Церемония смены командования — ритуал столь же древний, как и военно-морской флот. В Уставе говорится: 'Офицер, который должен быть освобожден от командования, должен в момент передачи своего командования призвать всех к строю. Офицер, который должен быть освобожден от должности, должен зачитать приказ по подразделению и передать командование своему преемнику, который должен прочитать его приказ и принять командование'. Уникальность заключается в том, что во время формализованной передачи командования, полное принятие ответственности, полномочий и подотчетности — за корабль или подразделение — передается непосредственно от одного офицера флота другому. Такого в вооруженных силах больше нигде не происходит. Моя предстоящая смена командования была организована в огромном спортзале базы амфибийных сил ВМФ в Литтл-Крик, поскольку в октябре было слишком холодно проводить ее на открытом воздухе. В северном конце длинного, обнесенного стеной здания, был сооружен подиум. Позади него американский флаг размером двадцать на тридцать футов (прим. 6х9м) создавал трогательный патриотический фон. На полированной баскетбольной площадке от боковой двери до трибуны расстелили красный ковер. По краям ковра стояли хромированные пятидюймовые гильзы, с натянутыми между ними белеными накрахмаленными канатами. Старший боцманат и пятеро боцманов замерли по стойке 'смирно', готовые высвистеть в дудки сигнал официального присутствия командира на борту. Для гостей и друзей было приготовлено около двухсот мест. Кэти Энн и дети заняли центральные места в первом ряду. Моя мать, Эмили, приехала в сопровождении двух моих дядей. Это доставило мне немалое удовлетворение. К моей карьере на флоте в семье относились с полным безразличием. Им было все равно, что я пережил Адскую неделю и стал боевым пловцом. Когда я закончил ШКО, они неохотно отметили, что я это сделал. Никто не пришел посмотреть, как я получаю свои четыре Бронзовые или Серебряную звезды. Но теперь, когда я собирался стать командиром элитного подразделения, они не могли быть более милыми. Там были и подарки для детей, и предложения поддержки, и комплименты в изобилии. Тем не менее, я принял похвалу с необходимой долей соли, потому что — по правде говоря — когда я сидел на трибуне и смотрел на свою мать и своих дядей, я также видел лица офицеров и рядовых, к которым я чувствовал себя гораздо ближе, чем когда-либо к своей плоти и крови. Бойцы Второго отряда SEAL повзводно стояли по стойке 'смирно', блистая своей темно-синей униформой. На их груди красовались ряды планок боевых наград и благодарностей. Каждый член отряда, служивший с 1966 по 1972 год, провел по меньшей мере два тура во Вьетнаме; многие провели там три или четыре тура; некоторые шесть. Можно было сказать, кто на борту новичок — на их груди было пусто. Рядом с бойцами Второго отряда SEAL стояли представители от UDT и других подразделений флота. Смена командования, как и все флотские церемонии, не признает сушу. Символика и терминология — морские. Штаб-квартира Второго отряда SEAL, из которой только что вышла официальная делегация, известна как квотердек. И когда мы вошли в спортзал, зазвучал сигнал прибытия на корабль — кланг-кланг, клангкланг, кланг-кланг, кланг-кланг — и мы взошли на борт, отдавая честь старшему боцманату, в соответствии с нашими званиями; нас выкликали, словно мы взбирались с барки на линкор. Кланг-кланг, кланг-кланг. — Капитан третьего ранга, ВМФ США, прибыл. Это был я. Я прошагал по красной ковровой дорожке прямо, отдал в ответ честь, поднялся на трибуну и стал ждать начала веселья. Это не заняло много времени. Капеллан прочел молитву. Приглашенный оратор был представлен и сделал несколько кратких замечаний. Боб Гормли, уходящий командир Второго отряда, зачитал свой приказ. Затем я прочитал свой: 'Капитану третьего ранга Ричарду (без промежуточных иницалов) Марсинко от управления делами личного состава: Вы принимаете командование Вторым отрядом SEAL с 10 октября 1974 года'. Боб посмотрел на меня. — Я готов к смене, — сказал он. Я посмотрел на него и ответил: — Я сменяю Вас, сэр. Если верить большим часам на боковой стене спортзала было 10.38. Двадцать девять минут назад меня приветствовали на борту в качестве еще одного тридцатитрехлетнего капитана третьего ранга. Когда я покинул трибуну, старший боцманат выкрикнул: — Второй отряд SEAL, к отходу. Эти слова прозвучали для меня как музыка. Хотя церемония была практически безупречной, мой путь к командованию был не особенно легким. Одной из причин являлся мой быстрый рост в сообществе специальных методов ведения войны. Я сменил Боба Гормли, который был капитан-лейтенантом, когда я был энсайном. Теперь мы оба были капитанами 3-го ранга. Это означало, что он получил только одно звание за прошедшие восемь лет. Меня повысили на три звания. Более того, я перепрыгнул через поколение офицеров сил специального назначения, чтобы иметь возможность получить командование Вторым отрядом SEAL. Это сделало некоторых людей очень несчастными, особенно тех, кто пролетел мимо. С другой стороны, я шел на риск, на который многие из офицеров SEAL предпочитали не идти. Большинство из тех, через кого я перепрыгнул, остались в Литтл-Крике, где они обзаводились недвижимостью, играли в волейбол и футбол по выходным, присоединялись к парашютной команде и пили пиво