Убить менестреля Часть 1

Меч взвизгнул ещё раз — резко и зло.

Восьмая глава

Грахель догнал человека только за городом.

Дон, мрачнее грозовой тучи, с плотно сжатыми губами, двигался злым, упорным шагом. На пыхтящего и отдувающегося гнома с телом старика на плече он поначалу никакого внимания не обращал. Но гном сам привлёк к себе внимание — схватив человека за руку и резко развернув его к себе. Дон не пытался вырваться, лишь, молчаливо играя желваками на скулах, уставился на гнома.

— Как ты мог? — в голосе гнома сожаление боролось с отчаянием.

— Как я мог что? — резко ответил вопросом на вопрос Дон.

— Не прикидывайся! — Грахель также повысил голос. — Ты убил безоружного!

— Скажи ещё — невиновного! — саркастически заметил Дон. — Да, убил. И что?

— Как это что? — взвился было гном... и тотчас же опустился. Со стороны казалось, что из него извлекли некий внутренний стержень. Он опустил плечи и продолжил тихим, безжизненным голосом:

— Ты был для меня идеалом. Идеалом чести, доброты, благородства... Я так старался быть похожим на тебя! А теперь оказалось, что ты — вот он какой...

Гном сел прямо на землю, резко отвернувшись, и закрыв лицо рукой. Дон опустился рядом и положил руку на плечо собеседнику. Гном резко дёрнул плечом, намереваясь сбросить её, но хватка человека была крепкой.

— Грахель... Друг, пойми! У меня не было выбора!

— Выбор есть всегда, — отчеканил гном.

— И я, по-твоему, поступил бесчестно? — медленно выговаривая слова, поинтересовался человек. Спина гнома напряглась, но Дон, не давая тому ответить, продолжил:

— Идеальных людей нет, пойми это, Грахель! Не бывает таких, это невозможно! Каждый из нас хоть в чём-то способен на поступки, отягощающие совесть! Особенно если выбора нет...

— Но выбор есть... — начал было гном, но Дон перебил его:

— Тот выбор, что стоял передо мною — выбор степени отягощения совести! Да, убийство безоружного — для неё тяжкий груз, но оставить его в живых — это груз намного, намного страшнее!

— Почему это? — гном повернулся к человеку с искренним удивлением в глазах.

— Да потому, что если оставить его в живых, то сколько вот таких людей он лишит жизни? — Дон указал на покойного менестреля. — Этот любитель серых кристаллов, а вернее — их раб, сам выбрал свою дорогу. И пролегает она через разбитые жизни, изломанные судьбы, и кровь, кровь, кровь! Оставить его в живых можно, только сказав себе: кровь убитых и замученных им людей я беру на свою совесть. В моей совести нет достаточной ёмкости, чтобы вместить столько чужой боли и крови. Оставить его в живых — это всё равно что убить их всех!

Дон замолчал, столь пристально уставившись в землю, словно увидел там что-то интересное.

— Извини меня, — неуклюже начал гном. — Я не думал, что всё это так сложно...

— Жизнь, к моему глубочайшему сожалению, не очень похожа на романтические баллады, исполняемые менестрелями, — вздохнул Дон. — Героям баллад и сказаний — проще. Намного проще.

— Потому что в балладах всегда чётко указано, где Добро и где Зло? — осторожно поинтересовался Грахель.

— Ты прав, но дело не только в этом. У героев баллад всегда есть чёткий выбор между Добром и Злом. Тогда как в жизни — часто приходится выбирать между большим Злом и меньшим! А это нелёгкий выбор — и тяжёлая ноша. В любом случае — тяжёлая.

— Из твоих слов следует, что менестрели приукрашивают действительность. Но зачем?

— Чтобы сделать её лучше. Они показывают жизнь не такой, какой она есть — а такой, какой она должна быть! Они указывают путь! Наверное, поэтому орки их считают врагами...

