И всё-таки чутье подсказывало пану Виктору — самый главный узелок в дельце тот пацаненок. Если его не убрали уже по-тихому.
— Значит так. Поиски киллера продолжить. Хочу иметь перед собой результат... скажем, в течение ближайших двух часов.
Братец преданно заглянул в глаза:
— Ты думаешь, что войны тогда не будет? Отдашь киллера, и они перестанут? Ой, бл*, хорошо бы...
— Идиот... — устало вздохнул Виктор. Уже без злобы, потому что сердиться на почти до подобострастия предупредительного младшего брата по-настоящему никогда толком не выходило. Ну не злятся на дебилов! А Денис дебил, хотя это и не бросается теперь уже в глаза. Выровнялся, выучил "взрослые словечки" и вворачивает, где ни попадя. А мозгов все равно не прибавилось. Почти тридцать дурню. Раздельно, выразительно пояснил. — Просто мне нужен этот парень. Мне. Лично. Живой. Ты понял?
— Понял. Я тогда пойду, скажу им?
— Иди.
Исключительно к таким поручениям Дениска и пригоден — слово в слово повторять приказания старшего брата. Природа на нем отдохнула, сказывается кровосмесительная связь маменьки с собственным отцом. Виктор вздохнул — единственный человек, на которого только и можно рассчитывать в этом мире, слабоумен. И, черт побери, как тоскливо сознавать, что единственный человек, которого Вик сумел принять и полюбить, так никогда этого не поймет и не оценит.
Очень редко, исключительно в качестве игры ума, пан Виктор Руткевич развлекал себя мыслью — а что, если Денис преданный не потому, что идиот, а потому, что любит и уважает старшего брата? Вот и сегодня...
Впрочем, не до сантиментов сегодня. Найти того добра молодца...
* * *
— Сумасшедший дом, бедлам! — причитала, схватившись за голову, бухгалтерша Юля. Она стояла в углу своего рабочего кабинета, обессиленно прислонившись к стене, и наблюдала, как деловитые, не по-хорошему спокойные мужчины в одинаковых серых куртках выворачивают ящики шкафов, вываливают бумаги в поисках только им известного... чего-то. Они даже не сказали, что ищут! Просто пришли с утра с ордером на обыск и хозяйкой, панной Присциллой. Панна была бледна, спокойна, совсем как эти мужчины, велела делать всё, что скажут, показывать всё, что пожелают, а сама ушла.
Сначала мужчины сохраняли еще видимость порядка, спрашивали разрешения, предупреждали, но через два часа, кажется, терпение и любезность у них иссякли, и они словно с цепи сорвались. Двигали шкафы, не заботясь о сохранности их содержимого, топтались по с таким трудом выведенным Юлей отчетам и балансам, а когда беззастенчиво свалили с юлиного стола все принадлежности, а сам стол сдвинули, девушка поняла, что дальше так не выдержит, заглотила сразу всю пачку успокоительного и намеревалась уйти домой спать, не позволили.
Отправили в хозяйкин кабинет, где за столом панны сидел человек с льдистыми глазами, чем-то напоминающий пана Кристиана, хозяйкиного мужа. На робкое юлино "Здрасьте!" он никак не отреагировал, даже не кивнул, а сразу приказал:
— Сядьте! Руки на стол! Смотрите мне в глаза!
И принялся задавать вопросы. Очень быстро, напористо — у Юли даже возникло ощущение, что её в чем-то обвиняют, хотя никаких грехов за собой она не знала. Сидела, словно завороженная, примагниченная тяжелым взглядом неприятного человека, и чувствовала, что даже если и захочет, соврать не сумеет.
— Давно вы здесь работаете? — звякал человек.
— Третий год, — сами собой шевелились губы.
— Место работы устраивает? — интереса в глазах человека Юля пока не обнаруживала. "Просто проверка на вшивость, — догадалась. — Проверяет, могу ли я соврать, или нет."
— Да.
— Имели конфликты с начальницей? — "Очная ставка прямо какая-то. Он всё это у панны Присциллы мог совершенно точно узнать!"