в офицерском клубе. Возможно, что еще более важно, они образовывали клинья и рычаги, чтобы помогать друг другу в личном или профессиональном плане. Я вернулся из Пномпеня никому ничего не задолжав. Я был аутсайдером, который взял трехлетнюю штабную работу без повышения в звании или зарплате, закончил колледж, а затем отправился за границу в Камбоджу в качестве атташе. В сообществе сил специального назначения некоторые рассматривали эти назначения как дезертирство, а не как способ расширения возможностей. Это была их проблема, не моя. Я чувствовал, что мои три года в штабе COMPHIBTRALANT и последующий тур в качестве атташе, дали мне возможность вращаться в кругах, в которых бойцы SEAL раньше не появлялись — что могло быть только к лучшему для сил специального назначения в целом и Второго отряда SEAL в частности. Например, я приехал домой в короткий отпуск в мае 1974 года, чтобы проинформировать председателя Объединенного комитета начальников штабов и главного командующего ВМФ о ситуации в Камбодже. Пока я был в Вашингтоне, у меня была возможность посетить Литтл-Крик для церемонии смены командования во Второй группе специальных методов ведения боевых действий ВМФ. Там я встретил контр-адмирала Грина, человека, на которого мне предстояло работать, когда я вернусь, чтобы возглавить Второй отряд SEAL. После он спросил, кто я такой и почему на мне эполет с четырьмя золотыми полосами (что означало, что я представляю офицера с четырьмя звездами). Я объяснил, что являюсь военно-морским атташе в Пномпене и представляю президента Соединенных Штатов. Мы немного поболтали с адмиралом Грином. Он спросил о ситуации, и я коротко рассказал ему о Камбодже, отдал честь и позволил ему вернуться к гостям. Я продолжал смешиваться и взбалтываться. Я видел, как он время от времени поглядывал на меня, отмечая, что я могу разговаривать с трехзвездными адмиралами, так же легко, как со старшинами, наблюдал как я держу коктейль, не проливая его на подбородок, одобрительно кивая, когда я смешил адмиральских жен. Теперь, как командир Второго отряда SEAL, я буду работать на этого парня — и его штаб. В мою пользу было то, что я уже встречался с ним на приеме, и он знал, что я способен проинформировать председателя Объединенного комитета начальников штабов и главнокомандующего ВМФ. С другой стороны, Боб Гормли, проработавший на адмирала Грина почти полгода, так его и не узнал. Позиция Боба была такова: 'Если штаб специально не звонит, не беспокой их'. Это было типично для командира SEAL — у меня было такое же отношение, когда я был во Вьетнаме (помните все эти 'Если не поступит иных распоряжений'?) Но во Вьетнаме у меня было только четырнадцать человек, о которых я должен был беспокоиться, и другие, кто возьмет на себя ответственность, если я облажаюсь. Теперь у меня было 150 и цепочка замыкалась на мне. Более того, как командир части, нравится мне это или нет, я должен был существовать — и преуспевать — в командой структуре. Второй отряд SEAL вписывался в параметры стратегических рамок. Как бы мне не хотелось, чтобы все было иначе, Второй отряд SEAL не был автономен. Так что если мне нужны большие бюджеты, лучшее оборудование, более экзотическое обучение и первоклассное оружие, мне придется пройти через адмирала Грина и его штаб, чтобы их получить. Такова политическая реальность. Для меня, однако, существовала более глубокая проблема. Командование — будь то кораблем, подводной лодкой, военно-морским авиакрылом или отрядом SEAL — это единственный в своей жизни опыт. Большинству офицеров выпадает лишь один шанс. Я решил, что не собираюсь транжирить свое пребывание во Втором отряде. Действительно, то, как я возглавлю Второй, было предметом некоторой озабоченности — как для меня, так и для моей части. Я вернулся из Камбоджи в начале сентября и провел много времени — некоторые люди думали, что слишком много времени, болтаясь вокруг Второго отряда SEAL. Я пил с людьми и за пивом слушал их жалобы. Они сказали мне, как они были счастливы, что я, старый парень из Отряда, собираюсь взять его на себя. Люди были открыты и беззащитны передо мной. В конце-концов — я был Рик Чудик из UDT-22, парень, который всасывал горох через нос. Или я был мистером Риком, энсайном из отделения 'Браво', чьи мажорные мародеры посеяли хаос среди ВК и довели до сумашествия Хэнка Мастина. Или я был Подрывник Дик, Человек-Акула из дельты, который бегал босиком по джунглям и говорил полковникам сил специального назначения 'Поцелуй меня в жопу'. Если честно — я был всем этим — и я больше не был ни одним из них. Да, я любил хорошую драку. Да, мне нравилось пить с парнями пиво. Да, у меня не было проблем с тем, чтобы приказать офицерам любого ранга идти к черту. Но это был 1974-й. Я был вдали от отряда в течении шести лет и я изменился — изменился радикально. Изначальная энергия еще присутствовала. Но большинство моих шероховатостей были сглажены, либо в процессе обучения, либо наблюдением за тем, как наиболее искушенным оперативникам сходило с рук то, что не сходило с рук другим. Поэтому я прислушался, когда бойцы заговорили о возвращении старых добрых денечков, когда Рой Бэм, первый командир Второго отряда, по утрам проводил бойцов через двухчасовую физподготовку, за которой следовал четырехмильный забег в 'Устричный клуб', где они весь остаток дня пили пиво. Но я