— Пока что она была помещена под домашний арест, — ответила Пиггот. — По большей части для её собственной безопасности. Прямых доказательств того, что это она подложила в шкафчик оружие, нет, хотя некоторые отпечатки и серийные номера на оружии совпадают с теми, что Сталкер отбила у преступников до вступления в Стражи, по крайней мере с теми, что мы знаем.

— Я поговорю с ней, — пообещала Батарея.

* * *

— Это была не я, — сказала Призрачный Сталкер.

— А Тейлор Хеберт думает, что это была ты, — сказала Батарея. — И такое количество оружия у тебя от тех преступников, которых ты останавливала.

— Я не сказала, что оружие не моё. Я сказала, что это сделала не я, — подняла взгляд София. — Я бы тоже обвинила кого-то определённого в такой ситуации. Хеберт теперь стала большим игроком, и Пиггот хочет спустить на меня всех собак**.

— Где ты взяла это оружие? — спросила Батарея.

— Я люблю собирать трофеи, — призналась София. — У меня есть схроны по всему городу. Даже Эмма знает о некоторых, тупая сучка.

— Ты хочешь сказать, что это Эмма Барнс была той, кто подкинул оружие в шкафчик?

— Это вряд ли, — сказала София. — Если вы делаете что-то подобное, вы должны придумать такую историю, в которую люди поверят. Такая девушка, как Хеберт, приносит в школу пистолет; это никого не удивит. И это должно быть что-то дешёвое, что-то, что такая девушка могла бы достать, но это же Залив. Тут любой может достать оружие, если действительно захочет.

Потом София отрицательно замотала головой.

— Хотя Эмма явно поехала крышей. Я не знаю, как она попала в школу и взломала шкафчик, если уж на то пошло, но она была единственной, кто знал о моих тайниках. Это должна быть она, верно?

— Я не знаю, — отозвалась Батарея. — Но просто хранение оружия и подделывание улик — достаточно серьёзное преступление, чтобы отменить твоё условно-досрочное освобождение.

— Мне лучше будет попасть в колонию для несовершеннолетних, — сказала София. — Они говорят, что Хеберт раздавила Кайзера словно виноградину. Если я сяду в колонию, может, она не придёт за моей семьёй.

— Думаешь, она могла бы это сделать?

— Чёрт её знает. Я думала, я знаю Хеберт, но я никогда не думала, что она будет способна на... всё это, даже если у неё и есть силы. За две минуты она убила людей больше, чем я когда-либо хотела убить, и вопрос, который вы должны задать себе, как далеко после этого она зайдёт?

— Ты думаешь, она пойдёт на обострение конфликта?

— А вы думаете, что не пойдёт? За исключением крутой троицы, никто не сможет ей противостоять, по крайней мере, из местных. Она словно 800-фунтовая горилла (362,87 кг, прим.пер.), с которой вас заперли в маленькой комнате. Я всё ещё не понимаю, почему я получила силу проходить сквозь стены, а она стала Губителем.

— Она не Губитель, — тихо заметила Батарея.

— Вещи, которые она может делать, как я слышала, разве не кажутся вам силой Губителя? Если ты можешь поднять в воздух корабль, то наверняка можешь поднять и дом, разве это не звучит похоже на Симург?

— Нет причин считать, что она Губитель, — повторила Батарея. Она чувствовала себя немного некомфортно, разговаривая на эту тему. Большинство людей избегали разговоров о Губителях, как о чуме, опасаясь, что это каким-то образом призовёт их в их город. А учитывая способности Симург, в какой-то мере это даже походило на правду.

— Вы думаете, что сможете утихомирить Хеберт, когда ей что-нибудь взбредёт в голову? — спросила София. — Все думают, что она триггернула в шкафчике, но я могу сказать, что это не так.

— Почему ты так считаешь?

— Она вела себя не так, как должна была. Она не кричала и не билась в стенки, и не делала ничего такого. Она просто позволила себя втолкнуть туда и вела себя тихо. Кто-то, кто получил такие способности, в панике наверняка бы взорвал тот шкафчик, ведь так? А она просто открыла замок и вышла. У кого вообще будет такой уровень контроля над силами сразу после триггера?

— И когда по-твоему она получила свои силы?

— В ней всегда было что-то такое, по мелочи. Она всегда безропотно сносила то, что мы с ней делали, но никогда не боялась так, как должна была. Всегда выглядела так, будто у неё был припрятан туз в рукаве, — София посмотрела на свои руки. — Я думала, она просто притворяется, что она слабая и просто хорошо это скрывает. Иначе почему она позволяла нам делать с ней всё то, что мы делали? Если она была такой сильной, почему не остановила нас? Она была на уровне грёбаного Кларка Кента.

Батарея была удивлена, что София знала такие аналогии. Многие подростки её лет не знали. В конце концов в мире, где существовал Зион, кому вообще был интересен Супермен?

— Ей нравилось это? Притворяться слабой и смеяться у нас за спиной, когда мы вели себя как кто-то сильный? — нахмурилась София. — Что за больной урод будет так делать?

