| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Да? — лениво поинтересовался молодой царь, — а не врешь? Ты как ее прочитал, ты же читать, писать не умеешь!
Меншиков шмыгнул носом, ответил вкрадчивым тоном:
— Ну почему неграмотный, расписаться смогу! А книгу приказал слуге читать. Зело удивительна!
— И чем она диковинна? — вяло поинтересовался Петр, — Про гистрию? Так сказывал мне Александр, посол мастрградский. Божьим помышлением с переносом сего города к нам, она другая станет.
Гистрия — история
— Там многое есть, кто верен тебе остался, а кто предал...Глянь.
Меншиков вытащил толстый кирпич книги, протянул царю. На алой как кровь обложке горела надпись: Петр первый. Молодой царь внимательно глянул в глаза верного слуги, молча принял подарок, нахохлился в глубине возка, где лицо скрывалось в густой тени.
Проснулся Петр задолго перед расцветом от давящей боли в груди, от холода его трясло мелкой дрожью. Темно, сквозь длинное и узкое окошко с частым переплетом, свет почти не проникает, лишь огонь тихо потрескивающей лампадки перед иконами немного разгоняет зимний мрак. Пахнет табаком, вчерашним перегаром и жарко натопленной печью. Он торопливо поправил одеяло, это не помогло, морозило по-прежнему. Заскрипела кровать под длинным и нескладным телом.
— Алексашка! — тихо прохрипел слабым голосом Петр, но его услышали.
В соседней палате зашепталось несколько голосов. Что-то упало и через миг дверь открылась, в проеме показалась сонное лицо Меншикова, в руке подсвечник, глаза опухшие. Огоньки пляшут на оплывших свечах.
— Звал мин херц? -все еще сонным голосом поинтересовался он.
— Худо мне, Алексашка — хриплым пожаловался российский самодержец, — Грудь болит и морозит. Позови дохтора.
Прохладная рука легла на пылающий лоб царственного юноши и тут же отдернулась словно прикоснулась к пылающим углям. Царь глухо с надрывом закашлял, плюнул.
Через считанные минуты в палате было светло от нескольких ярко полыхающих подсвечников. Набежали стольники. Суетливо укрывали царя дополнительными одеялами, но ему становилось все хуже. В дальних темных переходах запричитали, закрестились старухи, пока на них не шикнул ближний боярин царя Петра Черкасский Михаил Алегукович. Вскоре прибыла вдовая царица матушка Наталья Кирилловна с иноземным дохтуром. В русском государстве собственных медиков не было. Простой народ пользовался услугами знахарей, а государя с боярами пользовали иноземцы — выпускники медицинских факультетов университетов Парижа, Рима или другой европейской столицы. Правда уровень их знаний и умений с точки зрения человека двадцать первого века более чем сомнительный. Несмотря на это часть пациентов выживала. Если больной хочет жить, здесь даже медицина бессильна!
'Дохтур' царский кровопускание сделал, дал порошки, но царю становилось все хуже, вскоре он впал забытье и только метался под грудой одеял по смятой постели.
Перед обедом в кабинете Александра раздался звонок. К этому времени он начал беспокоиться. Где самодержец российский? Заседание Думы давно должно закончиться, а царь даже не пытается войти в игру. Что-то случилось?
— Дзинь — раздалась трель телефонного звонка. Ну наконец, подумал Александр, поднимая к уху трубку, но на другом конце провода оказался не Петр.
— Да, герр Питер.
— Это я, Александр Меншиков! Царь заболел! — захлебываясь от волнения зачастил царский любимец, — Помоги, а! Ты говорил, что у вас дохтор хороший, наш иноземец только кровь цедит как упырь, а толку никакого!
— Сейчас буду, — пообещал Александр, кладя трубку назад. Вариант медицинской помощи царскому семейству обговаривался в Мастерграде. Царским лекарем должен был стать мастерградец.
