Но в спальне меня уже ждал Виктор, и я, расплывшись воском на его коленях, временно выкинул из головы грандиозные планы по переустройству нашего пристанища.

— Вик, где ты был?! Я тут чуть от скуки не помер! — наигранно возмущенно свел я брови.

— Это сюрприз, Вадик! Подожди до церемонии и все узнаешь. — мягко улыбнулся вампир, целуя меня в уголок губ.

Я согласно закивал головой и расплылся в дурацкой улыбке. Сюрприз от Виктора? Интересненько...

— Мне тут доложили, что ты с Варнагаром целовался... — как бы между прочим вкрадчиво прошептал мне на ухо Виктор.

— А тот нехороший человек, который тебе доложил, случайно не уточнил, как это было? — внутри у меня как-то неприятно захолодило. О Викторе я в тот момент, когда целовался, вообще не думал. Интересно, а что мне теперь за это будет?

— Ну, и как? — ласково приобняв меня за талию, осведомился вампир. Голос у него был спокойный и какой-то обволакивающий, что ли. Меня это почему-то настораживало.

— Технически или теоретически? — вскинув брови, спросил я.

— Практически! — криво ухмыльнулось мое клыкастое чудо, заправляя мне за ухо прядь волос.

— Не понравилось! — наивно похлопав глазками, ответил я.

— Что так? — Виктор играючи аккуратно прикусил мое запястье.

— Ну, видишь ли, когда один из участвующих в процессе слегка неживой, это несколько отвлекает.

— Да, мне говорили, что мой брат не выглядел очень воодушевленным. — подтвердил Виктор, слегка сдвигая меня, чтобы я мог почуствовать его возбуждение.

Не выглядел воодушевленным? Я даже оскорбился в душе!

— Ну, я думаю, он просто не успел оценить красоты момента. Ты знаешь, Вик, он у тебя слегка тормозит временами.

— Напомни ка мне, радость моя золотая, когда это я давал тебе разрешение целоваться с другими? — Виктор ненавязчиво стал расстегивать пуговицы моей новой рубашки, вольно или невольно задевая кожу, задерживаясь возле расстегнутого уже участка чуть дольше, чем следовало. Эта не ласка сводила меня с ума. Во рту пересохло. Кровь гулко стучала где-то в районе живота. Мышцы мелко подрагивали в предвкушении, приправленном толикой страха. Я ощущал себя практически как в первый раз, но все-таки это было лучше. Лучше потому, что страх не скручивал внутренности тугим узлом, а неизвестность не давила на плечи, мешая просто наслаждаться моментом. Я чувствовал малейшее прикосновение, каждый волосок, встающий дыбом на коже, как будто следующий за длинными, красивыми пальцами. Виктор играл на мне, словно на музыкальном инструменте, но теперь я уже и сам мог ответить, добавить к своей музыке еще и мелодию любимого.

— Ты, наверное, просто не успел еще. — провокационно улыбнулся я, дурея от своей наглости и безнаказанности. Я чувствовал свою власть над вампиром, я наслаждался этой властью, я впитывал ее, как губка, пропускал сквозь себя, как прибрежный песок. И в то же время, я отдавал ему ровно столько же, сколько и брал. И власть наша была абсолютно взаимна.

— И на что бы ты еще хотел получить разрешение? — Виктор уже добрался до пуговицы моих джинсов и ненавязчиво слегка поддевал ее пальцами.

— На это. — я приподнялся и провел кончиком языка по ушной раковине вампира. — Или на это. — теперь уже мои губы жадно исследовали лицо Виктора, требовательно надавливая на гладкую кожу, прихватывая твердые косточки скул, спускаясь к шее, к голубоватой венке, под которой текла его жизнь. — А вот на это разрешения мне и вовсе не требуется. — Я мягко скользнул рукой по спине Виктора, вниз, вниз, туда, где под рубашкой, я знал, прячутся две хорошенькие ямочки чуть выше поясницы, туда, где позвоночник мягко изгибается, чтобы закончится трогательной косточкой, пережитком эволюции или божественным даром.

