Убить менестреля Часть 1

УБИТЬ МЕНЕСТРЕЛЯ

Д.В. Петров

Первая глава

Небольшой плот легко скользил по течению. Грахель деловито орудовал длинным шестом, удерживая плот посреди реки, стараясь ускорить его и без того быстрое движение. Мимо проносились тёмные ели, торжественные буки и светлые, праздничные берёзовые рощи. Но Дон старался даже не смотреть в их сторону, чтобы подёрнутые пеплом времени угли воспоминаний не вспыхнули огнями тоски. Дон смотрел в небо.

А в небе пылал закат. Солнце уже закатилось за горизонт, лишь лёгкие пушистые облачка ещё отражали солнечный свет, играя в вышине яркими красками. Но с каждым мгновением красок становилось всё меньше, они размывались и тускнели, ибо с противоположного края неба наступала тьма ночи. Дон не мог оторвать глаз от этой вечной борьбы дня и ночи, заставляющей небо каждый день лучиться всевозможными красками — от ярко-красной до тёмно-фиолетовой. Тьма разрасталась, ширилась, захватывала всё больше места, и вскоре только несколько горящих красным цветом облаков противостояли безудержному наступлению ночи.

— Именно это происходит и со мною, с нами всеми, — негромко молвил Дон. — Мы пытаемся остановить, удержать грядущее наступление тьмы... но это невозможно. Это не в силах человеческих. Точно так же, как облака не могут разогнать ночной мрак. Тьма скоро поглотит их, сделает их частью себя...

— Это страшно, — отозвался гном. — Страшно не погибнуть — страшно быть изменённым, потерять свою сущность, превратившись в нечто иное. Облакам легче — ведь после заката обязательно наступит рассвет. Но для меня, как и для всех нас — это слабое утешение.

Ночная тьма закрыла собою почти всё небо. Лишь на самом краю горизонта светилась узенькая голубая полоска, и основным источником света сделались облака, продолжающие озарять мир своим тёмно-красным цветом. Мир преобразился, словно застыл в мрачной и торжественной неподвижности, и Дон вздрогнул. Ему на какой-то миг показалось, что эльфийский лес объят пожаром, доспехи гнома раскалены до ярко-красного свечения, а река состоит не из воды, а из крови. Дон тряхнул головой, стремясь избавиться от невыносимого ужаса, которым наполнили его эти видения, и они исчезли. Лес стал обычным, река и доспехи — тоже. Только где-то в глубине живота остался ледяной клубок мрачного предчувствия.

Что это было? — смятённо подумал человек. — Это мне показалось, померещилось, я сам это выдумал — или... Или всё это — будет?

— Горько то, что наша борьба ничего не изменит, — вздохнул Грахель, выводя человека из мрачного оцепенения.

— Я уже голову сломал, пытаясь придумать способ остановить это... Не могу, — всё ещё не в силах забыть увиденное, печально произнёс Дон. — И иной раз кажется, что наше сопротивление оркам, стремящимся погрузить наш мир во тьму — это полная бессмыслица, неспособная ничего исправить и ничего добиться, кроме пролития рек крови...

Дон вспомнил реку в своём видении, и его опять пронзила игла страха.

— Ты ошибаешься, — уверенно возразил Грахель. — Потому что рассвет, несмотря ни на что, рано или поздно, придёт.

— Но мы его не увидим...

— Зато увидят другие! Ведь останутся, обязательно останутся те, кто даже в условиях оркской "свободы" и вседозволенности сохранят в себе внутренний стержень. И мы с тобой можем поддержать их, своим примером напомнить, что есть в жизни нечто превыше оркского примитивного стяжательства!

— Как эти облака напоминают нам о Солнце...

— Верно! Пусть знает тьма, что вскоре наполнится росою трава, разбудят воздух трели предрассветного соловья, и окрасится зарёю восток!

Дон приподнялся на локте. Он нашёл, наконец-то, ответ на мучающий его вопрос:

— И пусть замолчат те, кто толкует, что людям не под силу выстоять против оркских миротворцев; пусть увидят орки, что высокие движения души неистребимы; пусть шлют новые полчища и пусть знают, что, если даже их миротворческие операции превратят Королевство Людей в сплошное кладбище, люди всё равно останутся Людьми!

И, словно в ответ на эти слова, плот подбросило вверх и с шумным плеском ударило об воду. Дон едва успел ухватиться за бревно плота — иначе его бы просто сбросило в воду.

— Налетели на мель? — обратился он с вопросом к гному, непоколебимо застывшему на краю плота с шестом в руках.

— Если бы... — тоскливо-неприятным голосом протянул Грахель, остановившимся взором вглядывающийся в нечто за левым плечом Дона. Человек проследил за его взглядом и обомлел. На фоне тёмного леса отчётливо проступало видение внутреннего убранства некоего дома — судя по обилию зелени, эльфийского. Но гнома испугало не появление этого видения, а эльф, склонившийся в его центре, так что был виден лишь его затылок. Эльф поднял голову, и сердце человека резко дёрнулось — это был Элл. Дону хотелось завопить что-то вроде "попался, голубчик!", но слова замерли у него на устах. В руке эльфа сиял звёздным светом Сильмарилл.

Элл что-то говорил, судя по движению его губ, но до человека с гномом не доносилось ни звука. Красивое лицо эльфа исказила мстительная улыбка, и он резко взмахнул рукой. В тот же миг на плот обрушилась огромная волна. Плот заскрипел, но выдержал. Дон едва успел ухватиться за щель между брёвнами — и ему пришлось напрячь все силы, чтобы не быть унесённым огромной массой воды. Эльф рассмеялся, и на этот раз его было слышно. Дону очень не понравился его смех с проскакивающими в нём истерическими нотками. Он уже слышал подобный смех. Так смеются воины — в последние минуты перед боем. Когда готов убивать, и время почти пришло — мало кто остаётся бесстрастным. Дон хорошо понимал, что эльф, скорее всего, не собирается отпустить их живыми.

— Давай к берегу! — негромко бросил он гному и, выхватив арбалет из висящего на боку чехла, сноровисто принялся его заряжать.

— Ну что вы стоите, как мокрые курицы! — голос эльфа, доносящийся до них, был немного искажён, но вполне узнаваем. Не дождавшись ответа, он ещё раз взмахнул рукою. На этот раз волна ударила гнома, невозмутимо орудующего шестом. Грахель покачнулся, но устоял.

— Да вы никак решили сбежать! — за этими словами последовал ещё один взмах руки.

Река в том месте, где в неё входил шест, стремительно покрылась льдом. Гном резко дёрнул шест к себе, но опоздал — послышался треск, и в руках гнома остался небольшой обломок длиной около двух локтей.

— Пришла пора умирать, не так ли, Дон? — задорно выкрикнул эльф. — Не стоило тебе покушаться на чужую собственность!

— Миралисса не собственность! — Дон вскочил на ноги, направив арбалет прямо в лоб Эллу. Щёлкнула тетива.

Дон видел, как болт влетел в лоб эльфу, как ни в чём не бывало, пролетел сквозь него, и исчез в переплетении ветвей.

— Эх ты, дубина, — улыбнулся ничуть не пострадавший эльф. — Это канал для энергетических, а не физических воздействий. Иначе бы вы оба уже умирали, — Элл небрежно кивнул в сторону своего огромного лука, прислонённого к стене.

— Ты трус! Выходи и сражайся, один на один, любым оружием! — Дон сунул бесполезный арбалет в чехол и выхватил меч.

— Такой тип сражения, как сейчас, мне нравится больше, — манерно произнёс Элл и взмахнул рукой. — Он намного безопаснее и эффективнее.

Плот ударила и завертела ещё одна волна. И ещё одна. И ещё.

Дон вцепился в плот намертво. Хуже всего было то, что только одной рукой, а для надёжной хватки этого было явно недостаточно. Вторая по-прежнему сжимала меч, который теперь спрятать в ножны не было никакой возможности. Но расставаться с подарком любимой Дон не собирался. Он предпочитал утонуть. Плот жалобно скрипел под ударами волн, то становясь на дыбы, то проваливаясь куда-то вниз.

Над плотом нависла ещё одна огромная волна.

Похоже, это всё, — отрешённо подумал Дон. — Нам конец.

Всесокрушающий водяной вал ринулся на плот, но тут в него ударила каменная глыба сравнимого размера, заставив волну разлететься на мелкие и безопасные брызги. Дон обернулся. Посреди плота стоял Грахель. С его мокрой бороды стекала вода, а в кулаке был зажат Сильмарилл.

Лицо эльфа потемнело от ярости. Он злобно потряс Звёздным Камнем, и на плот обрушилась очередная серия волн. Их постигла та же участь — разбитые гранитными глыбами, они лишь орошали плот своей влагой.

— Ты неплохо справляешься, гном, — прошипел Элл. — Но не забывай, что ты далеко от своей стихии Земли, и полностью во власти Воды — моей стихии!

Руки эльфа сплелись в сложном жесте, и из воды поднялась новая волна. Необычная. Небывалая. Узкая — толщиною с руку человека — она поднималась всё выше и выше, стремительно теряя прозрачность. Ещё миг — и волна обрела блеск зеркала, в котором отразились встревоженные лица гнома и человека. А в следующий миг волна обрушилась на плот.

Брошенный гномьим заклинанием камень вырвал из неё фрагмент — но остальная часть волны продолжила свой путь, рухнув в аккурат на Грахеля. Раздался громкий металлический звон. Бревно под ногою гнома оглушительно треснуло. Зато зеркальная волна разбилась на мириады осколков, не нанеся ущерба плоту. Гном медленно опустил щит, которым за мгновение до удара успел прикрыть голову. В нём красовалась изрядная вмятина.

Эльф усмехнулся и повторил жест. Вторая волна попыталась ударить гнома в бок. Третья — в спину. Грахель не заметил её, и на пути волны стал Дон, рубанув её эльфийским клинком. Дон ожидал, что меч легко пройдёт сквозь воду, пусть даже необычную — но вышло совсем не так. Ощущение от удара было сравнимо лишь с ощущением при ударе о железную гору. Волна разбилась на осколки, но меч с такой силой отлетел назад, что Дон его не удержал — блеснув лезвием, он вонзился в самое крайнее бревно плота.

Сверкающие серебром волны обрушивались на Грахеля всё чаще. Он с огромным трудом успевал отмахиваться от них всем, чем только мог — молотом, щитом, магией... Но ему было совершенно ясно, что одна-единственная ошибка, которую он рано или поздно допустит, станет в его жизни последней. Будь под ногами земля, столь родная и желанная для него сейчас, как никогда ранее — гном бы успешно потягался в магическом поединке с эльфом, с серьёзными шансами на успех. Но земля была далеко, поэтому каждое заклинание требовало намного больше сил, чем обычно.

В этот момент Грахель пропустил сильнейший удар волны в спину, бросивший его на колени. Подняться не было ни времени, ни сил. Без особой надежды на успех, надеясь лишь отсрочить гибель, гном сжал Сильмарилл обеими руками. Вокруг плота вспухла полусфера Гранитного Щита — о который ударилась одна волна, вторая, третья... и разлетелись в дребезги. Щит держался. Эльф громко выкрикнул замысловатую фразу — и из воды поднялась огромная волна, толщиной с тело человека. Она нависла над гранитной полусферой — и бросилась на неё.

Дон услышал раздирающий уши громкий звук — и в тот же момент Гранитный Щит лопнул. Сила отката заклинания ударила по Грахелю, так что тот уронил Звёздный камень и был буквально сметён магической силой за пределы плота. Дон ринулся было к нему, но опоздал; хотя гном справился сам. Ловко извернувшись в полёте, он вбил молот в крайнее бревно и так и рухнул в воду, не выпуская оружия из рук. Казалось, что навершие молота сейчас выскользнет из образованной ударом вмятины — но тут подоспел Дон и ударом ноги глубоко вколотил молот в древесину.

Плот дёрнулся, и гном, подтягиваясь за рукоять, высунул голову из воды.

В таком доспехе не поплаваешь, — пронеслось в голове человека. — Будь он даже самым великим пловцом на свете, доспех утащил бы его на дно вернее, чем лезвие топора заставляет утонуть деревянное топорище!

— Сзади! — выкрикнул гном и вновь ушёл под воду.

Дон резко отскочил в сторону, с трудом разминувшись с очередной серебристой волной.

— Теперь мы один на один! — ухмыльнулся Элл и встряхнул кистью. В сторону человека полетело сразу несколько волн.

Дон ничего не ответил — сжав зубы, он метался по узким брёвнам, уворачиваясь от налетающих водяных валов. Поднырнув под очередную волну, он разминулся со следующей, перепрыгнул ещё через одну... На этом везение закончилось. В прыжке было трудно изменить положение тела — и полностью разминуться с налетевшей волной ему не удалось. Волна лишь слегка, по касательной задела нагрудник — но он вмялся, как от удара гномьего молота. Ощущение Дона было похожим — внутри всё сжалось, и его отбросило в сторону. По иронии судьбы — как раз на воткнутый в бревно эльфийский клинок.

Дон мог извернуться, разминувшись с мечом — но в этом случае он неминуемо упал бы в воду. Человек хорошо понимал, чем ему это грозит — ведь стоило ему очутиться в воде, как он оказался бы в полной власти эльфа. Поэтому Дон изо всех сил вцепился в рукоять меча, налёг на него всем телом, получая раны, но гася скорость полёта. Меч изогнулся дугой, но выдержал.

— Дон! — гном вновь поднял голову над водой. Даже не отдышавшись, он выкрикивал срывающимся голосом:

— Возьми Сильмарилл! Используй... Это шанс! Возьми...

Вокруг Грахеля вода вспенилась и забурлила, подчиняясь воле эльфа. Холодной змеёй она сдавила тело гнома, постепенно сминая прочнейший доспех.

— Но я же не маг! — в отчаянии крикнул Дон.

— Всё равно... Магия — в камне... Ты — лишь проводник!

Грахеля вновь утащило под воду. Серебристых волн больше не было — судя по всему, Элл полностью сосредоточился на борьбе с гномом. Поэтому Дон беспрепятственно перекатился к центру плота. Спустя мгновение его пальцы сомкнулись вокруг Звёздного Камня.

Дон поднялся на ноги, чувствуя себя очень глупо. Он совершено не представлял себе, что следует делать дальше. Память услужливо подсказала, что для работы с магическими артефактами следует полностью сконцентрироваться, отрешиться от всего, что вокруг — а вот этого Дон как раз сделать не мог. Понимание того, что друг в смертельной опасности, что время уходит и нужно его спасать — пресекало на корню любую попытку сосредоточиться.

Эльф, глядя на него, рассмеялся:

— Ну что, ждёшь своей очереди? Правильно, жди. Сначала я покончу с гномом, потом займусь тобой, а потом очередь дойдёт и до Миралиссы...

— Ты собрался убить её?! — ярость, захлестнувшая Дона, не поддавалась описанию. Будучи трансформированной в магическую энергию, она бы испарила реку до дна. Рука столь мощно сжала Сильмарилл, что любой другой камень на его месте обратился бы в пыль. И Звёздный Камень ответил, заворочавшись в кулаке, как живой. Дон ощутил, что от камня к нему переходит энергия.

— Убить? — расхохотался эльф. — Не в прямом смысле. Она мне нужна для другого. Совсем для другого...

Эльфу очень нравилось это представление, он получал живейшее удовольствие, втаптывая соперника в грязь и возвышаясь за счёт этого в собственных глазах.

— После того, как закончу с вами, я пойду к ней. Знаешь, что я с ней сделаю?

Дон молчал. Страшные слова эльфа, которые в обычной ситуации затмили бы ему разум и спровоцировали бы на ряд неадекватных, самоубийственных поступков, сейчас скользили по поверхности сознания, не проникая вглубь. Он сосредоточенно вслушивался в свои внутренние ощущения, пытаясь разобраться с новым.

— Знаешь? — с угрозой повторил эльф, и холодная волна, к счастью, обычная, окатила человека.

— Знаешь? — за ней последовала ещё одна.

— Знаешь? — прямо перед Доном из воды поднялась большая и смертоносно-красивая серебристая волна. Дав собою налюбоваться, она ринулась на человека.

— Знаю, — хрипло ответил человек.

Дон ощутил, что энергия собралась в его кулаке в тугой клубок. Не полностью отдавая себе отчёта в целесообразности своих действий, ведомый известным только ему наитием, он шагнул вперёд и нанёс удар кулаком в сторону надвигающегося гибельного вала. И волна, не долетев до кулака человека несколько локтей, рассыпалась мелкими брызгами.

К человеку рванулась следующая волна, и её постигла та же участь. И ещё одну. И ещё. Это было несложно — не сложнее, чем в обычной драке. Вовремя увидеть противника — и нанести удар первым. Ровное течение энергии Звёздного Камня не прекращалось, и удары следовали сплошным потоком, всё быстрее и быстрее.

Дон наносил удары гораздо быстрее, чем Элл создавал новые волны. Человеку даже приходилось ждать, рука болела от накопленной энергии. И когда очередная пауза затянулась, Дон выплеснул всю энергию Эллу прямо в лицо. Поток воздуха миновал преграду между противниками, и на долю мгновения Дону показалось, что удар пролетит сквозь эльфа, не достигнув цели... Достиг. От удара голова эльфа дёрнулась, он сам отлетел назад, прикрывая руками лицо. Между пальцев стекали струйки крови.

— Знаю, — повторил Дон. — Ты покажешь ей свой сломанный нос!

Глаза эльфа полыхнули безумной яростью.

— Ты неплохо освоил Воздушный Кулак, — невнятно пробормотал он. — Ты в своей стихии — в Воздухе... Но мы ещё не закончили!

Эльф сделал резкий жест, и в сторону Дона, быстро увеличиваясь, метнулась Ледяная Стрела. Воздух буквально разрывался под её напором, и Дон представил, что было бы, если бы он сверху немного уплотнился... и ещё немного... и ещё... Дон раскрыл глаза. И Ледяная Стрела ударила в плот, не долетев локтя до его ног. Дон собрал энергию в кулак и нанёс Эллу ещё один удар.

Водяная Змея наконец-то отпустила Грахеля. Он поднял голову над водой, чтобы отдышаться — но от увиденной картины у него перехватило дыхание. По плоту метался человек, уклоняясь и нападая, получая и нанося удары, а напротив почти зеркально копировал его движения эльф. Плот ходил ходуном, и гном никак не мог на него взобраться.

Когда схлынула напряжённость первых мгновений боя, Дон сумел трезво оценить свои шансы. Вывод оказался неутешителен — шансы были крайне низки. Сказывался значительно более продолжительный опыт Элла в магии — хоть он и не был профессиональным волшебником, но азы освоил хорошо. В бою это давало эльфу решающее преимущество — пока человек наносил один удар, эльф успевал нанести три.

Дон метался и уворачивался из последних сил. Покрытый инеем смятый нагрудник, в который угодила одна из Ледяных Стрел, неприятно холодил кожу. Дон собрался с силами и нанёс два быстрых удара, на которые эльф отреагировал серией быстрых тычков. Один из них угодил человеку в солнечное сплетение. Внезапно ослабевшие ноги не смогли удержать вес тела, подкосились, и Дон тяжело брякнулся на колени. Сильмарилл выскользнул из непроизвольно раскрывшейся ватной ладони.

— Ну вот и всё, — эльф нараспев принялся читать какое-то длинное заклинание. Дон поднял голову, в упор глядя на противника — и ему показалось, что ледяные слова заклинания, взаимодействуя с тёплым воздухом, обретают материальное воплощение. От них веяло чем-то жутким и ужасно холодным.

Хотя, если их переплести по-другому, вот эдак, то получилось бы ещё холоднее, — отстранённо подумал Дон. — А если так, то тем более!

Дон и сам не заметил, как он начал произносить немного изменённые слова эльфийского заклинания, и опомнился, когда нечто невоплощённое сгустилось над головой ничего не замечающего эльфа.

Заклинанию нужна энергия, чтобы воплотиться. Так вот же она! — человек резким движением возложил ладонь на Звёздный Камень. Над головой эльфа вспыхнул диск режуще-фиолетового света. В первый миг ничего не произошло, и Дон подумал, что заклинание не сработало. Но вскоре стало ясно, что это не так.

Элл ни на что не обращал внимания, полностью увлечённый плетением заклинания. Он не ожидал ничего существенного от человека, которого полагал уже полностью сломленным. Осталось произнести последнюю фразу, вот она... Что?

Элл открывал рот и шевелил губами, но из горла не вырывалось ни звука. Заклинанию не за что было уцепиться, и слова беспомощно растворились в пространстве. Элл, ощутив холод, взглянул вверх — и в этот миг с диска сорвалась и упала ему на руку огромная капля. Эльф взвыл. Капля обожгла его страшным холодом, отдавшимся по всему телу — так что он едва не выронил Сильмарилл, но успел ухватить его за цепочку. Следующая капля ударила в плечо. Ещё одна скользнула по бедру.

Элл взмахнул Звёздным Камнем, что-то крикнул — и вокруг его тела вспыхнул мерцающий ореол, повторяющий контуры тела и отстоящий от него примерно на палец. Капли, скатываясь с диска, застывали на ореоле, не причиняя эльфу никакого ущерба. Эльф поднял голову, но в этот момент с диска сорвалась целая гроздь капель, которая ударила по Сильмариллу. И Дон не поверил своим глазам — прочнейшая цепочка, на которой висел камень, разбилась, как стеклянная.

Эльф застыл под ливнем морозных капель, непонимающе глядя на зажатый в руке кусок цепочки. Потом его прекрасное лицо исказила гримаса ярости, и он, не обращая внимания на ливень, покрывший его, согнулся над ледяной горкой, успевшей нарасти над упавшим ему под ноги Сильмариллом. Эльф ударил руками справа и слева от горки, поднял льдину с камнем внутри, его руки отламывали от неё кусок за куском, норовя добраться до центра... Поздно. В этот момент с диска обрушился настоящий поток, покрывая эльфа толстеющим на глазах слоем льда.

В этот момент Дон атаковал. После произнесения заклинания он копил энергию, чтобы ударить наверняка. Этот момент показался ему подходящим, да и боль в кончиках пальцев стала уже совсем нестерпимой. Дон выбросил руку в сторону эльфа, и с его пальцев, вопреки ожиданиям, сорвался не Воздушный Кулак, а целый каскад молний. Они ударили в эльфа... и пролетели сквозь него. В отчаянии, не в силах смириться, что противник уцелеет, Дон ударил Воздушным Кулаком — с тем же результатом.

— Контакт нарушен, — услышал человек спокойный голос гнома. — Когда он выронил Сильмарилл, энергетический контакт прервался, остался только визуальный... и то ненадолго.

Дон хлопнул себя по лбу и бросился к Грахелю, помогая ему взобраться на плот.

— Ничего, ему и так конец, — Дон покосился на тускнеющее изображение, в котором всё ещё был различим эльф, злобно сверкающий глазами изнутри ледяной глыбы.

— Нет, ему не конец, — рассудительно поправил гном. — Не хотелось бы тебя огорчать, но лучше знать правду. Он успел поставить защиту. Максимум, что ему может грозить — насморк... и не самые приятные несколько часов впереди.

— Точно! — Дон ухмыльнулся. — Он-то рассчитывал их провести куда приятнее!

Грахель во весь голос рассмеялся, и человек подхватил его смех. Казалось, скрежет зубов эльфа был слышен даже сквозь лёд, и в этот момент изображение исчезло. Полностью обессиленные, человек и гном опустились на покрытый льдом плот, не обращая внимания на мокрую одежду и пронизывающий ветер.

— Давай к берегу, — предложил Дон. — Переночуем там, согреемся... От этой воды меня уже мутит!

— Меня тоже, — кряхтя, согласился Грахель. — Но ещё сильнее меня мутит от мысли, насколько обозлён на нас этот эльф и его сородичи, увидевшие его таким. Так что, когда его найдут, я бы хотел быть как можно дальше от их леса.

— Ты прав, — кивнул человек. — А что касается ветра, то проблема решаема.

Взмах руки — и на реке воцарилось полное безветрие. Гном отломил от крайнего бревна кусок, и, сильными руками раздробив его на мелкие кусочки, принялся разводить костёр. Дон выуживал из реки гномий мешок с припасами — к счастью, аккуратный и предусмотрительный гном озаботился привязать его к плоту. Водрузив мешок на плот, человек бросил взгляд вверх. Облаков в небе больше не было. Над миром царила ночная темень — но и её прорывали серебряными искрами лучи звёзд.

И никакая тьма, никакая ночь ничего не могли с ними сделать.

Вторая глава

Бывший главнокомандующий смотрел в небо. Ночь уже полностью вступила в свои права, и в небесной дали зажглись звёзды. Воображение орка складывало их в созвездия, и небо оживало — по нему летели птицы, бежали диковинные звери, а люди и орки глубокомысленно взирали с небес. В небе было всё, всё что угодно. Кроме одного — там не было войны. Не было взаправдашних драк, убийств и крови. Смерти не было! В небесах царил всеобъемлющий покой и гармония.

Орк чувствовал, как умиротворение буквально проливается на него с неба, так что ему хотелось петь от восторга пред красотою мироздания. Мир был прекрасен и добр, изначально добр. Он ощущал эту доброту, не осознавал, а именно чувствовал — способом, непонятным ему самому.

Бывший главнокомандующий понимал, что его сильно изменили события последних дней... вернее, одного, самого последнего дня. Когда орки вступили в освещённый пламенем костра круг, заставив людей вскинуться стаей испуганных птиц — орк был почти уверен, что ему пришёл конец. Но эти непонятные люди нападать на них не стали, более того — увидев, что гости ведут себя неагрессивно и учтиво, усадили их к костру и накормили горячим ужином. Всё произошло именно так, как и предсказывал Шаман. Орк этого не понимал. Да, он допускал мысль, что люди могут сжалиться над двумя иноплеменниками, накормить их и обогреть, это объяснимо... Но что заставило людей принять их как равных? В голове это не укладывалось.

С изумлением наблюдая за людьми, сидевшими рядом, бывший главнокомандующий отчётливо осознавал, что логика у этих людей совсем иная, чем у орков. И орк был этому рад, ибо он был жив только благодаря непостижимому человеческому мировосприятию. Впрочем, не такому уж непостижимому. Когда веселье, прерванное было нежданными гостями, разгорелось с новой силой; люди, сидящие вокруг, щедро подкладывали оркам лучшие кусочки жареного мяса, рассказывали оркам смешные истории и до слёз хохотали над шутками гостей, а особенно когда бутыль пошла по третьему кругу — бывший главнокомандующий начал понимать. Понимать не разумом, не логикой — а чем-то другим, что намного глубже и сильнее. Орк начал чувствовать и воспринимать мир людей сердцем.

Логика пыталась протестовать, но бывший главнокомандующий отбросил её куда подальше. Ему было хорошо — здесь и сейчас. И пусть это было нелогично — зато это было правильно.

— Прочувствовал, что к чему? — раздался знакомый добродушный голос Шамана, неслышно оказавшегося рядом. — Вижу, что прочувствовал, — продолжил тот, ловко присаживаясь возле бывшего главнокомандующего и протягивая тому плетёную бутыль.

Орк благодарно кивнул, принимая бутыль, сделал из неё глоток и только после этого произнёс:

— Я начал понимать людей. Мы, орки, считаем их глупыми дикарями, смеёмся над ними, ненавидим их... Но никто их не удосужился понять, никто! А они не враги нам, они просто другие! Столько жертв, столько войн, сколько боли — из-за непонимания. Трагическая случайность!

— Никакой случайности нет, — сдвинул брови Шаман. — Мы не понимаем людей, потому что власть предержащим невыгодно, чтобы мы их понимали. Сам посуди — у многих ли поднимется рука убить человека после такого понимания? Кто с недрогнувшим сердцем воспримет известие об очередной миротворческой операции? — Шаман скривился, будто на язык ему попало нечто невыносимо кислое. — А без захватнических войн нашу цивилизацию ждёт крах. Поэтому люди, гномы и эльфы преподносятся нам как дикие, отсталые, грязные, глупые, нищие, злые — такие, которых не жалко...

— Погоди! — бывший главнокомандующий резко вскочил на ноги. Из бутыли выплеснулось содержимое, но орк этого не заметил, горячо продолжая:

— Ты ведь сам говорил — наш путь ведёт в тупик! Мы не сможем долго существовать за счёт захвата чужих ресурсов. Чтобы выжить, нужно это менять! И вот люди — именно люди, я же вижу это! — предлагают иное решение. Иную модель цивилизации — и она лучше. Для всех — лучше!

— Не для всех, — Шаман медленно поднялся на ноги и пристально взглянул собеседнику в глаза. — Ты забыл о Чёрном Властелине... и его приближённых. А это очень влиятельные ребята, в руках у которых очень серьёзные деньги. И отказаться от существующего положения дел эти ребята не захотят... — Шаман сокрушённо покачал головой. — Они скорее предпочтут превратить весь мир в огромное кладбище.

— Значит, именно поэтому... — бывший главнокомандующий побледнел от неожиданной догадки.

— Именно. Иной проект жизнеустройства они расценивают как угрозу нашему образу жизни и нашим ценностям, — в голосе Шамана явно слышалась насмешка. — И поэтому людей в покое они не оставят, да и не только людей. Мир стоит на пороге войны — большой войны, настоящей, всеобъемлющей. И начаться она может в любой момент.

И, словно в подтверждение этих слов, воздух пронзил отчаянный крик стада коров — не мычание, а именно крик, преисполненный ужаса перед надвигающейся гибелью. Шаман пристально вгляделся в ночную мглу — она уже не выглядела однородной, в ней было заметно хаотическое движение тёмных пятен, которых с каждым мгновением становилось всё больше и больше. Шаман быстрым движением сплёл Огненный Шар и швырнул его во тьму.

И тьма взорвалась серыми кляксами множества распластанных на бегу волчьих тел, оскаленными пастями, роняющими пену, и алчным блеском красных глаз. Неудержимо, подобно морской волне, налетающей на берег, волчья стая норовила захлестнуть дрожащее стадо коров, пастухов, и их гостей — орков.

Шаман закусил губу и сплёл пальцы в эффектном жесте — и путь волкам преградила Огненная Стена. Те волки, которым не посчастливилось оказаться на месте её возникновения, и которые не успели перед нею остановиться — не просто сгорели, а были буквально испепелены. Не удовлетворяясь достигнутым, Шаман щёлкнул пальцами, и стена принялась удлиняться, охватывая орков, пастухов и стадо громадным огненным кольцом.

Бывший главнокомандующий окинул взором сбившихся в кучу пастухов, восхищённо глядящих на орков — и сердце орка дрогнуло, забилось в непривычном ритме. Орк сам не мог бы точно описать заполнившее душу чувство. Оно вмещало и гордость, и удовлетворение, и умиротворение, и радость — не за себя, а за людей, жизни которых его друг только что спас. Ему ни разу не доводилось испытывать такого. Бывшему главнокомандующему доводилось спасать своих солдат от смерти, но делал он это совершенно хладнокровно, не чувствуя радости в случае успеха и боли из-за неудачи. Солдаты ему были просто-напросто безразличны, они служили лишь инструментами в борьбе за должности, звания, выгодный пост. И если бы не опасения получить нагоняй от начальства, орк бы и пальцем не пошевелил ради их спасения. Да, это было — тогда. Но что же изменилось — сейчас?

Бывший главнокомандующий не мог этого описать словами. Он просто смотрел на людей, которые ходят, дышат, живут — и сердце дрожало от счастья. Этому не было логического объяснения, ведь разум не видел никаких особых выгод из-за этого. Но сердце чувствовало, что эти люди стали ему ближе и роднее любого из соплеменников. Исключая, конечно же, Шамана.

Это потому, что мы спасли их, — подумал бывший главнокомандующий, — и стал в некотором смысле дарителем жизни. Наверное, похожее чувство возникает у неполноценных рас... каких неполноценных?! — оборвал он себя и тут же поправился:

У нормальных рас это чувство испытывают родители — и поэтому они защищают своих детей, не щадя себя, жертвуют жизнями даже не ради спасения ребёнка — а просто ради того, чтобы он прожил хоть немного дольше. Я никак не мог этого понять. В нашем цивилизованном государстве всё не так — личное благо важнее всего, и дети воспринимаются как досадная помеха. Их стараются не заводить, а если заведут — пытаются поскорее от них отделаться. Я не понимал людей, но теперь — понимаю. Зато я перестал понимать своих сородичей. Как можно, хоть раз испытав это чувство, забыть о нём, отшвырнуть его в сторону? Как?!

— Известно, как, — сурово ответил Шаман, не прекращая совершать руками магические пассы, и бывший главнокомандующий понял, что последние слова он произнёс вслух. — Это закономерное следствие нашего принципа жизнеустройства. У нас каждый сам за себя — и это неизбежно проникает и в семьи. Да и семьи образуются не так, как у людей.

— Ты намекаешь на...

— Нет, — брезгливо отмахнулся Шаман. — Я имею в виду принцип. Люди, эльфы, гномы семью образуют с теми, кого любят. Именно любят. А у нас, где чувство любви освистано и осмеяно, семью образуют с теми, с кем выгодно. Неужели ты не чувствуешь разницы?

Бывший главнокомандующий озадаченно умолк. Действительно, он давно мечтал накопить достаточно денег, чтобы какая-нибудь длинноногая блондинка согласилась выйти за него замуж. Все так делали — и ему даже в голову не приходило поступать иначе. Он совершенно искренне считал, что чем красивее супруга, тем приятнее будет с ней жить — забывая о прочих факторах. Это было нормально, как на рынке — чем лучше вещь, тем дороже она стоит. Вещь?

— Получается, у нас женщины выставляют себя на продажу? Жену приходится покупать? Как какую-то вещь? — горестно прошептал он.

— Нет, — покачал головой Шаман. — Покупают очень редко — у тебя денег на это не хватит. У нас женщины сдают себя во временное пользование — за очень хорошую плату. И в любой момент срок этого пользования может окончиться — если ты разоришься... или просто возникнет на горизонте некто, у кого на один золотой больше!

— Но это же ужасно! Разве можно женщин, таких красивых... я хотел сказать — таких милых, воспринимать вот так?

— Ты ещё не видел настоящего ужаса. Ты не встречал женщин, которые довели этот принцип до логического завершения — и очень хорошо, что не встречал. Они обратились в свою противоположность.

— Как это? — недоумённо спросил орк, но его прервал резкий грохот.

Бывшему главнокомандующему на миг показалось, что он ослеп. Тьма сгустилась, став почти упругой, осязаемой, нависла над ним, намереваясь поглотить всякое биение жизни, ударилась об огненное кольцо, отскочила, опять ударилась...

Огненный круг съёжился. Шаман прилагал бешеные усилия для его восстановления, но получалось не очень — если рядом с орками Огненная Стена в несколько раз превышала рост человека, то на противоположном краю она была вровень с ростом Шамана. Миг — и через неё ринулись хищные чёрные тени, казавшиеся на фоне огненной стены посланцами чего-то потустороннего, жуткого и крайне враждебного всему живому.

— Удержи! — бросил сквозь стиснутые зубы Шаман.

Бывший главнокомандующий и сам не помнил, как оказался возле низвергающегося через стену водопада волчьих тел. Жалобно замычал телёнок, в ужасе закричал кто-то из пастухов — и бывший главнокомандующий стремительно и самозабвенно ворвался в зубастые ряды хищников.

Так сражаться орку ещё не доводилось. Обычно он с безупречной логикой просчитывал наперёд развитие тех или иных комбинаций, оценивал их, выбирая наилучшую, и мало кто из сородичей мог в этом искусстве с ним сравниться. Неполноценные... нормальные расы — другое дело. Строгой и безупречной логике движений орочьего ятагана они противопоставляли вихрь, интуицию, фантазию и импровизацию из защит и контратак, которые орк просчитать так до конца и не смог.

Но сейчас просчитывать было нечего. Логика и холодный рассудок явственно говорили орку, что уцелеть он не сможет — просто потому, что это невозможно. Невозможно вычислить направления атак ощетинившегося клыками чёрного водоворота, сверкающего бусинами красных глаз.

— Уйди в сторону! — наперебой кричали логика, рассудок и страх. — Прячься посреди стада, волки отвлекутся на коров и до тебя не доберутся!

Бывший главнокомандующий выругался сквозь зубы, посылая незваных советчиков подальше. И ринулся в самый центр смертельного водоворота.

Почему-то орк вспомнил осаду Города Людей и того долговязого паренька с копьём, принявшего вызов на поединок. Паренька, уступающего орку всем, чем только можно — силой, умением, разнообразием тактических приёмов, скоростью, опытом, наконец! Уступающего, обречённого на неизбежное поражение — и всё равно побеждающего. Царапина на груди, оставленная копьём паренька, напомнила о себе короткой болью — и орк вздрогнул, вспомнив глаза своего противника. В них горела не ярость, не ненависть и не злоба — в них светилась любовь. Любовь к своему городу, к своим согражданам, а может быть — и к кому-то ещё... Орк вспомнил пронзительный взгляд эльфийской принцессы с натянутым луком — взгляд, дырявящий его душу ничуть не хуже, чем стрелы бы пронзили тело. Сущностью паренька была любовь — и поэтому орк ничего не смог с ним сделать! Именно она дала пареньку и силу, и ловкость, и мастерство. Она уравновесила преимущества орка, а потом — и помогла превзойти их.

Сейчас бывшим главнокомандующим двигало похожее чувство. Эти люди, Шаман, да и стадо — проникли внутрь его, заполнив какую-то часть души — а его душа проникла в их души. Они оказались взаимосвязаны — добротой, интересом, симпатией. Это состояние представляло разительный контраст с оркским обществом, где внутренняя сущность каждого замкнута на себя, и только на себя! Поэтому бывший главнокомандующий не мог оставаться на месте. Не мог отгораживаться стадом и пастухами от клыкастой смерти, ибо в них была его часть, и со смертью любого из них умирала и часть орка. Каждая рана человека болью отдавалась и в бывшем главнокомандующем, притом гораздо, гораздо сильнее. Он не раз опускал глаза, ожидая увидеть разорванную волчьими клыками руку — но рука была целой, хоть и в крови. В волчьей крови. Чёрного цвета.

Почему я до сих пор жив? — запоздало удивился орк. — Ведь логика говорила...

Но логика ошибалась. Бывший главнокомандующий на миг увидел себя как бы со стороны — его тело атаковало и уворачивалось от ударов, не столько видя, сколько предугадывая их направление. Ему не нужно было видеть врагов, он вёл бой на уровне инстинктов, когда нет времени следить за противником глазами. Орк чувствовал их замыслы, предугадывал движения и нёсся вперед на волне наития, опережая чужую мысль. Намерения волков полыхали перед глазами тёмными полосками, и от них можно было увернуться. Бой превратился в сплошную импровизацию — и она принесла плоды в виде устеленной волчьими трупами земли.

