Укротители велосипедов

— Привыкайте, парни, вам ещё полтора месяца питаться моей кашей. Каждое утро...

Радушный приём

Первую тренировку на новом месте было решено сделать чисто символической — никто не чувствовал себя готовым к нормальной, плодотворной работе после двух суток в пути и скоротечного ночного отдыха. Вдобавок требовалось разведать окрестные дороги и подобрать оптимальный тренировочный маршрут.

Прокатившись по ведущей в деревню грунтовке, гонщики, следовавшие за «тазиком» Ежова, выехали на проложенную сквозь лес асфальтовую дорогу и остановились рядом с автобусной остановкой, представлявшей из себя бетонную коробку. Рядом с остановкой друг напротив друга валялись два бревна без веток, между ними чернел пепел кострища, а вокруг были раскиданы пустые бутылки из-под водки и пива — похоже, местные облюбовали останову для своих сходок.

— Куда двинем? — высунувшись из окна машины, спросил Ежов. — Налево? Направо?

— К какому-нибудь магазину! — предложил Дима. — Мне надо снять с карточки денег.

— Наивный, — охарактеризовал Диму Ежов. — Ближайший банкомат — в Сочи. И мы туда не поедем — нам нужны дороги с более спокойным трафиком.

— Но насчёт магазина он прав, — сказал Кокорин. — Как минимум, нам нужны фумигаторы и что-нибудь против ос.

— И косу, чтобы скосить траву на нашем участке, — добавил Артём. — А то мне не улыбается наступить на змею.

— Ещё заказы будут? — деловито спросил Ежов. — Не стесняйтесь, на самом деле я очень богатый и всегда вожу с собой чемодан денег.

С тоскливой интонацией в голосе Дима сказал:

— Унитаз бы ещё...

— Зачем? — удивился Ежов.

— Чтобы установить его в наш туалет.

Дёрнув уголком рта, Ежов сказал:

— Дааа... Мне даже стало интересно, как в нашем сортире будет смотреться настоящий фарфоровый унитаз...

То, что последующие полтора месяца станут настоящим адом, Артём понял примерно через час после начала тренировки. За этот час гонщики успели проехать всего ничего — километров тридцать, — но на этой дистанции они столкнулись с тремя пятикилометровыми подъемами с градиентом, углом наклона, градусов пять-шесть. Казалось бы, градиент не самый серьёзный, но тележить пять километров вверх, сохраняя постоянную скорость хода, оказалось невероятно тяжело как для ног, так и для лёгких. К вершине первой горы Артём буквально взлетел, обогнав на финишном пятисотметровом отрезке всех, и даже решившего по-состязаться с ним Клясова, на вторую он заезжал, испытывая лёгкий дискомфорт в раздувшихся мышцах ног и нехватку кислорода в лёгких, а ближе к вершине третьей горы он встал колом, нога больше не смогла продавливать педаль и пришлось скинуть передачу до постыдной самой лёгкой, чтобы просто доехать до вершины на велосипеде, а не дойти до неё на своих двоих.

От основной группы, остановившейся в тени деревьев на вершине, Артём отстал почти на минуту. Впрочем, на этот раз он доезжал не самым последним — Дима вывалился ещё раньше.

Вскарабкавшись на перевал, после которого дорога, петляя, убегала вниз, Артём слез с велосипеда и, согнувшись и уперев руки в колени, принялся хватать воздух открытым ртом. Между вздохами он то и дело с лёгкой неприязнью поглядывал на Клясова, истекавшего потом, но всё равно выглядевшего довольно свежим и бодрым. Было непохоже, что горовосхождение хоть сколько-нибудь измотало его, и, вполне вероятно, он мог бы легко прокататься по этим подъёмам-спускам до самого вечера.

Но что раздражало сильнее самодовольной физиономии Клясова, так это то, что и Чавин, и Коркорин также довольно спокойно перенесли нагрузку и не подавали признаков усталости.

Усмехнувшись, Клясов спросил:

— Что, Тёма, уже сдох? А ведь подъём был всего на пять километров и с не самым крутым уклоном.

