Сказка - ложь...

Мужчина устало фыркнул наедине с собой и почел за благо перебраться в постель: на случай если все же получится нормально уснуть.

"Ваня-Ванечка... Вот же дурачок! Ведь и сам будет мучится и ему покоя не даст..."

Как бы не убеждал и не настраивал себя Кощей, все-таки кое в чем Иван был прав: его присутствие само по себе стоило мужчине изрядных нервов. И без того немало усилий уходило, чтобы держать себя в руках и справляться, как-то контролировать и потихоньку компенсировать последствия пережитого заключения — даже самая мощная магия и выдающиеся лекарские достижения не всесильны, ничто не способно запросто и в одночасье исцелить разум, а тем более душу.

И тут уже совершенно не имело значения, даже окажись Ваня жгучим брюнетом с другой стороны земли, ведь при этом он все равно остался бы напоминанием. О полной беспомощности. Об абсолюте безнадежности. О неизбывном ужасе и боли, доводящих до пределов, за которыми теряют смысл не только любая выдержка, но само существование. О слабости. О собственной непроходимой глупости, за которую поплатился так страшно...

Он и задумываться-то об этом боялся себе позволить, а направленные на него обеспокоенные и удрученные взгляды молодого человека идеально ложились в строку, отодвигая признательность на задний план и мгновенно выбешивая до исступления. Да, возможно это было нечестно и неправильно, но они вызывали отнюдь не естественную благодарность за заботу, а с непередаваемой остротой заставляли снова и снова чувствовать себя уязвимым, униженным... сломленным.

На таком фоне наивная влюбленность вызывала лишь глухое раздражение и досаду. Правда, будем честными, пару раз он ловил себя на желании буквально вбить ее паршивцу в глотку, — и вот от этого становилось уже действительно жутко.

От того, насколько крохотный шаг отделял от катастрофы. В бездну возможные угрызения совести и последствия нарушенного слова! Все гораздо более прозаично: чародей прекрасно отдавал себе отчет, что достаточно сорваться один раз, и в следующий остановиться станет практически невозможно. Окончательно же утратить остатки воли, а значит, себя самого, — было откровенно страшно.

Вот Кощей и внушал себе насколько можно старательно, что ничего дурного в происходящем нет, что царевич совсем не обуза и не помеха, ведь он даже нравится ему за свои качества, все же прочее — не более чем наносное... Как муторный, не самый приличный недуг, от которого просто надо долго и упорно лечится, чтобы не случалось хлопот и конфузов в неподходящий момент. Поэтому он довольно жестко и категорично пресек очередные Ванины извинения и вялые поползновения удалиться с глаз долой, дабы приучить себя видеть в нем прежде всего просто парня, — честного, открытого, отзывчивого, — а не отражение своих кошмаров. Примерно так же, как после серьезного перелома приходится заново заставлять работать мускулы: нелегко, неприятно, а куда деваться если не хочешь остаться калекой...

По счастью, зацикливаться на всяческих — своих ли, чужих, — страданиях было некогда. Кощей заявил о своем возвращении весьма и весьма феерично, теперь следовало не упускать момент. Требовалось не просто проверить состояние границ, обновить, а то и усилить те чары, которые зависели от него, но и напомнить некоторым персонам кто здесь кто. Как говорится, во избежание. Уж очень не хотелось сразу же ввязываться в очередное разбирательство, например, с Финистом или еще каким умником, который решит, что выдумка Моревны, на которую попался Кощей, это очень забавно, и самое время продолжить ее начинание.

Понятно, что в этих хлопотах Ване места было мало, хотя и не всегда. Варин отец устроил пир на весь мир, пришлось сидеть и соответствовать. Иван обменялся с Варварой понимающими взглядами и — соответствовал, он же тоже не под крайним к лесу стогом родился. Он даже примерно понял к чему его Кощей рядом усадил: пресловутое покровительство приходилось оправдывать... Вот только их переглядки с Варей заметили.

