На ответ я уже не надеюсь, однако Удур отвечает, сразу, как только его охота на иного паразита увенчалась успехом — щёлкает их не без удовольствия, прямо как мы семечки. Со стороны даже где-то забавным начинает казаться, пока его блохи не перебрались на нас.

Вот тут мне и удаётся выяснить, что берлогу, прежде чем заселить, необходимо обустроить должным образом.

Что же выходит? Что поблизости от нас обитает кто-то ещё — какой-то иной выводок выродков?

Да нет, успокаивает нас отчасти Удур, обычно берлогу готовит снежная баба.

Представляю себе этакую местную снегурочку типа дурочки, а хорошо придумали морфы — мужики из них — и неплохо устроились: бабы "строят" дома... даже в некотором роде публичные, и одна принимает у себя не одного мужика. Заводит себе горем и мыкается потом с детьми, но опять же не одна, те, кто её того — охраняют и кормят. У них, папаш, и находится она на полном содержании вместе с выводком.

Дальше никто ничего не стал уточнять, хотя и занервничали. Стало быть, снежной бабы нам тут и не хватало. Морфу — определённо. Удур — самец. Хотя... как знать, если вспомнить одну сцену с Чичухом.

Я отползаю от края входа в берлогу, а Удура напротив заставляю остаться там, и если что, он встретит ту, которой обязаны нынче жизнью, поскольку снаружи бушует буран. И выглядывать туда даже мельком на миг нет ни малейшего желания, я ж Чудак, а не отморозок, чтобы подставляться лишний раз, хватит на сегодня с меня уже приключений. Спать пора, а хочу так, что даже забываю про голод. Нет, желудок, конечно, напоминает — урчит, да пусть заткнётся, тут надо вести себя тихо и незаметно.

Не я один отрубился, мой пример, как атамана, заразителен. Сквозь сон с дремотой до меня долетают сопение и храп. Учусь спать по-новому: в полглаза и пол-уха. А иначе никак — дикий край, к тому же север — можно и жизнь проспать. А замёрзнуть — подавно. Смерть подкарауливает на каждом шагу, стоит сделать один неверный и — пиши: пропало. Тело достанется этим йети, а душа... либо светлому, либо... про второго и думать не хочу.

Пора писать СМС. Пытаюсь составить по уму, да как Чудак, не могу, что-то не получается. Прошу шубу или, на худой конец, воротник из одного животного. Как же его-то зовут в нашем мире — и не свистом? А... песец... кажется! И мне...

В берлогу врывается нечто с громогласным рёвом. На морфа оно не тянет, но могу и ошибаться. Удур-то научился говорить по-человечески благодаря кольцу наёмника, а хозяин берлоги с чего бы вдруг — не с перепуга же?

Всё равно ощущается испуг, и не по тому, что толком не проснулся, что-то не так и в случае со снежной бабой. Она не морф — точно.

Наш морф подрывается с места и... ему приходится вступить в схватку. Я очень надеюсь: присутствую именно при ней, а не постельной сцене морфов, уж больно какая-то специфическая эта схватка у них, как у приматов-примитивов. Следуют удары по голове, сродни: здесь я мужик, а ты, баба, получи — сначала трахну тебя, чем потяжелее по голове, а затем и должным образом, демонстрируя своё мужское достоинство и превосходство.

Не тут-то было. Хозяином оказался медведь, а возможно и медведица. Не знаю: плохо это или хорошо, поскольку нахожусь в стороне от событий. Меня загораживает ватага. Успокаиваю себя и Иа.

— Всё будет хорошо, как надо...

А как надо — не знаю. Вообще ничего не знаю, что будет дальше. Бой не заканчивается быстро. И бой ли вообще? Берлога тесная для рубки по принципу — стенка на стенку.

Наёмники подбираются к животному по одному в порядке живой очереди, и валятся — валяются на полу — катаются и... продолжают биться.

Зажмуриваю глаза — сам и Иа, а открываю, когда становиться тихо точно в могиле — братской и... из-за Кукумэ не знаю, как правильно назвать. Она помниться женщиной называлась.

