, я думаю. Но ведь эпох много и не все так плохи, как наша. И наша эпоха уже заканчивается, а к концу эпохи в ад попадает гораздо больше людей. Праведники рождаются в Весну эпохи, а не в Осень.

— Как это заканчивается? — навострил уши я. — Что, конец света скоро?

— Не конец света, а конец эпохи. Ты же знаешь, что такое эпоха. И нескоро. А может, и совсем нескоро. Просто в середине прошлого века наступила Осень эпохи. А сколько она продлится, не знает никто.

— Ладно, не важно. Что я еще должен знать про ад? — спросил я в надежде, что шеф умолкнет. Ведь, по сути, он пока не сказал ничего ободряющего.

— Почти всё. Осталось только добавить, что здесь нет времени, а, следовательно, ты не постареешь. И можешь легко встретить людей из прошлого, будущего, или вообще из другой эпохи. Ну, и еще здесь живут демоны, вероятностей нет и всё местное население будет пытаться нас убить. Вот теперь всё.

Шеф повернулся и зашагал по бархану, подхватив по пути чемодан. А я остался стоять с открытым ртом. Его последние слова вызвали у меня ворох вопросов, хотя, казалось бы, еще минуту назад я желал, чтоб он умолк. Я закрыл рот и начал собирать чемодан, наспех запихивая туда вещи. А потом побежал вслед за шефом и, догнав, затараторил:

— А почему все будут пытаться нас убить, почему здесь нет вероятностей, как мы будем отсюда выбираться, и вообще, куда мы идем?

Шеф неодобрительно на меня посмотрел и затараторил в ответ:

— Потому что это ад, здесь полно ненормальных и плохих людей, вероятностей здесь нет, потому что нет времени, уходить будем, как пришли, а идем мы к Вавилонской Башне.

Он замолчал, видимо решив, что объяснил достаточно. Я уже открыл рот, чтобы выспросить у него остальное, но он прервал меня:

— Подробности потом.

Если босс говорит потом, это значит потом. Слова из него теперь не вытащить и клещами. Я заткнулся и просто пошел рядом, рассматривая местный пейзаж. Повторюсь, смотреть в аду особенно нечего..

Нашу прогулку по Чистилищу не назовешь приятной. По песку идти тяжело, безсолнечное небо жарит нестерпимо. Градусов пятьдесят — шестьдесят, думаю. Мы поднимались на огромный бархан, по пути все вопросы у меня отпали сами собой. Банально не хватало дыхания, чтобы их задать. Но восхождение, наконец, завершилось, передо мной открылся немного другой пейзаж. Обзор стал лучше, но вдали высились барханы повыше, заслоняя полную картину Тарон-Говы. Собственно, единственное изменение — тонкая белая вертикальная полоска на горизонте. Далеко — за сотни километров. Что это за диво — сразу не поймешь. Если строение, оно превышает все известные мне земные конструкции. И тут до меня дошло.

— Это и есть Вавилонская Башня? — спросил я у шефа, тыча пальцем в белую полосочку.

— Да, — ответил шеф коротко.

— И мы туда пойдем? Да на это у нас уйдет неделя!

— Никак не меньше года, — ответил шеф невозмутимо. — Но мы не пойдем туда пешком.

Он полез в карман рубашки и достал оттуда — что бы вы думали? — мобильник. Я решил, он прикалывается надо мною, а шеф спокойно набрал номер. Он нажал на шестерку шесть раз и приложил телефон к уху. Очевидно, ему ответили, потому что он сказал:

— Мне необходимо такси. Я сейчас в секторе двадцать четыре, район Мертвая Пустыня. Жду.

И вернул телефон в карман.

— Это шутка? — спросил я.

— Нисколько. Здесь работает адское такси. Но внизу бархана не было связи, вот и пришлось подняться.

— А что такое "адское такси"?

— Такси — оно везде такси, — пожал плечами шеф.

— Я имею в виду, что это за такси, и кто его водит?

— Это машина, а за рулем демон.

— И почему он вдруг собирается нас подвозить?

— Потому что это его работа, — шеф каждое слово говорил с неохотой. Похоже, его утомило объяснять то, что, как он считал, и ребенку известно. — Мне кажется, смерть не очень хорошо повлияла на твои умственные способности, Иван.

— Нет, ну согласитесь это как-то странно! — возразил я с запалом. — Такси в аду. И какие деньги оно принимает?

— Конечно, оно не берет никаких денег. За пользование адским такси нужно платить иначе. Только не надо спрашивать, чем — я всё равно не скажу. Единственное, что я могу тебе по этому поводу поведать, у меня здесь небольшой кредит. От старых времен остался.

— Да уж. Наверное, вы в свое время серьезно набедокурили.

— За просто так не приговаривают к Думу. Но этот период в моей жизни прошел. Я уже давно веду совершенно другую жизнь. И больше не задавай мне вопросов на эту тему. Пока она для тебя закрыта.

И он уселся прямо на песок и стал ждать. Я последовал его примеру. Потом вспомнил, что у меня есть фляжка с коньяком. Я достал ее и сделал небольшой глоток. Всё же слишком много мне пришлось пережить за этот день. Коньяк отдался еще бо?льшим жаром в теле. Тут как тут налетел особенно жаркий порыв ветра. Я покачнулся. И убрал фляжку. Мне вдруг почудилось, ветер сделал это специально. Подождал и подложил гадость. Я взглянул на пустыню. У меня появилось стойкое ощущение, что она насмехается надо мною. Я постарался отогнать эти мысли и убрал фляжку. Но всё равно мне казалось, пустыня наблюдает за мною. И ждет, когда я откроюсь для другой гадости...

Пока мы ждали, я много размышлял о том, почему здесь нет вероятностей? И почему нет времени? И как такое вообще возможно, ведь, как сказал шеф, смена дня и ночи здесь есть? И почему тогда времени нет?

— Когда ты научишься думать тише? — проворчал шеф. — Ты же ученик колдуна, да и сам колдун, между прочим. И пора бы уже развивать свое воображение. Время — это Река. Она проносится сквозь нас, влеча к медленному и неотвратимому разрушению. В Мире всё конечно и всё имеет начало. Всё, кроме Реки. Я не зря говорил, что мы не живем, а умираем. Но, если выразиться точнее, — мы проходим отведенный нам путь. В конце пути всё умирает. Река убивает всех и вся. Но у нее есть и другая способность. Только Река может породить что-то. Именно поэтому все планы прикреплены к Миру. Он — как ось в системе координат. Сама ось кажется бесконечной, но и это не так. Мы точно знаем, где берет начало время, но никто не знает, где конец. А мир мертвых — это Огонь. Огонь не способен что-либо очертать, придать чему бы то ни было форму и завершение. В Огне нельзя начаться или закончиться. Можно только гореть. Всегда гореть. В мире мертвых нет понятия "здесь" и "сейчас", только "всегда". Из составляющих Замысла Река или Мир — это то, что есть. А мир мертвых или Огонь — это то, что будет. И, соответственно, Лимб — это то, что было, а Алям-аль-Металь — это то, что может быть.

— Но ведь огонь может разрушать.

— Ну так он это и делает, — кивнул шеф. — Он разрушает или заставляет гореть вечно. Он может только породить конец, но не может породить начало. И поэтому всё здесь существует и не проходит. Меняется, но не проходит.

Да уж, умеют колдуны всё запутать. Эта белиберда с символикой уж слишком абстрактна, если меня спросите. Хотя шеф добился, чего хотел — расспрашивать его мне больше не хотелось.

Я поднял голову и не поверил тому, что вижу. По небу ехала машина. Или летела, хотя колеса у нее крутились. Но не сам полет изумлял — такое я уже видел во Сне. Модель машины — вот что поражало воображение! Это был "горбатый" Запорожец. Самый настоящий! Ярко красного цвета, с шашечкой на крыше. На ней надпись на неизвестном языке.

Такси очень быстро подлетело к нам и приземлилось рядом, обдав волной жара. Я посмотрел на водителя, надо признаться, таких я еще не видал. За рулем сидел полусгнивший труп в таксистской кепке, с горящей сигаретой в зубах. Окно такси поехало вниз, до нас донесся голос водилы. Ужасно скрипучий, словно за рулем ведущий шоу "Байки из склепа".

— Такси ада, — проскрипел-пропищал таксист. — Мы с удовольствием доставим вас в любой сектор ада за вашу суть.

Да уж, цена, мягко говоря, не слишком привлекательная. Но шеф невозмутимо достал из кармана пластиковую карточку и протянул таксисту.

— У меня еще должно хватить на поездку до Вавилонской Башни, — сказал шеф невозмутимо. Водила протянул костлявую руку и, взяв карточку, засунул ее в странный прибор, больше всего похожий на кофеварку. Тот загудел, и таксист сказал:

— В самый раз до Башни. Карточку не верну.

— Не надо. Я больше не планирую спускаться сюда, — пробурчал шеф и полез внутрь. Он залез на заднее сидение и расположился там с таким видом, что я сразу понял, мне придется ехать рядом с демоном. Я тоже сел и закрыл дверь.

— Мистер Гамбит, за небольшую доплату я могу доставить вас в любое место ада, и вам не придется путешествовать по Башне, — проскрипел таксист.

— Нет уж, спасибо, — так же хмуро ответил шеф. — Давай заводи свою кирагазку и полетели.

Таксист пожал костяными плечами и, со страшным скрежетом переключив передачу, поехал. Машина сначала пробуксовала на песке, но таксист переключил на вторую, и она медленно отрывалась от поверхности. На третьей она полетела быстрее, а на четвертой понеслась похлеще самолета.

Внизу замелькали барханы. Вдруг в поле зрения попался человек. Летели мы очень быстро, в деталях разглядеть его я не смог. Но одно можно сказать точно: ему было очень плохо. Одет в какие-то лохмотья и явно подыхал от жары. Спустя минут десять я увидел еще одного человека — почти точную копию первого. Но тут меня поджидало более печальное зрелище. Нет, сам человек вроде был в неплохой форме, по крайней мере, шел ровно. Но то, что с ним случилось...

Сперва я заметил, из-за соседнего бархана к нему приближается нечто похожее на плавник. Очевидно, это "нечто" пыталось подкрасться незаметно, но грешник его всё-таки увидел и побежал. Плавник ускорился и очень быстро настиг. И потом обладатель плавника вынырнул из песка и сожрал беднягу. Я вам скажу, что никогда мне не приходилось такого видеть. То, что вынырнуло из песка, действительно напоминало акулу. Во всяком случае, общими очертаниями. Но были и отличия. Во-первых, песчаного цвета, и плавник на спине небольшой, относительно самой акулы. Размером же она оказалась примерно с китовую. У нее было три больших черных глаза и огромная пасть. Таксист даже слегка притормозил, чтобы посмотреть. А тварь тем временем снова зарылась в песок.

— Песчаная акула, — проскрипел таксист. — Хорошая рыбка, не правда ли? Хе-хе.

— Да уж, — у меня перед глазами все еще стояло ужасное зрелище. — А таких здесь много?

— Прилично. Это слуги Левиафана. Теперь она будет переваривать его несколько месяцев, а он будет всё это время жив.

— Как так жив? А он от голода не помрет?

— Нет, — вмешался в разговор шеф. — Никто из умерших не испытывает потребности в еде. Вернее, испытывает, но не умирает от этого. Как и от жажды.

— Хорошие у вас здесь места, — обратился я к таксисту. — А много в Тарон-Гове таких чудовищ?

— Да немало, — ответил таксист по-деловому. — Здесь их больше, чем в любом другом круге. Один Легион чего только сто?ит.

— А это тот легион, о котором говориться в Библии?

— Легион — это имя демона. Он — наместник первого круга.

— Понятно, — я слегка замялся, меня подмывало спросить у таксиста кое-чего. Подождав пару минут, я все-таки решился и спросил: — Слушайте, а почему у вас, ну, э-э-э... Словом, почему вы ездите на "горбатом" Запорожце? Я сам из России, мне это очень интересно.

— Такси ада состоит из наиболее проклинаемых машин за всю историю человечества. И скажу тебе, почти все наши машины из этой страны. Но моя старушка — это не последний писк моды. Сейчас в почете адская "Лада Калина" и адский "Ё-мобиль".

Я не стал больше расспрашивать. И даже слегка обиделся на демонов.

Мы летели, белая полоска на горизонте толстела. Внизу мелькал тот же унылый пейзаж. Иногда попадались люди. Вдруг на горизонте появился город. Вот на это действительно стоило посмотреть.

Город небольшой — по площади, наверное, пару квадратных километров. Обнесен забором, но то тут, то там зияют бреши. Жители города как раз сейчас занимались ремонтом ограждения. Посредине высится башня метров десять в высоту и пять в ширину. Круглой формы, ассиметрично усыпана маленькими окошками, на крыше несколько пушек. Башня — самое большое строение в городе и почти единственное, что строением вообще можно назвать. В остальном — жалкие лачуги и что-то типа рынка. Город напоминал стоянку цыган.

— А где эти люди живут? — спросил я, глядя на толпящийся народ. Вели себя местные жители тоже, мягко говоря, странно. Некоторые ходили по рынку, некоторые что-то кричали и бегали. Но достаточно большой процент — примерно треть всех жителей — занимался сексом. Все вперемешку: худые и толстые, лысые и безногие, мужчины и женщины. Я никогда еще не видел такой повальной оргии.

— В этой башне, — ответил шеф.

— Штабелями складываются? Их же здесь несколько тысяч, наверное.

— А точнее?

Я нахмурился, но делать нечего. Шеф решил преподать внеочередной урок. Я посмотрел на исчезающий из виду город и попробовал просканировать его Знанием. К моему удивлению, это получилось очень просто. Мало того, я узнал число жителей — пять тысяч семьсот сорок два — так еще и узнал, как они живут, и кучу интересных и не очень сведений о городе получил. Как оказалось, башня была только вершиной айсберга. В ней жили днем, да и то небольшая часть населения. А ночью переходили в подземную часть — раз в десять бо?льшую, чем вершина башни. За долгий частилищный день песок так сильно прогревался, что в подвалах сохранялось тепло — можно спрятаться от холода ночи.

— В Тарон-Гове гораздо легче пользоваться Знанием, — сказал шеф. — Но только если хочешь что-то узнать о грешниках или их быте. А вот если попытаешься узнать что-либо о демонах и их жизни, тебя ждет разочарование. Демоны умеют закрываться от Знания и не любят раскрывать секретов.

— Они закрываются так же, как колдуны в Мире?

— Нет. У демонов совсем другая магия. Мы управляем вероятностями случая, а они самим случаем. И поэтому их сила в аду очень велика. Они грубо рвут местную реальность и сшивают ее, как захотят.

— А вы сможете здесь колдовать? — спросил я, слегка косясь на демона-таксиста. Да, сейчас он смешной и отчасти отвратный. Воняет еще сильно. Вот. Но можно не сомневаться — не будь со мною шефа, этот скелет уже убил бы меня или попытался купить суть.

— Разумеется, могу. Но до того момента, пока у меня остаются вероятности, которые я взял с собой из Мира. Как я уже говорил, новых я здесь достать не смогу. Но для колдуна в аду есть и свои преимущества. Здесь возможно гораздо больше, чем в Мире, поэтому каждая вероятность может такое, для чего в Мире непригодна. Тут возможна вероятность "ноль".

— То есть?

— Сам увидишь.

Шеф оборвал разговор и умолк.

Я продолжил таращиться на первый круг ада. Иногда я бросал взгляд на демона, который вел такси. Теперь ясно, почему шеф поспешил сесть назад — от демона воняло сильнее и сильнее. А еще он то и дело пускал газы. Окна в машине мы уже давно опустили, но помогало это слабо. Я чувствовал, шеф постоянно колдует по-мелкому. Заставляет неприятный запах огибать ноздри. Я так не умел, пришлось терпеть.

Больше на нашем пути городов не попадалось. Я заскучал и решил порасспрашивать таксиста. Наверное, во всех планах эта братия очень разговорчива — водитель адского такси активно ввязался в разговор.

— А много у вас городов? — решил начать издалека я.

— В Тарон-Гове ты, наверное, имеешь в виду? Много. Первый круг очень большой и самый густонаселенный. Тут больше народу, чем в остальных кругах и в Раю вместе взятых.

— А что-то типа столицы есть?

— Да. Она так и называется: Столица. Столица у Тарон-Говы очень большая. Население примерно пять миллиардов.

— Ого. Столько людей сейчас в Мире живет.

— Только в вашей эпохе, — усмехнулся демон. — А сюда попадают грешники из всех эпох.

— А сколько грешников всего?

— Точно не знаю — это число всё время меняется. Многие попадают в следующий круг, кого-то забирают ангелы.

— А вся Тарон-Гова — пустыня?

— Отчего же? Тут есть и леса, и океан. Именно там живет Левиафан.

— А какой он из себя?

— Левиафан? Большой. Очень большой. Пизд...ец какой большой.

Я слегка растерялся после еще одного русского, гм, наследия в аду. Оказывается, они тут не только на наших машинах ездят, но еще по-нашему ругаются. А демон продолжал пискляво тараторить:

— Раньше столица была в океане, но однажды Наместник ада пришел к Левиафану в гости. А тот не разобрал, кто пришел, и сожрал его. Ну, Наместнику, конечно, это не понравилось, и он взорвался внутри Левиафана. С тех пор Левиафан стал на треть меньше, а наместником первого круга сделали Легиона.

— А я думал, Легион — это не один демон, а много. Ну, как в Библии говориться: "Имя мне — легион, потому что нас много...".

— Вы просто неправильно перевели. Легиона действительно много. У него несколько миллионов тел.

— А как он выглядит?

— Как человек. И он одновременно находится во всех своих телах.

— Да, это и вправду лихо, — сказал я рассеянно, потому что меня заинтересовало кое-что в словах демона. — Босс, а вот он говорит, что раньше Левиафан был наместником. А как здесь может быть "раньше" или "позже"?

— Во-первых, это — Граница, если ты не забыл. Здесь много людей, и все они доносят сюда крупицы времени. А во-вторых, понятие "давно" или "недавно" здесь действительно существует. Но не из-за времени, а просто в памяти демонов и людей.

— Сложно всё это.

— Да, непросто, — кивнул шеф. — Но оттого, что ты не можешь что-то понять или представить, это что-то не перестает быть.

— А можно отсюда попасть в другую эпоху? Или в нашу, но в другое время?

— Первое возможно, а второе нет. Путешествуя меж эпох, нельзя выбрать конкретный момент прибытия. Ты попадаешь в тот момент, в котором эта эпоха находится.

— А вы умеете путешествовать между эпохами?

— Нет. Для этого надо быть как минимум Демиургом Вечности.

— А как...

— Хватит.

Шеф опять прервал мой порыв к образованию, я продолжил разглядывать местность.

И опять ничего интересного не увидел. Только Вавилонская Башня всё ближе и больше. Теперь она уже не полоска на горизонте, можно различить детали. Выстроена из огромных белых каменных блоков квадратной формы. Такси подлетало и подлетало, башня становилась всё больше и больше. Не просто большая, а чудовищно огромная. По башне симметрично прорублены окна, вершина неаккуратно скошена. Как будто тот, кто ее строил, так и не смог закончить начатое.

По словам шефа, времени в аду нет, но для меня оно тянулось. И тянулось медленно. Спрашивать об этом шефа я не стал, всё равно рта не откроет, но узнать про башню хотелось. И, слава Светлому или Темному, у меня был еще один собеседник.

— А что это за башня? — спросил я у таксиста.

— Это Вавилонская Башня.

— Нет, это я понял. Я имею в виду, откуда она взялась, и кто в ней живет?

— Это секретная информация, смертный, — прищурился таксист, поворачивая ко мне лицо. Меня обдало смрадом из кривой пасти.

— А почему так? — спросил я, отворачиваясь к окну.

— И это тоже секрет.

Я уже было хотел расстроиться, но тут с заднего сидения донесся ехидный голос шефа:

— Эта информация секретна, потому что это — их позор.

Демон сдвинул клочки волос, что служили ему бровями. Костяшки пальцев хрустнули — таксист сжал баранку сильнее. Шеф продолжил, не обращая внимания на недовольство водилы.

— Когда-то демоны решили взять Рай штурмом. Но им мешало, да и сейчас мешает одно обстоятельство — они могут оставаться такими, какие есть, только в аду. На других планах они могут существовать, только вселившись в кого-то или во что-то. И пусть Рай тоже мир мертвых, там для демонов действуют те же ограничения. А еще их магия работает только в аду. Бывают, правда, исключения. Вернее, таких исключения два. Это Наместник ада, и, собственно, Темный. Они могут путешествовать по планам в какой угодно форме и не теряют силы. Но Темный ушел из ада как раз после истории с Вавилонской Башней, а Наместнику хватает дел и здесь. Так вот, когда-то Темный хотел пробраться в Рай и уничтожить его. И приказал построить Вавилонскую Башню. Она — огромный пространственно-временной бур. Ее основа находится в Вилон-Думе — это замок Темного, — а вершина должна была упереться в Рай. Но для этого Темному надо было построить ее на всех планах и во всех эпохах. Я не знаю, почему так, но другого пути не было. И он начал строительство. В аду он построил то, что ты видишь. В Алям-аль-Метале и в Лимбе ему тоже удалось. Но с эпохами оказалось труднее. Там ему помешали. В каждой эпохе это сделали по-разному, но результат везде был одинаков — башню разрушили. Потом ее разрушили и на других планах, но в аду, как видишь, она осталась. И так же проходит через все круги. И именно по ней мы и проберемся туда, куда нам надо.

— Понятно.

Я посмотрел на башню с куда большим интересом, чем до этого. Так значит, именно по ней мы спустимся до Шелеба. И из ее окон увидим остальные круги.

А такси, тем временем, подлетело к башне и приземлилось возле огромной дыры, которая, по-видимому, служила входом. Рядом с дырой никого нет, и вообще, несмотря на то, что в Тарон-Гове прозябает тьма людей, я пока видел не так уж много. Я вылез из машины и посмотрел вверх. Башня, действительно, гигантская! Уходит ввысь на несколько километров, и не меньше километра в диаметре. Такого сооружения я никогда не видел. Оно поражало, завораживало и немного пугало одновременно. Ведь наверняка внутри кто-то живет, и вряд ли они сильно обрадуются колдуну и его ученику.

Шеф вылез из такси, оно, слегка тарахтя, взлетело и направилось туда, откуда мы прилетели. Шеф отдал мне мой чемодан, и мы пошли к входу.

— А кто там живет? — спросил я.

— Демоны. В основном, демоны. У этой башни тоже есть наместник. Сейчас это демон, но когда-то им был Лагат — один из самых могущественных колдунов из когда-либо живших.

— И что с ним стало?

— Не знаю. Демоны этого тоже не говорят.

— А внутри опасно?

— Не более чем везде в аду. Но сильно волноваться по этому поводу не надо, я смогу защитить нас. По крайней мере — пока. Демона тоже можно убить.

— А вы сможете?

— Раньше удавалось. Пойдем.

Мы вошли под свод входа. Внутри башня также выложена белым камнем, как и снаружи. Никаких узоров, никакой мебели, только голые необтесанные стены.

И тут на нас совершенно внезапно напали.

Огромная, наверное, размером с дога, крыса выскочила хрен пойми откуда. Благо, шеф был готов. Меч из чемодана вылетел быстрее пули, и тварь упала на пол, разрезанная напополам. Но это была первая ласточка. Со стороны входа выскочила точно такая же крыса, и здесь пришлось действовать уже мне. В отличие от шефа, я никогда не пренебрегаю огнестрельным оружием, сейчас у меня на поясе висит кобура. Я выхватил пистолет почти таким же стремительным движением, что шеф меч, и выстрелил в крысу. А потом начал палить, пока обойма не опустела. Но крысе это было по барабану.

То ли дело шеф. Он нашинковал уже, кажется, штук пять мохнатых тварюг и не думал останавливаться. Я же с легким ужасом наблюдал, как истекающая кровью крыса, получившая все мои пули, готовится прыгнуть на меня. И она прыгнула...

И получила глубокий разрез через все тело. Кроме пистолета я ношу нож. Крыса упала на каменный пол с выпущенными кишками. Но наше положение не улучшилось. Шеф, правда, убил уже семерых, но их место тут же занимали другие.

Тогда шеф решил, без колдовства ему все-таки не обойтись. И на нас обрушился потолок.

Сотни камней упали сверху, но ни один даже не поцарапал ни меня, ни наши чемоданы, не говоря уж о шефе. Он спокойно стоял меж обломков и носовым платком вытирал крысиную кровь с меча.

— Это тоже демоны? — спросил я, когда пыль села.

— Нет. Простые крысы. Они жрут тех, кто пытается укрыться в башне от жары. Пошли быстрее, они живут возле входа, их здесь еще много осталось.

И действительно, из трещины в стене выбежала еще одна. Но, увидев судьбу мертвых сородичей, она не рискнула напасть. Вместо этого подошла к ближайшему трупу и впилась острыми зубами в еще теплое мясо.

Мы взяли чемоданы и направились дальше.

Метров через сто на нашем пути попался какой-то человек, а вернее, труп. Он лежал посреди коридора с перерезанным горлом. Шеф не обратил на него внимания, хотя очевидно, убили мужика недавно. Мы пошли дальше. И вскоре уперлись в большую каменную дверь. Шеф подошел к ней и несколько раз постучал. Ответа не было. Тогда шеф снова достал меч и с силой ударил по двери рукояткой. По двери побежали мелкие трещинки, сначала как тонкая паутинка, но с каждой секундой становясь всё шире и шире. Они пробежали по всей двери, и вот, она начала рассыпаться на части. От нее откалывались маленькие кусочки, потом и большие, и наконец, вся дверь рухнула на пол бесформенной грудой камней. Мы аккуратно перешли через дверные "останки", перед нами предстал совершенно другой коридор.

Сразу видно, за ним хоть как-то ухаживали. Стены отполированные, на полу ни пыли, ни песка. Я оглянулся и не поверил своим глазам — дверь собиралась! Причем точно так же, как разваливалась. Как будто кто-то включил обратную перемотку. Я позвал шефа.

— А чего ты хотел? — усмехнулся босс. — Это не просто башня, и не просто дверь. Всё здесь зачаровано и восстанавливается само по себе. Это должен был быть путь для армии ада на небо, они уж побеспокоились, чтобы разрушить Башню было непросто. А так бы ее целиком развалил любой архангел.

И шеф невозмутимо пошел вперед.

— А для чего она вообще нужна, эта дверь, если нет охранника? — догнал шефа я.

— Вход в Вавилонскую Башню свободный. Если у тебя хватит смелости сюда войти, ты можешь это сделать. Но обычно желающих не так уж и много. Во-первых, здесь довольно опасно, а во-вторых, Башня ведет в нижние круги ада. И никакой безумец добровольно не спустится в нижний круг. Демоны же способны просто открыть эту дверь силой.

— Тогда зачем она нужна вообще?

— Для таких, как мы. Или для тех же крыс и прочих чудовищ, обитающих в Тарон-Гове. На нижних кругах своих чудовищ хватает...

Мы прошли по коридору еще метров двести, перед нами предстала огромная винтовая лестница, закрученная вокруг туннеля. Я посмотрел вниз и ничего не увидел, кроме бесконечных ступеней, уходящих вдаль. Дна тоннеля не видать. Шеф пошел по ступеням вниз, я двинулся следом, стараясь держаться поближе к стене — никаких перил эта конструкция не предусматривала, а свалиться вниз в мои планы не входило. А вот шеф шел по самому краю.

— А долго нам идти? — спросил я.

— До следующего круга не меньше четырех часов.

Я присвистнул, мы начали спуск.

По пути я несколько раз прикладывался к бутербродам, захваченным из дома, но этого моему молодому и растущему организму было мало. Я озвучил свои нужды шефу, но добился только предложения поймать и зажарить одну из крыс. Есть сразу перехотелось.

Мы спускались и спускались вниз. Дорога была скорее скучная, чем утомительная, но меня мучила совсем другая мысль. Ведь нам придется также подниматься наверх. А спуск легче подъема и занимает гораздо меньше времени, и даже страшно подумать, что будет, когда мы найдем старшего мистера Кристи. И как вообще, спрашивается, его искать? Я несколько раз задавал эти вопросы шефу, но тот упорно играл в молчанку.

Примерно через два часа мы увидели первых местных обитателей. Две Керы камнем пролетели мимо нас вниз. До этого я читал несколько книг, описывающих адских обитателей, поэтому, чтобы узнать, кто это, мне даже не пришлось спрашивать шефа. Керы — это женщины-демоны, собирающие сути грешников, которым после смерти удалось избежать ада. Керы летают по всем планам, ищут и доставляют эти сути в по назначению. Каждая из увиденных нами сжимала по человеку, грешники страшно орали и размахивали руками. Сами Керы похожи на обычных, я бы даже сказал: красивых, молодых девушек, но были, конечно, и отличия. В первую очередь, девушки эти голые. Во вторую — кожа у них черная. Не как у негритянок, а угольно-черная, с отливом. Ну, и еще на спине два огромных пернатых крыла. А так — ничё себе такие, куропаточки. Ябвдул.

Демоницы не обратили на нас внимания и унеслись куда-то вниз. Весь эпизод занял не больше пяти секунд.

— А где все местные демоны? — спросил я шефа еще через час.

— Потому что с тобой иду я. За нами уже два часа следят не меньше шести мелких бесов, но они понимают, что если попробуют напасть, я их убью.

— А где они прячутся, раз я их не вижу?

— Четверо на пятьсот ступеней выше нас, двое — на триста ниже.

— А они точно не нападут? Может, мне достать пистолет и быть наготове?

— Здесь всегда надо быть наготове. А от твоего пистолета толку-то? Ты ж видел, чего стоят пули против всего лишь больших крыс. Демон от пуль даже не поморщится.

— А если от серебряных?

— Да хоть от лазерно-бластерных, — усмехнулся шеф. — Чтобы убить низшего демона, надо разрубить его на несколько частей. А чтобы убить среднего, не просто на несколько частей, но в определенной последовательности. Сначала, левую ногу, потом левую руку, затем правую ногу и правую руку. И только потом голову, а туловище пополам. Если ты сможешь это проделать, честь тебе и хвала, но обычно не получается.

— А почему?

— Потому что демоны средней руки очень быстры, сильны, умеют менять форму, практически сразу заживляют раны и вдобавок к этому еще владеют магией. Они буквально источают вокруг страх и безумие, в их присутствии становится трудно думать.

— А если скинуть на них валун, допустим, как вы сделали с крысами?

-Бессмысленно, — отрезал шеф. — Или ты думаешь, я зря учу тебя фехтованию? Холодное оружие идеально подходит для убийства что колдунов, что демонов. А нормальному колдуну приходится встречаться и с теми, и с этими. А тебе и подавно придется, раз мы выяснили, что ты — некромант.

— А высшего демона как убить?

— Даже пытаться не стоит. Эти владеют магией настолько хорошо, что даже я ничего не смогу им противопоставить. К тому же высшие демоны обычно какой-нибудь неправильной или необычной формы. Как, например, тот же Левиафан и Легион. Первого не разрубишь и за тысячу лет, а у второго столько тел, что он сам может выступать в качестве армии.

— А Наместник ада? И как его зовут?

— Его имя лучше не говорить вслух, — сказал шеф и даже оглянулся, словно опасался, что Наместник где-то рядом. — Как только произнесешь, он узнает, где ты, кто ты и вообще всё про тебя. А кто он такой и как его можно убить неизвестно. Есть версия, что он — это сон Темного или второе тело Темного. Высших демонов убить, скорее всего, невозможно. Но их можно поймать. Их можно подчинить. С ними можно договориться.

— Но так делать нельзя? Верно ведь?

— Отчего же, — нахмурился шеф. — Да, сделки с демонами нередко приводили к плохим последствиям. И в этом повинны глупцы и колдуны. Некоторые великие колдуны даже продали демонам свои сути и стали рабами. Ну так то колдуны. Суть принадлежит не человеку. Если б суть принадлежала человеку, он сам бы решал, где ему быть после смерти, и Рай ломился бы от постояльцев. Только великий колдун может отвоевать право на свою суть у Светлого.

— А как же тот таксист? — удивился я. — Он же предлагал купить суть.

— Ну так мы и колдуны, — ответил шеф устало. — Ты прирожденный некромант, а я — великий колдун. И у тебя, и у меня получилось бы продать суть. А вступить в сделку с демонами обычному человеку — пф, даже не надейся. Демоны и предлагать не будут. Если надо, просто возьмут силой, что смогут. Заключать сделку, да и то не на продажу сути, они если и будут, то с правителями, королями и министрами. Известны случаи, когда демоны отстраивали целые города и страны.

— И что взамен просили?

— Какую-нибудь ерунду. Они прекрасно осознают границы своей власти в Мире. И тут, опять же, надо по обстановке смотреть. Что за демон. С высшими дел лучше не иметь. Они ничего хорошего не сделают. И даже дело не в том, что они плохие, хотя они и плохие. Однажды один мелкий царек заключил с Наместником ада сделку. Не знаю, что там он предложил, но Наместник волшебным образом отстроил целую страну. Возвел замки. Остудил вулканы. Наполнил недра золотом. И, получив свое, удалился, честно исполнив контракт. А потом пришел архангел и сжег всю страну вместе с царем и жителями. Ибо нет больше места чуду в Мире...

Шеф умолк. Я тоже. У меня появилась новая пища для размышлений...

Вскоре мы подошли к концу лестницы. Она кончилась внезапно — пройдя последний поворот, мы обнаружили выход в большой зал. Он был расписан различными узорами и надписями на незнакомом мне языке, из него вели несколько проходов. Шеф пошел к одному из них, руководствуясь какой-то своей логикой, я не отставал.

За проходом начинался коридор, который вывел нас в еще больший зал. Здесь двумя рядами выстроились несчетным числом колонны, посредине пробежал вымощенный зеленым камнем полированный каменный пол. А за колоннадой зияло огромное арочное окно, открывая вид на Линт — второй круг ада. Мы прошли сквозь колоннаду и подошли к балкону, где Линт предстал пред нами во всей своей красе и омерзении.

В Линте царила ночь. Весь второй круг покрыт руинами, среди них страдали грешники. Их много, голые, с печатью страдания на лицах. Мужчины и женщины, старики и дети. Да, для ада нет различий, когда ты совершил грех, даже дети попадают сюда. Все, кто находился здесь, невероятно страдали, хотя поначалу казалось, мы попали на оргию. Грешники безостановочно сношались, жрали и пили. Причем все со всеми, ни на пол, ни на возраст никто не смотрел. Всюду стояли целые телеги с вкуснейшей едой и выпивкой. То тут, то там в кучах свалены самые разные наркотики, от героина и простых сигарет до экзотических жаб, которых многие усиленно лизали. Словом, безудержная, никогда не прекращающаяся вакханалия.

Но стоит посмотреть на лица участников этой "процедуры", сразу понятно, здесь нет никого, кто мог бы насладиться возможностями, предоставляемыми вторым кругом. Никто не улыбался, напротив, на всех лицах застыли муки и отчаяние. И неудивительно, ведь Линт переводится как — "Страсти". Все, кто попал сюда, чувствуют неуемную жажду, аппетит и сексуальное желание. И они могут на полную удовлетворить все эти потребности, чем обречены заниматься вечность. Но желание их настолько неуемны, а возможности столь велики, что всем давно надоело принимать участие в этом бедламе. Вот, какой-то мужик слез с женщины, завершив половой акт, и тут же начинает следующий, уже с мужчиной. При этом запихивает в глотку чуть ли не целую курицу, а в другой руке у него бутыль с вином. Он снова начинает сношаться и по завершению находит другого партнера. Как сказал классик жанра ужасов: "Ад — это повторение". После сотни таких вот "актов любви" наступает боль. Половые органы покрываются ранами и волдырями, но желание настолько сильно, что подавить его нет никакой возможности. В этой великой толпе нельзя найти ни одного худого или даже полного человека. Все жирные, как гуси, печень которых пойдет на фуагра. Они буквально лоснятся от жира, их животы неестественно надуты и похожи на гимнастические мячи. У каждого уже давно полный набор инфарктов, циррозов, раковых опухолей, камней в почках. Все прекрасно понимают, вести такой образ жизни вредно, хорошо бы умерить пыл, и второй круг может превратиться если не в Рай, то во вполне приличное место. Но никто не следует здравому смыслу.

Почти все грешники попали сюда из Тарон-Говы. Там они были лишены и обильной еды, и питья, и многих других радостей смерти. Попав сюда, сперва они ликуют — ад, оказывается, не столь плохое место. А тут еще новое тело начинает чувствовать в десятки раз острее и может получать невиданные доселе удовольствия. И грешники очень быстро привыкают и к постоянному сексу, и к выпивке, и к вкусной еде. Вместе с чувствами возрастает и регенерация, на большинство ран и болезней можно поначалу положить болт. Но только поначалу. Грешники сами доводят себя до такого состояния, что даже сверхспособность организма к заживлению и восстановлению не справляется. И они умирают. Проходит год или два, и человек просто загоняет себя до смерти. Притом наслаждается Линтом он только первые несколько часов. Очень скоро всё надоедает, приносит скуку, а потом страдания.

Линт — это перевалочный пункт ада. Когда люди умирают здесь, они спускаются на круг ниже, а уже там нет даже намека на тот образ жизни, который они ведут здесь. Там их пытают чем угодно, только не удовольствиями. И они еще будут скучать и тепло вспоминать второй круг ада, доставлявший такие сладкие страдания.

— Ты все еще хочешь есть? — насмешливо спросил меня шеф.

— Вообще-то, хочу, — ответил я после минутного раздумья. Да уж, если такое зрелище не может испортить мне аппетит, наверное, его не может испортить ничто.

— Молодец, — сказал шеф. — Сейчас мы слегка пополним наши запасы.

— Вы хотите спуститься туда?!! — я посмотрел вниз. От земли до балкона метров двадцать.

— Конечно, нет. Сейчас мы кого-нибудь попросим, и он нам что-нибудь подкинет.

— На двадцать метров он ничего не сможет кинуть. Разве что, камень.

— А я не собираюсь просить этих несчастных. Я хочу поговорить с местным наместником, — шеф пальцем указал куда-то вверх. — Ты, кажется, спрашивал, где все демоны? Так вот, полюбуйся, перед тобой Экзус — высший иерарх ада и наместник Линта.

Я посмотрел в указанном направлении и открыл рот.

Поначалу я не сообразил полюбоваться небом второго круга, слишком уж удивительное зрелище предстало внизу. Но наверху меня поджидало не менее удивительное. Неба как такового над Линтом нет. Над огромной оргией повис каменный свод. Он уходил вдаль, терялся во тьме. Такое ощущение, второй круг — это гигантская пещера. А на потолке зависло... даже не знаю, как правильно описать. Больше всего это напоминало большую каплю черной смолы. Она висела над грешниками, грозя упасть, но не падала. Капля размером с синего кита. Когда босс произнес "Экзус", от капли отделилась небольшое щупальце. Оно потянулась в нашу сторону и уже через десяток секунд достигла до нас. Я не знал, что делать, но шеф стоял спокойно, а дурной пример, как известно, заразителен, так что и я стоял ровно.

Щупальце замерло перед нами, по нему пробежали волны. На самом конце щупальца сложилось человеческое лицо. Правда, не очень красивое лицо. Подбородок сильно выпирал, большие надбровные дуги поднимались и опускались, а большой рот кривился в усмешке.

— Приветик, Гамбитик, — сказал Экзус приятным, слегка картавым голосом. — А что это за мальчик с тобой?

— Ученик, — ответил шеф холодно и сразу перешел к делу: — У меня к тебе просьба, Экзус.

— Что же ты так сразу? — цыкнул демон. — Может, сначала выпьете, закусите, займетесь любовью? У меня найдется развлечение для вас.

— Перекусить не помешало бы, — продолжил шеф хмуро.

От капли под сводом отделился черный пузырь и потёк по щупальцу, из которого торчала голова демона. Он быстро достиг конца, голова увеличилась в размерах. Экзус открыл пасть, из черного провала посыпались всяческие продукты. И мясо, и фрукты, и рыба, несколько бутылок вина и пива. Все это упало прямо на пол, но я не побрезговал. Мне настолько хотелось есть, что я почти накинулся на еду. Шеф же брезгливо взял куриную ножку, тем и ограничился.

Демон смотрел на всё это, как добрая мамочка. Я впился зубами в кусок ветчины и посмотрел вниз. Взгляд упал на довольно привлекательную блондинку, которая, судя по весу, недавно попала сюда. В голову сразу пришли неприличные мысли, но я их подавил. Шеф давно научил меня не поддаваться внушению извне. А здесь явно оно. Или демон постарался, или такая тут атмосфера, но есть, пить и воспроизводить себе подобных хотелось сильнее обычного.

— Быть может, спуститесь вниз на минуточку? — сказал Экзус ласково.

— Вряд ли, — сказал шеф, выкидывая куриную кость с балкона. — Ну так как насчет небольшой услуги, Экзус.

— Смотря что ты сделаешь для меня взамен.

— А если по старой дружбе?

— Я не знаю значение слова "дружба", Гамбит, — поморщился демон.

— То есть дать нам харчей в дорогу ты не сможешь? — спросил шеф, засовывая в чемодан свиной окорок.

— Так ты хотел попросить у меня еды?! Ах ты...

В один момент все продукты, лежавшие на полу, протухли. Я успел заметить, что ни на свиной окорок, ни на бутылку пива, припрятанную шефом в чемодан, это никак не отразилось.

— Конечно. А что я еще мог у тебя попросить? — невинным и слегка удивленным голосом спросил шеф.

— А если я просто убью тебя? — как-то задумчиво пробормотал демон, будто спрашивая у самого себя.

— Ладно тебе, не сердись, — улыбался до ушей шеф. — Лучше расскажи, Темный еще не вернулся в Дум?

— Нет, — сказал демон все еще задумчиво. — В Вилон-Думе по-прежнему восседает Наместник.

Вдруг шеф указал пальцем куда-то вдаль и прокричал: "Господи, кто это?". А когда мы с демоном дружно повернулись, схватил меня за плечо и, одним движением оторвав от земли, повлек туда, откуда мы пришли. Я быстро сориентировался и тоже задал стрекоча. За спиной раздался рёв разъяренного демона. Я обернулся на ходу и увидел, как щупальце устремилась в погоню.

Если бы шеф был один, может, и смог бы от него убежать — несмотря на комплекцию, бегает шеф быстрее гепарда. Но я бы ноги не унес. И шефу опять пришлось колдовать. Сзади нас выросла огромная огненная стена. Откуда она взялась, и что за вероятность для этого пришлось применить — фиг знает. В Мире такое в принципе невозможно. Демона стена не остановила — он прошел сквозь огонь и даже не поморщился. А потом открыл пасть, и уже из нее полыхнуло пламенем.

Мне пришлось упасть, но до шефа пламя не долетело. Пространство рвануло порывом ураганного ветра, он отвел огонь в сторону. Демон пролетел надо мной, устремился к Гамбиту. А тот стоял, как ни в чем не бывало, и глядел на меня. Я сначала не понял, что он от меня ждет, и тут почувствовал на спине холод металла. Меч шефа! Когда он мне его туда засунул?

Я выхватил меч из-под майки, разрезав ее надвое, резко поднялся и перерубил щупальце. Меч прошел через черную смолу неохотно, медленно, но прошел. Кусок щупальца упал, обращаясь черным дымом.

— Не вдыхай это! — прокричал шеф.

Я послушался и побежал следом за шефом. Тот держал в руках наши чемоданы и улепетывал со скоростью, явно превышающей десять метров в секунду. Я оглянулся и увидел, еще ничего не кончилось. Демон перекачивал смолу в остатки отрубленного щупальца. Я как мог быстро припустил за шефом. А тот, добежав до поворота, внезапно остановился. Когда я приблизился, он вырвал меч у меня из рук и, подпрыгнув с места метра на три, ударил рукояткой по своду. Я понял, шеф решил повторить недавний фокус с дверью. Ничего не говоря, мы рванули по коридору, а позади послышался грохот падающего потолка и глухой звук удара. Похоже, демон продолжил погоню.

Мы выбежали в какой-то зал, шеф повел в другой тоннель. Мы бежали еще минуту, только тогда шеф остановился.

— Всё, — сказал он. — Нас больше не преследуют.

И он спокойно пошел дальше. Никаких намеков на отдышку! Я же прижался к стене, чтобы перевести дух.

— Не стоит пока останавливаться, — сказал мне шеф. — Экзус может продолжить погоню. Или послать кого-нибудь.

— Кого? — едва смог сказать я. — Своих толстых подопечных?

— Нет. В Линте есть и другие демоны. Вряд ли он расстроился из-за окорока, но рисковать не стоит.

— А зачем мы вообще пошли туда? — отдышался я. — Не из-за еды же!

— На то были три причины. Первая, мы не сможем просто пройти через Вавилонскую Башню сразу к Шелебу. На каждом круге нам придется проходить по коридорам, которые ведут через точно такой же балкон, что и в Линте. Вторая, нам надо было запастись едой и слегка перекусить. Ближайшую неделю на другую пищу можешь не рассчитывать. Мы даже не сможем ни на кого поохотиться, все демоны ядовиты, а есть людей я не буду. И третья причина, ты должен как можно больше узнать об аде и его обитателях. Только так ты сможешь побороть в себе интерес к миру мертвых. Или утвердиться в нём.

— Я бы лучше исследовал Рай, — пробурчал я хмуро. — В смысле "утвердиться"?

— Можно заглянуть и туда, но если ты не праведник, вся райская атмосфера будет для тебя ядовита. Воздух будет отравлен, вода тоже, еда тоже. Растения райских кущей будут нападать. Животные тоже. Да и какой-нибудь архангел спалить может. Что касается твоего этого сомнительного интереса к некромантии... Что ж, некромант — это тоже колдун. Да, плохой, но колдуны вообще редко бывают добрыми. Я — редкое исключение. И не факт, что редкое исключение — ты.

Я выслушал это с открытым ртом. Шеф поставил мой чемодан на пол, обернулся, и мне осталось только наблюдать его удаляющуюся спину. Да, а ведь он прав. Действительно, большинство колдунов — те еще твари. И нет никаких причин быть уверенным, что я буду исключением...

Мы пошли дальше. Вскоре мы вышли к уже привычной винтовой лестнице и пошли вниз. Я утолил голод, но на его место пришла усталость и сонливость. Если разобраться, я не спал уже больше двух суток. Небольшой обморок в первом круге не считается. Но шеф гнал меня вперед и на мое нытье отвечал, что надо терпеть. Дескать, доберемся до Шелеба, а там можно будет и выспаться.

Так продолжалось еще часов пять. Мы просто шли, никого не встречая на пути. Наконец, мы достигли третьего круга.

Здесь все было точно так же, как в Линте. Коридоры, колоннада, балкон. Только вместо зеленого всё окрашено в голубой. И на балконе кто-то стоял.

С виду простой дядька, разве что двухметровый и в рогатом шлеме. Но шефа мужик заставил насторожиться. Он шепнул мне, чтобы я был готов бежать в любой момент, а сам достал меч и пошел через колоннаду к незнакомцу. Я последовал, и тут по ноздрям ударила страшная вонь. И еще внезапно налетел целый рой мух. Но как ни странно, и запах, и мухи не заходили за середину колоннады. Там как будто пролегла невидимая граница.

Мужик смотрел вниз с балкона. Шеф очень осторожно подошел к нему и, к моему удивлению, поклонился.

— Я надеюсь, ты не за мной или моим учеником пришел? — очень почтительно, без обычных фиглярских ноток в голосе спросил шеф.

— Нет. Хотя Экзус меня очень просил, — ответил незнакомец слегка приглушенным голосом

Он повернулся, и я увидел, что у него нет лица. Под шлемом голова, но лицо с нее как будто стерли. Ни носа, ни глаз, ни рта. Непонятно, чем он говорил.

Но незнакомец был лишь легкой экзотикой по сравнению с тем, что открывалось за его спиной. Там исходил вонью и кишел мухами третий круг ада — Нэт-та.

Нэт-та переводится как "Смрад". И в третьем круге действительно смрадно. Вонь и мухи — только вершина айсберга. Передо мной предстало безбрежное навозное море. Целое моря, извиняюсь, жидкого дерьма. И в нем плавали грешники. Их не так много, как во втором круге, но много. И большинство попало сюда, уже пройдя Тарон-Гову и Линт. После пыток наслаждением, после боли от удовольствия, после страдания через утехи для тела, желудка и обоняния им предстояло пройти сквозь это. Хотя тоже можно подумать, что тут особенно плохого? Подумаешь, море говна. Но не так всё просто в аду, как кажется на первый взгляд.

Грешникам третьего круга нечего есть, кроме этих самых фекалий. А они отнюдь не способствуют пищеварению, поэтому море постоянно пополнялось свежатиной. Поначалу теплое и жидкое, оно быстро остывало, а потом засыхало. То тут, то там плавают зловонные островки, люди пытаются взобраться, но им никогда не удается, потому что на вожделенный остров лезут сотнями. Но это еще не всё, далеко не всё. В этом море помимо грешников есть и другие обитатели. Мелкие плотоядные рыбки, похожие на пираний, только раз в двадцать меньше; большие, в два человеческих роста, крокодилы; гигантские монстры, больше всего напоминавшие плезиозавров. Рыбки постоянно кусали людей, оставляя на теле маленькие ранки. В такой среде ранки мгновенно гноились. Тела грешников сплошь покрыты язвами и ранами. Крокодилы то и дело откусывали грешникам руку или ногу. Они никогда не ели жертву целиком. А зачем? При такой регенерации ноги и руки отрастали за несколько минут — проголодаешься, откусишь себе новый кусочек. А через кровь в организм попадала зараза. А вот плезиозавры глотали людей целиком. А потом, как и песчаные акулы, переваривали годами. Желудки чудовищ — еще одна пытка Линта. Они не могут переварить грешника целиком. Медленно желудочный сок разъедает кожу, потом мягкие ткани. Регенерация отращивает всё это чуть медленнее, чем идет переваривание. И вот, когда грешник напоминает скелет, но всё еще жив, его выплескивают обратно в море дерьмища. Повсюду тут плавают полупереваренные полутрупы. Но они не умирают. Нет уж, Линт так просто не отдает своих "гостей". Начиная с этого круга, за грешников круги борются.

И еще мухи. А вернее — слепни. Они безжалостно жалили людей за торчащие из дерьма головы, и откладывали яйца. Прямо во лбу, в щеках, в шее... И это притом, что грешник, находящийся в третьем круге, терзаем болью, в сотни раз превышающей обычный человеческий порог. А еще он развращен Линтом, испытывает постоянную жажду, голод и наркотическую зависимость.

Я с трудом оторвал взгляд от Нэт-ты и перевел на безликого незнакомца. Почему-то он казался мне привлекательным, даже несмотря на отсутствие лица.

— А кто вы такой? — не знаю, почему спросил я. Вообще, в таких делах я предпочитаю предоставить разговор шефу, а сам молчать в тряпочку. Но незнакомец вызывал у меня странную симпатию, и я обратился к нему как к старому другу. Пускай и незнакомому, но другу.

— Разреши представить тебе, наместник Нэт-ты — Аваддон, — сказал шеф.

Вся моя симпатия к демону тотчас испарилась. Я даже струхнул. Передо мной — сама смерть. Вернее, демон смерти. По преданию его лицо можно увидеть только перед самым концом, и все, кто достоин ада, видят его в свою последнюю секунду. Я стушевался и встал за спину к шефу. Но демон, похоже, мною не заинтересовался, чему я был искренне этому рад.

— Тебя давно не было у нас, — сказал Аваддон шефу.

— И это последний раз, когда ты меня видишь, — без вызова, но твердо ответил мой учитель.

— Не зарекайся, Гамбит. От меня не зарекайся. Ты встал на другой путь, но это не значит, что наши судьбы не пересекутся.

— Я уже много сделал, чтобы больше не возвращаться сюда. И надеюсь, это будет последний раз.

— Тогда пусть тебе сопутствует удача. Но знай, предложение Наместника остается в силе. Стоит только назвать его имя, он явится и вознесет тебя.

— Нет. Я сказал это сто лет назад, и мой ответ остался неизменным.

— Тогда иди и занимайся своими глупостями дальше.

И смерть отвернулась от нас. Шеф развернулся и пошел проч. Я, естественно, потопал следом, борясь с желанием немедленно завалить его вопросами.

Мы снова пошли по коридорам, спустя полчаса подошли к следующей лестнице. Я уже хотел задать первый вопрос, но шеф меня опередил:

— Когда-то давно я очень плодотворно работал на ад, — начал он бесцветным голосом. Слишком бесцветным на мой взгляд. Ему явно не хотелось мне всё рассказывать. Я весь превратился в слух. — Эх, на кого я только не работал...

Шеф вздохнул и продолжил:

— Так получилось, что когда-то давно, еще до моей работы на ад, я получил некоторые... возможности. Очень, надо сказать, полезные возможности. Возможности очень важные и нужные. Возможности, которые ставили меня на одну доску с самыми серьезными игроками. С такими, как тот же Наместник. С такими, как Кремер. А потом я от тех возможностей отказался. Добровольно. Но не от всех получилось отказаться. Кое-что осталось, я это никак не смогу вытравить. Так вот, отказавшись от тех возможностей, я заимел очень могущественных врагов. Даже помогущественней, чем Наместник. По крайней мере, в Мире. И мне потребовался новый покровитель. Им стал ад. На время, да, но я успел наворотить такого... Та часть моих этих... возможностей, она и по сей день со мной. И она не отпускает меня с той доски. Это, наверное, кажется тебе запутанным?

— Ага, еще как! — ответил я, внимательно слушая сбивчивую историю шефа.

— Так и должно быть, — кивнул шеф. — Судьба моя запутана. Если вкратце, я выполнял задания ада. В моем лице они получили очень ценного колдуна, потому что я могу, используя те самые возможности, такое, чего даже Кремер не может. Я работал на ад десять лет. За это Наместник дал мне протекцию от... короче, протекцию дал. А под конец сделал предложение, от которого бы только дурак отказался. Но я отказался. Вернее — я не даю ответа по сей день. Ситуация подвисла. И теперь я хочу ее разрешить. И пока всё об этом.

Мы молча продолжили спуск. Мне вовсе не хотелось расспрашивать шефа подробности. Наверно, со мною это произошло впервые в жизни. Да, не думал я, что мне придется узнать столько нового о шефе. И всего-то для этого потребовалось спуститься в ад.

Мы шли. Я ужасно устал. Шеф, наконец, соизволил сделать привал, и я в бессилии опрокинулся на стену. Глаза сами собой закрылись. Я провалился в какой-то странный сон. Вроде я и спал, а вроде нет. Никаких снов не было и в помине. Вскоре я почувствовал, меня кто-то трясет. Открыв глаза, я понял, это шеф. Он стоял надо мной и курил сигару. В руках у него была фляжка с коньяком.

— Сколько я спал? — спросил я, зевая. — И почему не было снов?

Это и вправду странно. Я довольно неплохой сновидец. С тех пор как шеф научил меня путешествовать по Алям-аль-Металю, я не упускаю возможности прогуляться по Сну ни единого разу. А тут — будто годы обучения насмарку!

— Ты спал почти три часа. Этого более чем достаточно здесь. А снов ты не видел, потому что Алям-аль-Металь не граничит с миром мертвых. Сны — удел только существ, живущих в Мире.

Я встал и начал разминать затекшее тело. Шеф сказал, что три часа достаточно, но мой организм отчаянно кричал о недосыпе. Но я понимал, жаловаться нет смысла, к тому же шеф вообще не спал. Слегка размявшись, я посмотрел на него. А он просто стоял на краю ступенек, смотрел вниз и иногда прикладывался к фляжке. Я подумал, наверное, он вспоминает свое прошлое, но быстро отбросил эти мысли. Если хочешь сесть в лужу, самый верный способ попытаться прочитать мысли моего шефа. Может, он думает сейчас не об аде, а о новых веяниях в кинематографе. Тут никогда нельзя знать наверняка. Я еще немного постоял и подумал, а не стоит ли мне самому приложиться к фляжке. Но решил оставить это до лучших времен и сказал шефу, что готов идти дальше. Тот кивнул, спрятал фляжку и, взяв чемодан, пошел вниз по лестнице.

Мы шли еще часов пять, стало явно жарче. Причем с каждой секундой жарче и жарче. Мы определенно приближались к Хоре, тому кругу, к которому приговорен мой учитель. Я снова воскресил в памяти всё, что знал о мире мертвых из книг, вспомнил, наместник Хоры — Трамонтана. Тоже высший демон, представляющий собой огромный огненный вихрь. "Смесь огня, пепла и мертвого ветра" — таково описание наместника Хоры из книг. Что значит, "мертвый ветер" я не знал, но ничего хорошего это не предполагало. Я снял кофту, которую надел взамен порванной майки. Всё равно — очень жарко.

Мы пришли к концу лестницы.

Опять по коридорам. Страшная жара буквально выжимала нас, как губку. У меня подкашивались ноги. Шеф подставил плечо. Я с трудом делал шаги и вот, мы вышли к колоннаде. Здесь она, конечно, красного цвета. А за ней открывался кошмар. Четвертый круг ада — Хора. Что означает — "Жар".

Я не очень хорошо помню, как выглядит Хора. Слишком там было жарко, а я пребывал на грани обморока. Но несколько картин в моей памяти отложилось. Колоннаду разрезала огненная пелена. А за ней я увидел грешников. Все голые они горели заживо — а что им еще оставалось в сплошном пламени? Их плоть покрыта волдырями, регенерация тут еще сильнее, умереть от огня они не могли. Их многострадальная плоть успевала восстановиться до того, как огонь поглощал их целиком. Кто-то визжал, кто-то бегал и перекатывался по горящим углям. А кто-то лежал и плакал, не в силах побороть ужасные страдания. Именно такие особенно ужасали. Иногда они переворачивались на другой бок, чтобы пламя не достигло сердца. И другая половина тела подвергалась тем же пыткам, что предыдущая. И так они горели уже вечность, ибо здесь не было времени. Да, теперь я точно знал, что в аду нет времени и нет никаких вероятностей. Какие могут быть вероятности у этих бедняг? И поделом им. Здесь сплошь убийцы и насильники, воры и отъявленные мерзавцы. Но и гореть им было недостаточно по задумкам творца круга сего. Повсюду, прямо сквозь огненную пелену, летали ужасные демоны, сами плоть плоти пламени. Их огненные кнуты хлестали грешников. Эти кнуты вырывали куски мяса, доставая до костей. И кости, покрывшиеся черной копотью, мгновенно зарастали плотью. А над всем этим возвышался Трамонтана. Исполинским огненным вихрем он носился по своим владениям, обжигая и разметывая всех и вся. Совершенно непонятно, как его именем могли назвать северный ветер. Те грешники, которые попадали под его огненные струи, мгновенно сгорали и превращались в пепел. Но даже в пепле они продолжали жить и страдать. Страдать вечно...

Шеф, как мог быстро, вынес меня из колоннады, а я размышлял, что же такое сотворил он в прошлом, раз достоин такого...

Я не потерял сознания, но плохо помню, как мы выбрались из дышащих жаром коридоров. Там я уже смог передвигаться самостоятельно. Правда, опирался о стену, а с другой стороны шеф поддерживал меня. Кое-как нам удалось доковылять до места, где жара слегка спала. Там я уже окончательно оклемался, махом выхлестал целый литр воды из неиссякаемых запасов шефа и пошел сам.

Мы прошли целый час молча. Жара спала, и я снова надел свой свитер. Наш путь продолжался.

Нам стали попадаться демоны. Несколько из них были похожи на ящериц, кто-то был помесью разных животных. Проходили и простые люди. На нас никто не обращал внимания. Видимо, считалось, если ты зашел так далеко и продолжаешь спуск, тебя лучше не трогать. Ведь всё равно ты идешь в самые недра ада.

Через пару часов похолодало. Я надел штаны. Не знаю, какая там у меня "страсть к смерти", как выразился шеф, мир мертвых казался мне всё более отвратительным. Вскоре еще похолодало, температура ушла в минус. А мы продолжали идти.

Еще через час я натянул на себя всю одежду, что была в чемодане, мысленно поблагодарив шефа, что он наказал взять перчатки, и обругав себя, что бросил по дороге разрезанную майку. Шеф тоже демонстрировал первые признаки усталости. Его походка утратила пружинистость, а белки глаз покрылись сеточкой красных прожилок. Но по сравнению со мной он держался просто потрясающе. Я уже давно всё проклял и начал налегать на коньяк, но тот ни капли не грел. И никаких следов опьянения, будто пил я воду. У меня закончились сигареты, я взял у шефа сигару. А я ненавижу сигары! И еще я с каждым шагом всё больше ощущал АД. Страх и безумие давно подступали ко мне. Пока у меня хватало сил, чтобы противостоять, но я не знал, сколько еще смогу терпеть. Недосыпание и усталость делали свое дело.

Вскоре стало не просто холодно, а пизд...ец как холодно! Говорить больше невозможно, слюна во рту мгновенно замерзала. Приходилось часто-часто моргать, чтобы не замерзали глаза. Одежда покрылась инеем, мы с шефом напоминали двух йети. С меня уже слетело три купола удачи, шеф поставил на меня четвертый. Без них я, наверное, уже давно окочурился бы. И вообще выжили мы, только благодаря колдовству шефа. Если бы не оно — умерли бы на подступах к Шугуму.

Я предложил двигаться быстрее, босс кивнул. Мы побежали. Вернее, шеф побежал, а я, пробежав несколько сотен ступеней, взмолился о пощаде. Ледяной воздух никак не хотел попадать в легкие. Мы снова пошли пешком.

Ни разу я не был так рад, что лестница кончилась, и начались коридоры. Очень хотелось побыстрее преодолеть этот участок. Мы в четвертый раз прошли по знакомым коридорам и вышли к белой колоннаде. А за ней морозил Шугум.

Пятый круг, как нетрудно догадаться, называется "Холод". То, что открылось мне там, я увидел самым краем глаза.

Как и в Хоре, посередине колоннады проходила граница. Тоненькая корочка прозрачного льда, которую можно легко сломать, возникни у вас такое глупое желание. А за ней я впервые не увидел толпы грешников. Нет, они, конечно, там, но с каждым кругом их всё меньше. Шугум — это ледяная пустыня. Над ней дули холодные ветры, а голые грешники стояли замерзшими статуями. Казалось, на пятом круге чудовищная фантазия создателя ада иссякла, но это не так. Я представил, что чувствуют эти люди, когда кровь замерзает в жилах и больше не течет по оледенелым венам. Когда ты страдаешь, но не можешь ничего с этим поделать, никак выразить, даже закричать или заплакать. И сознание уже невозможно потерять, боль не позволяет рассудку улетучиться. Ткани в организме отмирают, но тут же восстанавливаются. Некоторые грешники пытаются прижаться друг к другу, чтобы согреться, но на путь в несколько метров уходят годы — скованное тело движется медленнее любого ленивца. В Хоре хотя бы можно кричать. Можно бегать. А здесь только боль и покой. И полное бездействие. Печаль и сумасшествие летали над Шугумом. Всё эти ледяные статуи уже давно сошли с ума. Правда, иногда их покой тревожили другие обитатели пятого круга. Ящеры изо льда медленно ходили меж миллионов ледяных скульптур и иногда разбивали их. И шли к следующим. Мне показалось, они не меньше страдают, чем те, кого призваны пытать.

Слава Светлому, долго любоваться этим нам не пришлось. Я впервые после Тарон-Говы не увидел наместника круга. Судя по книгам, его звали Волдор. Про него ходили легенды, что когда-то он был человеком. А потом стал демоном и не простым, а высшим.

Мы с трудом, но дошли до предпоследнего пролета винтовой лестницы. Я допил остатки коньяка в своей фляжке, и наконец, смог опьянеть. Спустя час, слегка потеплело, но не настолько, чтобы раздеться. Мы шли. На пути попадалось еще больше демонов. Рогатые, когтистые, звероподобные, вампиры, оборотни, лишенные кожи, маленькие и большие, корче, демоны на любой вкус и цвет. Пару раз они перекидывались с шефом несколькими словами на непонятном языке, он им что-то отвечал, и они шли дальше.

И вот мы пришли туда, куда лежал наш путь. Окончился этот пролет, и мы попали в предпоследний зал со многими выходами. Еще ниже — только Дум. Но туда мы не пойдет, хвала Светлому! Я вдруг понял, нам впервые придется войти непосредственно в круг. Это пугало.

Мы прошли по коридорам, вышли к черной колоннаде. А за ней — Шелеб.

Шелеб означает — "Одиночество". Больше всего он похож на космос. Это огромное пространство, не ограниченное ничем. Черное и безжизненное, оно само по себе подавляет настроение, вводит в безумие. Здесь всюду страх и уныние. Но этот космос не пустой. Его пронзает тысячи тысяч странных щупалец, похожих на корни исполинского дерева. Огромной паутиной они повсюду разрезают неведомое пространство. Шелеб бесконечен. Этих корнеподобных дорог бесчисленное множество. И где-то здесь страдают грешники. Пожалуй, это самая изощренная пытка, из всех придуманных Темным. Шанса встретить здесь хоть кого-нибудь практически нет. И всем, кто здесь заточен, приходиться вечность искать друг друга. Не так уж и плохо, скажете вы. По сравнению с тем, что было в первых пяти кругах, совсем неплохо. Но, конечно, вы ошибаетесь. В Шелебе обитают самые отвратительные и опасные чудовища. И они постоянно охотятся на грешников. А найдя, убивают. И те попадают в Дум. Ни в одной книге не описывают седьмой круг ада, но достаточно сказать, что он переводится как "Страх". И пусть ходят разговоры, что там томятся главнейшие приспешники Темного, кому охота на собственной шкуре узнать — так ли велика эта почесть.

