Я тут прикинула, мне нужны дозаправки в Нижнем Тагиле, Омске, Ачинске и Иркутске. Антон Иванович, вы по линии жандармского управления можете с ними связаться?

— С Иркутском и Ачинском да запросто. В Иркутске я до пятого года служил, там меня ещё все знают. И в Ачинске полицмейстер, насколько я знаю не менялся. А что касается Омска... Ну там сейчас Евгений Оттович генерал-губернатором, он меня ещё по турецкой войне помнит.

К обеду груз был подготовлен, но Нэтти не спешила взлетать. Ей совершенно не улыбалось садиться на заводской пруд в Нижнем Тагиле посреди ночи. А на дворе октябрь, ночи длинные, поэтому чтобы прилететь туда на рассвете, надо было стартовать уже после заката. И на такой полёт нужен второй пилот. А где его взять в Нижнем? Ещё никого толком она подготовить не успела. Разве что... Нет, брать мальчишку в зону эпидемии очень не хочется. Но она же обещала ему что в следующий дальний полёт его возьмёт.

Поэтому она прыгнула на мотоцикл и покатила к Нижегородском реальному училищу. Занятия как раз закончились и вскоре она выцепила из толпы реалистов Колю Урванцева.

— Помнишь, я обещала тебе участие в следующем перелёте? Ну так вот, я вылетаю сегодня в десять вечера в Харбин. Мне нужно туда добраться за три дня. То есть моему спутнику придётся нести полноценные вахты, как на морском корабле.

— Ура! — Коля был готов подбросить в воздух форменную фуражку. — Но как же учёба?

— Это наименьшая из проблем. Попросим генерала Левицкого написать записку директору училища, что ты выполняешь важное государственное поручение. Проблема в том, что поручение действительно важное и опасное. Я не уверена, что тебя родители отпустят. В общем, садись на заднее сиденье, поехали с твоим отцом договариваться.

Урванцев-старший, разорившийся купец, работавший теперь приказчиком в магазине братьев Рукавишниковых, удивился, когда в дверях появился сын, да ещё и в сопровождении прекрасно известной ему госпожи Марсовой.

— Что случилось?

— Понимаете, Николай Никанорыч, мне нужно срочно лететь в Харбин. Там вспышка чумы, нужно доставить лекарства. Нужен второй пилот, потому что это шесть тысяч вёрст, надо меняться за штурвалом. Сейчас в Нижнем нет никого, кто владел бы аэропланом лучше вашего Коли. А ждать сутки пока прилетит кто-то из Питера... Ну вы понимаете.

Старший Урванцев посмотрел на сына. Он вообще-то недолюбливал его увлечение техникой. Но тут речь не о технике.

— Справишься, Коля?

Коля задумался.

— С машиной в пути справлюсь. А как там на месте... Постараюсь.

— Ну тогда благословляю. — Отец тяжело вздохнул.

Каким-то образом весть о том, что Колька-то наш в Харбин собрался на аэроплане, разнеслась по всему реальному училищу. Поэтому вечером, несмотря на довольно жёсткие ограничения по поводу появления учеников на улицах без сопровождения, провожать аэронавтов собралось человек тридцать реалистов. Ну и все свободные от работы сотрудники фабрики. Среди фабричных было несколько подростков, примерно ровесников реалистов, которые ещё на фабрике не работали, но жили в рабочих общежитиях фабрики с родителями и посильно принимали участие в артельном быте — несли вахты у отопительных печей, помогали на кухне, убирались в коридорах.

— А это кто, — спросил один из реалистов, прибежавший на проводы аж из самого города, с другого берега Оки, своего приятеля, жившего в Канавино и поэтому более осведомлённого в местных делах.

— Это марсиане. В смысле сыновья мастеровых с фабрики госпожи Марсовой. Вот задирать их точно не стоит. Пусть наших тут два десятка, а их пятеро. У них один за всех, и все за одного. Их даже заводские пацаны из Сормово задирать отучились.

