Дракула и два ворона

"Валашский дракон" — под таким названием этот роман опубликован в издательстве "Вече".

Полный текст теперь есть на ЛитРес.

Валашский дракон

Автор: Лыжина С.С.

Издательство: "Вече"

Серия: Всемирная история в романах

Год издания: 2019

ISBN: 978-5-4484-1102-1

Кол-во страниц: 448

Формат книги: 84х108/32; твердый

Тираж: 3000

В 2015 году роман вышел в первый раз. Теперь появилось переиздание, которое отличается от прежней книги не только новой обложкой. В тексте появились примечания, а сам роман опубликован в полной версии. (В первом издании он вышел с несущественными сокращениями.)

Аннотация от издательства:

Весна 1474 года. В венгерский город Вышеград прибывает престарелый живописец с учеником, чтобы нарисовать портрет "того самого Дракулы", заточённого в местную крепость по воле венгерского короля. Заточение длится много лет, имя Дракулы успело обрасти жуткими легендами, и уже почти забылись времена, когда он был известен как валашский (румынский) князь Влад III, который отважился с небольшой армией бросить вызов огромной Османской империи. Если бы много лет назад венгерский король всё же сдержал обещание и тоже выступил в поход, то кто знает, как повернулось бы дело. Однако помощь из Венгрии не пришла, а Влад оказался оклеветан и осуждён теми, кто так и не решился поддержать его в борьбе за свободу от турецкого владычества.

Бумажная книга есть в интернет-магазинах, актуальный список которых пополняется здесь.

На складе издательства в настоящее время числится 833 штуки, то есть менее 28% тиража. Огромное спасибо всем, кто купил, и тем, кто ещё купит!

На прежнее издание можно посмотреть на "Озоне" (товар закончился). Также можно посмотреть в "Лабиринте" (товар тоже закончился). По ссылкам есть отзывы (и хорошие, и плохие).

Валашский дракон

Автор: Лыжина С.С.

Издательство: "Вече"

Серия: Исторические приключения

Год издания: 2015

ISBN: 978-5-4444-3664-6

Кол-во страниц: 384

Формат книги: 84х108/32; твердый

Тираж: 2000

Дракула и два ворона

I

Несмотря на ранний час, на пристанях венгерской столицы все деловито суетились, словно старались нагнать то, что было упущено за время зимнего простоя. До конца февраля Дунай дремал, лениво сплавляя по течению ломкие льдины. Они делали судоходство опасным, поэтому вместе с рекой дремали и причалы. Бездействовать приходилось и тогда, когда река, проснувшись, разлилась во всю ширь, понесла вниз по течению обломки деревьев, и лишь сейчас, в начале апреля, снова пришла пора засучить рукава.

Рыбаки, а иногда их жены и дети, вытаскивали из лодок плоские корзины со свежевыловленной рыбой, привезённой сюда для продажи. Городские ворота уже открылись, а значит, рынки стали заполняться разным людом, приехавшим из окрестных деревень, чтобы предложить горожанам скромные плоды крестьянского труда.

Иноземные купцы тоже не зевали, разгружая свои корабли, доставлявшие в столицу Венгерского королевства дорогие и редкие товары, которые не купишь на уличном рынке. А вот некоторые гости уже отчаливали, бросая последний взгляд на шпили соборов, на башни королевского дворца, на каменную крепость и на домики с красными черепичными крышами, которые столпились возле берега рядом с крепостными стенами, будто стая серых гусей.

Одним из гостей, покидавших венгерскую столицу, был купец Урсу Богат — человек высокого роста и крепкого телосложения. Любой живописец усмотрел бы в нём сходство с библейским Самсоном или греческим героем Гераклом, но сам купец говорил, что это всё ерунда, потому что он носит имя Урсу, означающее "медведь".

Наверное, как раз из-за своей медвежьей силы этот человек не имел страха ни перед кем и плавал по Дунаю до самых низовьев — туда, где вдоль правого берега живут турки, а ведь от этого народа никогда не знаешь, чего ждать.