— Но на первом подъёме я тебя уделал, — с придыханием выдавил из себя Артём.

Фыркнув, Клясов пренебрежительно произнёс:

— Эти три горки имели всего лишь четвёртую, ну, максимум третью, категории сложности. А в горы первой и высшей категории приходится ехать километров по двадцать-тридцать. И градиенты в них по-круче. То, что ты обогнал меня на первом подъёме, вообще ничего не значит.

Шикнув на Клясова, к Артёму с тетрадкой в руке подошёл Ежов. Записав показания пульсометра, он ехидно спросил:

— Ну что, надёргался, дятел? Уже всё понял?

— Что я должен был понять? — разгибаясь, уточнил Артём.

— К чему приводит смена темпа и рывки в горах. Из-за твоего ускорения в первой горке ты начал сдавать на второй и не смог заехать в эту. А должен был.

— Я не смог заехать в эту гору, потому что не успел восстановиться на спуске. Он был слишком коротким.

— Не без этого, — согласился Ежов. — Но ты не успел восстановиться, потому что слишком натянул в первой горе. И даже не пытайся спорить со мной. Когда любой гонщик начинает дёргать, как ты, и рвать темп, он в конце концов изматывает себя. К тому же ты забил мышцы слишком тяжёлой передачей. — Подняв перед собой указательный палец, назидательным тоном Ежов изрёк: — В горах важно сохранять ровный, стабильный ход на не слишком тяжёлой передаче. Даже великие многодневщики-горняки не любят дёргать и рвать темп. Если они ускоряются, то не очень часто и обычно едут до победного конца, полностью выполняя задуманное. А всякие отрывы, контратаки и атаки соперников ловят не они сами, а их напарники по команде. В общем, научись экономить силы — а в видах спорта на выносливость это самое главное — и стань сдержанней, и тогда, возможно, сможешь подольше поучаствовать в гонке.

— Постараюсь, — пообещал Артём.

К группе гонщиков, наваливаясь на педали всем весом, ерзая в седле, подкатил Дима. Расстегнув шлем, он снял его, слез с велосипеда, вынул из флягодержателя бачок с водой, вылил его себе на голову, прополоскал рот, сделал несколько глотков и снова окатил свою голову водой.

— Что же так медленно? — поддел Диму Артём.

— Отвали, — прохрипел Дима.

— Неужели так тяжело? — ухмыльнулся Артём.

— А ты как думаешь?

— А мне понравились горы.

— Это тебе они понравились, а я их ненавижу. Сам подумай, кому пришлось тяжелее — тебе затаскивать в гору твои пятьдесят девять килограмм или мне мои восемьдесят.

— Наверное, тебе.

— Не наверное, а точно, — влез между Артёмом и Димой Ежов. — Отстань от человека, Артём, дай ему прийти в себя.

После того, как Ежов снял показания с пульсометра Димы, он объявил:

— Ладно, товарищи, на сегодня закончили. Оставим всё самое вкусное на завтра-послезавтра. Сейчас спокойненько двигайте до дома, а я покатаюсь по округе, посмотрю дороги и измерю длину и градиент подъемов. Заодно сгоняю в магазин и куплю что-нибудь против ос.

— И фумигаторы, — попросил Кокорин.

— А унитаз? — спросил мгновенно оживший Дима.

Послушались тренера и спокойно ехали до дома только Кокорин, Чавин и, естественно, Дима, а Артём и Клясов устроили состязание на лучшего горовосходителя. Спровоцировал разборки Клясов, но Артём был тому только рад, ибо и сам планировал штурмовать подъёмы с полной отдачей.

Поравнявшись на спуске с Артёмом, Клясов кинул: «А теперь я покажу, как надо ездить в горах», и рванул вперёд.

Во все три горы Артём неизменно заезжал вторым. В зачёт он смог поставить себе только то, что на первом подъёме сумел довольно прилично отдержаться за Вадимом и даже перед самой вершиной вырвался вперёд. Правда, ненадолго.

