Путешествие с дикими гусями

Кит сосредоточенно сдвинул брови, прищурился. Раздалось едва слышное: "Пу!" Не просыпаясь, Баптист почесал задетое снарядом ухо и снова мирно засопел.

— Восьмерка, — презрительно прошептал я и начал жевать свой шарик. — Только по краю смазало.

— Какое по краю! — тоже шепотом возмутился Кит. — Баптист толстокожий просто, как носорог! Тут из сорок пятого калибра палить надо, чтоб он хоть ногой дрыгнул.

Я недоверчиво фыркнул и прицелился в пламенеющее на солнце ухо.

— Не веришь? — продолжал Кит, щекоча дыханием мое плечо. — Да ему бык однажды булавку в сосок загнал, а он ничего. Только потом у Яна штангу попросил вставить.

Я дернулся и, конечно, промазал.

— Ауч! — растрепанная со сна голова Дагмара высунулась из-за плеча Баптиста. Мальчишка щурился на свет, непонимающе потирая длинный нос.

Мы с Китом одновременно рухнули на матрасы, притворяясь спящими и с трудом подавляя распирающий грудь хохот. Немного поворочавшись, Дагмар нова затих. Я приоткрыл веки и встретился взглядом со смеющимися глазами Кита.

— В молоко, — прошептал он, кусая губы, чтобы не заржать.

— Я же попал! — не собирался я сдаваться так легко. — Причем вслепую!

— Пфф, — Кит перевернулся на бок лицом ко мне. Одеяло соскользнуло с бедер. — В такой шнобель кто ж не попадет?! Это же Джомолунгма! Эверест! Пик Коммунизма...

Я не смог подавить стон, хватаясь за надорванный беззвучным смехом живот.

— Кит, ты наверное отличником был по географии, да?

Его улыбка медленно выцвела. Шоколадные глаза потемнели до черноты. Внезапно он был уже на мне. Впился в рот, прикусывая губы, будто собирался съесть меня живьем. Колено вбилось между ног. Епта, да у него стоит! И в бедро мне конкретно тычется!

Я молча забился, пытаясь скинуть Кита с себя. Блин, что на него нашло?!

— Ай!

Тихого возгласа из угла девчонок было достаточно, чтобы Кит скатился с меня, как ошпаренный. Я спринтерски отполз от него на локтях, но поздно. Шок на Асином лице не оставлял сомнений, что она видела все. Кит, мать твою за ногу! Что ты наделал?!

А этот гад откинул челку с лица и ухмыльнулся нахально:

— Асенька, почему у тебя такие большие глаза? Никогда не видела, как парни целуются?

— Кто целуется? — открыл мутные глаза спавший слева от меня Манюня.

— Голуби за окном, — срезал Кит.

Я повалился спиной на матрас, надеясь, что пол разверзнется подо мной, и я пролечу все пять этажей, подвал и земные недра насквозь и выскочу на поверхность где-нибудь в Китае. Хотя... зачем проваливаться мне? Я тут вообще не при чем. Вот Китяра, сволочь, пусть и проваливается. То есть проваливает к этому своему любящему спонсору. И как можно быстрее! Чтоб я больше никогда не видел эту наглую, смазливую, похотливую рожу!

А под утро Кит не вернулся с работы. Сначала я подумал, что у него дневной заказ. Такое случалось иногда, хотя и не часто. Но под вечер меня начало разбирать беспокойство. Киту пора бы было уже вернуться. Ян не позволял нам пахать сутки напролет, следил, чтобы мы не изнашивались. Наступила ночь, а мальчишка так и не появился. Мне даже не пришлось расспрашивать ребят. Они сами стали болтать о пропаже Кита.

Баптист предположил, что тот сбежал. Манюня, склонный к драматизму, — что парня поймали и все-таки закопали в лесу. Габи была уверена, что его с быком замели полицаи — она сама однажды побывала в участке. Лена — что Кит получил травму на работе, скажем, шест для стриптиза в задницу. Диди мрачно молчал.

Тогда я понял, что никто нефига не знает. Никто, кроме Яна. И, может быть, меня. Залез с ногами на подокойник, потеснив каланхое. Смотреть было особенно не на что. В щелке жалюзи открывался вид на забитую машинами парковку, сетчатый забор под тусклыми фонарями и дорогу, по которой в обоих направлениях лениво тек поток фар.