Редко кто попадает в Шелеб сразу. Большинство уже прошло по первым пяти кругам. И вот вроде тебе дается передышка, ничего страшного, просто прячься от чудовищ и страдай от одиночества. Но постоянный страх перед монстрами постепенно сводит с ума. Ты начинаешь бояться всего, даже собственной тени. Тебе не больно, пройдя предыдущие круги, ты уже привык. Этим тебя не удивишь. Но это не значит, что ты хочешь еще раз ее прочувствовать, поэтому постоянно настороже. Навсегда оставленный наедине со своими мыслями и собственным страхом — это воистину самая изощренная пытка. И именно сюда попал Кристи-старший. И нам предстояло его найти.

Шеф подошел к балкону и достал из чемодана веревку. А потом выкинул чемодан в безбрежные дали шестого круга. Он полетел вперед и вскоре скрылся во тьме Шелеба. Шеф привязал веревку к балкону, а другой конец обмотал вокруг моей талии.

— Самое сложное будет вернуться назад, — пояснил он свои действия. — Отойди мы от Башни на сотню метров, и ее уже не найти.

— А если кто-нибудь перережет веревку, что тогда?

— Я буду тратить большое количество вероятностей, чтобы этого не случилось. И еще я потрачу львиную долю, чтобы найти Кристи. Вернее, чтобы он сам нас нашел.

— А он станет нам помогать?

— Не уверен, — покачал головой шеф. — В крайнем случае, придется применить силу... моего убеждения.

— И сколько нам придется ждать?

— Долго. А может, и секунду. Времени здесь нет. И тебе предстоит сейчас на собственном опыте понять, что такое вечность.

Шеф подвел меня к балкону, а сам залез на ограждение. Я последовал следом.

— Давай руку, — сказал он. — И что бы ни случилось, не отпускай. Здесь можно потеряться, отойдя друг от друга на десяток метров.

И мы прыгнули вниз. А вернее вперед. Веревка длиной метров тридцать, мы летели, пока она не натянулась. Я повернулся и посмотрел на Башню. Здесь она иного цвета. Абсолютно черная, она уже терялась среди теней Шелеба. Мы парили в пустоте, я почувствовал, нас тянет куда-то в сторону. Вскоре мы приземлились на одном из "корней". Я нагнулся, чтобы пощупать, что он из себя представляет, но так и не смог определить природу материала. Что-то напополам между деревом и камнем.

— Это тело Шелеба, — пояснил наблюдавший за этим шеф. — Мы находимся внутри самого большого высшего демона ада и наместника шестого круга. Шелеб — это и есть шестой круг.

— То есть, вы хотите сказать, шестой круг — это демон?

— Да, и при этом бесконечно огромный. Существует множество легенд о Шелебе. Говорят, это тело Темного. Его сущность. А его суть — это и есть тот, кого называют Темным. Говорят, когда-то он оставил свое тело и бросил вызов Светлому. Вот с тех пор и идет поединок между ничем и всем. Между бесконечным и конечным.

— И Темный — это конечное?

— Нет, как раз конечное — это Светлый. А Темный — это воплощение ничего. И это воплощение ведет долгую битву со всем. Битва добра со злом — это не война между хаосом и порядком, как думают многие. Это война ничего с чем-то. А теперь, ложись и спи. Нам надо отдохнуть.

— А это не опасно, спать тут?

— Если бы ты был простым грешником и без меня — не было бы ничего опасней сна здесь. Но у меня хватит вероятностей, чтобы нас никто не нашел.

Меня не надо было долго упрашивать. Я лег на холодное тело Шелеба. Усталость и так валила с ног. Я наконец-то получил карт-бланш на отдых. Я уснул почти сразу. В голове слышались голоса, странный шелестящий шепот. От корня, или тела Шелеба, на котором я лежал, шел холод. Я прилагал все усилия, чтобы не поддаться панике, но это удавалось с трудом, просыпался я каждые пять минут. Я оглядывался по сторонам и всюду мне мерещились большие и страшные тени. Шеф тоже уснул, но на него гнетущая атмосфера шестого круга, похоже, не действовала.

Я так и не выспался. Скорее, еще больше устал. Часы показывали, прошло двенадцать часов. Потом я заметил, что часы идут неправильно. Их стрелки то застывали, то проносились сразу на несколько кругов вперед. Проснулся шеф. Вот он-то выглядел посвежевшим и отдохнувшим. Я смотрел на него с неприкрытой завистью.

— И сколько еще ждать? — раздраженно спросил я.

— Вечность, — ответил он не своим голосом и рассыпался в прах.

Я испугался. Нет, я практически впал в истерику. Подскочив к серому пеплу, что остался от шефа, я увидел, из кучки порошка торчит какой-то росток. Я раскопал его и убедился, он растет из тела Шелеба.

Захотелось закричать. Потом — спрятаться, затаиться. Потом — уйти. Веревка все еще обмотана вокруг пояса. В мозг раскаленным гвоздем вошла паника. И только чудовищным усилием воли я заставил себя успокоиться. Я сел и попробовал найти шефа Знанием. У меня не получилось. Страх снова начал овладевать мной, но я всеми силами давил это в себе. У меня получилось. Пока получилось. Я попытался расслабиться и попробовать снова, но тут на плечо легла ладонь.

Я подскочил как ужаленный. Я прыгнул вперед, в полете разворачиваясь и доставая пистолет. Когда приземлился, я увидел побеспокоившего меня. Старик, одетый в золотые одежды. Высокий и худой он выглядел настолько нереально в этом безграничном пространстве, что я поначалу опешил. Его тонкие губы пришли в движение, он сказал молодым звонким голосом:

— Кто ты, мальчик?

— Иван, — сказал я, все еще решая, стоит ли мне стрелять в него или погодить.

— Иван? — хихикнул старик. — Забавно. А зачем ты сюда пришел Иван? Ведь ты еще жив, если я не ошибаюсь?

— Я и мой босс пришли сюда, чтобы кое-что найти, — ответил я неуверенно.

— Найти в Шелебе? Еще забавнее. А ты знаешь, что здесь невозможно никого и ничего найти. Здесь вообще нет такой вероятности, — продолжал старик. — Я вот уже вечность ищу здесь одного человека и не могу найти.

— Но меня-то вы нашли, — слегка осмелел я, но пистолет не опустил.

— А ты знаешь, что нельзя наставлять пистолет на колдуна, — насмешливо спросил старик.

— А вы колдун?

— Да, правда, мертвый, — усмехнулся он.

— Ну, тогда вы не очень опасны. У вас наверняка нет вероятностей.

— А ты знаешь о вероятностях? Как интересно.

— Кто вы и что вам нужно? — вконец осмелел я. Если это бывший колдун, без вероятностей он ничего не сможет сделать, его можно застрелить так же просто, как и любого другого. А вероятностей ему взять негде.

— Я же уже ответил, мальчик, я — мертвый колдун. А зачем я сюда пришел, должен сказать мне ты. Я просто искал кое-кого и наткнулся на тебя. Что, в принципе, возможно только в одном случае. Что у тебя во внутреннем кармане?

Вопрос был, мягко говоря, странным. Но я полез в карман и достал фляжку с коньяком. Она уже давно опустела, но, увидев ее, глаза у старика загорелись.

— Она уже пуста, — сказал я, думая про себя, старик, наверное, при жизни любил выпить. Я ждал его разочарования, но он, казалось, вовсе не расстроился.

— Как интересно, — повторил он. — Дай-ка мне ее, хотя, нет, лучше не надо. Попробуй сам.

— Что попробовать? — я все больше убеждался, старик безумен.

— Там должен быть тайник. Попробуй найди его.

— А, я понял. Вы хотите, чтобы я положил пистолет и стал искать какой-то тайник, а сами нападете. Ну уж нет. Учтите, я — еще только ученик колдуна, но уже тоже кое-чего... могу.

— Молодой человек, я совершенно не боюсь ни твоего пистолета, ни тебя, — покачал головой старик. — Я никогда не боялся оружия при жизни, ну а сейчас это вообще бессмысленно. Выстрелив в меня, ты добьешься только того, что мне станет больно. Это шестой круг, Иван, здесь такие раны заживают мгновенно.

Я обдумал услышанное и решил, старик прав. Я убрал пистолет и стал искать тайник на фляжке. И к моему величайшему удивлению я его нашел! Дно фляжки, как оказалось, можно сдвинуть, что я и сделал. И там обнаружил что-то похожее на стебелек одуванчика. Полый и круглый, с головкой, на которой когда-то был пух. Стебель слегка светился в темноте Шелеба, держать его почему-то очень приятно. От него исходило легкое тепло.

— Потрясающе! — воскликнул старик, его молодой голос отдался эхом в ушах. — У тебя стебелек, а у меня семя!

Он начал рыться в складках золоченого одеяния, пока не вытащил нечто, зажатое в кулаке. Потом подошел ко мне и раскрыл ладонь. Там действительно оказалась маленькая пушинка, слегка светящаяся серебристым светом. Старик очень аккуратно поднес ее к головке стебелька, пушинка оторвалась от ладони и полетела к стеблю. Она несколько раз облетела головку, будто решая, куда бы ей пристроиться, и наконец, решившись, приземлилась точно сверху. А потом вросла и на секунду вспыхнула ярким светом.

— Так-то лучше, — сказал старик. — У Роберта родилась прекрасная идея.

— А вы знаете моего шефа? — спросил я ошалело.

— Конечно, знаю, но не это важно. Главное, чтобы ты не знал, что главное. А теперь слушай, скоро у тебя будет много гостей. Все они принесут по одной пушинке и повторят ту же самую операцию, что и я. Так что — не бойся.

— А зачем всё это?

— Я же говорю тебе, это неважно, вернее тебе нельзя этого знать. Просто собери этот цветок и всё. Ну, ладно, я пошел. Если я останусь, никто не придет. Так что, прощай.

Старик повернулся и пошел прочь. Вскоре он пропал, скрывшись во тьме Шелеба. А я стал размышлять, что произошло и что теперь делать. Стебелек с одной пушинкой приятно грел мне руку и отгонял плохие мысли. Я подумал, всё рано делать мне особенно нечего, и стал ждать. И скоро ко мне пожаловал новый гость.

Это была женщина, совершенно голая и с безумными глазами. Я поздоровался, она никак не отреагировала, а только таращилась на мой неоконченный одуванчик. Потом разжала кулак, там тоже обнаружилась пушинка. Она, не подходя ко мне, дунула себе на ладонь, и пушинка полетела ко мне. Пушинка повторила ту же процедуру, что и предыдущая, только зацепилась за одуванчик сбоку. Я поднял взгляд, женщина уже исчезла. Я снова стал ждать, благо, ожидание не затянулось. Следующим пришел мужчина в лохмотьях, вытащил из них очередную пушинку, и точно так же, как женщина, дунул на нее. Так я собрал уже три пушинки. Мужчина ушел, на его место пришел следующий.

Я не буду утомлять вас подробностями и описывать внешность каждого. Скажу лишь, такой пестрой компании я еще никогда не видел. Тут были и мужчины, и женщины, старики, и молодые, чернокожие, азиаты, индусы и многие другие. За всё время только один мужчина заговорил со мною. Черноволосый, весьма красивый, одетый в черный костюм.

— Русский? — спросил он меня.

— Да, — с удивлением ответил я, уже привыкнув, что все его предшественники были немы как рыбы.

— Ненавижу русских! — выпалил он и его глаза сверкнули гневом. Я даже испугался и решил было полезть за пистолетом, но мужик залез в карман и, достав свою пушинку, дунул на нее. А потом, не проронив больше ни слова, ушел во тьму.

Это продолжалось довольно долго, но скучно мне не было. Самое интересное, действительно, ни разу никто не пришел парой. Наверное, это и вправду невозможно в Шелебе.

Но вот, наконец, мой цветок был собран. Последнюю пушинку принес отвратительный голый жирдяй, перемазанный каким-то вонючим салом. Он дунул на последнюю пушинку, та даже не закружилась, выбирая, куда приземлиться, а сразу вросла в последнее оставшееся свободное место. Опять вспыхнул серебряный свет, одуванчик слегка завибрировал в моей руке. А у меня сразу возник вопрос, что мне, собственно, теперь делать?

Первым порывом я подумал дунуть на одуванчик, но что-то подсказывало, этого делать не следует. И тут я вспомнил про росток, оставшийся в прахе псевдошефа. Я подошел и внимательно осмотрел его. Полый и круглый. Я улыбнулся.

Не знаю, что заставило мое настроение вдруг взлететь на невиданную высоту, но, тем не менее, это так. Я аккуратно, стараясь не повредить пушинки, приложил цветок к торчащему из земли ростку. Мягкий свет, окружающий одуванчик, медленно и осторожно переместился на росток, и они срослись. Вдруг Шелеб содрогнулся! Где-то вдалеке громыхнуло. Я отпрянул от одуванчика, он начал меняться. Сперва он стал закрываться. На месте головки появился бутон. Потом он открылся, и передо мной предстал уже одуванчик как цветок — горевший теплым желтым, солнечным светом. Этот свет разгорался ярче и ярче. Я уже не мог смотреть и отвернулся. Как оказалось — совершенно правильно сделал, иначе спалил бы сетчатку. Не прошло и мига, как я почувствовал — спина нагрелась. Цветок позади меня воспылал, словно солнце!

Лоб мой покрылся потом. Я увидел весь Шелеб, таким, каков он есть. Он больше не мог прятаться в собственной тьме. Я увидел сотни тысяч монстров, похожих на огромных сороконожек, они боязливо прятались от чудесного света. Я видел миллионы грешников, и они тоже меня увидели. И увидели друг друга. Весь шестой круг наполнился голосами, люди звали друг друга и бежали друг к другу. Я увидел и странного старика в золоченых одеждах. Он медленно, но уверенно шел к тому типу, который ненавидел русских. Мне подумалось, от их встречи не будет ничего хорошего...

Но свет недолго горел так ярко. Постепенно он угасал. Вот уже самые дальние края Шелеба погрузились во тьму. Свет всё затухал и затухал. Через несколько минут пропал старый колдун и его расистский друг. Последнее, что я увидел, их теплые дружеские объятия.

Я повернулся и рискнул посмотреть на чудесный цветок. Теперь ясно, почему он угас. Он постепенно проходил все стадии роста задом наперед. Он снова закрылся, его бутон сжимался, скукоживался, становясь меньше и меньше. Вот он уже превратился в малюсенький росточек, а через мгновение скрылся в теле Шелеба.

— Молодец! — донесся до меня сзади голос шефа. Я повернулся и увидел, тот идет, держа за руки двух стариканов. Один из них — постаревшая копия молодого Кристи.

— Шеф! — прокричал я. — Великий Светлый, как я рад вас видеть!

— Этот молодой человек ваш помощник, почтенный владыка вероятностей? — спросил у шефа старший Кристи.

— Да. Разрешите представить вам, мой ученик, Иван. Иван, это Джон Кристи и его друг, адвокат и душеприказчик, сэр Джероми Уайлс.

— Так вам удалось? Удалось их найти!

— Скорее, тебе удалось помочь мне их найти, — мягко улыбался шеф. Он вообще выглядел крайне довольным. — Учти, ты сделал великое дело, Иван! Но об этом позже. А сейчас, господа, я хочу, чтобы вы назвали мне банк, в который вы положили завещание, а так же указали, где ключ или пароль, позволяющий его открыть.

— Разумеется, сэр. Я сделаю для вас всё, что только возможно, — сказал Джон чуть не со слезами на глазах.

— Да-да! То, что вы для нас сделали, это, это... Словом, это потрясающе! — вторил Кристи его адвокат.

Они еще долго рассыпались перед нами в любезностях. А потом, наконец-то, выдали всю интересующую нас информацию. Правда, на страницах этой книги я не могу вам ее рассказать, все-таки это дело слишком конфиденциальное.

А потом они попрощались с нами и, взявшись за руки, будто боясь потерять друг друга, они пошли во тьму. Да уж, надеюсь, теперь их муки не будут столь сильны. В конце концов, им предстоит провести вдвоем целую вечность. Может быть, это и не самая лучшая компания, но они хотя бы смогут теперь поговорить.

Я уже собирался попросить шефа рассказать, что, собственно, произошло, но он прервал меня:

— Надо быстро уходить отсюда. За это короткое путешествие я умудрился разозлить уже двух наместников.

Он схватил веревку у меня на поясе, а меня полуобнял и рванул что есть силы. Мы оторвались от поверхности Шелеба и полетели к Вавилонской Башне. И, как оказалось, вовремя. Не пролетели мы и десяти метров, как на то место, где рос удивительный цветок, прибежали сразу три огромные сороконожки. Увидев их вблизи, я ужаснулся. Это были, пожалуй, самые отвратительные из всех монстров ада. Каждая размером со слона, покрытые нерушимым панцирем и слизью, они противно визжали и щелкали мерзкими жвалами. Но мы улетели уже слишком далеко. Шеф тянул за веревку, я помогал, как мог. То есть просто держался за него покрепче.

Вскоре мы приземлились на балконе рядом с черной колоннадой. Я схватился за парапет, и мы кое-как взобрались на него. Я с трудом поднялся и посмотрел на Шелеб. У меня создалось впечатление, что он недоволен мной. Странное впечатление, скажу я вам. Я посмотрел на шефа, тот давил себе лыбу дальше. Похоже, у него настроение — лучше некуда.

— А знаешь ли ты, что теперь мы с тобой сильно изменили свое посмертие, — сказал шеф. — Я теперь достоин Нэт-ты, а ты, безусловно, Рая!

— Это почему?

— О, это долгая история. Давай-ка я расскажу тебе по дороге домой.

Я не возражал, и мы пошли по тем же коридорам, по которым пришли сюда. Вскоре мы добрались до лестницы, и там шеф начал свой рассказ.

— Эта история началась когда-то давно, а может, наоборот, далеко в будущем. Как бы то ни было, однажды одного могущественного колдуна убили. Это был не просто могучий колдун, а Верховный Демиург Вечности. Имя его нам неизвестно, но во всех книгах и легендах его называют Мастер. Он, наверное, самый легендарный из всех колдунов, но и его удалось убить. Так уж сложилось, в тот момент он был достоин Дума. Но ему удалось бежать. Правда, бежал он не по Вавилонской Башне, а методично пробираясь через все круги. И, проходя через Шелеб, он оставил там небольшой сувенирчик — этот самый цветок. Он постоянно прорастал в разных концах Шелеба и на короткое время освещал его. И это давало всем обитателям шестого круга надежду. Надежду на то, что и в одиночестве можно найти друга. В общем, этот цветок совсем не нравился правителям ада. К тому же, прорастая, он причинял Шелебу боль. И демоны решили покончить с этим одуванчиком. Но не смогли этого сделать. Когда он всходил, от него шел свет, способный испепелить демонов. Даже Наместник не мог подойти к нему, ибо цветок питала надежда тех грешников, которые были заключены в шестом круге. И Наместник пошел на хитрость. Он призвал колдунов, которые служили ему в Мире. Из разных эпох и разной силы. В их число попал и я. Нам удалось найти цветок, но никто из нас не мог подойти к нему, а тем более — сорвать. И тогда мне в голову пришла мысль. Всей нашей магии не хватало, чтобы помешать одуванчику взрасти, но, возможно, нам удалось бы помочь ему состариться. Так мы и поступили. Цветок перестал гореть, и каждый из колдунов сорвал с него по одной пушинке. Иначе было нельзя, слишком мощные чары применил Мастер, когда вырастил это чудо. А мне, как подавшему идею, предоставили честь сорвать стебель. Но потом мы выяснили, уничтожить то, что у нас оказалось невозможно. И Наместник приказал нам унести эти части с собой. Он боялся их, ведь у каждого, по сути, оказались семена солнечного одуванчика, и что было бы, если б они проросли, не знал никто. Мы унесли их и забыли. А потом я узнал, после смерти все колдуны, участвующие в срывании цветка, попадают именно сюда. И более того, у каждого осталась та пушинка. Я потратил много времени, чтобы найти одного из них, и он подтвердил. Он не расставался с этой пушинкой, а если пытался ее выбросить, она таинственным образом возвращалась к нему. И тогда я решил, что когда-нибудь вернусь сюда и соберу все части вместе. Тем более, я обязан это сделать! Без моей идеи и тех... возможностях, о которых я тебе рассказывал, у нас ничего не получилось бы, хотя там собрались колдуны и гораздо сильнее меня.

— Но при чем здесь я? — спросил я, с трудом переводя дыхание. Все же подниматься по лестнице оказалось куда труднее, чем спускаться.

— А вот это как раз самое интересное, — подмигнул шеф. — Я, если честно, не думал, что твоя помощь мне понадобиться. Но, попав в Шелеб, понял, не всё так просто. Этот одуванчик, как оказалось, имел некое подобие разума, и был очень зол на меня. Если б я сделал всё то, что сделал ты, одуванчик сжег бы меня. Имел полное право — я ж ведь колдун, заслуживающий ада. Его свет сжег бы меня с легкостью. Вот тут я и подумал, ты сможешь его собрать, а он тебе еще и благодарен останется. Ты далеко не так грешен. Цветок не смог бы причинить тебе вреда в любом случае.

— А почему вы мне всё не рассказали?

— Потому что этот цветок мог посадить только могущественный колдун, вроде меня, или тот, кто не знает, что творит, вроде тебя. И не спрашивай меня, почему. Такие вот правил, и всё.

— Ого, — сказал я слабо. Дыхание сбивалось, а вот шеф шел с той же скоростью и еще тараторить умудрялся. — И что дальше?

— Дальше я оставил тебе подсказку — собственного второго — а потом...

— А "второй" — это ваша копия, которая рассыпалась?

— Это вот как раз еще одна из моих этих самых, гхм, возможностей. Так или иначе — ты всё сделал правильно, всё правильно понял. Мне оставалось только подать знак Абдулле, тот явился и тоже исполнил роль на ура. Единственный опасный момент был, когда ты собрал все части. Тут я понял, у тебя появилась огромная власть над одуванчиком. Если бы ты дунул на него, как сначала собирался, он просто умер. Но, хвала вероятностям, ты поступил правильно.

— У меня была власть уничтожить то, что не смогли уничтожить колдуны и высшие демоны! Вот это да! Но почему?

— А вот этого я не знаю. Видишь ли, этот цветок — чудо. Не плод управления вероятностями, не грубая магия демонов, а настоящее чудо. И оно попало к тебе в руки. И ты мог распорядиться им, как хотел. Вот и всё.

— Нет не всё, — возразил я. — А когда вы нашли этих двоих, банкира и адвоката?

— Почти сразу. Когда стало светло, Шелеб открылся для Знания и колдовства. Так-то до этого там просто не было вероятности для встречи кого-нибудь друг с другом. Но одуванчик эту вероятность привнес, а один колдун ею воспользовался.

Я немного обдумал услышанное и принял решение обдумать еще раз. А потом еще раз.

Собственно мне ничего другого и не оставалось, пока мы поднимались по бесчисленным ступеням Вавилонской Башни. Я не стану утомлять вас подробным рассказом того, как проходило наше восхождение к Тарон-Гове. Это очень скучно. Ничего нового и интересного не происходило, если не считать нападения двух слабосильных демонов в коридорах, ведущих к Линту. Похоже, Экзус решил-таки заподлянить нам на дорожку. Но шеф быстренько расправился с ними, и мы пошли дальше.

Вся дорога по моим внутренним ощущениям заняла почти три дня. За это время шеф позволил мне поспать только раз. После Нэт-ты у нас кончились запасы воды, восхождение превратилось в кошмар. Ну и кошмаром было прохождение через уровни Шугума и Хоры. Через Хору шефу опять пришлось проносить меня на руках. Сам шеф сбросил за наше путешествие килограмм двадцать и стал похож на настоящего атлета.

И вот наше путешествие по Вавилонской Башне подошли к концу. Мы снова оказались перед той дверью, которую разрушил шеф в самом начале пути. Он повторил заклятье, дверь начала разваливаться. Правда, я заметил, трещинки бегут гораздо медленнее, чем в прошлый раз. Значит, у шефа заканчиваются вероятности. Но на дверь у него сил хватило. Немного посопротивлявшись, она опала грудой камней. Мы прошли через обломки и двинулись к выходу из Башни.

Наверное, я совру, если скажу, что когда-нибудь уставал больше, чем в тот раз. Я не просто устал, я был полностью разбит. Шеф еще крепился, но на то он и шеф. На мне уже не осталось Купола Удачи, я спотыкался о каждый камень, да и настроение словно искупали в Линте. Во рту пересохло. Я подумал, если сейчас на нас нападут крысы-переростки, я ничего не смогу им противопоставить. Но нам повезло, мы вышли в Тарон-Гову, не встретив гигантских грызунов. И тут меня ждало очередное испытание. В первом круге воцарилась страшная холодрыга, нас окружила бесконечная темнота. Словом, наступила Ночь длиною в месяц. Шеф внимательно посмотрел на меня и нагло заявил:

— Что-то ты совсем расклеился. Надо бы поскорее выбираться отсюда.

— Я обеими руками за! — только и смог сказать я. — Давайте ваш способ возвращения.

— А я думал воспользоваться твоим, — заявил этот изверг.

— Послушайте, шеф, я так возненавидел лестницы и ступеньки, что торжественно клянусь больше никогда не подниматься по ним. Теперь только лифты! Давайте уже свой супер-пупер комфортный способ.

— Я не думаю, что мне нужен помощник, который не может подняться по лестнице, — с притворной задумчивостью сказало последнее воплощение Торквемады в Мире.

— Тогда я также торжественно беру свою клятву назад! Только прошу поскорее!

— Не стоит давать потребностям организма власть над телом, — сказал шеф назидательно. — Посмотри на меня. По мировым меркам я старейший из стариков. Но ведь держусь.

Я зарычал. У меня возникло желание получить от шефа по морде. Затеять драку, обреченную на полнейший провал. Шеф, похоже, прочитал мое настроение, потому что начал говорить по делу:

— Итак, процесс возвращения из мира мертвых похож на процесс попадания сюда. Только надо почувствовать себя живым. Понять, что Река не только ведет нас к смерти, но и дарит жизнь. Сейчас я наложу на тебя самое сильное благословение, на которое еще способен. Но предупреждаю, если у тебя не получится с первого раза, мы, скорее всего, здесь застрянем. Ну, ты застрянешь, а мне придется вернуться самому и, накопив вероятностей, прийти сюда за тобой. Но так как времени здесь не существует, я могу вернуться и через секунду и лет через двадцать...

— Шеф, ну серьезно, хватит уже ваших шуточек! Я и сам не прочь посмеяться, но сейчас у меня не то настроение.

— А я и не шучу. У тебя есть только одна попытка. Вернее у тебя их сколько хочешь, но моей помощи хватит только на одну. Теоретически магия вообще не нужна, чтобы живому вернуться из мира мертвых. Надо просто понять, что ты жив, что тебе здесь не место, и мир живых сам притянет тебя. А вот для мертвого это гораздо сложнее, надо пройти путь до самого края пустыни Гайди, потом пересечь Проклятый Лес, потом...

— Да мне плевать, как отсюда выбраться мертвяку, я хочу знать, как выбраться мне? — оборвал я шефа грубо. Признаюсь, я ожидал, сейчас он таки съездит мне по морде, но ошибся.

— Прости, — сказал шеф виновато. — Но я всё сказал. Сначала накладываю на тебя благословение, а ты пытаешься понять, что живой. Когда ты это поймешь, я вытащу тебя отсюда моим быстрым способом. В принципе, если ты без моей помощи сможешь понять, что жив, я заберу тебя прямо сейчас. Попробуй.

Я попробовал, у меня ничего не получилось. Я слишком устал, слишком много ужасов видел. Блин, да я в аду замерз как цуцик! Куда уж почувствовать себя живым?!

— Извините, босс, у меня ничего не получается, — сказал я обреченно.

— Ничего страшного. Это и неудивительно. Но посмотрим, как ты себя почувствуешь после моего благословения. Учти, это будет очень приятно и весьма необычно. Ты еще никогда не подвергался Абсолютному Благословению, так что поначалу у тебя может вскружиться голова от кайфа. Но помни, твое дело не наслаждаться, а почувствовать себя живым. Ну, поехали.

И сейчас я расскажу вам про благословения. Может, момент и неудачен, так что буду краток. Итак, благословение — это вершина Купола Удачи. Если вас благословили, вам повезет абсолютно во всем. Фактически, вы станете колдуном на какое-то время. Но благословение нельзя долго носить, несколько минут, и оно слетает с тебя, в отличие от Купола Удачи, который можно носить дольше. Зато когда вы находитесь под Абсолютным Благословением, вы способны на всё.

Я почувствовал его сразу. Все мои проблемы унесло. Мне больше не хотелось пить, есть и вообще ничего не хотелось! Я экстазировал, радость захлестнула меня до краев! Я почти сразу почувствовал себя живым. Более того, мне приходилось прилагать усилия, чтобы не улететь в темное небо первого круга. Я посмотрел на шефа. Он показался мне настолько красивым, что захотелось его расцеловать. А позади него я увидел дверь. Она стояла прямо посреди пустыни, и я точно знал, если открою ее, обнаружу ту самую лестницу, которая привела нас в мир мертвых.

— Смотрите, шеф! Моя дверь. А давайте и вправду поднимемся моим путем. У меня сейчас такое чувство, что я могу на Эверест взбежать! — в восторге прокричал я.

— Ну уж нет, — проворчал шеф. — Мне лестницы надоели не меньше твоего. Воспользуемся моим методом. Обернись.

Я обернулся и увидел самый настоящий поезд. Старинный паровоз с одним единственным вагоном. Шеф бодренько прошел к нему и открыл дверь вагона. Потом забрался внутрь и позвал меня следом. Я подумал, идти в моем теперешнем состоянии как-то пошло. Ноги мои оторвались от песка, я пролетел до вагона, приземлился прямо на подножку. Потом элегантно вошел внутрь и осмотрелся. В вагоне довольно приличная обстановка. Несколько столиков. Пахнет кухней. Это же вагон-ресторан! Я рассмеялся и сказал:

— Да уж, шеф, это в вашем стиле! Путешествовать через планы в собственном вагоне-ресторане.

— Я всегда любил комфорт, — сказал шеф, устало садясь за столик. — Но в этом вагоне, к сожалению, нет еды — только ее запахи. Видишь ли, когда я впервые увидел поезд, я был очень маленьким. Он отпечатался в моем сознании ужасной тварью, испускающей дым. Почти драконом! И тогда я подумал, что в аду все ездят на таких машинах смерти. А когда мой учитель вогнал меня в состояние мертвого, этот образ из детских кошмаров сразу всплыл и стал моим способом попасть в ад. А хоть ты тресни, но изменить этот способ нельзя. Но, по крайней мере, он гораздо быстрее, чем твой, смотри...

Поезд тронулся с места и поехал прямо по пескам чистилища. Снаружи темно, но я смог разглядеть, что мы выбрались из ада. Это произошло минут через пять, когда на небе появилась первая звезда. А за ней следующая, и еще, и еще. Звезды появлялись одна за другой, а я всё парил и парил! Я — ЖИВОЙ!!! Живее Ленина! Перед взором предстал Млечный Путь, и понял всех астрономов, которые посвятили жизнь, наблюдая за звездами, всех поэтов, воспевших ночное небо.

Поезд остановился так же внезапно, как и тронулся. Прошло не больше десяти минут. Я посмотрел на часы и понял, время снова идет, как ему положено. Мы вернулись.

— Мы стоим на трамвайных путях, — сказал шеф. — Так что лучше поскорее покинуть мой поезд.

Я подчинился. Действие Абсолютного Благословения сходило. Мы вышли из поезда. Я обернулся, чтобы еще раз посмотреть на него, но тот исчез. Эйфория постепенно уходила, ее место занимал свинец усталости, льющийся в мышцы. Я присел на бордюр, опустил голову, ладони легли на виски. Очень хотелось пить и спать.

— Ну же, неужели ты не можешь потерпеть еще немного? — спросил шеф. — Я, между прочим, тоже валюсь с ног, но еще в аду дал себе зарок заснуть сегодня в собственной постели.

Я поднял взгляд на шефа и увидел то, что видел за время работы с ним всего трижды. Но то был первый раз. Гамбит, худой и какой-то опасный, словно налился красками. Он стал "цветнее" асфальта, на котором стоял, "цветнее" зданий вокруг, "цветнее" света, тускло льющегося с фонарного столба. А потом я понял, это не шеф такой цветной, а просто всё вокруг стало черно-белым. Гамбит прикрыл глаза, словно наслаждался. Ноздри его хищно раздулись, на миг я увидел его таким, каким он был когда-то. Слуга ада. Черный колдун. Гамбит вбирал в себя все свободные вероятности на сотни метров вокруг. Не сомневаюсь, сегодня людям в окрестных домах приснятся плохие сны, а завтра они будут "по чистой случайности" проливать на живот утренний кофе. В автобусе им будут наступать на ноги. Дети получат плохие оценки. Кто-то даже...

Шеф словно прочел мои мысли. Он открыл глаза и взглянул на меня. Губы растянулись в улыбке.

— Даже умрет? — спросил он насмешливо. — Нет-нет. Не волнуйся за них. Максимум — плохие сны. К утру я уже всё исправлю. А сейчас не могу допустить, чтобы кто-то воспользовался моей опустошенностью и метнул треклятье.

Он подмигнул, я слабо улыбнулся в ответ.

Шеф поднял руку с оттопыренным большим пальцем, через несколько секунд на дорогу выехало такси. Шеф приказал ехать к той самой больнице, где мы припарковали наш Феррари. По пути мы остановились в маленьком магазинчике, я вышел, чтобы купить воды себе и пива шефу. Никогда еще вода не казалась мне такой вкусной! Да и шеф опустошил две бутылки залпом. Наконец мы приехали к больнице, где нас поджидала машина. Шеф расплатился с таксистом, мы пошли к ней.

— А сколько нас не было? — спросил я, вспоминая слова шефа, что из мира мертвых можно вернуться и в следующую секунду, и через двадцать лет.

— Нет, — сказал шеф, снова прочитав мои мысли. — Это в мир мертвых можно так попасть. Если бы я ушел один и оставил тебя в аду, а потом вернулся, это правило работало бы. А когда уходишь из мира мертвых, всегда возвращаешься через столько времени, сколько по твоим внутренним часам ты там пробыл.

— А сколько мы там пробыли?

— Пять дней.

— Так в установленные сроки мы вписываемся?

— Я тебе так скажу: если бы мы и не вписались, я все равно был бы доволен окончанием.

Мы сели в машину, шеф погнал ее по улицам Нью-Йорка с безумной скоростью. Уже через полчаса мы были у нашего дома. Я, ничего не говоря, сразу пошел к входу.

— Завтра распорядок дня обычный, — сказал шеф мне в спину.

— Что?! Да я сутки проспать смогу!

— Прибереги это до послезавтра. Дело еще не окончено. Вот когда на наш счет упадут десять миллионов, считай, у тебя отпуск на неделю. Тогда можешь и отсыпаться.

— Но...

— Никаких "но". Сейчас тебе вредно расслабляться. Не забывай, мы выяснили, что ты у нас некромант. Чтобы побороть страсть к смерти, ты должен не испытывать к миру мертвых никакого интереса. Даже лучше, если ты его возненавидишь. Так что завтра всё как обычно.

И он пошел в дом. Я посмотрел на часы — спать мне остается в лучшем случае часов шесть. Я не стал терять драгоценного времени и быстро обогнал шефа на лестнице. И вот, наконец, я встретился с той особой, о свидании с которой мечтал последние пять дней — со своей кроватью. Я упал на нее прямо в одежде, отключаясь еще в падении.

Проснулся я от звона будильника. Хотя точно помнил, что вчера его не заводил. Рука потянулась его выключить, но обнаружила, что будильник стоит вне зоны досягаемости. Пришлось сесть и выключить его. Голова страшно болела, я понял, мне надо срочно под душ. Я пошел в ванную, где в первый раз за пять дней почистил зубы и долго отмывался от грязи, прихваченной из ада. Минут через двадцать я почувствовал себя получше. А одевшись, вспомнил про одну замечательную бутылочку нектара, которая стояла в кабинете. И я немедленно пошел туда.

В баре кабинета, в самом дальнем углу, стояла старая красивая бутылка с темной смолистой жидкостью. Я, недолго думая, налил стакан и выпил залпом. Нектар подействовал сразу. Мое состояние мгновенно улучшилось. Нектар могут готовить только колдуны. Он состоит из ста с лишним компонентов, которые могут соединиться только посредством колдовства. И это самое сильное тонизирующее средство в Мире.

И хотя мышцы еще болели, я смог спокойно пройти на кухню и приготовить шефу завтрак. Ну и самому пожрать, разумеется. Завтрак я готовил очень плотный, поэтому, когда шеф спустился, я еще звенел посудой. Шеф уже принял свой привычный облик, те килограммы, что он скинул за время пребывания в аду, благополучно вернулись к нему.

— Доброе утро, Иван, — поздоровался он, будто ничего необычного не произошло в последние пять дней.

— Здравствуйте, шеф, — я тоже старался держать невозмутимую ноту. — Когда вы хотите поговорить с мистером Кристи?

— Я думаю, это будет уместно сразу после завтрака. Да, и еще это тебе не помешает.

Я почувствовал, как надо мною появился купол удачи. Я поставил тарелки перед шефом, а свои забрал в столовую — шеф любит поесть в одиночестве. В столовой я набросился на еду и быстренько с ней покончил. Потом пошел к нашему почтовому ящику и забрал оттуда накопившуюся почту. Вернувшись в дом, я прошел в кабинет и, закурив, стал ее просматривать. Через двадцать минут вошел шеф с сигарой в зубах и попросил меня соединить его с мистером Кристи. Я набрал номер, когда тот ответил, дал знак шефу снять трубку параллельного телефона.

— Говорит Гамбит, — сказал босс.

— Здравствуйте, мистер Гамбит, — сказал в трубку Кристи слегка насмешливо. — А я, между прочим, звонил вам на неделе, но телефон молчал. Я уже подумал, вы решили бросить мое дело.

— Ваше дело благополучно разрешено. Вот интересующие вас сведения... — и шеф вывалил на Кристи всю информацию, которую мы добыли.

— Господи, если это не шутка... — радостным голосом сказал новоиспеченный миллионер.

— Я никогда не шучу такими вещами. И как только вы возьмете завещание, я хочу, чтобы вы перечислили десять миллионов на мой счет. Мой помощник даст вам номер.

И он повесил трубку. Шеф не собирался больше разговаривать с этим человеком. После завершения дела шеф полностью терял к нему всякий интерес. А как только Кристи перечислит деньги на наш счет, банкир начнет медленно забывать и имя Гамбита, и встречу с ним. Пройдет пару лет, и Кристи полностью забудет нас с шефом.

— Вы готовы записать номер счета? — спросил я у Кристи.

— Да-да, конечно. Но скажите, как вам это удалось? — сказал банкир взволновано.

— Мы просто поговорили с духом вашего покойного отца.

— Ну не хотите рассказывать, так и скажите, — проворчал банкир, обломившись. — Ладно, говорите номер...

Я продиктовал номер и продолжил разбирать почту.

Шеф сказал, отпуск у меня начнется только тогда, когда деньги поступят на счет, поэтому я тем же вечером перезвонил Кристи и спросил, когда он их перечислит. Тот уже был в подпитии, сказал, завтра утром десять миллионов будут на нашем счету. На следующий день я повторил весь "завтрачный ритуал" и позвонил в банк. Там мне сказали, деньги поступили на счет. Я написал шефу записку, что в ближайшие семь дней он меня не увидит и, положив ее ему на стол, пошел к выходу. Когда я садился в машину, мне пришел СМС: "Через неделю встречаемся в Риме". Я положил телефон в карман и укатил в утренний Нью-Йорк. Мне было очень интересно, что он может мне предложить.

Окончание этой истории произошло в Риме, в точно таком же доме. Я приехал туда накануне, поздно вечером, когда шеф уже спал. И ровно в восемь утра я проснулся и пошел готовить завтрак, но обнаружил, что этого не требуется — на этот раз шеф нанял повара. Это верный признак того, что он решил погостить в Риме подольше. Я познакомился с поваром, его звали Луиджи. Затем взял у него завтрак и пошел в столовую, а потом в кабинет. Жизнь вошла в привычное русло. Когда шеф вошел в кабинет и поздоровался со мной, я сразу решил задать вопрос, мучивший меня всю последнюю неделю:

— А почему вы так долго ждали с этим цветком? Почему не сделали этого раньше?

— Мне пришлось ждать, пока не умрет последний из колдунов, что принимали участие в той истории. В прошлом месяце последние два погибли.

— И кто это был?

— Тот старик, который пришел к тебе первым, и колдун-расист. Второй, между прочим, убил первого.

— А почему они тогда искали друг друга?

— Когда-то старик был учителем второго.

— А как они умерли?

— Ну, это длинная история. Все началось в самолете...

Я не буду рассказывать вам эту историю, хотя, признаюсь, она довольно любопытна. Быть может, кто-нибудь, когда-нибудь сделает это за меня.

История вторая

Когда я дал прочитать шефу историю о нашем походе в ад, он сказал, что я... всё делаю неправильно.

— Кто вообще захочет иметь с нами дело? — спросил он раздраженно. — Ты тут рассказываешь, как два колдуна ходили в ад, про мое прошлое, про структуру ада! Кто, скажи на милость, поверит в ЭТО?! А если поверит, кто не испугается звонить нам? Только какой-нибудь псих. И потом, это ж чуть не самое сложное дело за последние лет пять. Ты думаешь, так много банкиров, у которых завещание умерший отец спрятал именно в каком-то банке, ничего не сказав? Да не положи он завещание именно в банк, я б Знанием его нашел минуты за три. Если уж ты пишешь рекламный текст, опиши рутину. Она у нас не менее удивительная...

Я попытался оправдаться, ведь описал же я, как шеф получил деньги с телефонного розыгрыша. Я попытался объяснить, что хотел заинтересовать потенциальных клиентов и на примере объяснить, что такое другой план Замысла, вероятность или треклятье.

Выслушав мои доводы, шеф привел не менее дюжины дел, на примере которых можно было объяснить все перечисленные мной понятия. И вообще, с чего мне вдруг потребовалось объяснять Миру, как он устроен? Я ведь пишу не прозу или учебник по магии, не философский трактат, а делаю рекламу бизнесу. На это я возразил — в таком случае мое произведение будет больше походить на сборник анекдотов, чем на приличную книгу.

Короче говоря, наш спор продолжался часа три, и мы так и не пришли к согласию. Но так как уважаемый господин всевеликий колдун Гамбит является моим работодателем и учителем, он в итоге тупо надавил авторитетом и приказал следовать его советам. В частности, если я пытаюсь написать полноценное произведение, то упускаю большую часть романтики, а ее в нашей работе до фуя. И, подчиняясь мнению шефа, я попытался вспомнить самую романтическую историю, в которую мы впутывались.

Итак, я начинаю...

История эта началась в славном городе Париже. Должен признаться, что питаю к столице Франции очень сентиментальные чувства. Это один из моих любимых городов, и шефа тоже, кстати. И неудивительно, что именно там шеф решил провести свой внеочередной отпуск. За прошлый месяц мы удачно разрешили три дела, наш банковский счет трещал по швам, у шефа не было проблем с содержанием домов и выплатой зарплаты сотрудникам. Ну, и себя шеф не обижал, ессесно. В нашем доме работало два повара и дворецкий, они и наполняли жизнь шефа негой. Короче, он был расслаблен и доволен жизнью. Чего нельзя сказать обо мне.

Я — натура увлекающаяся. Без постоянных порций адреналина могу с ума сойти. И я люблю свою работу. Так что, поедая рябчиков, фаршированных трюфелям, и запивая коньяком пятидесятилетней выдержки, я скучал. Чуть на стенку не лез, чес-слово! Я, конечно, развлекался по-своему — всё же мы в Париже, а местные мадам и мадмуазель весьма и весьма, скажу я вам. Но это не то. Поэтому, когда в среду вечером после ужина зазвонил телефон, я тут же отбросил мысли, кому бы позвонить, Жанне или Мелен, и, сломя голову, бросился в кабинет.

Шеф сидел здесь и уже успел обзавестись кислой миной. Ему никогда не нравилось выходить из отпуска, а попахивало тут явно этим. Он дождался, когда я усядусь за свой стол, и поднял трубку.

— Роберт Гамбит слушает, какая у вас проблема? — сказал он в трубку. Я, разумеется, поднял параллельную и слышал каждое слово.

— Ало! Знаете, я сам не знаю, зачем вам звоню. Это так забавно... — ответил голос в трубке. Мои мысли сразу вернулись к выбору девушки для свидания. Голос принадлежал чертовски пьяному человеку.

Видите ли, всё устроено так, что вы можете нам позвонить, только если у вас действительно есть проблема. Хоть маленькая, но есть. А если вы не обременены жизненными трудностями, наши объявления вы не заметите и, следовательно, не сможете позвонить. Но бывают исключения. И это, судя по всему, именно оно. Шеф презрительно называл такие звонки: "Пьяным вызовом" и очень не любил. Когда человек напивается в стельку, каким-то образом он может обойти колдовство и заметить наши объявления. Обычно шеф перекидывался с пьяным парою слов, не туда попали-де, все дела, а на утро у звонившего случалось самое тяжелое похмелье, какое только можно представить. Шеф умел не только решать чужие проблемы, но и создавать их. Отлично умел. Это я по себе знаю. Поэтому никогда не напиваюсь. Шеф не любит вокруг себя вусмерть пьяных людей, и каждого такого, попавшего в его поле зрения, ожидает вышеупомянутое похмелье.

Поэтому я очень удивился, когда шеф не повесил трубку, а продолжил разговор.

— Как вас зовут, молодой человек, — сказал шеф, совершенно точно зная ответ на свой вопрос.

— Меня? Вы знаете, это смешно, но меня зовут Жак. Ну, знаете, как Кусто, — ответил молодой голос в трубке.

— Месье Жак, не могли бы вы рассказать мне, какая у вас проблема, и где вы узнали этот номер?

— Ха! Это и вправду уже не смешно, а просто ржачно! Я увидел надпись в телефонной будке. Тут написано, сейчас... а, вот: "Я решу твою проблему, звони по номеру восемь восьмерок!". Ну я и позвонил...

— Так какая у вас проблема, Жак?

— Вы знаете, мне об этом нелегко говорить, — голос Жака стал печальным и значительно более трезвым. Или шеф постарался, или мысль о проблемах отрезвила. — Тут, наверное, мне только колдунья какая-нибудь поможет...

— Ну а всё же, — шеф поморщился. Он не любил колдуний. Почему, я до сих пор не могу понять. Вот лично у меня к ним совершенно другое отношение, и у меня будет возможность объяснить вам, почему.

— Ну, у меня своего рода болезнь, — продолжил стремительно трезвеющий юноша.

— Тогда расскажите мне о ней. Я, между прочим, неплохой лекарь, — тут шеф не соврал, он действительно потрясающий лекарь. А как может быть иначе, если у любой болезни есть вероятность просто пройти. Даже отрезанная рука теоретически может отрасти, не говоря уж об остальном.

— Нет, вы меня не поняли, у меня сердечная болезнь. Как бы вам объяснить попроще...

— А давайте мы сделаем вот как: вы сейчас приедете ко мне и расскажите обо всём.

— Я даже не знаю. Право, я не уверен, что вы сможете мне помочь.

— А вы не сомневайтесь. Берите такси и приезжайте. Если я даже не смогу вам помочь, то хоть ужином накормлю, — это подозрительно. Шеф редко проявляет теплые чувства к потенциальным клиентам.

— Тут есть еще одна проблема, месье, у меня нет денег на такси. Боюсь, я все прогулял сегодня, — спесь окончательно слетела с молодого человека. Теперь в трубке звучал тихий, очень застенчивый голос.

— Ничего страшного. Берите такси и приезжайте. А таксисту скажите, что расплатитесь, когда приедете. Мой помощник встретит вас и заплатит за такси, — и, не дожидаясь ответа, он повесил трубку.

А вот это вообще было совершенно не похоже на шефа. Чтобы помогать кому-нибудь просто так, да еще и платить за такси? Нет, он иногда брал символически гонорары, но только за самую легкую работу, которую мог выполнить за пару минут и не выходя из дома. Но чтоб вот так, незнакомцу, да еще, судя по всему, бедняку? Такого на моей памяти еще не было.

Но, делать нечего, если шеф сказал, что помощник выйдет и заплатит за такси, помощник выйдет и заплатит.

— И когда мне ждать этого сердечного болезного? — спросил я — Я так понимаю, что он просто влюблен.

— Разумеется. Он возьмет такси минут через пять и будет у нас через полчаса. Скажи поварам, чтобы приготовили для него ужин.

— Хорошо. А можно вопрос?

— Нет. Можно ответ. Я помогаю ему, потому что он нашел мое послание на телефонной будке.

— Так это вы написали? И когда?

— Двадцать лет назад, — невозмутимо сказал шеф, будто речь шла о ерунде.

— А можно поподробнее? — невозмутимо сказал я, будто это меня вовсе не интересовало.

— Двадцать лет назад, проходя мимо этой самой будки, у меня появилось предчувствие, что надо оставить на ней послание. Возможно, сама судьба говорила со мной тогда. И я сделал это. И вот, спустя двадцать лет, мне стало очень интересно, к чему привела меня судьба.

— А что, если вы не сможете ему помочь? Насколько я знаю, безответная любовь не лечится. А у этого Жака наверняка как раз она.

— Посмотрим. А теперь иди.

И я пошел. Я зашел к поварам и сообщил, что они не смогут сегодня уйти пораньше. Потом поднялся на второй этаж и взял бумажник. А затем вышел на улицу и закурил в ожидании героя-любовника. Погодка выдалась просто на загляденье. В воздухе летал запах романтики и соблазнения. Ах, Париж, Париж. Этот город определенно поднимает мне настроение. Духи и поэзия витают тут. И даже цистерны крови, пролитые на твоих мостовых, не отнимут у тебя очарования, Париж.

Спустя тридцать минут, к нашему дому подъехало такси. Я подошел и спросил у таксиста, сколько надо денег. Расплатившись, я поднял взгляд на предполагаемого клиента и посланца судьбы в одном лице.

Он как раз вылезал из машины и предстал во всей красе. Да уж, неудивительно, что он страдал этой "сердечной болезнью". Передо мной пошатывался парень лет двадцати трех. Среднего роста, плохо одетый и очень худой. Просто дистрофан, я бы сказал. Да и рожей откровенно не вышел. Больше уши, черные суховатые волосы, толстые губы, нос картошкой, небрит. Единственное, что в нем привлекало, это, пожалуй, большие голубые глаза. В них светился ум... или опьянение, сразу не поймешь. И еще от него за версту несло перегаром от дешевого коньяка. Видно, парень зарабатывает на жизнь, работая руками — ладони покрыты мозолями. Я слегка проверил его Знанием, оно отозвалось сотней фактов. Все как один говорили, передо мной стоит неудачник.

— Здрасьте, месьё, — робко сказал Жак, и прежде чем протянуть руку, вытер ее о штаны, что наверняка грязнее его мозолистой конечности. Я пожал руку и представился.

— Меня зовут Иван. Пройдем внутрь, шеф уже ждет нас.

— Мне, право, неловко беспокоить вашего, как вы сказали, шефа. Судя по этому дому, он человек богатый и не станет заниматься ерундой. Да и номер этот наверное кто-то нацарапал ради шутки, — проклятье, он еще и застенчивый. Да уж, если он влюбился в кого-нибудь красивее одноногой шестидесятилетней старухи, торговавшей приправами напротив нашего дома, дела у нас хуже некуда.

— Послушай, Жак, ты главное не волнуйся. Просто пойдем и посмотрим, что мы сможем сделать для тебя, — сказал я терпеливо.

— Но зачем... А, я понял! Кто-то подшутил и нацарапал это послание, а теперь вы хотите поквитаться со мной! Но я правда не знал...

Он что-то еще лепетал, но я не слушал. И не собирался стоять здесь и точить лясы с этим трусливым придурком. Этот прием я позаимствовал у шефа. Надо просто поставить потенциального клиента перед выбором, причем жестко и сразу.

— Хватит молоть бред! — рявкнул я. — Если бы я хотел тебя избить, дал бы в рожу сразу! Ты позвонил нам, а не мы тебе. И если хочешь, чтобы мы тебе реально помогли, пошли со мной. А если нет, иди на все четыре стороны!

Или у шефа получается проникновенней, или он орет на людей в какой-то особенный момент, но все становятся шелковыми. А вот у меня получилось полная фигня.

Жак развернулся и пошел прочь. Я стоял с открытым ртом, уж на это я никак не рассчитывал. А меж тем, на ровном возникла проблема. Шеф приказал мне доставить этого парня к нему. И что мне теперь делать? Прийти и сказать, что я послал клиента, а он ушел? Нет, такой вариант меня не устраивал. И я снова ошибся.

Я подбежал к Жаку и схватил его за плечо, поворачивая к себе. И совершенно не ожидал, что парень с разворота заедет мне прямо по лицу. Если бы на мне не стоял Купол Удачи, нос мне сломали бы. Но Купол стоял, и кулак прошелся по скуле. Может быть, в тот вечер были магнитные бури или меня сглазили, но я умудрился совершить и третью ошибку. Скорее всего, сработал условный рефлекс: тебя бьют — дай сдачи. И я дал. И никак не ожидал, что вырублю парня с первого же удара.

Он упал, как занавес в театре, и поставил меня в еще более дурацкое положение. Ведь я один хрен должен привести его к шефу. Но если я буду ждать, пока он очнется, мне потом еще придется его уговаривать пойти со мной. И вряд ли он на это согласится. Что-то мне подсказывало...

Я взвалил его на плечи — благо, весил он как средняя девица — и потащил в дом. С трудом открыв дверь, я прошел в кабинет, где меня уже поджидал босс, с ехидной улыбкой на губах.

— Может, поможете? — сказал я мрачно.

— Нет, — коротко ответил шеф и еще шире улыбнулся.

Я кое-как уложил спящего красавца на диван и спросил у шефа:

— А что мне оставалось делать?

— Надо было его уговаривать, а не угрожать, — шеф, разумеется, знал обо всем.

— Ну, теперь-то это и мне понятно, и ежу, — пробурчал я. — И что дальше?

— А вот сейчас он очнется, и тебе придется извиняться.

— Извиняться перед ним?! Он первый меня ударил.

— Но после твоего оскорбления, — заметил шеф резонно. — И запомни на будущее: с влюбленными надо по-другому. Во-первых, все они невменяемы идиоты. Во-вторых, безответная любовь — это страшный удар по мужскому самолюбию, а оно есть у всех. Но — наш клиент приходит в себя.

И шеф начал разыгрывать свой любимый спектакль. Из сурового учителя он мгновенно превратился в доброго, вечно удивляющегося толстяка, которого невозможно воспринимать серьезно. Жак открыл глаза и застонал. И первое, что он увидел, это смущенно улыбающееся лицо босса.

— Месье Жак, мне так жаль... — не своим, а слегка визгливым голосом проблеял шеф. — С вами все в порядке?

— Что... кто... кто вы такой? — слабым голосом сказал чахлый Ромео.

— Я забыл представиться, — спохватился шеф. Естественно, он ничего никогда не забывал, просто любил допускать промашки с клиентами — пусть-де не напрягаются чужим совершенством. — Я Роберт Гамбит. Это со мной вы говорили по телефону. Прошу простить моего помощника, он иногда бывает очень груб и несдержан. Будьте уверены, за его выходку я лишу его недельного жалования.

А вот это уже не спектакль. Шеф никогда не шутит деньгами. А значит, недельное жалование я профукал. Да уж, герой из телефонной будки доставлял мне все больше неприятностей. В это время ручка, лежавшая на моем столе, покатилась в сторону шефа и упала на пол. Это знак мне. Я подошел к дивану и постарался изобразить на лице раскаяние и грусть. Со вторым стараться не пришлось, а вот первое вышло с трудом. Если честно, сильно грела мысль, что виновник потери четверти месячного жалования получил от меня по роже. Пусть заранее, но такие мелочи меня никогда не волновали.

— Месье Жак, я чертовски сожалею, что ударил вас, — кое-как изобразил грусть я. — И о моем поведении до этого тоже. Просто день сегодня у меня такой — всё идет наперекосяк, вот я и сорвался.

— Да ладно, — пробормотал он, садясь. — Вы же тоже получили. И по правде говоря, за последние десять лет вы первый человек, которого у меня хватило духу ударить. Месьё Гамбит, я хочу попросить вас, чтобы вы не лишали вашего помощника зарплаты. Я слишком хорошо знаю, каково это, терять честно заработанные деньги, а так как мы обменялись ударами, значит, мы квиты. И не его вина, что я оказался столь хлипок, что свалился с одного удара.

Я, признаюсь, растрогался. Парень начинал мне нравиться. Не многие могут простить другим свинское поведение и не насладиться унижением недавнего обидчика. Вот лично я не из таких. Если мне грубят, я грублю в ответ или бью по морде. А с моими мышцами, подготовкой и колдовской поддержкой я могу вырубить человек десять.

— Я подумаю над этим, месье Жак, — сказал шеф, и я понял, что своих денег мне не видать, как ушей. Шеф штрафанул меня вовсе не из-за того, что я ударил парня, а потому что у меня не хватило ума исполнить простой приказ. А на судьбу моего и Жака лица шефу плевать с высокой колокольни в глубокий колодец.

— Я принесу лед, — сказал я и пошел на кухню.

Там я сказал поварам, чтобы тащили ужин для Жака, и, взяв льда и грелку, пошел обратно. Шеф усадил нашего рохлю в кресло, налил самого лучшего коньяку и вообще носился с ним, как курица с птенцом. Жак же, никак не ожидавший такого теплого приема, сидел красный, как рак, и лепетал, что не стоит всего этого делать. Я впервые видел, чтобы шеф так о ком-нибудь заботился. Я подумал, он соврал мне про надпись в телефонной будке, и это его незаконнорожденный сын. Шеф уловил мои мысли, посмотрел на меня исподлобья и погрозил пальцем. Ну вот, теперь потерянное жалование немножко отмщено. Я предложил Жаку грелку со льдом, он отнекивался, пришлось чуть не силой действовать. Даже мысль пробежала — врезать ему еще раз, чтоб не выкобенивался, но тогда пришлось бы идти еще за одной грелкой...

Подойдя поближе, я обратил внимание, парень ко всему прочему покрыт угрями, как еж иглами. Да уж, сердечная болезнь таким сосункам обеспечена. Прям как будто прокляли его в детстве. Мне захотелось осенить его крестом в подкове — древним колдовским крещением, снимающим сглаз. Я с трудом удержался.

Принесли восхитительный ужин, Жак упорно от него отказывался, захлебываясь при этом слюной. Нет, ну правда, откуда такая стеснительность? Парень даже в твердокаменном мне поднимал материнские чувства. Конечно, от ужина ему отвертеться не удалось. Шеф моментально принял образ заботливой наседки, парень принялся за еду. Но даже есть умудрялся застенчиво! Быстро и жадно проглатывал поздний ужин, виновато поглядывая на наши довольные физиономии. И когда с кормлением грудью... тьфу, с кормлением покончили, шеф перешел к делу.

— Месье, теперь, когда вы насытились и привели мысли в порядок, не могли бы вы изложить суть вашего дела, — сказал он ласковым голосом.

— Ну, мне, право слово, неудобно, — завел старую шарманку Жак. — Я боюсь, моей проблеме вы мне не поможете.

— Не надо делать столь поспешных выводов, молодой человек. Не так много вещей в этом Мире для меня невозможно.

— Но это всё же не в ваших силах, — вздохнул Жак. — Я думаю, вы уже поняли — я влюблен.

— Разумеется, — кивнул шеф. — Но хотелось бы узнать подробности.

— А зачем? Вы же видите меня. Максимум, чего я достоин, это почасовая любовь с девушкой по вызову.

— Вы неправы, месье. Я как раз вижу, что вы достойны очень многого. Но дело не в этом. Я могу помочь вам в вашей проблеме, но мне надо знать все подробности о вас и о вашей возлюбленной. И даже если я не смогу вам помочь, вы хотя бы наконец-то сможете излить свои печали. Скажу вам, что по собственному опыту знаю, вывалить свои проблемы легче незнакомому человеку, чем близкому.

— А у меня и нет близких людей. Может быть, это покажется вам странным, но вы за этот вечер попали в список десяти самых близких.

— Тем более, вам стоит мне всё рассказать. Если незнакомому человеку легче всего поведать свои проблемы, то близкому — полезней всего.

— По-вашему получается, я в любом случае в выигрыше, — усмехнулся Жак.

Я чувствовал, вероятности оплетают его колдовской сетью. Он успокаивается, хмель бежит по венам, мозг расслабляется. Темные глаза шефа излучают не только заботу, но и страшную мощь убеждения. Пару часов такой обработки — и парня можно смело баллотировать в президента Франции. Самоуверенности у него хватит.

— Конечно. И запомните, молодой человек, это самая лучшая жизненная позиция, — кивнул шеф.

— Хорошо, месьё, я всё вам расскажу, — сказал Жак серьезно. — Только боюсь, от моего рассказа вы пропитаетесь ко мне антипатией.

Он, конечно же, ошибался. Шеф никогда не симпатизирует никому и тем более не антипанирует. Он даже в "Фэйсбуке" никому лайки не ставит, как и дислайки! Ему все безразличны.

Сделав для храбрости глоток коньяка, Жак вздохнул и начал свой рассказ:

— Я родился в небольшом провинциальном городке провинции Шампань. Даже лучше сказать: в деревне. Моя мать была прислугой у одного небольшого винодела. Отца своего я никогда не знал, и, если честно, моя мать наверняка тоже его не знала. Она была очень распутной женщиной и нередко спала с мужчинами за деньги. Так, по крайней мере, о ней говорят. Она умерла от СПИДа, когда мне было семь, я едва ее помню. Меня взяли к себе дальние родственники, тоже очень бедные люди. Я называл их тетушка и дядюшка, но, по-моему, они ими не были. Я уверен, усыновили они меня только чтобы получать пособие. Когда мне исполнилось четырнадцать, умерла сначала тетушка — она попала под машину, — а через год от цирроза умер и дядюшка. Я не сильно переживал, потому что, сказать по правде, никогда их не любил. Они жестоко обращались со мной, сильно наказывали за любой проступок, да и когда я просто попадался им под руку. Они покупали мне по одному комплекту одежды в год, когда она протиралась, постоянно били меня и называли неряхой. А как могло быть иначе, если лето, осень и весну мне приходилось спать в хлеву, и лишь на зиму меня переселяли на чердак? От такой жизни, как вы понимаете, я не мог вырасти здоровым. Я постоянно болел и редко получал нужные лекарства. А о вкусной еде даже и не помышлял. Они умерли, всё их небольшое имущество досталось родным детям. А я оказался на улице. Ненадолго, вскоре меня определили в приют. Там я и прожил еще четыре года. А когда я вышел оттуда, оказалось, идти мне некуда. Я попробовал пойти в армию, но не смог по состоянию здоровья. И тогда поехал в Шампань — стал подрабатывать самой грязной и простой работой. Я даже не мог пойти работать грузчиком — не хватало здоровья. Платили мне гроши, а здоровье мое ухудшалось год от года. Я думаю, именно в тот период, когда обычные люди мужают, я зачах. Ну, результат вы видите перед собой. И вот однажды мне сильно повезло. Я не знаю, как это получилось, но мне удалось устроиться на работу к самому богатому из местных виноделов. У него было большое красивое поместье и собственный завод по производству вина. Так же у него были виноградники, поля и скот. Вот пастухом я и устроился. Винодела звали Луи де Гешь. У него были прекрасная жена, сын и дочь. Дочь звали Анна. И она ворвалась в мое сердце и крепко засела там навсегда. Это произошло год назад, и с тех пор я не знаю покоя. Если бы вы видели ее, поняли бы, более прекрасного существа нельзя себе и представить. Само совершенство, словно ангел, спустившийся с небес. Я долго не мог найти в себе смелости сказать ей о моей любви. И вот, на прошлой неделе я пошел в один из городских кабаков. Меня пригласили туда два других работника месье де Геша. А я, признаюсь, очень редко в своей жизни пробовал спиртное. И меня сильно развезло. И когда мы пришли к поместью, где я ночевал в здании для слуг, то не пошел спать как мои собутыльники, а направился прямо в поместье. Было уже почти полночь, но свет там горел. Я постучал и попросил дворецкого проводить меня к хозяину. Вся семья сидела в гостиной и что-то праздновала. И вот я, пьяный в стельку, признался Анне в любви и тут же, не теряя времени, попросил у де Геша ее руки. Что было потом, нетрудно себе представить. Анна рассмеялась мне в лицо, а хозяин приказал выкинуть меня из его дома, уволив вдогонку. Той же ночью я решил, мне не место в Шампани. Я собрал все свои пожитки и небольшие сбережения и поехал в Париж. Добирался я на попутках, при этом редко выходил из запоя. И вот сегодня я добрался. И тоже пошел в кабак. И потратил там все оставшиеся деньги. Я опять надрался до свинского состояния и решил на последнюю монету позвонить в поместье де Геша и еще раз попытать удачу. Но когда я зашел в телефонную будку, увидел надпись, что кто-то может решить все проблемы. И я решил позвонить. Ну а дальше вы знаете...

