| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Сова, птица Минервы, и цветок ириса обозначают ученость, оружие говорит о том, что титул добыт в бою, а поскольку господин граф сражался с врагами христианства, это дает право на крест.
Шлем с прикрытым забралом, бурелет, графская корона, щитодержатели, замысловатое деление щита — он долго и со вкусом расписывал подробности, но мое воспитанное на античных образцах чувство прекрасного восстало против новомодной пышности.
— Давайте подражать благородной простоте древних. Я всегда стремился соединить науку с военным делом, зачем же нам разделять их в гербе. Сделайте простой, цельный щит. Пусть сова сидит на мече или держит его в лапах. Большой, двуручный — но не нужно изображать весь. Четверти клинка по длине хватит. Цветы ириса можно выполнить из металла в оконечностях прямой гарды. Эта же гарда вместе с рукоятью и лезвием меча образует крест.
— Замечательный лаконизм. Только соединение христианских и языческих символов в одном поле... Это встречается иногда в старинных гербах, но сейчас так не принято. Уж не говорю о сочетании креста с мечом. Не боитесь обвинений в кощунстве?
— Сделайте эскиз, покажу своему государю. Если он одобрит, на мнение ханжей мне плевать. И знаете что — пусть птица не сидит, а только садится на рукоять, с поднятыми крыльями.
— Как прикажете, господин граф. Девиз изобразить?
— Да.
— Какой изволите?
— Laboremus.
Так у меня появилась эмблема. Карета выглядела теперь вполне достойно. Ее сестра-двойняшка, сделанная для царя, пришлась не по росту и подарена была герцогу Орлеанскому, сразу оценившему необыкновенную плавность хода. Приближенные к регенту знатные персоны возжелали иметь такую же. Кажется, рождалась новая мода: среди трехсот существующих видов конных экипажей моя конструкция претендовала на достойное место. Усмотрев возможность легкого заработка, я приехал вместе с Тенаром к хозяину лучшей в Париже каретной мастерской и объяснил, что без меня ничего не выйдет. Действительно, имелись кой-какие тонкости в закалке рессорных пластин и балансировке корпуса. Общими усилиями был получен королевский патент, позволяющий получать проценты со стоимости каждого построенного экземпляра: две трети мне, треть — Анри за хлопоты по оформлению бумаг и сбору денег. Перед отъездом я попросил приятеля вкладывать мою долю в заслуживающие доверия ценные бумаги, до распоряжения.
Южный ветер принес запах моря задолго до того, как оно показалось между холмами. Верст пять не доезжая Марселя, где дорога приближается к берегу, я приказал остановить карету и один спустился вниз. Здравствуй, море Медитерранское, Mare Nostrum! Давно не виделись! Разулся, ступил в ласковые волны, провел мокрыми ладонями по лицу. Никогда свинцовые балтийские воды не заменят мне этих, соленых и чистых, как слеза.
Марсель мало сходен с другими французскими городами. Менее всего — с Парижем. Париж горд, даже заносчив, он смотрит на провинциалов свысока. Так ливрейный лакей знатного человека озирает простолюдинов, не имеющих счастья состоять в услужении. Двор и аристократия создают богатство столицы, расточая здесь большую часть собранных со всего королевства рент и налогов. Стоит такому порядку пошатнуться, и все парижане, от банкиров до поденщиков, почувствуют перемену на собственных кошельках.
Не то — в Марселе. Его благосостояние зависит не от королевских щедрот, а от левантийской торговли. Миллионы пиастров, протекающие через город, поддерживают независимый дух, в порту ясно чувствуется дыхание Востока. Основной оборот делают корабли здешних судовладельцев, тем не менее арабы или оттоманские греки на своих фелюках — обычные гости. В Chambre de Commerce меня приняли, как родного, и охотно устроили встречу с крупнейшими негоциантами.
