Зови меня Нэтти

Зови меня Нэтти

Виктор Вагнер

2024-04-25

Пролог

Часть 1. Эмигранты, 1909

Капри

Неаполь

Наталья Корсак

Диаграмма Гантта

Школа подводного плавания

Яхта "Ла Сирена"

Летняя школа

Дверь в прошлое

Старые народовольцы

Париж стоит лекции

Блерио и Анзани

TBD Германия, переговоры с Байером и АГ Фарбениндустри

Рыба тухнет с головы

Часть 2, Россия, 1910-1914

Петербург

Сикорский

Полёт в Нижний Новгород

Рыбинск

* * *

Посадка в Нижнем. Сергей Жуков

Знакомство с Нижним

Густав Тринклер

Заводской староста

Марсова слобода

Градоначальник и социалистка

Визит в Москву

Фельдшерицы

Рекордный полёт

Подготовка

Питер

Кельцы

Неаполь

Женева

Париж

Дни воздухоплавания в Петербурге

Пылинка дальних стран

Котельников

Кто сказал, что паровозы не летают

Игра в конспираторов

Чума в Маньчжурии

Карантин

Воспоминание о будущем

Колдунья

Радиомастерская

Биатлон и прочие физические упражнения

Боден-Пауэлл Нижегородской губернии

Конкурс пирогов

Про свободу любви

Пулемёт и мотор

Февральская акробатика

Литературный салон

Авиасалон в Гатчине

Чумная экспедиция

Вынужденная посадка

Первым делом самолёты

Покушение на Столыпина

Товарищ Серго

Диплом

Высокопоставленный пациент

Рождество в Нижнем

TBD Пражская конференция РСДРП

Титаник

Граф Дракула

Прочность крыла

Жюльетта Жан

* * *

* * *

Черноморское

Поиски "Чёрного Принца"

У тучи нет иной заботы

TBD Марсов Сад — строительство в районе фабрики 150-м геодезического купола с летним садом

Четыре стихии

Спасательная экспедиция

Ледовый лагерь

Не наученная рыдать

Таймырская экспедиция

Лорд Адмиралтейства

TBD Возвращение Русанова

TBD Взаимодействие с экспедицией Вилькицкого. Знакомство Нэтти с Новопашенным

Часть 3. Мировая война

Не будите спящего медведя

Торпеды

Возвращение Кропоткина

Немного о фотограмметрии

Адмиральский насморк

Битва за Ирбенский пролив

TBD

Измаил

Вокруг Скандинавии

* * *

* * *

* * *

* * *

Часть 4. Которые тут Временные

Михаил в Нижнем

Михаил и Зубатов

TBD Гельсингфорс, 4 марта 1917

Романов-на-Мурмане

Апрельские тезисы фон Эссена

TBD Июльские события в Петрограде

Царская семья

* * *

* * *

TBD Моонзундская операция

TBD Штурм Зимнего

Часть 5. Мир народам

Хочешь разорить небольшую страну

TBD Учредительное собрание

TBD Маневренная война с немцами в марте 1918

Гангутский десант

TBD переговоры с финнами чтобы остались в Антанте

TBD Вывоз чехословацкого корпуса в Мурманск. Или через Босфор?

Авторитет среди моряков

* * *

Спасти Мирбаха

Волжский мятеж

Покушение

Пролог

Апрельское итальянское солнце заливала набережную Сорренто. С моря дул прохладный ветерок, но, если одет по погоде, это совершенно не мешало наслаждаться весенним днем. В России сейчас, наверное, ещё только снег лежит, а здесь уже пожалуй, и искупаться можно, хотя местные жители будут с удивлением смотреть на сумасшедшего русского, который лезет в воду в такую холодину.

Тут ход мыслей Богданова, ожидавшего посадки на пароходик, курсировавший между Сорренто и Порто-ди-Капри, прервал высокий, мальчишеский, голос, спросивший на русском языке:

— Александр Александрович? Господин Богданов?

Революционер обернулся. Скорее всего, это кто-то из учеников школы пропагандистов, организованной им с Анатолием на Капри. Ну не агента же охранки здесь ожидать.

Говоривший был невысоким худеньким юношей, с пшеничными волосами до плеч, одетый в короткую кожаную куртку, едва доходившую до пояса и какие-то странные синие брюки из грубой материи, похожие на рабочие, но украшенные заклёпками и ровными аккуратными швами крупными стежками светлой нитки. На спине висел то ли ранец, то ли вещмешок, покрашенный в не выходивший из моды со времён Англо-Бурской войны цвет хаки.

Юноша был абсолютно незнаком Богданову, который вообще-то на память на лица никогда не жаловался.

— Здравствуйте, Александр Александрович, вы можете уделить мне некоторое время? Мне бы хотелось поговорить о вашей организационной науке.

— Хм, похоже мы не имеем чести быть знакомыми. Откуда вы меня знаете?

— Вы человек известный, вашими книгами вся прогрессивная молодёжь зачитывается. Ну и искусство фотографии в последнее время столь широко распространилось, что найти портрет любого хоть сколько-нибудь известного лица не составляет сложности.

— Но паром отходит буквально через десять минут.

— Я могу поехать с вами и до Капри у нас будет не меньше часа времени.

Богданову был чем-то симпатичен этот настойчивый юноша.

— Ну хорошо. А как мне вас называть, молодой человек?

— Зовите меня, ну, скажем, Нэтти.

— Нэтти? Вы, конечно, хотите поговорить об электронах и материи?

— Да, вы правильно угадали, этот псевдоним в честь персонажа вашей повести "Красная звезда". И я, конечно, могу немало интересного рассказать и об электронах, и об атомных ядрах, но мне кажется, это не самая интересная тема о которой стоит говорить. Интереснее было бы поговорить об организационной науке, о смене общественных формаций и о том, какова должна быть культура следующей формации.

Тем временем стоящий у конца пирса паром закончил выгружать пассажиров, прибывших с Капри и начал запускать ожидающих на пирсе. Богданов и его собеседник тоже двинулись к кораблику, где стоящий у входа пожилой дородный матрос собирал с пассажиров плату за проезд.

Богданов украдкой внимательно смотрел на движения своего нечаянного спутника. Одна мысль не давала ему покоя. В его "Красной звезде" Нэтти была девушкой, которую главный герой долго принимал за юношу. Если этот человек знает текст настолько хорошо, что опознал цитату про электроны, то что он имел в виду, выбирая именно этот псевдоним?

Определить пол по характеру движений, наверное, можно. Но не тогда когда человек движется вместе с толпой других людей. И всё же походка Нэтти была скорее мужской. Что-то незаметно что этот человек не привык носить штаны.

Когда они, наконец, разместились на палубе, он не выдержал и задал прямой вопрос:

— Нэтти, а вы мужчина или женщина?

— Женщина, конечно! — фыркнула Нэтти. — Моё полное имя — Наталья. Но распространённая уменьшительная форма с "ша" на конце мне не нравится. Поэтому для общения с автором "Красной звезды" я выбрала вот такой вариант сокращения. Тем более, что он подчёркивает мою чуждость этой цивилизации. Если ваши товарищи будут благодаря вашей книге принимать меня за марсианку, мне проще будет оправдать свою непривычку к некоторым вашим обычаям.

— Я вижу, что носить мужскую одежду вам привычно. Но откуда вы?

— Это сложно объяснить. Но в качестве намёка — не один вы пишете фантастические романы. Есть например, англичанин Герберт Уэллс, написавший про путешественника во времени. Есть американец Марк Твен, герой которого проваливается в глубокое прошлое безо всякой машины. Вот я что-то подобное. Я пришла из общества, где равноправие мужчин и женщин если не достигнуто, то хотя бы декларируется. Поэтому идея носить то, что удобно, а не то что прилично, не вызывает отторжения.

Богданов ещё раз окинул взглядом Нэтти. Ничего необычного ни в одежде, ни в короткой причёске не было. Всё по идее может сшить любой портной. Вот пряжки на ранце какие-то странные.

— Так вы из будущего? Вы говорите на русском языке чисто, хотя и несколько необычно. Вы можете что-нибудь рассказать мне про будущее России.

— Да, пожалуйста! Сколько угодно. Но у вас не будет никаких оснований считать что это хоть в чём-то достовернее, чем описание природы Марса в "Красной звезде". Так что считайте это таким же фантастическим рассказом. Будущее России сейчас строите вы, социал-демократы. И я надеюсь, что оно в этот раз получится лучше, чем то, которое знаю я.

— Но всё равно! Интересно же! Произошла ли в России революция?

— Да произошла. Я родилась в стране, которая называлась Союз Советских Социалистических Республик. Правда, когда мне было четыре года, эта страна распалась и был реставрирован капитализм. И распад, хотя и считался мирным, сопровождался как это обычно бывает, погромами и мятежами. Во время одного из таких мятежей мои родители, работавшие в Ферганской долине, были убиты таджикскими националистами.

— Советских... Значит эта иваново-вознесенская инициатива, которая так понравилась Володе, получила продолжение?

— Ну если Володя это Ульянов-Ленин, то да. В конце концов он был первым руководителем Российской социалистической республики и именно по его инициативе на месте Российской Империи был создан союз национальных республик, а не единое государство, что потом, через 70 лет аукнулось.

— Но всё-таки 70...

— Да, социализм в России продержался больше лет, чем Парижская коммуна — дней. Социалистам удалось превратить Россию из второстепенной европейской державы в одну из двух ведущих мировых. Второй стали капиталистические Соединённые Штаты Америки. Вся вторая половина XX века после разгрома Германии во Второй Мировой, прошла под знаком соревнования двух экономических систем, каждую из которых представляла своя сверхдержава. Американцы первыми поставили машину, приводимую в движение энергией расщепления атома на корабль, русские первыми сделали на этом принципе электростанцию. Русские первыми запустили сначала машину, а потом и человека на околоземную орбиту, американцы первыми высадились на Луне.

— Вторая Мировая? А когда была Первая? При Наполеоне?

— Нет, Первая Мировая начнётся через пять с половиной лет. И именно участие в ней измотает Российскую Империю настолько, что та рухнет, и единственной силой, способной навести на её территории хоть какой-то порядок, окажутся большевики.

— И почему же, простояв столько лет, социализм рухнул?

— Потому что те, кто его строил, слишком много думали о том, как разрушить старый мир, и слишком мало о том, как строить новый. Насколько я знаю, только вы, Александр Александрович, делали что-то, чтобы создать культуру для новой экономической системы.

— И поэтому вы пришли именно ко мне?

— Да. Хочу чтобы к моменту, когда это станет важным, ваше влияние в партии, и частности на Ленина было заметно больше, чем оно получилось в нашем варианте истории. Сейчас вы рассоритесь с ним по совершенно пустяковому поводу, и потом некому будет сказать ему: "Володя, ты не прав", когда он будет под влиянием минутного страха подписывать расстрельные списки или назначать на командную должность уголовника, пренебрежительно относящегося к человеческим жизням.

Богданова передёрнуло от такой перспективы.

— Нет, Нэтти, я в такое поверить просто со слов не могу. Нельзя ли какие-нибудь более убедительные доказательства предъявить?

Девушка задумалась, потом расстегнула свой рюкзак, вытащила оттуда обычную канцелярскую папку с завязочками, развязала и протянула Богданову пачку листов соединённую скрепкой.

— Вот прочитайте. А потом решите, могло ли это быть написано здесь и сейчас.

Текст на листах был отпечатан типографским способом, похоже на гранки какой-то журнальной статьи, и написан вроде бы на русском языке. Но вот почему-то отсутствовали твёрдые знаки на концах слов и вместо ятей были напечатаны "е",

— Вы полагаете, что текст, написанный в соответствии с предложениями Фортунатова и Шахматова меня убедит?

— Вы читайте, читайте. Современное состояние организационной науки в мире вам наверняка известно.

ГЛАВА 1 МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИЗУЧЕНИЯ СУДОСТРОЕНИЯ1

ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ

В данном изложении мы будем исходить из принципов системного подхода к понятию "живое" и "социальное", сложившихся на основании понятий кибернетики. В рамках данных понятий "живое" — это система; способная сохранять свою целостность в среде с изменяющимися параметрами. Причём подразумевается, что целостность системы сохраняется не за счёт её механической прочности, или, скажем шире — физико-химической устойчивости к внешним воздействиям, а за счёт своего "поведения" — адекватного функционирования в ответ на воздействие факторов среды (Винер Н. 1983; Эшби У. Р. 1959). Естественно, что такое "поведение" подразумевает определённую структуру, "конструкцию" системы, а именно, как минимум, наличие в ней датчиков первичной информации о факторах воздействия, преобразователя сигналов с этих датчиков в адекватные внешнему воздействию команды, исполнительных органов, реализующих эти команды, и петли обратной связи, сигнализирующей системе о результатах исполнения этих команд.

Все сказанное выше относится к очень широкому классу саморегулирующихся систем, в том числе и чисто технических — от регулятора Уатта до систем автоматизированного производства, и, разумеется, не исчерпывает фундаментальных свойств "живого". Относящееся к последним понятие сохранение своей целостности в окружающей среде нужно трактовать много шире, поскольку это свойство "живого" реализуется не только как самосохранение каждого индивида, но и как самосохранение вида, т.е. всей совокупности составляющих его живых индивидов, причём на неопределённо долгое время. Эта задача решается с помощью второго фундаментального его свойства: способности к репликации — самовоспроизведению индивидов из поколения в поколение. Понятно, что этим достигается самосохранение в гораздо более широком смысле, чем в смысле самосохранения индивида: поскольку ошибки при репликации принципиально неизбежны, популяция (группа реплицирующихся индивидов данного вида) состоит из индивидов, различающихся по своим параметрам, и в случая резкого изменения одного или нескольких факторов среды, достигающих при этом критических значений для целостности большинства индивидов, какая-то часть популяции все-таки имеет шанс выжить. В дальнейшем популяция имеет возможность восстановить свою численность за счёт репликации оставшихся в живых индивидов, и тем компенсировать воздействие на свою целостность неблагоприятных факторов среды обитания (Меттлер Л., Грегг Т. 1972; Грин Н., Стаут У., Тейлор Д. 1990. Т. 3. С. 283-302). Таким образом, описывая главные свойства "живого" в терминах системного подхода, мы в сущности уже перечислили те его свойства, которые в биологии, точнее, в современной эволюционной теории, именуются "изменчивость", "наследственность" и "отбор". Под "наследственностью" понимается передача всех генетических свойств индивида своему потомству при репликации, под "изменчивостью" — ошибки в геноме индивида при репликации, под "отбором" — подверженность популяции критическому воздействию внешней среды, при котором в популяции выживают (или получает преимущества при дальнейшем размножении) только индивиды с определёнными параметрами организма, устойчивые к данным критическим воздействиям (Грин Н. и др. 1990. Т.:3. С. 253-282).

Понятие "социальное" в строгом смысле слова применяется только к популяциям вида Homo, хотя в биологии достаточно употребительным являются, например, выражения типа "социальные насекомые". При этом, как известно, подразумеваются насекомые, жизнь которых вне крупных и сложно организованных коллективов невозможна. Но когда мы говорим о человеческих сообществах как о социальных коллективах, мы подразумеваем при этом, что главной чертой этих сообществ является владение культурой, которая и определяет их жизнь как целостной структуры. Причём культура определяет как внутреннее "устройство" данной структуры, т.е. определённую регламентацию поведения всех её элементов — людей, так и поведение её во внешней по отношению к ней среде. В свою очередь, говоря о внешней среде, принято делить её на естественную — природную, и социальную — ту, которую составляют другие человеческие сообщества.

Отметив это, мы, однако ещё не дали какого-то развёрнутого определения тому, что есть культура, и поэтому не можем достаточно полно определить, что такое социальное сообщество или просто социум. Прежде всего, скажем, что социум — это как раз такое сообщество, которое владеет определённой культурой, следовательно, это человеческое сообщество. Иначе говоря, оба эти понятия мы считаем сугубо видоспецифическими для вида Homo sapiens и ни для кого другого на Земле.

