Дракула и два ворона

— Если тебе случится говорить с моим кузеном Матьяшем, а не только переводить чужие речи, можешь передать, что я в полном здравии и всем доволен, — произнёс Дракула. — Жители здешнего города очень меня любят. Не далее как сегодня приходили проведать. Как всегда льстили мне, крича, что я злодей или изверг, и бросали в меня грязью.

Джулиано вопросительно посмотрел на коменданта, а тот пояснил:

— Это мальчишки балуются. С внешней стороны стен заходят, и давай комья земли в башню кидать. А зимой — снежки.

— Это не просто мальчишки, — непринуждённо добавил Его Светлость. — Это немецкие мальчишки. Лишнее подтверждение, что немцы — славный народ. Было время, я воевал с ними в Трансильвании, а теперь они переселились сюда, под окна моей темницы, и научили своих детей оскорблять меня. Матьяш придумал отличную шутку, пригласив трансильванских немцев переселиться в Вышеград. Очевидно, мой кузен заботился о том, чтобы мне не было скучно. Должен признать, что у дражайшего Матьяша очень изощрённый ум.

Слушая эти признания, ученик придворного живописца вдруг забеспокоился — а что если узник не согласится позировать для портрета, заказанного Матьяшем?

С большим волнением, понимая, что от этого разговора зависит очень многое, Джулиано произнёс:

— Ваша Светлость, я хотел бы... если, конечно, у Вашей Светлости нет ещё каких-нибудь пожеланий относительно того, что я должен при случае передать Его Величеству... тогда я хотел бы...

— Продолжай, — усмехнулся Дракула.

— Я желал бы спросить, что думает Ваша Светлость о том деле... то есть на счёт портрета. Несколько минут назад Ваша Светлость изволили заметить, что если Его Величество желает увидеть лицо давнего знакомого, черты которого позабыл, то для исполнения этого желания больше годится личная встреча. Но... моему учителю всё-таки нужно рисовать. Ваша Светлость будет позировать?

Дракула задумался, а затем посмотрел на коменданта, который вдруг встрепенулся и весь обратился в слух. Ожидая от узника ответ, грузный усач аж подался вперёд и будто просил: "Ну, давай, скажи что-нибудь в своей обычной манере".

Флорентийцу даже показалось, что кастелян очень хочет, чтобы узник отказался позировать. "Что пользы в отказе?" — недоумевал Джулиано, однако Дракула прервал эти размышления, произнеся очень мягким и покладистым тоном:

— Я готов сделать моему кузену одолжение. Если Матьяш хочет получить мой портрет, то пускай получит.

На этом визит подошёл к концу. Вкратце поведав узнику о том, когда и как будет происходить работа над картиной, ученик придворного живописца откланялся, а затем вслед за комендантом проследовал вон.

По выходе из башни комендант любезно разрешил юному флорентийцу не подниматься обратно в цитадель, а выбраться из укреплённого дворика через ближние ворота — те самые, которые охранялись четвёркой суровых латников, недавно отказавшихся пропускать Джулиано и даже докладывать о нём.

— Я отдам распоряжение, чтобы завтра ты и твой учитель смогли пройти здесь, а не тащиться наверх, — сказал комендант, на что услышал тысячу благодарственных слов.

Флорентиец сделался таким говорливым, испытывая радость от того, что визит к Дракуле окончился благополучно. Восторг неудержимо рвался наружу, поэтому юноша, поблагодарив кастеляна, заметил:

— Как всё-таки хорошо, что Дракула согласился позировать для портрета. Даже не знаю, что бы мы с учителем делали, если б получили отказ.

— Делали бы всё то же — рисовали, — небрежно бросил комендант. — В королевском приказе ясно сказано, что я должен оказывать содействие. Мне положено чётко выполнять приказы Его Величества, поэтому если б узник отказался позировать, уж я бы сумел сделать так, чтобы упрямец сидел прямо и смирно.

