Родичи зашептались, начиная понимать, что сейчас происходит, но мешок не трогали. Наконец дошла очередь и до коз. Один из нелюдей, схватив животину за рог, потащил ее к центру поляны. Арил продолжал подмечать интересные мелочи: пришельцы и не пытались, распуская капюшоны, мысленно приказывать домашним животным родичей. Да и сами люди не превращались в безвольных истуканов под взглядами желтых глаз — видимо, на живущих в Долине эти штучки не действовали.
Коза как могла упиралась и жалобно блеяла, но неравенство сил было слишком большим. Подойдя поближе, черный урод поднял одной рукой несчастное, извивающееся в тщетных попытках вырваться животное в воздух, чтобы все лучше видели, а второй достал из-за пояса острый костяной нож и быстрым движением вогнал его в брюхо козы. Рогатая еще не издохла, а черная лапа, запущенная в разрез, уже шарила среди внутренностей. Достав вырванное кровавое нечто — скорее всего печень — чернюк, ничуть не стесняясь, откусил приличный кусок. Прожевал, проглотил и бросил свежее и, видимо, на его взгляд очень вкусное мясо прямо в гущу людей.
Народ расступился. Ударившись о землю, тушка осталась лежать в красной лужице. Еще не успевшие настолько оголодать, чтобы кидаться на сырую козлятину, люди с отвращением смотрели на щедрое подношение. Одна белокурая женщина средних лет, стоявшая ближе к мешку, запустила руку в пшеницу и, со словами 'Лучше уж я буду жрать это', набила рот зерном и принялась усердно жевать. Ее примеру последовали и некоторые соседи, видимо, побоявшись, что сейчас их могут заставить отведать сырого мяса.
Удовлетворившись увиденным, хозяева орды подтащили поближе остальные мешки и, оставив на месте тушку козы, опять удалились с поляны.
* * *
Отсутствовали твари недолго. Когда солнце перевалило зенит, вернулись обратно, теперь приехав на рогачах. Двое спустились с зверей и после недолгого осмотра опять полезли в толпу. На этот раз похватали детей. Вернее подростков, лет по тринадцать. Паренька и девчонку. Тут уж народ не стерпел — полез защищать. Повисли всем скопом, вцепились, уперлись ногами. Кто-то даже отчаянно бросился с кулаками на нелюдей, но после пары увесистых плюх откатился назад. Твари взъярились, замелькали тяжелые лапы. Под градом ударов, люди посыпались в стороны, и отбитые жертвы покинули круг.
Дальнейшую судьбу перепуганных насмерть детей окутала тайна. Пускать их на корм, по крайней мере в ближайшее время, нелюди явно не собирались. Ремнями из кожи ребятам ловко связали сведенные за спину руки и, закинув наверх, усадили меж белых зубцов на спины двух рогачей, позади чернюков. Ноги тоже стянули ремнями, пропустив их под брюхо чудовищам, с явной целью — не дать живому грузу свалиться.
Сделав все, что хотели, нелюди снова убрались с поляны. Спины бедных детей постепенно скрывались вдали, видимо, навсегда покидая свой род. Арил до боли стиснул кулаки — отбить Орлят силы не было. Приходилось терпеть муки совести молча. Но ничего, время еще придет. Должно прийти!
* * *
Лес жил своей жизнью. Привычной, размеренной, мирной. Солнце весело грело, листву колыхал ветерок, по синему небу плыли пушистые белые облака. Утро полнилось свежестью. Пряные цветочные ароматы боролись за первенство с запахом подсыхавшей травы. В воздухе вились стрекозы и белокрылые бабочки, сновали туда и сюда работящие пчелы. Наполняя мир звуком, по округе лилась бесшабашная песня пичуг. Неустанно трещали цикады. Разномастные обитатели светлой дубравы занимались своими делами. Опустив рогатую голову, на полянке щипала траву невеликая ростом косуля. Пробивавшиеся вдоль опушки молодые побеги торопливо грызли робкие зайцы, с опаской поглядывая по сторонам С ветки на ветку, стрекоча о своем, перелетали длиннохвостые белки. У корней полосатый барсук с увлечением что-то копал. Мир и покой незримой сказочной пеленой ласково обволакивали окрестности.
