Выехав из котлована, в котором лежал покореженный корабль, они вызвали борт "Радикала". Бахрам доложил, что ближайший к ним отряд самоходок — штук десять или около того — движется в сторону "Медведя" с северо-запада. Серов приказал Ярославу идти навстречу.
Они собирались занять выжидательную позицию на гребне холма, торчащего посреди равнины в четырех километрах по курсу, однако на полпути неожиданно наткнулись на стайку мелких животных. Охота удалась на славу: очень скоро в каждом манипуляторе танка было зажато по зверьку. Попавшиеся пронзительно визжали и яростно бились, тщетно пытаясь вырваться из электронно-механической клешни.
— Назвался инопланетной фауной — полезай в кузов,— изрек Ярослав, отправляя добычу в подвесной контейнер, используемый в обычных исследовательских экспедициях для сбора образчиков грунта.
Затраченного на отлов этих экспонатов времени оказалось достаточно, чтобы артиллерийское подразделение, о котором предупреждал Омаров, успело появиться в поле зрения. Помня о малой дальнобойности местных орудий, Астанин резко увел танк в сторону. Удерживать аборигенов на безопасном удалении оказалось вовсе не трудно: скорость самоходок не превышала тридцати километров в час. Серов, с которым Ярослав поделился этим наблюдением, обратил внимание звездолетчика на другой курьезный факт — стволы гаубиц сильно раскачивались на ходу из стороны в сторону.
Тихоходные машины с удивительно маломощным и к тому же нестабилизированным вооружением — приходилось делать вывод о примитивности хэллской цивилизации. Это как-то не вязалось с высокоразвитой ядерно-химической технологией. В общем, планета не скупилась на загадки.
Самоходки продолжали наседать на "Медведя", причем явно не с целью установить дружеские отношения с братьями по разуму, поскольку партнера по контакту вовсе не обязательно окружать бронированными клещами. Кварк-моторы земной машины позволяли без труда уйти от неповоротливых преследователей, но космонавты не имели пока такого намерения.
Дежурный артиллерист "Монитора" доложил, что готов в любой момент атаковать противника. Не отрывая взгляда от обзорного экрана, комиссар успокаивающе помахал ладонью перед объективом видеосвязи.
— Притормози,— сказал он Ярославу.— Попробуем помериться с ними силой... разума.
Приблизившись к неподвижному танку, гаубицы посверкали лазерами и недружно дали залп. Слабенькие калифорниевые боеприпасы, которые и прямым-то попаданием не слишком повредили бы "Медведю", летели в придачу ко всему с дозвуковой скоростью, так что их движение можно было наблюдать даже невооруженным глазом. Поле отражения раскидало снаряды в разные стороны, причем разорвались только четыре из девяти.
— У них, как я погляжу, и детонаторы не ахти... — заключил Астанин.
Сидевший за приборной панелью Серов, не ответив на эту реплику, принялся нещадно терзать бессловесный компьютер. Огневой налет, однако, продолжался. Аборигены упрямо долбили по танку без малейшей надежды на успех, однако менять тактику, очевидно, не собирались.
После очередного залпа Павел Андреевич, закончив вычисления, откинулся на спинку кресла и весело сказал:
— Похоже, они не понимают намеков,— и приказал офицерам на орбите: — Положите боеголовку килотонн на полсотни в километре позади атакующих.
Огненный шар, засиявший спустя считанные секунды, устремился ввысь, увлекая за собой коническое облако пыли и пепла. Ударная волна расшвыряла самоходки, но те, восстановив кое-как равновесие, бросились врассыпную и вскоре скрылись из виду.
Когда боевые машины аборигенов исчезли за холмами, Серов выпустил из танка "кентавра".
— Меня интересуют неразорвавшиеся снаряды,— объяснил комиссар, повернув голову к Астанину.— Думаю, не вредно будет разобраться в их устройстве.
Телекамера робота вела непрерывную передачу, но изображение ужасно тряслось, повторяя прыжки "кентавра" по ухабам и колдобинам. Рельеф планеты формировали два конкурирующих процесса: нескончаемые ядерные взрывы создавали все новые и новые воронки, а плотная агрессивная атмосфера постепенно сглаживала военные шрамы.
Робот тщательно обшарил указанный ему квадрат, однако ничего похожего на артиллерийский снаряд не обнаружил. То же самое повторилось и в местах падения остальных неразорвавшихся боеприпасов. Тогда Серов переключил камеру на максимальное увеличение и, медленно перемещая робота, лично осмотрел каждый квадратный метр грунта. В итоге были найдены странные самородки серебристого цвета, похожие на застывшие металлические брызги. Судя по удельному весу самородков и спектру испускаемых ими альфа-частиц, это был один из изотопов калифорния,
— А куда подевалась оболочка снаряда? — резонно недоумевал Астанин.
— Что-то новое,— не очень уверенно сказал комиссар.— Вероятно, аборигены используют совершенно непривычные для нас принципы. Впрочем, лично я уже ничему не удивляюсь.