— Нет.
— С коллегами?
— Нет.
— В каких отношениях вы находились с Яношем Раевичем?
"А этот-то здесь причем?" — замотала головой. Слишком личное. И ведь придется рассказать.
— Он мне нравился.
— Нравился как мужчина? Он был вашим любовником?
Замотала головой — ох, как хотела, чтобы был. Ни разу в ее сторону не посмотрел. И чем околдовал, хромоногий?! Ну чем, что аж по ночам снится?!
— Смотрите мне в глаза, когда отвечаете! Так да или нет? — в голосе следователя зазвенела сталь.
— Нет.
— Он ухаживал за вами?
— Нет.
— Когда вы видели его в последний раз? Он был один? Видели ли вы его с кем-то еще кроме сотрудников магазина? Казалось ли вам его поведение странным? Как он вел себя в последнее время? Не казалось ли вам, что ему кто-то угрожает? — вопросы посыпались горохом из стручка, успевай только "да-нет" бормотать, Юля их даже запоминать перестала. Только общее ощущение — катящегося и растущего снежного кома. Потом вопросы стали совсем уж оскорбительно-интимные, помимо воли глаза наполнились слезами и Юлю отпустили в уборную приводить себя в порядок. Когда она выходила, к двери уже направлялся Эван. Вид он имел понурый, подавленный. В подсобке что-то грохнуло, стеклянно задребезжало.
Юле было страшно — и этот обыск, и еще в новостях сказали, что в Подземке началась война. А девушка жила одна на окраине города в коттеджике, и по вечерам ей бывало страшно не по себе в пустом домашнем молчании. А уж сегодня, когда пропал Ян, да еще взорвали банк в соседнем районе — уходить с работы не хотелось. И оставаться тоже уже нельзя... Смотреть, как гробят с такой любовью выполненную работу? Юля закусила губу, но не удержалась и разревелась прямо перед зеркалом в уборной, глядя, как расползается по щекам косметика. Почему-то ей казалось, что мир рушится и прежним станет теперь очень нескоро.
Она старательно умылась, вытерла побледневшее без косметики лицо и решила дождаться Эвана. Хотя бы до остановки с ним дойти.
* * *
— ... По версии официального источника, вчера в банке "Имперо" произошёл конфликт между двумя бандитскими группировками, результатом которого стал взрыв. По данным того же источника, в общей сложности насчитывается около трехсот пострадавших, из них ранеными — пятьдесят четыре человека, погибшими — двести тридцать, двадцать шесть числятся пропавшими без вести. Под развалинами продолжаются поисковые операции. И вот как прокомментировал трагедию мэр города пан Владислав Козецкий...
Очень сложный листик попался. Пять цветов, шелк на прожилки, а сама вышивка — мулине гладью, в одну нить. Прис тяжело вздохнула и воткнула иголку в край вышивки. Сегодня рукоделие не помогало успокоиться и расслабиться. Еще вчера взвинченная до предела, Присцилла уже места себе не находила, но пока еще держала лицо. О том, насколько она действительно возбуждена и расстроена, можно было догадаться только легкому дрожанию ловкой руки над пяльцами, да по тому, как магичка периодически закусывала губу, разглядывая свое незавершенное творение. Но, конечно, наметанному взгляду младшей сестры эти и прочие мельчайшие нервические приметы были видны как на ладони.
Сама Агнесса вышивать не любила — терпения не доставало даже каемку на салфетке крестиком вывести — зато любила смотреть, как вышивает сестра. Очень уж уютно и ласково, что ли, у Прис оно выходит. Сидишь, бывало, вечером, часиков в восемь, зимой, за окнами уже темно, бесятся снежинки в фонарных оранжевых пятнах, на кухне вздыхает чайник, малыш Лешек возится с машинками на ковре, позёвывает... Крист читает книгу под бра в глубоком кресле. Жасминовый с медом чай пахнет тонко и сладко. Остается только сидеть, лениво перелистывать журналы и прислушиваться к деловитому бормотанию малыша и подвыванию ветра, изредка поглядывая на сестренку, сосредоточенно тянущую длинную цветастую нить через полотно канвы. И век бы так сидеть, забыв про нервотрепку на работе, утреннюю ссору с Андрашем и порванные в автобусе колготки. Хорошо...