Едва улучив возможность, Иван вышел на воздух, тотчас рядом на ветку села голубка, торопливо вертя головкой и не сводя с него взгляда.

— Лети к Варваре, — подтверждающе кивнул царевич, — скажи, что наш уговор в силе! Как сестра она мне, а на сестрах не женятся! Ежели что, сам откажусь и на себя все возьму!

Голубка моргнула и впорхнула, а Иван сделал лицо попроще и вернулся в залу.

Казалось бы обошлось: Кощей поязвил, что он Ванечке не отец, да и царевич вполне уже взрослый, его и спрашивать надобно, Варвара расколотила парочку безделушек, молодые люди на два голоса поклялись, что они друг другу не кто-нибудь, а брат и сестра названные. Но осадок, ясное дело, остался, а сплетня пошла в народ. Иван даже радовался, что на другие встречи и разъезды Кощей его не берет — мало ли, насколько он знал у того же Змея полно родственниц женского пола и подходящего возраста. Конечно, насильно его женить никто не сможет, но тем не менее хотелось бы избежать неловкостей. Хватит того, что после переговоров с Усоньшей Кощей как-то странно на него поглядывал. Никак ее бравые воительницы вдосталь позубоскалили на тему их эпической встречи в компании Горыныча. А потом заявились Вороны.

Вороний царь прибыл сам, с помпой: с большой свитой, да еще и всех троих дочерей с собой привез. Статные горделивые красавицы проплыли по узорным плитам перед учтиво приветствовавшим их чародеем черными лебедями по озерной глади, и Иван, до того намеревавшийся убраться куда подальше, хоть к той же Яге в гости напроситься на это время, — почему-то моментально переменил решение. Все дни, что Вороны гостили в замке, парень едва ли не демонстративно держался подле Кощея, который в свою очередь хранил невозмутимый и непринужденный вид, как будто в поведении царевича не было ничего странного.

Хотя оно без сомнения мужчину заинтриговало: ну да, ага, само собой, Ванечка у нас всегда слыл дамским угодником! Потому как держался тот не столько рядом с Кощеем, сколько между занимавшим гостей беседами Кощеем и царевнами, самым неожиданным образом уделяя последним все свое внимание. Не то чтобы это сильно бросалось в глаза, поскольку темноокие девы вели себя несколько надменно и не торопились отвечать любезностями, однако именно Ивану приходилось общаться с ними большую часть времени и его интерес был явно замечен. И не только Кощеем, — к царевичу исподтишка приглядывались, косились и на хозяина дома.

Неизвестно во что бы вся эта история в конце концов вылилась, когда и деловая, и развлекательная часть визита подошли к своему окончанию. На прощание чародей вручил каждой из царевен по подарку: старшей досталось круглое зеркало в тяжелой чеканной оправе, средней — медальон с солнечным камнем, младшей — пышная кованная роза. Все дары оказались сделанными из сплавов железа и совершенно точно были не простые, потому что колдовские красавицы сразу оттаяли. Всплеснув бровями, разулыбались чародею, загалдели, восторженно прищелкивая пальцами, и каждая уронила по перу из своего крыла, отчего и без того злому Ивану захотелось обернуться волком и перекусать их как кур.

Царевны же с ним распрощались весьма ласково, да и сам Ворон из-под тяжелого венца на происходящее смотрел благосклонно.

Хмурый донельзя Ваня и не вдумался даже в брошенную ему Кощеем, все еще провожающим взглядом улетающую воронью стаю, фразу:

— Да-а, Ванечка, — с издевкой протянул чародей, — а ты, оказывается, пользуешься у женщин огромным успехом...

— Да сдались они мне! — грубо перебил его парень. — К тому же эти три вороны здесь совсем не на меня пялились!

Мужчина медленно обернулся и ехидно выгнул бровь:

— Не ревнуй, Ванечка! Уж тебе-то известно о моих вкусах!

— Как и вам о моих! — выпалил напрочь раздраконенный Иван и бросился в замок. Спасибо, что дверьми не хлопнул.

