Джо Аберкромби Полмира

— Отлично скрытые, — сказал он, поднимая чашку. — Но быть может, я начинаю их постигать.

— Как это храбро. Постигать девушку без ее позволения.

Он фыркнул элем через нос, разразился кашлем, и Одде пришлось постукать его по спине. Он как раз улучил момент и гудел свою корявую песню о том, как Бренд поднимал корабль. Спуск становился все круче, опасность все больше, и подвиг делался все более впечатляющим с каждым пересказом. Сафрит, сияя, смотрела на Бренда и говорила: "Он спас жизнь моему сыну". Единственный, кто спорил с сомнительными фактами, был сам Бренд, которому, казалось, было вовсе не комфортно от всех этих восхвалений, и он сидел словно на иголках.

— Как там, вокруг Расшатанного моря? — спросил Синий Дженнер, когда закончилась песня. — Прошел год с тех пор, как мы видели дом.

— По большей части все так же, — сказал Ярви. — Праматерь Вексен требует все больше от имени Верховного Короля. Последний разговор был о налогах.

— Чума на него и на его Единого Бога! — бросил Дженнер. — Владеть надо тем, что добудешь сам, а не требовать с других воров, только потому, что у тебя стул больше.

— Некоторые люди чем больше получают, тем больше хотят, — сказал Ярви, и народ с обеих сторон костра согласно загудел.

— Священная была свободна?

— Во всяком случае нам проблем не встретилось, — сказал Ральф. — А Запретная?

Дженнер втянул воздух через щели в зубах.

— Проклятый Конный Народ взбудоражен, как разозленные пчелы. Нападают на лодки и караваны и жгут хутора в пределах видимости Кальива.

— Какой клан? — спросил Ярви. — Ужаки? Вармеки?

Дженнер непонимающе уставился на него.

— У них есть кланы?

— И все со своими обычаями.

— Ну, они в основном стреляют одинаковыми стрелами, насколько я видел. И принц Кальива тоже не делает между ними особых различий. Его уже начинает тошнить от их насмешек, и он собирается преподать им кровавый урок.

— Такие уроки самые лучшие, — сказал Одда, обнажая рифленые зубы.

— За исключением того, что он не собирается делать это своими руками.

— Принцы редко что-то делают своими руками, — сказал Ярви.

— Он перекрыл Запретную цепью и не позволяет проплыть ни одной команде бойцов, пока северяне не помогут ему наказать Конный Народ должным образом.

Ральф выпятил свою широкую грудь.

— Он не станет останавливать министра Гетланда.

— Ты не знаешь принца Варослава, и ни один здравомыслящий человек знать не захочет. Неизвестно, что этот лысый ублюдок сделает сейчас или потом. Единственная причина, по которой нам удалось свалить, это то, что я наплел ему баек, как буду распространять новости и приведу еще больше воинов со всего Расшатанного моря. Если бы я был вами, я бы развернулся и поплыл с нами.

— Мы плывем дальше, — сказал Ярви.

— Тогда желаю вам всем самой лучшей удачи в погоде, и будем надеяться, что удача в оружии вам не понадобится. — Синий Дженнер сделал долгий глоток из чашки. — Но боюсь, понадобится.

— Как может понадобиться и всякому, кто идет высоким волоком. — Скифр легла на спину, положив руки под голову и протянув босые ноги к костру. — Возможно тебе стоит испытать свою удачу в оружии, пока есть такой шанс.

— Что у тебя на уме, женщина? — прорычал Горбатый.

— Дружеское испытание оружия с тренировочными клинками. — Скифр широко зевнула. — Уже все в нашей команде проиграли тому, кого я обучаю, и теперь нужны новые соперники.

— И кого ты обучаешь? — спросил Дженнер, глядя на Досдувоя, который казался горой в дрожащих тенях.

— О, нет, — сказал гигант. — Не меня.

Колючка состроила самое храброе выражение лица, встала и вышла на свет костра.

— Меня.

Опустилась тишина. Затем Горбатый недоверчиво хихикнул, и вскоре к нему присоединились остальные.

