Пока Бранвены глазели на это, из кучи тел выполз атласский зенитчик и всадил Химрингу нож в почку — тот и не пикнул! Разозленные Бранвены загнули атласцу ноги к затылку и так бросили. Когда Рейвен, снимая маску, поморщилась на очередной вопль поломанного, Конон спросил:
— Добить? Упорный гад, из мертвых встал.
— Мертвых я начну уважать, когда они будут лежать спокойно. Куда смотрели, почему сразу не добили?
— Он весь в дырках, куда еще-то?
— Он-то нашел, куда.
Рейвен вернулась к географу. Взяла за подбородок. Чуть пошатала вверх-вниз, чтобы ощутил, насколько хрупкая штука шея, и спросила его почти ласково:
— Видел? Тоже так хочешь? Или культурно сунуть карандашик в ухо, как человеку образованому?
Тот подергал затылком, безуспешно пытаясь высвободить челюсти из жестких прохладных пальцев и шумно всосал не меньше кубометра воздуха.
— Сколько оружия? Что в глубине полуострова? Старые руины, тоннели, укрепления, гнезда гриммов? Пещеры?
Географ, захлебываясь и глотая слова, затараторил быстрее всех четырех зениток, Рейвен едва успевала выделять из потока слюны главное.
Дослушав, толкнула пленника в руки Тераторна и обернулась к клану:
— Если даже у них ружья у всех, — маску Рейвен надела обратно, — то вот прямо сейчас они получают их по тревоге. И это минимум полчаса. Долго. Все заточено против гримм. Получается, они вовсе не ждали тут людей?
Тераторн проворчал:
— Каких людей? Армия Вейла не полезет на армию Атласа, открытую войну политики не позволят. Крупный босс вроде Торчвика не захочет расходовать бойцов. Ладно бы шахта, а тут чего грабить? Зерно и мясо? Так это в Атласе дорогое, на Вейле купить проще. Мелкие беспредельщики? Те на стену с зенитками даже и не рыпнутся.
— Мы вот рыпнулись.
Люди переглянулись и засмеялись:
— Мы — другое дело. Мы — клан Бранвен!
* * *
Клан Бранвен разбрелся по нескольким уцелевшим зданиям и скоро приволок на плац, вывалил перед раздолбанной трибуной вскрытые ящики, бумаги, портфели, баулы с вещами из казармы зенитчиков. Дозоры Бранвены тоже вроде как выставили. Но те больше смотрели, чтобы кореша не оставили их без правильной доли, чем по сторонам. К тому же, ночью человек фавну не противник...
Большой выругался в зубы. Вот на этом их и поимели. Раз фавны ночью сильнее, надо нападать в светлое время. Логично? Вроде да. Значит, ночью вряд ли кто сунется. Логично? Снова да.
Так вот нифига не "да"! Нашлись оригиналы, сунулись. Теперь не высунешь.
Значит, главная у них баба в маске. Сиськи ничего себе, и можно шутить про портянку на морде, но уж больно она резкая. Хотя зенитчики рыл двадцать причесали наглухо, эту не свалил даже трассер. Кто там следующий по положению в банде? Темнокожая девка с удивительно светлыми глазами, как в сказках про Волшебника и Дев четырех сезонов. Парные ножи, ауры вроде бы нет... Разговаривает с главной без подобострастия совсем.
Большой потрогал за руку соседа в цепочке и показал: эту. Подвигал сжатым кулаком: стреляем залпом. Если она с аурой, одна пуля ей ничего не сделает. Собственно, если девка с аурой, ей и залп может не повредить. Но раскрывать засаду стрельбой в обычного бандита вообще незачем. Нет, надо бить верхушку, тут выбор несложный.
Потом Большой опустил голову на руки, расслабился и превратился в слух, ожидая, пока с другой стороны цепочки придет подтверждение команды.
* * *
— ... Команды Синдер пусть своим солдатикам из "Клыка" отдает, мы ей не игрушки. — Конон загибал пальцы. — Стену и зенитки мы сейчас подорвем, Праха в погребах на это хватит. В Атласе скандал, помощи сюда не пришлют, новую стену не построят, в загородках своих не отсидятся — зачем нам дальше лезть? Все, что тут есть ценного — в каптерке этой их школы, и в комендатуре. Никакого смысла шариться по темноте среди холмов. Химринга прозевали — хватит.
