— А на самом деле?
— Андрей, — хозяин заведения обратился к собеседнику мягко, с нотками мольбы, — пожалуйста, скажи, что этих детей убил не ты?!
— ТЫ С УМА СОШЕЛ? — с новой силой заорал именованный мужчина. После чего снова вмиг сдулся — видимо от какой-то внезапно пришедшей в голову мысли, осел и убито осведомился, — так Ксана считает, да?! Она для этого на самом деле приходила?! Узнать, не я ли сорвался...
— А ты сорвался?! — вмешалась в разговор женщина. Я заметила, как напряглись мышцы у нее под одеждой — совершенно не по-женски, как вздулись вены на шее, расширились ноздри, а глаза едва ли не вылезли из орбит. При этом голос третьей собеседницы остался спокойным, хладнокровным. Но под застывшим каменной маской выражением лица я распознала беснующуюся разгорающуюся бурю.
— Вы издеваетесь?! — ехидно поинтересовался Андрей сначала у одной, потом у другого. По его прищуренному с нотками злости взгляду, я впервые не смогла понять скрывающуюся за вертким увиливанием от прямого ответа на вопрос правду.
— Сигиллы на телах мальчиков означают, если дословно — "связь", "разрыв", "земное", "духовное", "внутреннее", "даримое", "просимое", "часть из целого" и... две последние — что-то вроде намека на дату и время, — как ни в чем не бывало, продолжил хозяин заведения, будто цитируя по памяти строки из энциклопедии. — Больше не скажу. Это какие-то очень древние символы. Никогда за свою жизнь не встречал их ни в одном обращении. И не слышал. Я и прочитал-то их с трудом, честно говоря. И это кажется мне довольно странным.
— Почему?
— До сегодняшнего вечера я искренне полгал, что видел все возможные обращения и вариации, — мужчина задумчиво перекрутил на пальце левой руки обручальное кольцо. — И судя по схеме, я полагаю, что оно все-таки сработало. Но почему тогда не исчезло тело?!
— Второго убили вроде как в полночь... И потому, мои ребята посчитали, что действовал непрофессионал. Ведающим же плевать на время, место, дату...
— Полночь... — ни к кому не обращаясь, будто пробуя на вкус это слово, произнес хозяин заведения. — Это может оказаться важным фактором. Полночь символична. Переход от дня к ночи. Смерть вчерашнего и рождение сегодняшнего. Своеобразный порог. Или катализатор. Или усилитель.
— Ведающие не пользуются этой метафизической чушью.
— Современные — да. Но насколько я могу помнить, раньше ведающие не пренебрегали мифологической символикой, приметами и традициями.
— А вот насколько я могу "помнить", — вмешалась в диалог мужчин женщина, изобразив в воздухе руками кавычки. Лицо ее горело брезгливым нетерпением и ехидным пренебрежением. Я с удивлением обнаружила, что буря, бушевавшая глубоко внутри гостьи, улеглась, успокоилась, сменившись мерным штилем, — с тех пор как ведающие пользовались байками про "порог" и "смерть вчерашнего, рождение сегодняшнего", прошло уже не одно тысячелетие. Сила откликается и без этих языческих верований и народных премудростей. Так что Ксана в который раз развела панику на пустом месте. А убийца мальчиков... Вы слышали что-нибудь о состоянии когнитивной легкости(17*)?! Очевидный и привычный вариант зачастую оказывается единственно верным. И вообще, какова вероятность, что некий придурок из ведающих или неведающих перемудрил с обращением?! А вероятность того, что кто-то с "раскаленным пламенем" наперевес и навыками ведающего вкупе, что, кстати, несовместимо, если помните, наколдовал странный обряд в полночь, вырезал древние символы на теле мальчиков и при этом у него что-то получилось... Звучит, как полный бред! Однако если вам очень хочется вновь с взмыленными задни... погонять по городу мифических призраков, кто я такая, чтобы мешать, настаивать и отвлекать!
Женщина поднялась и, отсалютовав рукой что-то вроде прощания, развернулась и с прежней тяжелой поступью направилась в сторону выхода.