Джулиано даже удивился, почему раньше не подумал о таком простом решении — если узник отказывается что-то делать, то можно применить силу. А ведь Дракула — такой же заключённый, как и большинство, без привилегий.

— То есть Дракула был бы привязан к креслу верёвками или ремнями? — предположил Джулиано, но тут же увидел в этом способе принуждения значительные недостатки. — Да, это отчасти помогло бы, однако узник всё равно вертел бы головой.

Комендант засмеялся, и его смех эхом раскатился по всем углам укреплённого дворика:

— Я в рисовании не силён, однако вижу, что мог бы дать вам, живописцам, пару дельных советов. Вот ты не знаешь, а я знаю, что есть устройство, которое позволяет так закрепить голову, да и всё тело в кресле, что человек не двинется. Правда, это устройство обычно используется для пыток, но и для нашей цели оно сгодилось бы.

— Подобное устройство есть в здешней крепости? — спросил Джулиано, который охотно посмотрел бы на него.

— Нет, но я знаю, где его можно было бы достать, — ответил кастелян, и в его голосе послышалось сожаление, что великолепная идея о том, как можно усмирить строптивого Дракулу, не пригодилась.

"Наверное, узник догадливее меня, — решил флорентиец. — Видно, понял, что к нему могут применить некое пыточное устройство, и поэтому решил не противиться королевской воле".

Джулиано продолжал думать об этом всю дорогу до гостиницы, а дочка хозяина меж тем проявляла нетерпение, ожидая новостей. Наверное, она сидела у окна на втором этаже дома и высматривала, не идёт ли юный постоялец обратно, ведь тот ещё не успел ступить второй ногой во двор, а красавица уже торопливо спускалась по ступенькам крыльца.

— Ну? Видел? — спросила она.

— Видел, — гордо ответил Джулиано.

— И что же он?

— О! Страшный человек, — сказал ученик придворного живописца.

— Рассказывай, — потребовала дочка трактирщика.

— А как же уговор? Ты обещала назвать своё имя, когда я вернусь.

Девица нахмурилась, но всё-таки назвала.

Имя она носила такое, что язык сломаешь выговаривать. Кто привык к плавному звучанию женских имён, на этом имени мог бы споткнуться раза два. Придумают же — Оттегебе. А может, Уттегебе. Флорентиец точно не расслышал, хотя по его просьбе девица произнесла своё имя дважды. В переводе с немецкого оно означало "ценный дар", или что-то вроде того.

— А почему тебя так назвали? — спросил Джулиано.

— Потому что я у отца одна и родилась поздно, — будто нехотя отвечала красавица.

— Оттегебе... — старательно выговорил флорентиец.

— Все зовут меня просто Утта — и отец, и бабушка, и соседи, и гости, поэтому можешь не утруждать себя, выговаривая моё имя полностью, — усмехнулась девица и снова потребовала. — А теперь рассказывай мне про Дракулу.

После посещения башни флорентиец чувствовал себя невероятным смельчаком и теперь был способен на самые отчаянные поступки, поэтому, услышав повторное требование Утты, решил сделать то, на что вряд ли осмелился бы при других обстоятельствах.

— Ну, хорошо. Пойдём, я тебе всё расскажу, — ухмыльнулся он, — но нам не совсем удобно говорить посреди двора. Пойдём-ка лучше туда...

С этими словами юноша повёл Утту в сенной сарай, но, к сожалению, красавице с первой же минуты не понравилось то, чем сопровождался рассказ о Дракуле. Получив звонкую затрещину, от которой всю левую щёку будто обожгло, Джулиано наблюдал, как дочка трактирщика с оскорблённым видом идёт через двор и скрывается в доме.

Отцу или бабушке Утта не пожаловалась. Это стало ясно ближе к вечеру, потому что весь остаток дня трактирщик и старуха продолжали вести себя с флорентийцами как прежде — вежливо, услужливо и даже не бросали косых взглядов. Значит, для таких взглядов не было повода.

