Москва-36

-Такие же юнкерсы, возможно с теми же самыми лётчиками бомбят Мадрид...— сжимает кулачки Лиза.

'Республиканское правительство боится испортить отношения с Европой: в Барселоне функционирует германское консульство.

Неожиданно приходит новая вводная. Подан самолёт на Валенсию: это двухмоторный английский биплан 'Дрэгон'. Вылет— немедленно. В Испании всё так: многочасовые ожидания сменяются короткими головокружительными гонками. Прощаемся с 'мадридцами' (Орлов так и не появился) и втроём рысим к лайнеру. Издали замечаю узкую открытую дверь и вращающиеся винты.

'Только не это... вдруг наши ящики не пройдут в салон'.

Но пронесло, мои бойцы мастерски впритирку кое-где обдирая краску и поставив на попа, заносят их внутрь и кладут на пол. Боковые места уже заняты четырьмя пассажирами, по виду мелкими торговцами. Пилот что-то проворчал насчёт большого перегруза и самолёт пошёл на взлёт, с трудом оторвался от земли и натужно гудя неторопливо пополз вверх. Ещё четверть часа и перед нами открылся восхитительный вид на гладкую поверхность моря. Летим на юго-запад вдоль побережья.

Вчера вечером к аппарату подошёл Поскрёбышев и поинтересовался подробностями двух недавних происшествий с мной. Похоже что Сталин хочет получать информацию ещё из одного источника, помимо НКИД и НКВД. В конце разговора приказал присылать отчёты ежедневно до девяти утра следующего дня и сообщил, что в Валенсии на аэродроме меня встретит генерал Доницетти, к которому можно обращаться за помощью и по любым вопросам.

Почти два часа полёта и впереди, окружённая узором из, проведённых по линейке границ, оливковых рощ, появляется в голубой, зелёной и розовой дымке Валенсия. На аэродроме жандарм пытается проверить документы у четырёх наших попутчиков, но безуспешно, вместо паспортов ему суют какие-то справки, а последний вообще подаёт визитную карточку. Жандарм качает головой и отходит в сторону, а я попадаю в объятия Яна Берзина, далеко опередившего двоих своих телохранителей.

-Я-генерал Доницетти.— Берзин властным кивком бросает своих людей на помощь Петрову и Базарову.— Как долетели?

-Всё в порядке.

Быстрым шагом огибаем небльшую каменную постройку аэровокзала и идём к двум автомобилям легковому и грузовичку, одиноко стоящим на большой привокзальной площади.

-В аэропорту давно нет бензина,— отвечает на мой удивлённый взгляд руководитель советских военных советников.— самолёты не летают.

Мы с Берзиным подходим к первой машине и ждём пока наши спутники погрузятся во вторую. Салон нашей четырёхместной 'Испано-Сюизы' оформлен аскетически: никакой тебе инкрустации серебром или там кожи светло-голубого цвета, всё по солдатски просто— блестящая нержавейка и толстая чёрная кожа.

-Ваня,— громко отдаёт команду Берзин старшему грузовичка.— вы с гостями на базу, покормишь там. Нас ждите через два часа.

Я незаметно киваю головой, отвечая на вопросительный взгляд Петрова.

-Ну и мы заглянем тут в одно местечко неподалёку,— Ян Карлович открывает заднюю дверь легковушки и приглашает внутрь.— ты не против заморить червячка?

-Не против, товарищ генерал!

Берзин в новой серо-зелёной форме республиканской армии (похожа на форму студента— стройотрядовца: прямые навыпуск чуть расклешёные брюки и мягкая куртка с накладными карманами на груди, выше левого кармана чёрная треугольная нашивка: три красные звёздочки по углам и скрещенные сабля и жезл посерёдке) и шофёр в синем комбинезоне весело хмыкнули.

'Действительно, звучит непривычно для красноармейского уха— товарищ и вдруг генерал'.

-На Кастелар.— Генерал снимает зелёную фуражку с красной звездой на тулье и встряхивает седой головой.

