Троя на двоих

Глава 11. Мартин, ты не квинтус, ты — свинтус! Апостол Алексий

Утром, после тайной вечери высоких договорившихся сторон, арагонского короля пригласили на каракку, и он уехал в Барселону. Альфонс понял, что без совета Марии все эти новости и сложности он не пережует, куда уж там проглотить к своему удовольствию и пользе. Лешка хотел рвануть с ним в Барсу, просто посмотреть и там чего повынюхивать, но решил помочь Апфии окончательно разобраться с проблемой зачистки острова от всяких горных крыс и тараканов. И нормальных мирных сардинцев, к сожалению.

Стоило ему заикнуться о своем желании составить королю компанию, как Апфия погрозила ему кулаком, но нашего пройдоху ловким женским кулачком не испугаешь. Он показал ей язык, не стал докапываться к теме 'А чем вы там с Альфонсиком занимались, об чём таком секретном договаривались? А не скуксилась ли ты, госпожа начальница? А может ты и супругу изменила!' 'О, женщины, вам имя вероломство!' — в свое время совершенно верно и точно написал гениальный поэт Англии Билли Шекспир. Он был прав, прав во всем и всегда! Ведь он писал об английских женщинах, хотя, в частности, это он заметил о датчанке, матери принца датского, — в эти сложные года, женщине приходилось быть очень хитрой и коварной, и даже вероломной, чтобы выжить и получить своё. Амазонки были не такие. Ха, они верили только в Спасителя и Атлантиду — а остальных они ломали об коленку, и беспощадно веру ломали и сокрушали у своих врагов: храмы и церкви сносили с лица земли без малейшего колебания души и сомнения в головах, украшенных экстравагантными ирокезами и милыми улыбками этих оторв.

Но подругу Лешка испытал, подлый змей:

— Слушай, родная, а почему не Сицилия, она немного больше и там тоже прикольно, чего тебя на Сардинию понесло? — вдруг задал он ей забавный вопрос.

— Нет, Ал, там серьезно все думали — она близка к Италии, там логистика проще для них, там такие жуткие древние шпионские сети, нет — пусть утрутся своей Сицилией. Нам и Сарды хватит.

— Оттяпала себе феод, графиня Сардинская, смотри мне, — и Лешка погрозил ей пальцем с улыбкой.

Но Апфия сразу поняла — это не шутка. В плеске иронии и веселья в глазах апостола явно было заметно предупреждение: 'Лично шею свернет, если она протухнет'.

— При чем здесь графство? Я не для себя, — сразу призналась она.

— Дурочка, ты не пуп Земли, маленькая. 'Ты не для себя', а твоя дочь может захотеть 'для себя', а может и ты не для себя: для Вити, для Леночки, для дочки. А это всё пустое — не станет Атлантиды — всех вас кончат. Всех нас кончат.

Она поняла, и на этот раз хорошо ему выдала, честного пинка получил этот 'Фома неверующий, всё проверяющий, и во всем сомневающийся'. Работы было много, они принялись уточнять планы по Сардинии.

А через несколько дней из славного города соседа, порта старого и солидного, из Неаполиса на Сардинию прибыл Чезаре Молани с просьбой от римского патриция Одонне Колонна. Патриций просил аудиенции у легата Атлантиды. То, что Чезаре раскусят так быстро, Лешку не волновало, это он предполагал. Не умел Молани работать тихо, да и не требовалось ему это. А Неаполь был переполнен шпионами со всей Италии, и Арагона и Кастилии, и Прованса, и северного побережья Африки и Византии. Неаполитанское королевство было значительным игроком и многие держали руку на пульсе. Неаполь Лешка не видел, но ему как-то и не копошилось на Везувий любоваться.

— Одонне Колонна, из Рима, самый важный римский род сейчас, хочет встретиться с кем-нибудь из новых господ Сардинии, — кончил доклад Чезаре, который не ожидал, что все так спокойно примут новость о том, что его быстро раскусили, и распознали в нем агента атлантов.

— И чего этому 'одеколону' надо? — с грустью спросил Лешка.