Батарея не стала делать вполне очевидного сравнения.

— Это только начало, — сказала София. — И я буду счастлива быть подальше от Залива, когда тут всё взлетит на воздух у всех на глазах. Я уже сказала моей семье перебраться отсюда, и вы тоже должны убираться.

— Она кажется милой девочкой, — слабым голосом сказала Батарея.

— Она казалась милой девочкой в течение двух лет, а потом убила целую кучу людей и даже глазом не моргнула. Что ещё она скрывает? — задалась вопросом София. — Как много пройдёт времени, прежде чем Пиггот или Оружейник

* * *

, или какой-нибудь другой идиот решит, что нужно её прижать? Думаете, она будет такое терпеть от кого-нибудь, кроме, может быть, её отца?

София встряхнула головой.

— Просто отправьте меня в колонию. А я ещё приду сюда посмотреть на оставшийся от города кратер, когда отсижу свой срок.

—

**в оригинале 'and Piggot's going to throw me under the bus', что дословно можно перевести как 'Пиггот собирается бросить меня под автобус', но на русском это смотрится коряво, так что.

* * *

в оригинале София вообще-то сократила имя Оружейника до Armsie, но я честно не знаю, как сократить это на русском языке.

Глава 13. Ожидание.

Надо было убить Оталу.

Она обещала вылечить отца, но спустя два дня он всё ещё не приходил в сознание. Что бы не делали врачи, всё было бесполезно. Я не могла помочь, но чувствовала, что Отала намеренно оставила его в коме, чтобы отомстить мне хотя бы таким образом.

Всё эти два дня я провела в больнице рядом с отцом, падая в беспокойный сон рядом на раскладушке. Дедушка всё это время оставался на удивление тихим. Сперва я думала, что при всех его познаниях в генетике и безумной науке он имел хоть какое-то представление о том, что не так с отцом, но он казался таким же озадаченным, как и врачи.

Каждый раз, когда я слышала об убийствах по телевизору или читала о них в книгах, этому придавалось большое значение, прямо как потере девственности. Это должно было быть чем-то, что изменяло жизнь, чем-то, что навсегда пятнает твою душу.

Меня немного беспокоило, что я ничего не чувствовала по этому поводу. Точнее, я чувствовала некое онемение. Могло оказаться так, что моё беспокойство за отца затмило все остальные чувства по поводу случившегося.

Что меня волновало, так это то, что реакция на случившееся у меня могла запаздывать. Однажды я ходила босиком по снегу. Не самая гениальная моя идея, но пока я делала это, боли совсем не чувствовалось. Только вернувшись в тепло я осознала, что мои ноги онемели, и никакой боли я не чувствовала как раз из-за этого. Вместо этого вся боль пронзила мои ноги лишь тогда, когда мои ноги отогрелись.

В итоге всё, что я могла сделать — это сидеть, пялиться в монитор и слушать пищание аппарата, не используя свои силы из-за страха повредить медицинскую аппаратуру.

Никто меня не навещал; ни полиция, которая могла захотеть получить мои показания, ни СКП. Единственные люди, которых я видела, это медсёстры, а иногда и врачи.

Всё изменилось вечером второго дня.

Когда тихо открылась дверь в палату, я подняла взгляд. Медсёстры придерживались определённого графика посещений, и большинство из них были достаточно профессиональны, хотя некоторые из них явно меня узнавали. Я видела страх в их глазах, хотя большинство из них хорошо его скрывали. Те, кто боялся больше, быстро прекращали посещения.

На это время никаких посещений запланировано не было.

Я удивилась, когда увидела, как в комнату заходит девушка моего возраста. На ней была мантия с большим капюшоном и шарф, закрывающий лицо. Мантия была белого цвета, с красными крестами. Волосы у неё были обычного каштанового цвета, а выглядела она усталой.

— Я не работаю с мозгом, — сказала она, когда вошла в комнату. — Я пыталась им это объяснить, но такое чувство, что все считают тебя особым случаем.

Панацея. Только один кейп в Броктон-Бей был лучшим целителем, чем Отала. Некоторые люди утверждали, что она была лучшим целителем во всей Северной Америке.

— Ты даёшь мне разрешение исцелить своего отца? — спросила она скучающим тоном. — Даже если я скорее всего ничего не смогу сделать?

Она заранее предупреждала меня не надеяться, или она меня боялась и хотела снизить мои ожидания, чтобы при оглашении результатов я не раздавила её в кашу?

В отличие от медсестёр, у меня не получалось хорошо читать её эмоции, и её голос не помогал тоже.

Я согласно кивнула, и только тогда она протянула свою руку, чтобы коснуться руки отца. Она нахмурилась и что-то сделала. Я видела, как его палец начал отрастать. Это было странно и немного отвратительно.

— Хорошо, что у него много жировых отложений, — сказала она. — Было бы сложнее делать это с кем-нибудь худым.

Она держала его за руку добрых пять минут, пока палец на руке не отрос полностью. Наконец, она отпустила его руку и повернулась в мою сторону.