Через час один из посольских врачей в сопровождении Александра и Меншикова перешагнул порог царской опочивальни. В руке крепко зажат белый чемоданчик, украшенный красным крестом. Вдалеке ударил колокол дворцовой церкви. В комнате душно, от натопленной печи пышет сухим жаром. Царь Петр, укрытый несколькими одеялами, лежит на широкой постели. Лицо покраснело, лоб в мелких капельках пота, дыхание хриплое, прерывистое. У запотевшего высокого полукруглого окна на раскладном итальянском стуле — царица Наталью Кирилловна во вдовьей черной опашени и золотопарчовой мантии. Над ее головой горят огоньки цветных лампад. В ярко-синих, направленных на сына глазах плещутся острая жалость и смертная тоска. Мать видит, плохо ее кровиночке. Потеряет не только свет очей — Петрушу, потеряет все. Царевна Софья ничего не забыла и ничего не простит. Если вернется в Кремль, то сохранить жизнь и затвориться в монастыре — большая удача! У стола пузатый мужчина, что-то смешивает в чугунной ступе. Судя по бритому лицу и коротким штанишкам, иноземный дохтур. При виде мастерградцев Петр беспокойно вскинулся, взгляд круглых, словно у совы глаз остановился на вошедших.
— Государь, я привел мастерградского лекаря, — тихо произнес Меншиков, в голосе тоска. Несмотря на известную склонность к воровству, молодому царю он был верен как собака.
— Худо мне, Данилыч, жаром горю, — хрипло произнес Петр и глухо закашлялся. Тусклый, затуманенный болезнью взгляд остановился на Александре.
— Разреши нашему доктору себя осмотреть, — попросил младший посол.
Петр первый молча кивнул.
— Можно удалить посторонних? — произнес врач, проходя к столу. Решительно подвинул на столе подсвечники с оплывшими свечами, на их место лег чемоданчик. Щелкнули замки, открывая взгляду многочисленные коробочки и медицинский инструмент. Царь вновь молча кивнул. Иноземный дохтур засопел и недовольно поджал губы.
— Их бин медикус. Я иметь диплом медикуса славного Кельнского университета. Кто вы есть такой! — с акцентом, но вполне понятно произнес толстяк и презрительно ткнул пальцем в сторону мастерградца.
— Ты уже государя лечил, а ему все хуже! Залечить до смерти хочешь немец? Прочь поди! — наклонилась к немцу, почти кричит Наталья Кирилловна.
Возражать царице — матери, которая имела как бы не больше реальной власти чем Петр, лекарь не посмел. Молча поклонился и, бросив ненавидящий взгляд на соперника, забрал ступу. Колыхаясь тучным телом, молча вышел из опочивальни и плотно закрыл за собой дверь. Вслед за ним — остальные. Лишь вдовая царица осталась на месте.
Сумрачные сени переполнены, душно. Царская родня и бояре толпятся, тихонько гудят. С утра, не пивши, не евши, преют в дорогих собольих шубах. Лица багровые от тепла и волнения. Шепотом лаются между собой, поминают старые обиды. Гадают, что будет, если не дай бог царь преставится? Кто отправится в лучшем случае в ссылку, а то и голову потеряет, а кто взлетит вверх? При виде мастерградца, придворные разом замолчали. Искоса заинтересованно поглядывают на Александра, но спросить опасаются. В глазах немой вопрос: что с молодым царем? Александр оглянулся, встал рядом с обложенной медными бармами дверью. Поблизости застыл Меншиков. На сердце Александра неспокойно. Слишком болезненный вид у царя. Вокруг, никого из знакомых. Молодой посол узнал лишь князя Ромодановского. Стоит отдельно от остальных бояр. Знаменитые усы не топорщатся воинственно, а уныло опустились. В мутноватые от гнева глаза страшно смотреть.
Через десять минут двери палаты открылись, мастерградский доктор вышел. В руках врачебный чемоданчик, лицо спокойное. Огляделся и сразу направился к Александру.
— Что с царем? — нервно спросил младший посол. Бояре вытянули шеи, чтобы не упустить не слово, замерли.
Врач тихо вздохнул:
— К сожалению невозможно провести рентгеновское исследование, но в легких определенно хрипы, так что я готов ручаться за диагноз — пневмонию.
Бояре замерли, вроде и отвечает мастерградский дохтур, а что говорит, непонятно. Александр нервно пожевал губами.
— Это очень опасно? — вновь поинтересовался он.
— Болеть всегда опасно. Даже в двадцать первом веке от пневмонии умирали, но я надеюсь на лучшее. Организм молодой, здоровый а местные вирусы и бактерии не привычны к антибиотикам, так что шансы хорошие. Дня через три посмотрим.