Определений понятия "культура" и "социальное образование" или "социум" существует масса, и каждое из них справедливо в рамках тех научных дисциплин, которые занимаются человеком и человечеством во всех его аспектах. Но нас интересует системный подход к вопросу, поэтому мы попытаемся дать социуму и культуре определения, вытекающие из этого подхода.

Итак, социум — это человеческая популяция, ведущая себя как целостная, саморегулирующаяся система, т.е. система организменного типа, задачей которой является самосохранение в окружающей — природной и социальной — среде. Культура — это подсистема в системе "социум", с помощью которой социум и решает эту задачу самосохранения. Следовательно, культура — это система, решающая задачу адаптации социума к среде, или, проще говоря, адаптивная система.

Прочитав пару страниц он полез за карандашом во внутренний карман. Потом спохватился.

— Можно на полях пометки ставить? — Спросил он хозяйку этого текста.

— Да забирайте эту копию себе. Она вам пригодится при работе над книгой по организационной науке. Хотите — ставьте пометки, хотите — делайте вырезки.

— А добраться до тех работ, на которые автор этой главы ссылается, вроде Винера, можно?

— Не знаю. У меня, конечно, в этом рюкзаке есть библиотека из нескольких сотен тысяч книг, но есть ли конкретно эти работы — не проверяла.

— Это как? Несколько сот тысяч книг в рюкзаке?

Нэтти вытащила из рюкзака небольшую, примерно в половину обычного in octavо тоненькую книжечку и открыла её. Внутри там оказалось что-то вроде зеркальца в оправе из слоновой кости, только вместо зеркала было матовое стекло с какими-то странными надписями латиницей. Что-то вроде рекламного плаката, рекламирующего карманные книги.

Девушка ткнула пальцем куда-то в нижнюю часть оправы и текст на стекле сменился. Теперь всё оно было заполнено довольно крупными буквами, складывавшимися в... Богданов быстро пробежал глазами несколько абзацев и по именам персонажей опознал недавно вышедший романа Джека Лондона "Железная пята", о существовании перевода которого на русский ему не было ничего известно.

Ещё несколько нажатий кнопок на оправе, и вместо текста коробочка показала кусок длинного алфавитного списка авторов.

— Вот этими кнопками можно листать. Что бы нам такое посмотреть?

— "Остров Пингвинов" Анатоля Франса. Мне Анфиса все уши прожужжала про эту книгу, а я всё никак не соберусь.

— Русский перевод устроит? Французских текстов я не собирала, поскольку плохо знаю французский.

— А разве его уже перевели?

— К 2008 году? Конечно.

— Хм, интересно. А "Philosophiæ Naturalis Principia Mathematica" у вас тоже в русском переводе?

— Вот в этом случае есть и перевод и оригинал. Когда Британский музей выложил скан оригинального латинского издания, не удержалась и скачала.

— А чей перевод?

Нэтти полистала каталог своей мини-библиотеки и открыла книгу.

— Алексей Николаевич Крылов, 1917.

— Крылов это тот преподаватель теории корабля из Петербурга, которого так хвалил Женя Замятин?

— Ну да. Кстати, этот перевод имеет прямое отношение к пролетарской культуре. Вот сидел Крылов без работы в революционном Петрограде и понял, что сейчас в стране что-то утрясётся, и пойдут к нему учиться на инженеров не в выпускники гимназий, а рабочие. Латыни они не знают, а как же сделать из них инженеров без Ньютона-то? Вот и занялся переводом.

— Что-то у вас явный уклон в судостроение. И определение культуры вы мне подсовываете из книжки про судостроение, и перевод краеугольного камня современной науки сделан судостроителем.

— Ну как же без судостроения-то? Это сейчас наиболее продвинутая отрасль промышленности. Производства летательных аппаратов у вас пока ещё нет. Кстати, интересно, можно там, на Капри какой-нибудь простенький швертбот прикупить? А то побывать на Средиземном море и не покататься под парусом...

— А почему обязательно прикупить, вот смотрите, — Богданов показал рукой вперёд, где из приближающегося Порто-ди-Капри навстречу парому выходила парусная лодка. — Вот, Петруччо идёт. Он тут зарабатывает тем, что катает отдыхающих. И расценки у него весьма скромные.

— Фи, — сморщилась девушка. — Это разве яхта? Это каравелла Колумба какая-то. Латинские паруса. Она даже по меркам этой эпохи устарела на пару-тройку веков. Вот нормальный бермудский грот пошить, чтобы ходить в крутой бейдевинд... Ну и вообще, пассажиром не то. Настоящее катание под парусом — это когда ощущаешь ветер рукой, держащей гика-шкот, а воду — второй, в которой румпель.

Паром развернулся и начал медленно подходить к причалу.

— И что вы намерены делать на Капри? — спросил Богданов.

— Ну вы же тут собираетесь устроить школу для революционеров. Я бы в ней что-нибудь попреподавала — ну полевую медицину, например или технику безопасности при работе со взрывчатыми веществами.

— И вы думаете, мы вас так сразу возьмём?

— Да, конечно. Вы уже готовы на всё, лишь бы не упустить возможности познакомиться с кое-какими книгами из тех, которые в этом мире есть только у меня. А Луначарскому хватит вашей рекомендации. Хотя, я думаю, я тоже могу его убедить в том, что общение со мной интересно.

— А вы полагаете, что нам нужно преподавать такие предметы? Мы вроде хотели сосредоточиться на истории и философии.

— Да, я полагаю. А ещё тактика и стратегия городских баррикадных боёв, методы конспирации, теория решения изобретательских задач. Философия это хорошо, но вы сейчас готовите агитаторов-нелегалов, потенциальных командиров отрядов повстанцев. Достаточно одного засланного провокатора, и охранка переловит ваших прекраснодушных философов, прекрасно подготовленных к полемике в газетах. А переловить людей, обученных основам конспиративной работы будет несколько сложнее.

Часть 1. Эмигранты, 1909

Капри

От причала, где наши герои сошли с парома до виллы Спинола было довольно недалеко. Во всяком случае Богданов решительно направился по куда-то по улице, серпантином вившейся по склону горы, образующей остров Капри.

Потом по сложенной из камней лестнице, образующей узкий переулок между домами, срезал одну петлю колёсной дороги, другую. И минут через пятнадцать они уже подходили к трёхэтажной красной вилле, лепившейся у подножья скалы.

— А у вас неплохая спортивная форма, — заметил революционер.

— Вы меня испытывали? — спросила девушка.

— Да, есть немного.

— Ну... Я всё-таки почти в два раза моложе. Так что не отставать было не так уж и сложно.

— Большая часть наших дам запросила бы пощады ещё на первой лестнице.

— Ну вы не забывайте всё же, что я из мира, где равноправие мужчин и женщин существует на деле.

В коридоре они наткнулись на молодую женщину, немножко чертами лица похожую на Богданова.

— Саша, кого это ты привёл? — спросила она.

— Аня, знакомься, это товарищ Нэтти, у неё есть очень интересные мысли, и надо будет мне и Толе побеседовать с ней на философские темы, а может и привлечь к преподаванию.

— А вы сестра Александра Александровича, Анна? — вклинилась в разговор Нэтти.

— Что-то вы слишком много о нас знаете, — насторожилась Анна Александровна.

— Гораздо больше, чем вы можете себе вообразить, — обезоруживающе улыбнулась гостья. — Но не пугайтесь, я не агент Охранного отделения. Они бы там не смогли взять на работу настолько эмансипированную девушку, они слишком консерваторы.

— Ань, найди Нэтти комнату, — попросил Богданов.

— Это что, весь ваш багаж? — удивилась Луначарская, окинув взглядом маленький рюкзачок Нэтти.

— Ну... Не совсем. У меня есть ещё один мешок на хранении в одной неапольской гостинице. Когда здесь обживусь, надо будет за ним съездить.

— Лучше написать или телеграфировать и пусть перешлют. Это будет дешевле, чем ездить самой туда и обратно, да и времени терять не надо.

— Я подумаю. Вообще, наверное, у меня ещё кое-какие дела в Неаполе найдутся. Здесь же маленькое курортное местечко, и не всё, что можно купить в большом промышленном городе, найдётся в местных лавках.

Бросив рюкзак в комнате, Нэтти спросила:

— А когда у вас тут ужин?

— Ещё до обеда далеко, а вы про ужин?

— Ну надо же осмотреться в этом городке. "Run and find out", как гласил девиз одного из персонажей Киплинга.

— Это Кима что ли? — ехидно спросила Анна Александровна.

Нэтти звонко рассмеялась.

— Нет, всё-таки вы меня подозреваете в работе на какую-то секретную службу. Но я та самая кошка, которая гуляет сама по себе.

— У Киплинга был Кот.

— А что, на русский язык это ещё не перевели? Вот увидите, в русском переводе Кот обязательно превратится в Кошку.

С этими словами девушка выскользнула из комнаты и решительно направилась к входной двери, оставив Луначарскую в полнейшем недоумении.

Вернулась она на виллу Спинола где-то за полчаса до ужина. Никто и не заметил как новая гостья просочилась в комнату, но у неё явно было достаточно времени, чтобы привести себя в порядок и переодеться.

К ужину она вышла в шёлковой блузке с кружевами и юбке-брюках, вполне соответствующей моде образца 1909 года длины.

— Ну как прогулка по Капри? — поинтересовалась Анна Александровна после того как Нэтти была представлена всем, кто раньше её не видел.

— Замечательно. Прекрасный остров, прекрасные люди. Я уже договорилась с одним местным мастером, чтобы он мне построил лодку по моему проекту, и нашла сапожника, который умеет работать с резиной. А то я думала, что за снаряжением для подводной охоты придётся в Неаполь ехать. Хотя с этим можно не торопиться. До начала купального сезона здесь как минимум месяц.

— Интересно, а вы средствами располагаете, — поинтересовался Горький.

— Ну, как вам сказать... По-настоящему серьёзные средства в капиталистическом мире это акции, патенты, в общем, капитал, приносящий устойчивый доход. Таких средств у меня нет. Наличных денег, вообще-то совсем мало. Ну где-то недели на две. Но есть вот это.

Она извлекла откуда-то из кармана цилиндрик размером примерно с половину карандаша, ну может чуть потолще, и положила его на середину стола.

— Что это? — чуть ли не хором спросили присутствующие.

— Монокристалл рубина. Можно попробовать продать местным ювелирам. У вас же искусственные драгоценные камни пока редкость, поэтому может даже дороже натурального пойти.

— А откуда он и почему такой формы? — поинтересовался Базаров.

— Вы "Войну миров" Уэллса читали? — спросила в ответ Нэтти и, после утвердительного кивка продолжила. — Помните там основное марсианское оружие — генераторы теплового луча? Так вот, это главная деталь такого генератора. Только не теплового, а красного света. И слабенького. Металл им резать нельзя, но можно использовать в качестве дальномера или нивелира. Впрочем, этот бракованный. Я его на свалке подобрала около завода, где их делают. Я думаю, что ювелир сообразит, что кристалл такой формы не мог быть вырезан из природного, и с него ещё можно будет взять денег за обещание не продавать подобных кристаллов. Он же не знает, что мы не сами его делали.

— Интересно, — подумал вслух Богданов, — я всегда думал, что лучи смерти это ненаучная фантастика.

— Конечно ненаучная. Наверняка Уэллс не читал работ Макса Планка и Альберта Эйнштейна, в которых заложены теоретические основы создания генератора луча. Да и от теоретических основ до практики там на пару поколений работы. Но вообще, Александр Александрович, продавать рубин надо идти вам.

— Почему?

— Потому что вы солидный дядечка, к тому же известный философ и естествоиспытатель, вон даже в Брокгаузе и Ефроне про вас статья выходит. Если к ювелиру придёт такой человек, тот легко поверит, что на досуге этот человек занимается выращиванием кристаллов из расплава окиси алюминия. А приду я — девица легкомысленного вида? Да кто вообще поверит, что мне знакомы слова "зонная плавка"?

А вообще, Алексей Максимович, вы ведь эту виллу сняли у известного медика Эмиля Беринга. У него тут нет фармацевтической лаборатории, которой можно было бы воспользоваться?

— Нет, а вам зачем?

— Ну вот если отработать технологию производства лекарства от сепсиса или туберкулёза, а потом продать патент Байеру и кто там во Франции сейчас из крупных фармацевтических фирм, то это будут действительно серьёзные средства?

— Вы знаете лекарство от туберкулёза, — хором выдохнули Богданов и Вилонов.

— Ну как знаю... В руках держала, прописи применения учила, а производство... Я же училась на терапевта, а не на фармацевта. Придётся копаться в книгах, ставить эксперименты, да ещё и применяться к доступным здесь реактивам и оборудованию. Но за месяц-другой, пожалуй сделать можно. А то стыд и срам какой-то. Люди, собравшиеся строить новый мир, без угнетения и насилия, средства для этой работы добывают банальным грабежом, стыдливо называя это эксами. Это при том, что вы, Александр Александрович, если бы захотели, могли бы через год дверь в Зимний дворец ногой открывать.

— Это как? — опешил Богданов.

— А что в русском языке нет этой идиомы? — удивилась Нэтти. — Я была уверена, что это русская идиома: когда кто-то открывает кому-то в дом или в кабинет дверь ногой, это значит что он уверен, что его в эту дверь обратно не вышвырнут за такое поведение.

— Нет, идиома есть, — пояснил Горький. — Саше непонятно каким образом можно достичь такого эффекта.

— Ну как... Вы в "Красной звезде" описали использование переливания крови не для компенсации кровопотери при ранениях, а для оздоровления организма. Насколько я понимаю, у вас это пока на уровне теории. А у Николая есть сын и наследник, Алексей, больной гемофилией. Вот при этой болезни переливания точно помогают. Полгода на отработку методики, несколько публикаций в европейских журналах, потом пишете письмо Боткину и voila, место Распутина при царице занимаете вы. Единственное что, при дворе опасно. Там убить могут. Особенно если кто-то будет нашёптывать царю в уши разумные вещи. Что там не надо влезать не в свою войну, или что доводить рабочих до бунта не стоит, а лучше бы парочку самых одиозных буржуев повесить показательно. Для таких советов даже марксистом быть не надо. Распутину вон крестьянского здравого смысла хватает.

На следующий день Нэтти с утра добилась от Андреевой чтобы та выделила ей помещение под лабораторию. Нашлись комнатка и чулан без окон на первом этаже. Это более чем устроило девушку. Она тут же привела нескольких местных женщин, с которыми успела познакомиться днём раньше, и начала всё отмывать, в потом и красить. Никифор Вилонов, которому было в обстановке курорта скучно, активно взялся ей помогать, и к обеду они уже были на "ты". Из всех возможных уменьшительных форм имени Никифор Нэтти выбрала короткую англизированную форму "Ник". Почему-то Вилонову это понравилось куда больше, чем ранее применявшееся "Никуша".

Нэтти быстро заметила тяжёлое дыхание Никифора и нездоровую бледность его кожи. Она отвела его в свою комнату, вытащила из рюкзака не обычную докторскую слуховую трубку, а хитрую конструкцию с гибкими резиновыми шлангами и мембранной из блестящей никелированной стали и внимательно прослушала.

— Нет, Ник, ты у нас в лаборатории не лаборантом будешь, а подопытным кроликом. У тебя очень запущенный случай. Поэтому как поедем в Неаполь рубин продавать, берём тебя с собой и делаем в лучшем местном госпитале рентгеновский снимок.

— Но это дорого...

— Это расходы не на твоё лечение, а на доказательство эффективности нового лекарства. Нужно будет ещё раза три сделать снимки с интервалом примерно в месяц, по мере того как лекарство будет действовать, и потом опубликовать всю историю болезни.

— Но я собирался в Россию ехать...

— Ник, нельзя тебе сейчас в Россию. Поездка в Россию, да ещё в межсезонье, тебя убьёт. Если бы туберкулёз был неизлечим, это было бы твоё дело, как распорядиться остатком жизни. Но сейчас, когда мы делаем лекарство, я как твой лечащий врач запрещаю тебе покидать Италию.