Кощей с нечитаемым выражением смотрел ему в след. Затем тряхнул головой, привычным жестом потер лоб и недоуменно сообщил в пространство:

— Бред! Вроде не любовники, а сцену ревности друг другу устроили...

* * *

— Я не имел права так с вами разговаривать, — не отрывая взгляда от земли, подавлено выдал Иван на следующий день, отыскав c утра пораньше чародея по обыкновению в саду.

— Не имел, — меланхолично согласился Кощей, не меняя позы и даже не поднимая век. — Однако ревность дело такое, она обычно не требует себе ни права, ни причины... Наоборот, как раз без них и обходится.

— Моя причина передо мной сидит, — тихо буркнул Ваня, тут же спохватываясь.

Бедный парень окончательно стушевался и умолк, пока не ляпнул еще чего в том же духе, что сводило на нет все извинения. Однако Кощей не спешил яриться, лишь фыркнул насмешливо:

— Откровенно!

Иван сник, стиснул зубы и неожиданно сел рядом на траву, опустив голову, горько рассмеялся:

— Да чего уж там! Вы же давно знаете, как я на вас смотрю. Я понимаю, что мало ли кто кому нравится, а вам это противно терпеть... Что глупо себя повел, и вам мои извинения уже надоели хлеще горькой редьки...

— Ох Ванечка, — мужчина со вздохом прервал его излияния и, неторопливо раскрыв глаза, поднялся, — будь по-твоему! Пойдем поговорим серьезно, пока ты совсем не съел себя поедом.

Хлопок в ладоши — и в тени под вишнями образовался небольшой изящный столик с двумя резными стульями в пару. Чародей набросил на плечи длинное просторное деяние из более тонкого чем обычно изумрудного шелка, однако запахиваться не стал и устроился в кресле так, кончиками тонких пальцев следом принимая из ниоткуда чашку чая с едва уловимым ароматом чабреца.

Иван мрачно опустился в соседнее, — у него просто глядя на эти незамысловатые сдержанные движения, сердце зашлось!

— Во-первых, — задумчиво начал Кощей, наслаждаясь напитком, — я не сержусь. На тебя, Ваня, вообще сердиться долго не получается.

Молодой человек невесело хмыкнул:

— Это к тому, что на дураков не обижаются?

— Ну, зачем же так категорично! Я имею ввиду, что парень ты действительно открытый и простой, исходя из того, что я о тебе видел, камней за пазухой не держишь. Поэтому нет, твое общество мне, как ты выразился, не 'противно', не делай из меня благородного мученика. Тем более, тут и я был хорош, заигрался немного... Так что и мне впору перед тобой извиниться.

Ваня обмер от мелькнувшего подозрения, едва смог выговорить:

— Зачем же! Вы же не обязаны на меня оглядываться, если вам какая девушка понравится, или благословения на свадьбу спрашивать!

Кощей на его выпад ответил недоуменным взглядом, а затем искренне расхохотался:

— Ваня-Ванечка, наивная ты душа! А я-то думал, что ты давно все понял! — Растерянный вид удрученного парня вызвал только новый взрыв смеха. — Я-то на тебя уже чуть было всех собак не повесил, а ты оказывается все это время еще и по такому поводу страдал! Не переживай, бывает так, что кто-то предпочитает свой пол...

— Я не 'предпочитаю пол'! — больше отчаянно, чем возмущенно вскинулся Иван, почти беззвучно закончив. — Только одного...

— А я предпочитаю! — припечатал развеселившийся Кощей. — Точнее я спокойно отношусь в качестве партнера как к женщине, так и к мужчине. И об этом все знают, а то что пальцем не тыкают, так это просто еще одно правило, которое на меня не распространяется.

Иван ошарашенно хлопал на смеющегося чародея глазами, начиная понимать, что кажется чего-то он вовсе не понимает!

— Почему? — тупо выдал он.

— Хорошо, я тебе отвечу, — ехидно прищурился Кощей. — Только сначала ответь мне ты: почему везде священен и признан лишь союз мужчины и женщины?