— Вадик, мне страшно даже представить, каким ты станешь лет через десять, если уже сейчас ты меня с ума своей чувственностью сводишь! — простонал Виктор, властно впиваясь в губы, поднимая меня на руки и опуская на прохладные простыни. Он дрожал, вызывая у меня ответную дрожь, электрическими разрядами проскальзывающими по нервам, заставляющими чувствовать каждую свою клеточку, каждую молекулу, каждый атом. Глаза Виктора стали совсем черными, словно смотришься в пропасть без дна и края, или в темное, ночное небо вдали от города, где ничто не мешает звездам вспыхивать и гаснуть причудливым калейдоскопом. Они затягивали меня в свой омут, обещая любовь и моля о взаимности, и требуя этой взаимности, и смыкая свои черные оковы так, что выбраться не представлялось возможным, да и не хотелось особо. Руки жадно и трепетно скользили по разгоряченной коже, слегка обжигая холодом. Властные, красивые губы вырисовывали дорожки узоров, клыки чувствительно, но не до крови, прикусывали, чтобы затем кончиком влажного языка, ощущаемого как нежнейший бархат, зализать покрасневшую кожу. И снова прикусить, спускаясь все ниже. Стоны сдерживать уже не получалось. Они рвались наружу тихими всхлипами, удивленными возгласами, когда ласки вампира становились чересчур откровенными, и щеки непроизвольно начинали предательски алеть в смущении, но не было сил отвести глаз от жестких узлов мышц, перекатывающихся под белой кожей, от черного шелка волос, струящихся по телу, гладких, мягких, блестящих, ласкающих нежнее, чем воздушные перья. И прохладные пальцы заставляли меня все откровеннее выгибаться навстречу в поисках бесконечного наслаждения. Не было запретов и табу, мы могли делать друг с другом все, что хотели. В любви не бывает запретных тем, нет запрещенных приемов, не существует грязи. Если любовь взаимна, то тело становится просто проводником, чтобы эту любовь донести до сердца, впаять в каждую частичку души миллионами оттенков тех ощущений, что дарят тебе прикосновения любимого. И снова стоны, громкие, жаркие, срывающиеся то на лишенный всякого смысла, но интуитивно понятный обоим, хриплый шепот, то на страстные крики, неудержимо рвущиеся в пространство. Я уже и не думал, кто сейчас будет ведомым, а кто ведущим. На данный момент это не имело для меня никакого смысла. Мы оба вели и оба отдавали. И жили как будто где-то в параллельной реальности, где нет ничего невозможного, где мы — Боги, где каждое движение или мысль правильны и незапятнанно чисты. А боль, которая пришла позже, воспринималась уже по-другому. Не было желания отодвинуться, как в первый раз. Наоборот, я сам подавался навстречу, ища эту самую боль, как нечто, что утверждает власть надо мной любимого человека. И невольные слезы в уголках глаз, выцелованные мягкими губами, больше не раздражали, потому что не заставляли Виктора останавливаться, потому что он так же, как и я, чувствовал всю важность, всю красоту, всю исключительную силу, которое давало нам взаимное обладание. Да, именно взаимное, потому что нельзя брать так много и ничего не отдавать взамен! А боль... Все правильно! Так и должно быть! Я давно уже уяснил себе, что если болит, значит жив! И не важно, сколько придется терпеть, потому что я уже точно знаю, что эта боль как-то исподволь, незаметно переплавиться в наслаждение. И выгнется тело дугой в сумасшедшем экстазе, и тяжелые капли пота будут скапливаться на теле, и скатываться, холодя разгоряченную ласками кожу, и крик разорвет тишину, отпуская на волю напряженно задержанный выдох. А мышцы расслабятся в сладкой истоме, и отяжелевшие вдруг веки устало сомкнуться. И, прижавшись к вампиру, накрытый его руками, уютно склонивший голову ему на плечо, я снова унесусь в страну сновидений. Но счастье и во сне будет играть на губах мягкой улыбкой, и зеленые-зеленые глаза моего черного ангела будут светиться теплом и нежностью. А смысл любви вовсе не в сексе, но без него сама любовь была бы далеко не такой!