Все изменилось мгновенно! На тропу, проходившую по краю поляны, вылетела огромная туша, спугнув обитателей леса, прыснувших в разные стороны. Растрепанный Гамай, тяжело дыша, пер вперед, не разбирая дороги. Собрав волю в кулак, здоровяк пробежал еще несколько шагов и только потом перешел на размеренный шаг. Пот катился ручьем, в покрасневших ушах не смолкал появившийся пару часов назад нарастающий гул, кровь стучала в висках. До цели Медведя — родного поселка, оставалось еще много миль, преодолеть которые нужно как можно быстрее. Да только сил уже почти не осталось.
Вчера, получив от Кабаза, пожертвовавшего собой ради этого знания, ценнейшие для Племени сведения, два парня припустили со всех ног. Гамай, побоявшись, что родной поселок постигнет участь несчастных Орлов, рванул к своим — предупредить. Трой же помчался к Змеям — призвать собираемых Яром охотников к спасению оставшихся в живых родичей.
Время шло. Беда наступала на пятки. Не обладавший особой выносливостью Гамай по мере сил, подкрепляемых страхом за родичей, продвигался вперед и все думал: 'Хоть бы успеть! Хоть бы успеть! Хоть бы успеть!'
Глава двенадцатая — Разломы и трещины
Тонкие ветки хлестали лицо. В висках колотило. Стволы деревьев, как назло, постоянно оказывались на пути — приходилось вихляться ужом. Торчащие тут и там корни норовили поставить подножку. Едкий пот лез в глаза. Кусты драли кожу колючками. Но бегущий справлялся с преградами и скорости не сбавлял. Крепкие ноги мелькали как никогда, и не удивительно — более весомой причины нестись во всю прыть, чем та что гнала сейчас парня, отыскать было сложно. Поставив на кон свою жизнь, Кабаз мчался вперед, как на крыльях. Он прыгал, петлял, юркал между стволами, пер напролом через самые заросли, выбирал путь похуже, нырял в густоту младодревья... И трясся от страха.
Всепоглощающий ужас напрочь вытеснил прочие чувства. Какая там боль! Оторви сейчас ухо какой-нибудь сук, он бы вряд ли заметил. На пятках висит сама смерть! Еще немного, и чудища настигнут его! Еще немного и все! А ведь Кабаз никогда не считал себя трусом. Даже наоборот. Почему же так страшно сейчас? Гибель — только ступенька наверх. Скоро он вознесется к Яраду на небеса, там он всяко заслужил себе место своими поступками. Парень на миг отвлекся от мыслей о чудищах, что бегут за спиной, и прислушался к себе. Да, она там была — легкая радость, приятно бодрящая душу, забилась в самый дальний уголок скованного страхом сознания. Долг свой он выполнил, смог донести до товарищей ценное знание, теперь и помирать не так страшно.
Нет! Неправда! Себя не обманешь! Ужас пронзает до мозга костей. Крепкое молодое тело не хочет сдаваться. Так сильно, невероятно сильно хочется жить!
Те две мили, что он пробежал от ручья, где скрывались товарищи, показались охотнику сотней шагов. Парень не ощущал расстояния, но направление держал строго. На юг, все время только на юг, в сторону далеких гор. Твари все ближе и ближе, уже нагоняют, видят спину добычи, ликуя, шипят. Шагов тридцать, не больше, и зубы вонзятся в упрямое мясо, которое никак не хочет закончить напрасные муки, бежит и бежит. Позади длиннохвостых, петляя среди мешавших им разогнаться деревьев, сотрясая округу тяжелым топотом, неумолимо скачут массивные рогачи, несущие на своих спинах черную желтоглазую смерть.