Теперь понятно, чего Кит полез на меня. Наверное думал, это его последний шанс. Вот же придурок! Сам-то он теперь далеко, может, сидит у бассейна с коктейлем и пятерней спонсора на ляжке. А мне тут дальше жить. С Асей, между прочим. Что она обо мне подумала?! И вообще, как теперь друзей заводить, когда они, того и гляди, тебе в трусы полезут?

Зашуршали жалюзи. Блин, Ася! Села рядом на подоконник, между нами — каланхоэ. Хорошо, что так ни у кого и не дошли руки выкинуть этого уродца.

— Денис, — она осторожно дотронулась до моего колена. — Не переживай так, ладно? С ним наверняка все будет хорошо.

— С кем? — изобразил я удивление.

— С Китом, конечно, — тряхнула кудряшками Ася. — Такие, как он, не пропадают. То есть, — смутилась она, — я хочу сказать, они, как кошки, всегда приземляются на четыре лапы.

— Какие это "такие"? — язвительно спросил я. — И почему, интересно, Кит должен меня волновать?

Ася сдвинула тонкие брови:

— Ну, как же... Вы же... Я сама видела... Я все понимаю.

— Чего ты понимаешь, дура?! — прошипел я и одним махом смел с подоконника дурацкий горшок.

Ася отдернулась, будто в нее ядом плюнули. С пола раздался вопль Баптиста:

— Шайзе! Факен идиот!

С его лопухов сыпалась сухая земля.

Дверь распахнулась и на пороге возник демон мщения в облике Бобика.

— ДИнис-пенис, — игриво пропел он. — Раус аус дем хаус.

Ну, я и вышел.

А Кит так никогда и не вернулся. Прошла сплетня, что его у Яна купили — клянусь, ее распустил не я! Все постепенно успокоились. Через несколько недель наша "бригада ух" пополнилась новой девочкой — рыжей Зоей, хорошенькой, но забитой до ужаса. У нее почти не было ногтей — она сгрызла их до основания. Лене пришлось делать ей накладные. Но это уже другая история. Так же как история о том, как Кит всплыл в моей жизни снова. Брюхом вверх.

Вертеп. Дания

Оформлением меня напрягли сразу после уроков. Я только успел сгрузить в комнате книжки-тетрадки, и тут же бац — стук в дверь. Не успел Абдулкадир открыть, она распахнулась сама. На пороге стояла Мила. Розовые волосы веером, жвачка во рту, мой свитер свисает до колен.

— Давай, Пикассо, пошли, — она повела подбородком назад. — Декорации, помнишь?

Я поднырнул под поднятую руку Абдулкадира — парень так и застыл семафором посреди комнатушки — и выскочил в коридор. Шел за розовым облаком над шерстяной спиной и затылком чувствовал, как из дверей, будто поп-корн, выстреливают головы любопытных парней: "Плоп! Плоп-плоп!"

Репетировали в спортзале. Именно там должно было происходить празднование рождества, поэтому администрация временно потеснила баскетболистов и гандболистов. Наверное воспитатели надеялись, что оставшиеся без приюта парни присоединятся к вертепу — так называлась сценка, в которой Мила играла Марию. Но спортсмены не спешили напяливать чалмы и халаты — может, потому, что тогда пришлось бы учить текст, да еще и петь: почти у всех главных ролей было по музыкальному номеру.

Поэтому Иосифом пришлось стать Глэдис — жопастой негритянке, которую снабдили бородой и усами, обычно входившими в костюм Санты, вренее, по-датскому Юлемэна. Младенца Христа изображала пластиковая лялька. Пастухами согласились стать два араба — не мотыльковских, из другого корпуса. Еще бы, роль-то не пыльная, немая. Только в общей песне подпевать надо, да и то больше на ля-ля-ля. Волхв сыскался только один — какой-то незнакомый мне косоглазый. Еще не хватало овец. Казалось бы, подумаешь, пройтись на четвереньках и сказать "бэ-э". Но, очевидно, жители Грибскова не хотели, даже на один вечер, признать себя баранами.

Ютта, которая заведовала всем сценическим хозяйством, при виде меня схватилась за сердце. Но услышав имя Андерса, сдалась и выдала мне инвентарь: листы фанеры, краски и кисточки. Видно, Терьер был тут старшим по психушке.