В этот момент в дверь заглянул Горький:

— Нэтти, тут какой-то итальянец с телегой приехал.

— Ага, я сейчас.

На телеге оказался довольно увесистый керосиновый мотор от рыбачьей лодки. Для того чтобы затащить его во двор виллы, возчику потребовалась помощь всех мужчин в доме, кроме Вилонова, которому Нэтти запретила таскать тяжести.

Когда мотор водрузили на подготовленный для него деревянный настил на заднем дворе, а Никифор, наконец, нашёл себе применение — сверлить дыры под болты, крепящие мотор к настилу, Богданов поинтересовался:

— А это-то зачем?

— Ну электричество надо чем-то вырабатывать, — пожала плечами Нэтти. — Мотор, конечно старенький, но ещё поработает. А мне достался почти по цене металлолома. Вот поедем в Неаполь, куплю там отдельно генератор. Обойдётся гораздо дешевле.

— А что, без электричества нельзя никак?

— Ну, во-первых, я не умею. Я росла в мире, где электричество доступно почти так же как воздух, и привыкла к тому, что в лаборатории всё — от лампочки в колориметре до сушильного шкафа питается электричеством. Во-вторых, мне нужно не просто получить лекарств на курс для Ника, а отработать промышленную технологию. А вот её имеет смысл сразу разрабатывать под электрифицированную фабрику. В-третьих, все мои машинки с информацией нуждаются в подзарядке электричеством, и в-четвёртых мне понадобится ещё и фотолаборатория. А это красный фонарь и увеличитель как минимум. В общем, лучше сразу озаботиться электрификацией дома. Думаю, в ближайшие лет пять на Капри всё равно появится электричество и хозяин виллы нам ещё спасибо скажет, что мы в доме проводку ему сделаем.

За ужином Наталья Корсак пожаловалась на запах краски, заполнившей всю виллу. Нэтти всячески извинялась. Богданов с Луначарским взялись за обсуждение программы партийной школы. Нэтти слушала, слушала и внезапно спросила:

— Александр Александрович, так вы отзовист или ликвидатор?

— Отзовист, — удивлённо ответил Богданов. А причём здесь это?

— А программа у вас совершенно ликвидаторская. Если вы рассчитываете на то, что выпускники школы будут вести нелегальную работу, то чему их надо учить? Уходить от слежки, выявлять провокаторов, организовывать подпольные типографии. Тактике баррикадных боёв, тактике диверсионной работы, стрелковому делу, минно-взрывному делу, шифровальному делу. А вы чему их учить собираетесь? Философии, риторике, экономике. Это набор знаний для ведения полемики в легальных СМИ.

— В чём-чём, — переспросил Луначарский.

— Ну, — неожиданно замялась Нэтти, — в средствах массовой информации. У вас, наверное, говорят "в изданиях" поскольку даже радиовещания ещё толком не изобрели.

— Но вообще, — почесав подбородок, продолжила девушка, — я неправа. Нельзя учить всем перечисленным мной практическим навыкам. То есть учить можно, если у вас есть два-три года на интенсивный курс и на входе — выпускник какого-нибудь более или менее приличного военного училища или хотя бы кадетского корпуса. А у нас есть несколько месяцев и на входе — рабочие, вчерашние крестьяне. За это время мы можем только снять барьеры в сознании. Сейчас скорее всего они убеждены, что господские науки им не по зубам. Мир в их представлении — что-то обладающее неизмеримой сложностью, которую может постичь только всеведущий Бог. Ну есть специальные колдуны-инженеры, которые могут постичь маленький кусочек, а остальным остаются только инструкции по эксплуатации конкретного станка.

Вот чему их надо научить, так это тому что мир прост и логичен. И его устройство можно постичь, читая книги. Правда, эти книги ещё предстоит написать. Вот ваш, Александр Александрович, "Краткий курс экономической науки" это один из хороших примеров того, что надо сделать. Но такое нужно не только по экономике и даже не только биологии и физике. Это всё науки, они помогают понять окружающий мир. А надо уметь это понимание приложить к практике. Кто-то из Бэконов, я вечно их путаю, сказал "Знание — сила". Так вот нам нужно продемонстрировать на практических примерах нашим ученикам, что так оно и есть и дать им какие-то ориентиры для будущего самостоятельного плавания в море знания.

— Но ведь мы собственно это и задумали, — возразил Луначарский. — Наш курс философии познания именно про это.

— Этот курс хорош для выпускников университетов. Если человеку шесть лет в гимназии и пять лет в университете набивали голову чем попало, попутно ставя навыки работы с текстами, он этот ваш курс сможет переварить. Потому что в процессе гимназического и университетского обучения человек не просто прочитывает гору разрозненных эклектичных текстов. Он приучается быстро читать и схватывать суть, конспектировать, извлекать из текста главное. Ну и набирает гору разрозненных фактов, этакую кучу кирпичей, которую можно путём приложения плана, содержащегося в вашем курсе, превратить в красивое здание научной картины мира.

А у нас будут совсем другие люди, с совсем другим жизненным опытом. И опираться на то, что они изучили на практике, надо совсем по-другому. Да, они из уважения к вам вежливо выслушают всё, что вы захотите им прочитать. Но многое ли из этого усвоят? Попробуйте хотя бы на Нике свой курс. Ник не первый год революцией занимается, далеко продвинулся по пути самообразования, и кое-что из того, что вы собираетесь преподать, уже самостоятельно проработал. Но я уверена, что даже он вам скажет, что курс для рабочих сложноват.

— И что вы предлагаете взамен?

— А я знаю? Я только вчера поняла, что я могу поучаствовать в таком полезном деле, как школа для воспитания людей следующей экономической формации. Надо порыться в книгах, почитать, подумать. Возможно поискать какие-то тесты на скорость усвоения информации, чтобы можно было по ходу дела корректировать программу.

Вообще есть одна идейка. Помните образ Рахметова у Чернышевского? Как его Николай Гаврилович вводит? Что, мол, надо человеку, всю жизнь прожившему в лачуге, чтобы он не принял обычную добротную избу за дворец, показать уголок дворца. Вот и у нас задача показать уголок дворца. Чтобы люди понимали куда им развиваться. Но учить — класть фундамент для добротного сруба.

Ладно, я поняла, что пришла на ваше собрание неподготовленной. Пойду готовиться к следующему.

Девушка подхватила со стола свою книгу с единственной стеклянной страницей и выбежала из гостиной.

— Слушай, Саш, где ты её взял? — поинтересовался Луначарский.

— Сама приблудилась, — ответил Богданов. — На пристани в Сорренто, где я ожидал пароходика на Капри, подошла, мол хочу пообщаться на тему организационной науки. И уже продемонстрировала что по этой самой науке я больше пары не заслуживаю.

— Она что, действительно марсианка? Вот про стены в сознании она хорошо сказала. У нас у всех стены в сознании. Мы считаем что вот учить надо так и так. Она смотрит на нас, и ей очевидно, что это не прямой путь, а лабиринт. Такое впечатление, что она выросла в совсем другой культуре.

— Ну, собственно так и есть. И одежда, и манеры и всякие артефакты в её рюкзачке — всё это не может происходить из любой из европейских стран. И тем более не может из азиатских или американских. Она — явно продукт несколько более высокой цивилизации, чем наша. Правда то, что она так хорошо владеет русским и довольно неплохо — итальянским и английским, а также свободно ориентируется в земной истории и том, кто есть кто в современной науке, скорее похоже на пришелицу из будущего, чем на гостью с другой планеты. Но у меня возникло впечатление, что она старательно не опровергает версии о своём марсианском происхождении. Если её сейчас спросить про межпланетные полёты или там про природу Марса, она наверняка вывалит кучу интересной и правдоподобной информации. Мне кажется, что если мы поддержим её марсианскую легенду, получится большая и красивая игра, которая собьёт с толку многих наших противников. Пусть Охранное Отделение высылает экспедицию на Подкаменную Тунгуску в поисках обломков того корабля, на котором она сюда прилетела, и который там разбился в августе прошлого года.

— Интересно, что у неё в багаже. Аня говорила, что большую часть багажа она оставила в гостинице в Неаполе.

— И почему-то упорно хочет съездить за ней сама, а не заказать доставку по телеграфу. При этом ещё взять с собой меня, чтобы продать этот загадочный цилиндрический рубин.

— Ну съезди ты с ней. Интересно же, что она с собой притащит. И на что собирается потратить деньги в Неаполе.

Неаполь

Путь до Неаполя занял почти полдня. Первое, что сделала Нэтти, это потащила Никифора в Оспиталле дель Маре, где, как она уже выяснила, была рентгеновская установка. Местный врач заявил что и без рентгена видит, что всё не слишком хорошо, но Нэтти честно призналась ему, что этот больной согласился на новую, экспериментальную методику лечения, поэтому необходимо получить возможно более подробную клиническую картину на момент начала лечения.

Пока Нэтти вместе с итальянскими врачами занималась Вилоновым, Богданов отправился к рекомендованному ей ювелиру. К его собственному удивлению, разговор с ювелиром прошёл как по маслу. Когда она заставляла его несколько раз репетировать этот разговор, приглашая на роль ювелира то Горького, то Луначарского, то даже местного лодочника Чезаре, и добиваясь впечатлению "Верю" по системе Станиславского, Александр Александрович про себя посмеивался. Но оно сработало неожиданно удачно. Из конторы ювелира он вышел с чеком в Банка Монти дей Паски ди Сиенна на сто тысяч лир. Немедленно отправился в отделение этого банка и завёл там счёт. Так что поджидал он Нэтти и Никифора в небольшой траттории напротив входа в госпиталь уже с чековой книжкой в кармане.

Потом Нэтти потащила своих спутников куда-то в центр, на Виа Стелло, где её почему-то заинтересовало фотоателье. Что удивило Богданова ещё больше, там её встретили как старую знакомую.

— О, сеньорита Нэтти! — эмоционально приветствовал её пожилой итальянец с коротко стриженными седыми волосами. — Наконец-то. Ваша рамка уже два дня как готова.

— Добрый день, сеньор Джузеппе, — не менее сердечно отозвалась она. — Хотите испытать её в деле?

И она извлекла из кармана небольшой цилиндрический предмет, завёрнутый в бумагу.

— Что это? — шёпотом спросил Богданов по-русски.

— Кусочек киноплёнки, на который я снимала фотографии. У Джузеппе есть увеличитель для плёнки Кодак тип 120. А у меня фотоаппарат использует 35-миллиметровую киноплёнку. Под неё увеличителей ещё не производят, пришлось делать рамку на заказ. А когда я делала заказ, я поснимала и самого Джузеппе и виды улицы. Так что сейчас пойду ему демонстрировать что на таки маленьких кадрах умещается вполне достаточно подробностей, — ответила она и удалилась вместе с фотографом в задние комнаты ателье.

Примерно через полчаса она вернулась, и продемонстрировала своим спутникам несколько отпечатков сцен во дворе виллы "Спинола", на улицах Неаполя и даже в этом самом ателье.

Потом Джузеппе вытащил запакованный в фанерный ящик увеличитель, добавил к нему красный электрический фонарь, несколько эбонитовых кювет, коробку с банками реактивов и запечатанный рулон киноплёнки.

В общем, набралась приличная партия груза. Нэтти сказала отправить её в порт, назвав имя некоего явно местного жителя, которому это следовало передать.

Богданов выписал чек, ведь деньги полученные за рубин хранились на счету, оформленном на его имя, и они отправились дальше. Нэтти целенаправленно повела спутников в магазин химической посуды, адрес которого ей был откуда-то известен. Там тоже покупок набралось на большой ящик. Следующей остановкой были мастерские порта. И только потом они добрались до гостиницы, где она оставила на хранение свои вещи.

После некоторого небольшого спора рюкзак взвалил на себя Богданов. Вилонову Нэтти не позволила как больному, а позволить девушке самой тащить тяжёлый груз даже до извозчика мужчины не могли.

Извозчик привёз их в порт где Нэтти поздоровалась с владельцем какой-то рыбачьей лодки, на палубе которой уже стояли коробки с наклейками посещённых сегодня магазинов.

— Я прикинула, — пояснила она. — что зафрахтовать этот баркас до Порто-ди-Капри обойдётся дешевле, чем ночевать втроём гостинице и потом добираться рейсовым пароходом.

Наталья Корсак

Наталья Богдановна заглянула в лабораторию, где Нэтти возилась с какими-то хитрыми стеклянными конструкциями. Постояла минут пять в дверях, и дождалась момента когда девушка вынула руки из вытяжного шкафа и присела на стул.

— Ната, можно с тобой поговорить? — спросила она.

— Заходи, присаживайся, сейчас чай вскипячу. У меня тут сейчас процесс минимум полчаса вмешательства не требует. А про что поговорить? Про Александра?

— Да, — тяжело вздохнула Наталья Богдановна.

— Ох, — столь же тяжело вздохнула Нэтти. — Ну как тебе это объяснить... Он революционер, человек стремящийся изменить мир. А значит у него есть избыток жизненной энергии, которая из него так и прёт во все стороны. Один умный человек назвал таких "пассионарии". Вот ты хоть на Ника посмотри. Помирает совсем человек, ему если бы не мой изониазид год жизни бы остался. Но тоже крутится как может, школу организует, если бы я не запретила, поехал бы в Россию в разгар весенней слякоти учеников собирать. Естественно, на таких бабы липнут как мухи на мёд. А он — любит весь мир, и всех женщин мира, в том числе. Поэтому у пассионария всегда будет толпа пассий.

— И ты...

— А я не пассия, у меня есть миссия, — почти прошипела Нэтти. — И миссия эта — показать вот этим обормотам, что есть границы дальше которых идти нельзя, если ты собрался строить не кровавую диктатуру, а общество, более счастливое, чем есть сейчас. И пункт первый в том чего нельзя, это нельзя причинять другим страдания только ради удовольствия. Для меня роман с Богдановым был бы в любом случае эпизодом. А ты уже прожила с ним полжизни и проживёшь всю остальную. Поэтому я не буду охотиться на твоей территории. Мне он соавтор, коллега, может быть учитель. Но не возлюбленный.

— А Ник?

— Тут я сама не знаю что делать. Понимаешь, я единственная женщина на Капри, для которой целоваться с человеком с открытой формой туберкулёза — не смертельный риск. Ни у кого из вас нет прививки от туберкулёза и ещё пятнадцать лет не будет. А у меня — есть. Но он мне — пациент. Всё, чему меня учили пять лет по части медицинской этики, восстаёт против романа с пациентом.

— Ну это уж точно твоё дело. Я тут ничего не посоветую. А вот так активно играешь персонажа из Сашиной книги ты зря.

— Почему?

— Потому что Саша не самый известный писатель-фантаст. Ну ладно, за марсианку из книги Уэллса тебя не примут, он их описал совершенно нечеловекоподобными. Но в Германии, да и в России прекрасную марсианку представляют себе обычно по книге Курта Лассвица "На двух планетах". Она гораздо известнее, чем Сашина "Красная звезда".

— В первый раз слышу про такого автора.

— Почитай, у Алексея Максимовича в библиотеке она есть.

На следующий день Нэтти вышла к завтраку с красными от недосыпа глазами, но с трудом сдерживая смех.

— Тёзка, спасибо. Этот Лассвиц просто гений. Но какие у него ляпы в физике!

— Это какие же, — поинтересовался Богданов.

— Ну понимаете ли, в физике межпланетных полётов нет ничего, чего не было бы известно Галилею и Кеплеру, если не Кардано. Вот есть межпланетный вакуум, вот в нем перемещаются по законам механики небесные тела или космические корабли. Ну очевидно же что если у нас есть планета, обладающая заметным суточным вращением, вроде Земли или Марса, то оптимальное место для взлёта, если мы хотим выйти на орбиту спутника, это экватор, а вовсе не полюс. Не говоря уж о том, что вращение придаёт планете слегка сплюснутую форму, и измерением этой разницы в длине градуса меридиана на экваторе и в высоких широтах на Земле занимался ещё Гаусс сто лет назад. Очень легко посчитать на какой высоте нужно повесить спутник над экватором, чтобы его оборот вокруг Земли составлял ровно 24 часа и он таким образом оказался неподвижным относительно земной поверхности. Кстати на экваторе полно труднодоступных мест. А Лассвиц устраивает марсианские базы на полюсах.