Александр вскоре уехал в посольство а мастерградский врач остался в Кремле. Рядом с царскими покоями ему выделили светлицу. Через три дня Петру полегчало, температура спала и пользовавшему его мастерградскому доктору предложили стать царским лекарем. К новоявленному 'чудотворцу' выстроилась длинная очередь из болящих бояр и думских чинов а прежнего, немецкого дохтура чуть ли не пинками выгнали из Кремля вон.
Болеть скучно, а строгий доктор категорически запретил Петру выходить из опочивальни. От нечего делать Петр принялся читать подаренную сердечным другом Меншиковым книгу. Вначале с трудом пробирался через незнакомые очертания букв и отсутствие ижиц и ятей. Потом привык. Понравилась! Лежа на кровати, довольно хмыкал, скользя глазами по строкам. Машинально, доставал из лежащей на одеяле посудины лакомства: сахарных зверей, пряники, огурцы, варенные в меду, орехи и изюм. Почти не чувствуя вкуса жевал. Все именно так и было, как изображал автор, но когда Петр дошел до глав, где описывалось будущее, помрачнел и отложил книгу в сторону. Часто дыша откинулся на подушку. Глаза выпучились, на похудевшем лице гневные пятна. Крупные капли пота выступили на высоком, побагровевшем от бешенства лбу Петра.
-Эй, кто там? Найдите мне Меншикова!
В сенях что-то с грохотом упало, послышались торопливые звуки шагов. Пока бегали за сердечным другом, Петр немного успокоился, но в горевшие необузданным гневом круглые черные глаза царя было боязно смотреть. Дверь открылась, в опочивальню зашел Меншиков, поклонился. Спросил весело:
— Звал Мин херц?
Царь как лежал в исподнем, подскочил с кровати, одеяло соскользнуло, открыв похудевшее долговязое тело.
— Ведал про Анну Монс, что изменит мне? — спросил угрожающе.
— Откуда? — пожал плечами Меншиков, смотрит сочувственно, изображает беспечность -Только из книги прознал! Так кабатчица же мин херц, девка непотребная! Упредить тебя хотел, но опасался твоего гнева.
— Падаль... — в досаде и гневе царь топнул голой пяткой по полу. Скривился, больно. Заметил что Алексашка хочет что-то сказать, выкрикнул — Молчи, молчи! Вон пошел.
Торопливо скрипнула, закрываясь за сердечным другом, дверь.
— И что ей не хватало? — горько спросил Петр в пространство, — Неужели уже сейчас мне врет? С первого раза врет? Любовь, верность? Не понимаю...
Петр покосился на лежащую на столе почерневшую от табака трубку. Доктор, пока не вылечится, запретил прикасается к ней. 'Дура... так обмануть... Я доверял ей! Ладно... Кончено...' Петр устало махнул рукой, повалившись на скрипнувшую кровать, укрылся одеялом...
Несколько дней спустя в здании мастерградского посольства, в скромном кабинете под самой крышей. Меншиков хитро прищурился, сморщился. Побарабанив по столу проговорил:
— Выполнил я вашу просьбишку. Прочитал царь книжку и зело опечалился и огневался на непотребную девку Анну Монсиху. Велено ей с матерью уезжать к немцам.
— Благодарю Вас Александр Данилыч! — рука неприметного человечка, выполнявшего в посольстве функции разведки и контрразведки, открыла ящик стола и вытащила тяжелый на вид холщовой мешочек, — это Вам, как договаривались.
Меншиков оскалился, довольного, как именинник, рука сгребла приятно звякнувший золотом кошель. И деньги заработал и царю помог избавится от стервы. Несмотря на известную алчность Мин херца он искренне любил.
— Надеюсь на дальнейшее сотрудничество.
