Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Это Его Величество изволит мало-мало перегибать палку в силу своей юности и не шибко большого — мягко сказать — опыта. В плане того, что раньше Романовым просто не было смысла совершать ритуальные танцы с испанской ветвью дома Бурбонов. Не было общих интересов, вот и все дела. Зато теперь, когда они и появились, и крепнут день ото дня... наверняка Александр II уже и сам всерьёз задумался о подобном. Плюс есть такой товарищ министра иностранных дел и периодический чрезвычайный и полномочный посол граф Игнатьев с его прагматическим взглядом на мир. Этот политик, в отличие от Горчакова с его оголтелым франкофильством, наверняка продумал пару-0тройку вариантов укрепления союза с Испанией.
Пока же, бросив взгляд на список карт, предоставленный Владимиром I, я вновь обратился к его братцу, используя того как передаточное звено. А попутно отслеживая реакции наследника трона Российской империи.
— Упущением было бы и невнимание к нуждам российского флота, которому не избежать выхода в Атлантический океан. Флоту нужны базы, а не одни лишь стоянки в дружественных портах. Я не сомневаюсь, что на Аляске уже ведутся работы, но... Суровый климат, большую часть года там всё сковано льдом, что пагубно влияет на ситуацию. Зато Гаити... Владимир Александрович? Вы готовы?
Готов, вдобавок в обоих аспектах прозвучавшего вопроса. И говорить, и играть. Вон, выложил первую карту, причём неплохо так. Хоть и есть шанс подловить на мизере, но сму-утный такой.
— Кайемиты. По размышлению, я решил, что эти два острова более пригодны для расположения там флота российского. Они будут проданы за отвечающую ситуации цену — один доллар.
— Но все мы надеемся, что эта сделка будет совершена не генералом Штакельбергом, при всём к нему уважении, а кем-то более соответствующим, — с этаким томным придыханием высказалась Мари, стервочка этакая. — Министр иностранных дел Российской империи или его товарищ... А может кто-то из ближайших родственников Его Величества Александра II. Мы будем рады любому варианту. Очень рады!
Ещё и губы облизнула. Самую малость, чтоб не перебор и тем паче не гротеск. Умеет сестрёнка играть как интонациями, так и мельчайшими движениями тела. Точнее сказать, научилась, беря уроки не только у мастеров политической интриги, но и у мастериц иного профиля, работающих именно телом. Тоже, хм, воздействие на разум. пусть уроки, как я знал, были исключительно благопристойные — относительно, конечно — но пользы от них аж цельный вагон. Если есть козыри в руках, то грешно не использовать. А у Марии Станич таким козырем, помимо прочих, являлись красота и стиль. Вон как цесаревич смотрит внимательно и самую малость заворожено. Это при том, что ни разу не невинное создание, по достоверным сведениям красоток полусвета активно охаживал, да и 'заповедник интимных утех' дома Романовых, то бишь балерин, тоже вниманием не обделял.
— Я передам ваши слова отцу, — справившись с секундным замешательством. Отозвался цесаревич.
— А ещё это можно сделать даже не в Ричмонде, а, допустим, в Нью-Йорке. Приурочив к тому самому открытому судебному процессу. Символичность, она на многое способна и разумно применять её к пользе обеих империй под правлением дома Романовых.
Не зря я это сказал, ох не зря! Стоило малость обострить разгвоор. Как раз к тому моменту. как мы убедились, что Владимир таки да сыграл мизер. Он был доволен, а вот цесаревич, как и большая часть Романовых, не любящий проигрывать даже в мелочах, был самую малость, но раздражён, а значит самоконтроль также снизился на несколько условных делений.
— Этот ваш... процесс! Ричмонд уже стал пугалом для многих по обе стороны океана. Рабовладельцы, замшелые консерваторы, тянущие передовую часть граждан в прошлое ретрограды... Эти и другие слова я читаю во множестве газет из месяца в цесяц. И многие люди с высоким авторитетом говорят о том же. А после этого процесса всё только ухудшится. Для вас, но и для нас тоже!