— Мне кажется, дело не в этом, — нахмурился гном. — Посуди сам — запрещено не исполнение песен вообще, а только... как там трактирщик выразился... не помню, но ты понял суть?

— Понял, — кивнул человек. — Оркская система подавляет лишь хорошие, стоящие песни. Но зачем — я не понимаю. Жаль, мы не успели расспросить старика...

— И вдвойне жаль, что мы не сумели спасти его от смерти, — вздохнул гном. — Давай хоть похороним его как следует.

Отойдя десять шагов от дороги, Дон увидел небольшую полянку. Она буквально дышала покоем и умиротворённостью, разбросанные по ней валуны практически скрывались в густой траве. Но что понравилось Дону больше всего — посреди поляны зеленела чудом уцелевшая небольшая берёзка. Её ветви причудливо изгибались, напоминая человеку... конечно же, напоминая о ней — прекрасной эльфийке, которой, увы, нет рядом. О Миралисса, любимая, где же ты?

Усилием воли отогнав нахлынувшие воспоминания, Дон обернулся к гному:

— Здесь.

Гном молча кивнул, одобряя выбор места.

— Эх, была бы лопата! — Дон вонзил клинок в землю. — Ею копать сподручнее.

— Постой, — мягко отстранил его Грахель и поднял руку с зажатым в ней молотом, нараспев произнося заклинание. Земля мягко качнулась под ногами, и тело старика неспешно погрузилось вглубь лужайки. Но гном не спешил опускать руку, и вскоре стало ясно, почему — вынырнув из подземных глубин, посреди поляны воздвигся большой камень. Подчиняясь нетерпеливому жесту мага Земли, его очертания на миг расплылись, чтобы окончательно затвердеть, отобразив на каменной поверхности рисунок. Дон шагнул ближе — и не сумел сдержать восхищённого возгласа. Изображение — человек с лютней в руке — выглядело живым. Казалось, ещё миг — и зазвучат струны, оглашая воздух прекрасной мелодией.

— Он умер, но его песни будут жить, — хриплым от печали голосом произнёс Грахель. — Они должны быть, несмотря на борьбу с нелегальными продуктами...

— Походить бы, поспрашивать у людей — ведь не глухие же они, должны помнить! — поддержал его Дон.

— Мы вернёмся сюда! — твёрдо сказал Грахель. В его интонациях жила холодная ярость и стальная воля, что прочнее любого доспеха. Таким тоном объявляют войны лишь короли, да и то — лишь самые решительные из них. Дон бросил взгляд на Грахеля и вздрогнул — ему показалось, что солнечный луч, запутавшийся в гномьей шевелюре, обрамляет его чело наподобие короны. Дон моргнул, и иллюзия развеялась.

— Вернёмся, — кивнул человек. — Чтобы спасти от орков и организованной ими "независимости" тех, кого ещё можно спасти.

— Полагаешь, орки устроят геноцид местного населения? Будут убивать всех подряд?

— Нет, это не в их стиле. Так что всё будет по-другому, но ничуть не лучше. Впрочем, не будет, а есть — а кое-что уже и было. Увиденное позволяет сделать определённые выводы.

— И какие же?

— Какую-то часть населения орки убьют сами, — принялся загибать пальцы человек. — Тех, кто силён да крепок, причём не телом, а духом — чтобы не упасть в болото низкопоклонничества перед оркскими "миротворцами", да ещё и будут способны повести за собой. Затем будет сокращаться население, причём сокращаться сильно.

— Но зачем? — вытаращил глаза гном.

— Ради экономии ценных ресурсов, которые это население потребляет. С точки зрения орков, такой расход ресурсов — расточительство. Поэтому количество жителей будет быстро доведено до необходимого оркам минимума. Выживут только те, кто будет обслуживать орков, добывать для них ресурсы и воевать за них — по моим прикидкам, в лучшем случае останется в живых один из пяти.

— Если не из десяти, — Грахель вытер покрывшийся испариной лоб.