ничего никому не обещал. Я побывал в Форт-Эй-Пи-Хилл, где Второй проводил полевые учения и наблюдал, как тренируются взводы. Я бродил туда-сюда по офисам, наблюдая, как обрабатываются бумаги и разрабатываются задания. То, что я увидел, мне тоже не очень понравилось. В терминах отрядных подонков, все было отстойным. Бюджет — отстой. Стандарты внешнего вида — отстой. Состояние зданий — отстой. Снаряжение — отстой. Я не был счастливым туристом, когда бродил округ, заглядывая в укромные уголки и закоулки. Во время моей рекогносцировки, я попросил оперативного офицера Второго отряда, Ричи Куна, быть моим старпомом. Кун был крепким, как скала, шестифутовым (прим. 180см) лейтенантом, который отслужил два тура во Вьетнаме в качестве энсайна. Темноволосый 27-летний парень, щеголявший кудряшками как у Бадди Холли — впоследствии совершил тур по обмену с известным британским Специальным Лодочным Эскадроном. Это была флотская версия SAS и их учения были жестче, чем все, что мы когда-либо делали в SEAL. Служба за границей расширила кругозор Ричи, так же как и мой тур в качестве атташе расширил мой собственный. Он получил от британцев нечто большее, чем просто вкус к портвейну — он был прокован на их уникальной наковальне. Он вернулся еще более прочным, надежным и с богатым воображением, чем уходил. Кроме того, британцы передали ему свою склонность к организации. Действительно, Ричи теперь был превосходным менеджером, что было абсолютным требованием для хорошего старпома. Лучше всего было то, что он мог делать все вышеперечисленные вещи со сносным акцентом кокни. Хотя я никогда не работал с Ричи, он показался мне человеком, которого я хотел бы видеть своим вторым номером: он был честен, надежен и испытан в бою. У него было потрясающее чувство юмора — это человек был более крупной и утонченной версией Горди Бойса. Более того, у него было хорошие инстинкты: мог предсказать, как я отреагирую, и был по большей части прав. И он обладал той сдержанной жесткой личностью, которую я искал в своих офицерах. Я пригласил его выпить пива и задал ему этот вопрос. Кун, безумец, показал мне большой палец. Смена командования произошла в пятницу утром. Я отпустил всех на выходные и приказал Ричи собрать офицеров в моей каюте в 09.00 в понедельник. Рано утром в понедельник я запрыгнул в командирский джип Второго отряда и проехал шесть кварталов до КОМФЛОТСПЕЦВОГРУ Два, командования Второй группой специальных методов ведения войны военно-морского флота в переводе с флотского языка — и нанес визит вежливости адмиралу Грину. Я явился по полной форме, свежеподстриженный, с короткими висками, которые мы называли 'белыми стенами' и мышцами, распирающими форму после моей часовой тренировки. Я засвидетельствовал адмиралу свое почтение, а затем сообщил ему, что, хотя я подписался на командование, я не подписывался на снаряжение, потому что оно не соответствует моим стандартам. Поэтому, доложил я, мне необходимо провести полномасштабную инвентаризацию во Втором отряде. — Пока я занимаюсь этим, — продолжал я — Как насчет того, чтобы начальник штаба Командования специальных методов боевых действий, капитан 1-го ранга Крейвенер, одновременно проведет полную административную инспекцию? Адмирал Грин криво усмехнулся. — Это будет означать много работы — и для Второго отряда SEAL, и для моего штаба. — Да, сэр. Полная инвентаризация означала, что каждая гайка и болт, каждый патрон и боек, каждый акваланг и дыхательный аппарат Эмерсона, должны были быть пересчитаны, так же, как каждая учетная карточка, блокнот и скрепка. К тому времени, как мы закончим, мы будем знать, сколько чертовых скрепок принадлежит Второму отряду SEAL. Административная инспекция заставила бы нас отстаивать наши методы обучения, наши военные планы и наш бюджет. Каждый аспект оперативных и организационных процедур Второго отряда SEAL будет тщательно изучен с помощью пресловутого частого гребня. — Я так понимаю, Дик, ты считаешь, что это оправдает затраченные время и силы. — Сэр, административная инспекция не проводилась более шести лет. Наша миссия изменилась после Вьетнама. Пришло время посмотреть, как мы ведем дело. Он молча кивнул. — И ты сказал, что не расписался за снаряжение? — Адмирал, я полагаю, что многое из того, что у нас есть, было вывезено из Вьетнама в плохом состоянии. Инвентаризация показала, что у нас есть полный комплект, но я бы поставил пять к одному, что большинство из этого не слишком хорошо работает. Дело в том, что если я это подпишу, то оно станет моим, независимо от того, работает оно или нет. Адмирал пристально на меня посмотрел. — Понял, — наконец сказал он. Он постучал по столу, в знак того, что я свободен. — Держи меня в курсе, Дик. И скажи начальнику штаба, что я согласен с административной инспекцией. Через полчаса я вышел из штаба КОМФЛОТСПЕЦВОГРУ Два, оставив начальника штаба и большую его часть с открытыми ртами. И вообще, кто был этот мудозвон — блеск-и-треск с бычьей шеей и 'белыми стенами'? Марсинко? Невозможно. Ричи Кун приказал офицерам Второго отряда ждать меня в каюте разместившись на полу, потому что там было всего четыре стула. Большинство из них было в синих с золотом футболках и бежевых шортах, которые были дневной униформой для бойцов SEAL. Это должно было измениться. Ричи, у которого было предчувствие, надел свою униформу. К счастью для него. Я вошел. Ричи подал команду — 'Смирно!'