Так закончился обед с пирогами, погасла в самом зародыше ссора с возможной дракой между Луком и мною, но спустя один день, вечером в субботу, отец вызвал меня к себе в домашний кабинетик, на разговор. Он без обиняков устроил мне допрос насчет Лука: состав семьи, кто родители, где брат, отношения в семье, положение в семье, как учится, с кем еще дружит помимо меня, что читает, чем увлекается?..
В самом начале нашей с отцом "беседы" я попытался, было, отшутиться-уклониться, но отец был настойчив: "сын, будь так добр, отнесись серьезно, мне это важно", и я рассказал ему то, что знал. Ну, не все, разумеется — про наши секс-разговоры о девчонках, про наши неудачные опыты с табакокурением, про игры в пристеночек и в карты на деньги я рассказывать не стал, это само собой, а вот насчет читательских увлечений Лука — почему бы и нет? Отцу-то можно! Да Лук и сам треплется, не делая тайны...
— Стоп. Не въехал!? Про центральную библиотеку имени Ленина, что на улице Ленина, я, разумеется, понял, хоть и не был там ни разу, можешь не повторять, но почему именно там? И еще разок насчет материалов съезда? Не части словами, объясняй потихонечку...
Ну, я и перебрал, слово за словом, все услышанное от Лука "по теме".
Мы с Луком книгочеи, только я, под неусыпным родительским вниманием, все больше учебные материалы впитываю, а также — это уже поперек их взглядам и советам ?— фантастику лошадиными дозами, а Лук любит фантастику не меньше моего, но кроме нее читает все (из возможного), что в голову ему взбредет, благо родители в этом вопросе его не контролируют, хоть и пытаются иногда. Так вот, Луку в голову взбредают на постоянной основе:
— жизнеописания американских миллиардеров
— информация о производстве и продаже наркотиков, их особенностях, их воздействии на человека
— парапсихология во всех ее видах, особенно гипноз
— книги про гангстеров, с явным уклоном в сторону итальянской и американской организованной преступности
— статьи про рок-музыку, западную, разумеется, и особенно про Роллинг Стоунз
— информация про сталинские времена, и деятелей того периода, включая самого Сталина, Берию, Хрущева, Ежова...
В домашних библиотеках — Лука и моей — ничего такого этакого нет, мы с ним обследовали, а в центральной городской библиотеке есть, не все, но по максимуму из возможного, очень скудного...
На последнем пункте, из перечисленных мною, отец не в шутку насторожился:
"не части словами, объясняй потихонечку..."
Мне бы притормозить, выдумать какую-нибудь фиговую чучу, чтобы загасить тревожный интерес отца, вдруг проснувшийся в сторону моего друга, но... Я тогда и представить не мог, чем обернется для будущего сей разговор, а также и то, что отец мой вполне способен допускать ошибки, пусть и невольные... Увы. Я добросовестно выложил почти все, что запомнил из сбивчивых Луковых объяснений. Ну, там, отфильтровал повторы и мусор, и плюс утаил один "секретный" эпизод, что Лук мне поведал под страшную клятву.
— Ну-ка, ну-ка, сын! С этого места еще поподробнее? Почему именно двадцать второго?
Это уже отец про съезд КПСС под номером 22 взялся уточнять услышанное от меня. Почему, почему... Потому что. Ему-то я сказал, что сам толком не знаю, потому что пообещал Луку молчать — и я смолчал, кое-что обошел стороной в беседе с отцом. А на самом деле, со слов Лука, вышло там занятное. Лук, еще в прошлом году, пару месяцев назад, перед зимними каникулами, попросил в читальном материалы Двадцатого съезда — и ему отказали. Мало того, в следующий визит, когда Лук уже собрался уходить, отлистав годовую подписку газеты "За рубежом", вышел к нему некий библиотечный работник Виктор Петрович, пригласил внутрь, туда, за дверь "только для сотрудников" и, от имени библиотеки, завел с ним задушевный разговор о книгах, об успехах в учебе...