— А почему их марсианами зовут? Не из-за фамилии же хозяйки.

— А у них фабрика "Красная планета" называется и на воротах Марс нарисован как в учебнике астрономии. С красной планеты — значит марсиане. Тут один из них как-то хвастался рогаткой, где резина в виде трубки. Когда его спросили, где он такую взял, он сказал что это когда производство приборов для переливания крови налаживали, несколько саженей трубки в брак ушло. Так что всё по Уэллсу.

Тем временем летающая лодка поднялась в воздух. Нэтти передала управление Коле и откинула спинку кресла.

Под крылом медленно уплывали назад огни Нижнего. Вот они скрылись за хвостом, и машина осталась наедине с чернотой осенней ночи. Под крылом керженская тайга, где никто не живёт, ни огонька, только редкие озёра поблёскивают в свете звёзд. Опыта ночных полётов у Коли почти не было. Нэтти было начала его учить, но почти ничего не успела — то занята на фабрике, то вот в Европу полетела. Над Европой, правда, они с Сикорским по ночам не летали. Но ведь там не эпидемия, обычная деловая поездка, можно не торопиться.

Коле показалось, что аэроплан вращается вокруг собственного хвоста. Он поглядел на компас и авиагоризонт. Нет, всё нормально. Вот, кстати и звёзды над головой. Звёздный купол медленно поворачивался с запада на восток. Ему тоже нужно медленно поворачивать, но гораздо медленнее, меняя курс с восток-северо-востока до чистого востока. Но это к утру. В два часа нужно разбудить Нэтти, чтобы она определилась по звёздам, и передать управление ей. В шесть часов опять будет его вахта. Правда, за это время машина сместится к востоку на целых 15 градусов, и начнёт уже светать. Можно будет ориентироваться по земле под крылом.

До двух часов Коля не дотерпел. Он разбудил командиршу корабля в полвторого. Нэтти совершенно не обиделась, когда он признался, что ему стало страшно, что он сбился с курса и улетает куда-то в бескрайнюю вятскую тайгу. Она достала секстант, специальный, с искусственным горизонтом, сделанный по её заказу, взяла высоты нескольких звёзд, ввела в какую-то свою хитрую машинку, потом нанесла место на карту, и скомандовала взять на пять градусов правее.

— Ты и правда слегка уклонился к северу. Наверное, мы неправильно учли ветровой снос. Но какая интуиция. Внизу же глушь глухая, а если в Уржуме, над которым мы должны были пройти час назад, и горела парочка окон, ты его наверняка не опознал. Иди-ка ты назад, на пассажирское место и выспись там как следует.

Когда Коля проснулся, небо на востоке уже посветлело, хотя внизу земля была ещё тёмной.

— Достань из-под сиденья сумку с бутербродами и термосом и налей мне чаю, — скомандовала Нэтти.

Коля сервировал импровизированный завтрак, принял управление, дождался, пока она вернётся на пилотское кресло.

— А ты не будешь ещё раз обсервацию делать?

— Нет, вроде и так всё видно. Впрочем, вот тебе секстант, делай. Вот справочник, вот карта.

К тому моменту, когда Коля закончил расчёты и нанёс на карту место аэроплана, Нэтти уже повела машину на посадку на заводской пруд Нижнего Тагила.

После посадки, где на берегу уже поджидала бочка с керосином, она проверила Колину работу и одобрила:

— Неплохо для первого раза. С таким треугольником погрешности увидеть огни посадочной полосы, если их встречающие зажгут, мы должны.

Быстро перехватив по тарелке горячего жаркого в трактире средней руки, который работал круглосуточно, обслуживая, видимо в основном рабочих ночной смены, они продолжили полёт.

— А почему мы так сильно уклоняемся к югу, — поинтересовался Коля, повторив названный курс.