У меня чуть слезы не навернулись на глаза от этого рассказа. А еще от зевоты. Дело тут явно — труба. Парень попадает в небольшой список людей, которым мы помочь не сможем. Существует некоторое количество проблем, не решаемых колдовством. К ним относится и любовь. Нельзя заставит одного человека влюбиться в другого. Максимум, на что способна магия, это приворот. А приворот — очень ненадежная штука. Он заставляет одного человека испытывать половое влечение к другому. Короче, приворотом максимум можно найти себе любовника. А если человек узнает, что приворожен, чары мгновенно слетают. Привороты бывают сильные и слабые, но даже самый сильный не держится больше месяца.

И есть в проблеме Жака еще один аспект, который может показаться меркантильным, но он есть — шеф никогда не работает просто так. Всегда берет плату. Я ни разу не видел, чтобы он брал за работу меньше десяти тысяч долларов. А за такие сложные дела он исчисляет плату в миллионах. Я подумал, а может, нанять шефа разок самому? Уж больно Жак трогательный, да и весело будет поглядеть, как шеф выпутается.

Я посмотрел на босса, тот неодобрительно пялился на меня. Опять прочитал мои мысли, надо понимать. У шефа особые отношения с деньгами. Он тратит миллионы каждый месяц, но терпеть не может, когда деньги бросают на ветер. Я обезоруживающе улыбнулся, показывая, что принял твердое решение.

— Наверное, теперь вы понимаете, никто не может помочь мне, — закончил он свой рассказ.

— Действительно, ваш случай весьма затруднительный, — растянул улыбку до ушей шеф.

— Я же говорил вам...

— Позвольте мне закончить. Видите ли, я уже говорил вам, очень мало вещей в Мире невозможны для меня. И заставить одного человека полюбить другого — одна из них. Кроме того, я никогда не работаю даром и беру очень большие гонорары, — озвучил мои мысли шеф. Жак горько вздохнул. — Но, тем не менее, я думаю, что смогу заняться вашим делом и решить вашу проблему.

Жак открыл рот от такого неожиданного окончания. Я, кстати, тоже.

— Итак, я обязуюсь помочь вам обрести свою любовь, а вы выплатите мне гонорар в размере одного миллиона долларов. Потом...

Шеф чуть не вздохнул, так ему не нравилось отступать о правил.

— Но простите, месьё, у меня никогда не будет таких денег, — легкая надежда появилась в голосе Жака, но неуверенности там еще о-го-го. — Даже если я женюсь на Анне, вряд ли ее отец даст за нее приданное.

— Я прекрасно об этом знаю. Но это не всё. Деньги — это лишь дань моему принципу никогда не работать задаром. Но главным условием для вас будет абсолютное, полное, тотальное подчинение мне. Если я скажу вам прыгнуть с небоскреба, вы должны будете пригнуть. Даже не спрашивая, на какую высоту, — просто прыгнуть и всё. Вы принимаете это условие?

— Да, — очень спокойно ответил Жак, и этим завоевал моё уважение.

Когда шеф принимал меня в ученики, он поставил точно такое же условие. Я тогда думал чуть ли не целый час. И я знал, на что иду. А парень вот так запросто бросается в омут с головой! Может, вправду в нём есть стержень. По роже-то он мне заехал, значит, не совсем потерянный вариант.

— Хорошо, — сказал шеф. Он, похоже, тоже был доволен. — В таком случае, идите спать. Иван проводит вас в вашу комнату. Вы уже с ног валитесь от усталости, а мне надо всё ваше внимание. Завтрак у нас подают в восемь тридцать. Иван.

Я повел Жака в гостевую спальню, показал ванну и посоветовал помыться — несло от парня, мама не горюй. Я даже принес ему свою пижаму. После душа он ее напялил, но выглядел довольно смешно. Все-таки я несколько крупнее. Я пожелал спокойной ночи и пошел в кабинет. Шеф по-прежнему сидел в кресле-качалке и потягивал пиво.

— Ну и как тебе наш новый клиент? — спросил меня он.

— Признаюсь, я им очарован, — ответил я искренне.

— Да, я тоже. А он тебе никого не напоминает?

— Есть такое дело. Вы, наверное, хотите сказать, он похож на меня? А я хочу вам сказать, что я — гораздо красивее.

— Дело не в красоте, с этим ему можно помочь, — отмахнулся шеф. — Я говорю о состоянии его души. Ты тоже был в смятении и безвыходной ситуации, когда я тебя встретил. Но тебе удалось измениться, теперь ты, конечно, нигде не пропадешь. А он в затруднительном положении, и боюсь, если я ему не помогу, он погибнет.

— Вы про его любовь?

— Да, и не только про нее. Но я устал и теперь пойду спать. И тебе советую, завтра будет непростой денек. Но, интересный. Давненько мне не попадались такие романтические и непредсказуемые дела.

Шеф, одним глотком осушив бокал, встал с кресла и пошел наверх. Я двинул на кухню и заварил чая. Как я уже говорил, долго размышлять над чем-нибудь не в моих привычках, так что пил чай я, думая вовсе не о новом деле. Допив, я пошел наверх и завалился в кровать.

На следующее утро все было как обычно. Я проснулся ровно в восемь, принял душ и пошел вниз завтракать. Жак уже сидел в столовой и уплетал омлет. Он всё еще в моей пижаме, я подумал, стоит снабдить его другим гардеробом. Но оказалось, шеф уже позаботился об этом. В гостиную вошел дворецкий с несколькими пакетами одежды. Жак ушел наверх переодеваться, а я направился в кабинет и стал разбирать корреспонденцию. Вскоре Жак вернулся уже переодетым. Странно, но одежда сидела на нем мешковато. Она явно на несколько размеров больше, чем надо. Вообще-то, шеф никогда не ошибается таких мелочах, как выбор правильного размера одежды. Это основы Знания. Странно.

Мы довольно мило поболтали с Жаком, дожидаясь шефа. И вот, наконец, он вошел с кабинет, как всегда с сигарой в зубах и сказал:

— Доброе утро, Иван. Доброе утро, Жак.

Потом он сел в свое кресло и, раскурив сигару, сказал:

— Мне придется рассказать о таких вещах, в которые трудно поверить, — ничего себе начало такое! — Но поверить придется. Главное — не перебивать.

— Хорошо, — сказал Жак просто.

— Итак, вчера ты сказал, что тебе может помочь только колдунья. И как это ни парадоксально, с поправкой на пол, ты попал по адресу.

— То есть, вы хотите сказать, что вы колдун? — сказал Жак недоверчиво.

— Да. И доказательства у тебя очень скоро будут. Сейчас о другом. Я не такой колдун, каким ты себе их представляешь. Я могу гораздо больше, чем ты можешь себе представить, но не в моих силах просто заставить Анну тебя полюбить. Но я могу помочь тебе завоевать ее сердце. Как, я пока еще сам не знаю, потому что не знаю твою Анну. Но начало плана я уже наметил и к первым шагам готов. Сначала надо что-то сделать с твоей внешностью. Это не так-то просто, для этого мне понадобиться твоя помощь. Вспомни сказку про Золушку, там достаточно было отмыть грязь и приодеть. В твоем случае этого мало. Вот мы тебя помыли и приодели, но результат покамест совершенно неудовлетворительный. Я прибегу к более нетрадиционным мерам.

— И к каким же? — спросил Жак растерянно.

— Пошли в подвал.

Мы дружно пошли в подвал.

Если помните, в подвале у нас расположен фехтовальный зал. Но у нас имеется еще и погреб. Единственное помещение, от которого у меня нет ключей.

Погреб — это комната два на два метра с бетонным полом и стенами. Но побудьте здесь полчаса, и можете сойти с ума. Или загреметь на другой план. Или умереть. В общем, в этом погребе с вами может случиться всё, что угодно. Это своеобразный склад для старых вероятностей. Шеф просто сбрасывает сюда вероятности тройки, которые почти готовы стать случившимся. В пустом помещении у них нет возможности случиться. Но если вам туда войти, они не преминут произойти. О как в рифму написал, поэт прям!

Короче, это очень опасное место. И именно туда шеф повел Жака.

— Ты должен туда спуститься и уснуть, — сказал шеф Жаку, отворяя люк, ведущий в погреб. — А как только проснешься, выбираться оттуда как можно скорее. Но, слушай меня очень внимательно, от этого зависит твоя жизнь и успех всей операции. Ты должен представить в голове свой идеал мужчины. Я не имею в виду характер, только тело и лицо. И постарайся, чтобы это был не какой-нибудь Голливудский актер, а то превратишься в его копию. Я буду сидеть наверху, и помогать тебе. Но успех зависит от тебя.

— Так вы поможете мне превратиться, в кого я захочу? — слегка офигевшим голосом спросил Жак.

— Не в кого захочешь, а в того, каким ты себя представишь. Это очень важное дополнение. Постарайся не думать о постороннем. Потому что, если начнешь думать, например, об этой Анне превратишься в женщину. Будет много образов, возьмешь много черт от каждого. Это очень опасный процесс, постарайся отнестись к нему серьезно. Ясно? Представишь осьминога — превратишься в осьминога. Слона — в слона. А если утратишь разум — никогда не вернешь даже этот тошнотворный образ. Мы сдадим тебя в зоопарк, на том всё и кончится. Понятно?

— Почти. А как...

— Как это действует, объясню, когда проснешься. Если будет, кому объяснять.

— А что такое тоже вправду может быть? — шеф бомбардировал Жака вероятностями успокоения, но тот всё еще сомневался.

— Конечно. Но ради любви можно и рискнуть. И не волнуйся, это еще цветочки, ягодки будут впереди, — окончил шеф зловеще. Жак явно нервничал. А я, наверное, отдал бы правую руку, чтобы оказаться на его месте. К процессу изменения внешности шеф меня и близко не подпускал.

Жак, наконец, собрался и сказал:

— Хорошо. Только я не уверен, что смогу там заснуть — я хорошо выспался сегодня ночью. Я, если честно, еще никогда так не спал.

— Правильно, — кивнул шеф. — Я проследил, чтобы ты выспался, и твой рассудок был чист. Иначе ты не смог бы сосредоточиться на образе. Не волнуйся, я помогу тебе заснуть, — шеф кивнул на черный провал в люке.

Никакой лестницы, просто каменная коробка полтора метра глубиной и два на два шириной и длиной. Жак оглядел бетонный пол, на котором ему предстояло уснуть, пожал плечами и прыгнул вниз. Я сразу почувствовал мощный поток вероятностей, запущенный шефом. Благословение. Если б шеф не помог, Жак, скорее всего, сломал бы обе ноги.

— Ложись на пол, и приятных сновидений, — сказал шеф на дорожку и закрыл люк.

Шеф взял стул, поставил на люк, уселся и сказал мне:

— Уходи. Я сейчас собираюсь здесь колдовать по-крупному. А ты скажи поварам и дворецкому, их услуги мне больше не нужны, и рассчитай их.

Я надулся и пошел выполнять указания. Повара и дворецкий спокойно восприняли новость, не в первый раз у нас работают. А солидная сумма только подняла им настроение. Я выпроводил их из дома и пошел скучать в кабинет.

Прошло часа три. Настало время обеда, и я должным образом проинспектировал то, что оставили нам повара. Пообедав, я занялся отчетностью и прочими финансовыми делами. И когда услышал, как открылась дверь из подвала, заставил себя спокойно сидеть, хотя и умирал от любопытства. Отворилась дверь кабинета, я подождал пару секунд и медленно повернул голову.

На пороге стояли довольный собой, слегка уставший шеф и крайне удивленный красивый молодой человек.

Единственное, что осталось от прежнего Жака, это большие голубые глаза и черные волосы. Только теперь волосы блестели и прекрасно подошли бы для рекламы шампуня. Он стал выше ростом, плечи раздались. Костюм уже не сидел мешком, а подчеркивал достоинства фигуры. Кожа приобрела оттенок кофе с молоком, парень посмуглел, от прыщей не осталось и следа. Из рукавов торчали идеальной формы кисти, мозоли исчезли. Ну и то, что можно было раньше назвать не иначе как рожа, стало симпатичным лицом. Точеный ровный нос, тонкие брови и коралловые губы прекрасно сидят на широких скулах.

— Ну и как со стороны? — с нетерпением спросил у меня Жак другим голосом. До меня дошло, зеркала-то в подвале нет. Пусть парень уже понял, что изменился, но довольствовался ощупыванием себя — картинки в целом у него не было.

— Класс! — только и мог сказать я. — Иди посмотри сам.

Он робко подошел к большому зеркалу, висящему на стене, долго рассматривал и трогал себя, а потом обернулся и, покраснев, сказал:

— А можно мне, ну...

— Раздеться? — спросил шеф и рассмеялся. — Конечно, можно. Нас можешь не стесняться, мы с Иваном еще и не такое видели.

Жак разделся полностью, даже носки снял. И я даже присвистнул. Не от зависти, нет. Я вполне доволен и своим телом, и рожей. К тому же шеф когда-нибудь научит и меня менять облик, так что я смогу выглядеть, как захочу. Что до шефа, он и вовсе ходил в образе веселого толстяка и не жаловался. А вот Жак, похоже, был в восторге! Темная кожа прекрасно смотрелась на покрытом мышцами теле. Ни грамма жира, впрочем, его не было и до этого. Но теперь перед нами стоял не дистрофик, а спортсмен. Жак повернулся, чтобы рассмотреть себя сзади, я увидел, не он обошел вниманием и то, что находиться ниже пояса. Теперь парню прямая дорога в кинобизнес класса ХХХ, где он вполне составит конкуренцию Роко. Наконец налюбовавшись собой, он задал вопрос, который его больше всего волновал.

— А это останется? — в его голосе звучала надежда и одновременно грусть человека, которого судьба всю жизнь пинала железными сапогами. А если и улыбалась, только чтобы подразнить и нанести очередной удар.

— Конечно, останется, — улыбнулся шеф. — Только тебе придется год не видеть снов. По крайней мере, цветных снов. И вообще, спать ты будешь плохо и недолго. Такие превращения могут дать обратный ход только во сне, но я запечатал от тебя Алям-аль-Металь.

Я еще раз присвистнул. Даже не представляю, как это можно — запечатать кому-то Алям-аль-Металь, да еще и на год.

— Думаю, с таким телом смогу насладиться и явью, — сказал Жак весело.

— Ты будешь обязан это делать, — сказал шеф строго. — Человек, не видящий снов, должен это чем-то компенсировать, иначе и сойти с ума можно.

— Всё равно, это так здорово, месьё Гамбит! — сказал новоиспеченный красавчик и, наконец-то, надел трусы. — Я так вам благодарен! Теперь Анна непременно станет моей!

— Пока рано праздновать победу, мой мальчик, — сказал добрый доктор Франкенштейн. — Это был только первый шаг. Очень важный шаг, но только первый. Сомневаюсь, что мадмуазель де Гешь станет твоей только потому, что у тебя красивая внешность. Поверь, этого мало для любви.

— А что еще вы можете сделать? — Жак так и горел энтузиазмом. Еще бы! Сказка про Золушку только что сбылась на его глазах — он больше не замухрышка, а теперь ему подай карету и Прекрасного Принца. Ну, принцессу, в смысле...

— Многое. Но об этом позже. А теперь пойди наверх и не менее часа полежи в ванной. Для окончательного и бесповоротного превращения это полезно.

Жак как угорелый бросился наверх, по пути осыпая шефа благодарностями. Шеф не возражал.

— Шеф, — сказал я невзначай, — мне не нравится форма моих стоп, может, пока вы в духе, мы это исправим?

— Тебе не нравится не только форма ступней, но и многое другое, — сказал шеф ехидно. — Но для тебя я не собираюсь так надрываться. Когда-нибудь сам все исправишь.

— Вы не хотите тратить силы на огранку алмаза, потому что я красавец и исправлять во мне нечего! — фыркнул я заносчиво.

— И поэтому тоже. Зачем что-то менять, если ты и так неплох собой? Причина в том, что с тобой может получиться гораздо хуже, чем с Жаком. Ты уже почти полноценный колдун и не сможешь полностью довериться мне в процессе изменения. Это с Жаком всё было просто, от него очень мало зависело, только создавать мысленный образ. Да и с этим мне пришлось ему помочь.

— Вы просто не хотите каждый день видеть рядом с собой совершенство. И кстати, вы обещали рассказать принцип изменения тела.

— Обещал я не тебе, а Жаку. А ему теперь на это наплевать. Так что тебе придется подождать до следующего раза.

— Это нечестно.

— Конечно, нечестно! — почему-то возмутился шеф, словно в свое время поклялся не говорить мне и слова правды.

— Ну и Светлый с ним. А что дальше?

— Мы изменили его внешность, теперь слегка подправим его Суть.

Я широко улыбнулся. Это значит, нам предстоял визит к мадам Ано.

Мадам Ано жила в Париже и была колдуньей. Именно она в свое время изменила и мою Суть. Вы спросите, зачем шефу нужна другая колдунья, когда он и сам колдун? Или она сильнее его? И ответ вам будет: и да, и нет. Шеф не может менять Сути людей. Вернее, может, но не любит. У колдуний это получается гораздо легче и естественнее. И мадам Ано, конечно, слабее шефа в колдовском искусстве. Я, признаюсь, испытывал к ней настолько теплые чувства, что когда бывал в Париже, непременно заходил на огонек.

Я хотел еще что-то спросить, но шеф сказал, что голоден и пошел обедать. А когда спустился Жак, босс заставил того сожрать столько еды, сколько нашлось в холодильнике. Жак не возражал. Такого аппетита я никогда не видел. Шеф объяснил это превращением.

Когда с гастрономией покончили, мы поехали к мадам Ано. За руль сел я — шеф и красавчик Жак за обедом сильно налегали на спиртное. Ну, шеф еще ладно, он к этому привыкший и может заставить себя протрезветь вмиг. А вот Жак явно не умел себя контролировать. Он покрылся румянцем и от этого стал еще красивее. Пока мы ехали, он всё время таращился в зеркало, а я постоянно его этим подкалывал. Он прекращал смотреться и еще больше краснел. А я громко прикалывался и над этим. Жак доходил до пунца, казалось, кожа его может краснеть вечно — для красного у нее находилось предела.

И не надо меня осуждать. Я прекрасно понимал, недавний уродец только что превратился в красавца, полюбоваться собой для него естественно. Поверьте, я не настолько бессердечен. Помнится, когда шеф в первый раз вез меня к мадам Ано, он тоже всячески надо мной подтрунивал. А я так же стеснялся и краснел. Правда, пытался огрызаться — я и тогда был парень не промах. Но шеф легко меня затыкал, побивая мое чувство "йумора" в пух и прах. И приговаривал, после визита к мадам Ано я больше никогда не буду стесняться. Если я ЭТО переживу, краснеть мне уже будет не о чем. Так, собственно, и получилось.

Мы приехали к особняку мадам Ано через сорок минут. Перед ним выстроилось множество дорогих машин, а у порога выстроилось несколько молодых девиц, весь наряд которых мог уместиться в письменный конверт.

— Это публичный дом? — спросил Жак озадаченно.

— Ну да, — сказал я весело. — И его хозяйка — несравненная мадам Ано.

— А зачем мы сюда приехали?

— Чтобы изменить твою Суть, — вмешался в разговор шеф. — Поменять внешность, конечно, неплохо, но мало. Сейчас ты ведешь себя как прежде, а должен как молодой и уверенный в себе денди. Красивая внешность помогает людям ощущать уверенность и легкое презрение ко всем остальным. Помнишь, как себя вел с тобой Иван, когда вы встретились впервые? Он смотрел на тебя свысока, как впрочем, и должен был. Но теперь он не имеет на это права, но ты поддаешься на его глупые шуточки. Внешность вообще — великая сила. Особенно в молодом возрасте. Правда, потом понимаешь, она больше мешает, чем помогает в действительно важных делах. Но в нашем случае совершенно необходимо, чтобы ты вел себя уверено, как и положено молодому, красивому и богатому человеку.

— Я согласен со всем, что вы говорите. Но ведь я по-настоящему не красивый и не богатый. Это только иллюзия.

— Ты оскорбляешь мое искусство, парень, — хрюкнул шеф. — Может, ты еще не богат, но уж красив. А внутренне ты еще красивей, уж поверь мне. То, что мы изменили твою внешность, не иллюзия. И именно это тебе предстоит понять в этом... заведении. Жаклин кому угодно повысит самооценку, — последнее предложение он сказал чуть не сквозь зубы. Я до сих пор не могу понять, почему шефу не нравится мадам Ано, на мой взгляд более прекрасной женщины нет на белом свете.

Мы прошли к входу.

— Привет, Ванечка, — сказала девица у входа.

— Сегодня с друзьями? — вторила ей другая.

— Эли, Катрин, — поздоровался я и чмокнул каждую в щеку.

Шеф не утрудил себя приветствием. А Жак краснел и краснел. Это ему, видать, понравилось...

Мы вошли. Посреди большого холла нас уже поджидала мадам Ано. Потрясающе красивая блондинка лет тридцати. Белые волосы достигали талии, голубые глаза светились хитростью, наряд более чем фривольный. Легкая прозрачная... туника, что ли, ничуть не скрывает прекрасное тело.

— Ваня! — воскликнула она приятным тонким голосом. Потом подошла ко мне и поцеловала. Не чмокнула в щечку, а впилась в губы, прокладывая языком дорогу к моему горлу. Так продолжалось секунд десять. Я, разумеется, с удовольствием ответил на поцелуй.

Шеф прокашлялся, в холле стало значительно холоднее. Не в переносном смысле, а буквально — градусов на десять похолодало. Мадам Ано нехотя оторвала губы от моих, повернулся к угрюмому шефу и помидорообразному Жаку.

— Бобби! Столько лет, сколько зим! — мадам Ано подошла к шефу. С ним она явно хотела проделать ту же процедуру, что со мною, но на подступах наткнулась на протянутую ладонь. На ее челе пробежала легкая морщинка, губы чуть усмехнулись, и мадам подала шефу свою изящную кисточку. А он, хоть и не горя желанием, наклонился и галантно поцеловал маленькую ладошку.

— А кто этот красавчик? — спросила мадам Ано, удовлетворенная приветствиями.

— Его имя Жак, — ответил шеф. — Я сегодня поменял его внешность и хочу, чтобы ты изменила его Суть.

— Вот как? — прекрасная бандерша улыбнулась шире. — А что мне за это будет?

— То же, что и всегда, — пробурчал шеф. — Ничего, кроме морального удовольствия.

— Нет, — сказала она шутливо. — Морального мне мало. Хочу еще и орального.

— То есть как — нет? — шеф на шутку не обратил внимания. Хотят тут я не уверен, шутка ли то была. — Позволь напомнить тебе, Жаклин, о чём мы договаривались. Я привожу...

— Этому соглашению почти двадцать лет, мой милый, — невинно заморгала мадам Ано. — Тогда я была соплячкой, только постигавшей науку любви. И мне всего было мало, всегда хотелось...

— Ты и сейчас еще соплячка и всегда этого хочешь! — начал выходить из себя шеф. Температура в холле скакнула градусов на двадцать вверх, на лбу у меня и Жака выступили капли пота. — А я обращаюсь к тебе не так уж часто, чтобы ты требовала с меня плату. Я спас тебе...

— Я уже достаточно работала на тебя и отплатила сполна, — мадам Ано ничуть на взрыв шефа не реагировала. — И я же прошу о сущей безделице...

— Нет. В крайнем случае, я могу и сам поменять его Суть. А наши с тобой отношения окончены. Мы уходим.

Он развернулся, собираясь уйти. Я решил вмешаться пока не поздно.

— Мадам Ано, а я не могу заплатить за шефа? Я счел бы за честь.

— Я знаю, милый, — улыбнулась она мне. — Но я так давно мечтала заняться этим с Бобби. Понимаешь, первая любовь...

Шеф остановился рядом с Жаком и внезапно повернулся.

— Ладно, Жаклин, — сказал он со зловещей улыбочкой на лице. — Но оплата будет после выполнения работы.

— Хорошо, — сказал мадам Ано просто. — Пойдем со мной, мой прекрасный тезка.

Жак остался на месте. Потом сглотнул и сказал.

— Месьё Гамбит, я не хочу.

— Надо, парень. Никто не хочет, но поверь, ты получишь больше удовольствия, чем я. И потом, ты пообещал исполнять все мои приказы, а это приказ.

Я смотрел на этих двоих как на болванов. Лично для меня первая ночь с мадам Ано была не просто прекрасным времяпрепровождением, но и замечательным опытом. Как и последующие. А эти стоят и упираются, будто им предстоит лечь в постель с бабой Ягой. Смешно смотреть, честное слово!

Мадам тем временем взяла ситуацию под контроль. Она подошла к Жаку и заглянула в его голубые глаза. Жак растаял мгновенно. Мадам Ано — непревзойденный специалист своем деле. Надо быть серьезным колдуном, чтобы сопротивляться ее чарам. Она повлекла Жака на второй этаж, а шеф уселся в кресло и, подозвав одну из местных "работниц", попросил пива. Я уселся в соседнее кресло и попросил чаю.

— Шеф, а почему... — начал я, но он грубо меня прервал.

— Потому!!! Ну ничего, если она думает, что сможет так просто... Ха!

Шеф сидел с таким зловещим выражением лица, что мне стало страшно за мадам.

— Вы же не собираетесь причинять ей вред?

— Сама напросилась, — с угрозой в голосе сказал шеф. — Посмотрим, как ей понравится собственная пилюля.

После этого загадочного заявления шеф набрал в рот пива и больше его не открывал. Разве что, чтоб еще набрать в рот пива. И еще. И так в шефе скрылось литров шесть пива за час. Потом он перестал пить пиво и затребовал коньяку.

Нам предстояло ждать долго. Суть меняется медленно. Часа четыре минимум. Так было и со мной в свое время. Я не знаю, почему, но Суть можно изменить только в сильном экстазе. Не обязательного в сексуальном, но человек не испытает достаточного позитива, наслаждаясь, например, красотой Мира. Старые и мудрые люди, типа шефа, могут, но и они не брезгуют услаждением плоти. А вот у молодого человека самые сильные позитивные переживания почти всегда связаны с сексом. Тут уж ничего не поделаешь. Потому шеф вынужден обращаться к колдуньям. Девушке суть он может поменять и сам. А вот с мужчиной возникают проблемы.

Впрочем, есть и еще способы измениться самому или изменить других. Я уже упоминал — колдовство удивительно похоже на жизнь. Собственно, оно и есть тайная сторона жизни. Суть может изменить страх. Может боль. Может смерть. Может горе. Как видите, отрицательные вещи меняют Суть. В основном. И еще секс и любовь. Из позитивных только они меняют Суть по-настоящему. Но любовь — долгий варик. А вот секс — в самый раз.

Время тянулось. И тут я — вот уж болван! — сообразил, где нахожусь. Отпросившись у шефа, я слинял на пару часов. Вернулся я в расслабленном состоянии и отличном настроении. Шеф сидел в кресле, у его ног выстроилась батарея пустых бутылок, при жизни бывших разнообразнейшего градуса — до абсента вплоть. Я сел рядом и подумал, что тоже не откажусь от пива. Так прошел еще час. И вот, на лестнице показался Жак.

Походка его приобрела уверенности, в глазах светилось спокойствие, умиротворение. А на губах играла мечтательная улыбка.

— Это было восхитительно! — сказал он бархатным голосом. — Мадам попросила вас подняться к ней, месьё.

Шеф встал и осмотрел Жака. От такого пристального взгляда несколько часов назад тот покрылся бы краской. А сейчас выдержал легко и непринужденно.

— Удовлетворительно, — сказал шеф и пошел наверх. Жак занял его место, я сразу завел разговор. Парень так спокойно рассказывал обо всём, что с ним проделывала мадам Ано, что краснеть начал я. Впрочем, это процесс остановился у меня на половине, и я сам начал рассказывать о подробностях первой встречи с очаровательной колдуньей.

Так прошло еще полчаса, и по лестнице стал спускаться довольный шеф. Я удивился, что он вернулся так быстро. Обычно "процедуры" у мадам Ано затягиваются. Никогда бы не подумал, что шеф — такой скорострел.

— Ну и как все прошло? — спросил я, рассчитывая на третий рассказ. Но шеф меня сильно удивил.

— Прекрасно. Только боюсь, мне больше никогда не придется пользоваться услугами Жаклин. Я подложил ей такую свинью, и когда она ее обнаружит... В общем, она наверняка на меня обидится.

— И что вы сделали?

— Я сделал ее фригидной на полгода, — сказал шеф невозмутимо. — Теперь полгода она не сможет получать удовольствия от своего любимого занятия.

Я офигел.

— Но зачем?! — воскликнул я.

— Никогда не надо меня злить, — процедил шеф. — Особенно людям, которые мне обязаны. А Жаклин мне должна по гроб жизни. А теперь мы точно квиты. Но ничего, поищу другую колдунью.

— Второй такой нет, — сказал Жак грустно.

— Уж поверь, их, как ты любишь выражаться: до фигищи. Причем есть и получше. Надо будет — сотворю суккуба и заставлю работать. Ладно, пошли отсюда...

Мы вышли из публичного дома, шеф сел за руль. И погнал так, что мало не покажется. Жак, еще не привыкший к манере езды шефа, праздновал труса на заднем сидении. Суть его изменилась, бояться за жизнь он меньше не стал. Мы не поехали домой, а направились в ресторан. Усевшись за столик, мы уставились в меню. Все заказали, и шеф поведал о дальнейших планах.

— Итак, операция под кодовым названием "Золушка", можно считать, выполнена на треть, — сказал он нам.

— И что дальше? — спросил Жак.

— То же, что в сказке, — ответил я за шефа. — Золушку мы приукрасили, дело за каретой и балом.

— Правильно, хоть и немного размыто. Я бы выразился так: мы должны обеспечить себя гарантированным гонораром и представить Жака на обозрение.

— И что это значит? — спросил Жак.

— Это значит, что нам надо сделать тебя если и не сверхбогатым, то хотя бы преуспевающим молодым человеком. А уже после этого отвести в Шампань и показать во всей красе перед Анной и месье де Гешем.

— А как вы это сделаете?

— Вот тут я, пожалуй, не буду принимать непосредственного участия, все придется сделать вам самим, мальчики.

— Нам? — слегка поднял бровь я. Мне в голову сразу пришло несколько десятков вариантов разбогатеть. Правда, все противозаконные. Поэтому шеф и не станет ввязываться в это дело. Его следующие слова подтвердили мои мысли:

— Да, именно вам двоим. С моей стороны будет лишь два мощнейших Купола Удачи, а дальше — разбирайтесь сами.

— А почему вы не можете нам помочь? — спросил Жак.

— Я и так вам помогаю. Ты пока не знаешь, что такое Купол Удачи, Иван тебе это объяснит. Но я не могу лично участвовать в мероприятиях такого рода. Подробностей я рассказать не стану, просто поверь, я могу зарабатывать деньги только тем способом, которым зарабатываю их сейчас. То есть, только получая гонорары с людей, которым помогаю.

Я усмехнулся про себя. Шеф самым наглым образом соврал Жаку. Он может зарабатывать деньги многими способами, что, собственно, и делает. Например, он раз в год выигрывает в какую-нибудь лотерею. Всегда в разных странах и не чаще раза в год. И на то у него есть причины. Первая — это режим секретности, который должны соблюдать все колдуны. И пусть он с этим ходит на грани, предпочитает всё ж лишний раз не нарушать. Вторая причина более моральная — незаконное получение денег противоречит его принципам. И третья причина чисто колдовская. Ее я до конца не понимаю, но сводится она к уровню управления вероятностями. Якобы, работа, которую он делает, помогает ему повышать колдовской уровень. Вот в эту причину я как раз и не верю. Но возможности уличить шефа во лжи у меня, разумеется, нет.

— А как нам... — опять начал задавать вопрос Жак, но шеф прервал:

— Как вы собираетесь заработать много денег за одну ночь, я не знаю и не хочу знать. Это придется решать вам двоим. Отужинаем и вперед.

Жак замолчал, так и не поняв, нам только что дали подсказку. И одновременно ограничили сроки исполнения. Значит, нужно заполучить солидную сумму для Жака за ночь. И не забыть про гонорар для шефа. А я знаю только один способ, как это провернуть в короткие сроки и относительно законно.

— В таком случае, не думаю, что нам стоит засиживаться? — я осторожно начал прощупывать почву.

— Отчего же? У вас есть еще время, — дал очередную подсказку шеф. Хотя и посложнее, чем первые две, но догадаться нетрудно.

Самолет в Монте-Карло вылетал через два часа, так, по крайней мере, подсказывало мне Знание.

Нам принесли еду. Мы поужинали молча, откланялись и пошли на улицу. Я взял машину шефа, и мы поехали в аэропорт. По дороге шеф поставил над нами два таких Купола Удачи, что упади на нас сейчас дом, мы бы не пострадали. Приехав в аэропорт, я поставил машину на автостоянку, и мы как раз успели купить два билета на самолет до Монте-Карло.

Мы сели на соседние сидения, и я изложил план. В общем, простой, как яичница. Мы приезжаем и выигрываем в казино несколько миллионов долларов. Жак, конечно же, давно догадался о цели нашей поездки в игорный город. Он только высказал опасения, что нам могут помешать вынести деньги местные бандиты или сами владельцы. Я успокоил Жака. Хотя я только ученик колдуна, но для меня мелочи, вроде преступников, значения не имеют. А с таким Куполами Удачи всем, кто попытается нам помешать, можно посочувствовать заранее.

Полет был недолгий, мы быстренько прошли таможню и поймали такси. Таксист повез нас в самое лучшее казино. Я заранее извиняюсь, что не назыву настоящие названия игорных домов, ибо не хочу, чтобы нас по ним вычислили. То, что я описываю наши похождения, уже опасно. Пока инквизиция шефа не трогает, но не стоит трясти красной тряпкой у бычьей морды.

Приехав в казино, мы вышли из такси и, изображая молодых весельчаков, направились внутрь. Жак прекрасно справился с ролью. Именно в этом и есть суть изменения Сути. Простите за каламбур. Когда Суть меняется, ты становишься более спокоен и уверен. Тебя труднее удивить и сбить с толку. В случае с Жаком, он начал соответствовать новой внешности. Раскрепостился, смело ловил заинтересованные взгляды девушек и даже мужчин. Что делать, гомосятина — это уже реально мировая проблема...

Еще в самолете мы распределили роли. Я буду играть в покер, Жак в рулетку. Он не умел играть в карты, потому так и поделили. В этом казино мы условились захапать не более двух миллионов на брата, и двинуть дальше. У меня нашлось в кармане несколько тысяч евро, я честно поделил их, и мы пошли в разные стороны.

В общем-то, рассказывать подробно, как мы выиграли в пяти казино подряд — скучно. Ну, сел я за столик. Ну, раздали мне карты. Единственное, мне иногда приходилось сбрасывать стрит-флеши и пасовать. Не мог же я выигрывать каждую партию. Хотя, конечно, мог, но это было бы как-то чересчур. В покер просто играть, если тебе тупо постоянно везет. Я не знаю, пытался ли раздающий мухлевать, но, думаю, да. Но у него, естественно, ничего не получалось. Ему всегда что-то мешало, я даже не знаю, что. С Куполом Удачи всегда так — твои желания для него ничего не значат. Он просто приносит тебе удачу, и всё. Жак вообще присоединился ко мне через полчаса. Он выиграл два миллиона и со счастливой рожей сел рядом. У меня, чтобы выиграть такую сумму, ушло где-то часа два. Потом мы обменяли фишки и пошли в следующее. Я опять-таки не знаю, пытались ли сотрудники казино последовать за нами или нет, но, скорее всего, да, пытались. И у них тоже ничего не получилось. Они могли застрять в лифте или еще что. Купол Удачи не позволял никому доставлять нам неприятности.

Подобная история произошла и во втором казино. В третьем мне уже надоел покер и я пошел играть в "Колесо фортуны". В четвертом мне всё надоело, и я тоже стал играть в рулетку. А в пятом почувствовал, наши Купола Удачи слабеют. Я сказал Жаку, чтобы заканчивал играть, он даже расстроился. Еще бы, сейчас в его дипломате (Любезно подаренным нам во втором казино, чтобы мы могли сложить выигрыш, и слегка задымившимся, как только мы сели в такси. Это перегорел встроенный "жучек".) было, по крайней мере, двенадцать миллионов долларов. Из них одиннадцать принадлежало ему. Но от добра — добра не ищут, подумал я, и мы вышли из последнего казино.

И вот тут-то удача нас в первый раз подвела. Когда мы выходили из казино, в спину уперлись стволы пистолетов. Жак побледнел, а я даже не почесался. Спокойно развернулся и ударил напавшего по лицу, слыша сладкий щелчок пистолетной осечки. Мужик, державший Жака, наставил на меня и пушку, и тут же получил по фэйсу. Естественно, прослушав второй щелчок осечеки. Оба отключились мгновенно — рука у меня тяжелая. Жак подтвердит. Я поднял пистолеты и выбросил в урну.

Нет большей глупости, чем пытаться пристрелить колдуна из огнестрельного оружия. Или ученика колдуна. Пистолет или даст осечку, или пуля пройдет мимо. Есть, правда, специальные пистоли, они называются: "убийцы колдунов". У них всего один заряд и настолько простая и надежная конструкция, что он наверняка выстрелит. И если стрелять с близкой дистанции, есть неплохой шанс прикончить даже шефа. Хотя для этого надо сначала к нему на такую дистанцию подобраться, а это ой как непросто.

Других происшествий не было. Вы, наверное, думаете, колдовство — это веселуха. Отнюдь. Я не знаю ничего скучнее такого колдовства. Его плоды, в виде двенадцати миллионов, — вот это да. А сам процесс — пф!

Нам надо было как можно быстрее покинуть этот приветливый городок. Все-таки Рим не так далеко, поблизости может оказаться какой-нибудь залетный инквизитор. Для меня и Жака это будет означать в лучшем случае взятие под стражу. А в худшем — костер.

Мы приехали в аэропорт, где нас долго выпытывали, откуда у нас такая сумма денег. Я предъявил кое-какие документы, от нас отстали. Самолет в Париж вылетал только через час, мы заглянули в бар, где отметили становление Жака миллионером. Вот так это бывает, господа и дамы. Двенадцать миллионов долларов за ночь. Нехило, не правда ли? И вся ответственность за это ложилась на нашего клиента. С точки зрения греховности, мы с шефом честно заработали миллион долларов, помогая человеку в беде. А грех за то, как решается проблема, ляжет целиком и полностью на клиента. Я, кстати, ему об этом честно рассказал. Он не предал моим словам никакого значения. Всего за сутки парень из уродливого нищего превратился в красавца-богача, его совершенно не волновало, куда, в рай или в ад, попадет он после смерти. В кой-то веки ему выпал шанс насладиться жизнью, и он не хотел упускать его. Наивный. Как и большинство людей. Что стоят эти мирские проблемы перед вечностью посмертия? Вопрос сугубо практичный, а не философский, как многие думают.

Мы прилетели в Париж к восьми утра. Когда приехали домой, шеф заканчивал завтрак. Мы вошли в кабинет и застали его, раскуривающим сигару.

— Как прошло? — спросил шеф, зная ответ на собственный вопрос. Хотя, может, тут я неправ. Может быть, он не следил за нашими похождениями. Предпочитал не брать даже малейший грех на Суть. Хотя технически в ответе за всё останется Жак, кто его знает. Лучше лишний раз посмертием не рисковать. Особенно шефу.

— Великолепно. Вот! — и Жак вывалил на стол все заработанные деньги.

— Тринадцать миллионов восемьсот тридцать пять долларов. Неплохо, — сказал шеф холодно. — Но это не мои деньги.

— Но без вашей помощи я бы никогда... — начал Жак.

— Это не имеет значения. Я просто поставил на вас два Купола Удачи и дал тебе в помощь Ивана. Из всех этих денег только один миллион — мой. И мне еще предстоит его заработать. Иван рассказал тебе, что вся ответственность за это падет на тебя? Еще не поздно отдать деньги?

— Но зачем? — возмутился Жак. Его можно понять, никогда не хочется терять то, что досталось на халяву...

— А затем, что вы совершили грех. Поступили неправильно. Грех не так велик, потому что вы не мошенничали. И деньги заработали там, где людей обманывают. И для тебя, конечно, это не грех, а свалившееся на голову счастье. Но для меня — нет. Я могу себе позволить добывать деньги подобными способами не чаще раза в год и в гораздо меньших масштабах. И мой долг еще раз тебя предупредить, что, в случае разборок с инквизицией, вся ответственность ляжет на тебя. Не говоря уж о том, что после смерти этот грех ляжет на твои плечи. Ты согласен оставить эти деньги?

— Конечно, согласен, — сказал Жак, не раздумывая. И поступил совершенно правильно. Морали шефа — это только его морали. На остальных они не распространяется. Теоретически, мы даже не согрешили. Ведь мы эти деньги не украли, а честно выиграли. Единственное, в чем нас можно обвинить, это в колдовстве. Но колдовство-то не наше, а шефа. Так что дело тут шито белыми нитками. Хрен какая канцелярия подкопается. Другое дело, что после смерти разбираться особо тоже не будут. Колдовал? Значит, грешник. Но колдовство можно компенсировать множеством добрых дел. Убил одного, а другого спас? Значит, в нулях.

— Хорошо, — улыбнулся шеф. — Теперь нам надо придумать, как распорядиться твоими деньгами. Начнем же. Иван, отсчитай миллион долларов и положи в сейф. В случае неудачи мы вернем их Жаку.

Жак запротестовал, ни о каком-де возвращении не может быть и речи, и вообще, эти деньги принадлежат по-настоящему шефу, а если еще дальше разбираться, половина вообще моя. Шеф нахмурился и еще раз разжевал, что мы-де лишь наемные работники и выполняем заказ, бла-бла-бла. И про долг и ответственность тоже разжевал, бла-бла-бла.

Я уже зевал во всю пасть.

Z-z-z-z-z-z...

Демагоги хреновы. Хуля тут тереть, когда уже всё ясно? Спать надо ложиться...

— Шеф, у вас будут еще какие-нибудь указания насчет меня? — не выдержал я. — Если нет, я пойду.

— Нет. Идите спать, а я пока подумаю, как нам правильно распорядиться деньгами Жака для его пользы и решения нашего дела, — бессовестно соврал клиенту шеф. Мне, разумеется, так просто очки не вотрешь. Думать он будет, ага. Готов биться об заклад, у шефа давно есть подробный план. Он был, еще когда Жак позвонил в первый раз. Но Жак поверил.

Думаете, шеф глупостями занимается, эту всю комедь разыгрывая? Отнюдь. Понятное дело, всё шло бы глаже, если б шеф пользовался могуществом на полый вариант. Жак бы уже давно и миллионером был, и Анна де Гешь умоляла взять ее замуж. Но тогда шефу придется отказаться от главного — от самого себя. И вернуться туда, откуда он бежит уже давно. К черному колдовству. К проклятьям. К убийствам. Всё в образе шефа продумано до мелочей. Даже мне не понять и не постичь, какой микроскоп нужен, чтобы разглядеть все "мелочи" моего босса.

Я пошел наверх и, приняв душ, завалился в койку. Когда проснулся, уже стемнело. Спустившись вниз, я обнаружил, что Жак уже давно очухался и мило беседует с шефом. Тот что-то ему рассказывал, но как только я вошел, умолк.

— Что дальше? — спросил я сразу и по существу. Явно же, шеф подготовил мне какую-нибудь заразу. Иногда эти его спектакли откровенно раздражают.

— Добрый вечер, Иван, — поздоровался шеф степенно. — Мы решили, что едем в Шампань.

— Уже? А как же хорошее вложение капитала?

— Там и вложим. Я покопался Знанием в семействе де Гешей и пришел к определенным выводам. Чтобы нам завоевать сердце Анны, надо сначала завоевать сердце ее отца. Он никогда не даст согласие на свадьбу, если ему не понравится жених, а Анна не пойдет против воли отца. Так что выбирай, перекраситься тебе или нет?

— А это обязательно? — осторожно спросил я, понимая, что в такой неожиданной концовке наверняка заложен скрытый смысл.

— Нет. Но у меня для тебя две роли, и они целиком зависят от цвета волос.

— А можно поподробнее?

— Разумеется, нельзя.

Я хмуро смотрел на шефа и Жака. Тот, скотина, очевидно, в курсе дела, но даже не подумал мне подсказать. Я бросил взгляд на зеркало и решение пришло само собой.

— Я думаю, другой цвет волос будет плохо гармонировать с моими глазами. Так что, я предпочел бы оставить всё, как есть, — сказал я.

— Великолепно, — обрадовался шеф. — Признаюсь, я не рассчитывал на это, но раз уж ты сам согласился быть нашим шпионом, я только "за"!

— Я передумал, — я тут же понял, на что себя обрек. — Вон, у Жака голубые глаза и темные волосы, а посмотрите, каков красавец!

— Поздно, Иван, поздно. Ты сам сделал выбор.

— Но это нечестно! — запротестовал я. — О каком выборе может идти речь, если я не знал, из чего выбираю?

— Я дал тебе достаточно подсказок.

— Но ведь я только что проснулся! У меня еще не заработали мозги.

— Я всё учел, — сказал шеф невозмутимо.

— Но зачем нам шпион? — продолжал протестовать я. — Вы же можете просто всё Узнать!

— Могу. Но есть вероятность, что в стане врага нам может понадобиться помощь.

— Ха. Но вы же управляете вероятностями.

— Довольно. Ты сам принял такое решение, что бы по этому поводу не думал, — закончил препирательство шеф. Я уже понял, сопротивляться бесполезно, но изменил бы себе, если не попробовал.

— А кем бы я стал, если согласился перекрасить волосы? — мрачно сказал я, садясь за свой стол.

— Братом Жака. Это было бы идеально. Ты же сам сказал, что черные волосы и голубые глаза встречаются редко. А так вы бы стали похожи друг на друга.

Я понял, насколько лопухнулся. Это же было очевидно, что просто... Словом, нет худа без добра. Правда, добра я пока не видел, но у меня есть твердая уверенность, что еще найду.

— Изложите тогда мне, пожалуйста, весь план? — попросил я. — Огласите весь список!

— Прости, весь не могу, — продолжал издеваться шеф. — Могу только ту часть, в которой ты будешь принимать участие.

— Ну, это больше, чем ничего. Валяйте.

— Итак, сегодня же ты поедешь в Шампань. У господина де Геша как раз освободилась вакансия пастуха, и ты должен ее занять. Потом станешь нас ждать. На этом всё.

— А что за данные мне надо собрать? — спросил я, уже зная ответ.

— А зачем? Я и так знаю всё, что нужно.

Конечно, какой тут, на фиг, шпионаж? Ну ладно, я еще поквитаюсь с вами. Я испепелил шефа и Жака взглядом, они собрались из пепла и почему-то даже улыбались, я пошел собираться. Когда собрал чемодан и спустился, чтобы попрощаться, шеф сказал неодобрительно:

— Ты едешь наниматься пастухом, а не бухгалтером. Так что оденься в плохие шмотки и возьми старый рюкзак из кладовки. И езжай общественным транспортом, у тебя должен быть потрепанный вид.

Я пошел переодеваться. Потом набил самыми старыми вещами не менее старый рюкзак, и наконец, получив одобрение шефа, отбыл.

Следуя указаниям, я поехал на автобусе до автовокзала, сел на рейс до региона Шампань — Арденны. Ехать пришлось половину ночи.

В Реймсе я час искал самую паршивую гостиницу города, результат меня удовлетворил. Поместье де Гешей в двадцати километрах от Реймса, туда я собирался наведаться утром. А пока отдал должное тощей подушке. Проснувшись в семь утра, я не стал принимать душ, а сразу пошел вниз. Расплатившись с владельцем гостиницы, я узнал, как мне попасть в нужный городок. Я не стану называть вам его, чтобы соблюдать конфиденциальность наших клиентов. Возможно, кому-нибудь из наших потенциальных клиентов, прочитавших эту книгу, может не понравиться то, что их имена появятся на страницах книг.

Выйдя из гостиницы, я снова пошел на автовокзал. Все свои перемещения по городу я совершал исключительно пешком, чтобы добиться соответствующего пастуху запаху. И мне это удавалось — аж самому противно было. Надо мною стоял Купол Удачи, который я слегка подлатал, поэтому мне таки достался последний билет на автобус. Автобус был очень паршивый, он напомнил мне общественный транспорт моей далекой родины. Но я не жаловался. Утро выдалось потрясающее, я наслаждался видом виноградников, окружавших Реймс. Вообще, испортить мне настроение не так просто. Вы, наверное, думаете, шеф изверг, если заставляет меня проходить сквозь все эти неудобства ради непонятных и наверняка ненужных целей. Но вы ошибаетесь. Как в том, что в действиях шефа нет логики и четко продуманного плана, так и в том, что я попал в дурацкое положение и испытывал неудобства. Отнюдь, у меня было приятное, легкое настроение, оттого что я получил свободу действий. Когда шеф отправляет меня на какое-то задание и не дает подробных инструкций, это значит, у меня развязаны руки. А развязывать руки ученику колдуна очень опасно.

Как я уже сказал, путь был недолгий. Через час мы прибыли на городскую площадь небольшого городка, полностью контролируемого виноделами, а конкретнее — де Гешем. Зайдя в местный кабак, я узнал всю нужную информацию и решил прогуляться до поместья пешком. Утро было изумительное, особенно для пеших прогулок. Спустя полчаса, я подошел к забору, отделяющему поместье от внешнего мира. Я нажал кнопку звонка, через несколько секунд из динамика донесся чванливый голос:

— Поместье де Гешь.

— Я пришел устроиться на работу, — сказал я весело. — Слышал, у вас недавно освободилась должность пастуха.

— По этим вопросам вы должны обратиться к месье Жилю. Он управляющий поместья, — голос стал еще более чванливый и надутый. Но я не обиделся.

— А где мне его найти?

— Он сейчас в поле. Точнее не знаю.

— Мерси, — сказал я и пошел в поле.

"В поле" — понятие более чем расплывчатое, пришлось применить Знание. Через двадцать минут я Знал, на каком конкретно поле находиться месье Жиль, как туда пройти и что у искомого человека есть молодая любовница в городе. Последний факт всплыл внезапно, и я решил приберечь его, вдруг понадобится на переговорах.

Добраться до Жиля пешком оказалось сложновато. Пришлось продираться через виноградник, перелезать через заборы. Но наконец, я нашел его. Он стоял рядом с новеньким "Пежо" и смотрел, как рабочие пропалывают виноград. Толстый мужчина, уже с проседью в черных волосах. Весьма примечателен чисто галльский нос и большие миндалевые глаза. Когда он меня увидел, прокричал голосом, больше всего напоминавшим рев тракторного мотора:

— Ты кто такой, мерзавец? И как сюда прошел? Это поля месье де Геша, оборванец, сюда нельзя проходить.

— Прошу прощения, месье, но у меня к вам дело, — улыбаясь, я подошел к нему. На "оборванца и мерзавца" я не обиделся.

— Какое еще дело, прохвост? Я тебя не знаю и знать не желаю. Сейчас прикажу спустить собак и дело с концом, — продолжал тарахтеть этот грубый Обеликс.

— Но у вас здесь нет собак, месье, — сказал я застенчиво.

— Конечно, нет. Но для тебя найду, — продолжил он невозмутимо. — Давай выкладывай, чего надо, и вали к дьяволу в задницу.

— Я слышал, у вас появилась вакансия пастуха.

— Ну и что? У нас много чего появилось в последнее время. Вон, прыщ на заднице появился. Тебя и это тоже интересует?

Да, надо отдать должное, в логических построениях дядя определенно силен. А вообще, он мне всё больше нравился.

— Я хотел бы занять эту должность, с вашего позволения, — продолжил я.

— А я хотел бы, чтобы прыщ сошел. Знаешь, в жизни так бывает, хочешь, хочешь и вдруг, раз! И у тебя в заднице торчит раскаленный прут. Намек понятен? Вали.

Сделав грустное лицо, я развернулся. А потом, насколько мог печально, сказал:

— Да, говорила мне Жанна Кобре, у меня нет никаких шансов, — и я, понурив голову, медленно пошел прочь. Естественно, я назвал имя любовницы месье Жиля. А пока с ним общался, читал его Знанием, как мог, и узнал много чего интересного о его, ткскзть, официальной половине.

Жена этого примечательного дядьки, была для него не просто супругой, но еще и солидным состоянием, доставшимся ей по наследству. И ко всему прочему была страшно ревнива, постоянно подозревала супруга в изменах. Как оказалось, не зря подозревала. Меня остановил куда более приветливый возглас:

— А, ты знаком с Жанной?

— Да, — сказал я грустно. — И она сказала мне, что у меня нет никаких шансов, чтобы получить работу у вас. "Это со мной он ласковый, а с другими..." — таковы были ее слова.

— Послушай, парень, — догнал меня будущий работодатель. — А я тут подумал, ты неплохо подходишь на эту должность. Только платить много я тебе, конечно, не смогу, сам понимаешь, я работаю на месье де Геша и не решаю такие вопросы.

Я мог вытрясти из него и неплохую зарплату, если бы захотел, но платили мне в другом месте, и я решил проявить к старикану сострадание.

— Деньги не столь важны для меня, месье. Это все равно ненадолго.

— Тем лучше, парень. А на сколько?

— Думаю, не больше месяца. А потом я уеду, и вы меня больше не увидите.

В больших глазах управляющего появилось подозрение. А вдруг я засланный конкурентами шпион, имеющий цель выведать секрет производства вин, или наоборот, произвести диверсию на вверенных ему виноградниках? Но моя обезоруживающая улыбка заставила его отбросить подозрительность, хотя выбора у него не было с самого начала.

— По рукам, парень. Но работа будет тяжелая.

— Я этого не боюсь. Поверьте, я прекрасно умею обращаться со всяческим скотом.

На том мы и порешили. Жиль приказал одному из копающихся в грязи работников проводить меня до домика для слуг и всё показать. Молодой парень оказался очень рад внезапному перерыву и с энтузиазмом, но очень медленно повел меня к поместью. Похоже, он не собирался возвращаться вовсе.

По дороге мы разговорились. Парня звали Марлон, а я назвался Жаном. Тот сильно удивился и сказал, что прошлого пастуха звали почти так же. Я и не думал выбирать созвучное имя, просто вспомнил фильм "Фантомас" и взял имя главного актера.

— А что с моим предшественником произошло? Платили мало? — спросил я у Марлона.

— Нет, выгнали. Он в хозяйскую дочку втюрился, и сказал об этом де Гешу. Тот его сразу и выставил. Еще недели не прошло, или прошло... — сия многомудрая проблема, похоже, заняла в мозгу моего нового товарища бо?льшую часть оперативной памяти. Он угрожал крепко зависнуть, я решил возобновить разговор, пока этого не произошло.

— А дочка, что — ничего себе?

— Слабо сказано! — тут же включился парень. — Только стерва, каких свет не видывал. Да и папаша никого к ней близко не подпускает. А Жак — так предшественника твоего звали — мало того что пастух простой, еще и рожей — ну вылитый Квазимодо. На что надеялся, дурень? Но дочка — персик! Так загнул бы ее и...

Далее парень стал изливать на меня всё, что он хотел сделать с дочерью де Геша, предварительно ее загнув. Естественно, рассказ сопровождался примерами из жизни, которые всегда почему-то начинались в местном кабаке. По словам парня выходило, в его постели перебывала по крайней мери половина Франции. По большей части он мне бессовестно врал. Вообще, отличить ложь от правды первое чему научил меня шеф. Это основы Знания, между прочим. Ну, вы знаете, как это бывает. Вот слушаешь человека и вдруг понимаешь, что он тебе брешет. В таком случае можете смело довериться ощущениям, ибо они, скорее всего, правдивы, а вы ненароком пользуетесь Знанием.

Марлон развлекал меня подробностями своей личной жизни до половины дороги. Тогда в разговор включился я. И остальную половину слушал уже он. Причем слушал с открытым ртом, потому что бо?льшая часть рассказанного мной была правдой. Хотя в удовольствии приврать я себе тоже не отказывал.

Дом для слуг отстроили неподалеку от поместья. У де Геша был огромный старинный особняк. Такие постройки я никогда не любил. Вообще, как можно жить в здании, больше похожем на музей, чем на дом. А если, например, ночью захочется в туалет? Так ведь можно и не донести! Домик для слуг более в моем вкусе. Одноэтажный, с пятью комнатами, сейчас пустует. Кроме меня там жил только Марлон и еще один парень моего возраста. Этот домик наполнялся во время сборки урожая, а сейчас все работники жили в соседнем городке.

Мне выделили ту самую койку, на которой спал Жак. Марлон сказал, что подождет, когда я разберусь, а потом покажет мне стойло и пастбище. Как только он ушел, я лег на кровать и постарался получить Знание о Жаке. Легче всего получить Знание о человеке, держа вещь, с которой он имел долгий физический контакт. Еще лучше сам человек. Но с людьми у меня выходит плохо. Для того чтобы включить Знание мне надо не меньше десяти минут. А не всякий человек позволит держать себя за руку или другую часть тела так долго. С предметами гораздо проще. Через десять минут на меня посыпались всякие малозначительные факты из жизни Жака. Я сам не знал, что ищу, но дополнительная информация не помешала бы. По большей части Знание говорило об Анне и том, чем Жак хотел с ней заниматься. Надо признаться, фантазия у парня была. Кое-что всплыло и о его прошлой жизни, и о работе, которую он выполнял здесь. А вот о том, чем он сейчас занимается, Знание молчало. Вернее, выдавало всякий бред. Явный признак проделок шефа — закрыл Жака, постарался, скотина. Я, собственно, мог и не стараться, это было ожидаемо. Потом я встал и пошел к Марлону. Парень решил, что внезапный отгул неплохо бы и отпраздновать, поэтому пил пиво в своей комнате. Я сказал, что готов к экскурсии, Марлон недовольно осведомился, куда я так тороплюсь. Я ответил, что очень хочу поскорее приступить к работе и прочел ему маленькую лекцию о вреде тунеядства. По-моему это не произвело на него никакого впечатления, потому что он устроился поудобней и открыл вторую бутылку. Это зрелище меня так умилило, что я попросил его просто рассказать мне, как дойти до стойла, а там уж сам доберусь. Парень чуть не заплакал от счастья. Он-то думал, придется оторвать седалище от кресла идти куда-то, а тут такая радость. Он быстренько мне всё рассказал, и я пошел принимать скот.

До пастбища минут пятнадцать ходу. Пока постоянного пастуха не было, пасли коров все рабочие по очереди. В этот раз должность И.О. пастуха занимал какой-то дед. Он недоверчиво выслушал новость, что я пришел его сменить, и даже позвонил управляющему, чтобы развеять подозрения. Из их разговора я разобрал только часто повторяющееся слово "задница". Причем вворачивал его и Жиль, и дед. Похоже — старые друзья. Дед удовлетворился и, показав мне, в какой стороне стойло, ускакал на лошади. Мне лошади не полагалось, я пошел к стаду пешком.

У де Геша оказалось не очень большое стадо — голов сорок. Но всё равно для пастуха без лошади управляться с ними трудно. Для обычного пастуха, а не для ученика колдуна. Я всегда любил животных. И они отвечали мне взаимностью. А с тех пор как шеф начал учить меня всяким колдовским примочкам, наше общение стало идеальным. Я еще не умел управлять вероятностями типа один и два, но вероятности три мне под силу. Не очень много, конечно, но кое-что. И я стал собирать их.

Я подходил к каждой корове и гладил ее по рогатой голове. Они меня не боялись. Еще я вытаскивал из их шкуры колючки и отгонял мух. Короче, занимался, на первый взгляд, откровенной фигней. Но только на первый. К каждой корове я не просто подходил, а подпрыгивал на левой ноге. Иногда я мычал, один раз погнался за быком. Я сделал еще много всяких глупостей, а в итоге коровы стали меня слушаться. Я приказал им медленно двигаться к стойлу и занимать там положенные места.

Как мне это так удалось? Секрет-с фирмы. Всё равно так не сможете, потому и объяснять не буду.

После моего эпохального возвращения стада в стойло, я решил, надо бы и поесть. А заодно позвонить шефу. Шеф не брал трубку, а, как я узнал, поесть здесь можно только в городе или на кухне в поместье, но меня туда не пустят. В таком случае, в поместье мне и дорога. А заодно посмотрю и на красавицу Анну, если повезет. А чего б мне не повезти-то, спрашивается?

Я пошел к поместью и обнаружил, оно отделено от домика для слуг забором с калиткой. Калитка естественно не заперта. Купол Удачи надо мною, удача так и пёрла. Я вошел внутрь. Особенно таиться не хотелось, но и попадаться на глаза тоже легкомысленно. Я выбрал золотую середину. Пойду через небольшой лесок, но открыто, и не прячась в кустах. Я уже подходил к вожделенной кухне, где-то надо мной прозвучало:

— Привет, а ты кто? — спросил веселый женский голос.

— И тебе привет, — ничуть не испугался я. — Я Жан. А кому принадлежит это прекрасный голос?

— Считай меня дриадой, — весело рассмеялась девушка сверху. — Но то, что ты Жан, еще не объясняет, что ты здесь делаешь.

— А, по-моему, очень даже объясняет. Ну что может делать парень с таким именем в лесочке напротив кухни?

— А, так ты шел на кухню? А всё же, кто ты такой?

— Я пастух. Работаю на месье де Геша. Хотя, наверное, он еще об этом не знает. Меня нанял месье Жиль.

— Тогда всё понятно. А ты не знаешь, что рабочим сюда нельзя заходить?

Мне надоела эта игра в прятки. У меня еще осталось несколько вероятностей, и я пустил их в ход. Наверху дерево затрещало, раздался испуганный крик, и ко мне в руки упало прелестное создание. Она испуганно обхватила мою шею и, вся дрожа, прижалась ко мне.

— Господи, я так испугалась, — прошептала она.

— И было отчего, — я сделал шаг назад, и на то место, где я стоял, упал здоровый сук.

— А вы очень сильный, Жан, — сказала девушка, смотря мне в глаза. — И красивый.

Мы смотрели друг на друга секунд тридцать. Девушка была на загляденье хороша. Может, это и есть Анна? Хотя Знание показывало ту брюнеткой. А эта блондинка с большими голубыми глазами и прелестным вздернутым носиком. И она, похоже, не собиралась слезать с моих рук.

Неизвестно, сколько продолжалась бы наша игра в гляделки, если не послышались звуки шагов и мужской голос не прокричал:

— Эльза! Эльза, где ты?

— Это дядя! — сказал она и чмокнула меня в щеку. — Спасибо.

И наконец, слезла с моих рук. Темноту прорезал луч фонаря, к нам выбежал мужчина лет пятидесяти, с большими седыми усами и гневным взглядом. Он был одет в домашний халат.

— Эльза, с тобой всё в порядке? А ты кто такой? — спросил он, заключив девушку в объятья.

— Это Жан, дядя, — ответила за меня Эльза. — Он спас меня.

— Правда? А кто вы такой, молодой человек, и что делаете здесь?

— Я ваш новый пастух, месье — поклонился я. — Я решил зайти к вам на кухню и попросить что-нибудь перекусить, когда увидел, как ваша племянница падает с дерева. И успел ее подхватить.

— Это правда? — спросил де Гешь у Эльзы.

— Да, дядюшка.

— Я же говорил тебе, чтобы ты не лазала по деревьям. Это очень опасно. А вам, молодой человек, надо сказать спасибо, хотя запомните впредь, что моя кухня только для меня, и рабочим запрещено сюда заходить.

— Простите, месье, меня никто не успел предупредить,— сказал я покорно. — Тогда я, пожалуй, пойду в город и поужинаю там.

Я поклонился и даже наполовину повернулся, но тут вмешалась Эльза:

— Дядя, а мы можем пригласить Жана на ужин? Ведь он мне жизнь спас!

— Да, пожалуй, ты права, — сказал де Гешь, пристально всматриваясь в мою довольную физиономию. — Простите меня, молодой человек, за мою бестактность. С прошлым пастухом у меня возникли проблемы, вот я и... Я приглашаю вас отужинать с нами.

— Спасибо, месье, — сказал я вежливо.

Мы пошли в дом. Там де Гешь проводил меня в свой кабинет и даже налил виски. Я не отказался. Потом он стал расспрашивать, откуда я и всё такое прочее. Даже не припомню, когда мне приходилось столько врать. Я умудрился сочинить историю своей жизни, не сказав ни слова, ни буквы, ни даже запятой правды. Виноторговец остался доволен. Я расспросил его о вине и виноградниках, предположив, что эта тема окажется для него интересней моей брехни. Я оказался прав, он быстро сел на любимого конька и рассыпался описанием сортов вин, которые производил. Потом ударился в историю и поведал, его семья уже триста лет производит вино. Короче, разговор занудней трудно себе представить. Вино весело пить, а не трепаться о нём.

