Дневник молодого человека (21+)

— В подшефной школе спектакль ставили, — как ни в чем не бывало продолжала Ира свои рассказы, увлекшись, и не обращала внимание на мои поцелуи. — Я лисицу играла. Такой наряд у меня был: волосы сама покрасила в рыжий цвет, длинный хвост, каблук восемнадцать сантиметров. Мужики мне: мол, если бы не знали, что ты наша сослуживица, то познакомились бы с тобой! Я по лестнице спускалась, и упала. Сверху наши мужики — Хвост не оторви! — Нет чтобы помочь, поднять девушку, — усмехнулась она.

Я снова поцеловал ее теплую шейку.

— Мне тут один пишет письма — и все в стихах. Мать меня толкает — мол, не теряйся. А у меня ну не лежит к нему душа! И сегодня, кстати, тоже получила. Почитала — и в шкаф, для коллекции. Такие письма — редкость. А как-то переговоры он заказал. Привет. — И дальше молчит. — Что молчишь? — спрашиваю. — Да вот нечего тебе сказать. — Я и положила трубку. Не пацан пятнадцатилетний, чтобы лапшу на уши вешать.

Я левой рукой слегка повернул ее голову ко мне, и снова ее поцеловал в щечку — почти у самых губ. Чуть-чуть только их коснулся! Ирина резко дернула головой вправо, словно попыталась укусить меня за пальцы, и отстранилась. Посмотрела на меня. Я смотрел на нее, глядя левой рукой ее скулки, шею и подбородок.

— Хочешь анекдот расскажу? — вдруг спросила она, загадочно улыбаясь.

— Рассказывай, — согласился я, невольно настораживаясь от ее улыбки, и стараясь снова дотронуться губами до ее шейки.

— К Винни-Пуху приходит беременный Пятачок, — стала рассказывать Ира, глядя на темный секретер. — Винни-Пух удивленно: Ты что это, Пятачок? — А тот: Это все ослик Иа — Мой любимы цвет, мой любимый размер, как замечательно входит, как замечательно выходит!...

Она улыбнулась в темноте, а почувствовал себя несколько неловко.

— Я тоже вспомнил один анекдот, — сказал я, воспользовавшись тем, что появилась возможность что-то произнести — наверное, она устала разговаривать за двоих. — На лекции по русскому языку профессор рассказывает: "Сейчас я объясню вам происхождение слова "стибрили". Один русский купец приехал в город Тибр, привязал к воротам лошадь, сходил по делам, вернулся — нет лошади. Все ясно?". Вопрос из зала: А к Пизанской башне он ничего не привязывал?

Она от души посмеялась. Видно, ей понравился. Впрочем, мне его рассказала тетя Вовки Ракова, и значит, это все-таки был "женский" анекдот.

Звонок в дверь прервал наш разговор. Я с недоумением посмотрел на часы — однако совсем уж поздновато для визитеров! Интересно, кто бы это мог быть? Встал с дивана. Ирина почему-то напряглась, что меня удивило. Прошел в коридор, открыл дверь — дверного глазка у меня не было, да и толку от него никакого — все равно лампочку на площадке пацаны или алкаши быстро выкручивали — чтобы продать на барахолке.

На пороге стоял Василий.

— Привет! — радостно заговорил он, явно чем-то сильно возбужденный.

— Привет, — ответил я, недовольный вмешательством. — Случилось что?

— Слушай, я с женщиной познакомился! — еще более возбужденно заговорил он, входя внутрь. — В ресторан позвал. А она хочет с подругой! Боится, наверное, на первую встречу одна идти.

Я виновато улыбнулся ему.

— Извини, я уже занят, — тихо произнес я, таинственно покосившись на женские высокие сапоги.

Он посмотрел вниз, потом с любопытством — в комнату, на задернутые шторы, на выключенный свет, прислушался к тихой музыке — все это создавало в зале явный интим. Грустно, с какой-то завистью, улыбнулся и молча вышел.

— Удачи! — искренне напутствовал я, держа дверь открытой, чтобы он хотя бы первые лестничные пролеты спускался хоть в каком-то освещении.

Когда шаги стали приближаться к третьему этажу, я закрыл дверь и вернулся в зал.