Если бы не густой лес, тормозивший преследователей, Кабаза давно бы догнали. А так, шустрому, ловкому парню удавалось погоню затягивать, усердно воруя у горькой судьбы лишние мгновения жизни. Но ничему не дано длиться вечно — неизбежная развязка стремительно приближалась. Кабаз постепенно смирился с мыслью, что он обречен. Когда на пути Кабана темным разверзнутым зевом возникла широкая, шагов в пять, трещина, рассекавшая лес поперек, парень, не думая о возможных последствиях, с последним отчаянным криком прыгнул прямо в нее.
Свободный полет продолжался недолго. Ударившись о противоположную стену разлома, локтях в двадцати ниже края, тело юноши отскочило и снова врезалось в почву напротив. Дальше падение проходило рывками. То, обдирая колени и локти, встречает Кабаза одна сторона, то скребется о спину другая, то в месте сужения сильный удар замедляет прилично, но не останавливает. Парень катится дальше. Еще несколько долгих, пропитанных болью мгновений, и все — конец, остановка. Тело застряло. Дальше вглубь — слишком тесно, не влезть.
Застыв, не дыша, боясь шевельнуться и снова продолжить падение, Кабаз висел между стен. Бессвязные мысли неслись хороводом. Парень никак не мог поверить, что он все еще жив. Кое-как сосредоточившись, охотник прислушался к чувствам. Каждый малый кусочек тела отзывается болью, но кости, кажется, целы. Язык и зубы на месте, глаза вроде видят. Упасть с такой высоты и так легко отделаться — просто чудо. Спасибо богам, уберегли от гибели! Радуясь своему второму рождению, парень совсем позабыл о преследователях, но те тут же исправили эту оплошность, зашумев наверху.
Застрявший в расщелине боком Кабан бросил к небу испуганный взгляд, ожидая увидеть зубастые морды, но уперся глазами лишь в бурую земляную поверхность. Стены трещины не шли по всей своей длине ровно вверх, и на глубине полусотни локтей начинали изгиб. Получалось, что место, в котором томился Кабаз, снаружи никак не просматривалось.
Твари топтались у края обрыва, куда сиганула добыча, но попробовать сунуться вниз не решались. Оно и понятно — обратно не вылезти. Подъехали нелюди. Спешились. Заглядывая в разлом, походили вокруг, отогнали мешавших зверей, попытались прислушаться. Но Кабаз в глубине сидел тихо, как мышь, и ничем себя не выдавал. Даже когда сверху посыпались комья земли и тяжелые толстые ветки, которые чужаки, с целью проверки, специально бросали в провал, парень не шелохнулся. Некоторые из прилетавших гостинцев добирались до цели, ощутимо терзая и так пострадавшее тело. Но парень терпел, стиснув зубы, не издав ни единого звука.
Наконец желтоглазым уродам процесс надоел, и забравшись на рогачей, они удалились, даже не оставив охраны. То ли чернюки твердо уверились, что охотник погиб, то ли совсем не считали мальчишку угрозой, решив: 'Что с того, коли даже и выберется?'. В любом случае отход группы не был обманкой — твари действительно возвращались в поселок Орлов.
Кабаз же узнать об уходе чудовищ не мог — охотник все так же висел между стен, боясь лишний раз шевельнуться. Наступившая тишина пугала даже сильнее, чем слышавшиеся ранее звуки, выдававшие присутствие сверху врагов. Сейчас же воображение юноши рисовало картины — одну страшнее другой. Кабану представлялась поверхность, где у трещины затаились зубастые твари и терпеливо ждут, когда он начнет вылезать.
Время шло. Страх по-прежнему побеждал боль и зуд, заставляя Кабаза терпеть неподвижность. Приближалась ночная пора — темнота разлилась по разлому. Парень сдался и принялся осторожно вертеться, в попытках найти позицию поудобнее и, заодно, проверяя — нет ли серьезных увечий. Таковых, слава Яраду, не оказалось, но синяки и царапины от пят до ушей покрывали все тело. Приняв более-менее сносную позу, улизнувший от казалось бы неминуемой смерти юноша, наконец, хоть немного расслабился. Вся усталость безумного дня, потеснив даже боль, разом навалилась на парня. Да, пожалуй, ему предстояла самая неприятная в жизни ночевка, но пытаться вылезать наружу сейчас, в темноте, сил уже не было. Да пока что не очень-то и хотелось — страх еще не прошел. Завтра. Все завтра. Кабаз закрыл глаза и, на удивление, быстро уснул.