Рейвен поглядела на ближний круг:
— Получается, мы можем уходить?
Конон почесался. Вернал прищурилась. Тераторн легонько пнул географа:
— А давайте этого тоже с берега скинем? Смешно же.
Географ упал на колени, сказал тихо, ясно, сам себе не веря:
— Мама... Меня убивают, мама!
Вернал подскочила:
— Мама?! Значит, ма-а-ама!!! Ах ты ж сволота! — и одним взмахом перехватила мужчине горло. Прежде, чем Вернал успела выпрямиться, над полянкой раздался тот самый звук.
Хриплый кашель стареньких однозарядных ружей.
Залпом, не меньше десятка.
— Вернал!!!
Девчонку подбросило и развернуло еще в воздухе. Стреляли со стены, зайдя по следу нападавших Бранвенов, откуда Вернал подвоха не ждала.
— Мама, значит, — прохрипела она, вытянувшись на растоптаном плацу. — Мама...
... Вы спотыкаетесь именно на очевидном. Потому что очевидное же, что там думать...
Синдер, тварь!!!
Закрыв глаза убитой, Рейвен выпрямилась. Подняла двуручник в салюте и поцеловала гарду. Обернулась к своим, залегшим кто где:
— Сжечь здесь все. Весь этот ебаный полуостров. Синдер... Я ноги этой крашеной бляди вырву и обратным концом вставлю. Но потом. Конон, эти херои на стене твои. Валли, бери остальных, разворачивай цепь, и вперед. Здесь всего три-четыре десятка дозорных фавнов с ружьями из говна и палок, остальные мясо, ни ходить, ни стрелять, а самое главное, у них почти нет Праха. Они даже против гриммов готовили копья. Десятка два малолеток, если их возьмем, остальные сдадутся, потому что все на этих пиздюков не надрочатся. Девок полно, поймаете — делайте что хотите, их все равно под обрыв. Бегом! Скоро ливень, так что времени у нас примерно до рассвета.
* * *
До рассвета мы переделали прорву работы.
Во-первых, успели вернуться лодки. Даже привели на буксире хороший рыбацкий баркас. Маленький, на рулевого и помощника, но зато сделанный мастером именно под местные воды, а не сшитый еловыми корнями внахлест по древним рисункам, взятыми Вьюрком в библиотеке. Хозяин его, видимо, попался банде и сейчас в лучшем случае записывал репортаж с петлей на шее, слезно прося родичей прислать выкуп. В худшем болтался в этой самой петле.
Во-вторых, мы втиснули раненых и здоровых, аптечку, инструменты, оружейный Прах — в два Вьюрковских шитика. Так что прикрытию оставался собственный баркас, и лодки могли его не ждать.
В-третьих, мы включили и запустили чудо враждебной техники, приемник-Свиток, сбереженный умниками из третьего отряда. Старье на детали купил им Угол. Электронный ключ сняли с затраханного до полусмерти морячка Хельга и Аякане. Тот если вспомнил, где потерял, так молчал, чтобы еще за совращение малолеток не присесть к нам в компанию. С тех пор локальные сети приходящих транспортов умники могли просматривать и даже кое-что скачивать. Как умники, они тоже сообразили, куда ночью бежать. А электронику свою они вряд ли бросили бы и перед ликом Королевы Гримм из тех самых сказок.
И вот сейчас умники пытаются поймать хотя бы прогноз погоды, а мы дружно выдыхаем после игры: "засунь еще пакетик, не перекладывая сызнова всю лодку".
— Вы так много приготовили к побегу, — Угол Виляй-Перец чешет затылок, изумляясь мордально. — И место на берегу, и связь, и лодки. Почему вы не сбежали? Вы фавны, ночью уйти проблем нет. Или вы запасы на дорогу не сделали?
Пока мы с Большим переглядываемся, успевает Вьюрок:
— Здесь нет ничего — ни бревна, ни гвоздика, ни лопатки цемента, ни ягодки или там чашки, ни даже пуговицы, что не прошло бы через наши руки. Даже если мы это не строили, то мы это разгружали с транспортов. Мы пришли на пустой берег и все сделали сами. Как боги. И получилось у нас лучше.
