Бесноватый кровожадный я

— Гляжу, сэр Альвинк, ты большой знаток по части Сайларана?

— Есть немного, ваше высочество. В молодости, когда я еще служил в тяжелой кавалерии, частенько тут бывал, и одно время, неспокойное очень, мы тут и вовсе несли гарнизонную службу на регулярной основе. Так что тут, в городе, я не то чтоб как дома, но многих знаю. Если выдастся свободное время — пойду наведаюсь к старым приятелям... А еще так уж вышло, что один из моих славных предков написал исторический труд в том числе и про сайларов и Сайларан, ну а я не знать наследие своего рода просто не могу.

Я сразу оживился: возможность разузнать кое-что об истории этого мира это почти как читать историческое фэнтэзи, ну а фэнтэзи — наше все.

— Так твой предок был историком-летописцем?

Альвинка этот вопрос очень потешил:

— У меня в роду, ваше высочество, за последние шестьсот лет было четверо известных летописцев. То есть, я имею в виду только тех, которые оставили после себя огромное наследие. Первым был Вальрик из Вельвы, который считается основателем династии. Купцом он побывал во многих местах, в том числе очень дальних, и так уж вышло, что он часто становился свидетелем многих важных и драматических событий. Шестьсот лет назад Вальрик из Вельвы оказался самым плодовитым летописцем, причем его труды неизменно описывают либо то, что он видел воочию сам, либо то, что он выспросил у очевидцев. Как историк, он частенько грешил предвзятостью и пристрастностью, но его труды довольно точно и скрупулезно описывают события, при этом он никогда не переписывал работы прежних летописцев и не претендовал на лавры 'отца истории'. По сути, его книги — на самом деле путевые дневники, а посему исключительно полезны в деле понимания ушедших событий. После него был внук его — Панчио Вальрик, который, унаследовав богатство, нажитое дедом и отцом, стал уже не купцом-летописцем, а настоящим историком. Ездил он по-прежнему со своими торговыми караванами, но купечеством занимался мало, его записи освещают не только исторические события, но и вообще описание мест, где он бывал, народов, обычаев. В частности, если вы захотите узнать, что происходило в Сайларане пятьсот лет назад и откуда взялись сами сайлары — вам придется читать труды Панчио, ибо он единственный, кто описал эти места в то время.

Я отхлебнул из кружки и спросил:

— Вальрик и Панчио — это что, староталсидонские имена? Я таких не слышал.

— Нет, — покачал головой Альвинк, — Вельва — это в Эрулане, все мои предки вплоть до правнука Панчио, Тарлинка да Вальрика — эруланцы. А вот сам Тарлинк — уже наполовину кортанец, потому что его отец во время 'чумных лет' сбежал из Эрулана и обосновался в Кортании, где и женился на кортанке. Тарлинк — можно сказать, самый знаменитый из всех историков, не только из Вальриков, а вообще. Он не просто писал то, что видел там, куда его носила жизнь — он сам ездил по всему свету, чтобы описать неописанное до него. Воистину столп исторической науки. 'История народов' — его известнейшее произведение. Хотите узнать быт и обычаи криффов? К вашим услугам труд Тарлинка да Вальрика, единственного человека, кто жил среди криффов дольше двух лет и оставил подробные записи. В Мрачных горах, куда вообще мало кто из людей заходил хотя бы на денек, он тоже бывал и описал горных криффов и их страну. Наконец, он единственный человек в мире, благодаря которому нам известна история альвов, начиная с самых глубин веков, когда еще не было людей. Просто потому, что никого до него и никого после него альвы не допустили к своим собственным летописям.

— Ого! — присвистнул я. — Если альвы такие скрытные... как ему это удалось? Он что, знал письменность альвов? Я слыхал, там настолько сложно все, что человеку за короткую нашу жизнь выучить невозможно.