Вспышка эмоций одного Романова была тут же замечена другим. Замечена и тут же получила обратку. Бросив карандаш, которым вписывал себе в пулю ах дополнительную десятку, император всея Америки Владимир тихо так процедил:
— Чем же станет хуже России, брат? Не тем ли, что в казну уже потекли ручьи золота с Аляски? Что наш отец вышел из изоляции, заключив торговый и военный союз с двумя сильными государствами? А может скорой денонсацией позорного для авторитета всех нас, Романовых, Парижского трактата и получением новых земель для базы флота? Ты ответь, я слушаю!
— Если наш отец хочет столкнуть свою империю в новый Священный союз, только с Америкой и Испанией вместо Австрии, да и Пруссию снова туда как пристяжного коня добавить... Снова стать 'жандармами Европы', как во времена царствования дедушки? Прошлый раз это привело нас к войне против самых сильных европейских держав! Всегда нужно сначала пробовать договориться, идти путём реформаторства, слушать не мечтающих о прошлом, а смотрящих вперёд. Не зря ту же Францию считают маяком культуры и прогресса.
— Позволю напомнить вам, Николай Александрович, что именно этот 'маяк' досветился до самого омерзительного за последний век события — революции, за время которой была вырезана большая часть дворянства и вообще людей, обладающих хоть малой толикой разума, — вежливо так протянул я. — И ваш дед, мир праху его, был великим человеком и прозорливым правителем. Видел собственными глазами бунт так называемых 'декабристов', понимал, к чему это могло привести... Не исключено, что и к установленной на Сенатской площади очередной гильотине, к отрубленным головам. Не к пятерым повешенным и некоторому количеству высланных в сибирские пределы или рядовыми на Кавказ, а к тому же кровавому безумию, что творилось во Франции. К тому, от которого император Николай I оградил многие страны в Европе. Только вот отплатили ему... исключительно коварством.
Ох как хорошо не самая маленькая рюмка с коньяком была опорожнена цесаревичем. Быстро, да без закуски! И глазоньки нехорошо так сверкнули, показывая, что нет, этот товарищ нам ни разу не товарищ. Нам — это не только мне и девочкам, но и своему брату-императору.
Зачем мне нужно было аккуратненько так, вежливо, но вместе с тем настойчиво подводить Николая Александровича к грани, переступив которую он проявлял себя истинного, свои настоящие идеалы и устремления... в очередной раз? Исключительно для одного, но очень важного зрителя — Владимира Романова, находящегося на американском троне и нуждающегося — быть может и сам того не ведая — в окончательном 'срыве покровов'. Он и так, несмотря на юный возраст, не наивный человек, но вновь о возрасте и недостатке опыта в подобных делах. Всё ж придворное воспитание, к тому же не то, что полагалось цесаревичу, и отсутствие экстремальных уроков несравнимо с тем, через что прошёл даже не я, а присутствующие тут дамы. Обе видели кровь, смерть, подлость и геройство. По разному, но это уже нюансы.
— Прошу прощения, господа и дамы, но вынужден вас оставить, — нарушил повисшую было тишину цесаревич. — Внезапное ухудшение самочувствия вынуждает покинуть достойную компанию и обратиться за помощью к моему лейб-медику.
Короткий поклон в сторону дам, ещё пара слов брату, почти полный игнор меня улыбающегося с деланным сочувствием на лице... Всё, был цесаревич и вот уж нет его. Зато оставшимся случившееся понятно, пусть и эмоции проявляются разные. Любопытство Вайноны, спокойное понимание со стороны Марии и смесь досады с разочарованием, которым буквально фонит император.