— Полулысая оборванка?

— А девчонка может вообще поднять щит?

— Думаю, она может поднять иголку. Мне как раз нужно зашить дыру в носке!

— Когда она закончит, дыру нужно будет зашивать в тебе, — прорычал Одда.

Парень, может быть годом старше Колючки, умолял дать ему шанс первому побить ее, и две команды выстроились в шумный круг с факелами, чтобы осветить соревнование, выкрикивая оскорбления и слова поддержки, делая ставки на своих напарников. Он был здоровенным детиной с огромными запястьями и со свирепостью во взгляде. Отец Колючки всегда говорил, что страх это хорошо. Страх заставляет тебя быть осторожнее. Страх позволяет тебе выжить. Это было тем лучше, что сердце Колючки билось так сильно, что ей казалось, ее череп может взорваться.

— Ставить на это пустое место? — завопил Горбатый, разрубая напополам одно из своих колец топориком и ставя его против Колючки. — С тем же успехом можно бросить деньги в реку! Сам-то поставишь?

Синий Дженнер тихо погладил свою бороду, так что его браслеты застучали.

— Мне нравится, когда мои деньги там, где они есть.

Нервозность испарилась, в тот миг, когда их деревянные клинки впервые столкнулись, и Колючка уже знала, что побьет парня. Она уклонилась от его второго удара, отвела третий и дала ему, споткнувшись, пролететь мимо. Он был силен, но напал на нее гневно, слепо и совершенно неправильно распределил свой вес. Она нырнула под небрежным взмахом, чуть не засмеявшись над тем, каким он был неуклюжим, подцепила его щит вниз и коротко врезала ему по лицу. Он жестко уселся в грязь, глупо моргая, и кровь текла из его носа.

— Ты буря, — услышала она шепот Скифр сквозь крики. — Не жди их. Заставь их бояться. Заставь их сомневаться.

Она с криком бросилась на следующего мужика в тот миг, когда Дженнер прокричал начало, толкнула его на удивленных приятелей, рубанула его тренировочным мечом по животу и оставила вмятину на его шлеме звенящим ударом деревянного топора. На миг он пьяно споткнулся, а команда Южного Ветра смеялась, пока он пытался поднять край шлема обратно выше бровей.

— Те, кто привык сражаться в стене щитов, начинают думать только прямолинейно. Щит становится слабостью. Используй фланги.

Следующий мужчина был коротышкой, но коренастым, как ствол дерева, осторожным и бдительным. Она позволила ему достаточно долго отводить себя назад своим щитом, пока неодобрительные возгласы команды Черного Пса не сменились радостными. Затем она ожила, сделала обманный выпад влево, бросилась вправо, высоко подняла свой меч, и когда он поднял щит, подцепила его лодыжку своим топором, перевернула его, визжащего, и пощекотала его горло кончиком своего меча.

— Да. Всегда будь не там, где тебя ожидают. Всегда атакуй. Бей первой. Бей последней.

— Бесполезные псины! — выкрикнул Горбатый. — Мне стыдно быть одним из вас! — Он схватил упавший меч, взял щит с нарисованной на нем белой стрелой и шагнул в круг.

Он был злобным, быстрым и умным, но она была быстрее и умнее, и намного злее. К тому же Скифр научила ее уловкам, о которых он не мог и мечтать. Она танцевала вокруг него, выматывала его, осыпала его ударами, пока он почти не перестал понимать, куда смотрит. Наконец она обогнула его выпад и так шлепнула клинком плашмя по заднице, что звук, должно быть, был слышен в Кальиве.

— Это было нечестное испытание, — прорычал он, вставая. Было очевидно, что ему отчаянно хотелось потереть горящие от боли ягодицы, но он заставлял себя не делать этого.

Колючка пожала плечами.

— Битва честной не бывает.

— На поле битвы мы сражаемся сталью, девочка. — И он бросил тренировочный меч. — С настоящими клинками итог был бы другим.

— Это верно, — сказала Колючка. — Вместо того, чтобы залечивать побитую гордость и тыл, ты бы сейчас разбрызгивал кишки из разрубленной задницы.