Натужно, словно преодолевая нешуточное сопротивление, высота Огненная Стены выросла вдвое — и от льющегося водопада остался быстро иссякающий поток серого пепла. Бывший главнокомандующий ткнул в бок ятаганом последнего волка и со стоном упал на колени. Ятаган, ставший вдруг непомерно тяжёлым, выскользнул из ослабевшей руки. Рана последнего волка оказалась не смертельной — он оскалил клыки, готовясь к прыжку, и орк едва успел испугаться и потянуться за ятаганом, при этом хорошо понимая, что не успевает — как вдруг на голову волка опустился тяжёлый топор. Бледный пастух стопором в руке улыбнулся орку и шагнул к нему, чтобы помочь подняться. Бывший главнокомандующий бросил взгляд на усталого, но довольного Шамана, и благодарно поднял большой палец. Шаман с улыбкой кивнул, но тут же его лицо исказилось от невероятного ужаса. Раздался испуганный вскрик пастуха.

Тёмной искрой сверкнуло предчувствие: неведомый враг, возникнув из ниоткуда, летел к горлу бывшего главнокомандующего, и орк отчётливо и страшно понял — не увернуться. Не успеть. Это смерть. Время замедлилось; разрывая вязкий и неподвижный воздух, орк протянул руку к ятагану, одновременно пытаясь рвануться вбок — и ясно сознавая, что он безнадёжно опаздывает. Бывший главнокомандующий ожидал смертоносного прикосновения огромных клыков, вспышки боли и победного рычания врага.

Рык, хруст, крик! Только вот боль почему-то всё не приходила. Орк подхватил ятаган — и время рванулось вперёд, словно пришпоренная лошадь. Орк резко развернулся, готовясь разить врага — и на миг застыл, как вкопанный. В локте от его горла висел окутанный чёрным ореолом вожак — огромный волк свирепого вида, чьи челюсти, казалось, были способны перекусить мифрил. Меж лопаток бывшего главнокомандующего пробежал холодок — он ясно представил себе, как эти ужасные клыки впиваются в его шею. И впились бы — если бы не пастух, выставивший руку, на которой вожак и повис. Оцепенение орка прошло, и на замену ему пришла злость. Серия резких ударов — и с вожаком было покончено.

Орк бросился к оседающему наземь пастуху, бледному от шока и потери крови. Аккуратно усадив своего спасителя наземь, орк коротко поинтересовался:

— Зачем?

Пастух ответил непонимающим взглядом.

— Зачем ты меня спас? — тихо спросил бывший главнокомандующий. — Ты пожертвовал своей рукой ради какого-то орка. Зачем?

— А как же иначе? — побелевшими от боли губами прошептал пастух.

— Я не понимаю. Объясни! — от встряски орка голова пастуха качнулась из стороны в сторону.

Пастух пожал плечами и, неловко улыбнувшись, развёл руками. Это усилие оказалось для него чрезмерным — глаза человека закатились, и он потерял сознание.

Орк резко встал и обернулся к Огненной Стене. Ярость горела в нём — постоянным, ярким огнём. И этот огонь настойчиво требовал выхода — хотелось завыть и разорвать врага в клочья, кем бы он ни был. Чужая боль, вернее, боль небезразличного человека оказалась гораздо сильнее своей собственной — намного сильнее. Орк сжал рукоять ятагана и шагнул к Огненной Стене.

Словно дожидаясь этого мгновения, Стена мигнула и погасла. Во внезапно сгустившейся темноте была видна лишь россыпь багровых точек. И только услышав озлобленное рычание, орк понял, что это алчные волчьи глаза. Бывший главнокомандующий зло ухмыльнулся и двинулся им навстречу, рыча при этом что-то нечленораздельное.

Сама схватка запомнилась орку плохо — память сохранила лишь отдельные эпизоды боя. Точнее сказать — бойни. Ятаган разил без устали, намного превосходя в скорости волчьи тела, чьи движения в ускоренном восприятии орка казались медленными и неуклюжими. Звуки боя слились в одну басовитую ноту, давящую на уши, и бывший главнокомандующий время от времени встряхивал головой, пытаясь отвязаться от надоевшего звука.

Внезапно раздавшийся ясный и чистый звон от удара металла о металл заставил орка выпасть в режим реального времени. Он оглядел окрестности, и злая усмешка, искривлявшая его губы во время боя, превратилась в довольную улыбку. Багровых глаз больше не было видно — лишь далеко, на самой границе поля зрения удирало прочь несколько серых теней. А перед орком маячила человеческая фигурка с огромным двуручным мечом в тонких руках. Лицо фигуры было скрыто капюшоном.

— Ты кто? — дружелюбно спросил бывший главнокомандующий, опуская ятаган. — Не бойся, я друг...

В этот момент фигура перешла в атаку. Двуручник атаковал стремительно и безжалостно, но отголоски боя ещё жили в восприятии орка, и ему удалось избежать прикосновения смертоносного металла. Опомнившись, орк и сам перешёл в атаку. Мощный удар — и тяжёлый меч выскользнул из руки противника.

— Не убивай! — крикнула фигура, и бывший главнокомандующий использовал всё своё мастерство, чтобы остановить клинок у самой шеи противника. Вернее, противницы — ибо голосок явно принадлежал женщине.

— Я сдаюсь, я твоя пленница, только не убивай, — скороговоркой выпалила она, откидывая капюшон с головы. Да, лицо несомненно принадлежало человеческой женщине, но вот что-то в нём было не так... Орк опустил ятаган и, напряжённо всматриваясь в её лицо, пытаясь понять, что же его насторожило, успокаивающе начал:

— Я тебя не трону...

Женщина взмахнула рукой. Орк дёрнулся в сторону, но опоздал — левое плечо пронзила острая боль. Женщина удовлетворённо осмотрела окровавленный кинжал, словно по волшебству возникший у неё в руке, и медленно улыбнулась. Так, как улыбалась бы змея, умей она улыбаться. С выражением крайнего удовольствия на лице женщина принялась слизывать кровь с кинжального острия. При этом её глаза горели столь безумным вожделением, что даже видавшего виды орка передёрнуло от омерзения. Он понял, что его насторожило в её облике. Казалось, что её лицо совершенно не могло выражать нормальные женские чувства — добрую улыбку, нежность, достоинство, любовь. Оно было способно лишь к выражению противоположных эмоций — злобы, жестокости, подлости и ненависти. Именно это заставило орка оцепенеть — он чувствовал себя так, будто перед его взором открылось нечто дорогое, но немилосердно исковерканное и изгаженное.

— Нет... — в отчаянии простонал орк.

Женщина тем временем успела поднять двуручник и снова ринулась в атаку. Бывший главнокомандующий поднял ятаган. Вновь закипел бой и послышался звон стали. Она очень неплохо владела своим оружием — у обычного бойца было бы мало шансов выжить в такой схватке. Но орк не был обычным — он был лучшим из лучших. Несмотря на необычную силу его противницы, двуручник был всё-таки тяжеловат для её женских рук, и поэтому шансов не было именно у неё. Она всё-таки исхитрилась отбить три удара — но четвёртый пронзил ей сердце.

Со всех сторон к бывшему главнокомандующему потянулись тёмные нити, своей чернотой выделяющиеся даже на фоне ночного неба, но орк их не замечал. Он смотрел в лицо поверженной им противницы и всё повторял, как в бреду:

— Как это возможно? Кто посмел сделать с ней такое?

— Мы. Мы и посмели, — Шаман, оказавшийся рядом, взмахнул рукой — и орков прикрыла сияющая полусфера, в которой тонули все тёмные нити. — Это идея, о которой я говорил, доведённая до своего логического завершения — женщина, убившая в себе всё женственное, и обратившаяся в свою противоположность.

— Но это же совершенно бессмысленно! Зачем стремиться стать второсортным мужчиной, когда можешь быть первосортной женщиной?

— Это — следствие. Наше общество изничтожает в женщинах природный механизм поведения — и в результате получается вот это, — Шаман коротко указал на покойную, на лице которой застыла злобная гримаса, до невозможности изуродовавшая её прекрасный профиль.

— Но кто она? Как она здесь оказалась и почему напала на нас? — бывший главнокомандующий засыпал Шамана вопросами.

— Сейчас узнаем.

Небрежным жестом погасив защитную полусферу, Шаман сделал шаг вперёд, во тьму. Тьма тоже зашевелилась, дрогнула — и навстречу орку шагнули несколько человеческих фигур. Над ладонью Шамана вспыхнул Огненный Шар, осветивший фигуры — и бывший главнокомандующий едва удержался от вскрика.

Природа их создала женщинами — вполне возможно, довольно симпатичными. Но огромные перекачанные мышцы и внушительный арсенал колющего оружия придавал их облику черты невероятного гротеска. Они перестали быть женщинами, но мужчинами не стали — так, серединка на половинку... притом половинки определённо не лучшие. Особенный ужас орка вызвала фигура в центре — судя по всему, главная. Её миниатюрное круглое личико могло бы считаться даже красивым — если бы не волосы неопределённого цвета, заплетённые самым невероятным образом, и низенькое, тщедушное, но довольно обрюзгшее тельце. Если бы орку сказали, что человек может быть одновременно и тщедушным, и обрюзгшим — он бы не поверил, но живое доказательство стояло перед ним. Оружия у этой дамочки не было, но зато красные в свете Огненного Шара оттопыренные ушки делали её очень похожей на мартышку.

— А что, собственно, здесь происходит? — пропищала Мартышка со странными визгливыми интонациями в голосе.

— На нас напала стая бешеных волков, — степенно ответил Шаман.

— Это наши волки! Вы убивали их! Сейчас вы за это заплатите! — истерично завизжала Мартышка, поднимая руку — и острый слух бывшего главнокомандующего уловил скрип натягиваемых тетив.

Шаман безмятежно улыбнулся. Создавалось впечатление, что чем сильнее выходила из себя Мартышка, тем большее спокойствие старался демонстрировать он. Аккуратный жест — и над головой Шамана повисло три Огненных Шара. Улыбка Шамана стала шире, и он сделал галантный приглашающий жест. Огненные Шары угрожающе качнулись в сторону собеседниц. Мартышка испуганно взвизгнула.

— Зачем вы натравили ваших волков на нас? — с клокочущей яростью в голосе спросил бывший главнокомандующий и сделал шаг вперёд. Мартышка резво отпрянула назад, за спины своих соратниц.

— Нам приказали! Мы здесь ни при чём! — запричитала она.

— Кто приказал? — прищурился орк.

Мартышка опасливо втянула голову в плечи и осторожно глянула вверх — словно боясь гнева кого-то очень высокопоставленного.

Скорее всего, именно так и есть, — подумал бывший главнокомандующий, но дальше стало не до размышлений. Вокруг Мартышки вспухла защитная полусфера — необычно чёрного цвета. Сквозь него просматривался лишь силуэт Мартышки — но бывший главнокомандующий готов был поклясться, что она самоуверенно улыбается.

— Я уничтожу этих людишек вместе с вами! — раздался немного искажённый, но вполне узнаваемый голос Мартышки. Разве что визгливые интонации уступили место чуть ли не рычанию после каждого слова. — Мы раскатаем этих жалких пастухов в пыль! А их защитников вроде вас — огородим стеной заклинаний, и будем отстреливать, пока не сотрём с лица земли!

— Не много ли на себя берёшь, ты... — бывший главнокомандующий замялся, не в силах подобрать слово; отделаться чем-то нейтральным казалось невозможным, а обидеть женщину — неправильным.

— Убить их!!! — скомандовала Мартышка.

Её соратницы ринулись на орков. Бывший главнокомандующий привычным движением выхватил ятаган, но пустить его в ход не довелось. Сверкнули Огненные Шары, и воительницы исчезли в ослепительных вспышках. Несколько Шаров устремилось к Мартышке, но, ударившись о преграду, погасли. Мартышка гнусно захихикала. Казалось, смерть соратниц её совсем не тревожит. Послышалось щёлканье тетив и свист стрел, но небрежный жест Шамана заставил все стрелы вспыхнуть и рассыпаться пеплом. Разъярённый бывший главнокомандующий двинулся было к чёрному куполу, скрывавшему Мартышку, но тут в бой вступили более серьёзные силы. К оркам со всех сторон потянулись толстые канаты мрака. Огненные Шары сжигали их, обращая в ничто, но канатов было намного больше.

— Не прикасайся к ним! — закричал Шаман, срывая голос. — Это смерть!

Бывший главнокомандующий с проклятьем отскочил назад — между ним и чёрным куполом канаты сплелись в густую сеть, преодолеть которую, не коснувшись, было совершенно невозможно. Но, оглянувшись, орк понял, что они попали в западню — сеть окружила их плотным кольцом и теперь неспешно стягивалась к центру, где из последних сил отбивался Шаман. Бывший Главнокомандующий подбежал к собрату и осторожно поинтересовался:

— Может, имеет смысл создать Огненную Стену?

— Не могу, — тяжело дыша, ответил Шаман. — Нет энергии.

Бывший главнокомандующий видел, что Шаман держится исключительно на собственном упрямстве. Его некогда плавные жесты потеряли завораживающую красоту, стали резкими и отрывистыми, лицо покрывали крупные капли пота. Ужаснее всего было осознавать, что помочь другу невозможно — магией орк совершенно не владел. В отчаянии он выхватил ятаган и наотмашь рубанул им по ближайшему канату.

Чёрное лезвие ятагана соприкоснулось с чёрным канатом. Орк ожидал вспышки, удара, хоть какого-то эффекта, но никакого сопротивления клинок не встретил. А чёрный канат дёрнулся, вздрогнул — и исчез. На миг орку показалось, что канат полностью втянуло в себя лезвие. Возможно, так оно и было, но бывший главнокомандующий решил не забивать себе голову ненужными размышлениями. Быстро вращая своим оружием, он рубил тянущиеся со всех сторон смертельные полосы.

Бывший главнокомандующий оказался недалеко от чёрной полусферы — и, недолго думая, рубанул ятаганом и её. Сфера лопнула с противным звуком. Мартышка бросилась наутёк, но Шаман уже успел восстановить силы — лёгкий жест, и вокруг Мартышки вспыхнуло огненное кольцо.

— Отпустите меня немедленно! — на этот раз в её голосе преобладали слезливые интонации, казалось, что она вот-вот расплачется. — Иначе мои воительницы уничтожат вас!

— Если отпустим, то и подавно уничтожат, — усмехнулся Шаман.

— Тогда давайте договоримся! Я вам подарю дюжину самых привлекательных девчонок. Даже две дюжины!

— Ты подаришь своих? — опешил бывший главнокомандующий. — Ты же их командир, ты за них отвечаешь!

— Ну и что? — дёрнула плечиком Мартышка.

— Но ведь это же как-то... не по-человечески!

— Они — ничто. Они — инструменты для достижения моих целей, — веско проговорила Мартышка. — Так ты отпустишь меня?

— Если договоримся, — пожал плечами Шаман. — Слушаю твои предложения.

— Я распущу своё войско! И выплачу вам по тысяче золотых монет. Каждому! А потом ещё добавлю...

— Стрелу меж лопаток, — скептически продолжил Шаман. — Неужели ты думаешь, что я в это поверю? Такими деньгами — не разбрасываются. Так что слушаю реальное предложение.

— Вы, двое — уходите живыми и невредимыми.

— Люди тоже уходят! — вмешался в разговор бывший главнокомандующий.

— Нет. Этого не будет, — сжала губы Мартышка. — Я уничтожу этих мерзких людишек!

— Тогда ты умрёшь! — в запале выкрикнул бывший главнокомандующий.

— Не думаю, что у твоего друга хватит решимости убить женщину, — прозвучал ответ.

— Хочешь проверить? — Шаман сжал руку в кулак, и Огненное Кольцо вокруг Мартышки сузилось вдвое.

А ведь он и правда не сможет её убить, — понял бывший главнокомандующий, глядя на своего друга, которого уже успел неплохо изучить. — Если она это поймёт — всё, конец. Нужно ему помочь!

— А чем тебе эти люди так насолили? — обратился он к пленнице Огненного Кольца. — Никого не трогают, пасут коров...

— Они не признают свободы! — вновь завизжала Мартышка. — Они потребляют ресурсы, которыми можно распорядиться намного эффективнее! Они — некультурные варвары, и поэтому я их утоплю в Реке! Так что я им советую повеситься на собственных поясах, пока не поздно!

Она ненормальная, — понял орк со всей определённостью. — Она полностью и окончательно обезумела.

— Стыдись! — крикнул на неё внезапно подобравшийся Шаман. — Угроза для свободы — жалкие пастухи... Глупо! Тогда как настоящий враг проскользнул у вас под носом!

— Какой враг? — сжалась Мартышка, в её голосе вновь зазвучали слёзно-жалобные интонации.

— Врагов двое — человек и гном. Они захватили Сильмарилл — и везут его в Город-на-Реке. И вместо того, чтобы отнять у них этот столь важный камень, ты гоняешься за пастухами. Позор!

Шаман угодил в самую точку. В глазах Мартышки заплясали огоньки алчности, она забыла про Огненный Круг и принялась хихикать, потирая лапки, улыбаясь своим мечтам.

Шаман щёлкнул пальцами — и Огненный Круг погас. Мартышка тотчас же засеменила к своему войску, но, сделав несколько шагов, обернулась:

— А когда враги прибудут в Город-на-Реке?

— Вчера! — злобно гаркнул на неё Шаман.

Мартышка извинительно пискнула и юркнула во тьму, откуда донёсся её преисполненный нечеловеческой злобы голос:

— Быстрее! Собирайтесь, клуши! Забудьте про ободранных пастухов, нас ждёт серьёзная добыча! Быстрее!

Шаман облегчённо выдохнул и вытер вспотевший лоб. Его рука заметно подрагивала.

— Я бы не смог её убить, — промолвил он в ответ на вопросительный взгляд друга.

— Но как ты узнал про Город-на-Реке?

— Очень просто. Во время штурма леса эльфы использовали один Сильмарилл — и ни человека, ни гнома среди них не было. Значит, с эльфами у них не сложилось, и второй камень унесли именно они.

— Логично, — почесал в затылке бывший главнокомандующий.

— Далее — в лесу они отсиживаться не смогут и не станут. Они двинут либо в горы, либо в Столицу Королевства Людей — но и в том и в другом случае им придётся пройти через Город-на-Реке. И Мартышка с компанией могут облегчить их поимку.

— Тебе бы военачальником стать! — восхищённо воскликнул бывший главнокомандующий.

— Военачальником я бы стать не смог, — сокрушённо выдохнул Шаман. — Им приходится жертвовать солдатами ради собственного спасения, как мне следовало бы пожертвовать пастухами, но на это я оказался не способен.

— Как и я, — тихо добавил бывший главнокомандующий. — Ибо это как-то...

— Не по-человечески, — закончили они хором.

Третья глава

Дон аккуратно повёл шестом, и плот мягко ткнулся в доски причала. Нетерпеливый гном, горящий желанием поскорее ощутить под ногами что-то твёрдое, лихим прыжком вскочил на пристань. Но в первое мгновение твёрдая основа под ногами оказалась для него хуже раскачивающегося на волнах плота — от непривычки гнома повело в сторону, и он едва не упал под ехидные смешки матросов, глазевших на невиданных путешественников. Наконец Грахель вернул себе устойчивость и витиевато выругался, упомянув реки, озёра, моря, орков, троллей, гоблинов и их особые взаимоотношения. Матросы озадаченно примолкли и запосматривали на гнома с изрядным уважением.

Дон мягко перешагнул на причал вслед за Грахелем. Опытный боец, он даже не покачнулся, чем заслужил толику не менее уважительных взглядов.

— Привет, ребята, — дружелюбно улыбнулся он морякам.

— Здоров, коль не шутишь, — пробасил невысокий полуголый здоровяк в ответ.

— Мне нужно подняться вверх по реке, к Гномьим горам, — сразу взял быка рога Дон. — Не посоветуете ли капитана, который сможет меня отвезти?

— Кхе-кхе, — закашлялся здоровяк, жестами показывая, что у него обнаружилась сильнейшая хрипота.

— В горле пересохло? — участливо осведомился Дон. — В таком случае полезно бывает его промочить.

В воздухе сверкнула золотая монета, брошенная очень быстрым движением Дона. Но и здоровяк оказался не промах — ловко подхватив её, попробовал на зуб и расплылся в довольной улыбке:

— Тебе повезло — сейчас в городе капитан Кровавый Парус. Его посудина пришвартована у Южного причала. Он тебя отвезёт, и много не запросит — в таком рейсе воин на борту не помешает. Неспокойно там, орки пошаливают. К войне идёт дело, вот уж попомните моё слово!

Грахель стиснул зубы и резко выдохнул.

— А почему у капитана такое странное прозвище? — поинтересовался Дон недрогнувшим голосом.

Матросы расхохотались, а здоровяк, едва сдерживая смех, пояснил:

— А ты его сам расспроси. Он тебе расскажет, если захочет. Айда, ребята, в кабак — я угощаю!

Дон положил руку застывшему гному на плечо:

— Идём, дружище. Ещё ничего необратимого не случилось, мы ещё можем успеть!

Гном кивнул и зашагал вслед за человеком. Внешне он выглядел успокоившимся, но Дон видел, с какой силой его пальцы стискивают рукоять молота, грозя раздавить его.

Грахель немного оттаял, лишь когда они погрузились в разноголосицу и непередаваемую смесь ароматов небольшого базарчика, к аккуратным рядам которого и пролегала прихотливо изгибающаяся улица. Деловитый гном тут же перебросился словом с одним продавцом, схарчил яблоко с прилавка второго, присел перед бастионом дымящихся восхитительным запахом пирогов, явно только что из печи, с пылу с жару...

— Грахель, идём скорее! — в очередной раз попытался уговорить его человек. — Ты что, впервые фрукты увидел?

Грахель повернул перепачканную мёдом физиономию к Дону и, попеременно откусывая от пирога в левой руке и от груши в правой, миролюбиво ответил:

— Не впервые. Но вижу я их не так часто, как мне бы хотелось. Я под землёй полжизни провёл, а там с фруктами не очень.

Дон стушевался и замолчал. Он, конечно, знал, что гномы работают и живут в подземельях — об этом все знают, но Дон никогда не задумывался над практическими следствиями из этого, над гномьим рационом и его наполненностью.

— У рудокопов — жаркая работа, но жара эта обманчива, — продолжил Грахель, залпом опорожняя полуведёрный кувшин с пивом. — Вроде и умаялся, и пот льёт ручьями, и нечем дышать, но стоит поддаться искушению и раздеться — как холодный камень вокруг так застудит спину, что назавтра не разогнешься. Горная простуда — штука коварная: нос будто смолою залит, в ушах позвякивают противные колокольчики, тело ломит от каждого движения, а в глотку, кроме горячего чая, ничего не лезет. И организм, будь он неладен, требует свежих фруктов, и побольше, иначе с болячкой справляется вяло и неохотно. Да где ж их возьмешь-то, фрукты эти? В пещерах ничего, кроме грибов, не растёт. Поэтому в горах фрукты — на вес алмазов.

Гном подхватил ещё один кувшин и как следует к нему приложился.

— Как же вы живёте? — тихо спросил Дон, воочию представив себе невыносимые условия, в которых живут гномы. — Может, вам лучше перебраться из пещер в залитые солнцем долины?

Грахель выразительно покрутил рукой с надкушенным пирогом у виска.

— Пещеры — наша Родина, — тихо ответил гном. — Мы — плоть от плоти гор, и расстаться с ними — всё равно, что сердце вырвать из груди. Да и что мы там будем делать? Мы умеем обрабатывать камень и плавить металл, и умеем это хорошо. А вот в сельском хозяйстве мы как-то не очень разбираемся. Да и то — в долинах ведь люди живут, неужели их выгонять из домов, ради захвата жизненного пространства? На это способны лишь орки!

— Значит, нужно организовать взаимовыгодный обмен! — воскликнул Дон. — Мы вас обеспечим фруктами, нам не жалко!

— Обмен давно уже организован, — пожал плечами Грахель. — Если бы не эльфийские и человеческие поставки фруктов, нам было бы во сто крат тяжелее. Только вот в последнее время в поставках какие-то сбои — за последний год к нам пришло лишь три каравана.

— Орки? — прищурился Дон.

— Вполне возможно, — протянул Грахель. — Я сам об этом думал. Орки неоднократно подкатывали к нам с предложениями о поставках своих фруктов, но мы их отклоняли — мало того, что их фрукты есть невозможно: с виду картинка, а в рот положишь — дрянь дрянью, будто поделку из воска укусил, так ещё и стоят они на порядок больше. Оркам срыв поставок выгоден, но... — Грахель замялся, продолжив тише и после паузы:

— Но орки не могут знать маршрута и расписания караванов.

— Если только их не оповещает кто-то из ваших, — предположил Дон.

Только что опустевший кувшин хрустнул в окаменевшей хватке гнома.

— Это невозможно! — возмущение в его голосе боролось с осознанием правоты человека. — Это крайне бесчестный поступок, ни один гном на него не пойдёт! Или пойдёт? — добавил он гораздо тише и после паузы.

Дон хотел ответить, но его отвлёк болезненный вскрик, раздавшийся сзади. Человек с гномом рефлекторно развернулись, хватаясь за оружие — но опасность угрожала не им.

— Я не хочу! — раздался протестующий вскрик невысокого паренька, окружного тремя... Дон даже не сразу сумел их идентифицировать. Из-за накачанной мускулатуры и количества навешанного на них оружия Дон поначалу принял их за воинов, но потом понял свою ошибку. Воины никогда бы не напали на одного втроём, и не стали бы ему тыкать в лицо какой-то коробочкой. Как раз в этот момент паренёк изловчился и пнул ногой по руке, удерживающей коробочку, что заставило её содержимое разлететься по ветру тонкой серой пылью.

Возмущённый вопль трёх глоток не поддавался описанию. Услышав его, Дон удивлённо приподнял бровь — голоса определённо принадлежали женщинам. Человек выхватил арбалет и быстро принялся его заряжать, шепнув гному:

— Останови их!

Грахель двинулся к пареньку, над которым уже сверкали хищными остриями мечи возмущённых воительниц.

— Ты хоть понимаешь, сколько это стоит? — зло прошипела одна из них в лицо пареньку. — Ты теперь нам должен денег, понял?

— Отпустите! — рванулся паренёк, но удар в солнечное сплетение заставил его рухнуть наземь.

Воительницы принялись осыпать его ударами ног, но тут среди женщин возник гном. Несколько ловких ударов — даже не ударов, а так — пинков, заставили воительниц разлететься в разные стороны. Грахель явно старался не покалечить женщин, и своего достиг — но его доброта обернулась против него. Воительницы медленно поднялись, и самая здоровенная из них, помахивая двуручным мечом, вразвалочку двинулась к гному. Грахель не отступил ни на шаг — лишь удобнее перехватил молот, и, пригнувшись, стал между приближающейся воительницей и стонущим пареньком.

Внезапно в руках одной из оставшихся воительниц возник лук, скрипнула тетива, готовая послать стрелу в незащищённую голову гнома — времени надеть шлем не было, он так и остался в мешке. Грахель начал поднимать щит, но медленно, слишком медленно...

Щёлкнул арбалет, и лучница с болтом в горле рухнула навзничь, выпустив стрелу высоко в небо. Гном дёрнул щит, блокируя выпад двуручника, и ударил молотом в ответ. Воительница успела прикрыться щитом, который от удара молота разлетелся в куски, а саму воительницу отбросил прямиком в лоток, на котором возвышалась пирамида из тыкв.

В этот момент гнома скрутило ощущение плетущегося рядом заклинания невероятной мощи. Он не мог определить его стихию — заклинание было настолько непохожим ни на что виденное ранее, настолько иным и несовместимым с природой гнома, что Грахель застыл, не в силах пошевелиться. Гном мог лишь медленно поворачивать голову в сторону третьей воительницы-колдуньи, от которой к нему тянулся толстенный канат абсолютного мрака.

Внезапный порыв ветра оказался столь силён, что отбросил гнома несколько шагов вбок. Грахель оглянулся и успел заметить Дона, только что сотворившего заклинание, спасшее гному жизнь, и чёрный канат, тянущийся прямо к человеку. Столкновение казалось неизбежным, но в последний момент Дон нырнул в сторону.

Чёрный канат заклинания врезался в лоток с капустой за спиной человека. Мгновение ничего не происходило, и Грахеля успела посетить мысль, что устрашающий канат — всего лишь иллюзия. А потом с лотком начали происходить не самые приятные изменения. Казалось, кто-то ускорил время в несколько тысяч раз — капуста пожелтела, съёжилась, на ней появились быстро растущие тёмные пятна, и вскоре вся продукция лотка оказалась безнадёжно сгнившей. Треснула одна из деревянных опор лотка. Рассыпалась трухой вторая. А через миг весь лоток превратился в груду бесформенной рухляди.

Дон взмахнул рукой — и волосы гнома встрепенул порыв ветра. Грахель уже видел разрушительное действие Воздушного Кулака — и поэтому, когда он обернулся к воительнице, на его губах блуждала лёгкая улыбка превосходства. Но едва гном взглянул на колдунью, как улыбка бесследно исчезла — так же, как и Воздушный Кулак. Дон резко прошипел сквозь зубы нечто невразумительное и принялся атаковать колдунью снова и снова. Но увесистые Воздушные Кулаки, дёргающие гнома порывами шквала, возле колдуньи бесследно растворялись в воздухе.

Дон стиснул зубы и метнул Воздушный Кулак в сторону — в направлении как раз выбирающейся из лотка с тыквами воительницы. На этот раз заклинание не подвело — воительницу с хрустом вмяло в пирамиду из тыкв. Дон сверкнул глазами и сплёл руки в замок, от которого к колдунье потянулся ослепительно-белый жгут молнии. Но немного не долетев до цели, жгут расплылся по поверхности полусферы, окутав колдунью серебристым коконом.

В этот миг колдунья нанесла свой удар. Полусфера погасла, а навстречу канату из молний устремился ужасающе-мрачный жгут, поглощающий заклинание Дона. Человек пытался сопротивляться, но колдунья его превосходила как опытом, так и силой. Более того, он даже не мог прервать молнию, чтобы попытаться увернуться от смертоносного каната — обративший в тлен лоток с капустой, он был не менее опасен и для человеческого тела.

Канат уже был на расстоянии нескольких локтей от сведённых судорогой пальцев Дона, как Грахель принялся действовать. Дрогнула земля. По вымощенной тяжёлыми каменными плитами дороге заструились трещины. А на колдунью обрушился настоящий водопад из камней. Огромные каменные глыбы выворачивались из-под земли, в разных местах, с разных сторон, взмывали в воздух, чтобы чуть позже обрушиться всей своей невероятной массой на одинокую фигурку колдуньи. Но всё было бесполезно. Камни, достигая защитной полусферы, окружающей колдунью, рассыпались совершенно безвредными клубами тончайшей пыли.

Но, несмотря на всю свою бесполезность, атака спасла Дона. Колдунья бросила все свои силы на защиту, и чёрный канат рассыпался толстыми и противными хлопьями сажи. Но Дон не успел обрадоваться передышке — из груды тыкв выпрыгнула разъярённая воительница и ринулась прямо к гному, поглощённому плетением своих заклинаний.

Когда на пути воительницы оказался человек с мечом, она не стала останавливаться. Небрежный взмах, после которого последует молниеносный удар — столь быстрый, что человеческий глаз не в силах его даже заметить, а не то что упредить своего хозяина. После этого вперёд, к цели — к этому мерзкому гному, осмелившемуся отшвырнуть её, как тряпку! Этот мужлан дорого заплатит за это унижение, да и все остальные мужчины — тоже заплатят. Они недостойны жить наравне с женщинами. По-хорошему, они вообще жить недостойны. Удар!

Атака воительницы была быстрой, но не вполне неожиданной: глубокий вдох, покрепче перехваченная рукоять, сверкнувшие ненавистью глаза — опытному бойцу эти признаки говорят о многом. Поэтому двуручник вместо мягкой человеческой плоти встретил на своём пути прочный металл эльфийского меча. Брызнули искры. Воительница остановилась в недоумении — резко изменившаяся обстановка требовала мгновенного принятия решения, а на это она была неспособна. Наконец она отступила назад и затем мягко качнулась вперёд, нанося удар снизу вверх. Достигни он цели — и человек бы оказался разрезанным пополам. Но Дон спокойно отступил в сторону и хирургически точным движением пронзил воительнице горло. Обливаясь кровью, воительница рухнула наземь.

Дон обернулся к гному. Дела у того шли не блестяще — теперь он в основном защищался. Толстые канаты исчезали, соприкасаясь с каменными глыбами, но и сами глыбы рассыпались песком. Дон вскинул перезаряженный арбалет, тщательно прицелился и нажал спусковую скобу. Болт ударил в защитную полусферу — и осыпался ржавой трухой. Защита колдуньи была безупречной.

— Время... — прошептал Дон. — Существует ли нечто, неподвластное времени? Время неодолимо, оно всё обращает в труху, рано или поздно — сталь, камень, жизнь человека...

— Не всё, — раздался тихий голос, и Дон, оглянувшись, заметил паренька, из-за которого и началась драка. Тот продолжил:

— Сокровища духа неподвластны течению времени...

— Я не могу в неё запустить сокровищем... — раздражённо начал Дон, но осёкся и с уважением глянул на паренька. — Ты подал мне неплохую идею!

Дон порылся в сумке, выхватил из неё арбалетный болт и бросил его гному:

— Дружище! Сделай мне такой же, но из алмаза! А я её отвлеку!

Дон двинулся в сторону, обрабатывая колдунью Воздушными Кулаками. Та зашипела от злости — победить двух противников ей было не по силам. Атаки с её стороны прекратились, и гном, сосредоточившись, вскоре поднял над головой переливающийся разными цветами арбалетный болт из алмаза. Казалось, победа над колдуньей — дело решённое. Но всё оказалось не так просто.

Колдунья с торжествующей улыбкой выпрямилась — и Дона едва не скрутило от омерзения. Мимо пронеслось что-то невыносимое мерзкое, чуждое и опасное. Опасное? Подчиняясь властному окрику интуиции, Дон отпрыгнул назад. Вовремя — в то место, где он только что стоял, вонзилось лезвие двуручника.

Дон поднял взор — и его глаза расширились от удивления. Он ожидал увидеть новое действующее лицо, прибывшее колдунье на подмогу. Но двуручник держала недавно убитая им воительница. На миг Дону показалось, что он лишь слегка поцарапал ей кожу, не убив — но взглянув ей в глаза, убедился, что это не так. Воительница была мертва — но, тем не менее, стояла, сжимала меч, и даже более того — собиралась атаковать.

Дон схватился за меч и шагнул навстречу. Он полагал, что быстрое и лёгкое окончание поединка с живой воительницей обеспечит ему победу над ней и после смерти. Дон никогда так не ошибался.

Мёртвая воительница не раздумывала и не рассуждала — она упорно рвалась к цели, а боевые навыки, вбитые в тело на уровне рефлексов, делали её смертельно опасной противницей. Дону пришлось пустить в ход всё своё умение, чтобы уцелеть в первые мгновения боя. Звенела сталь. Дождём сыпались искры. Свистел нарезаемый ломтями воздух.

Умелым выпадом Дон пронзил своей противнице сердце. Но на её самочувствии это никак не отразилось. С каждым мгновением движения двуручника становились всё быстрее, ловчее и отточенней. Живой человек не смог бы размахивать тяжёлым клинком с такой скоростью. Мёртвая воительница могла. Дон начал отступать. Он уже порядком устал, в мышцах расплавленным свинцом растекалась боль. Пространство вокруг Грахеля заполняли непрерывно атакующие гнома чёрные канаты, и поэтому на его помощь рассчитывать было нечего.

Положение спас парнишка. Самым простым и очевидным способом: швырнув в мёртвую воительницу увесистой тыквой. Человеческая память не совсем оставила противницу Дона — и она испуганно шарахнулась в сторону. Дон не упустил такой шанс — удар меча снёс ей голову.

Колдунья схватилась за собственную шею — удар не прошёл безболезненно и для неё. Чёрные нити исчезли, и Грахель перебросил Дону алмазный болт. Дон лихорадочно принялся перезаряжать арбалет, а колдунья вновь ожила, взмахнула рукой, и к гному двинулась огромная чёрная волна. Заклинания гнома вязли в ней, исчезая бесследно, заставляя её на мгновение замедлиться... но не остановиться. Но самым ужасным было то, что Дон не видел противницы — волна её надёжно скрыла, а стрельба наугад казалась совершеннейшим безрассудством.

— Если бы подняться вверх! — воскликнул Дон и подпрыгнул, надеясь выстрелить поверх стены... бесполезно. Воздух был слишком разрежен, слишком непрочен, чтобы удержать тяжёлое человеческое тело. Вот если бы он был плотнее...

Дон подпрыгнул ещё раз и ударил в землю под собою Воздушным Кулаком, подбросившим его высоко вверх. А потом ещё одним, и ещё! На короткий миг Дон вознёсся над вершиной чёрной волны, но его хватило, чтобы прицелится в торжествующую колдунью и нажать спусковую скобу. Вокруг открылся великолепный вид: Город-на-Реке, к которому со всех сторон приближаются вертлявые караваны лодок... Но полюбоваться окрестностями Дон не успел — тотчас же после выстрела человека потянуло вниз, и Дон безуспешно пытался ухватиться за воздух. Впрочем, не так уж и безуспешно. Стена исчезла с негромким хлопком, не добравшись нескольких локтей до сосредоточенного гнома, Дон успел во всех подробностях разглядеть труп колдуньи, которой болт угодил прямо в лоб — и только после этого человек плавно опустился на землю.

— Где ты этому научился? — прокряхтел гном, тяжело поднимаясь на ноги: магический поединок изрядно его вымотал.

Дон пожал плечами. Он и сам не мог сказать, откуда пришло это знание, как можно удержаться за воздух, уплотнить его, и плавно спуститься с огромной высоты.

— Нам повезло, что их было только трое, — продолжил гном.

— Их сейчас станет больше, — Дон вспомнил увиденное с высоты. Караваны лодок... Откуда? Гости ли это? Или попытка штурма? — Скорее в порт! — скомандовал Дон, и, ухватив спасённого паренька за плечо, приказал:

— Веди нас в ближайший порт! Как можно быстрее!

Паренёк кивнул, и человек с гномом погрузились вслед за ним в лабиринт узеньких улиц и улочек. Дон бежал молча, сберегая дыхание, а вот Грахеля посетил приступ красноречия. Дон понимал, что причиной тому только что пережитая смертельная опасность, которую гном начал осознавать только сейчас. Поэтому Дон не препятствовал своему другу, старающемуся откомментировать каждое здание, встречающееся на их пути.

— Какие контрфорсы! — шумно восхищался Грахель. — Ну кто бы мог подумать, что простой эркер может придать дому такую стройность!

— А всё-таки мы неправильно себя повели с этими... — не выдержал Дон.

— А как надо было? — удивился Грахель.

— Надо было начать с ними переговоры, и поручить их проведение тебе... вкупе с экскурсией по городу. Ручаюсь, что ты заболтал бы их до смерти гораздо быстрее и эффективнее, чем магией.

Гном попытался надуться, но не выдержал и весело рассмеялся.

Узкая улица заплелась узлом и выплеснулась на припортовую площадь. Дон взглянул вперёд и застонал — сквозь ворота уже входили вооружённые люди. Женщины.