На двух фанеринах уже кто-то расписался до меня. Там желтела пустыня с парой одиноких пальм (кокосовых) и здоровенными кактусами.То есть, я предположил, что это кактусы, потому что из зеленых кружков и овалов торчали длинные черные колючки. А вот значение коричневых треугольников с двумя палочками снизу, я разгадать так и не смог. Ткнул пальцем в художество и вопросительно посмотрел на Милу.

— Ты слепой или немой? Это же верблюды, — пояснила она, гоняя во рту жвачку. — Видишь, задом стоят. Их один хмырь тут нарисовал. Только его больше нету.

Я поднял бровь.

— Сбежал он, — Мила сунула мне в руку кисть и указала на чистые листы фанеры. — Вот тут ясли должны быть. Ты хоть знаешь, что такое ясли, Пикассо?

Я честно покачал головой.

— Короче, это типа хлев. Только для овец. Сечешь?

Я кивнул.

— Намалюй сено там, барашков. Ягнят. Осла можешь, — палец девчонки замер у кончика моего носа. — Только учти! Никаких зоофильских затыков, да?

Моя рука легла на сердце, а голова клятвенно мотнулась слева-направо.

— Да, чуть не забыла, — Мила порылась в каких-то коробках и вытащила на свет большую картонную звезду. — Вот это надо в золотой цвет покрасить. Задача ясна?

Я приставил ладонь к голове, отдавая честь.

— Выполняй! — и девчонка пошлепала на "сцену", так ни разу и не улыбнувшись.

В принципе, работа была пустяковая, если бы не площадь фанеры. Я быстро разметил первый лист и принялся рисовать, изредка бросая взгляд на репетирующих. Дело у них шло не очень — как я понял, все ждали какого-то Ирода. Когда тот не явился, начали без него.

У Милы оказался довольно приятный голос. Негритянка изображала Рианну, что из-за белой бороды смотрелось довольно потешно. Узкоглазый мог бы с успехом переквалифицироваться в овцу — блеять у него получалось отменно. Короче, я уже предвкушал нехилый ржач на рождество. Вот только жаль было Милу. Из нее бы вышла прекрасная Мария. С младенцем или без.

Домой я пришел весь заляпанный краской. Пришлось объясняться с сирийцами на пальцах, но они уже слышали про вертеп и смогли догадаться, что за "бэ-э!" и "и-аа!" я рисую.

После того, как Ахмед обнаружил белое пятно у меня на шее, я решил сходить в душ. Все-таки краски акриловые, должны отмыться, пока свежие. Заскочил в душевую и уже сдернул с себя кофту, когда до меня доперло, чьи голоса доносятся из-за кафельной стенки — она разделяла помывочную и раздевалку. Блин, румыны! Ну и Лешка, конечно, при них. Судя по тому, что шума воды нет, зато слышно сладковатый запах жженой травы, им там весело, причем давно. Раз они даже не поняли, что уже не одни.

"Вот захочешь и не помоешься из-за этих уродов, — подумал я. — Как бы их оттуда выкурить? Не Терьера же звать, да он поди и сменился. К тому же, как я вообще кого-то позову, немой-то?!" Пораскинув мозгами, я снял обувь, на цыпочках прокрался к двери и щелкнул кнопкой, вырубая свет. Эти торчки даже не сразу догнали, почему стало темно. Спотыкаясь и подсвечивая путь телефонами, они вывалились из помывочной. Я уже стоял наготове с полотенцем.

Когда-то мне на собственной шкуре довелось узнать, что обыкновенное полотенце может стать оружием. Попался один бык, любитель банных забав. Конечно, бить надо определенным образом, хорошенько закрутив, и желательно мокрым и по голой коже — тогда достигается максимальный эффект. Но я не хотел избивать бывших соседей по комнате. Я просто хотел мирно принять душ.

Прежде чем Георг успел нащупать выключатель, я бесшумно выскочил из темного угла, огрел его полотенцем по бедрам и отскочил обратно. Румын заорал и выронил мобилу, чем вызвал приступ дурацкого хохота у товарищей, которые просто услышали странный хлопок. Я снова вылетел из угла, как маленькое веселое привидение, и огрел Тома по спине, а Лешку по шее. Смех сменился дикими воплями, парни топтались в темноте, натыкаясь друг на друга. Я навесил им еще пару горячих, особенно не разбирая, кого луплю и куда — телефоны-то у них погасли. А потом услужливо распахнул дверь в коридор, сам предусмотрительно спрятавшись за нею. Надо было видеть, как эти придурки ломанулись наружу! Зенки, как бильярдные шары, только красные; пихаются, друг друга отталкивают...