— Messieurs! Великий монарх, коего я имею честь представлять, первейшим долгом своим перед Господом, вручившим его попечению великую страну, считает заботу о благополучии и богатстве подданных, наилучшим же средством для достижения столь прекрасных целей служит коммерция...
Купцы и арматоры важно кивали. Когда я объяснил, каким образом Черное море открывает путь к большей части России и целой Персии, в глазах зажглись алчные огоньки.
— Препятствие не в том, что султан желает сохранить торговую монополию для своих подданных — они все равно не способны ее использовать даже на десятую часть от возможного. Он просто опасается европейцев и не желает видеть их корабли под окнами своего дворца. Французская нация умела заслужить доверие турок, и если возможно рассеять беспочвенную и убыточную для всех сторон подозрительность — то наилучшие шансы именно у вас. Полагаю, каждый из присутствующих имеет свои подходы к турецким сановникам, без этого вести дела на Востоке крайне затруднительно. Прошу подумать также о способах заинтересовать высокопоставленных людей в Париже и министров, представляющих Его Королевское Величество при Оттоманской Порте. Конечно, они и так должны видеть великолепные горизонты, которые может открыть черноморская торговля для Франции, но мы с вами понимаем, господа: когда государственная польза не подкрепляется личной, дело движется плохо. Здесь собрались люди, умудренные жизнью и знающие Восток, поэтому я очень ценю ваши мнения и буду благодарен за советы, важнейшие из которых обещаю довести до своего государя. Хочу заверить вас: в случае успеха при султанском дворе царь готов предоставить тем, кто окажет действительную помощь в устранении препон, торговые льготы и преференции очень значительных размеров.
Всё, они прочно на крючке! Уверен, скоро французский посол в Константинополе, сладко улыбаясь, заговорит с визирем о впущении лучших друзей и верных союзников в Черное море. Если получится, хотя бы для одних французов, это будет гигантский шаг вперед! Дай Бог проделать лазейку: англичане и голландцы не успокоятся, пока не добьются тех же прав. Начнут по Босфору шляться кто ни попадя — какой тогда резон отказывать в этом русским торговым судам, буде таковые появятся?!
На меня посыпались вопросы. Хотят ли русские покупать французское сукно? А вино они пьют? Много ли овечьей шерсти заготовляют в южной России и какого сорта? Возможно ли персидский шелк направить из Астрахани в Азов, вместо Санкт-Петербурга? И так до бесконечности. Правда, остатки настороженности сохранились. Чтобы их развеять, следующие две недели пришлось провести в визитировании новых знакомых, с изучением тонкостей восточной торговли заодно. Хорошо, французы водку не употребляют — мне бы столько не осилить. С хорошего вина похмелья почти что нет. Каждое утро выезжая из города, в уединенном месте на морском берегу я раздевался догола и подолгу с наслаждением плавал. Сие наслаждение нередко разделяли легкомысленные красавицы из ближней рыбацкой деревни. Такой способ проведения досуга создал мне репутацию чудака: детям в здешних краях еще позволяется изредка искупаться, а взрослым — не принято. Мнения горожан по поводу странностей чужеземного графа разделились.
— Настоящий венецианец, — говорили одни — у них в ходу всякие полуязыческие обычаи, вроде венчания с морем.
— Ох уж, эти русские, — вздыхали другие. — До чего же дикий народ!
Я ждал. Во-первых, царского ответа из Амстердама на мой рапорт о переговорах в Коммерческой Палате. Во-вторых, доклада местного архивариуса о розыске документов, касающихся бывшей супруги. Парижский суд отложил решение дела о разводе до выяснения обстоятельств, а следы Жюли затерялись как раз в Марселе. Так что у меня была личная причина посетить город, о чем я, впрочем, никому не рассказывал. Свободное время посвящал царскому поручению: работе над вечным двигателем.
Глубокого презрения заслуживают самонадеянные невежды, кои пытаются вырвать у природы ее тайны, действуя наугад. То же самое, что атаковать без подготовки неприятельскую крепость. В порядке правильной осады, сделаны были измерения магнитной силы на различных расстояниях от источника и степени ее ослабления экраном из тонкого железа. Цифры однозначно показывали, что двигатель должен крутиться!