Глава 29.

На этот раз мое чернявое кровососущее по пробуждении было рядом со мной, чему я был искренне рад. С одной стороны... Потому как с другой стороны онемевшие под тяжестью чужих ног конечности несколько раздражали. Что поделаешь, издержки семейной жизни, грустно вздохнул я, воодушевленно пихаясь и брыкаясь в попытке выбраться из заточения. Вампир спал мертвым сном и на провокации не реагировал. Умаявшись и прилично взмокнув от непривычных физических упражнений, я самозабвенно принялся разглядывать потолок. Целых три минуты его белое однообразие я терпел. На четвертую минуту мне пришла в голову идея его подукрасить. Например, в интерьер спальни неплохо бы вписалась такая огненная ящерка... Сказано, сделано! Четко представив себе шипастое огненное чудо с длинным хвостом, я поднял к потолку руку и значимо так продекламировал:

— Да будет жизнь!

И тут же завизжал фальцетом, когда сотворенное мной...хм...животное спланировало на то место, где только что была моя голова. Каким чудом я умудрился выбраться из-под Виктора, осталось для меня загадкой. Но белая наволочка подушки, которая прослужила мне верой и правдой аж два дня, сначала печально обуглилась, а потом радостно занялась пламенем, подожженная моей красной ящеркой. Зверюга на этом не успокоилась и шустро побежала в сторону головы вампира, оставляя за собой следы хаоса и разрушения. В следующую секунду вампир был самолично мной отправлен в короткий незапланированный полет ласковым пинком, грозившим принести мне новый мировой рекорд в метании очень тяжелых предметов. Но даже и тут Виктор не проснулся. А ящерка тем временем уже юрко ковыляла в его направлении. Допустить самопроизвольное возгорание любимого трупа я не мог, поэтому мужественно принял решение взвалить управление вампиром на себя. Очень вовремя! Именно в тот момент, когда полыхающая тварь брала последнее препятствие в виде скомканного одеяла, я и пришвартовался в тело Виктора, тут же отпрыгивая на пару метров в сторону. Ящерка плевать на меня хотела! В буквальном смысле. С грацией беременного мамонта, я ловко уворачивался от огненных струек, которыми животинка пыталась меня достать. Причем, старательно избегая попадания в валяющееся мертвым грузом на полу тело Мая. Странно, но присутствия в теле Виктора я как-то не чувствовал. Словно бы и не было никакого Виктора. Успокоив себя тем, что мой вампирчик все равно живее всех мертвых, я принялся с утроенным энтузиазмом спасать от разъяренной скотинки дорогую недвижимость, молясь, чтобы вампир как можно скорее инвестировал в эту недвижимость самого себя.

В комнате то тут, то там периодически вспыхивали все новые и новые озорные огоньки, высеченные лапами ящерки. Я пробовал тушить очаги возгорания, неистово поплевывая по сторонам на бегу, но ощутимого результата это не приносило. В такой ситуации проверять наличие у вампира слезных желез не представлялось возможным, потому что, даже если железы и имеются (как то не удосуживался спросить), то я скорее надорвусь, чем выдавлю эти самые слезы на приличное расстояние, а тушить тело, пока оно еще не горит было непростительным расходом ценного материала. Еще один источник спасительной жидкости я проигнорировал, боясь при такой активной половой жизни (это я о том моменте, когда на брюхе проползал под кроватью), кое-что ценное Виктору ненароком пошкрябать. Не правда ли, я страшно заботливый? Не правда! Моя забота приняла неправильный уклон в тот момент, когда пылающий шустрик настиг меня под кроватью, нежно поцеловав Виктору пяточку своим горячим язычком. Взвыв за двоих, я проломил чужой башкой днище кровати, вынеся на свет божий все ее неприглядное нутро, вкупе с кусками поролона во рту и обломками пружин, завивающимися на ушах. Ну, хоть глаза целы, а косметический ремонт лица Виктор мне простит! Надеюсь...

