Поворот

Над Бельбекской долиной парила знойная жара, хотя до полдня было еще далеко. Лишь изредка с моря задувал ветер и шевелил колыхающееся тепловое марево. Андрей с полусотней казачьего сопровождения устроился на склоне невысокого холма в центре обширного бивуака, напротив ставки командующего армией и пил заваренный денщиком Скомороховым кофе. К этой процедуре были также приобщены поручик Золотов и поручик Стрешнев. Для Стрешнева полковничий кофе стал уже привычен, и ароматный напиток он пил с наслаждением, мелкими глотками. Золотов же время от времени подозрительно посматривал в чашку. Все ждали командующего Крымской армией, генерал-адъютанта князя Горчакова. Рано утром командующий отбыл на Инкерманские высоты для осмотра передовых позиций армии и возможных изменений диспозиции неприятеля, и прибыть должен был только к обеду. Как ни странно, но сейчас Андрей был рад, что не застал в лагере Горчакова. Появилась возможность хоть немного прийти в себя и собраться с мыслями. Это путешествие его порядком утомило.

Симферополь удалось увидеть лишь мельком, с утра. Не город, а какой-то сплошной лазарет. Едва нашли квартиру на ночлег. Впрочем, Тихон Шептунов его успокоил. Ночлег, это временное, днем он обустроит людей на квартире по их ведомству. Андрей только кивнул. Здесь их пути временно расходились. Шептунов налаживал связи на местах и собирал сведения, а Добрынин со своими подчиненными занимался проверками состояния снабжения в Крымской армии. Перед отъездом Андрей ему напомнил.

— Я знаю, что военный министр наделил вас полномочиями, но Иван Матвеевич, помните — у меня есть предписание государя императора по нашей миссии. Если возникнут какие-то препоны, или полномочий окажется недостаточно, обращайтесь немедля.

Добрынин согласно кивнул.

— Непременно. Сначала осмотрю все, что находится здесь, в Симферополе, а потом вслед за вами в Бахчисарай и Бельбек.

День скорой спешки с ночевкой и вот он здесь, в Бельбекском лагере. Вскоре у штабных строений показалось движение, а это означало, что командующий прибыл. Андрей оправил мундир, надел на голову каску и взял на заметку, что ни в Перекопе, ни в Симферополе, ни здесь, в Бельбеке, касок на офицерах он не видел. Все носили фуражки. Фуражка у него была и даже не одна, но для представления командующему он решил все-же прибыть при полном параде. Ждут человека из Петербурга, значит будет такой человек. В новенькой каске, новом мундире, начищенных до блеска сапогах.

После приезда командующего начался прием посетителей, и Андрей спокойно ждал пока подойдет его очередь. Он знал, что если обратится напрямую к адъютанту, то его примут вперед других, но не обращался. Идет война и возможно эти люди сейчас решают важные и срочные дела.

Однако вскоре очередь прошла и князь Львов предстал перед адъютантом, передал ему сопроводительные документы. Тот некоторое время удивленно смотрел на залетную петербургскую птицу в новом ладном мундире и каске с шишаком, но прочитал документы, и сразу стал серьезен.

— Ваше сиятельство, его высокопревосходительство ждут вас.

Да, ждут. Андрей это уже понял. Бумаги пришли, и опять как говорится — наша слава идет впереди нас.

Горчаков встретил князя Львова стоя у стола. Андрей сделал несколько строевых шагов в его сторону, отдал честь и представился.

— Полковник князь Львов по поручению Его императорского величества государя Александра Николаевича — он вручил князю Горчакову пакет, и с интересом наблюдал, как командующий внимательно читает поданные бумаги.

Ростом он был чуть выше среднего, небольшая залысина спереди, коротко стриженные волосы и уже привычные усы в николаевском стиле. Выглядел князь совершенным стариком и Андрей заметил, что был растерян. Читал медленно, периодически поднося документы к лицу или поднося к бумаге лорнет. Вероятно, близорук. Наконец он положил бумаги на стол, устало вздохнул, и пригласил к столу Андрея.

— Присаживайтесь, князь — Горчаков помолчал немного, и продолжил сначала слегка невнятно, но потом все более уверенным тоном — Всемерно рад тому, что государь решил сам разобраться в сложившейся у нас непростой обстановке, и полагаю, что вы донесете до него все правильно. Да-с. Уверен в этом — он вздохнул и озадаченно посмотрел на полковника Львова — Но все же, князь, есть вопросы. Может, поясните, как далеко простираются ваши полномочия. Представлять персону государя императора — что это значит? Что вы собираетесь делать, полковник?

Андрей с интересом смотрел на Горчакова и вспоминал все, что говорили о князе в Петербурге. Не самостоятелен, не решителен, но всяко лучше Меньшикова, который уже всех достал. Князь очень долго служил начальником штаба при фельдмаршале Паскевиче, человеке властном и не терпящем чужих мнений. Видимо это и сказалось на его характере. Хуже того, Паскевич и сейчас формально является начальником Горчакова, и вероятно донимает его своими инструкциями. С одной стороны Паскевич, не желающий войны и напрасного, по его мнению, кровопролития, с другой Николай, требующий побед. А крайним здесь выходит командующий Крымской армией князь Горчаков. Михаил Дмитриевич, наверное, чувствует это отношение и вряд ли оно ему нравится. Возможно, только сейчас, когда императора Николая не стало, он начал ясно понимать, что ответственность за поражения в этой войне возложат и на него. Обществу мало того, что он старательно исполнял высочайшие приказы, обществу нужны победы.

Андрей доверительно склонил голову.

— Поражения армии, Ваше высокопревосходительство. Из-за них мы попали в очень трудное положение. Неприятель хочет решительно закончить войну и у нас есть лишь один шанс исправить ситуацию. Государь император желает во всем разобраться, получать скорые сведения от лица, мнению которого он доверяет. В данном случае это я, и таково высочайшее поручение. Также имею сведения о том, что принято решение об усилении Крымской армии для решительного сражения с неприятелем. Всячески способствовать подготовке к этому сражению, тоже является моим поручением.

Горчаков оживился.

— По этому поводу поступили сведения от военного министра, но все слишком обще. Может скажете, когда возможно усиление и каково оно будет? Будут ли дополнительные провиант и припасы?

— Слышал, что решительные действия планируют на вторую половину лета. Провиант и припасы обещали. С целью проверки вопросов снабжения со мною прибыл полковник Добрынин.

— Даже так — Горчаков неподдельно воодушевился — Признаться, очень рад это слышать. Просил военного министра о таком человеке, а то уж и не знаю, что делать. О беспорядке со снабжением и злоупотреблениях интендантов даже в Петербурге наслышаны.

Командующий смотрел на князя Львова с интересом. Князь начинал ему нравиться. Нет, конечно, некоторое расположение к князю Львову, посланнику императора, он испытывал изначально. Михаил Дмитриевич имел странное представление об организации общества доставшееся ему со времени воспитания в молодости и юности. Последующая военная служба с ее жестким подчинением только укрепила это представление. В его понимании знать составляла высшую касту людей, одаренных господом Богом великими дарами и способностями. К этой касте принадлежали государь император, правящие семьи Европы, титулованные фамилии, он сам, и несомненно, сидевший перед ним князь Львов, отмеченный расположением особы государя императора. Да, ему уже надоели постоянные одергивания и понукания, различные люди, пытавшиеся влезть в командование армией. Тот же барон Вревский, например. Однако в отличие от барона в глазах князя Львова было понимание и где-то даже сочувствие.

— Что же хочет знать государь?

— Все, что поможет составить мнение о положении дел — Андрей достал письмо об отправке войск к Керчи и протянул командующему — и еще вот это поручение.

Михаил Дмитриевич склонился над протянутой бумагой, а когда поднял голову, было видно, что он расстроен и озадачен.

— Неужели все так серьезно? До меня дошли сведения об эвакуации складов по северному побережью Азовского моря, но я полагал, что это опасения местных властей.

Андрей внимательно посмотрел на командующего.

— Это было мое распоряжение.

— Получили сведения о нападении?

— Не совсем — Андрей указал на лежащее на столе распоряжения об отправке войск в Керчь — В Петербурге возможность нападения рассматривали как очень вероятную, когда же посмотрел ситуацию на месте, то для меня многое стало ясно. Так что действовал в исполнении данного приказа.

Командующий стал серьезен и задумчив. Внимательно смотрел на князя Львова почти не моргая. Показалось и счел возможным объявить эвакуацию. Каковы же полномочия князя? Вероятно, у него есть не только те бумаги, которые он предоставил.

— Отчего же считаете, что нападение возможно в ближайшее время?

— Им нужно как можно быстрее отрезать нас от снабжения пока не начались основные бои за Севастополь. Боюсь, я уже опоздал.

Горчаков задумался.

— Ежели желаете успеть как можно скорее, то следуйте обратно в Симферополь и берите под командование резервные батальоны Подольского и Тарутинского егерских полков. Для сопровождения возьмите несколько эскадронов Рижского драгунского полка. Всего с драгунами три с половиной тысячи наберется. Бумаги я напишу. Не знаю, сильно ли это поможет делу, но большего дать не могу. Войск ни в тылу, ни на позициях не хватает, да и не успеют они.

— Благодарю, Ваше высокопревосходительство.

— Не за что, князь. Силы не велики, неужели полагаете удержать неприятеля?

— Видно будет. Может удастся хотя бы задержать на день-другой и эвакуировать гражданских. Будем надеяться, что Донское казачье войско успеет за это время провести мобилизацию и защитит побережье.

Горчаков по-старчески глухо вздохнул.

— Будем надеяться, что они вообще не решатся на это предприятие. У нас и без этого забот полно — он подошел к столу у окна на котором лежали карты — вот извольте посмотреть. Вам ведь нужно будет писать доклад государю.

Андрей подошел и углубился в чтение карт. Здесь был тот же Севастополь, что он видел картографическом кабинете военного министерства, но более подробный. Позиции противника помечены датами и часто знаками вопроса. Дивизии, корпуса, батареи. Многие воинские части подписаны фамилиями. Командующий водил по карте карандашом и давал пояснения.

— Ближе всего к северной стороне и северному укреплению стоит Боске. Сущий дьявол, смею заметить. Атаки ведет с напором и неизвестно куда пойдет. Сейчас его держат Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет. Они сейчас все держат. Полагаю, следующей целью неприятеля будут они. Пока эти укрепления не захвачены, взять Малахов курган им будет трудно.

Михаил Дмитриевич вел карандаш по дуге вокруг Севастополя поочередно перечисляя силы неприятеля. Андрей улучил момент, когда командующий на некоторое время замолчал, и задал вопрос.

— Какова же общая численность союзников?

— Точных данных нет, но мы полагаем, что тысяч сто пятьдесят будет, вдвое больше, чем есть у нас, и силы их продолжают увеличиваться. Пелисье, сменивший на днях Канробера намерен приступить к решительным действия в ближайшее время. Вот гадаем куда он пойдет. На Севастополь, или через Черную речку атакует наши позиции на северной стороне. С их силами имеют много возможностей — Горчаков прервался и подслеповато с интересом смотрел на князя Львова. Понимает ли, что это значит.

Андрей понимал. Союзники могут ударить в двух направлениях, и успех на любом из них будет означать поражение русской армии. Из-за этого Горчаков вынужден держать силы и в городе, и на позициях вдоль речки Черной, и не может оказывать Севастополю действенной помощи. Михаил Дмитриевич удовлетворенно кивнул. Понимает князь Львов, и это хорошо.

— Положение наше серьезное. Сами видите не до наступления сейчас. Будет большим успехом если удастся позиции на Черной и под Севастополем удержать.

Андрей это уже понял. Задумчиво покивал головой и тут его взгляд уперся в подписанные карандашом номера частей, обозначенных на карте вдоль Черной. Части располагались вдоль реки по правому берегу, и лишь некоторые стояли за рекой. Там, на неправильном овале холмов, было четко прописано 'Федюхинъ'. Федюхины высоты пока наши. Он указал на карту.

— Ваше высокопревосходительство, высоты на том берегу мы удерживаем?

— Высоты наши. Там несколько батарей стоит, но уже принято решение вывести их за реку. Боске атакует холмы, и рано или поздно захватит, а силы нам сейчас и самим нужны. В городе большие потери и есть нужда в подкреплениях.

Андрей задумчиво смотрел на карту. Выходит, Федюхины высоты пока наши. Неплохо было бы их удержать, но возможно ли? Он вспомнил о приказе императора с пустым местом, что лежал в его походном сундучке. Вписать приказ об удержании позиций и отдать Горчакову. Пусть ищет возможности удержать высоты. Если удастся удержать, то их позиции в предстоящем сражении будут куда более выгодными, чем это было в истории, которую он помнил. В том, предприятии, что ему предстояло, любая мелочь была подспорьем. Андрей чувствовал, что вот такими небольшими изменениями, как эвакуация азовских складов, захват позиций в предстоящих сражениях, он и должен начинать изменение истории. Менять, наблюдать за тем как идут события, и снова вмешиваться. Дело-то незнакомое.

Однако за бумагой не побежал. Он ясно видел, что дела здесь идут совсем не так, как их представляют в Петербурге, и не так, как их представлял он. Непросто здесь все. Он глубоко вздохнул, словно принимая для себя непростое решение, и обратился к командующему.

— Ваше высокопревосходительство, есть ли возможность удержать высоты?

Горчаков замер от удивления и озадаченно смотрел на князя. Андрей не стал выдерживать паузу и быстро пояснил.

— Решение о сражении принято, и исходя из диспозиции войскам нашим наступать придется через Черную. Если высоты будут в руках неприятеля, они станут препятствием для любого наступательного маневра. Большой крови будет стоить их захват.

Сквозь очки во взоре Михаила Дмитриевича вспыхнуло мгновенное раздражение. Тоже мне нашелся советчик. Однако он ничего не сказал, и склонился над картой. Верно все говорит полковник Львов. Высоты будут нужны, если в Петербурге действительно принято решение о сражении, только откуда силы взять.

— Говорите подкрепления будут в июне?

— В июне, начале июля.

Командующий стал серьезен, и продолжил внятным, размеренным тоном.

— Очень мало свободных войск. Части с высот планировал в город вывести. Если оставим на позициях, то лишим город поддержки, а людей там и так не хватает. К тому же тогда здесь тоже усиление понадобится — он ткнул пальцем в извилистую полосу реки — Защиту линий снабжения придется обеспечивать — Горчаков покачал головой — Озадачили вы меня князь, но раз решение о сражении принято, я подумаю, что можно сделать и отпишусь военному министру. Надеюсь и вы в докладе государю опишите нашу непростую ситуацию. Если оставим высоты за собой, то при такой диспозиции подкрепления нужны в кратчайшие сроки. Хотя бы сколько-то, иначе высоты не удержим.

Князь Львов согласно кивнул.

— Непременно опишу, Ваше высокопревосходительство.

Горчаков отдал распоряжение подготовить бумаги о передачи резервных батальонов под командование князя Львова, и некоторое время они обсуждали поход к Керчи. Михаил Дмитриевич выражал надежду, что в Петербурге все же ошибаются, атаки на город не последует, и князь вскоре вернется назад.

Андрей не стал развеивать его надежды, уже для себя зная, что надежды напрасны. Успеть бы вовремя. Мысли были только об этом. Князь Львов ушел, а командующий долго задумчиво сидел за столом. Потом достал бумагу и принялся писать письмо генерал-губернатору Царства Польского фельдмаршалу Паскевичу князю Варшавскому.

'Милостивый государь Иван Федорович, довожу до Вашего сведения ...' Перо замерло над бумагой оставив кляксу, и Михаил Дмитриевич после некоторого раздумья бросил перо в чернильницу, а бумагу скомкал и швырнул под стол.

— Хватит уже — едва слышно, для самого себя прошептал он — все одно, за все самому отвечать придется.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

** прода22-09-2018

Сборы в Симферополь были недолгими, однако быстро выдвинуться не получилось. Время, все дело во времени — мы катастрофически не успевали, и полковник это понимал не хуже меня, но вопросы множились быстрее чем мы успевали их решать. Снабжение Севастополя было нашей ахиллесовой пятой и нужно срочно с этим что-то делать иначе все зря — армия без снабжения воевать не сможет долго.

Так или иначе, но в Симферополь я все же добрался. Резервные батальоны Подольского и Тарутинского егерских полков к походу были не готовы совершенно, офицеров пришлось собирать почти целый день, но и это было весьма сомнительным достижением — накануне оные очень неплохо провели время в местном ресторане и последствия столь бурного времяпровождения были у многих на лице. На весьма помятых лицах. С сопровождением было все намного проще — два эскадрона Рижского драгунского полка мне отдали с легким сердцем, почему так я понял не сразу, но стоило только познакомится по ближе как все стало ясно — в любой части есть лучшие и худшие подразделения, вот последние мне и достались. Мне же выбирать было не из чего, оставалось только радоваться тому что есть и уповать на господа.

Хуже всего было с выдвижением — обоз сильно замедляет ход войск, а время дорого. Да и обозом то, что смог найти мне Добрынин, тоже можно было назвать весьма условно — как бы не развалились в дороге телеги, да и клячи не внушали доверия. Размышлял я над проблемой весь вечер, в результате уже утром собрал совещание офицеров.

— Господа. Не буду ходить вокруг да около — скажу сразу. Весьма вероятна высадка противника в Керчи. Прошу подойти к карте и взглянуть на диспозицию. — Офицеры явно ожидали не такого начала разговора. На лицах читалась еще легкая тень удивления и недоумения, однако не долго. Очень быстро они взяли себя в руки и обступили карту весьма крупного масштаба — к моему сожалению более мелкой не нашлось. Ну хоть так. Я протянул руку с указкой к карте и тут же шевеление прекратилось. Ну что ж, продолжим.

— Керчь от приступа в "лоб" неплохо защищена, однако с флангов и тыла весьма недостаточно. Я имею сильное сомнение, что успели возвести оборонительные рубежи и на этом направлении. Мною уже отправлены распоряжения перевести магазины вглубь территории и вывезти все ценности из Керчи и эвакуировать местное население. Численности войск Керчи абсолютно недостаточны для ее удержания, однако отдавая этот город мы открываем противнику путь в Азовское море и ставим фланги в уязвимое положение. Противник ничуть не глупее нас и осведомлен о положении Керченского гарнизона, поэтому и ожидать его высадки стоит на других направлениях. Судя по карте, наиболее походящим местом для ее осуществления является место между мысом Камыш-Бурун и населенным пунктом под тем же названием. Однако и остановить высадку наших сил недостаточно. — Я перевел дыхание, одновременно всматриваясь в лица своих офицеров. Бог знает, что я хотел увидеть на них, но увы — это были опытные люди и демонстрировали любое выражение на лице из списка высочайше утвержденных. Ну или примерно так.

— Теперь о нас. Наша цель выиграть время. На складах в Керчи более ста тысяч четвертей только провианта. Я думаю не стоит вам объяснять насколько он важен для нашей армии. — Строго осматриваю офицеров — все ли прониклись? Да, прониклись и еще как! Вопрос снабжения один из самых злободневных и им ли не знать это. — Вы все и сами понимаете.

— Мы пойдем ускоренным маршем, с собой возьмем только те телеги, что смогут двигаться на ровне со всеми. Таковых, увы, немного. Посему идем налегке. Порядок движения следующий: впереди идет полусотня казаков. Задачи — поиск мест для стоянок, дозоры и выбор наиболее удобного и быстрого пути. Время от времени будет меняться со второй полусотней и давать лошадям отдохнуть. Тут я надеюсь на вас — вам лучше знать, как выполнить задачу наилучшим образом. Драгуны осуществляют боковое охранение и следят за тылами. Господа, я очень опасаюсь того, что мы не успеем. Прошу учесть вероятность вступления в бой с ходу и предусмотреть все на это случай. На этом все. Вопросы?

— А если телега по дороге сломается? Бросим? — Лицо подпоручика барона фон Бруннова выражало только почтение и готовность выполнять приказы, да и тон не давал даже намека на несогласие или нечто подобное. Но вот не покидало меня явственное ощущение, что надо мной издеваются и язвят. Я внимательно всмотрелся в его лицо — молодой, но глаза умные, с некоторой искрой бесшабашности.

— Бросим. Время дорого. И предвидя ваш следующий ваш вопрос насчет заболевших или сломавших ногу бойцов, скажу сразу— пристреливать, что бы не мучились, не будем — позади нас, пойдет наш обоз и будет подбирать таковых. Так что если вам так претит мое командование, то можете пойти и сломать себе ногу прямо сейчас.

— Никак нет! — И глаза честные-честные, прямо как в том указе— вид лихой и придурковатый. Прямо ест глазами начальство. Ох и намучаюсь я еще с ними. В глаза то никто не скажет, а вот как будут выполнять распоряжения очень большой вопрос. На миг даже стало тоскливо без своих ополченцев — вот уж в ком я был уверен, так это в них. Но увы и ах. Имеем то что имеем.

Успел я расслабиться похоже — постоянно мне попадались люди, болеющие за дело и относящиеся ко мне с уважением. Нельзя сказать, что поручики меня не слушали, но вот для них я был невысокий чин, который толком не служил и вдруг стал большим начальником. К таким всегда относятся с недоверием как минимум, а уж как максимум могут просто саботировать приказы. Последнее время мне везло на людей и я, чего уж греха таить, разбаловался.

Тем острее стало чувствоваться расставание с полковником Добрыниным — последнее время я проникся глубоким уважением к этому человеку и "подсел" на беседы с ним. Но брать с собой его я был не намерен — здесь он нужнее. Ответа от государя еще не было насчет новой его службы, но я уговорил полковника уже взяться за дело прямо сейчас. Время дорого и медлить я был не намерен — если придет подтверждение от государя, то мы сохраним просто уйму времени. Так что пусть его. Обойдусь как-нибудь. Хоть и жалко — я даже не представляю, сколько бы заняло времени организация нашего похода. Я бы только обоз дня три собирал, да и то нет полной уверенности в успехе. Попрощались мы скомкано и быстро. Ну да вышло как вышло — в путь.

Дорога тянулась, уходя за горизонт. Пыль, поднимаемая тысячами ног, стояла настолько плотная, что трудно было дышать. Буквально через несколько минут она была везде — набивалась в нос, скрипела во рту, покрыла всю одежду и волосы, стоило только снять головной убор. Пот стекал ручьями и оставлял грязные дорожки на лице и одежде. Солдаты на привалах тратили тройную норму воды, а вечером падали без сил и лишь спустя полчаса вяло ковырялись в густой и наваристой похлебке. Но пыль лучше, чем грязь — если пойдут дожди, то скорость передвижения снизится кардинально, так что остается только молить бога о хорошей погоде. Но как же достала уже эта пыль.

Я довольно смутно представлял свои действия в Керчи. Успеем мы до занятия ее противником или нет? Сможем ли объединиться с командующим обороной Врангелем или нет? Что делать если противник уже занял город? Вопросы, вопросы. В любом случае я знал, что Керчь отдавать противнику плохая идея, но войск для ее успешной обороны было недостаточно. Война все больше требовала свежих солдат и у Врангеля забрали часть войск, сильно ослабив гарнизон. Даже с моим подкреплением, войск будет недостаточно для удержания города. Вопреки всему, мысли постоянно крутились вокруг обороны города. Ничего толкового я все равно сейчас не придумаю — все мои планы не стоят ничего, потому как реальность обычно отличается очень сильно от того, что есть на бумаге. С этим уже я столкнулся и Симферополе и у командующего Горчакова. Нет простых ответов и смогу ли найти единственно верное решение мне самому не известно.

В Керчи я уже был в прошлой жизни, но тогда мы выехали часов в одиннадцать на машине и были в городе вечером. Правда успели и покупаться по дороге и поесть. Сейчас же дорога совсем не походила на прошлую, да я вообще не узнавал места, хотя и тогда особо не приглядывался. Горы мы огибали — нет никакого желания карабкаться по извилистым горным дорогам или тропам.

Казаки сказали, что если так и дальше будем идти, то вся дорога от начала до конца займет семь дней. Может даже пять или шесть, но это сомнительно — скорость марша пришлось снизить на третий день, да и на второй уже шли медленней. К тому же в последний день нужно дать людям передохнуть.

На дороге оставалось все больше брошенных телег — ломались оси и колеса, а задерживать марш я запретил. Уже все приспособились быстро перекидывать груз на целые телеги — их груз уменьшался с каждым привалом, но и сами телеги часто перегружали, и они ломались... Замкнутый круг. Если в Керчи не пополним провиант, то пару дней у нас будут голодными — пока нас не нагонит основной обоз. Рискуем, но риск умеренный и просчитанный — должны прийти даже с небольшим запасом еды, однако в дороге всякое бывает, так что остается только верить и надеяться.

Генерал-лейтенант барон Врангель задумчиво смотрел на набегающие на берег волны. Шум прибоя отвлекал от невеселых мыслей и настраивал мысли на философский лад. Вот только успокоения не было, снова и снова возвращался к полученному письму и распоряжениям новой фигуры при дворе князя Львова. Поначалу барон отнесся к нему как к еще одной выскочке, коих всегда было много у престола. Однако полномочия были у князя широчайшие и не оставалось ничего кроме выполнения приказов. Хотя раздражение они вызывали сильнейшее, можно даже сказать мигрень они вызывали.

Вывести все припасы их Керчи, эвакуировать население и любые материальные ценности, усилить оборону с фланговых направлений. Звучит все красиво и вроде бы правильно, вот только один маленький вопрос мешал всему этому делу — чем вывезти? Где взять дополнительные войска? В распоряжении генерал-лейтенанта всего около восьми тысяч солдат и офицеров. Да только раскиданы они все по полуострову, да и большая часть из них казаки — их в редуты не посадишь.

Только одно предложение барон встретил с пониманием — заминировать дорогу от Камыш-Бурун морскими минами и взорвать при движении колонн неприятеля по ней. Эта мысль хоть и вызывала возмущение нечестностью и своей подлостью, но все же нравилась Врангелю больше всего.

В Камыш-Бурун квартировал казачий батальон и в письме же это место называлось наиболее вероятным местом высадки. Мины в мастерской были, да и не успели все установить, а так даже проще. Да и усилить батальон всеми доступными конными подразделениями, а перед минной засадой выставить легкий заслон. Если мины взорвутся удачно, то стоит и атаковать противника коннице. Оставлять Керчь без боя Врангель не мог — это было противно его натуре и чести русского офицера, по крайней мере он ее понимал именно так. И генерал-адмирал стал действовать, но до последнего его грыз червяк сомнений изнутри — а если он пошел на поводу очередного щегла и высадка будет не там? Если ошибка? Нет, если не будет высадки, то ему же лучше. Ну а как будет? Побережье большое и никто не мешает противнику выбрать любое другое подходящее место.

С другой стороны — он ничего и не терял. Ну да — только усилил имеющиеся тут силы да чуть перераспределил войска. Ну еще редут новый построил, хотя долго он не протянет, но это больше мера отвлечения, и чтобы враг в нужном месте развернулся в боевые колонны. Но сомнения все равно грызли и ничего не успокаивало.

В не самом удобно месте были наспех сооружены редуты на коих расположились 9 рот, в числе около тысячи девятисот человек с четырьмя орудиями и перевел гусарский гросс-герцога Веймарского полк с Донскою резервную N4 батарей, в числе тысяча восемьсот двадцать пять человек с восемью орудиями. А вот редуты были жиденькие, да и когда бы успели выстроить все по правилам. В землю же было закопано двадцать три мины, и, по настоянию князя Львова, еще две взорваны в другом месте для проверки. Взорвалась только одна, но причину быстро нашли и исправили, и после этого были перепроверены все установленные мины на месте предполагаемого движения противника. Ну кроме моря— в море уже не было времени что-либо проверять.

В восемь часов утра 24 мая генерал-лейтенант Врангель получил от наблюдательного поста у Таклинского маяка, располагавшегося в 30 верстах от Керчи, сообщение о том, что с рассветом "... на горизонте появился неприятельский флот, в числе до 70 вымпелов, держащий направление в Керченский пролив". Корабли у Камыш-Бурун несколько раз открывали пушечную пальбу с целью открыть присутствие наших войск и выявить скрытые батареи. Берег молчал. Пальба прекратилась, и противник, не встречая сопротивления, начал высадку.

Вскоре разъезды противника обнаружили русские войска. Конные патрули внимательно изучили диспозицию и вскоре шестнадцати тысячный отряд выдвинулся навстречу русским войскам. У врага было подавляющие преимущество в живой силе, но оставить и отойти без боя Врангель не мог — уйти с позиций, значит оставить неприкрытой со спины павловскую батарею. Но и выиграть сражение барон не надеялся — четыре тысячи пехоты против шестнадцати, на плохоньких укреплениях не располагали к оптимизму и браваде.

Английский генерал Броун сразу оценил шаткость положения русских войск — редуты располагались под углом к дороге, на самой же дороге маячили несерьезные силы русских казаков. Сходу войска стали разворачиваться в боевой порядок, а от казачьих сотен с фланга должны были прикрыть кирасиры и два полка пехоты. Первыми открыли огонь русские пушки, без особых успехов, да и на что надеются русские было не понятно.

Что произошло дальше Врангель будет помнить всю оставшуюся жизнь. В минах были плохие ударные взрыватели, но их успели переделать и сейчас они выполнили свою функцию как должно. Основные конные части, скрытые дальше за холмом, начали разгон для атаки и буквально через минуту в приблизившихся на ружейный выстрел колонны раздались взрывы установленных мин.

Закопанные бочки были сверху присыпаны гравием и только затем замаскированы снятым дерном. Взрывы взметнулись почти одновременно. Куски тел, земля, камни разлетались вверх и во все стороны. Дрожала земля и все в округе было в крови. Камни калечили тела не только попавших в эпицентр взрыва, но и всех рядом стоящих. В одно мгновенье строй английских, шотландских и прочих солдат коалиции перестал существовать. Многие были оглушены, кто-то катался по земле. Крики, дым и ужас витали над полем боя. А через мгновенье в ошеломлённого врага вломилась конница.

Конница атаковала с флангов, где было заложено наибольшее количество зарядов. Увы, но мин явно не хватало на все участки поля боя, поэтому пришлось выбирать. Большей частью заминировали сторону, где маячил заслон казаков и противоположную — там, где противник явно собирался зайти в тыл обороняющимся войскам. Основной отряд конницы с казаками и драгунами атаковал именно этот фланг и весьма успешно — оглушенные и деморализованные взрывами солдаты противника не оказывали вначале сопротивления как такового и очень быстро фланг перестал существовать.

Не показывать основные силы конницы был совет князя Львова и он оправдался — нападения с этой стороны враг никак не ожидал. С другой стороны войска неприятеля с тем же успехом атаковали казаки, там все вышло даже лучше чем ожидалось — лошади кирасир французов, напуганные взрывами и многие получившие ранения, понесли частью стоптав или просто расстроив порядки сосредоточенной пехоты.

Остался центр, на который не было необходимого количества мин, да и что говорить, если из четырех заложенных, взорвались только две, а одна вообще не причинила никакого урону — колонны еще просто не дошли до нее.

Именно тогда генерал-лейтенант ужаснулся и поверил в победу. Именно в такой очередности. Да он видел оторванные руки и ноги, разлетавшиеся во все стороны мозги и вываленные кишки — все он видел до этого. Ничего нового. Но вот так — он не видел никогда. Это меняло все представления о войне. И именно тогда барон понял — мир изменился. Эпоха прошла, наступила новая.

Победы не случилось, хотя была близка как никогда, но увы. Виной тому и не все взорвавшиеся мины, из-за чего конница увязла в незатронутых колоннах противника. Двух косых атак конницы не случилось — противник успел развернуть полки ей навстречу и пришлось отступить. Виной тому и, как оказалось, и сам барон Врангель, что не отдал приказ об атаке своим пехотинцам — поосторожничал. Виной тому и рано задействованные заряды— не все войска успели развернуться в колонны и многие еще только начинали перестроение. Есть причины, но главная причина — он не верил и выстраивал войска так, чтобы была возможность отступить. Теперь ужу поздно кусать локти, и главное Врангель знал — виноват именно он. Победа была практически в руках и казалось еще миг, и враг побежит, но нет — враг не побежал. Враг — отступил и это было поражением. Хотя свою кровавую жертву война забрала — поле боя было усеяно трупами и своих, и чужих, но чужих больше. Бегущих бойцов смогли остановить командиры и заново построить в колонны. Но и идти в атаку английский генерал не спешил, а может и не мог — бардак образовался в его войсках первостатейный.

Барон не знал, сколько солдат коалиции осталось на поле боя, но много. Очень много — первые минуты очень дорого обошлись англичанам, когда русская конница практически безнаказанно вырезала противника. Телами было усеяно все в округе. После битвы Врангель отступил. Из почти четырех тысяч солдат осталось только три с половиной, у конницы же потери доходили до двух третей состава. Очень много раненых, просто чудовищно много. Сколько потерял враг? Ну никак не меньше четырех тысяч, скорее больше. Но все это не имеет значения — свой шанс на победу барон упустил. Керчь придется оставить.

Радовало другое — батареи были частично вывезены и из бухты успели уйти все торговые суда. Большую часть запасов тоже вывезли. Крепость Еникале на другом фланге сражалась с пытавшимися прорваться в Азовское море пароходами до самой ночи и только после этого взорвали батареи и отошли. Сейчас Врангель отводил все войска и собирал их в кулак. Будущее виделось смутно, но безрадостно — имеющимися силами Керчь не отбить и не удержать. Остается только беспокоить противника и не давать орудовать на полуострове.

И вот теперь генерал-лейтенант смотрел на волны и слушал прибой, а сам думал — кто же такой этот князь Львов, что смог так точно предугадать ход действий противника и откуда у него такие идеи насчет применения мин?

С войсками генерал-лейтенанта Врангеля мы встретились уже пройдя Феодосию. Новости не радовали — Керчь оставлена, крепость Арабат была обстреляна кораблями противника, но нанесла урон неприятелю и вынудили пароходы отойти. Коалиции открыт путь в Азовское море и значит Геничесвск и Таганрог подвергнутся нападению. Основное снабжение продуктами осуществлялось через Азовское море, теперь же этот путь был закрыт, а значит Керчь нужно возвращать. Вот только ли хватит у нас сил? Как ни крути, но противник имеет явный численный перевес.

— Барон, — я обратился именно так, как бы подчеркивая наше неформальное общение и ставя между нами знак равенства, — давно ли противник занял город?

— Думаю сегодня с утра и занял, Керчь была недалеко от места битвы и ему ничего не стоило просто прийти и взять ее. — Барон явно переживал свое отступление, хоть битву и объявили своей победой обе стороны, мы, аргументируя потерями противника, а оный указывал на оставление нами позиций и города. Под глазами у генерал-лейтенанта Врангеля залегли глубокие тени, глаза были красные, но тут не понять — то ли ветром надуло песок, то ли просто не спал. Скорее всего и то и другое.

— Хм, а сколько нам времени идти до города?

— Ежели выйдем сейчас, то подойдем аккурат к девяти вечера. Но ставить лагерь в темноте не самая лучшая идея. — Барон устало вздохнул и закончил свою мысль. — Да и ваши люди только с марша, пока отдохнут и поедят, пока выдвинемся будет уже поздно идти — часов в пол одиннадцатого только прибудем.

Я задумался, идти к городу что бы стать около него лагерем идея глупая — барон тактично обошел этот момент, не желая портить отношения с большим начальством. Но недосказанность в его словах я уловил. С другой стороны — стоять лагерем здесь или тем более отступать нам тоже нет особого смысла — Керчь так не отобьешь.

— Становиться лагерем под городом мы не будем — это плохая идея. — Я прошелся по палатке, налил в стакан воды и выпил сразу его весь. Жарко. — Как вы думаете, что первым делом будут делать солдаты противника?

— Займут наши батареи. — Ни на секунду не задумываясь отчеканил барон.

— Я думаю тут вы ошибаетесь, первым делом они начнут грабить город. Занять батареи пошлют конечно же кого-то, но это будут явно неудачники и провинившиеся.

— Позвольте! — Брови у моего оппонента взлетели вверх, явно не поддерживает мое мнение. — Это же коалиция цивилизованных государств. Да турки могут начать грабежи, но я уверен, англичане и французы не дадут им это сделать и если грабежи будут, то в единичных случаях. — И такая сила и убежденность в своей правоте была в его словах, что я и сам засомневался. Насколько я помнил, все эти "цивилизаторы", грабили и насиловали всегда, что в 19 веке, что в 20. Да что там, если после революции высадившиеся войска союзников грабили и истребляли все население, до которого смогли добраться. Да и во второй мировой войне вели себя почти так же, разве что, не убивали без причин, да и грабили меньше. Нет не верю я в цивилизацию. Я фыркнул.

— Вы слишком их переоцениваете, готов поставить все свое жалование против вашей копейки, что грабить они примутся в первую очередь. Потом покаются в церкви, и Бог им все простит, так они всегда думали и думают, а вот разбогатеть за чужой счет у них желает каждый. Хотя посмотрим, если вы правы, то это нам сильно осложнит дело, если же я прав, ту будет шанс на победу.

— И что же вы предлагаете? — Скепсис, явное неверие. Хотя что там, я тоже не знаю, верю я в это или нет.

— Подойти к Керчи ночью, умельцы из казаков должны вырезать дозорных. Вся же основная масса пехоты пойдет в атаку. Молча, без факелов, что бы противник понял, что атакован не сразу, пусть до этого списывает на конфликты межу союзными солдатами. Там же сборная солянка — французы, англичане, турки. Было бы ошибочно говорить о полном взаимопонимании их рядовых, особенно когда дело касается наворованных материальных ценностей.

— Хм. Так не атакует никто. Это против правил, да и куда стрелять ночью? Невидно же ничего. — Неверие еще видно на лице, но в шанс он и сам хочет поверить, что ж предоставим ему такую возможность.

— Именно поэтому у нас будет шанс. Они не ожидают ночной атаки, к тому же нам проще — искать противника следует в домах, а их уже мы увидим, а там факелы зажечь можно. Стрелять же да проблемно, но это нам как раз в плюс — стрелять не только нам тяжело, но и противнику, а оружие у него более дальнобойное и кучность у него выше. Тут дело решит штык.

— А в штыковой атаке равных нам нет! — За меня закончил барон.

Он поверил. Правда от моего плана тут же полетели клочья, но он сам же находил решение. Боже! Сколько же тут мелочей — как найти дорогу в темноте и не заблудиться, кто будет показывать ее и как выставить ориентиры (фонари закрытые с трех сторон он предложил сам в качестве маяков), с какой стороны к городу подходить, где входить, как проводить атаки (держаться только десятками, далеко от своих не отрываться, идти дом за домом). И многое. Многое другое. Да уж, полковник я еще не настоящий, мне еще учиться и учиться.

К городу подошли только в третьем часу ночи. Казаки были заранее высланы для прокладки пути, но фонарей оказалось не так много, хотя поначалу обходились кострами. Потом еще полтора часа собирались. Потом разбивали маршруты для атак, затем снимали дозоры. Да еще отправляли отряд на захват павловской батареи — с тыла ее тоже не могли успеть укрепить, а атаковать город без ее захвата было глупо.

Однако захватывать батарею мы будем не сразу — подобраться незамеченными там сложнее, поэтому сначала пойдет атака в город, а как на батареи всполошатся и отвлекутся, то тогда и ударят. С трудом удалось уговорить Врангеля остаться и координировать битву, я же с сотней казаков шел в третьей волне — совесть мне просто не позволила стоять в стороне. Точного числа воинов противника мы не знали, но всяко больше десяти тысяч, а вот насколько больше мы сможем узнать только после боя. Или больше на две тысячи или на все пять. Сомнительно что будет их около двадцати, просто не было столько времени у коалиции нагнать столько сил, а в битве участвовало всего шестнадцать, которые еще и потери понесли. Но что-то им с кораблей прислали наверняка.

Почему не принято атаковать ночью я понял очень быстро. Все сразу же пошло наперекосяк. Маяки зажечь удалось далеко не везде, факелы не зажигали и поэтому постоянно кто-то спотыкался. Да и я сам пару раз навернулся и пребольно ушиб колено. По итогу мы вышли совсем не там, где намечали, но поняли это не сразу — первые стоявшие домики были пустыми и было дело подумали, что просто еще не нагнали своих.

Вломившись в очередной дом и навернувшись об какой-то предмет на полу, я услышал французскую речь. Дом явно не зачищен. В ответ бахнул выстрел, потом еще потом крик боли и тут же он обрывается. Ну да — колоть штыками по-тихому, как раз тот случай, ага. В комнате меня ждали четыре трупа и наш солдат, торопливо перевязывающий себе бедро какой-то тряпкой. В соседнем доме тоже бабахнуло и кто-то громко завизжал, потом резко крик захлебнулся. дальше пошло по нарастающей. Стреляли и орали опознаваясь свои и чужие. Факелы нам больше мешали, чем помогали — по факелам стреляли из черных провалов окон и все равно не видно врага.

— Да поджигайте этот хренов дом, в господа бога вашу мать! — Кто-то из казаков отдал приказ и тут же на крышу и в окна соседнего дома полетели факелы. В ответ из окон грохнул запоздалый залп, но никого кажется не задел.

Гореть заживо никто не хотел и из окон и дверей попер враг, тут же грохнули в разнобой наши ружья. Я тоже в кого-то выстрелил из винтовки, только ни в кого не попал. Кстати, а где казаки? Вокруг наши пехотинцы.

— Ваш сиясь! Ваша сиясь! — откуда-то справа ко мне подбегает незнакомый казак. — Где ж вы же потерялись. Не дело так! Мы с ног сбились вас ища! Не гоже вам без охраны! А ну солдатики охранять князя! Да живее так вас раз так!

Все смешалось: крики, выстрелы, стоны, огни и тени. Начинающиеся пожары— никто и не думал гасить дома, куда там — самим бы уцелеть, да врага убить. От дома к дому, где, стреляя, где, сходясь в рукопашную, а где и просто выкуривая противника мы шли в город. Сзади нас начинались пожары и нужно было торопиться, а то и сами сгорим. Мы сами себя загнали в ловушку, но никто никого не винил. Понимание, что отступать некуда толкало нас вперед с отчаянной храбростью. Я и сам вламывался в дома и стрелял, потом просто рубил и колол саблей. Ленты с пустыми гильзами я где-то потерял, да и как тут перезаряжать — ни черта не видно.

Вот дома пошли побогаче и впереди шла какая-то битва, выскочив из-за поворота я на мгновенье оторопел — французы рубились с османами.

— Руби! — только и успел выкрикнуть я и сам воткнул саблю в ближайшего солдата. Дальше все воспринималось только урывками. Вот мы на каком-то пустыре торопливо перезаряжаем ружья, причем я уже не своей винтовкой, а с английским энфилдом. Метрах в двадцати позади нас языки пламени уже начинают пробиваться через крышу, но все равно очень плохо видно.

Вот мы вламываемся в какое-то богатое здание готовые убивать любого вставшего на пути и обнаруживаем своих. Чуть не порубили друг друга. Вот мы с тремя солдатами бежим что есть силы под окна дома, из окон которого только что отгремели выстрелы. Быстрее! Нам нужно успеть! Кидаю в окно факел, но его тут же выбрасывают обратно, грохот и на меня брызгает чем-то липким. Подбираю факел и забрасываю его снова.

Вот вламываюсь в двери и разряжаю оба пистолета. Пистолета? Откуда они у меня и где винтовка? Поскальзываюсь в чем-то липком и со всего маха падаю на что-то очень мягкое. В ушах звенит и ничего не слышу.

Вот я с толпой спешенных драгун колю штыком в каком-то переулке турок. Отвожу чужой штык и делаю выпад сам. Сверху что-то сверкнуло, поднимаю оружие поперек и получаю в него сильнейший удар. Шаг вперед и удар прикладом, теперь колоть.

Вот сидим в доме и отстреливаемся из окон из английских винтовок, сзади их перезаряжают при свете лампы другие. На нас прут и прут англичане. На первом этаже уже во всю идет рукопашная. Я стреляю, отмечаю краем сознания, что попал и тут же тянусь за другой винтовкой.

И так длится, и длится. Когда же закончится эта бесконечная ночь! Все урывками, везде сплошной хаос и мы, его принесшие, сеем его и пожинаем плоды. Чувств нет, вернее есть, но они вспыхиваю как спички и так же гаснут. Есть одно — решимость идти вперед, все дальше и дальше. Нет ни завтра, ни вчера — все время укладывается в доли мгновений.

Прихожу в себя на в доме на набережной. Мир из мозаики складывается одним рывком и принимает объем, краски и звуки. По нам выстрелили с какого-то корабля. Да уже утро. И город горит, теперь мы уже не воюем — мы спасаемся, так же, как и солдаты противника. Разбегаемся из гибнущего города как тараканы. Где-то еще идут перестрелки, где-то в ловушку из сплошного пожара попали люди и их крики рвут душу. Но что мы можем сделать. Рядом солдатик крестится и втихаря поглядывает на меня. А что я? Так. Осматриваюсь.

Голова перевязана какой-то тряпкой. Щупаю — на тряпке то ли засохшая грязь, то ли кровь. Голова тут же реагирует на прикосновение и меня начинает подташнивать. Ясно.

Штаны порваны в нескольких местах и на бедре отчетливо видны следы чьих-то зубов. Пальцы левой руки не слушаются. Болят ребра, да и все тело отзывается болью на любое движение, но это терпимо.

— Надо уходить, ваш сиятельство! Как бы не оказаться в огненном мешке, как те османы, коим вы в ней подожгли все дома чтоб не вырвались. А ну как и с нами такое же сделают. Да и с кораблей супостат стал постреливать.

Я? Приказал поджечь дома вокруг турок? Что-то припоминаю и нет не вокруг, а только с двух улиц. Да там действительно огненный мешок образовался, но брать эту полусотню зданий не было никаких сил. А так пламя и до них должно было добраться. И судя по крикам уже добралось.

— Выход разведали? Пройдем? — это я уже к казаку. Господи ну и сборная солянка вокруг меня — все из разных подразделений и ни одного знакомого лица.

— Не сумневайтесь. Прохор если сказал, что пройти можно — значит так оно и есть. Добрый казак и дело знает.