— А потому что у нас маленькая дальность, — ответила Нэтти. — Имей мы возможность пролететь хотя бы две тысячи километров без посадки, мы бы могли выбрать в качестве места единственной промежуточной посадки пристань Вартовский Яр10 на Оби. И получился бы маршрут в точности по дуге большого круга. Вот только кто бы нам там полтонны керосина продал?

В принципе, мы могли бы лететь в Ачинск не через Нижний Тагил и Омск, а через Верхотурье и Сургут. То есть уклониться на север от оптимального маршрута примерно настолько же, насколько сейчас отклоняемся на юг. Но там места более глухие и в случае вынужденной посадки нам придётся хуже. Да и топливо для дозаправки организовать сложнее. А потом попадаем всё равно в Ачинск. Лучше уж лететь поближе к Трассибу, по более населённым местам. Там и с заправкой проще, и в случае чего к людям выбраться легче.

К Омску они подлетели уже в темноте. К счастью, те, кто обеспечивал здесь встречу и дозаправку зажгли яркие огни на берегу Иртыша. И когда летающая лодка снизилась, отражающийся от воды свет высветил посадочную полосу.

Когда летающая лодка ткнулась в берег около двух горящих костров, один из встречающих оказался жандармским офицером. Нэтти это совершенно не удивило, она знала что Левицкий разослал телеграммы своим коллегам во всех пунктах посадки. И хотя заправку в Омске обещал обеспечить Жуков, ну значит так получилось и Антону Ивановичу пришлось взять на себя и этот пункт.

Оставив аэроплан под охраной городового, пилоты отправились в ближайший приличный ресторан. Благо сейчас, в вечернее время, рестораны в столице Степного края были открыты, поэтому удалось прилично поужинать.

В Ачинске приземлились опять на рассвете. В маленьком пятитысячном городишке, в отличие от Нижнего Тагила круглосуточного трактира не было, поэтому местный полицмейстер, которого Левицкий, а вернее, полковник Михаил Игнатьевич Познанский, начальник иркутского губернского жандармского управления, по его просьбе, припахал организовывать заправку аэроплана, пригласил их позавтракать у себя.

И вот, наконец, Иркутск. Какой-то пароходик с мощным прожектором освещает воду Ангары. Летающая лодка подруливает к борту. На борту оказался не только жандармский полковник Познанский, но и сам генерал-губернатор Князев. До сюда сведения об эпидемии чумы в Харбине уже успели докатиться, и здесь к этому вопросу отнеслись со всей серьёзностью.

К сожалению, Нэтти прекрасно понимала что стрептомицин не является чудодейственным лекарством, имеет кучу побочных эффектов ну и вообще имеющиеся в распоряжении местных врачей защитные средства скорее всего достаточны. Поэтому она попросила дать возможность экипажу аэроплана помыться в бане и переночевать в нормальных условиях, а уже утром ознакомить местных врачей с привезёнными препаратами.

На следующее утро Нэтти отправила Колю заниматься обслуживанием аэроплана после почти непрерывного двухсуточного полёта, а сама поехала делать доклад по применению стрептомицина в качестве средства от чумы в Кузнецовской больнице.

Здесь в Иркутске эпидемию воспринимали как серьёзную угрозу. А в Забайкалье так уже и действовать начали. Уже была поднята в ружьё пограничная стража, прекращена торговля шкурками сурков-тарбаганов, которые небезосновательно считались источником болезни.

Поэтому буквально в течение того же дня была написана и набрана брошюра, содержащая рекомендации по борьбе с чумой — карантинные меры, способы дезинфекции, использование защитных повязок, сывороток и привезённого Нэтти стрептомицина. За ночь губернская типография отпечатала несколько сотен экземпляров, которые утром погрузили в аэроплан, взамен разгруженного в Иркутске ящика стрептомицина.

На следующий день взяв на борт доктора Бека, они вылетели на станцию Маньчжурия, где на этот момент было наибольшее количество случаев.

На станции Маньчжурия экипаж аэроплана был немедленно представлен генерал-лейтенанту Косову, забайкальскому губернатору, уже прибывшему сюда из Читы.