Водитель резко газует и мы понеслись в город к морю по асфальтированной дороге, обрамлённой золотым апельсиновым ковром. Вскоре по старинному каменному мосту перелетаем через какую-то речушку и водитель сбавляет скорость: улицы становятся уже, а количество прохожих больше. Наконец машина останавливается, не доезжая сотни метров до площади Кастелар. Дорогу перегородил грузовик.

-Жди нас здесь.— Нетерпеливо бросает Берзин водителю и выбирается из машины. Тротуар запружен красиво одетой праздно шатающейся толпой.

'Да... какой разительный контраст с Барселоной'!

-Ты посмотри сюда, Алексей,— возмущается генерал, показывая в сторону фонтана.— молодые, здоровые... здесь и сейчас из них можно две дивизии сформировать. А мы за месяц во всей Валенсии на один полк наскребли.

Великолепные жёлтого камня высокие дома обступают площадь.

'Похоже на Нью Йорк, в районе Тайм-Сквер'.

У мэрии висит большой красочный плакат-напоминание: 'Не забывайте, фронт всего в ста сорока километрах отсюда'.

К нам навстречу с подобострастной улыбкой бросается метрдотель ресторана, издали разглядев генерала в толпе, осаждающей вход.

Улыбаюсь, вспомнив суровые лица барселонских официантов и выписку из закона о запрете чаевых, висящем в каждом кафе и парикмахерской.

Отдельный кабинет нам не достаётся, его перехватывает министр сельского хозяйства с красивой дамой в бриллиантах, сопровождаемый стайкой репортёров с блокнотами и фотоаппаратами. Дверь в кабинет остаётся открытой и до нас доносятся отрывки фраз: то-то о готовящемся наступлении республиканской армии, ругают премьера...

Общий зал почти пуст, несмотря на толпу на входе из желающих попасть внутрь.

Услужливый официант наливает нам в бокалы, после консультаций с генералом, вино: ему— белое, мне— красное. На столе появляется большое блюдо с устрицами, лежащими на колотом льду. Копирую движения генерала, который начинает сноровисто расправляться с ними.

-Сегодня вечером 'старик' (премьер-министр Ларго Кабальеро) принимает посла Франции,— тихо говорит Берзин, приступая к разделке огромного розового омара.— затем у них ужин, а в девять— он идёт спать, что бы не случилось. Будить себя запрещает. Даже если в девять ноль пять падёт Мадрид, глава правительства узнает об этом только утром.

У меня на тарелке сочится прозрачным жиром говяжий шницель, по словам официанта вчера в порт прибыл пароход из Югославии с молодыми бычками. Принимаю эту информацию к сведению и начинаю терзать мясо вилкой и ножом (как выяснилось потом, вилкой для закусок и ножом для рыбы), мой желудок, впрочем, может легко переваривать конские копыта.

-Переговоры поручено организовать мне,— генерал умело щёлкает щипчиками.— так как полномочный представитель сейчас в Париже, посольских решено не привлекать. За тобой техническая часть. Сколько времени тебе потребуется чтобы подготовить аппаратуру к работе?

-Полчаса.— С сожалением смотрю на последний кусочек шницеля в тарелке.

-Это хорошо...— Берзин с удовольствием высасывает сок из громадной клешни.

* * *

С моря пахнуло влагой и теплом.

'Сладкий порто, гаванские сигары, разбухший от песет кошелёк. Как хорошо быть генералом... республиканской армии'.

Вилла в пригороде Валенсии,

Тот же день, 19:30.

Мы втроём отлично устроились в небольшом домике в глубине запущенного сада: две комнаты, в одной— аппаратура, в другой— спальня, на пятачке перед входом— грузовичок Форд. От водителя мы отказались, вместо него за баранку сядет Базаров. Тяжело, конечно, но, думаю, справимся, тем более, что я буду давать ребятам высыпаться ночью. Мне не трудно.

В главном здании, каменном двухэтажном особняке расположились бойцы (около взвода) Берзина, слышится в основном испанская, иногда русская (в том числе, женский голос) речь. Они же дежурят на въезде и охраняют периметр виллы. Пять легковушек и три грузовика припаркованы вокруг клумбы.