. Они с трудом поднялись на ноги. Кто-то сказал: 'Эй, Человек-Акула...', но я оборвал его холодным взглядом. — Джентльмены — сказал я — я только что проинформировал адмирала и вызвался провести административную инспекцию и полную инвентаризацию. — Что за...? — Более того, это место — настоящий гальюн, — сказал я. — Я провел весь прошлый месяц, суя повсюду вокруг свой нос и могу сказать вам, джентльмены, что мне здесь очень мало что нравится. Я положил обе руки на стол. — Мне не нравится этот чертов штаб. Мне не нравятся тренировки спустя рукава. Мне не нравятся эти гребаные планы на случай войны. Я обвел взглядом комнату. — Мне вообще тут ничего не нравится, черт возьми. Мой голос звучал громче, глубже и настойчивее — Барретт во мне взял верх. — С этого момента вы будете заниматься кое-чем еще, кроме игр с бойцами. Вы, черт вас возьми, будете учиться вести за собой. Вы научитесь писать гребаные бумаги. Вы научитесь писать докладные записки. Вы научитесь составлять гребаные планы. Я повернулся к Ричи. — Старпом? Он вытянулся по стойке 'смирно' в лучшем британском стиле. — Сэр? — Вы позвоните в офицерский клуб и закажете стол на шестнадцать человек, на пять дней в неделю для ланча. С двенадцати тридцати до четырнадцати ровно. Все офицеры, как ожидается, будут присоединяться к командиру за ланчем, ежедневно. Это пойдет для выработки целостности подразделения. — Есть, сэр. Тишина. Их лица были словно каменные. Два энсайна приоткрыли рты на целых два дюйма. Я поразил их всех насмерть. — И с этого момента вы будете сами убирать свои собственные кабинеты — и я имею ввиду чистоту. Я хочу вымыть окна изнутри и снаружи. Я хочу, чтобы палубу драили — вы, джентльмены, а не какой-нибудь салага — лакей. Они стали невидимыми. Я снова повернулся к Ричи. — Старпом. — Да, сэр? — Вы передадите слово в слово. Никаких бород. Усов больше не будет. Стрижки снова в моде. Крахмал снова в моде. — Есть, сэр. — Старпом. — Сэр? — Вы передадите мои слова. Позвоните в 'Военторг' (Post Exchange в оригинале — прим. перев.) и сообщите, что скоро последует заказ на визитные карточки и церемониальные шпаги. Все офицеры будут носить с собой визитные карточки. И все офицеры приобретут шпаги. Я снова повернулся к своим офицерам. Их пепельные лица выглядели так, будто их засосало в трясину. — Джентльмены — сказал я. — Вы научитесь обычной рутинной вежливости и протоколу. Я сделал эффектную паузу. — Потому что с сегодняшнего дня, джентльмены, вы все возвращаетесь в гребаный флот. Я снова повернулся к Ричи. — Я думаю, на сегодня достаточно, старпом, — сладко сказал я. — Я хочу, чтобы весь отряд был в сборе в тринадцать ноль ноль. Разойдись. Я вышел из комнаты и даже не оглянулся. Это было весело. Конечно, они меня проверяли. Растительность на лице стала первой. Парень с самой красивой бородой пришел ко мне в кабинет и отказался ее сбривать. Это был Эдди Магс. Он не был чужаком. У нас было три совместных круиза в Средиземноморье на борту 'Рашмора' в составе UDT-22. Как и я, он был одним из парней Эва Барретта. Он наблюдал, как я засасывал горох через нос в рамках водевильного номера мистера Грязи и мистера Чудика на камбузе. В Барселоне мы влипли в неприятности. Мы снимали шалав в Риме. Мы напились в Афинах. В ту ночь, когда я вел грузовик по тоннелям в Неаполе, царапая стены, когда я обгонял другие машины, он был сзади, крича и вопя как индеец, когда шеф Баррет выдавал в мой адрес растудыть-затудыть-перетудыть в сотню децибел. Он был Мордой, круглолицым сукиным сыном с большими кулаками, а я — Чудиком, любителем борьбы на руках, и мы были закадычными приятелями. Ричи Кун проводил его внутрь. Он отдал честь. Я ответил. Я сидел за столом, передо мной стояла кружка дымящегося кофе — прямо как настоящий флотский офицер. — Вольно. Он сцепил руки за спиной и расставил ноги. На мгновение воцарилось неловкое молчание. Я отхлебнул кофе и спокойно посмотрел на него, вспоминая старые добрые времена. Думаю, он делал то же самое. — Морда? — Мистер Рик. — Ты хотел меня видеть. Он молча кивнул. — Сэр, это насчет моей бороды. Я хотел бы ее оставить. Это... Я прервал его. — Слушай, Морда, я ничего не имею против бород. Военно-морской флот считает, что моряк может ее носить. Но в SEAL они представляют опасность. Если у тебя густая борода и ты надеваешь маску, есть хорошие шансы, что она не будет плотно прилегать к лицу. Это опасно. Может быть, другим командирам было до крысиной жопы все это, но не мне. И раз уж ты все равно идешь стричься, то можно снять всю растительность разом — так что усы тоже отменяются. Я выдавил из себя легкую улыбку. — Так что я смогу увидеть, если ты надуваешь мне губки. — Да, сэр, я понимаю Ваши чувства. Но в правилах ВМФ написано, что мы можем носить их. Пока не изменятся правила, сэр, я оставлю бороду. — Ты можешь оставить ее себе, Морда. Но не во Втором отряде SEAL. Я отхлебнул кофе. — Ты уходишь отсюда. Он посмотрел на меня настолько ошеломленно, будто я в него выстрелил. — Ты сделал свой выбор, Морда, а я сделал свой. Тебя подставили твои собратья. Они — и ты — думали, что я ни за что на свете не стану давить на тебя. Мой голос сделался жестким. — Проблема в том, что никоим образом, никто во всем мире не будет давить на меня. В уголках его глаз появились слезы. — Сэр... — Это