— Вперёд! — скомандовал Дон и обратился к пареньку. — Мы их задержим, а ты поднимайся на башню и бей в колокол. Сможешь?

Паренёк кивнул и умчался к подножию высокой башенки, конструктивно встроенной в стену, опоясывающую город.

— Справимся? — озабоченно поинтересовался Дон у гнома.

— Легко! — беззаботно ответил тот, поднимая руку с зажатым в кулаке Сильмариллом.

Поток каменных глыб вырвался из-под земли и ринулся на захватчиков, увлекая их за собой, сбрасывая уцелевших в реку. Сильных колдуний среди нападающих не было, так что противостоять силе Звёздного Камня никто из них не мог.

— Закрывайте ворота! — Дон вовсю сыпал распоряжениями в адрес заспанных стражников, которые только теперь заметили неладное и появились на площади. — Объявить тревогу! Кто здесь старший?

В этот момент раздался отчаянный перезвон колокола — паренёк добрался до него очень быстро. И вскоре этому перезвону начали вторить колокола от других ворот.

— Кажется, успели, — облегчённо вздохнул гном. — В город им не попасть.

— Не совсем, дружище, — нахмуренные брови Дона не спешили разглаживаться. — Теперь нам предстоит выдержать штурм города.

Словно в подтверждение этих слов, ворота содрогнулись от удара чего-то очень тяжёлого.

Четвёртая глава

Дон спустил тетиву и потянулся за очередной стрелой, но пальцы ухватили за правым плечом лишь пустоту, колчан был пуст. С проклятьем Дон отпрянул под защиту каменного выступа над поверхностью стены, и вовремя — мимо прожужжало несколько метких стрел. Дон успел ухватить одну из них, наложил на тетиву, высунулся в проём и, тщательно прицелившись, выстрелил. Протяжный стон, донёсшийся со стороны нападающих, возвестил о точном попадании в цель. Дон сосредоточился, собрал внутри себя остатки энергии и метнул Воздушный Кулак в ближайшую лодку. Никого из сидящих в ней заклинание не задело; оно лишь пробило дыру в днище лодки, и та быстро погрузилась в воду. Шансы спастись у попадавших в воду воительниц были — но, учитывая тяжёлые кольчуги, не очень высокие.

Дон вновь спрятался за каменный выступ. Он хорошо понимал, что возможности для сопротивления были практически исчерпаны. Впрочем, их и изначально было чрезвычайно мало. Дон едва подавил в себе саркастический хохот пополам с горестным стоном, когда защитники города выстроились перед воротами. Ржавое оружие такого качества, что приведение в исполнение смертного приговора с его помощью могло оказаться непосильной задачей. Неумелые движения солдат наводили на мысль, что те никогда не держали в руках ничего тяжелее ложки. Маленькая группа лучников с дюжиной стрел на каждого. А самое ужасное — ни одного мага. Защитить Город-на-Реке могло лишь чудо.

И Дон с Грахелем это чудо явили. Каменные глыбы гнома и Воздушные Кулаки человека охладили пыл наступающих, а когда те всё же достигли вершины стены, в ход пошли эльфийский клинок и гномий молот. Но они не могли оказаться во всех местах одновременно. К счастью, нападающие пытались прорваться в город лишь в двух местах — сквозь Западные и Восточные ворота. Человек с гномом разделились — Дон взял на себя оборону Восточных ворот. Трижды враги оказывались на стене, и трижды Дон с помощниками сбрасывали их в реку. Если бы не моряки, подтянувшиеся на помощь, Город бы пал.

Но натиск не ослабевал, а наоборот — усиливался. Дон прекрасно понимал, что будет дальше — враги перегруппируются, бросят в атаку удвоенное количество штурмующих, и защитников попросту задавят массой. Остановить их нечем — магическая энергия на исходе, и стрелы тоже закончились. Что же делать?

— Держи... — спасённый паренёк забрался на стену и протянул Дону пучок стрел.

— Где ты их взял?

— Там, насобирал, — смутился парень.

— Спасибо тебе. Теперь будет чем остановить нападающих, — улыбнулся Дон.

— Вы собираетесь остановить их этим? — раздался насмешливый женский голос. Дон обернулся и замер. На какое-то мгновение ему показалось, что это Миралисса неведомым образом возникла рядом с ним, но, присмотревшись, он понял свою ошибку. У эльфиек не бывает тёмных волос и карих глаз, да и уши у них заострены гораздо сильнее. Это была совершенно человеческая девушка, но, тем не менее, в ней было что-то неуловимо эльфийское. И она была прекрасна — неброской, неяркой, но потрясающей красотой. Прекрасной она была даже в гневе — и сейчас она именно что гневалась.

— Что ты здесь делаешь, под стрелами? — подчёркнуто-холодным тоном обратилась она к пареньку. Тот почему-то застеснялся и пробормотал едва слышно:

— Стрелы собираю... Я защищаю город!

— Мы с отцом места не находим, а он решил заняться обороной! Марш домой!

— Мама, но...

— Никаких но! — прикрикнула она и подмигнула Дону. — Иди, мы справимся.

— Он и правда помог, — вступился за паренька Дон.

— Понимаю, — улыбнулась девушка, — я и сама в его годы мечтала о сражениях...

— Да вы и так смотритесь почти его ровесницей, — отпустил довольно неуклюжий комплимент Дон.

— А ты умеешь определять возраст полуэльфов? — звонко рассмеялась девушка, вовсю наслаждаясь его замешательством.

Дон не успел ответить — послышался резкий свист вражеских стрел, и человек обхватил девушку и привлёк её к себе, под защиту каменного выступа. И только когда стрелы благополучно промчались мимо, Дон понял, что его объятия несколько сильнее, чем следовало, и столь сильно прижиматься к незнакомой девушке всё же не стоило.

— Между прочим, я замужем, — полуэльфийка лёгким движением освободилась из его объятий и заговорщицким тоном добавила:

— Но мне было приятно. Только больше так не делай, а то увидит мой муж — капитан Кровавый Парус...

— Как тесен мир! — восхитился Дон. — Я как раз его разыскивал, надеясь попасть на его корабль, идущий к Гномьим горам.

— Мой муж кого попало на корабль не берёт, — тон был серьёзен, но глаза полуэльфийки блестели радостным вызовом, — тем более незнакомцев.

— Меня зовут Дон, и я не кто попало, — поддержал игру Дон. — Сейчас я тебе это докажу.

— А меня — Ласталайка, что по эльфийски означает "остроухая", — представилась девушка, непонятно над чем посмеиваясь.

Дон положил стрелу на тетиву и высунулся из-за зубца.

— Одна... Вторая. Третья! — Дон выпускал стрелы одну за другой, ложившиеся точно в цель, хотя враги были на пределе дальности. — Вот как я стреляю. Сможешь так?

— Вряд ли, — Ласталайка сняла с плеча лук и выглянула из-за выступа.

Раздался свист. Если полуэльфийка и уступала в скорострельности эльфам, то лишь самым умелым из них, да и то ненамного. Стрелы неслись сплошным потоком, сметая врагов, разя их наповал. Очень скоро атака захлебнулась, не успев начаться.

— Вот это да! — восхищённо присвистнул Дон.

— Ты ещё моей мамы в деле не видел, — задорно тряхнула волосами Ласталайка. — Мне до её скорости далеко, да и в магии она меня намного превосходит.

— Так ты тоже владеешь магией? — поднял брови Дон.

— Не так, как хотелось бы, — опечалилась полуэльфийка. — Магия во мне сильна, но она спит, и просыпается лишь в самые критические моменты.

— Когда твоей жизни угрожает опасность?

— Нет. Когда жизням тех, кого я люблю, угрожает опасность. Но нет худа без добра — именно так я и познакомилась со своим мужем.

— И тебя не отпугнуло его имя? Извини, конечно — но неискушённому человеку за этим именем возникает образ жестокого и безжалостного пирата...

— Тогда он ещё не носил этого имени. Строго говоря, оно появилось в момент нашего знакомства, — выпалила полуэльфийка.

— Кстати, а почему его называют Кровавый Парус? Мне несколько раз намекали, что с этим связана интересная история... — Дон выжидательно посмотрел на собеседницу.

Ласталайка неожиданно смутилась и покраснела:

— Это долго рассказывать. Начать придётся издалека.

— Да я не спешу. Тем более что эти дамы, — Дон презрительно кивнул в направлении перегруппировывающихся штурмующих, — по своей извечной привычке заставляют себя ждать.

— Видишь ли, началось всё в далёком детстве, — приступила к рассказу Ласталайка. — Моя мама эльфийка, ушедшая ради возлюбленного из эльфийского королевства, а отец — человек, ради любимой ставший лесником. Родители не были приняты ни человеческим, ни эльфийским сообществом, поэтому в детстве у меня не было друзей и подруг среди сверстников — моими друзьями были книги. Из них я узнала о том, что такое любовь, и, глупая девчонка, вообразила себе возлюбленного, который должен был приплыть за мной на корабле с алыми парусами. Это глупо, конечно, — но я целыми днями просиживала среди ветвей дуба, растущего у излучины реки, и наблюдала за снующими по воде посудинами. Но паруса были в лучшем случае белого, а чаще всего — грязно-серого цвета. Я уже была близки к тому, чтобы отказаться от этой затеи, как вдруг всё и случилось.

Полуэльфийка замолчала и некоторое время вглядывалась в речную даль.

— Он и тогда был капитаном. И когда он вёз груз к Гномьим горам, на его корабль напали орки, обвинив людей в пиратстве.

— Обвинив в чём? — Дону показалось, что он ослышался. — Напали орки, а обвинили в пиратстве — людей? Пиратом, насколько я понимаю, называется тот, кто грабит корабли!

— Именно, — вздохнула Ласталайка. — Люди везли груз продовольствия гномам. А гномы, купив продовольствие у людей, не станут покупать его у орков. Налицо недополученная прибыль, и орки искренне объявляют себя ограбленными.

— Какое-то безумие, — покачал головой Дон.

— Ещё бы. Три корабля орков, берущие на абордаж корабль людей... Это было ужасно. Мой муж и тогда великолепно владел мечом — но пронзить все вражеские ряды не смог бы ни один, даже самый великий боец. Людей просто смяли, и вскоре он остался один. Хорошо ещё, что он забрался на верхушку мачты, и орки долго не могли к нему подступиться, хотя пытались, пока все паруса не покраснели от их крови. Тогда они принялись рубить мачту, и жизнь человека повисла на волоске... Но тут вмешалась я.

— И как ты одолела экипажи трёх оркских кораблей?

— Во мне проснулась магия, — коротко ответила Ласталайка. — Я подняла речные воды — и оркам пришёл конец. Всем. После этого помогла отбуксировать корабль до Города-на-Реке, и люди, увидевшие нашу посудину, прозвали моего мужа Кровавым Парусом. Что делу не только не вредит, а наоборот — помогает, — неожиданно улыбнулась эльфийка. Орки теперь не рискуют с ним связываться... по крайней мере, многие из них.

— Отлично! — улыбнулся Дон. — Мечта сбылась!

— Конечно! У нас прекрасные дети, и мы любим друг друга — что самое главное! Но ты смотри, не завидуй!

— И не подумаю. Моё сердце занято, — помрачнел Дон, вновь вспомнив Миралиссу, отчего болезненно сжалось сердце, и попытался перевести разговор на другую тему:

— Но ты ведь могла бы уничтожить осаждающих своей магией! Ведь в городе твой муж и дети...

— Не могу. Магия просыпается, только если им грозит непосредственная опасность. Например, если кто-то занесёт меч над головой моего сына, — Ласталайка зябко поёжилась и твёрдо окончила:

— Но до такого лучше не доводить.

— Пока я жив, этого не будет! — твёрдо сказал Дон. — Я этого не допущу.

— А ты похож на моего отца, — неожиданно призналась Ласталайка. — Он такой же несгибаемый, правильный и твёрдый. Неудивительно, что моя мать переселилась к нему в лачугу из королевского дворца...

— Из дворца? — непослушными губами переспросил Дон.

— Да. Она сестра Короля эльфов. Они с братом очень любили друг друга, но любовь к моему отцу оказалась сильнее. С тех пор Король очень плохо относится к отношениям людей и эльфов.

— И вот почему ты так на неё похожа...

— На кого? — пытливо взглянула на человека Ласталайка.

— На Миралиссу, — едва выдавил из себя Дон.

— Конечно, ведь она моя двоюродная сестра! Мама запомнила её маленькой девочкой с очень живым характером. Но откуда ты... — нахмурилась Ласталайка и подняла брови от осенившей её догадки. — Значит, это она...

Дон смог лишь кивнуть.

— Послушай, — Ласталайка схватила его за руку, и Дон вздрогнул от этой узкой, холодной, сильной хватки, заставившей сердце биться быстрее. — Пойми, я — это не она! Мы похожи лишь внешне! И поэтому не стоит строить в отношении меня планов — они всё равно не сбудутся, лишь добавят тебе сердечной боли.

— Её и так слишком много, — криво усмехнулся Дон. — Так что еще один раз всего ничего и добавит.

— По-моему, моя сестричка — просто дура! — в сердцах выпалила Ласталайка. — Забудь о ней, и просто живи, учись, борись!

Дон улыбнулся краешком губ и покачал головой:

— Не могу.

Глаза Ласталайки сверкнули, и она негромко поинтересовалась, со странной печалью в голосе:

— А хочешь, я тебе помогу?

— Как?

— Попрошу маму поговорить с дядюшкой и Миралиссой. Ей они не откажут, вот увидишь!

Ласталайка очень удивилась, когда Дон отрицательно покачал головой:

— Не стоит. Это ничего не даст. Я благодарен тебе, — человек благодарно сжал вздрогнувшую ладонь полуэльфийки, — но это ничего не изменит... тут у меня внутри. Я не могу простить предательство — вот в чем проклятие. Здесь всё останется по-прежнему, так же пусто и так же безжизненно.

Дон усмехнулся и привычным движением выхватил лютню, отрешаясь от мира, с головой погружаясь в звенящую мелодию, изливая душу рвущимися с языка словами:

Я мог бы горы своротить!

Я думал, вечны свет и смех.

Мне выпал жребий полюбить...

Но смерть уравнивает всех.

Моя любовь, ты далека,

Но тяжела твоя рука,

Горька, как соль, твоя рука...

Покрыт предательством твой свет,

Покрыт коварством твой рассвет,

Но без тебя мне жизни нет...

— Как же ты собираешься жить, с этим в душе? — воскликнула Ласталайка.

Дон мгновенно прекратил улыбаться. Быстрым движением он спрятал лютню и схватил лук. Крутнувшись на месте, Дон обернулся к атакующим, чьи лодки вновь двинулись к городу.

— А кто! Сказал! Что! Я! Собираюсь! Жить?! — каждое слово он сопровождал точным выстрелом. — Я! Лишь! Собираюсь! Продать! Свою! Жизнь! Подороже!!!

С последним словом Дон превзошёл сам себя — вихрь стрел сорвался с тетивы, накрывая оставшиеся на плаву лодки. Вот их осталось три, две, одна...

Стрелы, летящие к последней лодке, внезапно рассыпались чёрным пеплом. Воздушный кулак, последовавший за ними, бесследно растаял в воздухе.

Дон присмотрелся к лодке повнимательнее. Помимо гребцов, в ней находились две особы, от которых так и веяло потусторонней жутью. Одна из них совершала колдовские пассы, оберегая лодку от атак. А вторая, очень напоминающая обезьянку, скромно пристроилась в углу лодки, и Дон поначалу не принял её во внимание. Но Обезьянку выдал взгляд, украдкой брошенный на город. В этом взгляде горела такая ярость, такая всепоглощающая ненависть и жуткая злоба, что Дон отшатнулся. "Город им сдавать нельзя ни в коем случае" — понял он со всей определённостью.

Колдунья взмахнула рукой, и лодка застыла вместе с водою вокруг.

Обезьянка неторопливо поднялась и с ухмылочкой повернулась к городу.

— Эй, вы! — её голос, усиленный магией, разнёсся далеко вокруг. — Проклятые шовинисты и угнетатели! Кончилось ваше время, и вы заплатите за всё! С угнетением женщин будет покончено, по крайней мере, в этом городе! Мы восстановим равноправие, и шовинисты пожалеют обо всём! Женщины не хуже мужчин, а наоборот — намного лучше! Пришла пора покончить с тысячелетним женским рабством!

— Каким ещё рабством? — не выдержала Ласталайка. — Это ерунда!

— Женщина занимает угнетённое положение в обществе, в центре которого стоит мужчина! Женщины меньше зарабатывают! — провозгласила Обезьянка. — Вас загнали на кухни, заставили выходить замуж и рожать детей! Это недопустимо! Мы добьёмся вашего освобождения и раскрепощения!

— С ума сошла? — поинтересовалась Ласталайка. — Меньше зарабатываем, потому что меньше работаем. А замуж мы выходим добровольно...

— Супружество — это инструмент угнетения! — последовал визгливый ответ. — Ты поддерживаешь мужской шовинизм! Ты, и подобные тебе эльфийские менестрели поют в основном про мужчин, что недопустимо! Пусть поют про женщин или не поют вообще! Смерть им!

Дон придержал за плечо Ласталайку, которая определённо собиралась высказать в ответ нечто совершенно нелицеприятное.

— Кажись, я понял суть их воззрений, — шепнул он ей на ухо. — Обычным способом их не переспорить, поэтому попробуем вот так...

Дон набрал воздух в грудь и громко провозгласил:

— Есть шовинизм, который ещё опаснее!!! Это лингвистический шовинизм! От угнетения страдают те, чьё имя начинается на "Д".

Дон оглядел впавших в ступор атакующих и вдохновенно продолжил:

— Мы, люди, чьё имя начинается на "Д", не только не хуже всех остальных, но даже и лучше. Поэтому у нас должно быть больше прав, ибо нам сильно достаётся в проклятом шовинистическом мире. Буква, с которой мы вынуждены начинать своё имя — не первая, не вторая и даже не третья, а пятая! Нас сознательно отодвинули на пятое место! Более того, мы вынуждены при написании имени начинать его с буквы "Д", мы не можем написать в начале своей фамилии другую букву. Это несправедливо, поэтому надо заставить всех остальных тоже начинать своё имя с буквы "Д".

Дон выдержал паузу, любуясь на результат своих трудов, и снова принялся вещать:

— Нужно обязать менестрелей сочинять специальные баллады для людей, чьё имя начинается на "Д". А от сочинителей других песен требовать, чтобы они в обязательном порядке писали про ущемлённую ныне группу людей. Или даже лучше всем остальным вообще запретить сочинять песни. Более того! Если в балладе нет главного героя, у которого имя начинается с "Д" — судить менестреля! Пусть знают, с кем имеют дело!

Дон откашлялся и вновь заговорил:

— И ещё! Тем, чьё имя начинается на "Д", нужно больше платить! А то как-то мало мы зарабатываем по сравнению с теми, у кого не на "Д" имя. Следует также снять непосильный груз какого-либо труда с наших плеч. Трудиться должны те, у кого имя начинается с другой буквы. Все, у кого чьё имя начинается не на "Д", будут жить в резервациях, потому что мы прогрессивнее, чем они. Или хотя бы дать нам больше прав, чем им. А все, кто со мной не согласен — шовинисты!

Дон гордо обозрел ряды атакующих. У тех не нашлось ничего, что можно было бы возразить. Обезьянка хлопала вытаращенными глазами, и её хитрая мордочка выглядела донельзя глупой. Ласталайка же едва сдерживала смех.

— Превосходно! — хихикнула она. — Они теперь до вечера не опомнятся!

Но Обезьянка уже пришла в себя. На её личике проступило выражение запредельной ярости, с которым она обернулась к осаждающим, столпившимся на берегу, и подала условный знак. После чего обернулась к осаждённым, и Дон с удивлением заметил, что ярость уступила место улыбке предвкушения.

— У тебя неплохо подвешен язык, — провизжала она, обращаясь к Дону. — Но посмотрим, что ты сможешь противопоставить не Слову или Стали, а магии Смерти!

Рядом вздрогнула Ласталайка, не отрывающая остановившегося взора от противоположного берега. Дон проследил за её взором — и его тоже пронзила дрожь.

На противоположном берегу особняком стояли шесть фигур, совершающих магические пассы — и в центре импровизированного шестиугольника росла воронка смерча, чёрного как ночь. И даже при обычном взгляде на изделие магии колдуний начинала кружиться голова и ноги становились ватными.

— Останови его... — прошептала Ласталайка. — Он высасывает жизнь, и если его напустят на город — конец!

Дон живо вообразил себе эту картину — безжизненный город, заполненный лишь мёртвыми телами защитников — и содрогнулся. Непослушная рука нащупала в колчане единственную стрелу, от которой всё равно не было никакого проку — до колдуний было никак не меньше двух полётов стрелы. Что же делать? Полуэльфийка пыталась воздействовать на воду, но у неё не получалось — волны достигали лишь половины человеческого роста в высоту. Обезьянка в лодке злобно захихикала, и Ласталайка в сердцах стукнула кулаком по каменной стене. В ответ на это река плеснула волной в человеческий рост, к тому же недалеко от лодки — и лодка накренилась, черпнула воду бортом и медленно пошла на дно.

Порыв ветра взъерошил волосы Ласталайки, мазнувшие Дона по лицу, и заставил смерч изогнуться, но колдуньи мгновенно восстановили контроль. Однако у Дона уже появилась идея. Наложив стрелу на тетиву, он пустил её в полёт — и тут же ухватил воздушный поток, заставляя его поддерживать стрелу, не давать ей упасть раньше срока и нестись точно в цель. Управление воздухом на таком расстоянии потребовало всех магических ресурсов, но главное — их хватило. Стрела вошла одной из колдуний точно в затылок.

Смерч дёрнулся и разлетелся во все стороны, презрев усилия колдуний его удержать, и обратив их самих в разлетающиеся по ветру хлопья пепла. Дон в оцепенении следил за приближением жалких остатков смерча к городу, но Ласталайка его дёрнула за руку, увлекая под защиту каменного выступа.

— Извини, я... — начал было оправдываться Дон, сознавая, что прижался к ней всё-таки слишком близко — но Ласталайка прервала его извинения, впившись в губы человека долгим поцелуем.

— Но зачем? — ошеломлённо вымолвил Дон, когда долгий поцелуй всё же прервался.

— Разве тебе не понравилось? — лукаво улыбнулась Ласталайка, нежно поглаживая его по щеке — в этот момент она была как никогда похожа на Миралиссу.

— Я этого не говорил, — подмигнул ей Дон. — Но я бы хотел понять...

— Это терапия, — пояснила полуэльфийка. — Нужно как-то заглушить боль в твоём сердце и облегчить твои страдания. Полностью вернуть волю к жизни это тебе не поможет, — Ласталайка сделала паузу и решительно закончила:

— Но на некоторое время — отвлечёт.

И губы человека и эльфийки вновь соприкоснулись — надолго.

— Целуетесь? — раздался позади чей-то неприятный голос.

Дон обернулся, приходя в себя и возвращаясь с небес на землю. Стоящая неподалёку троица бесцеремонно разглядывала их. Центральная фигура — мужчина в дорогой одежде — щёлкнул пальцами, и стоящий слева от него низкорослый крепыш, похожий на гнома, прятавший до того руку за спиной, выволок вперёд уже знакомого паренька. Ласталайка глухо вскрикнула и бросилась было на обидчиков, но стоящий справа сухопарый старик сделал неуловимый жест, и полуэльфийка застыла на бегу, не в силах двинуться.

— Он маг Воздуха! — понял Дон. Но восхищаться собратом по стихии не было времени, равно как и вести с ним беседы. Следовало что-то предпринять. Может, если на этот воздух подействовать вот так...

Дон взмахнул рукой, и воздух отпустил Ласталайку. Та отскочила назад, вскинула руки — и за стеной зашумела вода, бушуя всё громче и громче.

— Ты далеко от своей стихии, — обронил маг, сплетая заклинание, за миг до того, как водяные валы обрушились на них. Но на их пути непреодолимым препятствием встал Воздушный щит — так что до людей не долетело ни единой капельки.

— Что тебе нужно, наместник? — прорычала Ласталайка.

— Сущий пустяк, — меланхолично ответил хорошо одетый наместник. — Мне нужно, чтобы твой муж взял нас на свой корабль и отвёз подальше, — наместник покосился в сторону осаждающих и добавил: — Здесь становится неуютно.

— И вы бросите вверенный вам город? — поразился Дон.

Наместник насмешливо взглянул на него, не удостоив ответом.

— А вы предложите это мужу лично, — сквозь зубы прошипела Ласталайка.

— Уже предложил, — отвесил лёгкий поклон наместник. — Но он не внял, так что сейчас его продолжают уговаривать палачи. А ты можешь помочь ему стать посговорчивее.

Глаза Ласталайки потемнели, руки взметнулись вверх — и стена содрогнулась от мощного удара волны. Улыбка покинула лицо наместника, который поспешно попятился назад. Но второй раз Ласталайка взмахнуть рукой не успела. Маг сжал кулак, и к полуэльфийке устремилась плюющаяся искрами молния.

Дон рванулся ей наперерез, подставляя под удар молнии эльфийский клинок, но было поздно. Удар молнии опрокинул полуэльфийку наземь и лишил сознания. Встретившись с мечом, молния обволокла его искрящейся сетью и принялась впитываться внутрь. Маг от удивления приподнял бровь, сделал усилие, молния стала толще — но клинок продолжал её поглощать столь же успешно.

Вскоре Дону это надоело, да и маг мог подготовить другое заклинание, более разрушительное — поэтому Дон, собрав остатки внутренней энергии, нанёс магу мощный удар Воздушным Кулаком, опрокинув того в беспамятство.

Странно, но наместника это не произвело заметного впечатления — повинуясь его знаку, вперёд двинулся крепыш с огромным и тяжёлым мечом в руке. Меч был явно непрост — намного длиннее и толще собратьев, да и по его лезвию вились гномьи руны. Дону показалось, что он разбирает некоторые из них — интересно, что подразумевает руна "девять"? Но тут крепыш перешёл в атаку — и после этого стало не до размышлений.

Он оказался очень умелым бойцом — этот крепыш, похожий на гнома. Тяжёлый меч метался в его руках с той же непринуждённой лёгкостью, с которой сухой лист кружится на ветру. Защита была отлажена до идеала, Дон не замечал в действиях противника ни малейшей ошибки. Движения были быстры и неожиданны. А самое главное — силы крепышу было не занимать. О жёстком блокировании ударов пришлось забыть — Дону приходилось прикладывать все силы, чтобы суметь хотя бы просто отвести удар в сторону.

Клинки заполнили весь воздух металлическим лязгом. Отведённые удары гномьего меча, приходящиеся в камень под ногами, оставляли глубокие выбоины в прочном камне. Разлетающиеся фонтанами каменные осколки больно жалили руки. Крепыш пытался оттеснить Дона к краю стены, но тот не поддавался, не мог поддаться, не имел права — за ним лежала без сознания девушка, и её следовало сберечь — во что бы то ни стало. Удары сыпались всё чаще, становились всё сильнее, отдаваясь во всём теле противной дрожью. Пот заливал глаза. Но отступить было немыслимо. Хотя долго выстоять против такого противника оказалось немыслимым вдвойне.

После очередного столкновения мечей сведённые судорогой пальцы Дона не удержали клинок — и он, сверкнув на прощание блестящим лезвием, зазвенел прочь по камню. Дон едва увернулся от вражеского меча, едва не пробившего бок — и в следующий момент бросился на колени. Меч крепыша пролетел прямо над головой, взъерошив волосы, поднялся вверх для разящего удара — и застыл.

— Слабоват ты против меня, — добродушно проворчал крепыш. — Не обессудь, ведь мой отец был гномом...

Меч начал опускаться. Дон закрыл глаза.

Раздался громкий металлический звон.

— Не поверишь, но мой отец тоже был гномом, — послышался спокойный голос.

— Грахель! — воскликнул Дон, откатываясь в сторону. Но серьёзной необходимости в этом не было — гном легко удерживал в вытянутой руке свой молот, преградивший путь опускающемуся мечу. Мышцы крепыша вздулись буграми, сам он заревел что-то нечленораздельное, изо всех сил давя меч вниз — но молот гнома даже не шелохнулся.

Тогда крепыш отскочил назад и обрушил на гнома вихрь своих мощных ударов. Но каждый из них натыкался на непроницаемую оборону гнома — и меч всего лишь высекал искры из навершия молота, каждый раз оказывающегося на его пути.

Пока Грахель расправлялся с крепышом, Дон бросился к Ласталайке, помогая ей придти в себя. После энергичной встряски глаза полуэльфийки раскрылись, и она коротко вскрикнула, указывая дланью на наместника. Дон проследил за её взглядом — и замер, не в силах пошевелиться. Грахель, ловким ударом молота опрокинувший своего противника наземь, также застыл в неподвижности. И было из-за чего — наместник поигрывал коротким мечом в опасной близости от горла паренька.

— Отпусти его, — негромко попросила Ласталайка, и в её голосе, несмотря на всю его просительную мягкость, звякнул металл.

— Не раньше, чем стража вас скрутит, — улыбнулся наместник. — Я не советовал бы ко мне приближаться — рука может дрогнуть, сами понимаете...

Гном заскрипел зубами так громко, что наместник болезненно поморщился.

Будь у меня в руках заряженный арбалет, я бы рискнул, — подумал Дон. — Но арбалета нет, а без него не успеть, никак не успеть!

Раздался топот, и на стене появилась стража — мордовороты в железных доспехах с длинными копьями. И их было много — достаточно, чтобы смять сопротивляющуюся троицу одной своей численностью. Дон быстрым прыжком оказался около эльфийского клинка, подхватил его, замахнулся... и в следующее мгновение уже отступал, едва отмахиваясь и уворачиваясь от хищных уколов смертоносных копий.

— Стреляй! — бросил он Ласталайке, ожидая привычного ливня стрел, который бы накрыл нападающих и позволил хотя бы перевести дыхание. Но полуэльфийка почему-то медлила, и Дон раздражённо обернулся к ней:

— Ну, в чём... — вопрос застыл у него на устах.

Полуэльфийка была бледна, она пыталась наложить стрелу на тетиву, но ватные пальцы не слушались. Наконец ей это удалось, она натянула тетиву... и опустила лук, так и не выстрелив.

— Но я не могу, — едва слышно пробормотала она. — Это ведь люди, свои, понимаешь!

Дон кивнул. Он действительно понимал чувства полуэльфийки, и не мог её осуждать. Изначально лишённая общества своих соплеменников, к которому она могла бы принадлежать по праву рождения, Ласталайка нашла новый дом здесь, в этом городе, и её приняли. У обычных людей братское сообщество единоплеменников есть изначально — и они не замечают тысяч незримых уз, связывающих людей друг с другом. Но Ласталайке пришлось всё это создавать самой. После этого поднять руку на новую, самостоятельно выбранную родню — было совершенно невозможно, немыслимо.

Дон стиснул зубы, отмахиваясь от наседающих стражников. Времени вытащить и зарядить арбалет не было. Оставалось лишь надеяться, что Грахель...

Огромная глыба с оглушительным грохотом впечаталась в стражников, расшвыряв их по всей стене. Дон обернулся. Грахель стоял, высоко подняв руку со Звёздным камнем — и земные камни, послушные его воле, молотили стражников почём зря, отбрасывая назад, обращая в бегство.

— Ты сильный маг... — прищурил глаза главнокомандующий.

— Дело не в нём, — раздался голос старика, наконец очнувшегося от удара Дона. — У него какой-то очень мощный магический артефакт, многократно усиливающий способности.

— Отлично! — улыбнулся наместник и обратился к гному:

— Положи артефакт и отойди на полдюжины шагов. А не то... — меч совершенно недвусмысленно царапнул по нежной коже подростка.

— Вот просто так взять и положить? — оскалился гном. — Сильмарилл, величайшее сокровище, взять и положить? По зубам ли кусок выбрал, наместник?

— Сильмарилл? — прохрипел наместник и рванул ворот, словно задыхаясь.

— Теперь вы поняли, за чем охотятся вот эти? — Дон кивнул в сторону осаждающих. — Я бы не рекомендовал вам сдавать город — ведь сокровища вы при этом непременно лишитесь...

Маг подбежал к наместнику и что-то горячо зашептал ему в ухо, попеременно косясь то в сторону гнома, но в направлении осаждающих. Дон весь обратился в слух, но ничего разобрать не сумел. Под конец речи неуверенность покинула глаза наместника, черты лица разгладились и огуречная бледность исчезла, оставив после себя привычный румянец.

— Предлагаю обмен! — громко возвестил наместник. — Жизнь парня — на Сильмарилл!

— Это неравноценный обмен, — покачал головой гном.

— В таком случае я перережу ему горло и спокойно удалюсь, — пожал плечами наместник. — А ты расскажешь его матери о том, что его жизнь менее ценная, чем какая-то каменюка.

— Будь по-твоему! — в сердцах бросил гном после долгой паузы и собрался швырнуть Сильмарилл к ногам наместника.

— Стой! — Дон в последний момент ухватил его за руку. — Дружище, ты кое-то забыл.

— Чего вы тянете? — послышался недовольный голос наместника.

Дон повернулся к нему и отчеканил:

— Сначала пусть они уйдут. Вдвоём, — он кивнул в направлении Ласталайки и паренька. — А потом мы тебе отдадим Сильмарилл.

— Даёшь слово? — голос наместника не изменился, но в голосе определённо скользнула тень неудовольствия.

— Даю, — твёрдо ответил Дон.

Наместник широко улыбнулся, убрал меч от горла паренька и сделал приглашающий жест.

— Уходите, — шепнул Дон Ласталайке, неверяще глядящей на сына.

— Но как же вы... — растерянно протянула она, не двигаясь с места.

— Да уходите же! — выкрикнул Дон, подталкивая её в спину. — Мы справимся!

Но сам Дон не был в этом уверен. Кольцо стражников сжималось вокруг них с гномом всё туже, и алчный блеск в глазах наместника становился всё заметнее. Единственное, что их удерживало от немедленной атаки — Сильмарилл в высоко поднятой руке гнома.

— Может, попробуем их всё-таки раскатать? — негромко шепнул Грахель человеку.

— Ни за что. Честь дороже жизни, — негромко ответил Дон, и фраза, которая в другое время прозвучала бы глупо и напыщенно, в окружении кольца сверкающих копий казалась более чем уместной и гармоничной.

Ласталайка с пареньком остановились у входа в лабиринт узеньких улочек, и обернулись к разворачивающейся драме. И тяжелее всего Дону было изобразить беззаботную улыбку и помахать рукой, как будто всё в порядке, и стальные копья не опаснее ивовых прутьев.

— Уходи же, — едва слышно прошипел Дон, закусывая губу — ожидание было невыносимым.

Пятая глава

Скрип несмазанных петель возвестил о прибытии в темницу новых постояльцев. Несколько дюжих стражников подтащили к двери брыкающихся гнома и человека, связанных по рукам и ногам, бросили их внутрь и спешно закрыли дверь. Щёлкнул засов. Вовремя — Дон подкатился к двери и с размаху пнул по ней ногами — так, что звон разнёсся по всей тюрьме. Грахель же тем временем оглядывал их новое невольное обиталище. Вопреки игре воображения, представлявшей камеру как тесный каменный мешок глубоко под землёй, узилище было довольно светлым и просторным. Отсутствие мебели компенсировали охапки соломы на полу. Даже окна были, сквозь решётки на которых весело сияло голубое небо. Всё было бы хорошо, если бы не несколько дюжин обитателей камеры, чья профессия, идущая вразрез с законом, так и читалась на их физиономиях, взиравших на гнома безо всякого дружелюбия.

Вперёд вышел полуголый детинушка, абсолютно лысый, зато с огромной рыжей бородой. Негромко откашлявшись, он изрёк:

— Ну, здравствуйте. С чем вы к нам пожаловали?

— Да вот, все гостиницы переполнены, так что мы решили у вас остановиться, — с вызовом ответил Дон. — Если вы не против, конечно.

— А если против? — в руке бородача сверкнула остро отточенная полоска стали.

— Значит, придётся остаться против вашего желания, — съязвил Дон.

— А ты за словом в карман не лезешь! — оглушительно захохотал бородач. — Небось, именно за это тебя и связали, не так ли?

— Ничуть не бывало, — беззаботно ответил Дон. — Меня связали, чтобы я вас всех тут не избил.

— Ишь ты, — изумился бородач. — А ты сможешь?

— Хочешь проверить? — задорно предложил Дон.

— Если ты настаиваешь... — бородач осторожно двинулся к связанному человеку. Дон внимательно наблюдал за ним сквозь приопущенные веки, чтобы не упустить момент для единственного удара, который должен был всё решить.

Но опытный бородач почуял неладное, застыв примерно за полшага до того рубежа, который Дон наметил для себя как рубеж для атаки. Судя по напряжённому сомнению, отразившемуся на лице бородача, он пребывал в изрядном затруднении — явных признаков угрозы от связанного человека он не видел, но исходящую от него опасность ощущал, что называется, шкурой.

— А ты неплох, — после напряжённого молчания выдохнул бородач и отодвинулся на полшага. — Вижу, ты и связанный можешь натворить дел. Жаль, не повезло тебе.

— Почему это? — изумился Дон, не спуская с бородача цепкого взгляда.

— Мы не любим Воинов, — покачал головой бородач. — У вас есть то, чего ни у кого у нас уже не осталось — честь. Поэтому не обессудь, но живым ты отсюда не выйдешь.

Дон презрительно усмехнулся:

— Не любите, ибо рядом с нами острее чувствуете собственную никчёмность?

К его удивлению, бородач не рассердился, а сокрушённо кивнул головой:

— Ты прав, воин. Тот, кто тебя сюда засадил, хотел тебя убить нашими руками. Запомни это.

Повинуясь знаку бородача, четверо крепких мужичков поднялись на ноги и двинулись к Дону, охватывая его полукольцом со всех сторон.

— Как минимум одного я заберу с собой, — равнодушно предостерёг Дон.

— Спасибо, что предупредил, — в голосе бородача прорезались нотки уважения. — Ты совсем непрост. Хотелось бы мне у тебя хоть чему-то научиться!

— Так за чем дело стало? Разрежь верёвки — и я тебя кое-чему поучу!

— Э, нет. Боюсь, если мы тебя освободим, то потом даже все разом с тобою не совладаем. И, судя по твоей усмешке, так оно и будет.

— А если я дам честное слово, что не буду сопротивляться, когда захочешь меня убить?

— Что? — бородач застыл, напряжённо раздумывая. Потом медленно, словно нехотя, изрёк:

— Слово чести воины не нарушают... Пожалуй, это неплохая мысль. Но сначала — покажи мне, будь так добр, как бы ты поступил, если бы я сделал ещё шаг вперёд?

— Вот так, — Дон крутнулся на спине, обозначив связанными ногами касание к груди бородача. — Это гарантированный перелом ребёр. Это, — Дон обозначил ещё одно касание, — ждало бы следующего: перелом шейных позвонков. И наконец, — Дон крутнулся колесом, — удар, приводящий к перелому основания черепа — простенько, но со вкусом.

— Ничего себе, — выдохнул бородач, дрожащей рукой разрезая верёвки, спутывающие руки Дона. — Выходит, я был за полшага от смерти!