Сегодня оказалось иначе. Сегодня тишины и уюта из совместных посиделок не вышло. Воздух в гостиной словно наэлектризовали, взмахни неосторожно рукой — посыплется сухими щелчками искр. И это еще Крист с работы не возвратился, пыхая огнем, аки горгона. Кристиан, Гнес знала, терпеть не может всякого рода порочащие его честь и достоинство дрязги и разбирательства. Это он еще... про этого присциллиного Радослава не знает... И не узнает, даст Свет. Криста нет, зато с утра не умолкает телевизор, а полчаса назад ушел последний из следователей. А эти ребята своими постными мордами какое угодно настроение подпортят.
— Как думаешь, найдут они Яна? — Прис окончательно сдалась, отложила вышивку и теперь преувеличенно внимательно глядела в "ящик".
— Найдут. Хоть из-под земли достанут, ты же знаешь ребят из особого подразделения. Потом, правда, душу вынут и нервы потреплют изрядно, — "утешила" Гнес. — А вообще-то, что тебе так этот Ян?
Прис задумчиво повертела на пальце выбившуюся из узла темную прядку волос.
— Неспокойно мне. Он, конечно, странный малый, но я знаю, что пареь Ян хороший. Хотя и нелюдимый. И работает у меня уже второй месяц без единого нарекания...
— Ты всегда так возишься со своим персоналом как с принцессками, а они же обслуга. Иногда мне кажется, что они тебе семья, а не просто наемные работники...
— А тебе что, завидно? Заводи свой магазинчик, тоже будешь так со своим персоналом возюкаться.
— Да не в этом дело! — махнула рукой.
Присцилла поджала губы и снова взялась за пяльца. Надолго замолчали. Уюта как и не было. Прис низко склонилась к проступающим из полувышитой листвы нежным фиалкам. Тихо, словно бы извиняясь, пояснила:
— Понимаешь, Гнес... Ян... Жалко, если его где-нибудь под шумок ухайдокают. Хороший парень. Еще. знаешь, на Рада чем-то похож. Уж не знаю, чем.
И с такой непонятной тоской пояснила, что Агнесса аж задохнулась:
— Ты... ты только не говори мне... что собиралась закрутить с этим мальчиком интрижку!
Слово "мальчик" до того вышло возмущенно-осуждающе, что Прис воззрилась на сестру с непередаваемым изумлением, а потом натянуто рассмеялась:
— Вечно у тебя мысли в одну сторону. Это именно ведь мальчик. Сколько ему там? Двадцать два, кажется. Это же всё равно, что Полем, который приятель Джея — вот с ним спать! Ну неужели мне не может быть его просто жаль? В конце концов, он нас спас.
— А... Ага. Знаю, знаю. Ты у нас правильная. Но вот то, какую кашу твой Ян заварил...
В детской заплакал ребенок. Присцилла с видимым облегчением кивнула — дескать, и рада бы чего ответить, да, видишь, некогда — и ушла. Агнесс выключила телевизор, поглядела на часы и решила, что еще полчасика посидит и пойдет спать. Сегодня решила заночевать у сестры. Домой не хотелось категорически. Андраш, паразит, всю душу вымотал.
В стекла опять барабанил дождь, сентябрь во всей красе. Позавчера, кажется, выдался последний приличный денек в этом сезоне. Чай давно остыл, дамские журнальчики ничего столько же интересного в сравнении с последней новостишкой про войну — сообщить не могли. Банк вон взорвали. Криминальные авторитеты. Ага. Пришли боевики от ассасинов, навели порядок в офисе клана Темных огней. Потом замели следы. То, что пострадали простецы, человек двадцать случайных посетителей — никому не интересно. Тут дай Свет со своими проблемами разобраться. Прис вон Джея на занятия в университет не пустила, сказала, сиди дома, друг любезный. "Болеть" будешь хоть полгода, но на улицу в такой ситуации я тебя не выпущу. Нужно сказать, пропуск лекций парня не слишком огорчил. Гораздо больше расстроился, когда осознал, что все свидания, которых у этого дамского угодника было назначено, что у собаки блох, придется отменить. Теперь дуется у себя в комнате, монстриков компьютерных гоняет.
