Александр. Великий поход - 3

— Если бы была его воля, Манефон с удовольствием убил бы Александра на ступенях алтаря как жертвенного барана, но для этого необходимо сильное войско, которое нейтрализовала бы царскую свиту и весь конвой, а его у жрецов нет. Значит, они предпримут что — то такое, что полностью устранит преимущество противника и основательно перевесит чашу весов в пользу жрецов — голос говорившего жреца был настолько ровен и спокоен, что Эвмен сильно поразился этому, прекрасно помня о кастовой принадлежности говорившего. В разговоре воцарилось напряженное молчание, которое ухо Нефтеха моментально отметило.

— Тебя вновь терзают сомнения в искренности моих слов господин — Нефтех повернул голову в сторону канцеляриста и пристально посмотрел на него своими узкими глазами с чуть насмешливым прищуром. Эвмен не выдержал подобных гляделок и торопливо заморгал.

— Нет Нефтех, после всего случившегося с нами я полностью доверяю тебе и несколько не сомневаюсь в правдивости твоих слов, — кариец говорил торопливо, но искренность чувствовалась в его голосе.

— Я очень надеюсь, господин, что завтрашняя коронация полностью растопит лед недоверия в твоей душе и навсегда скрепит наш союз.

Александр прекрасно провел, свою предпоследнюю ночь в Фивах. Это было как своеобразная примета перед очередным важным делом. В назначенный час, за царем явился храмовый вестник и объявил, что жрецы фараона Александра для его торжественной коронации в Карнакском храме.

Букефал уже ждал на пристани и, одевшись в парадные легкие доспехи, царь немедленно покинул корабль. Вопреки ожиданиям, македонцы направились в Карнак не через Луксор, а прямо вдоль берега реки, по широкой улице к огромной радости столичных зевак. По мере продвижения царский кортеж постепенно набирал скорость и скоро несся к месту коронации на хорошей рыси.

Карнакский храм был во многом схож с Луксорским, ибо строился по желанию Рамсеса и полностью под его вкус. Вновь царя встретили огромные расписные пилоны и две стелы по бокам от основного входа. Вновь настенные росписи, прославляющие деяния фараона Рамсеса во славу Египта и его богов. Александр замедлил шаг коня и спокойно проехал очередную аллею сфинксов с царскими коронами на голове и остановился у главного прохода. Навстречу ему торжественно плыла толпа жрецов во главе с Манефоном, несущего очередные символы царской власти. На белых подушках с золотой росписью покоились анкх — ключ жизни и длинный полосатый посох с железным жалом на конце.

Македонский царь спешился и в сопровождении своих гетайров почтительно подошел к Манефону.

— По желанию великого бога Ра, мы верховные жрецы древней столицы Фив, вручаем тебе царь Александр символы божественной власти нашего народа, над которым ты милостиво согласился простереть свою царственную руку — громко объявил жрец, вызвав бурю криков у собравшихся зрителей.

Ухватив окольцованный крест левой рукой, а посох правой, Александр смело шагнул под сень прохода храма. Правда впереди него спешно продвигалась личная охрана, но делала это она малозаметно и не вызывала сильного раздражения окружающих пришедших на этот праздник.

Вновь очередная сфинксовая аллея и наконец, Александр достиг главного храма Амона-Ра. Перед воротами в храм взметнулись ввысь две огромные стелы с изображением бога солнца Ра непокоренного еретиком Эхнатоном. Великий бог сиял во всей своей красе щедро отделанный золотой и серебряной краскою. По своей величине они превосходили в несколько раз все ранее виденные царем подобные сооружения и потрясали своими размерами. Центральный храмовый зал, прозванный греческими путешественниками Гипостильным и имел 134 колонны.

Каменный лес уходил высоко в небо и венчался огромным потолком причудливо инкрустировано лазуритом, малахитом и ониксом. Обычные пальмы казались на их фоне жалкими тростиночками, не говоря уже о простом человеке. Особенно потрясали двенадцать центральных колонн образующих проход к алтарю и имеющих десять метров в обхвате. На их огромных капителях исполненных в виде навесных площадок свободно могли уместиться около ста человек, если бы они рискнули туда забраться. Все это рукотворное чудо было богато отделано золотом, серебром, электроном, а так же множеством драгоценных камней, слоновой костью и кедровым деревом.

Неторопливо и величественно вышагивал Александр по этим древним плитам, что бы принять власть над Египтом и полностью присоединить его к своей державе. Невидимые глазу жрецы запели торжественный гимн, едва повелитель достиг ступеней алтаря, на котором возвышался трон фараона Египта. Крепко сжимая символы своей власти, новый правитель уверенно сел на трон своих былых предшественников и гордо вперил взгляд в расстилавшееся перед ним море людей.

На стоявших в первой шеренге македонских гейтеров он не обратил особого внимания. Его больше интересовали простые египтяне и то, что он увидел в их лицах, потрясло монарха. Все они смотрели на доселе неизвестного им человека с таким огромным обожанием и восторгом, которого Александр не видал даже у своих македонцев, после каждой одержанной ими побед над врагом получая при этом богатую добычу. Сжимая символы царской власти, полководец физически ощущал себя живым богом на поклонение, к которому с радостью пришли эти люди в белых одеждах. Именно сейчас он как никогда прежде понимал слова матери и Аристотеля о божественном величии героев и был страшно рад тому, что мог ощущать это.