Возложив вину на трение, отцепил от маятника кривошип и сделал к жестяному экрану отдельный привод от часового механизма. При точном согласовании частоты вращения с периодом колебаний стало возможно наблюдать раскачку маятника под действием магнитной силы. Целую неделю казалось, что секрет perpetuum mobile — у меня в кармане. Не тут то было! Жестокое разочарование постигает всех искателей вечного движения, и я исключением не стал. Настраивая привод, обнаружил тормозящее действие магнита на экран. Примерно в это же время застиг неутомимого бездельника Пашку за странным занятием: положив магнит прямо под маятник, он пальцем отклонял груз и смотрел, как быстро угасают колебания. Следующий час мы продолжали сие баловство уже вдвоем.
Так выяснилось различие силы тяготения и силы магнитной: первая берет быстроту маятника как бы взаймы и честно возвращает; вторая крадет часть ее безвозвратно. Свои мнимые успехи я теперь осмыслил как передачу движения на расстояние посредством магнита — подобный опыт легко исполнить без помощи сложных устройств. Замедляющий эффект казался подобен трению: как будто пространство наполняет невидимая материя, обладающая вязкостью только в отношении железа.
Последний тезис казался совершенно очевидным, но дисциплина ума обязывала поставить контрольный опыт. Представьте мое изумление, когда подвешенный на ниточке серебряный талер повел себя в точности как железка. Он был всесторонне исследован на подлинность и беспощадно разрублен пополам — однако частиц железа в серебре я не обнаружил.
Со времен Гилберта, развеявшего средневековые бредни, никто не мыслил возможности действия магнита на золото или серебро. На другой день я заказал местному ювелиру диски одинаковой формы из всех классических металлов, предельной чистоты. Стеклодув выдул мне тонкостенную склянку для ртути. Царство минералов представляла небольшая окатанная галька.
В пределах точности измерений, все металлы вели себя одинаково! Только камень остался равнодушен к магнитной силе, прочие маятники тормозились, при том что статически притягивалось, естественно, одно железо. Это было неожиданно, ново и необъяснимо — и отчасти возмещало потерянные в поисках вечного движения труды и время. Я сел за подробное письмо в парижский Journal des savants. Но не успел закончить. На улице послышалась русская речь, молодой незнакомый голос, и мгновение спустя генерал Читтанов явился пред взоры соотечественника, как был — босой, в коротких шелковых подштанниках и с голым торсом, загорелый словно бурлак.
— Проходи в дом, сейчас оденусь. — Несносная августовская жара отчасти извиняла неглиже. Прибывший юноша, застегнутый на все пуговицы, вздохнул с тайной завистью. Повторив через пять минут воинское приветствие одетому генералу, доложил, что направляется для науки в Тулонскую морскую академию, где девять других дворян пребывают с мая месяца, он же задержался в Амстердаме за тяжелой болезнью. Засим передал письмо от государя.
Петр полностью одобрил мои переговоры с марсельским купечеством и указал, какие привилегии (весьма обширные) можно обещать от его имени. О гессенском perpetuum mobile писал, что раньше ноября, по верным известиям, сия машина готова не будет, а до тех пор он поручает мне, раз уж оказался в этих краях, небольшую, но важную службу.
Ведомо стало, что русские гардемарины в Бресте, Тулоне и Венеции больше гуляют, чем учатся, иные на место учебы пустились во всевозможное мотовство, набрав денег в долг и посещая театры, игорные дома и неподобных девиц. Живут несмирно и некоторые между собою передрались и перекололись шпагами. В Бресте царь приказал Александру Львовичу Нарышкину, своему кузену по матери, иметь за ними присмотр, на юге же, пока определены будут опекуны, велит мне ревизовать обучающихся и привести к порядку.