Накупив турецкого товару, Урсу разворачивался и плыл вверх по реке, к венграм, которые охотно покупали восточные вещи, но к самому торговцу относились настороженно. Его считали почти разбойником, и не без основания, ведь в венгерской столице многие опознавали этого человека по длиннополому турецкому кафтану и широким шароварам, а в христианских странах так станет одеваться только разбойник.

Сейчас, покидая город, Урсу Богат стоял на палубе и по-хозяйски следил, как помощники с помощью руля и паруса заставляют судно отойти от пристани. Выбравшись на середину реки, корабль ощетинился восемнадцатью вёслами, в помощь попутному ветру, и двинулся вверх по течению, ведь ещё не все восточные товары были распроданы.

Заодно с товарами купец вёз на своём судне двух пассажиров, один из которых в эту минуту бродил по проходу между скамьями гребцов, а второй удалился в трюм, чтобы устроиться на тюках с товарами и вздремнуть. Оба пассажира были выходцами из Флоренции, обосновавшимися в Венгрии некоторое время назад — любитель поспать был живописцем, служившим при дворе венгерского короля, а тот, что предпочёл гулять по палубе, состоял у живописца в учениках.

Эти двое флорентийцев замечательно дополняли друг друга. Живописец состарился настолько, что лишился половины волос на макушке, зато ученик, ещё совсем юноша, обладал густой кудрявой шевелюрой. Старик, как и многие в его годы, отличался замкнутостью, а вот ученик был открыт и разговорчив, поэтому за несколько лет жизни в Венгрии хорошо выучил местный язык.

Сейчас, прохаживаясь по палубе, молодой флорентиец досадовал, что не может воспользоваться своими языковыми познаниями, ведь люди на корабле говорили не по-венгерски, а на другом языке — валашском. Только Урсу Богат мог говорить по-венгерски, но сейчас выглядел занятым, не имеющим времени для болтовни. Он лишь спросил молодого пассажира:

— Господин, тебе по ногам-то не дует?

— Нет, мне совсем не дует, — покачал головой юноша, оглядывая свои синие штаны-чулки из плотной шерстяной ткани.

— А то смотри, ветер с реки холодный. Возьми там внизу шкуру коровью, сядь и укройся, — не унимался купец. — Кафтан-то у тебя больно короток. И плащ тоже...

Молодой человек лишь отмахнулся, уже давно привыкнув, что в Венгрии его манера одеваться не всегда встречает понимание. "Я одет совсем не дурно", — думал он, однако на взгляд здешних простолюдинов штаны-чулки смотрелись голо, будто на ногах совсем ничего нет. Короткие верхние штаны, плотно прилегающие к бёдрам и украшенные рюшами, вызывали смех, потому что кто-нибудь, не искушённый в моде, частенько усматривал во всём этом сходство с окорочками курицы. Гульфик, дополнявший штаны, вызывал ещё больше веселья и вопрос: "Ты вот то место прячешь или наоборот им хвастаешь?" — а по поводу башмаков всякие доброхоты часто советовали: "Купил бы себе другие! В твоей обувке по грязи не пройдёшь".

Очевидно, во главу угла эти советчики ставили удобство, а не красоту, как и Урсу Богат, поэтому изящная куртка из красного бархата казалась купцу куцей, а плащ, не доходящий даже до колен — излишне коротким и не способным защитить от стужи.

Конечно, флорентиец считал иначе, и пусть апрельское утро ещё дышало холодом, но тут же старалось согреть всех приветливыми лучами солнышка, поэтому юный щёголь даже не думал утепляться. Весной он благополучно забывал, что венгерский климат суровее, чем климат родной Флоренции, в которой снег доводилось видеть лишь раз в несколько лет.