Выглядываю в окно на звук мотора, на аллее показалась Испано-Сюиза генерала, не доезжая метров тридцати до меня остановилась у летней беседки, увитой плющом, Берзин рукой подзывает к себе.

-Вот держи свои документы, товарищ Че,— генерал выложил перед собой на круглый столик три картонные книжки.— здесь есть все пропуска, в том числе и в резиденцию премьера. В семнадцать ноль-ноль быть готовым к выезду.

-Спасибо. Понял.

-Хаджи, заходи!— Кричит Берзин и в беседке, неслышно ступая, появляется Мамсуров.— Садись.

-Ну вот и настало время обсудить твоё предложение, Алексей, по 'Энигме'.

Из краткого рассказа генерала стало понятно, что группа Хаджи-Умара готовит нападение на аэродром под Севильей, на котором базируется легион 'Кондор', подразделение военновоздушных сил Германии. Затем Мамсуров разворачивает план аэродрома и, подсвечивая себе фонариком (в беседке полусумрачно), показывает расположение его объектов. Главной целью операции является вывод из строя бомбардировщиков противника, от которых страдают жители Малаги, Картахены и, конечно, Мадрида.

-Товарищ Берзин,— вступаю я.— захват 'Энигмы' нам нужнее, чем уничтожение всех этих самолётов вместе взятых. Это позволит читать самые секретные радиограммы немецкого командования. Мне кажется, целью операции должна быть 'Энигма' и шифроблокнот к ней, а повреждение самолётов— только прикрытием.

'Хаджи насупился... это понятно, какому руководителю операции понравится ситуация когда приходит кто-то со стороны и в последний момент тщательно подготовленный план летит в тартарары'.

-Лучше бы вообще представить дело как налёт наших бомбардировщиков...— добавляю я и осекаюсь.

'Теперь мрачнеет и Берзин— неужели только из-за того, что все плюшки могут достаться лётчикам'?

-Это дело надо обдумать,— после долгой паузы отмирает генерал.— так оно намного сложнее будет. Хаджи, обмозгуй со своими...

'Почему сложнее? По моему легче даже, наши бомбардировщики будут на себя внимание отвлекать'.

-Товарищи, я буду ходатайствовать перед руководством о награждении...— замолкаю под тяжёлыми взглядами военных разведчиков.

'Болван, полез тут... ещё бы денег предложил'.

-Задача понятна, товарищ Чаганов.— Поднимается из-за стола Берзин, показывая что разговор окончен.— Хаджи, проводи меня.

-И ещё одно, товарищ Берзин,— пользуюсь советом Штирлица, что запоминается концовка разговора.— просто напоминаю, вы мне обещали хорошего переводчика.

'Что-то буркнул неопределённое и тревожно взглянул на Мамсурова, ну а тут то что не так'?

* * *

'Думал, что все уже угомонились на сегодня, заполночь давно... нет— бежит посыльный и по-испански выдаёт: товарища Че вызывает к телефону генерал Доницетти'.

После тяжёлого разговора с разведчиками возникла шальная мысль, а что если обойтись без 'Энигмы'. Таблицы коммутации проводов для всех пяти роторов у меня прошиты в голове, рефлектор тоже: знай себе ищи соответствующие буквы в шести таблицах и не забывай сдвигать их на одну строку после ввода каждого символа. С первой буквой пришлось повозиться минут пять, со второй— минуту, с третьей— десяток секунд.

'Да это даже проще, чем играть в шахматы вслепую'.

По крайней мере, зная установки ротора, прочесть обычное двухсот пятидесяти символьное сообщение и без машинки реально. Так думал я пока не дошёл до сотой буквы... результат дешифровки неожиданно оказался неправильным. Затем число ошибок стало быстро расти и к сто восьмидесятому символу стало непремлемым: правильных букв стало меньше, чем неправильных. К тому же стала кружиться голова и носом пошла кровь, Базаров даже предложил заменить меня на ночном дежурстве видя мой бледный вид, но я быстро взял себя в руки, бросил изображать из себя шифровальную машину и послал подчинённых к Морфею.