Но вот как он угадал что скорость летательного аппарата тяжелее воздуха должна быть в районе 700 километров в час?

Диаграмма Гантта

Богданов постучал в комнату Нэтти.

— Заходите! — откликнулась девушка.

Он вошёл. Хозяйка комнаты сидела за столом на котором стоял её странный прибор со светящимся экраном и клавиатурой чем-то напоминавшей клавиатуру "Ундервуда", только плоской, не расположенной амфитеатром. На экране красовалась конструкция из прямоугольников, соединённых стрелками.

— Это что, гармонографы Адамецкого? — поинтересовался философ.

— Я всегда связывала этот способ отображения информации с именем американца Гантта.

— Гантт — эпигон. Изобрёл эти графики Кароль Адамецкий в 1903 году.

— Не буду спорить. Какая разница. Главное, что это крайне полезный инструмент для управления проектом. Это, — она ткнула пальцем в экран — проект моей яхты. Корпус к ней сейчас строит Чезаре, паруса шьёт вдова Лимини, ещё кое-какие детали я заказала паре фирм в Неаполе. Вот за всем этим надо следить, с тем чтобы недели через две это всё собралось воедино.

— А вот эта отдельная полоска?

— А это доски для катания на волнах. Есть у меня соображения, что это развлечение, популярное на Гавайских островах может оказаться полезным для обучения наших студентов управлению рисками. Всё-таки катиться с волны, это несколько необычный опыт. А на юго-западном побережье Капри есть несколько подходящих для этого спорта мест.

— Гавайские острова, говорите. Может быть вы и с Николаем Русселем знакомы?

— Это Судзиловский, который Каука Лукини? Нет не знакома, хотя с удовольствием бы познакомилась. Только в книжках читала. Но сейчас его вроде с Гавайев уже выжили и он где-то в Китае обретается.

Школа подводного плавания

Когда Нэтти что-то делала вне дома, все каприйские мальчишки моментально увязывались за ней. Делала ли она зарядку во дворе — пришлось их строить и учить делать разминку, плавала ли в море. Здесь следовать её примеру ещё побаивались, апрель месяц на дворе, только сумасшедшие русские могут лезть в воду в такую холодину.

Но всё равно это было очень интересно, как видно под водой с маской на лице, и почему можно так быстро плавать, нацепив на ноги резиновые плавники.

В выходах на пляж Нэтти сопровождала Андреева. В воду она не лезла, но фотографировать в дайверском снаряжении на пляже — фотографировала.

В один из ясных апрельских дней Нэтти заглянула к лодочнику Чезаре, во дворе которого уже приобретал свои очертания необычный угловатый корпус лодки, собираемый из листов новомодного материал — фанеры.

И там они столкнулись с молодой женщиной, на глаз лет этак 18-19. Внешность у неё была такая, что даже завидовать бесполезно.

— Это Паола, дочка моего двоюродного брата Пьетро, — представил её лодочник. — У вас не найдётся для неё какой-нибудь работы? Её муж зимой на промысле поранил руку и подхватил нагноение. Ампутацию делать отказался, дурак. Два месяца по больницам и всё-таки умер. Вчера Паола вернулась из Сорренто, похоронили его там.

— Паола, — внезапно вспомнила Нэтти. — это про тебя мне Франко рассказывал, что вот есть у него двоюродная сестра, которая плавает и ныряет лучше, чем он?

— Про меня... — тяжело вздохнула молодая вдова. — Но этим же на хлеб не заработаешь.

— У меня есть одна мысль, как можно этим заработать не только на хлеб. Так что, если тебя устроит, то поработаем вместе.

— А что это за работа, — заволновалась Петрония, жена Чезаре. — Это вообще прилично для девушки будет?

— Ну, во-первых, Паола уже не девушка, а молодая вдова, — заметила Нэтти. — Во-вторых, вы не сочтёте же неприличной работу хозяйки траттории. Вот здесь что-то подобное будет. Мы организуем для богатых отдыхающих школу подводного плавания. И Паола будет учить богатых дам нырять с маской и охотиться на рыбу с арбалетом. Конечно, ей придётся самой немного подучиться, но задатки, судя по тому что говорят местные мальчишки, у неё есть. А пока сезон не начался, добытая в процессе тренировок рыба на столе лишней не будет. А богатых сеньоров инструктировать мы каких-нибудь мальчишек возьмём. Нечего им особенно на Паолу заглядываться. У неё будет такой образ строгой и неприступной матроны.

Вот так и появилась на пляже неподалёку от лодочной мастерской Чезаре школа подводного плавания Паолы Леретти. Нэтти с самого начала заявила хозяйкой именно Паолу, хотя ей принадлежала какая-то чисто символическая доля акций нового заведения. Просто, на имя местной уроженки гораздо проще оформить участок земли, ну и вообще все необходимые для начала дела бумаги, чем на какую-то мутную русскую, паспорт которой был якобы оформлен русским консулом в Мессине за три дня до знаменитого землетрясения.

Местный сапожник по заказу Нэтти изготовил не только обычные ласты, но и моноласт. И к нему Паола сшила нечто вроде юбки. Получился самый натуральный русалочий хвост. Но вот позировать в этом хвосте перед фотоаппаратом топлесс итальянка отказалась. Поэтому на рекламных плакатах каприйскую русалку пришлось изображать куда менее стеснительной Нэтти.

Понаблюдав за тренировками по подводной охоте, и что-то посчитав в блокноте Богданов как-то спросил:

— Неужели добытая рыба компенсирует ту энергию, которую расходует организм, часами находясь в холодной воде?

— Конечно, не компенсирует. Поэтому у нас на берегу в раздевалке стоит та мощная керосиновая печка. Чтобы моментально согреться, прежде чем одеваться. Деньги здесь не в рыбе, деньги здесь в тех необычных впечатлениях, которые в июне-июле мы сможем предложить богатой молодёжи, которая сюда приедет, привлечённая нашей рекламой. Эх, как бы Паолу раскрутить на несколько более минималистичные купальные костюмы. Этот непроходимый деревенский католицизм... Она скорее и правда согласится телом торговать, чего я ей совершенно не желаю, чем демонстрировать свою красоту. О, придумала. Надо с ней на экскурсию на раскопки Помпеи съездить. Пусть посмотрит на жизнь своих предков — древних римлян.

— А ты уверена, что её предки это римляне, а не какие-нибудь вандалы или вестготы?

— А какая разница? Главное чтобы она сама почувствовала себя преемницей тех людей, которые обитали здесь две тысячи лет назад.

Нэтти заставила Богданова составить план лекции о древнем Риме, раскопках Помпеи и картинах эпохи Возрождения, которые можно увидеть в неаполитанском Национальном музее. Потом несколько вечеров старательно переводила всё это на итальянский, роясь в словарях в поисках правильной терминологии.

Потом повезла Паолу и мальчишек в Помпеи. К ним присоединился Никифор. Итальянского языка он почти не знал, поэтому вынужден был пользоваться рукописью Богданова.

Осмотрев развалина некогда засыпанного вулканическим пеплом города, они переночевали у кого-то из дальних родственников каприйских рыбаков в одной из деревушек у подножья Везувия, а на следующий день отправились в неаполитанский Национальный Музей. Нэтти уже бывала в Неаполе в начале XXI века. И конечно её бабушка не могла упустить случая посетить основные музеи.

Но тогда вся живопись уже размещалась в другом здании — во дворце Бурбонов, а этот музей носил название Археологического. Сейчас же, на сто лет раньше, он был просто Национальным музеем.

Когда они вернулись на Капри, и Вилонов рассказал про это путешествие, Луначарский спросил Нэтти:

— Ну что, ты убедилась, что в рабочей школе надо учить живописи, скульптуре и философии? Для того, чтобы, как ты говоришь, убрать стенки в сознании?

— Ну, я в этом в общем-то никогда не сомневалась. Что и этому тоже надо учить. Просто программа по этим предметам должна быть подчинена конкретной цели. Мне не нужно учить Паолу плавать, она это умеет не хуже меня. Мне не нужно учить этих ребят отличать ядовитых морских тварей от съедобных, они в этом море сами меня поучить могут. А вот убрать из мозгов кое-какие стенки, внедрённые туда католицизмом не помешает. И воспользоваться для этого можно тем же самым католицизмом. Ведь картины Микельанджело оплачивались римскими папами. Просто католицизм для богатых флорентийцев это одно, а католицизм для бедных каприйцев — совсем другое. Хотя вот здесь, пожалуй, образцом стоило бы взять Киплинга. Его серию рассказов про Пака с Холмов. Там он, конечно опирается на историю Англии, хотя римские легионы и там потоптались.

Здесь, в Италии, нужно другое. Но тоже можно себе представить серию сказок от Капитолийской Волчицы до Сборщицы Колосьев в Сапри. Хотя нам, конечно бы надо подумать об аналогичном сериале по русской истории.

Только, пожалуй, Россия у нас слишком большая. Если я возьмусь писать серию про среднее Поволжье, там будет один набор героев — Афанасий Никитин, Козьма Минин, Иван Кулибин. У питерцев будет что-то своё — варяги, Александр Невский, Меньшиков, Расстрелли. Донские казаки найдут совсем своих героев.

Но это всё беллетристика. Не содержание учебного курса, а иллюстрации к нему. Материал для хрестоматии, а не для учебника.

Яхта "Ла Сирена"

На миланском вокзале около поезда на Неаполь двое не бедно одетых мужчин лет сорока радостно обнялись и бурно выражали восторг от встречи. По-русски:

— Привет, Володя! Сколько лет, сколько зим!

— Рад тебя видеть, Лёня! А ты я гляжу, не бедствуешь!

— Расту помаленьку. Уже главный инженер завода. Положение обязывает одеваться у приличных портных. А ты вроде тоже неплохо выглядишь.

— Я по-прежнему живу на гонорары. Вот, правда, мне тут Саша подкинул денег. Не знаю откуда он их берет, разменять полученное с эксов у него не получилось. А ты тоже на Капри?

— Да. Ну ты знаешь, как Саша умеет уговаривать. Приезжай, говорит, увидишь такое, чего я в "Красной звезде" пером описать не сумел — воображения не хватило. И у Лассвица не хватило. У Уэллса, пишет, может быть и хватило бы, но у него любви к людям не хватило. А тебя он чем завлёк?

— Ну чем можно завлечь такого книжного червя как я? Он написал мне что все наши разногласия по поводу махизма — ерунда на постном масле, и копаться надо не в теории познания, а в формационной теории, поскольку мы совершенно неправильно понимали роль революционеров в будущих событиях. И только, мол, я в "Что делать?" хотя бы попытался нащупать подходы к этому вопросу. Ещё он признал, что будучи отзовистом по убеждениям составил совершенно ликвидаторскую программу для своей партийной школы. Мол, собрался готовить агитаторов для легальной политической борьбы, а не революционеров — подпольщиков. В общем, приезжай Володя, и спасай запутавшихся в собственных планах идеалистов Богданова и Луначарского.

Революционеры уселись в вагон. Ехать до Неаполя было больше полусуток.

Поезд приходил вечером, что было крайне неудачно, так как единственный пароход на Капри уходил из Сорренто в 11 утра. Значит надо искать гостиницу в Неаполе, вставать чуть свет и успевать на утренний пароходик в Сорренто, поскольку курортный сезон ещё не начался, и прямых рейсов на Капри из Неаполя нет, а к парому Сорренто-Капри успевает только первый из дневных рейсов в Сорренто.

Но, оба наши героя получили перед поездкой телеграмму от Богданова с просьбой сообщить о дате прибытия, постараемся, мол встретить. По приезде зайдите в вокзальное почтовое отделение и спросите почту до востребования.

И действительно, на почте обоих ожидали одинаковые, явно купленные тут же открытки с фотографией Везувия и короткой надписью округлым почерком по-русски:

"Жду вас в яхтенном порту на яхте "Ла Сирена". Увидите на мачте зелёный огонь над красным. Нэтти".

Ленин с Красиным наняли извозчика и поехали в яхтенный порт. По дороге Ленин, с трудом вспоминая гимназическую латынь, попытался выяснить у извозчика, известно ли ему что-то про яхту "Ла Сирена".

— О, — всплеснул руками темпераментный итальянец, бросив вожжи на колени. Привычная к подобной жестикуляции лошадка продолжала неторопливо трусить вдоль по улице. — "Ла Сирена" это же яхта сеньориты Нэтти, Каприйской Русалки. Про неё весь Неаполь говорит. Это русская, она вроде раньше в Мессине жила, но после землетрясения приехала на Капри, там какая-то компания русских снимает виллу у одного немецкого доктора. И вот она уже перевернула все представления об отдыхе на море, а это сезон ещё считай не начался. Только сумасшедшие русские, у которых, говорят, море зимой вообще замерзает, способны лезть в воду в мае. А она сделала себе какие-то плавники на ноги вроде рыбьего хвоста, маску на лицо и арбалет, и плавает как тюлень, охотится на рыбу. Да ещё и учит всех желающих. И яхта у неё тоже необычная. Мачта раза в два длиннее корпуса, парус узкий и высокий как крыло чайки, поставленное стоймя. И главное, говорят постройка этой яхты обошлась ей в сущие гроши.

Ну вот смотрите, мы уже подъезжаем. Видите эта мачта, которая торчит вдвое выше соседних, на ней ещё два огня красный и зелёный горят? Вот это и есть яхта "Ла Сирена".

Извозчик подвёз своих пассажиров к самому причалу. Они расплатились и подошли к яхте. Это было небольшое судёнышко явно меньше 10 метров в длину, ошвартованное носом к причалу. Передняя часть, перед мачтой была закрыта палубой, которая чуть-чуть повышалась после мачты, образуя крышу каюты. В небольшом кокпите на корме сидела девушка в матросском костюме. Не в той стилизации, которую носят отдыхающие дамы из высших слоев общества, в настоящей парусиновой робе, и что-то читала, пользуясь последними минутами дневного света.

Услышав шаги, она подняла голову:

— О, Владимир Ильич, Леонид Борисович! Давайте чемоданы сюда, отходим как только вы займёте свои места.

С этими словами она вскочила и, легко вскочив на крышу каюты, протянула руку к чемоданам. Она запихнула чемоданы в каюту, пока Владимир Ильич осторожно пробирался по неожиданно устойчивому судну.

Красин чуть-чуть задержался на носовой палубе:

— Госпожа капитан, давайте я отдам фалинь. А вы уже выводите судно на открытую воду.

— Хорошо, — ответила Нэтти и уселась обратно на кормовую банку, вооружившись вытащенным откуда-то широким и коротким веслом.

В несколько гребков она отвела судно на десяток саженей от причала и резко развернула его носом на юго-восток, чтобы обогнуть портовые волноломы.

Потом прыгнула к мачте и закрутила лебёдку грота-фала.

Красин опять было дёрнулся помочь, но она шикнула на него:

— Пока лучше не мешайте. Если интересно — завтра-послезавтра поучу управляться с этой штукой.

Тем временем она закрепила грота-фал и вернулась на место рулевого, по дороге опустив до места шверт.

Грот забрал ветер, и яхта набирая скорость двинулась вдоль берега в галфвинд.

— Ваш поезд очень удачно приходит, — прокомментировала она. — Вечерний бриз только начинается, и он донесёт нас до самого Капри.

Тем временем яхта миновала ворота порта и повернула на юг,

Нэтти закрепила гика-шкот и вернулась к мачте поднимать стаксель.

— А вы, Владимир Ильич, — сказала она, крутя фаловую лебёдку, — пересядьте на левый борт, к Леониду Борисовичу. Раз у меня есть два таких увесистых пассажира, то полный резон воспользоваться этим для того, чтобы скомпенсировать крен создаваемый ветром.