Ваня задумался: было ясно, что отговорки про 'мерзко', 'принято' и 'естественно' — не годятся даже для упоминания. Хотя, две, а то и три причины из разряда последних стоило рассмотреть:

— Только в таком союзе возможно рождение детей, а стремление оставить свое продолжение заложено во всем живом? — все же нашелся как выразить свою нечеткую мысль Иван.

— Ты прав, — легко согласился Кощей, — и если уж быть совсем циничным, то правителям нужны подданные, а богам паства. А ко мне это не относится. Так что мой способ тебе все-равно не подойдет.

— Не понимаю! — нахмурился вконец замороченный парень.

— Видишь ли, Ванечка, — уже устало вздохнул чародей, — ты постоянно как-то странно забываешь, что я бессмертный. А в мире всегда должно быть определенное равновесие. Ежели для меня нет смерти, то откуда же тогда от меня возьмется жизнь? И раз уж вопрос с потомством для меня не стоит априори, то какая принципиальная разница, чем и с кем я занимаюсь в своей спальне? Разумеется, если это не насилие.

Он безмятежно допил чай и отставил чашку, которая тут же исчезла.

— Так какая же у меня может быть свадьба? Я конечно живу долго, но не считаю нужным тратить свой покой на чужие амбиции, вроде той же Марьи или Воронов. А кто-нибудь вроде твоей Вари мне тем более не подойдет. Такая женщина рано или поздно задумается не только о влюбленности, но и о семейном гнездышке и детях, сам же сказал, что это естественно. Потому, рано или поздно с такой женщиной у меня получится то, что с Василисой вышло, — уж об этом-то ты точно слышал!

— Вы так спокойно об этом говорите... — молодой человек уже тысячу раз проклял себя, что не замолчал вовремя, и вообще затеял разговор.

— А что ж толку переживать, Ваня, — Кощей отбросил веселость как всегда внезапно и встал, облокотившись на деревце. — Правда, и мужчине свойственно задумываться о том же. А еще он может задуматься о признании, подвигах, почете, славе, власти...

Иван сидел не жив ни мертв от ужаса: он что же на полном серьезе все это говорит?!

— Но вы же...

Он и сам не знал толком, что именно хотел возразить! Как?! Как вот этот невероятный человек может настолько уверенно не признавать даже возможности, что его могут просто любить?! Как это все выразить словами-то?!

Однако Кощей, очевидно, понял его бессвязный возглас совсем иначе:

— Да, Ваня, я все же иногда бываю слаб! Что ж, считай, это жестом отчаяния. Я ведь хоть и бессмертный, но все-таки живой, Ванечка... Ничто живое мне не чуждо.

Иван сам не понял, как оказался перед ним, отчаянно вглядываясь в зеленые очи, ставшие его наваждением:

— А если не задумается?! Если в радость просто быть с вами? Если я согласен и так, на все согласен, пока не надоем вам...

Чародей в первый момент даже вздрогнул слегка от его порыва, затем усмехнулся:

— Ваня-Ваня! Какой же ты забавный... Ты практически признаешься мне в любви и при этом считаешь способным вот так, запросто, воспользоваться кем бы то ни было, со скуки затаскивая в свою постель невинных отроков!

— Я же не это хотел сказать! — только и смог выкрикнуть Иван в след удаляющемуся мужчине.

Самому же Кощею в данный момент больше всего хотелось побиться головой об стену: добрые намерения как всегда завели в еще более глубокое болото!

С одной стороны, он действительно хотел как лучше. Помимо собственной осточертевшей неловкости, напряжения и желания избавиться от их постоянного раздражителя, пока все не переросло в навязчивую идею, — мужчина подумал и о Ване. Говоря по чести, попросту несправедливо было оставлять парня и дальше маяться нагроможденной на пустом месте виной, в том числе, как выяснилось, за некую мнимую 'ущербность'! А вот затем все традиционно пошло наперекосяк, ведь сказав 'А' — говори 'Б'.