— Лучше богов?
— Ага. У них вон, луна расколотая. А у нас все четко. Мои шитики не текут! Будь у меня тогда хоть один баркас такой, мы бы тунца красть не полезли, и Молнию не задавило бы погрузчиком!
Сглотнул и припечатывает:
— Здесь все так, потому что мы так хотим. А за стеной как взрослые скажут.
— Лось, плохо! — подбегает один из тех самых умников, их три брата на ежиной основе. — Близко нет кораблей, нечего слушать. Не можем слова Большого проверить. На дальность нужно ставить антенну — семьдесят шагов, растяжки, опоры. День работы, а у нас проволоки даже нету!
— Тогда плывите уже, пока ветер не поменялся.
— А вы?
— Мы следом, только веревочки протянем, чтобы ружья без нас хлопали хотя бы четверть часа. Чтобы мы успели отгрести и не огрести.
— Э?
— Отгрести в смысле от берега на веслах, а огрести в смысле от Бранвенов, которые займут пустой пакгауз. Шевелитесь давайте, двери ломать у них есть кому!
— Лось, — говорит Большой очень-очень спокойно. — Нету фарта. Значит, нету.
И мы видим, как в рассветном сумраке по мокрым деревянным рельсам узкоколейки подходят люди разного роста, в разных тряпках — кто в чистой форме зенитчика, кто в лохмотьях, кто в комендантском кителе, золотое шитье узнаваемое. Только оружие у всех новое, ухоженое. А впереди баба в черно-красном, сиськи даже простеганую куртку топорщат. На голове та самая маска: белая морда гримм, четыре алых глаза.
Большой аккуратно пулю. Вспышка на ауре, в шпалу рикошетом, щепки фонтанчиком. Бранвены встали, оглядываются. Я Вьюрка и ежей пинком в бухту:
— Отплывайте подальше, чтобы не видели, куда повернете.
Рассвет пасмурный, сыро, легкая волна, тучи низко, дождь близко. Полчаса бы нам, полчаса! Отгрести те самые шесть миль — и все, ищи следы на воде.
Но нету фарта — значит, нету.
Теперь как-то уговорить Бранвенов эти полчаса не стрелять по отплывающим. И хорошо бы еще не отрывать нам яйца.
— Не сцы, — Большой щурится в бойницу. — Зенитчики сделали десятка полтора. И мы двоих: девку сразу, и того длинного не вижу. Все-таки попало копье, значит.
— Или в обход послали.
— Ну по нашим скалам в дождь — это просим, очень просим. Только, боюсь, они не дураки. Тянем время, Лось.
Угол дрожит:
— Снесут. Они охрану стены снесли.
— Там распиздяев на фу-фу взяли. Тут невозможно, позиция очень уж простая и крепкая.
— Эй, — говорит эта навороченная, — в будке! Гавкните кто!
Щелк, щелк — два курка сразу. Большой морщится:
— Не стреляйте, толку не будет.
Вылез я на площадку недоставленной зенитки, встал за бетонным бортиком.
— Че, — говорю с нарочитой ленцой этакой, — пожрать принесла? Вон там положи и шагай, а то покусаем.
— Я Рейвен Бранвен, — говорит баба в маске, — если выходите тихо, всем легкая смерть.
— А если не выходим? Какие ваши предложения? Можно всех посмотреть?
Из-под ног Большой шипит:
— Фига ты борзый, Лосяра. Не психанут?
— Нифига не борзый. Будь у них сила, они бы с атаки начали. Живьем нас выколупывать почти на порядок дороже. Что по Праху, что по собственным потерям. Только тогда имеет смысл возиться, когда среди нас есть кто очень важный для них. Заложник там, пленник с информацией, или что.
— А откуда мы знаем, что такого нет?
— Среди нас никого, важного для Бранвенов нет, и быть не может. Для клана Бранвен важны только сами Бранвен. Вывод: если разговаривают, значит, не хотят штурмовать. Да может, им просто лениво!
Вокруг мелкий дождь, ветер балла два, местами три, ощущается как пять. Прямо перед пакгаузом Рейвен, значит, местами Бранвен, ощущается как пиздец на ножках:
— Конкретно ты будешь кишки шагами мерить вокруг вот этого дерева.