Вернувшись на своё место она чуть-чуть подобрала шкоты и яхта заметно ускорилась.

Прошло минут пятнадцать, в течение которых Нэтти была сосредоточена на управлении яхтой, а пассажиры молча сидели и смотрели по сторонам.

На море тем временем опустились синие весенние сумерки. Нэтти чем-то щёлкнула, и по бортам яхты загорелись красный и зелёный огни, а картушка трёхдюймового компаса засветилась белым светом.

— У вас на яхте электрическое освещение? — поинтересовался Красин.

— Ага, — кивнула Нэтти. — Ну вот, мы уже отошли от порта, море довольно пустынно, можно не напрягаться.

С этими словами она подсоединила к румпелю какой-то рычаг, соединённый со смонтированным за кормой деревянным крылом, и оставила место рулевого.

— Вот на траверзе Помпеи придётся ещё немножко порулить. Там бриз с Пунта Капанелла сталкивается с бризом с неаполитанского берега, и автомат, который умеет только выдерживать курс относительно ветра, не справится. А пока можно чаю попить.

С этими словами она откинула банку правого борта, извлекла оттуда странный плоский котелок, который оказался своеобразным самоваром, закрепила его проволочными петлями, чтобы не опрокинулся при качке, налила туда воды из анкерка хранившегося под той же банкой, кинула лучинок и подожгла. Потом всыпала туда совок древесного угля, извлечённого из того же бездонного рундука под банкой.

Яхта тем временем резво бежала в полный бакштаг, лёгкими движениями руля парируя небольшую волну, которую она рассекала под небольшим углом, как будто румпель кто-то держал в руках.

— Вы не боитесь вот так бросать управление? — поинтересовался Красин.

— Нет. Я доверяю своей яхте и своему авторулевому. Я знаю их возможности. Ну и бризам в Неаполитанском заливе тоже можно доверять. Это вообще самое главное в управлении, не пытаться всё делать самому, и делегировать подчинённым, не забывая приглядывать за общей картиной.

Сейчас моё вмешательство может потребоваться только если потребуется расходиться с какой-нибудь рыбачьей лодкой. Так что по сторонам я посматриваю.

Тем временем самовар закипел, девушка извлекла из-под банки стаканы с подстаканниками, вроде тех, что подают в русских поездах и фаянсовый заварной чайник, заварила чай и предложила пассажирам.

— А что способ кипячения воды такой низкотехнологичный? — с подковыркой в голосе поинтересовался Леонид Борисович.

— Ну, можно было, конечно, поставить горелку "Примус", в Неаполе они продаются. Но зачем? Это нужно будет жидкое топливо, оно воняет, к нему нужны ёмкости чтобы не протекало. Вот если бы это был моторный катер, на котором всё равно бензин уходит бочками, имело бы смысл и готовить на бензине. А у меня яхта чисто парусная.

— А электричество? — подал голос Владимир Ильич. — Электрическая сеть же на борту есть?

— Ну, чтобы готовить на электроплитке, нужен минимум киловатт мощности. А значит высоковольтная сеть, вольт 110, а то и 220. Ну и генератор соответствующий. Мои фонарики обеспечивает энергией вон та вертушка на мачте, — она ткнула пальцем вверх, где на фоне проступающих на темнеющем небе звёзд крутился маленький ветряк, примерно полметра диаметром. — А плиту такой вертушкой не прокормишь.

Потом разговор перешёл на проблемы русских социал-демократов.

— Удивительные вещи вокруг этой школы происходят, — сказал Красин. — Можно подумать что мы тут делим подряд на строительство крупного завода. А речь-то идёт о десятке-другом учеников. По-моему, тех, кто возмущался инициативой Вилонова и Луначарского — больше, чем те при всём желании смогут вытащить в Италию рабочих.

— Самое главное не это, — добавила Нэтти, усевшись на корточках на месте рулевого, и окидывая взглядом, поверх стакана с чаем, горизонт. — Тут борьба идёт такая, как будто человек которому один раз рассказали про теорию Маха, станет махистом навсегда, и переубедить его никогда уже будет невозможно. Вот попал человек под влияние Богданова, и всё, конец, никогда ни Плеханов, ни Мартов его ни в чём не убедят. Это даже не Великая Схизма в христианской церкви, это прямо какие-то свифтовские тупоконечники и остроконечники. Вам самим-то не смешно, господа материалисты? Вы на себя посмотрите — кто десять лет, а кто и дольше вы постоянно ссоритесь и миритесь, то выступаете непримиримыми врагами, то заключаете союз против ещё кого-то из своих. И всё это среди своей, революционной, если не ещё уже, не социал-демократической компании.

— А чего хорошего в том что неспособным ещё самостоятельно разобраться в теории рабочим втюхают махизм, — раздражённо сказал Владимир Ильич.

— Ну я бы сказала что в этой теории не только рабочие от сохи разобраться не могут. Вон вполне образованные Богданов с Луначарским тоже поддались её очарованию. А всё почему? А потому что истинных теорий не бывает. Любая теория, для того чтобы быть полезной, вынуждена искажать и упрощать реальность. Отбрасывать несущественные факторы, и концентрироваться на существенных. А в немножко другой ситуации значимость факторов поменяется. И привет — теория познания Маха, как выясняется, описывает некоторые важные стороны процесса познания, которые более общая теория не рассматривает как незначительные, так как для неё процесс познания — не основная тема.

И ведь эти переходы вообще-то диалектика вполне рассматривает. Но тут как-то о самоприменимости теории вы не задумываетесь.

— Хмм, самоприменимость теории, — задумался Ленин. — Красивая идея. Это где же вы такого нахватались, мадемуазель?

— В математике. Есть в некоторых разделах высшей математики такие идеи — применить методы анализа формальных систем к самой математике как формальной системе. Это, по-моему, у Гильберта было. Вообще, лет через пятьдесят-семьдесят, если дело так пойдёт, математики настолько разовьют методы формального оперирования с произвольными символьными системами, что философия как метод размышления о немыслимом перестанет быть нужна. Математика справится лучше. Но у вас-то ведь не философия и не математика, а наука об обществе. Наука, которая изучает реально существующий объект. Но с другой стороны наука, как совокупность людей и созданных ими текстов, это тоже социальное явление, часть общества, и его можно изучать теми же методами, что и экономику или историю военного искусства.

Так с чаепитием и разговорами за два часа они достигли Порто-ди-Капри.

— А откуда вообще взялась такая яхта, способная пройти за два часа почти двадцать миль при лёгком бризе? — поинтересовался Красин, когда они поднимались по крутым улочкам к вилле Спинола.

— Дядя Чезаре построил, здесь на Капри. После того как я принесла ему чертежи, закупила материал, и месяц стояла над душой, проверяла, чтобы делал по чертежу, а не как деды и отцы делали.

— А чертежи откуда?

— Ну... — Нэтти слегка замялась. — У меня довольно большая библиотека. Там можно много чего найти — и яхты, и моторные катера, и аэропланы. Кстати, да надо не забыть. Я хотела вам, Леонид Борисович на сон грядущий интересную книжку подсунуть.

Когда они пришли на виллу, Нэтти нырнула в свою комнату и через пару минут вернулась с пачкой листов фотобумаги.

Красин бросил эту пачку листов на тумбочку около кровати, и вернулся к ней только после ужина, когда действительно собрался укладываться спать.

Однажды утром в июне 1943 года я пришёл на железнодорожную станцию Бандоль на Французской Ривьере и получил деревянный ящик, присланный багажом из Парижа. Он содержал новое многообещающее изобретение, плод многолетних трудов и мечтаний — автоматический дыхательный аппарат для подводных исследований, работающий на сжатом воздухе. "Акваланг" — "подводные лёгкие", — как мы назвали аппарат, был создан мною в сотрудничестве с инженером Эмилем Ганьяном.2

Я поспешил на виллу Барри, где меня ожидали мои товарищи: Филипп Тайе и Фредерик Дюма. Ни один мальчишка не испытывал такого волнения, разбирая рождественские подарки, какое переживали мы, когда распаковывали первый акваланг. Если аппарат действует, то это будет означать подлинную революцию в подводных работах!

Мы увидели батарею из трёх небольших баллонов, наполненных сжатым воздухом и соединённых с регулятором, напоминающим формой и величиной обычный будильник. От регулятора отходили две гибкие трубки, они были прикреплены другим концом к специальному мундштуку. Навесив на спину этот аппарат, защитив нос и глаза водонепроницаемой маской со стеклянным окошечком и привязав к ногам резиновые "ласты", мы сможем свободно "парить" в морских глубинах.

"Фантастика очередная, — подумал инженер. — Какой 1943 год?" Но детальность описаний подводного мира, ощущений ныряльщика, опровергала это предположение. Как-то не похоже на то, что человек это из головы сочинял.

На следующее утро, когда все собрались за завтраком, Леонид Борисович спросил у Нэтти:

— А доказательства Великой Теоремы Ферма в этой вашей библиотеке, случайно, нет?

— Случайно есть, — фыркнула девушка. — Но вам оно точно надо? Там сотня страниц заумнейших математических выкладок. Причём для того, чтобы их понять, вам потребуется сначала прочитать три-четыре толстенных учебника по высшей математике, освещающих те её разделы, которые здесь и сейчас пока неизвестны. Может вам лучше что-нибудь поближе к вашей специальности? Ну, скажем схему супергетеродинного радиоприёмника или там описание двигателя внутреннего сгорания с непосредственным впрыском топлива в цилиндры? Вообще изо всей теории чисел революционеров должны больше всего интересовать приложения в области криптографии.

— А они есть? — поинтересовался Ленин.

— А как же! Вся криптография с открытыми ключами держится на теории чисел.

— С открытыми ключами это как? — спросил Луначарский, и тут Нэтти сообразила что эта область появилась только в 70-х годах XX века.

— Ну, представим себе, что карбонарии Алиса и Боб хотят вступить между собой в шифрованную переписку, а офицер корпуса карабинеров Ева, хочет эту переписку перлюстрировать и читать. Вот Алиса придумывает два больших числа A и x и публикует в рекламном отделе какой-нибудь газеты A и A в степени x. Боб придумывает число y, и публикует A в степени y.3

Теперь Алиса возводит опубликованное Бобом число в степень x, а Боб — опубликованное Алисой второе число в степень y. И у обоих есть число А в степени xy, которого не может быть ни у кого, кто не знает хотя бы одного из чисел x или y, которые Алиса и Боб не показывают даже друг другу. Еве для того, чтобы определить x по опубликованным Алисой А и А в степени x придётся составить таблицу степеней числа А. А представьте себе что в числе A допустим 20 знаков, и в x — 10. У корпуса карабинеров не хватит денег на бумагу, чтобы эту таблицу записать.

— Но хватит ли у Алисы и Боба времени на такие трудоёмкие вычисления?

— Они хитрые, и кроме числа A выбрали число B, и ведут все действия по модулю этого числа. Так что больше 20 знаков ни в какой степени у них не будет. А количество умножений, которые надо выполнить, чтобы получить степень числа пропорционально всего лишь логарифму показателя степени.

— Забавная система.

— Это один из самых простых вариантов. Но, я думаю, что даже в нём у нас сейчас необходимости нет. Хватит и симметричного шифра, то есть такого, у которого и для зашифрования и для расшифрования нужно знать один и тот же ключ. У вас сейчас даже в военной разведке — детство криптографии, поэтому пытаются скрывать сами способы шифрования. А в обществе с развитой криптографией считается, что скрывать надо только ключ. И надёжной является только та криптосхема, которая была изучена лучшими математиками всех враждующих держав, и для которой не нашлось способа взлома. У меня есть пара идей, как можно реализовать такую схему, чтобы она не требовала быстродействующей вычислительной машины, и вообще позволяла хранить всё необходимое в голове, воспроизводя на бумаге всякий раз, когда потребовалось написать или прочитать письмо, и уничтожая после этого.

Вообще я хотела вас спросить, Леонид Борисович, а сможете ли вы, как инженер, по описанию в книжке Кусто воспроизвести клапан Кусто-Ганьяна?

Мне бы здесь десяток аквалангов очень пригодился.

— Зачем? — удивился Красин.

— Ну, во-первых, экскурсиями в подводный мир здесь можно неплохие деньги зарабатывать. Я думаю, что даже с масками и дыхательными трубками я окуплю по крайней мере своё существование и работу моей лаборатории. А с аквалангами тут можно было бы всю партию финансировать.

Во-вторых, мы же тут собираемся устраивать школу для будущих подпольщиков. Их надо как-то учить работать в рискованных ситуациях, управлять своим страхом. Ныряльщика с дыхательным аппаратом учат тому же самому. Даже у Кусто в книге описан ряд интересных обучающих приёмов. И это реально работает, на себе проверяла.

— Вы считаете, что надо учить в нашей школе работать с риском? — переспросил Ленин.

— Да, я считаю, что готовить надо руководителей революционных отрядов и революционных муниципалитетов. Главное, что отличает представителей господствующих классов от простых людей, это то, что господ с детства приучают к тому, что им придётся руководить людьми. Сейчас к нам приедут рабочие, которых выдвинула в руководители кружков логика событий. И им надо дать именно те навыки, которые помогут им руководить. Причём руководить по-новому. Не как унтер-офицер в царской армии командует новобранцами с помощью шпицрутенов и зуботычин, не как капиталист добивается покорности от рабочих с помощью штрафов и страха увольнения, а по-социалистически, как единомышленниками, признающими власть командира только потому, что они сами выбрали его своим командиром.

Вот такому командиру обязательно нужно уметь доверять своим подчинённым, оценивать риск предательства и вообще риски в сложных ситуациях. Понимать когда не надо раньше времени принимать меры, чтобы не демаскировать себя.

Рахметов у Чернышевского делал из себя сверхчеловека долгие годы. Нам нужно сейчас будет за несколько месяцев помочь нашим ученикам ступить на путь, который их приведёт к такому состоянию, и приведёт быстрее, чем в России случится следующий революционный взрыв. То есть у них будет меньше десяти лет.

Летняя школа

— Александр Александрович, а поучите меня французскому, — сказала Нэтти как-то за завтраком. — А то осенью мне явно придётся ехать в Париж, докладывать в Институте Пастера про противотуберкулёзные средства. А я более-менее свободно владею кроме русского только английским, ну и ещё в итальянском немножко поднатаскалась, благо латынь когда-то учила.

Богданов был несколько другого мнения об уровне владения Нэтти итальянским. На его взгляд, она не испытывала никаких затруднений ни при общении с рыбаками Капри, ни с образованными врачами в неаполитанском госпитале. Но помочь он, конечно согласился.

Это было буквально за пару дней до того, как на Капри приехали ученики партийной школы. Благодаря замирению с фракцией Ленина их удалось набрать человек пятнадцать.

Естественно, поселить их всех на вилле Спинола не было никакой возможности. Поэтому их пристроили на постой к местным жителям. К удивлению Горького и Луначарского за каких-то два месяца Нэтти ухитрилась тут познакомиться буквально со всеми.

— Вот вам первое задание, — сказал Богданов, собрав учеников в саду виллы, где было оборудовано что-то возле класса под открытым небом. — Вы сейчас живёте у таких же простых людей как и вы сами, рыбаков, виноградарей и так далее. Но это другая страна, другой климат, здесь многое по другому. Понаблюдайте за тем, как устроен быт у ваших хозяев, поучаствуйте и напишите через пару дней по несколько страниц на тему чем жизнь простого итальянца на Капри отличается от жизни русского рабочего. Всё что вам покажется важным и интересным, от блюд, которые подают на стол, до способов отопления жилья.

Всю первую неделю, к удивлению студентов, их не столько учили, сколько выясняли что они знают и умеют. Больше всего, конечно опытных революционеров-подпольщиков расстроил тест на выявление слежки. Его завалили все. В шапку бросили пятнадцать запечатанных записок с точками назначения на острове, куда надо было дойти и не быть отслеженными, и все эти записки тянули из шапки. То есть по идее преподаватели сами не знали, кто из студентов куда пойдёт. После возвращения им устроили небольшой перекус, а после этого Нэтти быстро в нескольких словах изложила, куда кто ходил, и какие меры предпринимал, чтобы стряхнуть хвост.

