Размышляя таким образом, я поднимался по затёртым старинным ступеням. Подъём был крутой и длинный. Наверху меня ожидала массивная дубовая дверь с металлическими полосами, раскроившими её вдоль и поперёк. Ручки не было. Вероятно, предполагалось открывать её с той стороны, а не с этой. Кроме этого, надо было выяснить, в какую сторону её открывать? Ну, это было просто. Петель не было. Я постарался вспомнить, каким образом двери крепились к косяку? Но не вспомнив, не нашёл ничего лучшего, как упереться обеими руками, и надавить.
Обычных усилий сдвинуть с места сию твердыню оказалось недостаточно. Пришлось подналечь всем телом. И лишь с третьей попытки дверь со страшным скрежетом поддалась. По всей видимости, ею не пользовались довольно давно. Выбравшись через образовавшуюся щель в следующее помещение, я оказался снова перед лестницей, но на этот раз деревянной. Тратить силы на запирание мне не хотелось, посему я просто продолжил своё путешествие. Этот подъём был гораздо опаснее первого, так как кое-где ступеней не было, а большинство и вовсе прогнили, лишь создавая видимость твёрдой опоры. Поначалу, благо это было в самом низу, я умудрился наступить на парочку таких сюрпризов, после чего стал более осторожным и, прежде чем следующей доверить своё драгоценное тело, тщательно её изучал. Это, конечно, очень замедляло продвижение наверх, но перспектива свалиться вниз нравилась гораздо меньше. В конце концов, мне всё-таки без особых физических увечий удалось добраться до последней площадки, с которой начинался вход в нормальную жизнь на поверхности. ВО всяком случае, мне так казалось.
Толкнув очередную дверь, замер на пороге. Передо мной был самый обыкновенный шкаф, переполненный различной одеждой. Признаться, этого я ожидал меньше всего. Чего угодно, но только не этого. Соваться сюда с факелом было равносильно самосожжению поэтому пришлось просто швырнуть его вниз, туда, откуда пришёл. Раздвигая полы всяких шуб, кафтанов и сарафанов, двинулся в глубь этого гардероба.
Снова дверь перегородила мне проход в мир, к людям. Тут я сначала прислушался и только после этого толкнул её. Большая, красиво убранная горница встретила меня весёлым солнечным зайчиком. День клонился к вечеру. Разглядывать мне было некогда. Я зверски устал. Тело моё ныло и требовало немедленного отдыха. Кроме этого мой желудок буквально вопил, требуя немедленно наполнить его. А шершавый, сухой язык напоминал, что неплохо бы промочить горло, хотя бы водой.
Обогнув огромную деревянную кровать, стоящую прямо посреди комнаты и накрытую пологом, я заметил выход и ринулся к нему. Мне необходимо было как можно скорее покинуть этот опасный город. Длинный коридор привёл меня снова к лестнице. Тут я понял, что иду по огромному дворцу с переходами и лестничными проходами, разбросанными по периметру всего здания. После продолжительных блужданий мне удалось найти выход во двор. Прямо перед крыльцом стояла карета, запряжённая шестью гнедыми лошадьми. Признаться надо, что настоящих карет мне никогда в жизни видеть не приходилось, кроме, конечно, бутафорских для киносъёмок, да и то издалека. А вот на тачанке даже покатался однажды. Правды ради надо сказать, что тоже из реквизита киношников, но всё-таки!..
Особо не церемонясь, вскочил накозлы и хлестнул кнутом, торчавшим из-под скамьи, по крупам лошадей что есть мочи. Те рванули с места и понеслись по задымлённым улицам пылающего города. Но, увы, не далеко. На перекрёстке, в конце улицы торчала закрытая рогатка, причём развёрнутая, как раз мне навстречу. Лошади стали, как вкопанные. Меня чуть с козел не снесло, так резко они затормозили. Откуда-то сбоку появились несколько мужиков. Они схватили меня с двух сторон кто за что.
— Ну, что?! Попался, барин?! — Вопили они, стаскивая меня с козел и волоча куда-то в дым.