От команды Южного Ветра в ответ на это раздался смех, и Дженнер попытался успокоить своего кормчего, предлагая ему еще эля, но тот от него отмахнулся.

— Дайте мне мой топор, и мы посмотрим, сука!

Смех тут же стих, Колючка скривила губу и плюнула ему под ноги.

— Тащи свой топор, я готова!

— Нет, — сказала Скифр, положив руки на грудь Колючке. — Еще придет время тебе встретить смерть. Пока еще не пришло.

— Ха! — сплюнул Горбатый. — Трусы!

Колючка зарычала, но Скифр снова ее оттащила, прищурив глаза.

— Ты полон ветров, кормчий. Ты пустой человек.

Одда шагнул мимо нее.

— Он далеко не пустой, он до макушки наполнен дерьмом. — Колючка удивилась, увидев обнаженный нож, блестящий в его руке. — У меня не было напарника по веслу храбрее, мужчины или женщины. А на следующее твое оскорбление я сам тебя прикончу.

— Тебе придется посоревноваться со мной за это, — прогрохотал Досдувой, отбрасывая одеяло и выпрямляясь во весь рост.

— И со мной. — И Бренд тоже встал рядом с ней, держа перевязанную руку на этом своем замечательном кинжале.

Множество пальцев потянулось к кинжалам на обеих сторонах и — из-за эля, из-за уязвленной гордости или потерянного серебра — все могло быстро обернуться чрезвычайно скверно. Но прежде чем пролилась кровь, Отец Ярви проворно выскочил между двумя ощетинившимися командами.

— У всех нас и без того достаточно врагов, чтобы еще превращать в них друзей! Кровь, пролившаяся здесь, будет пролита напрасно! Давайте раскроем сжатый кулак! Давайте предоставим Отцу Голубей его день. Вот! — Он сунул руку в карман и бросил Горбатому что-то блестящее.

— Что это? — прорычал кормчий.

— Серебро королевы Лаитлин, — сказал Ярви, — с ее лицом на нем. — у министра, возможно, не хватало пальцев, но те что оставались, были по-настоящему быстрыми. Монеты крутились и блестели в свете костра, когда он разбрасывал их среди команды Черного Пса.

— Нам не нужна ваша милостыня, — прорычал Горбатый, хотя многие из его напарников по веслу уже плюхнулись ради монет на колени.

— Тогда считайте это авансом! — вскричал Ярви. — К тому, что королева заплатит вам, когда вы явитесь в Торлби. Она и ее муж король Утил всегда ищут храбрых мужчин и хороших бойцов. Особенно тех, кто не очень любит Верховного Короля.

Синий Дженнер высоко поднял свою чашу.

— Тогда за прекрасную и щедрую королеву Лаитлин! — И вся его команда одобрительно закричала, и наполнила чаши, и он добавил чуть тише, — и за ее хитроумного министра, — и еще тише, подмигнув Колючке, — не говоря уже о грозном заднем весле.

— Что происходит? — вскричал Колл, который, пошатываясь, пытался встать, с дикими глазами и всклокоченными волосами. Запутавшись в своем одеяле, он снова упал и его снова стошнило, что вызвало взрыв безудержного смеха.

Уже вскоре обе команды снова обменивались историями и находили общих товарищей, и спорили о том, у кого нож лучше, пока Сафрит утаскивала своего сына за ухо прочь, и макала его голову в реку. Горбатого оставили одного лелеять свою злость. Он стоял уперев руки в бока и метал в Колючку взгляды-кинжалы.

— Похоже, ты тут завела врага, — пробормотал Бренд, убирая свой кинжал в ножны.

— О, я постоянно их завожу. Что там говорит Отец Ярви? Враги это цена успеха. — Она положила одну руку ему на плечо, другую на плечо Одды и крепко сжала обоих. — Удивительно то, что кроме того мне удалось завести нескольких друзей.

Красный день

— Щиты! — взревел Ральф.

Бренда охватила паника, вырвав из счастливых снов о доме, и он стал вылезать из уютного одеяла прямо в холодный рассвет цвета крови.