Потом дворецкий позвал нас на ужин, мы пошли в столовую. Все уже собрались к ужину. За столом сидели: жена, сын и дочь де Геша, а так же племянница, с которой я так удачно познакомился. Хозяин дома представил меня и рассказал, чем я удостоился чести присутствовать на ужине. Все поблагодарили меня за героический поступок и слегка прошлись по Эльзе и ее неблагоразумности. И тоже представились. Сына звали Луи, как и хозяина. Невысокий коренастый мужчина лет тридцати — тридцати пяти, с русыми волосами и мерзким выражением лица, что тоже перешло от папочки. А вот жена еще очень даже ничего, несмотря на возраст. У нее было загадочное имя Эсмеральда, от него прямо веяло романом "Собор Парижской Богоматери", прочитанным мною не так давно. Ее волосы всё еще черны, а глаза смотрят с хитрецой. Но бо?льшую часть моего внимания занимала Анна. Девушка действительно на диво красивая. Черные волосы, точеная фигура, идеально белая кожа. На мой взгляд, лицо слегка грубовато — поганая капля крови ее родителя и тут капнула.

Мы сели есть. Я старался не сильно вмешиваться в беседу и только поддакивал всем и вся, стараясь казаться застенчивым. Эльза то и дело бросала на меня ревнивые взгляды. Ей очень не нравилось, что я пялился на ее двоюродную сестру. Про саму Эльзу я узнал, что она приехала к дяде на месяц, а ее родители в это время решили устроить себе отпуск и отправились в кругосветное путешествие. Ее отец приходился де Гешу младшим братом и занимался банковским бизнесом. Короче, в деньгах у семейства де Гешей проблем не было. Еще я узнал, через два дня должно начаться празднование, посвященное дегустации прошлогодних вин. Особенно обсуждался слух, что кто-то купил виноградники и старую винодельню по соседству и собирается ввести ее в строй. Я задумался, уж не сюда ли шеф решил вложить приваливший Жаку капитал? Если так — хорошо, что он действует. Мне уже начинало здесь надоедать. Разговоры за столом отдавали зевотой. Говорили в основном отец и сын, остальные молча слушали. Сестры то и дело кидали на меня взгляды, видимо, предпочли бы этой беседе что-то другое. Наконец, мне всё надоело, и я запросился домой. Сказал, уже поздно, а завтра рано вставать и идти пасти коров. Все, кроме, пожалуй, Эльзы, сразу потеряли ко мне интерес. Похоже, я напомнил им, какая безграничная финансовая пропасть нас отделяет. Де Гешь-старший лично проводил меня и на дорожку сказал, чтобы я больше не лазал на их кухню. И даже всунул мне сто евро за спасение племянницы.

Я пошел в домик для прислуги. А когда пришел, сразу завалился спать. День получился беспокойный. Перед сном я еще раз прокрутил все события дня и пришел к выводу, что пока не узнал ничего интересного. С этой мыслью я заснул, как ребенок.

Проснулся я еще затемно. В мои обязанности входило вывести коров из стойла. Хотя, если честно, теперь это мог сделать каждый — коровы стали ручные. Я пришел в стойло и приказал всем идти пастись. Мое маленькое колдовство всё еще работало.

Для себя я решил, что пока ничего не стану предпринимать, пусть события сами меня найдут. Ну и слегка поворожил, чтобы это случилось.

Так прошел день.

Моя работа состояла в том, чтобы привести коров в стойло на удой, и снова увести в поле. А вечером загнать обратно. Весь день я провел, лежа в стоге сена, блаженно расслабляясь. Вечером прогулялся в город и поел в трактире. И вот когда я уже возвращался, увидел на лавочке рядом с домиком для слуг тот случай, которого ждал, а именно — девичий силуэт. Это, конечно же, оказалась Эльза.

— Привет! — сказала она.

— Доброго дня, мисс, — сказал я, копируя техасский акцент. Эльза шутку не поняла.

— Как работается?

— Да ничего себе так работается, — сказал я, присаживаясь рядом. — А как отдыхается?

— Ужасно. Мне здесь скучно, — пожаловалась девушка.

— И ты пришла, чтобы я тебя развлек?

— Конечно.

— Хорошо. Что ты предпочитаешь, пошлые анекдоты или байки о коровах? Если очень хочешь, могу их даже совместить. Я ведь простой парень, в конце концов, и не смогу соответствовать твоим представлениям об изысканном шутнике.

— А мне этого и не надо, — поморщилась она. — У дяди таких изысканных шутников — целый дом.

-Что-то я не заметил. Хотя, может, когда я ушел, он разделся и стал показывать пантомимы?

— Нет, — рассмеялась она. — Когда ты ушел, там стало еще скучнее. Я так хочу отсюда уехать, честное слово.

— Помниться, вчера за ужином ты говорила совсем другое, — и я стал говорить, изображая женский голос: — Дядя, здесь так здорово. Свежий воздух, вкусные продукты, такая романтика!

Она опять рассмеялась.

— Это я разыгрываю каждый год, когда меня сюда ссылают. Обычно со мной приезжают родители, но в этот раз они где-то в Китае, а я прозябаю здесь.

— Ну не надо расстраиваться по этому поводу, в Китае не так уж и интересно.

— А откуда ты знаешь? Когда это ты там был?

— Не так давно, — честно признался я. И от Китая я был действительно не в восторге. Слишком много там людей, на мой взгляд.

— Так я была права насчет тебя!

— В чем?

— Ты не простой пастух! — заключила она торжественно.

— Конечно, пастух, — буркнул я. — Хочешь, покажу трудовую книжку?

— А что это?

— Ах да, здесь такого нет. Ну и пес с ним. Ты жалуешься, а каково твоей двоюродной сестре? Она-то здесь всё время, — решил извлечь хоть какую-то пользу я. Всё как в том анекдоте. Хочешь-де узнать всё о своей жене, назови ее лучшую подругу шлюхой и слушай.

— А Анне здесь нравится. Но она ничего еще в жизни не видела. Дядя с нее пылинки сдувает. Но ты не меняй тему. Где ты еще бывал?

— Много где.

— А конкретней?

И я стал перечислять ей места, где я бывал. Список был длинный, она, конечно, не поверила. Но много смеялась.

— А что сейчас твориться в доме? — спросил я.

— Приехал какой-то знаменитый дегустатор. И дядя носится с ним, пытаясь ублажить.

— А как зовут дегустатора? — разговор окрасился интересом. Возможно, шеф уже начал действовать?

— Поль Гийон, кажется. Такой противный тип. Он за ужином выпил бутылку вина и так долго рассыпался об оттенках вкуса, я чуть не уснула. А потом они стали играть с дядей в глупую игру. Им приносили бокалы с разными сортами вин, и каждый должен был угадать сорт и урожай. Дегустатор сделал дядю легко.

— И ты сбежала с такого представления? Лично я подмешал бы в бокал с вином какую-нибудь гадость и посмотрел, как они будут отгадывать сорт.

— Была такая мысль, — кивнула девушка и прыснула. — Но за процессом следит Луи-второй. Расскажи мне лучше о себе?

— Нет, так не пойдет. Ты меня все расспрашиваешь, а я о тебе ничего не знаю.

— А что обо мне знать? — пожала плечами она. — Я молодая богачка, которой никто не позволяет развлекаться.

— Какая-то у тебя невысокая самооценка. Вот смотри, как надо. Я молодой, красивый, занимающий почти святую должность, полный перспектив и работающий на миллионера, умник. У меня в подчинении пятьдесят голов, которые глядят на меня как на бога. Ну как тебе?

— Да, у тебя получилось лучше. Тогда я молодая, красивая, с огромным приданным... Нет, увы, в первый раз сказала более точно.

— Это хорошо, когда человек знает себе цену, — изрек я глубокомысленно.

Разговор продолжался еще долго. Девушка определенно мной очаровалась. И в этом, боюсь, вина вовсе не моей внешности или чувства юмора, а Купола Удачи. Вообще, когда он на тебе, с девушками всё до скуки просто. Эх, если бы не работа... Долг есть долг. Шпиён я или не шпиён?

Мы проговорили до глубокого вечера, Эльза ушла домой. На прощанье я получил еще один поцелуй в щеку.

Когда она ушла, я решил действовать. Завтра стартует винный праздник, а я в это время буду телят гонять, как мифический Макар? Ну уж нет.

Сегодня в домик для гостей въехало целых десять человек, которые должны обслуживать гостей, среди которых будут и Жак с шефом — не сомневаюсь. Такой случай шеф не упустит. Празднования начнутся к обеду, до сего времени я должен кое-чего провернуть.

Мой план был прост, как совковая лопата. Самый лучший способ вывести человека из строя — это легкое отравление. Когда я был в городе, не преминул зайти в аптеку и отовариться. Теперь надо подождать, когда все уснут, и незаметно подсыпать в пищу приготовленную смесь лекарств, которую я для назвал: "Великая Семиведерная Клизма". Естественно, рецепт тут выкладывать нет смысла — без колдовства такое не приготовить.

Половину ночи я подмешивал "Гипер-пурген" (новое, улучшенное название) в пакеты с завтраками, обмазывал им сковородки, кастрюли и чайники. Под конец насыпал в чай, кофе и сахар, рассмеялся зловещим, но тихим хохотом и пошел спать. И истинно глаголют: сон злодея — самый сладкий!

Встал я ни свет, ни заря и отправился на пастбище. Сам завтракать не стал, выпью молока после утреннего удоя. Результаты гениальной операции "Драка за толчок" нашли меня за этим самым занятием. Я мирно потягивал молочко, когда прискакал тот самый старик, который пас коров до моего вступления в должность, и сказал, чтобы я катился в поместье, где меня уже ждут. И даже отдал свою лошадь.

Приехав в поместье, я нашел управляющего, милейшего господина Жиля.

— Значит так, парень, — сразу взял быка за рога он. — Сегодня те идиоты, которые должны были обслуживать праздник, отравились. И сейчас ведут бой за свободный сортир. Так что всех молодых ребят сняли с работы, вы должны будете обслуживать гостей. Теперь скажи мне, чего ты там еще умеешь, кроме свино и корово-пашества, чтобы я послал тебя... на подходящее место.

Я принялся перечислять профессии, которыми обладал. Их набралось много, но некоторые, типа летчика-испытателя не слишком подходили ситуации. Но всякие вроде повара, официанта и подобные пришлись управляющему по вкусу. Он спросил, не заливаю ли я, и, получив ответ, что какой у тебя-де выбор, братишь, сказал, чтобы пока я поработал конюхом, а потом официантом. Оказалось, все обитатели дома решили прокатиться на лошадях и посмотреть виноградники до обеда. Я поблагодарил Жиля за доверие и спросил, будет ли за это добавка к зарплате. Тот, скрепя зубами, сказал, что будет. На том и порешили, я пошел седлать лошадей.

На прогулке должны были присутствовать все де Геши и пять дегустаторов. Один, приехавший вчера, и четыре, прибывшие сегодня утром. К десяти часам все пришли к конюшне. Лошади уже были оседланы и готовы к выезду. Я помог дамам взобраться, и мы поскакали. Прогулка выдалась скучноватой. Де Гешь хвастался виноградом , рассказывал, из какого сорта какое вино делает. Я ехал сзади, когда от основной процессии отделилась Эльза и подъехала ко мне.

— Чудесный день, Жан.

— Да, хороший, — кивнул я.

— А что случилось с конюхом?

— Говорят, отравился.

— Жалко. Хотя не очень. Ему нашлась хорошая замена, — сказала она игриво.

Мы завели беседу. Я расспросил о дегустаторах, от которых поутру уже несло свежим перегаром, похоже, день они начали с винной разминки. Прогулка продолжалась почти два часа, если б не Эльза — я б помер со скуки. Весь этот пи... все эти разговоры о вине и сортах винограда... Великий Светлый, мужики должны разговаривать только о машинах, бабах и бабских же титьках. Других тем не предполагается природой мужчины, всё, что отличается — есть ненормально. Чуждо. Противно и скучно здоровому мужскому рассудку.

После прогулки я устроил коней в конюшне и пошел на кухню теперь на законных основаниях. Повара трудились вовсю. Им разрешалось спать в доме, так что никто не пострадал от моих проделок. Я выносил подносы с едой на лужайку перед домом и расставлял на столы. Празднества предполагалось провести здесь. Начали подходить первые гости. Мужчины де Геши тоже выползли. Скоро гостей стало больше и из дома вышли де Геши женщины. Бесспорно, Анна была самой красивой из всех. Она надела эффектное платье цвета рубинового вина и грациозно парила меж столов. Эльза, напротив, облачилась в джинсы с рубашкой и походила на фермершу. Впрочем, тоже выглядела очень даже.

И вот, я дождался. К дому подъехал большой красивый лимузин, и из него вышел Жак. Он обошел машину и помог вылезти шефу. Шеф тоже изменил облик — превратился в худого, пожилого мужчину, слегка похожего на Жака, только великовозрастней. Ни у кого не возникало, что приехали отец и сын. Оба одеты в дорогие классические костюмы, ну просто принц и король Датские, етить их в качель!

Жак вызвал фурор среди дам. Он светился красотой и уверенностью, притягивая женские вожделенные и мужские завистливые взгляды. Они подошли к де Гешам, приблизился и я, чтобы слышать беседу.

— Здравствуйте, месье, — скрипучим голосом поздоровался шеф. — Я ваш новый сосед, решил приехать и засвидетельствовать свое почтение. Меня зовут Анри де Голь. А это мой сын — Жак.

— Очень рад познакомиться, — пожал руку шефу де Гешь. — Это мой сын Луи. Говорят, вы выкупили виноградники по соседству?

— Да. И еще одну старую фабрику. Мне подумалось, на старости лет надо селиться поближе к земле. Виноделие в моем понимании достойная профессия для старого банкира. Мой сын, правда, скучает по Парижу, но ничего, привыкнет.

— Поверьте, нет в мире более захватывающей профессии, чем винодел. Это только на первый взгляд она скучна, а на самом деле... — и де Гешь снова полез в основы и тонкости своей тупой профессии. Я больше не мог слушать эти речи и отправился исполнять обязанности официанта.

Пока я незаметным призраком разносил еду, оба липовых де Голя уже вовсю общались с гостями. И шеф, и Жак прибывали на высоте, по-другому быть не могло, — Купола Удачи их ломились от вероятностей обольщения. Жак вскоре отделился от "папаши" и пошел подбивать первые клинья к Анне. Она стояла вместе с Эльзой и беседовала с каким-то невзрачным очкариком. Жак подошел и галантно представился. Он сразу затмил очкарика, перехватил инициативу беседы и потянул одеяло на себя. Или девушек к одеялу — тут уж как поглядеть. Девушки тоже очаровались. Послышался их звонкий смех, звон бокалов и прочая приколюха. К ним потихоньку подтягивалась стайка молодых парней и девушек, вскоре гости окончательно разделились на молодую группу, откуда слышался смех и громкие французские возгласы; и группу старпёров — там веселья было гораздо меньше. Но в обеих группах де Голи находили центр внимания.

Началась дегустация вин. Дегустаторы выползли на свет божий, разлепляя тяжелые веки, стреляя красными прожилками глаз направо и налево, травя уже не свежим перегаром каждого, кто отваживался поздороваться с ними. Дегустаторы принялись дегустировать с рвением, которое проявляют только французские и грузинские винопробцы. Остальные гости тоже поддали, правда, из них мало кто мог похвастаться, что отличает год и урожай пробников. Вино и вино. Особенно налегали на полусладкое, а там — разницы особой нету. Самым авторитетным дегустатором оказался одновременно и самый старый мужик неопрятного вида. Он комментировал каждый глоток вина, рассыпал датами, сеял мудрость, стремительно пунцовея от работы. Профи, настоящий профи — аж завитки брали.

Я решил, надо бы поздороваться с шефом. Подойдя к нему сзади, я осведомился:

— Не хочет ли месье чего-нибудь?

— А, месье Жан? — ответил шеф весело. — Конечно, хочу. Принеси-ка мне пивка, а то от этой красной бурды у меня уже изжога.

— А может, на ваших новых виноградниках найдется работа для молодого пастуха?

— Боюсь, я не собираюсь заводить коров и лошадей. Так что лучше тебе пока работать на месье де Геша.

Я молча отвернулся и пошел в другую сторону. Что ж, другого я и не ожидал. Похоже, мне предстоит в этом деле роль наблюдателя.

Веселье продолжалось. Гости уже налакались халявного вина, многие отдыхали на стульчиках. Жак продолжал быть душой компании. Шеф ходил и выспрашивал секреты виноделия. Я разносил еду. Короче, все играли свои роли. Я лучше всех, конечно. Так продолжалось до вечера. Я имею в виду попойку на улице. Потом толпа переместилась в дом, а мне пришлось убирать на лужайке. Правда, меня быстренько перевели в дом — рук не хватало, обслуживающий персонал всё еще вел бой за свободное очко в туалетах... Гости постарше разъезжались по домам. Уехал и шеф. Хотя я чувствовал, ушел он отсюда только телом. Над залом так и витал его недреманный и весьма заинтересованный взор.

Жак развлекал сестричек де Гешь очень профессионально. Нельзя и подумать, что еще несколько дней назад парень был стеснительным и безобразным. Я несколько раз подходил к их столу и каждый раз убеждался, всё идет как надо. Даже Эльза не замечала моего присутствия. А вот Анна не казалась сильно очарованной. Она, конечно, смеялась над всеми шутками и поддерживала светскую беседу, но не больше. Да, Жаку предстоит серьезная работа. Как и мне. Из-за нехватки людей я был нарасхват. Под конец вечера я даже пожалел, что отравил остальных слуг. Хотя нет худа без добра. Подвыпивший хозяин несколько раз меня подзывал и говорил, что доволен моей работой. Даже обещал прибавку. Но больше всего меня задолбал старый дегустатор. Он то и дело подзывал меня и просил принести бокал вина такого-то сорта, такого-то года... Не знаю, сколько там бутылок скрылось в его утробе, но я написал по этому поводу скороговорку. Читать быстро: французский дегустатор самый дегустаторский дегустатор среди дегустаторов, никто не передегустирует французского дегустатора по дегустаторству...

Но все заканчивается, и, слава Светлому, этот вечер тоже. Гости стали расходиться. Кто по комнатам дома де Геша, кто поехал в город. Одним из последних уходил Жак. Он долго прощался с девушками, по обрывкам долетевших фраз я узнал, он обещает приехать завтра. Девушки не возражали. Когда все рассосались, мне досталось сомнительное удовольствие убирать. Только к одиннадцати часам я пришел в домик для слуг и завалился спать, несмотря на стоны и бегание в туалет соседей. Спалось мне хорошо.

На следующее утро я встал чуть позже обычного и пошел к своим тёлкам. Как оказалось, их уже вывели, пришлось отправиться на поиски. Вывел их тот самый дед. Он с удовольствием сдал мне скотину и пошел по своим делам. Весь день я провел в размышлениях и неге, лежа в стогу сена. Наше дело вошло в, так сказать, болотную стадию. Мы привели Жака к его любви и должны ждать результата. В ближайшее время предстоит настоящая скукота, зато выдалось время поупражняться в колдовстве. Я копил вероятности, практиковался в Знании и пас коров. От меня не предполагалось никаких активных действий, я выкинул из головы и шефа, и Жака.

Так прошло пять дней. Время тянулось лениво, но я не жаловался. У выздоровевших слуг я узнал, что Жак каждый день приезжает к Анне. Но, похоже, дело особо не движется. Почему всё так затягивается, я понять не мог. С таким Куполом Удачи и такой внешностью он должен уже, по крайней мере, в койку Анну затащить. Ясное дело, любовь так просто не рождается, но секс в том — весьма себе катализатор.

Но вскоре я выяснил, что мешает продвижению Жака на любовном фронте. И этим "что" оказалась "кто" — Эльза. Скучающая парижанка присутствовала на каждой встрече Жака и Анны. Ее можно понять, девушка скучала. Но мы-то прибыли сюда вовсе не веселить, не цирк же мы, право слово. Я не собирался торчать на Темным забытой ферме и пасти коров Светлый знает сколько. Да и шеф, наверное, тоже. Хотя тут я могу и ошибаться. Он вполне мог укатить в Париж и наслаждаться жизнью там, пока здесь всё тянется. С этим надо что-то делать, вот только что? Никаких указаний от шефа не поступало, кроме последнего, на празднике, где мне приказали продолжать работать. Ну, а если я вот "поработаю", что-то сделаю не так и помешаю основному плану шефа? Самое противное, связаться я с ним никак не мог. Ладно, подожду еще немного, решил я. Жирок нагуляю на молочке свеженьком.

В поместье де Гешей жизнь, меж тем, неслась на всех парах и под всеми парусами. Скоро намечалось еще одно знаменательное событие — вскрытие старого вина. Этот праздник устраивался не де Гешем, а был чем-то вроде дня урожая всех виноделов Шампани. Он проводился каждый год на разных винодельнях, там распивались не прошлогодние вина, как на недавнем празднике, а коллекционные сорта. Это должно было стать настоящим событием в мире вина, ради него оставили погостить во всех отношения замечательного дегустатора, который так напрягал меня на предыдущем празднестве и даже стал героем моей скороговорки.

Как оказалось, пил он не только вина, но и многие другие алкогольные напитки. И всё, что горело в принципе тоже употреблял. Компания хозяина поместья ему давно наскучила, поэтому он часто ходил в кабак, где я ужинал. Однажды, узнав меня, он даже предложил присесть за его столик. Пил он виски, и его бутылка опустела наполовину. Мутные глаза светились, казалось, тем же напитком, какой он пил. Употребляя вино, дегустатор окрашивал белки глаз красными прожилками. Сегодня же радужка напоминала цветом виски.

— Вы, кажется, Жан. Вы были официантом на том празднике? — сказал он мне, когда я подсел за его столик.

— Да, месье. А вот ваше имя мне неизвестно, — вежливо сказал я.

— Поль Гийон. К вашим услугам, юноша.

— Очень приятно. А что вы тут делаете, месье Гийон?

— Просто Поль. Я сбежал от зануды Луи.

— А что так?

— Поймите меня, Жан, я дегустатор, — его речь пылала перегаром и французской вежливостью. Голос лился, шипел, эмоциональность в нем то и дело вспыхивала, но степенность брала свое. — Причем известный на весь мир. И я не прочь поболтать о вине и всем, что с ним связано. Но это не значит, что у меня нет других жизненных интересов. А у этого винодела, похоже, этих интересов нет. За время, что я с ним знаком, мы говорим только о вине и винограде. Я тысячу раз пытался заговорить на другие темы, но он все сводил к этому. И более того, он настолько скучен, что почти не пьет. На том празднике он выпил два бокала вина. А так пробовал и сплевывал, как портовая шлюха. Вы знаете, нам, дегустаторам, так положено, но мое личное мнение — всё это чушь. Я однажды бывал в Грузии, и там, скажу я вам, тоже делают неплохие вина. И тоже есть дегустаторы. Но там никто не сплевывает то, что попадает тебе в рот. Великий Боже, вино призвано, в первую очередь, расслаблять мозг, а не услаждать небо. Хорошее вино делает и то, и другое. И тот, кто наслаждается только одним, когда может двумя, просто идиот.

Я заворожено слушал эту небольшую речь и мысленно соглашался с дедом.

— И поэтому вы сюда сбегаете?

— А что делать? — пожал он тонкими плечами. — Конечно, можно поехать в Реймс и поселиться там. Но, боюсь, этот олух обидится. А он богатый и влиятельный человек среди виноделов. Так что мы попали в обоюдный капкан. Ни он, ни я не можем позволить себе обидеть или обидеться.

— А вы давно с ним знакомы?

— В первый раз вижу. Иначе не приехал бы сюда. Но, молодой человек, вы отвлекаете меня от последнего удовольствия в моей жизни, — он налил себе виски в стакан. — А вы не желаете?

— С удовольствием, — сказал я, подумав секунду.

Мне, признаюсь, уже не хватало приятной беседы с умным человеком. Я заказал еще бутылку, в результате мне пришлось тащить дегустатора домой на горбу.

К одиннадцати часам я приволок его и сдал дворецкому. Но вечер, несмотря на такое... физическое завершение, всё равно казался мне удачным. Беседа была интересна и занимательна, и мы ни разу не вспомнили о вине. Я тоже неплохо набрался и шел домой, слегка покачиваясь, но в прекрасном расположении духа. Я собирался завалиться спать, но, оказалось, мой вечер только начинался.

В домике для гостей было пусто, слуги разъехались по домам, а троих вообще уволили за то, что так внезапно отравились в нужный момент. Мой друг, герой любовник Марлон, тоже присутствовал сегодня в трактире, в компании сорокалетней прелестницы с огромной грудью и золотыми зубами. Я не знал, что где-то кроме России такое бывает. Так что у меня были все шансы ночевать сегодня одному. Но тут я увидел на лавочке женскую фигуру. Очень знакомую фигуру, я бы сказал.

— Привет, Эльза, — сказал я весело. Как сказано выше, я был слегка навеселе, небольшой флирт показался мне подходящим завершением вечера. Кроме того, мне пришла в голову замечательная идея, как избавить Жака от общества Эльзы и начать уже по-нормальному окучивать Анну.

— Привет, Жан, — сказала она. Я увидел, рядом с ней на лавке бокал с вином.

— А что это ты напиваешься на ночь глядя?

— А я вовсе не напиваюсь. Я просто так устала сегодня, и мне надо расслабиться.

— И что же ты делала? — спросил я, присаживаясь рядом.

— Мы с Анной и Жаком де Голем ездили сегодня в Реймс. Весь день шатались по нему. Я даже ногу натерла.

— А кто такой Жак?

— А ты не знаешь? Это новый сосед моего дяди. Красивый паренек, похоже, он сильно запал на Анну. Так и пожирает ее глазами на каждом свидании.

— Правда? — я старался разыгрывать удивление, но так и тянуло прыснуть. — И что она?

— Пока не уверена. Эй, а что это я тебе всё рассказываю?

— Не имею ни малейшего представления, — соврал я. Конечно, она рассказывала то, что мне наиболее интересно, потому как попала под действие Купола Удачи. Тут ничего не поделаешь, колдовство — оно и есть колдовство. — Но мне интересно, рассказывай дальше.

— А я не хочу, — надулась она. — Вот скажи, почему все парни выбирают не меня? Я что, такая уродина?

— А, понимаю. Ты втюрилась в этого Жака?

— Пф, — фыркнула она, но я-то вижу, как порозовели ее щеки. — Конечно, нет. Такие не в моем вкусе. Слишком он самоуверенный. Наверняка у него уже было столько девушек, сколько листков на этом дереве. Но это дело принципа. У меня уже бывали случаи, когда тот, кто мне нравился, влюбился в мою лучшую подругу. И тут опять. Может, Анна и красивее меня, но она грубая и жестокая провинциалка!

— Ого! Какие тайны открываются под покровом темноты! — не выдержал и рассмеялся я.

— Да какие это тайны? — сказал она презрительно. — Все знают, что Анна взбалмошна и жестока. Возьми хотя бы эту историю с пастухом, твоим предшественником. Бедный мальчик влюбился в нее, а она над ним посмеялась. А ведь он был совсем не так плох. Конечно, некрасив и беден, но разве если любишь это важно? А она хочет богатого и красивого мужа, а на любовь ей наплевать! Просто партию получше, и всё. И вот, она дождалась. Жак полностью соответствует ее идеалам. Вот скажи, почему вы, мужики, всегда выбираете красивых стерв, а на хороших девушек не обращаете никакого внимания? Я понимаю, Анна красивее меня, но если, допустим, тебе пришлось выбирать между мною и ей, кого бы ты выбрал?

— Конечно, тебя, — ни секунды не задумываясь, сказал я. В такие моменты мужику думать вообще нельзя. Ставят выбор — говори, что выбираешь ту, которая спрашивает. Иначе или обида, или глаза расцарапает.

— Это просто слова, чтобы сделать мне приятно, — надулась она еще больше.

— Вовсе нет, — сказал я и придвинулся поближе. — Я никогда не вру. И я думаю, ты гораздо красивее Анны.

— Да... — она резко повернулась, и наши лица оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.

Я смотрел в ее глаза, а она в мои. Она замолчала, я услышал ее учащеннее дыхание. Похоже, она сильно разволновалась. До меня донесся запах ее волос, они пахли жасмином. Через несколько секунд она отвернулась, но я взял ее за подбородок и развернул лицо обратно. Мы снова уставились друг на друга. В ее глазах играл хитрый огонек. Мои губы оказались у ее губ, я поцеловал ее. Поначалу она, казалось, не поняла, что произошло, но вскоре ответила на поцелуй. Я обнял ее за талию, она часто дрожала от возбуждения. Мы целовались несколько минут, пока я не прекратил это. Потом я встал и взял ее на руки. Она обвила руками мою шею, я понес ее в дом. По пути мы продолжали целовать друг друга. Я положил ее на свою кровать, лег рядом. Ночь утонула в лунном свете и ее теле...

Когда я проснулся, склянки пробили восемь. Воспоминания ночи нахлынули, я пошарил руками вокруг — никого. Ох уж эти бабы, подумал я и начал одеваться. Впрочем, я ошибся. На тумбочке лежала записка:

"Встретимся в десять там же, где познакомились".

И еще смайлик такой большой, на ползаписки. Ох уж эти бабы, снова подумал я, и отправился на выпас.

Коровы стояли в загоне, доярки как раз заканчивали утренний удой. Я повел скот в поле, где благополучно добрал сна в стогу сена. Проснувшись, я почувствовал себя отдохнувшим и бодрым. Я погнал коров в стойло, а потом пошел ужинать в город. Закончил ужинать я в полдевятого. Еще предстоял путь обратно, но я решил прийти к месту встречи пораньше. Про себя я анализировал всю ситуацию и находил ее приятной, полезной и совершенно бесчестной. Почему она показалась мне приятной, я, пожалуй, объяснять не стану, сами догадаетесь. Полезна она для нашего дела. Пока я отвлекаю Эльзу, у Жака есть все шансы соблазнить Анну. А бесчестная эта ситуация потому, что у нас с Эльзой ничего не получится. Как это не подло с моей стороны, но я собирался бросить ее сразу после окончания дела. И не потому, что она не в моем вкусе, вовсе нет. Просто я ее не любил. Я вообще еще не встречал девушку, которую мог бы полюбить. Я ученик колдуна, а колдуны редко влюбляются в кого-либо. Хотя на моем пути и попадались девушки, которых я мог бы полюбить, если захотел. Но дело именно в том, что я не хотел. Любовь, она в французских комедиях хороша, в немецких фильмах тоже ничего себе, но работе мешает. Если б я еще был полноценным колдуном, тогда ладно. Но покамест я даже осесть нигде не смогу — мне придется ездить вслед за шефом. Таскать постоянную девушку за собой по Миру тоже не получится. На это не пойдет уже сам шеф.

Я прошел через калитку, которую, разумеется, не закрыли, пошел в маленький лесок, где в первый раз встретил Эльзу. На часах было половина десятого. Я закурил, держа сигарету так, чтобы не было видно тлеющего огонька на кончике. И вдруг обнаружил, я не один в этом леске. Чья-то мужская фигура медленно и осторожно пробиралась сквозь деревья. На секунду она попала в свет, льющийся из окна, и я узнал Жака. Парень, похоже, тоже устраивал свои любовные дела. В окне второго этажа загорелся огонек свечи. Окно открылось, и оттуда выкинули веревку. В проеме я различил силуэт Анны. Значит, Жак добился-таки своего, и скоро эта история закончится. Я подумал, надо заканчивать и толком не начатые отношения с Эльзой. Лучше разбить ее сердце с самого начала, а не тянуть. Я решил, когда она придет, скажу ей, всё это было ошибкой, нам надо расстаться, это не ее вина, просто я такая вот сволочь. Короче, варик накатанный...

Я прождал полчаса, но никто не явился. Было уже десять двадцать, когда я не на шутку разволновался, но решил подождать еще. Жалко, что я так и не взял у нее номер телефона мобильника. Я прождал до одиннадцати и понял, она не придет. Тогда я пошел в домик для слуг и забылся спокойным сном. Хоть я слегка беспокоился за Эльзу, меня грела мысль, что это дело заканчивается.

Проснувшись, я приступил к исполнению своих пастушьих обязанностей. Вечером опять пошел в кабак и когда вернулся, думал, Эльза будет-таки поджидать меня у домика, но ее не было. Тогда я решил узнать, что происходит. И пошел расспрашивать ребят, работающих в доме. Два уборщика уезжали из поместья в девять, я успел их перехватить, когда они садились в автобус. Предложив им прогуляться до трактира и угостить пивом, я встретил нешуточный энтузиазм. Так бы они работали, как халяве радовались...

Когда я во второй раз возвращался к домику для слуг, у меня была полная, хотя и непонятная информация. Оказывается, Эльза второй день не показывается никому на глаза и выходит из комнаты только поесть. Ей даже вызывали врача, но тот сказал, она здорова. Неужели у нее так испортилось настроение после ночи со мной? Это слегка било по самолюбию, но не объясняло происходящего. Хотя всё к лучшему. Если она в расстройстве от ночи, проведенной со мной, значит, не расстроится из-за всего остального. А еще я узнал, что завтра приезжает шеф с Жаком. И пусть никто точно не знал, зачем, наверняка шеф попросит у де Геша руки Анны для Жака. Возможно, это слегка поспешно, но шеф никогда не тянет с концовкой, если можно ускорить. Короче, очень скоро всё закончится, и мне больше не придется пасти этих коров. Хотя, признаюсь, эта простая работа нашла позитивные отклики в моем сердце. Ведь пастух — одна из древнейших профессий, пусть и не самая прибыльная, но свое очарование имеет. Дает много времени для размышлений.

С такими мыслями я завалился спать. А наутро меня ждал сюрприз. Кто-то позвонил на мобильник. Этот номер знали всего два человека, так как подключился я в Реймсе, когда приехал в Шампань. И номер я дал только управляющему Жилю. Ну и шеф, конечно же, знал его просто потому, что он всё знал. Я думал, звонит шеф, но оказалось, месье Жиль беспокоит меня с утра пораньше. Выяснилось, меня собираются снова призвать в официанты по просьбе моего нового друга — дегустатора Гийона. Сегодня должна состояться пробная дегустация вин, которые представят на будущем празднике. И я, якобы, достаточно хорошо разбираюсь в винах, не то что плебеи, работающие в доме. Это, естественно, был просто предлог, чтобы снова меня увидеть и немного разнообразить скучные стариковские будни. Я подумал, удача мне определенно прёт — я попаду в дом и узнаю, что случилось с Эльзой, а может даже, увижу шефа и Жака.

Дворецкий уже ждал меня и объяснил все обязанности. Оказалось, сегодня будут дегустировать не только вина де Геша, но и всех его конкурентов. В общем двадцать сортов вин, от игристых, до сухих. Дегустаторов будет пятеро: де Гешь-отец, де Гешь-сын, месье Гийон, месье Коре, тоже один из крупных виноделов Шампани, и приглашенный месье де Голь, то есть — шеф. Тот должен набираться опыта, раз собрался стать виноделом, и еще хочет сделать какое-то заявление. У каждого из дегустаторов будет собственный официант, Гийон выбрал меня. Вскоре я увидел и самого Поля. Он спускался по лестнице и приветливо протянул мне руку.

— Привет, Жан! — сказал он. — Я надеюсь, ты не в обиде на меня из-за того, что я оторвал тебя от твоих коров. Но у меня не было другого выхода. У каждого из местных снобов будет свой личный виночерпий, а мне они хотели предложить какого-то мальчишку, который не сможет отличить Шато от Бурбона. А это никак не годится, друг мой! Сегодня я должен быть на высоте. А потом приглашаю тебя по-настоящему выпить в тот милый трактирчик в городе. Как ты на это смотришь?

— Положительно, месье, — поклонился я.

— Вот и здорово! Ну я пойду прогуляюсь, надо подышать свежим воздухом и нагулять аппетит перед обедом. Мои вкусовые рецепторы должны быть готовы ощутить весь букет. Увидимся за обедом.

И он ушел. Я попробовал порасспрашивать дворецкого, что происходит в доме, тот молчал, как рыба об лед. Он работал здесь уже двадцать лет и хранил тайны хозяев не хуже, чем несгораемый сейф. Тогда я прогулялся по дому, но дворецкий быстренько перехватил меня и принялся натаскивать меня по винам, десять раз объясняя, где что лежит. Мы спустились в погреб, где хранилось вино, и почти два часа я заучивал как что называется, а потом еще час дворецкий гонял меня по этикету и порядку подачи блюд. Хотя я всё это хорошо знал, но притворялся, чтобы расспросить его. Результата, к сожалению, так и не добился. Даже Купол Удачи оказался бессилен перед верностью слуги к секретам хозяев.

В двенадцать мне дали ливрею, я помог накрывать на стол. Обед назначили на час дня, но гости прибыли раньше. Первым прибыл второй после де Геша крупнейший винодел Шампани вместе с женой. Уже не молодой, но еще и не старый маленький веселый мужик. Он смеялся надо всем и всеми, впрочем, беззлобно. Его жена годилась ему в лучшем случае в дочери. Весьма эффектная блондинка, надо сказать. Потом приехал и шеф с Жаком. Оба поздоровались с хозяевами и гостями, и все вместе прошли в столовую. Стол уже ломился от яств, а все слуги, и я в том числе, выстроились в парадных ливреях.

Я внимательно рассматривал гостей, но мое внимание больше привлекали Жак с шефом. Шеф был сама элегантность и шарм. Он излучал энергию. Над ним стоял мощнейший Купол Удачи и благословение ужасающей силы. Определенно, он рассчитывал на большую удачу. А вот Жак чем-то взволнован. Хотя в его новом теле даже волнение выглядело красиво. Парень, наверное, знает, что сегодня будет вершиться его судьба. Гости уселись, вскоре к ним присоединились женщины де Гешь. Первой вошла Эсмиральда, потом светящаяся счастьем Анна. Очевидно, она тоже была в курсе, что должно произойти, но, в отличие от Жака, не волновалась по этому поводу. Если судить по словам Эльзы, она ждала подходящую партию давно. Последней вошла сама Эльза. Увидев меня в парадной ливрее, она сначала побледнела, потом, напротив, залилась краской. Но смогла собраться и уселась рядом с сестрой.

Дегустация началась. И хотя все здесь неплохо разбирались в винах, месье Гийон определенно давал в этом сто очков форы остальным. Ни де Геши, ни Коре, ни даже шеф не могли с ним поспорить. Хотя шеф, наверное, мог, просто это выглядело бы подозрительно, если только что начавший заниматься виноделием он переплюнул бы профессиональных дегустаторов. Распробовав все вина, каждый заказал бокал наиболее понравившегося, и начали подавать еду. Конечно, под разные вина полагались определенные блюда. За столом потекли неспешные разговоры о винах. При этом мой друг Гийон несколько раз поморщился. И наконец, слово взял шеф. Он встал и, подняв бокал, сказал:

— Мадам и месье, я очень рад, что присутствую на этом празднике вкуса. Признаюсь, никогда не пил ничего подобного. Это наполняет меня сразу несколькими чувствами. Первое — это зависть, теперь я понимаю, мне вряд ли удастся произвести что-то подобное. Но зависть пробуждает во мне и здоровое чувство конкуренции, и я приложу все усилия, чтобы приблизиться к вашему совершенству в произведении вина. Попробовав сегодня эти напитки богов, я знаю, к чему мне надо стремиться. Я поднимаю это бокал за вас, господа!

Он осушил свой бокал одним глотком. За столом все одобрительно забубнили. Но шеф и не думал садиться. Выпив, он повернулся к де Гешу и обратился персонально к нему:

— Месье, сегодня к вам у меня есть еще одно дело, к моей великой радости. Я знаю, насколько вы чтите старые традиции и полностью одобряю ваш подход к ним. И именно поэтому сегодня я прибыл не только в качестве гостя, но и в качестве просителя, — у меня слегка закружилась голова. На де Геша направился целый шторм колдовства. Винодел ничего не почувствовал, как и все присутствующие, но у меня на это дело организм непременно реагирует легкой дурнотой. — У вас есть прекрасная дочь, месье, а у меня есть сын. И за недолгое знакомство между ними воспылал костер любви и страсти. Они полюбили друг друга и хотят пожениться. И от лица своего сына, я прошу у вас руки вашей дочери.

За столом все сразу заохали и начали перешептываться. Де Гешь и его жена слегка офигели. Но на них шеф обрушивал целые потоки заклятий, так что выбора у них, в принципе, не было. Нельзя заставить одного человека полюбить другого, но повлиять на мнение по какому-то вопросу очень даже можно. Шеф бил по самой Сути де Гешей, и они дрогнули. Не сразу, конечно, сначала отец семейства обратился к дочери и спросил у нее согласия на брак, а получив его, сдался. В конце концов, партия с Жаком действительно была ему выгодна. Богатый и красивый, да еще и сосед. Просто идеально. Все сразу повеселели. Жак и Анна сидели довольные, хотя в глазах жениха чувствовалось какая-то растерянность. Он, очевидно, не мог поверить в свое счастье. Гийон сразу произнес тост за здоровье и любовь, и Жак с Анной даже поцеловались. Весьма целомудренно, но всё же. Обед затягивался и скоро перешел в ужин. Де Гешь под конец подсел к шефу и долго с ним о чем-то беседовал. Очевидно, о вине. А Гийон, тем временем выхлестав бутылку вина за несколько тысяч евро, сказал, что ему нездоровится, еще раз пожелал возлюбленным счастья и попросил меня отвести его в комнату.

По пути он протрезвел на глазах и сказал, что готов отвести меня в трактир. Я не видел причин отказаться и, переодевшись в нормальную одежду, присоединился к Полю, который уже ждал меня на улице рядом с машиной. Я сел за руль, так как Гийон сегодня уже выпил, и через пять минут мы подъехали к трактиру. Там нас встречали как завсегдатаев, причем весьма щедрых. Поль был богатым человеком, да и я гулял здесь, разумеется, не на пастушье жалование. Мы заказали виски, кое-какой еды и начали обсуждать произошедшее сегодняшним вечером.

— Неплохая из них выйдет пара, вы не находите? — спросил я, опрокидывая стакан.

— Не знаю, мальчик, не знаю, — покачал головой Поль.

— Почему? Оба молодые, красивые и богатые. И еще любят друг друга. Чем не идеал?

— Я не совсем уверен в их любви, Жан.

— Правда? Ну, может, она его и не любит, а только ищет подходящую партию, но в итоге это не имеет значение. Брак вообще подразумевает любовь, но далеко не всегда она ему сопутствует. Я видел тысячи примеров брака без сумасшедшей любви. Так что, если он постарается, то Анна его полюбит.

— Это, конечно, так, но у меня сомнения вовсе не в Анне. Мне показалось, этот юноша вовсе не влюблен в нее.

— Вы так думаете? — рассмеялся я. — Уж можете мне поверить, он безумно влюблен.

— Почему ты так думаешь? — заинтересовался Поль.

— Вы уж просто поверьте мне на слово. Гораздо интересней, почему вы думаете, что он не влюблен в нее?

— Я за ним наблюдал. Сначала он сильно нервничал, но старался не подавать вида. А когда его отец выступил, мне показалось, он не очень-то и рад. Я думаю, де Голь-старший захотел породниться с местными виноделами и приказал сынку ухаживать за Анной. Это действительно будет неплохая партия, на мой взгляд, но я лично считаю, брак без любви — печально зрелище.

— У вас интересный взгляд на этот случай. Но мне кажется, Жак хотел свадьбы не меньше, чем его отец.

— Что же, все может быть. И еще мне кажется, сестра Анны тоже не слишком рада этой внезапной помолвке. Она сидела весь вечер белая как полотно и кидала взгляды то на тебя, то на Жака. Я, было, подумал, у вас какой-то любовный треугольник.

— А вы очень наблюдательны, Поль, — опять рассмеялся я. — Но давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом. В конце концов, какое нам с вами дело до всех этих любовных головоломок. И вообще, мы, возможно, видимся в последний раз.

— А ты собрался увольняться? — удивился он.

— Да. Думаю, быть пастухом — это не мое. Хотя довольно философская профессия, но, на мой взгляд, скучная.

— И когда ты собираешься увольняться?

— Я думаю, в самое ближайшее время.

— Тогда действительно не стоит говорить о всякой ерунде, вроде любви и вина. Давай лучше обсудим последние направления в кино...

Мы поговорили о кино, потом перешли к музыке. Старикан оказался настоящим экспертом, как в первом, так и во втором. Беседа текла, бутылка медленно, но уверенно пустела. Поль завел разговор о мировой политике. У него была своя, довольно странная точка зрения на то, каким должен быть идеальный политический строй. В него входила гремучая смесь между демократией, коммунизмом и анархией. Мы заказали вторую бутылку и только успели ее начать, как у меня зазвонил телефон. Я подумал, шеф наконец-то решил призвать меня под свое крыло, но, посмотрев на экран, увидел, мне опять звонит Жиль.

— Парень, в поместье ЧП! — сказал он в трубку.

— Что случилось?

— Пропала Эльза.

— Как? — сразу протрезвел на пару промилле я.

— Никто не знает. После ужина пошла к себе, а когда ее хватились, то не нашли. Все слуги и рабочие уже вышли прочесывать территорию.

— Ей звонили?

— Ты думаешь, у нас вместо головы задница, как у тебя?! Конечно, звонили. Но ее телефон отключен.

— Хорошо я еду, — и я повесил трубку.

— Что случилось? — спросил Поль.

— Эльза пропала. Все собираются ее искать.

— Господи! Тогда нам надо ехать туда!

Расплатившись по счету, мы сели в машину Гийона и поехали в поместье. По дороге и я, и Поль протрезвели еще изрядней. Хотя я был почти уверен, что знаю, где ее найти. Вероятно, она поджидает меня в домике для слуг. Но Поль не должен знать о нашей интрижке, поэтому я привез его к поместью, а сам, под предлогом переодеться, пошел к себе.

Когда я подходил, то ожидал, Эльза будет сидеть на той самой лавочке, где началось наше становление больше чем друзьями. Но на лавочке никого не было. Тогда я решил обыскать дом. В нем не должно быть слуг, наверняка, всех послали искать племянницу хозяина. У себя в окне я увидел легкий свет от зажженной сигареты. Я подумал, что нашел беглянку, и прошел внутрь.

Годы, проведенные с шефом, научили меня держать ухо востро и ничему не удивляться, но здесь я, признаюсь, дал маху. Я настолько уверился, у меня в комнате Эльза, что прошел открыто, а когда входил, даже сказал что-то приветливое. Осмотревшись, я никого не увидел, и вдруг на мой рот легла рука. Одновременно с этим другая рука легла мне на шею в замке. Я думал и действовал быстро. Во-первых, мгновенно, буквально со скоростью света, назвал себя болваном. Это надо было после стольких лет тренировок сморозить такую глупость — открыто войти в комнату, зная, что там кто-то прячется, и позволить себя схватить. А если бы мне всадили нож в спину? Тут никакой Купол Удачи не помог бы. Но корил я себя недолго — меньше секунды. Второй моей мыслью пробежало, что держит меня мужская рука, а не рука Эльзы. Чтобы это понять, ушло еще полсекунды. В итоге, через секунду человек, пытавшийся меня удержать, получил локтем под дых, я перекинул его через плечо и достал нож. Ситуация перевернулась — я сидел на нем сверху и уже мой локоть зажимал его шею в замке. А нож был прижат к шее так, чтобы он видел. Я уже собирался спросить, кто он, когда услышал хриплый голос:

— Иван, это я — Жак.

— Жак! — сказал я, вставая с нашего Ромео. — Ты сдурел? Нельзя так ко мне подкрадываться. Я же мог тебя убить ненароком!

— Прости, — сказал он, переворачиваясь. — Мне нужна твоя помощь.

— В чём дело? И где Гамбит?

— Он уехал в Париж, — сказал Жак, вставая. — Сказал, делать ему здесь больше нечего, и просил передать тебе, чтобы ты бросал всё и ехал к нему.

— Правда? Ну, хорошо, я поеду, как только кое с чем здесь закончу. А тебя можно поздравить! У тебя получилось, ты завоевал свою любовь!

— А вот тут у меня возникла проблема... — замялся он.

— Какая? Что, когда шеф уехал, она пошла в отказ?

— Нет, с этим всё в порядке. Мы даже назначили дату свадьбы. Только не в этом дело...

— А в чём? Шеф обязан присутствовать? Ну так это не проблема, сочини что-нибудь. Объяви о его смерти, в конце концов. Всё равно местные его никогда не увидят, а вскоре вы все вообще забудете о Гамбите...

— Да нет. Месье Гамбит уже продумал это. Он сказал, что подстроит собственную смерть, я останусь единоличным наследником этих виноградников и фабрики и смогу спокойно зажить там с Анной. Но дай мне наконец договорить.

— Да пожалста. Только быстрее, у меня еще есть дела.

— Я не люблю Анну.

Вот от этих слов я обалдел. Это что же получается, всё, что мы сделали, пошло коту под хвост? Я сидел здесь две недели и пас коров, а этот дебил говорит, он не любит Анну! Ту самую Анну, которой он нам с шефом все уши прожужжал.

— Ты что прикалываешься, Казанова хренова?! — рявкнул я. — Что, как стал красавчиком, так тебе подавай Памэлу Андэрсэн?! И ты думаешь, мы с шефом будем теперь всю жизнь тебе невест подбирать? Да нужен ты нам, как ежу бритва!

— Подожди, Иван. Выслушай меня...

— Даже и не подумаю. У меня, между прочим, приказ собирать манатки и валить отсюда. Вот только найду кое-кого — только ты меня и видел. А тебе советую пойти и готовиться к свадьбе. А потом можешь завести себе гарем любовниц, мне всё равно.

И я показательно начал собирать вещи в рюкзак. Сказать, что я был взбешен... Да я едва удерживался прям тут закопать новоиспеченного красавчика! Хорошо, что шеф уехал. А то, гляди, вернул бы Жаку прежнюю внешность. В конце концов, тут достаточно только открыть путь в Алям-аль-Металь, и Жак медленно будет превращаться в урода.

Но Жак, очевидно, не собирался отступать. И он так и не понял, меня лучше не трогать со спины — его ладонь легла мне на плечо.

— Ты не можешь уехать, дело в том, что... — договорить он не успел, я схватил его за кисть и, развернувшись, выкрутил руку. И у меня появилось сильное желание ее сломать.

— Я люблю Эльзу! — внезапно закончил он. От такого я обалдел еще больше. Ситуация начала походить на абсурд. Я отпустил его руку и уставился на него в непонимании. Но, взяв себя в руки, спросил:

— Подробности?

— Я думал, что люблю Анну, правда, думал. И когда мы пошли на первое свидание и с нами пошла Эльза, я не обращал на нее внимания. Она даже мешала мне. Но на следующий день она пошла с нами снова, и я... того. Анна-то оказалась приличной стервой. Она, конечно, красивая, но больше достоинств у нее нет. И я влюбился в Эльзу. Она само совершенство. Красивая и умная, веселая и добрая. Уже на третьем свидании я окончательно понял, какая есть Анна и какая есть Эльза. Но я думал, если скажу об этом месьё Гамбиту, он так разозлится, что превратит меня обратно. И я продолжал ухаживать за Анной. И вот, наконец, когда мы остались одни, она мне отдалась. Теперь я уже скован не только сделкой с Гамбитом, но и чувством долга по отношению к ней. На следующий день она сказала, чтобы я приходил к ней, и я даже забрался по веревке к ней в комнату. Это было нечто, заниматься с ней любовью. Нечто, но не то. Я одновременно хотел ее, потому что мечтал о ней целый год, но в то же время понимал, что люблю другую. А на следующий день месьё Гамбит сказал, что теперь можно просить ее руки у де Геша. И я не мог сказать ему, что люблю другую. Ведь он так много сделал для меня. И я согласился. А когда он после сегодняшнего вечера сказал, что уезжает, и попрощался со мной, я понял, это конец. Я не смогу жить без Эльзы. После того как он уехал, я попробовал позвонить ему, но телефон был отключен. И тогда я подумал, ты еще здесь, ведь я должен передать тебе послание. И я пришел сюда. Вот и всё.

Я сел, чтобы переварить услышанное. Потом спросил:

— И чего ты от меня хочешь? Чтобы я связал тебя с шефом? Так это теперь невозможно. Если он говорит, что дело закрыто, значит, оно закрыто, и ты его больше никогда не увидишь.

— И что мне теперь делать? Как мне сказать после всего того, что произошло, Эльзе, что я люблю ее, а не Анну?

— У тебя есть еще одна проблема. Эльза пропала.

— Что?! Когда, почему?!

— Не знаю. И знать не хочу. Мне эта ситуация вообще унипенисуальна. Кто может гарантировать, что ты не разлюбишь Эльзу после первого свидания?

— Но я правда ее люблю! — воскликнул Жак.

— Ты любил и Анну.

— Но я не знал ее. За то время, пока я здесь работал, я даже с ней ни разу не говорил! Если не брать тот случай, когда я сказал обо всём ее отцу, и он меня выгнал. А Эльзу я узнал! Мы встречались почти неделю.

— Ты встречался с Анной, а не с Эльзой.

— Только на первом свидании. На втором Анна была только предлогом. Ты поможешь мне ее найти?

— Не знаю. Могу попробовать, конечно, но инструкции, переданные мне через тебя, однозначно гласят, что я не должен вмешиваться в сложившееся положение. Повторяю: унипенисуально мне всё это теперь. Монофаллически.

— Да плевать на инструкции! А если с ней что-то случилось?

Я поморщился. Если? Да какой тут "если"? Тут наверняка что-то случилось.

— Ладно, красавчик, иди, подыши свежим воздухом, а я подумаю, — выдавил я.

— Но нельзя ждать...

— Можно. Я не шеф и быстро колдовать не умею. А сейчас мне надо поколдовать. И мне необходимо спокойствие и уединения. Так что иди погуляй пока.

Жак послушно вышел, а я обмозговал ситуацию. С одной стороны, инструкции шефа ясно гласили — сматываем удочки. С другой стороны, я и так собирался найти Эльзу, чтобы объясниться. А если Жак узнает, что мы переспали? И захочет подраться? Вот тогда я ему фэйс точно верну к обратному состоянию, причем безо всякой магии-шмагии.

Прокрутив в голове всё это, я решил, одному мне с этим не разобраться. Я достал телефон и набрал восемь восьмерок. Это наш рабочий телефон, он должен работать всегда. Но меня ждало разочарование. В трубке ответили, что номер набран неправильно. А это значит, шеф устроил очередной незапланированный отпуск, и теперь до него не достучаться. Я вздохнул. Оставалось одно — брать дело в свои руки. Пускай я получу за это по шапке от шефа, но Эльзу надо найти. А если Жак с ней поговорит, может, она его пошлет, и тогда он вернется к Анне. Может, на это и был расчет шефа. Но как сказать Жаку, что Эльза, скорее всего, сбежала из-за меня? И вообще, почему она сбежала? Тут тоже много непонятного. Если из-за меня, почему не пришла ко мне. А если из-за другого — из-за чего? Да уж, вопросов куда больше, чем ответов, и разрешить их могла только сама Эльза.

К счастью, я знал, как ее найти. Даже более того, у меня был надежнейший способ это сделать. Прямо сейчас я сидел на этом способе. Конечно, кровать. Помните, я рассказывал, что, лежа в кровати, на которой долго спал человек, можно всё про него Узнать? Более верный способ, если на этой кровати произошел сильный эмоциональный выброс. Если на кровати убили, вы сможете всё Узнать о трупе. Если на кровати родили, легко получить Знание о матери и ребенке. Если на кровати занимались сексом, Знание любезно расскажет вам об участниках сего процесса. Пожалуй, секс — самый распространенный вид эмоционального выброса. Я лег и, закрыв глаза, открылся для Знания.

Не прошло и пяти минут, как меня захлестнул поток эмоций Эльзы. Я узнал, что со мной ей было хорошо, но к этому примешивалась и большая порция грусти. И чего-то еще. Я так и не понял, чего, но что-то там было. Если б мне дали пару часов, я, возможно, и разобрался бы, но столько времени у меня нет. Я постарался узнать, где она сейчас. Медленно и осторожно я пробирался сквозь бесполезное Знание. Тут было много всего. И то, как и с кем она потеряла девственность, и лица бывших сексуальных партнеров, включая и мое, и вообще много интимных вещей. Отправной точкой для Знания стал секс — сексуальные подробности всплывал первыми. Но наконец, я продрался и увидел маленькую Эльзу, которая нашла старое и красивое дерево в нескольких километрах от поместья.

Она нашла его, когда ей было десять лет. Большое, ветвистое, одиноко стоявшее посреди поля дерево показалось ей волшебным. В моей голове она резко повзрослела, и я увидел ее сейчас. Два Знания наложились друг на друга, перед мысленным взором предстали две девушки. Одна — маленькая и очень счастливая, бегающая вокруг огромного дуба. И другая — уже взрослая, плачущая под его кронами. Теперь я знал, где ее искать. Но кое-что заставило волосы у меня на голове встать дыбом. Взрослая Эльза держала в руках веревку. И она определенно не собиралась связать из нее качели.

Я вскочил с кровати и бросился на улицу.

— Жак, быстро за мной! — крикнул я. — Мы должны успеть!

Я бросился к конюшне. Жак кричал мне вслед, спрашивал, куда мы бежим, но я не стал ему отвечать. Я отчаянно молился, чтобы в конюшне остались лошади. Ведь Эльзу ищут, наверняка всех лошадей разобрали. Так и получилось. В конюшне было пусто. А до старого дуба не меньше семи километров. Я еще не отключил Знание, образы доносили, как Эльза привязывает веревку к суку дерева. Бегом нам никак не успеть. До самого страшного оставалось не больше пятнадцати минут. И тогда меня посетила безумная и в то же время гениальная мысль.

— За мной! — крикнул я Жаку.

Рядом с конюшней находилось стойло. Я вбежал внутрь и стал выпускать коров. Они все еще под полным моим контролем. Жак, запыхавшись, вбежал следом за мной. Я запрыгнул на молодую, еще не дойную корову и указал на такую же Жаку.

— Садись быстро!

— На корову? Ты с ума сошел?

— Через пятнадцать минут Эльза умрет!

Мне не пришлось ничего объяснять сверх этого. Жак запрыгнул на свою корову, и я приказал обеим бежать во весь опор.

Многие подумают, я вру, и на корове ездить нельзя. Но поверьте мне, корова может бежать лишь слегка медленнее обычной лошади. Правда, не так долго, и заставить их везти вас куда сложнее. Но если скакать недалеко, а корова молодая и под колдовским контролем, это возможно.

Наверное, со стороны мы представляли дикое зрелище. Два парня в ночи неслись на коровах во весь опор. Но мы плевать хотели, как мы выглядели со стороны. Мы неслись по полям, чтобы спасти девушку. Один, потому что любил, а другой, потому что был уверен, из-за него она хочет совершить самоубийство. Буренки почти летели, и я понял, что мы успеваем. Но тут в голову пришла другая мысль. Что делать, когда мы приедем? Если она решила покончить жизнь из-за меня, мое появление может только все испортить. Ведь я не любил ее. И не мог соврать, что останусь с ней. А если и соврал бы и помешал покончить с жизнью сейчас, только отсрочил бы это. Хоть тресни, но я не могу остаться с ней.

И тогда в голову пришла еще одна мысль. Жак! Ведь он в нее влюблен. По крайней мере, считает, что влюблен. И может, он сумеет ее отговорить или наврать про меня с три короба. В общем, я решил, Жак должен поговорить с ней первым, а если у него не получится, тут подключусь я. А сам в это время буду сидеть себе спокойно за холмиком и сканировать их Знанием. Благо, на нее я настроен, а на Жака смогу настроиться быстро. Но как объяснить план Жаку? Хотя тоже мне проблема. Ему только дай разрешение на приватный разговор, он мне потом еще руки целовать будет. Или попробует набить морду, когда всё узнает. Ну да ладно, это пока неважно.

А мы, тем временем, подъезжали. Я прокричал Жаку, который и не предполагал, что коровы, которых он пас целый год, могут развить такую скорость:

— Жак!

— Что?

— Ты поедешь первым. Узнай, почему она хочет покончить с собой и попробуй ее отговорить.

— А она пытается покончить с собой!? — в ужасе проорал он. А я и забыл, что до сих пор не посвятил Жака в подробности.

— Да! Попытайся ее отговорить. Можешь признаться в любви, можешь просто силой заставить ее не делать этого. Главное — торопись.

— А ты?

— А я буду сидеть в засаде. Мне нельзя вмешиваться, этим я нарушу приказ шефа, и тогда он меня убьет, — соврал я нагло. Но Жак, похоже, поверил. — Мы приближаемся. Она под дубом, сразу за этим холмом. Действуй!

И я притормозил свою корову. Бедняжка сильно запыхалась, но выдержила. По крайней мере, падать не собиралась. Я слез с коровы и лег на склоне холма. И увидел, как Жак лихо перепрыгнул его вершину на корове. Он что-то кричал, но я уже не слышал. Я закрыл глаза и постарался просканировать Знанием то, что происходит под дубом. К моему удивлению, Знание не сопротивлялось, как делает обычно, но пришло ко мне сразу. Причем настолько четкое и ясное, будто я пришел в кинотеатр.

Я увидел Жака глазами Эльзы. И в то же время я видел Эльзу глазами Жака. И еще я видел их коровьим взглядом, и даже глазами травы и дерева. Все виды сложились в один, и я получил полную и четкую картину происходящего. Вряд ли кто-нибудь из непосредственных участников мог видеть детали лучше, чем я.

— Не делай этого! — прокричал Жак. Его силуэт выглядел сюрреалистично и смешно в лунном свете. Красивый парень верхом на корове. Ему не хватало только хлыста, да широкополой шляпы, и вылитый ковбой!

— Жак? — удивленно спросила Эльза. Она стояла вся бледная, с заплаканными глазами и держала в руках конец веревки. Другой конец уже привязан к суку дуба. — Что ты здесь делаешь?

— Я пришел помешать тебе сделать это! — сказал он, эффектно спрыгивая с лошади.

— Ты не сможешь. Даже если ты помешаешь мне, я сделаю это позже, — сказала она грустно. Мои худшие опасения подтверждались.

— Но почему? — спросил он с невероятной болью в голосе. Мне стало его жалко. И я начал бояться, что после ее ответа заполучу кровного врага. Парень мне этого никогда не простит.

— Из-за тебя, — сказала он тихим голосом.

А вот такого поворота я не ожидал! Осталось только открыть хлебало от удивления и признаться в полном непонимании происходящего. А события развивались.

— Из-за меня? Но что я сделал тебе? — Жак тоже не мог ничего понять.

— Да потому что я люблю тебя! — вырвался отчаянный крик из ее груди. Я чуть было не отключил Знание от неожиданности. Но смог сконцентрироваться и слушал дальше.

— Ты любишь меня? — спросил Жак ошарашено.

— Да! Я полюбила тебя с первого взгляда! Но ты на каждом свидании не обращал на меня внимания! Тебе нужна была Анна! И когда я увидела, как ты лезешь к ней в спальню, я поняла, что это конец. Что ты попал в ее сети и никогда не станешь моим. А сегодня, когда твой отец попросил ее руки, последняя, призрачная надежда растаяла, как дым. Я не хочу больше жить. Жить, зная, что ты достался этой стерве! Я лучше умру! — и она заплакала. Жак подошел к ней ближе и взял из ослабших пальцев конец веревки.

— Я тоже люблю тебя, Эльза, — сказал он и улыбнулся.

— Что? — вытаращила на него глаза Эльза. — Нет, ты врешь. Ты врешь, чтобы остановить меня!

— Я не вру тебе, Эльза, — продолжал Жак спокойно. — Я люблю тебя.

— А как же Анна?

— Я думал, что любил ее. Но когда узнал тебя, то полюбил сильнее жизни. Просто твоя любовь была с первого взгляда, а моя со второго. Но от этого она ничуть не меньше, поверь мне.

— Это правда? — все еще недоверчиво спросила она. — Но тогда зачем ты сделал предложение Анне?

— Считай, это была ошибочная воля моего отца. Но теперь это не имеет значения. Я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. И мы будем вместе. Навеки.

Он поцеловал ее.

Да уж, ситуация разрешалась самым неожиданным образом.

— По-моему, хватит подглядывать за ними, Иван. И Жака, и Эльзу ты уже видел голыми, так что ничего нового для себя не обнаружишь, — сказал знакомый голос, обрывая мое Знание. Все виды дуба пропали, и я открыл глаза. Передо мной стоял Поль Гийон.

— Поль? А что вы... — начал я, но тут до меня дошло. — Я знал, что это вы, с самого начала.

— Ты даже не подозревал, — сказал Поль голосом шефа.

— Так вы все это подстроили? Но почему не рассказали мне? — сказал я возмущенно.

— Ты неправ, Иван. На этот раз я только наблюдал. Иногда помогал событиям случиться быстрее, но и только.

— А кто тогда этот де Голь?