Все вместе гонщики собрались лишь на последних километрах перед поворотом на деревню, выстроились по парам и, обмениваясь репликами, не спеша поехали по относительно прямой, без горок и спусков, дороге.

Когда до поворота оставалось совсем ничего, гонщиков нагнала чёрная «девятка», из открытых окон которой доносились жуткие, словно в машине насиловали гигантского комара, звуки «пампа». А к пум-пум-пиииу-пиииу-пиииу-бдыщ-бдыщ примешивался ржач молодых людей, набившихся в салон «тазика».

Машина притормозила около гонщиков, звуки «пампа» стали тише, а из окон высунулись наглые, не обременённые печатью интеллекта рожи пассажиров с оголёнными торсами. Индивид, сидевший на переднем сиденье, так и вообще почти наполовину вылез из машины, навалившись сложенными крестом руками на дверцу. Он жевал жвачку, энергично работая челюстью, покачивал в такт музыке почти бритой головой, лыбился, поигрывал объёмными бицепсами и казался крайне довольным самим собой и своей жизнью.

— Прикольные велики, пацаны, — не прекращая жевать, сказал парень, и одним лишь обращением «пацаны» он дал ясно понять, что сам он относится к распространённому в России виду «гопник деревенский обыкновенный». — Типа, спортсмены, да?

— Типа того, — откликнулся Артём, напротив которого маячила физиономия парня. И от вида этой физиономии Артём даже оробел — ещё никогда он не видел человека с такими рельефными мышцами лица. При очередном чавк отчётливо проступало каждое волокно жевательных мышц челюсти, а сами жевательные мышцы казались гипертрофированными. Наверное, по силе укуса этот парень легко мог бы составить конкуренцию не то что питбулю, но даже крокодилу.

— Серьёзно? Спортсмены?! — пришёл в притворный восторг парень. — А я-то подумал, что вы просто зажали лавэ на нормальную тачку. Или у вас его нет.

Из салона донёсся ржач спутников «мускулистого лица», почему-то посчитавших высказывание товарища смешным.

— Пацана-пацаны, — оживился парень, ещё больше высунувшись из машины, — а правда, что велосипедисты бреют ноги? — Глянув на бедро Артёма, он обернулся к своим и почти криком объявил: — Приколитесь, пацаны, у него действительно бритые ноги! У них у всех реально бритые ноги! Я же говорил, что велосипедисты — все педики!

Из салона донёсся гогот и крики улюлюканья.

«Мускулистое лицо» вытянул руку и попытался потрогать бедро Артёма, но тот вильнул в сторону и чуть не столкнул на обочину ехавшего рядом Диму.

— Да не боись ты, не укушу! — попытался успокоить Артёма парень.

— А я как раз этого и боюсь, — ответил Артём и, не сдержавшись, спросил: — Слушай, а как ты прокачивал своё лицо? Жевал эспандер?

Улыбка парня покинула его лицо. Он насупился и резко спросил:

— Чё, самый смелый тут? Тебе не нравится моё лицо?

— Да нет, нравится. И ещё как. — Изобразив сладострастную улыбку вожделения, Артём игриво подмигнул «мускулистому лицу».

— Внатуре, педы, — констатировал парень и обратился к Клясову: — Слышь, дядя, дай велик покататься.

— Отвали, чувак, — небрежно кинул Клясов.

— Чё?! Как ты меня назвал?! — с агрессией отреагировал парень. Когда смысл произнесённых Клясовым двух слов наконец дошёл до него, он разозлился ещё больше: — Чё ты сказал?! Отвали?!

— Слушайте, пацаны, — примиряющим тоном сказал Клясов, — езжайте, куда ехали. Не мешайте нам тренироваться.

— Ну-ка, повтори, что ты сказал! — потребовал парень.

Поморщившись, Клясов повторил:

— Я сказал «отвали». Если тебе не нравится это слово, могу сказать «исчезни», «потеряйся» или... «отъебись, мудила».

Уж неизвестно, на что рассчитывал Клясов, посылая гопника матом, но реакция «чётких и дерзких» в таких случаях не отличается особым разнообразием.