— Щиты!

Члены команды выползали из своих постелей, наталкивались друг на друга, метались, как испуганные овцы, полуодетые, полувооруженные, полупроснувшиеся. Кто-то, пробегая мимо, пнул угли костра, и закружились искры. Другой взревел, пытаясь натянуть кольчугу и запутавшись в рукавах.

— Вооружиться!

Колючка поднялась рядом с ним. Нестриженная часть ее головы была в эти дни сущим хаосом, путаницей косичек и всклокоченных прядей, перевязанных с кольцами серебра, вырезанными из монет — но ее оружие было смазано и отполировано, блестело наготове, и выражение лица у нее было суровым. От ее храброго вида и Бренд почувствовал себя храбрее. Видели боги, ему нужна была смелость. Ему была нужна смелость, и ему было нужно попи́сать.

Они разбили лагерь на единственном холме на многие мили вокруг. Это был холм с плоской вершиной в изгибе реки, изломанные валуны выступали по бокам, несколько низкорослых деревьев цеплялись за вершину. Бренд побежал к восточному краю, где собиралась команда, и уставился вниз с холма, на плоский океан травы, который простирался вдаль в восход солнца. Дрожащими пальцами он потер глаза, чтобы проснуться, и увидел там фигуры, призрачных наездников, пробирающихся в рассветном тумане.

— Конный Народ? — прохрипел он.

— Ужаки, надо полагать, — Отец Ярви прикрыл бледные глаза от кровавого пятна Матери Солнца далеко на горизонте, — но они живут на побережье Золотого Моря. Не знаю, что привело их сюда.

— Сильное желание убить нас? — сказал Одда, когда всадники выстроились во мраке. Красное солнце отблескивало на металле наконечников копий и кривых мечей, и на шлемах, которые выглядели, как головы зверей.

— Сколько их там? — пробормотала Колючка, и на побритой половине ее головы задвигались мышцы.

— Восемьдесят? — Фрор смотрел на них так спокойно, как человек смотрит на сорняки соседа в своем саду. — Девяносто? — Он развязал мешок, плюнул в него и начал помешивать что-то внутри кончиком пальца. — Сотня?

— Боги, — прошептал Бренд. Он слышал звук копыт, когда всадники Конного Народа сжимали круг. Вопли, визги и странные трели эхом отдавались по равнине поверх стуков и рычаний команды, которые готовили свое снаряжение и взывали к богам об удаче в оружии. Один всадник подъехал ближе, чтобы попробовать пустить стрелу, его длинные волосы развевались. Бренд отпрянул, но это был лишь пристрелочный выстрел, насмешливый выстрел, и стрела упала на середине склона.

— Старый друг сказал мне однажды, что чем хуже шансы, тем больше слава, — сказал Ральф, дергая тетиву мозолистыми пальцами и заставляя ее злобно жужжать.

Досдувой убрал промасленную тряпку с обуха своего огромного топора.

— Шансы умереть тоже увеличиваются.

— Но кто хочет встретить Смерть старым, у огня? — И зубы Одды засияли от слюны, когда он блеснул своей безумной ухмылкой.

— Такой исход кажется не таким уж плохим. — Фрор сунул руку в мешок и вытащил ее покрытой синей краской, прижал к лицу, растопырив пальцы, и оставил на нем огромный отпечаток ладони. — Но я готов.

Бренд не был готов. Он стиснул щит, на котором Рин нарисовала для него дракона — казалось, это было сотню лет назад и за полмира отсюда. Он стиснул древко топора, его ладони все еще болели под бинтами от ожогов, оставленных веревками. Люди Конного Народа постоянно двигались, их отряд то распадался, то снова собирался. Они струились по равнине, как быстротекущая вода, подбираясь все ближе, белое знамя развевалось под рогатым черепом. Бренд уловил мелькание храбрых лиц, звериных лиц, воинственных лиц, их зубы были сжаты и глаза выпучены. Их было так много.

— Боги, — прошептал он. Неужели он на самом деле выбрал это? Вместо милой, безопасной, скучной жизни в кузнице Гаден?