— Просто наемный артист. Он уже слишком стар, чтобы играть в театре, вот я и дал ему возможность выступить в последний раз. Ну и неплохо заработать.

— Жаковых денег, конечно, — сказал я ехидно. Первое потрясение прошло, и я становился прежним. Невозмутимым, неотразимым и любящим пошутить красавчиком.

— Конечно, — согласился шеф спокойно. — Не свои же деньги тратить на его нужды.

— И что теперь? Пойдем и скажем клиенту, что заказ выполнен на двести процентов? Он получил Анну и, как я понимаю, сейчас получает Эльзу.

— Нет. Мы просто молча удалимся и оставим их в неведении. Ведь мы же колдуны, в конце концов! А колдуны должны быть загадочными и делать всякие невероятные вещи так, чтобы все верили, что с ними произошло настоящее чудо. Хотя тут так и есть. Пошли, Иван, у нас заказаны билеты на самолет. Вылет через три часа.

Я рассмеялся. Как всегда у шефа все запланировано заранее. Позади него паслись две лошади, здесь тоже всё предусмотрено.

Мы поехали в поместье де Гешей, я тщательно собрал все вещи. Мне даже пришлось съездить к стогу сена, в котором я спал, когда пас коров, и забрать оттуда припрятанный MP3 плейер. Шеф особенно настаивал, чтобы в этот раз мы пропали бесследно — только воспоминания останутся у участников истории с Жаком. Никаких материальных подтверждений нашего существования. Зачем это надо, не объяснил, сказал, все вопросы я задам Роберту Гамбиту, а не Полю Гийону.

Потом мы сели в машину и поехали в Реймс. Шеф сидел за рулем, поэтому приехали мы всего за сорок минут. Шеф взял билеты до Лондона. В самолете и в машине шеф отказывался отвечать на вопросы, предоставив возможность мне обдумать всё самому. Мы прилетели в Лондон, у аэропорта уже ждало такси, которое отвезло нас в дом шефа. Этот дом, конечно же, тоже был копией остальных восьмидесяти семи домов. Прибыли мы к позднему вечеру, шеф сразу пошел спать, а я еще некоторое время обдумывал всё, что произошло в Шампани. История получилась запутанная. Я задавался вопросом, знал ли шеф, что Жак влюбится в Эльзу, или это произошло спонтанно? Но здраво рассудив, что получу ответы завтра, пошел в спальню и, приняв душ, лег спать.

На следующее утро я проснулся в восемь часов и пошел готовить нам с шефом завтрак. Холодильник был полон, но в нем отсутствовало молоко. А я уже привык пить его по утрам. Пришлось обходиться тем, что есть. Распорядок дня у нас один и тот же всюду, где бы мы ни находились. Шеф уже распорядился, чтобы письма для него приходили в Лондон, и я начал их проверять. Ничего интересного не пришло, только счета. Шеф спустился. На лестнице послышалась его пританцовывающая походка. Через полчаса он вошел в кабинет. Его облик стал прежним — толстый мужчина средних лет с круглым лицом, на котором застыло удивление от жизни. Он поздоровался со мной и закурил сигару. Я подождал минуту, пока он насладится первыми затяжками, и сказал:

— А теперь я могу спросить у Роберта Гамбита о подробностях этого дела?

— Теперь можешь, — сказал шеф спокойно и замолчал. Я прождал еще минуту. Он по-прежнему молчал.

— Ну?! — не выдержал я.

— Что ну? — спросил шеф ехидно. — Я пока не слышал конкретного вопроса. Что тебя интересует?

— Всё!

— Всё — это очень долго. Эта история гораздо запутанней, чем кажется на первый взгляд. Ее простота обманчива, как простота шара...

— А я, во-первых, никуда не спешу, а во-вторых, эта история и на первый взгляд запутана.

— Да, но если ты проследишь за всеми событиями, они сразу выстроятся в стройную цепочку.

— Я пытался, но у меня ничего не получилось, — сказал я мрачно.

— Хорошо, я помогу, — усмехнулся шеф. — У тебя не было всей картины изначально, но было достаточно, чтобы понять, насколько всё правильно.

— Может, хватит уже насмехаться над моими умственными способностями? Если по большому счету, всё, что произошло, — обычная лавстори.

— Ты одновременно прав на сто процентов, и ошибаешься на двести, — улыбнулся шеф. — Это не просто "обычная история любви", это — идеал. Идеальная история о том, как два сердца нашли друг друга. Но прежде чем начать рассказ, я хочу спросить тебя о двух вещах. Первая, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь? И вторая, почему у меня это получается лучше, чем у всех остальных, и никто из колдунов не может делать того, хотя есть и более могущественные?

— Ответ на первый вопрос: потому что вы хотите загладить свои прошлые грехи, — сказал я после небольшого раздумья. — А на второй: потому что ваша работа слишком обременительна для остальных колдунов. Им проще украсть деньги, чем заработать их.

— Близко, — кивнул шеф. — В твоих ответах ты так же близок к истине, как и в твоем мнении относительно этого дела. Ты одновременно прав и неправ.

— Хорошо! Но, может, вы перестанете меня мучить и начнете говорить по существу?

— Начну, как только ты правильно ответишь на оба вопроса. Когда я подведу тебя к правильным ответам. Итак, по первому вопросу. Скажи, почему я беру за работу деньги, грубо обращаюсь с клиентами и многим отказываю в помощи? Это как-то не вяжется с тем, что я заглаживаю свои грехи. Представь, что я мог бы сделать со своим могуществом, если бы стал просто помогать людям? Без этой кутерьмы с телефоном и объявлениями в газетах я за несколько лет смог бы совершить столько добрых дел, что они с лихвой покрыли б все плохие поступки моей колдовской молодости. Так почему же я поступаю именно так, как поступаю?

Я серьезно задумался. Действительно, это нелогично. И я только сейчас понял, что никогда не задавал себе таких вопросов.

— Я не знаю, — сдался я.

— Хорошо, — довольно сказал шеф. — Тогда начнем снова раскладывать по полочкам. Какие этому могут быть причины? Можешь назвать любые, даже самые, на твой взгляд, глупые.

— Ладно, — легко согласился я. — Вы сумасшедший.

— Неплохо, но нет. Хотя запомни этот ответ. Дальше.

— Ваши грехи настолько большие что, просто творя добрые дела, их не загладить.

— Это уже ближе, но ты невнимателен. Я уже говорил, что за несколько лет мог перекрыть все свои плохие поступки хорошими. Однако ты уже ближе к цели. Продолжай.

— Хорошо. Тогда вы, наверное... всё, я исчерпался!

— Но уже неплохо. Хотя тебе не пришло в голову, что я могу просто морочить тебе голову, и делаю я свою работу, потому что она мне нравиться.

— А, ну тогда ладно. А если серьезно?

— Серьезно, я, конечно, морочил, но не говоря неправды. Я занимаюсь тем, чем занимаюсь по нескольким причинам. А у тебя не хватило фантазии, чтобы все сложить. Я действительно совершил в прошлом очень много плохих поступков, но возьмем только отправные данные, хорошо?

— Вы долго собираетесь меня мучить? — сказал я сварливо.

— Пока ты не ответишь правильно. И это не пустой разговор. Я знаю, чем я занимаюсь и почему. А ты, занимаясь тем же, не знаешь, ради чего рискуешь жизнью. Так что продолжаем разбираться. Представь: я занимался плохими делами в прошлом, но тут что-то подвигло меня, чтобы я свернул с пути зла. Хоть это звучит и пафосно, но это так. Причина не так важна, и я не буду о ней говорить. Но она была достаточно веская, поверь мне. И вот, я обратился к добру. Что пока нелогично в моём рассказе?

— Последнее утверждение, — сразу сказал я. — Так не бывает, что человек сразу становиться из плохого — хорошим. Если только вам не изменили Суть колдовством.

— Молодец! — улыбнулся он. — Конечно, Суть мне никто не менял. Я тогда был на пике своей колдовской формы, гораздо более могущественен, чем сейчас, и ни у кого просто не хватило бы сил, чтобы изменить мою Суть. И тогда продолжаем наш разбор. Если моя Суть не изменилась, а причина творить добро у меня появилась, значит, что мною двигало?

— Страх. Или новые моральные принципы, — не думая ответил я.

— Верно. Двигать человеком в резком изменении его поведения может только страх, или внезапно изменившиеся принципы. Он или боится кары за поступки, или осознает, что живет неправильно, и пытается все исправить. Чаще всего эти две причины действуют в совокупности. Но при этом человек не меняет своей Сути. И теперь представь меня — могучего колдуна, который много лет творил зло, и вдруг он понимает, что так жить дальше нельзя. В чём причина понимания — не важно. Но он, тем не менее, хочет поменять всё. Он хочет загладить то зло, которое причинил другим. И что он станет делать, если он остался прежним эгоистичным мерзавцем?

— То, что вы сказали. За несколько лет попытается совершить максимум добрых дел.

— Правильно. Он попытается максимально быстро всё исправить, то есть попробует пойти по самому короткому и легкому пути. И если я сказал, что мог совершить столько добрых дел, чтобы они перекрыли злые, что из этого следует?

— Что вы это сделали.

— Да. Но?

— Но у вас что-то не получилось. Раз вы до сих пор занимаетесь этим делом.

— Верно, — кивнул шеф, закуривая сигару. — Совершив тысячи добрых дел, я понял, что от этого мои грехи не стираются. Что моя Суть остается прежней. Что я своими действиями просто накапливаю вероятности, а не исправляю ошибки. А суть греха неотделима от Сути грешника. Индульгенции не может быть. Чтобы попасть после смерти в Рай, мало натворить кучу добра, оставаясь злодеем в душе. И что тогда мне осталось сделать?

— Вы, наверное, еще долго пытались исправить зло, которое совершили. Наверняка даже пытались помочь всем, кому навредили. Но, не добившись главного, попробовали изменить свою Суть. И ваша работа не что иное, как способ ее изменить! — торжественно закончил я.

— Вот видишь, когда всё раскладываешь по полочкам, самые запутанные вещи становятся очевидны. А моя история не просто запутана, она еще попахивает самыми настоящими чудесами. Эта работа действительно оказалась единственным способом, чтобы изменить мою Суть. Но представь меня в то время. Я несколько лет творю добро, уже совершил вдвое больше добрых поступков, чем злых, и ничего не меняется. Я как заслуживал Дума, так заслуживаю. Я решил, возможно, добра надо совершить гораздо больше, чем зла, и не оставлял своей благотворительной деятельности. Хотя забывал слова Христа, что один добрый поступок может покрыть тысячу злых. Но поступок, сделанный от чистого сердца, а не из страха, что попадешь в ад. И однажды я встретил одного слабенького колдуна, и он попросил помочь ему. Решить его проблему. Этот колдун не был в моих глазах достоин помощи. Тогда я считал, колдовство само по себе грех, и собирался колдовать, как только заслужу Рая. И чтобы отвязаться от него, я сказал, что помогу только за очень крупную сумму денег. На мое счастье, или как я тогда думал — несчастье, он оказался миллионером. У него не было выбора, ему пришлось согласиться с моими требованиями. Но и у меня не было выбора, я дал слово и думал, что, нарушив его, совершу очередной грех. И я решил его проблему. Почти всё его состояние перешло ко мне, и я уже собирался раздать его сироткам, когда вдруг понял, что один из старых грехов ушел. Испарился! Я осознал, что помог человеку, который действительно нуждался в помощи. И моя Суть слегка изменилась. Именно тогда я понял, это единственный путь для меня. Только так я мог творить добро по-настоящему. Помогать тем, кому действительно нужна помощь, тем, кто без меня никогда не сможет решить свою проблему. И еще я понял, мой путь к Раю будет долгим. Ведь прошло несколько лет, прежде чем мне попался первый, по-настоящему нуждающийся в помощи. Я решил, можно ускорить процесс. Я потратил все деньги, которые заработал, на создание той системы с объявлениями, что действует и поныне. Конечно, со временем она стала более совершенна, но принцип остался тот же. Ко мне поползли клиенты, я помогал им. Но потом я обнаружил, на поддержание всей системы нужны деньги. Сначала денег с клиентов я не брал, но потом был вынужден это сделать. Сперва символически, потом вошел во вкус. Мне предстоял долгий путь, конечно, надо было иногда отдыхать. Лет через десять я стал вести тот образ жизни, который веду теперь. Я понял, что не могу помочь всем, а на изменение моей Сути уходит очень много времени, а значит, торопиться мне некуда. Я уже очень долго веду такой образ жизни. И с каждым годом очередное решенное дело приближает меня к цели. И хотя я изменил свою Суть, я еще не добился своего, потому что теперь вынужден заниматься тем, с чего начинал. Должен перекрыть злые поступки добрым. Вот и всё по первому вопросу.

— Да, весьма развернутый ответ, — показательно зевнул я. — И теперь вы, очевидно, хотите получить ответ на второй вопрос?

— Хочу.

— Тогда ответ такой: вы занимаетесь этим лучше всех, потому что вы единственный, кто этим занимается. Вы идеально подходите к этой работе, это ваше призвание, если можно так сказать.

— Как быстро ты схватываешь, — покачал головой шеф. — Но ответ правилен только в целом. На второй вопрос надо ответить более конкретно. И первая подсказка уже прозвучала выше.

— А, понятно. Тогда вы этим занимаетесь, потому что сошли с ума, — сказал я невозмутимо.

— Нет. Но близко.

— Тогда Мир сошел с ума.

— Еще ближе.

Я замолчал и призадумался.

— Ну это же так просто! — воскликнул шеф. — Надо только сложить всё, что ты знаешь.

Я задумался сильнее, призвал все нейроны мозга к действию, но... Затупил еще больше.

— Хорошо, тогда тебе следующая подсказка, — сжалился шеф, отлично знающий мои умственные способности. Они — великолепны. Но по характеру я чересчур легкомыслен, не могу долго обдумывать что-то. Могу или быстро, или очень уж долго. — Ты работаешь вместе со мной и сможешь работать до того момента, пока не станешь полноценным колдуном. А потом нам придется расстаться.

— Даже так? — и тут меня осенило мгновенно. — Тогда ответ таков: все колдуны сумасшедшие, а вы — нет. И поэтому только вы можете этим заниматься. Правильно?

— В яблочко. Все могут делать то же, что делаю я. Но только у меня это получится так эффективно. Для того чтобы стать колдуном, надо отринуть многие моральные принципы. Надо согласиться с тем, что тебе придется красть удачу у других людей. Надо заниматься злыми, нехорошими вещами. И тогда Суть меняется настолько, что ты становишься непохожим на обычного человека. У простых людей есть свое название для таких — сумасшедшие. Мне удалось сохранить свой разум таким, каков он у остальных людей. Я в своей работе опираюсь не только на Знание, но и на логику. И это делает меня таким хорошим специалистом по решению проблем простых людей.

— И поэтому, когда я стану настоящим колдуном, мне эта работа станет не по силам?

— Когда ты станешь полноправным колдуном, она станет тебе не нужна. Ты настолько пропитаешься вероятностями и Знанием, что не захочешь заниматься ей. И, следовательно, не сможешь. То, что я делаю, требует не только колдовства, но и логики, и понимания, что в жизни ничего не происходит просто так. А когда колдуну не надо размышлять над проблемой, а можно просто воспользоваться Знанием, он перестает чувствовать грань между нужным решением и правильным решением. А в том, что я делаю, это самое главное. Эта работа — моя стезя. Моя судьба. Мое предназначение. Я действую так эффективно, потому что идеально подхожу к этой работе. Я был создан для нее с самого начала своей не в меру бурной жизни. А потом изменил Суть так, что больше не могу заниматься ничем другим. Это ответ на второй вопрос.

— И теперь вы расскажете мне об истории с Жаком и Эльзой?

— Да. Но после небольшого вступления. Я не просто так всё это тебе рассказываю, а чтобы ты уяснил — в том, чем я занимаюсь, не всё просто. Не всегда клиент знает, что есть правильное решение его проблемы. Иногда он даже не знает, какая у него проблема. Такое бывает нечасто, но сейчас был именно такой случай. С самого начала было ясно, что это непростое дело. И без ложной скромности скажу, никто кроме меня не мог решить его правильно. Так, как его надо было решить. Это дело надо было провести в соответствие с судьбой всех участников, потому что, за исключением меня, оно изменило судьбу каждого.

— И мою?

— И твою.

— А почему не изменило вашу?

— Потому что я следовал своей судьбе изначально.

— А что такое "судьба", в таком случае?

— Судьба — это совокупность поступков, приводящая твою жизнь в правильное русло. Не всегда в хорошее, но всегда в правильное.

— А что значит "в правильное"?

— Это значит, все твои поступки приносят гармонию в твой мир и мир, тебя окружающий. Но не будем вдаваться в философию. Правда — она и есть правда. Будешь поступать всю жизнь правильно — проживешь хорошую жизнь и поможешь прожить такую же всем окружающим. Не будешь поступать правильно, результат будет противоположным. Ты сможешь прожить жизнь богато, весело и с размахом, тебе даже будет казаться, что ты счастлив, не подозревая, что настоящего счастья ты так и не почувствовал. Больше того — ты будешь пить дорогой коньяк, но так не прочувствуешь его вкус. Тебя будет пьянить, но так никогда и не расслабит. Это нельзя описать, что значит "жить правильно". Когда ты начнешь жить правильно, разница с предыдущей жизнью будет очевидна, но до той поры — нет. Скажу тебе честно: меньше одного процента людей Мира живут правильно. Только они ощущают Мир полностью, только они, если счастливы, — счастливы на полную катушку. И наоборот, если несчастливы, — убиты горем полностью. Ощутить, что стоишь на правильном, только твоем пути — великое счастье. Любой человек должен стремиться к этому, и только тогда он поймет, что это вообще значит — жить. На этом о правде всё. Пока, по крайней мере.

— Ладно, продолжайте.

— Вся эта история, напомню тебе, началась не две недели назад, а гораздо раньше. Она началась двадцать лет назад, когда я написал послание на телефонной будке. Вот тогда судьба в первый раз и вмешалась в жизнь Жака. Но ты не знаешь, откуда и куда я шел в то время. Хотя мог бы и догадаться, но я не буду к тебе слишком строг. И теперь, когда ты знаешь, что это дело не простое, а, так сказать, судьбоносное для каждого участника, можешь сказать, откуда я шел?

— Нет, — я твердо стоял на принципах тупизма, отказываться от этой религии не собирался!

— Опять подсказываю. Перебери всех мелькавших в этом деле лиц, и сможешь сообразить.

— Ладно. Я, потом Жак, потом вы, потом мадам... Мадам Ано! Ну конечно, она говорила, что двадцать лет назад вы спасли ей жизнь!

— Правильно, — довольно крякнул босс. — Причем она никогда не была моим клиентом. С нее всё началось. Я не буду рассказывать, что нас связывало, это неважно. Важно то, что, идя от нее домой, я увидел телефонную будку, и мне захотелось написать на ней то послание. Такие порывы случаются со мной не часто и не всегда приводят к какому-либо результату. Иногда, вроде и следуешь судьбе, но ничего не происходит. В таком случае ты или действовал правильно, или не смог последовать за судьбой, такое тоже бывает. Так или иначе, в тот раз порыв написать свой телефон в той будке оказался судьбоносным. Через двадцать лет Жак позвонил, и я понял, дело будет не совсем обычным. События развивались — ты подрался с Жаком. Сначала он тебе не понравился, а потом понравился. Потом мы его приукрасили и повели к Жаклин. Хотя, по правде говоря, это было не так уж и надо. Его Суть меня вполне устраивала, но я решил, раз всё началось с Жаклин, она должна принять обязательное участие. Я привел его к ней, но она впервые заартачилась и не захотела помогать мне. Посчитала, что именно когда я привел к ней Жака, ее долг передо мною исчерпан. Я поначалу пытался сопротивляться, но понял, у меня есть шанс изменить и ее судьбу. И я им воспользовался, изменив ее Суть. Теперь Жаклин больше не будет простой мамкой в борделе, а займется чем-нибудь другим. Так я изменил ее судьбу. Потом вы поехали за деньгами, об этом я ничего не знаю, потому что не следил. Но могу точно сказать, вы и там изменили судьбы многих. Утром я принял решение дать тебе выбор остаться со мной или поехать в Шампань одному и действовать по обстоятельствам. Ты выбрал второе, и что бы ты об этом не думал — это было не мое ехидство, а твоя судьба. Я давал всем персонажам максимум свободы. На следующий день я нанял актера, который должен был играть меня. Это тоже было необходимо, потому что для себя я выбрал роль активного наблюдателя. Проинструктировав актера, как себя вести, я поменял внешность и, выдав себя за известного дегустатора, приехал в поместье де Геша. Оттуда я руководил покупкой виноградников и старой винодельни для Жака. И наконец, всё закрутилось. Приехал Жак со "мной" и, познакомившись с де Гешами, стал приударять за Анной. Я обеспечивал их магической поддержкой и подробно инструктировал актера, игравшего меня. И тут случилось странное. Жак начал терять любовь к Анне. Я, признаюсь, ждал чего-то в этом роде. Он влюбился в Эльзу. А то, что она влюбилась в него, расставляло всё на свои места. Теперь мне вообще ничего не надо было делать, события происходили сами. Когда Эльза увидела, что Жак влюблен в Анну, она решила отомстить ему. И сделала это по всем правилам женской логики — переспав с тобой.

— Так она сделала это из мести! — рассмеялся я. — А мне казалось, всё по-настоящему, и ей понравилось.

— А ей и понравилось. Но в этом надо винить только твой талант любовника и больше ничего.

— Спасибо, — сказал я ехидно. — Могу дать пару уроков.

— Ты не можешь дать мне никаких уроков, потому что научился всему у меня. Ты такой хороший любовник, потому что колдун. У нас получается всё, за что мы ни беремся, и секс не является исключением.

— Тогда ладно, не буду вас учить, — сказал я примирительно. — Продолжайте.

— А что тут продолжать? — пожал плечами шеф. — На следующий день она увидела, как Жак пролез в спальню к Анне, а "я" вскоре попросил ее руки. Об этом она сама рассказывала Жаку. И теперь, когда ты всё знаешь, думаю, очевидно — эта история получилась идеально стройной. В ней все участники действовали в соответствии со своими ролями и следовали своей судьбе. Еще более примечательный факт — это идеальная история любви. И это только подтверждает, что мы всё сделали правильно.

— Идеальная история любви? — сказал я сомнительно. — Кажется, у Шекспира как-то по-другому было...

— Пф, Шекспир, — отмахнулся шеф презрительно. — Что мне твой Шекспир?! Писатели заблуждаются, что истории надо переусложнять. В этой, идеальной, истории было всё, что требуется. Тайна. Интрига. Любовь. Истинная любовь. Трагедия. Комедия. Но не скажешь же, что история получилась особенно сложной или мудреной. Судьба вообще склонна к простоте...

— А почему мы так тщательно заметали следы? — не стал спорить я и перевел тему. Мне эти литературные рассусоливания по фигу.

— Потому что никто не должен знать, что мы с тобой выступили в качестве посланцев судьбы. С ней, знаешь ли, шутки плохи. А теперь всем покажется, мы — не больше чем декоративные фигуры, и всё, что с ними произошло, исключительно их собственная заслуга. Пройдет лет десять и нас вообще забудут. И даже Жак, несмотря на то, что каждый день будет видеть доказательства в зеркале, спишет всё на фокусы и какие-то аферы двух заурядных ловких обманщиков. Причем я колдовать тут не буду из принципа — вдруг судьбе будет угодно нас столкнуть еще раз? Если забудут — пусть забывают сами. Дело на этом считаю закрытым.

Шеф достал сигару и закурил. Всё, он больше не скажет ни слова об этом деле. Если шеф закрывает дело, он делает это основательно, как и всё остальное, за что берется. Но на этот раз он ошибся. Вернее, не слишком точно выразился. Он, возможно, закрыл дело для себя, но для меня оно закончилось только через три месяца.

Мы благополучно разрешили еще одно небольшое дельце и снова приехали в Париж. Там я сразу пошел к мадам Ано, но не обнаружил ни ее замечательного заведения, ни ее саму. Я навел справки и узнал, примерно два месяца назад она распустила всех служащих и укатила из Парижа. Меж тем, шеф решил, что можно задержаться в Париже и снова нанял рабочих и поваров. И вот однажды один из уборщиков принес мне какую-то кучу лохмотьев. Он сказал, что нашел это в шкафу спальни для гостей. Это была одежда Жака. Я взял ее, и меня неожиданно пронзило Знание. И я, наконец, узнал, что произошло с Жаком и Эльзой после нашего отъезда.

Конечно же, они вернулись в поместье, где все очень нервничали за судьбу Эльзы. Но пришли только на утро. А так уж совпало, как раз в это время приехали родители Эльзы, чтобы забрать ее домой. И влюбленные сразу заявили всем, что помолвка с Анной разорвана и назначена помолвка с Эльзой. Разгорелся страшный скандал. Все метали громы и молнии. И тогда Эльза пошла в свою комнату, а Жак сделал вид, будто уходит к себе домой. Но вместо этого Эльза пошла в комнату Анны и спустилась по той самой веревке, которую недавно использовал Жак, чтобы подняться к предыдущей любовнице. А тот, естественно, ждал ее внизу. И они сбежали. Все не сразу поняли, что произошло, и спохватились только через час. В это время возлюбленные уже садились в поезд, выезжающий в Рим.

За последние три месяца эта парочка умудрилась помотаться по Миру. Они побывали на всех континентах кроме Антарктиды и даже попали в несколько весьма интересных приключений. Жак честно следовал совету шефа и наполнял жизнь событиями. Сейчас они находились в Мексике, где присоединились к группе археологов.

Я спустился в кабинет, держа в руках шмотки Жака, и уже открыл рот, чтобы рассказать обо всём шефу, но он меня опередил.

— Я же сказал, что дело закрыто! Сожги это, — и он снова уткнулся в газету, которую читал.

А я пошел в гостиную и кинул вещи в камин. Потом облил бензином и поджег. Вещи вспыхнули и превратились в пепел почти мгновенно. Я вернулся в кабинет и сел за свой стол. Потом закурил. И именно первую свою затяжку считаю настоящим завершением этого дела. Самого романтического из всех, в которых я принимал непосредственное участие.

История третья

Шеф по-прежнему контролировал мои, так сказать, литературные изыскания. Прочтя вторую историю, он тоже остался недоволен. Сказал, конечно, романтики в ней до фуя, но она слишком проста с одной стороны, а с другой одна из самых запутанных. И если уж описывать, то не так кратко, а указать, насколько это дело изменило судьбы всех его участников. Если же я не задавался целью описать глубину и смысл, зачем нужны такие подробности в конце? Я не согласился, сказал, если б взялся за описание всех действующих лиц и их судеб — получилось бы очень скучно. А такая информативная концовка должна показать, зачем вообще шеф работает, и слегка снять завесу таинственности с него и меня.

Тогда он возразил: всё равно — обе истории не отражают наших возможностей полностью. Ведь шеф — один из самых могучих колдунов в Мире. В первой истории я занимаюсь колдовством, чуть ли не больше его, и во второй он тоже не сильно показывает, на что способен. А потенциальный клиент должен понять, мы действительно можем почти всё. В общем, он попросил мне написать историю, где наглядно проявляется его могущество. Ну что же, у меня есть прекрасная история, которая просто кишит колдовством.

Заранее хочу предупредить, в этой истории имена изменены, чтобы не допустить огласки. Более того, я даже изменил название стран и городов, где всё происходило. Поймите меня правильно, я это делаю не из вредности, а по необходимости. Если эта история попадет в газеты, разразится страшный скандал. Но даже не это главное. Если раскрою имена и название стран, я создам крупные неприятности жителям этих стран. Так что прошу заранее меня простить.

Итак, я начинаю...

Это дело началось в частном самолете, летящем из Пекина в Москву. Самолет был не наш, а заказан нашим потенциальным клиентом, к которому мы, собственно, и летели. Его настоящее имя я называть не буду. Но чтобы не вносить путаницу, назову его Борисом Игнатьевым. А что, имя как имя. Надеюсь, он не обидится. Так вот, Борис был одним из крупнейших бизнесменов в России. Чем конкретно он занимался, я тоже не скажу, однако, поверьте мне, его интересы весьма обширны. Я не знаю, какое место он занимает среди богатейших людей планеты, но в тысячу определенно входит. Для вас "в тысячу", может, и не звучит, но вы просто не знаете, кто по-настоящему входит в первую сотню. И во вторую, и в третью тоже. Мой шеф, человек не бедный, но навряд ли войдет даже в десять тысяч, потому что деньги умудряется тратить чуть ли не быстрее, чем зарабатывает. Короче, Борис был богат. Даже очень богат. Офигенно богат! Нам грозило заработать самый большой гонорар в жизни. По крайней мере, в моей жизни.

Мы были единственными пассажирами самолета. Кроме нас на борту только пилоты и стюардесса по имени Светлана. Светлана была настоящей красавицей и явно могла пойти на всё, чтобы полет пассажирам понравился. В самолете, кстати, имелась настоящая двуспальная кровать. Уверен, Светлана тоже отлично имелась бы... Я, если честно, хотел было воспользоваться высоким сервисом, но мне помешали. А помешать мне мог, как вы понимаете, только шеф. У него внезапно проснулась желание меня учить. Такое бывает нечасто, но, как правило, в самый неподходящий момент. Однако я не мог ничего с этим поделать, так как являюсь не просто его помощником, но, в первую очередь, учеником. Шеф затеял со мной одну из самых нудных ученических игр, которых я знал.

— Фюзеляж сделан во Франции, — сказал я.

— Да, — отозвался шеф.

— У первого пилота любовницу зовут Ира.

— Да.

— Бокал на столе держал в руках Николай Евсеев.

— Нет.

— Мы летим на высоте десять тысяч триста двадцать три метра.

— Нет.

— У вас костюм шили в Амстердаме.

— Да.

— Имя собаки конструктора — Шпаж.

— Да.

— Сейчас десять пятнадцать утра.

— Да.

— Любимая марка сигарет второго пилота — "Мальборо".

— Да.

— У Светланы красное нижнее белье.

— Да. И хватит уже читать ее! — рявкнул шеф.

— Это кажется мне самым полезным.

— Дальше!

— Левый двигатель нуждается в мелком ремонте.

— Да.

— Под нами пролетела стая гусей.

— Точнее?

— Шестьдесят пять.

— Нет.

— Сидения в кабине пилота весят двадцать два килограмма каждое.

— Да.

— Светлана потеряла девственность в семнадцать лет.

— Имя?

— Антон Кирин.

— Да. Но, повторяю в последний раз, хватит ее читать!

На первый взгляд этот диалог похож на бред двух сумасшедших. В действительности — это одно из первейших и полезнейших упражнений в колдовстве. Без такой игры вы не сможете колдовать. Вернее, сможете, но на очень низком уровне. Смысл игры в тренировке Знания. Начинающий колдун пытается овладеть им с помощью такой тренировки, а я просто оттачиваю мастерство. Правила тренировки просты. Вы садитесь максимально удобно. Это необходимо, чтобы расслабиться. Потом отключаете логику и здравый смысл. Это не так уж и сложно, как может показаться, но есть трудности. Наш мозг очень рационален. Вы даже не можете представить, насколько. Вы можете заниматься мистикой, читать Кастанеду, сидеть по ночам с хрустальным шаром или на перекрестке четырех дорог вызывать Сатану? Вы думаете, что готовы поверить любую глупость? Поверить, что призраки существуют, что можно, отключив "внутренний диалог", стать "человеком силы" или нагадать себе суженного-ряженого? Но, если у вас ВНЕЗАПНО получается, и одна из вышеперечисленных баек для дебилов оказывается правдой-истиной, — вы настолько удивитесь, что не примите всерьез. Для примера: что вы будете делать, если на перекрестке четырех дорог к вам действительно явится чёрт? Убежите, конечно. А потом будете всю жизнь думать, это был какой-то пьяный бомж. И будете проклинать его за то, что помешал вашей встрече с Князем Тьмы. Большинство людей, встречаясь с чем-то необычным, пугаются и бегут. Остаются только сумасшедшие. И это правильно. Мозг обычного человека не может вместить то, что готово предоставить ему колдовство. Он или ничему не верит, или выстраивает такую жизненную картину, где всему сверхъестественному отведен ма-а-аленький уголок. В этом уголке будут сидеть инопланетяне, но Бог откинется как бред сивой кобылы. Или наоборот. Или там будет столь часто встречающаяся в последние сто лет эволюционная теория, которая всё объясняет, но ничего не досказывает. Однако ничто так не било по вере, как она.

А меж тем, вера в чудеса — это основа колдовства. Вера в то, что не всё в жизни подчинено логике. Что не всё можно объяснить — во что-то надо поверить. И главный пример этому — Знание. Чисто теоретически, если вы будете жить вечно, ну, или хотя бы столько, сколько длится эпоха, вы сможете Узнать обо всем. Знание дает ответы на всё. Но на это надо затратить целую уйму времени. Вы сможете узнать, есть ли Бог, сколько планет во вселенной, где эта вселенная заканчивается и куда делись динозавры, ну, или что-то более приземленное, типа того, о чём мы говорим с шефом в самолете. Вы сможете заглянуть в другие эпохи, узнать смысл жизни. Есть только два ограничения. Первое — это время. Чтобы узнать, есть ли Бог, придется затратить несколько сотен лет. Почему? Потому что Знание не дает конкретных ответов. Оно дает образы, или даже не образы, а, собственно, просто Знание. Если спросить, есть ли Бог, на вас навалится такое количество Знания, что разобраться будет очень трудно. Наш мозг не может вобрать такую кучу информации. Информации обо всех религиях во всех эпохах. В этом потоке данных очень сложно найти истину. Человек, который ищет бога Знанием, чаще всего сходит с ума от напряжения. Если же вы колдун и обладаете большим опытом в Знании, можно в течение нескольких сотен лет разобраться и сохранить более-менее здравый рассудок. Хотя, как правило, колдуны не занимаются такой ерундой. Но теоретически узнать можно. Такая же фигня у вас возникнет и с вопросом о смысле жизни, и с вопросом о дьяволе, и со всеми глобальными вопросами. Но, повторюсь, теоретически узнать можно всё. Кроме второго ограничения. Знание никогда не даст никакого ответа только на один вопрос — откуда оно берется. И вообще, на все вопросы о себе оно молчит, как бы говоря: "В некоторые вещи, вроде меня, надо просто верить".

Но вернемся к тренировке. Итак, я открываюсь для Знания, а новичок, только этому учащийся, смотрит на предметы, которые его окружают, а еще лучше — держит их в руках. Потом надо отключить логику и сказать о предмете всё, что взбредет в голову. Например: смотрите вы на тарелку, и что первое приходит в голову? Наученные логикой и дедуктивным методом, который нам пропиарил сэр Конан Дойль, мы начнем вертеть тарелку в руках и долго рассуждать о материале, рисунке, фирме изготовителе. А под конец глубокомысленно закончим: "С этой тарелкой всё!" Но с этой тарелкой не всё. Вы даже с этой тарелкой еще не начали. Отключите логику, и вам может прийти Знание, что с тарелки ел Дик. Или, что ее мыли "Досей". Или, что во время ее изготовления, директор фабрики был пьян. На вас посыплется целая куча Знания. Как правило, совершенно ненужного и бесполезного. Только с опытом вы сможете отметать лишнее и сосредоточить Знание на конкретной цели.

Вроде всё просто, не так ли? Отключи логику, и со временем станешь всезнающим. Но не так-то было. Самое сложное для людей, способных отключать логику, это отключить еще и воображение. Так уж сложилось, у нерациональных людей, способных поверить в чудо, очень развито воображение. Это такой маленький побочный эффект. Он и вредный, и полезный одновременно. Полезный, потому что без воображения колдуном не стать. А вредный, потому что воображение встает на пути Знания. Вы должны именно Узнать, что из тарелки ел Дик, а не вообразить это. Грань очень тонка, и именно она — помеха всем новичкам колдовского дела. Отличить настоящее Знание от игры собственного разума. Чтобы решить эту проблему, нужен учитель. Без учителя Знанием овладеть почти невозможно. Нет, случаи бывали, но это встречается очень редко. Более того, нужен не просто учитель, а настоящий виртуоз Знания. Я, например, не смог бы вас ничему научить, хотя уже владею Знанием. Но этого мало, и вот почему. Смотря на тарелку, я должен Узнать о ней абсолютно всё. Только тогда я смогу сказать, что правда, а что — ваше воображение. Если я владею Знанием в недостаточной степени, мне приходит не вся инфа о тарелке. Если я не могу Узнать именно всё — как я скажу, что правда, а что нет? Вы можете назвать верное Знание, а я, не увидев его, скажу, что оно неверное. И наврежу вашему обучению. Только такой учитель, Знание которого не имеет пределов, может чему-нибудь научить.

Собственно, этим мы и занимались сейчас с шефом. Только вместо тарелки взяли объект покрупнее — самолет. Чтобы читать Знанием тарелку, я уже слишком искушен. А вот самолет и всё, что с ним связано, — задачка посерьезнее. Как вы успели прочесть, я иногда тоже попадаю впросак. Еще в этой игре я ограничен во времени. Я должен называть Знание сразу после вердикта шефа — правильное оно или нет. Так продолжалось уже два часа, я очень устал. Это непросто — отключить логику, да еще и воображение и впридачу удерживать такое состояние два часа.

— У первого пилота осталось восемнадцать своих зубов, — тараторил я.

— Да.

— На борту тридцать три тысячи семьсот двадцать одна зубочистка.

— Семьсот двадцать две. Дальше.

— Второму пилоту тридцать шесть лет.

— Да.

— На завтрак он ел яичницу с двумя сосисками.

— Сколько было яиц?

— Три.

— Да. Достаточно, — наконец сказал шеф. Я мгновенно отключил Знание. Голову пронзила острая боль. Мысли хлынули, переполняя мозг.

— Фу-ух! Что-то вы сегодня озверели, шеф, — я посмотрел на часы. — Два часа пятнадцать минут. Так долго вы меня еще не гоняли.

— Надо увеличивать нагрузки. Твой результат неплох. Но десять процентов ошибок. Хотя на последнем нашем занятии было пятнадцать. Еще ты начинаешь уставать после первого часа. Сначала процент ошибок не превышал трех, а в конце он достиг пятнадцати.

— Но мне трудно держать концентрацию так долго, — пожаловался я. Хотя считал, что добился больших успехов. Вначале я не мог выдержать и пяти минут. И даже за это время процент ошибок составлял шестьдесят — семьдесят процентов.

— И это плохо, — пробурчал шеф. — Плохо, что тебе до сих пор приходится что-то там "держать". Знание должно стать второй натурой. Оно не должно вызывать напряжения. Ты должен жить с ним и в нём. И пока ты это не поймешь, тебе очень трудно будет научиться управлять вероятностями. Ты сейчас уже можешь что-то наколдовать, но, учитывая запас вероятностей, твои возможности ничтожны. Даже больше чем ничтожны. Они — нерациональны. А колдовство — самая рациональная и практичная вещь на свете. Нет более практичного человека, чем колдун.

— А как же разговоры, что колдун живет чудесами? — съехидничал я.

— Когда ты достигнешь уровня настоящего колдуна, единственной возможностью стать сильнее будет вера в чудеса, — парировал шеф. — Только практичный человек может понять, что такое чудо, и оценить его.

— Ладно. До этого мне надо еще дорасти.

— До этого нам всем надо дорасти. Я хоть и достаточно могущественный колдун, но Абсолютное Чудо мне пока не по зубам.

— А кому по зубам?

— Таких в нашей эпохе трое. И иногда какой-нибудь Демиург залетает. Точнее сказать сложно. Но насчет этих троих я могу сказать точно.

— А сколько в мире колдунов сильнее вас? — спросил я, не слишком рассчитывая на точный ответ. Так и получилось.

— Эти трое точно сильнее. А насчет остальных я не уверен.

— Но вы попадаете в, допустим, десятку?

— Попадаю. А может, попадаю и в пятерку. Но сказать точнее сложно. Для этого надо вступить в поединок. А у меня и так дел по горло, чтобы еще такими глупостями заниматься. И потом, я умею то, что ни по силам никому из этих колдунов. Опять же, связей у меня много... Даже Джон не рискнет со мною драться. А чего там Джон, даже Великий Инквизитор много раз подумает. Но — зачем мне с ними враждовать? Пусть живут. У них своя судьба, у меня — своя.

Я обдумал полученную информацию. Вот ее, кстати, Знанием хрен получишь. От Знания нельзя скрыться, но можно запутать, что колдуны и делают. Шеф же вообще Знанием не виден. Вот уж в чём, а в Знании он, пожалуй, посильнее того даже самого Джона, который Кремер и архиколдун.

В салон вошла Светлана. Шикарная брюнетка сексуально покачивала широкими бедрами. Она спросила:

— Вам что-нибудь нужно? — голос низкий с хрипотцой. Да и манеры, сразу видно, поставлены.

— Да! — сказал шеф бодро. При посторонних он разыгрывал обычный спектакль. На круглом лице появилась широкая улыбка, а слегка слезящееся глаза выражают удивление и восхищение. — Не могли бы вы принести мне еще вашего замечательного пива?

— Конечно, — ответила она. — Что-нибудь еще?

— Нет, спасибо.

— А что вы хотите? — сказала она мне. Взгляд ее поднял температуру моего тела градусов на десять.

— Я бы хотел что-нибудь горячего и влажного, — сказал я и улыбнулся.

— Насколько горячего? — сказав это, она полуприкрыла глаза.

— Очень горячего.

— Хорошо.

И она ушла на несколько минут. Когда она вернулась, в руках у нее был поднос, а на нем стоял запотевший стакан с пивом. Она поставила его перед шефом, и, повернувшись ко мне, сказала:

— На кухне есть кое-что очень горячее и влажное для вас. Но мне надо, чтобы вы помогли мне это разогреть.

— Разумеется, — я бросил быстрый взгляд на шефа. Тот, молча пил свое пиво, уткнувшись носом в какой-то потрепанный детектив Рекса Стаута. Сочтя его молчание знаком согласия, я встал и пошел за Светланой. До сих пор не могу понять, почему она повела меня не на кухню, а в другую сторону, где была комната с большой кроватью. Не могу понять, но особо не огорчаюсь. В конце концов, мы разогрели то, что требовалось и там.

Когда я вышел из "второй кухни", самолет уже снижался. Мы подлетали к Москве. Я очень люблю Россию. И не только потому, что я там родился. Сюда очень приятно возвращаться и, пробыв какое-то время, отсюда не менее приятно улетать. И даже не знаю, что мне нравится больше. Проблем с приземлением не возникло. Какие могут быть проблемы, если на борту шеф? Даже если бы пилоты решили выключить двигатели и пойти развлекаться со Светланой, самолет сел бы сам.

На таможне проблем тоже не возникло. Прилетающих на частных самолетах редко досматривают. Рядом с аэропортом нас уже ждал лимузин, который повез нас к Борису Игнатьеву. А если точнее, в его офис на Тверской. Ехали мы примерно час, хотя и не попадали в пробки. А если бы и попали, на крыше лимузина мигалка, а у машины правительственные номера. Мы приехали к красивому многоэтажному зданию, нас встретил секретарь Бориса и повел внутрь. Кабинет Игнатьева располагался на самом последнем этаже. Я подумал, нас заставят ждать, но нет. Похоже, проблема у бизнесмена серьезная. У людей такого полета других и не бывает.

Секретарь постучал в дверь кабинета, получил разрешение на вход, открыл ее перед нами. В России мне всегда не нравилось, что некоторые граждане живут на грани бедности, а вот такие не стесняются демонстрировать богатство. Обстановка кабинета тянула на бюджет какой-нибудь области. Всюду стеллажи, на полках красовались музейные экспонаты. Все похожи друг на друга — большие золотые хреновины, усыпанные крупными бриллиантами. Различные статуэтки, маски, жезлы и прочая непонятная фигня. На стенах картины, явно купленные не в подземном переходе. Этот кабинет вообще вполне мог стать отделением музея. Очень неплохим отделением. Напротив входа, в противоположном конце кабинета, окно во всю стену, а перед окном здоровый дубовый стол. За столом наш возможный работодатель. Борис был маленьким лысым мужичком. Очень некрасивый и толстенький, он с явной неприязнью смотрел на меня и с одобрением на шефа. Конечно, я, молодой и атлетичный мужчина, нравился ему меньше, чем упитанный и лысый шеф. У Бориса даже секретарь был ему под стать, такой же маленький и отнюдь не худосочный. Еще Борис отличался лопоухостью и усами.

— Господин Роберт Гамбит и его помощник Иван, — представил нас секретарь и удалился.

— Вы знаете, кто я такой? — сказал Борис, нас разглядывая с недоверием.

— Конечно, господин Игнатьев! — сказал шеф радостно. Такое ощущение, всю жизнь ждал момента сказать бизнесмену, что он его знает, и вот — мечта сбылась. — Мое имя вы только что слышали, так что повторяться не буду. Можно нам присесть? Мы с моим помощником слегка устали после дороги.

— Садитесь, — сказал Борис всё еще мрачно и недоверчиво. — А как вы долетели, мне уже доложили. Ваш помощник, очевидно, устал больше вас?

— Ну, под конец полета я позволил себе расслабиться, — сказал я, улыбаясь. Бизнесмен не ответил на улыбку. Он явно думал, как такие клоуны смогут решить его проблему.

— Какая красивая ручка! — шеф рушил и рушил легенду о нашей компетентности. Он взял со стола золотое перо, которым Борис наверняка подписывал многомиллионные контракты, и уставился как на восемнадцатое чудо света. По поведению шефа можно подумать, и остальные лишние чудеса найдутся в этом помещении... А у самого во внутреннем кармане ручка из чистого изумруда. Настолько штучная вещь, что за нее можно купить весь этот кабинет.

— Да, это подарок премьера, между прочим, — сказал Борис с легкой гордостью. При взгляде на меня он хмурился, но глядя на шефа нельзя не растаять. Тот напоминал большого ребенка. Чего бизнесмен не понимал — как только шеф коснулся ручки, он Узнал всё о предполагаемом клиенте. Сейчас шеф потянет время, узнает детали проблемы Бориса, а на самом деле уже начал обдумывать решение.

— Потрясающе! — продолжал фиглярничать шеф. — Самого премьера? А какой он в жизни?

— Простой человек. Только тяжело ему сейчас.

— Да? Отдохнуть ему надо!

— Куда же ему отдыхать, когда в стране такое... Но сейчас не об этом. Давайте лучше поговорим о нас с вами. А точнее, о вас. Я навел о вас справки. Попытался навести справки. Все считают вас человеком авторитетным и профессиональным. Но никто не может сказать ничего конкретного. Ваш телефон дал мне один знакомый. Не стану называть имени, но на него ваша работа произвела большое впечатление. Он сказал, вы решили его проблему и спасли жизнь, а он считал себя уже покойником.

Разумеется, мы знали, кто рассказал Борису о нас. Тоже российский бизнесмен, который проживал сейчас в Швейцарии. У него были серьезные проблемы с местными властями. Его обвинили в убийстве жены. Нам пришлось доказывать его невиновность, оказалось, в деле замешаны спецслужбы. Мы расследовали убийство, нашли убийцу и надавили на власти. Наверное, тот бизнесмен считал, мы совершили чудо. В действительности же, на всё про всё у нас ушло два дня. Из них рабочими можно назвать несколько часов. Фактически шеф распутал дело, не выходя из кабинета. Только позвонил пару раз, надавил на кое-кого, и всё. Короче рутина...

— Да, это было тяжелое дело. Но мы с ним справились! — сказал шеф торжественно. Конечно, справились. И неплохо нагрели руки.

— Я долго не решался вам позвонить, — продолжил Борис. — Наверное, напрасно... Но вы же знаете русских, они начинают тушить пожар, когда загорелась жопа. И теперь я вообще не знаю, что мне делать и сможет ли кто-нибудь мне помочь.

— Ну а вы расскажите мне о вашей проблеме, и посмотрю, что смогу сделать, — сказал шеф, глядя на Бориса глазами Бэмби.

— Рассказать-то как раз самое сложное, — вздохнул Борис. — Видите ли, Гамбит, дело настолько щекотливое, если о нем кто-нибудь узнает — мне крышка. Я потеряю всё. Деньги, имущество, положение. А возможно и жизнь. У меня слишком много врагов, а дела в нашей стране обстоят так, что или ты на волне, или тебя перемалывают в труху. Мои капиталы — единственная гарантия того, что меня еще не убили. Или не посадили, а потом убили.

— Да, я понимаю, что вам тяжело, — сказал шеф проникновенно. В голосе столько сочувствия, что не доверить тайну просто невозможно. Даже у меня появилось желание рассказать шефу что-нибудь сокровенное. Хотя это лишнее. Шеф и так знал обо мне всё. То есть совершенно всё, я имею в виду. Каждую деталь моей жизни, даже самую постыдную и непривлекательную. Даже самые отвратительные и противоестественные мысли. Представьте, каково мне живется с ним? Правда, я тоже много чего о нём знаю. Дело в том, что когда он брал меня в ученики, мы заглянули в Сути друг друга. Он тогда выскреб всю информацию обо мне до нитки, но и я слегка, одним глазком, заглянул в него. Признаюсь, тогда это меня напугало. — Но вы можете рассказать мне всё. Клянусь, самое малое, что я могу для вас сделать, это оставить всё в тайне.

— Да вы и так не сможете мне серьезно повредить, если расскажите прессе. Разве что, немного приблизите участь. Но это уже значения не имеет.

— Тогда тем более — отбросьте сомнения!

— Хорошо! Действительно, какого черта?! Я уже всё перепробовал, вы — моя последняя надежда. Итак, я стою на грани банкротства.

— Но ведь вы один из самых богатых людей в мире! — удивился шеф.

— Теперь можно сказать, я был одним из самых богатых людей в мире. Вся эта история началась где-то год назад. Мне подвернулась одна интересная информация. Я случайно узнал, что в одной маленькой африканской стране нашли богатейшие запасы алмазов. Наверное, это было самое большое месторождение алмазов во всем мире. Я не преувеличиваю, это действительно так. Но самое интересное в этой информации то, что ни местные жители, ни правительство этой страны, да вообще почти никто не знал, что за богатство лежит под ногами. Обо всем знали только члены небольшой геологической экспедиции и я, разумеется. Мне просто несказанно повезло! Один мой одноклассник после школы занялся геологией. Он не добился, каких-либо больших успехов в жизни, но геология была его страстью. А в школе мы были лучшими друзьями и даже после поддерживали связь. А потом я разбогател. Причем, как всё происходит в России, разбогател внезапно. А с богатством пришла власть и всё остальное. Я на какое-то время забыл о школьном товарище, но однажды он сам вспомнил обо мне. Он как раз был тогда в Москве, и мы с ним встретились. Как водится, выпили, и он рассказал, что в России геология загнивает, что денег на экспедиции не дают. По России еще можно куда-то съездить и покопаться в земле за свой счет, а чтобы за границу выехать! Не может быть и речи. А его так манила Африка. Там, по его словам, можно столько всего найти. Там проходил какой-то разлом несколько миллионов лет назад, и геологу есть где развернуться. Короче, наговорил он мне много, но сам я в геологии дуб дубом, так что подробно рассказать вам не могу. Я тогда решил помочь школьному приятелю. Как оказалось, на экспедицию в Африку ему надо было какая-то смехотворная сумма. А я тем самым мог сделать себе рекламу. Бизнесмен не только деньги зарабатывающий, но и помогающий науке. Короче, я дал ему денег, и он укатил в Африку.

— Вы поступили очень благородно, господин Игнатьев! — сказал шеф подобострастно. Хотя и ежу понятно, благородством в этом поступке не пахнет.

— Да, я тоже так считаю, — скромно признал свои заслуги перед отечеством бизнесмен. — К тому же у меня была надежда, а вдруг этот чудила и вправду что найдет. Конечно, на алмазы я не рассчитывал, а на нефть надеялся. Не сильно, но надеялся. И вот, как видите, надежда оправдалась. Мой однокашник нашел для меня алмазы.

После слов "алмазы" у бизнесмена пересохло в горле. Он смочил его водой "Перье" и продолжил:

— Я понимал, откусить такой жирный кусок будет трудно. Слишком много препятствий вставало на пути. Если б в России они эти алмазы нашли, было б полегче. И всё равно, если хорошо поработать, можно было обеспечить счастливую жизнь внукам моих внуков. Ну и самому не зависеть ни от кого. Я человек богатый, но богатство мое в бизнесе крутится. И достать его из этого бизнеса нет никакой возможности. Слишком много лиц замешано. Слишком много откатов надо сделать, чтобы наличку получить. И после всего этого у меня шиш с маслом остался бы. Нет, и свободные деньги у меня, конечно, есть. Были, вернее. Ну и еще кредитов взять можно было. Что я, собственно, и сделал. Но это уже потом. А поначалу я приехал в эту страну и договорился с правительством. Я им это месторождение разрабатываю, а деньги пополам делим. Обул их, как лохов педальных! А что с них взять, папуасы они и есть папуасы. А страна так просто жуть. Девяносто процентов населения считает палку-копалку нанотехнологиями. Контракт с правительством заключили, всё путем. Я им даже деньги за мои расходы обязал потом выплачивать! Ну, говорю же: лохи. Короче, всё тип-топ. Закрутилось, завертелось и как по маслу пошло. Я кредиты взял долгосрочные, оборудование стал закупать. Всё с максимальной тайной и осторожностью. Шило, разумеется, в мешке не утаишь, но очень хотелось, чтобы когда все хватятся, всё уже на мази было. Чтобы и папуасы заднюю не врубили, и остальной мир рот не разевал. И, короче, всё так гладенько шло, как говорится: затишье перед бурей. Шахту мы копать стали, уже кой-чего нарыли. И оказалось, всё даже лучше, чем мы предполагали. Алмазов там еще больше было. И тут черт меня дернул обо всём рассказать. Славы захотелось дураку. И я это на весь мир и объявил. И поначалу славу пожинал. Хотя "на весь мир" — сильно сказано, но в нужных кругах узнали. Тут у меня и попёрло, я вам скажу! Меня даже в министры чуть не записали. А я не пошел. Теперь, дурак, понимаю, соглашаться надо было. А тогда подумал, с такими деньжищами мне сам чёрт не брат. Вот только недооценил я чёрта. Вся сделка была оформлена железно, комар носу не подточит. Но я не учел одного — с кем подписывал контракт. В стране той населения всего пару миллионов, и соседние государства решили к моей удаче присосаться. Так и сказали, давай, мол, дружить и вместе пирог делить. И я опять не согласился. А они хоть отморозки и негры, но в открытую нападать на другое государство не могли. И тогда кто-то идейку им подкинул. Я думаю, это америкосы поганые, ей богу! Они в таких делах уже давно поднаторели. Короче, решили устроить они государственный переворот. Власть другая, правительство другое, даже режим другой. И тогда я смогу своим контрактом подтереться. Для приличия мне каких-нибудь полпроцента дадут. А это никак мои расходы не покроет. Попробовал я через правительство наше действовать, получил от ворот поворот. Попробовал с африканцами договориться, они мне говорят, раньше надо было. А еще кредиторы мои как про трудности узнали, деньги назад затребовали. Говорят, кризис мол, самим надо. А кредиты у нас такие люди дают, с которыми не поспоришь. Только головой кивать остается и говорить, что верну. Я еще несколько месяцев рыпался — всё без толку.

Борис замолк на некоторое время, достал сигарету и закурил. Шеф достал сигару. Я тоже сигарету.

— А как обстоят дела сейчас? — спросил шеф.

-Хреново они обстоят, — сказал Борис с тоской. — По моим источникам соседние государства готовят военный переворот в ближайшее время. Армия у моих папуасов — только одно название. На тысячу человек один автомат, у остальных луки. Да и всего в той армии тысяч пять наберется, наверное. А у противника сейчас тысяч пятьдесят и все с натовским вооружением. Они по моим чернозадым пройдут, даже не заметят. Хотя я и послал туда кой-кого, но это так, капля в море. Сковали меня по рукам и ногам. Денег нет, влияния нет, договариваться поздно. А врагов много. Короче, недели через две свергнут мое правительство на фиг, и тогда мне крышка. Вот такая у меня, собственно, проблема.

Шеф задумчиво пыхтел сигарой. В его взгляде пропали смешливые нотки, он решил прекратить спектакль.

— У меня есть два решения вашей проблемы, — сказал он через минуту.

— Ого, целых два! — сказал Борис недоверчиво. — Я тут уже несколько месяцев бьюсь и даже половины решения найти не могу, а вы сразу два!

— Да, я могу решить вашу проблему двумя способами. Хотя мне самому нравится только одно из решений, но выбор я предоставлю вам. Первое решение очень кровопролитно. Я могу убить всех солдат враждебной армии и разворотить экономику вражеского государства. Тогда у ваших врагов не будет возможности какое-то время вас беспокоить. У вас появится отсрочка на год или что-то около этого. Потом, правда, всё вернется в прежнее русло, но у вас хотя бы будет время, чтобы вывести свои капиталы.

— Вы можете убить всех мятежников?! — спросил Борис ошарашено. На него произвело впечатление перемена, что произошла с шефом. Так всегда бывает, когда он заканчивает валять дурака и становится жестким и целеустремленным. — Но как?

— Это будет непросто, но возможно. Я спровоцирую нанесение по ним ядерного удара.

— Что?! Вы с ума сошли?!

— Нет, господин Игнатьев, я говорю совершенно серьезно. То, что я вам предлагаю, в моих силах.

Бизнесмен задумался. Видно, что он растерян. Ему хотелось, чтобы враги получили по заслугам. В нём боролось, так сказать, хорошее и плохое начало. Он понимал, если даст Гамбиту отмашку, тот сделает, что предлагает. Он сразу поверил, что шеф может выполнить задуманное. Да и что ему оставалось, кроме как уцепиться за протянутую соломинку. Он был серьезным человеком и видел перед собой такого же. Пускай поначалу и разыгрывавшего комедию, но когда речь пошла о деле, ставшего совсем другим.

— А что за второй вариант? — спросил бизнесмен осторожно.

— Нет, так не пойдет. Я скажу вам о втором варианте, только если вы отклоните первый.

— Даже так? А если я соглашусь?

— Тогда я приступлю к исполнению, — сказал шеф спокойно.

— И не откажитесь?

— Нет.

— Как-то странно вы ведете дела, господин Гамбит. Наша беседа выглядит очень странно.

— Отнюдь. У меня есть причины, чтобы проводить ее именно так.

— А если я откажусь от первого варианта, но мне не понравится второй, я смогу к нему вернуться?

— Нет. Мое предложение об убийстве ваших врагов действует только один раз.

Борис снова задумался. Ход беседы ему явно не нравился. Он привык сам ставить условия и владеть в переговорах инициативой. А здесь получилось наоборот. Незаметно для себя Борис эту инициативу потерял. Хотя лично для меня ничего удивительного в этом нет. Я видел подобное тысячи раз. Я не знаю, как это получается у шефа, но получается всегда. Меня гораздо больше волновало, что будет, если Игнатьев примет предложение. Ведь тогда шефу придется исполнять. Но после такого в колдовском мире его объявят вне закона. И наверняка выдадут инквизиции. И хотя у шефа есть с ними какое-то соглашение, не думаю, что после ядерного удара оно выдержит. А у Бориса размышлений было еще больше. Он пока не понял, кто к нему пришел, и на что мы способны. Ну вот вы представьте себя на его месте. К вам приходят два незнакомых человека, поначалу ведут себя как клоуны, а потом вдруг говорят, что могут скинуть атомную бомбу на головы его врагов. Но у вас нет другого выхода, кроме как воспользоваться их услугами. И Борис сделал, на мой взгляд, правильный выбор. Или он был не такой уж плохой человек, как мне показалось, или не поверил, что шеф сможет достать для него атомную бомбу, в любом случае, он сказал:

— Боюсь, первый вариант я вынужден отклонить. Какой второй?

— Второй вариант более сложный, и требующий большего времени. Но он может обеспечить вам полную победу. Надо просто победить армию противника и не допустить переворота власти.

— И это, по-вашему, просто? Да вы понимаете, какое на их стороне преимущество? Мои негры не продержатся и часа против этих повстанцев!

— В этом им помогу я. Поверьте, у нас есть очень хорошие шансы на победу. Правда, хочу сразу вас предупредить, есть шансы и на поражение.

— Конечно, есть! Нет, вы всё-таки сумасшедший! Зачем я только связался с вами?

— Потому что у вас нет другого выбора, господин Игнатьев. Без меня вы, считайте, что труп.

— Да, я знаю, — подтвердил он спокойно. — Но я пока еще жив, и у меня еще есть шансы сбежать куда-нибудь в Мексику и попрошайничать там. А вы мне предлагаете откровенное безумие.

— Нет, это не безумие. Давайте сделаем так, господин Игнатьев. Если моя военная кампания провалится, если я не смогу помочь нужному вам режиму удержаться — я помогу вам уехать из России и спрятаться так, что вас никто никогда не найдет. Более того, я помогу вам вывести максимум ваших капиталов, так что побираться вам не придется. Если у меня не получится, я сделаю это совершенно бесплатно.

— А если у вас получится, сколько это будет стоить? — слегка повеселел Борис.

— Сущие пустяки. Сто миллионов долларов.

Я присвистнул. Да уж, шеф решил побить все рекорды своих гонораров. Я подумал, бизнесмен начнет артачится, как это обычно и происходит. Но он меня удивил.

— Это не проблема. Хотя я смогу отдать вам эту сумму в течение месяца.

— Меня это устраивает. Но это еще не всё. От вас мне нужно десять миллионов на текущие расходы. И еще помощь в переговорах с правительством... — вот здесь я вынужден сделать небольшую ремарку. Я предупреждал вас, что не стану называть государство, где будут происходить основные события этой истории, но как-то называть страну всё же надо. Я назову ее — Мамбе. Просто так и без всяких намеков на правильное название. Все названия городов и африканских стран, которые прозвучат дальше, тоже будут вымышленные. — ... Мамбе. Мне нужен будет официальные полномочия их военачальника.

На лице Бориса я снова увидел недоверие. Сто миллионов в будущем — это одно. А десять на расходы, плюс еще протекция перед правительством Мамбе — это уже серьезно. Вдруг мы жулики, решившие заграбастать его денежки? Или еще хуже — шпионы, подосланные его врагами. Но надо снова отдать ему должное, колебался он недолго.

— Хорошо. Десять лямов у меня есть. И правительство это у меня из рук ест. Так что проблем не будет. Но как вы будете все это... э-э-э... проворачивать?

— Подробности я вам рассказать не смогу, — покачал головой шеф. — Во-первых, потому что пока не знаю их сам. У меня есть кое-какие наметки, но только предварительные. И, во-вторых, если вы будете знать детали плана, у вас может возникнуть желание внести свои коррективы или рассказать кому-нибудь. А в нашей ситуации это недопустимо.

— То есть вы хотите, чтобы я дал вам десять миллионов и предоставил полную свободу действий? — нахмурился бизнесмен. — Я не привык так работать, господин Гамбит.

— Зато так привык работать я, — отрезал шеф. — И кроме вышеперечисленного мне нужно всё ваше влияние в Африке.

— Если бы у меня было там влияние, мне не нужна была ваша помощь, — поморщился Борис. — Ладно, я на все согласен. Как вы правильно сказали: у меня нет выбора. Когда вы приступите?

— Мне надо обдумать все детали. Завтра в это же время я приду к вам и сообщу, что мне может от вас понадобиться. Вы же тем временем выпросите для меня пост министра внутренних дел и главнокомандующего всеми войсками Мамбе. И принесете десять миллионов. Так же завтра мы подпишем все нужные бумаги.

— Надеюсь, вы понимаете, что тянуть не стоит? Я сказал, у нас есть две недели, но это в лучшем случае. Переворот может произойти в любую секунду.

— Я думаю, у нас есть время, господин Игнатьев. Не волнуйтесь, если я берусь за дело, события, как правило, случаются, когда этого хочу я.

— Мне очень хотелось бы узнать, что вы за птица, господин Гамбит? Вы рассказываете о невероятных вещах и беретесь за безнадежное дело, но кроме рассказа моего друга я ничего не знаю о вас.

— Кто я такой не имеет значения. Главное, я могу сделать то, что предлагаю. А теперь разрешите откланяться.

Шеф встал. Борис тоже. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, и Борис сдался. Он поверил. И даже не в шефа, а в то, что выбора нет. Так ведь часто бывает. Мозг еще долго-долго надеется, что пожар не подберется, а рубаха-то уже давно горит. Так и тут — только темные глаза шефа заставили бизнесмена осознать всю сложность его положения. И в такой ситуации тот ухватился за соломинку — за шефа. Борис попрощался с нами, и мы пошли домой.

Разумеется, в Москве у шефа тоже один из восьмидесяти восьми одинаковых домов. Правда, добираться пришлось почти час, дом стоял на окраине. Дома нас ждал переполненный почтовый ящик, я забрал письма, и мы вошли внутрь. Шеф повесил пальто на вешалку, удовлетворенно крякнул, оглядев безликие статуэтки, и пошел на кухню. Я тоже повесил куртку и двинул в кабинет. Разбор корреспонденции всегда на моей совести. Шеф вернулся с подносом, на котором позвякивали друг о друга три бутылки пива и тарелка фисташек.