После того, как все прониклись своей неудачей, она призналась что к слежке были привлечены почти все каприйские мальчишки, которые, естественно, знают свой остров намного лучше, чем приезжие.

Странными были и занятия гимнастикой. Которых было не так уж много, но они были довольно интенсивными. Поначалу их вёл Богданов, неплохо владевший классической борьбой, но когда дело дошло до плавания, руководство на себя взяла Нэтти, а Богданов, к удивлению студентов, присоединился к обучаемым.

Потом в ход пошло скалолазание, благо Капри предоставлял совершенно замечательные условия для занятий этим видом спорта.

В один прекрасный день, когда юго-западный ветер развёл большую волну, набегавшую на южный берег острова, Нэтти повела всю команду на небольшой пляж у подножья скал. С собой они потащили две большие, но лёгкие доски.

— Смотрите, — сказала она и схватив одну из досок прыгнула в море там где отбойное течение уносило воду от берега.

Сначала она лежала на доске загребая руками, но через некоторое время, поймав волну, встала на ноги и заскользила по склону волны. Движущаяся вода не отставала от скользящей по ней доски и через несколько минут вынесла отважную наездницу на пляж, рассыпавшись пеной у её ног.

— Ну что? Кто хочет попробовать?

Ученики школы поёжились. Вот так играться со стихией было страшновато.

Кроме гимнастики совершенно неожиданным для учеников оказался предмет, который назывался "Средства связи". Вела его тоже Нэтти. Сначала преподавались всем известные морские способы связи — флажный семафор, сигнальные флажки, принципы составления сводов кодовых сигналов, телеграфная азбука и её применение к обычному фонарю, язык жестов.

Всё это немедленно применялось на занятиях по сёрфингу, подводному плаванию или лодочных прогулках. Как оказалось прогулки под парусом это тоже не просто отдых, а обучение основам командной работы, определению границ допустимого риска.

А на "средствах связи" тем временем перешли к криптографии. Сначала Нэтти рассказала про простейшие способы шифрования, известные ещё Юлию Цезарю, описанные в рассказах английского писателя Конан-Дойля, и объяснила как именно их будет ломать охранка и почему ими нельзя пользоваться.

Нэтти активно пользовалась на занятиях эпидиаскопом, который для неё собрали в фотоателье в Неаполе. Конечно слайды приходилось рисовать на бумаге, а не на прозрачной плёнке, но тем не менее это было удобнее, чем писать на доске по ходу занятия.

На следующем занятии она вывела на экран лист с покрытый группами букв, по пять символов.

Ученики школы обратили внимание как занервничал Роман Малиновский, увидев это письмо.

— Перед вами типичный пример того, как нельзя вести конспиративную переписку, — начала свою лекцию девушка. — После нашего прошлого занятия Роман Вацлавович вечером отправился в местное почтовое отделение и попытался отправить там это письмо в адрес русского консула в Неаполе.

Письмо, естественно ушло куда надо, а это фотокопия.

А вот расшифровка. — Нэтти положила на аппарат другой лист, где её угловатым почерком был написан вполне удобочитаемый текст. — Это письмо использует куда более надёжный шифр, чем то, что мы изучали на прошлом занятии — так называемый двойной квадрат4.

Мы с вами несколько позже подробно разберём как именно устроен этот вид шифра, и как его вскрывать. Предупреждаю сразу — делать это вручную, без использования вычислительных машин, которые в настоящее время ещё не изобретены, крайне трудоёмко. Табуляторы Холерита, к сожалению, не подходят.

Но проблема Романа не в том, что он использовал недостаточно надёжный шифр. Проблема в том, что он вообще допустил утечку сведений об отправке шифрованного письма. Запомните раз и навсегда. Безопасность шифрованной переписки это цепь. Она рвётся по самому слабому звену. Слабым звеном может быть всё что угодно — метод шифрования, ключ к шифру, случайно не уничтоженный черновик с незашифрованным текстом. Вот, например, есть такой шифр, поворотная решётка. В принципе штука весьма надёжная. Но как правило неопытные криптографы не переписывают зашифрованный решёткой текст, а отправляют именно тот листок бумаги куда вписывали буквы в отверстия в решётке. Эксперт, поглядев опытным глазом на особенности положения букв, может определить какие были вписаны раньше, а какие позже.

Тут Нэтти обратила внимание на то, что её почти не слушают, перешёптываясь и поглядывая на Малиновского.

— Так, товарищи, — она хлопнула папкой по столу, привлекая внимание. — Ну что за ерунда! Ну агент-провокатор в наши ряды затесался. А вы что, надеялись что их не будет? Это не повод срывать занятие.

— Но как же... — почти простонал кто-то из учеников.

— Как-как.. Вот так. Пусть продолжает заниматься вместе с остальными. Ничему такому противозаконному мы вас здесь не учим. Хотя с этими умениями вы станете весьма опасными людьми. Если после окончания школы вы не забросите тренировок и самообразования, то года через три будете на равных с выпускниками Пажеского корпуса или Павловского военного училища. Большего я вам, к сожалению, обещать не могу.

Как мы помним, в 1825 году на Сенатскую площадь вышли не просто выпускники лучших военных училищ Империи. Вышли офицеры с боевым опытом, прошедшие Отечественную Войну и Кавказ. И проиграли. Те предметы, которым мы вас здесь учим помогут вам стать хорошими офицерами революционной армии, когда она возникнет. Но сами по себе навыки хорошего офицера войн, а тем более революций, не выигрывают. Поэтому не надо думать что проучившись на Капри три месяца вы станете сверхлюдьми. Помните всегда, что кадровые сотрудники Охранного Отделения и Корпуса Жандармов учились в военных училищах несколько лет. А потом ещё десятилетиями совершенствовались, набирая практический опыт.

Поэтому я предпочту иметь среди учеников заведомо известного агента. Тем более что весь вред который он мог причинить он уже причинил. Он уже наверняка отправил в охранку список всех учеников школы. Больше ничего интересного для властей в нашей школе нет.

Конечно, нет проблем устроить ему несчастный случай во время занятий по скалолазанию или подводному плаванию, — Нэтти сделала паузу и Малиновский поёжился. — Но не вижу в этом никакой пользы. Поэтому возвращаемся к обзору способов шифрования.

Итак, гаммирование...

Дверь в прошлое

Нэтти лежала на пляжном лежаке, которых ученики Чезаре наделали для школы подводного плавания и читала какую-то книжку, пока Богданов проводил с учениками школы занятия по физической подготовке.

Луначарский, спустившийся на пляж в поисках Богданова, увидел что тот занят, а Нэтти вроде как свободна и подошёл к ней, присев на корточки рядом с лежаком.

— Что вы читаете? — поинтересовался он.

— Новый роман Уэллса, "Тоно-Бенге".

— Вы не читали его раньше?

— Нет, как-то мимо прошло. В нашем времени Уэллс не самый популярный писатель. "Машину времени" и "Человека-невидимку" знают все. Даже "Дверь в стене" или там "Войну в воздухе" многие читали. А вот его нефантастические произведения... А тут просто так совпало что великий англичанин взял в качестве основной интриги сюжет с изобретением лекарства. Нечто вроде того, что собираюсь провернуть я. Надо почитать, поскольку Уэллсу явно лучше понятно, как люди вашего времени реагируют на подобные изобретения.

— Кстати об Уэллсе. Вот тут мы с Сашей ломаем голову как именно вы проникли в нашу эпожу. Вы упоминали с одной стороны путешественника во времени Уэллса, у которого была машина, а с другой марк-твеновского "Янки при дворе короля Артура" который провалился в прошлое случайно. Но вас нельзя назвать неподготовленным путешественником во времени. Вон целый рюкзак старательно подобранных вещей.

— Ну конечно, я не просто так шла. Я готовилась примерно полгода. Но сам тоннель в прошлое, похоже, естественный. Есть такая комнатка в одной из древнеримских вилл в раскопанных Помпеях, куда заходишь и выходишь ровно на сто лет раньше. Увы, возможности ходить туда-обратно нет. Если вы зайдёте туда сейчас, попадёте в 1809 год, В 1809 году эта вилла по-моему уже была раскопана. Но сделайте ещё один шаг, и окажетесь в 1709 глубоко под слоем пепла.

Что самое забавное, ни 1809, ни 1709 год в плане воздействия на историю совершенно не интересны. Все основные точки разветвления, в которых пришелец из будущего мог что-то поменять, и век и два века назад произошли раньше. Где-то в конце предыдущего века. Это XIX век уже как-то затянулся, и хотя уже идёт 9-й год XX века, все потрясения, которыми так характерны переломы веков, ещё впереди. И мировая война, и революции, после которых короны европейских империй будут валяться на мостовых и никто не захочет подобрать.

К тому же мир стал меняться слишком быстро. Если к миру начала XX века, я выросшая в его конце, ещё как-то могу приспособиться — электричество тут есть, железные дороги есть, асептика с антисептикой есть, поэтому ввести в обиход некоторое количество мелких бытовых удобств, и зажиточные люди смогут жить не сильно хуже бедных студентов в моё время, то адаптироваться во времена Пушкина или Петра I мне бы было гораздо сложнее.

Если мы повезём учеников школы в Помпеи, показывать древнеримский быт, могу ту неприметную дверку показать. Но увы, совать туда нос не стоит.

— А вы не боитесь того, что если вы тут сейчас что-то измените в истории, то ваши родители просто не встретятся?

— Не боюсь. Есть такая теория что история похожа не на дорогу, а на дерево. Каждый раз, когда кто-то делает выбор, история разветвляется и дальше развиваются две ветки, в одной из которых он поступил так, а в другой — сяк. Количество веток, конечно при таком раскладе должно быть сопоставимо с числом атомов во Вселенной. Но вроде это ничему не мешает.

Во всяком случае я знаю точно что была историческая линия в которой мне удалось оказать заметное влияние на историю. Настолько заметное что там к началу 2008 года научились посылать радиосигналы в параллельные пространства. И прислали мне письмо от имени меня же. Хотя, конечно до 2008 года в этой исторической линии я не доживу. Но тот факт что данные моего аккаунта электронной почты бережно сохранили, кое о чём говорит.

— Так письмо или радиограмму? — удивился Луначарский.

— В XXI веке это будет устроено немножко по-другому. Под письмом будет пониматься нечто вроде нынешней телеграммы, текст переданный по сети электрической связи. А сама по себе эта сеть будет состоять и из обычных проводов, и из волокон-световодов, по которым сигнал передаётся световым лучом и из разнообразных устройств, использующих радиоволны. И людям, которые пользуются этой сетью, будет не важно, через десяток или два десятка промежуточных станций прошёл пакет с информацией. Это будет все равно занимать доли секунды. Более того, мне рассказывали про случаи когда письмо из одной комнаты в Москве в другую в том же здании ходило через Амстердам и Нью-Йорк — так проще получалось.

Поэтому для меня было письмо отправленное от моего имени на мой же адрес электронной почты. При этом связь была установлена через беспроводуюю сеть кафе, в котором я довольно часто бывала. И само письмо содержало некоторые факты, которые никто кроме меня знать не мог. Поэтому я поверила, что тот кто это письмо отправлял, по крайней мере долго общался со мной. А поскольку я этого не помнила, это должно было происходить позже по моему субъективному времени.

Так что о том что есть вот этот проход в прошлое, я из будущего этой исторической линии рассказала себе-тогдашней сама. И не могу ничего сказать о том откуда эта информация вообще взялась. Временная петля.

В общем у меня было где-то около полугода на подготовку. Достать соответствующие деньги было проблемой — они уже не имеют хождения и поэтому пришлось покупать минимальный набор у нумизматов, что явно дороже. А вот информацию собрать в наше время легко и просто. И документы начала XX века изготовить никаких проблем.

Старые народовольцы

В середине июля на Капри приехали Герман Лопатин с Верой Засулич. Луначарский пригласил этих ветеранов революционного движения рассказать об истории мирового социалистического движения.

Они высадились с парома как раз тогда когда в перерыве между тренировками по подводному плаванию ученики школы расселись на пляже и играли в "мафию". Послушав, как студенты хладнокровно обсуждают, кого убить в данном ходу, посмотрев как сговариваются незаметными движениями глаз "мафиози", Лопатин пришёл в ужас. Нэтти заметила эту реакцию и попросила Паолу прокатить гостей в лодке со стеклянным дном, показать тренировки по работе с аквалангом.

В этот день она как раз собиралась научить их снимать и надевать маску под водой и передавать акваланг друг другу.

Вид людей, рассевшихся в кружок на пятиметровой глубине в прозрачной воде Неаполитанского залива и что-то там обсуждающих жестами, пуская гроздья пузырей, сам по себе был довольно впечатляющим. Но когда Нэтти сняла маску и передала её по кругу, а потом надела обратно и продула воздухом, а потом вынула изо рта загубник, отстегнула привязные ремни и поменялась аквалангами с сидевшим рядом Франческо, это вообще было воспринято как что-то сверхъестественное. Когда же то же самое начали попарно делать ученики школы, гости были совсем поражены.

Наконец ныряльщики выбрались на берег.

— Зачем вы всему этому их учите? — спросил Герман Александрович.

— Именно затем, что это страшно, — пояснила Нэтти. — Я учу их повелевать своим страхом, управлять им, доверять своему телу, своему снаряжению, своим товарищам. Ну, и, конечно, требуется уметь отслеживать ситуации, когда что-то или кто-то доверия не заслуживает. Вот эта игра в "мафию" — тренировка по выявлению провокаторов.

— То есть вы готовите людей для нелегальной борьбы? — вступила в разговор Вера Ивановна.

— И для неё тоже. По-моему, набор умений, необходимый для нелегальной борьбы, для войны в составе революционной армии и для строительства нового общества достаточно близок. Задача построения коллектива единомышленников, нащупывания границ своих возможностей примерно одна и та же.

Против Засулич у Нэтти было некоторое предубеждение. И она поначалу хотела от той только мастер-класса, как манипулировать судом присяжных, чтобы оправдали заведомую террористку. Но пообщавшись, она выяснила что за годы прошедшие с той поры когда юная Вера разрядила револьвер в Трепова, Засулич превратилась в крайне эрудированного и интересного человека, у которого есть чему поучиться.

Когда Засулич вернулась в Женеву, она сказала Плеханову:

— Помнишь, когда Богданов опубликовал свою "Красную Звезду", Дан сказал: "Теперь у российской социал-демократии есть два варианта будущего: реалистичный, это когда прилетят марсиане и всё наладят, и фантастический — это когда мы сами перестанем ссориться между собой по пустякам". Так вот, реалистичный вариант реализовался. Богданов где-то добыл эту свою марсианку, и она уже помирила его с Лениным.

Париж стоит лекции

В конце сентября на Капри заканчивается бархатный сезон. С точки зрения изнеженных европейцев купаться становится слишком холодно. Поэтому ажиотаж вокруг школы подводного плавания схлынул, да и Паола уже набралась опыта. Лечение Вилонова завершилось, последний рентгеновский снимок показывал, что все каверны заизвестковались, а в мокроте палочек Коха обнаружить не удавалось уже две недели.

Поэтому Нэтти, Богданов и Вилонов собрались в Париж. Докладывать результаты лечения и пытаться продать лицензии на тубазид и стрептомицин.

Отправились рейсовым пакетботом до Марселя, так как Нэтти решила, что в конце бархатного сезона морская прогулка будет Нику крайне полезна. На поезде через Милан было бы быстрее, но, пожалуй, более утомительно.

И вот, наконец они ступили на перрон Лионского вокзала.

Нэтти уже когда-то, в будущем, бывала в Париже, но за век в нём многое изменилось. Поэтому она с удовольствием спихнула задачи ориентирования в городе на Богданова, который тут был всего лишь несколько месяцев назад.

Поезд пришёл ближе к вечеру, поэтому надо было сразу устраиваться на ночлег.