конец, Морда. Ты теперь история. Даю тебе два дня. Выясни, куда бы ты хотел уйти и я сделаю все возможное, чтобы ты получил то, что хочешь. У него отвисла челюсть, но он не мог вымолвить ни слова. Мое собственное лицо превратилось в бесстрастный камень. — Мне жаль — мы могли бы использовать тебя здесь, — сказал я ему. — Но теперь ты можешь пойти и сказать парням: 'Не связывайтесь с командиром, потому что он будет драть вас так, как вас никогда до это не драли'. — Свободен. Я отдал честь, затем повернулся на стуле к груде бумаг, лежавших на шкафу позади меня, когда Морда развернулся и ушел. Я не хотел, чтобы он оглянулся и увидел, что решение далось мне так же тяжело, как и ему. Были бойцы SEAL, которые считали, что я был слишком жесток с людьми во время моего пребывания в должности. Но они не были из Второго отряда SEAL. Бойцам Второго отряда SEAL нравились вызовы — я знаю это, потому что у меня был чрезвычайно высокий процент удержания кадров в течении того времени, когда я служил в качестве командира подразделения — более 80 процентов завербованных людей оставались со мной. Одна из основных проблем, с которой я столкнулся в случае со Вторым отрядом SEAL, заключалась в том, что слишком многих младших офицеров направляли на административную работу, вместо того, чтобы отправлять в поле. Сидя за столом ты не возглавишь воинов. Мне нужно было найти для Второго отряда талантливого в административной ерунде молодого офицера, чтобы держать форт, пока мы, воины, выходим поиграть. Это не так-то просто. Тюленям было трудно ладить с типами, не относящимися к спецназу и административные тошнотики приходили и уходили со скоростью офисных поденщиков. Но мне пришла в голову одна мысль — инспектор по делам SEAL, Дик Лайонс, был моим старым другом. Мы вместе прошли через ШКО. Пока я прыгал из самолета и месил грязь в дельте, он стал корабельным офицером. Теперь он управлял письменным столом в Вашингтоне. Будучи способным администратором, он знал, где я смогу найти свежее мясо. Я ему позвонил. — Да, у меня есть еще тепленький, Дик. — Держу пари, что так оно и есть, злобный ирландский выскочка. Кто он такой? — Его имя Том Уильямс, лейтенант. — Статус? — Он офицер запаса, прошел летную подготовку, но у него не было необходимых данных, чтобы получить место в эскадрилье и его бортанули. Его направили в подразделение SOSUS на Бермудах — одну из тех станций слежения с подводными акустическими датчиками, которые мы используем против советских подводных лодок. Там его тоже надули, потому что он был младше по возрасту и званию трех честолюбивых болванов, которые не хотели конкуренции и решили запороть ему характеристику, чтобы избавиться от него и теперь — хотя он об этом еще не знает — ВМФ собирается вышвырнуть его на улицу. — Иисусе. — Это трудная сделка. Он неплохой парень. Большой потенциал, но воспользоваться им некому. — Хочешь поспорим? Лайонс рассмеялся. Это был громкий, теплый, неистовый смех ирландца, который привлекал внимание людей в салунах и притягивал женщин. — Ты окажешь мне услугу. Мне нужно спрятать его где-нибудь на полгода, чтобы система о нем забыла и он остался на службе. — Пришли его ко мне, Лайонс. Отправь его в дом отца Марсинко для непослушных мальчиков. Я обещаю, что буду воспитывать ребенка. — Ты дашь ему чертов диплом аспиранта, — прорычал Лайонс. — Просто сохрани его в целости, окай? Лейтенант Томас Р. Уильямс прибыл через несколько дней. Это был невысокий, легко сложенный офицер, чье застенчивое поведение придавало ему сходство с бухгалтером из отдела кадров киностудии. Он отметился, заселился в офицерское общежитие для холостяков и явился на службу, выглядя более чем неуверенно. Я видел, как его гоняли по квотердеку офицеры SEAL. Мы, как правило, самоуверенные сукины дети и вид этого бедного шлемиля, пытающегося добиться успеха перед лицом свирепствующей годковщины, заставил меня съежится. Но у Уильямся хватило мужества — инстинктивно он стоял на своем. У парня было сердце. Что ему было нужно, так это научиться быть уверенным в себе. И он должен был начать тренироваться. Роль 97-фунтового слабака (44кг) — не самая веселая роль, когда тебя назначают в отряд SEAL. Хотя в то время Том был женат, он приехал один, потому что это назначение он принял как временное (ну, это он так думал). И вот однажды вечером, примерно через неделю после его приезда, мы с Кэти Энн пригласили его на ужин. Когда она накормила его изрядным количеством пива, пасты, большим зеленым салатом и мороженым, а потом удалилась, я схватил еще пару пива из холодильника и жестом пригласил Тома следовать за мной в кабинет. Я упал на диван. Он взял пиво и сел на кресло, держа пиво на коленях. Я отсалютовал банкой в его сторону. — Добро пожаловать в Литтл-Крик. — Спасибо, — он сделал глоток. — Это приятно отличается от Бермудских островов. — Дик Лайонс решил, что тебе здесь понравится. Он кивнул. — Так и есть — пока что. — Парни доставляют тебе неприятности? Он пожал плечами. — Не так уж и плохо. — Значит, они не очень стараются. Я допил пиво и поставил банку на журнал 'Тайм', лежащий на кофейном столике. — Том, я хочу поговорить с тобой напрямую. Он посмотрел на меня глазами щенка, которого вот-вот усыпят. Он уже проходил через это раньше — когда его исключили из летной школы и когда его поимели на SOSUS. По его лицу я