— Тогда пошлите гонцов — выходим и перебежками от дома к дому. Не сбиваемся в кучи, но и не разбегаемся далеко. Как предупредишь — выходим.

Тут же срываются несколько молодых парней и убегают. Ко мне сразу же подходят два солдата и придерживая за руки, помогают подняться. Но я их отсылаю и иду сам.

— Раненым помогите. Да не забудьте никого, я уж и сам дойду.

— Ну, с Богом!

И мы вываливаемся на улицу, тут же винтовки на изготовку и ждем пока выйдут все и вынесут раненых. Мою самостоятельность игнорируют все те же солдаты, хоть и дали выйти самому, но на улице перед перебежкой тут же подхватывают меня под руки. А сильные лоси — еле ногами переставлять за ними успеваю. Так перебежками продвигаемся четверть часа. Гасим еще четыре очага сопротивления и находим еще две толпы наших воинов. Говорить подразделения язык не поворачивается — заляпаны грязью и кровью, часто раненые в каких-то обмотках, все в саже и у всех слезятся от дыма глаза. Оружие самое разномастное, понятие о дисциплине весьма условно — какое уж тут подразделение.

Уже перед выходом из города я потерял сознание — растрясло все-таки. Очнулся уже в палатке. В моей палатке. В той, что достал мне полковник Добрынин в Симферополе. Старенькая, но на диво прочная ткань и все тот же переносной столик для бумаг, на котором сейчас лежали какие-то медицинские штуки и противно воняло какой-то микстурой. Сажусь на кровать и тут же падаю обратно — голова кружится неимоверно, да и слабость дикая во всем теле.

— Да куда же вы это, ваше сиятельство! Вам вставать никак нельзя, да еще резко так! Ишь чего удумали! Дохтур сказал, что нельзя вам только лежать и лежать. — Быстро затараторил какой-то молодой парень. И тут же уже тише себе под нос продолжил. — Голова-то пробитая, прости господи, а туда же — вскакивает тут. Еще и на коня поди влезть попытается.

Хм, а где мой денщик? Да и что-то больно разговорчивый солдат, не пуганный совсем при начальстве такое говорить. Переждал головокружение и только собрался задать вопрос насчет своего денщика как он появился.

— Очнулись, ваше высокоблагородие. Эко здорово вас помяли. Солдатики говорят, что с троими сцепились, когда вас нашли. Чуток не успели, громила вам так по каске своим дрыном засветил, что думали голова отвалится. А нет, бог миловал. А я мундир вам ходил организовывать, ходить в этом никак нельзя. Сейчас вас покормим, а опосля и мундир будет. Да вы не волнуйтесь, есть тут портной один — все будет в лучшем виде. — Поток слов из него шел не останавливаясь. Он все говорил и говорил, я уже начал было засыпать под его говор, но меня приподняли, умастили на подушки и стали кормить какой-то кашей. Есть не хотелось, но под болтовню моего денщика на удивление съел все. Но денщик у меня явно молодец — это ж надо, найти тут портного, да и материю где-то нашел. Вот уж чего не ожидал. Повезло мне с ним однозначно.

Я успел поспать и еще раз поесть, когда ко мне заявился барон Врангель. Был он сильно вымотанным и уставшим. Явно не спал до сих пор, а уже вечер на дворе. Я, грешным делом, даже порадовался, что не на мне этот груз дел. Вот уж суеты сейчас хватало с избытком. Главное я знал — Керчь наша, город горит до сих пор. Противник частью уничтожен, частью сгорел, частью разбежался.

— Вижу вы пришли в себя князь. Доктор говорит, что дня три вам нужно лежать, да и неделю потом никаких нагрузок. Вам сильно досталось. Так что вы уж извольте выполнять предписания.

— Знаете я ему верю, но дел невпроворот, а я тут валяюсь.

— Не мучайтесь, дел много, но нет неразрешимых. — Врангель сел на стул, откинулся на спинку и на секунду прикрыл глаза. Затем открыл и продолжил. — наши солдаты выходили из города почти целый день. Сейчас мы не армия, сейчас мы больше похожи на лазарет. Если бы не дивизия казаков, что я оставил в резерве, то и не знаю, как бы оно повернулось. Очень помогают собирать своих. — Секунд пять помолчал и продолжил.

— Ночная атака удалась. Вражеской армии больше нет. Есть перепуганные мародеры, что сдаются при виде казаков. Хотя отловили не всех, далеко не всех — очень много их разбежалось в темноте и теперь вся округа наводнена одиночками и группами, я бы сказал шайками, неприятеля. Да. Именно шайками, вы были правы. Город встретил коалицию хлебом и солью, но в ответ солдаты тут же начали грабить. И французы с англичанами не отставали от турок, я бы даже сказал лидировали. Отрубали головы, пытали, насиловали. А помогали им местные татары, что с готовность показывали на русских или места где можно поживиться. Хорошо, что вы настояли на вывозе из города госпиталя, я даже не знаю — уцелели они бы в таком бардаке. — Барон хмыкнул и продолжил.

— Кстати о шайках. Наши солдаты сейчас тоже весьма их напоминают своим видом. А уж вооружены как бог на душу положит. Так что формировать подразделения придется заново, да и многие командиры погибли. Сейчас к нам вышло чуть более двух тысяч человек, но очень много раненых среди них. Очень много. Да...

— Наши медики не справляются, больные лежат под открытым небом, дисциплина порушена. Сделать опять боеспособное подразделение будет не просто. Если бы не казаки, нас можно было бы брать голыми руками. Но казаки у нас есть и поэтому у нас есть даже пленные, которых некому охранять. Да и пленных больше чем нас. Шутка ли — больше четырех тыщ. А их еще кормить нужно. Нда.. Победа. Как-то не так я ее представлял князь, совсем не так...

— Барон, я тут подумал. Бесчинства армии коалиции с мирным населением нужно задокументировать со всей тщательностью, я напишу сопроводительное письмо и отправлю государю. Нужно нам опубликовать и поднять волну про сие непотребство. Иначе, боюсь, англичане первыми подсуетятся и будем мы кровожадными чудовищами, а не они.

— Ну насчет нас и так понятно, тут даже я с ними соглашусь, знаете крики из города доносились и сюда. Ночью горящий во многих город, пальба и крики. Это знаете ли не для слабонервных. И разобраться кто где — не было никой возможности. Батарею мы захватили, даже пушки подтащили, да и англичане успели несколько своих завести. Но толку то! Куда стрелять совершенно не понятно. Одно радует — утром было сунулось несколько кораблей ближе к берегу, а мы в них ядрами, да подпустив близко. А вырваться быстро отсюда никак, да и маневра нет никакого — мы же суда затапливали в бухте. Вот и утопили сегодня два паровых корабля. Да ваши орлы захватили у берега еще одно судно, что десант перевозило. Правда спасаясь от огня на нем и выбросились в результате на косу.

— Ах да. Еникальскую крепость мы опять взяли и пушки в ней стоят. Так что пролив мы контролируем, вот только часть кораблей ушло в Азовское море в рейд по нашим тылам. Нда...Но второго такого десанты мы не переживем. Сейчас корабли противника отошли, но высадки с них нигде не замечено. Жаль только покидая ее взорвали стену, да и сломали все, что можно было сломать. Теперь все ремонтировать, да отстраивать. Нам нужно подкрепление. Причем срочно.

— Всем нужно подкрепление, но срочно его никак не организовать — все что можно было я привел с собой. Да и не думаю, что прямо сейчас решаться на вторую высадку. Главное для них Севастополь и никто не отдаст войск вместо штурма. С них требуют взятие города и ослаблять войска с этого направления никто не даст, но вот подвезти морем могут. Но некоторое время у нас все же есть. — Я вздохнул, а что тут еще скажешь — войск и так не хватает и везде они нужны, но ведь их нужно откуда-то взять. — А сбором показаний выжившего гражданского населения займись все же в первую очередь. Мнение общественности не только нашей, но и за рубежом очень важно и тут мы должны быть первыми. Государю я сам все отпишу, но нужны факты. И самым скорейшим образом все нужно будет отправить в Петербург. Даст бог отмахаемся.

— Да уж, — барон хмыкнул, — в нашем деле победил не тот, кто победил, а кто громче об этом заявил, а промолчишь, так никто и не заметит и чинами обойдут.

— Чинов мне хватает, но смысл вы поняли верно — нам нужно как можно громче пошуметь. И лучше это будет раньше, чем англичане поднимут вой, а вой они поднимут однозначно — такова их порода, да и выгодно им выставлять нас дикарями и исчадьями ада.

— Ну насчет исчадья я не знаю, но выглядели вы очень даже похоже. — Барон еще раз хмыкнул и улыбнулся. Вопреки всей логике последняя фраза подняла ему настроение. Ну да и хорошо — я-то уеду, а ему тут все разгребать и тянуть этот воз на себе. Дорого нам обошлась победа. Очень дорого. Но и отдавать Керчь было нельзя. А вот надолго ли мы ее вернули — время покажет. С этими мыслями я и уснул.

Симферополь встретил Наталью Лопухину неприветливо. На период войны город стал тылом русской армии и если до вторжения коалиции в городе едва насчитывалось двенадцать тысяч человек, то сейчас город стал чуть ли не со стотысячным население. Естественно, для всех домов не хватало. Как потом узнала Наташа, под госпитали было сейчас занято семьдесят казенных и частных домов. Насколько этого мало она поняла сразу как об этом услышала — часто встречались бараки, отстроенные для размещения раненных. Когда скопилось раненных в городе больше десяти тысяч, то вспыхнули эпидемии тифа и холеры.

О главном консультанте военных госпиталей профессоре Пирогове отзывались все с пиететом и гордостью, вместе с остальными немногочисленными военными и гражданскими врачами он делал все возможное для помощи раненым. Он осматривал сотни пациентов ежедневно, делал операции, вводил профилактические мероприятия, читал лекции. Это именно он внедрил в армию наложение гипсовых повязок. Если Симферополь можно было назвать городом-лазаретом, то профессора Пирогова — его душой.

Но это было позже, а сейчас были заполненные улицы людьми в военной форме, вездесущая пыль и грязь, да навоз на улицах, которые в них просто утопали, проблемы с поиском жилья и усталость с длинной дороги. А еще были стоны раненных и больных, погребальные процессии, заунывный звон колоколов и одновременно с этим звуки вальсов, полек и кадрилей. Город несмотря ни на что жил, но ощущение от всего этого было на душе у Натальи премерзкое.

Александр Ильич Стешин, тот самый генерал и друг ее отца был обходителен и, что более важно, очень хорошо ориентировался во всей этой неразберихе. Нашлось и жилье, правда без прислуги, но с питанием. Более того, узнав, что здесь присутствуют сестры милосердия из Крестовоздвиженской общины, он сразу же определил к ним Лопухину — все же женщины благородного сословия, да и под началом самого Пирогова — это понимать нужно!

Эту общину создала вдовая великая княгиня Елена Павловна все силы свои после смерти мужа великого князя Михаила Павловича, брата императора Александра-I, отдающая благотворительности. Были и другие сестры милосердия, например, сердобольные вдовы из петербургских и московских Вдовьих домов, но статус был совершенно другим. Стоит сказать, что поселили их далеко от раненных на окраине города, да еще в холодных и сырых татарских саклях, хотя миссия у них была не менее благородна и помощь их была даже более чем ощутима.

Все эти тонкости Наталья поняла далеко не сразу, но потом была очень благодарна генералу за проявленное понимание — ютится непонятно где ей совсем не хотелось.

А вот сестры приняли ее сдержанно. Наталья приготовила пламенную речь, где объясняла свой порыв весьма убедительно, но говорить ничего не пришлось — сестра милосердия Анна Александровна Кушнир только покачала головой и отправила набираться опыта у другой сестры милосердия — строгой и обладающий просто безграничным терпением Валентине Михайловне Валавской.

Определили ее в военный госпиталь на улице Долгоруковской, спешно обустроенной до войны гимназией, ранее выкупленный за казенный счет дом генерал-майора Ревелиоти. Здание было строгих форм с просторными палатами внутри.

— Повязку, Наталья Петровна, накладываете не так туго. Туго наложенная повязка мешает движению кровотоков и может вызвать нежелательные последствия.

— Валентина Михайловна, но бинт еще мокрый! Как можно таким бинтовать? — Наталья была до глубины души возмущена таким отношением к делу, но ее пыл охладила ее наставница всего одним словом.

— Не успевают. Не успевают бинты высохнуть. — Валентина Михайловна тяжко вздохнула, а затем продолжила пояснять. — Не хватает всего: бинтов, лекарств, анестезии, операции делаются зачастую без всякого наркоза. Да что там анестезия, если даже в тюфяки для солдат набивают полусгнившую солому, слегка подсушенную на солнце. А что осенью тут творилось вообще не передать — пока не приехал Пирогов, раненные лежали по две-три недели дожидаясь врачебной помощи. — Наставница поправила наложенный Натальей бинт, помогла завязать и пошла из палаты, позвав рукой за собой подопечную.

— Если бы вы знали, как было тяжело в начале, да еще эта эпидемия холеры и тифа. Сколько сестер умерло, а уж солдат просто не счесть. Сейчас полегче, уже устоялось как-то, благодаря Пирогову, храни его Господь. — Она набожно перекрестилась и продолжила наставления.

— Вы заметили, что как только мы собрались уходить больные стонать начали громче, так вы не пугайтесь — так они хотят привлечь наше внимание, вы им сказку или истории расскажите, если есть время. — Опять вздохнула, поправила платок и продолжила. — Тяжко им целыми днями лежать, вот и привлекают наше внимание, вы на них не обижайтесь ежели кто в сердцах непотребное слово скажет, всяко бывает, но в душе они добрые. Говорите им. Что выздоровеют они все обязательно, пусть верят — вера чудеса творит. Был у нас случай такой, один больной жаловался, что ему лекарства не даю, да где ж их взять то, только в тяжелых случаях их выдаем, но сестра вняла его просьбам — развела сахар в воде, да в банку из-под микстур налила, так не поверите — на поправку быстро пошел. Истинно в библии сказа — все по вере вашей.

— Так это же не в господа вера получается. -Робко заметила Наталья.

— Все вокруг по воле его, даст бог поправятся, а там веры в себя не было, вот и дали ему веру эту. Да и молимся мы за здравие. В себя тоже верить нужно Наталья, а мы им эту веру давать должны. Ну да ладно, пойдемте к прооперированным.

Вот так и шло ученичество Натальи. Сначала ей было дурно от запахов и вида загноившихся ран, но потом притерпелась. А дальше ее стали уже отпускать и в бараке к солдатам, вот там ей уже стоило неимоверных усилий не подать виду и не выплеснуть наружу свой завтрак. Вонь немытых тел, пропахшей потом и болезнью одеждой, бегающие вши... Да господи, все и не перечислишь. Самое страшное открытие было то, что одежда новая на складах была, вот только ее не выдавали — нет разрешения, а так это все по учету. А само разрешение непонятно у кого и брать — все отсылали друг к другу. Лопухина обошла всех, но результата не было. А потом ей кто-то сказал, что есть в городе полковник Добрынин, оный как раз разбирается со снабжением и полномочия имеет просто огромные. Нашла, убедила, сводила даже в бараки и дело решилось — буквально в тот же день привезли новые чистые рубахи. Вы скажете мелочь, но ведь нужно старую одежду постирать, а больным переодеться. Представьте, что вы месяц лежите в одной рубахе на вонючем тюфяке, а до этого еще бог знает где. То-то и оно — это уже правдивее назвать ветошью, но никак не рубахой.

А потом принеслась весть, что в Керчи было несколько сражений и скоро должны привезти раненных. О самом сражении слухи были разными — кто говорил разбили коалицию, а кто наоборот, что барон Врангель был бит и отступил. В одном все сходились — раненных будет много. Как узнала от Добрынина Наташа, именно в Керчь направился князь Львов с подкреплениями, но все плохие мысли она гнала прочь — даст бог обойдется. Хотя в воображении и возникал образ князя, но почему-то он имел раны как умерший вчера безрукий солдат и это рождало настоящее беспокойство. Боже, какая же она наивная была в своем имении — "несильно ранят" в ее воображении тогда было чуть ли не царапиной, а вот сейчас она уже насмотрелась всякого, даже к запаху притерпелась в бараках, ну почти.

А дальше пришлось ассистировать на операции — никого рядом не оказалось, вот вызвалась. То как отпиливают руку она запомнила на всю жизнь, но ничего сдержалась, хоть и вышла с операции зеленого цвета, но в оброк не падала и выполняла все распоряжения доктора. А потом она выносила в корзине ампутированные конечности и случайно поскользнулась, и рассыпала свою ношу. Вот тут уже нервы Натальи не выдержали, и она разрыдалась.

Так ее и застала Анна Александровна. Женщина стала ее успокаивать да расспрашивать о причинах и тут, неожиданно для себя, Лопухина все рассказала. И все свои переживания за больных, и как она не может до сих пор привыкнуть тяжелым увечьям, и про князя Львова излил свое беспокойство и еще много чего. В этой сумбурной исповеди разобраться казалось было невозможно, однако её поняли и даже успокоили, затем напоили чаем и перевели в помощь аптекарям.

— Сами посудите, голубушка — скоро прибудет много раненных, а у нас с лекарствами плохо. Так вы им поможете — все же мещанку к такому делу не всякую приставишь, а вы у нас образованы. А заменить вас тут уже более простая задача — охочих людей много, помогают. Да и не дело юной девушке видеть такие непотребства, я-то думала вы у нас до сих пор с легкоранеными, а вас по недосмотру уже и к солдатам в бараки отправляли. Куда ж это годится, что потом в обществе скажут.

Так и оказалась она в помощниках аптекарей. То ли разговор помог, то ли работа стала отнимать все внимание девушки и если князь и вспоминался, то о редко и вскользь. Да и работы навалилось столько, что, приходя домой Наталья была вымотана так, что не чувствовала ни рук, ни ног, только и могла что вяло поковыряться в еде да лечь спать. Не было никаких мыслей и на кровати — стоило только уложить голову на подушку, как сразу же проваливалась в мягкую тьму до утра.

В Керчи Андрей задержался вопреки своим планам. Да и как тут что-то планировать, ежеле вопросов нужно решать срочно и много. Барон Врангель все же военный, а тут больше административных вопросов. Начнем с того, что большую часть припасов из Керчи вывезли, а та что осталась сгорела — снабжение сейчас вышло не самое удобное. Следующим вопрос пленных — их слишком много для имеющихся войск. Ну и вишенка на торте — раненные. Оставленный в Керчи госпиталь не пострадал, но вместить в нем всех нуждающихся не мог в свои 300 койко-мест. Была огромная нехватка врачей и лекарств, да что там — раненных просто негде было размещать — из более полторы тысяч домов осталось целыми дай бог сотня, остальные либо превратились в одни стены с рухнувшей кровлей, либо так пострадали, что проще новые построить.

Раненных частично отправили в Феодосию — но там тоже была нехватка врачей и госпиталей. Так что основная надежда была на Симферополь, но опять-таки — нужен большой обоз, нужно питание для людей и тягловой силы в дороге, нужна охрана...

Андрей устало потер лоб и вышел на улицу из палатки. Голова все же еще побаливала. Видать хорошо его приложили, было даже интересно посмотреть на то, что сталось со шлемом, но его так и не нашли. Да и не искали особо. А запасного у князя не было, так что с непосредственным участием в битвах стоит повременить. После случившегося, Андрей с тоской вспоминал бронежилеты и что-то подобное дал зарок себе сделать.

Осматривая военный лагерь, он хмыкнул — ну да "военный" лишь по названию — вернувшиеся жители были в нем постоянными гостями, а кое-кто и поставил уже свою палатку или шалаш. Вот еще одно дело появилось — навести порядок. Барону Врангелю тоже не позавидуешь. Если Андрей занялся больше гражданскими вопросами, то барон военными — укрепить Павловскую батарею с тыла, привести её в надлежащий вид, Еникалейское укрепление отстроить и опять таки укрепить, установить пушки и многое другое. Врангель подошел к делу основательно и теперь использовал любые ресурсы для усиления обороны. Да еще патрули в городе — не все же сгорело, а мародерства никто не хотел допускать — хватит и того, что натворили войска коалиции.

Сам же князь Львов сейчас занимался устройством пленных. Очень кстати вспомнились Аджимушкайские каменоломни, откуда добывали камень для строительства в городе. Теперь там в спешном порядке сами же пленные отстраивали себе бараки. Да бараки — та еще головная боль. Дерева не хватало, даже разобрали посаженный на мель парусник, но все равно получались какие-то полуземлянки. Ну хоть так. В основном же лагере для пленных не было и такого, да и питание было весьма скудным и готовить его было проблемно.

Нет, никто солдат не заставлял заниматься в каменоломнях и строить там жилье — ничего подобного. Просто питание там было сытнее, нормы от выработки четко прописаны и выполнялись неукоснительно. Более того, даже запустили небольшую типографию, но которой печатались талоны, за которые пленные могли сами купить себе в лагерных магазинах спиртные напитки и табак. Так что в каменоломни еще нужно было попасть — конкуренция среди пленных за работу была бешенная, доходило до смертоубийств. Но как-то порядок стал уже выстраиваться и постепенно все больше заключенных переходить в новый лагерь. Добываемый же камень частью продавался, на вырученные средства для военнопленных закупались продукты и прочие вещи. Кормили же их за казенный счет, но тоже — все зависит от выработки бригады. Понятие коллективной ответственности Андрей ввел сразу же, да и учет проще, а людей итак не хватает.

Большая часть камня переправлялась в Керчь на нужды генерал-лейтенанта Врангеля, чему тот был очень рад. Так рад, что все ему мало. Но пленных в город Андрей не пускал — там осталось много оружия под завалами и допускать соблазнов среди пленных ему не хотелось, так что разбирали их местные жители, они же хоронили найденный тела.

Андрей хмыкнул. Да местные жители — та еще проблема. По описи было в городе около двенадцати тысяч, большая часть сбежала при появлении неприятеля, осталось дай бог тысячи две из которых часть была предателей-татар, а другие просто наивные идиоты или беднота. Вернулось же дай Бог тысячи шесть. Своим указом князь запретил селится в городе и его окрестностях татарам, а все их имущество отчуждалось в казну. А вот куда девать самих татар он не совсем понимал — люди зачастую семейные, в лагерь их не посадишь... Хотя... А пусть они и будут работниками лагеря — там им будет и работа и кров, да и пусть поработают мелкими надзирателями за своими союзниками.

— Ваше сиятельство, газеты пришли свежие. Я вам принес, может и кофею к ним? — вездесущий денщик Скоморохин взял моду появляться сразу же, как только князь выходил из палатки и старался к этому времени подгадать какую-то мелкую, но приятную новость. Особого угодничества за денщиком не водилось, но вот такими мелкими делами он проявлял свою заботу и выражал уважение.

— Что же, ты прав, нужно немного отвлечься. Газеты с кофе в самый раз будут. Почитаем что пишет эта братия, может и аппетит не испортится. — Князь задумчиво оглядел наш стихийный лагерь и махнул рукой. Действительно стоит отвлечься. В этом веке решения принято принимать неспешно, тщательно все обдумав и не единожды обсудив. Первое время на этом Андрей часто обжигался — в глазах людей он выглядел суетливым, затем подстроился и даже нашел свои преимущества. Да и речь его стала более обдуманной и взвешенной. Меньше пустых фраз, а больше глубокого понимания вопросов — есть и в этом своя доля правды. Слава богу, горячка с результатами сражения поутихла и можно опять прийти к уже привычному ведению дел.

Денщик споро накрыл стол и удалился, так что Андрею больше ничего не мешало чтению газет под запахи свежезаваренного натурального напитка. Для начала открыл из Петербурга. Хм. Ответа на свое письмо государю князь до сих пор не получил, но надеялся, что его доводы примут и напечатают факты о поведении армии коалиции, дабы не могли нам вменить варварство, а вот их самих потыкать было в это дело полезно. И да, государь внял его доводам — целый разворот был посвящен данному инциденту. Даже складывалось такое впечатление, что из всех жителей города уцелели только эти сто тридцать семь очевидцев, а остальные были истреблены. А, нет, вот в конце идет пояснение, что большая часть жителей из города успела эвакуироваться. Но все равно кто-то очень ловко так все вплел в репортаж, что коалиция выглядела просто премерзки. С удивлением даже сам себя поймал на мысли, что возмущается варварством мародеров, лишь по недоразумению называемых солдатами коалиции. А еще складывалось впечатление, что этому всему потакали их офицеры даже высшего уровня. Да, талант. Вот умеют же писать, а то как не откроешь газету, так и сам думаешь — зачем ее купил?

Пресса противников же по данному инциденту скромно отмалчивалась, зато во всю описывалось вероломство барона Врангеля в его ночной атаке — нет бы раз оставил город, так и ушел себе поздорову, так нет напал на мирных военных, да еще город сжег, когда не смог сломить сопротивление бравых вояк, мужественно дающих отпор диким ордам русских. Да, тут тоже талант — так посмотришь, и кажется, что у нас было раз в десять больше воинов чем у противника и прямо мы вот пришли в их город и напали ни с того ни с сего. Андрей покачал головой. Генерал-лейтенант будет недоволен — прозвище уж больно дали ему неблагозвучное — "Керченский Палач". Именно так — оба слова с большой буквы. Хотя... Это может быть и полезным — слухи о нем среди солдат у врага разойдутся точно, а молва все удесятеряет, так что пусть боятся.

А все же жаль, что нет до сих пор писем от государя, как-то и сам не заметил, что стал с нетерпением ждать его посланий. Хотя и странно — газеты уже пришли, а почты нет, ну да ладно — подождем.

Барон Врангель появился в лагере только вечером, хотя и обещал приехать к обеду. Я представил себе тот объем дел, что приходится решать барону и лишь покачал головой.

— Так что у вас за дело, Андрей Дмитриевич? Я, честно говоря, очень удивлен — полномочий у вас поболее моих, но решить вы этот вопрос можете только со мной. — Карл Егорович аккуратно промокнул салфеткой губы, отложил в сторону столовые приборы и выжидающе уставился на меня. Мне ничего не оставалось, как тоже прервать трапезу и ответить.

— Вопрос сложный. Основные вопросы здесь уже решены или намечены пути их решения. Работы тут еще много, как и будет новых вопросов, но ничего такого, с чем нельзя было справиться обычными средствами. Мне же нужно быть ближе к боевым действиям. С другой стороны и оставить вас разбираться в этом бардаке одного по меньшей мере нечестно. Вот я и нашел решение, устраивающие обе стороны — заместителя по тылу, но тут нужно и ваше одобрение, да и должность ему придумать следуют — существующие не подойдут.

— Хм. Вот как. Не ожидал. Право слово, даже не знаю, что и сказать. Я всецело вам доверяю в этом вопросе, так что готов поддержать вашу кандидатуру. Как его зовут? В каком он чине? — Барон откинулся на спинку походного стула и внимательно посмотрел на меня. Вот чего-чего, а удивления на его лице не было, любопытство — да, а вот удивления нет. Видать и сам ждал, когда я его брошу, да только добровольно взваленный воз дел так не оставишь. Вот и ждал видать, когда я обращусь к нему.

— Человек дельный. Я проверил его в деле тут — со всеми поручениями справился лучшим образом. Да и признаться, нет тут очереди желающих работать. А работы тут много, сами знаете. Уважение мое он заслужил.

Карл Егорович приподнял бровь и только. Что ж, продолжим нахваливать, может и пройдет моя креатура.

— Завод тут есть металлургический. Когда стало известно о десанте, начальство завода все бросило и сбежало. А Василий Дмитриевич Головин и вывез с завода все ценное, что мог вывезти, и людей смог расположить и кормить все это время да как город отбили обратно — организовал возвращение рабочих и мастеров на завод, да жилье им организовал и питание. Так что чина у него нет, как и дворянства. Их мещан он. — Барон чуть не поперхнулся вином, что неспешно цедил под мою речь.

— Вы шутите? На такую должность да человека из мещан? Вы право слово должно быть решили посмеяться — кто его слушать будет?

Я допил сой кофе, поставил чашку на стол и тоже откинулся на стуле. Стул жалобно заскрипел, вот же. Как бы не развалилась мебель, вроде ведь и не толстый.

— В этом и весь вопрос. Человек дельный и ему можно поручить проблему не сомневаясь, что она будет решена наилучшим образом. Как вы, наверное, заметили, военный человек привык отдавать приказы, вот только гражданские люди не солдаты. У всех есть свои интересы, часто противоположные отданному приказу. Так что такое распоряжение либо будет игнорироваться, либо саботироваться. А вот сделать так, чтобы распоряжение исполнялось — уже сложнее. Когда Василий Дмитриевич вернул в людей на завод, оказалось, что с едой большие проблемы. Тогда он пришел ко мне. Но он не потребовал выдачи еды как все остальные, он предложил изготовить на заводе большие чугунные котлы для питания людей в обмен на продовольствие. Он не требовал— он предлагал. — Тут барон хмыкнул. Ну да — мещанин, требующий у дворянина, да еще в высоких чинах... Это я и сам представить не мог. — Именно его происхождение и является плюсом для нас, а не минусом — именно его происхождение вынуждает его искать решение неочевидное, учитывающие чаяния обеих сторон. Благодаря котлам Кременчугского завода мы решили проблему быстрого и своевременного питания для заключенных, теперь распространяем сие и на лагерь. Более того. Я предложил изготовить полевую кухню для солдат на повозке, дабы была возможность готовить еду во время марша и кормить солдат сразу на привалах, да всех скопом. Согласитесь — это сильно облегчит марши. Особенно это полезно кавалерии — после любого марша, кавалеристы сначала ухаживают за лошадьми и только затем думают о себе. Вам ли не знать. Здесь же еда будет готова тогда, когда будет необходимо.

— Две первые полевые кухни готовы и ждут вашего одобрения или критики. Но это не главное при выборе его кандидатуры. Я стал поручать ему различные трудные вопросы и ждал, когда он попросит моей помощи или не справится. Но нет — все было сделано правильно. Так что боюсь, он на этой должности просто необходим.

— Давайте взглянем на ваши полевые кухни. — Барон резко поднялся и направился к выходу из палатки. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Вот же — столько говорил всего, а генерал-лейтенант как будто и не слышал.

Я подавил вздох и с непроницаемым лицом направился за ним. Что ж, никто и не говорил, что все будет быстро и просто.

Полевая кухня получилась довольно громоздкой. Никакого двухколесного прицепа не получилось сразу— весила сия конструкция изрядно, так что такой сразу рассматривали вариант на четырех колесах. По сути телега. Но втулки на колеса были стальные, так же, как и крепления под оси и сама рама. К раме крепилась топки под три котла. Сами котлы были медные, но заключенные в чугунный корпус. Между корпусами было масло — для исключения пригорания. Труба общая для всех топок. Ну и место водителя сего агрегата. Не знаю как сейчас, но в качество стали завода я не верил. Дело в том, что когда еще в свою прошлую жизнь я был в Керчи, то еще тогда обратил внимание на попавшиеся мне радиально-лучистые сростки кристаллов сине-зеленого цвета. Вот и стал выяснять, что и как — оказалось, что металла тут полно, да и добраться до него не сложно. Я еще тогда удивился, почему здесь не было крупнейшего города — ведь железо буквально под ногами, причем очень много. Оказалось, не все так просто — железа тут много, но вот все оно с примесями, а вот чего уже и не помню. Кажется, были фосфаты и что еще зубодробильное. Ну а чем вредны эти примеси я еще помнил и сам — железо будет хрупкое. Кому нужны сабли, что будут легко ломаться? Вот теперь и думал — решили их проблему или нет. С одной стороны— если построили комбинат, то должны, а с другой... Вы видели местные лопаты? Они железные! Не стальные как я привык, а из обычного железа. Нет, это явно лучше, чем деревянные, но все же легко гнущиеся лопаты явно не то, что хотелось бы. Так что не знаю — нормальная тут сталь получается или нет, кто их знает, может решили, что и так сойдет. Про свои мысли насчет металла я ничего не сказал, а в остальном все подробно расписал и показал.

— И вы их уже испытывали, Андрей Дмитриевич? — Барон уже несколько раз обошел кухню, заглянул везде куда только можно, но мнение свое еще не сложил.

— Эту нет, а вот вторую да — объем котлов рассчитан на питание роты солдат и данное обстоятельство было мною сразу же проверено. Роту накормили, да я и сам пробу снимал — вполне нормально. Готовит около четырех часов, ну чуть больше, зато сразу и первое, и второе, и третье. А вот в дороге еще не испытывали, тут я не знаю, что пока сказать — тяжеловата кухня получилась, как бы не стала часто ломаться или застревать в плохую погоду. Но тут уже только практика покажет. Плохо то, что делали из того что было в наличии, а не выбирали лучшее. Меди, например, есть еще на четыре изделия, а что потом даже не знаю. Но попробовать стоит — это может сильно облегчить марши, да и проще готовить на всех сразу, чем каждый будет по-отдельности.

— А в упряжке сколько лошадей?

— Четыре, но не лучшей породы. Скажем так, что было проще всего достать, то брали. — Тут я не удержался и вздохнул. — Лошадки очень скромных способностей. — Немного подумал и добавил. — Расплачивались за все камнем и едой, так что выбирать не приходится.

Барон хмыкнул. Явно представил, что можно купить за такую оплату. Ну это он еще оптимист — не видел он их слава богу.

— Одну кухню я забираю. Проверить надо. — сказал, а сам смотрит на меня выжидающе. Да я и не собирался отказывать, как раз опытные образцы ему и проверять.

— Нет. Одну не дам. — Смотрю как вытягивается его лицо и добавляю. — Обе забирайте. И погоняйте их хорошенько, благо изготовители рядом и всегда смогут исправить или переделать. Но без испытаний нельзя, а одной для испытаний мало.

Карл Егорович хмыкнул и довольно сощурился.

— Умеете вы делать подарки. Правильные подарки. Испытаем, тут не волнуйтесь. — Он задумчиво осмотрел конструкцию, кивнул своим мыслям и направился, не оглядываясь в палатку. Вот вроде и я тут большой начальник, а сейчас иду за ним — вроде как уже и его подчиненный. Умеет поставить себя, ничего не скажешь. Хотя и шел я не торопясь, по пути даже отвлекся и выслушал жалобу на Головина. Но отменять его распоряжения не стал — завтра с утра спрошу, а решать с бухты-барахты не резон. В палатке после улицы было темновато, хотя и горели свечи на столе, но помогало слабо.

— Говорите стоящий человек ваш Головин. — Барон начал говорить сразу как я вошел, только вот усаживаться не стал, а стал расхаживать по палатке. — Может и так, вот только слушать-то кто его будет? Вот вы бы не оскорбились, ежели вам указания давать какой-то мещанин будет? Хотя нет, вы возможно и выполнили бы, но вот не все такие. Да-с, не все. — Он резко остановился и требовательно посмотрел на меня, я усмехнулся — вот и ожидаемая проблема на ровном месте. Трудно, ужасно трудно найти толковых людей, а уж поднять их вверх и подавно не просто — таких выскочек не любят и зачатую делают вопреки.

— А вы поставьте начальником именитого. Только чтобы дело не запорол, а Головина его замом. Своего человека предупредите, что Василий Дмитриевич все решать будет, ваш же человек должен присматривать. Ну и с логикой дружить — не делается все по приказу у нас. Предупредите его, что бы не мешал, но поглядывал. А после отчет свой представил мне о действиях да о решениях и ситуациях. Если все будет нормально, то Головина я заберу к себе, ну и вашему человеку с продвижением по службе поможем.

— Хм. Мда... — Он прошелся еще по палатке, затем все же уселся на стул, налил себе местного вина. Пригубил и ненадолго задумался. Пауза длилась с минуту. Затем отставил бокал и посмотрел мне прямо в глаза.

— Хорошо. Я знаю кого приставить к вашему самородку — без спеси и с родословной. Не ищете вы простых решений, Андрей Дмитриевич.

— Не я, жизнь такая, Карл Егорович.

Так и стал Головин заниматься хозяйственными делами Керчи и пленными, а я через день отбыл с сотней казаков в Симферополь.

Его императорское величество Александр Николаевич был не в духе. Причина его плохого настроения лежала на столе. Вернее лежали — газеты. Когда пришло письмо князя Львова, Александр Николаевич отнесся с большим сомнением к его аргументам напечатать "без купюр" про поведение войск коалиции в Керчи. Но аргументы во внимание все же принял и после раздумий решился на этот шаг. Да, в целом князь был прав — сочувствующие англо-французской коалиции стали выглядеть очень непривлекательно, возмущение общества было весьма большим.

Англия и Франция никак не прокомментировали написанное в российских газетах, а затем вышла их статья о чудовищной ночной резне. Более того, были и фотографии горящего города. Складывалось впечатление, что русские это дикие варвары, не имеющие ни грамма чести.

Прав был князь — какие поступки считать "по-джентельменски" определяет сам джентльмен, причем джентльмен из Лондона. Про свои грехи они успешно "забыли", но вот показать наших солдат дикими зверями они не поленились. На такую статью нужно и должно ответить в своих газетах, но что отвечать? Оправдываться нельзя — этот будет выглядеть в глазах общественности доказательством обвинений, а как ответить на такое, что бы не сочли оправданиями? На миг Александра даже охватило раздражение на князя— раз князь это затеял, так пусть бы сам и разбирался, а то насоветовал и сидит там себе спокойно. Но через некоторое время император успокоился.

С другой стороны, князь подробно описывал что и как мы хотим добиться через газеты, какие вещи подчеркнуть, а какие завуалировать. Ни слова лжи, но чуть сместить акценты и те же самые факты начинают видится по-новому. Вот только примеров для данной ситуации князь не писал и тут придется хорошенько подумать самому. И ладно бы размышлять пришлось над армейскими проблемами или экономикой, а морочить себе голову из-за газетенок было неприятно. Задумчиво посмотрев в окно, Александр пододвинул к себе писчие принадлежности и бумагу — во многих разговорах Андрей часто поминал о влиянии прессы на настроения в обществе, а считаться этими самыми настроениями приходилось. Это пусть и раздражало, но с другой стороны было необходимым даже самодержцу. Что ж, он попробует набросать тезисы, а затем вызовет князя Орлова — пусть доводит до издателей, а вот когда уже сами издатели принесут свои черновые варианты, и он их прочитает, тогда будет видно — как и что подавать своим подданным.

Все стеснительные меры, какие в царствование его отца принимались относительно цензуры и печатного дела император Александр отменил со вступлением на престол. Однако в присмотре оные все равно нуждались, и князь его убедил, что запрещать ничего не нужно, следует лишь расставлять акценты в подаче материала, а то так могут и до бунтов договорится. Аргументы были убедительны, так что с идеей он согласился, вот только нужна была новая структура — как сказал князь "пресс-атташе", который и будет доводить до сведения изданий в каком виде подавать материал. Вот только нужного толкового человека на эту должность император еще не нашел, тут ведь не запрещать требуется, а вдумчиво и с пониманием рассматривать каждую новость, чтобы правильно ее подать.

Император вспомнил историю Львова про перепись крестьян с выдачей фамилий и улыбнулся. Особо князь не пояснил для чего выдают фамилии и вписывают отчество, думал, что нескольких слов его человеку хватило для понимания ан нет. Слухи пошли самые невероятные, от выдачи вольных и наделением земли, до опять же выдачи вольных и изгнанием ненужных или неугодных князю крестьян. Дошло до того, что на лесопилку из работников никто не явился — в спорах сильно повредились головой, некоторыми зубами и синяками. Казалось бы, просто фамилии вместо кличек, да отчество записывали — что такого? А народ себе надумал бог весть что. После этого Андрей уже контролировал, чтобы мысль его донесли до всех правильно и без искажений— что и для чего делается. Князь так живописно описывал эту свою ошибку, что перед глазами невольно появлялась картина "споров" с применением дубья и кулаков. Император хмыкнул, да уж — такого ему не нужно, и он позаботится об этом.

Александр Николаевич загорелся уже решением этой задачи самостоятельно — и хорошо, что нет его приятеля князя. Уж больно хотелось похвастаться успешно решёной задачей. Александр был больше либеральных взглядов, но и выслушанные аргументы сбрасывать со счетов не собирался. Что ж, сейчас он набросает тезисы, а затем поручит Орлову присмотреть пару-тройку популярных корреспондентов, а уж из них выберет нужного человека. Главное тут не ошибиться — человек должен открыт новому, но не чураться и старого уклада. Не только писать обличительные статьи, но и реально смотреть на вещи -что ни говори, а вот так, с бухты-барахты, новое у нас не внедришь, так что понимание должно быть. Ничего, он найдет такого. Запрещать он не будет, но вот пригляд должен быть обязательно, а уж меры воздействия к непонимающим он найдет.

Император еще раз улыбнулся и стал споро накидывать на листке тезисы, что обязательно должны быть отображены в наших газетах. Дело спорилось — не так уж это трудно, сам себе подумал Александр и продолжил писать. Как там говорил князь — слона нужно есть по кусочкам? Император опять улыбнулся — съедим.

В Симферополь мы въехали рано утром, поэтому было решено не останавливаться, а проследовать дальше — все же мне нужен был князь Горчаков. Узнать последние новости с фронта было просто необходимо, так же мне хотелось увидеть карту с обозначенными диспозициями войск. С другой стороны, в Симферополе остался полковник Добрынин и навестить его было также необходимо — снабжение армии было ахиллесовой пятой Российской Империи. Но по недолгому размышлению, я решил все же сначала поехать в ставку, а уж затем вернуться в Симферополь.

— Наслышан, наслышан. — такими словами встретил меня князь Горчаков, когда я вошел к нему в палатку.

На этот раз генерал-адъютант был у себя в ставке и ждать его не пришлось. С дороги я уже успел слегка помыться и привести себя в должный вид — пропыленная и пропотевшая на жаре одежда не соответствует виду офицера и порученцу императора.

— Я тоже рад вас видеть князь. — я прошел по палетке и присел на указанный мне жестом хозяина стул. С наслаждением вытянул ноги — так много еще ездить на лошадях мне не приходилось, и я уставал. — Я все-таки не успел, к моему великому сожалению, но город мы отбили обратно.

Горчаков усмехнулся в свои роскошные усы и слегка прищурившись посмотрел на меня.

— Это князь, я так полагаю, был ваш доклад. Кратко. Но в целом из донесений генерал-лейтенанта Врангеля и наших газет, картину я сложил. Да-с. Но все же я хотел бы услышать ваш рассказ. Так сказать — из первых уст.

Я задумался. О чем рассказать — весь ход боевых действий должен был отписать барон Врангель, что к этому добавить я даже и не знаю. Собравшись с мыслями, я решил изложить поему действовали так, а не иначе.

— На момент моего прибытия с подкреплениями город был уже в руках у коалиции. Штурмовать его было бесперспективно ввиду наличия большого количества штуцеров у противника — нас бы просто перестреляли вне зоны действия нашего огня. Артиллерии тоже было недостаточно, с другой стороны затопленных судов было явно недостаточно для надежного закрытия бухты. Враг вполне мог зайти своими кораблями и поддержать огнем войска. Дожидаться подкреплений было тоже слабым вариантом — их не хватает итак, причем на линии основного соприкосновения с противником — у Севастополя. Так что выбора особого и не было — атаковать я мог только, нивелировав вышеперечисленные преимущества у армии противника, то есть ночью. Ну и из плохого. Для ночных атак войска нужно сначала обучать — все наши ухищрения не помогли. Солдаты сбивались с пути, выходили совсем не к тем местам для атаки. Поэтому удар вышел не кулаком, а растопыренными пальцами. Еще момент — войска к городскому штурму не готовы, нужна как специальная экипировка, так и большое количество гранат. В помещениях орудовать винтовкой неудобно, не говоря уже про сабли — нужно что-то короче. Ну вторую атаку Керчь не выдержит сейчас — там нужны подкрепления, хотя бы ополчение — охранять военнопленных, помогать в городе и устройстве позиций. Ну и из хорошего могу добавить, что я привез с собой полторы тысячи английских штуцеров со всей оснасткой.

— Хм, штуцеры — это хорошо. Но вы же уже наверняка продумали куда их применить. Не так ли? — Горчаков хитро прищурился из-за чего стал похож на одетого в мундир монгола. В ответ я тоже улыбнулся.

— В наше больное место. Если не сдали еще Федюхины горы, то думаю вооружить лучших стрелков и отправить туда в помощь. Не знаю, как там с укреплениями, но стрелки нам нужны не в штыковую ходить — поэтому пусть бы рыли себе окопы и из них стреляли.

— Хм. Окопы. Боец в окопе не имеет места для того чтобы орудовать штыком. А ну как противник в атаку пойдет — это он делает регулярно.

— Если есть уже редуты, то нужно что-то думать. С обычными войсками таких людей мешать не хотелось бы, да и поберечь стрелков надобно. Так что тут я надеюсь на ваш опыт. — О том, что в это время в штыковую ходят регулярно я как-то не подумал, это для меня окоп привычен, но в это время все не так. Да и как стрелкам сделать отдельное укрепление, если лопаты в большинстве своем железные, а не стальные. Там камней много — вообще не факт, что выкопать смогут что-то. Я в задумчивости потер подбородок. И как же расположить стрелков в таком случае? Горчаков улыбнулся и предложил свое решение.

— Я предлагаю наполнить землей мешки, благо сейчас их у нас много пустых. И из них пусть себе редуты складывают позади основных укреплений — все же Федюхины высоты, пусть и не горы по-настоящему, но холмы с изрядным уклоном.

— Да, мне думается это будет самое лучше решение. А можно ли глянуть на карту с обстановкой? Все же я был оторван от основных событий, так что хотелось бы знать последние новости. — Горчаков кивнул и расстелил на столе карту, немного задумался над ней, затем дорисовал еще один полк неприятеля около злополучных высот. Я не мешал и не задавал вопросов — смотрел на картину, и она мне очень не нравилась. Особенно мне не нравилось направление от Евпатории к Симферополю — там равнинная местность и крупных соединений у нас сейчас нет, так что ничто не мешает противнику ударить нам во фланг. Плюс еще поджимают наши позиции со стороны Севастополя. Да уж, как-то мне казалось все будет проще, а теперь думай, куда придется основной удар. Войск у нас не хватает чтобы прикрыть все дыры, а судя по их численности — нам следует отступить и оставить Севастополь в окружении, но сделать мы это никак не можем.