Молчу, лишь тасую колоду карт, понимая, что лезть в душу к юному императору СЕЙЧАС было бы большой ошибкой. И обе дамы тоже помалкивают: одна тоже всё прекрасно понимает, другой же хватило жеста, чтобы держать язык за зубами и притворяться... не ветошью, конечно, но этаким красивым экзотическим манекеном.
С другой стороны, подвешенная пауза сверх меры тоже не есть хорошо. Следовательно...
— Вайнона, краса наша дивная, а садись-ка за стол, будешь доигрывать партийку за неожиданно покинувшего нас цесаревича. Если, конечно, присутствующие не имеют возражений.
Не имеют. Вот что мне реально нравится в императоре, так это его трепетное отношение к прекрасной половине человечества. Кровь, однако. Александр II то ой какой ходок, а уж про число его бастардов и вовсе даже сейчас чуть ли не легенды ходят. Видимо, Владимир перенял если и не склонность плодить бастардов — тут он реально был осторожен, насколько мне докладывали — то неимоверную тягу к прекрасному и сложность в чём-либо отказать материальным и живым воплощения этого самого прекрасного. Вот и отлично. Посидим ещё минут сорок, может быть час. Этого времени должно хватить, чтобы император вернулся в приемлемое душевное состояние. А уж потом окончательно уложит у себя в голове услышанное, увиденное и прочувствованное, после чего можно будет осторожно разговаривать на тему его родственников и проблемах престолонаследия в одной великой северной империи. У меня много что есть сказать на эту тему. Шаг за шагом, осторожно, но я буду не я, если за пару-тройку лет не сумею аккуратно вложить в подсознание, а потом и в собственно обычное сознание Владимира I нужные мысли. Фундамент то уже есть, да и его старший братец-цесаревич сегодня показал себя настоящего. Самое оно, право слово!
Интерлюдия
Май 1864 г., Франция, Кале.
Сказать, что королева Виктория была не слишком большой любительницей путешествовать, тем паче за пределы собственно исконных земель империи — это означало бы сильно преуменьшить истинную оценку ситуации. Если до двух оказавших сильное влияние смертей — матери и мужа — Виктория ещё мало-мальски перемещалась по метрополии, то после... Не зря к ней столь прочно прилипло прозвище Виндзорская Вдова. Виндзор, Балморал, Осборн-хаус — вот те три резиденции, в которых владычица самой могущественной и обширной мировой империи проводила более девяноста процентов времени. Даже в Лондон выбиралась в исключительных случаях.
Мешало ли это ей править империей? На самом деле практически нет, поскольку велика ли разница, где находится паучиха, если густая паутина окутывала все нужные места, а нити управления были твёрдо сжаты в женской, но знающей своё дело руке. Помощники опять же, вроде того же лорда Пальмерстона, Юркого Дизи и иных, достаточных числом и в должной мере преданных именно ей, Виктории Ганноверской, императрице Великобритании.
Однако Виктория понимала, что из любого правила бывают и исключения. Одно дело совершать не особо нужные поездки в Лондон и тем более по стране. Совсем другое — действительно важный разговор с тем, кто может стать для империи ценным союзников. В очередной раз стать, особенно если в прошлый раз результат от союза был, пусть и ниже ожидаемого. Вот потому и отправилась Виндзорская Вдова не просто в путешествие по Британии, а даже пересекла Ла-Манш, оказавшись в итоге в городе Кале, давно уже ставшим частью Франции. От былого владычества английской короны остались лишь воспоминания, но... в этом тоже был смысл. Договорившись о встрече с французским императором именно в этом городе, Виктория как бы в очередной раз напоминала, что готова считаться с интересами Франции, но и про доминирующую мощь Британской империи забывать не следует никому. Даже союзнику.