понял, что он думает, будто я собираюсь его убить. Он с трудом сглотнул. — Как скажете, сэр. — Флот собирается вышвырнуть тебя. Он густо покраснел. — Что? — Ты труп, парень. Они думают, что ты не сможешь здесь выжить. — Это... Он булькнул пивом, нечаянно уронив его на ковер. — О черт, сэр, мне очень жаль... Я схватил кухонное полотенце, прихватил еще пару пива, вернулся и вытер ковер. — Не беспокойся об этом. Здесь. Он взял пиво у меня из руки и выпил его залпом. — Черт возьми! Он швырнул пустую банку на стол. Я принес ему еще одну, и он начал с ней возиться. Теперь его лицо стало мертвенно-бледным. — Черт бы меня побрал. — Что? — Черт бы побрал флот. Да раздери флот всеми возможными способами. — Послушай меня, Том, ты же офицер запаса. Скажи в ответ 'да'. Иди домой, делай деньги. Выбирайся из этой крысиной гонки. Он покачал головой. — Не выход. Интересно — челюсть у парня оставалось твердой, когда он переживал это. У него была выдержка. — Ладно, так что ты хочешь делать? — Я хочу остаться в этом чертовом военно-морском флоте. Он сделал паузу. — Придурки. Он посмотрел на меня и невольно рассмеялся. — Черт бы меня побрал — это я придурок. — Окей, молодой Том Уильямс, черт тебя заберет, можешь быть уверен. Я проглотил остатки пива, сграбастал еще пару, открыл их, дал одно ему и сел нос к носу. — Дик Лайонс говорит, что ты хороший парень. Мне нравится то, что я вижу. Что ты скажешь, если мы слегка поимеем флот? Его глаза загорелись. — Для меня звучит неплохо. — Вот тебе распорядок. Мне нужен крутой администратор, и ты уже завербован. Ты будешь делать свою работу, а я буду тебя защищать. Отряд защитит тебя. — Я в вашем распоряжении. — Не так быстро. Это еще не все. Ты пройдешь физподготовку с отрядом. Ты приведешь себя в форму. И ты пройдешь отборочный курс. — Иисусе... — Ты получишь квалификацию офицера SEAL. — Но... — Я ничего не хочу слышать, Том. Второй отряд SEAL — это семья, и я хочу, чтобы ты был ее частью. Это означает, что ты должен пройти инициацию — то есть, отборочный курс. Так что будешь худым и злым. Работай со мной и я буду работать с тобой. А потом мы вернемся и найдем тех жалких гребаных членососов, дерьмомозглых козложопых мудаков, которые кинули тебя, и проделаем им новые сфинктеры. Парень рассмеялся моим смехом. Он поднял руку, плюнул на ладонь и протянул мне. — Договорились, шкипер. Я сделал то же самое. Он воспринимал меня всерьез — и мы его тоже восприняли всерьез. 'Квалифицированная' кают-компания немилосердно издевалась над ним. Но по моему приказу, они практиковали Первый морской закон Эва Барретта. Они показывали ему приемы этого ремесла и шаг за шагом знакомили с основами подводного плавания и подрывного дела, прыжками с парашютом и тактикой нетрадиционного ведения войны. Том тренировался с бойцами каждое утро, выжимая из своего тела больше, чем он когда-либо думал возможным из него выжать. Он делал все — бегал, плавал, лазал по канату, упражнялся в стрельбе. Через шесть месяцев он был готов и мы отправили его на отборочный курс. Он легко справился и мы, примерно через год после того, как он поднялся на борт, встретили его дома в октябре 1975 года, приколов 'Будвайзер' к его кителю. У этой истории есть постскриптум. Когда 30 ноября 1990 года Том Уильямс прошел по красной ковровой дорожке вдоль натянутых корабельных канатов к трибуне в Доме Собраний на военно-морской базе Литтл-Крик, приветствуя его прозвучал сигнал 'Прибытие командира на борт' и старший боцманат прокричал: 'Капитан второго ранга, военно-морской флот США, прибыл!'. Сорок минут спустя, когда он уходил, сигнал зазвучал снова: кланг-кланг, кланг-кланг. Но на этот раз старшина объявил: 'Второй отряд SEAL, к отходу!' — и Том Уильямс гордо отдал честь и прошествовал по красной ковровой дорожке в качестве шестнадцатого командира Второго отряда SEAL. После того, как я принял командование, мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что мало что изменилось в том, как флот рассматривал специальные методы ведения войны в целом и отряды SEAL частности. Наши задачи ставились идиотами из Вашингтона, которые были либо корабельными офицерами, либо подводниками-атомщиками; офицерами, которые понятия не имели о возможностях SEAL или ограничениях таких элементов, как рельеф, погода, или то, что стратег и философ XIX века фон Клаузевиц называл 'трениями' — туман войны, который является причудливым способом переформулировать закон Мерфи: 'Все, что может пойти не так, пойдет не так'. Результатом такого расплывчатого мышления в Пентагоне было то, что во время учений нам давали задание типа 'нейтрализовать противника, пройдя десять километров через болотистую местность за пять часов'. Вы не можете продвигаться через враждебную территорию по болоту со скоростью два клика в час даже на катере, не то что пешком. Неужели никто из этих людей не пробирался через дельту Меконга, обходя мины-ловушки, ямы с кольями-пунджи и растяжки? Подразделение флота, которое я возглавлял, не было заострено на одном конце, выкрашено в шаровый цвет и названо в честь штата. (намек на линейный корабль — прим. ред.) А 'нейтрализовать противника?' — Значит ли это, что я могу убить этих ублюдков? Адмирал, Ваша Светлость, сэр? — Нет, нас беспокоит тот имидж, который вы создадите в средствах массовой информации, если вы станете причиной большого количества