— Михаил Дмитриевич. Я так понимаю окрестности Евпатории патрулируют наши конные разъезды. И фланг этот для нас представляет опасность — контролируют море корабли коалиции и когда да какие войска они перебросят мы узнаем в последнюю очередь. Как вы думаете, если мы обозначим опасность для Евпатории — заставит ли это перебросить в тот район дополнительные войска?

Горчаков задумался и даже повторил мое задумчивое поглаживание подбородка. Склонился над расстеленной картой, внимательно еще раз осмотрел позиции противника и предполагаемые численности их воинских соединений. Потом резко выпрямился и мне даже показалось, что он посветлел лицом. Хотя это мог быть и просто упавший на него свет.

— А ведь и то дело. Противник занял Гасфортовы высоты и обозначил возможность обхода с фланга наши войска на Федюхиных высотах. Таким образом он может окружить наши войска и предотвратить это довольно сложно — войск у нас еще недостаточно. Хотя и будет стоить ему больших потерь. Нда... А вот возможная потеря Евпатория заставит его поволноваться и наверняка усилить гарнизон Евпатории. Сейчас тем уже построили дополнительные редуты и укрепили существующую линию обороны. — тут он еще раз задумался, а спустя минуту продолжил. — Но может и не поверить в серьезность наших намерений и продолжить осуществлять свой план. Тогда мы будем иметь весьма бледный вид, князь. Евпаторию в таком случае брать нам будет нечем и тут мы можем оказаться в весьма сложной ситуации.

— Я думаю, если у Евпатории будут не только разъезды казаков, но вся наша конница, которая начнет нападать на любые доступные ей цели вне выстроенной обороны противника. Да устраивать засады, если вдруг за ними выйдет погоня с кем они могут не справиться, то на определённые мысли их это должно натолкнуть. К тому же наша разведка должна демонстративно изучать их укрепления все зарисовывая на картах, особенно высоту таковых.

Горчаков понимающе кивнул — прошлый штурм Евпатории был провален несмотря на все мужество наших солдат. Ров оказался наполнен водой, а высота стен оказалось большей чем длина лестниц. Пришлось отступить, да еще вылезшие османы разбежались по полю боя при нашем отступлении и добивали раненных, которых не успели забрать с собой. Один просчет привел к провалу все операции.

— А что же с Федюхиными высотами? Сейчас атаковать там будет сложно — противник укрепился, нагнал подкреплений и прорвать его оборону будет сложно. Только на Гасфортовых высотах около восьми тысяч и тридцать орудий, да с фланга их прикрывает десять тысяч турок с тридцать шестью орудиями. И это только на одном направлении.

— Будем пока тоже укреплять свою линию обороны, да усиливать ее орудиями — большего тут не сделает и господь бог — наших сил явно недостаточно для успешного наступления.

Князь Горчаков облегченно вздохнул. С чего бы такая реакция? Я же говорил ему, что мы будем ждать подкреплений, да и со снабжением нужно что-то делать — смешно сказать, но пороху у нас крайне мало — долгую канонаду просто нет возможности сделать, а без артиллерии какая атака? Хм. Может после Керчи он решил, что я и тут решусь на авантюру? И словно прочитав мои мыли Михаил Дмитриевич озвучил последние новости, что до меня еще не дошли.

— Кстати, вы знаете, что прорвавшиеся в Азовское море корабли коалиции атаковали крепость Арабат, но два корабля были повреждены ответным огнем нашей батарее и вынуждены были отойти. А вот Геническу не так повезло — его практически сровняли с землей.

О Геническе я помнил только то, что городок там больше похож был на деревню в мое время. Единственно чем он запомнился, только тем, что все оттуда привозили бычков, довольно больших. Я не любитель этой рыбы, но быть в Геническе и не привезти с собой связку сушеных крупных азовских бычков было моветон. Впрочем, я все равно их не привез, о чем горько пожалел неоднократно — знакомые просто достали своими вопросами или предложениями купить у меня их, так как я все равно их не ем. Этим мне и запомнился это город. В любом случае городок мне было откровенно жалко. Я тяжко вздохнул.

— Значит сейчас они пошли бомбить Таганрог — это крупнейший поставщик нашим войскам муки и других продуктов питания. Отвести склады я распоряжение отсылал, но вот насколько оно сделано и выполнено ли вообще — одному богу известно. — Я поморщился, теперь вопросы снабжения становятся еще более острыми, хотя куда уж острее. Горчкаков понимающе кивнул — мысли наши видимо сходятся.

— Надеюсь, при выходе из Азовского моря у них возникнут проблемы. Да-с... Барон Врангель по крайней мере сообщает об усиленном восстановлении батарей. Так что проблемы у них должны возникнуть большие. — Князь помолчал немного, а затем сменил тему.

— Андрей Дмитриевич, если не секрет, то что вы намерены делать дальше?

— Я должен встретится с полковником Добрыниным — он занят сейчас организацией снабжения наших войск. Там возможны проблемы, так что помощь моя с выданными мне полномочиями ему не помешает. Это сейчас самый важный вопрос.

На этом мы и распрощались. Мне показалось, что Горчаков вздохнул с облегчением. Меня не отпускала мысль, что он ожидал от меня какой-то авантюры подобной керченской атаки и когда я поддержал его мысли насчет обороны, то заметно расслабился. Да что там, мне и самому было стыдно за Керчь. С одной стороны, я понимал, что по-другому просто невозможно отбить имеющимися силами город — слишком много преимуществ у противника. А вот с другой стороны — то, что все закончилось победой мне самому уже казалось чудом. Для таких атак нужно учить и оснащать войска и никак иначе, все остальное — полнейшая авантюра. Еще итогом этого боя стало мое глубокое уважение к солдатам — дрогни они и атака бы захлебнулась, но нет. Они атаковали противника в любой ситуации, даже, казалось бы, в безвыходных положениях атаковали и побеждали. Так же меня радовало то, что противник был не готов к такой атаке совершенно — шло разграбление города, дисциплина отсутствовала как понятие, алкоголь тоже весьма способствовал этому. Армии у противника практически не существовало в этот момент — было много вооруженных мародеров, но армии не было. Пожалуй, это было тоже одно из главнейших причин нашего успеха. Ударь мы днем позже и не факт, что не были бы разбиты, а так — виктория. Но это все не мешало ругать себя последними словами — не предусмотрел, не подготовил, не продумал, не проанализировал — слишком много не. Я вздохнул — этим и отличается военные от гражданских. Да именно тем, что воюют тем что есть в наличии сейчас и в тот момент, когда нужно, а не когда будут готовы. Я же гражданский, но именно эти мысли меня окончательно успокоили — тем лучше я смогу подготовиться к атаке на Балаклаву. Все ошибки должны быть учтены и исправлены. Главное не наделать новых.

В Симферополь я прибыл с двумя приказами от Горчакова. В одном приказе было распоряжение на передислокацию дружины ополчения в Керчь под командование барона Врангеля, а во втором приказ поступить в мое распоряжение. Как можно догадаться, никто боеспособных частей мне не отдавал, все приказы касались только ополчения. Какие части забирать я уже должен был решить на месте — место в приказе с наименованием было пустым, так что я мог вписать любую часть. Ополчение Горчаков мне отдал с легким сердцем, да к тому же пояснил зачем мне это нужно — одна часть просто необходима Врангелю для присмотра за пленными и других дел, а вторая для обеспечения будущего наступления на Балаклаву. Правда я не пояснил, с какой стороны я собираюсь ее атаковать, но тут еще вилами по воде писано — дорогу нужно разведать и понять возможна ли атака с выбранного мной направления в принципе. Но первым делом мне нужен был Тихон Шептунов — очень большие надежды я возлагал на разведку.

Тихон меня уже ждал. Если точнее, то он ожидал, что я не проскочу Симферополь и поеду дальше, а переговорю с ним и был очень удивлен, когда этого не случилось. Тянуть он не стал, а сразу же начал вываливать на меня новости.

— По первому вашему поручению — проводники найдены, пройти там с лошадьми сложно, но можно, ежели произвести подготовительные работы. А вот с конечной точкой все не так хорошо — работы нам вести там никто не даст и лошадей с грузом спустить там не выйдет. — Тихон немного помялся, но продолжил. — Но все равно -вам лучше оценить маршрут самому. Там глазами нужно смотреть.

Я лишь кивнул — сам так думал сделать. Этим я явно его успокоил и дальше он уже продолжал говорить размеренно и неспешно.

— Список лиц, замеченных в крупных хищениях на складах составлен. Доказательства собрали лишь на самых наглых — как вы и просили. На остальных просто составили примерные схемы осуществляемых ими хищений да размер таковых. Бумаги вон лежат — можете забирать.

Я оценил объем бумаг, что и говорить — очень даже господин Шептунов расстарался. Очень даже впечатляет стопочка. И ведь времени было у него всего ничего, а поди ж ты — все успел.

— А по поводу обстановки в странах противника что известно? Вы ведь получали сводки. — Еще бы он их не получал. Именно он мне их и приносил уже в дешифрованном виде, так что волей-неволей он должен был их знать. — Своими словами, я потом сам прочту, но хотелось бы сразу узнать плохие новости.

— Тут вы угадали. Плохие новости есть. Сардинское королевство формирует 15 тысячный отряд в помощь своим союзникам Франции и Англии. Следует их ожидать здесь в середине-конце июля. Это основное, есть еще, но больше о настроениях и проблемах у них. Это вы и уже сами прочтете.

— Что ж спасибо за хорошо сделанную работу. Очень своевременные новости, я обязательно отпишу государю об этом. — Я поднял увесистую стопку бумаги, взвесил ее на руке и усмехнулся. — Пойду тогда изучат ваши материалы, а затем поищу полковника Добрынина.

На том и расстались. Я криво улыбнулся, когда вышел из поля зрения Шептунова — чувствую день у меня уже весь занят, так что с Добрыниным только зайду поздороваться и закопаюсь в бумаги.

Джеймс Гордон Хантли нервно мерял шагами палубу Агамемнона. Корабль был хорош — 91 орудие, 850 членов экипажа и паровая машина мощностью 600 лошадиных сил, явно показывал всему миру кто в море хозяин. И да — в море корабли Британии властвовали. Особенно в этой луже, что называлась Азовским морем.

Прорвавшись в Азовское море, быстроходная флотилия, состоящая из четырнадцати английских и четырех французских пароходов, большого количества канонерок и других судов, должна была принести безоговорочные победы. Казалось бы. Вначале был разгромлен Бердянск, уничтожили все суда, что там были, вплоть до рыбацких лодок. Но склады оказались большею частью пустыми, а свои корабли русские взорвали и сожгли. Еще бы тогда им насторожиться, но нет — они не обратили на этот момент никакого внимания. В Арабате тоже прошло не все гладко — русский гарнизон из своих маломощных орудий смог повредить два судна. В Геническе уничтожить Чонгарский мост не удалось, да вообще ничего толком не удалось — занять Генический пролив, чтобы через него прорваться к Чонгарскому мосту и перекопу не вышло. Город, естественно, был разрушен огнем эскадры, но толку то? И ведь предъявляли этим дикарям ультиматум — действовали по давно отлаженной схеме: ультиматум, бомбардирование города и затем сдача туземцев, даже если их больше. Так делали уже давно и всегда срабатывало, но не здесь. Шлюпки, что направили в Сиваш с хорошо вооруженными командами чуть не утопили, флот русских тоже оказался вне досягаемости, да еще склады оказывается перенесли вглубь территории — отодвинули от побережья по распоряжению какого-то чинуши. И хоть этим распоряжением были сами русские недовольны — ну еще бы, им же все и перетаскивать, но как оказалось очень вовремя пришло это распоряжение. Джеймс грустно улыбнулся — да уж, тут явно все идет не по привычному сценарию.

И вот теперь Таганрог. Нет, в одном его туземный начальник радовал — склады стояли полные, так что если и получили тут распоряжение, то выполнять его не торопились. Это укладывалось в сложившийся образ России, а вот то, что гарнизон не капитулирует и будет препятствовать высадкам десанта — нет. Обстрел города тоже особых результатов не дал и не привел к ожидаемой капитуляции. С одной стороны, мелочь — склады все же таки уничтожили, а с другой — результат не соответствует ожиданиям. Подумать только тринадцать боевых пароходов и двадцать канонерок на город, из которого не звучат пушечные выстрелы — подавляющее превосходство, но высадится не получается. Шесть часов артобстрела города и ни одной удачной высадки — город занять не удалось.

Все скроенные планы трещали буквально по швам и это не давало Джеймсу спокойно заснуть. На эту эскадру английское командование возлагало большие надежды — лишить русскую армию в Крыму снабжения и отрезать отступающие от турков из-за восстания на кавказе русские войска было очень важно для достижения поставленных целей. Беспокойство не оставляло англичанина и когда принесли весть, что Керчь отбита обратно, он вздохнул с облегчением — все стало на свои места. Поход можно считать проваленным — цели не достигнуты, но напоследок следует завернуть в наибольшее количество русских портовых городов— хоть так оправдаться в глазах начальства за сорванную операцию. На минуту Джеймсу стало даже жалко тех, кто проспал Керчь, но только на минуту. Что ж — эта страница уже перевернута, следует начать готовиться к возвращению в Черное море. Ростову на Дону в этот раз повезло — с этими мыслями Джеймс и пошел на совещание к адмиралу.

Чтение как полученной почты, так и материалов коллежского асессора Шептунова ожидаемо заняло весь вечер и часть ночи. Отвечать на письма я собрался уже на следующий день — сначала нужно переварить полученную информацию, поговорить с Добрыниным, а уж потом писать письма и отчеты. Ну это я так думал, а на деле...

Первым делом я зацепился за письмо от полковника Росляковского, где мне сообщали что пулемет уже работает, но постоянно клинит да и поворотная часть станка при стрельбе перекашивается. Проблема с гильзами тоже большая — технологию производства латунных гильз придумывали на коленке, вот и выходит, что сама гильза — штучный товар, оттуда и высокая ее цена. Золотые боеприпасы выходят, хотя патроны можно переснаряжать. Из хороших новостей— пулемет все-таки стреляет и сумели подобрать сталь для пружины да несколько моих деталей изменили. Правда судя по чертежам изменение состояло в полной замене своей разработкой. Но в целом я был рад — есть надежда, что несколько образцов тульский завод успеет сделать. Вообще я был поражен узнав, что на этом заводе стоят станки, запитанные от паровых двигателей, а в Англии все еще использую водяное колесо, да и, если не ошибаюсь, сейчас и знаменитый Крупп все еще сидит на водяном колесе от пересыхающей речки. Так что в плане промышленности тут мы не отстаем.

Затем мне попались донесения про Таганрог — склады не были вывезены не то что полностью, а даже заметной частью — генерал-губернатор Адлерберг вообще не собирался никак готовиться к нападению на город. Мало того, что припасы не убрал из складов на пристани, так он еще и город никак не подготовил — ни укреплений, ни эвакуации населения. Не сделано было вообще ничего. Однако, как только до него дошло, что противник может оказаться у его города, то передал командование Егору Николаевичу Толстому, своему родственнику. Вот и что с такими делать? С одной стороны, он ничего не выполнил, а с другой хоть передал управление более толковому человеку чем он. Может предложить государю повысить его в чине и отправить заведовать городишком на тысячу жителей где-нибудь в Сибири? И пусть бы там командовал, пока не появится в городе сколько-то предприятий и ремесленников сидит там безвылазно. Хотя и повесить очень хочется за саботаж, но на это точно император не пойдет. А жаль.

Дальше было письмо от императора Александра Николаевича, в котором он поднимал многие вопросы, о которых я с этой всей кутерьмой не задумывался — не до этого. Тут пришлось перед тем как отвечать прочитать все послания от князя Орлова и его ведомства, да потом еще корпел несколько часов над анализом событий.

Порадовали и газеты — в ответ на английские и французские вопли о нашей выходке в Керчи были довольно едкие статьи, где их бедные солдаты были разбиты в самый момент их триумфа — грабежа и насилия. Ни слова от официальных властей — тут сами авторы статей изгалялись. И правильно — нечего императору тут объясняться.

Много всего было. Только в самом конце я уже засел за собранные материалы о воровстве интендантов, даже таблицу расчертил, чтобы видно было кто, сколько и как ворует. Провозился долго, но остался своей работой очень доволен — завтра есть уже с чем идти к полковнику Добрынину.

— Доброго утра, Андрей Дмитриевич. Гляжу вы уже закопались в бумаги, наверняка весь вечер работали. Не портили бы вы глаза при таком свете, поверьте уж мне — не стоит оно того. — Полковник Добрынин укоризненно покачал головой и уселся на единственный свободный стул. Я устало потер лоб и только хотел кликнуть свое денщика, как он тут же появился вместе с ожидаемым кофе на две персоны. Что ж, тем лучше.

— И вам не хворать, Иван Матвеевич. Дела, к сожалению, имеют свойство накапливаться, а времени мало. Вот и приходится работать при первой возможности, но я непременно последую вашему совету. — Я отпил кофе, сдвинул бумаги на край стола и сразу же приступил к самому важному для меня сейчас вопросу.

— Как продвигается ваше дело? Есть ли подвижки? Я, признаюсь, очень ожидаю новостей по вопросам снабжения.

— Так без дозволения государя я не начинал. Правда все уже подготовил и людей нашел, не считая тех, что привез с собой. Можно уже приступать к организации. — На этих словах я тут же стал ворошить кипу листов пока не нашел интересующий меня документ.

— Вот, почитайте. Здесь полный карт-бланш на это нужное дело. Да и я немного тоже подготовился — есть у меня уже списочек кто и как ворует, тут уже вам решать кого оставить, а кого и под суд отдать. Доказательств хватает, но без вашей санкции я не предпринимаю ничего — кто знает, может убрав одного вора станет только хуже. Но припугнуть уже есть чем. Ну и посадить кого-то нужно обязательно, иначе нас не поймут. Да-с, не поймут.

Добрынин только крякнул и молча взял мною вычерченную таблицу. Внимательно изучал ее несколько минут, потом задумчиво погладил подбородок и снова стал перечитывать таблицу. Затем взял пишущий прибор и стал делать прямо на нем пометки. Ну и хорошо — для него же и старались.

— Не ожидал. Право слово, работа продела здесь большая. Но я вас понял — карать будем только тех, кто делу мешает и пользы принести не сможет. Было бы еще чем заменить их. Только тут есть люди, которых я хотел себе забрать в новую службу — с ними как быть? — Полковник, казалось, не только на лице имел нарисованный вопрос, а и самой фигурой выражал сомнение.

— На ваше усмотрение все. Я ведь понимаю, что людей нам особо и взять негде, что бы с поставленным делом справлялись, но про грешки вы таким все равно намекните и про то, что папочка уже лежит на них с делами всеми ими совершенными преступными, да только в ход пока не пускаем. Ключевое слово — "пока". Пусть стараются прощение выслужить, а нет — так и отправить в Сибири строить на каменоломнях свое светлое будущее не долго.

— Эка вы. Прям даже и не знаю. — Иван Матвеевич усмехнулся и аккуратно сложил несколько раз мой лист с таблицей, затем так же бережно его положил к себе в карман. — Что ж, тогда пройдемся по здешнему начальству, да начнем запускать в работу все.

Адъютант полковника Львова поручик Стрешнев уже битый час пытался выполнить просьбу Андрея Дмитриевича насчет какого-либо лекарства от головной боли. По правде говоря, данное поручение было отдано денщику Скоморохову, но тот только услышав, что князь собирается "пробежаться по местным горам", тут же озаботился мундиром, что не жалко изгваздать на этом мероприятии. Тут даже поручик согласился, что вопрос довольно сложный, он попросил Скоморохова озаботится одеждой и для себя, взамен же пообещал выполнить это плевое поручение насчет лекарства. Да уж, простое то оно простое, вот только найти лекарство никак не получалось — доктора были заняты на операциях, а в аптеках было пусто. Поиски вывели его к сестрам милосердия, что готовили лекарства для госпиталей — тут уж точно должны войти в его положение и помочь. После ночного боя, князя Львова частенько донимали головные боли — ну еще бы, так получить по голове. Солдаты говорят, что шлем был смят и недоумевали, как вообще живой остался. Шлем солдаты, кстати нашли, но князю показывать не стали, чтобы не расстраивать их светлость. Поврежденный предмет долго ходил по рукам, и поручик сам даже его держал и да, говорить Андрею Дмитриевичу он об этом тоже ничего не стал.

В ночной бой его не взяли — полковник оставил его при генерал-лейтенанте Врангеле, и эта несправедливость сильно задевала его чувства. Неужели Львов считает его недостаточно мужественным? Нет, на словах все вроде бы правильно — барон Врангель оставался руководить общим ходом боя, в то время как князь должен осуществлять данное руководство на месте. Но как такового руководства общими силами он не видел и его не покидало чувство, что его самым что ни есть простым способом обманули.

Поручик вздохнул, его спрашивали о ночной баталии в Керчи неоднократно, а что он мог рассказать? Что всю ночь бегал по поручениям барона и сам бой видел только издали? Что никакого героического поступка ему сделать не выдалось ни малейшей возможности, да и вообще за оружие не взялся ни разу. Вот и сейчас сестра милосердия Наталья Лопухина дивной красоты юная барышня его стала расспрашивать про бой, а самому и признаться стыдно что в нем и не поучаствовал. Правда был и положительный момент — только узнав, что он адъютант князя Львова, так сразу же нашлась и богом проклятая микстура, которую он уже потерял всякую надежду сыскать. Правда взамен с него потребовали обстоятельный рассказ про сам бой, но тут уже поручик извернулся, благо успел узнать множество подробностей из первых уст, да и как адъютант его светлости он был в курсе множества моментов. Пришлось больше рассказывать о его светлости и скромно умолчать о своей роли и к его вящему разочарованию все вопросы были только о его начальстве — никто и не поинтересовался самим поручиком. И это еще больше расстроило Стрешева.

Вышел из аптечного дома адъютант в самом прескверном расположении духа. Даже пришлось немного пройтись без цели по улицам лишь бы только избавится от неприятного осадка. Немного постояв на перекрестке, поручик все же привел свои мысли в порядок и решительно зашагал в сторону ополчения — требовалось доставить пакет с распоряжением его светлости и на словах пояснить задачу. Что нравилось поручику в князе, так это то, что суть задания ему объясняли в малейших деталях и отвечали на любые вопросы, но и требовалось передать поручение именно так, чтобы выполнено оно было ПРАВИЛЬНО. Для Стрешева вообще было откровением узнать, что одни и те же слова разные люди понимают по-разному. Он хмыкнул, да уж, та демонстрация, где его тыкали как нерадивого ребенка в неправильно понятые фразы, запомнилась ему на всю жизнь и теперь сам поручик считал, что ему несказанно повезло учиться у такого начальства. Эта мысль подняла ему настроение — сейчас он выполняет простейшие поручения князя, но, если он будет справляться, кто знает, чему его еще обучит этот человек, а с таким опытом уже глядишь и сам он в недалеком (а как же иначе?) будущем станет полководцем. Победоносным полководцем. Это несомненно.

С этими мыслями он даже стал насвистывать незатейливую мелодию марша, не раз слышанную от князя. Поймав себя на этом поручик неожиданно для себя улыбнулся — копирует князя? Да и пусть, он все равно остается собой, а перенять у умного человека опыт не зазорно. Так и пошел поручик выполнять длинный список поручений его светлости.

Я опять пылил по дороге в сторону Керчи, ну не совсем к ней конечно. На самом деле сейчас я хотел разведать обходной путь к Балаклаве. Весь смысл моей задумки был в том, что повторять атаку в прежнем месте смерти подобно — неприятель учел прошлые свои ошибки, хорошо укрепился на высотах и атаковать его в лоб на этом направлении будет стоить больших потерь. К тому же, атакуя через речку Черную Балаклаву, мы подставляем фланг под удар группировки войск осаждающих Севастополь, а атакуя его, соответственно, подставляемся флангом под войска из Балаклавы. Вот именно поэтому я и собирался разведать путь через горы с восточного фланга к Балаклаве.

Я смутно помнил эти горы, вроде бы они достаточно пологи, чтобы по ним взобраться пешим, к тому же я помнил, что на одной из гор был поселок в мое время. Вообще Крым меня всегда поражал своим рельефом. Обычно в воображении представляешь отвесные скалы и глубокие ущелья, когда слышишь о горах, но здесь часто было иначе. Нет, были и крутые горы, но были и такие, на которые вполне можно взобраться без всякого снаряжения. Чем-то больше похожи на крутые холмы — по типу немецких горок, на которых Петр первый тренировал свои потешные полки. Но и это не самое удивительное. Что больше всего меня поражало, так это взобравшись на гору, увидеть равнину — представьте, вы едете все вверх и вверх и выехав на вершину видите поля до горизонта. Вот на нечто подобное я и рассчитывал. Маршрут был мой прост — обойти все форпосты неприятеля и через эту самую горку, на которой был поселок, подобраться к Балаклаве с фланга.

На поля я не рассчитывал — думаю сейчас там все заросло лесом. Однако дорога в мое время была нормальная — так что есть шанс затащить даже обоз на вершину. А вот спустить его уже не получится— с другой стороны были очень крутые склоны, да и строить дорогу около неприятеля глупо.

Именно это обстоятельство заставило меня все прошлые дни в Симферополе искать решение проблемы с артиллерией. Затащить орудия было нереально, а из того что было возможно ничего не удовлетворяло моим условиям. Надежды были на полупудовые мортиры — их вес составлял около сотни килограмм и переносилось орудие зачастую четырьмя солдатами. Но дальность меня не устроила категорически — реально попасть куда-то было возможно на дистанции около пятисот метров. Хотя сама граната весила около девяти килограмм, что само по себе было очень неплохо, но прицельная дальность рушила все планы.

Этой проблемой я озадачился еще в Керчи, но только уже будучи в Симферополе получил первые улучшенные образцы. Полупудовая мортира была самая простая технологически, и меня устраивал ее вес. Увеличить дальность — стрельбы— значит сделать толще ствол, толще ствол — больше вес, а тяжелая мортира мне была не нужна. Вот такая проблема. Самое обидное, что будь я хотя бы в Туле, то данную проблему решить было бы возможно довольно просто, пусть даже и стоимость орудия была бы высокой, но вот здесь приходилось мудрить.

Первый образец из Керчи меня разочаровал — была увеличена длина ствола вдвое против предыдущего, стенки тоже стали толще, и мортира вышла уже весом около десяти пудов. А ведь еще и станок ней есть. Вечер я ломал голову, как мне сделать легкую и дальнобойную мортиру, но в голову лезли только сплавы из стали и минометы. Руда под Керчью была плохая — там толи фосфатов много, толи еще чего, но смысл был в том, что получить качественную сталь из нее гораздо сложнее. Да время стали еще не настало — бронза была в почете и не напрасно. Достаточно вспомнить, что первые стальные пушки часто разрывало — сталь имеет такое свойство как вязкость, которая явно больше чугуна. Да и варить сталь в промышленных масштабах еще не научились, а вот железа было уже много. Естественно, со мной местные жители не согласятся и будут правы — шутка ли, сталь стала доступнее в разы, ее много, даже вон лопаты стальные уже делают, но по моим меркам это все было еще не на должном уровне. Это и понятно — у меня же перед глазами было мое время, где чистое железо уже стало диковинкой, а сталь выбирали из множества сортов. Чугун лили сейчас много и хорошо, но чугун имеет меньшею вязкость и пушки из него выходили толще бронзовых.

В целом я так ничего толкового и не придумал. В письме только и указал требования к весу, возможности переносить силами самого расчета, накидал примерные чертежи миномета, да вывалил мысли насчет стали и что лить ее нужно центрифуге, дабы воздух не образовывал полости внутри, ну и про постепенно охлаждение как внутри, так и снаружи написал — остывать должна заготовка равномерно. Вот собственно и все. Как и из каких материалов я оставил на выбор заводчанам, главные требования я озвучил категорически — дальность два километра и вес не более ста килограмм. Если требуется уменьшить калибр — пусть уменьшают, но мне нужно много осколков и навесная траектория. Получится или нет у людей я не представлял, но особых надежд уже не питал — скорее всего придется брать полупудовые и радоваться хотя бы им.

Добрынин остался в Симферополе организовывать новую интендантскую службу — дел у него было много, настолько много, что мне было даже жаль этого немолодого человека. Нервов потратить на это благое дело предстояло потратить ему очень много, да и времени тоже.

Один полк ополченцев собирался идти на Керчь в помощь барону Врангелю, другая добровольческая дружина поступила, а мое распоряжение и сейчас во всю искала лопаты, пилы, топоры, да ожидали из Керчи ломы и кирки — им предстоит строить дорогу, ибо без повозок мне не довезти все необходимые припасы к месту будущей баталии. А вот я выехал своими глазами осмотреть маршрут и посмотреть на укрепления англичан, дабы не вышло как в Евпатории — подойти к укреплениям подошли, а вот длины лестниц не хватило их перемахнуть. Вот так и вышло, что я опять скачу в сопровождении поручика Золотова и его казаков по дороге.

Маршрут и проводников мне нашли служащие ведомства Орлова — служба безопасности тут оказалась на высоте. Они нашли и людей, и примерный маршрут проложили по карте, даже несколько вариантов было на выбор.

Поручик Золотов, направленный ко мне со своей сотней казаков для сопровождения еще около перекопа, поравнялся со мной. Его сотня тоже учувствовала в ночном штурме города и понесла большие потери, большей частью раненными. Я сам удивляюсь, как казаки умудрились вынести из горящего города всех своих товарищей, но факт остаётся фактом — сотню пришлось спешно доукомплектовывать добровольцами из казаков других сотен. Это явно не обрадовало поручика, но к своим обязанностям он относился серьезно и очень переживал, что потерял меня в городе. Чую, что сейчас все-таки задаст свой вопрос, что у него вертелся на уме все это время.

— Что, Антон Георгиевич, решились-таки задать измучивший вас вопрос? -Решил помочь человеку, а то его мучения меня уже порядком утомили. Одно дело наблюдать их день, ну два, а совсем другое на протяжении длительного периода.

— Не то что бы вопрос ваше сиятельство, но. Хотя да вопрос — зачем вы полезли в тот город? Признаюсь, это выше моего понимания -доверенное лицо императора и так рискует своей жизнью. Зачем? Кто будет выполнять ваше поручение, если с вами что-то случиться? Одно дело, когда юнец вроде вашего адъютанта — тут поручик кивнул в сторону моего молодого помощника, деликатно отставшего от нас на почтительное расстояние, но в пределах досягаемости, — а совсем другое вы. Вы делаете все обстоятельно и вполне осознаете, что такое война, однако...

Тут я задумался. Вот что ответить этому человеку? Что если бы остался в тылу, а в атаку пошел бы генерал-лейтенант Врангель, то это выглядело бы весьма неприятно, да и войска свои он знает намного лучше меня, как, впрочем, и управляет ими. Никто бы не назвал меня трусом, но вот шепотки бы за спиной были, а мне сейчас о репутации нужно заботится как никому другому — слишком стремительный взлет на вершину олимпа, слишком много оценивающих взглядов и ждущих моей ошибки. Не стоит сомневаться, что недоброжелателей у меня сейчас уже много — мест под солнцем всегда мало и за них идет постоянная борьба. Да и не только этим я руководствовался, било еще несколько причин. Немного помолчав, я решил все же выдать одну из них.

— Понимаете поручик, враг нас не ждал, но его было много больше нас, да еще в городе. В городе всегда сложно вести боевые действия — там идет битва за каждый дом и улицу. Там нет четкой линии как в обычной баталии, а вся битва представляет собой множество разрозненных сражений. Войска дробятся и чем дальше — тем больше. По большому счету — вся атака наша была авантюрой. Да нас не ждали, да противник занимался грабежами и издевательствами над оставшимся населением. Это вселяло надежду. Однако если дать противнику прийти в себя и организовать оборону, то мы и отступить бы уже не могли. Был бы разгром. Полный. Именно поэтому должен быть кто-то, кто бы собирал в единое целое все войска, дабы солдаты маленьких групп не ощущали себя единственными в городе. Именно поэтому я вас постоянно рассылал для установки связи и передачи сообщений и приказов. А еще солдат должен знать, что сражается он не напрасно, что это не маленькая стычка как тут все происходило ранее, а полноценная войсковая операция и значение ей придается огромное. Если человек знает, что он делает важное дело, для всей империи важное, то он проявит чудеса стойкости и упорства, но цель выполнит. Ну а как еще показать всем солдатам было, что они справятся, что в них верят и что битва очень важна, кроме как пойти с ними доверенному лицу государя? Тут слишком много зависело от небольших соединений и каждого бойца — постоянные стычки с противником, война малыми группами, ночь, отсутствие связи и не видно где свои. В такие моменты может показаться, что вообще вы сражаетесь одни и больше никого нет. Тут и храбрый дрогнет. Именно поэтому я и сделал все для понимания каждым солдатом того факта, что их не бросят и с ними я, а в моем лице и сам император, будет в этой битве до самого конца. — Как-то не очень складно получилось, ну да не готовился я к такому разговору, чего уж тут. Поручик помолчал, задумчиво покрутил нагайку и с каким-то странным выражением лица глянул на меня.

— Именно поэтому вы приказали поджечь все дома на нескольких улицах и оставив задыхаться в дыму и огне несколько кварталов с солдатами противника?

Я лишь пожал плечами, чувствую этим вопросом мне будет тыкать в лицо не один человек и даже не два.

— Там противник уже оклемался и стал подтягивать свои подразделения. Собирать ударный кулак. Имеющихся на тот момент у меня под рукой сил было недостаточно, и я купировал противника, отсек его от основной массы войск. Раздробленной и разобщенной смею заметить. И да, я видел плоды их пребывания в городе, так что угрызения совести меня не мучают. — Я чуть помолчал и тихо добавил. — Собакам собачья смерть.

Минут десять мы ехали бок о бок молча. Золотов что-то укладывал в своей голове все это время лишь изредка посматривая на дорогу. Это мне еще повезло, что со мной казак, был бы потомственный дворянин я бы наслушался. Я вздохнул. Пожалуй, еще и наслушаюсь. Любая информация имеет свойство превращаться в слухи, а они имеют свойство искажаться и раздуваться. До меня уже доносились первые ласточки этого явления — и сожгли по моему приказу чуть ли не пол города и солдат противника там угорело чуть ли не двадцать тысяч. Да уж, нам еще повезло, что тут дома большей частью не деревянные, были бы в центральной России и такой номер бы не прошел — сами бы сгорели. Поручик же пришел к своим каким-то выводам и с каким-то непонятным выражением лица уставился на меня.

— Андрей Дмитриевич, вы уже постарайтесь в Балаклаве от нас не отрываться. Да и разведку мы сами можем произвести самым лучшим образом.

Я фыркнул. Ну да, вот он к каким выводам пришел. Ну да тут я его могу успокоить с чистой совестью.

— Не волнуйтесь поручик. Разведку производим мы с вами совместно и большей частью именно вы. Мне важно лишь получить собственное впечатление о дороге. Вы все же не знаете всей задуманной операции и на много просто не обратите внимания, просто потому, что у вас нет в голове полной картины. Так что большей частью разведывать будете все вы, а я только приходить в тем места, которые вы для меня выберете и вместе с вами же. Не волнуйтесь. Здесь будет все по-другому. Мда... Совсем по-другому.

На мое удивление село Гончарное существовало и сейчас, я же почему-то думал, что оно появилось намного позже. Однако называлось оно Варнаутка да и жителей в нем было не так уж и много — меньше сотни, раза эдак в два меньше. Дворов было, однако тут около восьмидесяти, так что скорее всего причина малочисленности местного поселения была война. Месторождение гончарной глины кормило все село, наверняка, если покопаться, то можно обнаружить на этом месте более древнее поселение — времен Херсонеса и скифской империи. Место тут хорошее, да и враг может прийти только специально — тихо и спокойно. Самое то, чтобы здесь устроить промежуточный лагерь.

Но радовался я больше тому, что к селу была дорога, пусть и поганая, но все же дорога. Это разом упрощало всю мою задачу. Можно считать, что треть пути будет пройдена нормально и быстро. Облегчение было настолько явно написано на моем лице, что поручик решил, что я сильно утомился в дороге и тут же стал организовывать постой. Насчет ночевки я тоже был абсолютно не против и что греха таить — дорога все же меня утомила, правда не настолько сильно как посчитало мое сопровождение. Я мельком заметил даже как денщик обменялся понимающими взглядами с моим адъютантом и буквально через минуту мне настойчиво стали предлагать выпить лекарства. Нужды я в нем не чувствовал, хотя голова была тяжелой, но все же послушно выпил и лекарство и чая, да и поел заодно.

Но не все так просто с дорогой, как мне бы хотелось. Крюк мы заложили изрядный и не везде можно было нормально проехать, часто вели лошадей на поводу, да и речки встречались, что наводило мысль на строительство мостов, пусть и деревянных. На строительство дороги я планировал выдвинуть ополченцев — местным жителям я не доверял ни на грош — татары сдадут нас при первой же возможности. Так что все настойчивее становилась мысль отселить временно все местное население — придутся придумать какой-то проект и платить на нем деньги, чтобы туда сами все ломанулись. Бегать же и отлавливать беглецов по местным горам дело дохлое — и не догоним и противника поставят в известность. Тот еще вопрос — и секретность обеспечить и масштабное строительство нужно. Пожалуй, одной дружины ополченцев будет мне явно мало, где бы еще людей взять.

Расположились в покинутом татарском доме. Дом был двухэтажный, с трехскатной крышей и сложенный из дикого камня на цементе. После Керчи я сразу стал отмечать для себя все элементы дома, что могли гореть — балки, пол второго этажа, стропила, балки балкона, что идет вдоль почти всего дома и тому подобное. Сам себя поймав на этом я криво улыбнулся — да уж, долго еще будет аукаться мне, пожалуй, та ночка.

Дом как дом, но глиняный пол меня не радовал — не было привычного ощущения жилого, все время казалось, что это какое-то техническое помещение. Кое-как разместившись на втором этаже и наскоро перекусив, я вызвал командира своей охраны.

— Присаживайтесь поручик. Разговор у нас будет, надеюсь, недолгий, вы все итак знаете, но мне бы все же хотелось все равно обговорить все моменты на всякий случай.

— Я понимаю, Андрей Дмитриевич, дело у нас такое, что лучше все несколько раз повторить, чем один раз ошибиться. — Золотов примостился на вертикально стоящем чурбаке, застеленным какой-то тряпкой— ни стульев, ни вообще какой-либо мебели в доме не наблюдалось. Но все же лучше иметь крышу над головой, чем быть без неё. Несколько мгновений поручик молчал, при этом слегка подкручивая усы, затем, все уложив в голове, начал излагать план своих действий.

— Я оставляю здесь полусотню казаков, часть из них будет наблюдать за неприятелем и присматривать за местными. Народец тут гнилой и ненадежный — татары себя показали в Керчи и предадут при первой же возможности. Поэтому я со второй полусотни оставлю еще десяток человек в заслонах — будут сменяться, сидеть по двое. Личному составу уже все разъяснено так что выполнят в лучшем виде. Когда прибудут ополченцы с веревками и инструментами — будем торить спуск и подъемы — натягивать веревки между деревьями, вырубать кусты, если таковые будет и будут нам мешать, где надо обустраивать ступеньки и площадки. Все будем делать как можно тише — деревья по возможности не рубить, громко не кричать. В общем делать все, чтобы противник не узнал о наших приготовлениях. Все время наблюдать за укреплениями противника. Все записывать. -тут поручик поморщился, и я его понимал — с грамотными у него беда, да и перлы у них выходят на редкость своеобразные. Тут еще кроме того, чтобы записать, потом и понять нужно, что записано. — Для связи оставлю еще второй десяток из своей полусотни. Вроде все.

— Да уж, так сразу вроде и немного получается, а как делать начнете, так целый воз и тележка непредусмотренных дел и обстоятельств. Ну что ж, раз вам все понятно, то инструктируйте своих, а завтра с утра выдвинемся с вашими оставшимися тремя десятками назад, да затем заложим крюк и пойдем к неприятелю — осмотрим все, может еще что дельное придумаем. Спуски и подъемы с той стороны крутые, так что если кому придет дельная мысль, пусть не стесняются и тут же докладывают, а уж насколько она дельная то я решу. — Я чуть помолчали сам поморщившись продолжил. — По-хорошему, всех местных жителей нужно отсюда отселить временно, но не уследишь за всеми, и кто-то сбежит, а кого-то просто нет сейчас в селе и узнает обо всем позже. Если бы не это, то было бы намного проще готовиться, а так рискуем сильно — узнают наши планы у противника и нам придется очень тяжко. — Я вздохнул и продолжил. — накрутите хвосты своим насчет секретности, пусть спят в полглаза, но обеспечат секретность.

Поручик ухмыльнулся и встал с чурбака.

— Будет сделано, Андрей Дмитриевич. — И уже почти выйдя из комнаты слегка развернулся и лукаво добавил. — Мы же все понимаем — раз уж вы нашу форму одели, значит операция тайная. — Он еще раз ухмыльнулся и добавил. — А форма наша вам идет, вот только казак из вас, как... В общем никакой из вас казак, уж извините.

— Не извиняйтесь, я и сам знаю, что не казак. Каждому свое. — Я устало махнул рукой. — Идите уже, у вас и без меня дел невпроворот, да и отдохнуть нужно.

Мой денщик переодевания в казачью форму воспринял как личное оскорбление, он даже где-то пошил кроме моего мундира, еще и форму моих ополченцев. Но не стоит отличаться от сопровождающих — лишние вопросы нам ни к чему. Так что и денщик, и адъютант щеголяли казаками. Адъютант, кстати, воспринял эти переодевания вполне нормально и даже получал удовольствие, строя из себя молодого и лихого казака. Я-то думал, что будет тяжелее всего его убедить, но нет, проблем с ним не возникло, а вот денщику пришлось устроить трепку ледяным голосом и поставить на место. Мне было немного неудобно за такой поступок с ним, но забываться ему тоже не следует. Ладно, была бы это моя самая большая проблема — я был бы просто счастлив.

Рано утром мы выдвинулись на разведку. До противника тут по прямой было всего ничего — около пяти километров, но то по прямой, да и дороги тут нет. Нашли более-менее подходящую тропинку, которая временами полностью исчезала, и пошли по ней. Склоны тут крутые, весьма крутые — навернуться них ничего не стоит, а уж подниматься по ним одно мучение. И это еще нас вел проводник, что знал самые подходящие места. Без него разведка затянулась бы на несколько дней как минимум. Я в голове все пытался утрясти вопрос — как здесь спускать мортиры и припасы? Тяжелую дуру тут не удержишь, к тому же, если сорвется — покалечит, а сорвется она обязательно.

Изгваздался я с головы до ног, оцарапал руки и больно ушиб колено. Мягко говоря, после таких спусков и подъемов хотелось полежать отдохнуть с часик, только вот времени у солдат на это не будет. К бабке не ходи — враг о нас узнает, бесшумно тут спускаться просто не выйдет большим подразделением. Это просто нереально и больше похоже было бы на чудо, вот только чудеса в обыкновенной жизни практически не встречаются сами по себе — их кто-то да должен устроить и как устроить его тут я решительно не понимал. Тяжко вздохнув я отбросил пустые надежды и стал наблюдать за противником. Что-что, а укрепился он на славу. Все укрепления на склонах местных гор, а они не такие простые для подъема, да еще и построили редут больше похожий на стену. Да это и понятно — камня тут хватает с избытком, деревья тоже есть — чего ж не построить? К тому же на склонах гор у противника деревьев нет абсолютно — не подкрадешься при всем желании. Дисциплина у врага явно в войсках была, однако это не мешало небольшим группам и одиночкам свободно шастать по округе. Что мы сделали очень тщательно — это измерила высоту укреплений, что придется штурмовать. Повторения позора Евпатории нам не хотелось — там смогли под огнем подойти к стенам, но не хватило длины лестниц, постояли под огнем и отступили. Нет уж, такого нам тут не нужно. В конце концов высота стены была высчитана и к вящему облегчению казаков мы выдвинулись обратно. У меня же при мыслях о предстоящем пути сильнее разболелось колено — даже страшно было подумать, как я опять буду карабкаться наверх. А ведь это еще значит, что и отступить мы не сможем. Если противник разгадает наши планы, то мы окажемся в ловушке. Причем враги явно не скидывают со счетов и это направление возможного удара — вон какие укрепления отгрохали, так что легкой прогулки не будет.

На одну из ночевок остановились около какого-то старого сарая. Если быть уж совсем точным, то некогда тут было обширное подворье, вот только дом представлял из себя развалины с рухнувшей крышей, да и остальные постройки выглядели примерно так же. Более-менее целым оставался только сарай. Строилось это произведение строительного искусства явно без особого тщания, поэтому вид имело весьма неказистый изначально, а уж теперь и говорить не о чем. Рассохшиеся доски ворот, крыша, крытая неизвестно чем и присыпанная землей, поросла травой и кустами. Да что там говорить — вон даже деревце пытается на этой самой крыше вырасти. Стены поросли мхом — рядом широкий ручей и сами постройки находятся в низине. Хотя может это не ручей, а речка — кто знает, как местные этот источник воды называют. Как по мне — если меньше трех метров ширины и глубина по щиколотку, так это ручей, но встречал я и такие водоемы, гордо носящие титул реки. Утоптанный глиняный пол с какой-то кучей неизвестно чего сгнившего, дополняли картину. Ирония. Все дома считай развалились, а сделанный кое-как сарай живет и здравствует. Но как бы то ни было, ночевать все же лучше с крышей над головой, чем без нее, особенно когда небо затянуто тучами и начинает уже накрапывать дождь. Балки в сарае не сгнили совершенно и выглядели вполне себе прочными, но для проверки один казак даже взобрался на крышу и попрыгал там — ничего, ни скрипов, ни треска. Хотя все равно строение вызывало опаску, но мокнуть нам совершенно не хотелось и было решено ночевать в нем. Да что там нас уже — тридцать два человека, в этот сарай еще можно десяток людей вполне заселить и место еще останется.