Лук и без того уже по-маленькому хотел, домой торопился, а тут едва по-большому не обделался, потому что понял, что к чему! Если родители узнают, на ЧТО он нарвался — лучше не жить, заклюют, запилят! Кагебе! Словно из передачи "Голос Америки", чика в чику! Это еще круче, нежели бы его застукали за вырыванием страниц из газетных подшивок, чем он регулярно занимался, в поисках заметок о гангстерских войнах. Но Лук ушлый тип, острый разумом: в свои одиннадцать с половиной лет вовремя вспомнил про облупленный торец кирпичной трехэтажки на углу Мира и Ленина, где намалеван был с незапамятных времен лозунг: "Решения XX съезда Партии в жизнь!" Вот, дескать, и проявил любопытство к истории своей отчизны. И, кроме того, Лук ненавязчиво проболтался Виктору Петровичу, что материалы XXIII съезда КПСС он уже читал — "папа из Москвы привез". Папа? А кто у тебя папа, дружок? А папа у Лука обычный железнодорожник, который, волею случая, был избран из среды обычных партийных пролетариев делегатом на обычный очередной Съезд Коммунистической Партии, проходивший в 1966 году!
Гм! Гм... Мда-а-а... Простой человек, побывавший делегатом последнего по времени партийного съезда — это уже не самый простой человек на свете... И это надежный, проверенный человек, из рабочей среды, проверенный инстанцией, которая повыше будет, нежели все иные окрестные проверяльщики города Павлопетровска, включая пламенных наследников товарища Дзержинского!.. Виктор Петрович, видимо, был человек с воображением и достаточным запасом здравого смысла, чтобы правильно уразуметь услышанное: он по инерции еще поспрашивал о разных пустяках, но даже Луку стало видно, что интерес к дальнейшим расследованиям у Виктора Петровича резко увял.
Мальчик-то, юный читатель, сам по себе всякий может быть — здоровый, там, или слегка ушибленный на голову, это пусть в семье разбираются, но демонстрировать бдительность на пустом месте и раскручивать дальше, вызывать родителей, один из которых делегат съезда, идти в школу за дальнейшими выяснениями... Чревато. Скажут: дурак ты, старший лейтенант Пилькевич, и лодырь! Ты на кого поволок, а? Не на партию ли? Короче говоря, так. На сигнал среагировал? Да. Беседу со школьником провел? Да. Формуляр библиотечный изучил? Изучил и даже выписку сделал. Молодец. Родители благополучны? Более чем, несомненно, особенно отец! Проверил насчет съезда и места работы? Первым делом! Нет, но ты понял, а, Пилькевич, что там, в том читальном зале, нет происков вражеских разведок, изощренных манипуляций детьми с целью развернуть идеологические диверсии в целинном городе? А ты, небось, думал, что прямо через наши головы доклад в Московскую "Пятерочку", непосредственно Ивану Павловичу, да?.. А там уже и до награды рукой подать, до присвоения внеочередного звания? Нет? Вот и иди, иди к себе за стол в кабинет, поблагодари библиотечную начальницу за проявленную бдительность, успокой ее в личной беседе либо телефонным разговором, посули дальнейшее доверительное сотрудничество и иди. Рапорт иди писать о проделанной и сданной работе. Отрицательный результат — тоже результат. Да он никакой и не отрицательный: рутинная и всегда необходимая отработка поступающих сигналов от граждан — это главная святыня в работе настоящего чекиста, это профилактика несбывшихся преступлений! Выполнил задание — молодец, закрой его документально, как положено, и получи следующее. Декабрь ведь заканчивается, годовой отчет на носу, ты хоть понимаешь это, Виктор Петрович, или тебе громче объяснить? Ты же опытный работник, ты уже сам, своим примером, должен наших комсомольцев учить и вдохновлять на грамотное обращение с документами! Если мальчик тот действительно ку-ку на почве пионерско-тимуровского движения, то это уже не наши, не твои и не библиотечные проблемы. Кругом и шагом марш.