В половине десятого возвратился с работы Крист, раздраженный и усталый. Сбросил куртку,швырнул папку с бумагами на стол в гостиной, только после изволил заметить свояченицу:
— О, привет, Гнес. В гости заглянула? А где Присцилла?
— В детской.
До чего странно смотреть на Криста, когда... Ну, скажем так, в свете некоторых обстоятельств. Красивый такой мужчина. Весьма неглупый. С блестящими перспективами карьерного роста. Очень правильный и порядочный. Не удивительно, что Прис на него сразу запала, когда он, весть яркий, как павлин, вдруг оказался их с Агнессой наставником. Но, черт возьми, он же никакой оказался! Пустой изнутри, словно чего-то в нем недостает. Чего-то неуловимого, но очень важного. А иначе.... ну не стала бы от такого мужика жена бегать на сторону, будь он... Ох, дурак.
— Ну и что там? — неопределенно махнула рукой, но Кристиан понял.
— Кризис там. Мобилизация. У меня сегодня троих студентов выдернули прямо с занятий. Двух боевиков и одну целительницу. Всех преподавателей допоздна на курсах медподготовки мурыжили. Нда... Сразу мне этот Ян не понравился. Вот как чувствовал!
Ишь ты, не понравился ему "сразу". Да, рассказывала Прис. Не в ту сторону глядел, дурень, вот жену и проглядел.
— Ясно. А что говорят Наверху?
— А что они могут сказать? Молчат. Яна ищут. У Прис в магазине с обыском уже были? А, ну да. Она же звонила с утра. Ладно, пойду ужинать и сразу спать. Устал, как собака. А ты у нас нынче ночуешь?
* * *
У Яна были хорошие, несложные дела, полностью занимающие руки и не особенно нагружающие мозги. А мозги нагружать очень не хотелось. Вообще ничего не хотелось. В просторной лаборатории ему нравилось — светло и тепло, если что напрягает, так это постоянно снующие туда-сюда посторонние, которых при других обстоятельствах Ян бы и близко лаборатории не подпустил. Они постоянно отвлекали своим мельтешением и непрекращающейся сменой лиц, сбивали с мысли и ритма привычной последовательности действий. Раздражали. И потом еще рядом, где-то за спиной вечно отирался серый, неопределенной внешности мужичок. Под внимательно-недоуменным взглядом Яна он окончательно блек, сникал и задвигался в угол, стараясь слиться обстановкой. Но раздражение нарастало, периодически обваливающийся с потолка гул вводил в ступор и уныние.
Тогда Ян замирал, уткнувшись взглядом в белую стену, усиленно старался вспомнить, как он здесь оказался и что должен делать. Мужичок из угла выдвигался, совал в руку стакан с водой. Но нет, это было совсем не то, что Яну требовалось, он отмахивался и снова буравил взглядом стену. К сожалению, огненные или какие иные письмена на ней не проступали, ничего не разъяснялось.
Через некоторое время приходила ласковая женщина, начинала тормошить, уговаривать, явственно кого-то напоминая. И Янош под напором сдавался. Вспоминал нужные формулы, перечерчивал по памяти схемы, выдумывал планы эксов. В заданных условиях и с заданными ресурсами планы на бумаге выходили хорошо и легко, а как они там будут в реальности, Яна не трогало. Катастрофически недоставало привычных боеприпасов, туповатым людям без лиц приходилось объяснять элементарные вещи — что такое "цветки", как их делать и как ими пользоваться, как выплетать "моровое поветрие" и объединять с "предупредилкой", как правильно ставить защитки... Особой усталости Ян не ощущал, хотя, кажется, работает уже давно, очень давно, и должна была уже наступить ночь.