— Вот так сразу и за работу? — спросил я. И ничуть не шутил. Похоже, шеф решил засесть в кабинете надолго и хорошенько поколдовать. А чтобы слегка скрасить рутину, он пил пиво и курил сигары.

— Я должен всё узнать об этом деле. Так что тебе лучше продолжить разбор бумаг в другом месте, — сказал шеф, откупоривая первую бутылку.

Я послушно встал и вышел из кабинета. Обычное Знание не наносит окружающим никакого вреда, но Знание можно усилить колдовством, что для меня опасно. Я уже чувствую магию, даже кое-чего умею сам и могу чуть вмешаться в заклятье шефа. Один раз так и вышло — тогда на берега Америки обрушился какой-то ураган. Потом ему даже имя дали: то ли Тэффи, то ли Синди. Короче, получилось некрасиво. Так что я прошел в гостиную и начал разбирать бумаги. И даже здесь почувствовал, шеф выкладывается по-полной. Из кабинета уже вылетели несколько заклятий и унеслись в далекие дали. Потом последовали пять проклятий и даже одно треклятье.

Через час я покончил с почтой и принялся составлять контракт для Игнатьева. Это заняло еще час. Потом решил перекусить и выпить. Я пошел на кухню и сварганил пару бутербродов с кофе. Холодильник был полон, люди шефа, работавшие в Москве, позаботились. У него вообще большой штат сотрудников. А еще больше на планете людей, которые ему обязаны. Иногда он не брал гонораров с тех, кому помогал, а требовал ответной услуги в будущем. И таких клиентов было много.

Делать было нечего, я пошел смотреть телевизор. Приятно в кой-то веки посмотреть программы на родном языке, хотя я спокойно разговариваю на нескольких. К восьми часам я почувствовал, шеф закончил колдовать. Подождав полчаса, я вошел в кабинет. Три пустых бутылки на подносе, тарелка с орехами опустела. Шеф сидел довольный, уставший и почти невидимый в дыму от сигар. Я понял, план действий готов и, открыв окно, приготовился слушать.

— Всё еще лучше, чем я думал, — сказал шеф довольно. — Мне удалось выбить полную свободу действий у инквизиции и колдунов.

— Ого, — присвистнул я. Полная свобода действий означает, что можно не соблюдать режим секретности, а это, скажу я вам, случается нечасто.— И теперь вы нашлете на врагов наших пятьдесят тысяч треклятий?

— Нет, конечно. Но всё равно приятно, что мне так доверяют и колдуны, и их враги. Мне разрешают делать всё, что я захочу, зная, я не стану пользоваться этой возможностью. Хотя в этом случае я мог бы так поступить, если наш бизнесмен дал добро на сброс бомбы.

— Я как раз хотел вас об этом спросить. Что было бы, если он согласился?

— Я залез на какую-нибудь военную базу, скорее всего, французскую или английскую, и запустил бы ракету.

— И убили пятьдесят тысяч человек? — спросил я с сомнением.

— Поверь мне, их было бы гораздо больше. А почему тебя это так удивляет? За свою жизнь я убил гораздо больше людей.

— Ну а ответственность? И после такого вы точно попали бы в ад.

— Этот грех полностью лег бы на бизнесмена, — отмахнулся босс. — Но он не согласился, за что ему честь и хвала.

— Ну лег бы — это да. Но уж точно не весь. Вы же исполнитель и главный идееподаватель получаетесь.

— Иван, ответь мне на один вопрос. Почему я вообще ему такое предложил?

— Потому что могли.

— Правильно. Но почему я не предлагал такие решения другим клиентам? Ведь нет человека — нет и проблемы. Но я предлагаю жесткие меры только некоторым, хотя мог каждому второму.

— Не знаю, — сказал я честно. А ведь и правда, иногда шеф поражает жестокостью, а иногда исполняет сложнейшую комбинацию, хотя можно обойтись легким применением силы.

— Все потому, что я предлагаю жестокие решения проблемы только тем людям, которые на такое могут согласиться, — хитро прищурился шеф.

— Этого я тоже не понимаю. Хоть убейте, но тогда на какой стороне вы стоите? На стороне бобра или осла?

— Я стою на стороне судьбы и правды, — сказал шеф строго. — Помнишь, я рассказывал, что такое судьба, и в чём конкретно мой путь? Моя работа не в том, чтобы поступать хорошо или плохо, а в том, чтобы поступать правильно. А правда она, знаешь ли, не хорошая и не плохая. И если человек соглашается на то, чтобы решением его проблемы стало убийство, он делает шаг в сторону ада. А если он не согласен, хотя ему очень хочется, он делает шаг в сторону Рая. Я лишь оружие в руках судьбы. И если я кого-нибудь убиваю, работая на клиента, то делаю шаг в сторону Рая, ибо в конечном итоге помогаю именно бобру.

— Запутанно, — буркнул я.

— Конечно, запутано. В делах такого рода никогда не бывать ясности.

— Ну и Светлый с ним, — сказал я. Много думать на такие темы вредно для психики. Это шеф у нас моск, вот пускай и думает, а я даже на "Натс" не тяну. — Что дальше?

— Завтра мы вылетим на место действий. А там попробуем поставить один занимательный сценарий. Признаюсь, я давно хотел поучаствовать в таком деле, но случай не подворачивался.

— А что в этом деле особенного?

— Мы с тобой летим на войну!

— Так значит, всё равно будет много трупов?

— Боюсь, без этого не обойтись. Видишь ли, Мамбе — очень небольшое государство. А рядом с ним более населенный и прогрессивный Набир (Тоже вымышленное название, поэтому даже не думайте искать его на карте). Конечно, там тоже не бог весть какая цивилизация, но получше, чем в Мамбе. И вообще, наш работодатель многого не сказал нам. Хотя это не его вина — реальное положение вещей знают не больше сотни человек. Теперь и я вхожу в их число. А в самой Африке таких людей человек пять.

— Понимаю. Кто-то из прогрессивного мира хочет заграбастать себе рудничёк?

— "Рудничёк" — очень слабо сказано. Это, наверное, самое большое месторождение алмазов в мире. И Игнатьев действительно может сильно нагреть на этом руки. Правительство Мамбе кусало локти, узнав, какую часть денег придется отдать этому предприимчивому бизнесмену. Но сейчас у них другие заботы. В стране назревает политический переворот. Большая часть населения недовольна жизнью. У страны большой внешний долг, до недавнего времени она полностью контролировалась Европой. А когда мамбийцы узнали, что им светит стать довольно богатыми, они послали бывших партнеров. А тут еще наш бизнесмен наобещал им поддержку России. Но европейцы не стали просто смотреть, как у них забирают возможную прибыль, и настроили население против действующей власти. В поддержку населения выступил и Набир. Ему было обещан кусок алмазного пирога. Сейчас там и размещается армия повстанцев. Она побольше, чем пятьдесят тысяч, и прекрасно вооружена. У них есть танки и самолеты. А так же на их стороне выступают профессионалы — миротворческие силы Франции.

— Так это лягушатники кашу заварили?

— Не только. Просто вводить туда объединенные войска всего Евросоюза было бы неэтично — можно натолкнуться на сопротивление со стороны Америки. А европейцам очень не хочется, чтобы Америка вмешивалась. Тогда вообще никому ничего не достанется.

— А какими силами обладаем мы?

— Всё не так плохо, как рассказал Борис. Официально в Мамбе пятьдесят тысяч солдат и тысяч десять жандармов. Но благодаря грамотной пропаганде восемьдесят процентов армии перекинулась к повстанцам. Прихватив значительную часть оружия и боеприпасов. Многие дезертировали. Так что у нас наберется тысяч восемь — десять. Но эта армия не только малочисленна и плохо вооруженная, она еще и очень слаба морально. Половина просто слиняет или сдастся в плен, когда начнутся военные действия. А начнутся они скоро. Думаю, дней через десять.

— Картина не слишком приятная, — сказал я мрачно.

— Но и не настолько плохая. Пока правительство еще держится, и это хорошо. К тому же Борис направил туда сотню наемников. И у нас есть целых десять танков!

— Всё равно хреново.

— И еще мы с тобой.

— Это серьезный козырь в рукаве. Но, не поймите неправильно, по-моему, мы не сможем победить. А даже если и победим, Европа соберет новую армию, уже более сильную.

— Тут ты не прав. Европа не сможет сильно вмешиваться в политику Африканских стран. Там и так долгое время был страшный бардак. А теперь, когда большинство стран приняли демократию и всё такое, европейцы должны поддерживать ее любыми силами. Они будут вмешиваться, но чисто символически. Давать оружие, разбирающихся в военном деле людей, ну, и пару тысяч миротворце. А в основном всё будут решать местные. Большая часть повстанцев — это жители Мамбе. А силы Набира и миротворцы будут оказывать в основном поддержку вооружением.

— И что вы конкретно планируете?

— Увидишь, — сказал шеф весело. — О, это будет настоящий спектакль!

— Так вы воевать собрались или пьесу ставить? И почему вы такой радостный?

— Я же говорил, что давно хотел поучаствовать в чём-то подобном. Во Второй Мировой мне не удалось покомандовать, пришлось быть простым солдатом. А теперь у меня появился шанс надеть мундир полководца. И одновременно показать, как надо правильно вести войны. Знаешь, мне всегда казалось, из меня получится хороший военачальник, но никогда не было возможности попробовать себя в деле. И вот теперь эта возможность появилась!

— Рад за вас. А какую роль вы приготовили для меня?

— Рядовой.

— Спасибо, что оказали такую честь. Ведь вы могли сделать меня войсковым ассенизатором, а тут целый рядовой!

— Твоя ирония неуместна. Тебе как ученику колдуна будет очень полезно увидеть войну изнутри. Это очень хороший опыт.

— Так-то стрёмно в рядовых ходить. Хоть лейтенантом сделали бы, что ли.

— Перебьешься. Всё равно это будет не простая война, а колдовская.

— Так что успех нам обеспечен?

— Не совсем. Очень трудно будет победить в прямом смысле слова. Но нам не это надо, верно? Нам надо оставить местное правительство и дать Борису возможность дальше разрабатывать алмазные рудники. Из этого и будем исходить. И, конечно, надо как следует повеселиться, ведь нам предстоит отработать один из самых больших гонораров в моей жизни.

— А я думал, это самый большой.

— Нет, самый большой был за мое первое дело. И с тех пор я принципиально не беру бо?льших сумм. Разумеется, с учетом инфляции, — шеф всегда был очень практичен в денежных вопросах. Кстати говоря, я тоже весьма заинтересован в успешном исходе нашей кампании — пять процентов любого гонорара полагается мне. А вы как думали? В этом мире молодому человеку трудно прожить на сорок тысяч долларов, которые платит мне шеф ежемесячно... — Теперь ужин, и спать. Завтра мы едем в Африку!

— Ну и на фиг столько пафоса? Мы ж были там месяц назад.

— Да, но эта поездка обещает быть более интересной.

— А мы заглянем на огонек к Шаману?

— Наверняка.

Шаман был одним из самых сильных колдунов на планете. Примерно такой же могущественный, как шеф. А когда два колдуна такого уровня колдуют на одной территории, приезжий должен спросить разрешения у того, в чьей юрисдикции эта территория находится. Два колдуна высокого уровня могут выскрести все вероятности на очень большом пространстве. И тогда такое место станет совершенно непригодным для жизни. Ведь когда колдуны собирают вероятности, они тем самым крадут удачу у окружающих. Кроме того, присутствие одного может ослабить другого. Или неожиданно встретившись, разные заклятья могут перемешаться, и тогда произойдет черт знает что. Шаман не носил имени или скрывал его; он был самым настоящим шаманом — сильнейшим в Африке. К тому же они с шефом ладили. Ну, или, по крайней мере, не враждовали, что в среде колдунов редкость. Когда шеф бывал в Африке, он частенько наведывался к Шаману. Я несколько раз присутствовал на этих встречах, скажу вам: то еще зрелище.

Следующее утро встретило меня обычным распорядком дня. Я проснулся в восемь и пошел готовить завтраки. Шеф тоже придерживался заведенных порядков — в девять тридцать зашел в кабинет и пожелал мне доброго утра. В десять мы поехали на встречу с Борисом.

На этот раз нас заставили ждать в приемной минут пять, наверное, Борис был сильно занят.

— Здравствуйте, господа, — пожал нам руки бизнесмен и сразу перешел к делу: — Вы разработали свой план, Гамбит?

— В общих чертах, — кивнул шеф.

— И не расскажите мне?

— Нет.

— Ну, на нет и суда нет, — не сильно расстроился Борис. Потом подошел к стене и сдвинул картину. За ней оказался сейф. Из него он достал дипломат и протянул шефу. — Ваши десять миллионов. Что еще от меня требуется?

— Подписать бумаги, — сказал я и протянул контракт. Борис долго и вдумчиво читал, потом подписался такой широченной росписью, что едва в контракт влезла.

— Что еще?

— Вы связались с правительством Мамбе? — спросил шеф.

— Да. И они не против. Я расписал вас чуть ли не генералом в отставке, и они согласились.

— На это счет планы слегка изменились. На должность главнокомандующего желательно поставить человека одного с ними цвета кожи. Так будет лучше. Я подберу им генерала.

— Как знаете, — проворчал Борис. — Вы только учтите, папуасы серьезно напуганы. Если у меня еще есть шанс остаться в живых, у них его нет. После свержения их казнят. Так что постарайтесь их как-то информировать, что ли.

— Нам надо добраться до Мамбе, — проигнорировал просьбу Бориса шеф. Ага, будет он кого-нибудь информировать, как же. — Или хотя бы до Африки. Мой самолет остался в Мадриде, так что нужен ваш.

— Не вопрос. Только в Мамбе вам на нем не долететь. Все местные аэропорты заняли повстанцы. Так что довезти вас можно только до ближайших прилегающих государств.

— Пусть он довезет нас до Каира. Оттуда мы доберемся сами. Вернее, доберется мой помощник, а я буду контролировать всё из Египта.

— Хорошо, что-то еще?

— Как вы связываетесь с правительством Мамбе?

— По спутнику.

— Дайте нам их номер. И ждите новостей, господин Игнатьев.

На том мы попрощались с Борисом. Он сказал, через час самолет будет готов к вылету. Выйдя из офиса, шеф предложил пообедать и после поехать в аэропорт. Что мы и сделали. Пройдя таможню, мы снова оказались в том самолете, который привез нас в Москву. Шеф сказал, ему надо поработать и пошел в комнату с кроватью. Я очень надеялся, там поменяли постельное белье.

На это раз стюардесса была другая. Ее звали Лиза, и она ничуть не уступала Светлане ни в красоте, ни в наборе услуг. Я подумал, какого черта?! Мне надо использовать все возможности российских авиалиний, и отвел ее на кухню. Когда я вернулся в основной салон, половина пути к Каиру была преодолена. Я выпил стакан виски и лег вздремнуть. Все равно шеф не выйдет из спальни до конца полета. Так и получилось. Только когда самолет приземлился, дверь спальни открылась, и к удивлению экипажа из нее вышел не толстый лысый мужчина с круглым лицом и слезящимися глазами, а высокий мускулистый негр. Он невозмутимо взял пальто шефа и пошел к выходу. Пилоты и Лиза были настолько поражены, что ничего не спросили. Я, напротив, ничуть не удивился. Конечно же, шеф просто поменял внешность. Надо сказать, его новый облик пришелся мне по вкусу. Теперь от шефа исходили волны опасности и какой-то звериной силы.

На таможне никаких проблем не возникло, разумеется, у шефа были все необходимые документы. Теперь его звали Роберто Бако. Вещей кроме чемодана денег у нас не было, таможню мы прошли быстро. Выйдя на улицу, шеф закурил сигару и пошел к таксистам. Там он договорился, чтобы нас довезли за какие-то смехотворные деньги. Наверное, новая личина шефа вызывала у таксистов инстинктивное доверие. Приехав в наш Каирский дом, мы вошли внутрь и впервые после Москвы заговорили.

— Что дальше, сэр Бако? — спросил я.

— Спать. Превращение далось мне не так просто, я сильно устал. Завтра мы поедем на экскурсию к пирамидам, а оттуда к Шаману.

— Вы решили все-таки его навестить?

— Да. Нужно спросить у него разрешение и еще кое-что выведать.

Шеф пошел к себе в комнату. Я же решил напоследок погулять по вечернему Каиру. В гараже стояла новенькая "Камри", я сел и поехал осматривать местные достопримечательности. Остановившись у небольшого ресторанчика, поужинал и познакомился с американскими туристками. Мы мило поболтали, но дело дальше не зашло. Вернулся домой я в двенадцать ночи и сразу лег спать.

Наутро всё было не как обычно. Очевидно, шеф посчитал, наши старые порядки идут побоку после смены внешности — когда я, проснувшись в восемь, прошел на кухню, шеф уже сидел с сигарой в зубах и пил кофе. Готовить себе завтрак пришлось из того, что осталось в холодильнике. А осталось там немного — шеф позавтракал очень плотно. Впрочем, он всегда много ел после превращений, я это давно заметил. Позавтракав, я пошел в кабинет и увидел, что шеф уже сам разобрал всю почту. Это тоже необычно. Вскоре ко мне присоединился и сэр Бока.

— Я заказал нам экскурсию к пирамидам на одиннадцать. Так что начинай собираться.

— Что брать с собой?

— Непременно оружие и запас одежды. Только не сильно старайся, когда мы прибудем в Мамбе, надеюсь, тебе выдадут форму. Кроме того, я связался с Борисом, его наемниками, а так же правительством Мамбе и проинструктировал их. Я предупредил, мы прибудем на место через три дня.

— А почему так нескоро? Мы собираемся погостить у Шамана? Или поедем на велосипедах?

— Нет. Но у нас будут кое-какие дела. А теперь иди собираться.

Я подчинился и через полчаса уже был готов к труду и обороне. Шеф внимательно посмотрел, что я собрал в дорогу и сказал, чтобы я взял мазь от москитов. В десять тридцать мы вызвали такси и поехали к автобусу, который должен был доставить нас к пирамидам. Я уже не раз бывал в Каире и видел пирамиды, сфинкса и всю местную экзотику. Поэтому когда мы сели в автобус и поехали, я не очень-то смотрел по сторонам. Мою голову занимали другие мысли. Шаман жил в джунглях Конго, а это далековато. Мы поехали на экскурсию, а не в аэропорт, значит, шеф собирался добираться туда в вихре. Я не очень любил такой способ путешествия, а шефу он нравился.

Что такое "путешествие в вихре"? О-о-о-о... Это полный кабздец моему желудку. Шеф уже начал колдовать, я чувствовал колебания вероятностей, а наглядным подтверждением моих ощущений стал резко усилившийся ветер. Для местных экскурсоводов песчаные бури не редкостью, и даже если такая буря застигла экскурсию, они не расстраивались. Деньги заплачены, остальное неважно. Мы приехали к сфинксу и вышли из автобуса. Шеф сразу пошел к местному рынку, где торговали всякими сувенирами. Там он купил корзину и кое-какой еды, а также оторвался от нашей группы и экскурсоводов. Ветер усиливался, шеф повел меня подальше от соглядатаев.

Мы пошли прямо в пустыню, когда внезапно налетел настоящий ураган. Он поднял песчаное облако и скрыл нас от любопытных взглядов. Небо затянуло черными тучами, песок лез в глаза и забивался под одежду. Шеф протянул мне очки для летчиков, плотно прилегающие к лицу. Ветер всё крепчал, сзади доносились испуганные крики туристов и лавочников, поспешно сворачивавших свои палатки с сувенирами. Вскоре ветер стал настолько сильный, что кроме его завывания ничего не было слышно. Но мы шли по ветру — идти было легко. Вскоре мы прибыли к цели. Прямо перед нами, взметая тучи песка и пыли, по струнке вытянулся огромный смерч.

Он никуда не двигался, а просто застыл на одном месте, подобно исполинской юле. Шеф спокойно пошел прямо к нему. Я вздохнул и потопал следом. Вот это и значит "путешествовать в вихре". Порывы ветра медленно и аккуратно подхватили шефа, он, сначала медленно, а потом быстрее и быстрее полетел к огромной воронке. Я подошел ближе и почувствовал, мои ноги стали отрываться от земли. Я покрепче прижал рюкзак, вихрь потащил меня к себе. Именно процесс входа и выхода самый неприятный. Меня на большой скорости раз двадцать прокрутило вокруг смерча. Если бы у меня был вестибулярный аппарат послабже, я уже выкинул бы в вихрь содержимое желудка. Меня закручивало сильнее и сильнее, с каждым кругом я приближался к центру воронки. И вдруг мое кружение замедлилось. Нет, я всё еще кружился вокруг смерча, но теперь спокойней и медленнее. Ветер нежно держал меня в воздухе, продолжая кружить, словно убаюкивая. На этом расстоянии от центра почти нет ни песка, ни пыли. Я отпустил рюкзак, он медленно обогнал меня, двигаясь по одной со мною орбите. Вскоре я увидел шефа, он догонял по более широкому кругу. На его лице было написано блаженство. Я тоже начинал получать удовольствие. Как я уже говорил, в вихре самое неприятное вход и выход. Когда ты входишь, смерч закручивает с огромной скоростью, чтобы ты, собственно, эту скорость и набрал. А потом, когда ты уже разогнался как следует, ветер только слегка поддерживает эту скорость, и всё. Шеф прокричал мне:

— Ты готов?

— Да! — выкрикнул я в ответ.

И вихрь сдвинулся с места. Как будто шеф выдернул невидимый якорь, который до сих пор удерживал смерч на одном месте. Мы медленно полетели в сторону Конго.

Вначале вихрь не мог двигаться быстро, поэтому он втянул исполинский "хвост", став плоским, подобно галактике. Он поднялся повыше, вбирая новые и новые тучи. Теперь это уже не смерч — настоящий ураган. Мы, продолжая кружиться по большой оси, полетели быстрее. Я раньше наблюдал такой вихрь со стороны и могу описать, как он выглядит. Огромный ураган, несколько километров в диаметре, закручивал вокруг себя черные облака. Землю хлестали сбивающие с ног потоки ветра. По окраинам урагана проливался ливень. Ветер был вовсе не холодный, наоборот, обжигающе горячий, поэтому "пассажирам" в верхних слоях вихря было вовсе не холодно. Колдовской вихрь — одно из самых сложных заклятий в колдовстве. Шеф угрохал на него не меньше трети своих вероятностей. Таким вот вихрем можно разрушить целый город. Хотя поддерживать его в стабильном состоянии и удерживать на одном месте трудно. Вихрь должен постоянно куда-то двигаться, иначе распадется или выйдет из-под контроля колдуна. Но если ему задавалось конкретное направление, он мог нести пассажиров несколько суток. Скорость у него приличная, через сутки мы должны прибыть в Конго. Я приготовился к долгому и скучному перелету. Шеф уже давно достал какую-то книгу и углубился в чтение. Со стороны он выглядел сюрреалистично. Поджав ноги по-турецки, он сидел в неком подобии позы лотоса. Рядом летел его рюкзак и бутылка пива. Самое интересное, пиво оставалось в вертикальном положении и не проливалась!

Я не большой любитель чтения, да и захватить какой-нибудь журнал в дорогу тупо не догадался. Мне ничего не оставалось, кроме как смотреть на проносящуюся под нами землю. Сначала внизу были в основном пустыни, спустя несколько часов начались леса. Иногда мы пролетали над озерами и реками. Над нами грозно нависали черные тучи, потрескивающие гигаваттами электричества... или еще какими-то там вольтами — я в физике не силен. Мне было страшно скучно. Мы летели день, наступила ночь. Шеф, безвольной фигурой, похожей на тряпичную куклу, медленно пролетел мимо — он уже давно спал. А вот мне спать в вихре никогда не нравилось. Организм упорно сопротивлялся такому необычному сну. Но усталость сморила и меня. Хотя до крепкого сна дело так и не дошло. Я постоянно просыпался, не понимая, где нахожусь, и снова засыпал, переворачиваясь прямо в воздухе. Короче, ночка выдалась неспокойная.

Наутро я чувствовал себя просто отвратительно. Шеф уже проснулся и спокойно летел рядом. Ко мне подлетела корзина с едой, я достал пару бананов и бутылку пива. Хотя пиво с утра вовсе не то, к чему я привык, в корзине не было других напитков, а пить очень хотелось. Благо, шеф предпочитает совсем слабоалкогольное пиво — градуса два, не больше. Вскоре у меня появилась еще одна проблема личного характера — захотелось в туалет. Вам когда-нибудь приходилось справлять большую нужду, находясь в полете, причем постоянно крутясь в огромном вихре? Сам знаю, что не приходилось. Так вот, представьте себе, никакого удовольствия эта процедура не доставляет. Но я справился. Теперь предметов, летающих по моей орбите, прибавилось. Шефу не понравились такие "соседи", и их мигом отнесло подальше.

Полет мне уже взаправду настох*ел, когда шеф заявил: через час мы прилетим. Вскоре вихрь выпустил "хвост", снова превращаясь в смерч. Наше кружение замедлилось. Мы постепенно теряли высоту и вскоре стали падать по огромной спирали. Ко мне подлетел рюкзак, я надел его на спину. Как я уже говорил, выход из вихря тоже не очень приятная процедура. Когда до земли оставалось метров сто, резкий порыв ветра схватил нас и завертел вокруг воронки. От выпитого пива и недосыпания у меня закружилась голова, только большим усилием воли я заставил себя подавить накатывающую тошноту. Мы кружились быстрее и быстрее, но и этот процесс тоже стал замедляться. Круги становились больше, а скорость меньше. Земля приближалась, я, примерно рассчитав место приземления, сгруппировался и приготовился к падению. Когда до земли оставалось метра три, ветер ударил мне в лицо, и я почти потерял скорость. А потом полетел вертикально вниз. Приземлившись, я сделал несколько кувырков и распластался на траве. Потом повернул голову и посмотрел на изящное приземление шефа. С ним произошло то же, что и со мною, только шеф полетел под небольшим углом, ловко приземлился, сделал пару шагов и спокойно подождал свой рюкзак. Не прошло и пары секунд, и рука шефа подхватила его.

Смерч стал стихать. Ветер прекратился, воронка распалась. На землю падали ветки деревьев, комья земли и травы, подхваченные колдовской стихией. Тучи над вихрем приобрели нормальный белый цвет и стали медленно разлетаться по небу. Резко запахло озоном. Наше путешествие в вихре закончилось.

Я позволил себе немного полежать — земля под спиной офигенна! А вот шефу передышка не требовалась. Вместо этого он достал спутниковый телефон и набрал какой-то номер. Потом сказал в трубку несколько слов на незнакомом мне языке и сел рядом.

— Пора бы уже привыкнуть, — сказал шеф без тени сочувствия. — Раньше, до того как изобрели самолеты, колдуны только так и путешествовали.

— Кстати, о самолетах, — сказал я слабым голосом. — Почему мы не воспользовались сладкими плодами цивилизации?

— Во-первых, потому что Шаман сейчас в самом центре джунглей, и чтобы до него добраться, надо было всё равно лететь вихрем. И, во-вторых, я не хочу, чтобы кто-то знал, где мы. Все переговоры Бориса с правительством Мамбе прослушиваются, повстанцы знают, что новый главнокомандующий должен был вылететь из Каира. А теперь мы всех запутали.

Я нашел в себе силы и сел.

— И чего мы теперь ждем? — спросил я, когда головокружение слегка улеглось.

— Скоро за нами приедут люди Шамана.

И шеф оказался прав. Справа послышались звуки ломающихся деревьев. Я посмотрел вокруг — мы на небольшой поляне, образовавшейся от смерча, но в целом — джунгли повышенной непроходимости. Только одно животное могло пройти сквозь них. Вскоре из леса вышли три слона. На спинах у каждого сидел чернокожий всадник. Худые мужчины, на лицах и теле намалевана боевая раскраска. Одного я узнал — Патуга, ученик Шамана. Это не настоящее имя — на каком-то африканском наречии "патуга" означает: ученик. Остальные, наверное, тоже ученики главного местного колдуна. Слоны неспешно подошли к нам, и все три всадника склонили головы перед шефом. Шеф был колдуном не менее сильным, чем их учитель, так что уважение было самым малым, на что он мог рассчитывать. Патуга поклонился и мне, но уже не так почтительно. По местному табелю о рангах я стоял на одной ступени с ним, так что он приветствовал меня просто как друга. Остальные не сделали даже этого, они не знали меня и здороваться не собирались. Все ученики Шамана совершенно голые, только у Патуги ожерелье на шее. Это значило, он своего рода старший ученик. Одежда полагалась только полноправным колдунам, а ученики должны ходить нагими пока не пройдут соответствующие испытания — своеобразные местные экзамены.

Шеф слегка присел и... подпрыгнул метров на пять. Одновременно с ним один из учеников стремительно спрыгнул со своего слона, уступая место, — туда тут же приземлилась шефова задница. Я не мог выпендриться... то есть прыгнуть настолько высоко и похвастаться невъ*бенным колдовским статусом, так что просто забрался на слона Патуги. Правда, сделал это легко и изящно — без этого показушного фиглярства. Сев сзади Патуги, я протянул ему руку, он пожал ее и широко улыбнулся.

— Привет, Патуга, — сказал я.

— Привета, патуга! — бодро отозвался он. Говорить на других языках он не умел, а на местном не умел я. Но кое-каких достижений в общении за прошлые встречи мы все-таки добились. Тот ученик, который уступил место шефу, забрался на слона к третьему всаднику, и мы поехали в деревню Шамана.

Слоны легко продирались сквозь джунгли. Несмотря на то, что на слонах ехали люди, другие животные не боялись нас и выходили навстречу. По дороге нам попалось несколько пантер и много различных гадов, типа питонов. И в этом нет ничего удивительного, ведь поблизости обитал Шаман. У любого колдуна есть свои "фишки" в колдовстве. Кто-то, как, например, шеф, умеет менять внешность, кто-то специализируется в наведении кошмаров и безумия, кто-то творит невероятные вещи с погодой. Шаман управлял животными. Такое различие может показаться странным, ведь основа у любого колдовства одинакова, и различий вроде быть не должно. И действительно, различий между колдунами гораздо меньше, чем сходства. Но у каждого есть и свои секреты. Напомню, заклятье — это сложенные в определенной последовательности разные типы вероятностей. Но каких вероятностей, какого типа и точное количество — всегда разные. А от этого многое зависит. Например, шеф может сложить вероятности так, что способен принять почти любое обличие. Так умеют делать многие колдуны, но на это у них уходит вероятностей в несколько десятков раз больше. Шеф может поменять облик за несколько часов, а у других это занимает месяц. Каждый колдун может подчинить себе животных, даже я. Но не всех (лично я могу только домашних) и не всякое количество. То есть на подчинение большой группы зверья у шефа уйдет гораздо больше вероятностей, чем у Шамана. Тот, к примеру, контролировал всех зверей Африки. Это может показаться немного невероятным, но это так. Все звери, насекомые, рептилии и даже микроорганизмы Африки подчинялись этому могучему колдуну. А вот менять внешность он не умел. Да и вообще кроме подчинения животных почти ничего не умел. И если честно, в теории тоже был слаб. Его просто не интересовало другое колдовство. От своего учителя он унаследовал этот "дар", так, по крайней мере, сам считал. И еще Шаман считал себя защитником всех Африканских джунглей — Гринпис отдыхает. Нередко он убивал охотников, насылал болезни на тех жителей, которые не верили в его силу или в его богов. Шеф говорил, Шаман до сих пор считает, что всё за приделами этого континента — это нечистый загробный мир. И цель его жизни — не попасть туда, а остаться здесь духом после смерти. А если повезет, вселиться в какого-нибудь зверя. Самое интересное, никто из колдунов не хотел его переубеждать. Всем было спокойно, пока этот сбрендивший шаман оставался там, где есть.

Наш путь продолжался не меньше часа. По мере приближения к деревне, в которой остановился Шаман, животных попадалось всё больше. Джунгли кишели от ходячих, летающих и ползучих тварей. Мне как городскому жителю это было крайне неприятно. Но наконец, мы приехали. Деревня окружена слабеньким забором, проломленным в нескольких местах. Местные смотрели на меня как на диковинку. Всё же я был единственным светлокожим человеком из всей компании. Слоны остановились внезапно. Только тот, на котором ехал шеф, попытался сделать несколько шагов вперед, но тоже встал как вкопанный. Глаза у всех остекленели, это Шаман взял над ними контроль. Шеф легко спрыгнул со своего слона, мы последовали его примеру. Деревенька исчислялась десятком хилых хижин, которые держались только молитвами, честным словом и птичьим дерьмом. Вокруг царила безрадостная атмосфера, местные хоть и выходили поглазеть на нас, но не улыбались и имели очень изнеможенный вид. У многих на теле нарывали язвы от болезней. Наверное, поэтому сюда и пришел Шаман -излечить эту деревню. Или наоборот, наслал на нее проклятье, такое тоже вполне вероятно.

Пройдя по деревне, мы вышли на главную площадь, там собралось несколько животных. Наверняка, самые крупные представители своих видов, которых я когда-либо видел. Огромный африканский слоняра с бивнями не меньше трех метров, красавец-лев с огненной гривой и гигантская белая горилла. Уже эта троица могла стать украшением любого зоопарка. Но завершала картину огромная анаконда. Откуда эта змея взялась в Африке, непонятно — не менее пятнадцати метров в длину, она кольцами обвивала сидящего посредине площади старика. Это был, разумеется, Шаман. Африканский колдун представлял из себя не менее любопытное зрелище, чем его звериная свита. Лицо седого старика крепилось к телу настоящего атлета. Ни грамма жира, только мускулы, лоснящиеся и переливающиеся на солнце. Анаконда ползала по старому негру, казалось, что эти кольца темной чешуйчатой шкуры принадлежат не ей, а продолжают тело колдуна. На нас уставились два удивительно темных глаза. Они выражали сразу несколько чувств. Среди них и радость, и удивление, но и изрядная доля ненависти. Шеф в новом теле выглядел почти так же, разве что мышц поменьше и лицо не такое старое и изборожденное морщинами. Но и его темные глаза выражали те же чувства, что и глаза Шамана. Их взгляды встретились, воздух вокруг наполнился электричеством. Так бывает во время сильной грозы, когда неизвестно, ударит ли в тебя молния, или стихия позволит пожить еще чуть-чуть. Они смотрели друг другу в глаза почти минуту, и вдруг Шаман улыбнулся, показывая беззубый рот. А потом сказал, на слегка шепелявом, но чистом английском:

— Я рад, что ты по-прежнему силен, Гамбит. Это хорошо, что сила не покидает тебя, несмотря на прошедшие годы. Обо мне такого не скажешь. Пройдет еще три сезона дождей, и я буду вынужден уйти в джунгли.

— Да, это так, — сказал шеф. В этом утверждении не было ни издевки, ни сожаления, только констатация факта.

— И Шаманом должен стать мой патуга. Но патуга не сможет стать хорошим Шаманом, духи не благоволят к нему.

— Да, твой ученик слаб, — согласился шеф так же спокойно.

— Скажи мне, Гамбит, ты не сможешь попросить демонов дать мне еще несколько сезонов? Тогда я научу патугу, и у мира будет Шаман.

— Если Миру будет нужен Шаман, у Мира будет Шаман. А я больше не прошу демонов ни о чем.

— Ты жестокий человек, Гамбит, — сокрушенно покачал головой Шаман. — Гораздо хуже меня.

— Нет. Ты хуже.

— Да, тут ты, наверное, прав, — он снова улыбнулся беззубым ртом и хитро прищурил левый глаз. — Если бы ты был хуже Шамана, тогда ты умирал бы через три сезона. А так умирает Шаман. Какой будет мир без Шамана? Шаман очень нужен миру, Гамбит.

— Если миру что-то нужно, это у него есть.

— Хорошо! — рассмеялся старик. — Хорошо, что годы не влияют не только на твою силу, но и на твой разум. Было бы смешно, если б ты обезумел. Миру нужен не только Шаман, ему еще нужен разум.

Согласитесь, диалог вышел так себе. Ну, повыкобениваться друг перед другом колдуны горазды. Вы еще не знаете, как шеф с Кремером базарит. Хотя и доля разума в разговоре была. Я не знаю, сколько лет шефу, но точно гораздо больше чем Шаману. По словам босса, он говорил с пятью предыдущими Шаманами, и каждый затевал такую игру. Сначала Шаманы проверяли силу, потом разум. Вообще, шеф для Шаманов был и загадкой, и другом. Насколько вообще могут дружить колдуны. Шеф приходил к каждому Шаману в разных обличиях, поэтому никто из них не мог точно сказать, что к нему все время приходит один и тот же человек. Более того, они считали шефа кем-то вроде злого духа. Каждый Шаман знал, этот дух приходил к его учителю, они видели это, пока еще были Патугами. Но каждый считал, он являлся к их учителю в первый раз, а к учителю учителя приходил другой дух. Короче, история запутана, как и их диалог. И чтобы разобраться во всём, надо быть или Шаманом, или шефом. А оно нам надо?

Шеф тем временем подошел к Шаману и сел рядом, прямо на землю.

— Что привело тебя ко мне, Гамбит? — спросил беззубый старик.

— Я собираюсь убить много людей в Африке. И я не хочу, чтобы ты мешал мне, — ответил шеф твердо.

— А как я могу помешать тебе? — вытаращил глаза старик.

— Ты можешь, — также твердо сказал шеф, чем вызвал очередной приступ смеха у Шамана.

— Конечно, могу. Хорошо, что ты не потерял разум, Гамбит. Первый признак потери разума, когда человек говорит, что он может то, чего не может. А сказав, не делает. Мудрый человек никогда не говорит, что он может, а если сказал, что может, то делает. И только истинно мудрый человек вообще ничего не говорит, а просто делает.

— Да, ты прав. Но я хочу, чтобы ты не просто не мешал мне, но и помог.

— В чём должна быть моя помощь тебе? Разве не ты прилетел по небу ко мне? А такого не мог ни один Шаман.

— Если ты хочешь, я научу тебя этому, и ты будешь первым, — пожал плечами шеф.

— А зачем мне это? Разве не дали нам духи две ноги, чтобы мы ходили и бегали. Если бы они хотели, чтобы мы летали, они дали нам крылья. Но они дали крылья птицам. Если мне надо, птицы донесут меня ничуть не хуже твоего урагана.

— Значит, ты тоже не согласишься.

— Конечно. Ведь я помню, когда я был еще патугой, ты предлагал это прежнему Шаману. И он ответил тебе то же, что и я. Наша мудрость не проходит с годами, как и твоя.

— Ты поможешь мне? — вернул тему шеф.

— Нет. Но и мешать не стану. Ты должен заниматься своими делами, а я своими. Покарай людей, которые забыли своих предков и предали духов. Пусть их смерть будет страшной.

— Хорошо, — сказал шеф безразлично. — Но ты знаешь, что будет сейчас?

— Да. И я не стану тебе в этом мешать.

Я почувствовал мощнейшее треклятье полетевшее от шефа к Шаману. От такого любой умер бы на месте. Любой простой человек, но Шаман продолжал сидеть и улыбаться. А потом мощным движением скинул с себя мертвую анаконду.

— Этот подарок был дорог мне, Гамбит, — сказал он грустно.

— Мне всё равно, — сказал шеф и встал. Следующим упал гигантский слон. Лев словно почувствовал, что его ожидает, и сорвался с места, но тоже упал, так и не успев покинуть деревни. Седая горилла повалилась последней. Гигантские друзья Шамана умерли тихо — от разрыва сердца. Шеф сработал чисто.

Шеф, не прощаясь, поднялся и пошел прочь из деревни. Я посмотрел на Шамана и увидел — тот плачет. Шеф только что убил его лучших друзей.

— Лучше бы ты забрал патугу, Гамбит, — грустно сказал он в спину шефу.

— Ты скоро умрешь, Шаман, — сказал шеф, не оборачиваясь. — И в Африке больше не будет Шамана.

— Ты врешь!!! — внезапно вскочил старик. Признаюсь, я испугался. Если шеф сейчас начнет поединок с этим папуасом, тут камня на камне не останется. Но ничего не произошло. Шеф продолжал уходить, а Шаман стоял посреди площади, сжимая кулаки. Я пошел за шефом.

— Ты стал плохим хранителем, ты больше не нужен Африке, — бросил шеф. Его голос чудесным образом разносился по всей деревне. — Твои духи ушли отсюда.

— Нет!!! Неправда!!! — кричал нам вслед старик.

— Правда, правда. Прощай, я больше не приду к тебе. Но за тобой придет другой. От его руки ты и умрешь.

— Согласен, — уже спокойно сказал Шаман.

Мы вышли из деревни, не говоря друг другу ни слова. Я снова почувствовал мощное колебание вероятностей и подумал, шеф опять метнул треклятье, но вместо этого мне в лицо ударил сильный поток ветра. Шеф вызывал вихрь.

Когда мы отошли на километр от деревни Шамана, я рискнул спросить:

— Это было необходимо?

— Да, — ответил шеф резко. — Он сошел с ума. Ты же видел деревню, он решил убить всех ее жителей только за то, что они не принесли жертву его духам. Там все умрут, даже я не смогу им помочь.

— И поэтому вы решили убить его зверей?

— Нет. Я попросил его о помощи, он отказал мне. Хотя я всего лишь хотел, чтобы его звери покинули территорию Набира. Я и сам смогу их убрать, но ему это вообще не составит никакого труда. И этот старый маразматик решил, что за эту услугу я убью его ученика. Он поступил бы так же на моем месте. Но я сумел прочитать его Знанием и поступил так, как поступил. Убить его у меня не получилось, он еще слишком силен, чтобы умереть от треклятья, но настроение я ему испортил.

— А зачем он хотел, чтобы вы убили Патугу?

— Потому что недавно он увидел свою смерть. Вернее, подумал, что увидел. И решил, что ему осталось жить всего три года, а за это время он не сможет обучить этого Патугу всему, что надо. Его ученик слишком туп для колдуна. А вот один из тех, что привезли нас в деревню, очень перспективен, и его можно было научить за три года.

— Ну и что? А при чём здесь смерть Патуги?

— При том, что, согласно верованиям Шамана, он должен передать свою силу Патуге после смерти. Даже если тот слаб. Но Патуга очень уж недотягивает, чтобы управлять силой Шамана, он не сможет стать таким же сильным колдуном, как Шаман. А убить его самому или просто отказаться от своих глупых обетов он не может, потому что сошел с ума.

— А что это за сила? — спросил я. И действительно, какая у него может быть сила? В конце концов, он просто управляет вероятностями. Шеф, по-видимому, прочитал мои мысли, потому что сказал:

— Он просто отдаст ученику все свои вероятности. За последние годы жизни он только тем и занимался, что копил их. И перед смертью он хочет передать их будущему Шаману. А Патуга не справится с таким количеством вероятностей и, скорее всего, просто умрет.

— То есть он и так обречен?

— Да. И с этим ничего не поделаешь. Такова их судьба.

— А кто должен за ним прийти?

— Не знаю. Но кто-нибудь придет, когда старик окончательно утратит разум. Он ведь держит в руках целый континент! Это очень неплохой куш для колдуна.

— А если за ним придут и заберут его вероятности, Патуга останется жив?

— Сомневаюсь, — поморщился шеф. — Патуга, конечно, не сумасшедший, но всё же ученик сумасшедшего. А эти их духи говорят, если учитель умер, ученик должен сделать всё, чтобы отомстить. И его, скорее всего, прибьют сразу после Шамана.

— Грустно, — сказал я. Мне действительно было грустно и за Патугу, и за Шамана. Раньше он казался мне неплохим дедом.

— В этом нет ничего грустного. Это должно было когда-то случиться. Это поклонение духам и прочая хренотень до добра не доводит. А вот для тебя этот случай показателен, теперь ты увидел главную опасность для колдуна. И эта опасность — сумасшествие. Оно поджидает нас на каждом углу, и у многих вся жизнь уходит на то, чтобы побороть безумие. Это — результат нашей силы и минимума ответственности за нее.

— Но вы-то не безумны?

— Я — исключение из правил. И именно поэтому инквизиция меня не трогает. Но до того как я стал заниматься тем, чем занимаюсь, я был на грани. И это стало одной из причин, по которым я оставил работу на ад. Правда, вместе с этим я потерял изрядную долю могущества, но со временем нашел другой источник.

Каждый раз я слушаю россказни шефа про ад с легким недоверием, хоть и сам там с ним бывал. Мне трудно представить шефа устрашающим посланцем темных сил. А впрочем...

Мы вышли на небольшую поляну и стали ждать. Перед нами зарождался вихрь. Небо снова заволакивало тучами, ветер пригибал к земле тонкие деревья и колыхал ветки больших. Вскоре на поляне проявился маленьких смерчик. Он закручивался и закручивался, становясь всё больше и больше. И вот, он достаточно большой, чтобы притянуть нас. Я не стану утомлять вас описанием нашего входа и полета в этом вихре. По сути, оно было таким же, как и путешествие из Египта в Конго. Правда, питаться пришлось фруктами, прихваченными смерчем, и пить оставшееся у шефа пиво. Да и лететь предстояло не так далеко, к вечеру мы уже начали снижаться. Приземление было совершено идентичным предыдущему. Я всё проклял от головокружения, меня всё-таки стошнило.

Приземлились мы неподалеку от какого-то городка. Я приходил в себя, лежа на травке. Пока у меня хватало сил только на то, чтобы отползти от своей блевотины, причем недалеко. Шеф в это время невозмутимо встал на руки и начал ходить вокруг. Потом он лег на живот и пополз в кусты. А оттуда закричал дурным голосом. Вообще-то его поведение никак не согласовывалось с его же недавними словами о собственной вменяемости, но по-настоящему он просто решил поднакопить вероятностей. Всё же два вихря, да еще и несколько треклятий — это должно было выжать его почти насухо. Пока я лежал, шеф медленно, зато верно восстанавливал запас. Конечно, много он здесь не накопит, но на безрыбье и рак рыба. Спустя полчаса я нашел в себе силы подняться. Потом прошелся по полянке, разминая ноги. Шеф уполз в лес, у меня появились хорошие шансы окончательно прийти в себя. Вскоре у меня хватило сил даже на закурить. Я решил включить Знание и узнать, в каком конкретно месте Мамбе мы приземлились. И когда начал читать соседний город, был очень удивлен, что это вовсе не Мамбе, а столица Набира. Значит, шеф начнет отсюда. И только я об этом подумал, из кустов вышел шеф с небольшим кабанчиком на плече. У кабанчика было аккуратно перерезано горло.

— Здо?рово! — сказал я, отключая Знание. — Наконец-то можно нормально поесть!

— Да, я подумал, тебе стоит перекусить и поспать. Действовать мы начнем завтра.

— Отлично!

— Можешь радоваться дальше, ибо больше мы перемещаться в вихре не будем. По крайней мере, в ближайшие несколько дней.

Шеф принялся собирать дрова, я начал разделывать дикую свинью. Через полчаса шашлык уже тянул приятный запах и аппетитно истекал соком на вертеле. Для вертела шеф даже пожертвовал мечём. Мы поужинали, и меня потянуло в сон.

— Вы не против, если я сейчас отключусь? — спросил я шефа.

— Нет. Я разбужу тебя в семь утра, и мы пойдем в город. Я всё равно спать не буду. Придется всю ночь собирать вероятности. Так что спокойной ночи, Иван.

И я последовал этому мудрому совету. Заснул я почти сразу.

Утром меня разбудил легкий толчок в плечо. Я открыл глаза и увидел шефа.

— Доброе утро, Иван, — поздоровался он.

— Доброе утро. Уже семь?

— Да. В тот момент, когда я тебя разбудил, было ровно семь утра по местному времени. А сейчас семь часов и тридцать шесть секунд. Я подогрел тебе завтрак, так что вставай и ешь. Сегодня мы начнем действия.

— А разве мы их уже не начали? — проворчал я, вставая. — Ну, эта поездка к Шаману и всё такое?

На костре жарился кусок кабана, я пошел к нему, как зомби к человечине.

— Поездка к Шаману обернулась пустой тратой вероятностей, — поморщился шеф. — Кто мог подумать, что он сойдет с ума так внезапно?

— А он не фтанет нам мефать? — рот мой уже заполнился сочной кабанятиной.

— Не думаю. Он же думает, что я злой дух. Может, попробует меня подчинить своей воле, но это у него не получится. Хотя я уже продумал, как мне использовать всё это в своих целях.

— И как?

— Увидишь.

— Ну, увижу, так увижу, — не стал спорить я. — А что у нас по плану следующее?

— Мы отправляемся в город и начнем готовить актеров к нашему меленькому представлению.

— Так это вроде столица Набира. Кого вы собрались здесь собирать?

— Мне нужно одно из главных действующих лиц. Если бы ты умел менять внешность, то идеально подошел бы, а так придется брать человека со стороны.

— Можно подумать, я виноват, что вы не хотите меня этому учить? — сказал я обиженно. Это действительно серьезное упущение в моем образовании. Шеф не просто отказывался учить меня менять внешность, но даже не хотел объяснять принцип.

— В этом виноват только ты, — сказал шеф строго. — Если бы ты прогрессировал быстрее, я уже давно посвятил тебя в это учение. Но пока это будет слишком опасно для тебя.

— Всегда вы так, — обиделся я еще больше. — Возможно, если б вы уделяли больше внимания нашей учебе, я давно был бы готов.

— Возможно, — сказал шеф примирительно. — Но в любом случае, я думаю, через год — другой ты уже будешь готов. Ты поел?

— Да.

— Тогда пошли.

И мы попёрли. Нас окружили красивейшие джунгли, высокие деревья кишели птицами, грызунами и гадами. Еще не так жарко, но и ночная прохлада ушла. А я на это всё положил с прибором, ибо мне куда милее сталь и бетон, а не эти деревенские "прелести".

Когда мы пришли, я подумал, со мной могут возникнут проблемы. Я-то белый, да еще языка не знаю. Оказалось, волновался я напрасно — на улицах белых было не меньше, чем чернокожих, а говорили, в основном, по-французски. Столица Набира оказалась не таким уж отсталым местом — цивилизация тут потопталась. Люди шли на работу, а не слонялись без дела, по дорогам ездили хоть и подержанные, но достаточно неплохие машины. Я очень удивился, когда увидел нашу "Ниву". Люди одеты в пестрые наряды из дешевых тканей. На черномазых лицах улыбки. И ведь правда, чего грустить этим людям? У них же бананы вот так просто растут!

Шеф повел меня в кафе, где заказал пива и какое-то местное блюдо с труднопроизносимым названием типа: "Вротмненоги". Мы стали ждать еду, шефу сразу принесли его любимый напиток. Он тут же опрокинул полкружки. Нам принесли еду. Я заказал кофе и булочки, а "Вротмненоги" оказалось овощным рагу с маленькими кусочками мяса. Поев, мы закурили. Выкурив сигару, шеф снова заказал пива. Я скучал. Мой организм требовал действий, а посидеть я и на толчке могу...

— Ну и долго мы будем тут сидеть? — не выдержал я. — Восстание может начаться в любую минуту!

— Если я не вмешаюсь, восстание начнется не раньше, чем через неделю, — ответил шеф лениво. — А сидим мы здесь не просто так, а кое-кого поджидаем.

— Кого?

— Одного из главных персонажей предстоящей пьесы.

— И кто же он, этот загадочный актер?

Шеф молча указал мне на противоположное здание — старый одноэтажный дом с кривой вывеской над входом. На фасаде витрина и дверь, обе очень грязные.

— И что это такое? — осведомился я. Шеф словно не заметил моего вопроса. Он пил пиво и начал раскуривать вторую сигару. Я понял, мне придется подключить Знание. С другой стороны, тоже какое-никакое, а развлечение.

Я посмотрел на вывеску и отключил логику с воображением. На это ушло несколько минут, и на меня посыпались различные образы. Тряпичные куклы, пронзенные иглами, зарезанные черные петухи, пляски вокруг небольшого костра, монотонные пения. Я уже понял, кто жил в этом здании. Хотя не жил, а работал. Но чтобы убедиться окончательно, я позволил Знанию перевести для меня вывеску. Там написано примерно следующее: "Хаба Нару — потомственный шаман Вуду".

— Так вам нужен квалифицированная помощь колдуна? — сказал я шефу — Ну, тогда конечно. Вдвоем вы всех повстанцев легко сделаете.

— Он обладает колдовскими способностями в гораздо меньшей степени, чем даже ты, — усмехнулся шеф. — Он самый обычный шарлатан, причем даже не местный. Он приехал из США лет пятнадцать назад. Ему пришлось бежать от американского кривосудия.

— И чего он сделал?

— А вот как раз это самое. Он занимался тем же, что и теперь. Его уличили в жульничестве и вымогательстве, и он перебрался в Набир, откуда, в свое время, приехала в Америку его семья. И тут он продолжил свой бизнес. Дурить местных оказалось гораздо проще, но в то же время денег с них много не возьмешь. Так что он далеко не процветающий человек, этот Хаба Нару.

— И на какой хрен он нам нужен? — я как всегда рубил матку-правду с плеча.

— Я собираюсь сделать его бизнес более процветающим. У него есть связи со всеми местными шаманами, и они нам помогут.

— А среди них есть настоящие колдуны?

— Только один. И тот владеет зачатками Знания и всё. Короче говоря, ты был бы самым могучим колдуном среди них.

— А в Африке вообще есть настоящие колдуны, кроме Шамана и его учеников?

— Конечно, есть. Но все очень слабые. И в этом виноват наш Шаман. Он просто убивал всех более-менее стоящих.

— А зачем?

— Считал, своим присутствием они его ослабляют, — пожал плечами шеф. — Правильно, конечно, все колдуны действительно ослабляют друг друга в какой-то степени, но незначительно. Только такие как я могут забрать вероятности у Шамана. Но я и так их забираю, как, впрочем, у всех колдунов на Земле.

— А что было бы, если б на Земле остался только один колдун?

— Ну, такое почти невозможно. Все люди, так или иначе, колдуют, только не осознают этого. Хотя, в принципе, если убить всех людей, и при этом быть очень могучим колдуном, то, скорее всего, станешь Демиургом.

— Так вот как ими становятся, — Демиургами колдуны называют самых сильных магов эпох. Им приписывали различные чудеса, среди которых возможность путешествовать меж эпох и многое другое.

— Да, но это далеко не единственный способ. И не самый простой, если честно. Но он дает очень много преимуществ.

— Ладно, но зачем нам все эти шаманы? Пользы от них будет не много, как я понимаю.

— Нет, тут ты ошибаешься. От всех местных шаманов будет много пользы на начальном этапе. А от Хабы будет много пользы на всей протяженности этого дела. У меня вообще большие планы на его счет.

— Вот как? И вы не расскажете, какой конкретно пользы, и какие конкретно планы?

— Нет.

— Кто б сомневался, Штирлиц никогда не раскрывал планы...

— Я делаю это не из вредности, — нахмурился шеф. — Ты мой ученик и должен учиться думать логично, правильно и самостоятельно. А там, где тебе не помогает логика, ты должен пользоваться Знанием. А если я буду просто разжевывать тебе всё и класть в рот, ты никогда не научишься колдовству.

— А я все равно ничего не понимаю, хны-хны.

— Тогда смотри и размышляй, — усмехнулся шеф. — Ты в любом случае получишь все объяснения... в конце дела.

Я надулся и заказал еще кофе. Хотя дулся недолго. Я не умею ничего делать долго. Такой вот неусидчивый. У меня потому в школе за поведение всегда "два" стояла.

Прошло не меньше часа, шеф выпил еще две кружки пива и скурил две сигары. Такая подготовка означала, колдовать он сегодня собрался серьезно. Наконец у офиса шамана заметилось первое шевеление. А я уже начал думать, что колдунишка дал дуба. Вот только вместо местного надувалы к дверям пришла какая-то старуха. Она встала у входа и застыла в ожидании. В руках клетка с черным петухом, морщины избороздили ее лицо, несмотря на жару оделась бабка во множество разноцветного тряпья. Прошло еще полчаса, и подошел интересующий нас объект.

Хабе Нару было не меньше сорока пяти. Даже с виду он не производил впечатления — даже от бабки мистикой веяло сильнее. Я заранее приготовился его прочитать Знанием, чтобы понять, чем конкретно он занимается. Местные жители действительно не сильно богаты, а те, у кого деньги водились, предпочитали шарлатанов поприличнее. Но хитрюга наловчился получать не только денежную прибыль. Сейчас, например, он собирался погадать по трупу черного петуха, а потом сказать, теперь-де его есть нельзя. Проклятый-де. И в конце могучего колдунства Хаба кинул бы петуха в специальную печь с секретом. В печи было своеобразное двойное дно. Когда ее открывали, там действительно горел огонь. Но когда шаман кидал в печь трупик животного, он, врезаясь в стенку, открывал потайное отверстие и попадал в специально отделение. Таким образом Хаба обеспечивал себе не только грошовый заработок на гадании, но еще и обед. Иногда он гадал на трупах свежезарезанного быка, иногда требовал других животных. Порой для колдовства ему требовались вещи человека, для которого он гадал, или вещи умершего, с которым он собирался поговорить, или вещи "несчастного", на которого собирался наложить порчу. Все эти вещи тоже "сжигались", а на следующий день отправлялись на рынок. И всё равно этого хватало только на поддержание жалкого существования "могучего колдуна Вуду".

Бабка скрылась в недрах колдовской лаборатории, шеф оторвал свой черный зад от стула и, расплатившись по счету, стал собираться. Мы вышли из кафе и пошли к офису Хабы. Потом приняли ту же позицию, что до нас бабка. Минут через двадцать старуха вышла с пустой клеткой в руках. Она зыркнула на меня исподлобья, чмокнула скрюченным ртом и удалилась, как кэш из браузера... Настала наша очередь войти в святая святых колдовства, чтобы приобщиться к чудесам культа Вуду.

Шаман Хаба сидел за старым столом и пересчитывал деньги, полученные от старушки. Он явно не ожидал, что сегодня ему настолько подфартит с клиентами.

— Кто вы? — нахмурился он. — Белый человек и черный человек. Вам нужна моя помощь, не так ли?

Сказано это было настолько проникновенно, что другой на моем месте мог бы и поверить в силу этого колдуна. Но я повидал слишком много настоящих колдунов, внушающих настоящий же страх одним только присутствием — посидите в одной комнате с Кремером, и я не отвечаю за сухость и чистоту ваших штанов. А тут... Спектакль, он спектакль и есть. Вот я и приготовился наслаждаться представлением, которое устроит этому чудику мой шеф.

— Ты прав, о шаман! — сказал шеф пафосно. — Я пришел к тебе по очень серьезному делу.

— Кто ты, как твое имя?

— Роберто.

— А как имя твоего спутника? И почему он молчит?

— Я удивлен, что ты сразу не понял причину его молчания, — слегка нахмурился шеф. — Он немой.

— Мне видно многое, но не всё, — важно покачал башкой Хаба. — И только что я производил очень сильное гадание. Но расскажи, что ты хочешь от меня, Роберто?

— Мне надо, чтобы ты наслал проклятье на одного плохого человека.

— Да понимаешь ли ты, чего просишь?! — аж подскочил Хаба. Хотя Знание говорило, Хабу переполняло настоящее ликование. Это его любимая "работа". За проклятье он ломил цену втридорога. Принципы его-де попраны будут, бла-бла-бла. К слову сказать, он хотел попросить всего-то долларов двести, но в Набире это неплохие деньги.

— Но как же, ведь мне говорили, ты способен на такое? — выпучил глаза шеф.

— Кто говорил тебе? — прищурился шаман.

— Мой знакомый: Карине, — шеф бил наверняка. Я еще не выключил Знание и мог поспеть за его действиями. Шеф и объявил меня немым, чтобы я не трепался, а спокойно сканировал обстановку. Так вот, после слова "Карине" шаман чуть не потерял контроль над собой. Теперь он собирался просить не меньше пяти сотен долларов, а может, даже тысячу.

Однажды к Хабе пришла жена этого самого Карине и попросила навести смертельную порчу на ее деда. Тот был стар и по местным меркам весьма богат. Он отличался богатырским здоровьем и не любил никого, кроме крокодилов, разведением которых и занимался. После смерти дед не собирался оставлять внучке никакого наследства, а хотел отдать всё "Гринпису". Хаба взялся за дело и запросил пятьдесят долларов. С местными он старался не слишком забываться и брал с них меньше, чем с незнакомцев, вроде нас. Он заколол черного петуха и отправил тушку в "волшебную" печь, потом сплавил клиентку куда подальше, а вечером собирался подстроить старику какую-нибудь пакость. Он всегда так делал и потом говорил клиенту, что духи пока не готовы взять жертву на небо, всё, что ему удалось сделать, — это вот так подгадить. И предлагал попробовать еще раз, применить ну уж очень могучее колдунство, поправ еще несколько своих моральных принципов. Порой люди соглашались, а один раз ему даже удалось проделать эту операцию пять раз, пока нанявшие его простаки не поняли, что их просто дурят. Но с дедом жены Карине получилось по-другому. Шаман решил отравить нескольких крокодилов, но так надрался на полученный полтос, что уснул, не исполнив задуманного. А дед пошел кормить питомцев и, поскользнувшись, упал в вольер, попутно ударившись головой, и потерял сознание. На следующий день все то немногое, что от него осталось, нашли, и Хаба приписал эту случайность своему проклятью. И даже попросил добавки к гонорару. И с тех пор он распространил эту историю на весь город. Хотя больше ему так не везло, и вскоре клиентов, а с ними и больших гонораров, поубавилось.

И теперь Хаба хотел снять сливки с этой всеми забытой истории.

— Я бросил этим заниматься очень давно, — покачал головой шаман. — Я больше не применяю свою силу ради зла.

— Но мне очень-очень надо, — залепетал шеф. — Я же не хочу, чтобы вы его убили. И потом, это действительно очень плохой человек.

— Расскажи мне о его делах.

— Он обесчестил меня. Он соблазнил мою жену. И я хочу, чтобы он понес наказание за это.

— Мне нужны подробности, — сказал шаман твердо. Конечно, нужны. Пока он еще не решил, сколько денег можно попросить с нас, но из рассказанной истории собирался это выведать.

— Меня зовут Роберто Бако, я владелец небольшой плантации по выращиванию сахарного тростника. И я недавно женился. Мою жену зовут Анна. Она белая и такая красивая! Это ее брат пришел со мной, он тоже в ярости от того, что совершил негодяй. Его позорное имя: Карим Кантро. Он владелец соседней плантации. И недавно я узнал, что он соблазнил мою жену.

— Кантро, говоришь? — мужик важнел и важнел на глазах. — Я должен спросить духов о нём. И если он достоин проклятья, он его получит.

Хаба достал трубку, грязные корявые пальцы "Великого Шамана Вуду" с удивительной ловкостью набили ее гашишем. К нему он пристрастился уже давно и курил при любом удобном случае. Хаба раскурил трубку и начал мычать, медленно раскачивая голову. Мычал он умело, не навроде коровы, но тоже явно тренировался.

Я тем временем с интересом разглядывал его офис. Повсюду висели пучки трав и засушенные животные. В банках ползали сороконожки и прочая гадость. Всё это должно было испугать потенциальных клиентов и вселить чувство почтенного благоговения к хозяину помещения. Я посмотрел на шефа, тот вовсю сушил зубы — Хаба закрыл глаза, шеф мог улыбаться, сколько душе угодно. Хотя приходилось старательно пыхтеть и перетаптываться, чтобы создать впечатление, будто волнуется и верит в этот бред.

Ко мне вдруг пришла интересная мысль. Ведь этот шаман, по сути, наш коллега. Он тоже с помощью колдовства решает проблемы людей. Да еще и спектакли какие закатывает, ну прям вылитый босс!

Наконец Хаба отмычал свое, открыл глаза и сказал устало:

— Духи говорят: это возможно, но трудно. Не знаю, хватит ли у меня сил на сильное проклятье, но я могу попробовать.

— Сколько это будет стоить? — спросил шеф.

— Дело сложное. Придется воспользоваться самыми черными чарами. Да, не думал я, что мне придется еще раз применить подобное... — он снова покачал головой. — Тысяча долларов!

— Согласен, — сказал шеф кровожадно. По лицу Хабы пробежала тень недовольства. Если клиент не торговался, можно было смело требовать в два раза больше. Но он быстро исправил положение:

— Проклятье может не подействовать в полную силу с первого раза. Будь готов прийти ко мне еще раз.

— Хорошо. Когда ты начнешь? — спросил шеф нетерпеливо.

— Как только получу деньги, — сказал Хаба невозмутимо. Шеф достал бумажник и отсчитал десять стодолларовых купюр. Тощая рука шамана приняла деньги, и он начал подготовку к колдовству.

Будь на месте шефа кто-нибудь победнее или понедоверчивее, Хаба заставил бы его бежать за курицей или тряпьем проклинаемого. Но шамашка собирался конкретно нас подоить и придержал эти фокусы на следующий раз. Впрочем, совсем без представления не обошлось. Хаба кинул в волшебную печь какие-то травки, задвинул заглушку на отдушине, ведущей к трубе. Комната почти сразу наполнилась едким дымом. Шаман достал старое раскрашенное рунами блюдо и живую крысу из стоявшего в углу кувшина. Судя по противному визгу, этого добра у него там еще много. Потом он взял ржавый нож и перерезал крысе горло прямо над блюдом. Он выдавил в блюдо еще теплую крысиную кровь и начал копаться в ящиках стола. Хаба достал оттуда лапку каймана и прокомментировал свои действия:

— Я наложу на него одно из самых страшных проклятий. Крокодиловая кожа! Он покроется крокодильей чешуей и вскоре сам превратиться в крокодила.