Богданов приволок своих спутников к Анфисе Смирновой, которая снимала крохотную квартирку в квартале Плен-де-Монсо. Конечно ночевать в одной комнате с трёхмесячным ребёнком — не самый лучший вариант. Но Нэтти и Ник могли понять Александра Александровича которому очень хотелось впервые увидеть своего сына.

Сама она внимательно осмотрела саму квартиру, и сочла условия вполне приемлемыми для лечения туберкулёзного больного. Анфису она осмотрела но назначать лечение сразу не стала, сказав что надо ещё сделать рентгеновский снимок и микроскопическое исследование мокроты.

В отличие от случая Вилонова, она была уверена что время ещё есть. В известной ей истории Анфиса дожила до 1915 года и успела вернуться в Россию.

На следующий день они отправились прямо с утра в Пастеровский институт к Мечникову. Тот написал записку в главному врачу одной из крупных парижских больниц насчёт обследования пациентов Нэтти. Очень удачно что больница эта располагалась в Девятом квартале, недалеко от Елисейских полей. Не надо тащить больную женщину, да ещё с маленьким ребёнком через весь город.

Дата доклада была намечена заранее, и до неё оставалось ещё два дня. Так что можно было не только спокойно заняться обследованием пациентов, но и посетить кое-каких интересных людей.

За это лето кое-кто из русских аристократов, успел побывать на Капри и поучиться плаванию с аквалангом. Поэтому "Каприйская русалка" была желанной гостьей во многих салонах. Чем Нэтти и воспользовалась для того чтобы завести побольше знакомств в Париже. Хотя ей было очевидно, что после выступления в Пастеровском институте за ней начнут охоту журналисты.

Но одно дело когда журналисты охотятся за безвестной девицей, почти синим чулком, другое — когда за девушкой, принятой у супруги миллионера такого-то и у графини сякой-то.

Как и ожидалось, доклад в Пастеровском институте произвёл сенсацию

Туда прибыли ведущие специалисты по туберкулёзу со всей Европы. В том числе и Роберт Кох. Был и Эмиль Беринг, на вилле которого Нэтти прожила несколько месяцев, за что не преминула поблагодарить немецкого учёного.

Публике была представлена история болезни Вилонова. И сам исцелённый. И было объявлено что вот сейчас осенью и зимой, вот здесь, в Париже Натали Марсова будет демонстрировать свою методику лечения туберкулёза на нескольких добровольцах. Процесс не быстрый, потребуется несколько месяцев.

Блерио и Анзани

Через пару дней после лекции, на приёме у де Дион-Бутона Нэтти представили "авиатора, пересекшего Ла-Манш".

— О, мсье Блерио! — кокетливо улыбнулась Нэтти. — А ведь у вас есть школа пилотов аэропланов.

— Вы хотите поучиться пилотировать? — встопорщил усы авиатор. — Вам мало покорения подводного мира, хотите покорить ещё и воздух?

— Я хочу сдать экзамен на диплом пилота экстерном. Пилотировать я уже умею, у меня только нет документа подтверждающего это.

— Ну, приезжайте как-нибудь ко мне в Этамп. Посмотрим... — в тоне авиатора звучало недоверие к способности девушки поднять аэроплан в воздух.

— Луи, а вы не могли бы познакомить меня с Аллесадро Анзани? Я знаю что вы в своих аэропланах используете его моторы?

— Это, пожалуй, даже проще. А вы ещё и мотоциклами интересуетесь?

— Интересуюсь. Хотя вряд ли я буду покупать мотоцикл в Париже. Я не собираюсь долго задерживаться здесь, а потом перевозить эту громоздкую машину багажом... Я уж лучше когда соберусь где-нибудь осесть надолго, тогда обзаведусь. А здесь мне велосипеда хватает. Нет, Анзани меня интересует прежде всего как создатель лучших в мире авиационных моторов. Вот получу я у вас сертификат пилота. А как им пользоваться? Нужен аэроплан. Ну планер мне в России прекрасно построит, например, Щетинин. А мотор лучше заказать во Франции.

В пятницу Нэтти приехала к Блерио в Этамп. Здесь у него был примерно с десяток монопланов, в том числе и тот, знаменитый, летавший через Ла-Манш.

Управление у Блерио немножко отличалось от Як-18Т, например, не было элеронов.

Примерно полчаса Нэтти сидела в кабине привыкая к органам управления и только потом решилась завести мотор. Сделала пару пробежек по полосе.

Остановив машину вылезла и подошла к Блерио:

— Ну, Луи вы готовы меня выпустить в воздух?

— Да, давайте. Помните какая программа.

Программа была примитивной — взлететь, сделать коробочку над аэродромом и приземлиться.

Несмотря на слабенький мотор и хрупкую конструкцию аэроплана, выполнить эту программу труда не составило. Нэтти почувствовала себя уверенно и осторожно выполнила восьмёрку. После чего пошла на посадку.

— Что-то вы слишком сильно накреняете машину при повороте, — сказал Блерио.

— Меня так учили. Вот смотрите, — Нэтти вытащила блокнот и несколькими штрихами изобразила схему действующих на аэроплан сил. — Для того чтобы повернуть, нам нужно чтобы была сила, которая действует вбок. Если мы накреним машину, то подъёмная сила крыла будет иметь такую составляющую. Но это всё равно как вес аэроплана увеличился. Поэтому надо прибавить газа. А на вашем моноплане стоит очень слабый двигатель запаса по мощности совсем нет. Поэтому я очень аккуратно, градусов на двадцать максимум.

— Интересно... — протянул Блерио, — что вы ещё нам не показали. Pike du faucon5 вы можете сделать?

— Пике? Нет, не на этой машине. При выходе крылья оторвутся. Для пикирования нужна машина с перегрузочной способностью минимум пять. А вы явно на такое не рассчитывали. Если же я войду в пике на двух тысячах а на тысяче начну уже выходить, чтобы не создавать слишком больших перегрузок, то никакой зрелищности не будет. Бочку могу попробовать. Но опять же не ниже двух тысяч, чтобы был запас высоты выровняться если что-то пойдёт не так. Управление непривычное. А при совершении фигур пилотажа нужно сливаться с машиной.

— Бочку? — удивился авиатор. — Не слышал такого термина.

— Ну может я неправильно перевела на французский. Это когда мы увеличиваем и увеличиваем крен, пока не совершим переворот на 360 градусов.

— А какие вы ещё фигуры знаете?

— Ну переворот Иммельмана. Но опять же запас по тяге нужен.

— А это как?

Нэтти показала рукой, как учил её когда-то дядя Вова. Блерио эта идея понравилась, и он сам попробовал изобразить жестами всю программу пилотажа, которой владел.

Потом все же заставил Нэтти нарисовать все известные ей фигуры в блокноте. Нэтти подумала, что может быть теперь не быть Нестерову автором мёртвой петли. Ну да ладно.

— Ну вы явно летаете не хуже большинства выпускников моей школы.

— Увы, — вздохнула Нэтти. — Много хуже чем мне хотелось бы. Я хочу чтобы аэроплан для меня был не спортивным снарядом к управлению которым нужно прилагать все усилия, а транспортным средством. Чтобы можно было в полёте не выпуская штурвала, беседовать на отвлечённые темы с пассажиром, как в авто, чтобы проводить в воздухе часы. Только тогда можно будет добираться по воздуху до нужных мест быстрее, чем на поезде.

TBD Германия, переговоры с Байером и АГ Фарбениндустри

...

Рыба тухнет с головы

Начальник московской охранки фон Коттен заглянул в кабинет генерал-губернатора Джунковского.

— Вызывали, Владимир Фёдорович?

— Да, заходите, Михаил Фридрихович. Вы это видели?

На столе перед Джунковским лежала набранная мелким, убористым шрифтом газетная страница.

— Видел, конечно.

— Как вы думаете, что это такое? Предложение о перемирии?

— Это вряд ли. Ну кто такие эти эсдэки? Довольно немногочисленная интеллигентская тусовка. Рабочих в этой партии, несмотря на её название, немного. Этим летом они пытались организовать партийную школу, так хорошо если пару десятков учеников набрали.

— Про школу я как раз знаю. Я ведь состою в переписке с известной актрисой Андреевой, которая сейчас там, на Капри и видела всё это своими глазами.

— Тогда вы мне может прольёте свет на то, почему мой агент Малиновский сбежал оттуда в панике?

— Ну это неудивительно. Если шифрованная переписка агента перехватывается, расшифровывается и зачитывается вслух перед всем составом школы, а при этом в этой школе преподают такие весёлые предметы как скалолазание, водолазное дело или хождение под парусом, где устроить соученику несчастный случай — никаких проблем, то даже если преподавательница, взломавшая шифр и не имеет ничего против деятельности агента, ему стоит опасаться за свою жизнь. Но я вас спросил про эту статью.

— Это похоже на реальную смену парадигмы. Как там у них поётся: "Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем...". Вот они и задумались над тем, что будет затем. Это далеко не первая совместная статья Ленина и Богданова. Остальные выходили по-французски в довольно скромном научном журнале, выпускаемом Эколь де Чартэ.

Там были разборы различных широко известных в истории революций и государственных переворотов, в основном на материалах Англии и Франции — восстание Уота Тайлера, луддиты, левеллеры, "Славная революция", все французские революции прошлого-позапрошлого веков. Были также и наши дворцовые перевороты лейб-кампанцы Елизаветы, братья Орловы, Пален, декабристы. Но через все эти статьи красной мыслью проходит одна и та же мысль — довести народ до восстания не сложно. Но чтобы это восстание привело не просто к смене династии, а к реальному улучшению жизни, необходимо чтобы были зародыши новой экономики. Вот их они и собираются теперь растить, вместо того чтобы расшатывать здание Империи взрывами и эксами. Естественно, это не могло понравиться многим рядовым членам их партии, которых возмущают страдания народа. Вот для них и написана эта статья, — Михаил Фридрихович отчеркнул ногтем заголовок "Рыба тухнет с головы" Н. Ленин, А. Богданов. — Здесь они показывают что Империю прекрасно раскачает второй эшелон знати. Имён они не называют, но можно догадаться кого они имеют в виду по российскими Лафайетами и Дантонами. Но этих Лафайетов и Дантонов ждёт печальная судьба. Их съедят Робеспьеры и Сен-Жюсты. И весь вопрос в том, чтобы Бонапарт который придёт на их место, не поступил с русским народом так, как его французский предшественник со своим, не сжёг бы цвет нации в огне большой европейской войны.

— Как вы думаете, Михаил Фридрихович, что они будут делать теперь на основании этих теоретических построений?

— Я не думаю, я знаю. Та необычная девушка, которая взломала шифр Малиновского пару месяцев назад докладывала в Пастеровском институте про лекарства от туберкулёза и сепсиса. Сейчас она в Германии, продаёт лицензию Байеру и заказывает у Сименса оборудование для фармацевтической фабрики. Она собирается везти его в Россию и здесь разворачивать производство.

— И что вы по этому поводу думаете предпринять?

— Ну не знаю... — задумался фон Коттен. — Вроде она ни в чём противозаконном не засветилась. Но в принципе, женщина-предприниматель, причём не вдова, унаследовавшая дело от мужа, дело в Империи достаточно редкое. Возможности тихонько повставлять палки в колёса найдутся.

— А я думаю, что надо расстелить ей ковровую дорожку. Может быть даже устроить прошение к Государю о персонально для неё отмене пошлин. — возразил Джунковский. — Вы знаете о том, как косит самых талантливых людей России чахотка. Вот хотя бы Чехова взять. Да если социал-демократы будут вместо того чтобы стрелять и взрывать, лечить и спасать, я им руки целовать готов.

Часть 2, Россия, 1910-1914

Петербург

Поезд Берлин-Петербург втянулся под своды Варшавского вокзала. Нэтти, которую медленные железные дороги начала XX века успели порядком замучить, облечённо вздохнула, вскинула на плечо рюкзак и заторопилась на выход.

На перроне у выхода из вагона стоял мужчина средних лет в незастёгнутой генеральской шинели из-под которой выглядывал лазорвый мундир Отдельного Корпуса Жандармов.

— Госпожа Марсова? — поинтересовался он и представился: — Михаил Фридрихович фон Коттен, начальник петербургского жандармского управления.

— Чем обязана? — удивилась Нэтти столь высокопоставленному встречающему.

— Ну конечно, вашим достижениям в медицине. Я тут давно за вами слежу, ещё когда в Москве работал. Владимир Фёдорович Джунковский, который состоит в переписке с госпожой Андреевой, всячески рекомендовал обратить на вас внимание. Вот скажите, Наталья Александрована, у вас точно документы в порядке? Паспорт, выданный в Мессине за день до знаменитого землетрясения, уничтожившего все архивы консульства. Кто вы на самом деле?

— Ну если вы так за мной следите, то наверняка читали в "Пти Паризьен" что я судовой врач с марсианского межпланетного корабля, разбившегося в районе Подкаменной Тунгуски полтора года назад.

Фон Коттен улыбнулся:

— Конечно читал. И "Красную звезду" господина Богданова тоже читал. А более реалистичной легенды у вас нет?

Нэтти улыбнулась в ответ:

— А зачем мне реалистичная легенда, если у меня есть стрептомицин и изониазид? Вы, здесь, в Петербурге где чахотка принимает масштабы эпидемии, начнёте копать под меня, а мои препараты у Байера покупать будете? А если война с Германией? Чем вы будете лечить сепсис у раненых?

— Вы знаете, Джунковский меня в том, что вы сейчас говорите, убедил ещё осенью. Я помочь хочу.

TBD

Сикорский

— Привет, Игорь, — сказал Сикорскому Женя Замятин, встретив его в коридоре Политеха, — я хочу тебя с одной девушкой познакомить.

— Это с чего это вдруг? — удивился авиаинженер. — Хочешь мне родственницу какую-то сосватать.

— Э, нет. Это та-а-кая девушка. Ну во-первых Алексей Николаевич через полчаса общения с ней стал общаться как с равной. Со мной он разговаривает всё же как учитель с учеником, а её признал равной.

— Крылов? Ну если он признал кого-то равным, значит этот кто-то и правда, хороший инженер. А о чём они говорили?

— Что-то про гидродинамику тримаранных корпусов в мелкой воде. Мне было немножко не до того, чтобы слушать. Она меня загрузила идеей, что пятьдесят тысяч лошадиных сил мало для ледокола, который хочет достигнуть Северного Полюса в свободном плавании, надо семьдесят пять, и я искал аргументы чтобы это опровергнуть.

— Ну какая разница, пятьдесят или семьдесят пять? По-моему сейчас нигде в мире нет ледокола мощнее десяти. Но это ваши, корабельные дела. Я-то тут причём?

— А ещё у неё есть пилотский сертификат от Блерио. На который она сдала экстерном. Ты вот всё прошлое лето в Париже тусовался, и так без диплома и уехал, а она приехала, за один день показала мсье Луи свои умения, получила диплом и пошла дальше докладывать в Пастеровском институте про лекарство от туберкулёза.

— Постой, так ты про мадемуазель Марсову? Она же Каприйская Русалка?

— Ты с ней уже знаком?

— Нет, только слышал. Весь Париж по её поводу гудел. Но зачем ей я?

— Не знаю. Ко мне она пришла с рекомендательным письмом от Леонида Красина и длинным списком инженеров и промышленников, с кем бы она хотела познакомиться в Питере. Но когда услышала, что я знаком с тобой, сделала стойку и сказала что перспективный авиаконструктор ей тоже нужен. Так я приведу её к тебе на Комендантский аэродром?

— Приводи. Завтра я весь день там.

— Ты читал роман "Красная звезда" Богданова?

— Нет.

— Ну, полистай на ночь. — Женя вытащил из портфеля брошюру в обложке из сероватой бумаги.

На следующий день Замятин появился на Комендантском аэродроме в сопровождении, как сначала показалось Сикорскому, юноши в короткой кожаной куртке и синих штанах, похожих на рабочие. Впрочем, при втором взгляде он понял, что это девушка, и что её мужская одежда скорее подчёркивает, чем скрывает её фигуру.

— Зовите меня просто Игорь, — представился он.