— Не от смерти, — Дон принялся разминать затёкшие кисти, — я бы не стал тебя убивать. Но от позора и бесчестья — был, это уж точно.

— Какое бесчестье? — горько усмехнулся бородач. — Мы лишены чести изначально, когда взялись за это... ремесло. Куда уж нам сравниться в этом с Воинами, для которых честь — превыше всего!

— В чём-то ты, конечно, прав, — признал Дон, выхватывая из рук бородача отточенную стальную полоску и разрезая верёвки, спутывающие ноги. — Но прав ты не во всём. Ведь у вас же тоже есть принципы, насколько я понимаю? Например, не выдавать товарищей. Или не браться за совсем уж грязные дела... вроде распространения серых кристаллов.

— Откуда ты знаешь? — вскочил на ноги бородач.

— Я знал одного из ваших, — печально ответил Дон. — Мы сражались с ним спиной к спине, он меня спас — ценой собственной жизни. Он погиб, но так и не стал предателем, не перешёл на сторону орков.

— А разве можно иначе? — зашумели люди в камере.

— Как его звали? — спросил бородач.

— Не знаю, не успел спросить, — сокрушённо ответил Дон. — Но тогда я понял важную вещь: мы, воины, и вы, злоумышленники — две стороны одной медали, и между собою мы похожи. Во всяком случае, мы живём в одной системе моральных координат — у нас разные места в ней, но мы чётко понимаем, что хорошо, а что плохо, где порок — и где добродетель. И в этом вы неизмеримо выше тех, кто согласен сдать страну оркам ради мифической "оркско-мордорской интеграции", пусть даже это загонит каждого второго в могилу; кто ставит во главу угла прибыль и готов ради неё на любую подлость; кто считает свою группку выше остальных и поэтому считает себя вправе этих остальных убивать — вроде штурмующих город безумных женщин, притворяющихся мужчинами...

Дон занялся освобождением Грахеля от пут и поэтому не сразу заметил, что в камере установилась гнетущая тишина. Первым её нарушил бородач:

— Город атакован амазонками? — темнея лицом, вопросил он.

— Если эти существа неопределённого пола называются "амазонками", то да, ими и атакован. Мы отбили ряд атак, но наместник, как мне показалось, не горит желанием защищать город до конца — похоже, он собирается его просто-напросто сдать...

— Проклятье! — взревел бородач и изо всех сил ударил пудовым кулачищем в стену. Брызнула каменная крошка.

— Да чего ты так испугался? — Дон с удивлением глядел на утратившего самоконтроль бородача. — Я полагаю, что это шанс выйти из тюрьмы...

— Выйти?! — вскричал бородач. — Мы отсюда не выйдем — нас вынесут вперёд ногами, а перед этим ты будешь мечтать об этом сильнее, чем мечтал когда-либо о чём-либо!

— Но почему?

— Потому что я видел, что творят амазонки в захваченных городах, — в мёртвой тишине шёпот бородача казался громче самого отчаянного крика. — И страшнее я не видел никогда и ничего. Мужчин в городе после этого не остаётся.

— А женщин?

— Некоторые — остаются. Те, которые соглашаются доказать свою лояльность борцам за права женщин — соглашаясь собственноручно замучить до смерти своих сыновей, отцов, братьев, возлюбленных... особенно возлюбленных!

Дон вздрогнул от ярости.

— Нелюдь, — негромко прошептал он.

— Надо бежать отсюда, — впервые подал голос Грахель.

— Как? — безнадёжным голосом спросил бородач. — Здесь толстые стены, прочные двери и надёжная охрана. Всё бесполезно...

— Не следует отчаиваться, друг мой, — гном фамильярно похлопал его по плечу и подошёл к двери. Несколько мгновений Грахель в неё всматривался, словно пытаясь увидеть внутри металла ответ на какие-то свои вопросы, а затем положил на неё руки и пробормотал короткое заклинание.

На дверь заклинание произвело разрушительное действие — в руках гнома она смялась, как бумажная, и легко отлетела в угол.

Обитатели камеры поражённо застыли — так же, как и два стражника напротив камеры. Первым пришёл в себя Дон: взмах руки — и стражник осел на пол с заточенной полоской металла в горле. Второй бросился было наутёк, но под действием гномьего заклинания с потолка сорвался камень, хлопнувший стражника в аккурат по макушке.

Обитатели камеры весело загалдели и двинулись к выходу.

— Попроси их не шуметь, — быстро сказал Дон бородачу. — Чем позже нас обнаружат, тем лучше.

— Эй, вы! — не повышая голоса, обратился бородач к своим сокамерникам. — Кто громко зашумит — тому я лично сверну шею. Понятно?!

Люди испуганно закивали.

— — Если это называется "попросить", что же тогда в его представлении "приказать"? — шепнул себе под нос Грахель.

— Тебе лучше этого не знать, гном, — серьёзно ответил бородач и обратился к Дону:

— Теперь к выходу?

Дон улыбнулся, видя устремлённые на него взоры бывших заключённых, горящие надеждой, и приказал:

— Выход подождёт. Первым делом — веди нас в оружейную комнату.

Негромко шушукающаяся человеческая река, щетинящаяся извлечёнными невесть откуда заточками, металлическими прутами и отобранными у стражников мечами, устремилась по тюремному коридору. Грахель выламывал все двери, мимо которых они проходили, Дон ловко расправлялся со всеми встречными увальнями-стражниками, не привыкшими к открытой схватке — оглушал и разоружал их, не убивая, и строго-настрого запретив заключённым трогать их. Ввиду опасности, нависшей над городом, уменьшать и так чересчур слабые силы защитников казалось безумным расточительством.

Наконец впереди показалась дверь оружейной комнаты — тяжёлая, кованая, необычная. Гном привычным жестом водрузил на неё руки, дверь дёрнулась, заскрипела — и этим всё ограничилось.

Грахель вытер вспотевший лоб и виновато взглянул на Дона:

— Не могу. Дверь слишком уж хороша — гномы ковали. Здесь встроена защита от магии Земли — надо полагать, на всякий случай.

— Всё пропало! — бородач ударился о дверь всем телом и принялся молотить по ней своими огромными кулачищами, от которых она чуть вздрагивала, но не более того.

— Послушай, ты, э-э-э, как тебя зовут, кстати? — Дон аккуратно потряс бородача за плечо.

— Эдин Рыжебородый, — ответил тот. — Для друзей — просто Рыжебородый.

— Успокойся, Рыжебородый, — сурово сказал ему Дон. — Кстати, меня зовут Дон, а вот его — Грахель. Мы найдём путь внутрь, дай немного подумать.

— Придумал, — отозвался Грахель и с улыбочкой возложил руки на стену рядом с дверью. Камень хрустнул, и кусок стены беззвучно ввалился внутрь, взметнув тучу пыли вокруг неожиданного прохода в оружейную комнату. Дон не стал себя упрашивать дважды и змеёю скользнул внутрь, держа меч наготове.

Дон ожидал, что оружейная комната окажется заполнена стражниками. Но, к его удивлению, в комнате почти никого не было, кроме невысокого старика в мундире стражника, небрежно опирающегося на пару длинных мечей и без особого страха взирающего на неожиданного визитёра.

Дон принял стойку и уважительно поклонился.

— Послушайте... — начал было он, но в этот момент старик атаковал.

Это была атака настоящего, великого, выдающегося мастера. Казалось, клинки летят со всех сторон, их не два, а не меньше двух дюжин. Но Дон выдержал атаку. Если старым служакой двигало лишь желание защитить имущество тюрьмы, то Дона толкал в бой страх. Не тот страх за свою шкуру, заставляющий слабеть ноги и поступаться честью — нет, его страх был за других людей, за тех, над кем нависла страшная угроза, столь скупо обрисованная словами Эдина Рыжебородого.

Дон перешёл в атаку, теперь уже его клинок вился вокруг старика, вынужденного перейти в глухую защиту. Это его и погубило — два меча идеальны для атаки, а в ходе защиты их функциональность значительно ниже. Вскоре меч Дона застыл у стариковского горла.

— Да, ты настоящий воин, — в голосе старике не было ни капли страха, звучало лишь неподдельное удивление. — Что же тебя толкнуло на преступный путь? Зачем ты участвуешь в бунте?

— Да, я воин, — нетерпеливо ответил Дон. — Я невиновен, но дело не в этом! Город атакуют амазонки. И либо мы встретим их лицом к лицу с оружием в руках, либо погибнем страшной смертью, как бараны на бойне. Я не хочу быть бараном. Идём с нами! Хороший мечник не помешает, тем более — Мастер!

— Но закон... — старик явно колебался. — Как же мой долг?

— Твой долг — защищать людей Города-на-Реке! Этим мы сейчас и займёмся!

— Хорошо, — убеждённо кивнул старик. — Я верю тебе, Воин не станет лгать. Что требуется от меня?

— Организуй выдачу оружия заключённым. Старший среди них — Эдин Рыжебородый. После этого мы покинем тюрьму, а ты собирай охранников — мы их не убивали, а лишь оглушили, приводи в чувство и организовывай оборону. Кстати, тут где-то должен быть мой меч и арбалет... не видел?

— У меня во всём полный порядок, — усмехнулся старик и отпер дверь, в которую начали протискиваться заключённые. — Кстати, можешь подобрать себе доспех по плечу.

— Спасибо, — Дон пожал стражнику руку и быстро облачился в приглянувшийся ему довольно дорогой доспех гномьей работы. Рядом пыхтел Грахель, облачаясь в свой родной доспех. Ожидая друга, Дон обратился к Рыжебородому, примерявшему шлем:

— Дружище, а не подскажешь ли, где здесь камера пыток?

— Кого ты пытать собрался? — удивился тот.

— Там держат мужа одной моей хорошей знакомой. Мне бы хотелось его вытащить.

— Очень просто. Спускаешься по лестнице в самый низ, а потом направо. Кстати, встретишь палача — передавай ему привет.

— Обязательно. Встретимся на улице, перед зданием тюрьмы.

Дон ухватил за локоть гнома, и друзья поспешили к лестнице.

Поиски камеры пыток много времени не заняли — и, вломившись сквозь пробитое гномом отверстие, Дон с облегчением понял, что они успели вовремя — экзекуция не зашла слишком далеко. Достаточно оказалось одного взмаха меча, чтобы палачи, числом трое, обратились в бегство.

— Эдин Рыжебородый передавал вам привет! — крикнул им вслед Грахель, после чего бегство стало просто паническим.

В камере осталось двое её первоначальных обитателей — узник, закованный в цепи, и богато одетый юноша с испуганным взором.

— Вы — капитан Кровавый Парус? — обратился Дон к узнику, освобождая того от цепей, и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил:

— У меня есть к вам небольшая просьба — не могли бы вы подбросить нас с другом до Гномьих гор?

— За освобождение от этого? — бравый капитан потряс цепями, поднявшись во весь рост. — Можете просить и не такое. Конечно, отвезу. Вы же не этот трус-наместник...

Взор капитана обратился на съёжившегося юношу, и полыхнул огнём. Ухватив юношу за грудки, капитан ему закатил хорошую оплеуху, приговаривая:

— Будешь ещё издеваться над беспомощным человеком? Будешь?

— А кто это? — поинтересовался Дон.

— Личный секретарь наместника, — пробасил Кровавый Парус. — Они хотели заставить меня отвезти этого труса из вверенного ему города; я не согласился. Тогда они пытать меня вздумали — полагая, что капитан корабля — это трусливая богатая шавка! Но не на того напали!

— А скажи-ка, дорогой друг, — обратился Дон к юноше. — Что твой хозяин намерен делать в ближайшее время.

— Рекомендую говорить правду, — встряхнул юношу капитан.

— Скажу, скажу! — засучил ногами юноша. — Он нанял флотилию, они очень скоро отплывают...

— Отходят! — рявкнул моряк.

— Да, да, отходят из Южного Порта. Мне было приказано проследить, что капитан умерщвлён, после чего присоединиться к отпл... отходящей флотилии.

— Время есть, — решительно сказал Грахель. — Мы успеем их перехватить, если поспешим.

— Но как же город? Амазонки? Неужели мы всё бросим? — сокрушённо спросил Дон.

— Мы и так сделали для этого города больше, чем кто-либо другой! Сколько атак мы отбили? Сколько новых клинков добавили к его защитникам? Твой меч и мой молот ничего не решат, зато если Сильмарилл попадёт в плохие руки...

Дон нехотя кивнул:

— Тогда идёмте, скорее!

— А что делать с этим? — Грахель указал на юношу.

— Дай ему какой-нибудь нож из палаческого инструмента и отпусти на все четыре стороны. Авось хоть одну амазонку поцарапает — всё городу польза.

— Хорошо, — пробасил капитан, усадив юношу на стол со всевозможными инструментами для мучений себе подобных, и коротко сказал:

— Выбирай. А мы пошли.

Возле выхода из тюрьмы собралась уже немаленькая толпа бывших заключённых с оружием в руках. Эдин Рыжебородый пытался внедрить какое-то подобие строя и дисциплины — и частично ему это даже удавалось. Протолкавшись к Эдину, стоящему на небольшом каменном постаменте, Дон запрыгнул на него рядом с Рыжебородым.

— Ребята! — крикнул Дон во всю мощь своих лёгких. — Нас ждёт тяжёлый бой. Бой за наши жизни. Я не знаю, кто вы и какие поступки вы совершали до этого, но знайте одно — за участие в таком бою самый благородный воин почтёт за честь пожать вам руку! Как я пожимаю её вашему предводителю! — и Дон крепко сжал протянутую ладонь Рыжебородого.

Толпа — вернее, уже не толпа, а отряд — взорвался приветственными криками.

— Вперёд! — крикнул Рыжебородый. — Защитим наш родной город! Покажем этим... этим... даже не знаю, как назвать их, — закончил он под общий смех и ряд предложенных названий, одно непристойнее другого.

Отряд двинулся вслед за Рыжебородым, оглашая воздух яростными криками и сверкая клинками. К Дону протолкался Грахель.

— Смещайся к краю, — шепнул он. — На перекрёстке мы разделимся и направимся на юг, в Южный Порт. Должны успеть.

Дон кивнул и активно заработал локтями.

Перекрёсток открыл вид на Город-на-Реке во всей красе — слева стелилась вниз широкая улица, венчавшаяся Южным Портом, возле причала которого, как сумел разглядеть Дон, пристроилось несколько кораблей, спешно готовящихся к отходу. Дону даже показалось, что на одном из них мелькнуло знакомое одеяние наместника.

— Скорее туда! — Грахель потянул его за руку, оставалось сделать лишь шаг, выбросив из головы все заботы о городе, для которого, как справедливо заметил гном, они и так сделали больше, чем кто-либо.

Но Дон всё-таки обернулся и посмотрел в другую сторону.

И застыл.

А справа по направлению к ним двигалась орава амазонок. Уверенным, ленивым шагом, никого и ничего не боясь, они оглядывали город хозяйским взглядом. И за их спинами горели дома, слышался плач и проклятия.

Вот четверо заскочили в один из аккуратных домиков — и воздух прорезал предсмертный хрип, отчаянный женский крик, детский плач — и всё стихло.

— Идём же! — гном дёрнул человека за плечо.

Дон посмотрел налево. Порт манил — прохладой, спуском, безопасностью. Один шаг, и — забыть обо всех проблемах!

Воздух прорезал ещё один протяжный, долгий, исполненный невероятной муки крик. Распахнулось окно, короткий полёт тела в нарядном платье, удар — и крик оборвался. Но Дону казалось, что его отзвуки ещё стоят в ушах — и будут стоять до самой смерти. Которая как никогда близка — но даже смерть лучше осознания, что не сумел предотвратить такое.

— Извини, в порт мне идти некогда, — Дон последний раз взглянул на белоснежные корабли и повернулся к ним спиной — навсегда. — У меня здесь ещё дело есть — неоконченное. Дело всей жизни.

— У меня тоже, — скрипнул зубами гном и стал рядом с человеком, поигрывая верным молотом.

Дон рванул меч из ножен и, не помня себя от ярости, ринулся навстречу надвигающейся ораве. Кровавая пелена боевого безумия застила взор, и последнее, что успел прошептать Дон перед тем, как с головой окунуться в горячку боя, было:

— Похоже, я всё-таки сумею продать жизнь подороже. Миралисса, я тебя люблю!

И мир вокруг растворился в огненной круговерти.

Шестая глава

Бывший командующий в очередной раз провёл точилом по лезвию ятагана. Скрежещущий звук пронёсся над широким берегом, всполошил птиц в камышах, пронёсся над речной гладью и растворился в синем-пресинем небе.

Собственно говоря, в заточке ятагана не было никакой нужды — за время ожидания бывший главнокомандующий успел довести его лезвие до бритвенной остроты. Но заточка лезвия и скрежет точила о металл позволяли хоть как-то выплеснуть наружу копившееся в душе раздражение от длительного бездействия.

Бывший главнокомандующий не находил себе места, постоянно вскакивая на ноги и осматривая окрестности, пустую речную гладь и Солнце, которое, как ему казалось, намертво застыло в одной и той же точке небосклона.

Особенно подстёгивало нетерпение орка лицезрение Шамана, являвшего собою воплощение безмятежной расслабленности. Сразу по приходу на берег Шаман развил кипучую деятельность, в ходе которой он сначала метался по берегу, потом чуть ли не тыкался носом в землю, ползая по ней на коленях, а под конец и вовсе заставил бывшего главнокомандующего копать ятаганом яму и извлекать из-под земли чёрные блестящие камни, приведшие Шамана в полный восторг. Но после того как орки сложили камни в кучу, с Шаманом произошло разительное изменение — он улёгся на самом солнцепёке и всё время так и лежал, поднимаясь лишь для приёма пищи, причём ел он за четверых.

Вот и сейчас Шаман невозмутимо пожёвывал травинку и, довольно щурясь, смотрел на небосвод с неподвижно застывшим на нём светилом. Бывший главнокомандующий пытался заставить себя последовать примеру друга, но не мог. Опытный воин, он ощущал признаки грядущей битвы, о которых каждое мгновение напоминал ветерок, несущийся с реки. И неспроста — вода в реке пахла кровью. Где-то кипело сражение, шла битва, в которой решалась судьба Звёздного Камня, а значит — и их с Шаманом судьба, да не только их, а судьба целого мира. И этот запах будоражил кровь, заставлял работать мышцы, властно призывал вскочить на ноги, мчаться, разить, наносить удары и получать их — делать всё что угодно, но не сидеть сложа руки. Смиренно ожидать решения своей судьбы, не в силах вмешаться и как-то её исправить — было невыносимо.

— Да сядь ты, чего маешься, — добродушно проворчал Шаман, когда бывший главнокомандующий, мечущийся по берегу, в очередной раз закрыл собой солнце. — Всё равно они от нас не уйдут.

— Я не могу! — выдохнул бывший главнокомандующий, останавливаясь. — Там идёт битва, а я сижу здесь!

— Здесь тоже будет битва, — невозмутимо ответил Шаман. — Правда, ты в ней участвовать не будешь — я всё сделаю сам. Так что тебе не о чем волноваться.

— Есть о чём! — бывший главнокомандующий схватился за голову. — Ведь эта битва идёт, в сущности, из-за нас! Это мы спровоцировали нападение амазонок на Город-на-Реке! Это из-за нас там гибнут невинные!

— И это всё, что тебя беспокоит? — серьёзно спросил Шаман.

— Нет! Ещё эти двое... гном и человек. Они наши враги, мы пытались их убить в бою, что было, то было, но сейчас мы их обрекли на верную смерть! Мы им не оставили ни единого шанса на спасение — это всё равно, что убить беспомощного, который не может сопротивляться!

— Уж не ты ли говорил о преимуществах удара в спину? — поднялся на локте Шаман.

— Да, говорил, но... это неправильно! Это подло! Ну нельзя же так. Мне казалось, что я становлюсь человеком, — бывший главнокомандующий опустил голову. — Но на самом деле оркское начало в моей душе только усиливается. Что я натворил, как же я мог?

Бывший главнокомандующий в отчаянии закрыл лицо руками.

— Прежде всего, успокойся, — Шаман с сочувствием смотрел на друга. — Если хочешь знать, то на самом деле всё наоборот — ты действительно становишься человеком.

— Ты серьёзно? Не шутишь, не пытаешься меня ободрить?

— Серьёзно. Пойми, ты задаёшься вопросами правильности своего поведения, сравниваешь их с моральным эталоном. Это свойственно людям и несвойственно оркам. У орков нет внутренних самоограничителей, их не волнует моральность их поступков. Они могут сожалеть о действии, за которое грозит наказание с чьей-то стороны, но никогда не сожалеют о том, что подло — они и слова-то такого не знают!

— Значит, теперь и у меня появился этот внутренний ограничитель? И он делает меня менее свободным в поступках?

— Люди называют его совестью. Многие не понимают, почему орки называют своё государство "царством свободы" — ведь и там есть стража, тюрьмы, наказания. Но у орков нет моральных ограничений. Свобода орков — это свобода от совести, не больше и не меньше. Твои моральные терзания ясно говорят о том, что ты уже не совсем орк.

— Но как жить с этой тяжестью на душе? — бывший главнокомандующий чуть не бросился перед Шаманом на колени. — Чем задобрить этого внутреннего стража, непрерывно меня мучающего осознанием неправильности поступков?

— Жить — так, как люди живут. По мере сил стараться не совершать поступков, за которые совесть будет мучить, а если уж совершил — стараться исправить последствия оных.

— Совесть — тяжкий груз, — вздохнул бывший главнокомандующий.

— Это не только груз, но ещё и награда, — заметил Шаман. — Ибо осознание оправданности своих поступков, их правильности, даёт ни с чем не сравнимое ощущение вдохновения. Весь мир улыбается тебе, поддерживает тебя, любит тебя! Поверь, это... непередаваемо. Никакие убогие оркские развлечения, никакая выпивка или даже серые кристаллы не дадут и бледной тени подобного чувства. Но большинство орков словно слепые — вместо того, чтобы насладиться красотой окружающего мира, покорно бредут с закрытыми глазами вслед за столь же слепым поводырём, ведущим их прямо в бездну!

Бывший главнокомандующий вздрогнул.

— Война? — прошептал он враз пересохшими губами.

— Война, — уверенно кивнул Шаман. — Уже практически началась. И остановить мы её, скорее всего, не успеем.

— Но с чего ты взял? Может, ещё есть время?

Некоторое время орки буравили друг друга напряжёнными взорами; Шаман опустил взгляд первым.

— Амазонки, — нехотя произнёс он. — Ты обратил внимание, чем они занимались?

— Пытались убить нас...

— Не нас! В том то и дело, дружище, что не нас, вернее, не только и не столько нас, сколько пастухов и их стада!

— Но зачем им убивать пастухов и уничтожать стада?

— Вот! — поднял палец Шаман. — Это ключевой вопрос. И я бы не знал на него ответа, если бы поленился в своё время сходить в библиотеку и почитать книги по ведению хозяйства. Оказывается, продукция сельского хозяйства и животноводства данного региона в основном идёт на экспорт — гномам, обеспечивая им большую часть поступления продовольствия. Теперь уяснил?

— Понимаю, — кивнул бывший главнокомандующий. — У гномов образуется нехватка продуктов, а голодный солдат — плохой солдат.

— Дело не только в этом, — вздохнул Шаман. — Дефицит продуктов и очереди вызовут недовольство гномов своим руководством, и тут-то в игру вступят наши агенты, расписывающие все преимущества нашей богатой жизни, создавая у гномов впечатление, что стоит им сдаться, как сразу они начнут жить как мы... вернее, даже не как мы, а как самые богатые из нас. Ведь если сравнить среднего гнома со средним богачом из наших — тем, кто может позволить себе купить замок и несколько лошадей, то сравнение явно будет в пользу последнего.

— Но ведь мы действительно живём богаче!

— Только за счёт того, что мы грабим полмира, и эти полмира нас дружно ненавидят. И стоит нам оступиться — всё, съедят! Поэтому-то наши руководители и идут на эту авантюру с войной против гномов — мы уже не можем иначе.

— Это действительно авантюра, — покачал головой бывший главнокомандующий. — Люди скоро пойму, в чём дело, направят в степь войска и защитят своё продовольствие. Кроме того, случись война, и люди и эльфы придут гномам на помощь, как уже не раз бывало. Взаимопомощь делает их неодолимыми, их не разбить поодиночке. У нас нет ни единого шанса!

— Всё правильно, — грустно ответил Шаман. — И уж будь уверен — Чёрный Властелин это прекрасно понимает. А поскольку амазонок всё-таки пустили в дело, значит, есть соображения иного характера. Значит, люди и эльфы не придут гномам на помощь. Более того, восстановить продовольственное снабжение люди не успеют. Всё решится быстро, и война скоро вспыхнет. Собственно говоря, она уже началась — на границе собираются войска, подвозится снабжение, разработаны планы. Маятник двинулся, и его будет очень сложно остановить.

— Я всё равно попробую, — горячо произнёс бывший главнокомандующий. — Я...

Шаман неожиданно лёгким и изящным движением взвился на ноги, знаком попросив бывшего главнокомандующего замолчать. Тот прислушался и очень скоро услышал то, что чуткие уши друга уловили намного раньше — нехарактерный плеск волн и скрипы, приближающиеся по реке.

— Это они, — повеселел Шаман и лёгкой походкой направился к куче чёрных камней, бросив бывшему главнокомандующему через плечо:

— А ты спрячься куда-нибудь, подальше от берега. Сейчас здесь будет очень жарко.

Послушный орк отступил на несколько шагов за спину Шамана, резонно полагая, что уж здесь-то он точно мешать не будет, а вот помочь в случае чего — сможет.

Шаман полуобернулся и благодарно улыбнулся товарищу уголком губ. В этот момент на реке показался караван судов, ходко идущих под парусами. Шаман ленивым движением поднял камень, подождал, пока первое судно окажется напротив, и неторопливым движением швырнул в него вспыхнувший огнём камень.

Огненный шар устремился к кораблю, всё время увеличиваясь в объёме, так что в момент удара о борт его диаметр уже достиг двух человеческих ростов. Удар оказался для корабля не просто неприятным, а фатальным — обшивка треснула, в пробоину устремился водяной поток, паруса вспыхнули от немыслимого жара. Корабль был обречён.

Идущая следом шхуна попыталась обойти пылающего собрата, и ей это почти удалось — но на палубу плюхнулся очередной огненный шар, растёкшийся жидким огнём, заставляя экипаж искать спасения в реке.

Следующие два судна постигла та же участь — от огненных шаров невозможно было увернуться, а огонь принимался обгладывать деревянные корабли с восторгом голодной собаки.

Пятый — и последний — корабль резко увеличил скорость, ловко маневрируя среди горящих костров посреди реки — но убежать от огненного шара ей тоже не удалось. Сгусток пламени летел прямо в середину палубы, быстро и неукротимо, подобно топору палача, и бывший главнокомандующий уже предвкушал, как ажурные мачты, суетящийся экипаж и невозмутимую троицу на борту во главе с хорошо одетым человеком охватит голодное пламя.

Но всё вышло совсем не так.

Огненный шар дёрнулся и резко свернул в сторону, плюхнувшись в воду. Следующий шар постигла та же участь. А за ним — ещё один.

— Что это такое? — растерянно пробормотал бывший главнокомандующий.

— Воздушный Щит, — сузив глаза, прошептал Шаман. — У них неплохой маг Воздуха...

— Уходят! — горестно воскликнул бывший главнокомандующий. Действительно, шхуна уже обошла по плавной дуге первый из горящих кораблей и теперь стремилась вперёд — невесть откуда взявшийся попутный ветер пузырями наполнял паруса.

— Не уйдёт, — щёлкнул пальцами Шаман от осенившей его удачной мысли. Затем зачем-то лизнул палец, провёл им перед лицом, и запустил в направлении шхуны самым большим из камней.

Бывший главнокомандующий с горечью понял, что бросок был явно неудачным — Огненный шар промахнулся, пролетев на расстоянии несколько шагов мимо шхуны. Экипаж корабля, это тоже понял, разразившись издевательским хохотом.

Но Шаман вовсе не выглядел обескураженным — скрестя руки на груди, он спокойно наблюдал за своим промахом, не пытаясь повторить попытку. Шар вошёл в воду в нескольких шагах за кормой шхуны. Раздалось шипение, вода вокруг шара вскипела, а ветер погнал раскалённый пар в аккурат в направлении корабля.

Надо отдать ему должное, хорошо одетый человек своевременно сообразил, чем это может ему грозить. Поэтому он, не теряя ни мгновения, подхватил своих спутников — крепыша с гномьим мечом и старика с Сильмариллом на шее — под руки, и метнулся вместе с ними через борт прямо в воду.

Вслед им полетело сразу несколько огненных шаров. Шаман и бывший главнокомандующий пристально вглядывались в затянутую паром реку, силясь разглядеть обладателей Звёздного Камня.

Наконец туман развеялся, но следов троицы так и не было видно.

— Неужели утонули? — задумчиво наморщил лоб бывший главнокомандующий.

Вода недалеко от берега взорвалась брызгами, и троица в гигантском прыжке выскочила на берег — живая и невредимая. И туманный ореол вокруг неё показывал, что старик недаром носил высокое звание мага Воздуха.

Шаман хрустнул пальцами, разминая их, и шагнул вперёд, широко улыбаясь противнику. Старик, сжимающий нервной рукой Сильмарилл, повторил его жест, шаг и улыбку, после чего приглашающее махнул рукой.

Шаман не заставил себя долго упрашивать. Изящный жест — и к старику потянулся Огненный Канат, ударился о выставленную стариком защиту, разлетаясь вокруг огненными брызгами. Старик сделал шаг вперёд. Шамана отодвинуло, несмотря на его сопротивление, на тот же шаг назад, Канат взвился над головами, обрушился на старика сверху, и снова разлетелся брызгами.

— По сравнению со мной ты — слабак, — произнёс довольный старик, поглаживая Звёздный Камень. — Твоя сила — ничто по сравнению с моей.

— По сравнению со мной ты — дурак, — спокойно ответил Шаман. — Кто же полагается только на силу?

Старик даже не сразу понял, что единый Огненный Канат исчез, и теперь его колют со всех сторон Огненные Иглы, появляющиеся в самых неожиданных местах. Старик заметался, не в силах понять, где центр силы, ударив по которому, можно прервать заклинание, и проморгал удар очередного Огненного Шара. Воздушный Щит лопнул, отбросив старика назад. Шаман довольно усмехнулся.

Старик в ярости вскочил на ноги и обрушил на Шамана всю мощь своей магии. Воздушные кулаки мелькали одни за другими, вспышки молний слепили глаза, атака была сокрушительной, мощной... и бесполезной. Шаман быстро плёл заклинания, отводящие от него невероятную силу владельца Звёздного Камня, не отражая, а перенаправляя её так, чтобы она не нанесла ему никакого ущерба.

Очередной Огненный Шар ударился о Щит старика, и хотя на этот раз Щит выдержал, старика отшвырнуло назад. Старик яростно зашипел что-то неразборчивое, метнул поток молний, которые увязли и поглотились неспешно приближающейся Огненной Стеной.

Старик крепко сжал Сильмарилл обеими руками, в стену полетели Воздушные Кулаки, заставляя её вспучиваться пузырями, но не способные остановить или даже хотя бы замедлить её продвижение.

Стена была уже совсем близко, от жара борода старика почернела и начала скручиваться, от мокрой одежды шёл пар. Старик сплёл мощное заклинание, обрушив на Стену ураганный поток ветра, выдирающий траву с корнем, засыпающий Стену землёй и заливающий потоками воды — но она лишь немного прогнулась, безостановочно двигаясь к своей цели. Сзади что-то кричали крепыш и наместник, но старик не обращал на них внимания, сконцентрировав всё своё внимание на управлении буйством рукотворной стихии.

Неожиданная и спасительная идея озарила старика, когда стена была уже в нескольких шагах. Короткое заклинание — и внезапный восходящий порыв ветра подхватил Огненную Стену вместе со слоем песка и глины под нею и забросил вверх — высоко-высоко, за облака.

Шаман растерянно поднял голову, провожая красивый полёт своего заклинания, и в этот момент старик активировал давно подготавливаемое и очень эффективное заклинание, которое его никогда не подводило. Не подвело и на этот раз.

Бывший главнокомандующий вдруг увидел, как Шаман застыл в неестественной позе, с поднятым в зенит взором. Его плащ, развеваемый ветром, тоже застыл в неестественной отогнутости.

— Хе-хе-хе, — рассмеялся дребезжащим смешком старик и заметно расслабился. — Всё-таки магия Воздуха — самое то, позволяет надёжно обездвижить кого угодно. Не так ли, дружок?

Старец танцующей походкой направился к обездвиженному орку, сплетая сложное заклинание, которое, судя по гаденькой улыбочке на лице старика, не сулило Шаману ничего хорошего.

Бывший главнокомандующий глубоко вздохнул. Протёр ладонью нагрудник, и так сияющий, как зеркало. И быстрым шагом обошёл застывшего Шамана, остановившись между ним и магом в классической стойке.

Орк хорошо понимал, что шансов у него нет никаких. Маг, да ещё столь многоопытный — противостояние с ним равносильно самоубийству. Но смотреть, как на твоих глазах казнят твоего друга — было во сто крат хуже. Бывший главнокомандующий не надеялся на победу. Орк хотел лишь одного — умереть первым.

— Ну надо же! Кто у нас здесь? — издевательски протянул старец, разглядывая орка как некую заморскую диковину. — Жить надоело?

Орк ничего не ответил, лишь крепче сжал рукоять клинка.

— Отойди в сторону, и останешься жив, — великодушно предложил орку человек.

— Ни за что! — твёрдо ответил бывший главнокомандующий. — Отступать — это бесчестно!

— Ведь я же тебя сейчас убью, — вкрадчиво продолжил старик.

— Но честь останется жить! — последовал гордый ответ.

Что-то в этом диалоге было очень знакомое, казалось, он уже происходил где-то и когда-то, но не с ним... или с ним, но в другом амплуа?

Внезапно орк вспомнил. Городские ворота, кучка плохо вооружённых защитников, а перед ними — мальчишка, сжимающий в руках палку в локоть длиной — всё, что осталось от копья, столь же гордо отвергающий предложение об отступлении. Тогда орк лишь посмеялся над глупейшими моральными принципами людей, но теперь... теперь сам ими проникся настолько, что без них уже не мыслил себя. Прости, малыш — я тебя тогда чуть не убил, причём во имя утверждения того миропорядка, который теперь я сам всей душой ненавижу. Прости. Я совершил бесчестное дело — и сейчас постараюсь его искупить, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни. Орк резко выдохнул и бросился на старика-мага.

Неожиданная атака едва не закончилась успешно. Старик спохватился, лишь когда ятаган орка сверкнул не далее чем в локте от шеи мага. Но добраться до вожделенной цели смертоносный металл не успел — свистнул Воздушный Кулак, и орк отлетел на добрую дюжину шагов. Бывший главнокомандующий тотчас же вскочил на ноги, не обращая внимания на боль в ноющих рёбрах и вмятины в доспехе, и снова ринулся в сторону мага.

Следующий удар Воздушного Кулака пришёлся в лицо — мир вспыхнул и завертелся вокруг, дробясь и переливаясь.

Орк резким движением, давшимся с большим трудом, сел. Затем поднялся на ноги. И направился к старцу, сперва шагом, всё быстрее и быстрее, а затем переходя на бег. В этот раз удар Воздушного Кулака попал аккурат в нагрудник — небо и земля мелькнули перед глазами, постоянно меняясь местами и постепенно окрашиваясь красным, а потом земля больно бросилась орку в голову.

Подняться после этого было ничуть не легче, чем сдвинуть с места скалу — но бывший главнокомандующий сумел это сделать. Шаг, другой, третий... Удара всё не было. Орк решился поднять глаза — маг полностью погрузился в плетение заклинания и, казалось, не замечал никого и ничего вокруг. Орк побежал, быстрее и быстрее, надеясь достичь противника до того, как тот успеет заметить атаку и отреагировать на неё...

Не получилось.

Взлетела рука старца, ярко сверкнул Сильмарилл, высветив неведомые письмена заклинания — и орк внезапно ощутил, что нечто твёрдое ухватило его за ногу. Остановиться бывший главнокомандующий не успел. Послышался хруст кости, ногу пронзила дикая боль.

Бывший главнокомандующий выронил ятаган и кубарем покатился прямо под ноги старца, остановившись в паре шагов от него. Старец с любопытством уставился на орка, негромко хмыкнув:

— Впервые вижу орка, защищающего соплеменника ценою собственной жизни. Впрочем, посмотрели — и хватит!

Ладонь старца охватила гибкая змея постепенно утолщающейся молнии. Бывший главнокомандующий попробовал встать, но жуткая боль в ноге вновь уложила его на траву. Орк отвернулся, не желая глядеть на своего будущего убийцу, и встретился глазами с Шаманом, всё ещё пребывавшим в застывшей позе. Внезапно Шаман ободряюще улыбнулся и подмигнул другу; орк едва не закричал от изумления. С удивлением он понял, что поза Шамана изменилась — взор уже был обращён не в небеса, а на старца, и пальцы немного подрагивали, помогая своему владельцу сплести заклинание.

Бывший главнокомандующий всё понял верно — оттолкнувшись руками и здоровой ногой, он прыгнул на старика. В это же мгновение Воздух вокруг Шамана вспыхнул и осел наземь гаснущими искрами. Шаман, не теряя времени, метнул в старика ставший уж привычным Огненный Шар. Воздушный Щит вокруг мага дёрнулся и лопнул.

Но старик оказался не промах — неуловимым жестом отклонив Огненный Шар, лишь слегка задевший его руку, он успел отдёрнуться назад, и рука бывшего главнокомандующего, готовая вцепиться в горло старца, сомкнулась перед ним — как раз на Звёздном Камне, болтающемся на стариковской шее.

Резким движением руки орк дёрнул Сильмарилл с цепочкой вниз, заставляя старца рухнуть на колени. В этот момент сверкнула молния, ударила бывшего главнокомандующего снизу вверх, подбросив того в воздух, и тяжело опрокинуло его на спину. В спине что-то хрустнуло, но бывший главнокомандующий не обратил на это внимания, внимательно и неверяще вглядываясь в туманные глубины зажатого в кулаке Звёздного Камня.

Старец взвыл, сообразив, что он лишился своего главного сокровища. Взвился воздушный смерч... и опал, разбитый заклинанием Шамана. Взвилась Огненная стена, начисто отрезая мага от раненого бывшего главнокомандующего.

— Теперь мы на равных, — холодно заметил Шаман, сплетая сложное заклинание, не забывая при этом отражать отчаянные удары старика.

Бывший главнокомандующий облегчённо вздохнул. Старого мага уже можно было не опасаться, и орк решил было заняться собственными ранами, которые были куда как серьёзны. Орк попытался самостоятельно снять доспех и поэтому заметил врага слишком поздно.

Низкорослый крепыш с огромным — не по росту — гномьим мечом в руке приближался неспешным шагом, и на его лице даже самый большой оптимист не мог бы уловить ни малейшего признака доброжелательности.