И вдруг до меня дошло. Ванная! Какой же я все-таки идиот! Кинувшись к заветной двери и благополучно ее протаранив, я впрыгнул в душевую кабину и резко дернул кран. В этот же момент под потоками кипятка вспомнил пару десятков непечатных выражений, состыковав их в одну неудобоваримую фразу. Дернул смеситель в другую сторону и пополнил свой словарный запас еще на тройку другую слов, аккомпанируя себе дробным стуком зубов. В конечном итоге душ отрегулировал до приемлемой температуры, не угрожающей моему психическому здоровью. Кося взглядом на сумасшедшую ящерку, нарезающую круги вокруг душевой кабины, попробовал позвать на помощь. Как и следовало ожидать, либо все в этом доме глухи, либо стены слишком толстые, либо это побоище просто принимают за постельные игры, но спасать меня никто не спешил. Уныло отмокая в душе, я пытался обрызгать ящерку, но увертливая зараза каждый раз выходила сухой из воды. Не попадал я, короче! Еще через пять минут я принялся слезно умолять огненную зверюгу, обещая безболезненно ее заморозить, как наглядное пособие единственного в своем роде представителя фауны. Проще говоря, клялся при хорошем раскладе похоронить ее с почестями, но животинка не вняла, продолжая сновать туда-сюда. Я совсем скис, когда почувствовал возвращение в тело блудного любовника. Оторопело уставившись на ящерку, вампир сделал шаг в ее направлении.

— Тппррру, Зорька! — завопил я, отскакивая от хищно ухмыляющейся твари.

— Вадик?... А что мы здесь делаем? — голос вампира был несколько озадаченным, но не испуганным. Я даже умилился. Не то, что Варнагар! Тот бы уже раз двадцать закатил истерику, и раз тридцать попытался бы грохнуться в обморок.

— Я спасаю тебя от кремации, любимый! — гордо пропел я, неуклюже подбоченившись на скользкой плитке.

— А откуда здесь саламандра взялась?

Я сдулся. Потом решил ни за что не признаваться, и скромненько прошептал:

— Не знаю. Я проснулся, а она на подушке моей. Чуть не обо...делался! А ты труп из себя изображать вздумал. А я... А она... Тогда я... И тут... — взахлеб рассказывал я свои впечатления, яростно жестикулируя, на что саламандра каждый раз шипела. На одном очередном неосторожном моем вираже, подлая тварь плюнула в нас, сделав Виктору интимную стрижку огнем. Дальше терпеть вампир не стал, и, наколдовав там себе что-то, растворил ящерку в воздухе сизым дымком, который медленно втянулся в вытяжку.

— Ух ты! Я тоже так хочу! — тут же поделился впечатлениями я.

— Вадик, вот пойдешь учиться в Академию, и всему научишься! — уверенно отозвался вампир, тщательно намыливая свое пострадавшее во многих местах тело. — Если до этого момента ее не спалишь, конечно... — задумчиво закончил он. — А зачем ты все-таки саламандру вызвал?

Отпираться смысла больше не было, хотя и очень хотелось.

— Да я и не знал, что это саламандра! Думал, так, ящерка... А она как набросится на тебя! При этом мое тело даже кончиком хвоста не тронула!

— Саламандры очень сильно привязаны к создавшим их магам. А во мне она, видимо, угрозу почувствовала. Вот и защищала тебя. Ну, это вы на третьем курсе Академии проходить подробно будете.

— Аааа... — многозначительно протянул я. Расставаться с Виктором не хотелось, но я уже представлял себе всю ширину предоставляющихся мне в Академии возможностей... И все разнообразие шалостей, которые можно было учинить, зная парочку другую заклинаний.

— Да... — неожиданно хмыкнул Виктор. — Сдается мне, что вот это не саламандра со мной сотворила. — закончил он, снимая с уха лихо закрученную пружину от матраца. — Я даже побаиваюсь как-то в спальню выходить. Вадик, а там стены с полом еще остались?