— Не знаю, но со мной говорили люди герцога Колонна, наверное, это связано с Романией, там давно серьезные дела творятся, — честно признался Чезаре в своей некомпетентности.

Болван даже не представлял уровня своей тупости, её даже некомпетентностью назвать было нельзя. Лешка опять вздохнул, ругаться на этого недалекого бандитика было смешно, и себя не уважать, но к порядку призвать его стоило:

— Мальчик мой, я, конечно, понимаю, что ты весь из себя романтик пещерок и всяких прочих дырочек, и выпуклостей на лике нашей благодатной матушки Земли. Но ты вообще хоть знаешь, кто такой Одонне Колонна?

— Брат герцога, или племянник, — сразу ответил Чезаре.

— Фигнянник! Ты, Чезаре такой же тупой, как и ты, Апфия, — сел в кресло Лешка и закрыл лицо рукой. Ситуация ему не нравилась. Это было очень некстати! — Ты не Фаба, ты хаба-хаба, как ты мог! Так лопухнуться!

— Я тоже не знаю, кто такой этот Колонна, и чего ты с этого так расстраиваешься, — не поняла такой задумчивости и раздражения друга Апфия.

— Папа это римский! Болваны. 'Мартинус квинтус' это его новое имя. Всем папам новые имена дают, когда понтификами выбирают. Колонна-Конти он по рождению.

Лешка посмотрел на всех и хоть немного успокоился, увидев серьезное лицо Ника, который покачал головой, поймав взгляд командира, показал утвердительно их знак: 'Ситуация какая-то неприятная. Вляпались мы во что-то. Надо думать'.

— Он хочет гражданской, мирской встречи. Не как папа, не как должность и пост, как дворянин, — уточнил суть проблемы Лешка.

— Имеет право. Человек имеет право поговорить с атлантом, — согласился с легатом Николас.

— И мы ничего с ним не можем поделать, — признался Лешка. — Не по-людски это. Папу можно кончить, он персона политическая. А вот Одонне Колонна нельзя, не за что, он такой же мирный человек, как... да наши венецианские дружки из касты. Во что ты меня втянул, Фаба.

Апфия все никак не могла сообразить всю суть проблемы. Для неё что папа, что мама римская — все это были ни о чём персоны. Ей что папа римский, что султан турецкий — она любому могла дать пинка и выбросить за борт посреди моря — плыви, дружок, плыви, может и доплывешь до Египта, там сейчас чудесная погода, и как раз миндаль поспел — свеженький, вкуснятина!

Но долго думать Лешка не любил. Махнул рукой и улыбнулся Апфии: 'Не на запад, так на восток. Но придется мне сходить на материк'. 'Я с тобой отправлюсь. Вмешиваться не буду, но надо мне хоть одним глазком взглянуть на этого папу римского', — сразу уточнила легат корпуса амазонок. Лешка махнул рукой, можно, пусть её подчиненные тоже почувствуют вкус власти, вкус забот и тревог за большое дело — всем нужна практика. Пока командиршы не будет, пусть девочки админские навыки улучшат.

Долго они не собирались, уже утром следующего дня сели вместе с командами на каракку Апфии и ушли в Неаполь, где была организованна встреча со знаменитым римским аристократом из древнего рода.

В Неаполе всему нашлось время: и на Везувий полюбовались, и прочие экскурсии провели, и немного пошалили парни, по доброй привычке чуть поприжав богатеньких зарвавшихся купчиков, и напомнив им, что венецианские глаза есть везде. И пусть всякие синьоры Панталони не думают, и не воображают — не надо связываться с Себастьяном Перейро, торговцем черным деревом, и с синьором Негоро тоже. Чревато. Разведка обязана сама себя кормить! И мальчики знали толк в дерзких операциях. Николас на полном серьезе предложил Лешке похитить королеву Джованну и потребовать выкуп. Зубриков обещал подумать. Ему Джованна не нравилась. Но, прежде всего они подготовились к встрече, в старом приличном доме, в котором было прилично остановиться проездом самому придирчивому аристократу. Знаменитый двор 'Вулкано' полностью подходил и соответствовал мероприятию, назначенному папой римским. Не таким уж поздним июльским вечером легат Алекс занял покои, а его парни заняли свои места в сети, окружившей в несколько слоев этот район Неаполя. Апфия тоже притаилась мышкой за одним из гобеленов, предвкушая новые впечатления в жизни: все-таки фигура папы впечатляла, и вовсе не потому, что этот Мартин квинтус был толстенький дядька.