* * *
Двигаться пустошью было бы значительно проще. Она, к удивлению, после всего, что недавно творилось, оказалась достаточно ровной. Но парень и девушка, помня наказ — на виду не маячить, бежали на запад по лесу. Хотя это слово и не совсем подходило тому бурелому, в который превратились прекрасные сосновые рощи, занимавшие раньше пространства вдоль гор. Провалы и трещины, частично заваленные стволами упавших деревьев, безвозвратно изуродовали окрестности и сильно затрудняли дорогу, постоянно пересекая маршрут движения пары. След пришельцев проходил всего в сотне шагов от границы бывшего леса и был виден прекрасно — потерять такой не получится. Только вечером, когда лучи заходящего солнца окончательно утратили силу, вытоптанная многочисленными тяжелыми лапами тропа постепенно начала таять во тьме.
Под покровом ночи, уже не боясь быть замеченными, путники выбрались на равнину и двинулись прямо по следам. Бег здесь давался значительно легче. Тусклого света звезд вполне доставало, и дело пошло, скорость выросла. Только ближе к рассвету практичная Мина убедила Валая прерваться и немного поспать.
Каждому честно досталось по четверти ночи — спали по очереди. Выбравшись из-под пока еще зеленых ветвей двух удачно упавших крест-накрест, сосен, где проходил их ночлег, разведчики собрались было двигаться дальше, но тут Валай бросил взгляд в сторону гор и аж присвистнул от удивления. То, что всю ночь удавалось скрывать темноте, сейчас в свете дня предстало во всей своей мощи: нарушая привычную глазу картину, поражая своим размерами, гигантский разлом разрывал кругосветную стену зияющей раной. Ближний к опешившим людям край провала, если мерить наискосок, находился милях в восьми. Дальний прятала легкая дымка, но было понятно — ширина начинавшегося в этом месте каньона весьма велика и даже, пожалуй, сравнима с высотой его стен.
След, как и предполагалось, вскоре круто свернул на юг, уводя к открывавшемуся разрыву. Тратить недавно начавшийся день не хотелось, и путники, решив все же рискнуть, покинули лес и со всех ног припустили в сторону гор, стараясь как можно быстрее миновать открытую местность. Голая пустошь напротив разлома была значительно уже — каких-то пять-шесть сотен шагов. Дальше, воображаемой линией, начинался уже сам каньон.
Конечно, так лихо рвануть в неизвестность люди решились не сразу. Сначала, в компанию к подбитому еще вчера зайцу, накопали съедобных кореньев, набрали побольше воды из ручья, затем впрок наелись малины, огромные заросли которой удачно встретились по пути, и только потом, загнав страх поглубже, бросились к входу в Бездну.
* * *
Три дня молодые охотники трусили вдоль левого края разлома, останавливаясь и прячась в ложбинах только на то короткое время, когда солнце поднималось в зенит и прямыми лучами разгоняло всю тень. Ночами не шли. Отсыпались по очереди, боясь в темноте проглядеть что-нибудь важное. Впереди вид все время менялся. Каньон, извиваясь, постепенно сужался, и горные стены вокруг опускались все ниже и ниже.
Закончив вынужденный дневной привал, охотники по-быстрому одолели последние несколько миль, отделявшие от них очередной плавный поворот. Открывшаяся за ним местность уже совсем отдаленно напоминала пейзажи прошедших трех суток пути по разлому. Впереди дно расщелины шириной уменьшалось до нескольких десятков шагов и заметно шло вниз под уклон. Стены разлома уже не стояли отвесно, как раньше, а клонились в разные стороны. Вдалеке виднелся еще один, возможно последний, изгиб каньона, но сразу продолжить движение путники не решились, побоявшись ступить на идеально просматривающуюся со всех сторон тропу в свете дня. Прекрасно во всем понимавшие друг друга до этого момента парень и девушка, впервые после расставания с Яром и остальными товарищами, заспорили.