Мусор выгребли, но вот дальше вышел затык — лапника нарубить было не из чего — елок рядом не нашлось, так что в ход пошли близрастущие кусты. Трава здесь низкая и часто очень колючая, так что ограничились только кустарником, но тоже ничего — застелил вещью из ткани поплотней и спи себе. Кстати, большинство казаков именно этим и занимались, бодрствовал караул и я.

Сидя у разведенного костра на улице я мучительно пытался найти идеальное решение, а оно не находилось. Итак, что мы имеем -укрепления у Балаклавы ориентированы во внешнюю от города сторону и они идут одной линией. Что это значит? А тут все просто — прорвав оборону в одном месте, мы имеем возможность бить в бок и в тыл всех остальных. Значит один удар, не считаясь с потерями в одном месте. Те кто будет штурмовать укрепление понесут огромные потери, а значит дальше наступать ими будет невозможно — значит наступление волнами: одна волна занимает часть укреплений, вторая проходит атаковать дальше. Укрепления имеют большую протяженность, значит волн, наступающих нужно как минимум три, плюс занять сам город, плюс все господствующие высоты. Да и удерживать оборону тоже нужно каким-то образом — укрепления попытаются отбить однозначно. Итого три полка пехоты — двенадцать тысяч человек. А их еще нужно провести горами и это сложно и долго и войска растянуться. Если тысяч восемь еще протащить я представляю как, ну более-менее, то двенадцать уже под большим вопросом.

Далее три полка — это три полковника, тут нужно уже более высокое и авторитетное руководство, иначе может получиться, что один пойдет в атаку, а другой будет неспешно выстраивать свой полк в атакующие колонны и никуда не торопиться. Да мало что что возможно -не сойдутся характерами, личная неприязнь, нежелание просто рисковать. А рисковать тут придется — атака очень рисована.

Я планировал задействовать тут свой полк — и прикрыть наступающих огнем издалека можно моим полком, да и обучаются они штурмовать высоты. Плюс мое командование, хотя нет — тут это минус. Я ведь тоже полковник, а то что личный порученец императора может не дать нужного результата — к выскочкам относятся плохо.

Ладно, это одна часть проблемы. Вторая часть тоже не лучше — делать придется два главных удара, вернее даже три. Первым делом нужно разбить турецкие войска — это десять тысяч воинов, укрепившихся на высотах между реками Варнауткой и Черной. Затем ударить по Гасфартовым высотам с тех направлений — от Федюхиных высот, от Чоргуна и от турецких позиций. Причем турецкие позиции нужно еще и прикрывать — сзади них есть войска союзников. Что поделаешь — не доверяют тут туркам, особенно после первой битвы при Балаклаве. Там храбрые турецкие солдаты бежали, бросив свои позиции почти сразу, чем принесли сумятицу уже на позиции войск коалиции. Проще говоря — враг может попытаться как отбить высоты, та и ударить во фланг нашим штурмующим Гасфартовы высоты, идущих от только что занятых позиций. Сложно, но решаемо.

А теперь вишенка на тортике — атаковав с Федюхиных высот, мы тоже подставляем бок под войска противника со стороны Балаклавы и удар будет несомненно — там есть и силы и возможности. И вот как раз там мой полк бы пригодился как нельзя лучше — прикрыть свой фланг от атаки он тут сможет как никто другой. Дальше следует еще один момент — если проявить здесь нерешительность, то занявшие Балаклаву солдаты окажутся в окружении очень быстро и со снабжением там возникнут огромнейшие проблемы— плечо доставки огромно и трудно проходимо, да и перекрыть его легко. Значит нужно давить противника от Федюхиных высот без передышек и перерывов. Не отступить, как прошлый раз потоптавшись и получив временный успех, а атаковать. Будет ли это делать Горчаков? Вот это вопрос. Если он проявит тут нерешительность как Меньшиков, то мы понесем огромные потери и не добьемся ничего, кроме позора разгрома.

Федюхины высоты. Тут еще одна проблема — на высоты враг постоянно давит и не стоит думать, что он перестанет это делать при нашем наступлении — наоборот. Единственный стопроцентный шанс разбить нас — это выбить нас с высот, тогда уже противник нависнет над нашими тылами и окажется способен отрезать нас от Бахчисарая.

Итак, где же мне быть со своим полком? Где мой полк станет именно той соломинкой, что сломает хребет верблюду? Вопросы, вопросы, вопросы. И чем больше я разбираю свой план, тем больше получаю и нахожу узких мест.

— Шли бы вы спать, ваше сиятельство. Завтра с самого утра встанем, дорога раскиснет и будет тяжелой. Выспаться и отдохнуть вам нужно обязательно. Да и вымокли уже. — Смена караулов уже поднялась и ненавязчиво пытается меня отправить на боковую. Хотя он во всем прав. Вздохнув еще раз, я встал от костра и пошел в сарай — крапающий дождик и вправду не располагает к посиделкам — костер дымит от падающих капель изрядно, да и одежда намокает.

— Ты прав братец. Ты прав. — Только и сказал я, да и пошел к своему лежаку. Скинув промокшую шинель и назвав ее подстилкой, я завалился спать — к демонам мысли, еще есть время и оно десять раз внесет свои правки в мои планы.

Симферополь встретил меня проходящими через город четвертой и пятой пехотных дивизиями, а также суетой обозников и большим затором на одной из улиц. Солнце нещадно пекло, грязь и пыль уже въелись, казалось, не только в одежду, но и кожу. Пот стекал по лицу и спине и это тоже не добавляло ни радости, ни настроения. Хотя вид проходящих солдат подействовал на меня подобно хорошему глотку крепкого кофе, но с дороги хотелось только одного — поскорее оказаться в тени и прохладе дома, да принять ванну.

Собственно, это я и сделал при первой же возможности. И уже попивая кофе в тени растущего во дворе финикового дерева, я стал интересоваться новостями. Новости, как, впрочем, и ожидалось, принес мой денщик. Адъютант же изображал из себя бодрость и готовность к подвигам, при этом нещадно зевая.

А новости меня порадовали, да еще как! Первое — подкрепления в армию, ну это я и сам видел. Но не только этими дивизиями, но и пришедшим Тарусским ополчением. Не моим, а господина Миллера, но это тоже хорошая новость — уже будет легче, да и радует просто присутствие земляков. Но это только первая хорошая новость, другую же новость обсуждал весь город уже четвертый день — английская эскадра прорвалась из азовского моря понеся ущерб под огнем Керченских батарей и потеряв два парофрегата. Одному из них обстрелом повредили рули и корабль заложив циркуляцию сел на мель, да еще вблизи батареи. Корабль был захвачен практически целым, однако противник попытался подавить батарею и освободить свой корабль. В результате трофей получил множество повреждений, а противник потерял еще один парофрегат — тот слишком сблизился со своим невезучим собратом и был практически вплотную обстрелян как с батареи, так и с двух орудий трофейного корабля, а затем взят на абордаж. Как это смогли провернуть я не совсем понимал, однако смогли — под огнем неприятеля на шлюпках идти супротив военного корабля ... мне это представлялось самоубийством, причем извращенным способом. Но нет — итог боя два захваченных парофрегата, однако очень сильно поврежденных, так что сомневались в том, что есть ли вообще их смысл ремонтировать или проще пустить на дрова.

Ну и третья новость стояла у моего стола и ждала пока денщик организует стул и вторую чашку кофе, а подчиненные его в это время заносили какие-то массивные вещи.

— Присаживайтесь Василий Дмитриевич, не стесняйтесь. — С этими словами я показал на появившийся стараниями денщика стул и пододвинул кружку с кофе своему керченскому протеже. Вы очень вовремя пришли, это редкое искусство, так что не стесняйтесь.

Головин закончил мять руками свой головной убор и в нерешительности присел. Да, его появления я никак не ожидал — дел в Керчи невпроворот, и он там должен крутится как белка в колесе. Однако он тут передо мной и судя по характерному звяканью принесенных вещей, хочет предоставить мне ни что иное как мортиру собственно изготовления. Ну да по моим требованиям, я накидывал рисунки и пояснял концепцию и быстрой зарядки, и переносимости, и преимуществ стрельбы по навесной траектории. Главное же было в преимуществе стали перед бронзой, однако указывал и возможные недостатки — лить сталь сложно, плохая текучесть и образования пустот внутри сплава довольно сильно мешают получать из стали цельнолитые орудия. Чего уж греха таить — мне было интересно, что смог сотворить этот неординарный человек основываясь на моих мыслях и рисунках.

Головин сидел в напротив меня и боком к своим подчиненным, во всю распаковывающим свое изделие. Человек явно чувствовал себя не в своей тарелке и отчаянно смущался, при этом усиленно косил взглядом в сторону своего агрегата. Странно, раньше он был вроде более раскован. Надо отдать должное — меня он заинтриговал дальше некуда, но я держал благожелательное выражение лица и неспешно попивал кофе. Кофе попытался отпить и Головин, вот только отхлебнул слишком много. А напиток был горячим. Как результат — обжегся, закашлялся и облил себя и скатерть стола. Вскочил попытался минимизировать ущерб столу и выставленным блюдам, перевернув при этом сахарницу и смахнув со стола пироги, стул же при этом у него упал. Спас Василия мой денщик — молча отстранив потерпевшего и начав собирать щипчиками рассыпанные куски сахара, мимоходом поправив кружку и отставив подальше от горе-посетителя кофейник. И все это молча и укоризненно поглядывая на Головина. Этим он похоже окончательно добил человека и тот отступив в сторону стал хмуро глядеть на своих людей. Теперь уже те занервничали и уронили с грохотом и звоном железную плиту на землю.

— Я это, Андрей Дмитриевич. — И замолк на десяток секунд, затем окончательно смяв свой многострадальный головной убор собрался с духом и продолжил. — Сделали мы как вы велели ваше сиятельство. По-своему, но вы и сами говорили, чтобы я делал как мы сможем и как нам проще. Вот и привезли. — Тут он окончательно смутился и замолк. Что ж, пора выручать человека.

Я так же неспешно допил свой кофе, встал из-за стола и сделал пару шагов к его людям. Постоял посмотрел за увеличившийся суете и повернулся к Головину.

— Показывайте, любезный. Признаюсь, очень мне интересно взглянуть на ваше изделие.

Вот тут Василий Дмитриевич явно приободрился. Я бы даже сказал успокоился и стал поход на того степенного и уравновешенного мужчину, что я знал. Он не имел инженерного образования, но большой жизненный опыт и природная сметка чаще всего приводила его к нужному результату. Не может сделать сам? Не вопрос — он уже знает того, кто может. Пусть не все задание целиком, а только его часть, но он знает и других, кто сделает остальное. И самое главное— он находил нужные слова для всех этих людей и мог убедить и заинтересовать их. Такие люди всегда редкость и их нужно поддерживать обязательно — люди дела всегда нужны и востребованы, жаль сословием не вышел, однако буду стараться продвинуть его вперед при любой возможности.

Произведение сумрачного гения было очень слабо походим на миномет. По крайней мере я узнавал его с трудом, хотя первые черты его уже появились. Для начала плита— она была квадратной и маленькой, хоть ее центр и был уже вогнут. Но все же назвать это классической минометной плитой язык не поворачивался. Ограничение по размерам я понял только когда установили конструкцию, чем-то похожую на укороченную стремянку, где-то по бедро укороченную. Ко всему прочему, эта вещь имела с двух сторон железную изогнутую планку, чем-то напоминающей транспортир с прорезью, идущей по центру вдоль всей железяки. И да я не обманулся— на ней были начертаны деления — так и есть, это для выставления угла наклона орудия. Орудие собой представляло не обычную мне трубу, а ту же трубу, но одетую в две более короткие рубашки. Это мне было как раз понятно — сам ствол посадили, скорее всего "на горячую", сначала в одну более широкую и короткую отливку, а затем в другую, еще более укороченную. Для чего понятно — что бы не разорвало.

На одной из рубашек с двух сторон были полосы с зубцами остриями вниз, для чего они стало ясно, когда ствол вдели в жестко закрепленный на распорках хомут и выставив длину ствола, что бы упиралась в плиту, крепко затянули, от усердия даже погнув свой инструмент. Видать инструмент железный, но это происшествие ничуть не смутило архаровцев— тут же был извлечен другой точно-такой же ключ и дело было продолжено. Когда закрепили все элементы, стало понятно, что в прорези "транспортира" входят два других боковых отростка от ствола — они как раз на третьей "рубашке", я еще гадал зачем нужны эти "рога". Теперь прояснилось — выставлять угол. Собирали орудие где-то с полчаса, да уж — быстро развернуть минометы не выйдет при всем желании. Да и сама конструкция была слишком сложной на мой взгляд, а уж опорная плита так вообще "ни о чем" — слишком маленькая для равномерного поглощения импульса "отдачи". Значит нагрузка еще ложиться и на саму "стремянку". Вывод? Да он просто — будет ломаться и часто, то бишь эффективность устройства довольно низкая. Но с другой стороны — орудие занесли по частям двенадцать человек и упревшими они не выглядели, а ведь тащили сюда через город. Сам ствол несли шесть человек — для этого у них была даже специальная приспособа. Хм, даже не знаю, что сказать. В процессе сборки этого шедевра нашего завода Головин давал пояснения, что, для чего и зачем, при этом поглядывал на меня явно с опаской. Видать сам видит все несовершенство своей конструкции, а с другой стороны — я же не на тульском заводе, тут делали из чего было и тем что имелось в наличии. Это итак трудовой подвиг, да и взять мне сейчас другие мортиры просто неоткуда. Ну почти неоткуда— полупудовые мне еще найдут, по крайней мере искать уже начали, но сколько их будет. Кстати, а калибр у этой игрушки похоже такой-же, как и полупудовой.

— Да, Андрей Дмитриевич, мортира эта делалась под гранаты полупудовой — снаряды мы не осилим сейчас никак, а к полупудовой есть на складах. Я узнавал.

— А стрельбой проверяли? Дальность и уж простите — не сломается ли ваша конструкция от стрельбы? Уж больно много я вижу узких мест в ней.

— Проверяли неоднократно, до полного разрушения ствола. Только далеко ли при этом стреляет не замерили. — Он чуть помялся, но все же продолжил. — Не нашли куда улетела. Тут вот в чем дело — в тридцатиметровый круг на дистанции в два километра попадает только одна или две гранаты, но все укладываются в стометровый круг. А вот дальше разлет уж совсем велик, так что куда летят ядра одному богу известно. Вот мы и это, не нашли значит быть.

Я задумчиво потер подбородок. Хм, разлет просто дикий— какая уж тут прицельная стрельба, так пострелять в том направлении и куда-то туда. С другой стороны, траектория навесная, так что, если будут падать "где-то там" за укреплениями противника— тоже ничего — там же склон горы и осколки полетят вниз, возможно кого и зацепят. Да, таких осколков тут нет, вернее их количества. Рвется граната на несколько частей и каждый осколок примерно в ладонь — такой если попадет, то мало не покажется. Но все вышесказанное значит только то, что особо рассчитывать на артиллерию мне не стоит — полупудовые не докинут, а эти неизвестно куда запулят. Отказываться я однако все равно не буду от мортир — хоть какое-то подспорье и не в моей ситуации выбирать, главное — это можно протащить по горам и этот фактор решающий. Пусть будет урон неприятелю и невелик, но он будет, главное по своим не попасть, а с таким разлетом возможно все.

— А каков темп стрельбы? Заряжать эту мортиру сложнее.

— Два выстрела в минуту делали, все заряды подготовлены заранее как вы и говорили, только через десять выстрелов охлаждать уксусом нужно — раскаляется сильно.

Головин явно приободрился -я не ругал его изделие, а только спрашивал характеристики и даже смог задавить желание поморщится, когда услышал про точность. Фиг с ней, с точностью, главное, когда сзади будут разрываться гранаты, солдаты противника начнут нервничать — а ну как прилетит в спину такой осколочек? Если к бою лицом к лицу они будут морально готовы, то вот от мин их решимость может поколебаться — трудно точно стрелять в накатывающую пехоту, если сзади тебя постоянно раздаются взрывы. Заставить нервничать и мазать — уже меньше потери. Чем бы еще таким себя успокоить?

— Хорошо, я тебя понял Василий Дмитриевич, мне нужно ваших мортир как можно больше. Сделайте столько, сколько успеете. Хоть по ночам работайте, но дайте мне переносную артиллерию. С оплатой я все решу, тут даже не сомневайтесь, более того — если предоставите мне большое количество мортир вашей конструкции, то я и перед государем не забуду и ваш завод и вас всех. Император умеет быть благодарным, вы уж в этом не сомневайтесь.

На эту мою речь мужики скинули шапки и перекрестились. Да, здесь верят, что император от бога, не молятся на него, но большое почтение испытывают. Так что разобьются в лепешку, но сделают.

— А, позвольте спросить, на какой срок и сколько? — Тут же полюбопытствовал мужичек с хитринками в глазах, на него тут же зашипели его соседи.

— А сколько успеете, разве что скажу, что сроки приближаются и сильно сомневаюсь, что есть у вас месяц. — Со все той же невозмутимой миной отбрехался я — ну откуда мне знать "на когда"? Будут войска, будет порох — будут сроки, а сейчас стрелять-то нечем, прости господи — только на штык и надеемся. Нам десять выстрелов, а мы на это один или два — порох нужно беречь.

— Тут такое дело, Ваше сиятельство. С оплатой не волнуйтесь — мы с генерал-лейтенантом бароном Врангелем уже говорили насчет этого. Ммм. Сняли в счет оплаты две паровые машины с фрегатов английских. Ну там еще зерном, камнем и прочим, но и два паровика тоже. Вы не подумайте, они для выплавки и молота нам нужны были. Тут ведь сам ствол стальной, мы его отковываем листом, а потом на болванке гнем и свариваем. Потом уже шлифовочным кругом изнутри снимаем огрехи, значит, что бы оно там везде одинаковое было. Неровности там всякие, ну и вообще для станков нам паровики нужны. — От такого монолога у бедняги явно пересохло в горле, он быстро сглотнул и закончил свою мысль. — Не могли бы вы сказать барону Врангелю, что машины эти сняли с вашего одобрения, а то он сильно расстроился говорят. — Василия дернул сосед за рукав и что-то показал рукой, я ничего не понял, а вот Головин кивнул. — И это, и уголь тоже.

Тут уже я не выдержал и расхохотался. Вот значит как он тут так быстро появился, а я то гадал — зачем он лично сюда притащился -ведь он же при деле в Керчи и вот взял все бросил и здесь. Да еще пришел практически сразу, как только я объявился в городе. "Расстроился говорят". Да я прямо вижу как он расстроился — эти умельцы небось сразу же полезли потрошить парофрегаты и сняли без всякого позволения паровики, ну или начали выковыривать, заодно подчистив все что можно на кораблях. Конечно барон "расстроился", он наверняка собирался отремонтировать и передать флоту кораблики — это был бы сильный плевок англичанам. Наверняка с "расстройства" застрелить порывался бедного моего протеже. Ну или повесить. Да еще получается, что потрошить корабли бедолага начал сразу же как только смог к ним подобраться, а подобраться он смог сразу— он же у нас на хозяйстве там. После чего практически моментально пришлось ему собирать свою команду и с образцами орудия гнать во всю сюда ко мне ища защиты и помилования. Расчет верен — понравится мне их мортира, от Врангеля обтерхается, а нет — так значит не повезло. А я все гадаю, чего он такой стеснительный стал и мнется — знает мышка чье сало сперла. Еще и караулили меня небось здесь.

Я вытер выступившие слезы и махнул рукой.

— Ну ты и жук, Василий. Я бы даже сказал жучара. Это ж надо, упереть трофеи у барона Врангеля, и кто? То-то я смотрю всюду говорят, что корабли были в таком состоянии, что проще на слом пустить. От барона я вас защищу, письмо ему завтра отпишу обязательно. Вы тоже завтра приходите — проверять будем ваше изделие — сами потащите и отстреляете, а я посмотрю. Если все нормально, то будет вам индульгенция от барона. — Я не удержался и снова засмеялся. Прохвосты! — Но больше никакой самодеятельности, в следующий раз спасать не буду.

— Благодарствуем, ваше сиятельство. — Вся эта орава скинула шапки и поклонилась. Да уж мужики попали в переплет. — Так ведь, сейчас от тех суденышек толку никакого, а нам для завода нужно, а продукция завода армии, а Севастополь армия только спасти сможет — мы же это понимаем. Мы же не для себя.

— Идите уже герои трудового фронта. Завтра с утра жду у себя.

Адъютант, сидя у себя в комнате, улыбался из открытого окна — весь смысл этой аферы он тоже понял, а вот мой денщик укоризненно качал головой, что только и говорит о его мудрости — так влипнуть никому не захочется, и инициативу эту он явно не поддерживал. В целом, мой денщик прав — не дело это, когда тыловая крыса будет трофеи по своему разумению использовать, но тут тоже случай не простой— я наседал и требовал количество и для этого нужны паровики, а где их взять посреди войны да на полуострове? А ведь нужны и полевые кухни, и мотыги и лопаты войскам. Не одни орудия решают судьбы сражений, а и укрытия, и дороги тоже. Кстати про гвозди ему я сказать совсем забыл, а они мне сейчас будут очень нужны — переправы нужно ладить. Что там для мостов нужно— скобы, гвозди и еще что-то. Нужно будет узнать все и приготовить. Но день мне Головин сделал — это точно. Как только подумаю о нем или брошу взгляд на мортиру, так сразу же смеяться тянет, а уж улыбка на лице возникает сама по себе.

Стрельбы на следующее утро показали мне, что Василий у нас большой оптимист — сто метров эллипс рассеивания — это он явно приуменьшил. Тут как бы не все сто пятьдесят. Да и десять выстрелов мортира не сделала — сломалось одно из креплений при выстреле и хорошо, что никого из своих не зацепило. Я хмурился и ехал обратно всю дорогу молча. Головин же напоминал лицом перезревший помидор — непонятно, то ли собирается взорваться, то ли провалиться сквозь землю от стыда. Письма были написаны еще с вечера так что по приезду я молча отдал запечатанное письма и напоследок бросил только одну фразу.

— Плохо. Недоработки исправить и поставлять уже нормальные образцы. Езжайте, жду от вас много мортир и скоро. А также вот еще список, что мне необходимо прямо сейчас, можно даже сказать — вчера. Пришлите как можно скорее.

На этот мой спич Головин только и смог кивнуть да, промямлив что-то развернуться и уйти. За закрывшейся калиткой слышны были только удаляющиеся шаги да негромкий говор, затем звук хлесткой оплеухи и только шаги. Ясно, кто-то что-то не то ляпнул или спросил не ко времени. Ну да пусть разбирается, сейчас у меня более важное дело — все под тем же деревом за столом меня ожидал Добрынин.

— Что, проблемы, Андрей Дмитриевич? — Это больше приглашение к разговору, чем сам вопрос, но я все же ответил.

— Понимаете, Иван Матвеевич, Керченский железоплавильный завод отстроен всего около десяти лет назад, месторождение руды же здесь известно еще с начала нашей эры, но вот сталь тут не плавили при том, что железо лежит прямо под ногами. Спросите почему и я отвечу— примеси, все дело в примесях. Железу тут выходит ломким и паршивым, что уж говорить. И только недавно подобрали ключик к этой проблеме. Да вот наладить еще толком все не смогли — война. А тут еще я загрузил завод тем, что он никогда не делал и даже не помышлял. Ни станков в нем нужных нет, ни специалистов, вот и выходит все вкривь да вкось. Хотя чугун и железо уже варят нормальные, да только сталь выходит в мизерных количествах и все время разных свойств.

— А что за примеси, можно полюбопытствовать и как с ними борются. Просто досужие любопытство. — Добрынин жестом и всей свой осанкой показал, что это не вопрос даже, а так ... нечто неважное, но если отвечу будет хорошо, а нет — так нет.

— Да я не вникал, вроде воздухом продувают и известняк что ли добавляют с чем-то еще. Право слово — не знаю. Решили проблему и бог с ними, главное, что завод у нас под боком есть и теперь как хотят так изворачиваются, но нужное мне обеспечат. К тому же потуги сделать здесь и мелкое производство были уже ими предприняты.

Добрынин на это кивнул.

— Кирки, лопаты, скобы, гвозди и прочий инструмент и материалы?

— Вы совершенно правы, рад, что мы думаем в унисон. — Теперь я уже присел на появившийся стараниями денщика стул и с наслаждением вытянул ноги. Хорошо!

— Огорчайте, Иван Матвеевич. Не зря же вы издалека начали. Давайте уже свои плохие новости.

Он только хмыкнул и потер переносицу, посмотрела на небо, где уже не осталось ни единого облачка и солнце просто издевалось над непривыкшими к нему жителями центральной России, чему-то своему вздохнул и огорчил.

— Порох. Я пересчитал по реальному расходу в войсках и должен сказать, что у нас его не хватит на полноценные боевые действия даже в течении дня. И где его взять я не знаю. Всем и везде нужен порох. У нас постепенно заканчиваются запасы и скоро мы столкнемся с сильным дефицитом.

— Насчет дня боевых действий поподробнее пожалуйста.

— Если пересчитать на каждого солдата по реальному расходу пороха при баталиях не нашими войсками, а войсками противника, то выходит, что нам нечем воевать. Я вообще перестал понимать, как мы тут еще ведем боевые действия и отражаем атаки неприятеля на Севастополь. Если собрать порох со всех доступных складов, то нам все равно не хватает пороха да день активных боевых действий всеми войсками. И где взять его не знаю, разве что у других полков в тылу отнимать, но это не решит проблему, а только ослабит остальные войска.

Ну нечто подобное я и ожидал. Недостаток пороха — это была вечная проблема еще со времен Ивана Грозного. Основной компонент его — селитра, выделывался в совершенно недостаточных для страны количествах. Селитру мы закупали и основным поставщиком ее была Англия. Можно даже сказать практически монополист на мировом рынке. Для пороха подходила калийная селитра, вот только получение ее из отходов жизнедеятельности организмов было дело долгим и малоэффективным, а месторождений калийной селитры было мало. Самое обидное, что я знал решение этой проблемы — чилийская селитра. Да эти месторождения уже известны и более того — уже пытались селитру оттуда продавать, вот только никому не нужны она так как порох на ее основе получается гигроскопичным. Проще говоря это немного другая селитра — натриевая. И более того — формула ее переработки в калиевую уже известна. Да что там, это рецепт вообще известен уже сотни лет, но вот почему он до сих пор не применен к этой селитре непонятно. Рецепт прост — обработать поташом, а поташа Российская Империя вырабатывает просто огромные количества. Вот такие пироги. Добавлю даже больше — из чилийской селитры легко получается азотная кислота, а это, к слову, один из основных компонентов бездымного пороха. Правда, как получают эту кислоту я не знаю, но способ уже или открыли, или вот-вот откроют. А рецепт бездымного пороха я помню — хлопок плюс азотная кислота и получаем нитроцеллюлозу, а добавив серную уже имеем бездымный порох. Более того, в зависимости от времени реакции мы можем получить и динамит. Правда сами тонкости я не знал, ну да зачем это мне было бы нужно. Естественно, в деле получения бездымного пороха много тонкостей, да и самих видов получаемого продукта несколько. Добавим, что нужно сделать производство безопасным и предсказуемым и в итоге у нас на это уйдет как минимум несколько лет, если не десятилетий. Пироксилин уже, кстати, открыт, но он военным не подходит — он более мощный, но менее стабильный. Наверное, еще что-то есть у него из недостатков, но это я тоже не знаю. Мда... Нужно было лучше учить в школе химию, хотя, как всякий советский мальчишка, я знал больше прикладную химию, в том смысле, что сделать взрывчатку мог дюжиной способов. Еще из того, что я помнил, так это что чилийская селитра прекрасное удобрение и поставщик азота. Не густо, прямо скажем. Но для решения проблем с порохом вполне достаточно. Вот только решать эту проблему можно после войны, а сейчас воевать тем что есть. И чего я этим не озаботился раньше? Я побарабанил пальцами по столу, вздохнул и выдал свой вердикт.

— Подсчитайте на сколько войск хватит пороха при максимальном расходе, но так что бы остальным было по десять выстрелов на ствол. И орудия не забудьте. Потом вместе будем ломать голову над проблемой. Сейчас же я больше хотел узнать, как у нас продвигаются дела с вашей новой интендантской службой. Это самый важный вопрос на данный момент.

Разговор и обсуждение проблем с Добрыниным затянулся до вечера. Не скажу, что везде все решили, но дело уже сдвинулось с мертвой точки и теперь мне нужно убрать препятствия. А это значит письма, визиты и тому подобное. В общем и следующий день для меня теперь весь занят, а ведь я хотел мотнуться к Горчакову и узнать положение на фронтах. Но что и говорить — снабжение сейчас важнее всего. Проблема даже не в недостатке войск, а в том, что нам нечем их снабжать. Очень жаль, что нет железной дороги в Крым, подвоз подводами — это извращение и огромный ворох проблем. Кроме того, подводу тянет лошадь, а она тоже хочет есть и нужно снабжать еще и ее. К вечеру у меня уже голова пухла от всех этих нюансов и организационных моментов, так что спать я завалился сразу же, как только смог добраться до койки.

День вышел хлопотным. Это еще, мягко говоря. Начатое Добрыниным было весьма важно для армии как для обороны, так и для наступления, особенно для наступления — снабжение и логистика — это основополагающие составляющие боеспособности армии. Так что впрягся по полной. Нет, было бы проще просто нанести визиты, выслать письма и распоряжения и успокоится— вышестоящих начальников озадачил, а дальше уже их дело. Но вот результаты этих действий меня бы, скорее всего, не устроили. Так что пришлось посещать начальников, патом их подчиненных и выслушивать почему распоряжение выполнить ну никак невозможно, затем проводить проверку их деятельности и сверяться с тем, что нарыли особисты. Чаще всего рыльце у этих господ было в пушку, так что и брать под арест приходилось многих, но всех не убирали, только тех, кто мешал или не понимал нас. После назначения новых начальников приезжать уже к ним и их подчиненным и объяснять политику партии. Объехать с таким результатом за день я смог только две точки, но устал так, как будто совершил марш-бросок на тридцать верст. Ездить так каждый день я себе позволить не мог и объявив, что после посещения ставки главнокомандующего обязательно вернусь и займусь остальными, сейчас же здесь остается Добрынин и уже, по его словам, я буду принимать меры. Думаю, что теперь он будет очень популярной личностью и дело его пойдет легче, а непонимающих во второй заход уберем в Сибирь строить светлое будущее в отдельно взятых каменоломнях. Кстати климат Сибири я рекомендовал всем собранным мне господам на вечернее совещание, на котором каждому был вручен небольшой конверт со списком за что и как он может получить путевку в столь замечательные места. Агитировал я старательно — здоровый образ жизни, свежий воздух и физический труд поможет им избавится и от лишнего веса и от недугов, связанных с ним. Более того, там есть все условия для духовного просветления и кто знает, может в Российской империи появятся новые святые. К тому же им не придется тратить на это ни копейки, а для помощи в достижении просветления мы заберем в казну все их имущество, благо оно им больше не нужно — за все им будет платить казна. Ну не сказка ли?

Странно, но господа не воодушевились перспективами. Я бы даже сказал наоборот. Меня заверяли в патриотизме, прямо-таки огромнейшем с их стороны, а также в неистовом рвении на деле государевом. Особенно меня заверяли в честности, сначала в прошлом, а когда не удалось, то в сразу же в будущем, а тему прошлого просто замалчивали и игнорировали. Между делом напомнил о милостивом государе — он де заботится об их духовном просветлении, в то время как я бы просто их всех расстрелял, а достигать просветления отправил бы их семьи. Но сейчас у них есть шанс, а уж как они себя покажут так дело и будет. Напомнил, что государь милостив, но у меня есть особые полномочия и я не государь. Рвения было выше крыши, а уж таких верноподданнических настроений не было, наверное, и в день коронации императора. Правда некоторым господам было плохо, но вроде отошли, по крайней мере домой убрались на своих двоих. Остальные же во время моего спитча демонстрировали навыки светофора, а именно меняли цвет лица. Красный, желтый и зеленый были выбраны не просто так человечеством и подтверждения этому у меня были прямо-таки перед глазами. Впечатление я произвел даже на Добрынина, по крайней мере ушел он задумчивый и бросал на меня странные взгляды.

Утром я выехал к Горчакову в ставку. Как на грех пошел мелкий летний дождь. С одной стороны, я был рад ему — достала уже эта жара, эта пыль, проникающая всюду и пропотевающая насквозь одежда. А вот с другой стороны... Дороги превратились в трудно проходимые болота, срывающие подковы с лошадей и сапоги у неосторожных пеших путников, да и просто льющаяся за шиворот вода не добавляла настроения. Именно под дождем на глиняных раскисших дорогах я понял, насколько великое изобретение карета. Боже — там сухо и можно просто сидеть и даже делать наброски карандашом. Хотя нет, с набросками я погорячился — трясти карету должно нещадно, так что сомнительно, что выйдет что-то путное из этого занятия. Ладно, в любом случае выбора у меня нет и не гоже строить из себя изнеженного барчука, раз уж выбрал себе роль неприхотливого офицера. Так что морду кирпичом и спину ровнее. Да когда же закончится этот дождь!

Естественно, дождь закончился именно тогда, когда мы уже приехали в ставку к Горчакову. Ну кто бы сомневался! Зябко кутаясь в плед и держа в руках чашку с горячим кофе, я пытался собрать в кучу все те мысли, что приходили мне в голову во время дороги. Мне нужны были мысли по предстоящему наступлению, одних набросков плана было явно маловато — очень многое нужно было предусмотреть и большей частью это было связано с обеспечением войск и логистикой. Как на грех, во время дороги пришло в голову довольно много идей, вот только сейчас они не спеши заново посещать мою черепушку.

Плюнув на это дело, я разложил скопированную мне карту местности с нанесенными нами маршрутами предполагаемого пути выдвижения войск. Достал чистый лист и стал писать на нем пропускную способность имеющихся дорог. Затем написал возможные улучшения условий передвижения и нанес их на карту— где требовалось построить мосты, где просто оборудовать стоянки для обозов и солдат. Расписывал все детально— сколько на какой площади чего может стоять одновременно, затем сколько требуется времени для первичной подготовки самого места, сколько еды для людей и фуража для лошадей и так далее и тому подобное. Листа не хватило естественно и я достал следующий, затем еще. Дело сдвинулось с мертвой точки и уже начало что-то вырисовываться более-менее толковое.

Не сразу заметил, что в палатке стало холоднее, так что пришлось оторваться от бумаг. Я уже даже открыл рот, чтобы крикнуть денщику о непорядке да так и застыл. Князь Горчаков, видимо недожавшись моего визита, пришел ко мне сам и теперь стоял и внимательно изучая мои наброски на первых листах то и дело поглядывая на карту. На входе в палатку застыли мой и его адъютанты. Я зябко повел плечами — проклятая погода меня совсем уже доконала.

— Вы, господа, либо входите, либо же выйдете, но не нужно мне выхолаживать апартаменты. — Я строго посмотрел на молодых офицеров и как ветром сдуло из палатки. Ну и ладно, не очень-то они здесь и нужны.

— Простыли князь? — Горчаков опустил свой лорнет и уселся на второй стул в палатке. Я отложил свои бумаги и откинулся на спинку своего.

— Да бог его знает, Михаил Дмитриевич. Но промок знатно и никак не согреюсь. Рад вас видеть, хотя, признаюсь, думал вам нанести визит немного попозже — как приведу себя в порядок и немного подготовлюсь.

— Да уж, прошу прощения, что я вас застал в таком неудобном положении, однако мне доложили, что вы уже прибыли, а у меня все не появляетесь. Вот я и нанес визит. — Горчаков развел руками и покосился на стол с бумагами, я невольно проследил за его взглядом. Да уж, бумаг набралось тут ужу весьма и весьма, и ведь я только первый маршрут прорабатывал, а мне еще два предстоит. Да и над своим обходным маршрутом нужно еще поработать — пока все расписывал, выяснил. Что далеко не все я учел из нужд для его прокладки, но тут время еще есть. Но Горчаков прибыл явно по другому поводу, вот только что могло такое случиться?

— Что ж, прошу прощения, что предстал в таком затрапезном виде, однако если вы не возражаете я в нём пока и останусь. Действительно продрог в дороге, как бы не заболеть, а болеть мне сейчас решительно некогда. Очень уж не ко времени это будет. — Я взял со стола свою кружку кофе и покачал головой — остыл. Только собрался позвать денщика, как он тут же появился с новым свежезаваренным напитком, распространяющий просто одуряющий аромат и дополнительными приборами. Вот как он это делает? Я могу поклясться, что он не стоял не подсматривал и не подслушивал, однако пришел именно с тем, что нужно и когда нужно. И ведь далеко не в первый раз. Причем он не слуга — нет в нем ничего такого, что присуще слугам, нет. Я бы даже сказал наоборот — с прислуживанием у него так себе — если считает, что эту работу я и сам могу сделать, то за нее и не подумает взяться, но когда я чем-то занят или устал, то как по волшебству все начинает появляться в нужный момент. Именно в нужный — не раньше и не позже.

— Ничего страшного. Я все понимаю. Это я должен просить прощения за неурочный визит, однако не удержался... — Князь немного помолчал, взял со стола свой кофе, немного подержал его в руке и продолжил. — Мне тут давеча сказали, что вы проводили разведку и мне стало любопытно, какие мысли у вас появились. Признаться, после прошлого неудачного наступления на Балаклаву, я не вижу возможности снять осаду с города. Враг очень хорошо укрепился к тому же атакую любое из двух направлений, будь то Сапун гора у Севастополя или Балаклавское направление, мы подставим фланг противнику, а это чревато. — Я кивнул, именно эти мысли меня посещали и до этого.

— Я с вами совершенно согласен, однако разгром Севастопольской группировки противника необходим — это позволит вывеси из войны Турцию, а следовательно и заключить мир с коалицией на нормальных условиях — без Турции воевать Англичане не будут. Есть сведения, что пытаются склонить к войне еще и Швецию, однако это дело не быстрое и время у нас есть. Ситуация сложная, но не гибельная, так что победить здесь нам просто необходимо. Вот и пытался найти решение этих двух противоречий.

— И я вижу, какие-то идеи вас посетили. — Горчаков кивнул на стол с расстеленной картой. Я пожал на это плечами.

— Мысли есть, но говорить о чем-то большем пока еще рано, вот и сидел считал, дабы завтра уже можно было определиться — стоит эту мысль с вами рассматривать или не отнимать ваше время.

Горчаков встал, достал лорнет и склонился над картой. Долго и внимательно изучал мои пометки и проложенные пути. Особенно долго рассматривал тот, что вел к Балаклаве. Потом спрятал лорнет, разогнулся и стал мерять палатку шагами о чем-то напряженно размышляя. Я не мешал. Сидел и просто пил свой кофе и молча ждал. Так продолжалось минуты три, затем он снова подошел к столу, задумчиво хмыкнул и неспешно уселся на свой стул.

— А вы знаете, что-то в этом есть. Хотя и необычно. Я бы даже сказал весьма необычно. Очень напоминает действия Наполеона — полки выходят в разное время и двигаются каждый свое дорогой, но подходят к месту боя практически одновременно. Однако у вас не один главный удар, а я так понял сразу четыре и запас войск для обороны от Севастопольского направления. Сложный план, а сложное имеет свойство ломаться в самый неподходящий момент. Но мысль интересная. — Князь задумчиво ворошил мои листки с писаниной.

— Именно поэтому я и считаю, какими дорогами, сколько войск и за какое время может пройти, какие им нужны условия для скорейшего достижения необходимых рубежей, что для это нужно. Полковник Добрынин сейчас считает для меня порох и на сколько наших запасов хватит. Если все правильно рассчитать да подготовить, то даже если и произойдут накладки, то будут они не фатальными. А смысл всех ударов вы немного неправильно поняли, но тут моя вина — время вступления в баталии здесь на карте не указано. Смысл всех атак в постепенном наращивании давления на позиции врага — дабы раздергать их резервы и вынудить ослабить нужные нам направления. Мы либо разобьем его по частям, либо блокируем сложные для нас позиции. Если же займем Балаклаву, то это однозначно вынудит коалицию атаковать нас. И вот здесь нам нужны резервы. Как для прикрытия Федюхиных высот, так и для Севастополя. Сложный план, поэтому пока я вам его и не показывал — нужно его проработать, затем уже ожидал от вас критики и внесения изменений, а уж только затем начали бы претворять его в жизнь. Да и это дело быстрое — подготовить дороги, подготовить запасы, донести до каждого командира его задачу и методы ее достижения, а уж только затем начинать операцию. А здесь, — я кивнул на стол, — только первые черновые наброски и первые расчеты. Это даже не план еще, а его маленькая тень.

Князь задумчиво кивал в такт моим словам, но как только я закончил свою речь спохватился:

— Не только бросят свои войска, но флот пригонят и начнут бомбардировки ваших позиций у Балаклавы.

— Именно поэтому мне нужен еще будет Нахимов. Он должен разработать ночную атаку брандеров на флот неприятеля. Кораблям здесь должно стать слишком опасно и нам просто необходимо вынудить их убраться от нас.

— Брандеры? Но где мы возьмем столько судов для этого? Да и не в гавани флот стоит. а на в море, а это уже совсем не тоже самое что в ограниченной берегами гаванью. Я бы сказал — это кардинально меняет дело. Атаковать флот в море — бессмысленно.

— Смотря как, например, если это будет сотни четыре рыбацких лодок, начиненных пороховыми зарядами, да ночью, то мне кажется, что шансы наши возрастут.

— Хм. Мда... Даже и не знаю. Неочевидная ситуация.

— Вот пусть ее Нахимов и проработает, а не бегает как Корнилов и Истомин на бастионы под огнем противника. Не хватало еще, что бы и его убила там.

— Хм. А вы знаете, Нахимову пришло распоряжение государя о запрете выходить на бастионы и позиции войск, где возможен огонь неприятеля. Говорят, он очень негодовал, да и в полной мере не выполняет приказ государя. Да что там, по слухам. Чуть не дошло дело до оскорблений императорской особы. Подумать только — русскому офицеру приказали прятаться от битвы. Уму непостижимо. Хотя в целом я и понимаю императора — уже два адмирала там головы сложили, а сколько обычных офицеров так вообще не счесть.

— Приказ императора обоснован, — по имеющимся данным, у англичан и французов появились вооруженные штуцерами, простите — винтовками, специальные группы метких стрелков, коим дано негласное распоряжение стрелять по нашим офицерам. На бумаги приказа нет, так и предъявить им нечего, однако принять меры мы обязаны.

— Не может быть! Вы точно уверены в этих сведениях? — Горчаков был ошарашен, я думаю — тут еще не выветрился окончательно запах рыцарства. Ну а я был уверен, хотя и не мог сказать как это на самом деле, но я прекрасно помню, что Нахимов был убит сразу несколькими выстрелами неприятеля из винтовок, более того — стреляли именно по нему и ни в кого другого не целили. Как там было по истории — яркие эполеты были хорошо видны. Угу, вот по такому ориентиру и залепили залп. В результате потеряли талантливого адмирала. Ну и да — это я императору накапал примерно же в этом ключе. Я ухмыльнулся и закончил свою мысль:

— Эту войну развязали торгаши и их очень расстраивает, что Севастополь никак не падет, а наши талантливые офицеры им мешают. Даже более того скажу — они несут убытки, как уж тут не пойти на непопулярные меры. Негласно, конечно.

— Мда. А ведь и действительно вполне возможно. — Князь успокоился и снова сел. — Осмелюсь спросить, можно ли эти ваши сведения донести до Нахимова? Это бы сгладило впечатление от приказа, да и может и придумает что-то против торгашей?

— Не только можно, но даже нужно. Естественно, тоже негласно. Да и вам следует поберечься.

На это Горчаков только махнул рукой.

— Мне ничего не угрожает — я слишком далеко от их позиций, даже когда выезжаю на передовую. Так что мне волноваться не о чем, но вот меры принять соответствующие думаю и мне стоит. Как вы говорите? Негласно? Вот подумаю над ответом. Нахимов то не согласится на такое — тут и думать нечего, а вот я подумаю.

— Это было бы замечательно. Я думал государь вам сам все отпишет, но видимо он решил, что эту мысль я донесу вам самостоятельно. Хм. В письме он мне, правда, ничего такого не отписывал, хотя тут как раз могло выйти, как я сказал раньше. В любом случае я ваши действия поддерживаю. Но никаких письменных приказов не должно быть — все так же, как и англичан — все только на словах.

Михаил Дмитриевич лишь кивнул на мои слова, но выражение его лица... Столько негодования и возмущения одновременно я как-то и не ожидал даже увидеть. Сильно его зацепило. Он несколько раз сжал пальцы в кулак, затем побарабанил задумчиво ими по подлокотнику и, видимо, что-то решив для себя, еще раз кивнул.

— Не сомневайтесь, мы примем меры. Уж поверьте, нечем не хуже этих англичан все будет. Негласно. — Он зло усмехнулся и продолжил. — Да уж, я знаю кому поручить это дело. Негласно. — Старик, каким я его видел до этого исчез, сейчас передо мной сидел хищный и собранный для атаки зверь. Он стал чем-то похожим сейчас на хана-степняка. Такие же сузившиеся глаза, хитрый и одновременно хищный оскал — да уж, кашу я заварил знатную. Горчаков такое попрание дворянского достоинства не простит никому. Кажется, он даже сбросил десяток лет, настолько он кипел энергией. Что и сказать — кашу я заварил знатную, вот что будем потом расхлебывать? Не переборщил ли я своим влиянием? Кто знает.