Манефон тем временем уже взял двойную корону египетских фараонов и направился к царю. Сотни сердец затрепетали в этот момент и в этой сотне были сердца Эвмена и Нефтеха, которые больше косились по сторонам, чем на Александра.

Корона тяжело легла на голову македонца, но он этого не заметил, продолжая купаться в своих эмоциях. Хор жрецов замолчал и в наступившей тишине, Манефон провозгласил народу нового фараона Египта.

Новый всплеск радости потряс стены главного храма Фив, возвещая оставшимся вне стен храма людям об этом замечательном явлении. Став полновластным правителям страны, Александр тут же на троне стал раздавать различные милости жрецам и правителям номов специально прибывших на это торжество.

Когда все основное торжество от коронации немного улеглось и наступило относительное затишье, к правому уху Александра склонился Манефон, объявив, что желает сказать царю важную вещь.

— Конечно, государь теперь полноправный правитель нашей страны и видя, как радостно приветствует тебя народ, и как милостиво ты его одаряешь, я рискну открыть тебе нашу тайну, о которой мало кто знает из непосвященных лиц.

Александр заинтриговано обратился весь вслух и Манефон мысленно засмеялся над доверчивостью нового фараона.

— Об этой тайне знают только верховные жрецы и фараон, которого они коронуют в третий раз в храме бога Осириса. Столь необычный ритуал вызван тем, что только там располагается истинная книга жизни и смерти, скрытая от простых людских глаз по приказу нашего первого божественного фараона Гора. Уходя от нас, он оставил книгу, в которой скрыто масса премудростей и ответов на любые вопросы, которые захочет задать его приемник непосредственно великому богу. Это потаенное знание скрыто от невежественных глаз и ушей, и доступно лишь фараонам, представителям богов на нашей земле. После коронаций вновь возведенный правитель знакомиться с книгой богов. С помощью особого ритуала исполняемого верховными жрецами Фив, мы открываем ее новому фараону, и он может черпать собранные в ней знания в полой мере.

Единственный запрет, который наложил Гор на этот ритуал, заключается в его единственном исполнении и поэтому необходимо заранее знать все интересующие тебя вопросы. Открывая книгу жизни и смерти, мы возлагаем на чело правителей невидимую корону мудрости и познания и поэтому это называется третьей коронацией.

Манефон замолчал, переводя после столь длинной речи дыхание. Глаза македонца азартно блестели, и жрец понял, что тот полностью проглотил его хитрую наживку.

— Когда я смогу увидеть это сокровище — срывающимся от волнения голосом спросил царь.

— Прямо сегодня, после полуночи в храме Осириса мой господин, — смиренно сказал Манефон. — Я и четыре верховных жреца будем ждать тебя у храма, если на это будет твоя воля. Единственное о чем попрошу тебя, так это сохранить все в тайне, ибо не пристало знать простым людям божественные тайны.

— Хорошо после полуночи я буду у храма Осириса — пообещал Александр.

Монарх не обманул жреца и ближе к полуночи он оставил пирующих в честь его коронации македонцев и прочих званных гостей веселиться, а сам принялся готовиться к своей таинственной встрече. Отдав приказ начальнику стражи Леониду о скором отъезде, Александр поверг Эвмена в шок, который посчитал, что все самое страшное уже позади.

Царь наотрез отказался рассказать о цели своего ночного визита тем самым, подтвердив самые худшие предположения начальника канцелярии. Единственное, что удалось сделать карийцу, уговорить Александра надеть особый панцирь и выяснить у начальника охраны место ночного визита.

— Нефтех, царь уезжает в храм Осириса, где после полуночи у него состоится важная встреча — испугано информировал Эвмен своего друга.

— В храме Осириса? Но двести лет назад в этом храме нашли мертвого фараона Джедефру, который очень сильно мешал жрецам Фив своим независимым правлением.

Мозг египтянина лихорадочно заработал, стараясь постичь весь тайный замысел противника.

— В этом храме, как в любом другом, есть подземный ход, через который в него можно будет привести нужное число людей. Сколько человек в охране царя?

— По словам Леонида, будет двадцать человек, но по приказу царя все они останутся снаружи.

— Видно жрецы сообщили Александру нечто важное, раз он рискнул явиться в незнакомое место этой ночью. Не зря Манефон крутился возле его трона и страстно шептал что-то на ухо. Мы думали поздравления и лесть, а вышло, просмотрели опасность.

— Значит так, — возбуждено решал Эвмен, — берем сотню всадников и прочесываем весь этот храм от камня до камня.

— И будем выглядеть дураками в глазах Александра, которому Манефон тут же пожалуется, обвинив нас в срыве нечто важного, заставившего царя покинуть свой праздничный пир.

— Так что же ничего не делать.