Я гляжу на Иа, ослица на меня, оба молчим и не мычим, наконец, соображаем, собираясь с мыслями, и смотрим в сторону входа. Темно, невидно ничего. Костёр потух. Я снова выступаю в роли электрика — использую зажигалку. Вспыхивает пламя, не костра, а на ком-то. Я подпалил чью-то шерсть и... только бы не морфа.

Громогласным рёвом взрывается животное, и вырывается наружу. Бежать за ним не пытаюсь — только не я. Кто-то иной. Вопрос на засыпку — Удур или Чичух?

Пока выясняю — со второй попытки разжигаю огонь в берлоге — становится очевидно. В берлогу возвращаются двое — Чичух и Удур. Оба негодуют, перебивая друг друга на словах:

— Ушла скотина!

— Столько мяса пропало почём зря...

Обоих могу понять, но всё больше как человек, снежного. Морф прав: без еды нам никак. Это ещё без баб — куда ни шло. А без пищи мы не мужики!

Вопрошаю у наёмников:

— Чего делать станем, мужики и... Кукумэ? — правильно кумекаю я. Очень на это надеюсь.

Те ржут, аки сивы мерины. Тоже мне, блин, жеребцы. Смешно им, видите ли, стало. А то, что добыча ушла прямо из-под носа — заботит мало. Ах да, ведь это я ж атаман — мне по статусу и должно напрягаться от случая к случаю.

Немой ответ мне во взглядах ватаги очевиден — даже Удура. Морф, а туда же, йети...ть его — и сородичей!

— Как там погодка на улице? — интересуюсь я. — Осадки обещают или как? Стихия не прекратила бушевать?

И чувствую: ещё немного и разбушуюсь здесь не только я. А есть из-за чего — ушла не только еда, но и моя одёжа — шуба-кровать сродни спального мешка. Столько меха — хватило бы не только мне, но и отчасти моим подопечным. Той же Кукумэ, как женщине, на накидку и воротник. Не песец, а много лучше получился бы из медвежьей шкуры.

Да ушла шкура. Знать медведицей была. Её берлога. А то морфа... морфа... — фыркнул я про себя.

Мои мысли прочитали все кому ни лень, на то и наёмники — думаем одинаково. Даже Удур, а ещё совсем недавно ничем не отличался от примата спустившегося с дерева на землю.

Что там Дарвин говорил по такому случаю: труд сделал из обезьяны человека? А человек что же — из орудия труда орудие убийства? И до чего мы в итоге дошли — там, а я здесь? До того же состояния — животного!

Хватит лежать и прохлаждаться, пора до ветра. Мой пример заразителен, я выбираюсь из берлоги не один, вся ватага вплоть до Иа идёт по моим стопам. Мы оставляем на снегу следы. Буря прекратилась, зато началась самая настоящая зима. Нет, без тёплой одёжи нынче никуда, и достойного пропитания. Ищем медведицу, пускаю по её следу Удура, тот как местный охотник должен ведь добывать как-то пищу, сам ведь говорил: является им — или решил набить себе цену? Так и мы ему её запросто — морду, звеня по "пятаку". У нас, наёмников, правило — не врать, а резать правду, и не только её, а матку этих йети...ть их, чтобы не плодились и не угрожали Окраинам треклятой Империи.

Выходим гурьбой на водопой, реку можно перейти вброд по тонкому льду. Поверхность сковало. Хорошо это или плохо — лично для меня непонятно. Остаётся выбрать направление движения — вниз по реке или вверх?

Я на чужой местности не ориентируюсь, да и на знакомой аналогично. А всё через то место у нас, похоже, что и здесь. Одно слово — дикари. Да ещё варвары, а и йети — снежные люди.

Под ногами хрустит снег, и хорошо, что не лёд. По реке не решаемся идти, следуем вдоль берега параллельным курсом.

Что-то виднеется вдали, а что — разглядеть, пока не удаётся. Мы приближаемся, сокращая значительно расстояние. Не добыча, но тоже будет, чем там поживиться.

Очертания предмета нам напоминают шлюп — наш или ещё чей — дойдём и разберёмся. Не раньше, раньше не получиться, скорее позже, но всё лучше, чем никогда.