— Без меня, мальчики!
Входная дверь за ней закрылась с громким хлопком.
— С тебя — новый доводчик, — заметил хозяин заведения.
— Включи в общий счет и пришли моему секретарю, — слабо улыбнулся второй мужчина. Задумавшись на мгновение, он все же с серьезным видом уточнил, — думаешь, она права?
— Насчет когнитивной легкости? Охоты за призраками или надуманных подозрений Ксаны?
Андрей в который раз скривился, будто от боли, реагируя на последнюю часть вопроса оппонента.
— Насчет всего.
— Мне тоже хотелось бы думать, что то, о чем рассказала Ксана — всего лишь цепочка случайных совпадений. А убитые мальчики — жертвы идиота, возомнившего себя ведающим. Или еще кем-то.
— Тогда почему ты не рассказал ей о том, что знаешь значения сигилл?
— Андрей... с Ксаной... это всегда сложно. Я не хотел убеждать ее в ее подозрениях. Если история и впрямь не так проста, как хочется думать нашей ученой даме, — хозяин заведения с легкой полуулыбкой кивнул в сторону выхода, намекая на личность покинувшей компанию женщины, — я не хочу думать что во главе списка подозреваемых находишься ты. Я все еще верю в тебя, хотя и вижу то, что с первого взгляда не удалось заметить Бэль...
Мое сердце оборвалось. Вдоль позвоночника прошла ощутимая волна дрожи. Колени подкосились. Руки машинально схватились за первый попавшийся предмет мебели, чтобы удержаться. Хотя в этом не было никакого смысла. В глазах, как бы парадоксально это ни звучало, появились слезы...
— И потом, — продолжил хозяин заведения. — Кажется, она и так знала правду. По поводу сигилл. А приходила? Не знаю, зачем, если честно. Может в который раз Ксане об этом нашептала ее интуиция?! А она у девушки посильнее будет любой когнитивной легкости.
Я побоялась повернуть голову и посмотреть в лицо собеседнику хозяина заведения. Поэтому реакцию его на высказанную вслух мысль смогла оценить только по жесткому холодному безразличному голосу, которым он озвучил ответ:
— Я попрошу друга из следственного комитета достать мне дело того, другого мальчика...?
— Николая Долгова.
— Ага.
Интуиция подсказала, что на этом беседа мужчина не закончилась. Но как бы мне самой не хотелось остаться, или сбежать — я боялась представить, о чем они могли заговорить дальше и не могла понять, хочу ли это услышать, узнать — Сила решила за меня, закончив падение. Как всегда я смогла увидеть только то, что позволили. Суть.
— Ох, — водитель посмотрел на меня через зеркало заднего вида и неловко улыбнулся. — Я уже хотел останавливаться и вас будить. Через пять минут мы будем на месте.
Я машинально посмотрела на цифербалат командирских часов.
"20:04".
Память услужливо подкинула подробности ближайшего будущего, заставив принять вынужденное решение.
— Вы хорошо ориентируетесь в "столице"? — поправляя прическу и расправляя складки на смявшейся во время непредвиденной потери сознания одежде, по-деловому обратилась я к водителю.
— Родился и вырос здесь.
— Знаете, где ближайший от Главного проспекта строительный магазин?
— Э-э-э... да.
— И он еще работает?
Мужчина сверился с часами на приборной панели и неуверенно кивнул.
— Заедем сначала туда. Я доплачу.
Дорогу от строительного магазина до кафе с неоновой вывеской "Астрэйа" я прошла пешком, расплатившись и отослав водителя восвояси. Мне нужны были несколько минут передышки и холодный воздух, чтобы сообразить, как построить предстоящую беседу.