Ира стояла у балконного окна, благо телевизор уже не мешал, задумчиво смотрела на темную снежную улицу.

— Друг забегал. В ресторан звал, — пояснил я.

— Я слышала, — кивнула она, снова возвращаясь на диван.

Я сел рядом.

— Почему не пошел? — спросила она, повернувшись ко мне и глядя как-то очень уж серьезно.

— А зачем? — удивился я такому вопросу. — Мне с тобой гораздо больше нравиться.

Она отвернулась, ничего не ответив. Задумалась. Пару минут сидели молча, слушая Смоков.

— А что так? — наконец тихо спросила она.

Я снова озадачился — как ей объяснить, почему мне интересно сидеть именно с ней на диване, а не гулять с кем-то в шумном ресторане.

— Глаза у тебя красивые, — произнес я первое, что пришло в голову из ее достоинств.

Она усмехнулась.

— У моего папы красивые глаза, — сказала она. — Такие ярко-голубые, как у женщины! Но вот почему-то они достались моему брату. Зачем они ему?! Так обидно!

Я придвинулся поближе, мягко взял ее за подбородок, развернул к себе, заглядывая в ее глаза. Она напряглась. Возможно, подумала, что снова попытаюсь ее поцеловать, о чем я даже и не помышлял, так как мужчина, который раза три-четыре старался поцеловать женщину в губы, а она упорно подставляла ему щечку, будет полным дебилом, если будет и дальше продолжать свои попытки. Хотя, по идее, я недалеко от этого дебила отошел, так как настоящий мужчина должен понимать с первой попытки, а я — только с четвертой... или с пятой.

— Нет, — отрицательно покачал я головой, отпуская ее. — У тебя и так глаза красивые.

— Спасибо, — кивнула она, слегка смутившись. — Мы с братом недоношенными родились. Двойняшки. Должны были 14 июля, а родились 23 мая. Я весила 1500, он — 1800.

— Значит твой день рождения — 23 мая, — повторил я, запоминая дату

— Друг один все мне звонил по ночам. Говорили, я не обижалась, что спать не давал. А на день рождения подарил коробку конфет. Коробка до сих пор где-то лежит, — с легкой грустью произнесла она. — А я не звонила ему. Не люблю навязываться. Нет, — вдруг отрицательно покачала она головой, — раз позвонила. Его мать поздравила с Новым Годом.

Я собрался было сказать, что мое день рождения приходится на 17 февраля, но промолчал. Зачем? И только кивнул, глядя на лицо Ирины, освещенное внутренним, захватившим ее от воспоминаний, светом, невольно любуясь тем, как она смотрит, блестя глазами, мимо моего секретера, мимо стенки за ним, мимо всех восьми подъездов нашего дома. И несмотря на то, что речь шла о посторонних мужчинах, я любовался ею, восхищался, млея, тая на диване и мысленно моля продлить это мгновенье... хоть до утра, хоть до завтрашнего дня, хоть до следующего Нового Года!

— А на 23 февраля! — с некоторым азартом продолжила она, еще более возбуждаясь от своих воспоминаний. — Мы, девчонки, купили нашим мальчикам подарки и вино. Но что-то на занятиях поругались с ними и на перемене в туалете все вино и выпили. Парни потом к нам: А что это вы наклюкались-то? — Праздник ведь, — нагло отвечаем. — Так наш же! — А мы за это и выпили! Но потом мы помирились и уже после всех занятий в пустой аудитории на празднике принялись раздавать наши подарки. Один, который любил смотреть, когда мы листали журналы мод, и комментировать, типа: Ах, какие ножки! — ему подарили игру "Одень Машу". Мол, можно одевать, а можно и раздевать — как напутствие. Нашим болтунам — свисток и метелку. Хвастуну — Я, мол, самый сильный — маленькие гантели по 200 грамм. А новичкам, которые пришли к нам после десятого класса — носовые платки. Мол, они пока еще зеленые и сопливые.

Я улыбнулся. Несколько грустно. Наша студенческая группа тоже была достаточно дружной — пять свадеб чего стоят! Но и все же... Такого подхода друг к другу у нас не было. Может, все дело в том, что мы начинали после десятого класса, а они к этому времени уже заканчивали.