Вот как сказали бы старшему лейтенанту Пилькевичу сверху, из высокого кабинета. И это еще в лучшем случае... Он знает, ученый уже...
— Почему именно двадцать второго? Пап, я сам толком не знаю. Это у Лука такая идея возникла. У них дома есть материалы двадцать третьего съезда, но там... типа, скучно читать, как он говорит. А в разных книгах то и дело всплывают упоминания двадцатого, по поводу разоблачения культа личности...
— Извини, сын, перебью. Ты ему про наши домашние разговоры с гостями ничего не передавал?..
— Ты чё, пап!? Я же не маленький, еще с детского сада помню: все, что дома слышу — в песочницу не ношу!
Здесь я нагло соврал: кое-что — далеко, впрочем, не все! — я Луку пересказывал под строжайшим секретом, и мне ни разу не довелось раскаяться в своей болтливости.
— Молодец, Мика, то, что в семье — в семье, это один из главных законов бытия. Итак, культа личности?..
— И мы с Луком выяснили — он, в основном, выяснял, а я за компанию — что по двадцатому съезду нигде ничего не найти, и в книге про двадцать третий съезд тоже. Ну, Лук взялся за двадцать первый — там тоже голяк...
— Мика, черт меня подери! Что за словарь у тебя!? И особенно у твоего Лука!? Следи за своим словооборотом, будь так добр...
Отец ругался на меня, как всегда беззлобно, одергивал, перескакивал с темы на тему, шутил, прерывался на телефонные звонки, но нить беседы из рук не выпускал, шел по следу уверенно. Зачем ему понадобилось это? Я мог лишь предполагать, а полное объяснение получил от него много позже. Отца удивил гносеологический феномен в лице дружка его собственного сына: настойчивые поиски информации в условиях жесточайшего дефицита, нехватки этой самой информации. В принципе, подобное свойственно коллекционерам, ученым, разведчикам, криминалистам, ведущим расследование, ревнивым женам и мужьям. Лук никем таким близко не являлся, но, вот, поди ж ты! Особенное впечатление на отца произвел "инсайт" Лука: тот самостоятельно допер, что вся информация по разоблачительствам двадцатого съезда, абсолютна вся, да еще и с большущими довесками, содержится в двадцать втором съезде, который никем не запрещен и ни от кого не сокрыт! Мало того, Лук, в свои неполные двенадцать лет, сам дополнительно сообразил, что стенографический отчет съезда в несколько раз больше и богаче на информацию, нежели причесанные и приглаженные "материалы съезда"! Этот факт отца моего особенно пронял! И Лукова бы отца тоже, вплоть до инфаркта, но тот не знал и не подозревал об увлечениях младшего сыночка, ему со старшим, студентом, забот и переживаний хватало.
— И что? Его родители не в курсе этих библиотечных изысканий? Точно? И старший брат?
— Точно, пап. Они бы сразу такую панику навели, они всего такого боятся!..
— И правильно делают, между прочим. У них за плечами богатый опыт жизни в нашей родной действительности. А брат?
— Нет, старший брат есть, но он далеко, в Ленинграде учится, а бабушка у Лука вообще неграмотная. Она не умеет читать и писать, представляешь?
— Угу... Да, нынче, в эпоху поголовного всевобуча, сие большая редкость. А где в Ленинграде? В Кораблестроительном?
Видимо, позднее отец не поленился, и через свои связи "потрогал" Лукова старшего брата, и, похоже, ничего любопытного и тревожащего "по теме" там не нашел. Во всяком случае, больше никогда ничего о нем не выяснял, даже словом не заикнулся.
А в Лука продолжил всматриваться. Исподволь.