— Послушай, давай поговорим! — тщетно воззвал к нему бывший главнокомандующий. — Я ведь безоружен!

— Тем лучше, — глумливо усмехнулся крепыш.

— Хотя бы скажи, как тебя зовут! Я хотел бы знать, от чьей руки погибаю!

Крепыш остановился и гордо приосанился.

— Можешь называть меня Выдающимся Мастером Меча, — милостиво разрешил он. — Или Экспертом Сражений. Ну, или Стратегическим Гуру...

— Чего? — у бывшего главнокомандующего отвисла челюсть. — Ты — гуру?

— Сейчас ты в этом убедишься, — усмехнулся крепыш и ринулся к орку, норовя проткнуть его мечом.

Невзирая на невыносимую боль в раненой ноге, бывший главнокомандующий сумел увернуться от клинка и изо всех сил пнул крепыша локтем в бок. Обычного человека такой удар опрокинул бы наземь, и подняться после него сумел бы далеко не каждый. Но крепыш лишь покачнулся, развернулся вполоборота и, крякнув, нанёс размашистый удар сверху вниз.

Единственное, что успел сделать бывший главнокомандующий — подставить под удар натянутую между руками цепочку от зажатого в кулаке Сильмарилла. Одно гномье изделие столкнулось с другим, полетели искры... но мастерство изготовителей цепочки оказалось выше.

Меч не сумел её разрубить, лишь оказался оплетён ею, чем бывший главнокомандующий моментально воспользовался: последовал рывок, и клинок, вывернувшись из ладони крепыша, вонзился в землю за несколько шагов от сражающихся.

Но крепыш этого словно даже и не заметил: какое-то мгновение от заворожено наблюдал за зажатым в кулаке орка Звёздным камнем, а затем в его глазах вспыхнула алчность. Стратегический Гуру забыл о стратегии и тактике, с рычанием вцепившись обеими руками в намертво сжатый кулак бывшего главнокомандующего.

Самозваный Эксперт Сражений был невероятно силён. Мышцы рук бывшего главнокомандующего пронзала острая боль, связки натянулись до предела, готовые разорваться, кости хрустели. Но поддаваться орк не собирался — он хорошо понимал, к чему приведёт попадание сокровища в руки человека со столь алчным взором. В его руках было будущее всего мира — и бывший главнокомандующий намеревался отстаивать его до конца.

До смерти.

Которая была не за горами.

Стратегический Гуру тяжело дышал от усталости и злобы. Сопротивление жалкого орка, слабого, но сопротивляющегося до конца, изыскивающего в организме неведомые резервы и за счёт этого не отдающего сокровище — выводило крепыша из себя. Наконец ему это надоело. Человек отпустил руку орка и шагнул в сторону.

Бывший главнокомандующий не успел порадоваться исчезновению боли, огнём жгущей руку и отдающейся по всему телу. Когда он заметил быстрое движение крепыша, было уже поздно. Ибо Выдающийся Мастер Меча поднял свой клинок и вонзил его орку в живот.

Боли не было. Лишь внутрь проник озноб, привнесённый холодным лезвием. Мороз властно завладел животом и принялся быстро растекаться по всему телу. Рука не сумела долго сопротивляться усилиям крепыша, снова в неё вцепившегося — и безвольно обвисла, когда торжествующий Эксперт Сражений поднял Звёздный Камень высоко над головой.

Мир вокруг плыл, покрываясь ледяными узорами, и бывший главнокомандующий без особого удивления услышал, как торжествующий смех крепыша оказался заглушён холодным вопросом:

— Не угодно ли вам обернуться, любезнейший?

Не прекращая смеяться, Выдающийся Мастер Меча развернулся, и тотчас же его смех сменился стоном — и лишь после этого орк увидел лезвие ятагана — его ятагана! — пронзившего грудь незадачливого Стратегического Гуру.

— Хороший удар, — из последних сил прошептал бывший главнокомандующий, чувствуя, как руки Шамана — его друга, спасителя, мстителя за него — осторожно подхватывают раненое тело, не давая ему брякнуться наземь.

Только уложив товарища на траву, Шаман выхватил из рук крепыша Сильмарилл и принялся сплетать заклинание.

— Холодно, — простонал бывший главнокомандующий, пытаясь поднять ослабевшую руку.

— Ничего, сейчас станет теплее, — проворчал Шаман, активируя заклинание.

Огненный портал развернулся в двух шагах от орков, одаривая их живительным и таким родным теплом.

— Оставь меня, — пробормотал бывший главнокомандующий, обречённо глядя на рукоять гномьего меча, торчащую из груди. — Всё равно мне конец, да и тебе с раненым на руках невозможно будет укрыться...

— Ещё как возможно, — зло выдохнул Шаман, подхватывая друга на руки. — Я знаю один домик в горах, на гномьей территории, недалеко от границы. Там нас никто не найдёт.

Шаман презрительно покосился на бегущих к нему вооружённых матросов, на хорошо одетого господина, что-то яростно орущего и отчаянно жестикулирующего... Поздно.

Орк с бывшим главнокомандующим на руках шагнул в пылающий портал, тотчас же осыпавшийся наземь языками быстро гаснущего пламени.

* * *

Дон пришёл в себя из-за качки. Мир качался в разные стороны, как на качелях, поначалу ему казалось, что он вновь плывёт на шхуне, внутри которой царит совершенно особый аромат смолы и водорослей. Дон осторожно повёл носом. Нет, запах ему не чудился — он был отчётлив и совершенно реален. Дон прислушался. Последнее, что он помнил — мельтешащий перед глазами хаос, сплетённый из солнечных бликов на клинках, молнии смертоносных стрел на фоне тёмных фигур многочисленных врагов, которые предстоит пронзить... И шум боя — зловещий свист стрел, звон стали, крики умирающих. Почему же теперь так тихо, слышен лишь лёгкий плеск волн? Волн? Дон осторожно приоткрыл глаза.

На тюрьму его местонахождение походило мало. Тёмные деревянные стены, небольшой столик, грубый топчан, круглое окно без решётки. К странностям следовало отнести лишь лёгкое покачивание всей комнаты, которое вкупе с круглым окном и плеском волн привёл Дона к правильному выводу, что он находится на корабле. Но в качестве кого?

Дон осторожно стал на ноги. Голова ответила невыносимой вспышкой боли, мир зашатался, и человека накрыло ещё одним ярким воспоминанием — удаляющийся берег, вооружённые люди на причале, и река вокруг корабля — красная... Красная от крови.

Точно такая, как в видении, посетившем его на плоту.

Дон встряхнул головой, пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний, и ещё раз, внимательнее, огляделся вокруг. Его оружия нигде не было видно, что наводило на нехорошие размышления. Впрочем, дверь в комнату оказалась не заперта, что его немного успокоило. Выскользнув из комнаты, Дон аккуратно двинулся по узенькому коридору к лестнице, ведущей, судя по всему, на палубу. Этот выход тоже не был закрыт — сквозь него прорывался солнечный свет и доносился невнятный шум голосов. Голосов? Дон напрягся... и тут же расслабился, испытав невообразимое облегчение. Судя по всему, ему ничего не угрожало. Голоса были мужскими.

Поднявшись по лестнице — что получилось не очень быстро и довольно неуклюже, ибо на середине подъёма закружилась голова, так что пришлось вцепиться в поручень, дабы не загреметь наземь — Дон вышел на палубу.

К его удивлению, на него никто не обратил внимания — присутствующие на палубе образовывали круг, в центре которого происходило нечто столь интересное, что поглощало всё их внимание без остатка.

Не без труда протолкавшись сквозь толпу, Дон увидел причину этого внимания и не смог удержаться от широкой улыбки. Посреди круга стоял Грахель, невозмутимо потягивающий пиво из ведёрка. А прямо перед ним на широкой бочке боролись на руках капитан Кровавый Парус и Эдин Рыжебородый. Толпа вокруг поддерживала криками сосредоточенно пыхтящих соперников, заключались пари, монеты переходили из рук в руки. Грахель же время от времени отпускал ехидные комментарии, вызывающие всплески бурного веселья.

Наконец борьба закончилась самым драматическим образом: бочка не выдержала и треснула, из-за чего противники, не разжимая рук, грохнулись на палубу. Шумное веселье достигло апогея, и сами соперники, ничуть не обескураженные, хохотали громче всех.

— Победила дружба! — торжественно провозгласил Грахель, вызвав шквал аплодисментов. — Второе место дружно делят Великий Кровавый Парус и несравненный Эдин Рыжебородый!

— Эй, а кто делит первое место? — задорно выкрикнул Дон.

Гном встретился с ним глазами, испустил радостный вопль и подхватил человека в охапку.

— Живой! — радостно завопил Грахель, вызвав шквал оживления среди толпы.

— А вы что, меня уже хоронить собрались? — хохотнул Дон, но гном не разделил его веселья. Мгновенно став серьёзным, он глухим голосом ответил:

— Видел бы ты себя... Живого места ведь не было! Если бы не моя магия да травы Ласталайки — всё, пришлось бы тебя... тебя...

— Не хмурься, дружище! Ведь я живой и здоровый, даже готов участвовать в этом вашем соревновании, — Дон обвел глазами собравшихся и живо поинтересовался:

— Кто хочет первым со мной побороться на руках?

Толпа ответила мгновенно наступившим глухим молчанием. Более того, стоявшие поблизости люди испуганно попятились.

— Что это с ними? — растерянно спросил Дон.

— Видишь ли, после того, что ты устроил в Городе-на-Реке, вряд ли кто-то захочет с тобой бороться, — осторожно ответил гном.

— А разве я что-то... натворил? — не менее осторожно поинтересовался Дон.

— Ты не помнишь? — возмутился гном. — Хотя... вряд ли ты смог бы понатворить такое, если бы осознавал себя и действительность.

— Да что я натворил-то? — вспылил Дон.

— Да так, самую малость, — ехидно пробурчал Рыжебородый. — Перебил добрую четверть амазонок, вторгшихся в город, та так перебил, что...

— От тебя шарахались даже зомби, — добавил Кровавый Парус.

Дон вздрогнул. Встреча с ожившей покойницей, поднятой извращённой магией амазонок, до сих пор вспоминалась как страшный сон.

— И много было этих зомби? — осведомился Дон.

— Порядочно, — вздохнул Эдин. — Если бы не ты, плохо бы нам пришлось...

— Мы их оттеснили до самого порта, как вдруг появились эти жуткие чудища, — ввернул Кровавый Парус. — Справиться с ними очень тяжело, и казалось уже, что нам всем крышка...

— Но ты бился так... я бы ни за что не поверил, что это возможно, если бы не видел своими глазами, — признался Рыжебородый. — Ты пробился сквозь все их ряды и зарубил ведьму, их поднявшую.

— А после этого твой меч застрял в чёрном клубке, в который превратился её труп. И ты бросился на амазонок с голыми руками! — в голосе Кровавого Паруса слышалось исступлённое уважение.

— Мой меч! — спохватился Дон. — Кстати, где он?

— У меня, — ответил гном, протягивая Дону эльфийский клинок и сумку с арбалетом. — К сожалению, доспех не могу тебе дать — после боя он больше всего походил на решето.

— Отлично! — обретя клинок и арбалет, Дон сразу почувствовал себя увереннее. — Так что, продолжим соревнование! Если ваши воины стесняются со мной сразиться, то я вызываю на поединок чемпиона! Кстати, кто это?

— Рыжебородый и капитан в один голос рассмеялись, а Грахель покраснел и буркнул:

— Ну я чемпион. Но тебе сражаться со мною нельзя.

— Это почему же? — улыбнулся Дон.

— Да потому что у тебя рука была сломана в пяти местах! — гаркнул Грахель, выходя из себя. — Я её по кусочкам собирал! И теперь тебе хотя бы несколько дней нельзя поднимать ничего тяжелее ложки! А ты...

Гном отвернулся и замолчал.

— Грахель, дружище, — с раскаянием произнёс Дон. — Прости. Я не знал. И это... спасибо тебе.

— Не за что, — буркнул гном, оттаивая и протягивая человеку руку. — Но постарайся больше до такого не доводить.

— Постараюсь, — кивнул Дон. — Обещаю стать кротким, как овечка, как только мы вернём... вернём...

Дон растерянно глянул вокруг, слишком поздно понимая, что проболтался.

— Не тушуйся, — нарушил молчание Кровавый Парус. — Грахель мне рассказал кое о чём, и я хочу спросить: это правда?

— Грахель — очень правдивый гном, — ответил Дон с натужной весёлостью, надеясь обратить разговор в шутку. — Так что, скорее всего, он вам не соврал...

— У тебя действительно был Сильмарилл? — рявкнул Кровавый Парус.

— Был, — опустил глаза Дон.

— Тогда расскажи, — медленно, с болью произнёс капитан. — Как же ты посмел его лишиться? Как же ты допустил?

Дон покраснел, как рак. Ответить было нечего — не расскажешь ведь о спасении Ласталайки и о предшествовавшем ему поцелуе!

— Так вышло, — пробормотал он едва слышно.

Дон был готов от стыда провалиться сквозь палубу, и поэтому предостерегающий крик вперёдсмотрящего матроса, разорвавший воздух, Дон воспринял с огромным облегчением.

Матросы Кровавого Паруса и подчинённые Рыжебородого поспешили на нос. Протолкавшись вперёд, Дон увидел причину тревоги: поднимающиеся вверх клубы дыма, догорающие остовы четырёх кораблей и суетящихся людей вокруг пятого, причаленного к берегу.

— Вот мы и настигли их, голубчиков! — довольно потёр руки Рыжебородый.

— К бою! — скомандовал Кровавый Парус.

— Не уйдут, — с мстительным предвкушением прошептал Дон, наблюдая за суетой на вражеском корабле.

— Дон, послушай, — голос гнома был предельно серьёзен. — Здесь что-то не так.

— Ловушка? — поднял бровь Дон.

— Нет-нет. Просто Сильмарилл... я его не чувствую, — признался Грахель.

— Ничего, дружище, — Дон успокаивающе похлопал гнома по плечу. — Это бой на тебя повлиял... или маг его пытается скрыть. Но я его почти вижу! — Дон торжествующе указал рукою на две фигурки, застывшие посреди луга — фигурку мага и фигурку наместника.

Дон проверил, хорошо ли выходит меч из ножен. Врага он не боялся: единственный, кто мог создать какие-то проблемы — крепыш — отсутствовал, а у остальных шансов против него не было.

Корабль, ведомый Кровавым Парусом, мастерски развернулся и легко ткнулся бортом в борт шхуны наместника. Дон первым запрыгнул на вражескую палубу. На него бросились несколько матросов, но дон их успокоил аккуратными тычками рукояти клинка — убивать людей ему не хотелось. Вслед за ним на палубу тяжело плюхнулся гном, вращая перед собою молот. А за ним посыпались матросы Кровавого Паруса и люди Рыжебородого.

Дон пробирался на нос корабля, щедро отвешивая пинки всем встречным. За спиной послышался звон стали — сражение началось. Послышался громкий треск — это Грахель, оказавшийся рядом с мачтой, от души заехал по ней молотом, отчего мачта переломилась и рухнула в воду. Людям наместника это не добавило боевого духа, а нападающие встретили падение мачты радостным смехом и замахали оружием с удвоенным вдохновением.

Дон мягко спрыгнул с носа вражеского корабля и твёрдым, хоть и неспешным шагом направился к своей цели — туда, где посвёркивала золотом дорогая одежда наместника. Тот что-то кричал, размахивал руками, матросы, оставшиеся на берегу, пытались организовать что-то вроде заслона — бесполезно. Дон проходил сквозь их нестройные ряды, как раскалённый нож сквозь масло, и даже не пускал в ход лезвие клинка.

Наконец, впереди осталось только двое главных врагов. Старик шагнул вперёд, прикрывая собою наместника, принялся сплетать сложное заклинание, но Дон едва не расхохотался, разглядывая покрытую синяками физиономию мага.

Кто же его так исходил? — задался вопросом Дон, но ответить на него не успел. Воздух внезапно замерцал и сгустился вокруг его щиколотки — не остановись он, сделай ещё шаг вперёд, и гарантированно заработал бы перелом лодыжки.

Дон усмехнулся, взмахнул рукою — и сгустившийся воздух освободил ногу, рассыпавшись осколками. Старец принялся осыпать его ударами Воздушных Кулаков, но Дон привычным жестом выставил руку вперёд — и все атаки мага бесплодно гасли, разбиваясь о Воздушный Щит.

Наконец Дону это надоело: собрав в кулаке немного энергии, он нанёс удар — и старец, в пылу атак совершенно забывший об обороне, рухнул наземь. Дон с улыбкой зашагал к одинокому наместнику. Тот, видя, что дело совсем туго, выхватил меч и стал в довольно неплохую стойку. Дон хмыкнул и перешёл в атаку.

Наместник был довольно умелым бойцом. Таких, как он, учат с детства лучшие преподаватели, в том числе и фехтованию. Движения его были быстры и точны, защита безупречна. Но наместнику никогда не приходилось сражаться по-настоящему. Никогда не доводилось защищать свою жизнь и жизни своих друзей с помощью одного лишь клинка. Никогда не доводилось стоять в одиночку против толпы, выживая там, где выжить невозможно — и поэтому против настоящего бойца, пролившего немало своей и чужой крови, у наместника не было ни единого шанса.

В первые же мгновения боя Дон мог бы, не особо напрягаясь, зарубить врага дюжиной способов — несмотря даже на то, что орудовать приходилось непривычной левой рукой. Но Дону не хотелось его убивать — по крайней мере, сразу. Для начала, следовало хорошенько порасспросить врага о местонахождении Звёздного Камня. А то ведь с него сталось бы спрятать своё сокровище — ищи его потом. И лучше всего расспрашивать его именно сейчас, пока у врага ещё жила надежда на победу.

— Ну что, наместничек, — саркастически проговорил Дон, отражая выпады противника, — сожгли твой флот? И Сильмарилл не помог, верно?

Наместник заскрежетал зубами от злости.

— Проклятые орки! — яростно выкрикнул он. — Я им вёз Сильмарилл, надеясь на честный рыночный обмен, а они... налетели, отобрали, корабли сожгли, оставили меня ни с чем! Подлецы!

— Ради прибыли орк пойдёт на любое преступление — пора бы это уже выучить, — снисходительно объяснил Дон, и только после этого до его сознания дошёл страшный смысл слов наместника.

В глазах потемнело, земля под ногами зашаталась, вдруг стало нечем дышать. Дон рванул ворот и отчаянно полуспросил-полувсхлипнул:

— Звёздный Камень достался оркам?!

— Именно! — разъярённый наместник не прекращал атаки, и умело воспользовался замешательством Дона — удар клинка пришёлся в левую руку, заставив ту повиснуть беспомощной плетью. Дон едва успел перехватить меч правой рукой, которой нельзя было поднимать ничего тяжелее ложки — и каким же тяжеловесным ему показался невесомый эльфийский металл!

Но гораздо тяжелее было бремя, обрушившееся на душу человека.

Не уберёг, — горько подумал Дон. — Не сумел. И теперь, когда у орков два Сильмарилла, их победа в войне становится лишь вопросом времени. Нет мне прощения!

Преимущество в бою полностью перешло на сторону наместника. Тот теснил с трудом отмахивающегося Дона, глаза наместника горели мрачным торжеством.

Может быть, не стоит и сопротивляться? — возникла горькая мысль. — Может, следует искупить вину кровью — ведь за свою оплошность я достоин заплатить жизнью!

Дон бросил мимолётный взор на корабли. К его удивлению, сражения там уже не было — люди наместника и соратники Дона стояли вперемешку и пристально наблюдали за поединком. Но если первые поддерживали своего предводителя радостными криками, то вторые хмурились и хранили гробовое молчание. Грахель яростно кусал губы и изо всех сил сжимал рукоять молота. Он хорошо понимал, каково Дону приходится — и ругал себя за то, что опоздал, не вступил в битву первым.

А ведь я обещал ему быть осторожным, — с раскаянием подумал Дон. — Нет, на меня нельзя положиться! Как я мог?

Дон хорошо понимал, что происходит. Старинная традиция — когда результат битвы определяется не сражением войск, а поединком их предводителей. И поэтому, если он погибнет, его соратники попадут в плен к наместнику. Что с ними будет?

Ничего хорошего, — определённо понял Дон. — И я не вправе этого допустить. Я не должен усугублять своих ошибок, наоборот: мой долг попытаться их исправить — в той степени, что смогу.

Дон перешёл в атаку. Эльфийский клинок, ставший непомерно тяжёлым, змеёю вился вокруг меча наместника, нанося его владельцу ощутимые царапины. Ловкий финт — и клинок наместника вырвался у того из руки и улетел в траву.

Дон остановил свой клинок у самого горла противника и устало вытер пот со лба. Ноги подкашивались.

Грахель, несмотря на свои короткие ноги, подбежал к человеку первым.

— Как ты? — несмотря на все усилия казаться бесстрастным, голос его дрогнул.

— Всё хорошо, дружище, — Дон тяжело опёрся на гномье плечо. — Всё в порядке.

— А что будем делать с этим? — от неласковости гномьего взгляда наместника бросило в дрожь.

— У меня есть одна идея, — слабо улыбнулся Дон и крикнул:

— Рыжебородый! Подойди-ка сюда!

— Что вам угодно, господин Воин? — приблизившийся Рыжебородый склонился в уважительном поклоне.

— Мне угодно препоручить твоим заботам этого вот человечишку, — Дон ухватил наместника за шиворот и швырнул его к ногам Эдина. — Он мне по секрету сообщил, что желает оставить пост наместника Города-на-Реке, передав этот пост тебе.

— Что?! — в один голос воскликнули Рыжебородый и наместник.

— Мне? Но ведь я же... — начал было Эдин, но наместник прервал его:

— Он же бандит!

— А ты — не бандит? — гневно поинтересовался Дон. — Неужели это он сбежал из вверенного ему города? Неужели это он пытался продать Сильмарилл оркам? Даже самый подлый бандит — намного лучше тебя! В общем, либо ты подпишешь отречение в пользу Эдина, либо я тебе сейчас без лишних разговоров снесу голову — веришь?

— Подпишу, я всё подпишу! — зачастил наместник, испуганно шарахаясь от Дона и прижимаясь к ногам Рыжебородого в поисках защиты.

— Вижу, вы поладите, — хихикнул гном. — Кто из вас главнее, вы уже определились.

Рыжебородый гулко расхохотался, но вскоре принял серьёзный вид.

— Послушайте, — озабоченно сказал он. — Если уж я стану наместником, то мне придётся вернуться в город, я не могу его оставить просто так! Нужно организовать оборону, наладить поставки продовольствия, позаботится о раненых...

— А ты серьёзно взялся за дело, — уважительно присвистнул Грахель. — Думаю, справишься.

— Так-то оно так, — почесал в затылке Рыжебородый. — Но я не смогу вас сопровождать! Я должен вернуться, понимаете — должен!

— Прекрасно понимаю, — сказал Дон. — Возвращайся. Дальше мы отправимся вдвоём.

— Но ведь это может быть опасно! — схватился за голову Эдин. — Тут орки пошаливают, пропадёте!

— Наоборот, — усмехнулся Дон. — Там, где большой отряд привлечёт внимание, двое проскользнут незаметно. А уж если нас заметят — пропадём всё равно, численный перевес тут особой роли не играет. Неважно, дюжина орков на каждого или пять дюжин — пропадём всё равно, да и вас погубим. А это дело только моё. Я совершил ошибку — мне её и исправлять.

— Удачи! — Рыжебородый обнял Дона с Грахелем. — Возвращайтесь, в моём городе вы всегда будете желанными и очень дорогими гостями.

— Будем живы — вернёмся, — ответил Дон. — Дружище, идём, соберём чего-нибудь в дорогу да попрощаемся с соратниками.

Грахель кивнул, забормотав себе под нос названия продуктов, которыми намеревался разжиться на камбузе.

Седьмая глава

— Городок уже недалеко, — прогнусавил Грахель.

— Совершенно с тобой согласен, — не менее гнусавым голосом ответил Дон, дыша сквозь платок. — Я это тоже... чувствую.

В самом деле, городок дал путешественникам знать о своём существовании задолго до появления в поле зрения. Первыми признаками его бытия были редкие кучи мусора на обочинах дороги. Благодаря им город можно было найти и без карты и знания местности — по мере приближения к городку кучи росли в размерах и встречались всё чаще, переползая и на дорогу. Так что теперь друзьям приходилось брести по толстому слою отходов, зажимая носы и отмахиваясь от мух, являвшихся полноправными обитателями этой помойки.

— Может, этот город мухи оккупировали? — предположил злой Грахель. — Такое впечатление, что именно для них он и создан.

— Ага, а людей обратили в рабство и заставляют гадить, — подхватил Дон. — Дружище, тебе бы баллады писать!

— Да, мухи столько не нагадят, — проворчал гном. — Только человек так может. Хотя... человек ли?

— Орки? — с полуслова понял намёк гнома человек. — На территории Королевства людей, хоть и на окраине, столь демонстративно — очень маловероятно. Это люди. Но с ними что-то случилось, что-то в них разладилось, если уж они дошли до жизни такой. Но что?

— Сейчас узнаем, — проворчал Грахель, указывая на появившийся наконец-то из-за поворота городок.

Чем ближе они подходили, тем меньше Дону нравилось увиденное. Городские ворота были не просто распахнуты — они давно не чинились, и полусгнившие створки скрипели на ветру, словно жалуясь на неудачную жизнь.

— А что это? Гном указал полускрытые кучами отбросов очертания скульптур каких-то животных по бокам от городских ворот.

— Это львы, — ответил Дон. — Львы — древние символы этого городка. Но что же здесь стряслось?

Друзья прошли сквозь полусгнившие ворота и оказались в городке. Увы, открывшееся их глазам зрелище было ничуть не лучше: замусоренные улицы, обветшалые дома, испуганные лица редких прохожих...

— Послушайте, любезнейший! — вежливо обратился Дон к проходящему мимо мужчине. — Не подскажите ли, как...

Дон не успел закончить вопроса — прохожий испуганно шарахнулся в сторону, зачем-то прикрывая лицо руками, юркнул в какую-то улочку и исчез.

— Странный он какой-то, — озадаченно почесал затылок Дон.

— Да они все тут странные! — гном едва не выругался, когда его попытка заговорить с женщиной закончилась аналогичным образом.

— Не нравится мне здесь, — Дон покрутил головой. — Не надо было сюда заходить.

— А как же иначе? Ведь на этом убогом камбузе не оказалось жареных колбасок и цыплят, а самое главное — у нас закончилось пиво! — Гном демонстративно потряс пустой флягой перед лицом Дона. — Хотя... мне здесь тоже не нравится, — добавил он после паузы.

В городе царила тишина, нарушаемая лишь шелестом мусора под ногами. Внезапно неподалёку грянули звуки, больше всего напоминающие какофонию с примесью визга щенка, которому наступили на хвост. Впечатлительный гном перестал зажимать нос и принялся затыкать уши; Дон сморщился, словно от зубной боли.

— Идём! — Дон потащил гнома сквозь лабиринт улочек с твёрдым намерением отыскать музыкантов и настоятельно попросить их перестать издеваться над музыкальными инструментами.

Блуждали долго. Городок словно издевался над ними — улицы то поднимались круто вверх, то падали вниз, извивались самым причудливым образом и часто оканчивались тупиками. Звуки то отдалялись, то приближались. Создавалось полное впечатление, что планировка городка была создана для того, чтобы враг не сумел отыскать центр города. А все попытки обратиться за помощью к прохожим наталкивались либо на стену презрительно-ледяного молчания, либо на поспешное бегство.

— Да что же это такое! — Дон ухватил за руку паренька, явно куда-то спешащего, с твёрдым намерением добиться от него ответа, но тот заверещал нечто невразумительное, с недюжинной сноровкой вывернулся из рук Дона и бросился наутёк.

— За ним! — скомандовал Грахель и на бегу пояснил:

— Он выведет нас в центр города. Ведь наверняка он помчался за стражей.

Вскоре Дон признал правоту друга. Звуки становилась всё громче, а потом дома расступились, и Дон с Грахелем выбежали на центральную площадь. И остановились в нерешительности. Площадь вся была заставлена лотками, палатками и палаточками, бойко шла торговля. Правда, и вонь здесь стояла совершенно неописуемая — так что Дона даже слегка замутило.

— Вот они! — Грахель указал на невысокий помост, на котором кривлялись несколько фигур неопределённого пола, полураздетых до бесстыдства и разукрашенных до омерзения. Одна из фигур пыталась петь, но, как предположил Дон — из-за плохой дикции, слов было не разобрать.

Друзья решительно направились к помосту, и плохо бы пришлось фигурам, если бы их не остановила сцена, разыгравшаяся прямо перед ними.

Опрятный старичок не спеша пересекал площадь чуть впереди, как вдруг с ним поравнялся юркий подросток и сильно толкнул старика в спину. Старик вскрикнул, падая, яблоки из авоськи раскатились по земле. Старик попытался встать, но подросток насмешливым тоном произнёс непонятное ругательство, запустив поднятым яблоком старику в лоб.

Тотчас же подростков стало больше. Они окружили старика кольцом и принялись осыпать старика градом яблок, гнилых фруктов, потом в ход пошли камни...

— Враг! — слово, очень похожее на это, кричали старику подростки.

Старик сначала пытался подняться, а затем лишь прикрывал руками голову, вздрагивая всякий раз, когда увесистый камень оставлял ссадину на его многострадальном теле.

Никто из торгующих и покупающих даже не попытался вмешаться. Конфликт, конечно, не остался незамеченным — но лица большинства свидетелей светились любопытством или откровенным злорадством, и лишь на некоторых читался страх — страх оказаться следующим.

Дон зарычал и, преодолев разделяющее их расстояние тремя прыжками, встал над стариком. Подростки испуганно попятились, но затем, видя, что Дон не пытается их атаковать, вновь осмелели, шагнули вперёд...

— Кто швырнёт — сильно пожалеет, — громко прошипел сквозь зубы Дон.

Но подростки не испугались угрозы. Или просто её не поняли. Свистнуло яблоко, брошенное рукою наиболее наглого... Дон ловким движением поймал его и с силой швырнул назад — аккурат в физиономию бросившего. Подросток взвыл.

— Ещё желающие есть? — осведомился Дон среди гробового молчания.

Желающих больше не было — подростки словно провалились сквозь землю. Грахель аккуратно поднял старика, отряхивая его от пыли.

— Вы не сильно пострадали, уважаемый? — обратился Дон к старику.

Тот вздрогнул, суетливо оправляя одежду, и неверяще уставился на Дона.

— Человеческий язык... — прошептал он. — Наконец-то человеческий язык... — тон старика изменился, стал жёстким, деловым и властным. — Нам лучше уйти отсюда. Здесь небезопасно — донесут, и пиши пропало! Идёмте!

Подавая пример, старик уверенно зашагал сквозь лабиринт улочек. Друзья поспешили за ним.

— Постойте, вы же ранены! — воскликнул Грахель, увидев, как кровь из ссадины на лбу капает старику на одежду. — Нужно перевязать!

— Некогда, — отмахнулся старик.

— Ну тогда хотя бы промыть, чтобы заражения не было! Где у вас ближайший колодец?

Старик остановился так резко, что друзья едва не сбили его с ног.

— Подумать только, — пробормотал он, — люди из нормального мира — здесь! А колодец у нас один. Видели музыкантов на площади? Городской колодец как раз под помостом.

— Но как же люди берут воду? — округлил глаза Дон.

— А воду из него не берут. Воду теперь приходится покупать — иного варианта нет.

— Покупать воду? — отвисла челюсть у гнома. — Но как это? Как это так вообще?

— Неужели колодец пересох? — забросал Дон старика вопросами. — Или отравлен? Или вода в нём невкусная?

— Нет, вода в нём есть, причём отличная, — с улыбкой ответил старик.

— Но почему тогда колодцем не пользуются?

— Потому что он оказался экономически неэффективным, — с иронией произнёс старик, глядя на ошарашенные лица друзей.

— Не понял, — потряс головой Грахель. — Совсем ничего не понял. Как может быть колодец неэффективным? Ведь из него набираешь воду и идёшь себе.

— Мы тоже так думали, — без тени улыбки ответил старик. — Но представители мордорских экономических кругов нам объяснили, что колодец явно убыточен — на него тратятся деньги горожан, но прибыли с него никакой нет.

— А вода? — возмутился Дон.

— А вода из горных мордорских ручьёв гораздо лучше по качеству, чем в колодце.

— Ну и что? — распахнул глаза Грахель. — Её же привезти надо! С тем же успехом здешнюю воду можно возить в Мордор.

— Нас уверили, что наша вода не сможет конкурировать на мировом рынке с мордорской.

— А зачем обязательно конкурировать? Неужели нельзя её просто пить?

— Нас убедили, что как только колодец будет закрыт, мы станем пить исключительно чистейшую и вкуснейшую мордорскую воду.

Дон и Грахель озадаченно молчали.

— Более того, — добил их старик. — Наличие колодца, как оказалось, подрывает инициативу у жителей села, поскольку отсутствует конкуренция в снабжении горожан водой.

— Неплохой приём, — почесал затылок Дон. — Вроде того, какой использовали для оболванивания жителей моего города. Красиво упакованная ложь в обёртке правды, из-за которой люди теперь остались без воды. Верно?

— Ты всё правильно понял, — сокрушённо кивнул старик. — Колодец закрыли, и внезапно оказалось, что мордорская вода, во-первых, дорогая, во-вторых, её мало, а в третьих, качество у неё, мягко говоря, не очень.

— Так где же вы берёте воду?

— Покупаем, — печально ответил старик. — Например, в таких заведениях.

Палец старика указывал на трактир, стоящий наособицу от других домов, окружённый плетёным из прутьев забором.

В животе гнома громко заурчало.

— А не зайти ли нам подкрепиться? — воскликнул Грахель и, не дожидаясь ответа, двинулся к вожделенной цели. Люди обменялись улыбками и последовали за ним.

В трактире посетителей не было. Толстый трактирщик лениво зевал за крайним столиком, паренёк-прислужник охотился на мух с полотенцем наперевес. Впрочем, Дону трактир понравился — здесь по крайней мере пол не был покрыт мусором, да и вонь ощущалась не так сильно.

Увидев посетителей, трактирщик стал чрезвычайно угодлив. Мухой подлетев к вошедшим, он галантно усадил их за столик в самом центре.

— Что будем заказывать? — обратился Дон к Грахелю.

— Поесть! — отрезал тот и обратился к трактирщику:

— Мяса, пива — каждому.

Трактирщик угодливо кивнул и исчез.

Вскоре на столе словно по волшебству возникли кружки, увенчанные белыми шапками пены, и красивые разрисованные тарелки с зажаренными куриными ножками.

— С вас две золотые монеты, — угодливо кланяясь, произнёс трактирщик.

— Сколько-сколько? — Дон едва не расплескал пиво. — Почему так много?

— Оркско-мордорская интеграция, — гордо пояснил трактирщик. — Наши цены уже достигли мордорского уровня!

Нехорошее подозрение зародилось в душе Дона. Он поднял куриную ножку и понюхал её. Так и есть — запаха мяса совершенно не ощущалось. Дону уже доводилось пробовать подобное — безвкусную и безликую еду, которую с закрытыми глазами даже не идентифицируешь.

— Тоже из Мордора? — Дон потряс куриной ножкой перед лицом трактирщика.

— Прямые поставки! — расплылся в довольной улыбке трактирщик. — Мордорское качество! Хоть оно и не совсем свежее, но зато — мордорский вкус!

— Совсем несвежее, — скривился Дон. — Но вкус мордорский, это да.

Гном отхлебнул пива... и шумно его выплюнув, обдав трактирщика с ног до головы.

— Что это за кислятина? — возмутился гном. — Безвкусная дрянь! Тоже мордорское?

— Нет, пиво местное, — обиделся трактирщик. — Мы готовим его по мордорской технологии, у нас есть сертификат...

— Милейший, — задушевным голосом молвил Дон, ухватив трактирщика за шиворот железной рукой. — Забери эту дрянь и иди, иди, иди... Мы сделаем вид, что ты нам этого не приносил. И принеси взамен чего-нибудь... съедобного.

— Ну, можно, конечно, приготовить какое-нибудь устаревшее блюдо, — наморщил лоб трактирщик. — Но ведь его придётся готовить! Это не прогрессивная мордорская технология, в которой сунул в печь — и готово! Приготовление потребует времени!

— Ничего, мы подождём.

Трактирщик собрал тарелки с прогрессивной снедью и с ворчанием удалился.

— Мы уже почти разучились есть человеческую пищу, — грустно произнёс старик. — Это длится уже давно, но с каждым годом становится хуже и хуже.

— Но почему вы это не остановите? — в один голос спросили Дон и Грахель.

— Я пытался, — взгляд старика слегка расфокусировался, он скользил по страницам памяти горьким страницам, судя по увлажнившемуся взору. — Я сделал всё, что было в моих силах! Я боролся, сколько мог, используя весь талант, зажжённый во мне Всевышним... Но я не сумел. Меня остановили, они и на таких, как я, нашли управу. И мне осталось лишь доживать бесцельные годы здесь, видя, как постепенно рушится всё, что составляет суть человека, как люди отрекаются от всего — братства, достоинства, даже язык свой коверкают! Если бы вы не оказались на площади, всё было бы уже кончено. Мне повезло, что вас случайно занесло туда...

— Вообще-то, не случайно, — брякнул гном. — Мы услышали эту безумную какофонию и решили немного воспитать музыкантов.

— У них хорошая охрана, — усмехнулся старик.

— Ничего, — вернул ему усмешку Дон. — Мы бы их уничтожили морально, вот этим.

Дон водрузил на стол лютню.

И замер, глядя на старика.

Тот застыл, во все глаза глядя на лютню, как не глядят на самого дорогого и любимого человека. А из глаз его текли слёзы.

— Лютня, — благоговейно прошептал он. — Как же давно я не видел лютни, как я мечтал хотя бы прикоснуться к ней, не говоря о том, чтобы сыграть...

— Так возьми, — Дон чуть ли не насильно сунул лютню старику в руки. — Попробуй сыграть, струну дёргай не сильно...

Дон осёкся.

Длинные пальцы старика умело пробежали по музыкальному инструменту, подстраивая его, потом прикоснулись к басовито зажужжавшей струне...

Замерли.

И снова сильным и уверенным движением коснулись струн.

Полилась мелодия. Чарующая, медленная, печальная — она была прекрасна, она звала за собой, вела в небо, возвышая души слушателей, делая их чище...

— Что здесь происходит? — раздался грозный голос трактирщика.

Старик испуганно сжался и протянул лютню обратно Дону.

— Исчезни, — посоветовал Грахель трактирщику, для убедительности показав тяжёлым молотом направление. Трактирщик испарился.

— Спасибо, — растроганно произнёс старик. — Я так долго мечтал об этом, я думал, что мне уже не доведётся... Теперь не жалко и умереть.

— Да погоди ты умирать, — махнул рукой Дон. — Мне кажется, я слышал о тебе, определённо слышал!

— Что именно? — с любопытством спросил старик.

— Вот это.

Дон удобнее перехватил лютню и его пальцы побежали по струнам.