В тяжёлом воздухе послышались какие-то странные звуки, напоминающие звон трамвая. Но мужики, кажется, не слышали этих звуков. Я же перестал вырываться, напряжённо прислушиваясь.
* * *
На полочке у двери надрывался телефон!.. Он трезвонил, как скаженный. За окном стоял глубокий день. Это же надо было проспать всё на свете?! Я вскочил. Комната была чем-то знакома, но явно не мой дом или квартира. Вдоль трёх стен стояли кровати, а вдоль четвёртой находились тумбочка с телефоном (прямо у меня в ногах), телевизор и платяной шкаф. В центре этой комнаты торчал, занимая практически всё свободное пространство, круглый стол. Как ни странно, но на нём стояла ваза с засохшими цветами. И ни одного стула. Моя одежда лежала прямо на столе, аккуратно сложенная. Слева в стене было два небольших окошка. У тумбочки с телефоном находилась дверь, и точно такая же была напротив, за шкафом.
Я сел на своей панцирной кровати. Она скрипнула. И всё-таки эта комната мне что-то напоминала, но что? Вероятно, я продолжал находиться под впечатлением сна, так как никак не мог понять, где нахожусь. Опустив ногу аккуратно, чтобы случайно не коснуться холодного пола, пошарил ею в поисках тапочек. Нога наткнулась на ботинок. Заглянул под кровать. Да, так и есть. Там стояли два ботинка с торчащими из них носками. Почему-то очень осторожно я протянул руку и потянул на себя брюки со стола. В карманах оказалось множество всякого мусора. В левом была поломанная зажигалка, коробок спичек, расчёска в футлярчике с надписью "50 лет ВЛКСМ", и мятая пачка "Примы". В другом аккуратно сложенный носовой платочек и, как ни странно, кошелёк с деньгами. Открыв его, полюбопытствовал. Там были советские рубли, правда, очень немного. В заднем кармане торчала сложенная в неимоверное количество раз газета "Черноморский гудок". Я напряг память, однако никак не мог вспомнить, откуда это название. Не так уж много причерноморских городов мне довелось посетить, и чтобы облегчить себе задачу, достал сигареты и прочёл адрес производителя. Курево было из Белгорода. Прямо скажем, рядом с Чёрным морем. На коробке спичек значился Минск. Тоже вроде как рядом!
Разоблачившись по пояс, я пошёл к двери у телефона, надо было начинать изучение обстановки. Через маленькую прихожую вышел на кухню. За ней оказался коридорчик с санузлом. Вернувшись на кухню, зажёг газовую колонку и двинул в ванную. Но, по-видимому, мои приключения только начинались, ведь уже сунувшись в воду, сообразил, что полотенце осталось висеть на перилах кровати. Пришлось вернуться в комнату и заодно ещё раз оглядеть её уже из вертикального положения. Нет, явно эта комната мне не просто знакома, а, скорее всего, чем-то даже дорога. Но почему было такое ощущение? Сообразить никак не удавалось.
Выбравшись из ванны, я наткнулся в кухне на женщину пожилых лет. Она тщательно обрабатывала огромнейший букет шикарно пахнущей, сирени.
— А-а! — протянула она. — Уже проснулся, — больше утвердила, чем спросила она.
— Да, еле-еле, — подтвердил я, мучительно пытаясь вспомнить, кто это?
— На, — протянула она мне букет. — Как ты просил. Выбрала самую лучшую из своего сада. Неси своей невесте. Пусть порадуется. Такой букет на базаре будет стоить немалых денег, особенно сейчас и сегодня.
— Спасибо, — поблагодарил на всякий случай я. — Поставьте, пожалуйста, его пока что в воду. Я сейчас оденусь и возьму его.
— Смотри, не забудь, — посоветовала мне женщина.
— Как можно?! — уже в дверях комнаты отозвался я.
— А вы, мальчики, молодцы, — похвалила она, заглядывая почти следом за мной в комнату. — Помещение содержите в чистоте. Сами убираете? — спросила, впрочем, не интересуясь ответом. — Я тебе чай сделала. На столе, — скороговоркой добавила бабулька и исчезла. Слышно было, как щёлкнул замок входной двери.