Короля — да и королеву, чего уж там — играет свита? Так, да не совсем. Виктория конечно была окружена свитскими персонами в большом количестве. Правда почти все были не мусором, конечно, малополезным балластом. Владычица империи предпочитала опираться на довольно узкий круг своих 'паладинов', рассматривая остальных лишь как массовку, этакий хор в древнегреческих трагедиях. Пальмерстон, Дизраэли, ещё с десяток действительно верных ей и только ей людей. Она считала, что этого более чем достаточно, чтобы держать в руках Палаты Лордов и Общин и не собиралась отказываться от этого убеждения. Несмотря на всё более настораживающие сигналы... В частности со стороны всё более набирающих силу либералов, во главе которых вставала мрачная для правящей династии фигура Уильяма Гладстона. Королева не спешила концентрировать своё внимание на этом аспекте внутренней политики, да и вообще, внешняя её интересовала больше с учётом происходящего в мире.
Потому в Лондоне остался Пальмерстон, отягощённый возрастом и начинающими брать своё болезнями, а вот Дизраэли, Юркий Дизи, сопровождал свою королеву. В разговоре с Наполеоном III его помощь и дельные советы могли оказаться небесполезными.
Дизраэли уже принёс пользу, оживив разговорчивость и готовность поделиться тайнами парижского двора людей, которые не были британскими агентами в полном смысле этого слова. но давно — а некоторые недавно, но от этого не менее прочно — запутались в паутине шантажа, подкупа, страха и обещаний. Всего несколько лет назад Британию начинали считать хоть имедленно, но клонящейся к закату величия. Тут и сам факт сипайского восстания в Индии, и проблемы в Ирландии, и не слишком удачная война коалиции с Российской империей и многое иное, пусть менее известное широкой публике. Зато теперь... Отожравшееся Сити было более чем благодушно и готово выдавать почти любые авансы короне в расчёте не новые прибыли, выкачиваемые из США. Особенно когда бывшая колония Британии вновь вернётся в свой изначальный статус, тем самым окончательно становясь новой 'землёй обетованной' для дельцов Сити. А уж разобраться со сложностями, мешающими получать прибыль... в этом денежные мешки Лондона знали толк, давно оттачивая свои умения во всех частях света.
Сытое и довольное Сити — отсутствие проблем с получением денег. Не займов, до этого Виктория не опустилась бы, а именно больших сумм, требующихся даже монаршим особам для проведения той части политики, которой не следует быть открытой. Совсем недавно огромная сумма ушла тем самым чувствительным к звону золота французам, знающим нужные сведения. Шантаж — тоже хорошо, но далеко не всегда. Сама королева Виктория далеко не всегда хотела знать, как именно её 'паладины' добиваются желательного результата. Особенно Юркий Дизи, в сравнении с которым даже жёсткий и переступивший через многое лорд Пальмерстон порой казался образчиком высокой морали и идеалов гуманизма. Но результаты того стоили...
Кризис во внешней и внутренней политике — вот как можно было охарактеризовать ситуацию во Франции. Внешне проблема не была так уж сильно заметна, зато если прислушаться к голосам знающих людей, тем или иным образом мотивированных поделиться секретами — совсем другое дело.
Внешняя политика Наполеона III, приободрённого такими успехами как война с Австрией, завершение Второй Опиумной войны против Китая и Кохинхинской кампании, перешла в уже не столь успешную фазу. Наполеонид просто переоценил собственные возможности и откровенно зарвался, получив пару не столько болезненных, сколько обидных щелчков по носу. А началось всё с Мексики.
Да-да, именно с Мексики, ведь в этой коалиционной войне с целью посадить на мексиканский трон Максимилиана Габсбурга Франция столкнулась с тем, кто стать ведущей силой в коалиции не получилось от слова совсем. Лидерство как-то само собой перешло к испанской короне, поддержанной из Ричмонда, а вот французской стороне оставалось лишь умерить свои аппетиты. Ограничившись лишь тем, что изначально было обещано — парой перешедших под власть Парижа мексиканских портовых городов и проникновением в образовавшуюся Мексиканскую империю определенной доли французского капитала. Мало? Нет, просто Наполеону III хотелось больше. Хотелось, да не получилось.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |