Эхо войны (ex: Ядерный ад)

— Мама родная — процедил Борис, выпрямившись во весь свой внушительный рост — Сами себя гробанули придурки! Подорвали к чертям!

— Вижу движение — спокойно произнесла Инга, не отрываясь от прицела винтовки.

— Опасность?

— Нулевая — качнула головой девушка — На ногах не стоит никто. Парочка вроде вот-вот загнется, остальные контужены. Всего около десяти человек. Вооружение отсутствует.

— Придурки — вынес окончательный приговор Борис — Битум, ты что скажешь?

— Не нападут — уверенно ответил я — У тех кто уцелел жратвы теперь навалом. Да и не скоро оклемаются.

— Ясно — подытожил Борис и потеряв интерес к курящейся едким дымом воронке, принялся спускаться, цепляясь за приваренные скобы — Инга, посматривай по сторонам. Битум, тебя это тоже касается. Остальных на время ремонтных работ на периметр поставлю.

— Так точно! — отрапортовала девушка, я лишь молча кивнул и покосился на валяющуюся на крыше кузова оторванную по локоть руку.

Одним небрежным ударом ноги скинув оторванную руку на землю, я покрутил головой по сторонам и недовольно процедил, ни к кому не обращаясь:

— Надо поскорее отсюда убираться.

— Причина? — коротко спросила Инга.

— Запах — столько же коротко ответил я и посчитав тему исчерпанной, направился к краю кузова, намереваясь спрыгнуть на землю и заняться делами — например, проверить сохранность своего рюкзака и немного послоняться вокруг грузовика. Вдруг да найду что-нибудь интересное или вкусное — живот уже начинал урчать, требуя запихнуть в него что либо съестное.

Но девушка моего ответа не приняла и, ухватив меня за плечо, потребовала более развернутых объяснений:

— Поясни. Что за запах?

— Мясной — буркнул я, стряхивая ее ладонь с плеча — Ты что, запахов не различаешь? Не чуешь, чем воздух пахнет?

Демонстративно принюхавшись, Инга утвердительно кивнула:

— Чувствую. Пылью и отработанной солярой. Еще от автобуса горелыми покрышками пахнет. Кажется, еще тухлятиной откуда-то попахивает.

Я лишь покачал головой. Помимо перечисленных Ингой запахов, я ощущал еще множество более слабо выраженных запахов. Начиная от принесенного ветром аромата цветущих тюльпанов и кончая кислым запахом рвоты — похоже, одного из сидящих в автобусе охотников вырвало от тряски. Или распороло желудок одним из залетевших в окно копий. Но сейчас, все эти запахи были едва заметны, на общем фоне забивающей мне нос вони растерзанного мяса, крови и смрадного духа из растерзанных взрывом кишечников. Пахло мертвой плотью. И для нас это очень плохо — не стоит находиться рядом с источником столь соблазнительного для пустынных падальщиков и хищников запаха. Это крайне чревато плохими последствиями. Но как это объяснить чужаку, не знающему об опасностях пустыни ничего?

— Здесь умерло много человек — предпринял я попытку разъяснить — Умерло от разорвавшего их на клочки взрыва. Этот же взрыв разнес по сторонам запах мяса, крови и бывшего в кишечниках дерь... э-э-э...

— Дерьма — закончила за меня девушка — Будь проще, Битум.

— Да — кивнул я — Запах дерьма. А все вместе — покрытое запекшейся кровью дерьмо и начавшее подгнивать на солнце мясо, это словно... словно приглашение на обед для целой кучи голодного зверья. И скоро они будут здесь. Еще до заката явится куча дневных падальщиков, а ночью... ночью их станет еще больше. Понимаешь?

Вместо ответа Инга похлопала ладонью по прикладу снайперской винтовки, но я лишь пренебрежительно фыркнул и имел на то полное право.

— Да, я видел, как ты убила здорового варана, пробив ему башку одной единственной пулей. Но это варан, он большой. А ты сможешь попасть из своей винтовки по крохотной песчаной осе падальщику, жало которой смертельно ядовито? Сможешь? Или вовремя увидеть заглота, передвигающегося под песком? Если эта тварь схватит тебя за ногу, то тут же начнет переваривать живьем. А стряхнуть его или быстро убить не получится — толстый костяной панцирь и зубы не дадут этого сделать. А заглот совсем небольшой и сливается с песком. Он конечно трупоед, но если на него невзначай наступить... был у нас в городе такой случай. Заглота тогда быстро убили и распотрошили на куски, но от проглоченной ступни и лодыжки остался кусок почти переваренного мяса и несколько изъеденных желудочным соком костей. Ногу девочке пришлось отрезать по самое колено. И это в городе, куда заглот забрел случайно, а сюда, на такой сильный запах падали их сбежится побольше десятка. А вараны? А местные волки с их гнилой заразой на клыках? А...

— Все! Хватит — Инга поспешно выставила перед собой ладонь — Ты меня убедил. Пойду предупрежу Бориса, чтобы поторопились. А ты поглядывай по сторонам.

Перед тем как спуститься на землю по приваренной к борту грузовика лесенке, Инга бросила на меня быстрый взгляд.

— А... а как выглядит этот самый заглот?

— М-м-м... — помедлил я, вспоминая увиденных мною этих страшных тварей — Как большой серый и волосатый ползучий носок с лапками. Шерсть растет пучками между бляшками костяной брони, хвост плоский, кожистый, стелется по земле. Глазки маленькие, почти слепые, но нос очень хороший, чует малейший запах. И еще здоровенная зубастая пасть. Сам он обычно маленький, но может заглотить кусок мяса вдвое больше себя — раздувается как мешок.

— Как носок?! Ползучий? — фыркнула девушка — Ну ты сравнил! Как червь скорее.

— Не — не согласился я — На червя не похож. И на змею не похож. Говорю же — выглядит точь в точь как грязный носок. И пахнет так же. Да! Он крайне тупой, нападает, только если на него наступить, ну или если чувствует запах старого пота, грязи, гангрены и прочей вкуснятины, которую он так любит.

— Ну-ну — неопределенно протянула Инга и невольно повела носом, принюхиваясь к своему обтянутому песчаным камуфляжем плечу — Буду знать. Посматривай по сторонам.

Я проторчал на раскаленной от солнечных лучей крыше грузовика почти час, добросовестно неся стражу. За этот промежуток времени не случилось ровно ничего, о чем стоило бы упомянуть. В стороне завода, в некотором отдалении от гигантской воронки, началось едва заметное шевеление — чудом уцелевшие после взрыва и наконец, пришедшие в себя людоеды с трудом выползали из-под искореженного металла и куч песка. Окровавленные, обожженные, лишившиеся различных частей тела — жалкое зрелище. Угрозы ноль. Гораздо больше меня беспокоило местное зверье, которое словно услышало мои пророческие слова и со всех лап спешило на пиршество. Но пока я еще не сильно беспокоился — около уткнувшегося брюхом в песок автобуса вовсю суетились матерящиеся люди Бессадулина, торопясь заменить рваные покрышки. Стоящий за их спинами Борис только что кнутом не махал, зло поторапливая обливающихся потом людей. Но несмотря на все его усилия, дело едва-едва двигалось.

Через час меня наконец сменил один из русских и я с облегчением скатился по лесенке на землю и поспешил в сторону пологого бархана, за которым я приметил кое-что интересное — не зря же маялся на кузове, таращась во все стороны.

Тюльпаны. Никак не меньше десятка здоровых красных тюльпанов лениво покачивающихся от легкого ветерка. И скрытые под тонким слоем песка мясистые сочные луковицы с легкой горчинкой, столь хорошо утоляющие жажду. Там я и просидел остаток времени, счищая темную шелуху, флегматично пережевывая луковицы и равнодушно посматривая по сторонам. Любимый мой образ жизни — ничего не делать. За этим занятием меня и застал Борис, видимо решивший отвлечься руководства починкой автобуса. Скривив лицо в неопределенной гримасе, он несколько минут наблюдал за методичным уничтожением тюльпанных луковиц и наконец не выдержал:

— Слушай, ну нахрена ты это жрешь? Загнешься к чертям и что нам тогда без проводника делать? Если голодный — есть тушенка, есть лепешки, есть десяток пучков зелени. Или слишком гордый, чтобы просить? Другие от тушенки не откзазывались.

— Это хорошая еда — чуть подумав, ответил я, закидывая в рот следующую луковицу — От нее не отравишься.

— Да что ты? — буркнул русский — А про накопление в клубнях радиации ты что-нибудь слышал?

— Не-а — пожал я плечами и со смиренным вздохом спросил — Борис, тебе же на самом деле плевать, что я жру, правильно? И ты знаешь, что я не отравлюсь. Просто нервы шалят, да? Выговориться хочется?

— Шалят. Хочется — признался Борис, зло передернув огромными плечами — Только не выговориться, а выматериться и кому-нибудь что-нибудь сломать, да так, чтобы ажно с хрустом и напополам! Бешусь от бессилия на что либо повлиять! Понимаешь?

— Поясни — попросил я и чуть подумав, радушным жестом протянул Борису последнюю луковицу — На. Освежает.

— Не — отмахнулся русский, снимая с пояса флягу — Я лучше водички. Что тут пояснять? Вообще не знаю, почему я это тебе говорю.

— Потому что я чужой и нелюдимый — фыркнул я — Потому что мне плевать на ваши проблемы. Потому что мне от вас ничего не надо.

— Хорошо сказано — чуть помедлив, произнес Борис — И прямо. Я тебе так скажу, Битум — долгие годы, меня дрессировали действовать в экстремальной обстановке и сохранять контроль над ситуацией. И дрессировали хорошо. Вот только нельзя контролировать тупость! Как можно просчитать, что один из этих долбанутых на всю голову людоедов решит взорвать целую кучу гребанной взрывчатки прямо у себя под ногами?! Как?! Ведь этот дебил, что соединил клеммы детонатора... млять! Он ведь даже не соображал что делает!

В ярости пнув песок, Борис развернулся и зашагал обратно к автобусу. Поглядев ему в след, я пожал плечами и занялся последней тюльпанной луковицей.

— Нервничает шеф — мрачно хохотнул подошедший следом Виктор, утирая залитое потом лицо рукавом камуфляжа — Даже его наконец проняло. А мы уж думали, что он из гранита сделан, непрошибаем. Даже когда нас те кочевники на парусниках обложили со всех сторон, он и то спокойным оставался, а тут... Эй, да тебе похоже неинтересно...

— Ты прав — меланхолично кивнул я, старательно работая челюстями — Неинтересно.

— Ну и черт с тобой! — буркнул Виктор, глядя на меня сквозь непроницаемые стекла солнцезащитных очков, чуть помедлил и все же добавил — Но за то, что поймал бутылку с коктейлем Молотова — спасибо! За нами должок.

— Из вас мне никто и ничего не должен — качнул я головой — Я сам забыл захлопнуть крышку люка. Просто исправил ошибку. Когда мы уже отправляемся?

— Меньше чем через час — коротко ответил Виктор и зашагал прочь.

Через час, значит через час. Отряхнув ладони от налипшего песка, я сложил руки на груди и откинулся на склон бархана. Отдохну пожалуй. Можно конечно помочь мужикам с ремонтом автобуса... но как-то не тянет, не тянет.

Прогнозы Виктора не оправдались и около завода мы проторчали больше трех часов. Сначала люди Татарина неумело пытались заменить покрышки, а затем, когда автобус наконец уверенно встал на все четыре колеса, то к ярости Бориса он попросту отказался заводиться. В итоге, когда мы наконец смогли продолжить путь, в нашем распоряжении осталось не больше часа и по превратившейся в один песчаный нанос дороге удалось преодолеть не больше восьми километров, а затем начали подступать сумерки и пришлось остановиться на ночлег.

Получив короткий приказ по рации, первым затормозил едущий впереди автобус, затем заглушил двигатель и грузовик. Ночлег.

Покинувшие машины усталые люди разминали ноги, потягивали затекшие спины, а я, забрался на вершину крутого бархана и оттуда осмотрелся по сторонам. Впервые за свою жизнь я буду ночевать так далеко от города и впервые я оказался в абсолютно незнакомой мне местности. Нет, ориентиры я не потерял, но ощущение было достаточно неуютным. Кто его знает, что за опасности могут скрываться в этих местах... Мне было бы куда спокойней, будь я здесь один или на худой конец с опытным охотником, но в компании не затыкающихся ни на минуту людей Бессадулина...

— Что там, Битум?

— Вроде тихо, Ильяс — не оборачиваясь отозвался я, вглядываясь в бесконечные вершины барханов — Тихо...

— Я уже и не рад, что ты меня на эту работенку сосватал — довольно зло буркнул второй проводник, вставая рядом со мной — Че творится... никак не ожидал, что тот придурок начнет по нему из винтаря мочить. Не успел остановить.

— Не меня, а ту девчонку благодари — хмыкнул я, почесывая заросшую щетиной щеку — Если бы не она, то кто знает, чем бы дело обернулось.

— И не говори — рассмеялся Косой Ильяс, сняв солнцезащитные очки и взявшись их протирать выуженной из кармана грязной тряпочкой — Млять... вроде уже темнеет, а глаза режет немилосердно. Как ты без очков обходишься?

Коротко взглянув на немилосердно прищуренные глаза Ильяса, я безразлично пожал плечами:

— Привык. Лет двести назад обходились же как-то люди без очков, вот и я так же.

— Двести лет назад такого не было — не согласился со мной проводник, напяливая очки обратно на переносицу — Пустыня как пустыня была. А сейчас не пойми что. Битум... я тут с русским парой слов перекинулся... короче, сворачивать с дороги они не собираются. Завтра по любому мимо Ямы проезжать будем. Аккурат по самому краю. Может, ты с ним поговоришь?

— Неа — отказался я — Смысла ноль. Не свернут.

— Мимо Ямы, Битум! — упрямо повторил Ильяс, ухватив меня за рукав куртки и развернув к себе — Мимо Ямы! Слышишь?

— Слышу. Говорю же тебе — не свернут они. Упертые. И в наши сказки не верят.

— Яма не сказка! — понизил голос Ильяс — Сам знаешь! Битум... поговори с русскими, ради Аллаха. Не надо туда соваться, все пропадем. Народ уже нервничать начинает, хотя толком ничего не знает! А завтра что будет? Поговори, Битум! Чего тебе стоит? Ты же с ними в одной машине едешь, скорешился поди уже. Поговори!

— Они! Меня! Не! Послушают! — чеканя каждое слово, повторил я — Не свернут! Угомонись, Ильяс. И не мандражируй. Все, разговор окончен.

Отвернувшись, я шустро перебирая ногами сверзился с бархана и едва успел затормозить, чтобы не воткнуться во вставшего на пути русского. Борис собственной персоной, в расстегнутой на груди камуфляжной куртке из-под которой виднелась мокрая от пота тельняшка. Вот ведь вездесущий мужик!

— Что мы не послушаем? — лениво поинтересовался Борис, не сводя с меня испытующего взгляда.

— Не что, а кого — буркнул я — Меня.

— На тему? — не отставал русский — Я чего-то не знаю? Ты же вроде как говорил, что здешней местности не знаешь. И никогда здесь не бывал.

— Раз сказал, то значит так и есть — пожал я плечами — Не бывал. Борис, если хочешь послушать сказки, то поговори с Ильясом. Он тебе много чего расскажет. А я пойду пожую чего-нибудь и спать завалюсь. Устал.

Не давая возможности возразить, я зашагал в противоположную сторону, с трудом подавляя рвущуюся наружу злость. Достали уже. Специально же отошел подальше, поднялся на бархан и все ради одного — побыть одному, отдохнуть от навязчивого внимания посторонних мне людей, так нет же! Мать их...

На этот раз я отошел шагов на десять в сторону, до засыпанного песком основания каменистого холма явно рукотворной работы и сбросив с плеча рюкзак, опустился на землю. Проводивший меня взглядом Борис задумчиво цыкнул зубом и ухватив за плечо спустившегося Ильяса, принялся его о чем-то рьяно расспрашивать. Тем лучше.