жертв. Просто нейтрализуйте их. — У вас есть какие-нибудь предложения, как мне это сделать? Адмирал, Ваше Важнейшество? Возможно, я смогу нанять роту проституток, чтобы занять их, пока я проберусь внутрь и свяжу их? — Это ваша проблема, капитан 2-го ранга. Просто подайте свой план в трех экземплярах, подпишите каждый экземпляр, удостоверяя тот факт, что если есть какие-либо ошибки, они были вашей виной, а не нашей, а затем сожгите их, чтобы мы не оставили бумажного следа для средств массовой информации и Конгресса. — Айе-айе, Ваша Милость. Должен же быть лучший способ ведения дел. Командная цепочка была такой громоздкой, что мешала тому, что SEAL делают лучше всего. Итак, одной из моих первых целей было изменить то, как запросы поднимались вверх по лестнице, а приказы спускались вниз. Это стало проще, когда во Вторую группу специальных методов ведения войны прибыл новый коммодор — капитан 1-го ранга по имени Дик Куган, из корабельных офицеров, но из тех, кто когда-то работал на реке Меконг. Так что он знал о SEAL, знал о действиях на реках и был открыт для новых идей. Более того, как выяснилось, он оставил жену и детей в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Он был celibataire geographique, проживая в офицерском общежитии для холостяков, которое располагалось как раз напротив штаб-квартиры Второго отряда SEAL. Одно время начальником штаба у Кугана был Скотт Салливан, из SEAL с Западного побережья. Что является достаточно существенным. Прежде всего, SEAL Восточного побережья не слишком высокого мнения о SEAL Западного побережья. Во Вьетнаме группы из Первого отряда SEAL были гораздо более пассивными чем мы, сидя в специальной зоне Ранг Сат на своих задницах, а не выходя в деревни и сельскую местность. В США западнопобережники, как правило, более ориентированы на систему, чем те из нас, кто живет в Литтл-Крик. В терминах рок-н-ролла, если мы во Втором отряде SEAL были 'Роллинг стоунз', то SEAL из Калифорнии были 'Monkees'. Итак, Скотт Салливан открыл лавочку. Ему не нравилось Восточное побережье, ему не нравился Второй отряд SEAL, и я ему тоже не нравился. Я бы сказал, что на его вкус я слишком часто трахался. Я был слишком мокрым и диким. Мне не хотелось возвращаться в половине пятого домой, сидеть за обеденным столом напротив жены, интересуясь, как прошел ее день. Я не спрашивал 'Разрешите' каждый раз, когда надо было моргнуть и у меня была отвратительная привычка идти прямо к коммодору, когда мне нужно было получить ответ на срочный вопрос. Это действительно нарушало чувство порядка и приличия Скотта. Я приходил в три тридцать, мне нужно было что-то от коммодора и я пытался с ним увидеться. Чаще всего Скотт говорил: — Он занят, Дик. Я займусь этим завтра. — Но мне нужно знать это сейчас, Скотт. — Ну, это невозможно. Он занят. После одного слишком большого количества 'это невозможно' я создал альтернативную систему. Как вы помните, коммодор Куган жил в офицерском общежитии для холостяков, прямо напротив нашего штаба. Каждый день после работы Дик Куган приезжал, парковался, бросал портфель, шел в бар общежития выпить пива, а потом возвращался в свою комнату, чтобы сделать домашнюю работу, которую принес с собой. Он был не из тех, кто валяет дурака, поэтому все, что он делал — это работал. Я созвал в своей каюте всех младших офицеров. — Отныне — сказал я им — Мы несем коммодорскую вахту. Вы назначите себе расписание. Вы будете наблюдать, как он подъедет. Вы пойдете в бар общежития. Вы сядете на табурет рядом с коммодором и составите ему компанию. Вы, мать вашу, будете его развлекать. Вы будете ему рассказывать, вашу мать, истории о том, что мы делаем, и как замечательно мы это делаем. И каждый попавший на вахту коммодора офицер зайдет ко мне перед тем, как пойти на эту работу, просто на тот случай, если мне понадобится какой-нибудь лакомый кусочек от коммодора в этот конкретный день. Я регулярно вел программу по связям с общественностью. Однажды вечером коммодор узнал о моей пиар-программе. В другой раз он узнал об учениях в Форт-Эй-Пи-Хилл. Потом он узнал о нашей новой тактике борьбы с повстанцами. Офицеры даже пригласили его поиграть с нами в военные игры, и он согласился. А однажды мне понадобилось смотаться в Форт-Брегг, в 240 милях отсюда. Я пил пиво с Куганом и спросил, не хочет ли он прогуляться. — Конечно, Дик. И мы отправились в путь. На следующее утро Скотт Салливан искал своего босса повсюду — кроме как со мной — он наблюдал за учениями сил специального назначения и изучал новые вещи о возможностях спецназа. Обычно такие трюки выводили Скотта из себя. Салливан свирепел. Он терпеть не мог, когда я заканчивал разговор с коммодором после рабочего дня в баре ОХО, а потом, на следующее утро, рассказывал ему о решениях, к которым мы пришли. — Ты не можешь так делать — ныл он. — Сделай это сам, Скотт — говорил я. — Читай по губам — я работаю не на тебя. Я работаю на коммодора. Это рано пришло в голову. У меня было двое иностранных офицеров во Втором отряде, работавших по обмену. Один был британцем из SBS — специального лодочного эскадрона, с которым Ричи Кун служил в туре. Другим был немец из Kampfschwimmerkompanie, немецких боевых пловцов. Я считал, что бойцы SEAL должны тренироваться вместе с другими подразделениями специального назначения НАТО, и я получил одобрение Дика Кугана