Poison

С первой же фразы чутье на опасность взвыло системой аварийного оповещения:

— Герр Манфред, о вас так много говорят в последнее время, — Даренн, как всегда тянул слова так, будто каждое стоило годового жалования.

— Вот как? Не предполагал, что пользуюсь широкой известностью, — Эрдман не счел нужным отвлечься от дежурного планшета.

— Ну, у людей всегда найдется повод для любопытства... — хмыкнул оберст Даренн, — Ваш таинственны й мальчик... Он настолько хорош?

— Не жалуюсь, — снисходительно отозвался Манфред, все же потянувшись за своей чашкой и одновременно закуривая.

— Значит, эксперимент удачно окончен? — тонко поинтересовался старший офицер.

— Только не говорите, что и вы поддались всеобщему порыву! — бросил Манфред снова придвигая к себе отложенный в сторону планшет.

Даренн непринужденно рассмеялся, откидываясь на спинку и тоже закуривая:

— Я бы мог напомнить, что в отношении этого эльфа, вы мне кое-что обещали, но это дурной тон. Так что... я просто интересуюсь успешным опытом коллеги.

— Мне пока нечем хвастаться, — сухо отрезал Манфред, — работы еще много.

— Даже так, — заинтересованно протянул оберст, разглядывая невозмутимого "коллегу" без малейшей доли легкомыслия.

— Я бы сказал, в самом разгаре, — холодно уронил мужчина, последовавшая реакция собеседника только подтвердила самые худшие опасения.

— Настолько перспективен? — Даренн полностью отбросил фривольный тон, и даже встал в задумчивости.

— Дать гарантий я не могу. Пока это только эксперимент, — еще более сухо сообщил Манфред. Окончательное подтверждение истинного смысла беседы не заставило себя ждать.

— Жаль, — откровенно признал оберст Даренн, и тут же снова расцвел понимающей улыбкой. — Зато всегда можно воспользоваться побочными результатами! Честь имею.

Манфред коротко кивнул, отстраненно разглядывая тлеющий кончик сигареты.

Решение принято, хотя не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться сколько и какие именно трудности оно повлечет за собой: как раз те, в виду которых Аэрин и сидел все это время взаперти. Остается надеяться на то, что мальчишка достаточно окреп, чтобы выдержать к себе внимание определенного толка в повышенном объеме, да на зацикленность эльфенка на его влюбленности.

Зато любой и каждый, взглянув на Рина, — признает, что разумеется куда приятнее видеть это золотоволосое чудо в своей постели, а не по комму с донесением о какой-нибудь диверсии. Война не закончится от одной даже самой удачной операции, и, само собой, грех отказывать себе в маленьких радостях жизни. А если, — точнее когда, — эльфенок все-таки испугается, занервничает, то станет ясно, что годен он тоже только для одного конкретного и незамысловатого занятия, так что о разработке его в качестве агента не может быть и речи. К чему зря тратить время без того занятых людей?

Не самый блестящий выход, но идиотов, пускающих на эльфа слюну со спермой, можно отпугнуть, а вот интерес спецслужб чреват неприятностями для обоих, если вообще не обернется убийственным для Рина. Спустя пару недель ненавязчивой демонстрации своего любовника в предназначенных для отдыха местах, Манфреду оставалось лишь раздраженно дергать губами в ответ на понимающие ухмылки и замечания вроде:

Браво! Хорош-хорош, ничего не скажешь! И такой послушный...

Аэрин бледнел и старался вести себя еще тише. Получалось плохо.

Да, я бы тоже не отказался от такого... хм... спутника, — цедил за картами очередной ценитель "красоты".

Юноша вздрагивал, не поднимая глаз.

— Сожалею, не привык делиться зубными щетками, нижним бельем и другими интимными вещами.

— Понимаю! — как бы нехотя включился в разговор приснопамятный герр Даренн, открывая новую карту. — И понимаю, почему вы его так прятали.

Мужчина на мгновение отвлекся от игр, смерив застывшего эльфа раздевающе-оценивающим взглядом. Эрдман раздраженно фыркнул:

— Я не держал его сутками, прикованным к кровати.

— Невероятная выдержка! — расхохотался еще один участник игры. — Наверняка некоторые девайсы великолепно смотрятся на этих изящных ручках и шейке... Пас... и особенно в его аппетитной попке.

— Не знал, что известен как ярый поклонник БДСМ, — ледяным тоном уронил Манфред. — Ставлю сверху...

— Бросьте, Манфред, — отмахнулся Даренн, уравнивая ставки, — С вашими обширными знаниями не понимать ли, что это как меню. Нельзя все время питаться шоколадом и бисквитами, иногда хочется остренького.

— Разве что в этом смысле. Пас.

— Зато вы мастер в другом, — довольно заметил старший СБшник, отбрасывая карты. — Неужели совсем без SVS обошлись?

От ответа Манфреда избавил тот же бесцеремонный Нолан:

— А на мою, помните такая, зеленоглазенькая, почти десятикратная доза ушла, — поморщившись пожаловался майор. — Все равно сдохла, сучка, ни себе не людям!

— Поэтому если и брать из них кого, так парней, они выносливее, — разговор становился все более откровенным и все более открытым. Не в последнюю очередь благодаря коньяку.

— Так ведь все равно мрут, — вздохнул майор.

— Они все мрут, — резонно возразили ему, — что траханные, что не траханные...

— Как видите, есть и приятные исключения, — улыбнулся оберст Даренн, снова меряя юношу за спиной сослуживца пристальным взглядом.

Это было последнее, что услышал мертвенно-бледный Рин, прежде чем поднявшийся Манфред жестким захватом за плечо вытащил его из кают-компании в коридор, правда, не забыв сдержанно попрощаться с сослуживцами.

Это было жестоко, но необходимо. Финальным аккордом нынешней вечеринки, Рин без усилий и притворства помог закрепить на свой счет нужное впечатление: красивый, тихий, нежный мальчик... Достаточно нежный, чтобы впадать в панику в обществе более двух человек, достаточно тихий, чтобы не провоцировать к себе какой-либо стратегический интерес, и достаточно красивый, чтобы желание напрочь отшибать от него шаловливые ручки "героических" вояк, буде оные все-таки потянутся, — не выглядело барской придурью, на которую укоряюще грозят пальчиком.

Вот только несмотря на то, что ни с чем новым для себя Аэрин столкнуться не должен был, юношу сейчас трясло всем телом, отчаянно и неудержимо. От него фонило эмоциями в буквальном смысле, а такие глаза Эрдман видел у мальчишки лишь однажды — сразу после базы. Н-да, самые дерьмовые последствия, что называется, не заставили себя ждать! Хорошо хоть, что как и тогда, Рин тоже шел сам: дефилировать по коридорам станции с бессознательным телом на плече — в их ситуации было бы уже чересчур!

С едва скрываемым облегчением заперев за собой дверь каюты, мужчина направился в кабинет, прикидывая, что из наиболее эффективных и безопасных для ахенн препаратов осталось в наличии, когда из кресла, в которое он мимоходом сгрузил эльфенка, раздался вопрос:

Это все правда?

Манфред остановился и обернулся.

— О других... — так же безжизненно прошелестел Рин, уточняя.

— Да, — жестко обрубил мужчина после короткой паузы. — Хотя, поименных списков дать тебе не смогу.

— Поименных...

Не требовалось обладать выдающимися аналитическими талантами, чтобы понять: сейчас не столько Аэрин переживает память о собственном насилии и недавнем унижении. Ахэнн живут именно общинами, семья у него тоже была, и в этот момент через свой опыт потерь и свое горе, понимание того, что оно могло быть еще глубже — мальчишка шагнул дальше. Уже как Видящий своего народа.

Там, в кают-компании его накрыл не страх, а осознание, и в серебряных глазах стыла неприкрытая мука. Да, маленький, ты все правильно понял: многие из твоих сородичей обоего пола умирали именно так. Обдолбаными психоделиками до растительного состояния, экзотической подстилкой для офицерья, способом выплеснуть адреналин и напряжение в тестикулах простых бравых вояк, затраханным лагерным куском мяса. Уходили в свою благословенную Тьму едва ли не буквально вывернутыми наизнанку, поругаными, в своей крови, смешанной со спермой захватчиков... И — да, среди них могли быть даже те, кого ты когда-то знал.

— А я... — сизо-белый, Аэрин не выдержал его взгляда, опустил ресницы.

— А ты жив! — безжалостно оборвал его Эрдман, поставив точку в разговоре. — И если опять станешь спрашивать зачем-почему, я буду глубоко разочарован.

Губы юноши кривились в судороге, но поднялся он ровно.

— Не стану...

Рин добрел до санузла и включил душ. Медленно разделся и аккуратно сложил одежду трясущимися руками. А потом он просто сидел и плакал без единого всхлипа. Долго. Очень... Мощные струи били по спине, плечам, опущенной голове, только на лице они становились солеными, как море. На душе было мерзко и жутко. И пусто, словно вымерзло все, осыпавшись куда-то ледяным крошевом, растопить которое не получалось даже самой горячей воде: хорошо слушать рассуждения о превратностях войны у уютного камина от невозмутимого Манфреда, иное дело ловить в лицо издевательские в своем обыденном безразличии комментарии убийц, вспоминая зеленые глаза жившей по соседству Тайли... А он жив. Даже вполне благополучен, отчего так больно, стыдно и тошно! Жив и... Рин вдруг неловко выпрямился, шагнув из душевой. Как в первый день на станции, почти не вытираясь, накинул на себя халат с крючка, чтобы выйдя, — сразу же наткнуться взглядом на горку окурков в пепельнице и пронизывающий, цепкий взгляд своего мельдо.

Необъяснимое облегчение окатило волной все его существо. Юноша двинулся вперед, будто зачарованный этими глазами выжидающего перед броском зверя, скользнул, робко опускаясь рядом, и яростно вцепился в ткань сорочки, когда надежные крепкие руки мужчины резко прижали его все еще трясущееся в лихорадочном ознобе тело к груди в ответ. Почти беззвучно, одними губами, Рин обреченно выдохнул:

— Люблю!

Объятия стали чуть теснее, легкий поцелуй в висок, сильные пальцы успокаивающе поглаживают затылок:

"Глупенький мой..."

8. Къелла — верность.