— Фу, — смеюсь, — деревенские затейники, сельская свадьба, чоботы на столбе. Вот помню, ездил я в секс-шоп для Синдер Фолл, вот там интересно меня развлекли, как вспомню, так вздрогну. А у вас ни ума, ни фантазии.
— Ты не врешь про Синдер? Ты в самом деле из Белого Клыка?
— Если да, то что?
— Аттракцион невиданной щедрости, — Рейвен снимает маску и внезапно оказывается очень даже красивой теткой. — Переходите все ко мне. Отслужите мне сегодняшние потери. Не просто жизнь, а добыча и свобода.
Прав Большой: у них даже потери! Впрочем, чего-то же стоили зенитчики на стене.
— Час нам дай подумать.
Рейвен стоит, влажный ветер с моря сиськами рассекает, а тот ей черные волосы расчесывает, настоящее вороново крыло. Не Винтер, конечно, и не Синдер, но и Рейвен Бранвен вполне, вполне.
Перец почесался, пот промокнул салфеточкой, на уголок ее сложил и в карман пиджака, будто в ресторане под гибискусом, и говорит:
— Каждый хочет, чтобы правда оказалась на его стороне, но не каждый набирается смелости встать на стороне правды.
— Скажи мне, Уго Вильо, как коммунист коммунисту: тебя-то что привело в наш холодный бетонный ящик? Скажи хотя бы сейчас, а то...
Дернулся Перец, чуть не раздавил ампулу — так и уплыли малявки наши без успокоительного! — но справился, вколол, и отвечает:
— Помните, на уроках обществоведения проходили про социальный лифт?
— Типа, да, — осторожно говорит Большой.
— Ну вот, — начинает Перец, — в нашем социальном лифте кто—то разбил табло и сжег все кнопки.
— Не понял?
— Со всех экранов говорят, что в мире все пути открыты, а это неправда; вот захочешь ты стать доктором или учителем, и не прокормишь семью — только один путь остается, торговать или грабить.
Уго вздыхает:
— В нормальном мире сказал бы учитель перед смертью: вот я воспитал тридцать великих! А среди них величайшего мастера, что придумал межзвездный привод, величайшего доктора, победившего чуму и рак, величайшего воина, защитившего мир от гримм. Не зря жил, умирать можно, хоть что-то сделал...
Тихо-тихо, только ливень по люку топочет, да у Большого стальные яйца звенят. И говорит учитель математики:
— А сейчас помру, и боги призовут, и скажу им — что? Что маялся на учительской нищей зарплате, плюнул на это, да пошел рубить реальное бабло — пофиг, за что, абы платили. И покупал девок всех размеров и сортов, а ограничиваться единственной кто же станет, если выбор есть? И жрал икру мистральскую и ванны вина вейлского; а когда совесть покусывала, то на беспризорников давал и давал несчетно, чья же вина, что приютские важняки на те пожертвования золотые часы себе покупали, а не спасали вас?
Уго замолкает, и мы с Большим видим, что он молодой совсем. Дрожит мелко, на шее вспотел колечком, ровно, чуточку повыше воротника. И тогда ему Большой из фляжки черноягодной — без брома и без обмана, честные сорок градусов, у нас половина химию выучила ради нее.
Перец дрожать перестал и хрипит:
— А боги мне и ответят: из-за того, что ты не воспитал гениального мастера, звезды человечеству недоступны, и через сто лет метеорит уничтожит цивилизацию, люди окажутся отброшены на эпоху взад, в каменный век. Из-за того, что ты не воспитал гениального доктора, через двести лет пандемия добьет остатки; из-за того, что ты не воспитал великого воина, уже завтра лежать всем под черными! Для того ли даровал я тебе острый ум, точное слово, зоркий взгляд и сердце горячее, чуткое? Спустил ты дары мои — в гондоны мелкой фасовкой, а в унитаз оптовыми партиями со скидкой и бонусами. И куда тебя за это — неужели в рай?
Выдыхает Угол и садится перед бойницей на жопу, и залетевшие капли ему кнутом поперек лица. Большой поддерживает его за плечо:
