Поворот

— Не гоже кораблю идти в бой без флага. Честь она дороже жизни.

Василий на это только кивнул. И пусть они нарушили приказ и теперь уйти будет сложнее, если вообще возможно, но офицера он понимал. Понимал и разделял его мнение. А флаг их заметили — вон что-то кричат с берега, даже пальнули из ружей пару раз. А на судне тем временем стали пробиваться языки пламени.

В то, что они выйдут на шлюпке из бухты и пройдут мимо караульных фрегатов он даже не надеялся, но вот прошли. Им что-то кричали с кораблей, офицер им отвечал, а команда гребла. Огонь по ним так и не открыли, а капитан так и сидел на корме и смотрел в сторону своей любви. Отошел лишь когда шлюпка глухо ударилась дном о берег, и офицер тронул его за плечо.

— Сходим на берег, Василий Фомич. Мы ушли.

Капитан встрепенулся, теперь уже совсем другим взглядом окинул окрестности — да ушли они недалече, теперь нужно подняться в гору и где-то там их ждут свои. Что ж, пора идти, а новое судно он даст бог построит. После войны.

— Идем.

Балаклавская авантюра удалась. Для этого не нужен был телеграф — столб черного дыма поднимался высоко в небо и был виден издалека. Бухта горела. Сколько там кораблей я не знал, но урон нанесен однозначно не малый. По логике событий, коалиция должна была отвести наиболее пострадавшие корабли в ближайшую закрытую бухту. А ведь Балаклавская бухта небольшая и скученность там должна быть просто огромная. К тому же с боков ее ограничивают горы, так что пламя с сегодняшним ветром должно идти вглубь бухты. Так это или нет проверить я не мог сейчас никак, но был практически в этом уверен. Где-то там в бухте были отшвартованы линкор "Агамемнон", пришвартованный так, чтобы контролировать бухту и берега, так же там была и яхта лорда Кардигана, да и не только его яхта — англичане и французы прибыли в Крым как на отдых. Шатры, слуги, яхты, да что там — они даже отстроили набережную, дабы им было где гулять вечерами. Вот теперь и горят их капиталовложения, ну и пусть горят — это нам на руку.

Жаль не успели подготовить сюрприз для Евпатории и Казачей бухты, ну что ж теперь. Второй раз такой фокус уже не удастся. Флот коалиции понес потери, но остался боеспособен, но несколько линкоров он потерял, а значит и обстрелы Севастополя будут слабее. Теперь главное не дать противнику отойти — ударить и смять им фланг, отрезав снабжение. Ну да время уже подходит, на днях, помолясь, начнем. Даст Бог победим. Слишком сильно Англия и Франция вложились в войну и ожидают они от нее многого. Ежели сможем отстоять Крым и Севастополь, то решимость продолжать войну у них поубавится. Как бы вообще не испарилась. Еще бы с Турцией решить вопрос — вывести ее из войны, и коалиция сама начнет искать мира. Жаль, что все так непросто и не выходит, как задумывалось. Я вздохнул — столько надежд возлагал на свой полк и вот теперь он не успевает на операцию. Да еще Горчаков выложил приказ императора не соваться и не отпускать меня на передовую. А ведь и винить некого — я же сам отписывал про Нахимова государю и вот теперь все вернулось мне бумерангом. Так что быть мне в ставке главнокомандующего до самого окончания сражения — не отпустит, о чем меня предупредил заранее. Ну хоть тут все проконтролирую, дабы не вышло как прошлый раз — подкрепления стояли в ожидании битвы, но приказ выдвигаться им так никто и не отдал, а в это время их очень не хватало на передовой. Дорого обошлась нам наша нерешительность, хотя кто знает не вышло бы еще хуже, введи мы все свои силы — я уже убедился, что тут все неоднозначно и правильные решения не всегда таковыми являются.

Вторая битва за Балаклаву.

Дмитрий Николаевич Белевцов устало опустился на землю — день вышел очень напряженным. Старый генерал с наслаждением скинул обувь и пошевелил пальцами ног — столько беготни это все же уже слишком для его возраста. Устал. Пусть план и был разработан кем-то очень дотошным, но все же все в нем не учли, да и случается всякое на марше — люди не механизмы и всегда что-то пойдет не так. Белевцов откинул ленивым взглядом деревню Варнаутку — сегодня сюда дошли передовые части и мест под крышей всем уже не хватало, так что все окрест было занято отдыхающими солдатами. Местные жители будут долго вспоминать нашествие военных в их маленький мирок и скорее всего без всяких добрых чувств. Он хмыкнул, да уж, после военного лагеря тут будет как после погрома, ну да такое дело война.

Ноги отекают, а ведь еще год назад на уездном бале он танцевал целый вечер — вот так вот и подкрадывается старость. Тяжко. Не то уже тело, нет былой сноровки и выносливости, а есть приобретенные болячки и ноющие ноги. А завтра же предстоит карабкаться по горам, да еще и противник будет подгонять. Слава богу тут горки пологие, крутизна именно здесь, конечно, изрядная, но все же не отвесные обрывы, так что, даст бог, осилим. На эти мысли ноги отозвались усилившейся ноющей болью — явно они были не согласны с таким оптимизмом своего хозяина, а ему оставалось лишь горько улыбнуться.

Утром выдвинутся в два потока. Первый и основной— это Азовский полк, а чуть в стороне пойдет рота лучших стрелков Тарусской дружины, за ними потащат приданные десять полупудовых мортир керченского образца их расчеты, а завершать уже этот ручей воинов будет уже его ополчение с припасами. А вот Азовский полк будет спускаться уже не ручьём, а широким фронтом и без всякого построения, а чуть в стороне встанут их прикрывать и вести огонь по неприятелю оставшиеся восемь мортир. С точностью у них дело плохо, поэтому вести огонь они будут покуда войска не дойдут до определенного рубежа — дабы и свои не пострадали. Это понятно, а вот в эффективность такого обстрела старый генерал не верил, но серьезные пушки сюда протащить, а главное вывести на позиции было сложно, да и не хватало орудий на все направления.

Что радовало, так это обеспеченность зарядами для ружей и винтовок — выходило по сотне на солдата, правда с собой будет у них припасу не так много, придется уже подносить во время боя и этим будет заниматься оставшаяся часть Тарусской дружины. Оставалось только покачать головой — незавидная работа, да и опасная чрезмерно, но других вариантов не было. Да и как тут наладить нормальное снабжение, если им предстоит практически сразу вступить в сражение? А ведь второй полк еще не весь подошел к месту их ночевки — ночевать им предстоит под горой, а завтра сначала подняться на неё и только затем повторить маршрут Азовского полка. Солдаты устанут, растянуться по дороге и будут подходить неравномерно, именно поэтому Азовский полк должен захватить часть укреплений и закрепиться там — иначе их всех выбьют по частям.

Думать о том, что может пойти не так откровенно не хотелось, но мысли все равно забегали в голову, чтобы испуганно спрятаться потом где-то в глубине сознания. Бойня— вот что будет если все пойдет не так. Что могут сотворить современные орудия, да с их скорострельностью, да бьющие шрапнелью по наступающей пехоте он знал не понаслышке. А ведь в Балаклаве наверняка множество спавшихся моряков сейчас, да и солдат должны были нагнать на ликвидацию последствий пожара. Эти мысли немного приободрили его — да уж, пожар был знатный, бухта горела так, что дым был виден с любого места издалека.

Еще беспокойство вызывали полученные ручницы, или как их там называть. Короткий толстый ствол, с отверстием диметра в пальца три, заряженный картечью — стрелять им дальше ста метров — это переводить заряды зря, но вот метрах на пятидесяти должно выйти неплохо. Выглядели эти не пойми-что довольно уродливо — короткий ствол заканчивался курковым механизмом, явно взятым с английских ружей, или французских — кто их знает, приклад и сошки, да бы можно было упереть в землю. Перезаряжается долго, да и не рассчитывали ее создатели на перезарядку во время боя — весь смысл здесь сделать выстрел в критической ситуации, а перезаряжать уже после схватки. Это средство усиления в обороне, а не в атаке — его сразу предупредили, но вот тут генерал-майор с ними не согласился и велел сотню из трехсот двадцати семи штук, отдать наступающим. После выстрела пусть хоть на землю их бросают — товар копеечный, а вот толк может быть в подавлении очагов обороны. Верно он рассудил или нет — завтра бой покажет.