Резко ускорившись, машина проехала вперёд гонщиков и встала, перегородив им дорогу. А из салона бодро выскочило пятеро полуголых парней. Манёвр был произведён настолько слаженно и быстро, словно парни неоднократно, пока не достигли совершенства, репетировали его в более непринуждённой обстановке.

Вся пятёрка спортсменов только налегла на педали, чтобы объехать машину, как дорогу им перегородили пятеро гопников. И не просто перегородили, а кинулись им навстречу.

Клясов получил от «мускулистого лица» два поставленных удара в голову и отрубился, сидя на велосипеде. Правда, рефлексы профессионального гонщика сказали своё слово, и Клясов в бессознательном состоянии проехал ещё метров десять, прежде чем рухнул вместе с велосипедом на асфальт.

Следующим упал Артём, ставший второй жертвой «мускулистого лица». Упал он рядом с Кокориным, который сам слез с велосипеда, опустился на асфальт и принял позу эмбриона, прикрыв голову руками.

Достойное сопротивление смогли оказать только Дима и Чавин. На Диму накинулось сразу двое, но он легко уклонялся от их ударов, приседая, отступая и смещаясь в сторону. Правда, сам он не предпринимал ни одной попытки ударить в ответ, а лишь просил парней отвалить от него.

А вот Чавин... Чавин отличился...

Он первым кинулся на подходящего к нему противника, вцепился ему в лицо и попытался выдавить ему глаза. Парень не растерялся и сбил руки Сергея вниз, к своей оголённой груди, о чём тут же пожалел, потому что Сергей, понимая, что сейчас ему настучат по голове, и не слишком полагаясь на свои способности в рукопашном бою, поступил просто, подло и со вкусом — он со всей силы вцепился в соски парня и начал их выкручивать.

Вопль раздался такой, что с ближайших деревьев поснимались птицы. А Чавин с садисткой ухмылкой продолжил выкручивать соски своего противника. Его руки, даром что тощие, как у всех остальных из команды, всё же были руками профессионального спортсмена, каждый день сжимали руль и хватка у них была приличной. От дикой боли несчастный парень совсем позабыл, что стоит ударить по маячившему перед ним лицу Чавина и всё закончится, и мог думать только о том, как бы поскорее оторвать от своей груди эти руки... Эти руки, руки прирождённого садиста, причиняющие столь мучительную, невыносимую боль, от которой темнеет в глазах...

Подскочив к Чавину, «мускулистое лицо» одним боковым в челюсть прервал страдания своего товарища и, присев на корточки над поверженным противником, заявил:

— Запомни, настоящие пацаны не крутят соски другим пацанам!

Из леса вышли двое раздосадованных гопника, погнавшихся за Димой. Один из них сказал:

— Этот длинный хмырь убежал. Даже ударить его не смогли.

— Забейте на него, — махнул рукой «мускулистое лицо», — мы обосновали этим лошкам, кто они такие, на первый раз с них хватит.

Новые знакомые

Хоть никто из гонщиков почти не пострадал, по возвращении ближе к вечеру домой Ежов всё равно пришёл в ужас, когда, едва он зашёл в дом, сидевшие перед телевизором Клясов, Кокорин и Артём синхронно повернули к нему свои лица, украшенные свежими кровоподтёками. Подняв крики, Ежов попытался выяснить, кто сотворил подобное с его подопечными, грозился вызвать полицию, но одно упоминание, что ближайшее отделение полиции находится в пятидесяти километрах от деревни, быстро охладило его пыл. Вдобавок, решил Ежов, нападавшие могли просто проезжать мимо на пути в какой-нибудь отдалённый посёлок и найти их будет нелегко.

Вернулся Ежов не с пустыми руками — он привёз карту области, исписанную его замечаниями и мелкими циферками, обозначавшими длину и крутизну подъёмов, косу и пару баллонов дезинсектицидов. Правда, фумигаторов ему найти не удалось, а ещё он забыл купить хлеб, за которым в срочном порядке были отправлены Дима с Артёмом.