Я все же простыл. Смешно сказать — летом и простуда, но делать нечего — лечусь пока есть такая возможность. Естественно, лечение мое проходит около карты, на которую нанесли последние данные с фронта и моими записями, кипа листов которых растет все больше и больше. Появились и первые результаты — уже несколько сводных таблиц с тем, что надобно в первую очередь, их количеством и временной разбивкой. В помощь мне выделили уже несколько человек — Михаил Дмитриевич принял живейшее участие в составлении чернового плана. Его немного поразила моя дотошность и меры, что я записал для контроля исполнения приказаний. Контроль на контроле и никак иначе. Если пустить все на самотек, то не только ничего не построят в срок, как бы не растащили то что есть уже. В целом план уже в общих чертах стал прорисовываться, даже если его не примем, то дороги и места стоянок нам понадобятся, как и припасы для армии. Мой план получил негласное название "Постоянные клещи" и в этом был смысл — атакуя одну позицию противника с одной стороны, и как только враг начинал усиливать оборону — тут же следовал удар на нее с другой. Но даже не это поразило Горчакова, а то, что места, откуда могли прийти подкрепления туже атаковались по первой схеме — постоянно брать в "клещи" противника и было основным моментом замысла, и так на всей полосе соприкосновения. Тут и крылась главная слабость плана: время и реакция противника— все атаки разбиты на время и четкое следование ему здесь один из основных факторов риска, а также сам противник. Да, с противником сложнее — а ну как не пошлет подкрепление, или отступи на другую позицию и попытается ударить во фланг? Мы многократно обсуждали этот момент и в конце концов решили устроить потом большие штабные игры с офицерами задействованных подразделений, дабы обыграть все варианты действий противника и наших реакций на них. Здесь все зависело от низового звена исполнителей, так что донести мысль нужно до каждого, обкатать все возможные варианты и найти решения на самые вероятные и невероятные ситуации. По сути, отдав отмашку о начале операции, Горчаков останется не у дел. Разве что в его распоряжении будут резервы, кои он тоже должен пустить, но уже на свое усмотрение и этот момент меня сильно беспокоил — а ну как и Меньшиков не даст команду и нас раздавят? Разве что, дать задачу еще и резерву и расписать его действия как вариант, хотя и сомнительный.

А затем прибыл Добрынин и закрутилось.

Федор был добровольцем. По крайней в Тарусскую дружину он поступил добровольно, вот только совсем не так он представлял свою службу на защите отечества. Учений было мало, как и стрельб. Да что там стрельб — оружия не хватало на всех, да и то что было, наверное, помнило еще времена Наполеона. Немного разнообразия внесло появление князя Львова. Были стрельбы, на которых каждый выстрелили столько же, сколько и за все время до этого — порох берегли и его было мало. В лучшие стрелки Федор не попал и это не удивительно — до этого он и в руках не держал огнестрельное оружие, так что отстрелялся он отвратительно. Сначала это не вызвало у него никаких эмоций, но вот когда уже из оставшихся и не взятых князем стрелков отобрали две сотни и стали их усиленно тренировать, да выделили отдельные палатки — Федору стало обидно. Добило же его посещение лагеря ополчения князя Львова — их послали в Тулу забрать винтовки для своих стрелков и по пути их командир Миллер заехал по своим каким-то делам в этот лагерь. Впечатлений было много — ровные ряды палаток, постоянный барабанный бой и солдаты, марширующие по плацу, звуки отдаленной стрельбы, постоянной стрельбы! Это ж сколько они пороха тратят? Вот на что на что, а на ополчение их лагерь совсем не походил. После всего увиденного свой лагерь уже не вызывал положительных эмоций. Да уж — никакого сравнения. Очень Федору не понравилась разница, а еще его больно укололо, что он и сам мог быть в том лагере, с нормальным оружием, а не здесь с древним мушкетом. Оставалось лишь досадовать на себя, что так и не научился метко стрелять, да и как тут научишься если всех стрельб, то и было, что на пяток выстрелов за все время. Успокаивало лишь то, что шел он в ополчение и их на передовую послать не должны — именно сейчас ему стало понятно, что на передовой с такой подготовкой им делать нечего. Ну и завидовал — куда уж без этого, и мундиры были у тех солдат из хорошей ткани и с питанием все было хорошо — все готовилось на специальных передвижных кухнях и не нужно было самому заниматься этим нелюбимым делом. Просто там было все по уму и о солдатах не забывали, а здесь все было как-то недоделанным что ли, вот ей богу, не было того ощущения войска и это его очень огорчало. Нет, был бы он насильно пригнанным в армию, он бы ничему не расстраивался, но ведь он сам же пошел помочь родине, а тут такое...

Вторым ярким впечатление для Федора стал Перекоп — полуземлянки и множество раненных, постоянно проходящие вереницы подвод и спешащие куда-то конные группы людей. И солнце, жаркое палящее солнце, от которого некуда спрятаться и которое, казалось, задалось целью сжечь все в округе. Трава была желтой, а ведь только начало лета, а уже в округе практически нет зеленой травы. Как тут люди то живут?

А Симферополь вообще стал для Федора синонимом слова госпиталь — весь город, казалось, жил только для того что разместить у себя раненных и больных. Все здесь было связано именно с этим и именно тогда Федор ужаснулся — это какие же должны быть потери на фронте, раз столько раненных здесь? Есть ли шанс вообще выжить в войне? Даже успел порадоваться, что он в ополчении, а не в действующих войсках — жить, как это ни странно, хотелось очень сильно, а воевать ничего толком не умея, было страшно — ведь убьют же сразу, как есть убьют, а он даже попасть ни в кого не сможет. Страшно было не погибнуть за родину, а погибнуть бестолково и глупо и это заставляло бояться боя еще больше. И когда господин Миллер после своего прибытия из ставки главнокомандующего выдал распоряжение на выдвижение из Симферополя, Федор вздохнул с облегчением — быть в городе-госпитале ему уже совсем не хотелось. Трудно передать ощущения, но был какой-то постоянный дискомфорт от этой всей обстановки, не о том думалось.

Когда вечером встали на стоянку, то удивление Федора начало нарастать все сильнее и сильнее. Первым делом их накормили — уже одно это сильно сбивало с толку. Не сами солдаты после марша разжигали костры и занимались готовкой пищи, а были накормлены с подъехавших подвод с установленными на них печурками и котлами. Вот что угодно готов был поставить, но Федор был уверен — не было такого в их дружине. Не быы-ло! Откуда? Но и это не было последним, чему Федор удивлялся — обоз. Обоз был явно намного больше и солдаты в нем незнакомые, не из их подразделения и более того, обоз сопровождали казаки. А дальше пошли уже совсем чудеса — сначала все командиры сбежали на совещание, а затем вызвали уже своих подчиненных и им долго что-то объясняли, что именно стало ясно буквально через пять минут — эти самые подчиненные, а для Федора прямое начальство, пришли уже к ним и выглядели они задумчиво и немного удивленными.

— Так ополченцы, собрались все быстренько рядом со мной, буду говорить вам то, что сам сейчас узнал. Приказано довести до сведения каждого солдата. Так что сюда идите. — Фельдфебель задумчиво потер подбородок, зачем-то подкрутил усы и внимательным взглядом прошелся по ополченцам. Под этим взглядом хотелось тут же встать по стойке смирно и привести форму в порядок, что после ужина да перед отбоем было, мягко говоря, у них не принято.

— Итак. Мы идем занять позиции, по которым противник может попытаться выслать небольшие беспокоящие наши тылы отряды. Направление и возможность прохода именно в том месте маловероятна, но все же есть и сбрасывать её со счетов нельзя. Не мне вам объяснять, что солдаты противника не отличаются высокой моралью и от их вылазок в первую очередь пострадают мирные жители, их жены и дочери. — Фельдфебель обвел всех строгим взглядом — все ли прониклись? Ну да все, чего уж тут — наслышаны о бандитских нравах, честное слово свои душегубы на порядок добрее что ли.

— Надеюсь вы это осознали. Как выйдем на место займем позиции будем окапываться и готовиться стоять насмерть, но врага не пропустить. Но если на нас попрут не малые отряды, а двинут что-то посильнее — нам не удержаться, мелкие же мы должны сами разбить в пух и прах. Нашей смерти никто не хочет, поэтому при серьезной стычке мы должны позвать на помощь и эта помощь должна будет к нам быстро прийти. Вот тут и всплывает вторая порученная нам задача — чтобы прийти вовремя нужны дороги и мосты и то и другое нам нужно построить, благо тут не так много мест где необходимо наше вмешательство — где-то расширить уже имеющиеся тропы, где-то расчистить путь и обозначить дорогу, оборудовать стоянки для проходящих войск и обозов. Завтра начнем по ходу марша оставлять отдельные подразделения для работ, все что нужно делать расписано, припасы идут следом за нами, инструмент есть и будет еще поступать. Присматривать за каждым бойцом возможности не будет, и я понимаю, что возникнет желание работать не спешно и кое-как. Но помните! — тут фельдфебель повысил голос, — Не успеете сделать вовремя, к вашим товарищам не успеет прийти помощь, и они погибнут, а враг разошлет множество мелких отрядов в наши тылы и будут гореть деревни и хутора. И это будет на вашей совести! На вас надеются, вам доверяют и поручили хоть и неприятное, но очень ответственное дело. Нас обеспечивают всем в ущерб воюющим на фронте полкам. Вдумайтесь в это. В ущерб тем, кто отражает каждый день атаки нам отдают все необходимое для выполнения задачи. Помните об этом солдаты, каждый день помните. Каждый раз ложась поспать после сытного обеда вспоминайте, что кухня полевая пришла кормить тунеядцев и лентяев, а не сражающихся солдат, что если сделать вовремя все не успеешь, то и бог с ним — что такое несколько десятков разграбленных деревень и перерезанное снабжении русской армии. Зато отоспитесь. — Фельдфебель обвёл всех злобных взглядом, будто тут стояли не его собственные солдаты, а как минимум враги и душегубы. Под этим взглядом Федор непроизвольно поежился. Да уж, умеет их командир объяснить доходчиво.

— Все понятно?

— Так точно!

— Ну отдыхайте тогда, раз понятно, завтра начнем распределять на работы — не удивляйтесь, что походу движения часть солдат будет отставать и разбивать себе временные лагеря. Все посчитано и распланировано такими людьми, что не чета вам. Делайте как велено и не ленитесь и все будет хорошо.

С тех пор чудеса продолжались. Ближе к полудню им выделили место и фронт работ, а до этого они шли вперед и видели сами как небольшие группы солдат то и дело отваливаются от общего строя и начинают обустраиваться на месте. Вот и их черед настал. А затем были выданы топоры и пилы. Вернее, пила, но зато полностью стальная! Топоры же имели лишь наваренное стальное лезвие. Все остальное было из обычного железа. Подивившись такой щедрости приступили к работе, а только встали на обед, так пришли мужики из деревень ведя на поводу своих крестьянских коняшек, тут же сноровисто уцепили срубленные деревья, кое-где срубив ветки, что сами ополченцы не успели, да поволокли к себе в деревню. За этим всем Федор наблюдал, жуя вкуснейший пирог — угостили пришлые.

— Вы это мужики, не побрезгуйте. Жинка моя сготовила. Мы ж все понимаем — все по совести будет. — Сначала эти странные слова селянина не поняли и только намного позже стало известно, что в обмен на дерево их попросили подкармливать ополченцев домашней снедью. Как сами смогут. Чудеса да и только! С каких это пор о солдатах так начали заботится?

За три дня они постепенно двигались вперед, приводя в нужный вид проложенный путь — где отволакивали камни, где рубили деревья, но странное дело — о самих солдатах никто не забывал — подвозилась еда, инструменты и при необходимости даже заменялось тут же на новое — что тут скажешь, сломали они пилу. Думали будет разнос, ан нет — поменяли тут же без вопросов. Это удивляло, да что там — все было настолько непривычно, что просто ставило в тупик. Затем они вышли на уже расчищенный участок и там их повели дальше, а Федор все продолжал удивляться. Вдумайтесь — каждый ручей получал свой небольшой мостик, дабы телеги не тормозились даже столь малой переправе, но не это добило Федора — широко использовались гвозди с скобы. Бог мой, да это же какие деньги то на ветер выкидывают? Селяне же разберут все мостки только ради железных гвоздей! Именно поэтому Федор понимающе кивал, видя оставшиеся небольшие отряды у переправ и сложных участков — понятное дело, тут приглядывать надо. А дальше они вышли к небольшой горной речке и там уже встали надолго — именно им тут мостить переправу. Вода холодная, аж руки немеют и течение сильное, того и гляди утащит с собой оступившегося человека. Но и тут было все продумано — прикомандированный к ним гражданский начал буквально на пальцах все объяснять. Да тут уж и тупой все поймет — сузить русло, для этого насыпав земли полукругом с обеих сторон, землю брать, сглаживая склон и камни тоже в первую очередь собирать с дороги. Затем выкопать ямы, да натаскать песка, где песок брать тоже показал, сколотить большое корыто. Все просто и понятно, так что за пару дней управились, а дальше им привезли уже готовые сваи — осталось их только немного вбить в ямы, да залить раствором цемента, что тут же готовили в большом корыте. А дальше уже работа закипела так, что стало не до размышлений — пришлось собирать камни по руслу речки и их использовать в кладке основания, это кажется просто, но поди-ка ты натаскай булыганов, да еще не навернись с ними на мокрых камнях. Через день стали подвозить стволы деревьев — тут сразу видно, что свежесрубленное, это плохо конечно, но сваи здесь серьезные и должны простоять долго, а перекрыть уже дело десятое, тут и сельские справятся, если нужда прижмет. А потом еще привезли доски и ими уже застелили мост полностью. Федор смотрел и не верил сам себе — всего ничего тут копались, а мост уже построен и по нему уже идут подводы, и когда они только успели?

Вот тут Федор и понял, как должна выглядеть армия — все продумано, все просчитано, у солдата ни о чем голова не болит — сапог прохудился? Да вот же новые привезли, переобувайтесь все уже по размеру! Гвозди заканчиваются? Так вот уже везут, сейчас будут. Все четко, все быстро и вовремя — это армия. Федору даже стало интересно, как там стрелки их ополчения, за ружьями для которых катались в Тулу? Скорее всего, как раз они и держат заставу от неприятеля, но раз войска не идут значит все хорошо. Федор и завидовал им и нет. С одной стороны, уставал он знатно и тогда в мыслях он представлял, как стоит с ружьем в карауле или сидит в окопе и так ему становилось завидно, что аж сил нет. Это же не топором да лопатой махать целый день! Но потом вспоминалось, что если неприятель попрет, то именно тем мужикам предстоит их встретить и отступать им запрещено, что значит погибнуть. И тут уже он радовался, что строит, а не вглядывается в сторону неприятеля ожидая каждый час атаки. Но одно Федор решил точно — нужно научиться стрелять, его и не взяли в стрелки из-за его неумения, а иметь свое ружье надо — всяко бывает в жизни, тут он много чего услышал о действиях коалиции и все ему это очень не нравилось — а ну как беда придет, а он кроме как топором отмахиваться ничего и не умеет. Нет уж — этому делу он обучится обязательно! С тем и засыпал, чтобы рано утром подняться и снова идти, и прокладывать дорогу. Итак каждый день.

Время утекало как вода, а мы до сих пор не были готовы. Нельзя сказать, что положение наше стало хуже, но вот только мы ждали подкреплений и противник тоже ожидал их же. После пощечины в Керчи, коалиция отказалась от попыток прорваться в Азовское соре и перерезать нам пути снабжения. Вот только легче не стало. Еще бы — теперь все мысли их командования были прикованы к Севастополю и после прибытий подкреплений противник намеревался провести очередной штурм. Флот неприятеля вел огонь по нашим укреплениям, наши батареи ему отвечали, флот нес урон, но бомбардировку не прекращал. Из ведомства Орлова пришли тревожные вести — подкрепления должны прийти раньше первоначально ожидаемого срока, а наши войска все никак не могут добраться до Симферополя.

Федюхины высоты стали ареной жарких и жестоких битв — штурмовали их постоянно, потери с обеих сторон были просто ужасающими, но мы вцепились в землю и не отступали. Пришлось построить еще два моста, чтобы быстрее подводить резервы, улучшить снабжение и вывозить раненных. Некоторые высоты переходили из рук в руки уже по пять-шесть раз. Похоронные команды не успевали хоронить павших с обеих сторон, а южное солнце нынче жарило просто нещадно. Запах стоял от разлагающихся трупов такой, что без противогаза и не подойти. Холера, опять проснулась холера, несмотря на все усилия врачей мы несли небоевые потери и ничего не помогало. Мы с полковником Добрыниным собрали где только могли мортиры и орудия, и все перебрасывали на Федюхины высоты. Окопы, окопы, окопы — их рыли постоянно, под огнем противника и ночами, в минуты передышек и при любой возможности. Возводить классические редуты просто некогда — их строили только для артиллерии и то не всегда.

Наши приготовления на Федюхиных горах не прошли незамеченными для противника, и он опять усилил давление. Краткие сводки потерь читать было просто страшно. Враг решил, что направление нашего удара ему стало известно и тоже вгрызался в землю и стягивал войска. Штурмовать с этого направления стало просто безумием, но и противник не мог спокойно штурмовать Севастополь — очень много сил оттягивалось на нас, да это и понято — кому хочется получить удар в тыл в самом разгаре штурма. Пат. Мы не можем вести атаку, но и у врага не хватает сил и на оборону от нас и на штурм. Долго такое состояние не продлится— сюда уже плывут подкрепления, а мы еще не готовы.

Единственное что радовало, так это прогресс в постройки пути для полков и их припасов для удара по Балаклаве — тут стройка шла довольно быстро, я даже не ожидал такого прогресса. В самой ближней точке к противнику там встала рота Тарусской дружины, что по моему примеру господин Миллер вооружил новым оружием и собрал туда лучших из оставшихся у него стрелков. Не знаю, узнал о них враг или нет, но узнать ополчение было просто и сомневаюсь, что этих ребят рассматривали всерьез. Скорее всего посмеиваются над нами, что мы дескать дуем на воду — ну кому придет в голову топать по этим горам — ни припасы не провезти ни орудий. Надеюсь так они и думали.

Сложнее всего с Евпаторией — мы оголили тот фланг практически полностью, но перевели туда всю кавалерию, дабы самим не пропустить выдвижение врага и для беспокоящих наскоков. Надо сказать, заманивать в засады наша конница научилась знатно — меньше чем эскадроном уже и не рисковали патрулировать территорию. К тому же мы вынудили усилить гарнизон города — коалиция не сбрасывала со счетов нашу активность в этом направлении и ожидала атаки. Ну хоть тут у нас было пока что все удачно.

Наши штабные игры все больше разрастались. План обрастал подробностями и задействованные подразделения во всю тренировались, в то время, как и их командиры потели в штабе и проводили детальную разведку местности своего будущего театра действий. Мы требовали знать каждый овраг и каждый холм в зоне их действий и не только в солнечную погоду, но и в дождь, и в туман войска должны идеально ориентироваться. Куда атаковать, куда отходить, кому помогать и вообще расписывались любые ситуации, которые выдумывали и тут же критиковали в штабе. Здесь будут решать именно офицеры задействованных подразделений и с них мы требовали твердых знаний и абсолютного понимания плана. Замалчивалось только одно направление — Балаклава.

Нахимов предложенный план атаки на флот противника разбил в пух и прах, но с огромным энтузиазмом построил новый. Теперь у Добрынина появилась новая забота — выкуп на всем побережье рыбацких лодок с косыми парусами. Купить, перевезти, переоборудовать и найти команды. Согласившимся рыбакам платили двести рублей ассигнациями за риск, так же команды собирались дополнить добровольцами, которые умели бы плавать. Добровольцев тоже нужно было найти и обучить. Так же перекрашивали паруса в черный цвет, вернее в грязно-серый — белые паруса ночью уж больно заметны. Искали и перевозили порох — он нужен был нам просто как воздух и нужно его было много.

А вот теперь я сидел и читал последнюю сводку из ведомства графа Орлова. Сухие строчки ложились тяжелым камнем, тянущем весь наш план ко дну. Коалиция собрала подкрепления, но если раньше у нас не было их численности, то теперь приблизительные цифры были указаны. Сардиния, Франция и Англия собрали против нас почти тридцать шесть тысяч солдат. Если учесть наши постоянные потери, а потом просто высчитать нашу численность войск на момент прибытия вражеских подкреплений, да учесть те, что придут к нам, то получим страшные цифры — мы лишь восполним свои потери, а вот враг усилится. Мы не успеваем собрать здесь численный перевес! К тому же плывут сюда не только солдаты, а и порох со снарядами для орудий, что значит только одно — экономить выстрелы противник больше не будет и если сейчас по Севастополю идут лишь недолгие обстрелы позиций, то с прибытием конвоя он пойдет в полную мощь. А значит и наши потери опять возрастут. Мы просто не успеваем подготовиться к наступлению в полной мере и сколько бы мы не старались — так и не успеем. С этими мыслями я и пошел к Горчакову.

Главнокомандующий встретил меня работающим с документами — бюрократии и тут хватало, постоянно приходилось заниматься писаниной и подобной работой. За последнее время мы настолько привыкли уже к обществу друг друга, что ритуал приветствий сократился лишь до кивка, если один из нас занят. Так что и в этот раз все пошло по привычному нам сценарию — Горчаков на секунду оторвался от бумаг, кивнул и махнул рукой в сторону имеющихся стульев. Я точно так же молча уселся и стал в который раз изучать карту, подвешенную на грубо сколоченном щите сбоку от стола. Наконец князь закончил работу, тяжко вздохнул и устало потер лоб, затем снял свой неизменный лорнет и откинулся в кресле.

— Судя по вам, князь, у вас для меня плохие новости. Рассказывайте.

— Так и есть, Михаил Дмитриевич. По последним данным, противник вскоре получит подкрепления, ориентировочно в тридцать шесть тысяч штыков. Вскоре — это примерно через неделю. Наши же подкрепления соберутся здесь все в полном составе только через месяц. Мы не успеваем собрать все свои силы для удара по противнику до этого конвоя, а дальше уже слишком много преимуществ получит коалиция и это уже опасно. — Я прервался. Что говорить? Все итак уже обговорено по десять раз, к тому же враг после очередной бомбардировки завладел Селенгинским и Волынским и редутами, и камчатским люнетом — проще говоря, вплотную подобрался к Малахову кургану, а если падет и он, то на обороне Севастополя можно ставить крест. А ведь с подкреплениями и пополнением боезапаса враг попытается сделать это однозначно. Все это понимает и Горчаков в первую очередь, так что мне ему говорить? Я еще раз окинул взглядом карту. Ну да — все итак понятно. В сражении при Альме у нас был польский перебежчик, который донес до неприятеля все планы сражения и диспозиции войск. Тут вон все на карте уже нарисовано — не повториться ли прошлая история? Отменять сражение? А что это даст, кроме падения города? Чуда не будет — войск нам взять неоткуда. Я перевел взгляд на Михаила Дмитриевича. Он тоже напряженно думал, протирая и без того чистый лорнет. Ему не позавидуешь — решение принимать нужно сейчас и ничего не гарантировало победы, а вот поражение было близко. Князь устало вздохнул, спрятал свой многострадальный лорнет и задал самый неприятный вопрос.

— Вы предлагаете отменить операцию? — Князь прищурил глаза и выжидающе смотрел на меня. Я вздохнул.

— Нет. Атаковать раньше, тем что успели собрать и подготовить. — Все, мой Рубикон пройден. И пусть ответственность за победу и поражения несет Горчаков, а не я, но как мне в случае поражения смотреть в глаза солдатам и императору? Как мне жить с таким грузом на моей совести? Но и другого выхода я не находил, а значит буду давить на князя, лишь бы он принял нужное мне решение. Если что у меня есть чистый лист с подписью государя. Немного поколебавшись я все же добавил. — Ответственность в случае поражения я возьму на себя, о чем готов написать любой документ сейчас же. — Горчаков лишь поморщился.

— Ответственность. Если бы это было самой большой нашей проблемой. Не подумайте, Андрей Дмитриевич, я оценил ваш жест. Но в случае поражения ответственность будет на мне, что бы вы там не писали и не говорили. Это мне вверил войска государь и мне и только мне, держать ответ за них перед богом и императором. — Горчаков поднялся со стула и стал прохаживаться по палетке. Я не мешал — это трудное решение и ему сейчас предстоит окончательно все решить для себя. Это его Рубикон и не мне ему мешать в этот момент с принятием решения.

— Что ж, действительно вариантов у нас не особо много. Надеяться взять измором противника глупо, он не бросит своих планов занять Севастополь. И хоть я по-прежнему считаю, что взятие города ничего не решит в этой войне. Севастополь — это знаете ли даже не Москва и для страны в целом потеря сего города не означает проигрыш в войне. Но я вас понимаю — ситуация, сейчас напряженная и наши поражения, могут развязать руки еще не вступившим в войну странам. Сдача города сильно осложнит политическую обстановку. Но и наш проигрыш приведет к такому же результату, если не к более худшему. -Горчаков остановился у вывешенной карты и стал внимательно оглядывать обозначенные на ней позиции войск. Долго и пристально он осматривал ее, я молчал.

— Что ж, придется рисковать. Совещание командиров проведем вечером, как и планировали ранее. Вот только... А как же ваш полк, Андрей Дмитриевич. Помнится, вы на него возлагали большие надежды в этой компании. -Я пасмурнел. Полк мой еще не пришел, ожидали в течении недели, но выдвинуться на Балаклаву он уже не успеет, если начнем действовать сейчас.

— Увы, но придется действовать сейчас без него. Должен подойти в течении недели, вот только не знаю — успеет ли он.

— Тогда оставим его в резерве, пусть прикрывает Симферополь. Итак оттуда забрали уже практически всех, пусть хоть задержит противника, если тот выдвинется в этом направлении. Остановить не остановит, но все же пусть попытается, а там может и успеем перекинуть подкрепления. — Князь нервно прошелся по палатке и тяжело вздохнул. — Ох и рискуем мы тут. Все приготовления не закончены, огненного припаса недостаточно, многое еще не подготовлено. — Горчаков покачал головой, но все же продолжил. — План ваш принимается, на Балаклаву пойдут три полка в обход, по проложенному вами маршруту. Вести их будет... — Тут полог шатра откинулся и перед нами предстал сухощавый и явно уже не молодой генерал-майор, он явно собирался сделать доклад, но Горчаков его перебил. — А вот Дмитрий Николаевич и будет. Проходите и можете обождать докладом. Без чинов, Дмитрий Николаевич.

Я с интересом смотрел на немолодого уже генерала и размышлял. Судя по всему, он командовал курским ополчением — всех остальных командиров я уже видел, и только курское ополчение пришло буквально перед нашим совещанием. Государь торопил всех с прибытием в Крым, в результате ожидать, что ополчение полностью экипировано, да еще и имеет полный состав — просто глупо. С другой стороны, два пехотных полка для атаки на Балаклаву мы уже заранее нашли и тренировали. Проблема была в том, что два полковника хоть и ладили между собой, но вот к первенству друг друга относились очень ревниво — нужен был кто-то повыше чином. Так почему бы этим кем-то не стал вошедший генерал?

— Знакомьтесь, Дмитрий Николаевич Белевцев, командующий курским ополчением. А это князь, Андрей Дмитриевич Львов, личный представитель императора в Крыму. — Генерал-майор вытянулся в струнку, хоть и было сказано без чинов. Хм, а разве Горчаков знаком с этим генералом? Хотя кто его знает, может уже сегодня познакомились и переговорили, пока я докладные читал.

— Ответьте нам, Дмитрий Николаевич, согласны ли вы возглавить наступление на неприятеля на самом ответственном участке, причем в случае неудачной обстановки, отход будет мало возможен. Я бы даже сказал невозможен в принципе — нужно штурмовать позиции в лоб, а затем оборонять их любой ценой. Ну как, возьметесь за такое дело?

— Так точно. — Генерал-майор усердно косил на меня взглядом, ну да ответь-ка по-другому, человеку императора — тут же в немилость попадешь. Ищите дураков называется, он на все сейчас будет согласен, вот только это сейчас, а позже что? Тут я решил тоже вмешаться в разговор.

— Насколько укомплектовано по десятибалльной системе ваше ополчение?

— На четверку! — И ни секунды не раздумывал, значит снижаем еще бал и получаем, что никак не укомплектовано — вот она спешка. С другой стороны, хоть государь и торопил ополчения, но выступили и пришли сейчас немногие.

— Ясно. — Я задумался, но меня никто не перебивал. — Вам будет отдано два полка, полки эти уже проходили тренировку в похожих условиях к тем, в которых вам предстоит действовать. Так же вам будет придана Тарусская дружина, но боеготовность у них низкая, большей частью они использовались для обеспечения снабжения ваших полков. Однако — это ваши резервы, как и ваше ополчение. Именно резервы. Придано будет еще восемнадцать мортир, все расчеты к ним брались из выздоравливающих в Симферополе раненных и больных, там же обучались и тренировались, офицеры тоже взяты таким же образом. Мортирами пользоваться только с закрытых позиций, впрочем, об этом командиры проинструктированы, как и полковники. Ваша задача по разработанному плану провести атаку и захват укреплений противника. Вы должны захватить Балаклаву любой ценой. Захватить и удержать — отступление даже не рассматриваете -по горам у вас это сделать просто не получится, но и глупо не подставляйтесь. Солдат берегите — подкреплений вам ждать неоткуда. Если готовы к такому командованию, то говорите да, иначе — забудем этот разговор.

Генерал-майор молчал, молчали и мы, невозмутимо глядя на попавшего как кур в ощип, старого генерала. Хотя он не старик -нет, есть в движениях стремительность и сила, но все же и не молод. Лицо выражало почтение и готовность выполнить любой приказ, но сейчас он думал — тут был выбор, и есть возможность отказаться, но и поражение ему не простят. Это все понимал старый лис и мне его было даже жалко — вот так вот влипнуть на ровном месте, этого друзьям не пожелаешь. Однако было в нем что-то такое, что внушало уверенность — человек сюда прибыл не интриговать, а действительно служить на благо отечества. Наконец прозвучал ответ.

— Я готов.

Дмитрий Николаевич был в раздрае чувств. С одной стороны, он ехал на войну воевать и то что ему подчиняли два полка и одно ополчение ему льстило, а вот с другой — вот так с бухты-барахты получить назначение, да еще без всяких вариантов на отступление в случае чего... — это сильно напрягало. Да что там говорить — у него просто нет права проиграть иначе всех собак спустят на него. Ну и кто такому обрадуется?

Масла в огонь еще и подлило появление ординарца представителя императора — тот принес запечатанный пакет и небольшой лист, что именовался подпиской о неразглашении. Ознакомился с ним и подписал, а что еще оставалось? С такими документами ему еще не приходилось сталкиваться, но тут ему было все понятно — план секретный, и на каждом углу о нем рассказывать явно не стоит. Но тут уж был явный перебор — на листе было указано кому и когда он имеет право раскрыть план и когда снимался гриф секретности, вроде как можешь хоть на площади о нем тогда орать. Секретность он понимал, а вот то, что если он где проболтается, то его могут и расстрелять — не понравилось. А вдруг кто другой сболтнет, да на него всех собак повесят?

Но сам план операции ему понравился. Тут все было скрупулёзно проработано. Кто, что и когда должен сделать, кто ответственный в том или ином непорядке, буде такой найдется, планы движения, кто обеспечивает, что ему полагается. Да что там — здесь было все, вплоть до этапности развертывания войск и снабжения боеприпасами во время боя. Тут было все буквально разжевано, остается только проглотить.

Да уж. Нет, сам план был прост — объяснение плана в общих чертах и цели, кои он преследует было изложено на первых страницах. Даже было выделено, что командующий операцией может вносить любые изменения в этот план, но обязан добиться выполнения поставленной задачи.

Трижды прочитав весь план операции практически заучив основные моменты, генерал-майор пошел на вечерние совещание, на котором будут ставиться задачи остальным участникам всего наступления. Будет не только атака на его направлении, но и в нескольких других местах, вот и должен он был присутствовать и слушать, как кто и где будет вести свою наступательную операцию, дабы общее представление иметь и командиров всех значимых в лицо узнавать.

Дмитрий Николаевич тяжко вздохнул, встал, натянул на лицо маску невозмутимости и оправил мундир. Что ж, кому много дано, с того много и спрашивают. Он с честью выполнит свой долг. Он готов.

Ночью хорошо разносятся звуки. В эту ночь я не спал, как и сам Горчаков — мы ждали. Пять с половиной сотен рыбацких лодок было закуплено для ночной атаки на флот противника. До места успели перебросить три с четвертью, переоборудовать под плавучие мины всего двести восемьдесят шесть. И вот сейчас мы ждали результата. Еще в самом начале ночи они вышли из одной небольшой бухточки восточнее Балаклавы. Сколько трудов нам стоило их туда дотащить — кто бы только знал, но справились. И ведь все проводили в полнейшей секретности и под жестким контролем. Провели даже испытания нескольких переоборудованных лодок, ну что сказать механический взрыватель срабатывал не всегда и не так как нужно, так что больше было надежд на фитили, а это значит команде нужно подплыть практически вплотную. Практически смертники. Я настаивал на изменении конструкции взрывателя и продолжения работ над ним, Нахимов же аргументированно доказал, что это затянется на слишком неопределенный срок. Сошлись на том, что работы будем вести, но оборудуем и фитилями на всякий случай. И несмотря на то, что выжить в этой атаке было маловероятно, что риск операции был для выполняющих ее просто запредельным, несмотря на все это добровольцев было много больше чем мест для них.

Вот и сидим на Инкерманских высотах и ждем. Разговаривать не тянет ни меня ни главнокомандующего. Просто сидим у костра на обратном склоне горы и смотрим. Для ориентирования лодок в Севастополе на берегу зажгли просто огромный костер и это мне понятно — лодки пойдут не вдоль берега, а удалятся в море, и только затем начнут возвращаться к берегу со стороны Севастополя. Именно для них разожгли этот маяк, теперь все гадают — не промахнуться ли? Найдут ли они в этой тьме корабли противника или проскочат дальше?

Сама атака на позиции врага будет только через три дня, но ждать мы не могли — неизвестно какая будет погода тогда, а сейчас и ветер нужный есть и облака закрыли все небо, значит и увидеть лодки будет сложнее. Такими шансами не разбрасываются.

Вдалеке раздался взрыв и буквально через секунду второй. Мы вскочили на ноги и спешно стали подниматься на вершину. Толку от нашего ожидания не было никакого, но спать спокойно в палатках мы не смогли.

— Началось, Андрей Дмитриевич. — Несмотря на возраст, князь Горчаков оказался на вершине раньше меня.

— Началось. — Выдохнул я. Где-то вдалеке раздавались взрывы один за другим, но ни отсветов пламени, ни еще каких-либо признаков атаки отсюда было не видно. Неудачное место. Но ехать куда-либо еще, где можно было наблюдать за морем мы не могли — слишком много дел в штабе, слишком много вопросов, которые приходилось решать в спешном порядке и практически "на ходу".

Вот к уже привычным звукам стали примешиваться раскатистые залпы пушек корабельной артиллерии. Быстро они очухались, была все же надежда на больше времени неразберихи. Несмотря на гулкие выстрелы корабельных орудий, уже привычные уху взрывы рыбацких лодок-мин продолжались. И не понять отсюда — то ли их в море расстреливают, то ли они все же успевают добраться до кораблей.

Канонада продолжал около получаса. Затем все стихло, а мы поспешили к телеграфу — проложили прямую связь от Севастополя в ставку главнокомандующего. Как раз пока дойдем в Севастополе смогут все подготовить и переслать нам донесением.

На телеграфе мы были далеко не первые — новости в армии быстро распространяются, но такого количества народу я никак не ожидал. Заполнено было все свободное пространство около пункта связи, обсуждали новости и делились впечатлениями. При нашем появлении толпа стала больше походить на воинских офицеров, но рассасываться и не подумала.

— Девяносто пушечный "Лондон" накренился на левый борт, с корабля снимают команду.

— Три фрегата тонут!

— Сто двадцати пушечная "Британия" оседает на корму.

— Несколько турецких фрегатов затонули!

— Английский парофрегат тонет.

— Шлюп выбрасывается на берег!

— Ура Нахимову!

Гомон стоял как на рынке, и все стремились поделиться с нами новостями. Под эти восклицания мы зашли внутрь нашего центра связи. Быстро просмотрели сводку — два линкора получили серьезные повреждения, один скорее всего затонет, на втором идет борьба за плавучесть. Больше всего пострадали фрегаты — тонут целых шесть штук, добавим сюда два шлюпа, одну канонерскую лодку и три парофрегата, и становиться ясно — операция себя оправдала несмотря на все наши потери. К тому же повреждения получило и много других кораблей, однако они явно не были настолько критичными. Так же порадовали новости, что уже первые добровольцы, что учувствовали в этой операции достигли берега. Спаслись далеко не все, скорее лишь малая часть их доберется до берега, но то что есть выжившие радовало.

— Что ж, Андрей Дмитриевич, операцию можно считать успешной. Теперь осталось только дождаться второй ее части и тогда можно будет вздохнуть спокойно.

При этих словах командующего, местные связисты навострили уши, я бы даже сказал превратились в одно большое ухо. Я поморщился — секретность у нас просто на высоте.

— Не здесь, Михаил Дмитриевич. Да и рано еще обсуждать — будем ждать результата.

— А вы суеверны, князь, но право не стоит настолько им следовать. Хотя я вас понимаю, но все же стоит немного расслабиться. Так и перегореть можно, пойдете ко мне в палатку — обсудим новости.

Ну да, не болтать языком где попало — это суеверность, как я сам не догадался. Но промолчал — не поймут-с. Пришлось кивнуть и молча последовать за Горчаковым. Теперь еще бы удалась вторая фаза операции, только бы удалась...

Купец Василий Фомич Шувалов с горечью осмотрел своё судно. Его гордость и надежда выглядела очень непрезентабельно — мачты порушены, везде видны следы огня, да и идет судно с ощутимым дифферентом на корму. Да, в данном случае купец был и капитаном корабля — он долго и упорно копил на свой корабль и вот его построили. Паровая машина мощностью в двадцать семь лошадиных сил! Судно оборудовано по последнему слову техники — все свои сбережения пустил на это. И вот теперь он ведет свой изуродованный красавец в последний поход.

Погода портится и набегающие волны все сильнее бьют в корпус, да еще приподнятый нос приносит проблем. И пусть все повреждения у него рукотворные, причем сделаны своими собственными руками, от этого Василия не легче. Он был влюблен в свой красавец, а теперь предстояло самому его уничтожить. Сердце кровью обливалось и на душе скребли кошки, но ничего поделать было нельзя — с началом войны с торговлей стало плохо, прибыль упала, а заем нужно было отдавать, так что, когда поступило предложение выкупить его судно флотом, он даже обрадовался. Послужить отечеству и выплатить долги было неплохим решением, но вот так изуродовать корабль? Мог ли он предположить, что его красавца выкупают только для того, чтобы потом сжечь?

— Федор, меняем курс. Севастополь уже прошли, теперь идем на Балаклаву. И если англичане или французы опять орать нам что-то начнут, что бы рот не открывал. С твоей рязанской рожей только иностранцем отвечать. Да и я зыка ты все одно не знаешь — так что молчи! Говорить будет флотский офицер за нас если нужда прижмет. Понял меня? — Василий показал своему старпому огромный кулак.

— Все понял, Василий Фомич. Нем как рыба! — И Федор принялся излучать своей наглой рожей рвение и понятливость. Василий посмотрел на него с подозрением, но ничего не сказал, на всякий случай еще раз показал кулак и пошел к себе в каюту.

По дороге капитан тяжко вздыхал. Вот всем хорош его помощник, но на язык не сдержан и лезет куда не просят. И ведь повод грозить был — когда подошедший фрегат французов и стал спрашивать необходима ли помощь, этот деятель открыл свой рот и излил все свои познания во французском. А ведь знал он большей частью только матерные слова, да несколько общих фраз. Поэтому и наливался синяк у него вод глазом — Василий нашел верное средство заткнуть разошедшегося помощника. К их счастью вся эта сцена вызвала лишь веселье на дозорном корабле противника, а отвечал вместо них офицер, приданный флотом, как раз и для таких случаев. Пронесло.

Василий не мог поверить, что эта авантюра удастся— пройти мимо флота противника и выдать себя за один из их кораблей, пострадавший при ночном налете русских добровольцев на флот. Да чинились, да был пожар, но вот справились и теперь идем в ближайшую бухту для ремонта. Ситуация не критична и все под контролем. Ну а то что флаги не висят — так вешать то негде. Погорело все тут — сами видите.

Он вспомнил как делали это рукотворный пожар и как несколько раз чудом не спалили все судно. Помимо воли он улыбнулся. Да уж, кому рассказать не поверят — анектод-с. А Федор он молодец — если бы не он кто знает, затушили бы или сгорели бы тогда. А как он придумал прорезать лючки под орудия — у них же боевой корабль теперь! Вот пусть все видят, что мы готовы открыть огонь, если что. Жаль только пушек не было, хотя может и к лучшему— нервы итак натянуты как струна, а тут враг шастает постоянно под боком.

На удивление все их принимали за своего, а ведь шли, не скрываясь, днем. Кто бы мог подумать, что эта авантюра удастся. Ну почти удастся — поправил себя Василий. Еще ведь не выполнена задача, так что нечего расслабляться. Он зашел к себе в каюту, налил рюмку водки и одним махом выпил. Ну вроде как немного отпустило, но больше нельзя.

К Балаклаве подошли уже ближе к вечеру, ну так все и было рассчитано. До сумерек еще часа два-три, но день уже заканчивается. За прошедшую ночь и весь день матросы и офицеры у противника должны были изрядно вымотаться и была надежда проскочить без особых проблем. Но на всякий случай трюмы были забиты пустыми бочками — утопнуть сразу не должны даже под огнем противника.

И вот Балаклавская бухта. Василий подивился — как сюда влезло столько кораблей, столько он здесь отродясь не видывал, а ведь бывал тут частенько еще до войны. Даже несколько линейных кораблей стоят — как минимум пушек сто там есть на каждом. Ну что ж — удачно.

Из трюма, как черт из табакерки выскочил Прохор.

— Все, фитили зажег, Василий Фомич, можем уходить. — На это капитан лишь кивнул и зычно крикнул:

— Федор, фиксируй штурвал и прыгай в шлюпку. Бегом!

Немногочисленная команда быстро сорвалась с места — сейчас их судно превратится в огненный факел и в скором времени врубиться в отшвартованные корабли коалиции. Брандер. Даже страшно подумать, сколькими жизнями пришлось заплатить за первую часть операции, чтобы только им дать возможность накрыть столько кораблей в бухте.

Василий сел в шлюпку последним, погладил корпус корабля и что-то беззвучно прошептал. Матросы отводили взгляд — капитан прощался со своим кораблем. Уже отойдя на несколько корпусов их судна, Василий заметил нечто чужеродное. Не сразу он осознал, что видит, но, когда понял, резко обернулся к флотскому офицеру — на корме был каким-то образом вывешен русский флаг. Офицер все понял.

— Не гоже кораблю идти в бой без флага. Честь она дороже жизни.

Василий на это только кивнул. И пусть они нарушили приказ и теперь уйти будет сложнее, если вообще возможно, но офицера он понимал. Понимал и разделял его мнение. А флаг их заметили — вон что-то кричат с берега, даже пальнули из ружей пару раз. А на судне тем временем стали пробиваться языки пламени.

В то, что они выйдут на шлюпке из бухты и пройдут мимо караульных фрегатов он даже не надеялся, но вот прошли. Им что-то кричали с кораблей, офицер им отвечал, а команда гребла. Огонь по ним так и не открыли, а капитан так и сидел на корме и смотрел в сторону своей любви. Отошел лишь когда шлюпка глухо ударилась дном о берег, и офицер тронул его за плечо.

— Сходим на берег, Василий Фомич. Мы ушли.

Капитан встрепенулся, теперь уже совсем другим взглядом окинул окрестности — да ушли они недалече, теперь нужно подняться в гору и где-то там их ждут свои. Что ж, пора идти, а новое судно он даст бог построит. После войны.

— Идем.

Балаклавская авантюра удалась. Для этого не нужен был телеграф — столб черного дыма поднимался высоко в небо и был виден издалека. Бухта горела. Сколько там кораблей я не знал, но урон нанесен однозначно не малый. По логике событий, коалиция должна была отвести наиболее пострадавшие корабли в ближайшую закрытую бухту. А ведь Балаклавская бухта небольшая и скученность там должна быть просто огромная. К тому же с боков ее ограничивают горы, так что пламя с сегодняшним ветром должно идти вглубь бухты. Так это или нет проверить я не мог сейчас никак, но был практически в этом уверен. Где-то там в бухте были отшвартованы линкор "Агамемнон", пришвартованный так, чтобы контролировать бухту и берега, так же там была и яхта лорда Кардигана, да и не только его яхта — англичане и французы прибыли в Крым как на отдых. Шатры, слуги, яхты, да что там — они даже отстроили набережную, дабы им было где гулять вечерами. Вот теперь и горят их капиталовложения, ну и пусть горят — это нам на руку.

Жаль не успели подготовить сюрприз для Евпатории и Казачей бухты, ну что ж теперь. Второй раз такой фокус уже не удастся. Флот коалиции понес потери, но остался боеспособен, но несколько линкоров он потерял, а значит и обстрелы Севастополя будут слабее. Теперь главное не дать противнику отойти — ударить и смять им фланг, отрезав снабжение. Ну да время уже подходит, на днях, помолясь, начнем. Даст Бог победим. Слишком сильно Англия и Франция вложились в войну и ожидают они от нее многого. Ежели сможем отстоять Крым и Севастополь, то решимость продолжать войну у них поубавится. Как бы вообще не испарилась. Еще бы с Турцией решить вопрос — вывести ее из войны, и коалиция сама начнет искать мира. Жаль, что все так непросто и не выходит, как задумывалось. Я вздохнул — столько надежд возлагал на свой полк и вот теперь он не успевает на операцию. Да еще Горчаков выложил приказ императора не соваться и не отпускать меня на передовую. А ведь и винить некого — я же сам отписывал про Нахимова государю и вот теперь все вернулось мне бумерангом. Так что быть мне в ставке главнокомандующего до самого окончания сражения — не отпустит, о чем меня предупредил заранее. Ну хоть тут все проконтролирую, дабы не вышло как прошлый раз — подкрепления стояли в ожидании битвы, но приказ выдвигаться им так никто и не отдал, а в это время их очень не хватало на передовой. Дорого обошлась нам наша нерешительность, хотя кто знает не вышло бы еще хуже, введи мы все свои силы — я уже убедился, что тут все неоднозначно и правильные решения не всегда таковыми являются.