Недопетая песня замрёт на губах

И опять долгий путь померещится сном.

Что ты ищешь в пустынных и диких краях,

Где вздымаются горы над серым песком?

Злобный ветер кружится в багровой дали,

Над предгорьями этих проклятых земель,

И бесплотные кости белеют в пыли,

Для чего ты пришел в этот край, менестрель?

Ты играешь на лютне чудесный мотив,

Что крылатою птицей летит над тобой.

В этой песне — шум ветра и моря прилив,

И трава шелестит на поляне лесной.

Ты прошел через зной и трескучий мороз,

Под бичами дождя, через град и метель,

И лишь лютню в руках ты с собою принес,

Безоружным пришел ты сюда, менестрель.

Но врагов показался отряд среди скал,

Уходи же скорей, а не то не успеть.

Разве ты, менестрель, этой смерти искал,

Разве это так важно, чтоб песню допеть?

Ведь врагу наплевать, есть ли меч у тебя —

И в крови захлебнулась последняя трель.

Тихо выпала лютня, безмолвно скорбя,

Безоружный упал на песок менестрель.

А враги уходили, смеясь над тобой:

Ты пришел в этот край, чтобы песенки петь.

Но все так же шумел над землею прибой —

Это песня твоя продолжала звенеть!

И легенды старинные правду гласят,

Что вернёт эта песня на землю апрель.

И в цветущем краю позабудут отряд,

Твоё имя запомнят в веках, менестрель.

Песня закончилась, и старик дрожащей рукой вытер вспотевший лоб.

— Да, всё верно, почти верно, — прошептал он. — Но откуда узнали? Кто автор?

— Я не знаю, — развёл руками Дон. — Я слышал её на постоялом дворе от одного менестреля, вот и запомнил.

— Ага! — торжествующе выпалил трактирщик, внезапно появляясь около их стола. — Попались, господа воры!

— Воры? — удивлённо поднял брови Грахель. — Вы не пьяны ли, милейший?

— Я трезв! — победно рассмеялся трактирщик. — Вы ведь сами признались, что услышали эту песню от какого-то менестреля?

— Именно, — кивнул Дон. — И что?

— Значит, эта песня не ваша, — трактирщик даже зажмурился от удовольствия. — Вы — воры, вы украли эту песню!

Повинуясь знаку трактирщика, паренёк — прислужник сорвался с места и ринулся за дверь. Дон и Грахель, ошалевшие от очевидной нелепости происходящего, не стали его задерживать.

— Как можно украсть песню? — недоумённо спросил Дон. — Ведь это же всего лишь песня. Вы так странно шутите, да?

— Какие шутки! — обиженно воскликнул трактирщик. — У вас нет лицензии правообладателя, а без неё исполнение песни приравнивается к воровству.

— Кем это приравнивается?... — начал было Дон, но Грахель его перебил:

— Позвольте, но ведь воровство подразумевает, что кто-то чего-то лишается. Кто лишился и чего?

— Приравнивается законом! — веско изрёк трактирщик, обращаясь к Дону. И, переведя взгляд на Грахеля, добавил:

— А правообладатель лишился недополученной прибыли. Он мог бы приехать к нам вместо вас и выступить, получив за песню золотом. А вы, исполнив чужую песню, да ещё и бесплатно — лишили его этой прибыли!

— Но ведь он не приехал!

— Но он мог приехать!

— Никто не может находиться в двух местах одновременно, — рассудительно заметил Грахель. — Если бы он исполнил песню здесь, он бы не смог её исполнить там, где он сейчас.

— Вот именно! — подхватил Дон. — Сумма, заработанная менестрелем, не изменилась бы — но зато песню услышало бы гораздо меньше людей. Кому от этого лучше?

— Но... — трактирщик замешкался, но вскоре пришёл в себя. — Теперь если менестрель приедет, его не станут слушать!

— Почему это? — в один голос спросили Дон и Грахель.

— Но ведь эту песню уже слышали...

— Хорошую, стоящую песню приятно послушать и два, и три раза... да что там, и десять раз! Вот если песня никуда не годится — тогда больше одного раза её никто слушать не будет, — заключил Дон, а Грахель поддержал его:

— Похоже, эта система призвана поддерживать лишь никчёмные песни. В чьих интересах, хотелось бы мне это знать?

— Но так принято в свободном обществе! — неуклюже попытался оправдаться трактирщик, ёжась под испытывающим взглядом гнома.

Дон и Грахель переглянулись. Дон бросил вопросительный взгляд в сторону трактирщика. Грахель сокрушённо покачал головой. Дон покрутил пальцем у виска. Грахель согласно кивнул.

— Да что вы себе позволяете?! — возмутился трактирщик, от внимательных глаз которого не укрылась эта пантомима. — Не забывайте, что вы воры, ведь вы наживаетесь на чужом творчестве!

— За исполнение песни мы не взяли даже медной монеты, — напомнил Грахель.

— Это ещё хуже! — с пафосом провозгласил трактирщик. — Вы лишаете нас недополученной прибыли из глупого озорства!

— Хм... Кажется, я понял! — взор Дона просветлел. — Это такая система: если кто готовит пищу дома, то он не приходит в трактир — и трактирщик недополучает прибыль, верно?

Трактирщик важно кивнул.

— То есть если я пойду пешком, то продавец лошадей не получит денег, и расценит это как ущерб? — в голосе гнома слышался неприкрытый сарказм.

— Вы зря иронизируете, — невозмутимо ответил трактирщик. — Только не продавец лошадей, а компания, сдающая лошадей напрокат.

— Так вот почему вы засыпали колодец! — Дона озарила догадка. — Пока он был, мордорская вода и даром никому не была нужна! А я думал, что вы и правда поверили в неэффективность своего колодца.

— Мы же не идиоты! — фыркнул трактирщик. — Сказки о неэффективности убедили простой люд — но не нас, умеющих считать деньги. Но потом нам пригрозили санкциями...

— Но как... вернее, на каком основании? — допытывался любопытный гном.

— Если мы пользуемся своей водой, то поставщики воды из Мордора недополучают прибыль. Нас поставили перед дилеммой — или мы возмещаем поставщикам их убытки, или засыпаем колодец. Так что выбора особого не было, господа воры.

— А ведь вы тоже вор, — усмехнулся Дон.

Глаза трактирщика широко распахнулись:

— Я?

— Вы ведь дышите воздухом? Дышите, не отрицайте. А ведь он не ваш, вы за него не платили. Эльфы старались, высаживали леса, чтобы те обеспечивали возможность дышать полной грудью — а вы беззастенчиво воруете результаты их труда. Подчеркиваю — творческого труда!

Трактирщик побледнел и попытался затаить дыхание.

— Вам помочь? — руки гнома медленно потянулись к шее трактирщика. Тот испуганно отпрянул:

— Предлагаю считать эту сцену... недоразумением. Прошу вас присаживаться, уважаемые постояльцы.

— То-то же, — пробурчал довольный гном, присаживаясь — но тотчас же вскочил на ноги, заслышав тревожный вскрик старика:

— Опасность! Они идут сюда!

Дон выхватил из чехла арбалет и принялся лихорадочно перезаряжать его. Гном устремил вопросительный взор на трактирщика — и ему очень не понравилось увиденное. Трактирщик был бледен. Страшно бледен. Он судорожно хватал воздух широко раскрытым ртом, и на лбу у него выступили крупные капли пота.

— Что происходит? — поинтересовался гном столь ледяным голосом, что трактирщика бросило в дрожь.

— Это отряд... отряд народной самообороны. Я их вызвал, но я не думал, что... Нам всем конец!

Трактирщик ринулся к неприметной дверце за стойкой, с трудом протиснулся в неё и исчез.

И в этот момент в трактир вошли новые действующие лица.

Дон, спрятав заряженный арбалет в чехол, окинул их взором — и едва смог удержаться от смеха. Перво-наперво в глаза бросались их штаны, которые были заметно шире, чем того требовали пропорции тел. Штаны вздувались пузырями, и вошедшие со стороны казались набором диковинных груш. Особую схожесть с данным фруктом добавляли оригинальные причёски вошедших — их волосы были сплетены в хвосты, расположенные почему-то на макушках. Они выглядели как шуты, но... всякое веселье исчезало при взгляде на тяжёлые боевые сабли на боках вошедших.

— Балаган! — констатировал гном, наблюдая, как вошедшие строятся полукругом вокруг входной двери, путаясь в штанинах и чуть ли не падая. Наконец в дверь вошёл ещё один — по всей видимости, главный.

— Здравствуйте, — вежливо поприветствовал их Дон.

В ответ главный разразился длинной, и, судя по тональности, гневной тирадой — но, к своему удивлению, Дон обнаружил, что не понимает её. Отдельные слова были известны, другие похожие на известные, но несколько искажены, а третьи исковерканы вовсе уж причудливым образом. "Вы", "кто", "чужие" — большего было не разобрать.

— Что он говорит? — растерянно обратился он к гному.

— Он говорит, что они сами не местные, — откомментировал гном. Глаза главного сузились — он явно понял сказанное гномом, и затараторил с удвоенной частотой.

Дон прислушался и разобрал что-то похожее на "злодеи", "с пива", "повернуть", "застава"...

— Злодеи заставили их пропить все деньги и одежду, и они не могут вернуться домой, — продолжил переводить Грахель.

Главный требовательно протянул руку вперёд и зло приказал:

— Давай гроши!

— Он просит, чтобы мы ему подали хоть грошик, — гном уже даже и не пытался скрыть ехидство.

Вошедшие разразились грозными криками. Разжиревший здоровяк, стоявший в центре, даже выхватил саблю... но оказался столь неловок, что уронил при этом свои неимоверно широкие штаны.

— Так исхудали, что даже штаны спадают! — Грахель получал огромное удовольствие от процесса перевода. — Бедствуют так, что приходится носить чужие обноски неподходящего размера...

— Хватит! — заорал главный.

— О, так вы знаете человеческий язык! — гном изобразил подчёркнутое изумление.

— Да кто вы такие, чтобы... — грозным тоном начал было главный, но Дон перебил его:

— Мы — путешественники. Зашли в трактир, обедаем, никого не трогаем. Вдруг в трактир врывается шайка каких-то ряженых, в штанах с чужого плеча...

— С какого-такого плеча? — изумился гном. — Я плохо знаю человеческие обычаи — разве люди носят штаны на плечах?

— Извини, я хотел сказать, что штаны с чужой... с чужой... в общем, с чужой части тела, — выкрутился Дон.

Грахель очень громко и невежливо фыркнул. Старик согнулся в приступе весёлого смеха. Дон и сам с трудом сдерживал рвущийся наружу хохот. Лицо главного пошло красными пятнами. Остальные кусали губы и стискивали рукояти сабель, но вперёд почему-то не двигались, а лишь бросали вопрошающие взгляды друг на друга.

Это странно, — подумал Дон. — Их ведь задели наши насмешки, чего мы и добивались. Но на нас они так и не бросились — почему?

— Мы отряд самообороны! — прошипел главный сквозь зубы. — Мы боремся с врагами нашей молодой независимой державы!

Гном и человек озадаченно переглянулись.

— Простите, но почему вы называете свою страну молодой? — осторожно поинтересовался гном. — Ведь Королевству Людей уже много веков...

Лицо главного исказила гримаса ненависти.

— Оккупанты! — гневно проревел он. — Эти мерзкие эльфы и подлые людишки оккупировали нашу страну, оторвав её от великой мордорской цивилизации...

— А когда это произошло? — невинно поинтересовался Дон.

Главный на мгновение стушевался, но вскоре гордо вскинул голову.

— Много, очень много веков назад! Долгие века мы стонали под жестокой пятой эльфийских оккупантов, мечтая о вековечном стремлении к независимости! Мы хотим быть свободными, ни от кого не зависеть, влиться в наш исконный мордорский дом...

— Мечтая о стремлении? Оригинально... — наморщил лоб Грахель. — Только вот я не понял — вы хотите ни от кого не зависеть или всё-таки влиться?

— И то и другое! — последовал уверенный ответ.

Гном вытаращил глаза:

— Простите, но это же взаимоисключающие вещи! Это попросту невозможно!

— Ты ставишь под сомнение наше будущее, гном? — зловеще прошипел главный, темнея лицом. — Сдаётся мне, что ты враг нашей независимости... Но ты опоздал! Уже никакой враг не свернёт нас с пути оркско-мордорской интеграции!

— Это какой-то абсурд! — не выдержал Дон. — Какая независимость? Какая "оркско-мордорская интеграция"? Этот город — часть Королевства Людей, был и остаётся...

Зашелестели извлекаемые из ножен клинки. Строй двинулся на один шаг в сторону Дона — и вновь застыл. А лицо главного перекосилось от невероятной ярости:

— Кровавая рука агентов Эльвинга простирает свои цепкие лапы, стремясь растоптать нашу свободу...

— Рука простирает лапы? — фыркнул гном.

— Имперские амбиции Королевства Людей не знают удержу, — невозмутимо продолжил главный. — Они вновь тянут нас в прошлое, пытаются нас поработить, ввергнуть в то ужасное состояние тоскливой беспросветности!

Крепкий орешек, — подумал Дон. — Сбить его с мысли не получилось... Хотя нет, не с мысли. Это не мысли, это — набор вколоченных в него лозунгов. Сбить с их механического повторения — почти невозможно... Нужно по-другому, вот так, например:

— Позвольте поинтересоваться — неужели в составе Королевства Людей вам плохо жилось?

— Не просто плохо, а ужасно! — патетически воскликнул главный. — Но свободу не остановить!

— А в чём ужас-то?

— Проклятое эльфийское Королевство Людей отравило моё детство! — патетически воскликнул главный.

— Чем же? Бесплатной водой из собственного колодца?

— Мне пришлось расти в семье пьяницы!

— Это эльфы сделали вашего отца пьяницей? — удивился Дон. — Надо полагать, что с наступлением свободы он быть пьяницей перестал?

— Именно что перестал, — внезапно подал голос старик, бледный от волнения. Он поднялся на непослушные ноги и твёрдо бросил прямо в лицо главному: — Он перестал быть пьяницей, потому что стал алкоголиком. Впрочем, он не так давно помер от белой горячки...

— Он пил, чтобы стать свободным от мрачной действительности! — закричал главный. — Он показал всей нашей семье путь к свободе, выкорчёвывая из нас рецидивы эльфийского мышления, воспитывая нас с братьями в духе национальной сведомости! Я сменил его на посту куренного атамана!

Дон вздрогнул. Перед его мысленным взором вновь возникла однажды виденная картина, извлечённая из глубин памяти человека с саблей...

— И это все?!! Это все, что ты заработал?!!! Я куренной атаман! Я борюсь с проклятыми квенди! — мужчина приложился к бутылке с мутным содержимым. — Я тут воспитываю в вас национально сведомых, а ты!.. — Человек даже задохнулся от ярости. И вдруг размахнулся и ударил мальчика. Ударил бутылкой, совершенно не сдерживая своей силы.

А ведь сабля у него была точно такая же, как и у этих! — озарило Дона запоздалое воспоминание. Словно сквозь толстый слой ваты до него доносились слова атамана:

— Теперь мы с братом защищаем свободу и независимость нашей державы!

— Позвольте поинтересоваться, — ехидным тоном осведомился гном. — Как называется ваша страна?

— Э... Э-э-э... — растерянно промычал атаман.

— То есть вы даже названия не сочинили, — в голосе Дона отчётливо звучало холодное презрение.

— Мы придумаем! Например, так и назовём — страна!

Гном громко и очень обидно расхохотался.

— Тогда... тогда... — главный буквально приплясывал от нетерпения, — назовём по географическому признаку! Наша держава расположена...

— На окраине Королевства, — пришёл ему на помощь Дон.

— Мы не принадлежим Королевству! Мы — часть Мордора!

— А по отношению к Мордору вы где получаетесь — в центре?

— Да, именно в центре!

— Оригинально, — только и смог произнести Дон, ошалевший от эдакой глупости.

— Хорошо ещё, что не в каком-нибудь Ослином Логе, — усмехнулся гном.

— Почему это хорошо? — взъелся атаман.

— Потому что сейчас вы оказываетесь всего лишь окраинцами, тогда как в рассмотренном мною случае — пришлось бы вам зваться ослиноложцами!

Атаман поднял вверх правую руку с оттопыренными тремя пальцами и зло рявкнул:

— Убить их!

Воинство не двинулось с места, лишь частота переглядываний увеличилась. Наконец здоровяк и ещё один босоногий тип, под действием пинков со стороны главного, не спеша двинулись вперёд. И тут же остановились, потому что перед ними возник старик, принявшийся с ходу их уговаривать:

— Остановитесь! Что же вы делаете? Вы же — люди!

— Чем ты недоволен? — голос главного сочился злобой.

— Тем, что вы творите! Перенимаете оркские обычаи, коверкая свой язык на оркский лад, со своими не желаете говорить, своих продаёте! Холуйство перед оркским лидером для вас дороже человеческо-эльфийского братства!

Грахель не спеша двинулся к старику, косясь на опасную близость обнажённых клинков от стариковской шеи. Он не сомневался, что в случае резкого движения с его стороны старик будет убит.

Отойди в сторону! — мысленно воззвал он к старику, но тот призыва не услышал. Или не внял ему. Или — не захотел следовать. Он гордо вскинул голову, бросая в лица ворвавшейся в трактир шайки увещевательные слова:

— Опомнитесь! Вы ведь пали не до конца! Поймите — даже у последнего негодяя, пусть даже он всю жизнь провёл в низкопоклонничестве перед западом, есть крупица человеческого чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и поймёте вы, что сотворили с собою, своей страною и своими душами, да поздно будет! Поздно...

Атаман поднял руку ещё выше и растопырил пальцы ещё сильнее:

— Убейте предавшего идеалы независимости!

— Какой независимости? Зачем она? — горько глянул на него старик. — Посмотри, во что она превратила наш край!

— Независимость — не может идти во вред!

— Так отруби себе руку, — предложил старик, глядя на главного как на скорбного рассудком. — Подари своей руке независимость — и посмотри, обернётся ли это для неё во вред...

— Я сказал — вперёд! Убить менестреля!!! — визг атамана наверняка был слышен во всех соседних домах. Гном быстрым движением рванулся к старику, Дон выхватил арбалет... но было поздно.

Босоногий резко ударил ногой старика по шее, того отшвырнуло в сторону здоровяка, сверкнула сабля... и бездыханное тело свалилось на пол. Не останавливаясь на достигнутом, босоногий быстрым движением взмыл в воздух и провёл быстрый удар гному в голову. Да только Грахеля в том месте, куда пришёлся удар, уже не было. Но босоногий удивиться не успел — ибо последнее, что довелось ему увидеть в этой жизни — стремительно приближающееся к голове навершие молота, брошенного сильной гномьей рукой. Удар был столь силён, что тело босоногого пробило стену и скрылось в туче пыли.

Над головой безоружного гнома сверкнула сабля здоровяка. Но гном шагнул в сторону, пропуская полоску смертоносного металла мимо себя, ухватил здоровяка за кисть, удерживающую саблю... Раздался мерзкий хруст, и окровавленная сабля беспомощно вывалилась из ослабевших пальцев. Не останавливаясь на достигнутом, Грахель ухватил здоровяка за шею — и послышался ещё более громкий хруст. Отшвырнув мёртвое тело, гном развернулся к остальным врагам, готовый биться насмерть. В этот миг щёлкнул арбалет, и болт прибил поднятую руку атамана к притолоке над дверью.

Дон отложил арбалет и схватился за меч. Он был готов ко всему — к внезапной всеобщей атаке, к летящим в него кинжалам, к швырянию стульями и иной утварью, к бою до смерти... Но к тому, что последовало, он не был готов совершенно. Ибо воинство принялось... удирать. Бежать без оглядки, немилосердно толкая заслоняющего дверь атамана, даже и не думая ему помочь. Очень скоро трактир опустел, если не считать Дона, Грахеля и пришпиленного атамана, судорожно пытающегося освободиться.

— Вот почему они на нас не бросились, хотя наши слова их и задели за живое, — задумчиво произнёс Дон. — Причиной этому явилась невероятная трусость. Столь сильная, что никакое численное превосходство не могло её преодолеть...

Грахель сокрушённо покачал головой:

— Да, они привыкли воевать лишь с беззащитными стариками!

Гном опустился на колени перед телом старика и осторожным движением закрыл ему глаза. В этот момент в сознании Дона тренькнул звоночек, предупреждающий об опасности.

— Если они нас испугались, значит, они уже сталкивались с сильным противником...

— Причём сильным не своей численностью, а умением, — подхватил гном, поднимаясь на ноги и озираясь.

— К бою! — скомандовал Дон, перезаряжая арбалет и вслушиваясь в буквально звенящую напряжением тишину. Гном поспешно заковылял в угол, где валялся его молот. Но как только его пальцы сомкнулись на рукояти, последовала атака.

Дон расслышал знакомые характерные щелчки — и, не раздумывая, бросился на пол. Вовремя — трактирную стойку пробили два арбалетных болта, ещё один пронёсся на расстоянии нескольких пальцев от его головы. За окном мелькнула неясная тень, и Дон без раздумий выпустил в неё болт. Раздался предсмертный хрип.

Дон вскочил на ноги, понимая, что единственный шанс остаться в живых — это добраться до стрелков до того, как они перезарядят арбалеты. Но стоило ему сделать шаг к выходу, как в дверном проёме по обе стороны от главного, сгустились две рослые тени. И заряженные арбалеты в их руках были направлены прямо на человека.

Дон выхватил меч и застыл, косясь на окно, из-за которого в любой миг мог появиться третий арбалет.

Отбить два болта будет не так-то просто, — мелькнула мысль. — А три — практически невозможно.

Грахель, которого вошедшие не заметили, вдруг метнулся к двери и ударил ближайшего орка молотом в лицо. Его арбалет щёлкнул, но болт прошёл намного выше Дона. Второй орк также выпалил в человека, отшвырнул арбалет и ухватился за меч.

Орки? Действительно, это орки! Как? Откуда? — вопросов у Дона было множество. Но времени задавать их не оставалось. Дон ловким движением эльфийского клинка отразил летящий в него болт и ринулся в сторону окна, наблюдая, как гном уже вовсю рубится с орком.

У окна Дон не стал останавливаться, разве что чуть замедлился — ровно настолько, чтобы схватить стул и швырнуть его в окно, за которым маячил орк, а затем прыгнуть вслед. Орк, не успевший перезарядить арбалет, отшвырнул его в сторону и схватился за рукоять своего клинка. Эльфийский меч и оркский ятаган сошлись в смертельном танце.

Орк оказался гораздо более умелым противником, чем человек полагал поначалу — поэтому вскоре Дону пришлось уйти в глухую оборону, спасаясь от невероятно быстрых выпадов ятагана. Положение осложнялось ещё и тем, что позиция человека была стратегически невыгодная — закатное Солнце слепило его, било прямо в глаза. Удар сердца, второй, третий... Дон начал отступать. Орк, словно не ведая усталости, ещё увеличил скорость движений. Вскоре Дон прижался спиной к деревянной стене трактира.

Орк нанёс быстрый, как укус змеи, удар. Дон успел дёрнуться в сторону, и лезвие ятагана врубилось в деревянную стену трактира в пальце от его бока. Орк не ожидал того, что ятаган застрянет в деревянной стене, и потерял несколько драгоценных мгновений, освобождая свой клинок. Этого оказалось достаточно, чтобы судьба поединка решилась — резкий выпад человека пробил орку сердце.

Дон опустил клинок и прикрыл немилосердно слезящиеся глаза рукой, надеясь погасить ярко горящие солнечные блики, стоящие перед взором даже при опущенных веках. Вдруг глазам стало легче — и Дон понял, что на него упала чья-то тень. Дон рискнул приоткрыть глаза — и увидел летящие ему в горло лезвия двух ятаганов.

Дон едва успел дёрнуться в сторону — лезвия пронеслись так близко, что обдали шею неприятным порывом воздуха. Сверкнул эльфийский клинок, рванувшийся наперерез оркскому оружию, и вновь сплелась смертоносная паутина ударов, блоков и прочих премудростей фехтовального искусства.

Опытный воин, Дон понимал, что в стратегически невыгодной позиции, да ещё и против двоих орков, его шансы не очень велики. Ятаган оцарапал человеку плечо — и по руке заструился неприятный ручеёк тёпло-липкой крови. Изнутри трактира доносились крики и тяжёлые гулкие удары, от которых стена за лопатками Дона ходила ходуном. На помощь Грахеля, похоже, рассчитывать не приходилось — впору было спасать самого гнома. Требовалось что-то срочно придумать. Но что?

Клинки сверкали в ярком солнечном сиянии. Слышался звон металла о металл и хриплое дыхание поединщиков. Весёлые солнечные блики, отражённые мечом, бежали по сосредоточенным лицам орков. Вдруг блики на несколько мгновений задержались на лице одного из орков — и Дон заметил, что тот отступил на шаг, прикрывая глаза. Губы человека искривила злая усмешка. Он понял, в чём состоит его единственный шанс.

Клинок Дона двигался с той же настойчивостью, лишь на доли мгновения замирая — чтобы отражённые от полированного металла лучи слепили орков. Поочерёдно — то одного, то другого. Надолго орков не хватило. Они стали всё чаще ошибаться, и вскоре меч Дона снёс голову одного и пронзил горло второму.

Дон огляделся. Живых орков вокруг не наблюдалось, за исключением орка, получившего в горло арбалетный болт — но и он, судя по всему, доживал последние мгновения. Повернувшись спиной к солнцу, Дон перезарядил арбалет и поспешил ко входной двери трактира.

В красивом кувырке выкатившись из-за угла трактира, Дон вскинул арбалет — и с облегчением увидел, что немедленной помощи уже не требуется. Сквозь пролом в стене неторопливо протиснулся Грахель, небрежно поигрывая окровавленным молотом. В дверном проёме по-прежнему торчал главный — которого в его нынешним положении за главного не принял бы и слепец.

— У тебя кровь течёт, — констатировал гном, пристально глядя на Дона, и тот ощутил, что за маской ледяного спокойствия Грахеля скрывается сильное беспокойство.

— Царапина, — небрежно ответил Дон. — Орки пострадали сильнее, и обделённым никто из них не ушёл.

— Ты уверен? — прищурился гном, внимательно осматривая окрестности. — Мне кажется, тут кое-кто всё же остался...

Гном направился к забору. И тут Дон понял, кого имел в виду гном — из-за забора выскочил невысокий орк, нервы которого, судя по всему, не выдержали напряжённого ожидания. Орк пригнулся и, петляя, резво бросился наутёк. Гном метнул ему вслед Каменное Копьё, но промахнулся.

— За ним! — заорал Грахель. — Он приведёт ещё своих, и потом нам будет несдобровать! Бежим!

— Не нужно бежать, — Дон спокойно вскинул арбалет, направил его точно в спину убегающего и нажал на спусковую скобу. Расстояние было уже довольно велико, и Дон испытал мимолётный укол страха, представив себе последствия своего промаха... Но волнения были напрасны. Орк споткнулся на бегу, раскинул руки и бессильно зарылся в толстый слой мусора, покрывающего дорогу.

— Пошли отсюда, — гном тронул человека за рукав. — Чем скорее мы уберёмся из этого утопающего в грязи и глупости городишки, тем целее будем.

— А, главное, чище, — согласно кивнул Дон. — Но у нас осталось ещё одно неоконченное дело.

Дон решительно направился ко входу в трактир.

— Какое дело? — полетел ему вслед вопрос недоумевающего гнома.

Дон обернулся:

— Нужно помочь старику. Возможно... — голос предательски дрогнул, — возможно, он ещё жив.

— Опомнись! Он уже мёртв! Чем ты ему поможешь?

— Похороню. По-человечески.

Дон безо всякой жалости, пинком, отодвинул висящего в дверном проёме главного и скрылся внутри трактира.

— Да нас самих здесь скоро похоронят, если вовремя не уберёмся, — пробурчал гном. Но бросить друга он не мог — и поэтому направился вслед за человеком.

Войдя в трактир, Дон замер. Он не строил иллюзий по поводу сохранности внутренней отделки трактира, особенно после услышанных глухих ударов, сотрясавших стены. Но открывшаяся перед глазами Дона картина всё-таки его поразила.

В трактире не осталось ни одного целого предмета утвари. Стены зияли многочисленными прорехами, переломанные доски пола злобно щерились среди каменных россыпей. Пол был весь устелен камнями различного размера — самые мелкие были величиной с кулак, а несколько крупных глыб превосходили рост человека.

Преодолев оцепенение, Дон бросился к телу старика, наполовину засыпанному камнями. Увы, безумной надежде не суждено было сбыться — старик был мёртв. Дон попытался приподнять его, но ничего не вышло — камней было слишком много. В отчаянии человек обернулся ко входящему в трактир гному:

— Помоги!

— Сейчас, — при помощи сильных рук гнома тело старика оказалось извлечено из-под завала. Грахель аккуратно водрузил покойного на плечо. Дон обернулся в сторону двери, возле которой атаман, скуля, безуспешно пытался освободить руку. Глаза Дона сверкнули яростью.

— Зачем? — негромко поинтересовался человек.

Но от этого негромкого голоса даже у флегматичного гнома по спине пробежал мороз. Главный резко замолчал, разом забыв о боли в раненой руке, и судорожно попятился назад. Вернее, попытался, насколько позволила ему длина руки.

— Что зачем? — прозвучал вопрос гнома.

— Зачем ты приказал убить менестреля? — продолжил Дон тем же тоном, обращаясь исключительно к атаману, и полностью игнорируя гнома, словно они с главным были в трактире одни.

— Он враг, — испуганным голосом проблеял атаман, не прекращая попыток освободиться.

— Чей враг? — Дон не отрывал требовательного взгляда от своего визави.

— Орков! Я хотел сказать, наших... э-э-э... мордорских партнёров.

— У орков не бывает партнёров, — Дон плавным шагом двинулся к атаману. — У орков есть только слуги и рабы. Но зачем твоим хозяевам убийство менестреля, что им оно даёт?

В глазах атамана заметался невообразимый испуг.

— И что вам дают ваши оркские хозяева? — с невыразимым презрением поинтересовался гном.

— Свободу и независимость! — выкрикнул бодрящийся атаман заготовленную фразу.

— Интересно у вас мозг устроен, — покачал головой гном. — Как можно сочетать несовместимое — будучи в услужении у орков, считать себя свободными?

— И в чём же проявляется эта свобода? — подхватил Дон. — В убийстве безоружных стариков, не угодивших хозяевам?

— Сейчас покажу, — на лице атамана, несмотря на боль, появилось некое подобие улыбки — улыбки предвкушения. Левой рукой атаман извлёк из кармана пакетик и ловким движением, говорящим о недюжинной практике, высыпал его содержимое — серые кристаллы — на ладонь. Затем быстро поднёс к лицу ладонь и вдохнул её содержимое.

Дон поразился происходящим с атаманом переменам. На его лице расплылась безмятежная и тупая улыбочка умалишённого. Казалось, он забыл и о раненой руке, и о двух врагах в опасной близости. Реальный мир отдалился, казался чем-то ненужным и малосущественным. Атаман улыбался видениям, существующим лишь в его разгорячённом воображении, и при этом бессвязно выкрикивая:

— Это — свобода! Я не завишу от этого мира! Только орки способны дать нам такую свободу! А вы, имперцы — отнимаете её у нас! Ненавижу! Убью! Нет, не убью — а буду убивать!...

Дона всего колотило. Ему было страшно — на самом деле страшно. Такого страха он не испытывал... не то чтобы никогда, но очень, очень давно. Видеть, что сотворила с человеком невинная горсть серых кристаллов — было очень страшно и омерзительно. А живое воображение, явно рисующее картины последствий более или менее широкого ввоза кристаллов в Королевство Людей — вызывало самый настоящий ужас.

— Мы воюем за свободу! — пафосно выкрикнул атаман.

— Да за какую свободу? — покривился Дон. — Вас, дурачков, подставили добренькие орки. Из столь любимого вашими вождями Мордора. Они с этого поимеют и деньги, и шикарные замки, и хорошие доспехи. Но не вы! Ваше место — на медных и угольных шахтах, когда ваша окраина перейдет под протекторат Мордора. А попытаетесь открыть рот — расстреляют из арбалетов, и все дела... Свобода... Вы свободны умирать в войнах, пока орки будут богатеть за счёт обдирания вашей окраины как липки! Мало-мальски разумные люди это прекрасно понимают, так что держатся от орков подальше. А вы... Ну, что вы? Сами решайте, устраивает ли вас такой расклад. Я вам не отец родной, чтобы научить.

— Мы всё равно принесём окраине независимость! — продолжал вещать окончательно потерявший связь с реальностью атаман. — Это свершившийся факт, и вам нас не остановить!

— Почему ты так в этом уверен? — процедил Дон сквозь зубы.

Атаман резко замолчал. После паузы, в течение которой Дон услышал глухой удар и с трудом догадался, что это стукнуло его собственное сердце, атаман продолжил совсем другим, почти нормальным, даже чуть флегматичным голосом:

— Потому, что этого очень хотят сильные ребята, живущие неподалёку. Они давно работают над этим, и работают грамотно. А самое главное — вложили в это благородное предприятие достаточно средств. Поэтому независимость не остановить — никак.

— Значит, ты хочешь независимости? — Дон сам не узнал своего голоса, преисполненного невообразимой яростью. — Тогда получи!

Громко и коротко свистнул эльфийский клинок. Атаман непонимающим взглядом уставился сначала на отрубленную по локоть собственную правую руку, а затем перевёл взор на прибитый к притолоке обрубок.

— Что произошло? — в его голосе слышалось недоумение.

— Я подарил твоей руке независимость. Спроси её, хорошо ли она себя чувствует, и хорошо ли себя чувствуешь ты?! — Дон сорвался на крик. — Или тебе мало? Мало, да? Голова тоже хочет независимости? Так получи, мне не жалко!!!

Меч взвизгнул ещё раз — резко и зло.

Восьмая глава

Грахель догнал человека только за городом.

Дон, мрачнее грозовой тучи, с плотно сжатыми губами, двигался злым, упорным шагом. На пыхтящего и отдувающегося гнома с телом старика на плече он поначалу никакого внимания не обращал. Но гном сам привлёк к себе внимание — схватив человека за руку и резко развернув его к себе. Дон не пытался вырваться, лишь, молчаливо играя желваками на скулах, уставился на гнома.

— Как ты мог? — в голосе гнома сожаление боролось с отчаянием.

— Как я мог что? — резко ответил вопросом на вопрос Дон.

— Не прикидывайся! — Грахель также повысил голос. — Ты убил безоружного!

— Скажи ещё — невиновного! — саркастически заметил Дон. — Да, убил. И что?

— Как это что? — взвился было гном... и тотчас же опустился. Со стороны казалось, что из него извлекли некий внутренний стержень. Он опустил плечи и продолжил тихим, безжизненным голосом:

— Ты был для меня идеалом. Идеалом чести, доброты, благородства... Я так старался быть похожим на тебя! А теперь оказалось, что ты — вот он какой...

Гном сел прямо на землю, резко отвернувшись, и закрыв лицо рукой. Дон опустился рядом и положил руку на плечо собеседнику. Гном резко дёрнул плечом, намереваясь сбросить её, но хватка человека была крепкой.

— Грахель... Друг, пойми! У меня не было выбора!

— Выбор есть всегда, — отчеканил гном.

— И я, по-твоему, поступил бесчестно? — медленно выговаривая слова, поинтересовался человек. Спина гнома напряглась, но Дон, не давая тому ответить, продолжил:

— Идеальных людей нет, пойми это, Грахель! Не бывает таких, это невозможно! Каждый из нас хоть в чём-то способен на поступки, отягощающие совесть! Особенно если выбора нет...

— Но выбор есть... — начал было гном, но Дон перебил его:

— Тот выбор, что стоял передо мною — выбор степени отягощения совести! Да, убийство безоружного — для неё тяжкий груз, но оставить его в живых — это груз намного, намного страшнее!

— Почему это? — гном повернулся к человеку с искренним удивлением в глазах.

— Да потому, что если оставить его в живых, то сколько вот таких людей он лишит жизни? — Дон указал на покойного менестреля. — Этот любитель серых кристаллов, а вернее — их раб, сам выбрал свою дорогу. И пролегает она через разбитые жизни, изломанные судьбы, и кровь, кровь, кровь! Оставить его в живых можно, только сказав себе: кровь убитых и замученных им людей я беру на свою совесть. В моей совести нет достаточной ёмкости, чтобы вместить столько чужой боли и крови. Оставить его в живых — это всё равно что убить их всех!

Дон замолчал, столь пристально уставившись в землю, словно увидел там что-то интересное.

— Извини меня, — неуклюже начал гном. — Я не думал, что всё это так сложно...

— Жизнь, к моему глубочайшему сожалению, не очень похожа на романтические баллады, исполняемые менестрелями, — вздохнул Дон. — Героям баллад и сказаний — проще. Намного проще.

— Потому что в балладах всегда чётко указано, где Добро и где Зло? — осторожно поинтересовался Грахель.

— Ты прав, но дело не только в этом. У героев баллад всегда есть чёткий выбор между Добром и Злом. Тогда как в жизни — часто приходится выбирать между большим Злом и меньшим! А это нелёгкий выбор — и тяжёлая ноша. В любом случае — тяжёлая.

— Из твоих слов следует, что менестрели приукрашивают действительность. Но зачем?

— Чтобы сделать её лучше. Они показывают жизнь не такой, какой она есть — а такой, какой она должна быть! Они указывают путь! Наверное, поэтому орки их считают врагами...

— Мне кажется, дело не в этом, — нахмурился гном. — Посуди сам — запрещено не исполнение песен вообще, а только... как там трактирщик выразился... не помню, но ты понял суть?

— Понял, — кивнул человек. — Оркская система подавляет лишь хорошие, стоящие песни. Но зачем — я не понимаю. Жаль, мы не успели расспросить старика...

— И вдвойне жаль, что мы не сумели спасти его от смерти, — вздохнул гном. — Давай хоть похороним его как следует.

Отойдя десять шагов от дороги, Дон увидел небольшую полянку. Она буквально дышала покоем и умиротворённостью, разбросанные по ней валуны практически скрывались в густой траве. Но что понравилось Дону больше всего — посреди поляны зеленела чудом уцелевшая небольшая берёзка. Её ветви причудливо изгибались, напоминая человеку... конечно же, напоминая о ней — прекрасной эльфийке, которой, увы, нет рядом. О Миралисса, любимая, где же ты?

Усилием воли отогнав нахлынувшие воспоминания, Дон обернулся к гному:

— Здесь.

Гном молча кивнул, одобряя выбор места.

— Эх, была бы лопата! — Дон вонзил клинок в землю. — Ею копать сподручнее.

— Постой, — мягко отстранил его Грахель и поднял руку с зажатым в ней молотом, нараспев произнося заклинание. Земля мягко качнулась под ногами, и тело старика неспешно погрузилось вглубь лужайки. Но гном не спешил опускать руку, и вскоре стало ясно, почему — вынырнув из подземных глубин, посреди поляны воздвигся большой камень. Подчиняясь нетерпеливому жесту мага Земли, его очертания на миг расплылись, чтобы окончательно затвердеть, отобразив на каменной поверхности рисунок. Дон шагнул ближе — и не сумел сдержать восхищённого возгласа. Изображение — человек с лютней в руке — выглядело живым. Казалось, ещё миг — и зазвучат струны, оглашая воздух прекрасной мелодией.