Снег во Флоренции выпадал всегда неожиданно и, ложась на траву и листья деревьев, создавал удивительное сочетание белого с зеленым, странно действовавшее на людей. Мальчишек оно делало весёлыми и неугомонными, девиц — задумчивыми, монахов — вдвойне набожными, а мужчин — более торопливыми или более степенными, смотря по одёжке, ведь гулять в лёгком коротком плаще в такую погоду всё-таки холодновато. Лошади, ослы и уличные собаки, непривыкшие к наледи, оскальзывались на брусчатых мостовых. Цвет неба начинал напоминать о топлёном молоке, а воздух становился прохладен и чист.

Снежное волшебство во Флоренции длилось совсем недолго, а вот в Венгрии белый покров мог держаться полтора, а то и два месяца подряд, поэтому ученик живописца, приехав вместе с учителем на чужбину, старался лишний раз не высовываться из дому в зимнее время. Благо сосед, живший напротив, всегда был рад сыграть в шашки и по первому же зову — как есть, в домашнем колпаке, плотно натянутом на голову — прибегал к приятелю через улицу, оставляя на снегу угловатые следы от шлёпанцев с деревянными подошвами.

Улица, где всё это происходило, была особенной. Юный флорентиец давно привык, что только там его могут запросто окликнуть по имени: "Эй, Джулиано!" — ведь только там жили земляки, которые за многие мили от отчизны становятся почти братьями и при разговоре отбрасывают церемонии. Венгры никогда не обратились бы запросто. Они говорили "господин Джулиано" или даже называли по фамилии — "господин Питтори". А вот на особенной улице, где селились те, кто приехал из Флоренции, Рима, Неаполя и других мест с того же полуострова, Джулиано никогда не слышал свою фамилию — только имя, которое могло упоминаться даже вперемешку с бранными словами, но всё равно родными.

О родине здесь напоминал и запах разогретого сыра, поэтому Джулиано прямо-таки блаженствовал, когда окна в кухнях домов отворялись, выпуская наружу "тот самый" аромат. Жаль, что его частенько перебивала рыбная вонь с площади, находившейся в конце улицы. Там перед собором Божьей Матери стояли крытые прилавки, заваленные свежим и несвежим уловом. Ветер оттуда подует, и...

Однажды юноша, остановившись посреди своей улицы, во всеуслышание заругался на ветер, мешавший вдыхать "райские ароматы". Жалобную тираду услышала жена соседа, любившего играть в шашки, и пригласила пообедать. Самого соседа не оказалось дома, но кто сказал, что замужняя женщина непременно должна сторониться друзей своего супруга?

И вот теперь Джулиано на время лишился даже тех скромных радостей, которые давала венгерская столица — ему "по долгу службы" пришлось отправиться на север страны, в некий Вышеград, потому что живописец, у которого Джулиано состоял в учениках, получил от венгерского короля заказ.

Заказ этот с самого начала казался довольно странным, ведь Его Величеству вздумалось получить портрет не кого-нибудь, а узника — своего кузена, сидящего в крепости. Портреты заключённых — явление довольно редкое, да и сам "кузен" был фигурой необычной. Ещё до того, как оказаться в тюрьме, он вызывал толки — его считали страшным злодеем.

"Не самая лучшая модель для портрета, но нам с учителем выбирать не приходится", — думал Джулиано и даже радовался, что старик-учитель получил хоть какое-то задание от короля. Заказов наверняка поступало бы больше, если б седовласый живописец работал быстрее. Не даром же в прежние времена он считался одним из искуснейших мастеров во Флоренции! Однако годы не прибавляют глазам зоркости, а руке — твёрдости, что сказывается на скорости работы.

Это началось ещё на родине — заказчики позабыли дорогу в мастерскую, отсутствие заказов означает нищету, а ждать помощи было неоткуда. Вот почему прославленный мастер на старости лет отправился искать счастья на чужбину, в Венгрию, взяв с собой только одного ученика, по большому счёту являвшегося для своего учителя нянькой.