Когда в стену раздался негромкий стук, который предупреждал о визите представителя второй договаривающейся стороны, Лешка отложил книгу с похабными картинками, которую закончил один из его агентов — толково, живописно, эротично и порнографично, 'Мифы древнего Рима' ему очень понравились. Жаль, что иллюстрации долго не увидят широкие массы потребителя — атланты не торопились запускать печатный станок, и радовать Европу просвещением, сама Европа о книгопечатании не слышала вообще ничего. Агенты атлантов внимательнейшим образом следили за важнейшими направлениями жизни, готовились реагировать на появление всяких Гуттенбергов. Книги пока в этом мире могли читать только малыши атланты, которым напечатали гору всяких азбук и нелепых книжек: от 'Буратино' до приключений Бильбо хоббита. Истории о приключениях Максимуса Исаева и Джеймса Бонда читали легионеры плаща и кинжала с арбалетом. Моряки довольно прохладно приняли приключения пятнадцатилетнего капитана на таинственном острове. Девчонкам досталась серия про легендарную амазонку Шрам — Скарлет, которая мстила врагам, разрушившим её дом, и любила приговаривать: 'Я подумаю об этом завтра. Завтра придёт совсем другой день!' И в этом Лешка на самом деле видел некую великую мудрость: никогда не поздно внимательно подумать, учесть новые факты и вообще, главное — чаще думать, а не просто итютю под орех разделывать.

Итак, Лешка отложил увлекательную книжку, и встал, оказывая уважение этому интересному и опасному человеку.

И дверь в просторную комнату открылась.

И в комнату вошел епископ Рима, викарий Христа, преемник князя апостолов, Великий понтифик, Примас Италии, архиепископ и митрополит Римской провинции, раб рабов Божьих, Мартин квинтус — он же папа Римский, собственной персоной, он же Одонне Колонна-Конти.

Мартин был очень симпатичный человек, он был удивительный! Лицо у него было породистое, грамотное — римское, патрицианское, с носом с горбинкой, большим и солидным. У Мартина был и ценнейший дар от бога, у него здорово получалось изобразить живое, искреннее участие к собеседнику. Когда Мартин обращал на тебя взгляд своих черных глаз, казалось, что нет в его жизни большей задачи сейчас, чем выслушать, понять и простить, и помочь, и чтобы все у тебя было с его помощью отныне и навсегда великолепно и отлично. Жуткий попик! Такие в душу и без оливкового масла влезают запросто.

Скромный, тихий и умный Мартин вернул папский престол в Рим, и был тот еще красавчик: быстренько-быстренько наладил печатание новых монет, чтобы упорядочить деньги в Риме, а это дело выгоднейшее — деньги печатать. На монетках, словно примиряя бывших спорщиков, и утихомиривая нынешних, шла надпись вокруг профиля Мартина: 'Мартин 5 Колонна, великий понтифик. А на обороте монеты внизу под изображением папы на троне четко указывалось место 'Рим'.

Большого уважения был достоин это полный, даже толстый человек, который смотрел в лицо Лешки внимательными и добрыми глазами папаши Мюллера, и Лешка отреагировал спокойно, знал он себе цену:

— Чего надо?

— Шоколада, — вежливо попросил гость.

— Ник, угости гостя, — поморщившись, распорядился легат.