Орать мы не стремимся, хотя испытываем счастье. Там люди, а не эти... морфы. Один с нами. Ещё не признают из-за него за своих, а халдеев и... жди беды.

Всё одно не судьба миновать — ухмыляется надо мной и моими спутниками, злодейка. Люди в шлюпе есть, но не все живыми: кто-то замёрз, а кто-то...

— Убит... — тычет гном в тело одного из жмуриков, и снимает кольцо, передаёт мне. Правильно — я ж атаман, мне и решать, кого набирать наёмниками к себе в отряд. Морфов почему-то больше не хочется, но если напросятся — пускай пеняют сами на себя.

Живые в шлюпе всё-таки есть, но завидуют мёртвым. Холодно неимоверно. Я понимаю: от шлюпа нынче толку никакого, как от транспортного средства, поэтому принимаю непопулярное решение. Зря я так думаю про себя, ватага воспринимает его на ура. Мы поджигаем борта и греемся, а заодно сжигаем тела тех, кто погиб — отдаём, таким образом, дань уважения — кремируем. Да и прах не придётся развеивать по реке, лёд подтаивает и... всё — нет у нас больше костра, ушёл под воду — шлюп. Только мачта торчит на отмели из воды у берега и продолжает гореть.

Тех, кто выжил — немного, и ещё меньше тех среди них, кто может идти. Нам требуется укрытие.

— Берлога... — озадачиваю я возросший отряд.

Деваться некуда — и тем, кто примкнул к нам. Я ж атаман, и пристава среди тех, кто явился на затопленном шлюпе, как мы сюда, нет — сожгли с наёмниками до кучи. Зато у нас появилась куча барахла из оружия и одежды. Не пропадать же добру, но соратников по несчастью и оружию похоронили с почестями — догола не стали раздевать, взяли исключительно доспехи или то, что являлось ими. Хотя я бы не отказался от платьев, и не женских. Там в шлюпе все мужики были, просто здесь так принято называть любую одежду — будь она мужская или женская, а даже детская.

Гном подогнал мне колпак на голову, я ж сэр Чудак, и атаман артели "напрасный труд", и где-то даже считаюсь магом-волшебником наипервейшей гильдии разгильдяев.

К колпаку мне подгоняют кожаную сбрую. Не упорствую, мне сейчас любая шкура сойдёт — в первую очередь в качестве одежды. Теплее не особо становиться, поскольку сунут латы латника или ратника. Я наотрез отказываюсь от них и делюсь с Удуром.

На меня смотрят уже не как на Чудака, а того, кто на иную букву. Ну и что, я — сэр и атаман в одном лице, мне всё дозволено! Здесь я заправляю всем и дозволяю согласно своему статусу... пока что на словах, а не на бересте или пергаменте за соответствующей печатью, что и подтверждает бляха, но не пряха, а скорее ошейник на мне. Я в чине!

Щит всё-таки принимаю — от оружия не отказываются. А какая-то минимальная защита мне жизненно необходима.

Гном вешает мне его за спину, затея понравилась — разумно и умно. А вот выбор клинка и прочего рубящего и бьющего оружия — всецело за мной. Остальное разберут подельники — раньше ни-ни. Закон — и для всех один. На то и наёмники. Хоть в чём-то честны.

Я разглядываю то, что не вызывает радости во взгляде, даже искры такой подспудно не возникает. Ни одного арбалета, и лука не нахожу глазами, а что — обычное рукопашное оружие.

Кукумэ помогает сделать выбор, толкая к странным на вид ножнам — и почему-то двусторонним? Что за пила скрыта в них — рукояти торчат с обеих сторон?

Я беру, и... всё остальное тут же расхватывают наёмники. Твою... не ругавшись. Быстрые ребята, а соображают подстать. Чуть зазевался и — пеняй на себя.