Пол сотни этих ручниц уйдет в прикрытие десяти мортир, сотня в атаке, остальные же понесет вторая волна атакующих — там уже нужно будет не только атаковать, но и защищаться -враг не смирится с потерей позиций.

Восемь мортир будут прикрывать именно участок их прорыва и на что больше не отвлекаться, управлять ими будут специально отобранные корректировщики. А вот с десятком все не так просто — им задача бить по скоплениям противника в тылу обороны, и тут парой корректировщиков не отделаешься, да и побегать им придется изрядно, а уж сведения передавать флажками будет еще той морокой.

Да уж, план не блещет, но надежды вселяла постановка дымовой завесы для прикрытия атакующих — для этого были изготовлены специальные дымные заряды и испытания этих самых зарядов генерал уже наблюдал. Дыма было очень изрядно, но и запах у него отнюдь не фиалок, но терпеть можно. Другое дело, как скоро сдует эту завесу ветер? Успеют ли подобраться солдаты вплотную к укреплениям? Самих зарядов немного — по три на орудие, а с меткостью у этих мортир проблемы — там ли поставят завесу? Но все же Дмитрий Николаевич соглашался — лучше такая завеса при этой атаке, чем вообще никакой, нивелировать преимущество коалиционных войск в дальности стрельбы, да выключить прицельную стрельбу их артиллерии — дорого стоит.

Надежды еще были и на туман -в первую Балаклавскую он был весьма плотный, однако сейчас, как на грех, он не упорно отказывался появляться, так что пришлось создавать его самим, — так сказал ему князь Львов и тут он был склонен согласиться с ним.

Мысли, мысли, сколько их сейчас приходит в голову. И нет бы радовали они, так нет же — приносят только тревогу и новые переживания. И вроде бы сделано много и подготовились, но вот постоянно находятся просчеты и оплошки — там сломалась телега с припасами и рухнула в речку, в другом месте затор и весь график движения полетел в тартары, а в третьем солдаты маются животами. Проблемы вроде житейские, вот только запаса времени у него нет от слова совсем. И как тут не волноваться? А доктор ему неоднократно говорил, что волнения ему противопоказаны. Эх, где та молодость? Вон молодой офицер стоит — да он прямо лучиться от предвкушения. Хех, в голове, небось, одни подвиги и ордена, а прилетит на встречу картечь и все мечты канут в один момент, останется только кровь, вываленные на землю кишки и короткая строчка в некрологе.

Белевцов одернул себя — хватит уже, еще накаркает старый дурень.

Федор утром продрал глаза с большим трудом — дотопали до Варнаутки уже глубокой ночью и сил не было ни на что. Да и откуда они возьмутся, если солдатское дурачье сломало телегу со своим оружием, а утащить все сами не могли — больно много там всего было. Вот и пришлось ополченцам разбирать все и тащить уже на своем горбу помогая солдатикам. Телег не хватало, как им сказали они много где еще нужны, так что замены ждать им долго, а ждать никак нельзя — все расписано по времени и биться предстоит тем что есть. Вот и перли они эти непонятные толи ручницы, толи гаковницы на своем горбу, да заряды картечи к ним, да порох — вес то изрядный, а ведь и свое ружье не бросишь и припасы також тащи. Эх.

Так что встал Федор в препаршивевшем настроении. Не выспался толком на подстилке у костра и ноги еще после вчерашнего марша не отошли, но делать нечего — будили всех без различий и попробуй не встань, тут же шомполов отведаешь. Завтрак тоже не радовал — наестся им было невозможно, слишком мало, желудок вообще не заметил попадания в него еды и урчал, намекая хозяину о своих потребностях. Федор только вздохнул. На его беду рядом пробегал какой-то унтер и тут же навелся на ополченца.