Сэр Альвинк тоже хлебнул из своего бокала и ответил:

— Да нет, конечно, не знал. Но если кому-то удается получить право на вход в поселения альвов и доступ к их библиотекам — вопрос языка становится мелким и ничего не значащим. Тексты альвов ему читал тот же самый альв, который помог получить доступ в библиотеку. Но на самом деле там все куда проще оказалось, чем кажется... Альвы — народ гордый, высокомерный и заносчивый, и чего они очень не любят — так это быть в долгу, особенно перед человеком. Ну, вы и сами слыхали детские сказки про людей, которые помогли альву и за это получали награду, иногда к добру, иногда не очень... Мотив не особенно-то и сказочный, на самом деле. Какой-то альв, притом не из последних, оказался перед моим предком в большом долгу — а Тарлинк да Вальрик пожелал в качестве благодарности доступ к летописям длинноухих, вот и все.

Я прожевал кусок пирожка и заметил:

— Звучит довольно просто. А изначально по вашим словам, дескать, первый и последний, кого альвы пустили к свою библиотеку, мне показалось, что это в принципе невыполнимая задача — к их летописям добраться.

Рыцарь ухмыльнулся:

— Да, если в корень глядеть, то ничего невозможного — просто оказать альву ценную услугу. Такое порой и на самом деле случается, а не только лишь в сказках. Вот только славный предок мой оказался единственным человеком на свете, кто попросил у альва не богатства, исцеления, могущества или тайных запретных знаний, а доступ к их истории.

— Хм... Интересно, что это была за услуга такая.

— Всем интересно, но Тарлинк эту тайну забрал с собой в могилу. Возможно, такое было условие. А на вопросы отвечал, дескать, надо уметь заводить друзей... Отчасти, в этом тоже доля правды есть, потому что в крепости криффов попасть тоже та еще задачка, а он, судя по всему, в во многие вхож был и имел право беспрепятственного прохода в любую точку их степей. До Тарлинка существование Небесного озера считалось выдумкой, а он его не только нашел, описал и нарисовал, но еще и был отпущен оттуда по-хорошему, вместе со своими спутниками... Но то криффы. А вот чтоб альв человека другом назвал — такого наша история никогда не знала.

Я допил квас и налил себе из кувшина еще.

— А что там насчет истории до появления людей? Летописи альвов проливают свет на вопрос о том, откуда и когда люди взялись?

— Напрямую — нет. Альвы писали свою историю, до нас им никогда дела не было. Люди у них упоминаются только в тех случаях, когда они имели с альвами какие-то дела. Ну там, пришел посол из человеческого королевства — это у них записано. Была война с людьми — записано, с подробностями, где, когда, какой город альвы сожгли или какое войско разбили. А что у них под боком Кортания и Талсидония который год воюют — бьюсь об заклад, в нынешние их анналы этот малозначимый факт никто не записал. Нет им дела. Есть лишь косвенные упоминания, что шесть тысяч лет назад или около того увидели разведчики новое племя, дотоле невиданное, и узнали, что те на плотах пришли по воде. При этом не указано, то ли через Западный океан из Дагаллона они прибыли, то ли через наше море со стороны Хеспереса, то ли с севера, из Сильбинда. И само это племя совсем не описано. А первое упоминание собственно людей датировано более чем тысячей лет спустя, и уже тогда у людей было какое-никакое государство. Вот и все. Ходят древние байки о великой рукописи, которую альвам дал, якобы, кто-то богоравный, в которой написано все, что было и будет, но Тарлинку, разумеется, не удалось ничего о ней узнать. Альвы сами о ней никогда не слыхали, а если слыхали, то не скажут.

— Занятно, — сказал я. — А Тарлинк да Вальрик, судя по приставке графской, графом стал или как?

— Да, все верно. За свои заслуги перед Кортанией и за его предков вклад в историю он был в Кортании пожалован наследственным титулом графа. Так что и я — тоже да Вальрик.

— Хм. Ни разу не слышал, сэр Альвинк, чтобы к тебе так обращались.