В данном случае есть на кого спихнуть вину — выбор не мой — Кукумэ. Я кумекаю, разглядывая то, что в моём представлении является пилой. Моя ошибка очевидна — в ножнах два клинка. Работа мастера — не иначе. Амазонку можно и поблагодарить за сию находку, но что-то не хочется, нет такого желания. Всё-таки я больше стрелок из лука или, на худой конец, арбалета, чем рубака-забияка. Да атаман — припоминаю я, продолжая рассматривать клинки. Из ножен они вынимаются бесшумно. Лезвия тонкие и острые, напоминают две дуги — чуть загнуты. Рукояти удобно ложатся в ладонь. Клинки лёгкие, веса практически не ощущаю, а всё из-за правильного распределения массы от начала и до конца. Всё-таки понравились мне, если не больше сказать — супер. То, что надо для меня. Осталось научиться фехтовать и... Оп-ля, а это что за кольца там, на рукоятях, и что это за плетёная кожаная плётка на ножнах закреплена? Неужто то, что я подумал? Точно — имеются зацепы. Я вставляю клинки назад и натягиваю плеть. Да это же лук! Остаётся раздобыть стрелы для него. А вот с ними пока проблема.

Интересно — и кто создал это оружие, а являлся его обладателем? Да теперь и неважно, а то, что мне посчастливилось овладеть им как атаману.

Благодарю Кукумэ, посылая ей воздушный поцелуй, для амазонки он как плевок в душу. Не понимает. Одно слово — баба. Да и не до неё мне сейчас, если честно. Моя артель "напрасный труд" выросла с шести морд плюс Иа, до чёртовой дюжины. Даже и не знаю: радоваться по такому случаю или горевать.

Идём на север, вверх по реке, берлоги не ищем, хватит с нас приключений, и так переборщили с ними за этот день. Все понимают: лишние проблемы нам не нужны. Уж лучше терпеть холод и голод, нежели иные лишения.

Наши усилия вознаграждены, мы замечаем ещё один шлюп на приколе во льдах реки. Вроде плыли сюда, было тепло и по всем признакам весна, знать лето должно наступить, а тут зима! Что-то с этим миром не так?

О, а там наши.

— Свои... — рады мы видеть их.

А они — нас.

— Наши... — орут нам.

Мы забираемся к ним на борт со всем пополнением и барахлом, Хирон испытывает лёгкий приступ шока — открыл рот и даже не мычит, просто и тупо молчит, уставившись на него самого — снежного человека.

— Удур... — заявляю я.

— Кто? Ты на кого намекнул? На меня? — прорезался голос у пристава.

— Нет, на морфа. Он же йети...

— Етить... — подтверждает ратник.

— Он со мной — наёмник... — напоминаю я другим бродягам про рабский знак отличия — кольцо. А у самого таких на добрый выводок этих выродков ещё про запас за пазухой скрывается, и пристав не вправе ко мне приставать и забирать их. Наёмник сам делает выбор в данном случае, с кем ему сподручнее будет в будущем сдохнуть на благо треклятой Империи.

Я в свою очередь продолжаю наглеть, как атаман и сэр Чудак — в одном лице.

— Почему зима? Что за дела? Когда приплыли сюда, была весна — ни снежинки, а тут буран и... — осекаюсь я, а то не сразу дойдёт до Хирона. Умею говорить много и так, что особи противоположного пола завидуют, и неровно, а нервно, дышат в мою сторону.

— Да кто разберёт этот север! Тут всегда так... происходит периодически!

— Ясно, у природы, мать её, начались критические дни! Лишь бы не у нас...

Мне удивляются всё больше и больше. Не спорю и ничего не поясняю, устал как собака — отдохнуть хочу. Поспать не мечтаю, просто отлежаться, и желательно в это время чего-нибудь пожевать. Грызть землю пока не пытался, как и питаться подножным кормом, но скоро начну всё чаще задумываться о том, что служит пищей Иа.

Я вновь отсылаю короткий СМС на номер тех, кто затаился в Небесной Канцелярии и требую, а не прошу, манны небесной. Желаю получить на ужин яйца, и не в виде града, а...

Гневлю там тех, кто обозлился и ополчился не только на меня, но и всех, кто здесь сейчас со мной.

Обошлось, всего лишь тучка — и сыпанула градом. Зато я понял: намёк мне очевиден — необходимо искать гнездовья полярных птиц. Должны же здесь таковые водиться?