Детство

Спать наново? Нет уж, учёный. Всё едино ни сна ни отдыха не будет, только проворочаюся зря. Ну да ладно, днём своё доберу, а сейчас вот и солнышко начало подыматься на колеснице Ильи Пророка.

Скинув пинджак и портки, с разбегу окунулся в теплищую воду, смывая ночные страхи и невольные грехи. Шумно плескался и купался, пока солнце не встало. А после, вылезая уж, проверил верши.

Есть! Три рака, один совсем здоровущий, да большой налим, невесть как забравшийся в маленькую для него вершу. Никак за рыбёшкой полез, да и встрял, разбойник! Ну и мелочи всякой десятка с два — так, ладони в две, не больше.

Раздул погасшие было угли, да подбросил загодя приготовленного сушняка, штоб горел себе потихохоньку, но не разгорался. Ну и пристроил рядышком налима и раков, оставив мелочь пока што в вершах. Небось не спортится!

Приладил, да и давай прыгать! Разминка енто да зарядка утренняя. Таких вот картинок атлетичных в голове мно-ого засело! Знаю как руками-ногами махать правильно — суставная гимнастика прозывается. Круговая тренировка и ента... функциональная.

В прошлой жизни, до того как попаданцем стать, я кулачником был преворазрядным. Даже знак такой был, навроде медали — дескать, первый разряд имеется. Я так думаю, что куда ж выше-то!?

Здорово придумано, я так мыслю. Придёшь в кабак-то, а тебе с медалью такой сразу почёт и уважение, да задиры местные уже со всем вежеством, шапки издали ломают. Да и ишшо куда-никуда можно небось с такой медалью. Кучеру такому небось любой купчина первогильдейский втридорога приплачивал бы. Перворазрядному-то!

Я-то, знамо дело, в дворники не пойду. Оно не то штобы стыдно, што уж там стыдного в уважаемой специяльности? Просто помнишь когда, что ранее из господ, ну иль не меньше, чем из разночинцев, а ныне прислуживаешь, оно как-то не тово! Не зря ж девять классов оканчивал когда-то, да не абы как, а со справкой! Справку-то, её не кажному дадут ишшо.

Прыгаю так, руками-ногами махаю — да правильно всё, по науке кулачной! То руками махи, то ногами — растяжка, значица. И пыр в пузень, ён тоже не лишний! Потом руками от земли толкаться, на кулачках. Енто штоб если в морду кому, то штоб ух!

Попрыгал, да и к костру — раки-то уже готовы, отодвинуть надобно. Потом на ветке повисел да поподтягивался, и наново в речку, пот да грязь с себя смыть.

Наелся не так штобы от пуза, когда ажно изо рта назад еда вывалиться норовит, но тоже душевно. Здоровый налим-то! Да и раки тоже, не оставлять же их?

Вот пока ел, мысли всё вокруг да около встречи с бутовскими вертелися. Волнуюся, значица. Штоб не перегореть, отвлечь себя пытаюся — смотрю вокруг да думаю, что ишшо можно сделать таково, чтоб жить было лучше, жить было веселее?

Перво-наперво нужник, а то засру ведь всё вокруг балаганчика! А для того топор нужон, лопату вытесать-то. Не рогулькой же ковыряться? Всё вокруг топора вертиться, ей-ей! Куда ни сунься, так без топора всё либо долго, либо никак.

Приспособы для спорту, тожить без них никак. В голове-то всяко-разное всплывает — в основном из металла поделки, но думаю, враки! Рельсы ещё туды-сюды, но штоб для баловства в кажном дворе трубы железные вкапывали для всяко-разного?! Щаз, ищите дураков в другом месте! Железо, его по-всякому в хозяйстве приспособить можно, да хучь нож сделать! Я так думаю, скаски енто, фентезями называемые.

Ограды из железа, да видано ли дело?! В лесок зашёл, да и срубил што надо. Тут тебе и польза, и прогулка приятственная.

Штоб себя занять, да не перетрудиться, сушняк принялся собирать. Собираю, да сам нет-нет на небушко поглядываю — не пора ли мне? Известное дело, с утра крестьянский люд по хозяйству занят, што зря тревожить-то? А потом, уже к полудню ближе, можно и сесть передохнуть.