Сидя за чашкой чая, я продолжал размышлять о цветах и несуществующей невесте. С моей памятью явно что-то происходило. Тут в дверь ввалился парень лет двадцати.
— О-о! Маэстро! — заорал он. — Какого хрена ты тут торчишь? Тебя ж Олеська ждёт.
— Какая Олеська?! — Вопрос сорвался с языка раньше, чем я сообразил о ком идёт речь.
Ты что?! — оторопел парень.
— Да ничего, Лысый. Это я так шучу, — попробовал выкрутиться я, совершенно не понимая, откуда взялась эта кличка, ведь вошедший не был лыс.
— У тебя идиотские шутки, — обиделся он.
— Понимаешь, — попытался объяснить я. — У меня что-то с памятью происходит. То я вроде бы всё помню и знаю, кто я и что, а то вдруг всё начисто, как дворник дядя Миша метлой гэть начисто выметает. Помнишь дядю Мишу?
— Помню, помню. А может тебе к врачу сходить? — осторожно предложил парень.
— Обязательно. Но только после свадьбы, а пока что пошёл я к ней. Мне тут целый букет подарили специально для этого случая.
— Какая свадьба?! — обалдело глядя на меня, спросил Лысый.
— То есть как это какая? — теперь уже удивился я, запоздало сообразив, что он ничего не знает.
— Так вы точно сегодня расписываетесь? — спросил он, продолжая с сомнением смотреть на меня.
— Да, — подтвердил я. — Просто мы не хотели вообще распространяться на эту тему. Мы даже комнату в общаге брать не хотели, чтобы никто не знал. Во всяком случае, пока её курс не выпустится.
— Ну, вы подлые! — возмутился он. — А как же без свадьбы? Ну, без ресторана и гостей? А выпить-то мы должны по этому поводу.
— Не волнуйся. Тебе лично фанфурик возьму, — пообещал я.
— На кой мне одному, а мужикам? — не согласился он.
— Если каждого поить, то все знать будут, а тогда зачем такая скрытность, а?
— Слышь? Мы чо? Трепачи какие? Кончай эти шутки и бегом в "Солнечный". А вообще-то стой, — перебил он сам себя. — Там Аурика Ивановна заведующая. Я сам с ней договорюсь на сегодня. Надо было бы всё-таки раньше. Вот ты даёшь. Ну, ладно, сейчас всё устроим, — протараторил он и кинулся в комнату к телефону.
— Стой! — позвал я его. — Не надо! А то вдруг она сегодня в загс не пойдёт, что я буду делать? — Но было поздно, он уже, вовсю жестикулируя руками, доказывал своей тётке, что раньше никак нельзя было заказать пару столиков. Я обречённо вздохнул, вытащил из ведра сирень и направился в университет.
Двери открыла сама Олеся. Букет основательно оттянул мне руки, пока сюда нёс, поэтому я поспешил избавиться, торжественно вручив его своей невесте. Увидав такую охапку цветов, она расцвела от счастья. Почему девушкам так нравятся цветы? Мне их, цветов, жалко. Ведь они живые, пока на дереве или на кусте, в общем, там, где растут, а сорванные они уже мёртвые. Люди убивают их ради пятиминутного удовольствия, только для того, чтобы украсить скучные жилища свои всего на пару дней и потом, как только они, цветы, чуть-чуть привянут, выбросят на помойку. Видно, такова участь всего красивого на земле. Оно нужно, только пока молодо и красиво, однако стоит немного устареть, как тут же надобность в этой красоте отпадает и на смену ей приходит другая, чаще всего гораздо хуже прежней. Но это уже издержки производства, как говаривает мой знакомый сантехник Додик.
— Ой! — тихо вскрикнула Олеся, принимая букет. — А у меня для тебя новость. Сейчас, подожди минутку, я цветы в воду поставлю и выйду.
Я удивился. Почему это меня вдруг сегодня не приглашают даже в комнату, но решил с выяснениями повременить.
— Понимаешь, — начала свои объяснения моя невеста, вернувшись уже без цветов и старательно отводя взгляд в сторону, — сегодня приехала моя мама и, узнав, что мы решили пожениться, высказалась не в нашу пользу. В общем, давай отложим регистрацию на пару лет, а?