— А самое отвратительное, — Дон загнул ещё один палец, — что формально орки будут как бы ни при чём — местное население будет само уничтожать себя...

— Но это абсурд! Ради чего люди будут убивать людей?

— Всё очень просто — ради еды, тепла в домах, а в этом городишке — ещё и ради воды. Ты ведь понимаешь, что всё это с неба не падает? В городах это обеспечивается государством — закупка продовольствия у крестьян и продажа его населению, заготовка дров, обеспечение граждан работой, чтобы они могли всё это купить... Но эта система существовала лишь в Королевстве Людей. Королевству нужны были люди, а не ресурсы, поэтому оно просто не могло иначе! А орки — смогут. Работы у людей не будет, зато будут установлены высокие цены на продовольствие, заготовка дров тоже будет прерогативой орков... А как они поступили с водой — ты сам видел, своими глазами! Пока люди ещё держатся за счёт накопленных припасов, но подойдут они к концу — и всё... Совсем всё. Будут убивать друг друга за вязанку дров, за кусок хлеба, за ковш воды!

— Но ведь дрова... Лес-то рядом! Каждый сможет сходить и нарубить себе, сколько влезет!

— Не сможет. Ибо лес вскоре окажется в собственности каких-нибудь орков или их холуёв. А для орков частная собственность имеет характер святыни. Поэтому за покушение на чужую собственность, на чужой лес — людей будут просто казнить.

— Не может быть! — гнома бросило в дрожь. — Не может... Ведь не может? Ну скажи, что не может! Или — может?

— Не просто может — так будет. Если, конечно, мы это не остановим.

— Но неужели местные жители не понимают, что их ждёт? Почему не сопротивляются?

— Вот именно что не понимают. Некому им объяснить — тех, кто мог, орки выбили в первую очередь. А потом и за менестрелей взялись — чтобы даже в песнях не прорезалась память о прошлом. О Великой Стране и другой, нормальной, жизни!

Гном вздрогнул, явно представив все эти безрадостные картины, описанные человеком.

— Давай не будем медлить, и двинемся отсюда поскорее, — пробормотал он, пряча молот.

— Давно пора. А то мы так раскричались, что нас было слышно во всей округе. Нам излишнее внимание совсем ни к чему. Надеюсь, мы успеем убраться до прихода нежелательных гостей...

Грахель окончил сборы, и Дон начал разворачиваться спиной к могиле менестреля, как вдруг всем телом ощутил быстрое приближение опасности. Солнечный свет померк, сделавшись безжизненно-белым, почти стерильным, горький полынный вкус на губах пытался помешать выкрикнуть одно слово:

— Тревога!

Дон закончил разворот — и увидел, что прямо в грудь ему несётся Каменное Копьё.

На удивление времени не оставалось. Дона спасла лишь молниеносная реакция, позволившая ему в немыслимом пируэте увернуться от разящего камня. Неловко упав набок, он мгновенно развернулся к Грахелю. Вовремя — гном, предупреждённый криком человека, успел активировать Гранитный Щит. Каменное копьё ударило в него — и разлетелось тучей осколков. Дон едва успел прикрыть голову, защищая её от ударов. Камнепад прекратился, Дон вновь развернулся — и обомлел. Прямо на него двигался гном в полном боевом облачении, а хищно подрагивающий огромный топор в его руках не оставлял сомнения в гномьих намерениях.

Не вставая, Дон ухватил каменный обломок размером с кулак и швырнул его в приближающуюся фигуру. Дон надеялся выиграть время, но надежда не оправдалась — гном небрежным движением подставил щит под летящий ему в лицо каменный обломок. Раздался звон камня о металл, и обломок срикошетил в стороны, не заставив гнома не то что пошатнуться, но даже замедлиться.

Дон быстрым движением вскочил на ноги и выхватил меч из ножен. Он совершено не представлял, как сражаться с воином, закованным в лучшую гномью броню от пят до макушки. Более того — ещё вчера мысль о том, что придётся сражаться с гномом, показалась бы ему абсурдной. Может, стоит попытаться договориться с противником?