Вот тогда-то мне в Бутово и показаться надо. Штоб вежественно, значица, и без торопыжности дурной.

Агась, вот и солнышко к полудню подходит, пора и мне. Я ж не напрямки иду, а окольно. А ну как не сговоримся ни о чём? Тогда им и не нужно знать, где балаганчик. От греха подальше.

В Бутово вошёл аккурат в полдень, специяльно для того в кустах рядышком высиживал, до времени. Важно иду, спокойно. Народу почитай и никого по летошнему времени, только бабки старые, да дети малые. Страда!

Ан нет, вона и мужики! Напрягся было, но мимо прошли, только взглядом так, будто кнутом. Известное дело, не след мужикам в дела детворы встревать, коли дела эти не зашли вовсе уж куда не следовает.

И бабы, бабы тоже — вона, кверху жопами на огородах, токмо сраки и виднеются, юбками обтянутые. А, ну да... дачное ж село, с дачников живёт. Не столько пшеницу да рожь, сколько репку всякую на прокорм господ. Хитро!

— Не засцал, — Встретил меня Гвоздь с дружками, да и дружков ентих чтой-то больно много, почитай с десяток! Стоят, ухмыляются!

— Чего сцать-то? — И на землю пыльную слюной цвирк! — Если ты пообещался за себя и за всех бутовских, то нешто врать в таком деле будете!?

Рожи у некоторых такие, што понятно, енти смогут. Они ж не обещались-то! А Гришка? Што Гришка? Тут робятя и постарше ево стоят, мало что не усы под носом расти начали. Взрослые совсем, по четырнадцать годков небось!

А я такой давлю словесно, хотя поджилки у самого и потряхивает:

— Врунов-то нигде не любят! На Хитровке, оно ведь ежели что все быстро узнают — вруны бутовские и слово держать умеют. А моё слово там среди годков не последнее!

— А вот мы чичас и проверим, — Ответствовал один из тех, что постарше, скидывая картуз на руки дружкам, да закатывая рукава. А ведь чужинец он, ей-ей чужинец! По своим знакомцам деревенским помню — всё ж до мелочи копеешной в таких вот случаях енто... отрепетовано. Кажный шаг знаешь у дружков, коли с ними с детства титешного привык хороводиться.

А тута — шалишь! Картуз бросил, да поймали едва, чуть не у земли подхватили. И расступилися не сразу, круг образуючи. Значица, не привыкли ловить-то и расступаться. Ён, долговязый, скидывать привык, а они не... Значица, с другой деревни наняли кулачника, вроде как за их теперя вытупает. Хитро!

— Как звать-то, боец? — Спрашиваю вежественно, — Что на могилке писать, кого поминать?

А сам смотрю, значица — как ходит, как дышит, как кулаки разминает.

— Сёмка Длинный, — Ухмыляется, — для тебя Семён Анкудинович, сопля.

— Семён Анкудинович Сопля? — Я к таким разговорам привык, на Хитровке без их никуда. Не токмо кулаки важны, но и штоб слово твоё в кармане не потерялося.

Задышал, озлился... горяч, значица. А я продолжаю:

— Эк у тебя отца прозвали-то интересно, — И смешки пошли, самую чуточку. Я ж говорю, што чужинец! Над своим, каким бы ни был, небось не стали б смеяться-то. При чужом-то чилавеке.

— Раз хлопну, да второй и прихлопну! — И замах богатырский. Ну я уклонился вниз, и в пузо, только охнул супротивник. Но и Сёмка оказался не лыком шит, второй рукой успел махнуть. Коряво, но грабки у его длинные, уворотиться успел не так чтобы очень, по уху зацепило. Ажно в голове шумнуло!

Отскочил я подале, стоим, дышим. В глаза у длинного опаска уважительная, уже не ругаится, дыхалку бережёт — после мово-то кулака!

Язык иму показал — дразнюся, значица. Так дети малые дразнятся, вот я показываю, за ково его держу-то. Озлился Сёмка, да как шагнул вперёд! Голенастый, широко шагает, слишком даже.

Под руку ему поднырнул, да ну по пузу! Солнышко, да под микитки, да по жбану волосатому, как наклонился. Попал, да не свалил, всё ж таки старше насколько.

И снова уклоняться пришлося, да не до конца получилося. Скулу рассёк. Отскочил я, и так весело стало, што засмеялся.

— В кои-то веки боец добрый попался! — Стою, смеюся — весело мне, значица. Азарт пошёл боевитый, но не злой, — Ну, Семён, помашемся кулачками-то!

— А и то! — Длинный засмеялся в ответ, сперва чуть понарошку, а потом и ничего, взаправду, — Мал ты, да ловок как чёрт! Помашемся!

И ну махаться! Без злобы, со всем нашим удовольствием. Ребята бутовские тоже подобрели так, азартничают.

Минут несколько махалися, потом я всё ж ссадил его на землю — в бок, где печёнка, попал ловко. Но и сам тово, пострадал. Ухо чутка заплыло, да скула рассечена, ну и лоб мал-мала. Но лоб, ето тьфу! Больше кулаки Сёмкины пострадали, чем лоб. Кость!

— Проверили? — Спрашиваю.

— Проверили, — Ответствовал Гвоздь чуть уныло, — Стоящий ты кулачник, Конёк, да и ты пойми — никак мы тебя пропустить не можем на дачи! Вот ей-ей!

— С ягодами или вообще?

— С ягодами, грибами, — Гвоздь только руками разводит. Видно, что пондравился я ему после боя-то с Сёмкой, задружиться не прочь. Но никак! — Помочь если с дровами, тоже наше, бутовское.

— А с травами?

— Для чаёв-то?

— Не! От живота, к примеру.

— А соображашь? — Оживился один из знакомцев новых.

— А то! У дружка мово лепшего бабка травница, да деревне подпаском пришлось потрудиться. Дед Агафон чудной мал-мала, но в травах знатно разбирается.

Переглядываются, но мнутся пока — понятно, сами решить не могут, без взрослых-то. Попереглядывались, да один из мальчишек с места и сорвался. Спрашивать, значица. Быстро обернулся.

— Можно, — Говорит. Киваю, но травы, это так. Господа, они в аптеках лечиться приучены, ну или у бабки какой, штоб не меньше ста лет было. А енто всё так, маркетинг! Мне бы хучь ноготок ухватить, а тама и всю руку угрызу!

Травы попервой отгрыз, снова разговоры разговариваем. Бутовские пообещалися верши мои не трогать и вообще не шалить. Девчонки подтянулися, а ничево такие! Смешливые да смазливые, только наглые больно. Известное дело, при господах, да не господа. И не прислуга, чтоб вежество соблюдать, и не крестьяне уж, наверное. Так, серёдка-наполовинку.

Смеются девки, подначивают меня. А мне што? В штанах пока не зашевелилось по возрасту, да и невест присматривать нет пока нужды. Ну так и што на девок внимание обращать? Дразнятся, и пусть, я своё гну.

Нагнул, значица, что травы могу лечебные продавать, да бездешушки всяки-разные из дерева. Ну и так, помочь што по дому, но токмо если попросят! Не ходить и не орать по посёлку.

И канешна, как я там проходить буду на дачи и буду ли вообще, то не их дело. Ничё! Я не я буду, а просочуся! Как вода в худой башмак. Ибо маркетинг и енто... психолухия!

* * *

— Бутово? — Портной несколько удивился письму, — Кто бы это мог быть?

Распечатав конверт, Федул Иванович Жжёный принялся вчитываться в неровные, прыгающие буквы чудовищно безграмотного письма, написанного химическим карандашом.

— зДрасте дядинька Фидул иваныч, пишит Вам Игорка, што раньше у сапожника Митрия палыча обретался, который пропойца совсем и руки роспускаит. За то иго Боженька и покарал.

Несколько зачёркнутых строк...

-... у Миня всё Харашо, живу сытно и вольно, чичас в лису. С ворами не вожуся, можете не волноваиться. И Мишку успокоте. Плескаюся кажный день...

— В реке, видимо, — пробормотал мастер.

— Рыбу ем от пуза, покудова влезет. Харашо Живу! Пиридайти Мишки, что по осени в город вернуся, да можит быть и с гостиницами, енто как получится.

— А хде я Живу, то есть тайна, вот!