— А я об этом на каждом углу не кричу. Сам-то я талсидонец в четвертом поколении, объявлять о том, что я кортанский граф, во всеуслышание — ну такая себе затея, с учетом политической обстановки. На самом деле, наследственный граф — не то же самое, что граф владетельный, это только титул, свидетельствующий о знатном происхождении, и ровным счетом ничего не дающий, просто я считаюсь аристократом и в той же Кортании могу обращаться в дворянский суд благородных, сочетаться браком с дворянкой и так далее. Ну и везде, где кортанские титулы признают. В общем, ничего особенного, так что я и тут, в Талсидонии, начинал со службы в кавалерии. Товарищи знали, что я благородного происхождения, но думали, что младший сын чей-то, в таком духе.

— А что за заслуги такие были?

— Да все те же. Исторические труды. Тарлинк в самой молодости, еще до того, как пустился в путешествия, жил в Кортании, стал свидетелем 'Лихих времен' и детально все это описал. И смуты, и войны за престол, и кто с кем воевал, кто на чьей стороне, кто кого убил, кто кого сместил, к кому переходил трон и все такое. Сорок лет спустя Тарлинк Вальрик вернулся на родину из странствий, будучи уже не просто потомком пары знаменитых историков, но и лично знаменитым, столпом истории, и узнал, что его детальное описание всех перипетий стало единственным сохранившимся серьезным источником, написанным современником, который к тому же принимал участие в некоторых событиях. При этом правящая династия, победившая в той войне всех против всех, именно с помощью труда Тарлинка доказывает свое право на корону. Ну, сами понимаете, ваше высочество, когда за трон дерутся братья родные — там очень сложно разобраться, кто прав. На основании записей Тарлинка было проведено целое расследование, которое постановило, что именно победивший принц был законным наследником, поскольку люди, находившиеся выше по списку наследования, совершали во время войны те или иные проступки и преступления, которые якобы лишали их права на престол. Самое интересное — что Тарлинк во время войны был одно время на стороне, враждебной к победителю.

— Это позволило занявшему престол объявить труд Тарлинка да Вальрика абсолютно истинным и объективным, — усмехнулся я, — и тем самым обосновать свое право на престол, истолковав летопись в выгодном для себя ключе, да?

— Строго говоря, там не понадобилось что-то подтасовывать, поскольку во время войны многие участники совершали противозаконные и просто гнусные деяния. Тарлинк не ставил себе цель кого-то оправдать и кого-то очернить, он описывал то, что видел и слышал. Нынешняя династия действительно имела законные права на престол, а те, которые имели больше прав, просто погибли. Мой предок получил наследуемый титул графа, пожизненное содержание из казны и все такое, и смог опубликовать множество своих записей. Ну и стал еще известнее.

За окном уже потемнело, и вскоре хозяйки сообразили нам ночлег. Дом барона оказался достаточно большим, чтобы вместить лишних тридцать человек — казарма, как ни крути. В тесноте, да не в обиде, как говорится, да и в доме — это не в палатке.

Одна из младших жен — в том смысле, что жена не барона, а одного из его дружинников — провела меня в приготовленную для меня комнату, маленькую, скромную, но вполне уютную. Я занес туда свои пожитки, в том числе походный доспех, до того просто сложенный у стены, потом пошел в умывальню — внутреннюю комнату, приспособленную под водно-гигиенические процедуры — и умылся, зачерпывая воду из кадки ковшиком.

Поскольку в главном зале на столе все еще находилось немало вкусняшек, я снова там задержался, и тут выяснилось, что королю постелили в самой большой гостевой комнате, вместе с ближайшими его соратниками и оруженосцами. Поскольку каждый гость был сопровожден к приготовленной для него постели, отец сразу обнаружил, что мне приготовили постель отдельно.

— Похоже, путаница вышла, — заметил он по этому поводу, обращаясь к Райбусу, — надо произвести небольшие перестановки...