Вторая битва за Балаклаву.

Дмитрий Николаевич Белевцов устало опустился на землю — день вышел очень напряженным. Старый генерал с наслаждением скинул обувь и пошевелил пальцами ног — столько беготни это все же уже слишком для его возраста. Устал. Пусть план и был разработан кем-то очень дотошным, но все же все в нем не учли, да и случается всякое на марше — люди не механизмы и всегда что-то пойдет не так. Белевцов откинул ленивым взглядом деревню Варнаутку — сегодня сюда дошли передовые части и мест под крышей всем уже не хватало, так что все окрест было занято отдыхающими солдатами. Местные жители будут долго вспоминать нашествие военных в их маленький мирок и скорее всего без всяких добрых чувств. Он хмыкнул, да уж, после военного лагеря тут будет как после погрома, ну да такое дело война.

Ноги отекают, а ведь еще год назад на уездном бале он танцевал целый вечер — вот так вот и подкрадывается старость. Тяжко. Не то уже тело, нет былой сноровки и выносливости, а есть приобретенные болячки и ноющие ноги. А завтра же предстоит карабкаться по горам, да еще и противник будет подгонять. Слава богу тут горки пологие, крутизна именно здесь, конечно, изрядная, но все же не отвесные обрывы, так что, даст бог, осилим. На эти мысли ноги отозвались усилившейся ноющей болью — явно они были не согласны с таким оптимизмом своего хозяина, а ему оставалось лишь горько улыбнуться.

Утром выдвинутся в два потока. Первый и основной— это Азовский полк, а чуть в стороне пойдет рота лучших стрелков Тарусской дружины, за ними потащат приданные десять полупудовых мортир керченского образца их расчеты, а завершать уже этот ручей воинов будет уже его ополчение с припасами. А вот Азовский полк будет спускаться уже не ручьём, а широким фронтом и без всякого построения, а чуть в стороне встанут их прикрывать и вести огонь по неприятелю оставшиеся восемь мортир. С точностью у них дело плохо, поэтому вести огонь они будут покуда войска не дойдут до определенного рубежа — дабы и свои не пострадали. Это понятно, а вот в эффективность такого обстрела старый генерал не верил, но серьезные пушки сюда протащить, а главное вывести на позиции было сложно, да и не хватало орудий на все направления.

Что радовало, так это обеспеченность зарядами для ружей и винтовок — выходило по сотне на солдата, правда с собой будет у них припасу не так много, придется уже подносить во время боя и этим будет заниматься оставшаяся часть Тарусской дружины. Оставалось только покачать головой — незавидная работа, да и опасная чрезмерно, но других вариантов не было. Да и как тут наладить нормальное снабжение, если им предстоит практически сразу вступить в сражение? А ведь второй полк еще не весь подошел к месту их ночевки — ночевать им предстоит под горой, а завтра сначала подняться на неё и только затем повторить маршрут Азовского полка. Солдаты устанут, растянуться по дороге и будут подходить неравномерно, именно поэтому Азовский полк должен захватить часть укреплений и закрепиться там — иначе их всех выбьют по частям.

Думать о том, что может пойти не так откровенно не хотелось, но мысли все равно забегали в голову, чтобы испуганно спрятаться потом где-то в глубине сознания. Бойня— вот что будет если все пойдет не так. Что могут сотворить современные орудия, да с их скорострельностью, да бьющие шрапнелью по наступающей пехоте он знал не понаслышке. А ведь в Балаклаве наверняка множество спавшихся моряков сейчас, да и солдат должны были нагнать на ликвидацию последствий пожара. Эти мысли немного приободрили его — да уж, пожар был знатный, бухта горела так, что дым был виден с любого места издалека.

Еще беспокойство вызывали полученные ручницы, или как их там называть. Короткий толстый ствол, с отверстием диметра в пальца три, заряженный картечью — стрелять им дальше ста метров — это переводить заряды зря, но вот метрах на пятидесяти должно выйти неплохо. Выглядели эти не пойми-что довольно уродливо — короткий ствол заканчивался курковым механизмом, явно взятым с английских ружей, или французских — кто их знает, приклад и сошки, да бы можно было упереть в землю. Перезаряжается долго, да и не рассчитывали ее создатели на перезарядку во время боя — весь смысл здесь сделать выстрел в критической ситуации, а перезаряжать уже после схватки. Это средство усиления в обороне, а не в атаке — его сразу предупредили, но вот тут генерал-майор с ними не согласился и велел сотню из трехсот двадцати семи штук, отдать наступающим. После выстрела пусть хоть на землю их бросают — товар копеечный, а вот толк может быть в подавлении очагов обороны. Верно он рассудил или нет — завтра бой покажет.

Пол сотни этих ручниц уйдет в прикрытие десяти мортир, сотня в атаке, остальные же понесет вторая волна атакующих — там уже нужно будет не только атаковать, но и защищаться -враг не смирится с потерей позиций.

Восемь мортир будут прикрывать именно участок их прорыва и на что больше не отвлекаться, управлять ими будут специально отобранные корректировщики. А вот с десятком все не так просто — им задача бить по скоплениям противника в тылу обороны, и тут парой корректировщиков не отделаешься, да и побегать им придется изрядно, а уж сведения передавать флажками будет еще той морокой.

Да уж, план не блещет, но надежды вселяла постановка дымовой завесы для прикрытия атакующих — для этого были изготовлены специальные дымные заряды и испытания этих самых зарядов генерал уже наблюдал. Дыма было очень изрядно, но и запах у него отнюдь не фиалок, но терпеть можно. Другое дело, как скоро сдует эту завесу ветер? Успеют ли подобраться солдаты вплотную к укреплениям? Самих зарядов немного — по три на орудие, а с меткостью у этих мортир проблемы — там ли поставят завесу? Но все же Дмитрий Николаевич соглашался — лучше такая завеса при этой атаке, чем вообще никакой, нивелировать преимущество коалиционных войск в дальности стрельбы, да выключить прицельную стрельбу их артиллерии — дорого стоит.

Надежды еще были и на туман -в первую Балаклавскую он был весьма плотный, однако сейчас, как на грех, он не упорно отказывался появляться, так что пришлось создавать его самим, — так сказал ему князь Львов и тут он был склонен согласиться с ним.

Мысли, мысли, сколько их сейчас приходит в голову. И нет бы радовали они, так нет же — приносят только тревогу и новые переживания. И вроде бы сделано много и подготовились, но вот постоянно находятся просчеты и оплошки — там сломалась телега с припасами и рухнула в речку, в другом месте затор и весь график движения полетел в тартары, а в третьем солдаты маются животами. Проблемы вроде житейские, вот только запаса времени у него нет от слова совсем. И как тут не волноваться? А доктор ему неоднократно говорил, что волнения ему противопоказаны. Эх, где та молодость? Вон молодой офицер стоит — да он прямо лучиться от предвкушения. Хех, в голове, небось, одни подвиги и ордена, а прилетит на встречу картечь и все мечты канут в один момент, останется только кровь, вываленные на землю кишки и короткая строчка в некрологе.

Белевцов одернул себя — хватит уже, еще накаркает старый дурень.

Федор утром продрал глаза с большим трудом — дотопали до Варнаутки уже глубокой ночью и сил не было ни на что. Да и откуда они возьмутся, если солдатское дурачье сломало телегу со своим оружием, а утащить все сами не могли — больно много там всего было. Вот и пришлось ополченцам разбирать все и тащить уже на своем горбу помогая солдатикам. Телег не хватало, как им сказали они много где еще нужны, так что замены ждать им долго, а ждать никак нельзя — все расписано по времени и биться предстоит тем что есть. Вот и перли они эти непонятные толи ручницы, толи гаковницы на своем горбу, да заряды картечи к ним, да порох — вес то изрядный, а ведь и свое ружье не бросишь и припасы також тащи. Эх.

Так что встал Федор в препаршивевшем настроении. Не выспался толком на подстилке у костра и ноги еще после вчерашнего марша не отошли, но делать нечего — будили всех без различий и попробуй не встань, тут же шомполов отведаешь. Завтрак тоже не радовал — наестся им было невозможно, слишком мало, желудок вообще не заметил попадания в него еды и урчал, намекая хозяину о своих потребностях. Федор только вздохнул. На его беду рядом пробегал какой-то унтер и тут же навелся на ополченца.

— Смирно! Чего вздыхаешь солдат? Почему не в строю? — Незнакомый унтер смерил Федора брезгливым взглядом, ну да у него форма на стройках сносилась, а из новых вещей привезли только сапоги и шинель. Одежда же повседневная представляла собой жалкое зрелище — где с отметинами от смолы да от бетона, а где и просто следы от въевшегося пота и пыли — когда бы он постирался и привел в порядок скажите?

— Осмелюсь доложить, господин унтер-офицер! Рядовой Тарусской дружины, помогали вчера солдатам нести их ручницы и припасы к ним, прибыли за полночь. Нашего командира с нами нет, приказов не поступало! — Федор усиленно ел глазами начальство и стоял навытяжку — ну их офицеров, свой солдат или чужой им не важно — отведать шомполов у всякого можно. Офицер и сам видел, что перед ним ополченец, но видать сам был не в настроении вот и прицепился к первому кто подвернулся, так что стоял и ел глазами Федор очень усердно. Такое отношение унтеру понравилось, и он даже чуть смягчился.

— Ты вот что рядовой, раз пришел с нами, то с нами и пойдешь, ручницы эти тащить все одно надо, а нам и своего веса хватает. Найди своих, кто с ручницами и бегом ко мне, там дам распоряжения. — Унтер немного постоял, внимательно вглядываясь в лицо Федора в поисках неуставных эмоций, но таковых не нашел и окончательно расслабился. — Ты не бойся ополченец, пойдете позади нас, никто вас не погонит в первых рядах. Вам нужно просто за нами тащить эти клятые ручницы и далеко не отставать. Справитесь?

— Так точно, господин унтер-офицер. Как есть справимся. — И Федор даже позволил себе тоже чуть расслабиться и сбавить тон. — Да мы же все понимаем, дотащим куда скажете, все исполним в лучшем виде, не сомневайтесь господин унтер-офицер.

— Ну тогда грузитесь и подтягивайтесь вон к тому костру, Я там буду, там все и расскажу что делать дальше. — И тут же сменил благодушный тон на командирский рев: — Выполнять!

Федора как ветром сдуло. Впопыхах чуть не уронил эту дуру себе на ногу и вполголоса выматерился — мало вчера ее тащил, так и сегодня опять ее же переть на своем горбу.

— Прохор, вылезай уже из кустов. За то время, что ты там сидишь уже можно было уже все поле загадить.

Тут из кустов показался его недавний приятель. Как он с ним сошелся Федор и сам не понимал — ну полная же ему, Федору, противоположность. Если Федор любил основательность и трудился на совесть и работы не боялся, то Прохор норовил сделать поменьше, а сожрать и поспать подольше, за что и ходил с красным ухом уже третий раз за неделю. Но несмотря на эти моменты, Прохор все равно держался рядом с ним, и Федор ему не препятствовал. Да и полезен он был, чего уж тут — все про всех знал, а если не знал, то узнает непременно раньше всех остальных, неприятности чувствовал кожей и сбегал от них заранее. Щупловат был Прошка и вчера именно Федору пришлось помогать приятелю, забрав у него картечные заряды и порох к ручнице. Федора же Бог силушкой не обидел, что уж тут, скромничай не скромничай, а кабы он на весу не удержал ту сломанную телегу, то лететь бы ей в речку вместе со всем содержимым, а так теперь они и прут весь спасенный груз на своем горбу. Вот за это спасение Прохор вчера весь вечер ему и ныл на ухо, за что и ходит сейчас с покрасневшим ухом. Нет, он его не бил — так, оплеуха легкая, ну по мнению Федора легкая, а вот Прошку снесло с дороги. Даже жалко его стало, вот и впрягся помогать ему тащить часть груза, чему и сам потом был не рад. Вот и сейчас Прохор не попал под начальство, а храбро отсиделся в кустах пока гроза не миновала, но тут дело серьезное и от Федора ему не отвертеться, так что будет он родину защищать, куда денется, главное на его жалобный вид не обращать внимания.

— Дык, это, Федя. Живот у меня прихватило, а потом смотрю ты с унтером тут разговоры разговариваешь, я же человек культурный, вот и не стал вам мешать. — Вид Прохор имел самый невозмутимый, а глаза сияли детской чистотой и незамысловатостью. Федор лишь хмыкнул на это представление, ну уж его таким уже не проведешь.

— Тебе бы в театре выступать. Давай ноги в руки и бегом наших созывай, а то ходят тут как неприкаянные, как бы кто другой нас не забрал да в первые ряды не направил. — Нарисованная перспектива Прохора не обрадовала и коротко кивнув, он с места подорвался созывать ополченцев, на что Федор только покачал головой. Вот же прохиндей, прости господи.

На удивление собрались все быстро и тут, скорее всего, без Прохора не обошлось — умеет он слова донести понятно всем и каждому, так умеет что поневоле проникаешься сказанным. Тот еще фрукт, но товарищ надежный — когда телегу держал, думал уже и самого она в речку утянет — уставать стал, ан нет — привел Прохор подмогу и сам первым помогать бросился. Что уж тут -спас, как есть спас от смерти зряшной.

Федор снял свою ношу и потер плечо — натирает ремень этой дуры, как ты ее не вешай. Унтер появился почти сразу, скептически оглядел воинство и покачал головой, ну хоть уже без презрительных гримас — презирать тех, с кем идти в бой, явно не лучшая идея и унтер это, похоже, понимал. Затем он достал несколько листов бумаги, внимательно их просмотрел и поднял глаза на притихших ополченцев.

— Значит так рядовые, то, что я вам скажу, вроде как знать вам не обязательно, но в бою происходит всякое и, как правило, совсем не то, что нам бы хотелось. ПОЭТОМУ, слушаем меня очень внимательно, возможно эти знания спасут вам жизнь и жизнь ваших товарищей. — Офицер подошел к Федору и без церемоний отобрал у него клятую железяку. — Раньше такое оружие уже было на вооружении нашей армии, — унтер помолчал и уже тише добавил, — лет, эдак, двести назад. Не именно такое, но подобного типа. Смысл прост — это малая картечница. Вот здесь, сзади, вы видите обычный курок, взято сие устройство с трофейных французских ружей, так что принцип вам должен был понятен, благо он общий с вашими огнестрелами. Сюда засыпаем порох, тут взводим, потом стреляем. Вот эта штука закрывает пороховую полку и предохраняет его от высыпания при переноске, пока ее не откроете выстрела НЕ БУДЕТ! Возможно, придется еще даже подсыпать пороха туда. Ну это вы и сами увидите.

— Теперь зарядка. Вот мерный стакан — именно им мы отмеряем сколько пороха насыпать в ствол, затем уплотняем, пыж, берем мешок с картечью — там уже все отмеряно, в ствол, уплотняем, пыж. Оружие готово к выстрелу. Все поняли? — Говоря все это, унтер ловко снарядил оружие, вот только выполнил это он все так ловко и быстро, что в голове не успело все уложиться. Строй ополченцев невнятно промычал о своей понятливости, на что офицер только скривился.

— Ты, рядовой, подь сюда. Бери оружие снаряжай под моим присмотром. Все остальным смотреть и запоминать!

Таким образом унтер вызывал к себе каждого и заставлял снаряжать оружие, справились с божьей помощью и руганью на "остолопов" минут за двадцать. Последним был Прохор, глядя на его действия унтер только обреченно вздохнул, но на удивление приятель все сделал правильно и без нареканий. Федор и сам не заметил, как осторожно выдохнул — даже и не думал до этого, что будет так волноваться за своего компаньона.

— Что ж, справились. Молодцы! Теперь о бое — мы идем на приступ не в первых рядах, считайте, что мы последние, вы — за нами шагах в пятидесяти. Хотя нет, давайте шагах в ста от нас — еще пальнете нам в спину с дуру. — Не верил унтер в ополченцев и неожиданно Федора это очень задело. — Далеко тоже не отходите — как бы не потерялись. Ваша задача следовать постоянно за нами — куда мы, туда и вы, но поотстав. Эта "штука", как высказался рядовой Сенька, очень опасна вблизи. Что может сделать заряд картечи рассказывать не буду. Стрелять из неё можно начиная шагов с пятидесяти, если противник дальше, то считай потратили свой шанс в пустую — перезарядиться вы уже не успеете, да и зарядов к ним немного. Слишком близко тоже врага не подпускайте — это не ружье, тут главное, чтобы шрапнель разлетелась как можно шире и выкосила врага. Считайте, будто на уток охотитесь, тут так же. Стрелять только по приказу или ежеле не будет другого выхода — тут вам придется самим смотреть, но думаю стрелять вам не придется, на то наши солдаты есть. Но в бою может быть всякое, так что думайте своей головой, что делаете и не прошу вас братцы, ради бога, не пальните нам в спины.

На этом инструктаж был окончен, а минут через пять толпа людей зашевелилась и начала движение.

По склону были между деревьев натянуты веревки и это было очень кстати — склон был довольно крут и ноги сломать на нем проще простого — кругом то камни, чуть не так наступил и камень полетел в одну сторону, а ты в другую, и, считай, ногу свою повредил. Это было Федору итак понятно и именно поэтому он был очень благодарен тем, кто натянул этим веревкам — хоть как-то можно удержаться и притормозить спуск.

Спускались цепью и не одной— и справа и слева также мелькали солдаты и ополченцы, стоял мат и, кажется, руганью был пропитан сам воздух, вернее туман. В тумане, да по склону, да навьюченные как мулы, с постоянным шансом себе что-то сломать — вот так и спускались и чего уж греха таить — всех помянул и Федор на этом склоне, да и не по одному разу, хорошо хоть никому не было до его высказываний дела, а то бы отхватил Федор, как есть отхватил бы.

Наконец склон закончился, с пару минут Федор пытался перевести дух, оглядываясь через плечо на преодоленный путь — вот не так много они и прошли, но как взбираться туда он даже не представлял. Это наводило на грустные мысли — отступать, ежеле что не так пойдет, им некуда, так что биться придется до последнего. На секунду даже показалось, что смерть его схватила за сердце, немного сжала мимоходом заглянув в глаза и отпустила. Ощущения были настолько реальные, что Федор перекрестился и опасливо отошел на несколько шагов с места.

Вдруг заухали с нашей стороны пушки. Чуть погодя Федор поправил себя — мортиры, не было у них пушек, да и как бы их тут протащили, тут и про мортиры не понятно совсем, а уж про пушки и говорить нечего. Хлопки были на звук совсем не страшные, но шли постоянно, практически сливаясь в постоянный гул. Федор опять перекрестился — смерть вышла с их стороны к противнику, мимоходом заглянув в глаза ополченцу. От этой мысли сначала ему стало страшно, но через миг он успокоился — раз взглянула, но не взяла, даст бог обойдет теперь на поле боя. И неожиданно для себя Федор окончательно успокоился — чему быть, того миновать, а раз так, то и переживать нечего. Почудилось ему али нет — нет разницы.

— Ну что, Федор, пойдем что ли? — Совсем рядом оказался Прохор с толпой незнакомых ему ополченцев, так же навьюченных ручницами. Федор степенно осмотрелся — ага, вот и наши подтягиваются к ним. Потом он кинул взгляд на следующую горку, по которой уже позли длинные змейки поднимающихся солдат.

— Не спешим. Чуть постоим и двинемся — нам наступать на пятки солдатам не нужно, но и отстать зазорно. Так что чуток дух переведем и двинемся. У нас самое сложное— не отстать и не потеряться, но и не смешаться с их порядками також. На нужно прийти ВОВРЕМЯ! — Федор даже палец поднял вверх для того, чтобы подчеркнуть свою мысль, но что дальше говорить не нашелся и напоследок лишь бросил. — Чуток отдохнем и двинем.

Совсем не ожидал он того, что его слова будут слушать все подошедшие, и совсем уж не ожидал, что начнут одобрительно кивать и негромко обсуждать сказанное. Командиров их тут не было — сразу видно, что здесь сборная солянка из разных частей, но никто не пытался уклониться от приказов, хоть и воевать тоже особо не рвались в первых рядах. Просто стояли и переводили дух, временами посматривая на пройденный спуск, да поглядывая на предстоящий подъем.

— Ну что, идем что ли, Прохор, ты как готов?

— Да куда ж я денусь, готов конечно, еще бы дуру эту сделать полегче, да припас кто бы за вместо меня потащил. -Федор на это лишь усмехнулся — проныра.

— Я знаю ты можешь, да на тебе пахать можно, я уж за эти дни нагляделся. Это ты с виду щуплый, а так хоть плуг за тобой цепляй. Потянешь. Идем ужо.

Ополченцы на это лишь улыбнулись, а кто-то и негромко засмеялся — так уж была нереальна нарисованная Федором картина. Прохор тоже улыбнулся, но негромко заметил.

— Ну ежеле плуг будет маленький то я согласный. — И показал двумя пальцами какого именно размера плуг можно к нему цеплять. — Ну и баба справная к нему прилагаться. — Это замечание уже расслышали многие и тут же заржали как кони.

— Идем уже, Илья Муромец. Будет тебе скоро и баба с пирогами и изба пятистенок. За мной держись, да вперед не суйся. — Федор поправил нещадно натирающий ремень и зашагал к подъему, за ним потянулись все еще ухмыляющиеся остальные ополченцы. Вроде ни о чем таком и не поговорили, но камня на душе больше не было.

Пока дотопали до горки, пока поднялись на высоту — семь потов сошло. Справа сзади и где-то левее ухали все так же мортиры, а с высоты слышались постоянные выстрелы, да не залпами, а в разнобой. Уже перед самой вершиной он увидел ополченцев, заряжающих винтовки и передающих их наверх и только на вершине уже нашел тех кто стрелял — рассредоточившись вдоль неё лежали стрелки и выцеливали противника. Вот один из них выстрелил и тут же отдал свою винтовку назад, ему сразу же подали уже заряженную, а отстрелявшую стали передавать назад. Федор окинул взглядом поле боя — с этой вершины и с их горы с деревенькой сквозь дым шли и шли солдаты, но если с их родной горы только в одном направлении, то с этой, на которой он находился, сразу в двух. Замысел был Федору понятен — атаковать левый фланг укреплений сразу с двух направлений, ну и центр уже чем осталось.

Само поле было затянуто дымом и разобрать что там происходит не было никакой возможности — лишь видно было, как группы солдат с лестницами или без них, исчезают в нем. А вот позиции противника были видны хорошо. Хотя нет — вон упала мортирная граната уже за укреплениями врага и тут же из нее пополз дым. Рядом кто-то возмущенно выкрикнул — "мазилы!". И так это было сказано, что приходили на ум совсем уж нецензурные ассоциации.

— Чего встал, пулю словить хочешь? Или ложись или топай вниз пока тебя свинцом не угостили. — Федор вздрогнул. Да, что-то он засмотрелся, а неизвестный прав. Тут же оглянулся, проверяя, все ли ополченцы доползли до вершины, сам себе кивнул и обратился к парням.

— Ну что, пошли что ли. Унтер нас уже заждался небось, того гляди прибежит сюда с матюками. — Сзади кто-то сдавленно хихикнул.

— Идем, дай хоть оглядеться куда, а то сейчас как ломанемся, так и выйдем сразу к Севастополю вместо Балаклавы. — На эти слова уже дружно заржали. Федор ухмыльнулся, ну да — сбиться с дороги в таком дыму проще простого, но и врагу трудно в них будет попасть — не видно же толком ничего. Туман уже рассеялся, но командиры нашли ему замену — берегут солдат не иначе, хотя как тут можно что-то понять и организовать в таком бардаке ему было совершенно непонятно. Федор еще раз окинул взглядом поле боя и спуск -есть. Нашел он унтера — вот они уже почти спустились и топают к центру, значит и им туда же. Федор вытянул руки показывая спутникам направление.

— Нам туда, вон и унтер наш чешет. Э-эх! — Федор опять взвалил на себя ненавистную железяку. — Все пошли ужо.

На спуске, слава богу. Никто себе ноги не переломал, хотя пару человек грохнулись знатно. Ну да ничего себе не сломали и шею не свернули и то ладно. Что творилось на вражеских позициях было непонятно, но судя по выстрелам — там уже шел бой. Ну и хорошо, а то дым уже у подножия практически рассеялся, да и мортиры перестали засыпать поле своими вонючками. Да именно вонючками — ибо вонял этот дым уж очень противно. Хм, а как в нем не потеряться то? Очень уж просто будет потерять направление им и разбрестись куда попало.

— Мужики, чтоб не потеряться давайте перекрикиваться постоянно, но по очереди, а разбредемся по одному и будет нам лихо. Вот как идем так по порядку и что-то говорим.

— А что говорить то? — Тут же нашелся любопытный.

— Да что хош, хоть матюки говори, но так что бы тебя все мы слышали и очередь свою запомни. — Так и шли постоянно то переругиваясь, то горланя считалочки. К стене вышли для себя совсем неожиданно — вот Федор споткнулся об камень и смачно выматерился, а где-то сзади и с боков тут же проорали: "Не в очередь!", и только Федор обрел равновесие и сделал шаг вперед и вот она стена с приставленной чуть правее лестницей, а с нее на них смотрел широко раскрытыми глазами молодой солдатик. Так же деловито и спокойно подошли к лесенке и взобрались на стену, слезли с неё и начали оглядываться куда идти дальше — унтера то своего давно уже потеряли из вида.

— Ну вы ополчение совсем сумасшедшие. Идете как на прогулке, да еще считалочки орете и переругиваетесь "в очередь". Тут война, а они переругиваются. — Солдат явно уже многое повидавший и давно служивший отчитал их и неодобрительно покачал головой.

— Куда нам дальше служивый? Унтер наш убег куда-то в тумане и где его искать непонятно. Мы ручницы тащим с картечью и вроде как мы ко второй волне атакующих должны были подойти на подмогу. Да только кто здесь и где не пойму я что-то. — Федор озадаченно осматривал окрестности. Левее, где-то у самого берега, на довольно крутую гору взбирались солдаты, а по самой вершине гвоздили мортиры, правда больше мазали, но судя по частоте взрывов — лупили туда все что есть. Служивый проследил за взглядом Федора и пояснил.

— То, что слева на горе — там батарея вражеская оказалась, штурмовать в горку трудно, укрытий нет, а пушки там сурьозные. Вот все мортиры по ней и садят, да толку маловато — мажут они сильно. — Тут же, будто подтверждая его слова с вершины горы ухнули пушки и сразу с несколько десятков фигурок поломанными упали на землю. Кто-то громко выл на одной ноте, кто просто орал, но штурм все равно продолжился— на вершину ползло все больше и больше солдат.

— Сейчас огонь мортир стихнет, наши уже близенько подбираются. Но там все и без вас решат — недолго жить батареи. Мы из первой волны, укрепление захватили и тут пока остаемся, а ваши со второй, значит пошли они зачищать укрепления дальше, так что смотрите в другую сторону — вам правее надоть. Авось там своих и найдете. — Солдат отхлебнул из невесть откуда взявшегося кувшина и еще раз махнул рукой, показывая куда идти ополченцам.

— Благодарствую. Пойдем ребята, нам тут опять в горку переться. — тут же кто-то выругался — эти горные скачки уже всем хуже горькой редьки, но делать нечего — поправили свои ноши да пошли.

Своего унтера они так и не нашли, да и догнали своих далеко не сразу — оставшиеся на укреплениях бойцы в большинстве были раненные, а те что здоровы больше занимались оказанием хоть какой-то помощи, а не охраной. На все вопросы им только махали рукой показывая направление. Федор уже было стал думать, что так они чуть ли не до Севастополя дойдут, так и не нагнав своих, но нет — догнали.

— Вы как здесь очутились? — Незнакомый фельдфебель с удивлением воззрился на пытавшихся восстановить дыхание ополченцев — и не мудрено, горка крутая, а вес то им тянуть было немалый.

— Да нам унтер приказал идти вслед за ним, а где он найти не можем. — Кто-то в сердцах бросил совсем не по-уставному, но старый фельдфебель и ухом не повел на такое непотребство.

— А что за унтер? — тут же полюбопытствовал он. Ополченцы замялись.

— Да кто его знает. С усами такой и бакенбардами, ростом чуть повыше вас будет. — Это уже Прохор вставил свои пять копеек. — Устали уже его искать.

— И не мудрено. Хоть часть-то знаете? Из какого полка? — Тут уже потупился и Федор — вот же непутевый, самое главное он и не спросил то. Все как-то не до этого было, а тут вот оно как, как бы чего не пришили. Фельдфебель внимательно осмотрел пыхтящее и смущающие воинство и вздохнул.

— Ладно, что потерялись верю, мы вон тоже не там, где нужно было из дымаря выскочили. Ну да бог с ним. С ними пойдете. Там, — фельдфебель махнул рукой за свою спину, — город. Там Балаклава. А там, — эту уже чуть указывал вправо, — там дальше идут укрепления, но повернуты они к нам уже задом. Поэтому на горку сейчас пришли лучшие стрелки с винтовками и садят по противнику без остановки, мы же здесь их охраняем. Удержим высоту, все — считай город наш, особенно как пушки сюда затащат с мортирами. Не удержим — нам всем тут и могила. — Фельдфебель строго обвел всех взглядом.

— Я, ПОНЯТНО, объясняю?

— Так точно! Да! Все понятно! Угу! — Раздался нестройный хор голосов. Фельфебель досадливо сплюнул, но промолчал.

— Хрень эта ваша хоть стреляет? Вроде там картечь должна быть. Не так?

— Должна стрелять, пробовать нам не дали, но как, что и куда мы знаем, но только без практики мы. — На это уже фельдфебель не удержался и витиевато выругался.

— Солдаты, мать вашу через богородицу, да что б вам всем пусто было! — Командир закончил облегчать душу и выдохнул сквозь сжатые зубы.

— Ладно, значит так будет. Поступаете в мое распоряжение. Будите резервом, сейчас я вас ближе приведу и сидите там тихо, а вот когда сигнал подам или хлопца пришлю — тут же срываетесь и бежите на помощь. Как добежите — смотрите по обстановке — командовать может быть некогда или некому, так что увидите, что ворога много — не мешкайте. Позиции наши враг захочет отбить — иначе ему город не удержать. Тут у него выбора нет. Как только здесь появятся пушки да мортиры — все — смерть ему. Так что делайте все, чтобы нам тут удержаться. Не удержимся— все поляжем. Да не только мы, а вообще все. Так что тут нам всем и умирать.

На эту речь все перекрестились. Никто ничего не говорил, но и бежать не собирался. Даст бог выстоим и выживем. Надо -значит надо. Нельзя подвести ВСЕХ. Но Федору было страшно, даже не столько сама смерть, как подвести всех солдат, всех тех, кого они видели, пробегая по полю и по позициям врага. Становилось страшно от такой ответственности. Голос внутри кричал — да как же так, мы же не обучены толком, да и не умения у нас мало, но Федор быстро задавил это и заставил себя успокоится.

— Пошли робята. Хоть отдохнем, а то сколько уже можно бегать. Подождем своего часу, а там как Бог даст. — Сам от себя не ожидая выдал Федор.

Но посидеть толком и не пришлось — сначала оттаскивали мертвых, отделяя среди них своих и чужих, потом сортировали оружие и снятый припас. Пороха и пуль было мало, поэтому пришлось брать у мертвых. Тут к ним подходил незнакомый унтер и выдав добро на сбор оружия и припаса к нему. Тут же около унтера нарисовался Прохор, вытянулся прям как настоящий солдат, чин по чину доложился и попросил соизволения насчет посмотреть обувку указывая при это м не на себя, а на ополченца с совсем развалившимся сапогами. С обувкой у всех были проблемы — пока дошли до Крыма, пока работали — почти у всех она пришла в полную негодность. Новую выдавали, но не все успели получить нормальную из их сборной солянки. Оказывается, часть ополчения не валили лес да строили дорогу как они, а прямиком притопала сюда. Да и ополченцы были не из их уезда — чужая часть. Вот у них было с обувью плохо — даже не понятно, как они сюда дошли то, хоть и обматывали чем придется, пытаясь привязать подошву, но вид был еще тот, да и ходить в таком по горам — рисковать ноги себе переломать. Унтер посмотрел на них кивнул и дал добро. Федор бы побрезговал обирать мертвых, но кто прошелся с разваливающийся обувкой, были другого мнения — шустро побежали смотреть себе по ноге и подбирать сапоги. Федор был рад, что с обувью ему повезло, так даже и не знал бы что делать — пока оттаскивали трупы, его пару раз вырвало. Вот самое странное — пока шли сюда трупов он видел изрядно, а вот как оттаскивать да складывать, так аж выворачивало всего.

После всего этого, уже Федор заставил всех осмотреть свои ручницы, добавить на полки пороха и отложить наготове. Даже стыдно было, что занимались чем угодно, но только не своим оружием. Судя по смущенным взглядам — стыдно было не ему одному. Пока занимались оружием мимо прошли уже знакомые им солдаты— по крайней мере Федор узнал нескольких стрелков и тех кто им винтовки заряжал сзади на горе.

— Стрелки прибыли! — Узнал солдат не один он. — Этой новости все обрадовались, хотя подходили и до них различные солдаты, но этих они уже видели. Вроде бы мелочь, но исчезло ощущение, что они тут потерялись — вон уже и свои идут, а значит скоро и их части сюда прибудут. Так что все нормально. А затем враг пошел в атаку на их высоту.

— Вы чтоль с ручницами? — Прибежавший к ним незнакомый солдат был с замотанной головой. Сразу было видно, что перевязывал не врач, а свои товарищи — как сумели и что под руку попалось, тем и перевязали. — Давайте бегом за мной! Времени мало. Успеть бы только!

Тут они побежали, причем так, что солдатик сразу же остался где-то позади. Ну направление показал и бог с ним. А Федор бежал и все удивлялся— вот же чудеса, они навьючены так, что до этого и дойти было счастьем, а тут даже Прохор не отстает! И откуда только силы взялись?

Прибежал к позициям Федор не первым, на удивление Прохор его тут даже обогнал, да и не только он. Но если все остальные как прибежали, так и ждали приказов, то Прохор уже успел высунуться с укреплений и осмотреться, о чем тут же всем доложил.

— Идут в несколько линий, а сзади еще так же, потом уже совсем без строя и все разные. В смысле из разных частей и, наверное, стран. Шагов сто осталось, не больше. — Федор быстро вспомнил про убойную дальность оружия, прикинул все в голове и выдал решение.

— Подпускаем шагов на двадцать и бьем. Стреляем по скоплениям врага, так что давайте разбегаться вдоль линии. И запомнили — двадцать шагов не ранее— второго выстрела нам не дадут. Потом хватаем наши ружья и тоже стреляем. Даст бог осилим.— Федор осмотрел свое воинство, но по виду все всё поняли и объяснять было дальше нечего.

— С богом! — Это уже не Федор, а какой-то худой как жердина ополченец в годах. Но именно эти слова послужили спусковым крючком — все тут же разбежались выискивать себе место, от них не отставали и Федор с Прохором. Вернее, Прохор уже все присмотрел и направлял Федора на понравившиеся ему место.

Федор высунулся осмотреться. Врага было много. В несколько тонких линий шли солдаты в красных мундирах, за ними в такие же линии в синей, а после них уже были одеты кто во что горазд, аж пестрило в глазах. На секунду Федору стало страшно — не удержим. Он опустился вниз — еще далековато, чуть позже выглянет еще раз, а так просто — зачем голову подставлять, линии постоянно останавливались да стреляли залпами и пули свистели совсем рядом. Страшно, кажется вот еще мгновенье и бездушный свинец разобьет его голову.

— Они было встали подальше и стрелять в нас принялись, а под этим делом разный сброд к нам отправили, да только сброд он и есть сброд — те обратно повернули, как только пару раз по ним залпами засадили. Вот и двинули теперь в обратном порядке. — Незнакомый солдат хихикнул и продолжал заряжать свое ружье. А Федору стало легче — так их получается боятся? Это он тут потом обливается от страха, а враг боится его еще больше? Неожиданные слова незнакомца вернули душевное равновесие и Федор оскалился.

— Ща мы их приласкаем. Сюрпризец у нас для них заготовлен, только пусть подойдут чуть поближе.

— Это добре! Свинцом их накормить — то дело полезное. Ну вот я и зарядился, пора и стрельнуть. — И солдат лихо подскочил к своей позиции. Этому порыву поддался, и Федор и оказалось вовремя — враг уже не пытался идти к ним ровными шеренгами, да и какими ровными — только сейчас он заметил, что никакие они не ровные. Федор сам себе кивнул — как уж тут выровняешь под горку, да еще камней тут валом, тут не навернуться бы, какие уж тут построения. Неспешно примостил свою ненавистную ношу, прицелился и стал выжидать. Еще немного, вот еще чуток, еще. Где-то справа грохнул выстрел ручницы, да так громко, что Федор и сам от неожиданности нажал на спуск. Вслед стали отстреливаться и все остальные. Федор смотрел и глазам своим не верил — группа, в которую он целился сильно смешалась до этого и он пытался выцелить ее вдоль. Выстрелил Федор неожиданно для себя и чуть задрал ствол, но так получилось даже лучше — первым буквально оторвало части тел, а следующему разнесло голову но и дальше прошлась его картечь как косой прошлась по плотным рядам противника. Сейчас вся эта грозная сила, каталась и валялась на поле.

— Эка ты их! — Крикнул ему на ухо все тот же солдат. — Слушай, брат, а еще есть такая штуковина? — Федор только мотнул головой и выпустив из рук ручницу подхватил затрофеенную винтовку.

— Нету, эти переть сюда устали. Но не зря видать столько сил потратили! -Федор оглянулся, но солдат его уже не слушал, а спешно заряжал свое оружие. И кому он это все говорил?

Неожиданно раздалась команда подготовиться к атаке. Федор бросил взгляд на свою один раз выстрелившую железяку и так ему обидно стало, что столько времени он ее пер, а выстрелил только один раз, что он тут же соскочил с укрепления и стал спешно ее перезаряжать — бог с винтовкой, все равно стреляет из нее он почти всегда мимо, а вот из этой штуки он попадает неплохо, так что полежит винтовка, подождет.

В атаку побежал Федор с ручницей в руках и винтовкой за спиной. Немного припозднился, но не так что бы и далеко. Сама атака была странная — после залпа ручниц, солдаты дали еще два залпа из своих винтовок, практически положив не только первую цепь, но и сине-мундирников, а как только выбежали из укреплений так вся разношерстная толпа сзади побежала. Бежали, правда, далеко не все — то и дело на поле вспыхивали короткие рукопашные схватки с разными группами солдат что были и в красных и в синих мундирах, но наших наваливалось на каждую из этих групп много больше и их быстро одолевали. В сами схватки Федор не лез — там он и своих заденет, а это ему не надобно. Федор берег выстрел на группу противника, но они либо были связанны рукопашной, либо убегали — стрелять им вслед не было никакого резону — и далеко и нет плотной кучи. Не то, все не то! Так и бежал Федор со всеми вместе, не принимая в бою участия, уже и сам стал подумывать выкинуть свою дуру, как они выскочили на какую-то улицу и поперек нее была выстроены в три линии солдаты противника. Тут же грянул залп, затем еще один и еще. Каким чудом Федора не убили он и сам не понял — вокруг него валились товарищи, первых бегущих буквально всех выкосило, а ему ни царапинки.

Федор зло оскалился и вскинул ручницу. Выдохнул и нажал на курок, секунда и грянул выстрел. Федорова как лошадь лягнула — упереть то он впопыхах забыл свою дуру, вот и снесло его как пушинку назад, да так, что он сильно треснулся спиной и затылком. Странно, но Федор был все еще жив — в него никто не стрелял. Федор спешил встать, пока враг не приготовился к стрельбе — видать все еще перезаряжается, так что он сам себя поторапливал — быстрее, быстрее. Выпустил из рук бесполезную теперь ручницу и стянул с плеча винтовку, встал, упер ее в плечо и смог-таки сфокусировать взгляд на противнике. В голове гудело, уши как будто были заложены ватой— звуки доносились откуда-то издалека и были глухими. Противника не было. Федор потряс головой. На ум пришло осознание, что он второпях закинул слишком много пороха и картечи сыпанул из прохудившегося мешка и со второго не поврежденного. Тогда это было вроде естественно и нормально, но только сейчас пришло понимание, что так делать не стоило, особенно когда он скосил глаза на ручницу — швы на дуле разошлись и сама она немного раздулась, но, слава богу, не разорвало. Стрелять из не уже не выйдет, но хоть самого не покалечило. Повезло. Опять мысли куда-то убегали. Стоп! Он собрался стрелять в противника где он? Его же сейчас просто убьют! Федор заставил себя отвести взгляд от искалеченного оружия и осмотреться.

Враг был, но был уже не опасен — вот они лежат все на мостовой. Нет — не все. Еще вон спины их видны где-то впереди, а за ними бегут наши. Это он тут стоит и в себя приходит — видать приложило его неслабо! Неизвестно откуда появился Прохор, что-то ему говорил, но Федор только морщился. Вдруг пробка на ушах ослабла и он услышал.

— Живой! Я уж запарился тебя искать, куда один-то рванул? Убьют же без меня тебя дурака. Ты ранен?

— Не ранен, глушануло что-то. — Федор сказал и скривился— в голове звуки отдавались болью.

— Эк тебя! Оп-па, а ручницу твою разорвало, ты что с ней так и бежал? Ну ты дурной Федя, она же весит немеряно! Мало ее до этого перли, так ты и тут с ней в обнимку. Эк, её разворотило! Я всегда говорил, что эти самопалы опасны для своих! Чтоб я, да еще раз ее в руки взял — да ни в жизнь. Ты как, Федя? — Все это Прохор выдал какой-то скороговоркой. Был он взвинчен, немного зол и сильно говорлив. Все бы ничего, но у Федора от его слова вызывали в голове вспышки боли. Федор поморщился.

— Не ори. Тише ты, голова раскалывается. Хреново что-то мне. — Федор огляделся еще раз, не нашел ничего опасного и решился повесить винтовку опять на плечо — ну вот никак ему из нее выстрелить не получается.

— Да ты ранен, идем, я знаю где фельшер, проведу тебя, что бы нигде не свалился! Идем— идем, я знаю дорогу. — Прохор тут же подхватил под локоть товарища и потащил в обратную сторону. Федор потрогал уши, потом посмотрел на руку— кровь. Но вроде бы слышит, хоть и плохо, и больно, но слух есть. Это хорошо — не оглох. Другу он уже не сопротивлялся и шел куда его вели — как будто вынули стержень и теперь уже Федор не мог найти в себе сил идти еще раз в атаку. Вспомнил, как ему почудилась смерть, заглядывающая прямо в душу и по спине, пробежали мурашки, показалось, что даже холодом повеяло. Непроизвольно Федор передернул плечами.

— Спасибо. — Едва слышно он прошептал хозяйке. Сберегла сегодня, не тронула. Как бы тихо не говорил Федор, но Прохор его расслышал.

— Да не за что! Сейчас дойдем и там тебя быстро на ноги поставят, главное первыми успеть, пока не нанесли раненных, а то потом долго ждать придется. — Прохор принял все на свой счет и продолжал говорить и говорить. Но Федор был уверен, что та, кому он шептал благодарность услышала — сердце знакомо сжало и что-то глянуло в душу, но как-то мягче что ли, не зло. Как будто слегка пожали руку младенцу, чтобы не дай бог чем ему не навредить — силы то несоизмеримы, а дети хрупкие. И Федор улыбнулся — его услышали. Потом нужно будет обязательно помолиться богу, но про этот случай говорить он никому не собирался— это личное и не для попов. Грешно, не грешно, но исповедоваться об этом не следует — эта тайна его и хозяйки жизни и смерти, и другим её знать не след.

Дмитрий Николаевич Белевцов нервничал, сильно нервничал и было немудрено — весь план боя, как он и предполагал, сразу же затрещал по швам. Спасало лишь то, что всем командирам была разъяснена и тактика, и все её узкие моменты, а так же опасности, с которыми они могут повстречаться. Спасало, ну да от разгрома спасало — подразделения смешались, боеприпасы заканчивались, потери росли, а затянуть бреши просто не успевали, но солдаты атаковали и это еще больше заставляло нервничать генерала. Атакой легко увлечься, порядки расстроены и стоит только противнику где-то собраться и дать толковый отпор, так сразу же появится огромная брешь, затянуть которую было просто нечем. Пора становиться в оборону — благо господствующие высоты заняты, что и было всей целью плана, вот только солдаты и их командиры увлеклись и полезли в город. Дать сигнал отступления? Так его услышат не только в городе, но и другие части и что получится? Как бы в этой неразберихи не стали отступать те, кому это делать не следует, и не превратили столь трудно завоеванное преимущество в разгром. Посылать вестовых? А он что делает? Последние полчаса только и пытается, что собрать все части в один кулак да выстроить оборону. Смешно сказать, но сейчас оборона занятых рубежей держится большей частью на ополченцах, да и то не все еще подошли. Генерал собирал в кулак любые части, что только попадались под руку. Собирал, расставлял и объяснял.

Дмитрий Николаевич поморщился — не армия, а балаган какой-то, ну право слово, что это такое — рядовые из ополчений постоянно обращаются не по-уставному, одеты не по-уставному имеют оружие не по уставу. А постоянное разъяснений целей и сложностей операции нижним чинам? Это что за бред такой? Военные должны выполнять приказы, а не получать на каждое свое действие разъяснения от вышестоящих офицеров, эдак дойдет до того, что и солдат не сдвинется, пока не получит все ответы на свои вопросы. Бред и потеря времени. Нет, генерал соглашался, что в данной ситуации ему руководить боем будет проблематично — нету четко выстроенных колонн и самое главное — нет нужного порядка. Ситуация на поле боя меняется постоянно, и гонцы просто не успевают вовремя, так что в любом случае принимать решения приходится именно нижним чинам. Дмитрий Николаевич вспомнил как ему молодой адъютант расписывал удобство и необходимость новомодного игрушки на поле боя— телеграфа. Ну да, изобретение полезное, вот только как прокладывать провода и главное куда? Да и где набрать столько специалистов? Нет, это просто игрушка, может быть лет через сто и будет уже с него толк, когда смогут его как-то усовершенствовать, но не сейчас.