Я ошарашенно смотрел на Олесю. От её чудачеств можно было ожидать чего угодно, но такого!!!
— Ты извини, — продолжала она. — Но я не могу идти против мнения мамы. Она у меня одна. Нет, не в том смысле, а в том, что у меня нет и не будет другой мамы.
— Можно подумать, что у меня десяток, — буркнул я, ничего не соображая.
Как бы подчёркивая трагичность момента, из-за какой-то двери донеслась песня:
"Холодным туманом спустилась печаль,
Стихи нашептала о том, что прошло,
А ритм этой песни мне дождь настучал,
Колючками пальцев вонзаясь в стекло".
Волей-неволей я прислушивался к словам этой песни. Все мои планы на будущую жизнь рушились на глазах, и поделать с этим ничего нельзя было. Счастье разрушалось руками той, что собиралась его строить. Растерянность, смятение, боль утраты — внезапно всё одновременно навалилось на меня. Я стоял и всеми фибрами своей души ощущал, что это наша последняя встреча.
— Олесенька, может ты не так поняла? — с надеждой в голосе спросил я.
— Нет, всё правильно. Мы пару лет ещё подождём и заодно лучше узнаем друг друга, — возразила она.
— А может, я поговорю с твоей мамой? — уже зная ответ, всё-таки спросил я.
— Нет, милый, она не желает тебя видеть. Ведь ты хотел похитить у неё единственную дочь, а таковых мамы не любят, — ответила она.
— Но ведь мы с ней даже не знакомы! — только и смог выдавить я.
— Ну и что? — удивилась Олеся. — Ты же не на ней собираешься жениться, — добавила она, улыбаясь.
"Я улыбки твои целовал, не успевшие с губ слететь", — продолжал надрываться голос из акустических систем. Я же смотрел на свою любовь и чувствовал, как горький ком подкатил к горлу. Туман застлал глаза. Опустив голову, чтобы девушка не увидела моих навернувшихся слёз, срывающимся толи хрипом, толи полушёпотом сказал.
— Ладно, будь по-твоему. Иди к своей единственной... — я не договорил, повернулся и ушёл.
"Зачем выяснять нам, кто прав, кто не прав, ну, что в этих случаях споры дают? Что было меж нами, с собою забрав, любовь зимовать угодила на юг!" — неслось мне вдогонку из-за приоткрывшейся двери.
Все дела на этот день прекратили своё существование. Я заперся в кабинете. Весь мир потерял всякое значение. Открыв сейф, вытащил из его недр крохотную пачку писем и разложил их веером на письменном столе. Из одного конверта вывалилась одинокая открытка. Мельком глянув на изображение Аполлона в окружении муз, сунул поздравление обратно в конверт. Вот она — история моей первой, настоящей и последней любви, целиком и полностью лежит передо мной. Я взял самое первое:
"Здравствуй... Вернее сказать, великий конспиратор. Прежде всего, хочу предупредить, что это моё письмо, первое в подобном жанре и, естественно, будет состоять из сплошных недомолвок, так что терпи. Я, конечно, могу и по общепринятому шаблону, но мне кажется, тебе будет гораздо приятнее читать мои письма именно такими, какие они есть. На этом моё вступление кончаю.
Всё-таки я знала, что ты напишешь мне в Томск, и ждала. Знаешь стихотворение "С любимыми не расставайтесь"? Оно моё любимое. Когда ты спросил, знаю ли я наизусть стихи, я почему-то не прочла его, а ведь оно было бы как раз кстати. Я не могу примириться с мыслью, что не увижу тебя целых три месяца, а может, и больше. В тот день мне даже приснилось, что ты приехал в Ригу, а я встречала тебя на вокзале.
И погода грустит вместе со мной. Скоро и я отсюда уеду. Билет заказала на двенадцатое, как и собиралась, так что следующее твоё письмо будет с настоящим адресом. Ну, что ещё написать? Как сдала? Конечно, на "отлично", и вообще об учёбе не люблю писать.