— Не надо делать перестановок, ваше величество, — сказал негромко Альвинк, к тому времени пересевший ближе к королю. — Тут все сделано в точности по местным обычаям, гостям стелют в комнатах по рангу их, как бы. Королю — комнату самую большую да богатую, ну, на здешние мерки богатства, и такую, чтобы дружина ближайшая уместилась, ну, заведено так, что дружина вместе с господином. Принцу, стало быть, поменьше комната... Что-то менять — нехорошо. Я сам стану на часах у комнаты его высочества, еще один часовой в коридоре, к тому же дружина барона тоже будет всю ночь на часах, и вокруг дома уже стоит стража кольцом, я только что проверял.

— Хм... ну ладно, пусть будет так.

Мы еще поболтали о том о сем, и я узнал, что утром отец с бароном поедет дальше в степь, осмотреть место, где давно уже лелеет мечту поставить крепость. Ну и я тоже сказал, что поеду.

Затем мы пожелали друг другу спокойной ночи, король пошел к себе, а я еще задержался у кувшина с местным напитком, дом-то хоть и каменный, но и ночью в нем не так чтоб очень прохладно.

Тут сэр Альвинк наклонился мне и тихо, по-заговорщицки сказал:

— Ночью, ваше высочество, ждите гостью.

— Какую еще гостью? — насторожился я.

— Ну это вам виднее. Возможно, вы положили глаз на какую-то из девушек.

— С чего ты взял? — удивился я, частично просто притворяясь, частично действительно удивившись.

— Вам умышленно постелили в отдельной комнате. Такое случается, если гость дает к тому... определенный повод.

— Здесь что, обычай такой — стоит гостю взглянуть на какую-то из дочерей хозяев, как ему подкладывают ее в постель?!

Сэр Альвинк покачал головой и отхлебнул из кружки тот же самый, судя по запаху, напиток.

— Нет, ваше высочество, ничего подобного сайлары не приемлют. Если к вам придет девушка — то это случится только по ее желанию и согласию ее матери, возможно. Отец девушки может об этом знать заранее, а может и не знать.

— Да уж, обычаи тут... необычные, прямо скажем. А что, внебрачные связи, утрата девственности до замужества или, что еще хуже, внебрачный ребенок тут допускаются?

— Ни в коем случае, ваше высочество. Но есть тут один древний обычай. Запрет на внебрачную связь действует только при условии, что мужчина — тоже местный. Сайлар. А ночь с гостем-чужестранцем... скажем так, считается, что ее не было.

Я хмыкнул:

— А если ребенок появится — с ним как? Тут уже не получится сделать вид, что его нет.

— Слово 'если' тут неуместно. Смысл обычая как раз в ребенке, зачатом от чужака. Я объясню вам одну вещь, ваше высочество. Мой предок, Вальрик из Вельвы, оказался в этом краю шестьсот лет назад, когда проверял сведения о коротком, но более опасном торговом пути в Каллагадру через южную степь, а не через северные болота. Он пришел к выводу, что это возможно и в ряде случаев выгодно, если двигаться от колодца к колодцу. Вальрик даже составил карту колодцев и упомянул, что обитатели степи, 'залары' — дружелюбный народ, понимающий южный талсидонский диалект. Залары — ну то бишь, сайлары — умеют добывать воду и всегда хранят ее запас, который у них легко выменять или купить, а также копают те самые колодцы и всегда знают их расположение. Вальрик написал также, что сайлары селятся по всей степи малыми группами, состоящими из одной крупной семьи или пары небольших, но вообще их очень мало. Лет восемьдесят спустя здесь побывал Панчио Вальрик, который поторговал с сайларами и впервые детально описал их самих и обычаи. В частности, он упомянул, что сайларов очень мало — возможно, около тысячи, но скорее меньше, чем больше, и что у них имеются кое-какие непривычные обычаи. Например, всякий сайлар всегда имеет — ну или пытается заиметь — столько коней, сколько человек в его семье, за исключением малых детей, и всегда держит дома запас еды и воды, причем все это упаковано в котомки по числу людей в семье. Наконец, сайлары отказываются селиться вместе большими группами, а если где-то работа в шахте или на промысле требует большого числа работников — женщины и дети из того места, где находится шахта, едут гостить к тем соседям, откуда приезжают работать мужчины. Более того, они вообще очень редко собираются в одном месте в большом числе.