на планы поехать в Европу и сделать именно это. Потом Руди, немец, который был прикомандирован к нам на год, предложил, что было бы здорово, если бы к нам приехала группа Kampfschwimmerkompanie и мы бы поехали в Пуэрто-Рико и поиграли бы там. Поэтому он составил сообщение своему боссу — тот одобрил идею и отправил отряд немцев тренироваться вместе с нами. Но, будучи хорошим аккуратным немцем, он также связался с офисом министра обороны в Бонне. Бюрократы в Бонне пришли в ярость, потому что все делалось не по порядку и мало кто спрашивал: 'А можно?' От немецкого министра обороны в Пентагон поступило неприятное сообщение. Его передали главкому ВМФ. Главком ВМФ сказал: 'Эй, там' — и послал молнию в CINCLANTFLT, который отбомбился по КОМФЛОТСПЕЦВОГРУ Два, где эстафету с благодарностью принял Скотт Салливан, который вызвал меня на ковер, и по заслугам надрал мне задницу. — Кто ты такой, черт тебя возьми, чтобы просить офицеров по обмену отправлять сообщения их чертову министру обороны, Марсинко? Ты может быть и не работаешь на меня, но эта чертова субординация еще применима к тебе — и когда речь заходит об обмене сообщениями, который является административной, а не тактической функцией, я твой Господь, ты слышишь меня, черт тебя возьми, ясно и, черт бы тебя побрал, четко? Он действительно держал меня за яйца. — Айе-айе, сэр. — Так что с этого момента, Марсинко, любые проклятые сообщения ты отправляешь через штаб — то есть, через меня. Понял? — Но... — Никаких 'но'. Ты безудержно нарушаешь субординацию. Ты пытался выставить меня дураком. Ты ткнул меня в это носом. Теперь пришло время расплаты. С этого момента каждое проклятое исходящее сообщение должно быть согласовано со штабом и завизировано мной, или оно никуда не отправляется. После службы мы с Ричи Куном нашли себе кабинку в уютной таверне и поговорили об этом. Я рассуждал об убийстве. Он вернул меня на землю. Я описал уникальные формы пыток. Он, будучи превосходным старпомом, направлял мою энергию в более реалистичное и конструктивное русло. Мы пили пиво. Мы составили заговор. Мы строили планы. Скотт надрал мне задницу в четверг. В пятницу мы не отправляли никаких сообщений. В следующие выходные я набрал текст для черновиков сообщений. К тому времени, как мы закончили, я набрал примерно 150. В 06.30 утра, в понедельник, я подписал их там, где было написано 'Составил', проставил на каждом время, а затем отнес из в штаб. — Доброе утро, Скотт. Он увидел у меня четырнадцатидюймовую стопку бумаги. — Какого черта... — У меня для тебя есть парочка сообщений на подпись. — Оставь их у моей секретарши. Я доберусь до них, когда у меня будет время. Он посмотрел на меня с недоброй усмешкой. — У меня будет время. — Как скажешь, Скотт. Но у них всех есть отметка о времени, и многие из них критичны по времени, поэтому, если они опоздают с получением, это отразится на ваших часах, не моих. И я вышел. К тому времени, как я вернулся в свою каюту, от него пришло сообщение, чтобы я немедленно вернулся в штаб. — Да пошел он, — сказал я ординарцу. — Мы не на него работаем. Пусть подождет. Через полчаса он перезвонил мне. — Я отдаю тебе прямой приказ — вернись, черт тебя возьми, сюда и забери эти проклятые сообщения. — Что сказать? — Ты слышал меня ясно и четко, Марсинко — возвращайся, черт бы тебя побрал, обратно и это приказ. — Извини, Скотт, но я не работаю на тебя, так что ты не можешь мне ничего приказывать. Что же касается сообщений, то я всего лишь последовал твоим руководящим указаниям. Вы хотели получать все наши сообщения — вы их получили. А теперь, придурок, мяч на твоей стороне. Вам придется их отправить. Я не могу, потому что ты еще не подписал ни одно из них, и я составитель, а не согласующий офицер. И кроме того, Скотт, ты же наш штабной тошнилка-бумагомарака. Так что занимайся своими чертовыми бумагами — мне надо бежать к чертовой команде. — Марсинко ... — Да пошел ты, капитан второго ранга. Чмоки себя в жопи, как мы привыкли говорить. Он с воплями бросился к коммодору, но это ему не сильно помогло. Ему все равно пришлось подписывать каждое сообщение. И в тот же день рассыльный доставил мне из штаба листок бумаги с подписью Скотта, в котором говорилось, что я имею право снова лично отправлять свои собственные сообщения. В тот вечер я сам принял коммодорскую вахту. Я подсел к Дику Кугану, который сидел за стойкой бара, заказал себе 'Бомбей' со льдом и спросил: — Ну и как дела, сэр? Он как-то странно посмотрел на меня. — Я слышал, что вы со Скоттом серьезно делали их сегодня. — Господи, да я ничего не знаю об этом, коммодор. Ну Вы знаете, он руководит Вашим штабом, а я — своей командой, и я стараюсь, что бы все шло гладко. — Сегодня все было не так уж гладко. Скотт мне сказал, что ты действительно перешел черту. — Коммодор, иногда я следую его указаниям. Но когда мне не нравятся его указания, я получаю Ваши. Не думаю, что ему это очень нравится. Куган рассмеялся. — Наверное, ему это совсем не нравится. Он заказал себе новый напиток и велел бармену налить мне второй 'Бомбей' со льдом. — Вот что я скажу тебе, Дик. — сказал он, нагибаясь к краю моего стакана. — Этот сукин сын ходил взад и вперед по квотердеку, плюясь кирпичами. Сегодня он действительно разговаривал сам с собой. Я поднял бокал с джином и произнес за него тост. — Просто делаю мою работу, сэр.