Дохожу быстрым шагом, посыльный показывает пальцем направление куда идти а сам остаётся у входа. В дальнем конце коридора горит тусклая лампочка, освещая небольшой пятачок перед открытой дверью, иду туда стараясь не шуметь.

-Ты что тоже пойдёшь с подрывниками?— Слышится приятный женский голос из-за полуоткрытой двери метрах в десяти от комнаты дежурного.

-А что подумают бойцы если я останусь?— Отвечает ей незнакомый хрипловатый мужской голос.

-А я должна ждать здесь?— голос женщины как будто всё также тих и спокоен.

-Ну не обязательно здесь...— начинает оправдываться мужчина.

-Я не согласна, я твоя переводчица и буду находиться рядом.— В словах послышался металл.

-Хорошо-хорошо, Аня, успокойся.

'Нормально так,... а мы ещё смеёмся над дисциплиной в республиканской армии'.

-Слушаю!— Поднимаю лежащую на столике телефонную трубку.

Задремавший на стуле дежурный-испанец едва не падает на пол от неожиданности.

-Не спишь ещё?— Узнаю лёгкий латышский акцент Берзина.— Сейчас к тебе подъедет твой старый знакомый, он всё объяснит, будете вместе работать. Отбой.

'Старый? Самая старая моя встреча произошла только два года назад. Хотя время в моей новой жизни определённо течёт быстрее'.

* * *

-Я здесь в Испании, помимо работы спецкора 'Правды', являюсь представителем Центрального Комитета.— Михаил Кольцов осторожно усаживается на стул в комнате, служащей нам спальней и столовой.

Он сбрасывает на спинку короткую кожаную куртку, наброшенную на плечи. Его левая рука покоится на повязке-косынке, а левая ступня забинтована.

-Попал в аварию в Мадриде неделю назад,— перехватывает он мой сочувствующий взгляд.— пустяки, перелом ключицы и ногу немного вывернул. Уже почти не болит. У тебя есть что-нибудь закусить? С утра ничего не ел.

-Лёшь...— Киваю Базарову, поднявшемуся с лежанки.

Он ныряет в тумбочку и на столе на газете быстро появляется краюха серого хлеба, оливки, кусок сыра похожего на брынзу и длинная палка кровяной колбасы.

-Алексей?— Кольцов поворачивает голову к Базарову.— Скажи моему шофёру, он сидит в машине у входа, чтобы дал вина. По испански не говоришь? Так вино, оно и в Испании— вино, также как и Михаил Кольцов.

-Колбасу эту не ешьте,— продолжает командовать он.— потом неделю не сможешь от уборной отойти на расстояние большее десяти метров.

Мои подчинённые бледнеют.

-Если сразу не побежали, то считай пронесло, то есть повезло.— Успокаивает их он.

-Товарищ Чаганов, мне нужна связь с товарищем Сталиным.— Коричневые глаза Кольцова уже испытующе смотрят на меня.

-Насчёт вас у меня указаний не было,— сочувственно пожимаю плечами.— ...но сейчас запрошу Москву.

Петров идёт в соседнюю комнату прогревать аппаратуру, а самый знаменитый журналист Советского Союза начинает расстроенно жевать хлеб с сыром, запивая вином из необычной длинной стеклянной бутылки с узким горлышком, принесённой Базаровым. Кольцов ловко, не касаясь губами горлышка, направлял в рот сильную струю вина, которая возникала при резком наклоне бутылки.

* * *

Сталин подошёл к аппарату когда у нас было уже девять утра. Кольцов, диктовавший мне свой отчёт о политической обстановке в Испании, попытался было согнать меня с печатающей машинки, мол, я одной рукой печатаю быстрее, чем ты двумя, но я его к терминалу не допустил. Тут быстрота может навредить, перфоленты с ключами на обоих концах должны перемещаться синхронно, поэтому скорость печати ограничена максимум одной буквой в секунду.

Ларго Кабальеро все ругают, у 'старика' диктаторские замашки, он не терпит возражений, замкнул на себя решение всех вопросов и военных и гражданских, но... ничего не решает. Важнейшие бумаги стратегического значения лежат неподписанными, а он занимается распределением десятка винтовок и сотни пар ботинок.