— Ну и куда их понесло? — Ни к кому не обращаясь сказал в пустоту генерал, но его слова восприняли видимо буквально — молодой адъютант тут же поспешил пояснить.

— Преследуют опрокинутого противника, господин генерал-майор. — Дмитрий Николаевич обернулся и с удивлением воззрился на посмевшего прервать его думы. Секунд пять он молча разглядывал молодого офицера, а затем насмешливо спросил:

— А зачем? — Вот тут его адъютант растерялся. Мысли роились в голове, но ничего путного для ответа не находилось. Он помнил, что задача — занять господствующие высоты над Балаклавой выполнена и теперь нужно держать оборону и ждать подкреплений, но ведь враг-то бежит! Бегущего противника преследовать сам бог велел! Он ничуть не сомневался, что русские солдаты сломят сопротивление врага на укреплениях — это же русская армия! Он нисколько не сомневался в победе — а как же иначе, если тут собрались лучшие полководцы русской армии. Но он так же и помнил, что приданных войск у них немного, а противник их превышает числом, да и никто не знает сколько их там на самом деле. И что говорить? Наконец он нашел нужные слова.

— Дабы разбить преследуемого неприятеля и дать возможность нам укрепиться на занятых позициях!

— Кем укрепиться? Все побежали за драпающим сбродом, а ну как враг соберется и контратакует? Да еще в городе, где достаточно перегородить улицы и занять в окрест дома и положить там всю нашу храбрую пехоту. Чем тогда нам укреплять позиции? Мешками с говном? Или сусликов поставить под ружье? Чем я вас спрашиваю?! — Неожиданно для себя генерал практически проорал последние слова адъютанту, в висках застучало. Ох-хо-хо, вот она старость — давление поднялось, как пить дать лицо сейчас красное, как помидор. Тут бы его младшенькая уже завела о вреде в его возрасте нервничать и пользе бережения его драгоценного здоровья. Генерал вздохнул и заставил себя размеренно дышать — помогло, маленькие молоточки исчезли из висков и стало даже стыдно за злость перед подчиненным. Ну право слово, что взять с этого юнца? Мозгов как у петушка в курятнике — боевитости и горластости с избытком, а то, что в конце его ждет суп — не понимает, не хватает на это его серого вещества. Дмитрий Николаевич еще раз оглядел своего адъютанта — оный стоял растерянно хлопая глазами. Да уж послал бог помощничка. Генерал вздохнул.

— Вот что, любезный. Проследуйте-ка вы к оставленной солдатами позиции и организуйте твердую оборону. Нам нужно удержать эти позиции любой ценой. Удержимся, считайте — освободим потом Севастополь, нет — и множество погибших сегодня будут зазря. — Генерал еще осмотрел молодого офицера и повелительно махнул рукой — Ступайте же.

Нужно сказать, что молодой офицер не оценил иронию старого генерала — побежал, сияя как начищенная медная бляха. Даже противно стало видеть его радость и преисполненность рвения. Еще с минуту постоял, вглядываясь в мельтешение противника и махнул рукой— чему быть, того не миновать. Сейчас он сделал все что только было в его силах, теперь уже остается только ждать. Дмитрий Николаевич развернулся и пошел в сторону штабной палатки, что заканчивали уже устанавливать на выбранном им месте — сейчас самое время немного перекусить и стоит ждать полковников на совещание — вот там и будут думать, как им здесь удержаться.

Я в задумчивости мерял шагами штабную палатку — Горчаков отбыл на Федюхины высоты к Липранди, что держал там оборону. Это действительно талантливый полководец, вот именно поэтому оборона этой стратегической точки и было доверено именно ему. Все тяжелые орудия поступали только к Липранди, остальная артиллерия тоже шла ему в первую очередь, как и порох и остальные припасы. Снабжение этой группировки было для нас с Добрыниным постоянной головной болью — все пожиралось просто в огромных количествах, а подводами подвозить припасы это ... медленно. Да, медленно — лучшее слово, а то лезут в голову сплошь ругательные наименования. Мне же путь на передовую был заказан — вот я остался тут на всякий случай, вдруг нужно будет принимать срочное решение. Только принимать решения мне особо и не пришлось — битва шла своим чередом, из незадействованных подкреплений имелось два полка и не понятно было куда их направить — толи к Липранди, толи на Балаклаву — и там и там они жизненно необходимы, но с другой стороны ввод их еще не критичен, а где они могут срочно понадобиться непонятно.

Телеграф мы к Балаклаве так и не успели дотянуть, недовели верст пять и это заставляло нервничать — все сведения приходили с большим опозданием. То ли дело Федюхины высоты— все новости оттуда попадали в штаб буквально через десять минут. Я в раздражении потер нос — уже начинала бесить неповоротливая система управления армией и плохое снабжение, но что можно было еще сделать? Время. На все нужно время, а его то у нас и нет. Итак пришлось проводить атаку раньше намеченного и всего было буквально впритык. Кому сказать, что меньшая по численности группировка атакует большую, да еще на укрепленных позициях — так засмеют. Хотя если вдуматься, то риск не так уж и велик — мы бьем противника по частям, сначала одну часть, потом со стороны захваченных позиций выдвигаемся к другой, которою выдвинулись атаковать другие части. Эффект домино — выбиваем одну и начинаем валить все остальные, использую силы, приложенные на предыдущую. План сложный и потому сразу же пошел наперекосяк, но самое удивительное — это пошло нам на руку.

Противник решил отбить свои позиции назад и выслал подкрепления, но один полк, а вернее полковник, посчитал, что ему пройти проще будет другой дорогой. Естественно, он вышел к заданной позиции позже, да еще не с той стороны, а именно позади двух английских полков, что только-только двинулись на штурм потерянных позиций. Наших сил там оставалось немного — большая часть вышла на помощь в занятии другой высоты и тут бы нам туго пришлось, да вот только атака с тылу русскими войсками ввела англичан просто в ступор, а затем в повальное бегство. Что они там решили — бог весть, но паника была сильная, что уж говорить, если сдались в плен после первых же залпов, по крайней мере те, что не разбежались. Нет, позиции мы бы отбили, риск был приемлем и подкрепления мы бы перебросили, но кто знает к чему бы это привело, да и резервов у нас кот наплакал. Пока я не мог понять — помог ли инструктаж офицеров и постоянные штабные игры, но в целом план работал несмотря на все неурядицы. Достаточно сказать, что все укрепления противника восточнее Федюхиных горок — наши.

А вот с Федюхиными горками было сложно. Заняв эти высоты, коалиция получила бы возможность отрезать нам тылы и атаковать в любом направлении — хоть на Балаклаву, хоть занятые нами другие позиции. И противник это понимал — атака следовала за атакой, французские, английские, сардинские и турецкие солдаты с переменным успехом штурмовали окопавшееся наши части. Огонь там шел практически постоянно, порох и заряды не успевали подвозить, что уж говорить обо всем прочем. Федюхины высоты сожрали практически весь наш резерв, да и некоторые горки меняли своих хозяев по несколько раз. Эти горки нужно переименовать в кровавые — уж очень обильно они политы кровью и нашей и коалиции. Удержим высоты, и противник попадает в ловушку — отрезанные от одной из баз снабжения войска не смогут долго продолжать осаду и неизбежно будут вынуждены либо снизить интенсивность обстрела, либо атаковать уже нас. Они скорее атакуют Балаклаву, но тут им нужно гораздо больше времени и к этому моменту мы должны будем усилить там оборону. Шах.

Инициативу мы забираем себе, а это дорого стоит, вот только все висит на волоске, а я хожу из угла в угол, не имея возможности хоть что-то сделать. Ожидание просто выматывает, а в донесениях часто вообще не понятно, чем мы еще располагаем и в каком состоянии войска. Я заставил себя усесться на стул и взять в руки последние донесения — еще раз перечитаю, не дело это показывать свою нервозность, пусть ее сейчас, и никто не видит. И только я стал вчитываться в первые строчки, как полотнище откинулась, впуская в палатку Горчакова со свитой. Ну и как я их не услышал?

— Я же говорил, что князь окопался в штабной палатке! — Горчаков зашел не один, а в окружении офицеров. Его, обычно, обрюзгшая фигура на этот раз впечатления такого не производила — выглядел он подтянутым, был весел и просто кипел энтузиазмом.

— А где мне еще быть, раз уж на передовую мне запретили выезжать — только и остается читать донесения да сидеть позади всех войск. — Я встал из-за стола и вышел навстречу прибывшим офицерам.

— Сами виноваты, никто не заставлял вас штурмовать Керчь в первых рядах — теперь извольте быть тут. Утешьтесь, что вы не одни так страдаете — Нахимова тоже на передовую не пускают и он уже завалил меня жалобами и просьбами. Вам в такой компании быть не зазорно. — Я вздохнул, ну да, это ведь я и настучал на Нахимова, теперь и сам тут сижу. Я даже представляю с какой ехидной ухмылкой государь подписывал приказ, касающийся меня.

— Не томите. Рассказывайте уже новости, а то по донесениям достоверная картинка никак не складывается — зачастую они самым наглым образом противоречат друг другу.

— Выдохся противник. Вот вам главная новость. К тому же Нахимов не стал ожидать нашего приказа на атаку со своей стороны и провел оную без него. Надо сказать, весьма успешно — мы вернули потерянные ранее позиции: овладели Селенгинским и Волынским редутами, а также Камчатским люнетом. Теперь Малахов курган в безопасности. Относительной, конечно. Так что коалиция поставлена в очень сложную ситуацию — штурм Севастополя опять нужно начинать сначала, снабжение частично перерезано, пусть и не полностью, да еще ждать наступления с Федюхиных горок — эта атака прямо-таки напрашивается сама, а там уже и до разгрома рукой подать. — Я выдохнул — сам не заметил, как задержал дыхание. Сразу камень на моей душе стал значительно меньше. Хоть и такой оптимизм я не поддерживал, но сейчас бы меня не поняли, начни я остужать разгоряченные головы.

— Как знать, как знать, враг еще не сломлен и праздновать победу рано, однако вы правы— стоит сделать две вещи: отправить два резервных полка на помощь в Балаклаву и начинать планировать следующую атаку на позиции коалиции.

— Почему два? — Горчаков от удивления даже выпустил из рук лорнет.

— Один я еще раньше отправил к Балаклаве — ситуация позволяла, а там слишком уж все... — я поводил пальцами по воздуху, путаясь подобрать точное и не матерное слово, но один из офицеров меня опередил.

— Шатко?

— Да, шатко. Очень верно вы заметили. Командующий отсутствовал, так что я взял на себя смелость отправить один полк подкреплением. А потом ждал с нетерпением его возвращения, — тут я поневоле кинул укоризненный взгляд на Горчакова. Как будто он был в чем виноват и, на мое удивление, он отвел глаза, — одно полка явно мало, но брать и два остальные было без новостей от Липранди просто преступно, вот и ждал вашего возвращения, как манны небесной. — На упоминании о Липранди командующий оживился, опять достал свой многострадальный лорнет и усмехнувшись обратился ко мне.

— А вы знаете, что так вами нахваливаемый Липранди, лишился четверти артиллерии. И не из-за действий противника, а из-за обычного бардака — прикрывающих их солдат кто-то направил на другие позиции, в результате противник смог прорваться к орудиям. Их, конечно, отбили, но вот заклепать большинство из них противник таки сумел. — На это я только развел руками.

— Бардака у нас хватает — потом спросим с виновных. Сейчас же давайте скорее отправим подкрепления к Балаклаве. -Я все же вернул к важнейшему для меня вопросу.

— Да, пожалуй, приказ у вас заготовлен я думаю? Давайте я подпишу и отправим. Думаю, сегодня уже атак новых не будет — коалиция сильно умылась кровью и им самим нужно перегруппироваться, так что можете спокойно отдыхать. — Заметив, как я вскинулся, Горчаков тут же добавил: — На передовую я вас не отпущу и вам не позволю ослушаться. — Видимо он что-то прочел на моем лице, поэтому еще добавил: — Приказ государя был однозначен — на передовую вас не пускать, так что отдыхайте.

Я задумался: с одной стороны, тут мне пока что делать нечего — даже если и произойдет что, я все равно ничего сейчас не смогу изменить, а вот в Симферополь должны были подойти подкрепления, в том числе и мой полк, к тому же именно туда придут мортиры и боеприпасы и тут лучше мне это дело проконтролировать. Хоть и старается Добрынин, но слишком много желающих получить все в первую очередь, так что имеет смысл мне туда съездить, да собрать все что можно в один кулак, а уж там посмотрим, как его лучше всего применить. Так что обсудив еще обстановку на фронте я откланялся— это лучше, чем просто сидеть без дела в штабе, а так хоть какое-то дело.

Час Симферополя.

Выехать в Симферополь сразу не удалось — я все же задержался, чтобы иметь в голове полную картину. Итак, Балаклавскую бухту мы заняли и сейчас спешно укрепляли всеми доступными способами. Англичанам нужно сказать большое спасибо в этом вопросе -они подняли уже одиннадцать орудий с затонувших кораблей, а также в городе было изрядно припасов пороха и ядер и четыре большие бомбические пушки. Так что укрепляться нам было чем, но появилась нехватка артиллеристов. Ну да всегда так, даст бог разберемся. Захватили очень много продовольствия и различного инструмента, так же было несколько заводиков и железная дорога, которая вела на позиции неприятеля.

Это хорошие новости, а из плохих — Казачью и камышовые бухты после морской авантюры так и остались пригодными для использования. Признаюсь, я очень рассчитывал на выведение их из игры и для этого у нас были все предпосылки, но нет — возможность снабжения армий противника все равно сохранилась и это очень сильно меня огорчало. Да и не только меня.

Камышовая бухта использовалась для помощи союзникам Франции, Казачья — для своего собственного, теперь же им придется потесниться для англичан. Это хорошо — будут строить новые склады, здания и прочую инфраструктуру. Англичане поиздержались в припасах за время наших активных действий, а свои запасы они потеряли — минус одна группировка на некоторое время. Сердечного согласия между Францией и Англией нет и не было — французы смотрят на английских солдат свысока и, признаюсь, имеют полное на это право — меньше смертей от болезней, лучше снабжение, более продуманная организация быта армии. Англичанам есть чему у них поучиться, и они учатся и это уже хуже.

Нам же просто просилась операция со стороны Федюхиных высот на снятие блокады города с этой стороны и самое интересное — впервые у нас появился порох в достаточных количествах для осуществления этой затеи, благодаря захваченным складам. Керчинский завод уже освоил отливку ядер и шрапнели и наращивал производство своих мортир — они были необходимы как воздух в Севастополе. Противник подводил свои позиции все ближе к нашей обороне и использовал мортиры для навесного огня, у нас же отвечать было чаще всего нечем. Так что сейчас в первую очередь — насыщение Севастополя недоминометами, ну и подготовка к атаке на позиции англичан. Британцы не дураки и тоже понимают наш следующий шаг, так что мне даже интересно — запросят они подкреплений у Франции или нет? В любом случае противник оказался в сложном положении, но, к моему сожалению, не в критическом и это сильно напрягало. Да что там — дай время, и враг сам перейдет к активным действиям и тут уже нам будет не до смеха.

Ну и самым важным выводом за всю дорогу к Симферополю стало то, что грунтовые дороги, если они не раскисшие и передвигаешься ты в карете, лучше брусчатки — ехать по грохочущей стиральной доске, да еще без нормальных амортизаторов — сомнительное удовольствие. Вот такие важные мысли посещали мою грешную голову.

Спешить мне было особо некуда, так что по приезду в город я основательно выспался, прочитал все доступные газеты и только собирался заняться изучением писем как меня порадовала поступившая новость.

— Вы слышали, на рейде около Казачей бухты подорвался и затонул османский фрегат, а чуть позже и транспортное судно французов, к сожалению, порожнее. — Именно с этой новостью мой денщик Скоморохов занес мне порцию кофе.

И только тогда меня отпустило — сработало все же. Автономные мины мы начали делать практически сразу по моему приезду, те, что были у нас в наличии, меня категорически не устраивали. Эти же мины мы перебирали и отлаживали вручную. Ну как мы — под руководством Нахимова этим занимались в Севастополе специально отобранные специалисты. Очень долго помучались со взрывателем — никак не получалось изготовить достаточно надежный, затем их натыкали в верхнюю часть корпуса мины, тщательно все герметизировали, потом просмолили корпуса. Мины наши были уже более продвинутой конструкции — сама мина покоилась в утяжеленной деревянной колоде, выполнявшей роль якоря и безопасного места хранения. Колода посредством просмоленного каната была соединена с самой миной — глубины нам известны, где ставить тоже, так почему бы все не настроить заранее? Так же колода имела специальные выносные крепления — ушки, за которые ее подцепляли краном и можно было осуществлять погрузку. Мы очень боялись, что заранее вставленные взрыватели сработают из-за человеческого фактора или форс-мажора. Что только было не сделано для исключения несчастных случаев — начиная от инструктажа, до специальных креплений мин, но пронесло.

Установкой мин занимались два парофрегата — увы, на лодчонки их грузить было невозможно, так что рисковали капитаны этих кораблей знатно. Зато удалось скрытно установить эти мины около бухт Казачей и Камышовой, правда на безлопастной от берегов дистанции. И вот все было установлено, дни идут, а мины не взрываются и результатов нет. Что мне было думать? А это был у нас основной способ блокирования этих бухт — пока разберутся, пока выловят все мины, а время то идет и сидеть армиям без новых припасов — это очень вдохновляющий мотив для огромного риска. Теперь же я смог расслабиться — противник не ожидал от нас такой пакости и на некоторое время мы его поставили в очень сложное положение. Остается только додавить — пока у нас есть эта фора.

— Ну наконец-то! — Моим возгласом денщик явно был немного сбит с толку. Хм, ну да, он же не был в курсе наших приготовлений на этом поприще. Хотя, чего ему удивляться то? Враг утоп, мы на коне. Ну да бог с ним.

— Подробности известны? — Я с ожиданием стал смотреть на своего денщика. Это его явно приободрило, он даже встрепенулся.

— Нет, по телеграфу пришло только это. Остальное обещали узнать позже. Да вы не переживайте, там дамы сейчас собрались, так что все узнают, будьте уверены. -Я поморщился, да уж узнают, что не узнают — то придумают. Я воздохнул.

— Вот этого я и боюсь. Так глядишь к вечеру окажется, что на одной мине подорвался весь флот Англии и Франции, а заодно и еще с пяток флотов других государств. — Скоморохов понимающе улыбнулся — ну да женщины они такие.

Но при всех моих вздохах и недовольных гримасах я был рад. Да что там, меня просто переполняли эмоции — осложнить или вообще заблокировать снабжение коалиции было нашей основной "идеей фикс". Так получалось, что противник через моря имел снабжение лучше нашего в разы. При таком развитии дел противостоять ему уже становилось практически невыполнимой задачей. Спасало дело самоотверженность солдат и офицеров и это меня буквально выбешивало. Ну а какие еще могут быть эмоции, когда снабжения итак не хватает, так и то что есть разворовывается без всякого стеснения, практически в открытую. Система управления армией прогнила насквозь, но сделать что-либо было сложно, ибо имела покровителей на самом верху и даже меня сожрут если начну рубить всех налево и направо и ничто мне не поможет. Вопрос, почему подорвались только сейчас корабли пока оставался без ответа, но даже этот результат заставит противника осторожничать и даст нам время.

Горчаков сейчас по идее планирует атаку с Федюхиных высот для соединения с войсками обороняющих Севастополь со стороны Малахова кургана. Это даст нам возможность сократить линию соприкосновения с противником и сконцентрировать больше артиллерии на этом участке. Угу, вот только пороха у нас не так уж и много, к сожалению, англичане не будут и дальше привозить порох в Балаклавскую бухту и отдавать его нам и это очень расстраивает — к хорошему привыкаешь быстро.

Я вздохнул. Да уж, припасов у нас на одну операцию и эта операция очевидна не только нам, но и противнику, так что успешность ее под большим вопросом. Да и атаковать в лоб противника нет никакого желания, но какие еще варианты? Минная война просто вынудит неприятеля атаковать нас, так как люди едят каждый день, а продукты имеют свойство заканчиваться без регулярного снабжения. Морить голодом — это хорошая мысль, но неосуществимая. Да, неосуществимая — нас все равно меньше чем войск коалиции и у них есть возможность и потребность для решительных действий. Как и у нас.

Денщик выложил на стол пришедшую корреспонденцию. Я подавил вздох — писем было многовато и с каждым разом все больше и больше. Никогда не любил писанину, я вообще в прошлой жизни подписи ставил, сам же что-либо писал редко.

Первым делом вскрыл объёмистый пакет от Нахимова — ну да, в свете последних событий не удержался. Хм. Вот оно что. Оказывается, при первой установке мин ошиблись с установкой глубин, что-то там напутал один человек с этим делом и потратили мы ресурсы и время впустую. Да и риск оказался неоправданным. Когда стали разбираться, почему ничего не происходит, этот момент обнаружили и исправили, а Нахимов на свой страх и риск отдал распоряжение на повторную установку мин. Да уж. Я покачал головой — риск был запредельным, можно ведь не только нарваться на превосходящего противника, да просто выскользнуть из бухты и не быть утопленным тот еще подвиг, так ведь еще можно и подорваться на ранее установленных своих минах. Безбашенные ребята эти моряки. Результат я уже слышал сегодня, но в письме еще ничего не было об этом. Ну тут понятно — письмо идет дольше чем сообщение по телеграфу.

Второй момент, о чем меня информировал Нахимов, это была подготовка для установки мин в местах откуда флот неприятеля ведет бомбардировки укреплений Севастополя. Сейчас накапливают запас и десять раз все перепроверяют. Тут нужно пояснить — днем враг уже не осмеливается вести огонь по нашим батареям, так как несут урон от ответного огня батарей. Флот приходит к ночи, становится на якоря на максимальной дальности ведения огня и лупит из всех стволов. Глупо лупит — все и сразу их всех орудий. Пристреляться в таком случае практически нереально — эффективность минимальна, да еще что там они в ночь увидят? Бред и глупость, но днем им слишком дорого обходится их развлечение, поэтому и не рискуют. Вот на этом их и собирается поймать Нахимов.

Мы с ним уже обсуждали этот вопрос и тогда я категорически потребовал сначала прервать снабжение неприятеля, а уж затем развлекаться. Именно так — толку от ночных бомбардировок мало, тут уж к бабке не ходи, все итак ясно, что нужно делать в первую очередь. Помню, Нахимова очень поразила моя точка зрения на мины. В их понятиях, мины — это средство обороны и только, я же настаивал, что мины — это не столько оборонительное оружие, но и наступательное. И думать нужно не о том, как прикрыться минами, а как ими запереть противника и нанести наибольший урон. Ну и прикрыться тоже, но этим еще нужно и себе не навредить — после установки мин станет опасно любым кораблям ходить в море, а не только неприятелю. Вот и потребовал тогда в первую очередь провести блокировку двух бухт, а уж затем может копить мины для установки перед бухтой Севастополя. Тут тоже палка о двух концах — как потом искать и снимать мины? Ведь тральщиков еще не изобрели, собственно, как и минзагов. Итак, два бедных парофрегата лишились всего, что мешало перевозке и быстрой установке мин.

Дальше меня опять захлестнула текучка. Единственной отрадой были новые образцы мортир. Мы сделали еще один шаг к нормальным минометам, увы не такой уж и большой. Минометы — это результат развития промышленности, а у нас с этим пока что не очень. Если все орудия сейчас предпочитают лить из бронзы, а мы замахнулись на сталь. Просто отлить из стали трубу — дело глупое и опасное. Сталь более вязкая нежели чугун и льется отвратительно плохо. Более того, внутри остаются всякие пузыри, да еще из-за неравномерности остывания изделия, сама структура зерен различается. Да и сплавы сейчас тоже в зачаточном состоянии. Короче говоря— на коленке не сделаешь. Вот и изгаляются мужики, как только могут, лишь бы получить нечто нормальное.

Новые мортиры меня порадовали — стремянка уже была вынесена вперед, само орудие уже опиралось одним концом на нее, а другим на плиту. Все разбиралось и перевозилось на вьюках лошадьми. Прогресс! Был бы еще амортизатор у крепления стремянки, так вообще бы красота, но увы— его выполнить сейчас заводу не по силам, но и то что есть, уже хорошо. Правда есть подозрение, что крепление ствола к стремянке от использования будет разрушаться, но эти мысли были не только у меня, и мужики сразу предусмотрели замену этой конструкции после ста выстрелов.

Калибр тоже стал меньше. Заряды пороха сразу упакованы небольшими порциями, дабы было легче в бою заряжать необходимое количество. В итоге я имею одиннадцать новых мортир и по сто зарядов к ним. Нормально в принципе. Дальность этих орудий невелика — порядка шестисот метров, дальше уже никто не дает никаких гарантий. Ну да — вдруг разорвет, да и точность все равно будет никакая, так что и смысла нет. Радует, что и сами боеприпасы уже изготавливают на керченском заводе. Все пришедшие орудия я сразу заначил, а Горчакову отправил все что было из старых серий. Угу, жадность не порок.

Естественно радость обладания мортирами принесла и проблемы — тренировки расчетов и подбор командиров, составление таблиц стрельбы и поиск лошадей для перевозки орудий. Город— полигон-город — вот мой маршрут на ближайшее время.

Дмитрий приехал в Симферополь намного раньше, чем сам планировал. Распределение в губернский город Симферополь в охваченном войной Крыму на вакансию старшим учителем естественной истории Симферопольской мужской гимназии — это не много не то, на что он рассчитывал. Из-за своей болезни он предпочел бы роскошную, почти европейскую Одессу, да и должность была немного не та, на которую он рассчитывал. Ну да что ж сделаешь.

Первоначально Дмитрий собирался приехать за неделю или две до занятий, но война сорвала множество людей в Крым и один из знакомых предложил ехать со своим приятелем в собственном экипаже, а это совсем не то же самое, что на перекладных. Немного поколебавшись он решился на поездку раньше запланированного и уже сто раз проклял свою глупость. Город-госпиталь жил войной, и молодой выпускник Главного педагогического института в Петербурге чувствовал себя здесь лишним. От скуки он даже приобрел опыт переплетных и картонажных работ и стал изготавливать чемоданы. Одно примеряло его с этим городом — здесь часто бывал знаменитый Пирогов и молодой человек надеялся попасть к нему на прием. Столичные доктора поставили ему диагноз — подозрение на чахотку, а это уже практически приговор, вот только умирать ему не хотелось совершенно, и робкая надежда на знаменитого врача вселяла некоторый оптимизм и примеряла его с этим пыльным и шумным городом.

Вот и сейчас Дмитрий пришел на место своей будущей работы с намерением попасть на прием к великому Пирогову. В холле гимназии обтер пот, протер пропыленные туфли (а шел то всего-ничего) и поморщился. Как же его стал раздражать этот зной, эта вечная толкотня на рынке, улицах да в любых лавках. Вздохнул и собравшись с духом поднялся на второй этаж гимназии, где сейчас располагался госпиталь и был шанс попасть на прием к доктору.

Однако решимость покинула молодого человека перед кабинетом врача— два казака охраняли вход и смотрели на молодого парня очень недружелюбно. Из-за неплотно прикрытых дверей доносилась чья-то речь и лишь изредка короткие фразы Пирогова. Да он был на месте, но судя по всему обсуждал с какой-то шишкой важные вопросы обеспечения госпиталей и другие текущие проблемы. Дмитрию стало неловко отвлекать по своему делу занятого человека, и он уже стал подумывать развернуться и уйти, как к нему подошел один из служащих гимназии с какой-то бумагой. Пока он объяснялся и решал свою неожиданную проблему, голоса в кабинете стихли и дверь открылась.

На пороге стоял молодой полковник и жал руку доктору. Дмитрий еле заставил себя отвести взгляд и сосредоточится на бумагах.

— Да нет же, моя фамилия Менделеев. Я не знаю кто это у вас вписан в ведомость, но это точно не я. — У Дмитрия складывалось впечатление, что ждали в гимназии совсем другого человека, но никак не его. Вот и сейчас пришлось исправлять документы с неизвестной фамилией. Неожиданно полковник прервал разговор с доктором и резко повернулся к нему.

— Менделеев? Случаем не Дмитрий Иванович?

— Да, это я. Позвольте, а мы знакомы? -только и нашелся ответить Дмитрий.

— Нет, не думаю. — Некоторое время полковник помолчал, как бы подбирая слова. А может это только ему показалось, вот он как пристально вглядывается в его лицо. Ну точно — обознался, как есть обознался. — Хотя про одного молодого человека, увлекающегося химией мне, говорили. Не только про него, но особо выделяли его талант. Может это и вы. — Полковник опять помолчал и перевел разговор. — А вы, простите, молодой человек, какими судьбами здесь?

— Я тут буду работать старшим учителем естественных наук. — Дмитрий даже немного смутился, так официально прозвучала его фраза.

— Здесь? — Полковник приподнял бровь и с недоумением осмотрелся вокруг. Профессор Пирогов никак не отреагировал, но тоже с интересом смотрел на него. Дмитрий опять смутился — он сейчас находился на территории госпиталя, кого он тут будет учить?

— В гимназии, а тут, сюда я пришел... — Все. Молодой человек окончательно смешался под пристальными взглядами двух господ и замолк. Но тут спас его профессор.

— Смелее молодой человек. Мы вас не съедим.

— Я хотел попасть к вам на прием профессор. Мне предположили чахотку, но я бы хотел обследоваться у вас. Но вы постоянно заняты, и я право не рискнул вас отвлекать. — На одном дыхании протараторил Дмитрий.

— Хм. Ну что ж, сейчас у меня есть минутка. Проходите молодой человек. — И великий профессор распахнул перед ним дверь.

— Я подожду молодого человека здесь, мне тоже интересно, но с вами я думаю мы на сегодня прощаемся. Но если что, я всегда к вашим услугам.

— Аналогично Андрей Дмитриевич, я тоже был безмерно рад вас видеть. А вы проходите молодой человек, проходите. Время у меня есть, но не настолько много, чтобы терять его впустую. — И профессор подтолкнул замешкавшегося парня в свой приемный кабинет.

Я был обескуражен. Нет, не так. Я был в ...., хм нет не буду материться. Неужели тот самый Менделеев? Но он же жил долго, а этот молодой парень болеет, по его словам, чахоткой. А ведь сейчас ее не лечат. Неужели мое вмешательство в историю затронуло и его? Нет, я не искал Менделеева и никак не вмешивался в его жизнь, но вдруг что-то задело и его от моих действий. Или это не тот Менделеев?

Я себе мозг вывихну от всех этих размышлений. Нужно точно дождаться, когда парень выйдет от Пирогова. Не дай бог — это тот самый Менделеев с таблицей элементов, я же себе не прощу если он умрет. В моей истории он точно жил долго, по крайней мере мужика с бородой и в летах я точно помню на картинках в учебнике. Казаки стоят молча, им вообще весь наш разговор по-барабану. Наверняка видят себя уже на обеде, по крайней мере, как раз обедать я и собирался ехать, а там и они должны были смениться как раз.

Ждать пришлось не то чтобы долго, но мозги я все себе чуть не вывихнул. Но тут дверь открылась и выпустила счастливо улыбающегося парня.

— Что сказал профессор? — Тут же не утерпел я.

— Это не чахотка. Да лечиться нужно и жаркий климат мне сейчас очень кстати, в отличие от Петербурга. Но все будет хорошо. — И таким он тоном это сказал, что вот прям-таки представилось — он дает отмашку и все сразу становится хорошо. Я невольно улыбнулся.

— Что ж это радует. Тогда, пожалуй, позвольте представиться. — Ага, совсем мы стали некультурные, или это синдром "большого начальника"? — Князь Андрей Дмитриевич Львов. — Я пожал руку молодого человека, который явно чувствовал себя в моем обществе скованно. Ну да это дело решаемое. — Признаться, я поручал своим людям найти молодых талантливых химиков. Лично я, конечно, никого из них не видел, но в списке был Менделеев Дмитрий Иванович, так что я надеюсь это вы. Вы же увлекаетесь химией? — И тут Остапа понесло. Нет я это я зря спросил. Да, я уже практически уверен, что это именно тот Менделеев. Но увлекался он не только химией. Хотя какая мне разница— тот не тот, потом разберемся, а вот терять контакт с потенциальным великим ученым я не собирался.

— Что ж, рад знакомству. К сожалению служба сейчас не позволяет мне продлить нашу беседу, но я бы попросил вас держать меня в курсе ваших исследований и места жительства. Держите мою визитку. Можете смело обращаться по любому поводу, постараюсь непременно помочь. И да, сейчас идет война, но через год-два — когда она закончится, я бы хотел вам поручить провести некоторые исследования для нашей отчизны. Сейчас, увы, нет совершенно никакой возможности этим заниматься, но как закончится война нам будут очень нужны молодые специалисты, хорошо разбирающиеся в естественных науках. Так что я прошу вас не теряться и постараться запланировать время на послевоенное время для работ по заказу его императорского высочества. — Тут уж мы чинно раскланялись и завершили разговор парой ничего не значащих фраз — главное молодой человек держал мою визитку и вроде как выкидывать ее не собирается. Стоило мне отойти чуть дальше крыльца, как мне донесся шепот Менделеева, что-то спрашивающего у казака моей охраны. Что именно он спрашивал я не расслышал, но это было мне и не нужно, так как казак ничуть не стеснялся моего присутствия. По крайней мере голос он понижать не удосужился:

— Око государево.

Я взлетел на коня, и не оглядываясь пустил его рысью. Но перед самым поворотом не удержался и оглянулся — Менделеев так и стоял на крыльце и с глупым выражением лица смотрел нам вслед. Эх молодость. Ничего пооботрется, привыкнет. Настроение помимо воли взлетело вверх. Пожалуй, зря я сегодня утром ругался на тягомотину или это мне было послано что бы я не плакался? Я поспешно стер со своего лица улыбку. Ну да — молодо-зелено, а сам небось с такой же идиотской рожей был сейчас. Так-с, не забываемся— я начальник и выглядеть обязан соответствующе.

А вечером прибыл мой Тарусский полк.

Полковника Епанчина я не стал выдергивать вечером к себе, да и сам не поехал в часть. Пусть устроятся, отдохнут с дороги, да и мелкие непорядки от глаз начальства прикроют. Встала часть за городом, привычно и быстро обустроив лагерь, что произвело на местных неизгладимое впечатление. Еще бы — все расставлено аккуратно, в лучшем стиле римских легионов, а не натыкано как придется и где придется. После общего бардака это смотрелось очень сильно, к тому же офицеры не ломанулись в город искать квартиры, как это сейчас принято, а расположились там же в лагере. Последний момент вызывал уже у местных недоумение и осуждающие покачивания головой в сторону их начальства, то есть меня, но говорить никто ничего не стал. Уверен, как только офицеры окажутся в городе их всех начнут тут же жалеть и аккуратно ругать самодура, что попирает привычные устои. Плевать! Я не собираюсь потом половину суток собирать командный состав из трактиров и салонов, а потом еще смотреть на их упившиеся рожи — опыт уже был и мне хватило с головой. Не на курорте!

Но как бы то ни было, к Андрею Петровичу я послал своего адъютанта и пригласил с утра пораньше к себе на посиделки, а затем уже вместе приедем в полк. Так же заказал в нескольких трактирах приличную еду и доставку её офицерам полка — думаю от каш их уже воротит. Да — у меня в походах все питались из одного котла, разве что на полевой кухне для офицеров стоял приличный повар, но продукты для всех были одинаковыми. Когда мне задали вопрос почему так, ответил просто — дабы не было желания воровать и подсовывать солдатам подгнившую и некачественную еду. Епанчин тогда задумчиво мне покивал, хотя и не обрадовался этой перспективе, но повара офицеры нашли себе удивительно быстро и моментально записали в наше ополчение добровольцем. Вот теперь осталось узнать — как соблюдаются мои приказы и что вообще получилось в результате.

Утро, в които-веки, выдалось прохладным и даже ветреным, но после одуряющего зноя воспринималась такая погода просто манной небесной. Ветер, к счастью, был легким, правда и его хватало, чтобы поднимать на дорогах маленькие пыльные смерчи. У меня же во дворе была идиллия— от ветра заслонял дом и во внутреннем дворике была тишь да гладь. На небольшом столике был тут же организован легкий завтрак стараниями моего денщика и местной поварихи. Я только решил приступить к его дегустации, как хлопнула калитка и передо мной предстал полковник Епанчин собственной персоной. На его приветствия по уставу я лишь махнул рукой и предложил присоединиться к трапезе.

— Право слово, Алексей Петрович, без чинов. Лучше помогите мне одолеть все это. — Я обвел рукой выставленные блюда и кивнул денщику. Тут же появился второй стул, а еще через мгновенье и все остальное на вторую персону. Полковник отнекиваться не стал — видимо рванул ко мне сразу же, не дожидаясь завтрака в части. — Мне кажется, что в этом доме путают понятие "завтрак" с "обедом", но пока что не удается преломить ситуацию в свою пользу. -Полковник хмыкнул и уселся за стол.

— По вам не скажешь, что вас тут закармливают. Хотя, признаюсь, мне немного завидно, после походной кухни слишком разительный контраст получается.

Я понимающе покивал. Дальше разговор сам по себе затих — с полным ртом особо не поговоришь. И только разделавшись с едой и получив по чашке вожделенного кофе мы вернулись к нашему разговору. Полковник промокнул губы салфеткой, взял в руки чашку с кофе и, поддерживая блюдце внизу оной, откинулся на спинку стула.

— Сейчас в полку трое больных и один с переломом челюсти. — Епанчин сделал паузу, но не дождался моих вопросов и решил сам пояснить. — Потерял две ленты с патронами от винтовки и имел наглость нахамить при этом своему фельдфебелю. — я лишь усмехнулся и продолжил неспешно пить кофе. — Нужно сказать, что наш медик очень неплохо организовал службу, так что обошлись без потерь личного состава. Да вы и сами сможете в этом убедиться, как прибудете в полк. Но вот с доктором вы сегодня не пообщаетесь — он, как только узнал, что здесь Пирогов, так сразу ускакал к нему, хорошо хоть уговорил его это сделать утром, так бы еще вечером сбежал к профессору.

— Хм, в принципе я его понимаю. Это действительно профессионал и личность с большой буквы. Если бы не он, то даже и не знаю сколько погибших было бы тут у нас. Должен признаться, что мы оказались полностью не готовы к числу раненных и болящих. — Я помолчал — общие слова не передадут ситуацию, что ж поясню тогда. — раненные по несколько дней ждали своей очереди быть просто осмотренными врачами и это я еще приуменьшаю. Тысячи раненных валялись как придется и не кому было оказать им помощь. Пирогов осматривает, оперирует и обучает каждый день, а кроме всего прочего еще и пытается наладить здесь нормальную медицинскую службу. — Я вздохнул. — Так что побег нашего медика я могу только приветствовать, но боюсь по его возвращению, нам придется в срочном порядке выполнять его рекомендации и наверняка докупать лекарства и еще что-нибудь.

— Хм. — Епанчин в задумчивости стал постукивать пальцами по своей чашке и выпал из реальности. Длилось это с минуту, наверное, затем он очнулся и перевел взгляд на меня. — Признаться, полковых денег у нас осталось не так уж и много, но попытаемся решить. Раз уж тут оказались настолько не готовы, то нам грех повторять чужие ошибки.

— Спасибо, я тоже помогу с решением этой проблемы. А теперь я бы хотел узнать, как у нас с обучением и как показало себя оружие в руках простых солдат.

Денщик Платон скоморохов опять тенью появился у стола и шустро поставил новый чайник с очередной порцией кофе, установил изящную бронзовую пепельницу, выложил несколько видов сигар и все причитающиеся к ним, затем скептически осмотрел стол, чуть покачал головой и быстро сграбастал пустую посуду, освободив место. Затем еще раз скептически осмотрел композицию, поправил скатерть одной рукой и так же неслышно удалился.

— Хм. — Полковник отставил кофе и взял в руки сигару, немного покрутил ее в руке, затем обрезал кончик и прикурил. Несколько глубоких затяжек и снова откинулся на спинку стула. Я не торопил — пусть соберется с мыслями и обстоятельно расскажет. — Винтовки, в целом, показали себя не плохо, но для обычных солдат сложноваты в обслуживании. Чистить их маслом и специальными приспособлениями — это хорошо, вот только беда в том, что они у рядовых куда-то деваются, ну или гнуться, реже ломаются. — Я лишь покачал головой— да что там сложного то? Но говорить опять же ничего не стал. Полковник, понаблюдал за моей реакцией, затянулся сигаретой и продолжил.

— Из-за этого нам пришлось задержаться и ждать с завода запчастей и замены некоторым винтовкам. Я взял на себя смелость заказать еще дополнительную партию из сотни стволов— на всякий случай. Хотя должен отметить, что постепенно мы приучили солдат к бережному и правильному обращению с оружием.

— С боеприпасами сложнее — ленты теряют, пули отливают небрежно и снаряжают патроны абы как — из-за этого результаты стрельб разняться. Лучшие стрелки и те, кто лучше всего обращается с оружием сведены в отдельную роту, я стал давать им всяческие послабления, как результат — им завидуют все остальные из-за счет этого стали лучше стараться. — Епанчин не вздохнул и затушил сигарету. — Оружие хорошие, но для армии малопригодное. Обидно смотреть, как его возможности не используются и на половину. Хотя если сравнивать с тем, что есть сейчас — ваша винтовка, бесспорно, лучше. — Полковник выжидающие смотрит на меня — ждет реакции, ведь мало кому приятно, когда ругают его детище. Ну чего-то подобного я и ожидал, правда, не в таких объемах. Все же для разработки оружия нужны нормальные оружейники и соответствующие оборудование. Ну и про уровень подготовки солдат нужно помнить — тут есть над чем еще голову поломать.

— Спасибо, я вас попрошу все замечания собрать в отдельном документе, а также не забыть все происшествия, что умудряются произойти с винтовками у солдат — это поможет нам при разработке новой винтовки для армии. Сейчас же, вносить изменения слишком поздно, так что придется воевать тем, что есть. Поэтому бы мне хотелось узнать об эволюциях, что вы смогли разработать.

— С эволюциями все сложно. — Тут уж полковник не удержал тягостного вздоха. — Самой большой проблемой в перестроениях является скорострельность новых винтовок — сквозь густой дым просто ничего не видно. Ветер же величина непостоянная— то он есть, то он дует в спину и три шага вперед ничего не дают, то ветра вообще нет. Желательно выбирать позиции, на которых ветер дует в лицо — тогда все упрощается, но опять же — ветер ветру рознь. Еще хуже дело только с пулеметами, что прислали с завода — там вообще ничего не видно, как ни становись, да и пулемет на пушечном лафете — это не пехотинец в строю. Лучшие результаты, как это ни странно, показывают пехотинцы в рассыпном строю при стрельбе по готовности. А вот пулеметами только даже и не знаю, как стрелять — куда-то стреляем, иногда даже успешно, чаще мимо.

Я вздохнул — вот тебе и вундервафля. Толку от неё, если действительно из-за дыма ничего не видно? Нужен бездымный порох, но это значит еще и новые стали, так как мощность у него больше, да и вообще все заново нужно будет конструировать.

Встрепенувшись Епанчин задал вопрос, видно мучавший его всю дорогу.

— Еще к нам в полк прибыли из Петербурга ракетные установки сорок штук по десять ракет в одной. Самих ракет же пришло две тысячи. Зачем они нам? Точность у них ни ахти, да и специалистов к ним прибыло совсем ничего — аж целых три человека. Пушки были бы лучше. — Полковник немного подумал и добавил. — И надежнее.

Я усмехнулся. Не один он такой и нечто подобное я уже слышал, только в более резких фразах.

— Я вам расскажу одну историю. Она короткая. Вы пейте, пейте кофе, а то остынет -куда его. Хм... Так вот. В сентябре пятьдесят четвертого года по запросу Меньшикова из Петербурга прибыло в Севастополь шесть сотен ракет двухдюймового калибра. Десять ракет было запущено по противнику с четвертого бастиона. Серьезного ущерба они не нанесли, в связи с чем начальство обратило ракетную команду в прислугу крепостных пушек, а сами ракеты сдали на склад. Я же узнал об этом тут слишком поздно, однако распорядился ракеты извлечь и по возможности сделать пусковые установки на несколько ракет разом. И если вести ими огонь по врагу, то располагать их компактно и стрелять залпами. Дабы на минимальную площадь обрушивать максимальное их количество. Ракеты имеют низкую точность, но высокую дальность. Если бомбические орудия ведут прицельный огонь на расстояние шестисот метров, то ракеты бьют на четыре километра и взрываются за укреплениями противника. А зарядов к ракетам множество — зажигательные, фугасные, шрапнельные. Главное тут искупить их слабую точность их количеством. Пришлось надавить, немного доказывать, на пальцах разъяснять. Сначала искали специалистов, потом сами ракеты, потом думали, как сделать пусковые установки, да их опробовать. Выпали они из моего поля зрения — хлопот хватало с головой.

Я прервался, отпил уже поостывший кофе, поудобнее умостился на своем стуле и продолжил.

— Каюсь — забыл я о них. Ну вот пока мы тут брали Балаклаву, да удерживали Федюхины высоты, некий Нахимов стянул на узкий участок обороны все имеющиеся ракеты и дал залп. И так пока они у него полностью не закончились. И тут нужно сказать, что противник ждал попытки нашей атаки с этого направления— оно было просто самым очевидным, и как учит нас военная наука, стянул туда свои войска. Много войск. Вот по ним-то ракетами и отработали, а затем Нахимов пошел в атаку, да так пошел, что обратно все утерянные нами позиции отобрал — враг был полностью деморализован и предпочитал бежать. Это потом, когда французы с англичанами опомнились ему туго пришлось — ракеты кончились, пушки не подтащили, сами укрепления к обороне совершенно не готовы. Но удержался и заказал десять тысяч ракет. Горчаков же посмотрел на все это дело, подумал и утроил заказ. Вот такие дела полковник. Ракеты легкие, компактные, стреляют далеко. Главное, чтобы их было много и стреляли они разом. Это как стрельба из мушкетов — и точность не ахти и возни с ними много, вот только когда залпом строй стреляет луки перестают быть актуальными. — Последние фразы были мною произнесены с особой интонацией, хотя Алексей Петрович и без того понял весь смысл, заложенный в сравнение.