Расспросив за обедом юношу о новостях, я узнал, что Куракин встречался в Гааге с Понятовским. Содержание переговоров, естественно, ему неизвестно. Но догадаться о том — не нужно быть семи пядей во лбу. Война до смерти надоела и нам, и шведам (возможно, кроме Карла, но рано или поздно ему придется считаться с подданными). С другой стороны, изрядное число гардемаринов, разосланных на учебу во все дружественные страны, свидетельствовало о величайших усилиях Петра по укреплению флота. Что в сумме получается? Мирный конгресс под давлением превосходящей морской силы? Карл все равно в русское превосходство не поверит, пока ему делом не докажут. Весьма вероятно — впереди еще несколько кампаний, чисто морских или с десантными действиями.
Перенос центра тяжести войны с суши на море определился сразу после падения Штральзунда, полтора года назад. Занятый устройством линии против крымцев, я не мог сделать из этой тенденции немедленных практических выводов. Они просты и очевидны: на виду у государя будут дипломаты и моряки. В посольских делах мне нет надежды подняться выше посредственности — следовательно, чтобы остаться в фаворе, надо заняться флотскими делами. Только знаний для этого недостаточно. Думаю, не меньше, чем у генерал-адмирала Апраксина, но требования к наемному иноземцу не столь снисходительны, как к подданному и царскому свойственнику.
Итак, что у нас в позитиве? Успешные походы и баталии на малых гребных судах, применение гаубиц в судовой артиллерии и устройство плавучих батарей для позиционной войны. Касательно навигации — практики не хватает, но по части теории любому штурману большую фору дам. Самый важный пробел — незнание распорядков большого корабля и тонкостей управления его парусами. Первое восполнимо, последнее — весьма критично. Сие есть высокое искусство, овладеваемое посредством долголетней практики. Ладно, я же не стремлюсь во флотские капитаны! Мои интенции простираются не дальше совершенствования судовой артиллерии, во всем прочем достаточно лишь подняться над гранью невежества, чтобы при случае не опозориться перед царем. Возраст — не помеха. Вон, Толстому за пятьдесят было, когда ездил в Венецию изучать морское дело. Хотя корабля под команду не получил, в карьере Петру Андреичу эта учеба явно помогла. Осмелюсь утверждать, что настоящего приближения к государю сложно добиться, не лазавши ни разу по вантам.
Кстати сказать, в Тулон я и без приказа собирался: как можно, будучи рядом, не осмотреть крепость, выстроенную Вобаном и устоявшую против Евгения Савойского! Только вечный двигатель да отпускная расслабленность задерживали. И еще, пожалуй, сознание неуместности праздного любопытства как мотива для осмотра иностранного военного порта. Теперь все в порядке: буду представлять не свою персону, но союзного монарха, и возымею удобный случай под видом неурочной проверки знаний будущих офицеров восполнить пробелы в собственном образовании.
Пятьдесят верст — пустяк для человека, привычного к русским расстояниям. День пути, без смены лошадей. Представившись губернатору и коменданту, и без отлагательств встретившись с обеспокоенными моим визитом гардемаринами, некоторое время посещал занятия вместе с ними, присматриваясь к каждому: три месяца учебы все же маловато, чтобы устраивать полноценную экзаменацию. Разобрав былую драку, взял из-под ареста Глебова, ранившего соперника шпагой, и отправил для наказания к царю в сопровождении Михаила Евстафьева, самого старшего и серьезного из моих слуг. Другого участника, юного князя Борятинского, полностью оправдал, поскольку он даже не успел достать оружие, и настоящего поединка у них не было. У французской молодежи тоже распространилась дурная мода пренебрегать дуэльным ритуалом, практикуя молниеносные стычки, именуемые rencontre, иначе — bataille en bestes brutes, грубые и зверские, как следует из самого названия. Однако, прежде чем колоть, обнажить шпагу противнику все же позволяют. Еще один преступник, Сунбулов, застреливший по пьяному делу француза, находился в бегах и явно за пределами моего попечения.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