— И? — спросила я. — Что с ним не так?

— Хоть я не могу работать с мозгом, я его вижу, — сказала она. Она немного поколебалась, прежде чем продолжить. — Обычно я не говорю о таком без разрешения пациента, но все вокруг считают, что ты должна быть исключением. Как будто они считают, что ты разрушишь госпиталь, если не получишь ответа на свой вопрос.

— Они сделали с ним что-то ужасное? — спросила я. Я нахмурилась, чувствуя, как душевное онемение начало сменяться гневом. Если они сделали больше, чем просто отрезали ему палец, я найду тех, кто остался, и заставлю их заплатить.

Металлические предметы начали летать в воздухе, и мне пришлось приложить сознательное усилие для того, чтобы заставить их вернуться на свои места. Я с беспокойством впилась взглядом в показания на мониторах, которые, казалось, продолжали выглядеть как обычно.

Эми сделала шаг назад.

— Ты думала над тем, чтобы посетить курсы управления гневом? — спросила она. — Я знаю, как люди обычно волнуются.

Очевидно, чувство ярости отразилось и на моём лице.

— Похоже, сначала его избили, — начала объяснение она. — Но я сомневаюсь, что они делали с ним что-нибудь ещё после того, как отрезали палец. Дело в том, что с ним всё в порядке.

— Что?

— Я исцелила его тело, и на самом деле он не был в коме. Ты слышала что-нибудь о той части мозга, которая определяет людей, которые потенциально могут получить силы через триггер?

Я согласно кивнула.

— Она активна. Я считаю, что всё произошедшее стало для него триггер-событием, и его разум сейчас пытается справиться с потоком новой информации, которую ему предоставляют его силы.

— Что это значит?

— Иногда это происходит с Умниками, у которых довольно мощные способности. Они получают так много новой информации, что им требуется время для того, чтобы научиться её воспринимать, — сказала она, пожав плечами. — Я не уверена, как долго он будет спать, но предполагаю, что чем сильнее его способности, тем дольше он будет без сознания.

— Но он уже спит два дня, — сказала я. — Это нормально?

Я читала о триггерах, конечно, так как пыталась в своё время понять, чем использование способностей мутантов отличается от того, что испытывают все остальные. Тот факт, что у отца случился триггер, означал то, что случившееся с ним было по-настоящему ужасным. Что стало спусковым крючком — избиение или страх, что меня убьют? А может, он видел то, как я убиваю других людей, и это стало его спусковым крючком? Эту мысль я быстро отбросила в сторону из-за её болезненности.

— Это значит, что его способности скорее всего будет довольно сильными, — допустила она. — И он может очнуться как через пару минут, так и через пару дней. Не думаю, что это будет продолжаться больше недели, такое развитие событий маловероятно.

— Значит, в остальном он здоров.

Она кивнула.

— Я пошла немного дальше и поправила ему зрение. Поправила проблему с ранним облысением. Это займёт некоторое время, но его волосы отрастут снова. Это даст тебе время, чтобы привыкнуть к переменам. Хотя я думаю, что ему стоит сократить потребление жареного картофеля в рационе. У него есть генетическая предрасположенность к сердечным заболеваниям, и я сделала всё возможное, чтобы исправить это, но любой человек, если будет есть достаточно много вредной пищи, может словить сердечный приступ независимо от того, насколько будут здоровы из гены.

Я замолчала на секунду, рассматривая её.

— Я правда ценю всё это, — сказала я ей. Она отмахнулась, будто это ничего не значило.

— Это моя работа.

— Нет, правда, — продолжила я. — Папа это единственное, что осталось у меня в этом мире, а твоя помощь с его излечением, это то, за что я никогда не смогу вернуть долг. Если я смогу тебе чем-то помочь, только скажи.

Теперь настала очередь Панацеи молча смотреть на меня. Было похоже, что она спорила сама с собой. Наконец, она глубоко вздохнула и заговорила.

— Ты правда хочешь мне помочь? — спросила она. Я кивнула.

— В следующий раз хорошо подумай над тем, что ты творишь, когда будешь бродить по городу словно слон в посудной лавке, — сказала она.

— Что? — переспросила я.

— Как ты думаешь, кому пришлось лечить тех людей, которых ты искалечила, прежде чем их отправили в тюрьму? — спросила она. — И за последние два дня мне пришлось вылечить как минимум сорок членов различных группировок, которые были ранены в бою.

— В бою?

Она уставилась на меня.

— Ты не смотришь новости? Ты что, всё это время провела здесь, не интересуясь тем, что происходит снаружи? На улицах идёт война банд. Несмотря на то, что у Империи больше нет кейпов, их численность всё ещё превосходит другие группировки по крайней мере в три раза. У других банд в любом случае не так уж и много кейпов в своих рядах, так что в основном страдают члены банд и невинные люди, которые попадают под перекрёстный огонь.

— Но какое это имеет отношение ко мне?

Она снова уставилась на меня с выражением, как будто я сказала какую-то невероятную глупость.