Ординарец легата отошел от двери, где составлял компанию спутнику папы, и быстро что-то намудрил у камина, в котором, несмотря на июльскую ночную жаркую духоту, на пламени огня кипел чайник, и хранилось в жаре уже обжаренное свежее мясо — ждали папу, готовили прием. Николас отсыпал в кубок порошка шоколадного и добавил немного своего личного набора пряностей, он любил немного корицы для вкуса добавлять и мёда в горячий шоколад. Поставив кубок на небольшой поднос, Ник подошел к важным персонам, которые молчали, присматривались к друг другу, и ждали. Папе римскому он кивнул с уважением: Мартин всего пять месяцев назад издал буллу, которая угрожала анафемой всем работорговцам христианам. А всего месяц назад, в начале лета, он публично в Риме предал анафеме тех, кто продавал рабов-христиан мусульманам. И плевать, что Рим вообще не занимался работорговлей, это был экономический удар по всем конкурентам Рима, это был красивый жест, это было на века, солидно, круто. Многие заценили, Николас вот — заценил, поэтому не пожадил мёда в шоколад папе римскому, который дождался своего любимого лакомства.

Мартин с удовольствием понюхал чашечку, потом удовлетворительно кивнул головой, было заметно, что мужик реально знал вкус в этом лакомстве, и только потом принялся попивать свой шоколад. Лешка не спеша пил вино и думал о том, что немногое ему на самом деле было интересно в контакте с понтификом, просто не совсем и полностью ясно было атлантам, а что надо от них этому хитрецу.

— Слава богу, — поблагодарил всех папа и приступил к делу. — Дело в антипапе. Мне он мешает.

— Так, Мартин, погоди. Это не наше дело — Альфонс и Мария молодые хитрые ребята, они тебя напрягают, но нам, атлантам, нет никакого дела до этого.

— Они мешают началу похода на Гранаду, — сделал ход Мартин.

— Согласен, им не нужно это — а задавить Гранаду хочет только Кастилия. Арагону и без Гранады прекрасно, а арабы в соседях — просто чудо как хороши! Кастильцы идиоты, — фыркнул Лешка.

— Это христианская земля, — спокойно продолжал наступление папа.

— С таким же успехом она была и местной землей, и финикийской, и карфагенской и римской — какие проблемы? Ты хочешь поход Рима против новых Пиренейских королевств начать? Не думаю, — улыбнулся легат понтифику.

И Мартин посмотрел в глаза Алексея, потом признался:

— Не могу понять, я изучил столько бумаг по тебе, но не могу понять: 'Ты христианин или нет?'

— Одон, не парься. Оставь миру мирское — Спасителю не до этих глупых войн и мирских склок. Ты не становишься более христианином, если ты обнажаешь меч за веру, — сразу пояснил католику фоминианин.

Мартин чуть прищурился, ожидая продолжения, но Лешка был неумолим:

— Вот тебе, морда римская, — и он показал папе фигу. — Я тебе не учитель, мои мудрости и тайны не для тебя.

— Значит, правду говорят, что ты и легат Константин апостолы вашей церкви, — уточнил Мартин.

— А что такого? Я со Спасителем общался, мне можно.

И Лешка с Николаем увидели приятнейшее зрелище: Мартин квинтус задохнулся от переживаний, может он сказать чего хотел, может, вдохнул не в то горло — он просто на время позабыл, как дышать и сейчас натурально задыхался. А Лешка смотрел на него и думал: 'Вот ведь верующий какой. Вот как с такой верой, можно такие бл..ства вытворять! Придурки сожгли Гуса! Вот зачем? Отравили бы тихонько, если мешает. Голодом могли заморить в монастыре! Но внаглую на костре — совсем безмозглые попики'. Папу стоило успокоить, и по доброте душевной апостол пояснил папе римскому кое-что:

— Скажу один раз, как говорил для твоих лазутчиков, которых ты не досчитываешься иногда. Я не знаю, в каком подвале вы нашли евангелия. Но мы — Фомы апостола евангелие почитаем. А он был неверующий. Вот совсем и полностью неверующий. До одного момента, но не будем об этом святом гении. Когда я поговорил со Спасителем, у меня первым желанием было — дать ему в морду. Потому что без него — вы совсем плохо себя ведете. А он спокоен, не вмешивается, живет и смотрит на ваши пакости и дурости. Но атлантов вы не надурите. Ты отличный попик, ты нам нравишься: мне и апостолу Константину — чего ты суетишься? Работай Рим! Престол Петра — это хорошее, достойное вечности дело — оставь ты в покое всяких болванов.