Вечером в Мастерград ушла срочная телеграмма: Первый этап операции 'Катерина' прошел успешно, немедленно отправляйте в Москву главную фигурантку
К весне слухи о появлении на далекой восточной границе нищей Московии удивительного города, перенесенного из будущего, достигли Версаля, Хофбурга и большинства королевских дворов Европы. Особого ажиотажа это не вызвало, где-то не поверили сведениям, а большинство не обращало внимание на происходившее на далекой варварской окраине. К европейской политике событие не имело никакого значения. Слишком далеко, слишком незначителен вес Москвы в большой европейской реал-политике. Привычно продолжали резать друг друга католики и протестанты, противостояли европейские династии Габсбургов и Бурбонов. Ну и конечно весь христианский мир... за некоторым исключением, враждовал с рвущимися в Европу мусульманами — турками. Заинтересовался лишь гораздо более информированный ватиканский престол. Папский нунций в Польше получил изрядно удивившее его указание собрать подробную информацию о Мастреграде.
Хофбург (также Гофбург, нем. Hofburg) — зимняя резиденция австрийских Габсбургов и основное местопребывание императорского двора в Вене.
Диковинный город на некоторое время стал модной темой разговоров на светских приемах, но вскоре более важные события: решительная победа на берегах реки Бойн в Ирландии Вильгельма III Оранского над ополчением низложенного короля Англии Стюарта и захват османами Белграда, дали новую тему для светских сплетников. О Мастерграде подзабыли. Ближе к лету, когда сошел лед на Балтике и в Архангельске в Европу хлынул пока тонкий ручеек диковинных товаров, привозимый английскими, голландскими и немецкими и русскими купцами. Ставший вполне значительным к осени. Рафинированные аристократы охотно покупали холодильные шкафы, огромные и более качественные чем у венецианцев зеркала, изысканные ювелирные изделия вызвали ажиотаж у аристократии. Другие товары благодаря качеству и невиданной дешевизне пользовались популярностью у публики попроще. Народ ахал, удивлялся и охотно покупал иголки, первоклассная бумага и обувь из непонятного, похожего на кожу материала, непромокаемые плащи и короткие сапоги, большой ассортимент изделий из железа. Разговоры вновь начались, но как-то без энтузиазма. Ну диковинки, ну продают и что изменилось в жизни Европы? Ничего. Нарушением многовековой монополии на производимые на знаменитом острове Мурано зеркалами осталась недовольна Венеция. Но кто ее станет слушать? Лучшие времена, когда мощь республики потрясала Средиземноморье, давно прошли. Гневался и северный хищник — Швеция, бывшая в семнадцатом веке железным гегемоном Европы. Вплоть до середины XVIII столетия страна производила половину железа на континенте, а тут поток удивительно дешевых стальных и железных изделий из Московии. Неважно что продают сравнительно немного и только готовые изделия. Кто обрадуется конкуренции? Это в двадцать первом веке Швеция небольшая северная страна, столетиями не воевавшая, в семнадцатом — прославленная каролингская пехота наводила ужас на соседей.
Каролинская пехота (или каролинеры) (швед. karoliner) — это отборный военный экспедиционный корпус, который служил шведским королям Карлу XI и Карлу XII примерно с 1660 по 1721 годы.
Вместе с природой, к маю московское царство начало просыпаться от спячки. Вслед за совместной с Строгановыми, заработала ткацкая мануфактура в Хамовниках. Они начали заваливать рынок дешевыми льняными, шерстяными тканями и парусиной. Преподаватели, обучившие работе на жаккардовых машинах новоявленных ткачей, закончили обучение и скучали в ожидании первого каравана из Мастреграда. С ним они должны вернуться на Урал. Доверенные люди думного дворянина Обельского в поисках сырья для производства перевернули вверх дном центральную Россию, но дело того стоило. Прибыли мануфактура начала давать фантастические, так что те бояре и купцы, которые первоначально воротили нос от предложений мастерградцев, зачастили в посольство с вопросами: а нельзя ли войти еще в какое дело? Таких встречали приветливо. Новосозданные кумпанства, как только сошел снег, направили экспедиции на месторождения железа, угля, меди и даже золота и алмазов. Уже в этом году там должны встать прииски с шахтами и несказанно обогатить своих владельцев. В Александровской слободе, где еще стояли остатки срубов дворца царя Ивана Грозного, на паях с Меншиковым строили бумажную мануфактуру. Обозы с досками и бревнами каждую неделю заезжали на стройку. Плотники старались из всех сил и стены уже стояли. По началу царский любимец с ревностью встретил появление в ближнем окружении царя новых людей, но после визита послов, он обзавелся пистолетом с именной гравировкой и увесистым сундучком с серебром и стал мастерградцам лучшим другом.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