Джулиано очень опасался, что получит от хозяев гостиницы грозную отповедь или даже услышит требование убираться вместе с учителем вон, но ничего подобного не случилось, поэтому юноша успокоился и опять предпринял нечто смелое — попытался помириться с красавицей.

— Утта, погоди. Не дуйся, — окликнул он девицу, когда та выходила из погреба. — Ты ведь хотела, чтобы я рассказал тебе про узника Соломоновой башни?

— Да. А теперь не хочу, — собирательница сплетен повернулась к Джулиано спиной, поставила корзину с продуктами подальше от него и начала деловито вешать замок на дверь.

— Но всё же послушай. Его Светлость похож на большую хищную птицу...

Девица молчала.

— Неужели тебе не любопытно? — не отставал флорентиец, начав торопливо рассказывать, как ходил в крепость, говорил с комендантом и посещал башню, однако Утта после этих слов хоть и перестала дуться, но приветливой всё равно не сделалась.

— Получается, зря я к тебе обратилась, — разочарованно протянула красавица. — То, что ты мне поведал, я уже знаю. Где держат узника, знаю. То, что этот изверг враждует с кастеляном, знаю. Вражда у них давняя. Отчего злоба на короля — тоже понятно.

Даже история, слышанная от корабельщиков, про купца и сто шестьдесят украденных дукатов, не была оценена:

— Наверное, выдумки это.

— Утта, ну сжалься надо мной! — взмолился флорентиец, следуя за красавицей, когда она, взяв корзину, неспешно направилась к дому.

— Что господин имеет в виду?

— Я дурак и вёл себя не лучшим образом. Но это всё от моей безмерной жажды, которую можешь утолить только ты одна.

— В воду прыгать не пробовал? И напьёшься, и охладишься, — усмехнулась Утта, как раз проходя мимо колодца.

— Тебе бы всё смеяться, а мне не до смеха. Ну, неужели нет никакого способа вернуть твоё доверие?

— А с чего ты взял, что оно было? Знаем мы вас, заезжих!

— Послушай, Утта, — продолжал Джулиано. — Признаюсь тебе, что сегодня днём намерения у меня были не самые честные, но сейчас всё изменилось.

— Днём был соблазнителем, а вечером стал паинькой? Неужели?

— Ну, поверь мне, а я в свою очередь обещаю вести себя так, чтобы не заслужить больше ни одного упрёка. Перестань избегать меня и обходить за милю! — флорентиец попытался взять девушку за локоть, но та резко повернулась, не давая сделать этого.

— Вот что, — вдруг сказала девица. — Если хочешь заслужить моё прощение, тогда узнай, что стало с тем вороном, которого узник изловил, а затем ощипал и держал у себя в башне как ручную птицу почти полгода. Если узнаешь, тогда я прощу тебя и, возможно, даже отблагодарю...

— О!

— Но только ты не узнаешь. Узник скажет тебе ту же ложь, которую говорит остальным. Скажет, что ворон улетел. А я думаю, что этот ворон был казнён страшной казнью. Ну, что? Возьмёшься?

Джулиано начал думать, что это похоже на шутку, но согласился.

— А какая награда мне будет? — спросил он. — Одного лишь прощения за такие сведения явно маловато.

— Сперва вызнай, а после торгуйся.

IV

Когда ученик придворного живописца пришёл в Соломонову башню уже вместе с учителем, заключённый встретил гостей спокойно. Джулиано, сравнивая сегодняшнее и вчерашнее поведение Дракулы, даже удивился, насколько мудр оказался комендант, предложивший нанести в башню лишний визит. Юный флорентиец с ужасом представил, что могло бы получиться, если б кузен Его Величества только сегодня узнал, что помилования не ожидается. Несомненно, узник вылил бы всё своё раздражение на престарелого живописца, но благодаря кастеляну этого не случилось, и теперь Его Светлость просто сидел в резном кресле возле стола и без всякой злобы разглядывал пришедшего старика, который в свою очередь разглядывал свою модель.