Снова раздался резкий звонок. Ира вздрогнула, а я посмотрел на часы. Однако уже час ночи! В полном недоумении я посмотрел на снова напрягшуюся Ирину, удивленно пожал плечами, вышел в прихожую, задернув за собой шторки получше. Постеснявшись при Ирине спрашивать — кто там? — сразу открыл дверь и, вглядываясь в темноту, с трудом разглядел улыбающегося Дениса.

— Опа-на! — невольно вырвалось у меня. — А ты какими судьбами?

— Здорово! — почти заорал он. — У меня — отпуск! Я же в армии служу!

И он достал из широкого кармана тонкого пальто бутылку Посольской водки — судя по черной этикетке.

Я отошел в сторонку, забирая у него бутылку водки — армия, это святое, уже не прогонишь.

— А я смотрю — свет у тебя на кухне! Решил вот зайти, раз еще не спишь. Тем более, что завтра — воскресенье!

Денис радостно и шумно ввалился в квартиру. Я не стал предлагать: раздевайся и все прочее, так как он бывал у меня уже лет десять и все сам прекрасно знал. Я молча прошел на кухню, поставил водку на стол. Вернулся в коридорчик, одернул штору. Зашел в зал. Ира в напряженной позе сидела на диване — спинка выпрямлена, дивана не касается, нога на ногу, руками обхватила коленки, посмотрела на меня так, словно нас всех пришли арестовывать. Я невольно сосредоточился на ее напряжено-испуганном взгляде и от умиления чуть было не бросился ее защищать — ну или успокаивать.

— Школьный товарищ, — тихо сказал я ей, несколько теряясь. — В отпуске из армии.

Она кивнула, быстро поднялась.

— Приготовить закуску? — тоже тихо спросила она, почему-то также волнуясь.

Невольно заволновался и я.

— Если не трудно, — еще тише ответил я, в то время как Денис шумно раздевался в прихожей, что-то крича мне оттуда.

Ирина кивнула. Подошла к шторкам, закрывающим коридорчик. Неуверенно замерла. Я подошел к ней, взял ее за руку. Вышли вдвоем на свет. Как раз перед Денисом, который направился на кухню, с огромным любопытством косясь на шторки. От неожиданности он замер, поедая глазами эффектную девушку и быстро перекручивая в своей голове стиль своего поведения — Денис всегда был очень уж практичным и расчетливым пареньком.

— Познакомьтесь, пожалуйста, — вежливо произнес я, судорожно вспоминая, кого по правилам хорошего тона представляют первым, но так и не вспомнил. — Денис, друг детства. Сейчас в отпуске из армии. — Я небрежно указал на Дениса. Ира очень уж напряженно кивнула, еле шевельнув головой. — Ирина, — указал я в противоположную сторону, и на этот раз кивнул галантный Денис, пожирая девушку глазами.

Мысленно я поморщился, в душе понимая — армия, ограниченность в женском коллективе, то, се... Впрочем, мы как-то все же обходились — ведь в армейском городке хватало девиц, да и некоторые замужние женщины тоже были не прочь. Впрочем, солдат они любили гораздо больше, чем офицеров. Как объяснила мне одна из них — офицеры более требовательны, более капризны, более придирчивы, с солдатом же все проще — он берет, что ему дают и всегда этому только рад.

— Приятно познакомиться! — радостно воскликнул Денис, и на мое удивление, взял Иру за руку и, все также галантно наклонившись, поцеловал ее. Я просто обомлел, так как у нас на четвертом участке ничего подобного никогда не бывало! Интересно, где он этого нахватался?

Прошли на кухню. Денис сразу же сел на табурет возле двери, странно поглядывая на Ирину.

— Яйца, огурцы, чеснок? — между тем вопросительно посмотрела она на меня, все еще напряженная.

Я открыл холодильник, повытаскивал на тумбочку все, что на мой взгляд годилось для быстрой еды — яйца сырые и вареные (как-то приготовил себе на завтраки, но так и не воспользовался), банка копченой сайры, майонез, репчатый лук, чеснок, огурцы. Ира принялась за готовку, а я достал три водочных стопки. Посмотрел на бутылку водки.