Став командиром звездолета, Ярослав неоднократно сталкивался по службе с генеральным инспектором и сумел разобраться в его непростом характере. Павел Андреевич, человек в обычной обстановке очень общительный и контактный, наглухо замыкается в себе, столкнувшись с различными осложнениями или загадками, столь нередкими в будничной работе межзвездной разведки. В такие периоды разговорчивость возвращалась к нему лишь при необходимости учинить кому-либо крупный разнос.
Поэтому последняя фраза Серова была, хотя и туманной, но многозначительной и могла навести на мысль, что у старого звездолетчика появились какие-то предположения.
Не дождавшись продолжения, Астанин переключил управление на себя и погнал танк по намеченному маршруту. Серов торопился — светлое время суток в этих широтах Хэлла продолжалось не долго, а до наступления темноты предстояло сделать еще немало дел.
Форсируя вброд речку — по странной ассоциации Астанин вспомнил речушку на Идоле — они набрали пробу жидкости. Экспресс-лаборатория справилась с анализом за полминуты: тяжелая вода — двуокись дейтерия с примесями ураниловых солей и еще каких-то экзотических соединений, о существовании которых Ярослав никогда прежде не подозревал.
Чуть дальше им повстречалось большое танковое соединение. Серов, которого давно считали сторонником тактики предельно жесткого прессинга, повел "Медведя" прямо на ближайшую колонну боевых машин. Однако, несмотря на укоренившееся мнение об агрессивности аборигенов, хэллские танкисты не спешили атаковать землян. Обмениваясь причудливыми сериями гудков переменной тональности, танки продефилировали мимо окончательно сбитых с толку звездолетчиков. Правда, несколько машин средних размеров выдвинулись в сторону "Медведя", но стрелять не стали.
Когда группировка прошла, оставив клубящееся облако пыли, с орбиты поступила депеша, которая окончательно все запутала. По мнению операторов службы дистанционного управления, большая часть роботов-разведчиков была уничтожена самоходными орудиями, экипажи которых, не задумываясь, атаковали любую движущуюся цель. Танки же открывали огонь лишь в редких случаях — как правило, в целях самообороны. Уже знакомый Астанину командор-лейтенант Паунолл предполагал, что подобная тактика связана с ограниченностью возимого в танках боекомплекта: в самоходках использовались более компактные калифорниевые снаряды, в то время как танковые пушки выпускали громоздкие урановые заряды.
В общем, Ярослав уже отчаялся в чем-либо разобраться.
От этого марш-пробега в его памяти осталось удручающее впечатление нудного блуждания в каком-то страшном и мрачном лабиринте. Все шесть с половиной часов, на протяжении которых "Медведь" находился на поверхности Хэлла, разум Ярослава предпринимал нескончаемые попытки понять алогичное поведение аборигенов, найти мало-мальски рациональное истолкование для странного их поведения, но — безуспешно. Впрочем, Астанин был не одинок: нечто подобное испытывали и остальные участники этой международной экспедиции.
Мысленно махнув рукой на очередную нелепость, они отправились дальше. Не проехали, однако, и десятка километров по скалистой полупустыне, как Ярослав воскликнул, ткнув пальцем в экран обзора правой полусферы:
— Райт!
Серов вопросительно поднял бровь, и командиру "Радикала" пришлось уточнить, что он имел в виду не своего приятеля Чарли, а местную разновидность оазисов, в коих предположительно скрываются подразделения лучеметной пехоты.
Посовещавшись с орбитой, решили подойти поближе. Как сообщали из штаба, здешние лазерщики открывали огонь лишь на дистанциях меньше полумили. Чтобы не рисковать, Серов застопорил машину именно на этом рубеже.
Аборигены-пехотинцы не замедлили подтвердить правильность информации: посланный к райту "кентавр" был расстрелян, не пробежав и стометровки.
— Ерунда,— сказал следивший за приборами Астанин,— какие-то жалкие десятки мегаватт. Защита выдержит.
Танк двинулся вперед на малых оборотах. Едва "Медведь" поравнялся с местом, где был расплавлен робот, как они подверглись жестокому сосредоточенному обстрелу. Деревья на курсовом экране засверкали сильнее самых ярких звезд, а затем внезапно стало темно. Спасая зрение людей, мгновенно отключилась телеаппаратура и почернели щитки гермошлемов. Однако и той ничтожной доли квантов, которая успела просочиться сквозь каскадную защиту, оказалось достаточно, чтобы в глазах обоих космонавтов закрутилась огненная феерия.
Без промедления заработали скафандровые кибермедики, и вскоре пораженные зрительные нервы восстановили прежнюю работоспособность. К этому времени обрели обычную прозрачность и шлемные забрала, но телепанорама все еще бездействовала. Система авторемонта сигнализировала, что разбитые оплавленные внешние объективы заменены резервными, однако открывать бронезаслонки пока не стоит — это немедленно привело бы к повторным повреждениям.
Наконец минут через пять приборы донесли, что лучевой обстрел начинает понемногу стихать. Еще некоторое время Серов вел машину вслепую, затем все же включил видеокамеры, защитив их на всякий случай плотными светофильтрами. Источаемые кронами деревьев фотонные потоки продолжали хлестать по мезонировой броне, но интенсивность световых импульсов стремительно уменьшалась.