Мужик определенно читал "Худеющего" Стивена Кинга.

— Как его зовут? — спросил он.

— Я же говорил: Карим Кантро, — ответил шеф.

— Я не тебе! — рявкнул на шефа Хаба. — Нет. Это не его настоящее имя. Духи говорят, его зовут Торба. Да, Торба! Если бы духи не сказали мне его истинного имени, я ничего не смог бы сделать! И теперь мне придется принести им хорошую жертву. Это требует еще сто долларов. На меньшую жертву, чем кабан, духи не согласятся!

Шеф послушно достал еще сотню, она мгновенно скрылась в лапе чародея. Судя по невероятной скорости, с которой он схватил деньги, кое-какое волшебство Хабе давалось.

— Ну, приступайте же, — от нетерпения шеф даже подпрыгивал.

— Нельзя торопить духов! — строго сказал шаман. — Тогда проклятье может обернуться вспять!

Он пошел к одной из полок, взял оттуда какие-то травки и кинул в печь. Воздух наполнился легким дурманящим запахом. Похоже, это должно заставить клиентов расслабиться и проникнуться моментом. Вообще, мужик мне нравился всё больше и больше. Колдун из него, как из говна пуля, но харизма есть.

Хаба решил, что достаточно настроил нас, и сел за стол перед блюдом. Из стола был вынут бубен; кинув крокодилью лапку в крысиную кровь, шаман начал выстукивать на бубне какую-то мелодию. Я, конечно, не уверен, но до сих пор считаю, это была "Sex bomb". А потом шаман внезапно заорал во всю глотку на всю Ивановскую и, резко перейдя на шепот, сказал:

— Проклинаю тебя, Торба!

Голова его упала на грудь, шаман опять замычал, теперь более устало. Вдруг я почувствовал настоящее колдовство. От шефа к Хабе полетело проклятье. На моих глазах рука псевдошамана стала покрываться чешуей. Он пока ничего не почувствовал и продолжал мычать. Вторая рука тоже стала покрываться чешуей. Только тогда он протянул левую руку к правой и слегка почесал. Потом почесал еще. Потом резко поднял голову и с ужасом уставился на свои конечности. Он подскочил, переворачивая стул, на котором сидел, и воскликнул:

— Господи, что со мной?!

— Духи недовольны тобой! — сказал шеф другим голосом. В комнате слегка потемнело, краски потускнели. Я почувствовал, как шеф медленно перетягивает здание в Лимб. Лимб — это один из планов Замысла. Пожалуй, самый непривлекательный, скучный и малоизученный. В Лимбе нет времени, поэтому можно, войдя в Лимб, пройти в любое место на планете, потом выйти из Лимба и обнаружить, в Мире не прошло и секунды. У этого плана есть много других особенностей, но самая неприятная — обитатели. Нити. Сути самоубийц. Они не отправляются в ад, а обречены вечно скитаться на этом плане. И они очень не любят людей, поэтому путешествие через Лимб очень опасно. Туда можно перетащить не просто себя, но еще и какое-нибудь место, например, дом. Так вы не встретитесь с нитями, но и перемещаться сможете только в пределах дома. Здесь, как и в аду, нет вероятностей, но, если принести их с собой, тут возможны несколько фокусов невозможные в реальности. Это так называемые невероятные вещи. Или чудеса.

В комнате потемнело. Хаба смотрел на шефа с неприкрытым ужасом, и было из-за чего. Шеф переменился. Все его тело покрыла тьма. Он как будто оделся в собственную тень, это сделало его темную кожу угольно-черной.

-Ты будешь проклят! — изрек шеф замогильным голосом.

— Кто ты? — спросил Хаба, обливаясь холодным потом.

— Я надеюсь, ты слышал о Шамане? — спросил в ответ шеф.

— Но это только сказки! — Хаба не верил своим глазам и ушам. Теперь прояснилось, как шеф собирался использовать встречу с Шаманом. Зная, тот занят другими проблемами, шеф мог легко присвоить себе его имя и славу. У шефа имя и слава не менее весомые, но сомнительно, что Хаба его знает. А вот о Шамане он слышал. Нет, Шамана знал не каждый житель Африки, но среди шарлатанов он должен быть популярен.

— Сказка — это твоя жизнь, — пророкотал шеф. — Ты занимался тем, чего не понимаешь. Ты позоришь мое имя, называясь шаманом. И за это получишь то, на что хотел обречь незнакомого тебе человека. Ты сам станешь крокодилом. И я лично сдам тебя на ферму к твоему другу Кантро!

С этими словами чешуя поползла по всему телу Хабы. Он заворожено смотрел, как она заползает под рубашку и оттуда двигается по животу к паху.

— Нет, господи, нет! Прости меня, великий Шаман! Я не хочу!

— Мне плевать, что ты хочешь или не хочешь. Шаман сказал свое слово.

И шеф стал исчезать. Хаба бросился к нему в ноги, но было уже поздно — шеф ушел из Лимба. Я еще слегка помедлил и повторил ту же процедуру. Вокруг снова стало светлей. Шеф подошел к печке и открыл отдушину. Потом отворил окно, чтобы выпустить дым, уселся в кресло Хабы, достал сигару и закурил.

— И сколько вы планируете его там держать? — спросил я шефа.

— Недолго. Вот покурю и вытащу. Для него пройдет только пару часов.

— А он и вправду станет крокодилом?

— Нет. Если он станет крокодилом, то не сможет страдать. Ему это может даже понравится. Он просто покроется чешуей и будет оплакивать потерю своей красоты. Хотя какая там красота, если честно. Главное, не переборщить с ожиданием. Через часик — другой он будет в отчаянии, а вот через сутки смирится со своей судьбой. Но через сутки он уже вернется в Мир.

— Покрытый чешуей?

— Да. Но только до первого сна. А когда уснет, проснется таким как прежде.

— А вы могли превратить его в человека-крокодила, не затаскивая в Лимб?

— Так быстро — нет. Ты же видел, у меня получилось только с его руками. Но дай мне несколько часов, и это стало бы возможно.

— И тоже до первого сна?

— Конечно. Нет, можно было бы закрыть для него Алям-аль-Металь, но это слишком хлопотно. Ладно, пора его доставать оттуда.

Шеф встал на то же место, где стоял, когда выходил из Лимба, комната медленно погрузилась во мрак. В Лимбе комната была полностью разгромлена. А в углу сидел и плакал голый, покрытый чешуей Хаба. При виде нас он попытался что-то сказать, но не смог. Его язык стал длинным и тонким, с раздвоенным концом. Хаба упал перед шефом на колени и зашипел.

— Теперь ты понял, что полностью в моей власти? — спросил его шеф строго. В ответ Хаба энергично закивал головой. — Тогда ты принесешь мне клятву верности. Говори: я буду верно служить тебе, Шаман.

Хаба зашипел и замахал руками.

— Я знаю, что ты не можешь говорить по-человечески, — продолжил шеф. — Но это неважно. Говори, как можешь.

Хаба подчинился. Я едва сдерживался, чтобы не рассмеяться. Естественно, никакая клятва верности шефу на фиг не нужна. Просто он хочет запугать Хабу до такой степени, чтобы он пошел за шефом хоть на край Земли. И одновременно убедить, что настоящее колдовство существует. Это вообще одна из самых сложных задач: убедить нужных людей, что шеф колдун. Можно показать пару фокусов попроще, но самым эффективным, безусловно, является представление вроде этого.

Шеф продолжал читать глупую клятву, суть которой сводилось к тому, что, если Хаба ослушается, он умрет. И вот шеф закончил и изрек:

— Теперь я сниму с тебя проклятье, раб. Но помни, если ты попытаешься ослушаться меня, оно тут же вернется. Хакабакура!

Последнее было выкрикнуто громовым голосом, от которого я чуть не оглох. Этот возглас зашатал комнату, она рассыпалась на тысячи маленьких осколков. С Хабой тут же произошли изменения. Чешуя стремительно сползала с него, как мокрый носок. Похоже, процедура линьки была болезненна — Хаба корчился на полу. Но вскоре и это кончилось. Хаба испуганным взглядом смотрел на шефа, а тот спокойно сидел на его стуле и раскуривал очередную сигару.

— Эта шкура станет тебе напоминанием об участи, которая постигнет тебя в случае ослушания, — сказал шеф.

— Я не забуду! — пропищал Хаба. — Клянусь, не забуду!

— Хорошо. Тогда принеси нам еще пару стульев, и я скажу, что мне от тебя надо.

Совершенно счастливый, что снова стал человеком, Хаба побежал в подсобку и приволок откуда два старых стула. Он поставил их рядом со своим столом напротив шефа. Они с шефом поменялись местами, впрочем, так и должно было быть с самого начала.

— Первое, это мой ученик и помощник, Иван, — представил меня шеф. — Он не немой, но разговаривать не любит, так что особенно не рассчитывай, что он тебе ответит. Он одержим тысячей духов и является их голосом. Так что любое его слово должно быть законом для тебя. Понятно?

— Конечно, конечно, — залепетал Хаба. Шеф продолжал развлекаться, хотя история с духами и неразговорчивостью, на мой взгляд, была уже лишней.

— Теперь дальше. Мне нужна твоя служба, Хаба. Если ты все сделаешь правильно, я награжу тебя. Но если ты не справишься, тебя ожидает участь более страшная, чем та, которую ты прошел.

— Я буду стараться, клянусь! — да уж, мужик серьезно перетрусил. Хотя кто на его месте не перетрусил бы? Вы? Не смешите меня!

— И это правильно, — сказал шеф внушительно. — А вот теперь слушай внимательно. Ты знаешь, что сейчас происходит в соседнем государстве Мамбе?

— Да. Там хотят сменить власть. А у нас лагерь повстанцев.

— Верно. Но духам неугодно это восстание.

— Почему?

— Никогда не спорь с духами! — рявкнул шеф. Хаба не догадывался, шеф ведет себя с ним точно так, как тот с нами недавно. — Духи знают больше, чем мы, и наша участь подчиняться их воле!

— Прости, Шаман! — Хаба виновато втянул голову в плечи.

— Прощаю. Но в первый и последний раз. Итак, духам неугодна смена власти в Мамбе, и ты должен помешать этому.

— Я? Но как?

— Я дам тебе силу, чтобы сделать это. Я сам не могу светиться в этом, всю работу будешь делать ты.

— А что мне надо сделать?

— Во-первых, разыграть небольшой спектакль здесь, в Набире. Ты хорошо умеешь это делать, я уже в этом убедился. Ты соберешь местных шарлатанов, подобных тебе, и вместе вы сделаете вот что...

Шеф инструктировал Хабу почти час. Потом он выдал ему денег на расходы, и мы пошли искать гостиницу. Представление должно было начаться завтра на площади перед зданием, где заседало правительство, — аналогом американского Белого Дома. По счастливой случайности рядом нашлась довольно приличная гостиница. Мы пошли туда и сняли два самых лучших номера. Шеф сказал, что устал, и пошел спать. А я спустился в гостиничный ресторан и поужинал. А потом решил слегка пройтись Знанием по зданию правительства. Как оказалось, правительство Набира состояло не только из местных граждан. Было много белокожих, в основном, французов. Но сейчас почти все они уже ушли домой, так что ничего интересного я не узнал. Поэтому я купил в баре бутылку пива и пошел в номер. Посмотрев новости, я лег спать.

Утром я проснулся поздно, принял душ и пошел в ресторан завтракать. Шеф уже ждал меня там.

— Доброе утро, Иван, — поздоровался он.

— Доброе, — сказал я и уселся за его столик. — Что у нас сегодня по плану?

— Представление начнется только через час. У нас есть время хорошенько позавтракать и пойти в мой номер — у меня окно с выходом на площадь.

— А наш шаман справился с заданием?

— Да. Он пробегал по своим коллегам до глубокой ночи. И они согласились.

— А им ничего не будет?

— Не думаю. Они ведь местная экзотика и привлекают туристов. Многие министры пользуются и услугами. И в любом случае, их судьба меня не слишком волнует. Не забывай, они все простые шарлатаны.

Мы позавтракали и пошли в номер шефа. У него действительно большое окно с выходом на площадь.

— Пора готовиться к представлению, — сказал шеф.

Я почувствовал, шеф запустил мощное заклятье. Оно унеслось куда-то вниз, под землю. Я посмотрел на часы — ровно двенадцать. Потом посмотрел на площадь. А там из переулков ее наполняли шаманы и шаманишки всех мастей. Все похожи друг на друга. Старые морщинистые лица ничего не выражают, у каждого в руках посох, все одеты в лохмотья. Но среди всех выделялся Хаба. У него на посохе были навешаны засушенные трупики каких-то животных, а наряд настолько причудлив, что я аж залюбовался. Кривые руны на ткани вышиты искусным узором. На башке нечто похожее на кипу. Шею оборачивает самая настоящая львиная грива. Грудь опоясывают несколько ремней крокодиловой кожи. Представление начиналось.

Вдруг земля вздрогнула. Потом еще и еще, и еще. Хаба вознес посох и что-то закричал. По площади пробежали трещины. Раздались крики испуганных прохожих. В гостинице прозвенела пожарная сигнализация. Постояльцы выбегали на улицу. Из правительственного здания тоже выбежали люди. Сначала немного, но с каждой секундой все больше и больше. Вот выбежал и президент — я видел его вчера по телевизору. Вокруг него собралась целая толпа телохранителей. Землетрясение постепенно стихло. Шаманы пошли к кучке чиновников и министров с президентом во главе. Некоторые из шаманов были слегка не в себе — подумать только, коллеге по шарлатанскому цеху, Хабе, удалось вызвать землетрясение! Кое-кто, наоборот, приободрился, и был явно доволен, что впервые в жизни с ним произошло настоящее чудо. Такие уже подсчитывали будущие барыши от надувательства — Хаба пропиарил шаманов конкретно. Шаманы подошли к правительству вплотную. Хаба, еще раз вскинув руку с посохом, сказал самым зловещим голосом, на который был способен:

— Внемлите мне вы, предавшие свою веру! От моего лица говорят духи! Духи ваших предков, духи земли, воды, огня и воздуха!

— Заткните этого идиота! — прокричал президент в ответ. Два телохранителя отделились от толпы, но не тут-то было. Прямо с чистого, безоблачного неба ударила молния и превратила телохранителей в прах единомоментно. Все ахнули и зажали уши — гром долбанул по барабанным перепонкам, а яркая вспышка обожгла сетчатку. Кто-то побежал с площади. А Хаба как-то приосанился и продолжил.

— Теперь вы видите, что я говорю от лица духов?! И сейчас я поведаю их волю. Остановитесь, нечестивцы! Вы затеяли плохое дело. Духи недовольны, что ради блестящих камней вы, как безмозглые сороки, устраиваете настоящую войну. И они проклинают вас! Эта страна будет проклята до тех пор, пока вы не остановитесь. Животные уйдут отсюда! Болезни одолеют всех живых! Ураганы и ветры иссушат эти земли, а дожди зальют то, что не удастся уничтожить ветрам! Пожары запылают и докончат начатое! И если вас не убедит это, тогда восстанут пятьдесят великих воинов древности и уничтожат вашу армию! Они пройдут по этой стране как чума и убьют всех вас! Они покажут всем силу духов, ибо их нельзя будет убить. Нельзя остановить то, что остановить невозможно, нельзя убить то, что невозможно убить!

Вдруг в небе раздался птичий крик. Все посмотрели наверх и увидели стаю орлов, кружащую над площадью. Повинуясь неведомому приказу, птицы камнем упали вниз и схватили Хабу за причудливые старые лохмотья. Могучие крылья забили, и шаман стал медленно подниматься. Он хохотал и грозил тонкой жилистой рукой. Никто ничего не делал, все как завороженные смотрели на очередное чудо. Налетел мощный порыв ветра и помог орлам утащить шамана. Не прошло и пяти минут, как он скрылся в безоблачном небе Набира.

Толпа на площади стояла с открытыми ртами. Даже другие шаманы не могли поверить в то, что они увидели, хотя по сценарию были причастны к этому напрямую. Но когда первый шок прошел, все разом загомонили. Президент лично подошел к престарелым колдунам и начал выпрашивать, что произошло. А те, тоже придя в себя, сказали, духи-де велели им прийти на площадь, но главным исполнителем воли был Хаба. И с них взятки гладки. Короче, старики очень быстро сориентировались и принялись уверенно "стричь баксы с лохов". Лох, он, как говорится, и в Африке лох, что отчаянно подтверждалось ситуацией. Некоторые шаманы тут же, не отходя от кассы, предлагали за скромную плату погадать — спросить духов, что делать. Еще с полчаса все толпились на площади, но потом в какую-то светлую голову пришла мысль, что обсуждение надо перенести в правительственное здание. Дескать, там попрохладнее и можно присесть.

— И куда орлы понесли нашего великого проводника воли духов? — спросил я у шефа, когда все стали расходиться.

— За город. К одной военной базе, на которой размещается часть повстанческих сил.

— И что, он там тоже будет пророчить?

— Да. Но уже под моим контролем. А теперь не мешай и выйди из комнаты. Я собираюсь исполнить волю духов.

Я вышел из номера и как только закрыл дверь, почувствовал резкую дурноту. И побежал по коридору подальше от номера шефа. Ни фига себе, такого мощного колдовства в его исполнении я еще не видел! Из номера во все уголки страны полетели проклятья, заклятья, треклятья. Я пошел в свой номер и, выпив стакан воды, сел в кресло. Потом сосредоточился и постарался окинуть Знанием целую страну. А вернее те участки, куда шеф посылал свои колдовские импульсы. И вот, что мне открылось...

Первое, к чему приступил шеф, это взял под контроль животных Набира. Чтобы подчинить всех, сил у него не хватило. Все-таки он не Шаман, который только тем и занимался, что контролировал вообще всех животных континента. Но на восемьдесят процентов шеф распространил свою волю. Дикие животные стали уходить из Набира в соседние государства. Впрочем, шефа интересовали не столько дикие, сколько домашние. По всей стране домашний скот срывался со своих пастбищ и убегал в джунгли. Все, от коров до простых куриц, вырывались из сараев, перепрыгивали заборы и устремлялись в дикие леса. Прочь, прочь из этой страны, которая имела наглость встать поперек дороги шефа. А вот микроорганизмы, вроде болезнетворных вирусов, наоборот, двинулись со всей Африки внутрь страны. Можно не сомневаться, через пару дней страну наводнят эпидемии. Кроме того, то тут, то там вспыхивали пожары, истребляющие посевы, а в нескольких местах начинали зарождаться смерчи. С юга задули горячие ветра, а с севера потянулись грозовые тучи. В общем, пророчества сбывались. Но колдовство шефа было не сиюминутным, нет. Как минимум неделю напасти будут преследовать всех жителей Набира. Шеф применил самые серьезные из своих заклятий и проклятий. И еще шеф ударил по жителям Набира. Люди ломали себе руки и ноги, техника выходила из строя, пища прогнивала, дома и склады рушились. Короче, шеф разгулялся на славу.

И вдруг все прекратилось. А спустя несколько минут шеф зашел ко мне в номер.

— Пошли. Эта гостиница, скорее всего, развалится через полчаса, слишком сильно я здесь поколдовал.

Я не заставил долго себя упрашивать. Сам прекрасно знал, что бывает с местами, где твориться серьезная волшба. И поэтому, быстро прихватив рюкзак, я пошел за шефом. Мы не воспользоваться лифтом — спустились по лестнице. Сейчас в здании всё, что могло сломаться, — ломалось. На улице шеф просто сел в первую попавшуюся машину. Ее хозяин не только забыл закрыть авто, но и оставил ключи в замке зажигания. Мы поехали, обернувшись, я увидел, как по фасаду здания пробежала первая, довольно большая трещина.

— А вы круто поколдовали! — сказал я восхищенно. Конечно, как у ученика все действия шефа вызвали у меня искреннее восхищение. И еще зависть. И надежду, что мне когда-нибудь такое будет по силам.

— Пришлось. Я почти пуст. Надо подкопить вероятностей, — сказав это, он въехал в газетный ларек, снеся его к матери известного Ёбана. Потом достал сигару и спокойно прикурил ее с другого конца. Я понял, поездочка до Хабы нам предстоит веселая.

Так и получилось. Мы раз двадцать могли умереть за тот час, который ехали. Шеф врезался во всё, что могло не сильно повредить машину. Пару раз он наехал на людей. Те отделались ушибами. На улице стало очень жарко, задул теплый ветерок, к вечеру он превратится в иссушающий ураган. Но мы всё же приехали. Вернее почти приехали. Мы выехали из города, шеф сказал, чтобы я пристегнулся. А потом врезался в дерево и вылетел через лобовое стекло. Совершив в воздухе изящный кульбит, он невозмутимо приземлился на обе ноги. Я кое-как вылез из разбитой в хлам машины и, взяв чудом уцелевший рюкзак, пошел к шефу.

— Вы собрали достаточно вероятностей? — спросил я, подойдя.

— Пока хватит. Остальное соберу по пути к базе и когда полетим в Мамбе. Пора приниматься за последнюю часть плана.

— Так мы уже заканчиваем?

— Нет. Просто все остальные события будут происходить непосредственно в Мамбе, здесь нам осталось только произнести речь перед повстанцами и украсть у них пару самолетов. Так что пока мы будем идти к Хабе, ты должен научиться управлять самолетом.

— Так я умею, — пожал плечами я.

— Ты умеешь управлять гражданским самолетом. А военный слегка отличается в управлении. Так что учись, пока мы идем.

Вы спросите, как я мог одновременно идти и еще учиться управлять военным самолетом, без наличия оного? Естественно, Знанием. Учиться таким вещам посредством Знания очень просто, но долго. Процесс обучения новому делу занимает от нескольких часов до нескольких дней. Смысл — просто позволить потоку интересующего Знания пройти через твой мозг несколько раз, чтобы ты всё запомнил. В зависимости от сложности изучаемого предмета, время обучения бывает разным. Например, сейчас мне хватит и получаса, потому что основными навыками я уже владею. А вот чтобы научиться чему-то новому, придется постараться. Особенно сложно учить новые языки, на это уходит где-то неделя. Но результат вас впечатлит — вы научитесь говорить в совершенстве, без акцента. Даже думать начнете на другом языке. Или на разных, как я. Однако у этого метода есть и неприятный побочный эффект. От него потом очень сильно болит голова. Мозгу приходится пропускать слишком много информации. Но если это отбросить, вы понимаете, чего можно достичь? А таким колдунам, как шеф, владеющим Знанием в совершенстве, даже этого не требуется. Он может не осваивать новую профессию, а просто следовать за Знанием, и оно подскажет ему, как надо действовать в той или иной ситуации. Так гораздо приятней и нет никаких последствий.

И вот мы шли к военной базе, у которой нас должен был ждать шаман, а я осваивал процесс управления военным истребителем. Как я уже говорил, это заняло у меня первые полчаса, из тех двух, которые мы затратили на прогулку. Хотя идти здесь было не больше двадцати минут, шеф упорно тормозил продвижение, собирая вероятности. В этой книге я уже не раз описывал вам сей процесс, так что воздержусь от подробностей. Но наконец, мы пришли и увидели Хабу. Тот решил дожидаться нас, сидя на дереве. При нашем появлении у него на лице отразилась целая гамма чувств. Во-первых, облегчение — мужик явно думал, что мы его бросили и теперь ему предстоят серьезные разборки с местными властями. Во-вторых, страх и трепет перед великим Шаманом, коим он считал шефа.

— Слезай оттуда, — сказал ему шеф, снова входя в образ грозного и сурового колдуна. Хаба, насколько мог быстро, исполнил приказ.

— Я всё сделал правильно, Шаман? — подобострастно спросил он, когда все-таки слез с дерева.

— Да. И если будешь продолжать в том же духе, я вознагражу тебя, — ответил шеф важно. — Но твое выступление еще не окончено, если ты помнишь.

— Конечно, помню. Мне еще надо будет выступить перед солдатами. Вот только мне немного страшно, Шаман, ведь они могут меня пристрелить.

— Ты снова сомневаешься в силе духов!? — рявкнул шеф.

— Нет, нет. Конечно, нет, Шаман. Просто мне страшно.

— Ничего не бойся. Пока ты под защитой духов, ты неуязвим! — и шеф поставил на Хабу Купол Удачи. Когда на тебя ставят Купол Удачи, настроение сразу поднимется. Человек не ощущает Купол физически, но Суть его понимает, что теперь перед ней открылись все удачи, а неудачи заперты на замок. Хаба приободрился, у него появилась уверенность в себе и "духах", которые его защищают.

Мы пошли к базе. Шеф больше не собирал вероятности, не хотел, наверное, шокировать Хабу — дошли мы за полчаса. Базу окружала невысокая стена, которую мы с шефом с легкостью перемахнули. Мне, правда, потом пришлось перелезать обратно, чтобы помочь штатному шаману, но много времени это не отняло. Мы оказались на месте, шеф повел нас в сторону посадочной полосы, там выстроилось семь самолетов, призванных нанести удар по ненавистному режиму правительства Мамбе. Так, по крайней мере, говорили в новостях. Самолеты охраняли хорошо, вот только у всех часовых "почему-то" прихватил живот, и они побежали в сортир. Естественно, никто из часовых не предполагал, что животом захворают все одновременно, поэтому, взяв журнальчики, они оккупировали все гальюны в части. Папуасы, куда им до понимания сути часового, которому даже моргать следует реже обычного. Мы спокойно прошли по посадочной полосе к ближайшим двум самолетам. Шеф полез в кабину первого, а я в кабину второго. Завести самолеты было делом техники. Правда, для этого надо знать код доступа, но Знание помогло и в этом. Хаба с ужасом смотрел на наши действия и постоянно оглядывался по сторонам. Ждал выстрел в спину от меткого снайпера, я полагаю.

Шеф приказал ему успокоиться и даже наложил Благословение, чтобы поднять боевой дух. Это помогло. Ненадолго, потому что после этого шеф развернул самолет и выстрелили ракетой в склад с оружием. Рвануло — Едрит-Мадрид!!! От неожиданности Хаба закричал. Вообще, будни для шефа — это крайность обычной человеческой жизни. За целую жизнь человек может никогда не увидеть, как ракета разносит что-либо — классное, кста, зрелище — а с шефом я уже в третий раз такое вижу. Прошлые разы стреляли танк и ракетные катера?. Хаба, естественно, курил в сторонке очень нервно — причем буквально. Пыхтел как паровоз, и когда закурить-то успел?! И явно не табак — у него нашлась самокрутка со шмалью. Шеф велел ему забираться к нему в кабину, тот поднялся по трапу, шеф протянул шаману микрофон и приказал вещать прямо с самолета. А вещать тот должен был нескольким десяткам бегущих к нам солдат с автоматами. Они благополучно просрались, когда услышали взрыв, и теперь спешили к охраняемым объектам, в уме представляя, как с них снимают погоды. Это для России пять истребителей — не так уж и важно, у нас их много. А у Набира других самолетов нет вообще — только эти есть. Хаба, трясущейся рукой, взял микрофон и, собравшись с мыслями, начал:

— Остановитесь, нечестивцы! — сказал он срывающимся на визг голосом. Ответом ему стали несколько автоматных очередей. Хаба весь сжался, но, к его удивлению, ни одна пуля не попала в него. Более того несколько срикошетило от обшивки самолета и угодили в ноги и руки стрелявших.

— Ты под защитой духов, идиот! — прошипел ему шеф. А я, конечно, сканировал все происходящие Знанием, так что прекрасно слышал.

— Стоять!!! — прогремел наш шаман. И к его второму величайшему удивлению солдаты остановились, а вернее — упали. Резкий порыв ветра сбил их с ног. От такого зрелища, Хаба, наконец, приободрился и вошел в роль. — Вы, несчастные людишки, кто вы такие, чтобы противостоять духам?! Знайте же, любого из вас, кто придет в Мамбе, ждет неминуемая, страшная и мучительная смерть. Пятьдесят воинов восстанут и покарают вас за вашу гордыню!

После этой маленькой речи пять оставшихся самолетов взлетели. Правда в последний раз и невысоко. А по-другому и не получается, когда от жары взрываются топливные баки. Взрываются, несмотря на то, что тщательно защищены от подобных проблем. Но чего только не бывает, когда шеф колдует. А Хаба, тем временем, влез в кабину поглубже, та стала закрываться. Я понял это как знак к сматыванию удочек и закрыл свою. Как ни странно, на меня обратили внимание, только когда я выехал на взлетку. До этого момента все взгляды были прикованы к самолету шефа. Нас стали поливать свинцом из автоматов, но обшивка выдерживала, а в сопла они просто не попадали. Кто-то даже притащил ракетницу, но она не выстрелила. В сердцах державший ракетницу солдат бросил ее. Вот тут-то она и рванула. Взрыв разметал солдат, как кегли после страйка.

А мы взлетели. Шеф первым, а я минутой позже. В нас упорно пытались стрелять силы противовоздушной обороны, но у них ничего не получилось. Всего им удалось произвести запуск только одной ракеты, и та пролетала мимо. Говорю же: бессмысленно пытаться убить колдуна чем-то технологичным. Колдуну следует меньше опасаться атомной бомбы, чем банального булыжника.

Я отключил Знание и осваивался с тонкостями управления. А именно: сделал "мертвую петлю", надеясь, что военные армии Набира оценят. Оценили или нет, я не знаю, но надежда до сих пор теплится. Тут у меня в кабине что-то запищало. Оказалось — рация. Я включил ее и услышал голос шефа.

— Мы не будем садиться в столице Мамбе. Просто катапультируемся, а самолеты направим на местный штаб повстанцев.

— Вас понял, шеф! Покрышкин на связи. Отбой.

— Отбой так отбой, — не стал спорить шеф. Моего юмора он не оценил. Хотя, по правде говоря, шутка была так себе. Не моего полета.

Так как Мамбе граничила с Набиром, лететь нам предстояло недолго. Через полчаса мы были на месте. Сил противоздушной обороны в Мамбе не было, если не считать рогатки и камни — страна значительно уступала даже Набиру в техногенном плане. Это сразу бросалось в глаза. И бедность, и отсталость. Но в то же время нечто радостно-тревожное витало над Мамбе. Революционное. Так всегда бывает перед большой бучей. Не все видят радость в стазисе, в стабильности нищеты. Не всем нужен худой мир. Кому-то подай и старую-добрую ссору.

Шеф продиктовал мне по рации, какой курс надо задать бортовому компу, введя его, я нажал на кнопку катапультирования. Процедурка, я вам скажу, не из приятных. Меня вместе с креслом со всей силы выкинуло из кабины вертикально вверх, и почти сразу раскрылся парашют. Желудок сжался, но быстро привык, и меня не вырвало. Всё же путешествовать в вихре более неприятно, чем катапультироваться из летящего самолета.

Я посмотрел на самолет шефа, и увидел, как из его кабины вылетело два кресла, у которых тоже сразу открылись парашюты. И от одного отделилось еще что-то. Слегка присмотревшись, я понял, что желудок нашего грозного шамана, в отличие от моего, не выдержал и облегчился. Налетевший ветерок приблизил меня к шефу и Хабе, чтобы мы смогли разговаривать. Но не настолько близко, чтобы стропы парашютов перекрутились. Впрочем, это для нашей компании не опасно. Шеф накачался вероятностями, так что умереть он нам не даст.

— Мы спланируем прямо к зданию правительства, — прокричал мне шеф.

— А они знают? — проорал в ответ я.

— Да, я еще вчера им все сообщил. Смотри, — и он указал палацем куда-то вниз.

Я посмотрел в указанном направлении.

Первой я увидел всю столицу Мамбе, как на ладони. Не такой уж и большой город. Всего несколько высотных зданий, к одному из которых пикировали наши самолеты. Они врезались в дом по очереди, сначала мой потом — шефа. Раздался взрыв, и дом рухнул. Это чем-то напомнило мне падение башен ВТЦ в Нью-Йорке. Здание точно так же "сложилось" в кучу обломков и мусора.

— Там был штаб повстанцев, — прокричал мне шеф.

— А это не форсирует события? — проорал я в ответ.

— Форсирует. Я думаю, теперь восстание начнется дня через три — четыре. Но к этому времени мы подготовимся.

Хаба тоже смотрел на крушение здания завороженно. Наш разговор остался для него тайной, мы говорили по-русски. Наше падение медленно продолжалось. Я уже понял, куда конкретно мы приземлимся. Территория правительства Мамбе представляла собой конструкцию из четырех зданий, выстроенных в форме квадрата. В центр этого квадрата, где располагался небольшой садик мы и летели. Спустя несколько минут, мы приземлились. Но теплого приема нам никто оказывать не собирался. Десяток солдат стояли с наставленными на нас автоматами. Хотя ни меня, ни Хабу, ни тем более шефа они не впечатлили.

— Я пришел, чтобы поговорить с президентом, — сказал шеф. — Он ждет меня.

Шеф очень ловко освободился от своего кресла и парашюта. А вот мне и Хабе пришлось повозиться. Хаба вообще умудрился перевернуться и приземлился головой вниз. Но нам удалось выбраться, и теперь я спокойно осматривал местность, а Хаба потирал ушибленную голову. Из здания к нам шел президент Мамбе. Его лицо я тоже видел вчера по телевизору. "Жестокий тиран" невысокого роста, разумеется, темнокожий, одетый в черный костюм мужчина средних лет. Я бы дал ему не больше сорока. На лице у него застыла маска недоверия и в то же время надежды. Стандартная маска наших клиентов.

— Кто вы? — спросил он. У него был приятный бас.

— Мы от Бориса, — сказал шеф. — Меня зовут Роберто Бако, я ваш новый министр обороны и внутренних дел. На несколько дней, разумеется.

Президент улыбнулся и протянул шефу руку.

— А кто ваши спутники? — спросил он.

— Это мой помощник и будущий рядовой вашей армии, Иван. А это колдун и шаман, Хаба, — представил нас шеф.

— Шаман? А зачем нам шаман, сэр Бако? Хотя дела наши столь плохи, что мы рады любой помощи, даже потусторонней, но лично я не слишком верю в это...

— Давайте мы лучше поговорим с вами наедине. Там я расскажу и про свой план, и какое участие в нем примет уважаемый шаман, и про потустороннее.

— Согласен, сэр Бако. Пройдемте ко мне в кабинет. А ваши спутники пойдут с нами?

— Нет. Пускай пока где-нибудь отдохнут.

Президент дал соответствующие указания, и нас повели в комнату для посетителей. Там был мини-бар, Хаба тут же на него накинулся. Да, после всего, что с ним сегодня случилось, ему надо было выпить. Я тоже решил, что денек был хлопотный, да еще и не собирался заканчиваться, поэтому налил себе стакан виски со льдом. Вообще, это мой любимый напиток, несмотря на сложившийся стереотип, что русский должен пить водку. Мы сидели и потягивали свои напитки, ожидая результатов разговора президента с шефом. Ни у меня, ни у Хабы не было сомнений, что после этого разговора шеф получит всё, что пожелает. Я был уверен в этом, потому что знал шефа, и знал, на что он способен. А Хаба просто верил в силу духов, находящихся в подчинении у великого Шамана. Мы не очень-то разговаривали, я поддерживал легенду, что во мне обитает тысяча духов, а Хаба не решался со мной заговорить из страха перед теми же духами. Спустя час, шеф пришел к нам.

— Ну что? — спросил я по-русски.

— Отлично. Уже сегодня вечером мы станем готовить наше представление. Завтра инспектируем войска, послезавтра планируем нападение на повстанцев. Ты зачислен рядовым с послезавтра, а Хаба станет новым капелланом нашей армии.

— Здорово! — сказал я подчеркнуто весело. — Опять я рядовой — круть!

— Нам понадобятся пятьдесят снаряжений для подводного плавания, — продолжил шеф. -Поедешь к озеру и скупишь там все акваланги, которые будут. У нас уже есть двадцать, но этого мало. Так что вперед, до ночи это надо сделать.

— А можно поинтересоваться, зачем нам акваланги?

— Естественно, нельзя. Бери Хабу и езжай.

— А он мне зачем?

— Пускай проветрится.

Хаба, разумеется, не понял ничего из того, что мы говорили. Но свое имя он расслышал, поднялся с удобного кресла и застыл в позе суриката в ожидании указаний. Я вкратце объяснил ему задачу, и мы пошли исполнять. Нам дали джип, мы не без труда покинули правительственную территорию. Здания были окружены забором, за ним собралась толпа "недовольных режимом", скандирующих антиправительственные лозунги. Их было не так много, в толпе мелькали белые лица провокаторов, которые даже не особенно прятались. Для них судьба Мамбе была очевидна. С помощью солдат мы смогли продраться через толпу и поехали к озеру.

Мамбе — маленькая страна. Но на ее территории есть и горы, где, собственно, нашли алмазы, из-за которых заварилась каша, и несколько озер. Больше я не стану описывать подробности по понятным, описанным в начале истории причинам. Я и так уже выболтал больше, чем хотел.

Наша небольшая экспедиция оказалась очень скучным занятием. До озера час езды, пока ехали, мы имели возможность созерцать столицу Мамбе. Небольшой и некрасивый город, преимущественно одноэтажный. На улицах ходили грязные и мрачные люди. Всюду чувствовалась бедность и запустение. Машин кроме нашей на дорогах практически не было. Иногда встречались вооруженные до зубов люди. Короче обстановка была не дружественная. Атмосфера революционной радости чувствовалась, но не так, как с высоты птичьего полета. Мне не в первый раз подумалось, что этим людям далеко не факт нужна наша победа. В конце-то концов, мы представляли русского миллиардера, который решил сунуть лапу в африканские бабки. Он говорил много красивых слов, но вот что этим людям до интересов того миллиардера? Как-то далеко не факт, что деньги от алмазов пойдут им. Я видел местный "белый дом" — красивое место. Мини-бары, приличные виски. Как в любой цивилизованной резиденции правительства. А на улицах что? Беднота. Первым делом на алмазы русский миллиардер купит себе яхту, а правительство Мамбе виски подороже. А уж потом подумают, один процент денег пустить на народ. Или полпроцента...

Ну, тут уж ничего не поделаешь. Шеф не ориентируется такими понятиями, как "хорошо" или "плохо". Для него гораздо важнее другие слова: судьба, например. И на всё он ответит: так надо. И будет прав.

Приехав к озеру, мы стали искать тех, кто согласился бы продать нам акваланги. Рядом с озером нашлась деревня, а в ней небольшой причал, куда мы и направились. Там мы нашли десять аквалангов и купили по баснословной цене, в два раза дороже новых. При виде того, как я отсчитываю деньги, Хаба чуть не рвал на себе волосы. А потом заявил, что мог сторговаться до "в десять раз меньшей суммы". Ему же не понять, что я трачу не свои деньги, а Бориса. И если мы не сможем их потратить, придется вернуть. В таких делах шеф всегда неумолим. Я предложил Хабе, если уж он так желает, вести переговоры самому. И покуда он добывал остальные акваланги, я прекрасно провел время, почитывая Канта. Ладно-ладно — поигрывая в "Энгри бёрдс" на телефоне. Но, как бы то ни было, с заданием мы справились. Даже с небольшим запасом.

Попасть в резиденцию правительство оказалось труднее, чем из нее выбраться. Нас уже поджидал шеф. Ему успели выдать военную форму, он красовался в генеральском мундире. А еще они с местным презиком похоже квасили всё это время. По крайней мере, полупустая бутылка вискаря на это указывала.

— Задание выполнено, — бодро отрапортовал я. Хаба молча сел в уголке и сжался в комочек. Надо полагать, увидев "Великого Шамана" в генеральских погонах, он еще больше испугался.

— Хорошо, — сказал шеф. — А мы как раз с господином президентом обсуждали нашу стратегию.

— Да! — глава государства с трудом расплел язык. — Теперь у меня есть все шансы думать, что мои дела не так плохи, как было утром. Между прочим, мне недавно сообщили, что при падении ваших самолетов погибло не меньше пятисот повстанцев!

— Их было шестьсот двадцать три, — невозмутимо поправил президента шеф. — Они набились в ту гостиницу, как сельди в бочку. И еще мы уничтожили почти весь запас боеприпасов противника. Завтра я предлагаю выгнать оставшихся из столицы.

— А у нас получится?

— Я думаю, да. После завтрашнего представления, я уверен, те, кто останется в живых, или сбегут, или перейдут на нашу сторону. Вы подготовили свое заявление?

— Да. Сегодня в вечерних новостях объявят, что я буду выступать с речью перед главным городским кладбищем.

— Ваши люди уже оцепили кладбище?

— Да. Туда сейчас и мышь не проскочит, — презик старался быть надутым и важным, но получалось плохо. Все в комнате понимали, кто тут главный. Шеф же вошел в раж. Каждый вопрос он сопровождал каким-нибудь жестом. Ему бы сейчас сюда трибуну, да несколько тысяч слушателей, он бы непременно повел их к восстанию.

— Хорошо, — шеф снова рубанул воздух ладонью. — И это очень важно, господин президент. То, что мы сделаем сегодня ночью, должно остаться в тайне. Какие новости из Набира?

— Страна в панике. Никто не говорит в открытую, но мои шпионы сообщают, все жители уже знают про шамана, который проклял Набир. И что проклятье сбывается! На всей территории Набира бушуют ураганы и болезни. Животные уходят из страны. В общем, всё, как вы сказали.

— Отлично. А теперь я хотел бы посмотреть на пятьдесят преданных вам солдат и на этого режиссера.

Шеф встал и направился к выходу из кабинета. Мы все последовали за ним. Пройдя по широким коридорам, мы спускались ниже и ниже, пока не пришли в подвал. А там обнаружилась большая железная дверь, которая вела в бомбоубежище. Рядом дежурили два солдата и один офицер. От простых солдат армии Мамбе их отличал, в первую очередь, цвет кожи — белые. Я понял, это наемники, посланные сюда Борисом. Когда мы подошли, офицер отдал честь президенту и шефу. На второго он смотрел неодобрительно.

— Так это вы мой новый командир? — спросил офицер, обращаясь к шефу. — Мне приказано из Москвы, чтобы я вам подчинялся. Мое имя Андрей Малаев. Я командующий подразделением российских войск в Мамбе. Вернее, теперь уже бывший командующий.

— Роберто Бако, — представился шеф. — Министр обороны и верховный главнокомандующий вооруженными силами Мамбе. Это рядовой Иван, он, кстати, ваш земляк. И шаман Хаба. Вы поступаете под мое начало, первым вашим заданием будет обеспечить всех ваших солдат строительным и, главное, копательным оборудованием. На этом пока всё. Жду вас и ваших солдат, через два часа на главном городском кладбище, где вы получите остальные указания.

— А мы собираемся копать могилы? — спросил Малаев с удивлением.

— Приказы не обсуждаются! — рявкнул на него шеф. — Вы поступили в мое подчинение, а значит, от вас требуется только слепое исполнение. Это понятно?

— Так точно! — похоже, Малаев слегка изменился во мнении — так бодро отдал честь. А он наверняка ожидал, пришлют какого-нибудь штатского мямлю.

Солдаты и их командир удалились, а мы прошли в бомбоубежище. Я ожидал, что попаду в пустое и тесное помещение, но ошибся. Бомбоубежище размером со спортивный зал, правда, пониже. И оно определенно не пустое. Когда дверь открылась, раздался гомон голосов. Большой зал заполнился под завязку. В основном солдатами, но кроме них есть несколько гражданских, в том числе и белокожих. К нам подбежал негр в военной форме и отдал честь.

— Мистер президент. Мистер министр обороны, — поздоровался он. На нас с Хабой он внимания не обратил. Конечно, мы же не "мистеры" и уж тем более не "мистеры-министеры". У нас вообще пролетарство на рожах написано.

— Все готово? — спросил президент.

— Так точно!

— Мистер Бако, командуйте.

Шеф поклонился и оглядел толпу.

— Кто тут режиссер? — спросил он у военного.

— Вон тот. Эй, Гонзо! Иди сюда!

Тот, кого назвали Гонзо, был плешивый, сорокалетний, белокожий мужчина. Хотя скорее не белокожий, а мулат. Он носил усы, очки и шляпу. Не торопясь он подошел к нам и, поклонившись, представился.

— Энрике Гонзо. Директор и главный режиссер столичного театра.

— Очень хорошо, мистер Гонзо. У меня есть для вас задание, от точного выполнения которого, возможно, зависит судьба правительства Мамбе.

— Я сделаю, что могу, — поклонился режиссер. — Мы с мистером президентом хорошие друзья, даже учились в одном университете.

— Замечательно. У вас есть ключи от складских помещений театра?

— Конечно, есть! Но что вам нужно?

— Мне надо пятьдесят традиционных африканских костюмов.

— Ну так местные традиционные костюмы — это пара веревочек и бусы. А этого добра у меня на складе навалом.

— Еще мне нужен хороший гример, который никому не сможет проболтаться.

— У меня есть такой гример. И уж он-то точно никому не проболтается, он — немой.

— Отлично. У него есть достаточно стойкие краски, чтобы продержаться несколько дней и имитировать татуировку?

— Я думаю, есть.

— Тогда ваша задача такая: вы берете пятьдесят костюмов в виде набедренных повязок и старых бус. Чем старее, тем лучше. Ваш гример берет свои краски, и встречаемся с вами на главном городском кладбище через два часа.

— А что вы задумали, мистер Бако? — спросил режиссер с интересом.

— Хорошее представление. И вы должны обеспечить нам задел, от которого мы станем двигаться дальше. А теперь идите, скоро сами всё увидите, и я гарантирую — вам понравиться. А теперь идите.

Режиссер подчинился, а шеф повернулся к Хабе и отвел в сторонку. И начал долго что-то объяснять. Я не стал ни прислушиваться, ни сканировать их Знанием. У меня уже сформировалось мнение о том, что задумал шеф. Идея была, не скажу, что блестящая, но вполне оригинальная.

Шеф проговорил с Хабой чуть ли не полчаса. При этом Хаба как будто что-то заучивал и несколько раз повторил шепотом. А потом напустил на себя грозный вид, и они с шефом пошли к толпе солдат. Шеф поднял руку, призывая всех к тишине и начал вещать:

— Я приветствую вас, солдаты! Меня зовут генерал Бако, я ваш новый главнокомандующий. Здесь должны были собраться приезжие из других стран и жители провинции. Если среди вас есть житель столицы, попрошу вас выйти из строя.

Все зашептались, но никто не вышел.

— Хорошо. А теперь мне необходимо отобрать из шестидесяти восьми присутствующих ровно пятьдесят. Но для этого мне надо осмотреть вас голыми, так что раздевайтесь.

Все стали раздеваться. Шеф потребовал, чтобы разделись полностью, и через несколько минут перед нами предстало голое войско, которое будет служить ядром нашей армии. По крайней мере, я себе это представлял именно так. Шеф стал ходить и осматривать каждого. На телах нескольких солдат обнаружились татуировки, им было приказано одеться и покинуть помещение. Потом были забракованы слишком накаченные, шеф выбирал только худосочных и жилистых. Так забраковались еще насколько. И последних трех шеф исключил по одному ему ведомым причинам. В бомбоубежище остались ровно пятьдесят солдат. И тогда шеф снова встал перед ними и начал толкать речь:

— Вы — надежда нашей армии! Может, вы не самые лучшие солдаты, может, вы не самые сильные солдаты, но от вас и только от вас будет зависеть наша победа или поражение. Теперь послушайте меня внимательно. Вы наверняка слышали слухи, которые пришли из Набира — государства, укрывающего наших врагов. И в этих слухах говорилось, что какой-то шаман проклял Набир. И если вы думаете, что это сказки, то глубоко заблуждаетесь. Это шаман перед вами.

К шефу, не торопясь, с большим достоинством подошел Хаба. Он встал рядом, обвел строй немигающим взглядом. Я почувствовал, шеф послал легкий посыл вероятностей в строй солдат. Легкое коллективное проклятье, призванное вселить страх перед Хабой.

— Подойдут, — сказал Хаба замогильным голосом. Уж что-что, а играть он умел. — Теперь слушайте меня, вы, забывшие свою веру, забывшие духов! Настоящая вера отличается от вымышленной именно тем, что вы-то, может, и забыли духов, но духи вас не забыли. И через меня они обращаются к вам! Вы избраны, чтобы внушить вашим врагам страх и ужас! Узрите мощь мою! Почувствуйте силу духов!

Хаба поднял посох, а шеф поставил на солдат Купола Удачи. Все почувствовали легкость и чувство защищенности. На лицах отразилось недоумение, но и блаженство.

— Шаман сказал свое слово! — сказал шеф пафосно. — И теперь чтобы вы не усомнились в его силе, я предлагаю вам небольшой эксперимент.

Шеф подошел к солдатским вещам, аккуратно сложенным перед строем. У каждого из них было оружие, правда, у всех разное. Были здесь и автоматы, и пистолеты, все разных марок. Шеф выбрал автомат Калашникова и встал перед строем. А потом внезапно дал автоматную очередь прямо по строю. Все солдаты в ужасе попадали на пол, кто-то побежал. А шеф продолжал стрелять, пока не кончились патроны. Наконец, воцарилась тишина. Все стали подниматься и недоверчиво ощупывать себя. Конечно, никто не пострадал.

— Это вовсе не фокус. — сказал шеф. — Отныне никакое огнестрельное оружие не сможет вам навредить. Если кто-нибудь сомневается в этом, он может повторить мой эксперимент. Вот вы, которые легли первыми, ну-ка возьмите свои пистолеты.

Три солдата встали и неохотно подняли свое оружие.

— У вас нет сомнений, что оружие настоящее? — спросил шеф. Все трое сказали, что только сегодня проверяли оружие. Оно заряжено и готово к использованию. — Тогда стреляйте друг в друга.

Солдаты сначала растерянно посмотрели на шефа, потом друг на друга. Стрелять им явно не хотелось. А скорее не хотелось, чтобы кто-то стрелял в них.

— Ну давайте, вы, трусливые ишаки! — внезапно заорал на них Хаба. — Не сомневайтесь в силе духов!

Как ни странно, это подействовало. Все трое наставили свое оружие на сослуживцев, и один из солдат первым нажал на курок. Ничего не произошло. Другой выстрелил почти в упор, но пуля пролетела аккурат в подмышку, даже не оцарапав. Третий, пытаясь выстрелить, поскользнулся и упал. Выглядело всё довольно комично.

— Теперь вы неуязвимы для пуль,— продолжил шеф. — Теперь, если кто-нибудь выстрелит в вас, то или промахнется, или ему что-то помешает, или попросту откажет оружие. Но это не значит, что вас нельзя убить. Например, если вас зарежут или раскроят череп палкой, вы умрете. Так что помните эту слабость. Для вас безопасным является только высокотехнологическое оружие.

Все недоверчиво зашептались. Но шеф вызвал еще несколько солдат и повторил демонстрацию. И когда все, если не полностью поверили, но, по крайней мере, стали воспринимать это не как фокус, он снова всех построил, и продолжил.

— Я думаю, теперь настало время рассказать вам наш план. Мы собираемся победить повстанцев и не допустить государственного переворота. Всё это происходит, потому что Европа хочет наложить лапу на ваши рудники. И вы должны понимать, что даже если мы убьем всех недовольных, это приведет только к тому, что Европейский Союз введет сюда миротворческие войска и всё равно добьется своего. Единственный шанс для нас, заставить повстанцев отступить, признав свое поражение и законность местных властей. Для этого нам с вами предстоит разыграть хорошую комедию, в которой вы будете играть не последнюю роль. Вы станете страшилкой перед всем населением вашей страны и соседних стран тоже. Вы станете воплощением ужаса и древних верований. И нам очень повезло, что многоуважаемый Хаба встал на нашу сторону. Возможно, вы когда-нибудь слышали от своих бабок, или где еще, страшные истории о Великом Шамане Африки. Так вот, он перед вами! Ему уже не менее тысячи лет, друзья мои, и я вовсе не сумасшедший. Вы только что видели его силу, но если этого мало, он продемонстрирует вам ее еще раз. Прошу вас, Хаба.

Да уж, шеф неплохо подмочил репутацию настоящему Шаману. Мало того, что сам себя за него перед Хабой выдал, так теперь еще записал в Шаманы этого шарлатана. А шарлатан тем временем надулся еще больше и подошел к началу строя.

— Пусть облик твой внушает ужас! — сказал Хаба и прикоснулся посохом к голове первого солдата. Одновременно шеф наложил на солдата сразу два заклятья. Первое изменило цвет его кожи и глаз. Его кожа слегка посерела, стала похожа на кожу мертвого, а глаза превратились в пустые белые бельма. Теперь у солдата не было ни радужки, ни зрачков. Он стал похож на самый настоящий труп. Второе заклятье было несколько специфического характера, оно закрыло от солдата Алям-аль-Металь. Ненадолго, всего на несколько дней, но этого должно хватить, чтобы облик не изменился после первого сна.

Хаба одобрительно посмотрел на "свою" работу и повторил эту операцию со следующим солдатом. Несколько солдат заерзали, им не улыбалось превращаться в таких чудищ. Но шеф успокоил всех, сказав, когда мы победим, Шаман снимет чары. Это всех обрадовало, по строю пошел легкий веселый гомон. Все превращенные требовали зеркала, а те, кому еще предстояло "своим обликом внушать ужас", с улыбками и шутками стали описывать им их внешность. Хабе это не понравилось и он не просто прикоснулся посохом к следующему солдату, а со всей силы шарахнул им по лбу. А потом еще и наорал на всех. Солдаты его послушались и стали вести себя смирно. Хаба набирал в их глазах авторитета. А шеф выкладывался по полной программе. За эту ночь он снова станет полностью пустым, придется ему опять собирать вероятности. Спустя пятнадцать минут, пятьдесят голых живых мертвецов были готовы ко второму акту. Шеф снова взял слово.

— Отлично! Я благодарю Великого Хабу, за его работу и помощь. А теперь слушайте дальше. Вы все сейчас уйдете отсюда так же, как и пришли, через потайной ход, соблюдая максимальную осторожность. Вам выдадут темные очки, вы оденетесь. Ваша задача пробраться на главное городское кладбище. Вас не должны заметить. Уже завтра вы сможете не скрывать свой облик, но говорить с друзьями вам всё равно запрещено. На несколько дней вы станете "великими мертвыми воинами", призванными Шаманом, чтобы покарать врагов. Так что одевайтесь, маскируйтесь, и через два часа я буду ждать вас на кладбище. Вперед!

Все хором брякнули: "Так точно!". А потом стали одеваться и уходить по одному через тайный ход. Он должен был вывести их к канализации, а там уже и в город. Я подошел к шефу и обратился к нему на китайском языке:

— Как вы, шеф?

— Вообще-то тяжеловато, — признался он. — Я сегодня столько заклятий наложил, что у меня уже голова болит. Но это того стоит. А теперь мы с тобой поедем и осмотрим кладбище, и я заодно подкоплю вероятностей.

Шеф пошел рассказать о своих планах президенту и Хабе. Он сказал, пока их помощь нам не нужна, чтобы они шли спать и набирались сил на завтра. А потом он позвал меня, и мы пошли к нашему набитому аквалангами джипу. Шеф одобрительно посмотрел на нашу работу и даже похвалил меня. Это явный признак, что шеф перетрудился. Когда он в форме, я редко удостаиваюсь благодарности за такие пустяки.

Шеф сел за руль, а мне пришлось накрыться полотном, держа два акваланга, не влезающих назад. Когда мы с Хабой приезжали, были вынуждены проделать такую же процедуру, только тогда на моем месте был Хаба. Перед зданием гудела толпа, хоть и поменьше, чем раньше, но довольно большая. Шеф не стал с ними церемониться. Он проехал сквозь толпу, наехав сразу на троих. Двое прокатились под колесами, а один перевалился через капот и упал на землю. Я рискнул выглянуть и посмотрел на пострадавших. А они вставали и ощупывали себя, словно не веря, что могли остаться целы и невредимы после такого. Конечно же, шеф слегка поколдовал, чтобы никого не убить.

Мы набрали скорость и помчали на кладбище. Первым человеком, с которым мы должны встретиться — Андрей Малаев. Хотя до встречи еще минут сорок. Мы приехали к кладбищу, шеф показал часовым удостоверение нового министра обороны. Нас пропустили.

Кладбище было хорошо оцеплено и посторонних не наблюдалось. Пользуясь этим, шеф стал набирать вероятности. Делал он это как всегда, подробности вам не нужны. Через полчаса явился Малаев со своими людьми. Он приехал на грузовике, набитом лопатами и прочими стройматериалами. Все это прикрыли от любопытных глаз брезентом. Грузовик проехал на территорию кладбища, люди Малаева прошли своим ходом. Их было где-то человек сто. Все высокие и мрачные, но не только русские. Были здесь и чеченцы, и дагестанцы, и еще какие-то народности. Короче говоря, наемники. Но Малаева они слушались, а это главное.

— Все как приказали, товарищ генерал, — подошел к нам Малаев. — Что теперь?

— Теперь ваши люди раскопают пятьдесят старых могил. Трупы сожжете, если понадобится, а в ямах надо будет соорудить специальные поддерживающие приспособления, чтобы в каждой могиле смог лежать солдат, но в нужный момент смог легко откопаться.

— Рискну вызвать ваше недовольство, товарищ генерал, но зачем?

— Мы готовим небольшое представление. Оно поможет нам в войне с повстанцами.

— А подробней можно?

— Завтра всё сами увидите. Пусть ваши люди приступают. Нам надо всё сделать тихо и к середине ночи.

— Но простите, товарищ генерал, мы не землекопы, а солдаты. Какие конкретно приспособления нужно делать?

— Самые простые. Фактически, откопать труп, если понадобиться. Они могут уже сгнить, или лежать очень глубоко. Так что аккуратно снимите дерн, выкопайте такую могилу, в которую сможет поместиться человек, и когда придут те, кому предстоит там лежать, их надо закопать и положить дерн на место. Предварительно мы выдадим каждому по аквалангу, чтобы не задохнулись, и накроем лица, чтобы грязь не попала в отверстия. И еще снабдим передатчиками, которые должны сообщат им, когда вылезать. Задача ясна?

— Так точно!

— Исполняйте.

Шеф отошел в сторонку, где, невидимый для всех, опять принялся собирать вероятности. Спустя минут сорок, пришел режиссер Гонзо с гримером. Они принесли всё, что их просили. Всё уместилось в два простых мешка. Шеф сказал, чтобы я встретил их и попросил пока подождать. Вскоре начали подтягиваться и первые солдаты. Шеф встретил их и привел к гримеру и режиссеру.

— Ну как вам наши мертвяки? — весело спросил он у Гонзо.

— Ну, пока я никого не вижу и не понимаю. Какие мертвяки?

— Сейчас и увидите, и поймете. Раздевайтесь, — сказал он солдатам. Те послушно разделись и сняли темные очки, которые и так не особенно уместны в два ночи. — В ближайшие несколько дней вы будете ходить в основном голыми.

Режиссер и гример с любопытством уставились на наши ходячие трупы. В темноте они выглядели очень впечатляюще. Некоторые из людей Малаева тоже обратили на них внимание и стали одобрительно перешептываться. Видимо план шефа начинал казаться им чуть менее безумным, чем прежде.

— Итак, у нас есть мертвецкий цвет кожи и глаза, — сказал шеф. Но теперь надо чтобы они действительно стали похожи на восставших из могил. Поэтому их надо одеть. И еще остричь наголо и разукрасить лица татуировками, чтобы их, не дай, Светлый, кто не узнал. Вам ясно, что надо сделать?

— Да! — с восторгом сказал режиссер. — Вы правы, это мне нравится всё больше и больше. Но что вы будете...

— Я не могу рассказать вам больше. Завтра вы всё увидите сами. Главное, чтобы вы сделали мне пятьдесят древних воинов, восставших из могил. Вы справитесь с этим? И учтите, у вас не больше трех часов времени. В пять надо укладывать всех в могилы.

— Если кто-нибудь поможет, мы справимся. Но если всю работу будем делать только я и Каро, то мы никак не успеем нарисовать столько тату за три часа. Ведь надо не просто что-то намалевать, а сделать аккуратно.

— Я и Иван поможем вам.

— А вы умеете рисовать?

— Умеем.

— Ну тогда приступим.

И мы начали. Немой Каро выдал нам кисточки, и мы стали разрисовывать лица и головы солдат. Они все подходили и подходили. Гонзо одевал их в традиционные костюмы, которые, по-моему, не просто не прикрывали наготу, а наоборот, ее подчеркивали. Но местному режиссеру было видней. Двум солдатам выдали машинки для стрижки волос и несколько бритв. Все солдаты должны быть похожи на бильярдные шары, перед тем как попасть под кисть художников. Я, признаюсь вам, всегда любил рисовать. И думал, хоть в этом смогу обогнать шефа. И сел в лужу. Шеф не просто покрывал лица и головы солдат невероятно изящными и красивыми рунами, но еще делал это с невероятной скоростью. Даже профессиональный гример Каро не мог и близко соперничать с шефом ни в скорости, ни в изящности рисунка. А потом он плюнул на свою гордость и стал заниматься плагиатом, срисовывая те руны, которые рисовал шеф. Позднее шеф признался мне, что рисовал не просто от балды, а покрывал солдат настоящими боевыми рунами местных племен. Я ему не поверил. Брехло он известное. Сам я старательно выводил различные руны придуманные лично мной или подсмотренные на обнаженных поясницах у девушек, куда они так любят наносить всякие руны. Ну, ближе к жопе чтоб. Делал я это, естественно, по памяти — вокруг были только голые черножопые мужики. И хотя Каро работал побыстрей, я всё равно считаю, что выиграл второе место в придуманном мной же конкурсе художников. С чем себя и поздравил. А потом дал сам себе воображаемую взятку и присвоил себе первое место. Ибо нефиг.

К половине пятого мы закончили. Все солдаты были разукрашены, острижены и одеты. А еще снабжены мобильными телефонами, на которые им должны позвонить, когда придет время вылезать из могил. Малаев решил, так будет лучше всего. Звуковой сигнал они могли и не услышать, а вибровызов почувствуют. Правда, поначалу возникали сомнения, что телефоны будут работать под землей, но мы провели полевые испытания, закопав одного из людей Малаева, и убедились — всё тип-топ. Могилы тоже выкопали и на дно каждой положили по аквалангу. Президент начинал выступление в восемь, воздуха в баллонах должно было хватить часа на полтора максимум, поэтому каждому выдали по специальной трубке, через которую он должен дышать до семи часов. Сигнал спрятать трубки им подадут по тем же телефонам. Всем еще раз подробно объяснили, что конкретно от них требуется. Каждому шеф лично всё растолковывал, перед тем как его закапывали. Процесс закапывания тоже был очень сложным и медленным. Надо сделать так, чтобы никто не заметил приготовлений. Но к половине шестого мы справились и начали рассасываться с кладбища. Шеф приказал занять соседнее здание и ни под каким предлогом не выходить оттуда раньше времени. А режиссеру и гримеру он вообще сказал, что до окончания войны они могут считать себя взятыми в плен. То же самое, как оказалось, уже проделали с солдатами, которых шеф забраковал в бомбоубежище. Никто из тех, кто имел хоть малейшее отношение к этому делу, не должен проболтаться.

Мы с шефом отошли, он сказал, чтобы я отдыхал, а он пойдет копить вероятности. Я пошел к нашему джипу и прилежно исполнил указание — уснул без задних ног на оставшихся аквалангах. Меня разбудил легкий толчок в плечо, я, с трудом продрав глаза, посмотрел на дебила, который посмел меня разбудить. Это, конечно же, был шеф. Никаких следов усталости на черной морде, а не спал он уже больше суток.

— Доброе утро, Иван, — сказал он мне.

— Не очень доброе, — буркнул я. — Как у вас дела?

— Хорошо. Я почти восстановил полный запас. Пришлось слегка побегать. Пора начинать спектакль. Вставай, и пойдем в кафе, тебе надо позавтракать, а мне нужен хороший обзор. Я как раз приказал, чтобы соседнее кафе освободили.

— Да, хорошо, когда ты министр, — сказал я язвительно.

— Ты прав. Но не волнуйся, завтра и ты займешь пост, соответствующий твоим способностям. Я уже устроил тебя к наемникам Малаева, там ты не будешь сильно выделяться.

— А что вы еще успели сделать за сегодняшнее утро?

— Я поговорил с президентом и Хабой и проинструктировал их. Еще убил одного из главарей повстанцев, можно не сомневаться, президентская речь будет встречена на ура.

Мы пошли в кафе, где кроме нас больше никого не было. У входа стояли вооруженные часовые и никого не пускали внутрь. Хозяйке кафе это не нравилось, но ее мнения не спрашивали. Шеф заказал пива и отбивную, а я кофе и пирожные. Часы показали без четверти восемь, презик скоро подъедет. Как он собирался объяснить народу, почему толкает речь на кладбище, непонятно, но наверняка шеф предусмотрел и это. Отсюда до трибуны, возведенной в честь такого случая, не меньше пятисот метров. Услышать мы ничего не услышим, я приготовился воспользоваться Знанием. А шеф, разумеется, и сейчас знал, что и где происходит.