Оказавшись на корабле, "нянька", наконец, смогла позволить себе отдых. Престарелое "дитя" уснуло, так что Джулиано прохаживался по палубе, размышляя о разных пустяках, и с удовольствием поглядывал по сторонам.

Река, по которой двигался корабль, тёкла меж равнин, напоминавших то ткань из коричневых лоскутов, то сплошной жёлто-зелёный ковёр. Иногда равнины уступали место пологим холмам, покрытым тёмным лесом, спускавшимся прямо к реке, а поскольку уровень воды оставался по-весеннему высоким, многие деревья оказались подтоплены, и их отражение смотрелось очень красиво даже издалека.

Впереди, за лесами и равнинами на фоне ярко-голубого неба вырисовывались синие силуэты гор, и именно там, среди гор затерялся Вышеград с древней крепостью, в которой содержали кузена Его Величества. "Что бы ни ждало в крепости, сейчас можно об этом не беспокоиться", — говорил себе Джулиано, и эта присказка наравне с замечательной погодой поддерживала в нём хорошее настроение. Он не понимал своего учителя — как в такую чудесную весеннюю пору можно сидеть в трюме и слушать только плеск волн, ударяющих в днище корабля!

Головы гребцов мешали юноше любоваться видами, поэтому он перешёл на корму и встал поближе к борту, но тут к пассажиру приблизился купец Урсу, который, судя по всему, покончил с текущими делами:

— Господин, ты прости моё любопытство, но вот хочется мне знать, — аккуратно начал он.

— А что именно? — любезно отозвался Джулиано.

— Придворный рисовальщик, наверно, должность важная? — спросил купец.

— Не такая уж важная, но вполне достойная, — улыбнулся флорентиец.

— Значит, и ты при дворе не последний человек, если у придворного рисовальщика в учениках? — продолжал спрашивать Урсу.

— Ну... да, — снова улыбнулся Джулиано.

— А короля видеть случается? Наверно, по нескольку раз на неделе встречаешь? Но простыми людьми не брезгуешь! Молодец! Так и надо!

— Мне случается видеть Его Величество вовсе не так часто, — пожал плечами флорентиец, явно польщенный.

— А скажи, правда, будто король надумал жениться? Я слышал, что невеста-то — ваша землячка.

— Я тоже слышал о намерениях Его Величества, — отвечал Джулиано, — но невеста родом вовсе не из Флоренции, а из Неаполя.

Наверное, купец не видел большой разницы между Флоренцией и Неаполем, поскольку, услышав замечание собеседника, не задумался ни на мгновение:

— Ну и как дело, на мази? Есть надежда, что в будущем году поженятся?

— Надежды мало, — ответил Джулиано. — Его Величество не особенно торопится, да и по поводу приданого пока не договорились. Думаю, если этот брак состоится, то года через два — не раньше.

— Да? Ну что ж — подождём, — кивнул Урсу.

— А почему свадьба Его Величества так важна для вас? — в свою очередь принялся спрашивать флорентиец.

Урсу подозрительно посмотрел на Джулиано, но затем добродушно усмехнулся:

— Ты торговлей не занимаешься, поэтому тебе скажу, но ты уж про это никому не говори.

— Про что?

— Свадьба-то будет пышная, — стал объяснять Урсу. — На ней вся знать станет пировать. Вот я и думаю, что ближе к свадьбе надо закупить побольше шёлка, а также других тканей, что подороже, ну и про пряности не забыть. Думаю, ближе к торжествам всё это подскочит в цене, а тут как раз я со своим товаром. Получу хорошие барыши. Только бы не прогадать! А ты про это никому не говори. Не станешь?

— Разумеется, не стану, — горячо заверил юноша своего собеседника, положа руку на сердце.

Урсу больше ни о чём не спрашивал.

— Господин, а дозволь спросить мне, — вдруг заговорил долговязый человек, стоявший у руля и, как оказалось, тоже хорошо знавший по-венгерски. Рулевому по должности положено находиться на корме, поэтому он стал невольным свидетелем беседы.