Ближайший строительный магазин нашелся в пяти минутах ходьбы от моей изначальной цели, здесь же, на Главном проспекте. Продавец — толковый парень лет семнадцати-восемнадцати — если и удивился желанию приобрести на ночь глядя один гвоздь "5х150(18*)", вида не показал. Даже, когда для оплаты я передала ему черную безлимитную карту. С неоднозначной, но определенно радушной улыбкой, парень протянул мне покупку в бумажном пакете, чек и, проводив до двери, придержав ее, попрощался со словами "Приходите к нам еще!". После чего закрыл за мной дверь на замок, опустил рольставни изнутри и, кажется, истерически захохотал, сложившись пополам, заставив и меня невольно улыбнуться.
"Астрэйа" встретила привычным вечерним оживлением. Почти все пятнадцать столиков были заняты гостями. Между ними в одинаковой униформе — клетчатой красно-зеленой юбке-шотландке и белой блузке с рукавами-фонариками — сновали две девушки-официантки. Брюнетка и блондинка. Одинаково симпатичные и в чем-то неуловимо похожие. Они приветливо, не наиграно, улыбались гостям и пританцовывали под льющуюся из скрытых динамиков легкую музыку. За барной стойкой в конце зала, напротив входа, возился с кофейным аппаратом бариста.
Я перешагнула порог и, несмотря на пятиминутную внутреннюю подготовку, все равно не смогла сдержать эмоций.
На стенах — мелкие полевые цветы на светлом фоне; слева — круглый камин с открытой топкой; всюду — плакаты, картины и фотографии разнообразной тематики; в воздухе — терпкий приятный запах выпечки с ванилью и корицей. Мне показалось, что я даже отсюда могу услышать несмотря на какофонию звуков — музыку и разговоры людей — мерное тиканье деревянных часов с кукушкой на стене рядом с меню.
Все почти такое же, каким было четыре года назад. И все точно такое же, каким показало мне сегодня падение.
— Добрый вечер, — рядом с дружелюбной улыбкой остановилась официантка-блондинка. — Добро пожаловать в "Астрэйю"! К сожалению, сейчас все столики заняты, но мы можем собрать вам заказ с собой?!
Я машинально кивнула, не воспринимая ее слова, все еще поглощенная охватившим меня смятением.
Было так странно снова оказаться здесь, в месте, с которым неразрывно связала меня студенческая жизнь в "столице" четыре года назад. Непривычно было смотреть спустя годы на вроде бы те же стены, в которых я регулярно завтракала, иногда обедала и чаще всего ужинала. В столовой университетского общежития кормили, конечно, сносно, да и я не выросла привередой, но всеобщее внимание и лишние взгляды доставляли дискомфорт. А здесь меня знали только официантки, другие, не эти, и хозяин заведения. В "Астрэйе" я чувствовала себя порой в большей безопасности, чем дома. И уж точно здесь было куда уютнее.
А еще мне не повезло с соседкой по общежитию, поэтому ко многим лекциям, семинарам и экзаменам я готовилась тоже в "Астрэйе". Особенно когда погода была неподходящей для долгого времяпровождения на любимой скамейке в университетской аллее.
Официантка-блондинка с именем "Алевтина", напечатанным на бейдже крупным черным шрифтом, кажется, произнесла вслух что-то еще. Такое же дружелюбное, но при этом с явным сомнением в моих умственных способностях. Я не разобрала. Пребывая в своих воспоминаниях, с отсутствующим выражением лица, я бездумно и машинально кивнула в ответ еще раз и по привычке направилась к "своему" столику. Единственному, который пустовал.
Как-то так получилось, по негласному правилу или доброй воле хозяина заведения, с которым я водила дружбу, а тогда четыре года назад чем-то ему понравилась, этот столик — самый крайний в правом ряду — рядом с окном, достаточно уединенный и при этом с прекрасным обзором на вход и весь зал одновременно — закрепился за мной. В первый день, придя в "Астрэйю" я выбрала его машинально. Место выглядело привлекательно; отсюда удобно было наблюдать за людьми в зале — не то чтобы, я намеренно собиралась это делать в тот день, за входом и вновь прибывающими гостями, при этом оставаясь не замеченной. Я никогда не любила лишнего внимания. Наверное, потому что была обделена им в детстве, а после намеренно искала уединения.