— Он умер, но его песни будут жить, — хриплым от печали голосом произнёс Грахель. — Они должны быть, несмотря на борьбу с нелегальными продуктами...

— Походить бы, поспрашивать у людей — ведь не глухие же они, должны помнить! — поддержал его Дон.

— Мы вернёмся сюда! — твёрдо сказал Грахель. В его интонациях жила холодная ярость и стальная воля, что прочнее любого доспеха. Таким тоном объявляют войны лишь короли, да и то — лишь самые решительные из них. Дон бросил взгляд на Грахеля и вздрогнул — ему показалось, что солнечный луч, запутавшийся в гномьей шевелюре, обрамляет его чело наподобие короны. Дон моргнул, и иллюзия развеялась.

— Вернёмся, — кивнул человек. — Чтобы спасти от орков и организованной ими "независимости" тех, кого ещё можно спасти.

— Полагаешь, орки устроят геноцид местного населения? Будут убивать всех подряд?

— Нет, это не в их стиле. Так что всё будет по-другому, но ничуть не лучше. Впрочем, не будет, а есть — а кое-что уже и было. Увиденное позволяет сделать определённые выводы.

— И какие же?

— Какую-то часть населения орки убьют сами, — принялся загибать пальцы человек. — Тех, кто силён да крепок, причём не телом, а духом — чтобы не упасть в болото низкопоклонничества перед оркскими "миротворцами", да ещё и будут способны повести за собой. Затем будет сокращаться население, причём сокращаться сильно.

— Но зачем? — вытаращил глаза гном.

— Ради экономии ценных ресурсов, которые это население потребляет. С точки зрения орков, такой расход ресурсов — расточительство. Поэтому количество жителей будет быстро доведено до необходимого оркам минимума. Выживут только те, кто будет обслуживать орков, добывать для них ресурсы и воевать за них — по моим прикидкам, в лучшем случае останется в живых один из пяти.

— Если не из десяти, — Грахель вытер покрывшийся испариной лоб.

— А самое отвратительное, — Дон загнул ещё один палец, — что формально орки будут как бы ни при чём — местное население будет само уничтожать себя...

— Но это абсурд! Ради чего люди будут убивать людей?

— Всё очень просто — ради еды, тепла в домах, а в этом городишке — ещё и ради воды. Ты ведь понимаешь, что всё это с неба не падает? В городах это обеспечивается государством — закупка продовольствия у крестьян и продажа его населению, заготовка дров, обеспечение граждан работой, чтобы они могли всё это купить... Но эта система существовала лишь в Королевстве Людей. Королевству нужны были люди, а не ресурсы, поэтому оно просто не могло иначе! А орки — смогут. Работы у людей не будет, зато будут установлены высокие цены на продовольствие, заготовка дров тоже будет прерогативой орков... А как они поступили с водой — ты сам видел, своими глазами! Пока люди ещё держатся за счёт накопленных припасов, но подойдут они к концу — и всё... Совсем всё. Будут убивать друг друга за вязанку дров, за кусок хлеба, за ковш воды!

— Но ведь дрова... Лес-то рядом! Каждый сможет сходить и нарубить себе, сколько влезет!

— Не сможет. Ибо лес вскоре окажется в собственности каких-нибудь орков или их холуёв. А для орков частная собственность имеет характер святыни. Поэтому за покушение на чужую собственность, на чужой лес — людей будут просто казнить.

— Не может быть! — гнома бросило в дрожь. — Не может... Ведь не может? Ну скажи, что не может! Или — может?

— Не просто может — так будет. Если, конечно, мы это не остановим.

— Но неужели местные жители не понимают, что их ждёт? Почему не сопротивляются?

— Вот именно что не понимают. Некому им объяснить — тех, кто мог, орки выбили в первую очередь. А потом и за менестрелей взялись — чтобы даже в песнях не прорезалась память о прошлом. О Великой Стране и другой, нормальной, жизни!

Гном вздрогнул, явно представив все эти безрадостные картины, описанные человеком.

— Давай не будем медлить, и двинемся отсюда поскорее, — пробормотал он, пряча молот.

— Давно пора. А то мы так раскричались, что нас было слышно во всей округе. Нам излишнее внимание совсем ни к чему. Надеюсь, мы успеем убраться до прихода нежелательных гостей...

Грахель окончил сборы, и Дон начал разворачиваться спиной к могиле менестреля, как вдруг всем телом ощутил быстрое приближение опасности. Солнечный свет померк, сделавшись безжизненно-белым, почти стерильным, горький полынный вкус на губах пытался помешать выкрикнуть одно слово:

— Тревога!

Дон закончил разворот — и увидел, что прямо в грудь ему несётся Каменное Копьё.

На удивление времени не оставалось. Дона спасла лишь молниеносная реакция, позволившая ему в немыслимом пируэте увернуться от разящего камня. Неловко упав набок, он мгновенно развернулся к Грахелю. Вовремя — гном, предупреждённый криком человека, успел активировать Гранитный Щит. Каменное копьё ударило в него — и разлетелось тучей осколков. Дон едва успел прикрыть голову, защищая её от ударов. Камнепад прекратился, Дон вновь развернулся — и обомлел. Прямо на него двигался гном в полном боевом облачении, а хищно подрагивающий огромный топор в его руках не оставлял сомнения в гномьих намерениях.

Не вставая, Дон ухватил каменный обломок размером с кулак и швырнул его в приближающуюся фигуру. Дон надеялся выиграть время, но надежда не оправдалась — гном небрежным движением подставил щит под летящий ему в лицо каменный обломок. Раздался звон камня о металл, и обломок срикошетил в стороны, не заставив гнома не то что пошатнуться, но даже замедлиться.

Дон быстрым движением вскочил на ноги и выхватил меч из ножен. Он совершено не представлял, как сражаться с воином, закованным в лучшую гномью броню от пят до макушки. Более того — ещё вчера мысль о том, что придётся сражаться с гномом, показалась бы ему абсурдной. Может, стоит попытаться договориться с противником?

— Послушайте, мастер гном, — обратился к надвигающемуся воину человек. — Если у вас есть ко мне претензии, то, может быть, сначала их обсудим?

Вместо ответа гном нанёс удар своим огромным топором. Эльфийский клинок метнулся наперерез, ударил — и отлетел в сторону, словно гонимый ветром сухой листок. Дон знал, что сила гнома превосходит его собственную — но раньше он не задумывался, что в бою сила имеет столь решающее значение. Эта ошибка едва не стоила ему жизни. Дон хоть и успел отпрыгнуть, но сделал это чуть позже, чем следовало — и топор чиркнул его по груди. Кожаный доспех расползся под сверкающим лезвием, как картонный, и на груди осталась кровоточащая царапина — к счастью, неглубокая.

Гном замахнулся для нанесения следующего удара. За это время Дон успел ткнуть мечом противника трижды — но результата это не принесло. Эльфийский клинок высекал искры, но пробить доспех не мог, будучи бессильным против гномьей стали. Очередной удар, направленный в смотровую щель шлема, гном отразил щитом, на котором осталась лишь блестящая царапина.

Дон оглянулся на Грахеля. Тот, закусив губу, сплетал некое невероятно сложное заклинание, не видя ничего вокруг. Помощи от него не было — более того, следовало сдержать противника, который бы мог легко покончить с погружённым в себя магом. Но как сдержать эту махину?

Гном шагнул вперёд, тесня человека. Дон не отошёл — и тогда топор начал опускаться. Вдруг Дон вспомнил приём, прочитанный в далёком детстве в одной из книг. Человек понял, что это его единственный шанс.

Дон рванулся вперёд и изо всех сил ударил ногой в нижний край гномьего щита. В книге говорилось, что от такого удара нет обороны — и, судя по всему, книга не обманула. Верхний край гномьего щита со звоном врезался в гномий же шлем. Человека такой удар убил бы на месте. Но гномий доспех не подвёл — он сохранил своему владельцу жизнь, но помочь устоять на ногах не смог. Гнома отбросило на спину и несколько раз перекувырнуло, так что он остановился лишь у ног своих соплеменников.

Соплеменников? Дон поднял взгляд. Действительно, на краю леса стояло ещё трое гномов в таких же доспехах, как и у его противника. Четвёртый гном, обладатель огненно-рыжей бороды и такой же шевелюры, был, скорее всего, магом — судя по отсутствию шлема, магическим пассам и бормотанию заклинаний. Гномы помогли упавшему встать и дружно шагнули вперёд.

— Так вот вы какие, гномы из клана Воинов, — пробормотал человек, крепко сжимая рукоять меча. Ничего другого не оставалось — времени на перезарядку арбалета не было.

— Воинов? — послышался сзади ехидный голос Грахеля. — Ну уж нет, никакие это не воины.

Грахель окончил плести заклинание и швырнул в наступающих сородичей какую-то туманную тень. Гномы сделали ещё один шаг, и вдруг песок под их ногами начал течь. Вначале в него погрузилась трава, а затем настал черёд и гномьих ног. Гномы нелепо махали руками, пытались выбраться, но погружались всё глубже.

— Ну сам посмотри: разве это — воины? — продолжил Грахель свои насмешки. — Настоящего воина песок не остановит!

Рыжебородый гном зло взглянул на Грахеля и сделал резкое движение. От него полукругом разошлась волна, заставившая песок застыть в неподвижности. Гномы, успевшие погрузиться почти по колено, с трудом вырывали из песка ноги. Дон схватился за арбалет, но замер с ним в руках, заметив недобрую улыбку на лице Грахеля. Похоже, действия рыжебородого гнома не стали для Грахеля неожиданностью, и его улыбка явно предвещала противникам ещё один неприятный сюрприз.

Ловкий жест — и из-под песка вывернулся огромный валун в форме куба, расшвырявший гномов в разные стороны. Набирая скорость, валун понёсся к рыжебородому гному. Тот пытался сопротивляться, но ему удалось добиться лишь некоторого замедления его движения. Каменный куб пнул рыжебородого, и того отнесло назад, безжалостно опрокинув и проволочив по земле. Наконец гном остановился. Подчиняясь движению рук Грахеля, валун завис над поверженным противником.

Рыжебородый гном, которого теперь было бы правильнее называть пыльнобородым или даже грязнобородым, поднял голову и проскрипел:

— Это ты? Тебе же запретили возвращаться!

Грахель сверкнул глазами, но вслух ничего не ответил, лишь негромко щёлкнул пальцами. И под действием этого щелчка от валуна откололся небольшой, размером с пару кулаков, камень, больно треснувший рыжебородого гнома по макушке. Тот зашипел от боли и изменил тональность своих речей, произнеся наигранно-радушным голосом:

— Грахель! Рад тебя видеть! Что ты здесь делаешь?

— Я тоже рад вас видеть, лорд Фобиус, — Грахель изобразил почтительный поклон. При этом валун дёрнулся, заставив рыжебородого Фобиуса испуганно съёжиться.

— Может, ты уберёшь эту штуку? — в голосе Фобиуса явно слышался испуг.

— Зачем же? — невозмутимо отреагировал Грахель. — Мне кажется, эта штука привнесёт много конструктива в нашу беседу.

Лорд Фобиус опасливо покосился вверх и не рискнул больше настаивать.

— Грахель, я тебе всегда симпатизировал, — начал он увещевания довольно вкрадчивым томом. — Но ты понимаешь, закон обязует меня арестовать нарушителя королевской воли...

— И вы прибыли сюда ради поимки вышеупомянутого нарушителя? — вступил в диалог Дон.

— Вот именно, — подхватил Грахель. — Мне тоже интересно, что завело главу Службы Безопасности так далеко от места несения службы?

Лорд Фобиус закашлялся, пытаясь скрыть смущение.

Смущение? Какое смущение может быть у главы Службы безопасности? — осенило Дона. — Он ведь не юная девица... Скорее всего, он лишь притворяется смущённым — чтобы выиграть немного времени для обдумывание своего ответа. Но каков актёр!

— Мы направлялись в человеческий городишко, — наконец ответил лорд Фобиус. — До нас давно доходили слухи, что в нём что-то не так...

— Ах, так в нём всего лишь "что-то не так"? — издевательски протянул Грахель. — Всего-навсего! То, что власть в городишке захватили сепаратисты, помешанные на "оркско-мордорской интеграции" — это только лишь "что-то не так"? Что там созданы местные полувоенные организации из людей, оболваненных оркской пропагандой — это тоже не более чем "что-то не так"? А оркская военная база в этом городишке — неужели и это "что-то не так"?

Лорд Фобиус страшно побледнел.

— Как ты узнал? — спросил он совершенно севшим голосом.

— Мы это видели собственными глазами, — голос Дона был преисполнен достоинства.

— И не только... видели, — Грахель похлопал рукою по рукояти молота.

— Поэтому я, полномочный представитель и личный друг короля Эльвинга, направился к вашему Королю! — изысканности тона человека мог позавидовать самый искушённый дипломат. — В рамках укрепления дружбы и сотрудничества между нашими расами было необходимо предупредить ваше руководство об опасности. Я не очень хорошо знаю местность, но, к счастью, мастер Грахель был столь любезен, что не смог отказать мне в просьбе сопровождать меня в ходе моей миссии.

Между бровями лорда Фобиуса залегла складка, и он погрузился в серьёзные размышления. Дон, внешне сохраняя серьёзный вид, внутренне улыбнулся и поздравил себя с победой. Грахель оказался чуть менее сдержан в проявлении своих чувств — и поэтому сиял, как новенькая золотая монета. Он прекрасно понимал, что сейчас происходит в мыслях у лорда Фобиуса. С одной стороны, Грахелю запретили возвращаться, но с другой — он теперь член посольства, и поэтому обладает статусом неприкосновенности. Его арест может испортить отношения с главным союзником — Королевством Людей, что в преддверии надвигающейся войны, в неизбежности которой никто из знающих гномов не сомневался — очень нежелательно. И вину за такое решение лорд Фобиус взваливать на себя не станет — не тот он гном, чтобы идти на принцип, бороться до конца.

Какой же ты молодец, Дон! — подумал восхищённый гном. — Нашёл, отыскал, нащупал единственную возможную лазейку, позволяющую мне вернуться. Вернуться домой, да не просто домой — а туда, где всё это время оставалось моё сердце. Вернуться, чтобы увидеть... её. А может быть, удастся переброситься словом или даже... — Грахель буквально затрепетал от предвкушения, — прикоснуться к ней!

— Осторожнее! — высоким тоном вскрикнул лорд Фобиус. Грахель раскрыл глаза, не сразу придя в себя от сладострастных видений, затмивших ему взор. Но когда он опомнился, то не смог удержаться от смеха. Пока он грезил наяву, воображая прикосновение к возлюбленной, его руки двигались в такт, и валун двигался вместе с ними. И его колебания заставляли лорда Фобиуса вжиматься в землю каждый раз, когда валун оказывался в опасной близости от его спины.

— Прекрати это! Пожалуйста... — в голосе лорда проклюнулись панические нотки.

Грахель сделал лёгкое движение — и валун улетел в прозрачно-синее небо. Лорд Фобиус, опасливо поглядывая вверх, с трудом поднялся на ноги. Его шатало.

— Вы не откажетесь нас проводить? — учтиво поинтересовался Дон.

— Для меня это честь! — с фальшивой радостью в голосе ответил лорд Фобиус и направился в сторону дороги, небрежным жестом приказав подчинённым следовать за ним.

Дон бросил меч в ножны и направился за ним. Вслед за ним тащилась четвёрка гномов, а Грахель, спешащий изо всех сил, замыкал шествие. Впрочем, вскоре он догнал четвёрку соплеменников, одаривших его далеко не восхищёнными взорами. Грахель бросил в ответ холодный взгляд, преисполненный презрения, и попытался их обогнать. Это было непросто, ибо гномы занимали всю тропинку, и расступаться перед изгнанником не желали. Бросив быстрый взгляд на лорда Фобиуса, Дон успел заметить, что тот ехидно усмехается. Дон остановился и развернулся к гномам, чтобы уладить неприятную ситуацию, созданную, как понял человек, чтобы унизить Грахеля, заставить его потерять лицо. В любом варианте развития событий — стоило Грахелю приняться за упрашивание соплеменников, или же оббегать их по густому подлеску — он неизбежно оказывался мишенью для неловких острот сородичей. А что таковые последуют, Дон не сомневался. Он уже собрался было обратиться к гномам, как Грахель нашёл третье решение, которое Дону так и не пришло в голову, несмотря на свою очевидность.

Грахель шагнул вперёд, ухватил шедших плечом к плечу соплеменников за покрытые металлом плечи, и резко развёл руки в стороны. Гномов отшвырнуло в лес, одного влево, второго — вправо. Оставшаяся пара гномов бросилась на Грахеля, но тот легко увернулся от их захвата, и сам ухватил их за руки. Несколько ловких движений, и вторую пару гномов постигла судьба первой. Всё отличие состояло только в том, что первая пара приземлилась на хоть и грязную, довольно мягкую прошлогоднюю листву, а вторая приземлилась как раз на встающих гномов первой пары, после чего клубки из переплетённых тел вновь ухнули наземь.

Грахель, как ни в чём не бывало, поравнялся с застывшим человеком и поинтересовался:

— Может быть, всё-таки пойдём?

— Да, конечно! — Дон вышел из ступора и двинулся рядом с гномом по лесной тропинке, удивлённо цокая языком.

— Ловко ты с ними... Я никак не ожидал, что ты в одиночку справишься с четырьмя воинами.

— Я же говорил тебе — никакие это не воины, — скривился Грахель. — Это стражники.

Последнее слово Грахель выговорил с презрительной миной на лице, словно жуя что-то невкусное. Спина лорда Фобиуса напряглась, и никаких следов от былой усмешки не осталось.

— Должен сказать, что наши стражники отличные бойцы, профессионалы! — рявкнул он.

— Несомненно, — невинно согласился с ним Грахель, хоть в его глазах плясали озорные искорки. — Их профессионализм столь высок, что некоторые из них даже знают, с какой стороны нужно браться за топор! Но в целом до настоящего воина им столь же далеко, как гоблину до честности.

Лицо лорда Фобиуса побагровело от ярости, но найти подходящих слов он не мог. В какое-то мгновение Дону показалось, что Фобиус сейчас бросится на них с кулаками, но лорд вовремя опомнился. Очевидно, сообразив, что поединок с Грахелем, столь легко отделавшим четверых его воинов, да человеком, победившим одного из них, не закончится для него ничем хорошим.

— Не скажи, — Дон решил возразить Грахелю. В том числе и для того, чтобы настроить лорда Фобиуса на позитивное отношение, насколько это возможно. — Невероятная сила, недюжинная ловкость, изумительно прочный доспех... Я ещё не встречал столь серьёзного соперника.

— Ты ранен! — воскликнул Грахель, хватая человека за руку и принуждая того остановиться. Рука гнома коснулась раны, Дон ощутил короткий поток энергии... и с удивлением обнаружил, что кровь перестала течь. Тем временем Грахель грозно развернулся в сторону едва выползшей из лесу четвёрки. Их некогда блестящие доспехи были все перемазаны чёрным и зелёным, в прорезях доспехов застряли листья. Выглядели они столь комично, что даже лорд Фобиус улыбнулся. Единственным, кто не улыбался, был Грахель.

— Кто? — яростно прорычал он, тыча пальцем в пробитый доспех Дона. — Кто из вас это сделал? Пусть выходит и умрёт, как мужчина!

Стражники гордо вскинули головы и сделали шаг вперёд. Одновременно.

— Успокойся, — Дон положил руку гному на плечо и силой развернул его к себе. — Они выполняли приказ!

— Но они чуть не убили тебя! — гаркнул Грахель. — А теперь не желают отвечать!

— Но не убили же! — Дон также повысил голос. — А отвечать они как раз желают, все четверо. Потому что слова "честь" и "взаимовыручка" — для них не пустой звук! Это не орки, которые бы в такой ситуации сами убили бы виновного, стараясь заслужить твоё снисхождение! И не некоторые люди, которые бы непременно постарались удрать подальше! А они — смелые ребята, стоящие друг за друга — и уже поэтому достойны уважения. — Дон видел колебания гнома и усилил нажим. — В общем, или ты их не трогаешь, или дерёшься сначала со мною. Понятно?

Грахель медленно, словно нехотя, кивнул, а затем бросил соплеменникам:

— Ладно, живите!

Процессия двинулась дальше. Дон улыбнулся, заметив те преисполненные уважения взгляды, которые помилованная четвёрка бросала в его сторону. А взгляды, достающиеся их непосредственному начальнику лорду Фобиусу, носили явный отпечаток презрения.

Определённо, я стал их кумиром, — подумал Дон. — Только потому, что вовремя разглядел и подчеркнул то хорошее, что в них есть... Значит, они купились на лесть? Нет, дело не только в этом. Главным, как мне кажется, что определило их отношение — это моя готовность сражаться ради них с Грахелем, который намного сильнее меня, чего они не могут не понимать. За это стоит уважать. А вот лорд Фобиус даже не попытался за них вступиться, хотя был должен — за что его теперь презирают. На мой взгляд, вполне заслуженно.

— Извини, я не сдержался, — негромко сказал Грахель. — Очень уж испугался за тебя. На полпальца дальше — и ты был бы уже мёртв.

— Ничего, всё к лучшему, — столь же тихо ответил Дон. — Хорошие отношения со стражниками в нашем деле никоим образом не помешают. Смекаешь, о чём я?

Грахель расплылся в широкой усмешке:

— Ну ты даёшь! Из всего извлечёшь выгоду, словно гоблин какой-то!

Фраза была произнесена в очень шутливом тоне, и Дон даже не подумал обижаться на сравнение с гоблином. Поддерживая стиль диалога, он столь же шутливо ответил:

— Конечно, я же и есть гоблин! И дня не могу прожить, чтобы кого-нибудь не облапошить. Только вот не пойму, — Дон наморщил лоб, изображая нешуточное мысленное усилие, — кого я облапошил на этот раз?

— Кроме лорда Фобиуса, облапошенным никто не выглядит.

— Что же, ему этот вид очень идёт. Я уж думал, он всегда так выглядит.

— Что ты! Обычно он выглядит гораздо хуже.

— Значит, облапошенность пошла ему на пользу.

— Несомненно. Это помогло ему обрести гармонию с окружающей средой, — возвышенно произнёс Грахель, скромно устремив взор ввысь.

Дон с сомнением взглянул на красного от злости лорда Фобиуса:

— Что-то он не очень похож на человека, пребывающего в гармонии с чем бы то ни было.

— Как? Разве ты не заметил, что цвет его лица чудесно гармонирует с цветом заходящего Солнца?

Дон больше не смог сдерживать смех. Фобиус, явно догадавшись, кто явился причиной смеха, обратил на гнома с человеком свой пылающий взгляд:

— Что смешного? Лучше не выводите меня, искренне вас предупреждаю! Иначе вы не представляете, что будет!

— Что же будет? — дружелюбно обратился к нему Грахель.

— Плохо будет, — прошипел лорд Фобиус в ответ. — Наглый мальчишка! Так меня ещё никто не раздражал!

— Раздражал, раздражал, — столь же приятельским тоном продолжил Грахель. — Помните Железную Маску?

Лорд Фобиус заскрипел зубами:

— А ты откуда знаешь?

— Маской был я, — спокойно ответил Грахель.

Лорд Фобиус потерял дар речи, лишь несколько раз открыл и закрыл рот, словно выброшенная на берег рыба. Лицо его резко поменяло цвет — из красного оно стало смертельно бледным, пожалуй, даже с некоторой прозеленью.

— Теперь наш лорд обрёл гармонию с листвой и травой, — Грахель продолжал подшучивать, теперь уже вслух.

— А что это за маска? — Дону на самом деле было очень любопытно.

— А, — махнул рукой Грахель, — это ещё одна наша традиция. Поединок в день рождения его величества — чтобы определить лучшего воина.

— Мне кажется, что его исход предрешён, — пожал плечами Дон. — Сомневаюсь, что кто-то сможет одолеть главу клана Воинов.

— Представители клана Воинов к поединкам не допущены, — сурово ответил гном. — Ибо все остальные, в том числе и стражники — ничего не стоят по сравнению с настоящим воином. Вот я и пришёл на поединок, надев Железную Маску — чтобы никто меня не опознал.

— Ты победил троих лучших стражников, — лорд Фобиус обвиняюще ткнул в направлении Грахеля пальцем. — Ты подорвал репутацию стражи в глазах Короля!

— А почему ты не хотел, чтобы тебя опознали? — подмигнул ему Дон.

— Потому что сразу возле выхода на меня насели сразу восьмеро, — гном почесал в затылке. — Да так ловко насели, что я бы там и остался, если бы не Элоиза. Она помогла мне укрыться и спрятаться в её покоях, а потом... — Грахель смущённо потупился.

— Элоиза — это она, та самая? — осторожно спросил Дон.

Гном печально вздохнул:

— Именно. Тогда мы впервые увиделись — и поняли, что это судьба. Это навсегда.

— Выходит, ты должен быть благодарен стражникам, — полушутя, полусерьёзно заметил Дон.

— Я благодарен, — согласно кивнул Грахель. — Я всё понимаю — стража необходима. И их хлеб — ничуть не легче, чем наш. Нам, Воинам, проще — мы сражаемся с врагом в открытую, лицом к лицу. А Служба Безопасности — это тайны, загадки, удары в спину, из-за угла, расследование, вынюхивание... Я бы так не смог.

— Тем более что и бойцы в страже подобрались знатные, — Дон покосился на свой пробитый доспех. — Даже не знаю, как мне удалось справится... Ведь клинком я соперника даже не поцарапал!

— Нужно знать уязвимые места гномьих доспехов, — оживился Грахель, оседлавший любимого конька — рассказ о гномьем вооружении. — Смотри — в этом доспехе уязвимые сочленения находятся здесь, здесь и ещё вот здесь...

Дон поднял взор. Огромный пик, самый высокий во всём горном хребте, внутри которого находилась резиденция Короля Гномов, был уже совсем рядом.

Девятая глава

Если бы Грахелю кто сказал, что можно умирать от скуки, будучи преисполненным раздражения — он бы ни за что не поверил. Тем не менее, во время аудиенции в королевской приёмной гном испытывал именно эти взаимоисключающие чувства, разбавленные толикой беспокойства. Грахель не любил непонятного, предпочитал ясность во всём. А сейчас ясности как раз и не было.

Непонятности начались с того момента, как они с Доном переступили порог королевского дворца. Лорд Фобиус тотчас же махнул рукой на прощание и мгновенно растворился в узких коридорах, оставив вместо себя увальня-сержанта. Сержант не знал и не хотел знать ничего такого, что выходило бы за пределы полученного приказа — поэтому гнома с человеком проводили в комнатушку возле королевской приёмной, где продержали очень долго, не дав возможности даже привести себя в порядок после долгой дороги. Более того, когда Грахель попытался выйти из приёмной, оказалось, что сержант этого не намерен позволить, ссылаясь на полученные инструкции. Грахель вышел из себя и попытался настаивать, из-за чего дверь королевской приёмной лишилась массивной серебряной ручки, а сержант обзавёлся внушительным синяком под правым глазом.

Но оказалось, что это были ещё цветочки. Настоящие неясности начались, когда их наконец-то пригласили в саму королевскую приёмную. Грахелю доводилось принимать участие в королевских Приёмах, Больших и Малых, благо он активно искал повод к оному участию, надеясь увидеть её... Гном полагал, что он очень хорошо осведомлён о правилах королевских Приёмов, и его ничем не удивишь. Он ошибался. Этот Приём Грахеля удивлял. Более того, этот Приём ему очень не нравился. В нём всё было не так.

Приёмная не сияла огнём множества факелов, как обычно — напротив, сейчас она была погружена во тьму. Несколько жалких факелов, возле которых остановились вошедшие представители посольства, были бессильны полностью разогнать мрак. Особенно плотно он сгущался у королевского трона — так что лица сидящего на троне гнома не было видно. Не только человеческий глаз был бессилен разглядеть что-либо, но и искушённый гномий взор, привычный к темноте подземелий, едва различал очертания фигуры на троне. Единственное, что Грахель мог сказать с уверенностью — сидящий был именно гномом. По обе стороны от трона толпились придворные — впрочем, сейчас как раз не толпились, ибо стоящих было гораздо меньше, чем обычно. Грахель изо всех сил, до рези в глазах всматривался в толпу, стараясь разглядеть в ней Элоизу... Да и отец Грахеля, глава клана рудокопов, тоже должен был присутствовать! Но никого из них гном заметить в толпе не мог.

Но больше всего настораживала Грахеля тишина. Мёртвая тишина, висевшая в приёмной. Такого на его памяти ни разу не было — придворные всегда вполголоса общались, перекликались, шутили, обменивались мнениями и любезностями... Не слышать этого привычного шума было столь же дико, как стоять на берегу моря и не слышать шума прибоя. В этом крылась какая-то огромная неправильность.

Особую драматичность тишины подчёркивал сухой и спокойный голос Дона. Грахель не мог не восхититься, отмечая, с каким мастерством человек сплетает нить своего повествования в строгий узор, добавляя к нему всё новые и новые элементы. Ничего лишнего. Чёткий рассказ. Никакой лирики. Только факты, их предпосылки и следствия, в том плане, которые касаются гномов. Подчёркивание различных аспектов — политических, экономических, военных. Безупречно логичные выводы и строгие, чёткие рекомендации. Здесь всё было так, как надо. Неправильность крылась не в рассказчике. Неправильность крылась в слушателях.

Чем дольше Грахель вглядывался в фигуру на троне, тем сильнее в нём крепла уверенность, что фигуре это всё просто-напросто неинтересно. Фигура крутила головой, обозревая потолок. Фигура болтала ножкой. Фигура отдавала должное напиткам, стоящим рядом с троном на небольшом столике. Фигура забавлялась, рассматривая человека сквозь кристалл связи — что, несомненно, было весьма любопытно, ибо кристалл переворачивал изображение вверх ногами, расцвечивая его при этом радужными оттенками. Фигура делала всё, что угодно, кроме одного-единственного — того, что ей следовало делать. Фигура совершенно не вслушивалась в доклад человека, пропуская его мимо ушей. Это было настолько непохоже на Короля гномов, что Грахель растерянно крутил головой, изнывая от нетерпения, и мысленно уговаривая Дона поскорее окончить свою речь. Гном надеялся, что хотя бы после её окончания наступит хоть какая-то определённость. И поэтому он переминался с ноги на ногу, изнывая от скуки и преисполняясь раздражением.

Фигура на троне издала вполне отчётливый, хорошо слышный зевок. Дон как раз окончил длинную фразу и делал небольшую паузу, переводя дух — но, услышав зевок, продлил её несколько дольше положенного. У него не укладывалось в голове, как можно зевать во время обсуждения смертельной опасности, нависшей над Королевством Гномов? Фигура на троне не преминула воспользоваться этой паузой:

— Это всё, вы можете идти, — скороговоркой выпалила она.

Грахель стиснул зубы и подался вперёд. Это был чей угодно голос, но только не Короля. Но вот чей же? Грахель был уверен, что он этот голос слышал, определённо слышал... но вот его хозяина вспомнить не мог.

— То есть как это... — растерянно пробормотал Дон. — Ваше Величество! Доклад ещё не окончен, я ещё не рассказал о...

— Мне это не интересно, — в голосе фигуры звенел металл. — Извольте убраться.

— Речь идёт о безопасности Королевства! О жизни Ваших подданных! — Дон тоже повысил голос.

— На меня кричат... — словно бы в некотором раздумье произнесла фигура. — В моём же дворце, какой-то человечишка... Повесить его!

Среди придворных возникло шевеление, и цепь закованных в доспехи гномов двинулась к человеку, намереваясь оттеснить его с угол, подальше от трона. Дон выхватил меч.

В этот момент Грахель заставил себя шагнуть вперёд. Это было очень нелегко — принять такое решение, которое окончательно разрывало его связи с сородичами. Для гномов родственные узы святы — и поэтому им очень нелегко открыто выступить против всех соплеменников. У гномов очень развито почитание Короля — и вдвое тяжелее принять решение воспротивиться королевской воле. Соплеменники этого ему никогда не простят, Грахель очень хорошо это понимал. Но стократ тяжелее было решиться на этот поступок, ибо он с очевидностью зачёркивал все шансы на дальнейшие отношения с ней, с Элоизой... Грахель это прекрасно понимал, но бросить друга в беде не мог. Он отчаянно шагнул вперёд, прикрывая человека своей широкой спиной, и, не отрывая глаз от приближающихся сородичей, принялся плести заклинание.

А ведь если ты отойдёшь в сторону, — невесть откуда возникла в голове Грахеля гаденькая, подлая мыслишка, — а ещё лучше, если сам его обезоружишь... то Король простит тебя, и позволит видеться со своей дочерью. Ведь тебе это ничем не грозит — человек не ожидает подвоха...

Гном зло тряхнул головой, прогоняя негодную мысль.

Неужели ты предашь свою любовь? — подлая мысль не желала сдаваться.

Нельзя строить любовь на предательстве друга, — ответил ей Грахель, и активировал заклинание. В этот момент гномы бросились вперёд, и по ним стеганула Каменная Змея, образованная из безжалостно выдранных из каменного пола плит. Нападающих разбросало в разные стороны с лёгкостью ветра, уносящего падающие листья.

Небольшой, но острый осколок камня пробил спинку трона рядом с головой тёмной фигуры. Фигура прекратила зевать и выпрямилась.

Грахель сделал ещё шаг вперёд:

— Друзья! Братья и сестры! — усиленный несложным заклинанием голос гнома разнёсся по залу. — А также гномы, не являющиеся моими родственниками и знакомыми. В тяжелое время обращаюсь я к вам.

Лица придворных вытянулись. Таких речей они явно не только не ожидали — а наверняка никогда и не слышали. Тёмная фигура на троне испуганно съёжилась.

— Страшная тень нависла над нашим миром! — продолжил Грахель. — Вернулся Тот-кто-страшной-тенью-навис-над-нашим-миром!

Грахель пронзительно посмотрел на застывшую тёмную фигуру, и Дон был готов поклясться, что фигура едва заметно вздрогнула.

— И не просто вернулся, — с нажимом произнес гном, — а Вернулся и Страшной Тенью Навис Над Нашим Миром.

Фигура едва слышно икнула.

— Создание оркской военной базы в нашем тылу нарушило баланс сил добра и зла. А кто ответит за все это?

Дрожащая фигура осторожно покинула трон и попыталась за ним спрятаться.

— Стоять! — палец гнома упёрся в фигуру, и она так и застыла на полушаге, с нелепо поднятой ногой. — Будьте так любезны сначала принять меры по обеспечению безопасности Королевства!

— Какие? — пискнула фигура тонким голоском гнома, находящегося на грани обморока.

Грахель разозлился. Теперь он окончательно уверился, что фигура не имеет ничего общего с Королём гномов, да и вообще восседает на троне не по праву. Ибо у настоящих гномьих королей не бывает таких испуганных голосов. Но кто же это и что он делает на троне?

— Как это каких?! — грохнул он в ответ. — Вызывай Дагнира, пусть прибудет во дворец. Срочно!!!

Фигура сжала в руках кристалл связи, отчего тот засветился приятным голубым цветом. Фигура всмотрелась в его глубину и пискнула:

— Дагнир, прибудьте во дворец срочно.

После этого фигура взглянула на Грахеля, ожидая дальнейших приказов. Но Грахелю было не до них. Слова замерли у него на языке. Ибо кристалл связи осветил лицо гнома, сидящего на троне, и Грахель узнал его. Хотя предпочёл бы не узнавать. Возле трона стоял Принц — несостоявшийся жених Элоизы. Или состоявшийся?

Грахель схватился за голову и мучительно застонал.

Дон пришёл ему на помощь:

— Срочно! Приводите войска в боевую готовность! — Фигура судорожно кивала в такт словам Дона, придворные бестолково метались, чем дальше, тем сильнее. Воодушевлённый успехом своей речи, Дон продолжил. — Усильте стражу! Назначьте дополнительные патрули, удвойте, нет, утройте бдительность! Враг не дремлет! Начинайте раздавать оружие населению — будем готовиться к партизанской войне...

— Заткнись.

Дон замолчал и обернулся в сторону сказавшего. Возле неприметной двери в углу зала спокойно стоял седовласый гном с ироничной усмешкой на устах. И от несуетливой монументальности его позы веяло такой уверенностью и силой, что для определения его титула даже не требовалась подсказка в виде короны, ловко покоящейся на седой голове.

— Ваше Величество, — гном с человеком преклонили колени перед Королём гномов.

— Следуйте за мной! — коротко приказал Король и двинулся в неприметную дверцу в стене. Грахель и Дон переглянулись и последовали за ним. Король дожидался их у двери посреди коридора — отворив которую, гномы и человек прошли тесным проходом в комнату, единственным украшением которой была огромная карта во всю стену. Здесь было тихо, светло и спокойно — во всяком случае, до их прихода.

Но стоило Грахелю, идущему последним, войти в комнату, как маска спокойствия покинула лицо Короля. Как коршун он бросился на Грахеля, схватил его за горло и принялся теребить, выкрикивая один и тот же вопрос:

— Где она? Отвечай, где она?!

Голова Грахеля моталась из стороны в сторону. Если бы даже он хотел ответить, то не смог бы этого сделать. Клубы мышц на его руках вздулись, пытаясь разжать королевскую хватку, но всё было тщетно. Сила Короля, умноженная на его ярость, была непреодолимой.

— Ваше Величество! — укоризненно произнёс Дон, пытаясь урезонить Короля, но тот не отреагировал; скорее всего, просто не услышав обращённых к нему слов.

Дон решил использовать последнее средство, оставшееся в его распоряжении. Он аккуратно обхватил руками огромную королевскую ладонь и напряг все свои силы, выворачивая её. Король зло рыкнул, остро глянул недовольным глазом, но Дон не обратил на его неудовольствие никакого внимания. Мышцы человека уже готовы были затрещать, когда рука вдруг подалась. Грахель ухватил Короля за другую руку, и с огромным трудом оторвал её от своего горла.

— Что вы себе позволяете! — грозно проревел тот. — Да вы знаете, с кем вы так обращаетесь? С Королём!

— Короли так себя не ведут, — буркнул Дон. — Короли не бросаются на гостей ни с того ни с сего, с невнятными вопросами...

— Даже если этот гость похитил единственную дочь этого короля? — Венценосный гном вновь протянул руки к Грахелю. Но он не успел — Грахель шагнул вперёд и сам ухватил Короля за грудки.

— Элоиза пропала? — встряхнул он своего сюзерена, как нашкодившего мальчишку. — Вы что, не охраняли её? Олухи! Где она может быть? Почему вы её не ищете?!

— Грахель, — подчёркнуто миролюбивым тоном произнёс Дон. — Пожалуйста, отпусти Короля. Вот так, хорошо. Молодец.

Король потёр шею.