— Ну что же такое творится, — вздохнул тот, смерив взглядом Колю Урванцева. — Как чума или война какая, так в первых рядах женщины и дети. У вас хоть оружие на борту есть? А то поломается ваша машина, сядете где-нибудь, а тут хунхузы пошаливают.

— Толку с того оружия вдвоём против шайки, — вздохнула Нэтти. — Вот ружьё-пулемёт бы...

Генерал бросил изучающий взгляд на сопровождавших его казачьих чинов:

— Вот найдём мы госпоже авиатриссе "Мадсен"?

— Никак нет, ваше высокоблагородие. Ещё в июне вышел приказ все "Мадсены" из казачьих частей сдать в крепостные арсеналы. Так что все в во Владивосток уехали.

— А если хорошо поискать? Знаю же я вас...

— Есть два, числящихся списанными по неисправности. Мы на них обучение проводили. Там одна деталюшка такая хитрая есть, слегка стесалась. Вот ежели в железнодорожных мастерских осилят замену сделать...

В результате через два дня "Шаврушка" обзавелась укреплённым на борту рядом с кабиной "Мадсеном". Перезаряжать который можно было прямо из кабины, чуть сдвинув фонарь назад, а гашетку, конфисковав в местном фотоателье соответствующий тросик, Нэтти вывела прямо на штурвал.

К пулемёту прилагалось выписанное самим губернатором разрешение.

В течение двух недель аэроплан непрерывно развозил по окрестностям то брошюры, то лекарства и перевязочные материалы.

Наконец в начале ноября на станцию Маньчжурия обычным поездом прибыл командированный из Петербурга отряд медиков под руководством Заболотного. Нэтти и им прочитала лекцию по использованию стрептомицина и засобиралась домой, мотивировав это тем, что наступает зима, аэроплан для использования в зимних условиях не предназначен, ну и вообще на производстве от неё будет больше толку.

Она уже знала, что ещё одна партия стрептомицина, выработанная её фабрикой за последние две недели, едет сюда сибирским экспрессом.

Ну и вообще слухи про то, что у русских есть чудодейственное лекарство от чумы, распространились среди китайцев, и теперь больные сами шли сдаваться в карантинные пункты. Стрептомицина на всех не хватит, но удастся существенно ограничить распространение болезни. Так что может эпидемия чумы не станет такой ужасной, как в известной Нэтти истории.

Хорошо ещё что удалось накачать Заболотного насчёт неприкосновенного запаса стрептомицина, предназначенного для своих сотрудников. Мотивировав это тем, что вероятность заразиться у медиков, постоянно имеющих дело с больными, выше.

Передав в Иркутск просьбу подготовить полосу — здесь уже наступала зима и Ангара уже должна была покрыться льдом, Нэтти получила ответ, что надо лететь на Мысовую и там провести двухнедельный карантин.

Карантин

— Вот и отоспимся перед полётом домой, — сказала она Коле.

Лёд на Байкале ещё не встал, обычно он устанавливается в конце января, поэтому возиться с подготовкой полосы не было необходимости, можно приводниться.

Станция Мысовая производила довольно неприятное впечатление заброшенности. Когда-то, лет пять назад, до завершения Кругобайкальского участка Транссиба здесь был причал паромной переправы. Сюда же выходили колонны переселенцев, идущие зимой пешком по льду. Для их отдыха после утомительного перехода были построены бараки. Сейчас всё это было заброшено и потихоньку ветшало. Вот в этих-то бараках и был устроен карантинный лагерь. "Доктору Марсовой с личным пилотом", правда выделили отдельное помещение, какую-то избушку с цилиндрической печкой, видимо, бывшее служебное железнодорожное помещение. Аэроплан удалось пристроить в какой-то пакгауз, укрыв от осенней непогоды.

Смазали мотор, слили на случай сильных морозов дистиллированную воду паровой машины и приготовились куковать числа до 25 ноября.