С того первого дня, каждый раз приходя в "Астрэйю" я выбирала исключительно этот столик. Впоследствии хозяин заведения, добрый друг, в шутку пообещал всегда держать его только для меня — как для постоянного гостя. Правда, еще позже это место облюбовали также и мои... наверное, все-таки друзья. По крайней мере, тогда, четыре года назад, они были моими друзьями.
— Простите, — официантка настойчиво преградила мне путь, вырывая из собственных мыслей. — Но это место зарезервировано. Хозяином заведения.
— Я знаю, — я обогнула ее, не касаясь даже ненароком, и под ошарашенным взглядом блондинки присела на один из двух диванов с высокой спинкой. — Столик зарезервирован для меня.
— Но... но...
— Черный чай с чабрецом и ромашкой, в чайнике, две чашки и свежую выпечку. Любую. Тоже две порции.
— А...
— И пригласите Сэма, Алевтина.
— Конечно, — непривычно робко кивнула девушка. У меня сложилось впечатление, что большую часть времени блондинка отличалась бойким характером, за словом в карман не лезла. Однако под моим настойчивым твердым взглядом сейчас стушевалась, безропотно достала свой блокнот, быстро записала заказ и с улыбкой, теперь уже точно приклеенной, отправилась исполнять.
Высокий русоволосый по-военному коротко стриженый мужчина появился рядом спустя пять минут. Его лицо до болезненной идеальности красивое и правильное осветила естественная полуулыбка, заставившая и меня невольно улыбнуться в ответ.
— Ксана, — мягкий негромкий голос прозвучал как мелодия, согрел изнутри, заставил вспомнить забытое чувство домашнего уюта, которое возникает, только когда ты сидишь в кругу семьи зимним вечером перед камином, вдыхаешь теплый воздух и точно знаешь, что завтра все будет хорошо. — Рад встрече. По-настоящему рад, чтобы тебя на самом деле не привело снова в "столицу".
Улыбка пропала с моего лица.
Мужчина занял место на диване напротив.
— Что ты имеешь в виду? — мне было страшно даже представить ответ на этот вопрос. Однако я не позволила болезненной слабости одержать верх, и задала его вслух.
— Ничего такого, правда, — с печалью отметил он, склонил голову набок, вытянул руки на столе и переплел пальцы в замок. — Просто в какой-то момент за прошедшие четыре года я позволил себе думать, что ты не вернешься. Никогда.
Я сглотнула, не зная, как ответить.
— Сэм...
Он казался прежним. Другом, которому можно было выложить откровенно любую правду. Мужчиной, опорой, который поддержит, утешит, поймет, посоветует. Так легко было поддаться этим предательским мыслям.
Светлые глаза, цвет радужки которых мне так и не удалось разгадать, смотрели с бесконечным терпением, как на запутавшегося в своих глупых чувствах и мыслях ребенка. Желтые блики, отсветы многочисленных люстр, играли в пятнашки на его щеке, подбородке, забавно оттеняя ровную молочно-белую кожу, запутываясь в складках темно-синей рубашки и окончательно утопая в черной ткани твидового жилета.
Сэм по-прежнему оставался мужчиной с обложки, которому нельзя было дать больше тридцати.
Привлекательный, но холодный и недоступный.
Те, кто видел не дальше собственного носа, обманывались модельной внешностью, харизматичной улыбкой, аурой успешности и ровным благожелательным иногда мягким и нежным характером. Те, для кого внешний лоск был не так важен, обращали внимание на твердую несгибаемую волю, эгоистичное отношение к некоторым вещам и поступкам, тщательно завуалированную тоску в глубине глаз и абсолютно отрешенный взгляд на жизнь.
Я, чтобы просто убедиться в который раз в своих рассуждениях, посмотрела на его руки. На левом безымянном пальце(19*) чернела тонкая полоска дешевого металлического обручального кольца. Которое при всем лощеном ухоженном внешнем виде Сэма и дорогой одежде мужчины смотрелось нелепо, будто из другой жизни.