— Послушайте, мастер гном, — обратился к надвигающемуся воину человек. — Если у вас есть ко мне претензии, то, может быть, сначала их обсудим?

Вместо ответа гном нанёс удар своим огромным топором. Эльфийский клинок метнулся наперерез, ударил — и отлетел в сторону, словно гонимый ветром сухой листок. Дон знал, что сила гнома превосходит его собственную — но раньше он не задумывался, что в бою сила имеет столь решающее значение. Эта ошибка едва не стоила ему жизни. Дон хоть и успел отпрыгнуть, но сделал это чуть позже, чем следовало — и топор чиркнул его по груди. Кожаный доспех расползся под сверкающим лезвием, как картонный, и на груди осталась кровоточащая царапина — к счастью, неглубокая.

Гном замахнулся для нанесения следующего удара. За это время Дон успел ткнуть мечом противника трижды — но результата это не принесло. Эльфийский клинок высекал искры, но пробить доспех не мог, будучи бессильным против гномьей стали. Очередной удар, направленный в смотровую щель шлема, гном отразил щитом, на котором осталась лишь блестящая царапина.

Дон оглянулся на Грахеля. Тот, закусив губу, сплетал некое невероятно сложное заклинание, не видя ничего вокруг. Помощи от него не было — более того, следовало сдержать противника, который бы мог легко покончить с погружённым в себя магом. Но как сдержать эту махину?

Гном шагнул вперёд, тесня человека. Дон не отошёл — и тогда топор начал опускаться. Вдруг Дон вспомнил приём, прочитанный в далёком детстве в одной из книг. Человек понял, что это его единственный шанс.

Дон рванулся вперёд и изо всех сил ударил ногой в нижний край гномьего щита. В книге говорилось, что от такого удара нет обороны — и, судя по всему, книга не обманула. Верхний край гномьего щита со звоном врезался в гномий же шлем. Человека такой удар убил бы на месте. Но гномий доспех не подвёл — он сохранил своему владельцу жизнь, но помочь устоять на ногах не смог. Гнома отбросило на спину и несколько раз перекувырнуло, так что он остановился лишь у ног своих соплеменников.

Соплеменников? Дон поднял взгляд. Действительно, на краю леса стояло ещё трое гномов в таких же доспехах, как и у его противника. Четвёртый гном, обладатель огненно-рыжей бороды и такой же шевелюры, был, скорее всего, магом — судя по отсутствию шлема, магическим пассам и бормотанию заклинаний. Гномы помогли упавшему встать и дружно шагнули вперёд.

— Так вот вы какие, гномы из клана Воинов, — пробормотал человек, крепко сжимая рукоять меча. Ничего другого не оставалось — времени на перезарядку арбалета не было.

— Воинов? — послышался сзади ехидный голос Грахеля. — Ну уж нет, никакие это не воины.

Грахель окончил плести заклинание и швырнул в наступающих сородичей какую-то туманную тень. Гномы сделали ещё один шаг, и вдруг песок под их ногами начал течь. Вначале в него погрузилась трава, а затем настал черёд и гномьих ног. Гномы нелепо махали руками, пытались выбраться, но погружались всё глубже.

— Ну сам посмотри: разве это — воины? — продолжил Грахель свои насмешки. — Настоящего воина песок не остановит!

Рыжебородый гном зло взглянул на Грахеля и сделал резкое движение. От него полукругом разошлась волна, заставившая песок застыть в неподвижности. Гномы, успевшие погрузиться почти по колено, с трудом вырывали из песка ноги. Дон схватился за арбалет, но замер с ним в руках, заметив недобрую улыбку на лице Грахеля. Похоже, действия рыжебородого гнома не стали для Грахеля неожиданностью, и его улыбка явно предвещала противникам ещё один неприятный сюрприз.