— Хм, признаться, с этой стороны я ракеты не рассматривал. — Полковник задумался. Небось сейчас пересматривает свое отношение к навязанному "бесполезному" грузу, да думает где людей для их обслуживания взять. Может и прикидывает как их строем всех поставить да залпы давать.

— Я вас еще озадачу. Дело в том, что нашему полку, на мой неискушенный взгляд, очень не хватает огневой мощи. Поэтому у нас появятся еще малые мортиры. Некоторое количество уже прибыло, сегодня ожидаю еще. По итогу должно выйти всего двадцать мортир. — Немного потянув время (не из вредности, хотя нет — исключительно из-за неё), продолжил. — Расчеты к ним я уже начал формировать и нам с вами предстоит просеять в этом городе выздоравливающих солдат в поисках необходимых кадров.

Пока полковник обдумывал нежданно свалившиеся проблемы (а ведь тут и питание, и обмундирование и много еще чего), я допил свой кофе и поставив опустевшую чашку на стол, решительно поднялся.

— Согласие у меня от командующего на все эти действия есть. Все, кого отберем, будут временно откомандированными и сохранят свои звания и принадлежность к части. Посему я предлагаю выехать нам в наш полк и после него заняться всем этим.

Это кажется, что, прибыв на место назначения, солдаты отдыхают и ничего не делают. На самом деле в лагере кипела деятельность — кто чинил свое обмундирование, кто облагораживал территорию устанавливая туалеты и сооружаю баню из подручных материалов — в общем кто чем, но все были при деле. Оно и правильно — ничегонеделанье развращает солдат. Не зря появилась поговорка— чем бы солдат не занимался, лишь бы заколебался. Я усмехнулся своим мыслям— ну да, хорошо так рассуждать будучи в начальниках, а сам бы небось материл начальство в таких случаях на чем свет стоит.

Обоз был тоже в лагере, сейчас как раз с ним и была возня — нужно пополнить продукты, отремонтировать поломанное и еще множество необходимых дел после длительного перехода. После осмотра обоза я остался крайне недоволен — существующие телеги — это совсем не то — собранные где придется они и качества были соответствующего. Как результат — множество поломок и низкая скорость движения полка. Изменить сейчас я ничего не мог и оставалось только качать головой, да сделать себе пометку в блокноте, что требуется заняться и этой разработкой. Как я упустил этот момент не знаю, но после общения с обозниками стало понятно, как божий день, что без нормального обоза, скорость движения полка падает как бы не в два-три раза. Грузоподъёмность маленькая, скорость тоже — быстрее поедешь поломаются, возни с ними много. Чем больше я проводил времени в Крыму, тем больше я понимал значение логистики. Жаль только школа оказалась весьма суровой и оценки тут ставит уже сама война — в потерях, в невозможности атак и трудности обороны.

Осмотрел станки для запуска ракет. Если одним словом — кошмар. В том плане, что возни с ними много и приготовить к бою долго. Опять блокнот. Скоро уже нужно покупать новый — слишком быстро расходуются чистые страницы, а как просмотришь на объем предстоящих работ, так руки опускаются.

Епанчин же обстоятельно мне пересказывал марш полка — что мешало, какие возникали проблемы, как выкрутились и тому подобное. Я делал пометки в своем блокноте — все не запомнишь, а на некоторые вещи нужно будет обратить внимание и поразмыслить. Договорились и о учениях — я же сам организовал для полка немного переносных мортир, да и ракетные установки нужно проверить, хотя бы одну. Дадим отдохнуть полку пару-тройку дней и совершим небольшой марш со стрельбами. Эх, нам бы еще пушек немного — картечь творит чудеса на поле боя, но чего нам не грозит так это получить орудия— все уходит к Севастополю. В общем учениям — быть. Мне ведь и самому нужно увидеть, что получилось и как вообще полк будет проводить маневры и стрельбы. Мда... Стрельбы. Полная ерунда со стрельбами вообще-то — дымный порох, да частая стрельба из многих стволов, просто не оставляют обзора. Не видно ни черта и тут возникает вопрос — а зачем нам пулеметы и вообще лучшие стрелки, если стреляют "куда-то туда"? О какой эффективности можно говорить в таком случае? Рассыпной строй? Но тут тоже есть вопросы— не побегут ли? Когда стоят плечом к плечу солдаты чувствуют, что они одно целое, а если рассыпаться, то уже каждый сам за себя. И это не мои слова— это все мне рассказывал Епанчин. В общем вопросов у меня было много и ответы на хотя бы часть из них я хотел найти на учениях, поэтому через три дня полк выдвинулся в сторону Евпатории, просто потому что в том направлении есть где развернуться и отработать все эволюции, ну и нам посоветовали одно место — есть и холм, и равнина и населения сейчас там практически нет, ну и до противника еще очень далеко. К тому же казаки предупредят, если что пойдет не так, но в это я не верил — коалиция боялась углубляться на нашу территорию от морских коммуникаций, и я их понимаю — отрезать от снабжения не так уж и сложно будет в этой ситуации. Так как проводить стрельбы я собирался всем полком, то вытащил с собой все что смог из запасов пороха и свинца, даже ограбил Симферопольские склады для этого дела.

Джеймс Гордон расположился в одном из домов города Евпатории. Сам городишко на него не произвел впечатления, но после заминированного рейда и сгоревших кораблей в бухте Балаклавы, рисковать попусту ему не хотелось. В конце концов это совсем не его задача, а свою работу он может выполнять и здесь. Пусть он не рядом со штабом и далеко от Пелесье — командующего сейчас осадой Севастополя, но задержка не такая уж и большая, зато условия тут не в пример лучше, да и спокойней. Нет, рисковать он на благо страны готов, вот только попусту рисковать нет смысла.

Вот и сейчас он, потягивая кофе читал донесения агентов и в голове складывалась картинка. Вот, например, Горчаков — с его нерешительностью и нежеланием давать сражение, было откровенно непонятно, как он умудрился провернуть столь авантюрную операцию по захвату Балаклавы. Ладно Нахимов со своим флотом — от него всего можно ожидать, но от Горчакова? Ну бред же полный! И вот тут появилась фигура — князь Львов. Ранее не решительный Горчаков проводит блестящую операцию, Нахимов блокирует рейд и сжигает корабли в бухте своим брандером, да и ночная атака его утлых лодок-мин чего стоит! Прибыло лицо, обличенное доверием императора, и тут же предсказуемое поведение людей изменилось.

Нужно сказать, что князю Львову Джеймс даже симпатизировал — ему импонировал его стиль и умение решать проблемы. Но вот как подданного империи это же князь его не устраивал вовсе — Англия давно уже проводила политику выбивания ключевых фигур в туземных странах. Достаточно вывести из игры ненужных им людей и привести к власти бездарных, но прогнозируемых и действующих в нужном ключе фигур и можно снимать дивиденды. Так что как бы он не симпатизировал князю, но выводить его из игры нужно, лучше один раз и навсегда.

Джеймс неспешно допил кофе и достал следующую порцию донесений. Большей частью — мусор, но иногда попадались очень интересные факты, и сведения эти окупали все затраченное время. Джеймс поморщился — последнее время сведения не радовали или приходили слишком поздно, а то и вообще были весьма сомнительными, если не сказать слово похлеще. Кто бы мог подумать, что русские рискнут вылезти из своей норы и заминировать рейд, откуда обстреливался с кораблей Севастополь. И ведь были наблюдатели, были специально выделенные корабли — и что? Как они умудрились провести это все под носом у эскадры, причем так, что никто не заметил? Хотя на этот вопрос он мог как раз дать ответ — хитрые русские пустили торговое судно из другого порта так, чтобы его засекли разведчики, а уж удержать они сами не смогли от попытки захватить судно. Но на их беду, купец оказался весьма быстроходным, так что смог удрать, а в это время и был заминирован рейд. Ну это он так думает, хотя, как оно было на самом деле — бог его знает. С русскими ни в чем нельзя быть уверенным — то ли это сложный план, то ли обычное русское разгильдяйство. Вот в гибели броненосной батареи "Devastation" уж точно виновато русское разгильдяйство — после подрыва нескольких кораблей ночью прошлись с сетями на шлюпках по всему рейду и выловили все оставшиеся мины, но кто ж знал, что у одной из мин будет неправильно выставлена глубина и поэтому ее не найдут, а трос плохо закреплен из-за чего она всплывет, но позже и под броненосными батареями. Причем на этом же месте был ранее один из линкоров и не было абсолютно ничего. Теперь же, потеряв один из двух пришедших из Франции броненосцев, флотские вообще отказались от бомбардировок укреплений и старались держаться от русского берега подальше. Дурацкая случайность, но флот во всем видел хитроумные происки Нахимова и верить Джеймсу не собирался.

Да и черт с ними, есть дела и поважнее. Джеймс отложил один лист и взял следующий — сведения не впечатляли и были противоречивыми, что ж он прочитает все до конца, а затем уже пойдет в гости к выздоравливающему Боске — с этим джентльменом им есть о чем поговорить. С этими мыслями вчитался в следующее донесении и вдруг нахмурился, и принялся перечитывать его заново. Затем бегло просмотрел все оставшиеся листы бумаг, затем заново перечитал так заинтересовавший его лист, подчеркивая некоторые выражения и ставя пометки на полях. После этого быстро собрался и вышел.

— Доброго дня, Пьер. Пришел осведомиться о вашем здоровье.

— Бросьте, Джеймс. Уж здоровье французских подданных вас меньше всего интересует. Говорите прямо — какой у вас появился интерес к моей персоне.

Пьер Франсуа Жозеф Боске сидел в кресле и пил чай маленькими глотками. Высокого роста, великолепно сложенный, гибкий и деятельный француз сейчас был бледен. Даже его звучный гасконский голос стал глуше, но Джеймсу был нужен именно он. Кто еще пользуется таким уважением у солдат, что про него складываю легенды и даже пословицы— "храбр как Боске"! Ну еще и он мог помочь ему в одном маленьком деле.

— Что ж, к делу, так к делу. Хотя и зря вы так, ваше здоровье меня действительно интересует. У нас в армии слишком мало умных и деятельных генералов, а в победе мы все сейчас заинтересованы. Но я к вам за советом, тут вы правы.

Боске молчал. Джеймс взял паузу что бы обдумать свои слова, помолчал постукивая пальцами о подлокотник кресла в которое уселся по приглашающему жесту хозяина и начал излагать свои мысли.

— Это война идет совсем не так, как мы ожидали. Причины разные, но есть одна из них, что меня очень интересует. По моим сведениям, инициатором Балаклавской операции был некий князь Львов — доверенное лицо императора Российской империи здесь. Личность очень интересная и даже он чем-то похож на вас. Однако все это прелюдия. Сейчас же из надежного источника я узнал, что он взял полк ополчения, который сформировал и вооружил сам, несколько мортир и ракеты выдвинулся в сторону Евпатории. Ах да — еще он выгреб все имеющиеся запасы пороха и свинца в Симферополе. Все это ерунда не стоящего внимания, кроме одного момента — количества ракет. Ракет он взял с собой по мнению источника больше пяти тысяч, насколько больше сведений нет, но говорится, что подвод ему не хватило и он собирал в городе их где только возможно. И вот я пришел к вам, мой друг, посоветоваться— какая цель может быть у этого полка, если вышел он в нашу сторону. Захватить город с его количеством людей просто невозможно, осаду сделать тоже. Прямо скажем, я теряюсь в догадках.

Пьер задумался. На его лице выступили жесткие складки. И да — Джеймс знал к кому идти. Ведь именно из-за ракетного обстрела Боске и получил ранение, а солдаты хоть его и вынесли с позиций, но сами позиции оставили Нахимову и в результате получилось опять "статус-кво" — ранее захваченные редуты теперь нужно захватывать заново.

— Вы говорите, вышел с полком ополчения и множеством ракет в нашем направлении? — Это был больше риторический вопрос и поэтому Джеймс только кивнул. Генерал задумался.

— А ведь под Балаклавой сейчас было несколько больше войск русских, чем мы ожидали. Однако до самой атаки никто об этом так и не узнал. — Опять молчание и задумчивый взгляд генерала в никуда. Затем он резко поднялся и прошел к столу, на котором у него была расстелена карта. Англичанину ничего не оставалось, как встать и последовать за ним. Несколько долгих минут Пьер изучал ее, а затем произнес.

— А ведь ваш князь большой поклонник Наполеона. Все так же — двигаться раздельно, атаковать вместе. Очень похоже, очень. Сколько вы говорите ему лет?

— Чуть больше тридцати.

— Молод. Молод решителен и импульсивен. Похоже очень похоже.

— На что именно генерал? — Не удержался от вопроса Джеймс. Слишком уж его стали раздражать постоянные недоговорки француза. Вида, конечно, он не показал, но хотелось уже какой-то определенности.

— Смотрите. Вот он идет к нашему городу. А вот так бы я повел другие полки. И встретиться, судя по карте, самое удобное место здесь. Не факт, конечно, сами понимаете, но оно вполне удобно для сбора атакующего кулака. Сам же князь выдвинулся с ополчением. Зачем? Смысл ему выходить к нам с ним? Обстрелять город? Так что это даст? А потом ему нужно будет оторваться от преследующих наших войск. Скорее всего оторвется, дистанция позволяет, но это не факт. Да, не факт. А вот если взять два полка из идущих к Севастополю подкреплений, да сразу их после перешейка увести на место рандеву... А ополчение нужно что бы довезти ракеты к месту встречи. И вот тогда уже все имеет смысл. Ополчением хорошо укрепленные города не атакуют, пусть даже и ракетами. Оставить как заслон, чтобы отошли строевые части или занять укрепления, но никак не для атаки в пешем строю. И получается, что где-то сейчас марширует парочка полков, хотя может и больше, но с подкреплениями у русских туго, а мы сидим и видим, как безобидное ополчение якобы вышло прогуляться в нашем направлении. И самое паршивое, сидеть в городе их ждать не вариант — это русские наглядно продемонстрировали туркам и тоже, кстати, ракетами.

— Вы думаете всего два полка? — Не удержался Гордон от вопроса.

— Это более вероятно, хотя скорее всего меньше. Тридцать шесть тысяч подкрепления прибыло из метрополии только сегодня утром, правда тут нет моего обсервационного корпуса, но есть вторая дивизия, хоть и очень сильно поредевшая, но прибыли мы тоже позавчера. Вместе со мной. Узнать об этом быстрее нас русские никак не могли, а два полка при поддержке ракетами вполне достаточно для атаки на Евпаторию. Хотя может они и подстраховались. Но в любом случае нужно собирать совещание и поднимать вопрос. Ждать их тут не имеет смысла — лучше встретить их заранее и разбить по частям. Да и сил у нас вполне хватит на это.

Джеймс Гордон сейчас видел настоящего генерала — такого, каким в его представлении они и должны были бы быть в идеале. В этом человеке сейчас чувствуется великий вождь, каждый его жест, взгляд или же слово, просто пропитаны той энергией действия и силы, что увлекает за собой и не оставляет сомнений в его праве отдавать приказы. Правда про дивизию это Боске загнул -от той дивизии хорошо если полк будет по составу. Все же дрались они до последнего и потери понесли самые значительные. Но сам его ход мыслей вполне соответствовал планам англичанина — дать бой русским он и собирался подтолкнуть генералов, а там уже десяток добровольцев может и не промахнуться по цели. Правда Джеймса сильно смущала непонятная цель выхода ополчения из Симферополя, но объяснения генерала были вполне разумны. К тому же действительно стоит перестраховаться и выйти большей силой, а там уже и выполнить обе цели.

Дальше все закрутилось — совещания, телеграммы в ставку, опять совещания. Но Боске продавливал свою инициативу и к тому же имел немалый авторитет. Правда Джеймса удивляла та легкость, с которой француз оперировал своими догадками — как будто ему точно известен и состав, и количество нападающих, но говорил он так уверенно, что в конце концов и сам Джеймс уверился, что все обстоит так, а не иначе.

Но сколько бы это все не длилось, а на следующий день в сторону Симферополя выдвинулись войска. Сначала конница вышла отогнать казаков, а затем уже и потянулись линейные части.

Мы промаршировали примерно треть пути до Евпатории, но марш с самого начала не задался. Для начала, только мы вышли из города, оказалось, что наш обоз с ракетами двигаться дальше не может. Вернее, может, но мы устанем ремонтировать телеги — под шумок нам спихнули некачественный товар. Епанчин эту ситуацию охарактеризовал словами двадцатью, причем все по было по существу, но запомнить я не успел и попросил его потом повторить, что бы я успел записать — так ругаться я не умею. Но в целом он был прав — все телеги имели изъян, хоть один, но обязательно. Где-то крепления колес или как там они называются, где еще что, но сам факт в том, что развалится эта вся конструкция непременно. Потеряли почти день на приведение в порядок нашего хозяйства, подчиненные летали по лагерю куда там птицам — мой заместитель очень доходчиво пояснял свою мысль и весьма недвусмысленно намекал на профнепригодность подчиненных. Вечером идти уже никуда не стали и пришлось становиться на ночевку. А с утра продолжили нашу эпопею.

Нужно сказать, что в это время дороги были не совсем там, где я привык в своей прошлой жизни. Вот и сейчас я узнал, что есть и дорога в обход Симферополя, причем идет она значительно западнее города. Причем и Симферопольская и эта идут отнюдь не в Бахчисарай, а ведут к Севастополю. Это я к своему стыду выяснил только, увидев идущие обозы. Вот такие дела. Все же с картами у нас плохо, например, на моей карте эта дорога никак не обозначена, как и село на пересечении. Но нам немного далее — еще немного марша, и мы вышли к уже другой местности. Вернее, местность то вся та же, но уже есть нюансы— слева была раньше речка, но увы, давно пересохла — осталось только ее русло, а чуть правее был холм, ну или курган — тут не поймешь. История в Крыму на каждом шагу, так что далеко не сразу можно понять, что ты видишь. Но так или иначе, а меня все устраивало — холм для учений был, местность равнинная и безлюдность можно организовать на нужном направлении для стрельб. В общем все хорошо. Приказав становиться лагерем, я поехал к холму— хотелось осмотреть его более внимательно, да и просто тянуло взобраться повыше. Но насладиться видами мне не дали.

— Господин полковник! Ваше сиятельство! -Ко мне спешил мой адъютант с каким-то казаком. Вид у последнего был явно вымотанный, вся одежда пропитана пылью и потом. Что уж тут гадать — неприятности и дальше продолжают нас находить.

— Докладывайте! — Я опустил официоз и сразу решил узнать во что мы влипли.

— Ваше сиятельство, в направлении Евпатории выдвинулись вражеские войска. Впереди турки, а за ними полк французов, с артиллерией. Так же есть и конница, точное число не известно, но больше тысячи точно!

— Когда нам их ждать тут?

— Часа через-три четыре думаю есть, но точно не скажу — их конница мешает вести разведку.

— Штаб знает? В ставку доложили?

— Так точно! Это, вас только не предупредили, а так все знают. Симферополь готовиться к обороне уже.

— Хорошо, отдыхай, потом повезешь мое донесение.

Я отвернулся. Очень уж хотелось выругаться. Вот не заладился поход и нечего было идти, так нет же вышли, теперь что делать? Возвращаться обратно? Нам только обратно собраться час времени займет, если не два, а потом нас догонит конница противника и что — в чистом поле принимать бой? Я еще раз посмотрел на холм. Ну да невелик, однако если его весь изрыть окопами, должны поместиться, из пройденной деревни заберем все дерево, что найдем — может и пару ДЗОТов сможем построить. Я усмехнулся— вот тебе и учения, вот и научимся сразу и всему. Хотя может, зря нервничаю — турки не особо страшны — две-три атаки отбить, и они сломаются, а потом, даст бог и французов нагнем, конница же на холме будет бесполезна против окопов. Вроде нормальный план вырисовывается, где там Епанчин?

— Алексей Петрович, вы в курсе донесений о противнике? — Сходу обратился к полковнику.

— Да, Андрей Дмитриевич, уже обрадовался. Если желаете услышать мое мнение, то нужно отступать — ополчение не регулярные войска, с равным бы противником я бы не побоялся сойтись. Да-с, не побоялся, наш полк весьма хорош! Но противник имеет преимущество, так что слишком все рискованно, хотя нам если и отступать — часть обоза потеряем точно, но зато полк сохраним!

— Тоже рискованно! А ну как догонят? Придется прямо с марша вступать в бой, да еще конница, рискованно! Отступать не вариант! Посмотрите-ка лучше на этот великолепный холм!

— Редуты не успеем построить, разве что телеги затащить, хоть какая-то защита против конницы, но тоже слабый вариант, хотя да лучше, чем в чистом поле, тут вы правы.

— А кто говорит о редутах? Будем рыть окопы!

— Из окопа несподручно штыком орудовать! А до рукопашной точно дойдет!

— Когда дойдет до рукопашной, нам уже мало что поможет! Задавят! Но зато конница в окопах не страшна, да и попасть в солдат наших будет сложно, а уж мы то постараемся!

— А дым? Кроме того, что будем стрелять часто, еще ведь и попадать нужно!

— А какие еще у нас варианты?

— Если бросим часть обоза и поспешим обратно, то можем и успеть, а там вечер уже и атаковать в ночь неприятель не решиться и уж точно не будет конницы, иначе они лошадям все ноги переломают! Зато в Симферополе уже сможем занять оборону и не одни будем.

— А так же раненные и гражданские.

— Ну не будут же они убивать их, цивилизованные люди все-таки!

— Вы бы видели, что эти цивилизованные люди творили в Керчи! Будут, и пытать, и убивать, и просто издеваться, и насиловать. Все будут, я, уж поверьте, насмотрелся!

Полковник смешался, встречаться в таких условиях ему явно не хотелось, но и не верить он мне не мог. Что-то пробормотав себе под нос он заявил:

— Ваша взяла, даст Бог, выстоим, а нет, так времени нашим выиграем, и они успеют подготовиться, да эвакуировать хоть кого-то. — Епанчин помолчал, тяжко вздохнул и, что-то для себя решив, махнул рукой. — Будем стоять тут!

Я велел построиться солдатам и объявил им про новости, а также в красках рассказал, как вел себя неприятель в виденной мною Керчи, после чего стоять нам теперь тут, пока будем живы, а потому работать сейчас придется за десятерых, ибо времени мало, а сделать нам нужно много — чем больше сделаем, тем больше шансов уцелеть и врага остановить. Не скажу, что вот прям обрадовались битве с врагом, к которой столько времени готовились, но малодушничать никто не стал. Молча разбегались по нарезаемым участкам работ и принимались остервенело за дело. Гонца отправил с донесением, что встречать врага будем тут и дадим бой, время до завтрашнего утра им постараемся выиграть, а там как выйдет.

Из деревни привели пару лошадей с плугами, с бревнами же были проблемы, но что смогли найти притащили. Плугом нарезали круги на нашей высоте, а затем уже солдаты вгрызались в грунт дальше — хоть какое-то облегчение работы. Окопы, увы, получались прямые, а не зигзагами, но минометов сейчас нет, даст Бог, в самом окопе ничего не разорвется, иначе выкосит всех там. Отрыли лазарет и на него пустили все толстые бревна — получилась очень неплохая землянка, все остальное по остаточному принципу. Пулеметы затащили на вершину, для них отрыли четыре ДЗОТа, а для крыши разобрали телеги — некуда нам теперь везти припасы. Установили ракетные установки, рядом с ними укрытия для солдат и ракет, на укрытия тоже пустили телеги, хлипковато, но хоть как-то. Командирский ДЗОТ строили по аналогичному примеру, но получился он каким-то кривоватым, ну да как есть, так и будет, главное обзор с него хороший. Для мортир тоже откопали несколько позиций, но там вообще без укрытий толковых — для артиллеристов просто окоп и все. Когда появились разведчики неприятеля мы все еще вгрызались в землю — глубина окопов явно недостаточная, слава Богу, нас атаковать конница не спешила — может пока подойдут основные силы и успеем все тут перекопать ходами и запасными позициями.

— Что-то многовато противник для двух полков тут. -Задумчиво осматривая разворачивающиеся подразделения неприятеля пробормотал мой заместитель, хотя уже по факту — это его полк, меня как командира тут уже воспринимают с трудом — все приказы только через полковника отдаю. Ну да это я и сам предполагал, так что нечего жаловаться.

— Да уж, тут явно не два и не три полка, но с другой стороны смысла считать их нам нет никакого — все равно отсюда мы не уйдем.

— Пфф, я то старый уже и повоевал и пожил вдоволь, а вот тебе, да и не только тебе, рановато на тот свет собираться.

— А я и не собираюсь, — пожал плечами я, — долго воевать с нами противник не сможет — поостережется подкреплений и как бы его не обошли, да от тылов не отрезали, а на день, может два нас хватит. Вот только воды набрать мы не удосужились — если нас окружат, то завтра будет кисло. Без воды много не навоюешь, да и пулеметы ее хорошо потребляют. Мало у нас воды, мало. Стыдно сказать, но я об этом совсем забыл, а теперь уже рискованно солдат посылать за водой.

-Да вроде изрядно запаслись, хотя да — как оно пойдет неизвестно, ну да придумаем что-нибудь.

— Пойдемте, Алексей Петрович, озадачим наших ракетчиков — толковые укрытия для боеприпасов мы не отрыли, так пусть расходуют, как раз расстояние позволяет им вести огонь. Не для такого боя ракеты, но уж нам выбирать не приходится. — Я развел руками, а Епанчин вздохнул и оторвался от подзорной трубы.

— Да уж, бесполезная вещь эти ракеты — летят куда Бог пошлет, пусть и далеко, да только целься ими или не целься, а толку меньше чем от пушки.

— Вы неправильно смотрите на это. Увеличьте саму ракету раза в три, соответственно и заряд увеличится, пусть на той же дальности, да немного улучшить точность — поверьте есть способы, да стреляйте залпом. Пусть готовятся к стрельбе долго, но тут суть в том, чтобы приехать, отстреляться и уехать на перезарядку. Так что толк будет, просто мы только первые шаги делаем вот и проигрывают пока они пушкам. Но я бы их с пушками не равнял — у них разная тактика применения, да и бить ракетами только по плотным скоплениям противника. Мушкет ведь тоже поначалу арбалету проигрывал, а уж с луком он вообще тягаться не мог, но ведь не пользуемся уже луками так ведь?!

— Это дело будущего, а я о настоящем! Идемте уже, пусть действительно отстреляются хоть куда-то, авось хоть какой-то толк будет.

— Ну что Джеймс, расскажешь наконец, что за дело ты нам нашел? Или будешь и дальше делать умный вид?

Джеймс хмыкнул, поправил то и дело сползавший подсумок и оглянулся в округ. Русские были где-то далеко впереди и отсюда их было не видно, да по слухам, их там и полка не наберется, а тут маршировала такая мощь! Считай тридцать тысяч пехоты, правда большей частью французской, но это и хорошо — у англичан традиционно было плохо с обозами и обеспечением вдали от портов, так что пусть лягушатники лезут грудью на штыки.

— Дело простое. Мне обещали за него младшего капрала, всем кто со мной денежное вознаграждение, и отнюдь не в шиллингах. Ах да, еще одна мелочь, — тут Джеймс криво ухмыльнулся, — мы будем постоянно в охране лагеря, в атаку нас больше не пошлют.

Если на первые фразы его парни хоть и оживились, но не слишком, то вот последнее уже явно улучшило всем настроение.

— И что же для этого нужно сделать? Перебить всех русских под Севастополем или взять Москву?

— Ну можно и так, — задумчиво протянул он, — но просьба была намного проще. — Смотреть, как вытягиваются лица парней, было приятно, но все же он решил не дразнить гусей. Он еще не младший капрал и по лицу вполне можно и получить от своих ребят за такие шутки. — Один русский сильно стал мешать английскому сэру, и он попросил проконтролировать, что бы после боя его персона была в числе геройски погибших. Так что небольшой отдых и выдвигаемся в обход войск — нужно выбрать позицию и подготовиться.

— Ну так бы и сказал, хотя мутно все как-то. Небось офицера нужно кокнуть, а они не сами по себе тут.

— Роберт, я тебе уже говорил, что тебе вредно думать. Так что не напрягайся зря, все продумано и не несет никакого риска, к тому же в атаку мы на русских не пойдем. Так что просто делай что тебе говорят и помалкивай.

— А это что за дерьмо?

Джеймс невольно проследил взглядом за рядовым Рональдом и то, что увидел, ему не понравилось. Что-то летело со стороны русских прямо на их войска оставляя за собой длинные темных хвосты. Ракеты? Под Севастополем такое было и вроде как оставление Боске своих позиций было из-за них, а уж если он отступил, то остальные и подавно. Но как же много их летит, захотелось вжать голову в плечи, а еще лучше убраться отсюда. Но в глубине души второй голос ему спокойно твердил, что по нему они не попадут — он в стороне от основной массы солдат, так что волноваться не о чем. С трудом себя успокоив, Джеймс спокойным и уверенным голосом обратился к своим.

— Ракеты, от которых Боске бежал, теряя сапоги. Сейчас порадуют лягушатников снова. — Услышав спокойный и немного ехидный голос своего почти младшего капрала, его люди успокоились и продолжали смотреть уже без страха, а с нездоровым любопытством. А через мгновенье, ракеты долетели. Взрывы, крики, беготня, паника, так можно охарактеризовать итоги залпа. Но очень быстро офицеры пришли в себя и стали раздавать команды и судя по всему последствия обстрела скоро исчезнут.

— Нууу, я как-то большего ожидал. Столько про них говорили, а тут ерунда какая-то. — Протянул Рональд и сплюнул на землю, Джеймс невольно повторил его действия и обратился уже ко всем.

— Ну что, потопали? Пока и сюда что-нибудь не прилетело. Говорят на ракеты ставят крестьян, а они с трудом стороны света различают, так что с прицеливанием у них не ахти.

— Ха, и верно, потопали парни. Быстрее отстреляемся, быстрее окажемся в лагере, а там у меня бутылка скучает.

Так, с шутками и веселым гомоном, компания английских рядовых потянулась на правый фланг — там, вроде как, за высохшим руслом, была возвышенность и значит вполне можно будет выбрать хорошую позицию для лучших английских стрелков.

Я с тщательно скрываемой досадой смотрел в подзорную трубу, пытаясь рассмотреть результаты ракетных залпов. Ничего толком и не увидел — слишком далеко, но, судя по всему, эти самые результаты не впечатляли. Мда. Это не "Град" и даже не "Катюши", прискорбно.

Полковник Епанчин тоже закончил осматривать противника и резко сложил свою подзорную трубу.

— Что-то их многовато. Я бы даже сказал слишком много. — На мое удивление, результаты ракетного обстрела его не волновали, ну или не в той мере что я ожидал. Но противника действительно много, казаки явно ошиблись, причем очень серьезно ошиблись и нам это станет очень дорого.

— Вы правы, сведения о неприятеле нам предоставили очень неточные, но что сделано, то сделано.

Полковник еще что-то хотел сказать, но лишь махнул рукой и пошел к нашим офицерам. Я подозревал, что ему очень хотелось мне сказать по поводу обороны, ведь это я настоял на этом решении. Если уж быть честным, то и самому было страшно — уж очень много войск, и это мы еще не всех видели. Я оглянулся. Ракетчики все возились с установкой зарядов, что-то у них не ладилось, ну да время есть — пока сблизятся с нами, авось и успеют дать последний залп. В эффективность его я уже не верил, ну да никто и не рассчитывал на такое. Я еще раз оглядел окрестности, пыль, поднятая противником, висела густым облаком, да и солнце палило нещадно — как ни странно, но сейчас это нам на руку. Мы до сих пор зарывались в землю, упорно и до кровавых мозолей. Земля тут вперемешку с камнем, так что копать еще то удовольствие, но зато место у нас хорошее — обойти нас вроде и несложно, но рискованно — а вдруг подойдут подкрепления и ударят в тыл? Да и мы организовываем круговую оборону, но все же слишком много противника, хватило бы пороха, да времени снаряжать патроны.

Копали сейчас мы именно окопы, а не индивидуальные ячейки — нам нужно свободно перемещать солдат с фланга на фланг, но это же и минус — если прорвутся в окоп с одной стороны, то вполне смогут ударить в бок другим. Правда между кольцами окопов мы прокопать соединения не успели, да и не успеем, эти бы доделать. Ну может это и к лучшему. Я еще раз посмотрел на суетящихся ракетчиков, офицер-артиллерист с подвязанной рукой, что был к ним мною прикомандирован и должен был составить уточненные таблицы стрельб, заметил мое внимание. Я лишь махнул рукой.

— Как будете готовы стреляйте, не ждите команды, где противник вы видите.

Офицер лишь отдал честь и кивнул. Не по уставу, ну да ладно, мне по большому счету все равно, хоть и неправильно это — расслабляет подчиненных. Тяжко вздохнув я спустился в наш блиндаж, ну или командный пункт, хотя, как командный пункт он не очень— тесноват.

Запуск ракет я пропустил, подсчитывая в это время запасы пороха и отлитых пуль. А вот результат заставил меня отвлечься, а точнее выскочить из блиндажа и судорожно схватить подзорную трубу — что-то рвануло у неприятеля, причем очень знатно. Похоже попали в повозки с порохом, хотя отсюда ничего кроме дыма было не разобрать.

— Господин полковник, ракетная батарея отстрелялась, зарядов более не имеется. Разрешите получить распоряжения. Я уже более внимательным взглядом окинул артиллериста. Глаза блестят, я бы даже сказал — шальные глаза. Улыбка сама предательски проявляется на лице, хоть он и пытается ее задавить. Молодой парень, лет около двадцати, наград нет, китель пропитался пылью и потом, впрочем, у нас так же у всех.

— Прапорщик Сергей Елизарович Волков, если не ошибаюсь?

— Так точно, господин полковник.

— Выживите и быть вам подпоручиком, я этому посодействую. А сейчас берите своих солдат и окапывайтесь около нас, будете последним резервом.

— Разрешите выполнять?

— Выполняйте.

Золотой выстрел, сомневаюсь, что тут помогли расчеты и тщательное прицеливание, но результат на лицо — рвануло очень знатно. Я еще раз оглядел в трубу войска неприятеля — видно, что суетятся, что-то там делают. Скорее всего немедленная атака откладывается и это хорошо — время работает на нас.

Эпилог.

Я устало откинулся на дно окопа. В голове поселилась какая-т звенящая пустота. Думать ни о чем не хотелось. Мы выдержали три атаки, и если первую волну расстреляли как в тире, то потом все стало сложнее. Мы просто не успевали переснаряжать патроны. Спасли пулеметы, и пусть их клинило через раз, но в самый страшный момент они дали по очереди на всю ленту. Третью атаку отбили с трудом — противник осмелел и полностью нас окружил, а атаку со всех направлений выдержать было намного сложней. Первые две траншеи полностью потеряны— в них только мертвые, как наши, так и французы. Дело дошло до рукопашной, и не только в первых траншеях. Враг рвался к пулеметам, установленным на самой вершине холма, а они, укрытые в ДЗОТах просто опустошали нападающие войска, укладывая на землю сразу по три шеренги пехоты. Если бы еще их не заклинивало и, если бы к ним было достаточно боеприпасов. Пулеметы начинали говорить только в крайних случаях и только благодаря ним мы все еще живы.

Последние минуты были самые страшные — у нас уже нечем было снаряжать патроны, пулеметам тоже нечем стрелять, да два из них вообще сломались. Не знаю кто, но в один момент все поднялись в атаку. Все— это все. И артиллеристы и пулеметные расчеты, и я с Епанчаным. Турки оказались совсем не турками, а остатками "дикой дивизии Боске". Дрались они зло. Но своим солдатам я не сказал кто они такие, а так как позволить нас победить "жалким османам" русская душа не могла, то мы их опрокинули. Все висело на волоске. К нам подходила следующая волна неприятеля и тут заговорили два пулемета. Бог их знает, чем и как они снарядили по пол ленты, но эти две очереди решили дело — враг отступил.

Я понимаю, что я плохой командир. Знаю, что нужно узнать о потерях, отдать распоряжения искать порох и свинец в подсумках убитых, но ничего не могу с собой поделать — мне нужна эта передышка. Глоток воды, мерзкой теплой воды и немного тишины.

А вот и Епанчин. Форма пропитана пылью, потом и кровью. На левом плече разорван рукав и ткань пристала к запекшейся крови. Но все равно он выглядит на порядок лучше меня. Бог его знает, как ему удается, но по сравнению с нами он чист и опрятен. Про меня же нечего и говорить: заплывший левый глаз от пропущенного удара, нос разбит и скорее всего свернут на бок, хотя уже не кровит, а про сам мундир и говорить нечего — от удара я упал, по мне походили, изрядно оттоптав кисть левой руки, а потом еще и выпустили кишки прямо надо мной красному мундиру. Когда же я поднялся, то тоже не бездельничал и как итог лицо и мундир забрызгано не только своей, но и чужой кровью. Запах от меня, наверное, тот еще, все-таки выпущенные кишки прямо на спину не фиалками пахнут. Но я его не чувствую, я вообще ничего не чувствую.

— Ну вот, Андрей Петрович, мы кажется устояли и выжили, враг отступает. Да-с.

Я задрал голову. Как-то не обращал внимания на время, а сейчас уже судя по всему вечереет. Темнеет на юге быстро. Да, похоже больше атак сегодня не будет, хотя бы на месте французов атаковал бы именно ночью — тогда нет у нас преимуществ в стрелковом бое и нас просто задавят массой о чем и сказал полковнику.

— Уж поверьте мне старому, не будет больше сегодня атак, выдохся противник. Сломался. — Он немного помолчал и добавил. — Хотя караулы нужно будет усилить.

— Командуйте, Алексей Петрович, все же это ваш полк. А то уж и правда неловко — два полковника на один неполный полк. — Старый офицер лишь усмехнулся и помолчав ответил.

— Нет уж, дражайший князь, после сегодняшнего боя — это НАШ полк. Но вы правы — вам лучше отдохнуть и так солдаты дважды кричали, что "князя убили".

После чего развернулся и ушел отдавать приказы, а я устало откинулся на стенку окопа — пять минут на слабость, а потом встать и идти к солдатам. Командир не может быть слабым, вот только сейчас меня никто не видит, и я могу немного посидеть.

Ночь прошла спокойно — полковник был прав, противник выдохся и атак больше не было. Но поспать толком не получилось — собирали порох, лили пули, да снаряжали патроны. А утром враг снялся и начал отступление — с другой стороны вдали показалось облако пыли.

Преследовать мы не стали, да и не могли. Наш врач оперировал весь вчерашний день и пол ночи. Так получилось, что раненных у нас больше чем уцелевших. Хоть мы и брали медицинских припасов по максимуму, но их не хватило. Вообще я не думал, что госпиталь уцелел, но отстояли. Не знаю каким чудом. Вся вода ушла в госпиталь и к пулеметам, мы же все мучились от жажды, но терпели.

Еще через несколько часов мы увидели наше подкрепление — стадо коров, коз, лошадей и прочего скота. Гнали же это стадо казаки. Хотя обман открылся не сразу — первые ряды были сплошь из плотно едущих казаков, а уж только потом шло стадо. По его бокам тоже скакали казаки и издалека ни дать ни взять — армия на марше. По крайней мере пыли от них много, а вблизи уже и шума, но тут уже их никак с войском не спутаешь, да еще мычание и блеяние никак не похожи на команды командиров.

С казаками разговаривал Епанчин, я же в это время пытался привести форму в более-менее божеский вид, безуспешно. Новости мне рассказал мой денщик.

— Казачки вчерась пытались к нам пробиться, схлестнулись с кирасирами, и рубка была там жуткая. Прорубились сквозь них, но подошло еще подкрепление и пришлось отступать. Ну вот есаул один и предложил нагнать скотины, сделать вид что войско идет на подмогу, так они всю ночь сгоняли скот откуда могли. Хозяевам же деваться некуда, так что они тоже за скотиной свой пошли приглядывать — казакам только дай, а в обратку вернуть уже сложно. Но так даже лучше получилось. Вот с самого утра и выступили. Впереди дозоры, затем уже скотское войско. Конница супротивника драться с казачками после вчерашнегось никак не хотела, так и покрутились вдалеке, да ускакали. Вот так и получилось.

Я хмыкнул. Вот тебе тактика со стратегий. Не, ну однозначно,я бы до такого не додумался.

— Узнай, кто идею эту выдвинул, да организовал все грамотно — я про них государю отпишу. Таких людей нужно продвигать.

— Будет исполнено, ваше сиятельство, и еще. Я вот воды принес — умыться бы вам. -И показывает шельмец на кувшин, что за спиной прятал. А я уж думал вино притащил, ругать или не ругать думал.

— А вот это дело!

Внезапно прогрохотал залп и где-то недалеко вскрикнули, и кто-то завыл. Раненый, как-то автоматически подумал я уже выскакивая с винтовкой на холм. Быстро огляделся — слева от наших позиций дым от ружейного залпа. Свист, стук копыт и вот казаки рванули на выстрелы. Я же лихорадочно оглядывался по кому стреляли. Увидел и внутри все оборвалось. Полковник Епанчин был мертв. Попадание в голову и в грудь. Череп придется складывать из кусков, чтобы похоронить.

— Живьем взять! — заорал я что есть мочи. -Живьем берите! — А в голове крутилась совсем неуместная мысль: "Как же так полковник, как же так. Кто же будет полки нового типа разворачивать. Как же так..."

Наталья Петровна Лопухина стояла ни жива ни мертва встречая остатки полка ополчения Львова. Вести приходили одни хуже других. Сначала пронеслась новость, что враг с турками выдвинулся на Симферополь. Кто-то в спешке собирал вещи и убегал, а кто пытался пробраться к начальству и что-то требовал. Говорили об эвакуация, но Наталья понимала — это просто невозможно. Раненных быстро не вывезешь, да и не все выдержат переезд. Эвакуироваться госпиталю было некуда и некогда. Рассказы о зверствах в Керчи были у всех на устах, но куда деваться ей было совершенно непонятно.

Раненные требовали оружие посадить их на позициях, строились в спешке баррикады, собирали добровольцев и всех до кого могло дотянуться командование Симферополя, но все понимали — это их не спасет.

Потом стало известно, что полковник Львов встал заслоном на пути противника, чтобы его задержать. Сначала даже все под успокоились — численность войск противника вроде бы не такая уж и большая. А ближе к вечеру стало известно, что войск там то ли тридцать тысяч, то ли сорок, а то и все пятьдесят. Началась настоящая паника, но куда бежать на ночь глядя?

Уже утром стало известно, что заслон из ополчения выстоял и битва там была страшная — все поле и гора в трупах. Наташа не совсем понимала где там горы, вроде бы в том направлении ровная степь, но раз все говорят гора— значит все-таки есть? А уже ближе к вечеру, перед самым возвращением ополчения пронеслась новость, что полковника убили после битвы засланные англичане. И вот она стоит и высматривает в толпе встречающих князя Андрея.

Вот показалась повозка, накрытая знаменем, по бокам идут хмурые солдаты. Выглядят все ужасно — видно, что форму пытались отстирать, но бурые пятно от крови она уже ни с чем не спутает, пусть даже припорошенные пылью от марша. Раненные, как же тут много раненных. Наташа протиснулась в первый ряд и вышла на дорогу. Неужели он мертв?

— Не мешайте барышня! Когда в храме будут отпевать сможете прийти поклониться полковнику Епанчину, сейчас же не мешайте!

Наташа не разобрала кто ей это говорил, с трудом до неё дошел смысл сказанных слов. Боясь спугнуть робкую надежду, она тихо спросила:

— Епанчин? А полковник Львов? Это же его полк!? Что с ним?

Неожиданно где-то сбоку раздался знакомый голос.

— Не дождётесь!

Резко обернувшись на звук, на мгновенье застыла. Андрей стоял в конце телеги и совсем рядом от нее.

— Живой! — С тихим толи вздохом, то ли всхлипом прошептала и почувствовала, что ноги её не держат. Её подхватили чьи-то руки, не дали упасть в грязь улицы. Подняв голову она увидела, что её держит Андрей и разрыдалась.

— Ээээ... Неужели это так плохо что я жив? — в голосе была ирония, но от нее веяло какой-то усталостью.

— Живой. Живой. — Только и могла она повторять сквозь слезы.

— Вот оно как, ваше сиятельство. -где-то недалекого раздался голос, но она ничего не слышала.

Джеймс Гордон задумчиво смотрел на свой бокал. Мысли в его голове были не радостные. Компания с самого начала идет не так как рассчитывали. Это даже не худший сценарий, а самый наихудший. Сейчас подходят подкрепления русских к Севастополю, и их все больше и больше. Даже если собрать еще пополнение, то компанию не факт, что удастся выиграть. Боске был второй раз ранен, но уже под Симферополем в битве с одним единственным неполным полком ополчения русских. Бойня у Симферополя— иначе эту битву и не называют. Потери там такие, что пришедшее пополнение нужно заново пополнять. Одно радует, его люди решили проблему с князем Львовым, и пусть их всех практически там и положили, но пройдоха Джеймс смог унести ноги и порадовать хорошей новостью. Сейчас обмывает новое звание младшего капрала в местном кабаке, ну а кабаках случаются пьяные драки и иногда со смертельным исходом. Завтра должна и эта ниточка должна быть оборвана — политика дело грязное, поэтому джентльмены её делают в белых перчатках. Перчатки можно сменить и всегда оставаться чистым, как и подобает джентльмену.

Но все-таки эта компания была ошибкой. Лучше всего сейчас договориться о мире и эвакуировать войска. Да, Англия ничего не приобретет, но и не потеряет. Хотя почему не приобретет? Русские дикари умеют побеждать, но не умеют пользоваться своими победами, так что и тут Англия найдет как отыграться. Конечно, проигравшей стороной Англия сейчас не будет, да и Франция тоже, просто каждый останется при своих. Но заключать мир нужно сейчас — нет проигрыша и русские не накопили еще достаточно сил, чтобы спихнуть французов в воду.

Решено, так и отпишу в Англию.