Портной негромко засмеялся, но встав, поджёг конверт и положил его в нерастопленную по летнему времени печь и проследил, пока он прогорел.

Двадцатая глава

Усатый человек с чуть рябоватым лицом, одетый в заштопанный френч, взошёл на сцену под громкие овации. Встав, он положил руки на трибуну и окинул взглядом сидящих. За спиной усатого виднелся красивый герб с обвитыми кумачом колосьями.

Buddy you're a boy make a big noise

Playin' in the street gonna be a big man some day

You got mud on yo' face

You big disgrace

Kickin' your can all over the place

We will we will rock you

We will we will rock you

Человек во френче пел, чуть раскачиваясь, наклоняясь иногда к залу и отбивая ладонями ритм по трибуне. Кресла куда-то пропали, и люди встали с зажигалками, раскачиваясь в такт песне и подпевая.

Проснулся с толикой сожаления — в кои-то веки сон не страшный и не противный, от которого не покрываешься горячечным липким потом. Ну а странный, так и пусть. А здорово усатый пел!

— Дружище, ты мальчик, но так сильно шумишь ,

— Играя на улице. Однажды ты вырастешь и превратишься в мужчину!

— ... We will we will rock you

We will we will rock you

Напевая, встал постели и прервался ненадолго, напившись из чайника. Минут с несколько танцевал и пел всяко-разное, пока не надоело.

— Эге-гей!

Скинув одёжку, с превеликим шумом добежал до реки и плюхнулся в воду. Наплававшись, проведал верши и достал с десяток раков. Не зря вчерась рыбку подтухшую в верши-то поклал! Раки, они падаль любят.

Пристроив раков, занялся упражнениями, и разогревшись хорошенько, попробовал плясовые коленца, снившиеся ранее. А ничего! Нога ишшо тово, чуйствуется, но можно уже выкаблучиваться! Осторожно, но можно.

Наевшись раков, заварил чаю и долго пил, отдуваяся. Вкусно! Пусть без сахара, пусть кружка из бересты, но зато и не торопит никто. Сижу барином перед костерком, веточкой от мошкары отмахиваюся. И никуда-то тебе не нужно — ни в поле, ни на завод, ни на мастера-пропойцу по хозяйству спину ломать. Эх-ма! Хороша жизнь господская!

Надувшись чаем, ну чисто комар, уселся с поделками. Я тогда с Бутовскими договорился о б ентом... разделе сфер влияния, значица. А што-пошто господам продавать, и не знал толком. Так, лишь бы договориться.

Грибы-ягоды нельзя, значица. Травы, оно вроде как и можно, но што прибыли с их? Копейки! Там же ентот... натураж важнее. Иль антураж? Штоб мудрый старец, значица, иль бабка столетняя. Ну иль продавать мало что не копнами. А кто малолетке поверит, што травы он по всем правилам собирал, значица? Так што дай Боженька пучков несколько продать, где уж там копну!

Поделки всякие ишшо можно, значица. Но берестяные туесочки, они тово, без ягод в их работают плохо. Маркетинг! То исть можно и без ягод, но тогда прям такие-растакие нужно делать, чуть не кружево берестяное. Ан не умею. Руки-то не из жопы растут, но и не учили. Пока своим умом дойдёшь, тут и лето закончится.

Думал-думал... ажно думалка заболела! А потом дошло. Господа, они ж такие, на ерунду падкие. Когда не думаешь, на што пожрать, во што одеться и где жить, начинаешь денежки на ерунду всяку тратить.

Кто на воды иностранные ездит, значица, кто картинки всяко-разные скупает. Хотя картинки, оно тово, красиво! У тётки в избе два лубка висело, а и хорошо ведь смотрелися! С Бовой королевичем и с медведем, где тот репу с мужиком делит. Искусство, надо понимать!

Таку вот красотень сделать не могу, зато могу сувениры! Помню, ну то есть снилося — сувениры, енто такие штуки копеешные, за которые рубли можно драть. Главное, штоб угадать с моментом — што делать, да и когда енто што впихивать.

На отдыхе, значица, господа расслабленные и желают веселиться всячески. Господское што я сделать не могу, да и не знаю толком. Ложками расписными, да и туесками, никого и не удивишь.