— Не по-армейски как-то, — заметил я. — Мы больше налегали на чистый спирт. А у вас как?

— Да мы тоже! — тут же радостно согласился Денис, видимо, старясь не упасть в глазах высокой симпатичной девицы, стоявшей к нам спиной, в обтягивающем платье, ярко обрисовывающем ее обалденную фигуру.

Я отодвинул водку в сторону. Сходил в зал. Достал из шкафа поллитровую банку со спиртом-ректификатом, настоянном на кедровых орешках. Вернулся — Ира и Денис напряженно молчали. Она резала огурцы, он молча водил глазами по кухне. Сняв с банки крышку я наполнил три рюмки — правда Ире налил только половину. Достал из хлебницы поддон с нарезанным хлебом — годится для первоначальной закуси.

— Ирина, прервись, — сказал я. — Выпьем за армию, за тех, кто отслужил, кто сейчас служит и кому еще предстоит это дело.

Ира обернулась, вытерла руки о полотенце, висевшее рядом с мойкой. Выставила один из приготавливаемых ею салатов — огурцы с луком и сметаной.

— Вилки, ложки где у тебя? — тихо спросила она одними губами.

Я указал на верхний ящик тумбочки. Она выложила вилки и столовые ложки. Присела на табурет. С серьезным видом взяла свою рюмку. Мы молча чекнулись. Я выдохнул и быстро, в два глотка, выпил спирт — за два года службы так и не научился пить в один глоток. Замер на пару секунд, снова выдохнул — как учили в армии, а то если вдохнуть, можно сжечь легкие. Взял кусок хлеба, занюхал. Денис тоже выпил свою рюмку, тут же берясь за вилку. А Ира поперхнулась после первого же глотка, оставляя рюмку в сторону и с сомнением глядя на ее содержимое.

— Это же не коньяк! — сказала она — спирт имел коричневый цвет.

— Ну да, — подтвердил я. — Это — спирт.

— Резкий сильно, — покачала она головой. — Я больше не буду.

Она встала и, взяв в руки нож, принялась на разделочной доске быстро нарезать вареные яйца.

— Ты где служишь? — между тем спросил я у Дениса, беря в руки вилку.

— В железнодорожных войсках, — ответил он, энергично поедая салат. — Я ведь НИИЖТ закончил. Так что мы быстро возводим мосты и переправы, прокладываем вспомогательные железные дороги...

— Ясно, — кивнул я. — Тот же стройбат.

— Ну не скажи! — обиделся Денис. — Повыше рангом будет! К нам как-то раз прикомандировали десантников — для ускорения работ. Так они уже к обеду сдулись таскать щебень и шпалы. А мои бойцы как таскали их, так и продолжали таскать до самого вечера.

— Ну да, — согласился я. — Разные группы мышц натренированы.

Я потянулся за банкой.

— Давай только разбавлять, — тут же произнес Денис.

— Разбавляй, — не стал возражать я.

Достал из холодильника карачинской минералки — с двумя белыми лебедями на этикетке — выставил на стол, попутно посмотрев на Ирину, как она сосредоточенно открывает консервную банку с сайрой — как-то очень уж странно держа консервный нож, и еще более странной крутя им от себя, и при этом вращая саму банку, а не нож!

Сел. Налил спирт в две рюмки — по половинке. Посмотрел на Иру, которая выкладывала сайру в тарелку.

— Ирина, тебе налить? — спросил я.

— Нет, — покачала она головой, даже не оборачиваясь. — Вы пейте.

— Я тебе разбавлю водой, — продолжил уговаривать я, так как чувствовал себя неловко из-за того, что Ира получается как-бы в стороне. Наверняка ей такое положение дел не понравится — какой интерес ей здесь сидеть? И она уйдет, тем более, что отведенные ею одиннадцать часов давно уже прошли. А мне очень сильно хотелось продолжать сидеть с нею рядом.

— Нет, — снова покачала она головой, выставляя еще две тарелки с салатами на стол — с яйцом, чесноком и майонезом, и с сайрой и луком. — Вы пейте, — заключила невероятно серьезная Ирина, присаживаясь на краешек своей табуретки. — Я так посижу.