Слишком близко к райту они подъезжать не стали — от этих аборигенов можно было ожидать любой каверзы,— а лишь обогнули оазис по широкой дуге, срезав попутно несколько увешанных плодами кустиков. Из райта продолжали изредка постреливать в их сторону, но теперь совсем слабенько, словно для проформы.
Наступали сумерки. "Медведь" взлетел, вновь пристыковался к катеру, и очень скоро они оказались возле своего звездолета. Неподалеку от "Радикала" висели в траурной черноте космосе обломки "Атласа".
Поскольку научной группы на астанинском корабле не было, Серов распорядился отправить все собранные ими образцы в лаборатории "Фантома" и "Иллюзори". Пока они с Ярославом освобождались из своих скафандров, экипаж выгрузил контейнеры с трофеями. Тут-то и ожидал звездолетчиков главный сюрприз: титановый цилиндр, в котором должны были сидеть четыре "образца" хэллской фауны, оказался пустым, причем в стенках его были вырезаны дыры в форме неправильных овалов. Осмотрев края отверстий, бортинженер авторитетно заявил, покачивая головой:
— Да, братишки, такой чистый срез мог оставить только хороший лазер...
— Поздравляю,— уныло произнес Астанин.— Эти самые зверюшки и есть аборигены. Надо было пошарить у них в карманах или где там еще могли они прятать свои бластеры.
Серов утомленно махнул рукой и сказал, чтобы отправляли на анализ хотя бы растения.
— Если они не убежали вместе со зверями! — саркастически прокомментировал Ярослав.
Незадолго до бортовой полуночи двое вернувшихся с Хэлла брели по пустому коридору жилой палубы. Когда они добрались до своих кают, Серов зачем-то спросил:
— Кто из твоих бортинженеров лучше разбирается в ядерной технике?
— Разумеется, Боря Тигайчук,— не колеблясь, ответил Астанин.— Отличный специалист по реакторам.
— Вот и передай ему, чтоб зашел ко мне через полчасика. Не спит, надеюсь?
— Никак нет,— посмотрев на часы, Ярослав добавил: — Он только что заступил на вахту.
— Неважно, пусть свяжется по коммуникатору.
Генеральный инспектор распахнул люк каюты, но не вошел, а стал в проходе. Было ясно, что он хочет спросить еще о чем-то и пытается четко сформулировать свою мысль.
— Подумай, Ярослав,— сказал он наконец,— что в этой планете представляется тебе наиболее алогичным?
Астанин довольно уверенно ответил:
— Самое странное — это упорное нежелание аборигенов идти на контакт.
Серов, очевидно, имел в виду нечто совсем иное. Он сказал задумчиво:
— А лично меня больше всего удивляет то, с какой легкостью мы установили сам факт наличия цивилизации на планете Хэлл. Ты должен знать, что все теоретики сапиентологии считают контакт с негуманоидами делом исключительной сложности. Причем главная трудность в этом деле — понять, что мы встретились с чужим разумом, ибо разум этот неизбежно должен принципиально отличаться от нашего... А тут — с первого же дня налицо несокрушимая убежденность. В разумности хэллских аборигенов не усомнился никто, даже мы с тобой.
— Но ядерное оружие...— попытался возразить Ярослав.
— Согласись, что систематическое употребление средств массового поражения трудно расценить, как признак высокого разума,— мягко проговорил комиссар.— Скорее уж наоборот.
Доводы Серова, при всей их резонности, в данном контексте выглядели несколько абстрактно. Поначалу Астанин даже не принял их всерьез, поскольку знал, что Павел Андреевич обожает такого рода парадоксы.
Однако наутро он, как будто, стал постигать смысл туманных намеков генерального инспектора и, не без труда преодолевая различные психологические барьеры, пришел к весьма неожиданному заключению, которое — окажись оно верным — могло бы объяснить очень многие, если не все странности Хэлла. Чтобы проверить правильность своей догадки, Ярослав вызвал на связь каюту Тигайчука и поинтересовался у бортинженера, о чем его спрашивал во время ночной беседы Серов.
— Мы обсуждали возможный принцип действия ядерного оружия аборигенов,— несколько удивленно ответил тот.— Судя по всему, их орудия выбрасывают раскаленные, а быть может, даже расплавленные куски урана двести тридцать пятого или калифорния двести пятьдесят первого — надкритической массы.
— Разве надкритическая масса не должна была сразу взорваться? — мгновенно отреагировал Астанин.
Тигайчук хитренько улыбнулся.
— Не так все просто,— ответил он.— Я же сказал: раскаленные или расплавленные куски урана. Вследствие теплового расширения этих металлов, плотность нейтронного потока оказывается недостаточной для возникновения цепной реакции. Покинув канал ствола, ядерный заряд начинает остывать, объем его резко уменьшается и — взрыв. Механизм, спору нет, далеко не самый надежный, но вполне реальный.
"Как и все, что мы увидели на этой планете,— подумал Астанин,— реальность мизерной вероятности".