— Успокойся — ледяным тоном произнес жрец — хочешь, помогу?

— Ну, давай — и в следующий момент получил звонкую затрещину по лбу. От столь подлого удара кардиец отлетел от Нефтеха, затем петухом бросился на обидчика.

— Смирно! — зычным командирским голосом рявкнул жрец и от неожиданности Эвмен застыл на месте.

— Вот так оно лучше, — совсем обыденным тоном продолжил беседу жрец — заговорщиков надо брать в самый последний момент, когда они полностью проявят себя и не смогут отвертеться от своих действий.

Эвмен обиженно сопел, но период возбуждения прошел, и молодой человек стал думать.

— Кто знает про этот ход? — включился он в размышление.

— Думаю, что лучше об этом спросить Хефрена. У него напряженные отношения с Манефоном и он не откажется убрать нашими руками своего противника.

— А откуда придут заговорщики? — продолжал свою мозговую деятельность Эвмен.

— Хороший вопрос. Скорей всего из-за реки, ведь недаром Анхен интересовалась дворцом Сети. Значит так; я иду к Хефрену и выясняю все относительно хода, а ты готовишь ударный отряд конницы и желательно с лучниками.

— Зачем?

— После объясню, у нас мало времени.

— Я возьму с собой Пердикку — известил друга Эвмен.

— Правильно, лихой рубака в таком деле не помешает. Разделимся на два отряда и попытаемся успеть.

Все дальнейшие события в воспоминаниях карийца слились в одну длинную плохо вспоминаемую череду событий; быстрая чехарда приказов, бешеная скачка по спящим Фивам и, наконец, обнаружение потайной двери ведущей в подземелье храма Осириса.

Эвмен окончательно пришел в себя, лишь ощутив на своем лице приятную водную прохладу Нила, возле которого македонцы встали в засаду. Он отчетливо слышал тяжелое дыхание лучников, возбужденных быстрой скачкой и напряженно всматривавшихся во тьму противоположного берега, откуда по убеждению Нефтеха должны прибыть гости.

— Порядок, — услышал кардиец за своей спиной сотника конных лучников, — мы не нашли следов около потайной двери, значит гости еще не прибыли.

— Давно пора бы — шепотом ответил Эвмен, прекрасно зная как далеко, может радоваться человеческий голос над водой реки. И словно накаркал, ибо в следующий момент все отчетливо услышали плеск весла и скрип руля со стороны реки.

Сотник взмахнул рукой, и стрелки послушно натянули свои тетивы луков в сторону реки. Часть конной сотни поспешила поджечь свои стрелы в тщательно закрытой плащами плошке, и разом выпустили их в воздух в сторону подозрительных звуков.

Их свет моментально осветил стоявшим в засаде македонцам, две большие речные барки гребущих прямо на них из тьмы ночи. Определив место, положение своего скрытого врага, стрелки незамедлительно обрушили новый залп огненных стрел, теперь уже метя в сами суда, застывших в удивлении от подобного фейерверка. Горящие стрелы воткнулись в деревянные борта судов, создав этим отличную подсветку во мраке ночи.

Теперь все дело было в быстроте стрелков засады. Спрятанные в ночи, они били наверняка по хорошо освещенным целям, оставаясь неуязвимыми для наемников.

В рядах, переправлявшихся через Нил греков, сразу возник переполох. Стрелки методично выбивали их одним за другим, целясь в первую очередь в гребцов и рулевого.

На одной барке с этой задачей македонцы справились прекрасно; рулевой был убит в числе первых, количество гребцов значительно уменьшилось и вдобавок ко всему, от горящих стрел на корабле вспыхнул пожар. Стрелки грамотно выбивали каждого, кто пытался пробиться к рулю, и нещадно нашпиговывали стрелами мечущихся вдоль борта людей. От этого барка потеряла управление, и ее понесло по течению реки на север.

На второй греки оказались более сплоченными. Несмотря на быструю гибель рулевого, греки поспешили прикрыть гребцов своими щитами, и корабль стал энергично пробиваться к берегу. Македонцы нещадно обстреливали плывущую на них барку, их стрелы находили свои цели, и корабль горел, но все равно он продолжал неумолимо приближаться к берегу.

Яростная дуэль с неизвестным исходом продолжалась между врагами, до тех пор, пока барка не подошла на бросок копья. Тогда на помощь лучникам поспешили копейщики, чьи метательные орудия, брошенные мощной рукой, насквозь пробивали щиты греков и находившихся за ними гребцов. Барка чуть — чуть не дошла до берега, когда она окончательно не потеряла управление и охваченную огнем, ее тоже повлекло речное течение. Находившиеся в ней воины принялись прыгать за борт, спасая свои жизни.

Многим из них не повезло, они приняли смерть от воды, куда ушли под тяжестью своих доспехов, крокодилов привлеченных движением в воде и македонских стрел продолжавших сыпаться нескончаемым дождем. Тех же, кто сумел обрести под ногами твердое дно, и пытались выйти на берег, там уже встречали катафракты. Македонцы не брали в плен, безжалостно убивая всех участников ночного сражения.