— Что значит — исподволь? — Андропов хмурился, слушая доклад генерала Бобкова из "пятки", но не потому что был недоволен им и его информацией, как раз напротив: было совершенно очевидно, что зам начальника пятого управления гораздо выше разумом и квалификацией, нежели его начальник Кадашев, которого пришлось в начале зимы попросту снять с занимаемой должности. Тот деятель, как секретарь в структуре провинциального обкома может быть, и на месте был, а здесь нет. — А, Филипп Денисович? Разверните, пожалуйста, итоговую мысль.
— Гм... Мы имеем основания быть уверены, что мысль о пятой колонне в средних эшелонах хозяйственных органов страны, нам не прямо, но косвенно, как бы исподволь внушают "коллеги" из США, цээрушники прежде всего. По крайней мере, это так на сегодняшний день. С целью стравить, спровоцировать репрессии, пустить по ложному следу. При этом, вне сомнения, что на уровне пьяного трепа в узких компаниях, злопыхателей полно, в том числе и среди законопослушных, добропорядочных граждан, в том числе и среди облеченных значительными полномочиями.
— На сегодня, то есть, на четырнадцатое февраля. Понятно. В остальном у меня вопросов нет. У вас вопросы?
— Никак нет... Юрий Владимирович. Разрешите идти?
Андропов привычно поморщился на это казарменное "никак нет", но что уж тут поделаешь, ну не искоренить его из обычаев и сознания сотрудников — почти все они военная косточка. В остальном этот Бобков молодец, надо приподнимать, решено.
— Да, идите, и потихонечку готовьтесь к новым задачам и назначениям.
Окрыленный намеком Бобков зашагал к выходу, а Председатель КГБ продолжил прерванное докладом чтение обширной справки по детскому писателю Чуковскому, а конкретно — по его многочисленным сигналам на непорядки в обществе. Вот он товарищу Сталину пишет, рацпредложения по детскому воспитанию:
" "...вместе с тем, есть и "обширная группа детей, моральное разложение которых внушает мне большую тревогу... Около месяца назад в Машковом переулке у меня на глазах был задержан карманный вор", который "до сих пор как ни в чем не бывало учится в 613-й школе... во втором классе... Фамилия этого школьника Шагай... РайОНО возражает против его исключения... мне известно большое количество школ, где имеются социальноопасные дети, которых необходимо оттуда изъять... Вот, например, 135-я школа Советского района... в классе 3 "В" есть четверка — Валя Царицын, Юра Хромов, Миша Шаховцев, Апрелов, — представляющая резкий контраст со всем остальным коллективом... Сережа Королев, ученик 1-го класса "В", занимался карманными кражами в кинотеатре "Новости дня"...
"Мне рассказывали достоверные люди о школьниках, которые во время детского спектакля, воспользовавшись темнотою зрительного зала, стали стрелять из рогаток в актеров..."
"Для их перевоспитания необходимо раньше всего основать возможно больше трудколоний с суровым военным режимом... Основное занятие колоний — земледельческий труд. Во главе каждой колонии нужно поставить военного. Для управления трудколониями должно быть создано особое ведомство... При наличии этих колоний можно произвести тщательную чистку каждой школы: изъять оттуда всех социально-опасных детей..." "Прежде чем я позволил себе обратиться к Вам с этим письмом, — заключает "друг детей", — я обращался в разные инстанции, но решительно ничего не добился... Я не сомневаюсь, что Вы, при всех Ваших титанически-огромных трудах, незамедлительно примете мудрые меры...
С глубоким почитанием писатель К. Чуковский"
А вот запись его рассказов в узком кругу о недавнем министре культуре Александрове:
"...что Петров? Да этот Петров, Лидуся... Он из своего Литинститута лично подбирал и поставлял студенточек этому Александрову... И Кружков туда же. И Аллочка эта Ларионова... Да я лично сто раз видел этого Александрова в "Узком": напьется пьян-распьян и к этой в номер лезет... ну, я тебе рассказывал... Хам, невежда, лизоблюд!.. Вульгарный донельзя! А его министром культуры..."