Джулиано по указанию учителя растворил рамы обоих окон в комнате, и сразу стало светлее. Сделалось заметно то, чего не было видно раньше. Например, дорожки, протоптанные по коврам и дававшие ясное представление, как узник чаще всего передвигался по своей темнице — от кровати до окна, смотревшего на реку, от окна к столу и от стола к кровати. Среди других вытертостей этот треугольник особенно бросался в глаза, а вычерчивался он явно не один год.

Конечно же, за время, что Дракула провёл в заточении, обстановка в комнате обновлялась, и ковры — тоже, но всё говорило о том, что король Матьяш выделяет мало денег на содержание кузена. Подумав об этом, Джулиано вздохнул, но сразу напомнил себе, что преступление Его Светлости велико, и потому королю не следует расточать средства на этого злодея — ни на обстановку в его тюрьме, ни на одежду.

О знатности заключённого напоминало очень немногое — например, щегольские сапоги из светлой кожи с тисненым узором. В таких сапогах не станешь ходить по грязи, и не отправишься в дальнюю дорогу, потому что на них неминуемо останется след от стремян. Наверное, именно в этой обуви Дракула когда-то был арестован, а она за все минувшие годы не сносилась до дыр только потому, что её обладатель сидел взаперти. И всё же, бродя много лет по комнате, Его Светлость стоптал каблуки и сильно сточил мысы.

Комендант, приведший флорентийцев в комнату к узнику, поначалу собирался остаться и посмотреть, как будут рисовать картину. Усач расположился на каменной скамейке у окна, однако вскоре заскучал, потому что старый живописец не принимался за работу, а всё ходил вокруг трёхногого станка, на котором уже была поставлена загрунтованная доска. С помощью ученика художник разворачивал установку к окну то чуть больше, то чуть меньше, после чего так же сосредоточенно начал перебирать рисовальные принадлежности в деревянном ящике.

— Ладно. Оставляю вас, — сказал комендант и, уже выходя, перед тем, как закрыть за собой дверь, добавил. — Кричите, если что.

"А успеем ли закричать?" — подумал Джулиано, хотя уже не слишком верил в возможность своей скорой смерти. И всё же он вздрогнул, когда вдруг услышал голос узника.

— А почему твой учитель со мной не говорит? — спросил Его Светлость. — Поприветствовал, а теперь молчит. Неужели брезгует?

— Учитель не знает здешнего языка, — пробормотал юный флорентиец.

— Совсем не знает?

— Только приветствия, — Джулиано пожал плечами. — Наверное, он уже слишком стар, чтобы усваивать новое.

— Я так и не спросил, откуда вы оба прибыли ко двору Матьяша.

— Мы прибыли из Флоренции, Ваша Светлость.

— Вот, значит, как? Далековато забрались, — заметил Дракула и принялся рассуждать. — Получается, что твой учитель не знает здешнего языка, но всё же отправился в эту далёкую страну, где, если заблудится, то даже дорогу спросить не сможет и не объяснит, кто он.

— Остаётся надеяться, что мой учитель не заблудится, — вздохнул Джулиано.

— Твой учитель — отважный человек, — вдруг произнёс узник. — Не всякий подобно ему решится на такое путешествие.

Джулиано очень удивился, потому что видел — Его Светлость, выражая похвалу, говорил искренне — а ведь ученику придворного живописца прежде не доводилось слышать об учителе лестных слов. За время жизни в Венгерском королевстве юноша уже привык, что никто по-настоящему не уважает престарелого глуховатого мастера в поношенной одежде, а уж услышать похвалу от Дракулы, который вчера только и делал, что отпускал язвительные замечания, было неожиданно вдвойне.

Джулиано взволновался.

— Должен признаться, Ваша Светлость оказались первым, кто заметил отвагу моего учителя.

Дракула ничего не ответил, но юному флорентийцу очень хотелось продолжить разговор.