Когда топот достаточно отдалился, я закрыл дверь и подпер ее изнутри шваброй. Может, конечно, еще кому понадобится в душ, но пусть разок потерпят. Я надолго не задержу.

Насвистывая, намылился, закайфовал под горячими струями. Ссадины, конечно, пощипывало сначала, но это быстро прошло, и мне стало просто хорошо и спокойно. Когда я в последний раз мылся один и в запертой изнутри ванной? Блин, и не помню уже...

Только принялся тереть шею — стук в дверь. Епта, да дадут мне наконец в этом дурдоме хоть помыться нормально? Я решил не отвечать, но стук звучал все громче и настойчивей, к тому же до меня донесся голос Санты. А этого-то каким ветром принесло? Он в Мотылек и не заходит обычно.

Пришлось выключить воду, наскоро обтереться и напялить пахнущие краской тряпки. Когда я распахнул дверь, круглая физиономия Санты цветом уже сравнялась с его рубашкой — ярко-бордовой. Кто призвал тебя, демон? Я бросил быстрый взгляд в коридор. Ближайшие двери были приоткрыты, и из них торчали черные головы. Хм, неужели румын настолько напугало привидение, что они аж до офиса добежали?

Санта, между тем, властно отодвинул меня в сторону и зашел в душевую, поводя носом-картошкой.

— Хэш! — подскочил он ко мне и принялся вынюхивать что-то у моего лица.

Блин! Он что, решил, что это я тут... забил в одиночку три косяка? Я затряс головой, но Санта сгреб меня в охапку и начал щупать — на предмет травы. Не, вот влип! Интересно, что будет, если мне впаяют хранение? Может, снова в тюрягу посадят? Мне-то, в принципе, фиолетово, только тогда я ведь Милу подведу. Останутся ее ясли недорисованными.

Кончилось все тем, что Санта отволок меня в мою комнату, что-то коротко объяснил сирийцам — слово "полити", полиция, точно прозвучало несколько раз. Тогда все высыпали в коридор, а Санта начал шмонать наши вещички. Абдулкадир и иракец, занимавший верхнюю койку, прожигали меня полными праведного гнева взглядами. Я корчил оскорбленную невинность. Ахмед крутился у всех под ногами, жалобно заглядывая в глаза. Наверняка этой ночью ему снова кошмар приснится — по моей вине. Дальше по коридору подпирали стену румыны с Лешкой. Если бы не анаша в крови, они порвали бы меня прямо сейчас, как тузик грелку.

Вот что получается, когда человеку просто хочется принять душ.

Стекло и зеркало. Германия

Наступила весна — промозглая и дождливая. Саша и шоферы без конца жаловались на погоду. Мол, обычно в это время все уже ходят в футболках, солнышко блестит, а Тиергарден полон цветов и девушек в легкомысленных платьях. Или мальчиков в шортиках — кто на что смотрит. Только в этом году не весна, а какая-то бесконечная унылая оттепель.

Мне же всемирный потоп за окнами казался закономерным. Если у них тут зимы приличной с морозами и сугробами нету, то с чего быть нормальной весне?

Мы с Асей натянули куртки на головы и выбежали из подъезда, спеша поскорее заскочить в теплый сухой салон "ауди". Еще не совсем стеменело, но сумеречные улицы были почти пусты — только дождь танцевал на мокром асфальте, пуская по лужам флотилии пузырей.

Не сговариваясь, мы сели как можно дальше друг от друга, каждый уткнулся носом в свое окно. Может, Ася тоже чувствовала неудобство от того, что нас везут к клиентам в одной машине. Может, вспоминала ту жуткую ночь, когда мы с ней делили заднее сиденье на пути в лес. А возможно, она просто уже начала запаковываться в скафандр — ту невидимую броню, за которой Ася пряталась, и которая позволяла выдерживать все: космический холод, вакуум, удары метеоритов. Казалось, я физически чувствовал, как, с каждым намотанным на колеса километром, броня растет и становится толще — сначала она покрывает эластичным непробиваемым слоем тело, от пальцев ног до тонкой шеи, и наконец голову. Когда машина останавливается по нужному адресу, Асе остается только закрыть щиток шлема. Щелк — и все, она готова. К выходу в открытый космос.