— Ну и хватка у тебя, — одобрительно заметил он. — Извини, что я на тебя...

— Набросился, — подсказал Дон.

— Набросился, — кивнул Король. Было видно, что извиняться он не привык, но очень старается не ударить в грязь лицом в этом новом для него деле. — Прости меня. Я понимаю, что ты здесь ни при чём.

— И давно вы это поняли? — изумился человек.

— Только что, — изрёк Король, и, в ответ на недоумённые взгляды гостей, пояснил:

— Тебя ошеломила весть о её пропаже. Ты ничего не знал об этом — а значит, ни при чём.

— А если я притворился? — пробурчал Грахель.

— Передо мною? — в голосе Короля преобладал скепсис. — Это невозможно. Для Короля умение читать по лицам — обязательно, а зачастую — жизненно необходимо. Поэтому если я позволил себя обмануть, то пора мне отрекаться от трона.

— Почему? — в один голос поинтересовались Дон и Грахель.

— Потому что в этом случае — как правитель я ничего не стою, и меня свергнут не сегодня-завтра.

— Прекратите вашу светскую беседу! — взорвался Грахель. — Хватит обмениваться любезностями! Я хочу знать, где Элоиза!

— Я тоже хотел бы это знать, — пожал плечами Король.

— Ваше Величество, — быстро проговорил Дон, взглядом удерживая Грахеля от опрометчивого поступка. — Почему бы вам не рассказать об обстоятельствах исчезновения принцессы?

— Да не было никаких особых обстоятельств, — вздохнул Король. — Просто однажды утром комната принцессы оказалась пуста.

Грахель и Дон озадаченно переглянулись.

— Похищение? — предположил Грахель, стискивая рукоять молота.

— У меня в первый момент тоже возникло такое предположение, — признался Король. — Но потом мы нашли записку...

— Что в ней? — одновременно воскликнули гном и человек.

— Стишки, — буркнул Король. — Пусть не долг, а сердце всё решит, в путь меня ведёт моя любовь... и так далее, — взгляд Короля, обращённый к Грахелю, вновь наполнился недоброжелательством. — Признавайся, это твоих рук дело?!

Взор Грахеля затуманился; по устам скользнула мечтательная улыбка:

— Элоиза, милая... Ты меня не забыла, твоё сердце по-прежнему принадлежит мне! Ты помнишь обо мне, ты тоже скучаешь, тебе также каждый миг разлуки кажется вечностью...

— Это очень трогательно, — сухо буркнул Король. — Но пока её нет, моё сердце не на месте, я беспокоюсь о ней. Скажи, где она может быть?

Грахель колебался. Несколько раз он собирался что-то сказать, но потом закрывал рот, не произнося ни звука. Король усилил нажим:

— Мною движет лишь желание защитить её! Кроме того, — голос Короля зазвучал сухо и официально, — я даю слово не заставлять её выходить замуж против её воли. Доволен? А теперь говори!

— Есть небольшой домик в горах, — решился Грахель и ткнул пальцем в карту. — Вот здесь мы иногда проводили время... вдали от досужих глаз. Найти случайно его невозможно, нужно знать о нём. Это лучшее место, чтобы переждать поиски, и первое, где я стал бы её искать.

— Спасибо, — коротко ответил Король и поднял кристалл связи. — Фобиус? Я узнал — Элоиза находится в горном домике. Записывай координаты...

Грахель тяжело вздохнул. Дон успокаивающе положил руку ему на плечо:

— Дружище, что с тобой?

— Не знаю, — неуверенным тоном ответил гном. — Какое-то странное чувство... Я знаю, что я поступил правильно, но сердце мне говорит, что я всё же совершил ошибку. Мне почему-то кажется, что я предатель, что я предал свою возлюбленную!

— Наоборот, ты спас её, — Король закончил отдавать распоряжения главе службы безопасности и присоединился к беседе. — Не забывай, что Элоиза беззащитна, и ей может угрожать опасность, особенно сейчас!

— Почему особенно сейчас? — Дон уловил в голосе Короля странные нотки и решил всё выяснить.

— Неспокойно у нас во дворце, — поколебавшись, ответил гном. — Мой царственный собрат, Король Западного Хребта, был очень недоволен происшествием с его сыном на турнире, — взгляд, доставшийся Грахелю, был очень далёк от доброжелательного, и заставил того смущённо потупиться. — Мне стоило больших трудов уладить конфликт и избежать войны. Для этого пришлось сделать его тупоголового сыночка соправителем! — голос Короля преисполнился невыносимым отвращением.

— Очень тупоголового? — глаза Грахеля странно блеснули.

— Ты даже не представляешь, насколько. Да, впрочем, ты и сам его видел — как по-твоему, можно его назвать преисполненным мудрости или хотя бы королевского достоинства?

— Ни того, ни другого я не заметил, — фыркнул Грахель в ответ.

— И поэтому во дворце неспокойно? — уточнил Дон.

— Он что, решил устроить... — Грахель замолчал, не в силах выговорить слово, совершенно неприемлемое для гнома; слово, которое на протяжении веков оставалось лишь абстрактным, оторванным от жизни понятием. Оставалось. До сегодняшнего дня.

— Заговор? — пришёл Дон ему на помощь.

Король молча и печально кивнул.

— Он осмелился?! — поинтересовался Грахель таким тоном, что Дона передёрнуло.

— Не он, — покачал головой Король. — Он бы и был рад — да неспособен на это. Он — всего лишь орудие в чьих-то руках, очень умелых и безжалостных. И чьи это руки, и что нужно их хозяину — для меня пока загадка.

— Власть? — предположил человек.

— Непохоже. Стремясь к власти, логично стремиться разорить владыку, ослабить его армию, службу безопасности, и так далее... Но заговорщики поступают не совсем так — да, стремятся сократить армию, но при этом усиливают службу безопасности, а разоряют простых работяг, таких как клан Рудокопов...

— Что? — взвился Грахель.

— Именно, — опустил глаза Король. — Сначала я полагал, что это месть тебе, из-за личной обиды. Но непохоже — слишком уж решительно и целеустремлённо действует кукловод моего простофили-соправителя. А уж у него-то никаких личных причин ненавидеть тебя нет! Да, я проверял! — воскликнул Король. — Ты больше ни с кем, кроме Принца, не ссорился, тебя все любили! Особенно после того, как ты расправился с Балрогом... Да тебя на руках готовы были носить — после того, как об этом узнали!

— Ты расправился с кем? — Дон ошарашено уставился на своего друга.

— Это вышло случайно, — неохотно ответил Грахель. — Мне просто повезло. Я не хочу об этом говорить.

— Ты спас несколько дюжин соплеменников и отказался от почестей? — Король устремил вопросительный взгляд на Грахеля. — Но почему?

— Потому что я не хотел всех этих чествований и церемоний, — ответил тот, пряча глаза.

— Скорее, ты не хотел оказаться в центре внимания и стать слишком узнаваемой персоной. Это помешало бы твоим встречам с нею... — догадался Дон.

— Вот именно. Меня бы затаскали по банкетам и прочим официальным мероприятиям. А я не хотел тратить время на эти мелочи — ведь его оставалось так мало! Я и так не понимаю, как вы узнали...

— Но как тебе удалось сразить самого Балрога?! — Дон вернулся к живо интересующему его вопросу.

— Скала Пустоты, — с трудом выдавливая из себя слова, ответил Грахель. — Я её воздвиг, когда огненный демон ринулся на рудокопов. Он не успел остановиться, влетел в Скалу и исчез.

— И спасённые рудокопы тебя даже не отблагодарили! — возмутился Король.

— Отблагодарили. В знак благодарности я попросил у них клятву, что никто от них не узнает о происшедшем, и они её дали. Впрочем, раз уж вы всё равно узнали, кто-то из них тем не менее оказался неблагодарным...

— Лорд Фобиус — профессионал. Он умеет так разговорить гнома, что тот проболтается о чём угодно, даже о том, о чём поклялся молчать. Так что привыкай к всенародной известности — правда, кроме неё, тебе больше ничего не достанется.

— Неужели благодарные рудокопы даже золотой статуи на главной площади не соорудят? — пошутил Дон.

Грахель фыркнул со смеху, но Король остался серьёзен:

— Теперь клан Рудокопов так беден, что не сможет соорудить статую не только из золота, но даже из гранита.

— Но ведь это же какая-то нелепость! — голос Грахеля задрожал от негодования и обиды. — Кланы Рудокопов и Оружейников обеспечивает подавляющее большинство доходов Королевства! Нашу сталь знают во всём мире — и нет её лучше! Ради обладания клинком нашей работы устраиваются многотысячные турниры, а за наши доспехи отдают целые королевства...

Дон скептически хмыкнул.

— Ты напрасно сомневаешься, — серьёзно сказал Король. — Известен случай, когда король променял своё королевство на дюжину полных доспехов нашей работы. Кстати, это был дед Эльвинга, а узурпатор шёл на него войной, так что особого выбора не было.

— Но ведь Эльвинг — король! — удивился Дон. — Как же дед променял?..

— Лучшие воины его дружины облачились в наши доспехи и вернулись в Королевство Людей. Никто ничего не мог с ними сделать, оружие их не брало. Дюжина воинов перебила всю гвардию узурпатора, а затем и его самого. И королевство вернулось в те же руки, вместе с доспехами.

— Ловко, — ошарашено покрутил головой человек. — Эльвинг мне этого не рассказывал.

— Это не та страница истории, которой следует гордиться, — прозвучал ответ Короля. — Зато это повод для гордости нашими мастерами!

— Но как могут такие мастера обеднеть? Продайте доспех, а то и два — и живите себе!

— Они не могут, — твёрдо и печально сказал Король. — Право торговать имеет только Королевство в целом — по экономическим причинам, чтобы мастера не сбивали цену друг другу. А теперь началось такое... По приказу соправителя доспехи-то у мастеров забирают, а вот мастерам за них ничего не платят.

— И чем мотивируют, позвольте узнать? — со злым ехидством поинтересовался Грахель.

— Мотивировка достаточно странная, — потёр переносицу Король. — Дескать, отбирающие — носители духовности и сведомости, и поэтому малокультурные и малоинтеллектуальные ремесленники обязаны их содержать, ничего не получая взамен...

— Малокультурные?! — взвился Грахель. — Да видели бы они наши щиты, один рисунок на которых — величайшее произведение искусства! Я уже не говорю о прочностных свойствах — это результат долгих размышлений, творческих озарений и упорного труда!..

Грахель продолжал свою речь, но Дон её уже не слышал. В душе вовсю звучал тревожный звоночек. Что-то в речи Короля заставило насторожиться, но что? Это не то, не то... Ага, вот оно!

— Носители чего? — внезапно охрипшим голосом спросил Дон.

Гномы замолчали, уставившись на человека.

— Духовности, — сухо ответил Король. — Но я должен заметить, уважаемый посол, что с королями принято разговаривать несколько иначе...

— Ваше Величество, это очень важно! — настойчиво перебил его Дон. — Там было ещё одно слово...

— Сведомости, — ответил Король. — А что случилось, почему ты так побледнел?

Дон не ответил. Его мозг осознал весь масштаб ловушки, в которую угодили гномы, и лихорадочно пытался найти выход. Времени совсем не осталось — это человек ощущал очень чётко. Но его размышления грубо прервал стук в дверь.

— Не открывайте! — вскинулся Дон, хватая за рукав Короля, уже направившегося к двери.

— Почему это? — вздёрнул брови Король.

Дон мысленно застонал от отчаяния. Он чувствовал неправильность, но не мог её облечь в слова, а тем более — в стройную систему логических аргументов. Озарение пришло слишком неожиданно, и времени его осмыслить не было.

— Это опасно! — Дон пустил в ход последний аргумент.

В дверь постучали снова — на этот раз громко и требовательно. Король резким движением освободил рукав:

— Это Фобиус с докладом о моей дочери. Мне кажется, вы пытаетесь тянуть время! — грозно добавил Король и твёрдым шагом направился к двери, в которую уже вовсю били чем-то массивным — скорее всего, рукоятью топора.

— Следует по-иному проявлять желание войти в королевскую резиденцию, — внезапно заметил Грахель. — Эти же барабанят, будто именно они здесь хозяева...

— Грахель, блокируй дверь, — закричал Дон, срываясь с места и устремляясь к Королю. Разум полностью сложил этот фрагмент мозаики, и вывод следовал крайне неприятный. Если принять существование заговора как данность, то сложно ли просчитать реакцию заговорщиков на появление человеческого посла, вызов клана Воинов во дворец, а потом и обнаружение дочки Короля?... Элементарно — Короля попытаются устранить, и немедленно.

Время замедлилось, как всегда это бывает в моменты опасности, и Дон, летящий наперерез Королю, успел заметить многое: и треск дверных петель, на которые навалились не самые слабые гномы, и камень стены, подчиняющийся воле Грахеля и понемногу вспучивающийся вокруг двери. Вдруг человек ощутил что-то ещё. Оно находилось с той стороны двери и несло в себе огромную мощь — несмотря на плотно закрытую дверь, Дон почти физически ощущал дуновение ледяного ветра. Вот оно усилилось, почти снося человека назад — но Дон уже настиг ничего не понимающего Короля. Резкий толчок, не щадя, вкладывая в него вес всего тела — и Короля удалось оттолкнуть на несколько шагов в сторону. Сам Дон отлетел в противоположном направлении — и в этот миг прочнейшую стальную дверь вырвало с петель, смяло, как бумагу, и швырнуло внутрь комнаты.

Окажись на её пути Король, он бы погиб на месте. Но ни Короля, ни человека она не задела — единственным, кто очутился на её пути, был Грахель. Опытный маг, он успел выставить перед собой Гранитный Щит — который от удара разлетелся вдребезги, но сумел-таки немного уменьшить скорость смертоносного металла. Дверь ударила Грахеля, выставившего вперёд руки в безнадёжной попытке защититься, и вмяла несчастного гнома в стену.

Король мгновенно бросился к пострадавшему. Дон хотел было последовать его примеру, но сначала глянул в коридор — и отскочил в сторону. Ибо сквозь выбитую дверь вливалась вереница гномов, облачённых в полный доспех и с остро наточенными топорами. Дон не видел их лиц, но не сомневался — эти явились за жизнью Короля.

Человек выхватил меч и прижался к стене рядом с выходом из коридора. Вот первый гном прошёл мимо него, за ним второй... Быстрый удар — и гном, шедший третьим, упал с пробитым горлом, загораживая проход. Разворот, ещё удар — и у гнома, шедшего вторым, слетела голова с плеч. Дон вновь повернулся к проходу и сцепился с четвёртым гномом.

За спиной слышались глухие удары. Дон улыбнулся краешками губ — он был уверен, что с единственным противником Король справится. Иначе он просто-напросто недостоин называться Королём. Очередной противник человека упал, обливаясь кровью. Дон ухватил меч поудобнее и схватился со следующим.

Лёгкость, с которой он поверх своих первых противников, вскружила Дону голову. Он сражался на рефлексах, уже прикидывая свои будущие действия после того, как коридор будет очищен от противников... Увы, действительность внесла свои коррективы — в виде лезвия гномьего топора, сверкнувшего в опасной близости от шеи. Дон удвоил скорость движений, но противник ему достался весьма опытный. Он прекрасно знал уязвимые места своего доспеха, и каждый раз успевал немного повернуться, так что эльфийский клинок лишь бессильно высекал искры из прочнейшего доспеха. Человек ещё увеличил скорость, выжимая из своего тела всё, что только можно — и когда уже перед глазами начали мелькать красные круги, а жжение в груди от недостатка воздуха стало невыносимым — клинок всё-таки пронзил шею гнома.

Дон слабеющей рукой ухватился за стену — и только поэтому сумел удержаться на ногах. И прошипел ругательство сквозь зло стиснутые губы — перед ним уже возвышался очередной противник. А за ним следовала целая вереница его собратьев по заговору — сильных, вооружённых, желающих убивать. Дон прекрасно понимал, что он с ними не справится — да и никто из людей, даже самый великий воин, не справился бы. Сверкнул топор, и Дон качнулся назад, отшатываясь от коварного удара гнома. Топор с хрустом врубился в стену — во все стороны брызнула каменная крошка, и пошёл на новый замах.

Сильная рука ухватила человека за плечо и отшвырнула назад. Дон упал на спину, но тут же вскочив, увидев, что путь его последнему противнику преградила коренастая гномья фигура. Доспехов на Короле не было — он лишь подобрал щит и топор, и встретился с заговорщиками лицом к лицу, сталью против стали.

Бой закипел с удвоенной силой.

Король Гномов был опытным воином — и в мастерстве на голову превосходил каждого из своих противников. Тяжелый топор серебристым вихрем метался вокруг него, пробивая щиты, проламывая доспехи, отшвыривая заговорщиков назад. В узком коридоре, где противники могли нападать на Короля только по одному, у них не было ни малейшего шанса на победу. И заговорщики это тоже поняли.

Дон ожидал, что гномы бросятся бежать, как только осознают невозможность победы — неосознанно проводя параллели со сведомыми трусами. Но он недооценил гномов, которые, даже будучи заговорщиками, намного превосходили оркских холуёв в чести и благородстве. Гномы сомкнулись в ряд и двинулись вперёд, пытаясь выдавить Короля назад в комнатушку. Король превосходил силой любого отдельного заговорщика — но вот с объединёнными силами дюжины совладать никак не мог. Ему пришлось отступать.

Заговорщики приободрились, их фигуры так и излучали радость и предвкушение успеха, тогда как по окаменевшей спине Короля Дон понял, что тот не видит выхода — всё, конец... Действительно, если заговорщики вытолкнут Короля в комнату, они его окружат и легко прикончат. Дон зло зашипел и рванул из чехла арбалет.

Первый болт Дон вбил в смотровую щель гнома, шедшего вторым. Король мощным ударом зарубил первого — и трупы свалились под ноги колонне заговорщиков, заставив ту на миг замереть. Король воспользовался шансом и бросился вперёд, нанося удары, отшвыривая заговорщиков назад, хотя бы ненадолго — давая время человеку перезарядить арбалет.

Дон вскинул своё оружие и застрелил очередного заговорщика. А потом — ещё. И ещё. Колонна несостоявшихся убийц короля заколебалась. Король яростно ударил очередного противника щитом — и тот отлетел назад, увлекая за собой оставшихся сотоварищей. Дон вскинул арбалет — но целей перед ним больше не было. Лишь в конце коридора колебалась какая-то смутная тень.

— За ними! — задорно выкрикнул Король. — Догоним их, пока не разбежались!

— Стойте, Ваше Величество! — голос человека заставил гнома остановиться. — Там опасность!

Дон и сам не знал, что заставило его удержать Короля. Несмотря на то, что топот оставшихся в живых заговорщиков всё удалялся, чувство тревоги не исчезало — а наоборот, усиливалось. Опасности он не видел — коридор был чист, за исключением колышущейся тени. Тени? Откуда взялась тень, если заговорщики сбежали? Дон вскинул опущенный было арбалет, и тут тень обрела невероятную густоту, сделавшись темнее абсолютного мрака. Чувство тревоги зашлось в безумном вопле ужаса.

Дона пронзил невероятный холод — словно он стоял под дуновением ледяного ветра. Тень разрослась, качнулась, вздрогнула — и на её фоне сверкнула быстро растущая ядовито-зелёная точка. Как всегда в миг смертельной опасности, время замедлило свой бег, и Дон во всех подробностях разглядел сияющий ядовито-зелёным светом кинжал, несущийся точно в горло Королю. Гном только поворачивал голову в сторону тени, и человек прекрасно понимал, что увидеть опасность он не успеет. Оставалось последнее средство. Дон тщательно прицелился — так, чтобы болт задел летящий кинжал и пронзил чёрную тень у входа. Застывший от холода палец нажал на спусковую скобу.

Дон считал себя, и по праву, отличным стрелком. Но даже самым великим удача иногда изменяет. Случилось невероятное — Дон промахнулся. Пока болт летел к кинжалу, тот успел повернуться плашмя — и болт проскользнул мимо, не задев отравленное орудие убийства. В отчаянии человек рванулся к гному, чтобы оттолкнуть, уберечь, прикрыть собой... но никак не успевая. Дон изо всех сил продирался сквозь неподатливый воздух — слишком неподатливый, слишком плотный — но недостаточно, чтобы удержать стальную смерть. Вот если бы воздух был чуть плотнее... Ещё плотнее... Ещё, ещё и ещё!

Дон резко остановился, боясь даже дышать. Ибо кинжал остановился на расстоянии ладони от шеи Короля, безнадёжно застряв в сгустившемся воздухе. Глаза повернувшегося Короля принялись удивлённо расширяться. Арбалетный болт гулко врезался в стену напротив коридора. Тень исчезла, и время вернулось к обычному ритму.

Десятая глава

Дон нетерпеливо поёрзал на неудобном стуле. Рассчитанный на гнома, он был слишком высоким и чересчур широким, а низкая спинка, стоило лишь на неё облокотиться, больно врезалась в лопатки. Но главное неудобство доставлял Король гномов, с меланхоличной усмешкой сидящий рядом, и полностью погружённый в дегустацию напитков и поглощение пищи. Когда они с Королём разогнали заговорщиков и вошли в приёмный зал, Принца там уже не было. Король коротко переговорил с рыжебородым Фобиусом и приказал устроить пир в честь его счастливого избавления от смерти. Дон едва успел донести Грахеля до пещеры, в которой располагался лекарь — после чего ему тоже пришлось идти на пир в качестве почётного гостя, и сидеть справа от Короля — невиданная честь! Но Дон не радовался. Его деятельная натура требовала поиска заговорщиков и их главы, из-за которых пострадал Грахель, ему хотелось бежать, искать, бороться! В крайнем случае, хотя бы сидеть у постели раненого друга. Кроме того, его мучила загадка Тени, метнувшей в Короля отравленный кинжал. Дон покрутил в руках арбалетный болт, выдернутый из стены. К его глубокому разочарованию, мёртвого тела, пришпиленного к стене арбалетным болтом, не обнаружилось. И следов крови на болте — тоже не нашлось. Зато сам болт... Он выглядел оплавленным. Словно гномы сунули его в самый раскалённый горн и там подержали несколько суток. Что с ним произошло — оставалось только гадать. Как же Дону хотелось заняться поисками разгадки!

А вместо этого приходилось сидеть на пиру, изнывая от безделья.

Дон осторожно пригубил кубок, наполненный янтарным содержимым, и аккуратно поставил его на место. Напиток был слишком уж крепким — даже от маленького глотка перехватило дыхание. Дон потянулся к блюду с неведомыми овощами и принялся их жевать, заглушая пожар во рту.

— Вижу, тебе нравятся наши блюда, — склонился к нему Король.

— Да, очень вкусно, — ничуть не покривив душою, ответил Дон. — Но мне бы хотелось...

— Тост! — закричали вокруг.

Король одобрительно улыбнулся и махнул рукой. Один из гномов с лютней в руках вскочил ногами на сидение своего стула, возвысившись таким образом над сидящими, и ударил по струнам.

— Я предлагаю выпить за гномов из клана Воинов! — воскликнул он. — За лучших воинов в мире. Никто не может им противостоять! — гном устремил презрительный взгляд на Дона. — Любой другой воин по сравнению с ними — ничто!

Гном умело взял аккорд и запел песню, уже слышанную Доном в исполнении Грахеля.

Служение войне — завидней доли нет:

Доспехами скрипеть и всех рубать мечом!

Катана за спиной, под мышкой арбалет,

Кто в наши встал ряды, тому все нипочем!..

Дон широко улыбнулся, вспомнив старые времена. Миг короткого счастья вспоминать всегда приятно, и хоть оно ушло безвозвратно, но что-то осталось. Эта песня была оттуда, из прошлого, частица памяти — сладкой и горькой одновременно...

Когда певец замолчал, Дон не сразу сообразил, что в пиршественном зале воцарилась нехорошая тишина. Гномы ожидающе глядели на него, но что им нужно?

— Тебе просили вызов, — прошептал ему Король. — Ты должен произнести ответный тост, достойно отреагировав на него.

Дон легко запрыгнул на сидение своего стула, который даже не пошелохнулся, и отвесил гномам вежливый поклон, одновременно извлекая лютню.

— Гномы из клана Воинов — действительно сильные и могучие. Но есть на этом свете и иные силы, ничуть не менее мощные. И когда Воинов рядом нет, они способны одолеть врага хоть и другим, но ничуть не менее эффективным способом!

Сквозь удивлённый гул прорезались первые аккорды, и Дон запел, улыбаясь своим слушателям во весь рот:

Завидней доли нет, чем имя — менестрель,

В мешке твоём свирель, гитара за плечом.

Нам слава суждена среди любых земель,

Кто в наши встал ряды, тому все нипочем!

Шагай, шагай вперед, прекрасного певец,

Смёл звуковой поток всё на своём пути,

Замешкался твой враг — и тут ему конец:

Навек оглохнут все, кто не успел уйти.

Кто громче, тот и прав — так истина гласит.

Орёшь: "Я — менестрель!", и на врагов — вперед!

От воинов тебя твой титул защитит,

С гитарою поэт всегда везде пройдёт.

Бесстрашие певца баллады воспоют,

Ты с воплем: "Прокляну!" бросаешься под меч,

Растрёпанный маньяк от ужаса орёт,

Он озабочен тем, как жизнь свою сберечь.

И сыплются дождём колючки с языка,

В глазах твоих — огонь насмешливый дрожит,

Попавшийся хоть раз, запомнит навсегда,

А если повезёт — позора избежит.

Закончился концерт, и слушатель сбежал,

Подтянешь ты струну, и дух переведёшь,

Подкараулишь тех, кто песни не слыхал,

Покрепче свяжешь их — и снова запоёшь!!!

К концу песни большинство слушателей сползло под стол от смеха, и Король не был исключением. Переведя дух, Дон ещё раз поклонился аудитории и быстро присел на своё место.

— Ну ты даёшь! — восхищённо проговорил Король, вытирая слёзы, выступившие от смеха. — Ты даже не представляешь, как помог мне. Я не зря пригласил тебя, ох и не зря!

— Ваше Величество, — решился Дон. — Скажите, что мы здесь делаем? Я не понимаю, как можно спокойно дегустировать еду и напитки, когда твой друг при смерти, а заговорщики где-то во дворце!

— Всему своё время! — мудро улыбнулся Король.

— Какое время? Когда нас придут сюда резать? — вспыхнул Дон. — А если даже и не придут — я не могу просто сидеть и бездействовать!

— Ты ошибаешься, причём дважды, — мягко ответил Король. — Во-первых, у нас, гномов, каждый делает именно своё дело. Рудокоп должен добывать руду, ремесленник — обрабатывать минералы, лекарь — лечить, воин — воевать, а Служба безопасности — ловить заговорщиков. Именно этим они и заняты — или ты не заметил, что твоего хорошего знакомого лорда Фобиуса здесь нет? Помочь им, профессионалам, мы не сможем — а вот помешать можем вполне. Или ты способен, впервые оказавшись в гномьих пещерах, отыскать в них заговорщиков быстрее, чем сыщики, знающие эти пещеры как свои пять пальцев? Если да, то я немедленно подключу тебя к поиску.

Дон, пристыженный, молча покачал головой.

— А твоя вторая ошибка в том, что мы якобы "ничего не делаем", — передразнил человека Король. — Сейчас я как раз занят тем, что пытаюсь вычислить, кто из вельмож связан с заговорщиками, а кто — нет; и ты мне в этом помогаешь.

— Но как это можно узнать? Ведь вельможа учится притворяться раньше, чем ходить! — горячо воскликнул Дон.

— А Король учится быть проницательным раньше, чем начинает ползать. Здесь игра идёт на равных, к тому же — ты мне очень помог.

— Тем, что рассмешил их? — прозрел Дон. — Так этот вызов...

— Был сделан по моей просьбе. Неужели ты думаешь, что кто-то решился бы задирать человека, спасшего Королю жизнь? И ведь это принесло свои плоды — троих я вычислил совершенно точно, ещё один — под вопросом, но скорее "да", чем "нет". Так что ты делаешь важное дело — поэтому не переживай, расслабься, выпей!

Король подвинул Дону его кубок, только что доверху наполненный расторопным слугой.

— За победу! — громогласно провозгласил Король и одним махом осушил свою чашу.

Дон же сделал один небольшой глоток и отодвинул напиток в сторону.

— Неужели тебе не нравится "Ярость глубин"? — поднял брови в картинном возмущении Король.

— Слишком уж она крепкая, — сокрушённо ответил Дон. — Мне бы вина...

— Доставка вина! — прогудел над ухом незнакомый баритон, и сильная рука водрузила на стол бутыль из тёмного стекла, переплетённую сверху виноградной лозой.

— Это же эльфийское вино! Откуда?.. — поражённо воскликнул Дон, но его прервал зычный голос Короля:

— Дагнир! Ты уже здесь, дружище!

— К услугам Вашего Величества, — седобородый гном, чья рука и водрузила бутыль на стол, отвесил Королю церемониальный поклон; но стоило ему распрямиться, как Король сжал его в объятиях.

Дагнир сделал неуловимое движение, и Король внезапно обнаружил, что его руки сжимают пустоту.

— Всё так же ловок, старый друг! — рассмеялся ничуть не рассерженный Король. — Присаживайся за стол, рассказывай, как всё прошло!

— Благодарю, — Дагнир ловко взгромоздился на стул слева от Короля. До этого на стуле восседал какой-то разодетый в пух и прах гном — но стоило Дагниру двинуть бровью, как его и след простыл.

— Всё прошло отлично, — ответил Дагнир, ловким движением откупоривая бутыль и наливая в пустую чашу вино. — Прорыв орков устранён полностью, беды удалось избежать. Единственное что — мой внук был ранен, но эльфийские лекари спасли малышу жизнь.

Дагнир подвинул чашу с вином человеку, а себе налил в кубок "Ярости глубин" и опорожнил её одним глотком.

— Ах, хорошо, — вздохнул он полной грудью и налил себе ещё. — А что тут у вас стряслось? Зачем этот болван меня вызвал?

— Заговор, — коротко ответил Король. — А болван — один из его руководителей.

Дагнир опорожнил кубок и с чувством стукнул им по столу.

— Проклятье! Я чувствовал, что будет нечто именно в этом роде! И пока я гулял на эльфийской свадьбе, против тебя плелись интриги!

Рука Дона вздрогнула, и несколько капель вина пролилось на стол.

— Свадьбе? — прохрипел он напрочь пропавшим голосом.

— Да, эльфийская свадьба — это нечто особенное! Там высились дворцы из чистого хрусталя, коралловые замки, гиацинтовые беседки, благоуханный аромат чайных роз разносился над шелковистой травой, и лазоревые птицы щебетали в ветвях деревьев, под сенью которых звенели прозрачные ручьи... А какие яства там подавали! А какие прекрасные девушки услаждали наш слух и взор пением и танцами! А какие...

— Что же, совет да любовь! — провозгласил Король на весь пиршественный зал, и гномы зазвенели кубками. Дон тоже выпил залпом свою чашу, почти не чувствуя вкуса. Но даже это "почти" сумело заставить Дона немного отвлечься — на вкус вино превосходило всё то, что ему доводилось пробовать ранее.

— Удивительный вкус, — проговорил Дон, осушив кубок до дна.

— Да, это лучшее вино из королевских погребов, предназначенное для особых случаев, — пригладил бороду Дагнир. — Но ведь и повод особенный — не каждый день дочь Короля выходит замуж...

Кубок выскользнул из внезапно ослабевшей руки Дона и звонко запрыгал по каменному полу.

— Как её зовут? — изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, спросил Дон — но что-то в его голосе заставило гномов вздрогнуть.

— Миралисса, — ответил Дагнир. — А что, ты её... знаешь?

— Знал.

Дон придвинул к себе кубок с "Яростью глубин" и одним глотком осушил его, надеясь на спасительное опьянение и забытье, которое так и не пришло. Вместо этого в груди вспыхнуло пламя ярости — не той, холодной, основанной на трезвом расчёте, которая довлеет над воином в бою — а горячая, застилающая разум огненная ярость, готовая испепелить всё вокруг. Огромным усилием Дон заставил себя разжать руку, намертво сдавившую кубок — и с лёгким оттенком удивления увидел отпечатки своих пальцев в прочнейшем металле. Не в силах удерживать ярость внутри, Дон вскочил на ноги, оттолкнув стул, который отлетел к стене и разлетелся от удара об неё на куски. Но Дон не обратил на него никакого внимания. Осознание катастрофы постепенно охватывало его разум и сводило с ума. И продолжать жить с осознанием разразившейся трагедии — было совершенно немыслимо. Дон шагнул в сторону, оттолкнув с дороги направляющегося к Королю слугу-гнома — и ничуть не удивился, что тот ловко отпрянул, выхватил сияющий зеленоватым светом кинжал и попытался вонзить его человеку в грудь. Он даже не стал бы сопротивляться, если бы не узнал в последний момент знакомое сияние — именно так светился кинжал, едва не убивший Короля.

За миг до удара Дон успел увернуться, пропуская кинжал мимо себя, ухватил противника за руку и изо всей силы, помноженной на ярость, впечатал в стену. Раздался глухой стук, взметнулась каменная крошка. Такой удар сломал бы человеку кисть, раздробив все кости. Но противник был гномом — он даже не выпустил кинжал из ладони. Дон обхватил толстую, бревнообразную длань гнома обеими руками, выкручивая её, пытаясь заломить за спину... Тщетно! С тем же успехом можно было пытаться мять камень.

Гном опомнился, шевельнул рукою — и человека отшвырнуло в сторону, прямо на праздничный стол. Изделие человеческих рук от такого удара разлетелось бы вдребезги — но стол делали гномы, так что он лишь затрещал и накренился. Бутылка с "яростью глубин" опрокинулась и покатилась к краю, но Дон успел её ухватить, сам не понимая, зачем. Лезвие кинжала в руке быстро приближающегося гнома сверкнуло в свете факелов — и Дон в последний момент отпрыгнул в сторону, так что кинжал вонзился в дерево в том месте, напротив которого мгновением раньше находилось сердце человека.

Гном не успел выдернуть кинжал из стола, ибо Дон, не мешкая ни мгновения, засадил ему по голове бутылкой с крепким гномьим напитком. Незадачливый убийца взвыл. Забыв о кинжале, он ожесточённо принялся тереть глаза, с которыми растёкшееся по гномьей голове спиртное не церемонилось, и Дон даже ощутил мимолётное сочувствие, которое, впрочем, скоро улетучилось.

Дон понял, что целью гнома было убийство короля — и он имел все шансы на успех. Прикинувшийся слугой, убийца мог незаметно оцарапать Короля своим отравленным кинжалом и столь же неуловимо исчезнуть. Заговорщику помешала случайность — в лице одного человека, неспособного удерживать себя в руках.

Смешно, — подумал Дон. — Короля спасла моя боль от неразделённой любви, та самая, которая меня убивает... Нет. Не убивает. Убила.

Дон взглянул на Короля, который только теперь начал осознавать, что в пиршественном зале происходит нечто неладное — сама схватка заняла всего несколько мгновений, и он не успел принять меры безопасности. А это, в свой черёд, означало, что убийца ещё может до него дотянуться. Но для этого ему следовало убрать с дороги человека — и Дон принял вызов.

Одним прыжком оказавшись рядом с заговорщиком, Дон принялся осыпать его ударами кулаков, изо всех сил жалея, что у него нет с собой меча. В противном случае гном был бы быстро и надёжно обезврежен, несмотря на всю свою силу.

Дон молотил его сбитыми в кровь кулаками, не чувствуя боли, вкладывая в удары всю ярость, злость и боль. В душе открывались потаённые глубины, о которых он и не подозревал — и боль, застоявшаяся пыльных чуланах души, рвалась наружу мощным потоком.

Человек на месте гнома давно бы упал замертво. Но гном лишь мычал и безуспешно пытался отодвинуться. Краем глаза дон отметил, что драка начала привлекать к себе внимание — по залу пробежал встревоженный шепоток, гномы начали медленно подниматься со своих мест, и в этот момент прозревший гном вскинул руку и ухватил Дона за предплечье. Дон рванулся, но освободить руку не смог. Гном сделал быстрое движение, и зал завертелся перед глазами Дона, после чего каменная стена больно ударила в спину.

Дон с трудом оторвался от стены, не обращая внимания на боль в сломанных рёбрах, и ударил с локтя в лицо приблизившегося врага. Как всегда, безрезультатно — зато ответный удар гнома отозвался вспышкой невыносимой боли и невероятной слабостью во всём теле.

На этот раз оторвать непослушное тело от стены Дон не успел — стальная ладонь гнома впилась в горло и вдавила его в стену. Дон вцепился в эту руку, хорошо понимая, что это бесполезно — разжать эту хватку у него не хватит силы. Ладонь свободной руки гном сжал в кулак и замахнулся — после чего нанёс сокрушающий удар.

Дону не хотелось, чтобы последним, что он видит в своей жизни, был гномий кулак, плывущий навстречу. Дон попытался представить её — Миралиссу, безнадёжно и горячо любимую, единственную... и теперь уже совершенно точно — недоступную.

Сожалений по поводу смерти не было. Дон даже готов был поторопить гномий кулак, попросить его двигаться быстрее — поэтому, когда кулак на полпути остановила чья-то сильная хватка, Дон едва не застонал от разочарования.

Гном-убийца отпустил горло человека и попытался ударить наглеца, посмевшего помешать ему. Но не успел — Дагнир, только что спасший Дону жизнь, был Воином — и этим всё сказано.

Неуловимое движение — и пол качнулся от врезавшихся в него со всего размаха лопаток гнома-убийцы. Убийца вскочил, попытался повторить удар, но мастерское движение Дагнира опять вызвало сотрясение камня.

Без удивления Дон разглядело склонившего над ним Короля гномов и услышал его отчаянный рык:

— Лекаря сюда! Срочно!

Очередное сотрясение камня отозвалось болью во всём теле и растущими чёрными пятнами перед глазами.

— Миралисса... — прошептали непослушные губы.

И наступила темнота.

Комментарии: 10, последний от 06/08/2009.

© Copyright Петров Дмитрий Владимирович

Размещен: 17/01/2009, изменен: 09/07/2009. 325k. Статистика.

Роман: Приключения, Фэнтези

Ваша оценка:

Популярное на LitNet.com Н.Любимка "Долг феникса. Академия Хилт"(Любовное фэнтези) В.Чернованова "Попала, или Жена для тирана — 2"(Любовное фэнтези) А.Завадская "Рейд на Селену"(Киберпанк) М.Атаманов "Искажающие реальность-2"(ЛитРПГ) И.Головань "Десять тысяч стилей. Книга третья"(Уся (Wuxia)) Л.Лэй "Над Синим Небом"(Научная фантастика) В.Кретов "Легенда 5, Война богов"(ЛитРПГ) А.Кутищев "Мультикласс "Турнир""(ЛитРПГ) Т.Май "Светлая для тёмного"(Любовное фэнтези) С.Эл "Телохранитель для убийцы"(Боевик)

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:

И.Мартин "Твой последний шазам" С.Лыжина "Последние дни Константинополя.Ромеи и турки" С.Бакшеев "Предвидящая"

Как попасть в этoт список

Сайт — "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"