Перед кладбищем маленькая площадь, и она уже забита народом. У многих плакаты, кто-то предпочитал им оружие, застенчиво пряча его за полами драных плащей. Толпа не маленькая, тысяча человек примерно, и настроена явно не в сторону правительства. На площади ходят военные из армии Мамбе. Их немного. Основные силы сосредоточены в соседнем доме. Там и наемники Бориса, и сотня местных солдат. Все вооруженные и готовые к действиям. Я скользнул Знанием по кладбищу и убедился, что наши пятьдесят мертвецов живы и ждут пробуждения. Нам принесли завтрак, я прикончил его, даже не заметив. Напряжение нарастало не только на площади, но и здесь. И вот, наконец, к площади приехал лимузин с президентом. Первым из него выбрались телохранители, а солдаты, до этого просто ходившие по площади, слегка оттеснили толпу. Президент вылез из машины и приветливо помахал рукой согражданам. Те не оценили, послышались оскорбительные лозунги. Сторонников власти на этой площади не больше пяти процентов, да и то — никто не поддержит власть в открытую. Все считали, нынешний режим обречен. Слишком всё очевидно. Буревестник полетел.

Поняв, что криков поддержки не будет, президент посмотрел на часы и пошел на трибуну. Там уже стоял десяток автоматчиков, готовый расстрелять любого, кто попытается приблизиться или выстрелить в президента. Хотя это лишнее, на нём Купол Удачи — хоть устреляйся, хрен попадешь. Подойдя к микрофону, президент начал речь:

— Дорогие мои сограждане! Дорогие жители нашей маленькой, но великой страны! Положение в государстве складывается непростое. Многие силой хотят сменить законную власть раньше срока. И именно поэтому я выбрал это место, чтобы обратиться к вам. Именно здесь, где покоятся наши предки, мне надо будет сказать вам то, что я должен сказать...

Представление началось. Снимавшие обращение президента телекамеры устремили объективы вверх — оттуда послышался громкий орлиный крик. Прямо с неба, никем не замеченный, к толпе летело странное нечто. Создалось ощущение, это какой-то мутант с десятками крыльев, но это был всего лишь Хаба, которого несла стая орлов. Наверное, по задумке шефа, все должны были подумать, Шаман только так и передвигается. Президента тут же оттеснили и поволокли к машине. Собственно, его выступление закончилось, пришла пора Хабы. И Хаба, надо отдать ему должное, выступил куда эффектнее.

Десяток орлов бережно поставили шамана на трибуну и улетели ввысь, делая мощные взмахи большими крыльями. Но на них уже никто не обращал внимания. Все, как завороженные, смотрели на Хабу. Для него наступал очередной ораторский час.

— Нечестивцы, -сказал он тихо. И тут же перешел на бешеный крик: — Нечестивцы!!! Вы предали предков! В соседней стране уже бушуют болезни и ураганы, вызванные мной, но вам всё мало?! Предупреждения оказалось недостаточно?! Тогда я уничтожу вас всех! Сегодня день великой мести! Сегодня ваши предки сами восстанут, чтобы покарать вашу гордыню! Сегодня свершится великое чудо! Восстаньте, пятьдесят бессмертных! Восстаньте и покажите забывшим предков силу свою! Восстаньте!!!

Ну, они и восстали. Делов-то — хуля? Взгляды толпы устремились на кладбище позади трибуны, перед нами предстала картина вылезающих из могил мертвецов. Зрелище, на мой взгляд, не слишком страшное. И вообще, это напоминало какой-то дешевый фильм ужасов, кои так любят американцы, уж не знаю, почему. В толпе раздались смешки и веселые комментарии. И наши старания пропали бы зря, если бы из соседнего здания не выбежали наемники Бориса и солдаты армии Мамбе.

— Все на площади арестованы! — с акцентом проорал в мегафон Малаев. — Сопротивление бесполезно!

А вот это толпе не понравилось. Кто-то крикнул, что их, дескать, больше, так что бей москалей! Многие достали припрятанное оружие и направляли на наемников. С первого взгляда понятно, что преимущество на стороне толпы. Но все забыли о шамане. А он снова подошел к микрофону и страшным голосом сказал:

— Вы все умрете! Будьте прокляты!

И наконец, вмешался тот, чьего вмешательства ждали все сторонники Мамбе. Кто-то думал, это был Хаба, кто-то, что духи предков, но это был шеф. Асфальт слегка вздрогнул, и половина площади ушла под землю. Как оказалось, под ней пролегало множество тоннелей старой канализации. Чуть ли не треть толпы провалилась. Вмешательство шефа этим и ограничилось, главными действующими лицами стали те, кто восстал из могил. Пятьдесят стрел упало в толпу и унесло пятьдесят жизней. Я посмотрел на "мертвецов" и увидел, у каждого по луку и колчан со стрелами за спиной, на бедре топорик. Мертвецы не ждали и секунды — тут же вложили в лук по еще одной стреле. А потом подняли луки и, не целясь, снова спустили тетиву. Стрелы опять устремились в небо, обрушились на толпу и унесли еще пятьдесят жизней. В толпе произошло явное замешательство. Военные с автоматами даже не пробовали пустить свое оружие в ход, а вот мертвецы дали еще один залп, а потом еще. Ни один из сторонников правительства не пострадал от этих стрел, а вот мятежники гибли от деревянных убийц, бережно направленных шефом, куда надо. Но повстанцы, наконец, сориентировались и тоже открыли огонь. Мертвецы стояли всего в сорока метрах, по ним открыли огонь из автоматов и пистолетов. И, конечно, никто даже не оцарапал солдат шефа. А они дали еще один бесшумный залп и унесли еще пятьдесят жизней. На площади уже осталось не больше трехсот человек: треть провалилось под землю, треть убили стрелами, человек двадцать были на нашей стороне. Причем почти всех, у кого было оружие, уже убило, как и подстрекателей. И толпа дрогнула. Они с криками и воплями побежали, но на этот раз вмешались наемники и армия. Они зажали мятежников в кольцо и приказали сдавать оружие и идти в тюрьму. Тех, кто не подчинялся властям, расстреливали на месте, впрочем, таких было не много.

Хаба снова подошел к микрофону. В него тоже пытались стрелять, но, разумеется, шеф прикрыл главного актера. Все это время "Шаман" стоял на трибуне и бешено хохотал над происходящим.

— Сдавайтесь, нечестивцы! — сказал он в микрофон. — Тех, кто подчиниться законной власти, преждевременная встреча с духами обойдет стороной.

И он снова расхохотался. А над площадью уже витал запах страха и безумия. Это тоже проделки шефа. Кто-то из мятежников сообразил, что они окружены только со стороны площади, а со стороны кладбища путь преграждали мертвые лучники. И остатки толпы устремились туда. Всего таких было человек десять. И как только они преступили границу кладбища, десять метательных топориков пронзили им грудь. Это стало последней каплей, толпа сдалась, мятежники бросили оружие. На них надели наручники или просто связывали руки, сажали в машины и увозили в тюрьму. Увертюра спектакля удалась.

Но это было только начало. Наконец шеф решил присоединиться к всеобщему веселью лично. Мы встали с удобных пластиковых кресел и пошли на площадь. Из ям и провалов в площади доносились стоны, но никто не собирался помогать бедолагам. Шеф пошел к отряду мертвецов. Мне он приказал привести Хабу. Мы все пошли на кладбище. В том же направлении двигался и Малаев, в окружении нескольких солдат. Остальные были заняты — скручивали последних повстанцев. Когда мы собрались перед мертвецами, шеф приказал:

— Так, никто не улыбается и не говорит. Просто смотрит вперед и пялится в пустоту. Великий Шаман, могу ли я посовещаться с тобой? — шеф отошел чуть в сторону, прихватив Хабу, и стал с ним что-то долго обсуждать. Тот только кивал и улыбался, а потом вернулся и, повернувшись к мертвецам, сказал:

— Вы хорошо выполнили первую часть! Но этого мало. Многие лидеры этого позорного восстания еще в городе. Эти нечестивцы настолько трусливы, что побоялись явиться сюда лично. И наша задача найти их и уничтожить. И сделать это жестоко! Не ведая жалости! Только так мы воспитаем страх в душах! Только так! Никто не говорит, не смеется, не ест, не справляет нужду! Все играют свои роли!

— Спасибо, Великий Шаман, — взял слово шеф. — Теперь слушаем установки. Шаман и мертвецы пойдут по городу и начнут зачистку. Им это удастся лучше, чем простым солдатам. Остальные идут чуть сзади и в мегафоны предлагают мятежникам сложить оружие и сдаться. Кроме прочего, Малаев, на вашей совести обеспечение мертвого отряда оружием. Ваши люди должны вытаскивать стрелы и топоры и наполнять колчаны. Только не вздумайте делать это, просто протянув им их. Для вас они мертвы, поэтому подойдите сзади и засуньте стрелы в колчан, а топоры прикрепите к бедрам. Большего количества солдат нам пока не потребуется, мы набрали только самых лучших и надежных, которые не смогут проболтаться, или тех, кому и рассказать-то некому. Всем понятны роли? Конечно, мертвецы просто кивают, если поняли.

Мертвецы кивнули, Малаев отдал честь и пошел распоряжаться. А мертвый отряд под предводительством Хабы двинулся на поиски главарей повстанцев. Хотя, естественно, никого искать им не пришлось. У Хабы была рация с наушником, по которой шеф диктовал, куда идти, и что делать. Все было проще пареной репы. Мы шли двумя колоннами, одна следом за другой. В первой мертвецы и Хаба, а во второй двести с лишним солдат, из них половина наемников и мы с шефом. По такому случаю нам даже выдали танк. По радио и ТВ президент объявил военное положение и предложил повстанцам сложить оружие и сдаться законным властям. Никто не воспринял это всерьез, а зря. Повстанцы уже прознали, что произошло на площади, но быстро скоординироваться не смогли. В столице их было несколько тысяч, они уже предпринимали ответные ходы, но делали это слишком медленно. А если учесть, что мы очень бодро двинулись к их секретному штабу, который располагался в неприметном трехэтажном домике неподалеку от кладбища, и еще у всех почему-то забарахлили средства связи, попытки сборов были обречены на провал с самого начала.

Уже через полчаса мы были возле штаба повстанцев. Всё руководство и их окружение находилось в одном месте, всего человек пятьдесят. Они как раз обсуждали, что им делать и начинали готовить гонцов к другим частям, когда в окна полетели стрелы. Наше прибытие осталось для них незамеченным, мы передвигались молча, стараясь не производить звуков. А у главарей не было и мысли что кто-то знает, где они находятся, да и еще буквально пару часов назад никто не мог представить, что у президента Мамбе есть хоть какой-то шанс. Повстанцы даже наблюдателей выставить толком поленились. Кроме того, никто не знал их в лицо, а это придавало им дополнительное чувство защищенности. Но когда в генерала мятежных сил вонзилась разбившая окно стрела, и он упал бездыханным прямо посреди собрания, паника началась-таки. Стрелы продолжали лететь, разбивая окна, и по нереальной траектории находили жертв. Кое-кто успел спрятаться в подвале — тот загорелся. Мятежники начали палить из автоматов, но их сняли лучники. Никто из наших не пострадал — недреманное око Роберта Гамбита глядело очень внимательно. Купола Удачи над "мертвяками" трещали от избытка вероятностей. У мятежников не осталось шансов.

Весть, что повстанцы в столице обезглавлены, разнеслась быстро. Для передачи таких новостей рации работали. Впрочем, зачистка города только начиналась. Мятежники передавали, что на нашей стороне появились ходячие мертвецы, поначалу этому никто не верил. Нам пришлось доказывать, что на нас по-настоящему работают потусторонние силы. Наша жуткая процессия продолжала зачищать город. Следующей целью стала большая толпа, собравшаяся возле правительственной резиденции. Повстанцы сломали забор и, не встретив сопротивления, ворвались в здание. Члены правительства забаррикадировались в бомбоубежище и дожидались нас. Войска подконтрольные нам заблаговременно были выведены за пределы города. Им приказали никого не выпускать из столицы, многим в армии такой приказ понравился. Большая половина не верила, что режим устоит. Шеф очень предусмотрительно не дал никому шанса под шумок дезертировать к повстанцам. За городом расположились примерно восемь тысяч человек. Это всё, что осталось от пятидесятитысячной армии Мамбе. В городе прибывало около тысячи жандармов, единственная задача которых — принимать заключенных и держать тюрьмы. Дезертирования жандармов можно не опасаться. Они представляли собой воплощение власти и отлично понимали, что в случае переворота их, скорее всего, убьют вместе с правительством. В самом городе единственной активной силой оставался наш маленький отряд численностью примерно четыреста человек. А повстанцев, меж тем, не менее десяти тысяч. Хотя две тысячи мы уже благополучно "отправили к духам", всё равно работы еще много.

Спустя час, наш отряд пришел к зданию правительства. Здесь собралась самая большая группа повстанцев — три тысячи человек. Фактически, разгром их означал взятие под контроль столицу. Без организаторов маленькие отряды можно будет брать поодиночке. Но всё же, три тысячи повстанцев — это в десять раз больше нас. И пускай пули нам не страшны, если толпа захлестнет, нас просто порвут на кусочки, а от этого никакой Купол Удачи не спасет. Шеф опять подозвал к себе Хабу и начал с ним "совещаться". Со стороны это выглядело как всестороннее обсуждение проблемы двумя стратегами. И только я знал, всё участие в беседе для Хабы — он старательно повторял шефу то, что тот сказал сказать остальным. Вот так всё, блин, запутано в этом вашем русском языке, в рот мне ноги!

Впрочем, в армии и среди наемников уже давно воспринимали Хабу очень серьезно. Все увидели, на что он способен, ни у кого в мыслях не пробежало, что колдует не Хаба, а шеф. Дошло даже до того, что, когда Хаба прошел мимо нас, все почтительно замолчали, а кое-кто даже поклонился.

Хаба вышел вперед, оставив за спиной наши первые ряды, поднял посох и проорал мятежникам:

— Вы, грязные ублюдки, выходите на бой!!!

И они вышли. Вооруженные до зубов, правда, не все огнестрельным оружием, у кого-то были вилы и ножи, они вышли на поле перед зданием и с криками побежали на нас. Очевидно, думали, возьмут нас с наскока. Ведь и дураку понятно, что их гораздо больше. Шеф тем временем обернулся к наемникам и солдатам, и сказал:

— По моей команде всем открыть огонь. Сильно не целиться — Шаман направит ваши пули.

Сказав это, шеф посмотрел на бегущую толпу. Вот, она уже попала в зону досягаемости пуль, но шеф ждал. Мертвецы натянули луки и тоже ждали команды. А повстанцы уже открыли огонь, но никто не попадал. Крики, гам, выстрелы, запах крови — настоящий ад. Который трудновасто передать словами, если честно.

До меня дошло, шеф хочет, чтобы они подбежали поближе и увидели, КТО им противостоит. Чтобы разглядели трупную кожу, пустые белые бельма и боевые татуировки. Самые глазастые из повстанцев уже увидели это, и вроде даже слегка притормозили. Но их подгоняли сзади, и вскоре скорость стала прежней. И вот шеф проорал в мегафон:

— Огонь!!!

Тут же пятьдесят луков выстрелили, а поверх голов липовых мертвяков полетел свинцовый дождь. Но это еще не всё. По какой-то невероятной траектории, обогнув нас, в строй повстанце ударил мощнейший порыв ветра. Первый ряд откинуло на второй. А на них налетел третий. Через несколько секунд вместо бегущей толпы на поле образовалась куча барахтающихся и пытающихся встать людей. Над нами прозвучал раскат грома. Подняв глаза вверх, я увидел, что пока следил за повстанцами, небо заволокло грозовыми тучами. И они разразились, но только не дождем, а десятком молний. И все эти молнии ударили в кучу повстанцев. Я не знаю, сколько жизней они унесли, но, скорее всего, немало. Трава на поле загорелась, некоторые люди тоже. Многие оглохли от грома, даже у меня звенело в ушах. А мертвецы и солдаты продолжали стрелять. Первые уже выпустили пару сотен стрел, а вторые меняли второй магазин. Прошло всего пару минут, и от трех тысяч повстанцев осталось не больше половины. Но бойня продолжалась, теперь это уже была не тупая пальба в кучу. Кто-то побежал. Ветер подхватывал выпущенные стрелы, они поражали бегущую цель. Некоторые наемники забыли про осторожность и, выйдя из-за спины мертвецов, одиночными выстрелами поражали бегущих. И тут, наконец, случилось то, чего так долго ждал шеф. Первый повстанец выбежал из толпы с криком: "Сдаюсь!", — упал на колени и поднял руки вверх. И тем самым спас себе жизнь. Пули пролетали рядом, стрелы больше не задевали его. К нему присоединился еще один, а затем сразу трое. Вскоре стоявших на коленях с поднятыми руками набралось человек двадцать. И все окружающие видели, смерть не касается их на этом страшном празднике Аваддона. И тогда в игру снова вступил Хаба. Он опять вышел вперед и проорал:

— Посмотрите на ваших друзей, нечестивцы! Видите, смерть не касается тех, кто перешел на сторону духов. Наоборот, духи хранят их, как до этого хранили нас. Смотрите! — с этими словами он выхватил из-за пазухи пистолет и разрядил всю обойму в стоявших на коленях, теперь уже бывших, повстанцев. И никто из них не пострадал. Пули пролетали сквозь их плотную группу и попадали в тех, кто стоял за ними. В тех, кто еще не сложил оружия.

Это стало последней каплей. Все до единого, увидев такую картину, как по команде побросали оружие и встали на колени. Но выстрелы не прекращались. Стрелы продолжали падать с неба, а свинец летел в толпу. Вот только стрелы падали в землю, а пули пролетали рядом. Это окончательно добило толпу. В каком-то диком полурелигиозном экстазе они склонились перед Хабой. А тот прокричал:

— Прекратить огонь!!!

Всё стихло. После канонады выстрелов тишина показалась зловещей. Но представление Хабы еще не закончилось.

— Я еще чую среди вас предателя! Большинство раскаялось. Но один нет. Он только затаил злобу! Пусть духи скажут, кто он!

Он подбросил вверх посох. Порыв ветра подхватил его, посох полетел к толпе. Все заворожено смотрели, как бесполезная, по сути, палка на мгновение замерла надо толпой, а потом резко полетела вниз. И упала на голову какому-то белому мужику. Тот упал, и все увидели, на поясе сзади у него спрятан пистолет. И с небес в мужика ударила молния. Толпу разметало от взрыва. А от невезучего бедолаги не осталось даже пепла. Как я потом узнал, шеф выбрал первого, у кого сохранилось оружие, и направил сначала посох, а потом молнию в него. Это должно было стать жирной точкой в сегодняшнем спектакле.

Выживших осталось человек двести, не больше. Все они были перепуганы вусмерть. Еще десять минут назад трехтысячная толпа неслась по полю, чтобы стереть в порошок небольшой отряд правительственных войск. И вот, спустя такой короткий промежуток времени, поле завалено трупами бывших соратников. И более того, на их глазах произошло самое настоящее чудо. Да что там чудо — целая куча чудес!

— А теперь слушайте меня, дети позора! — продолжил Хаба.

Выглядел он грознее и грознее. Он вошел во вкус, в нём уже не осталось ничего от напуганного и побитого жизнью шарлатана, с которым мы встретились пару дней назад. Он стал воплощением шаманства, можно даже подумать, он и есть настоящий Шаман. Как впрочем, все кроме нас с шефом и считали.

— Вы совершили страшное преступление! Забыли заветы предков. Забыли свою веру в духов. И теперь я дам вам возможность расплатиться с ними за свои преступления. Сейчас я вас отпущу. И вы должны будете найти своих друзей-нечестивцев, и сказать им, что духи восстали против них. Вы найдете своих родных и попросите их рассказать всем, что случилось сегодня. А к вечеру вы придете в тюрьму и сдадитесь. Всем, кто так поступит, будет дан выбор: или отсидеть год за решеткой, или сразиться на нашей стороне. А те, кто попытаются сбежать.... Тем я очень не завидую. А теперь вставайте и идите!

Он снова воздел руки к небу. Раздался раскат грома, все посмотрели наверх. А над нами из черных грозовых облаков сформировалось человеческое лицо. Лицо Хабы. Прогремел еще один раскат, лицо вспыхнуло изнутри, его рот раскрылся в беззвучном смехе. Хаба озвучивал смех снизу. Бывшие повстанцы, а ныне наши пропагандисты побежали в сторону города. Им пришлось пройти мимо нас и, главное, мимо наших покойников. Все с ужасом смотрели на отрешенные лица. Эти ребята тоже вошли во вкус и играли великолепно. А когда повстанцы, наконец, скрылись в городских улочках, мы направились к зданию правительства. По пути мертвецы и солдаты доставали стрелы из трупов. Хаба подобрал посох, который почти не пострадал от удара молнии. Потом люди Малаева быстро и оперативно зачистили здание от остатков мятежников, впрочем, по-настоящему сопротивлялись только те, кто не видели, что творилось на поле. А таких было человек десять засевших в подвале и стороживших вход в бомбоубежище. Каких-то пятнадцать минут — и презик уже жмет шефу лапу.

— Превосходно, мистер Бако! Просто превосходно. Я уже почти не сомневаюсь, что доживу до следующих выборов. А ведь еще вчера я думал заказывать камень на надгробье.

— Пока рано праздновать победу. Самое сложное нам еще предстоит. Но мы взяли неплохой старт, так что если постараемся, к концу недели единственной вашей проблемой будет разработка рудников.

— Очень на это надеюсь. А что вы планируете делать дальше?

— Сейчас мы продолжим зачистку города. К ночи можно вводить амию для завершения этого. Я думаю, к этому времени все будут достаточно перепуганы. А завтра смотр войск и вперед — на Набир.

— Вы собираетесь объявить им войну? — поднял брови президент.

— Нет. Просто предъявить ультиматум. Или они выдадут нам остальных повстанцев, или мы начнем военные действия. А они, я думаю, только обрадуются такому предложению.

— Да, я тоже так думаю. Разведка сообщает, в Набире ситуация не слишком хорошая. Почти половина населения заболела тропической лихорадкой, урон от разбушевавшейся погоды огромен. Из Европы уже выслали большое количество гуманитарной помощи и миротворцев. Хотя все уверены, после сегодняшнего восстания нас останется только добивать. Но я надеюсь, они изменят мнение.

— Я тоже так думаю, мистер президент. Если честно, я считаю, уже завтра в нашей армии повысится и число, и, что главное, боевой дух. Но мне надо продолжать работу.

Весь разговор я слушал, стоя рядышком. Кроме меня на близкое расстояние к президенту и советнику самого Шамана подходить никто не хотел. Шеф сказал, чтобы я нашел Хабу и Малаева, и сказал им, что работа по зачистке продолжается. Через полчаса наш грозный отряд устремился в город.

В столице мы уничтожили еще несколько вооруженных групп. В самой крупной было даже где-то тысяча человек. С ней мы повторили ту же операцию, что и с повстанцами возле правительства. Тоже положили большую часть, а потом отпустили остатки рассказывать о случившемся. Правда, спецэффектов на этот раз было поменьше. С остальными группами поступали проще. Или уничтожали, или брали в плен. Так продолжалось до позднего вечера. Последние встреченные нами мятежники уже сдавались в плен сами. Шеф связался с президентом и сказал, чтобы тот вводил в город войска. И еще продиктовал места расположения отдельных небольших групп повстанцев. И после этого шеф дал нам сигнал к отступлению на базу.

Как-то буднично у меня получается рассказывать вам эту историю, а ведь она наполнена кровью по самые гланды. Я пишу: пошли, нашли, уничтожили. А на самом деле, конечно, всё было куда трагичней. И вопли того дня я по сей день хорошо помню. Но и отлично понимаю, для истории это всё так и останется: пошли, нашли, уничтожили. В целом одержали тем днем победу. Никто не расскажет это красочней, никто не вспомнит это ярче. События во всех красках вообще принадлежат только тем, кто их пережил. Думаю, именно поэтому все дома шефа уставлены статуэтками безликих людей. Поначалу я думал, это всё статуэтки Аваддона, демона смерти, но потом понял — это клиенты шефа. Безликие, ибо несть им числа. Есть некоторые профессии, которые оставляют на людях отпечаток цинизма. Например, врачи просто не могли бы работать, если б каждую трагедию, которую видят в неизлечимых больных или калеках, они воспринимали как свою собственную. Если б плакали, видя каждого больного ребенка. Для обычной семьи несчастье болезни или травмы случается, иногда, раз в жизни. А у врача такие вещи гарантированны несколько раз на дню. Чтобы работать, врачу приходится стать жестче и тверже, и эгоистичнее. Циничнее. Это — штамп профессии. Так и с шефом. И уже мной тоже. Шеф с легкостью уничтожает целые армии людей. Живых людей, а не каких-то там книжных персонажей. Проливает реки крови. Потому что знает: так надо. И если он не прольет реку крови сегодня, завтра ее будет океан. Для него это — работа. Для него клиенты проходят мимо безликими статуэтками. Для него — всё просто. Пошел, нашел, уничтожил.

К вечеру сторонники правительства праздновали наш триумф шумными гуляниями. Почти все отпущенные мятежники к вечеру честно пришли к тюрьмам. За последний день единственная городская тюрьма переполнилась, пришлось занять под это дело несколько других зданий. По телевидению и по радио крутили обращение президента о сдаче в плен мятежников. Оно не возымело нужного эффекта, и шефу пришла мысль записать обращение Хабы. А вот оно возымело, и еще как. Хаба поклялся, что проклянет каждого, кто не сдастся, а шефу пришлось послать несколько показательных проклятий. Наше представление продолжалось допоздна. Я уже откровенно клевал носом и был, пожалуй, единственным, кроме шефа, из нашего устрашающего войска, кто еще бодрствовал. И всё потому, что из любопытства решил поучаствовать на последнем совещании, где собрались все генералы, президент и новый министр обороны. Впрочем, абсолютно зря — шеф рассыпался в дифирамбах к героизму солдат и величию Шамана. Все были довольны. Я ушел на середине собрания.

Проснулся я только к двенадцати часам следующего дня. Чувствовал я себя не очень хорошо, но всё же лучше, чем вчера. Осмотревшись, я не увидел своей одежды. На кресле, куда я ее бросил, лежала военная форма и записка, где размашистым подчерком шефа было написано, что как только проснусь, я должен поступить под начало Малаева и исполнять все его распоряжения до дальнейших указаний. Что ж, значит, не шутил, что в рядовые запишет. Это даже забавно, потусоваться с наемниками с родины. Я оделся и пошел искать Малаева. Он проснулся раньше и дожидался меня в приемной президента. Когда я подошел и лихо отдал ему честь, он сказал чтобы я не выпендривался, и шел получать оружие. Смотр войск назначен в три на главном стадионе. До тех пор войскам дали отдохнуть. Кроме того, сейчас полным ходом шел набор новобранцев из добровольцев. А таких было много. Я спросил, где шеф, мне ответили, что не знают. Малаев видел его пару часов назад, тот отдал указания относительно меня, а потом куда-то пропал.

Я откланялся и пошел искать себе оружие. И нашел его, не выходя из здания — ибо здесь устроили склад трофеев, конфискованных после вчерашнего. Выбрав себе автомат получше, я пошел поискать чего-нибудь съестного. Поев, я послонялся по зданию и, в конце концов, набрел на комнату с телевизором. По местным новостям передавали обращения президента и Хабы, а вот по другим каналам шло совсем другое. Там новости пестрели от кадров трупов и разгромленных зданий, а репортеры рассказывали о жестокости правительства Мамбе. И как им ни хотелось, пришлось признать, вся история попахивает мистикой. Кто-то даже умудрился заснять наших милых покойников, правда, издалека. Смотря телевизор, я провел почти час, а потом пошел к Малаеву. До этого мы договорились, что встретимся в два и поедем на смотр. Когда я пришел к его машине, он уже ждал меня и спросил, почему я заставляю его ждать. На это я сказал, что пришел даже на минуту раньше, а у него часы спешат, и вообще-де, какая разница, не на пожар чай спешим. Мы, еще слегка поприпиравшись, двинулись. В джипе кроме меня ехали еще два наемника, никто не захотел поддерживать беседу. Я оставил зубоскальство и заткнулся. К смотру мы ехали минут двадцать, за это время я успел заметить, город стал выглядеть лучше. Костры потушили, трупы убрали, и я даже увидел играющих на улице детей. Дети на улицах — вернейший признак, что в стране всё нормально.

Как я уже говорил (по-моему), местом сбора назначили стадион. Именно туда и стекались войска — тысяч пятнадцать набралось. За одну ночь под наши знамена встали не менее семи тысяч новобранцев. Группа наемников выстраивалась в первых рядах. Я встал рядом и попытался разговорить кого-нибудь, но мне вновь смолчали. Перед нами высилась трибуна, на которой я увидел шефа. Он здо?рово смотрелся в новом мундире с генеральскими погонами. Я даже помахал ему, он не ответил. Меня этим утром порядочно игнорировали.

И вот, наконец, все собрались и построились. Последними вышли мертвые солдаты. Ребятам не дали выспаться, выглядели они еще хуже, чем вчера. Ну, а кому легко? Кроме меня и шефа, конечно. Уж колдун-то всегда комфортом обласкан.

На трибуне появились еще два героя вчерашнего дня: президент и Хаба. Причем шаман выглядел гораздо внушительней — при его появлении аж войско вздрогнуло. Президент подошел к краю трибуны и, взяв микрофон, стал вещать:

— Я приветствую вас, доблестные воины Мамбе! — сказал он. У нас после подобного полагалось неразборчивое, но бравое ответное: "здра-жела-това-верхов-главнокома!!!", но здесь так не принято. Президент откашлялся и продолжил нудную нудятину, которая каким-то образом должна поднять боевой дух. Буэ:

— Тяжелые дни наступают. Дни трудных испытаний. Если мы сможем пережить это время, если сможем устоять перед угрозой, которая нависла над нашей страной, над всеми нами, над теми, кого избрал народ, мы выстоим перед чем угодно. Вы все знаете, из-за чего это началось. Из-за денег, дорогие сограждане, из-за алмазов, которые ослепили жадных капиталистов Запада. Нашей стране, спустя годы рабства, тягот наконец повезло. У нас появился шанс стать независимыми от Европы и прочего так называемого "цивилизованно мира". И когда на горизонте загорелась надежда, когда тучи над нами стал уносить ветер хороших перемен, наши враги решили нанести удар. Но мы не позволим забрать то, что принадлежит нам. И на наше счастье нашлись люди, которые не остались равнодушны к нашим бедам. Это, в первую очередь, Великий Шаман, который словно пришел к нам из легенд и сказок. Пришел, чтобы вернуть нам веру в чудо, чтобы вернуть надежду. И, конечно, блестящий полководец, чей талант военачальника ярко проявился вчера, когда мы освободили от скверны восстания нашу многострадальную столицу. И именно ему я хочу передать слово. Новый министр обороны и внутренних дел республики Мамбе — Роберто Бако!

Верховный полководец и военачальник умывальников и мочалок, поклонившись президенту, подошел к микрофону.

— Я приветствую вас, солдаты! — сказал шеф. — Я не буду говорить больших речей. Вместо меня их скажут другие. Я просто обрисую план действий. Сегодня вечером мы выступим к границе Набира и уже послезавтра дадим бой. Да, нас немного. Да, враг лучше вооружен. Но вы видели, что произошло вчера в столице? Повстанцам не помогло ни их оружие, ни численное превосходство. Они были повержены нами, и многие из них решил сегодня встать под наши знамена. И сейчас пусть скажет тот, кому мы обязаны этой победой. Он подарил ее нам вчера и подарит послезавтра. Великий Шаман!

Хаба встал и поклонился шефу так же, как прежде тот поклонился президенту. Когда он подошел к микрофону, я почувствовал, как вся армия затаила дыхание. Возможно, многие слышали сказки про этого человека, вернее про того, кого он изображал. Возможно, они услышали о нём только вчера. Но очевидно, вся армия боится его. Очень боится.

— Вы меня знаете, неверные, — вместо приветствия начал Хаба. — Вы видели, на что я способен. Но не я делал эти чудеса, я — только проводник чужой воли. Воли духов. Я говорю с ними и слушаю, что они мне отвечают. И сейчас они говорят, что мы победим. Если вы поверите в них. Если вы поверите в ваших предков. Вам дан шанс. Шанс вспомнить свою веру. Веру ваших предков. Веру старых богов. Сделайте это, и мы победим.

Хаба смотрел на толпу, как на стадо безвольных баранов. И никто не возмутился от грубых слов. Напортив, все смотрели на Хабу с благоговением и слушали каждое его слово. И даже многие наемники внимали ему, открыв рот. И, похоже, серьезно подумывали о смене религии.

Единственными, кто остался безучастным к словам доблестных лидеров, были наши дохлые солдаты, старательно изображавшие безразличие; ну, и я, конечно. А вообще, всяким миссионерам и проповедникам вскоре предстоит серьезная работа в Мамбе и Набире. Многие реально увидели чудеса, поди теперь им объясни, что Аллах велик. А вот "духи" — плиз. С подтверждениями.

Нам отдали команду на построение, мы медленно покинули стадион. У армии Мамбе не хватало машин, чтобы отвезти солдат к границе, большинству предстояло идти пешком. Благо, граница недалеко. Максимум сутки пути, даже с остановками на отдых и ночлег. Но наша рота была все-таки самой элитной, поэтому для нас выделили несколько грузовиков, на которые мы и погрузились. Предполагалось, когда машины отвезут нас, они приедут за следующее партией. Поездка не отличилась ни интересностью, ни весельем. Наемники по-прежнему смотрели на меня как на врага народа, и на разговор не шли. Я уже понял, разговорить их не получится, и просто задремал в кузове. Проснулся я уже возле пограничного поста. Мы выгрузились и построились. Малаев провел перекличку, но мое имя не назвал. Наверное, бедняга думал, что сможет меня задеть. Накося выкуси, солдафонище. Настроение у меня было отличное, единственное, о чём я волновался, при такой "горячей" любви кто-нибудь выстрелит мне в спину. Или Малаев пошлет на заведомо смертельное задание. Хотя опять-таки "волновался" — сильно сказано, на мне стоял Купол Удачи, который я постоянно накачивал вероятностями, так что попасть в меня из пистолета или автомата никто не сможет. Ну, а в рукопашном бою я одолею с десяток таких вот профессионалов. И поверьте, это вовсе не бахвальство, я просто констатирую факт.

Следующие двадцать четыре часа можно описать двумя словами: скука смертная. Армия прибывала, машины ездили, все копошились, думая, что занимаются важным делом. Хотя и дураку понятно, без поддержки шефа или, как думали остальные, без поддержки Хабы наша армия не выстоит и часа против неприятеля. Я же последние сутки только ел, спал и бил баклуши. А еще сделал молниеносную показательную вылазку в соседнюю деревню и закадрил там негритяночку. В целом же всё шло по плану. Шеф, на правах главнокомандующего, поставил Набиру ультиматум — выдать всех мятежников, иначе мы объявим войну. Сам шеф, вместе с президентом, пока остался в столице, а вот Хаба приехал к нам и занимался в основном тем, что проповедовал и благословлял желающих, а таких было немало. Наверняка шеф послал его сюда, чтобы распространял дух уверенности. Обещал же шеф Хабе должность капеллана, а мне рядового — получите, сестры, по серьгам. Что касается мертвецов, они пошли своим ходом и должны подойти к самому началу войнушки. Так, по крайней мере, всем говорили, но я, поискав их Знанием, обнаружил нашу главную устрашающую силу в столице. Шеф дал им отдохнуть перед решающим боем. Короче говоря, всё шло.

А в Набире, тем временем, дела тоже шли, но гораздо хуже. Естественно, там уже узнали о триумфальном освобождении столицы и подробностях этого освобождения. Все недоумевали, как могла кучка солдат уничтожить такое количество повстанцев и вдобавок переманить многих на свою сторону. И еще активно муссировались слухи о грозном Шамане и его мертвых воинах. И вообще о всяких чудесах. Отмахнуться от этого не получалось, ведь история началась именно у них — загадочный шаман первым делом проклял их страну. Даже если предположить, что новости из Мамбе фейковые, происходящее в Набире точно правда. А там тоже всё двигалось согласно планам шефа. На севере страны несколько дней, не переставая, лили страшные ливни, а на юге, наоборот, поднялась жара и задули теплые иссушающие ветры. Почти весь урожай был уничтожен, жители паниковали. Восемьдесят процентов населения заразилось тропической лихорадкой. И хотя большинство в легкой форме, встречались и смертельные случаи. И как довершение бед — скот падал со страшной силой. В стране мог начаться голод. Если б не поддержка Европейского Союза, правительство Набира уже давно сбагрила бы всех повстанцев со своей территории и валялось у Хабы в ногах, чтобы тот снял проклятье. Но в том-то и дело, что поддержка у них была. Из Европы каждый день прилетали самолеты с гуманитарной помощью. Франция направила в Набир лучших ученых эпидемиологов и несколько отрядов миротворцев.

И, тем не менее, превосходство было на их стороне. Вместе с повстанцами в "армию восстания" затесались и солдаты Набира, и те же еэсовские миротворцы. Хотя все выдавали себя исключительно за возмущенных режимом жителей Мамбе. В их армии пятьдесят тысяч человек, все прекрасно вооружены, имеют танковую поддержку и авиацию. На смену самолетов, которые мы взорвали, им прислали новые. Правда, старенькие, но они были. Вся эта армада двигалась бодрым маршем к границе с Мамбе. В политическом плане это представлялось как сотрудничество с Мамбе! Самое поразительное по наглости событие. На ноту шефа правительство Набира тут же ответило, что не потерпят на своей территории повстанцев и немедленно вышлет их из своей страны. Потом вооружило повстанцев, разбавила своими солдатами и еэсовцами, дало в поддержку танки и самолеты и выслало бодрым пенделем нам навстречу. Пиздуйте-де с нашей территории, наглые повстанцы!

Вот такая сложилась ситуация. Хаба целый день только тем и занимался, что поднимал дух армии, но все были на взводе. Если б пришлось ждать дольше, в армии началось дезертирство. И наверняка шеф тоже это знал, поэтому решил провести всё молниеносно, за несколько дней, а не ждать и набирать солдат, как предлагал презик.

Вечером к нам приехал главнокомандующий и принес боевой настрой. Шеф расщедрился и наложил на армию легкое благословение. Солдаты выспятся и к завтрашнему утру будут как новенькие. Я хотел было поболтать с ним, но быстро передумал. Шеф настолько любит эффектные и неожиданные повороты, что пойдет на многое, чтобы меня удивить. "В воспитательных целях". Удивлять остальных нет смысла, они уже удивлены, дальше некуда. А вот поразить меня потруднее будет. Поэтому болтать со мною никто не будет. А если и будет, то о вещах, мне не интересных.

Увидеть шефа мне так и не удалось. Тот явно поворожил, чтобы вообще мне на глаза не попадаться. Поэтому я пошел к своей палатке и лег спать. И, наверное, один я из всей армии долго не мог заснуть. Вовсе не от страха или волнения. От любопытства. Что же нового задумал шеф? Зачем от меня скрывается? Вроде всё загадочное в этом деле уже произошло, спектакль поставлен идеально, актеры подобраны правильно. Остался финал, и, зная шефа, можно не сомневаться в победе. Сколь ни сильна армия противника, без колдовской поддержки они обречены на поражение. Когда на твоей стороне колдун, на твоей стороне удача. А в войне она важнее всего. С поддержкой солдат шеф не оставит от повстанцев мокрого места. Но было еще что-то, не дававшее мне покоя. Такое ощущение, я упустил нечто важное. С такими мыслями я уснул, так и не придумав ничего путного.

Проснулся я с утренней зарей. Подъем у армии только через час, я решил, лучше встать пораньше и разведать обстановку. Вообще, за меня разведка любой страны отдала бы пару сотен квадратных километров территории. Согласитесь, узнать, что происходит в стане врага, лежа в собственной палатке и попивая кофе из термоса, может не каждый. А хотя разведки многих стран и так сотрудничают с колдунами.

Я окинул Знанием нашу армию и окрестности. В первую очередь меня интересовало, где сейчас армия повстанцев. Оказалось, расположились всего в десяти километрах от нас. К границе они подошли вчера поздним вечером и тоже отдыхали перед сражением. И как раз сейчас там трубили подъем. Я посмотрел дальше и увидел, как с аэродромов Набира взлетают самолеты. Они должны ударить по нам первыми. Я не без ехидства увидел, что некоторые взлеты откладывается — у самолетов обнаруживались легкие поломки. И это значит, шеф решил начать сражение, когда он захочет.

Я отключил Знание и вылез из палатки. Посмотрел на лес позади армии, из него выходили невозмутимые и ужасные мертвецы. Вот теперь все в сборе, можно начинать поднимать войска. Тот, кто был ответственен за эту процедуру, тоже так подумал — прозвучал сигнал побудки. В армии Мамбе это — звук рога. Низкий и протяжный он разрезал утреннюю тишину. Все поднимались и разминали затекшие конечности. Кто-то уже бодрым шагом шел к полевой кухне.

Спустя час, наше войско выстроилось перед десятью танками. Шеф и президент стояли на самом большом танке. Глава государства принялся читать долгую и нудную муйню об ответственности каждого солдата, о том, что если они победят, то все реки Мамбе превратятся в молоко, а берега в кисель. После него куда лаконичней и содержательней выступил шеф. Он рассказал план сражения, который вкратце можно охарактеризовать как полнейшее тактическое разгильдяйство. В двух словах: все стреляйте по противнику, а об остальном позаботится Великий Шаман. Такая тактика большинству понравилась. И наконец, выступил Хаба. Он снова нагнал страху: духи-хренухи, предки-хренетки и прочая бла-бла-бла. Его выступление опять нашло самый положительный отклик у армии. И в заключении опять выступил шеф и обрисовал, что надо делать конкретно. И опять всё попахивало дебилизмом. План действий был прост, как киянка. В первых рядах выступят мертвецы с Хабой, потом танки и там уж остальные. Солдатам велели тупо стрелять в повстанце поверх танков и голов мертвяков. Теперь я понял, почему шефу так и не удалось покомандовать до этого момента никакими армиями. Если его подход к делу такой простой, стратег из него, как из дуршлага чайник. В любом приличном сражении его действия привели бы к полному поражению, потому что в большинстве битв всегда принимают участие и другие колдуны. Причем на разных сторонах баррикад. И тут уж от магической поддержки не остается и следа. Колдуны просто блокируют друг друга, и всё. А солдаты сражаются. С другой стороны, тут сильно мудрить смысла нет — на стороне врага колдунов как раз не было.

И вот, наконец, речи кончились, и мы пошли занимать позицию. Никаких окопов или траншей нам не полагалось. Как былинные русские богатыри, мы должны встретить врага лицом к лицу в чистом поле. Малаев ходил мрачнее тучи. Ему как профессиональному военному тоже очевидно, шеф действует неразумно. Колдовство колдовством, но провести какую-нибудь подготовку надо было. Мы были почти в первых рядах, сразу за танками. Впереди уже выстроились мертвецы с луками и топорами. Я начинал волноваться. Лучники это, конечно, хорошо, и пускай каждая стрела попадет в цель, но у них в колчанах не пятьдесят тысяч стрел. И броню танка они не пробьют, и в самолет не попадут. Короче, я уже хотел всё бросить и побежать к шефу, когда началось...

С неба послышался рев самолетов. Десять бомбардировщиков и наша ровненько выстроившаяся армия. Даже прицеливаться сильно не надо.

— ВСЕМ СТОЯТЬ СПОКОЙНО!!! — донесся до нас приказ шефа. У себя на танке он установил сразу несколько мегафонов. — ШАМАН ПОЛНОСТЬЮ КОНТРОЛИРУЕТ СИТУАЦИЮ!!!

Да уж контролирует. Уж кого, а меня этим не обманешь. Никто ни хрена не контролировал. Над нами не возводились Купола Удачи, и вообще никакого колдовства я не ощущал. Колдовство вокруг — это мой Купол и всё. Но при взрыве даже он может не спасти. Если взрыв случится. И тут до меня дошло! Ну, конечно! Решение шефа настолько простое, что...

А самолеты, тем временем, видя, что в них никто не стреляет, да мы даже не привезли с собой артиллерии, нагло пролетели над нами и скинули бомбы. Сразу все бомбы, имевшиеся на борту. Три самолета выстрелили ракетами. Чтоб наверняка, пока мы стоим кучей. И им это действительно удалось, если бы не шеф.

Первыми вышли из строя ракеты. Еще в воздухе они начали опасно сближаться, пока не врезались друг в друга и взорвались красочным фейерверком. Но эти хотя бы взорвались. А вот бомбы постиг воистину бесславный конец — они упали, и ни одна не детонировала. Причем упали аккурат меж солдат, никого даже не задело. Я представил все разочарование пилотов и тех, кто их направлял. Да, у армии Набира были самолеты. Но они либо не могли попасть в нас, либо их снаряды не взрывались. А тогда, какая от них польза? И более того, уверен, на них нагрузили все боезапасы, что имелись в наличии. Оставалось им только кружить над полем боя, подобно безвредным насекомым. Я улыбнулся. Все-таки у шефа была тактика — не военная, а колдовская. Построив армию таким образом, он сделал ее идеальной мишенью для самолетов, и они не преминули воспользоваться этим — только дурак не воспользовался бы. И теперь вся авиация повстанцев стала бесполезной. А вот если б они начали скидывать бомбы уже в конце, когда у шефа закончатся вероятности, был бы неплохой шанс. Но в обычной войне так никто не делает, авиацию всегда пускают первой. Стратеги Набира и Европы не могли знать, что против них выступил один из сильнейших колдунов Мира.

Итак, начало положено. Но это только начало. Солдаты, видя бесславный конец вражеских бомб, приободрились, даже Малаев слегка повеселел. Но ненадолго. Потому что из-за горизонта появилась армия противника. С первого взгляда ясно, их не просто больше, а гораздо больше. И еще они куда лучше вооружены и вымуштрованы. Создавалось впечатления, это не они, а мы повстанцы, требующие смены власти. Мы хуже вооружены, хуже подготовлены к войне, и вообще, имеем вид цыганского табора, а не армии цивилизованного государства. А они показывали пример почти идеального строя. Чуть ли не шагали в ногу! Но первыми на горизонте показались не солдаты. Их мы увидели чуть позднее, а первыми выехали танки. Сто танков. Современные и старые модели, но на ходу и по самые помидоры заряженные снарядами.

Но первыми дали залп наши танки. Их дула направлены вверх значительно сильнее, чем положено. При таком угле трудно правильно рассчитать траекторию полета снаряда. Но когда на твоей стороне колдовство, можешь просто расслабиться и довериться удаче. Наши танки произвели десять выстрелов и поразили десять целей. Буднично так. А спустя несколько секунд, требующихся на перезарядку, выстрелили еще раз. И опять десять точных попаданий, и десять поверженных танков. И спустя несколько секунд всё опять повторилось. Противник наконец решил дать ответный залп, но ни один снаряд не попал в цель. Расстояние слишком велико, а такой удачи, как у нас, им не свет. А вот неудача вполне даже сопутствует, можно сказать: они могут на нее рассчитывать. Наши танки продолжали стрелять, танки противника продолжали взрываться. Спустя десять минут танковые войска противника были уничтожены. По минуте ушло на десяток танков. Красное зарево на горизонте зарделось, над полем повисли клубы дыма. Повстанцы что-то кричали, наверное, но слишком далеко, чтоб мы услышали.

А в нашей армии раздавались крики радости и ликования. Конечно, не русское "Ура", но что-то в этом роде. Настроение у всех поднялось. И зря. А зря, потому что никто не понимал, закончилось самая легкая часть сражения. У колдунов с техникой вообще разговор короткий. Слишком много вероятностей, что она выйдет из строя, или что ей неправильно "управят". А вот с простой и грубой силой колдовство уже не так эффективно. Знаете, какой самый большой кошмар колдуна? Это толпа здоровых людей с большим количеством камней, вил и ножей. Такая толпа закидает колдуна камнями, и делу конец. Или поднимет на вилы. Или зарежет.

Но вот, сражение перешло в решающую стадию. Армия противника приближалась, из нее уже раздались первые выстрелы, впрочем, пока никого не убило. В сражение включились мертвые лучники. Они стояли где-то в двухстах метрах перед танками и должны были первыми попасть под обстрел, но и первыми получили возможность напасть. Что и сделали. Первые стрелы полетели, когда армия противника находилась не меньше чем в двух километрах от лучников. Разумеется, никакая стрела пролетит так далеко. Кроме стрелы, поддерживаемой колдовством. Если танки стреляли вперед и вверх, мертвецы не заморачивались даже на это и выстрелили просто вверх. Их стрелы должны б упасть на них же, но налетел сильный ветер, подхватил и понес к армии повстанцев. И каждая стрела нашла себе жертву. Причем очень выборочную жертву — пока ни один житель Мамбе или Набира не пострадал в этой войне. Стрелы разили только миротворцев и белых солдат. И пусть это — капля в море, стрелы сделали свое дело. Их избирательное попадание показывало армии противника, в этой войне не всё так просто. На нашей стороне не простые солдаты, но и мистические, потусторонние силы. В сердцах повстанцев прорастал страх. Пока еще робкий, но с каждой уносимой жизнью всё больший и больший.

И тогда в сражение вступил шеф. Хотя вступил-то он давно. Именно его колдовство охраняло нас и заставляло снаряды и стрелы попадать во врагов. Но непосредственно сам он еще не выступал. Но опять-таки вступил в сражение под личиной нашего штатного шамана. Наверное, подал какой-то сигнал, потому что Хаба вышел вперед и простер руки к небесам. Он выглядел очень эффектно. Шаман. Древний колдун. Один в поле впереди армии солдат, он казался больше и опаснее всей этой армии. С безумным взглядом, с помощью шефа, с помощью духов, он разверзнул под противником ад.

Знаете, я до сих пор и не представлял, что шеф ТАК может. Огромное, гигантское, хтоническое проклятье полетело в армию повстанцев. Я не знаю, сколько вероятностей шеф на это затратил, но, наверное, до фигищи. И противник пал.

Не было ни молний, ни огня, ни землетрясений. Никаких спецэффектов. Просто почти вся армия противника... споткнулась. И упала, увлекая соседних товарищей по несчастью. Да, точнее сказать нельзя: именно по несчастью. Всей армии повстанцев одновременно не повезло. При падении они ломали шеи, ноги и руки. Случайно нажимали на спусковые крючки, стреляли в себя и соседей. Неуклюжими движениями выкалывали друг другу глаза... Погибших было мало, но пострадавших — уйма. Тех, кто мог ходить, осталось не больше половины, но основная масса не могла поднять оружия. А те, кто мог стрелять, валялись на земле, крича от боли и стеная. Баюкая травмированную конечность. Лежа, много не настреляешь, к тому же когда мешают соседи и пытающиеся встать. В такой свалке даже те, кто мог что-то сделать, оказались погребены под другими. А еще страх от непонимания, что же произошло? Как? И сумасшедший шепот подсознания: духи, предки, шаман, колдовство, проклятье, проклятье, проклятье...

Шеф в один момент, за какие-то несколько секунд покалечил всю армию противника. Осталось, наверное, человек пятьсот, которых проклятье не коснулось.

И тогда Хаба повернулся к нам и проорал так, что услышали все:

— Вперед!!!

Мы слегка помедлили, но тут Хабе стал вторить шеф. Со своего танка он тоже прокричал в мегафон:

— Вперед!!!

И мы побежали. Пускай повстанцы лежали на земле и стонали, пускай от стройных рядов не осталось и следа, они еще люди. Не звери, а люди — самый приспособленный вид зверя. Который и в таком состоянии опасен смертельно.

Мы обогнули танки и открыли огонь. Мертвецы ринулись вперед, отбросили луки и, достав топорики, начали кромсать первые ряды противника. Они перерезали глотки, рубили руки и ноги. В них пытались стрелять, но никто не мог попасть. А вот в нас попасть они могли и попадали. Пускай не всегда и скорее случайно, но первые раненые и убитые появились в армии Мамбе.

Теперь, когда противник обездвижен, я мог покончить с ним в одиночку. Подноси мне патроны и поддерживай Купол Удачи — я бы медленно перестрелял всех. Но никто, разумеется, этого не делал, пришлось не выпендриваться и стрелять с безопасного расстояния. Так делал не один я. Собственно, единственными, кто ворвался в армию повстанцев, были мертвецы. Я затылком чувствовал, шеф продолжает колдовать из-за наших спин. Его вероятности направлены, чтобы наслать страх и безумие на противника. Волнами он насылал ужас, словно Ктулху какой-то. Его колдовство достигало каждого в армии мятежников, а я всё гадал, когда же у шефа кончатся вероятности? Судя по тому, что он уже наколдовал, момент не за горами. Но как же он оказался эффективен! Битва, обещавшая унести тысячи жизней граждан Мамбе, превратилось в пальбу по обездвиженным мишеням — гражданам Набира. И это было страшно. Никогда до и никогда после я не убивал столько народу. Мой автомат строчил, не переставая, как и оружие всех солдат нашей армии. Каждая моя пуля, если не уносила жизнь, то калечила и без того покалеченных. А в стане противника самые смелые заползали на трупы и стреляли по нам. Несмотря на боль, несмотря на то, что их убивали, они стреляли.

Чтобы понести меньше потерь, нам пришлось рассредоточиться. Всё равно мишень у нас такая, что промазать невозможно. Все наши пришли в движение, стреляя на ходу, кто-то наоборот залег и одиночными выстрелами убивал тех, кто еще мог держать оружие. Мне показалось, прошла вечность и так будет всегда. Смерть десятками собирала солдат из нашей армии, правда, в армии противника гибли сотни. В какое-то мгновение я обернулся и увидел шефа и Хабу. Первый стоял на танке одинокой фигурой со скрещенными на груди руками, он насылал порывы страха на армию наших врагов. А второй стоял рядом, на земле, и грузно опирался на посох. До него сейчас доходило, когда всё закончится, ему придется бежать. Его имя будет проклято тысячами родных и близких тех, кто сейчас умирает. И, в отличие от шефа, он не сможет защитить свою жизнь, потому что по-настоящему не колдун, не Великий Шаман, а простой обманщик, подвернувшийся шефу под руку. Ему придется держать ответ перед жителями Африки. На него возложили великую ответственность, но великая ответственность ничто без великой силы. И уже не важно, кто победит в войне, кому достанутся алмазные рудники, его жизнь, та самая жизнь, которую он вел с тех пор, как приехал в Африку, окончена. Самым испуганным на поле боя были не солдаты повстанцев, которые гибли сейчас в беспомощной биомассе боли, распластанной по земле. Не солдаты Мамбе, которые бегали, мешая друг другу, и пытались увернуться от пуль. Самым беспомощным и испуганным был он, потому как не знал, что будет с ним, а неизвестность — самое пугающее состояние в Мире.

У многих солдат кончились патроны, они кинулись врукопашную. Последовав за мертвецами, они ринулись в кучу, что еще недавно казалась непобедимой армией. Ножи, мачете, штыки принялись кромсать врагов. Это было еще страшнее. Кровь лилась рекой, а крики стали настолько невыносимы, что, казалось, кричит само пространство вокруг. Патроны кончились и у меня, я тоже достал мачете. Кровавая пелена застыла перед глазами, в ушах хрипели крики, и я тоже побежал. И тоже ворвался в армию мятежников, разрезая всё на пути. Вот только чтобы пробраться к живым, надо было сначала пройти через груды мертвых. В основном трупы повстанцев, но встречались и миротворцы, и наши. Я увидел одного из живых мертвецов, он лежал на земле с раскроенным черепом. И вот, я добрался до живых. Сам не ожидая от себя такой жестокости, стал кромсать на мелкие кусочки. Не знаю, скольких я убил. Может, я кромсал всего одного человека. Красный плотный туман, вставший перед взором, не давал разобраться. Не давал разглядеть, кого я убиваю. Я чувствовал себя берсерком, который не чувствует боли — только сражается и убивает, убивает, убивает...

Но я не был берсерком. И поэтому из безумия меня вырвала простая человеческая боль. Внезапно через бедро прошла пуля, я упал от такого неожиданного предательства Купола Удачи. А потом сообразил, никакого Купола надо мною нет. Наверное, исчерпался. Я осмотрелся осознано. Ничего, кроме трупов не видно. Некоторые убиты пулями, большинство изрезано. На какое-то мгновение у меня промелькнула мысль: "Что за чудовище это сделало?". И ответ пришел сразу — я. Конечно же, это был я. Мне и раньше приходилось убивать, но то, что я сделал, ужаснуло. Меня вырвало. Я наполнился таким призрением к себе, что в голове промелькнула мысль о самоубийстве. Я почувствовал, как холодные и липкие пальцы безумия мнут мозг. Всё на свете показалось настолько мерзким и отвратным. Вдруг я понял, что вовсе не хочу умирать. Наоборот, я хочу, чтобы всё умерло. Хочу смести весь земной шар, ободрать его и сделать совершенно гладким, чтобы наслаждаться голым светом. Только так я могу почувствовать себя счастливым. Только тогда я смогу насладиться светом без теней.

От безумия спасло то же, что убрало кровавый туман из головы. Простая человеческая боль. Я попробовал встать и оперся на простреленное бедро. Резкая боль пронзила ногу. На секунду я потерял сознание. Но, как оказалось, по-настоящему я его нашел. Боль вернуло славного и веселого парня, который смотрел на жизнь сквозь призму чужих страстей. И которому эта жизнь нравилась. Я снова посмотрел на поле, теперь трупы не вызвали у меня никаких чувств. Разве что, грусть. Но с этим можно бороться. А если не смогу побороть, можно стерпеть.

Я сообразил, что ранен и истекаю кровью. Разорвав штанину, я сделал из нее повязку и аккуратно приподнялся, не опираясь на больную ногу. Выстрелы еще слышались, но изредка. И тут до меня донесся голос Хабы.

— Сдавайтесь, нечестивцы! — говорил Хаба. — Даже самым тупым из вас очевидно, что вы проиграли. Больше нет смысла сопротивляться и умирать. В смерти, пусть и героической, нет ничего хорошего. Духи пока не готовы взять вас к себе, бросайте оружие, поднимите руки. Тем, кто ранен, будет оказана помощь.

Произошла небольшая заминка — смена вещавшего у микрофона — голос президента Мамбе сказал:

— Мои соотечественники, граждане других государств. Вы проиграли. Смиритесь с этим, вы не можете противостоять тем силам, которые вмешались в нашу с вами судьбу. Сдавайтесь! И это вовсе не приказ, а моя просьба к вам. Не заставляйте своих матерей и отцов плакать от утраты. Прошу вас, давайте прекратим кровопролитие.

На поле сражения воцарилась тишина. Выстрелы прекратились, стоны стали тише. Я встал в полный рост и один из первых увидел. Удивительное зрелище. Кто-то, в самом центре кучи людей, которая была армией повстанцев, поднял белый флаг. А следом за этим тысячи рук устремились вверх. В старом как мир жесте, они признавали поражение. И это означало — война окончилась. Над полем сражения пролетел вздох облегчения. Из тылов обеих армии побежали врачи. Надо спасать тех, кого еще можно спасти. Если судить по рукам, таких осталось еще много. Достаточно осталось, как говорил гоголевский персонаж. Достаточно, чтобы не объявлять сегодняшний день трагедией и непоправимым. Над полем развеялась аура страха. Налетел легкий теплый ветерок и унес ее с собой.

Я стал потихоньку выбираться с этого поля смерти. Иногда я падал, но моей ловкости вполне хватало, чтобы не приземляться на поврежденную ногу. Судя по всему, кость не задета, особой опасности нет. Только б добраться до шефа, он поставит Купол Удачи. А там уж и рана заживет настолько быстро, насколько возможно. Вот только я не уверен, что шеф сможет сейчас совершить даже такое небольшое колдовство как. На этом сражении он выложился полностью.

Я медленно, но верно выбирался с поля боя. Наши солдаты уже слонялись по нему, помогая своим раненым и разоружая противника. Капитуляция капитуляцией, но перестраховка никому не вредила. Наемник Вася заметил меня и помог доковылять кое-как. Мы вышли на землю, не запачканную кровью, я с облегчением повалился на нее.

Шеф уже подъезжал на танке. Я просто сидел на земле, пытаясь окончательно прийти в себя, когда почувствовал, надо мною возвели Купол Удачи. У шефа хватило сил. Правда, Купол настолько хлипкий, что пришлось его укреплять, слава Светлому, это я уже умел. Шеф подошел ко мне и сказал:

— Здравствуй, Иван. Как твое самочувствие?

— Пойдет, — ответил я бодро. Купол отрезвлял и веселил. Выгонял безумную дурь из башки. — Ну, очередное дело окончено, а мы заработали сто миллионов бачинских?

— Если бы все было так просто, Иван, — покачал головой шеф.

По спине побежали мурашки.

А потом заструился холодный пот.

Я почувствовал колдовство.

Мощное, и страшное, но исходящее вовсе не от шефа.

Оно струилось из джунглей.

Вон тех, которые повсюду вокруг.

И всюду — могучее, враждебное, агрессивное колдовство.

Я встал, ногу пронзила боль, но когда я увидел ЭТО, всё отошло на второй план. Завыл протяжный отчаянный звук ужасающей трубы, все солдаты взглянули на джунгли. И волосы встали у них дыбом.

А оттуда выходили звери. Самые различные: слоны, тигры, львы, волки, гиены, змеи, птицы, ящерицы, даже насекомые. В один момент лес пришел в движение, из него вышли даже не сотни, и даже не тысячи зверей. Миллионы. Они собирались со всей Африки. В глазах зверей пустота и рабское подчинение. Они шли ти-ихо. Неспешно. И оттого еще стократно страшнее.

Только один человек мог призвать их сюда. Только один мог подчинить такое количество. Шаман. Не придурок Хаба, а настоящий Великий Шаман, колдун, не уступающий в силе шефу. Вот только шеф пуст. У него совершенно не осталось вероятностей. А Шаман заряжен ими настолько, насколько это вообще возможно. И на солдат надежды нет. Половина искалечена или убита, магазины давно опустели, а силы иссякли. Да и кто бы дал им выстрелить? Шаман умел ставить такие же Купола Удачи и проклинал не хуже, чем шеф. Положение безвыходное. Шах и мат. С первого взгляда понятно — мы проиграли. Проиграли, даже не вступив в сражение. И нельзя ни спрятаться, ни убежать. Шаман нашел бы нас везде и везде убил бы. Можно попробовать перейти на другой план Замысла, но без вероятностей — самоубийство. Я мог подбросить шефу несколько вероятностей, если бы до этого не послал все в Купол Удачи.

Я посмотрел на шефа, тот совершенно спокоен. Но в глубине темных глаз я впервые увидел то, что не видел никогда — страх. Лютый такой страх. Дикого затравленного зверя, которого зажали в угол. Но это вовсе не значит, что сдастся. Мышь бьется лучше всего, когда ее загоняют в угол. А шеф — далеко не мышь. Наверняка есть козыри в его темных рукавах. Потом я посмотрел на обе армии — все солдаты глядят на приближающееся чудо. Сначала они подумали, это очередное колдовство Хабы, но слишком уж тот напуган и растерян. Ежу понятно — не его работа. В больших кавычках "колдуна" буквально трясло, от волнения посох дрожал в худых руках.

И вдруг животные расступились. Прозвучал тот же рев неведомой трубы, вскоре мы увидели, кто его издавал. Четыре огромные гориллы несли четыре огромных, причудливо изогнутых рога и дули в них. А позади на двух слонах медленно ехали два чернокожих человека. Один молодой с ожерельем на груди и другой — старик с телом культуриста. Патуга и Шаман. Учитель и ученик, явившиеся покарать других учителя и ученика за нанесенное оскорбление. У Патуги какое-то отрешенное лицо. Ему, быть может, и не нравилось принимать во всём этом участие, но воля учителя — закон. А вот на лице Шамана написаны другие чувства. Радость, торжество, уверенность в силах и еще безумие. После пережитого сегодня, я отчетливо видел это. Я даже, где-то и в чём-то, понимал спятившего старика. Он не вызывал у меня жалости или страха, но я понимал, какая буря эмоций и чувств бушует в голове у могущественного колдуна. Он рассмеялся, по всему полю разнесся испепеляющий волю, безумный смех. Он торжествовал победу!

А шеф стоял и ждал, когда к нему подойдет враг. Но ждал не с обреченностью. Слоны подъехали вплотную к нам, Шаман легко спрыгнув со своего и сказал:

— Ты соврал мне, дух, — сказав это, он расхохотался еще сильнее. Волны безумия распространялись от него, казалось, их можно увидеть. — Никто не придет за мной, и у Мира будет Шаман. И еще я понял. Ты — дух зла. Веками ты приходил к Шаманам, благодаря тебе мы умирали. Но вот, у нас есть шанс! Надежда жить вечно. Жить как ты! Сегодня я убью тебя, дух, и твоя сила перейдет ко мне.

Разговор шел на английском языке, поэтому далеко не все вокруг понимали, о чём речь. А вот что было понятно решительно всем — не стоит вмешиваться. Происходит что-то из разряда "мистического". Чудес мамбийци и набирийц