— Смирно! Чего вздыхаешь солдат? Почему не в строю? — Незнакомый унтер смерил Федора брезгливым взглядом, ну да у него форма на стройках сносилась, а из новых вещей привезли только сапоги и шинель. Одежда же повседневная представляла собой жалкое зрелище — где с отметинами от смолы да от бетона, а где и просто следы от въевшегося пота и пыли — когда бы он постирался и привел в порядок скажите?

— Осмелюсь доложить, господин унтер-офицер! Рядовой Тарусской дружины, помогали вчера солдатам нести их ручницы и припасы к ним, прибыли за полночь. Нашего командира с нами нет, приказов не поступало! — Федор усиленно ел глазами начальство и стоял навытяжку — ну их офицеров, свой солдат или чужой им не важно — отведать шомполов у всякого можно. Офицер и сам видел, что перед ним ополченец, но видать сам был не в настроении вот и прицепился к первому кто подвернулся, так что стоял и ел глазами Федор очень усердно. Такое отношение унтеру понравилось, и он даже чуть смягчился.

— Ты вот что рядовой, раз пришел с нами, то с нами и пойдешь, ручницы эти тащить все одно надо, а нам и своего веса хватает. Найди своих, кто с ручницами и бегом ко мне, там дам распоряжения. — Унтер немного постоял, внимательно вглядываясь в лицо Федора в поисках неуставных эмоций, но таковых не нашел и окончательно расслабился. — Ты не бойся ополченец, пойдете позади нас, никто вас не погонит в первых рядах. Вам нужно просто за нами тащить эти клятые ручницы и далеко не отставать. Справитесь?

— Так точно, господин унтер-офицер. Как есть справимся. — И Федор даже позволил себе тоже чуть расслабиться и сбавить тон. — Да мы же все понимаем, дотащим куда скажете, все исполним в лучшем виде, не сомневайтесь господин унтер-офицер.

— Ну тогда грузитесь и подтягивайтесь вон к тому костру, Я там буду, там все и расскажу что делать дальше. — И тут же сменил благодушный тон на командирский рев: — Выполнять!

Федора как ветром сдуло. Впопыхах чуть не уронил эту дуру себе на ногу и вполголоса выматерился — мало вчера ее тащил, так и сегодня опять ее же переть на своем горбу.

— Прохор, вылезай уже из кустов. За то время, что ты там сидишь уже можно было уже все поле загадить.

Тут из кустов показался его недавний приятель. Как он с ним сошелся Федор и сам не понимал — ну полная же ему, Федору, противоположность. Если Федор любил основательность и трудился на совесть и работы не боялся, то Прохор норовил сделать поменьше, а сожрать и поспать подольше, за что и ходил с красным ухом уже третий раз за неделю. Но несмотря на эти моменты, Прохор все равно держался рядом с ним, и Федор ему не препятствовал. Да и полезен он был, чего уж тут — все про всех знал, а если не знал, то узнает непременно раньше всех остальных, неприятности чувствовал кожей и сбегал от них заранее. Щупловат был Прошка и вчера именно Федору пришлось помогать приятелю, забрав у него картечные заряды и порох к ручнице. Федора же Бог силушкой не обидел, что уж тут, скромничай не скромничай, а кабы он на весу не удержал ту сломанную телегу, то лететь бы ей в речку вместе со всем содержимым, а так теперь они и прут весь спасенный груз на своем горбу. Вот за это спасение Прохор вчера весь вечер ему и ныл на ухо, за что и ходит сейчас с покрасневшим ухом. Нет, он его не бил — так, оплеуха легкая, ну по мнению Федора легкая, а вот Прошку снесло с дороги. Даже жалко его стало, вот и впрягся помогать ему тащить часть груза, чему и сам потом был не рад. Вот и сейчас Прохор не попал под начальство, а храбро отсиделся в кустах пока гроза не миновала, но тут дело серьезное и от Федора ему не отвертеться, так что будет он родину защищать, куда денется, главное на его жалобный вид не обращать внимания.