— А вы называйте меня Нэтти, так привычнее.

В голове у Сикорского сразу всплыл персонаж богдановского романа, которого там главный герой принимал за юношу добрую половину текста.

После некоторых ритуальных фраз гости пошли осматривать С-2 который вот вот должен был взлететь. Нэтти тут же дала несколько советов по расположению органов управления в кабине, которые показались Сикорскому неожиданно дельными.

— Скажите, а каков ваш пилотский стаж? — поинтересовался он.

— Небольшой. У меня налёт примерно полсотни часов.

Игорь мысленно ахнул. Проведённой в воздухе полусотней часов мало кто из нынешних авиаторов похвастаться мог.

— Вот собственно зачем мне и понадобились вы, — продолжала она. — У меня есть основания считать что через двадцать лет вы станете выдающимся авиаконструктором. Но я не хочу ждать двадцать лет. Мне нужно, чтобы вы сейчас построили мне аэроплан, опережающий время на двадцать лет. Вот смотрите.

Она извлекла из папки, похожей на этюдник художника, которая висела у неё на плече, лист синьки и развернула его. Острый вытянутый нос, редан под днищем, высоко расположенное крыло и мотор на нём, над кабиной, большие колёса с толстыми шинами.

— Это гидроплан?

— Амфибия. И ещё колёса можно снять и поставить лыжные шасси.

Сикорский задумался.

— А почему только на двадцать лет? Почему не на пятьдесят, не на сто?

— Потому что через сто лета аэропланы будут использовать такие устройства управления, которые вы и вообразить сейчас не можете. А через пятьдесят — будут совсем другие конструкционные материалы, вот тут в прошлом году в Дюре начали производство сплава на основе алюминия, так уже через 30-40 лет большая часть планеров будет делаться из подобных сплавов. А сейчас нет ещё людей, имеющих опыт работы с такими сплавами. И тысячесильных моторов тоже нет. А эта машина, которую я вам показала, сделана под стосильный мотор. Более того такой мотор у нас есть — я осенью заказала Анзани пятицилиндровый звездообразный двигатель с двумя магнето.

Кстати, к С-2 тоже советую приделать второе магнето. Эта деталь сейчас очень ненадёжна.

"Всё гениальное просто, — подумал Сикорский. — Я-то грезил двух и четырёхмоторными монстрами, а не нужно дублировать весь мотор, только то, что чаще всего выходит из строя"

Тем временем Нэтти продолжала:

— Максимум, который мы себе можем позволить — это вот, — она достала из сумки лист фотобумаги, где было напечатано фото аэроплана с двигателем на крыле. Второго на фото было не видно, но машина явно двухмоторная, а ниже шёл текст, как будто это была фотокопия журнальной или книжной статьи.

Игорь взял протянутый лист и вчитался.

— А нам точно нужен аэроплан, который "летит едва"?

— Ну это он по меркам сороковых годов летит едва. А по меркам десятых... Это транспортник тыла большой войны. Когда современные двигатели и все лёгкие сплавы уходят на боевые машины. И конструкторы с опытом конструирования истребителей со скоростями 500-600 километров в час и пикирующих бомбардировщиков, берутся создать машину по технологиям, на тот момент безумно устаревшим, и военными невостребованным. То есть доступным нам сейчас. И эта машина возила грузы до тонны на расстояния до тысячи вёрст. Да по нынешним временам он возьмёт все рекорды. Хотя, конечно, исходя из размеров России, через годик-другой нам уже надо замахиваться на машину, способную без посадки пересечь Атлантический океан.

— Нам?

— Ну конечно, вам. Я помогу, чем могу. У меня есть несколько книжек, которые вас заинтересуют. Про историю развития авиации за следующие сто лет. Но таких подробных чертежей, как у этой маленькой амфибии, "Ш-2" больше ни про какой модели нету. Да и эти чертежи это скорее не для строителей реальных аэропланов а для любителей клеить модели. Ну посчитать что-нибудь я могу. У меня есть на чём это сделать с куда большей производительностью, чем арифмометр Однера. Но вообще я собираюсь заниматься в основном своим делом — лекарствами. А аэроплан мне нужен в качестве персонального выезда. Знаете, трястись неделями на поездах или качаться на пароходах, это не для человека, который привык что взлетев из Петропавловска-Камчатского в 11 утра, в Питере садишься тоже в 11 поскольку Солнце движется по небосводу не быстрее твоего аэроплана.

— А почему вы ориентируетесь на моторы Анзани, а не на Аргусы? Вроде Argus As I больше подходит по характеристикам, и он уже выпускается, а Анзани для вас уникальную машину сделал.

— Тут есть две причины. Первая и главная — эти аэропланы делались под звездообразные моторы воздушного охлаждения. А у Аргуса — рядные, требующие радиатора. Проектов под такие моторы у меня тоже есть куча, но подробных чертежей нет, а значит воплощение этих эскизов в дерево и ткань займёт больше времени. Вторая причина — близится большая европейская война. Французские моторы нам будут где-то как-то доступны и во время войны, Франция союзница России. А вот Германия окажется противником. А вообще меня не устраивают ни моторы Анзани, ни Аргусы своим маленьким ресурсом. Надо искать в России какого-нибудь специалиста, который может придумать что-то лучше.

— Я неплохо знаком с Теодором Калепом из Риги.

— Можно попробовать поработать с ним. А лучше с кем-нибудь из его учеников. Но это уже сложившаяся школа. Сделать всё не так, как принято сейчас они не смогут — они знают, как надо, как делают все — французы, немцы, англичане. А чтобы получить двигатель, опережающий время на десятилетия, нужно с ходу отвергнуть те решения, которые в эти десятилетия окажутся неудачными. Мне нужна рабочая лошадка, которая будет проводить в воздухе десять-двенадцать часов в день и требовать обслуживания двигателя не чаще раза в неделю, а замены так раз в несколько лет. Сейчас такие двигатели умеют строить только судостроители, и я не знаю, что проще — заставить судостроителя сделать лёгкий мотор или авиастроителя — надёжный.

Следующие две недели Нэтти появлялась на Комендантском аэродроме как на работу. Получив у Сикорского очередную порцию данных для расчётов она запиралась в подсобке и через некоторое время выходила с искомым результатом. Приходила она обычно к обеду. С утра, видимо у неё были какие-то другие дела.

Где-то на второй или третий день знакомства, когда в органы управления С-2 были внесены изменения по её рекомендациям, Нэтти попробовала поднять эту машину в воздух. Игорь наблюдал с замиранием сердца как она выполняет виражи на высоте в несколько сот саженей над аэродромом, резко накреняя машину при повороте. Наконец, машина приземлилась и подкатилась к тому месту, где её ожидал конструктор.

— Ну как? — спросил он у пилотессы.

— Ужас! Я вся в холодном поту, хоть выжимай. Запаса по тяге никакого нет, чуть накренишься, уже проваливаться начинаешь, запаса по перегрузочной способности нет, пикировать я не рискнула, Но и на спирали всё время чувствовала, что крылья вот-вот отвалятся. Но вообще, то, на чём я сдавала экзамен Блерио, было хуже. У меня просто сердце обрывается, когда я думаю, что ты бы сейчас, не имея даже местных пилотских корочек, полез бы поднимать эту машину в воздух. Тут бы нужен испытатель с налётом на порядок больше моего, чтобы аккуратно, осторожно, выяснить пределы возможностей машины, а потом уже учить новичков. Но тут дублирующего управления нет, так что непонятно как учить. Вот посмотришь в книжки, которые я тебе сфотокопировала, обрати внимание на слова "спарка", "вывозной полёт". В моём мире было принято, что даже когда пилот возвращается к работе после месячного отпуска, надо слетать с инструктором, вспомнить подзабытые навыки.

Через две недели "шаврушка" была готова. Когда Нэтти в очередной раз появилась на Комендантском, Сикорский с таинственным видом поманил её в ангар. И там её взору предстало то, что в предыдущей жизни она видела висящим под потолком музея Арктики и Антарктики.

Девушка бросилась на шею конструктору и расцеловала его.

Игорь залился пунцовой краской.

Нэтти заметила смущение молодого конструктора.

— Что, давно девушки так горячо ни за что не благодарили.

Сикорский совсем растерялся.

— Ната, вы... ты... я просто схожу с ума от твоих прикосновений.

— Я тоже тебя хочу, — окончательно добила конструктора циничная Нэтти. — Я бы отдалась тебе прямо здесь, в ангаре на первом попавшемся чехле от мотора, но по-моему ты сейчас немного не готов к такому развитию событий. Лучше давай пока машину смотреть.

Полёты всё равно не раньше, чем завтра. Торопиться уже некуда. И тогда мне понадобится вся уверенность, которую даёт женщине близость с мужчиной.

На следующий день они приехали на аэродром на одном извозчике. Игорь периодически бросал на девушку влюблённые взгляды, а та была довольна, как кошка, объевшаяся сметаны.

— Ну что, начнём испытания?

— Начнём. — она вытащила из планшетки лист бумаги и расстелила на носу аэроплана. — Вот программа. Прочитай и распишись. К Кованько подписывать потащишь или твоей, как главного конструктора подписи хватит?

В течение недели Нэтти гоняла машину во всех возможных режимах, часов по шесть в день. Потом, наконец сказала, что довольна и предложила Игорю занять правое кресло.

После первого полёта вдвоём Нэтти долго ходила вокруг машины.

— Чего-то здесь не хватает, — бурчала она себе под нос.

Примерно через полчаса Сикорский не выдержал и спросил прямо:

— Пока одна летала, всего хватало, чего не хватает теперь?

— Так вот пока одна летала, разговаривать ни с кем не надо было. А как взялась тебя учить, так мотор ревёт, ветер дует, даже прямо в ухо не докричишься. Закрытый фонарь нужен. Заодно и десяток километров в час скорости прибавим за счёт улучшения обтекаемости. Но стеклянный — тяжеловат. Надо плексигласовый. Она вытащила из планшетки свой загадочный блокнот, который никогда Игорю не показывала, и стала в нем рыться.

— О, чёрт! Его же ещё не изобрели. Можешь организовать мне доступ в химическую лабораторию Техноложки?

Как ни странно, это оказалось довольно просто. Владимир Александрович Кистяковский и сам горел желанием познакомиться с изобретательницей изониазида и открывательницей лечебных свойств сульфаниламида.

Нэтти зависала в его лаборатории с утра до вечера — им было о чём поговорить, ведь Кистяковский за предыдущие десять лет своими руками создал почти всё оборудование для лаборатории, и его опыт для того фармацевтического производства, которое планировала создать Нэтти был неоценим.

Но времени было мало, надо было двигаться дальше.

Через три дня Нэтти привезла на Комендантский аэродром лист прозрачного материала с немного неровными краями, который довольно легко гнулся.

И уже на следующий день машина взлетела с закрытым, откидывающимся вбок фонарём над кабиной. Теперь уровень шума в кабине был примерно как в вагоне метро привычных Нэтти времён.

За пару дней Игорь научился взлетать и садиться и на колёсах, и с воды, и описывать коробочку.

А на третий день на аэродром явился великий князь Александр Михайлович. Нэтти с Сикорским в ангаре осматривали после полёта двигатель, и вдруг дверь открылась и на пороге появился великий князь в сопровождении генерал-майора Кованько.

— Вот, такая вот машина у нас появилась. Флот в ней заинтересован? — поинтересовался Кованько у своего спутника.

— А какие у неё возможности? — в свою очередь спросил тот.

Сикорский спрыгнул с фюзеляжа, на котором стоял, чтобы дотянуться до мотора, и доложил:

— Максимальная скорость сто двадцать вёрст в час, в узлах это, мм, шестьдесят шесть, крейсерская где-то сто-сто десять. Высота полёта до десяти тысяч футов. Управляется одним пилотом, но может взять на борт трёх человек. Дальность с этим двигателем до 600 вёрст, э-э 330 морских миль. Может садиться как на воду, так и на сушу. Вооружения нет, предусмотрена установка фотоаппарата, но на данном экземпляре он не устанавливался.

— Это кто у тебя такой бойкий? — спросил великий князь у Кованько.

— Игорь Сикорский, конструктор этого аэроплана.

— А там за кожухом мотора кто прячется?

— А это госпожа Марсова, заказчица. Машина сделана на её деньги и оснащена привезённым ей из Франции мотором.

— Погодите-погодит, это та Марсова, которая осенью делала доклад про лечение туберкулёза в Пастеровском институте?

— Она самая.

— Так она ещё и авиацией занимается.

— Да, — вступила в разговор Нэтти, спустившись на землю и выйдя из-за аэроплана. — Я осенью в Париже получила диплом пилота в школе Блерио. Россия — большая страна, и я не вижу возможности всё успевать, разворачивая производство лекарств здесь, если не использовать воздушный транспорт.

— Но зачем вам летающая лодка?

— Далеко не все российские города имеют оборудованные аэродромы, а река или озеро есть везде.

— Интересно, всё что предлагали мне в качестве морских разведчиков хуже этого аппарата, — подумал вслух великий князь.

Полёт в Нижний Новгород

— Я хочу слетать в Нижний, — заявила Нэтти. — Сейчас я в Петербурге свои дела практически завершила, надо начинать разворачиваться там.

— Но это же почти тысяча двести вёрст! — удивился Игорь. Дальности не хватит.

— Ну во-первых, чуть меньше тысячи. Больше тысячи это по дорогам. А я полечу по кратчайшему пути, по дуге большого круга. Во-вторых чуть дальше половины пути эта кратчайшая линия проходит над Рыбинском. Сяду там, дозаправлюсь. Надо только организовать там закупку бензина заранее.

На следующее утро через несколько минут после Нэтти, которая как обычно, прикатила на аэродром на велосипеде, к воротам подъехал извозчик-лихач, из пролётки которого выбрался пожилой господин в костюме-тройке.

— Знакомься, Игорь, — представила его Нэтти. — Это Иван Михайлович Лысковский, председатель правления компании "Самолёт". Мне удалось его заинтересовать идеей перевозки почты аэропланами.

— А это, Иван Михайлович, Игорь Иванович Сикорский, самый выдающийся конструктор аэропланов в России. Насколько реальным окажутся наши идеи, зависит в первую очередь от него.

Иван Михайлович окинул Игоря цепким внимательным взглядом, как будто взвешивал и оценивал. И признал годным.

— Но как же — в рекордный полёт и без меня? — попытался было возмутиться конструктор.

— А мы никому не скажем что это рекордный полёт. Просто инспекционная поездка. Вот возьмём и свалимся с неба на голову сначала рыбинскому приказчику "Самолёта", а потом и нижегородскому. А рекордный полёт устроим в сентябре. И уж тогда без конструктора на борту не обойдётся. А пока достраивай второй экземпляр, который с "Аргусом" и тренируйся.

Тебе пилотаж ещё ставить и ставить, а мне некогда инструктором работать.

— Хм, лодка с крыльями и на колёсах, — сказал Лысковский, увидев "Шаврушку".

— Да, так оно и есть. Это летающая лодка. И в Рыбинске и в Нижнем аэродромов для нас не подготовили, будем садиться на Волгу. Занимайте правое кресло и пора взлетать. У нас всё-таки не роман Лассвица, 700 километров в час наши летающие лодки пока не делают, так что лететь в общей сложности придётся часов десять.

Когда арматор уселся на место второго пилота, Нэтти привстала в левом кресле, и, перегнувшись через ветровое стекло крутанула винт, торчавший чуть впереди кабины. Над головой затарахтел мотор. Нэтти захлопнула фонарь кабины, взялась за управление. Аппарат поехал со стоянки к началу взлётной полосы.

Сикорский в очередной раз наблюдал как она взлетает.

Но вот аэроплан поднялся в воздух, описал полукруг над аэродромом и, набирая высоту, направился на юго-восток.

Лысковский с интересом наблюдал за проваливающейся вниз панорамой. Всё-таки в 1910 году не каждому удаётся увидеть свой родной город с высоты птичьего полёта.

Вот сзади синеет Финский залив, по правому борту остаётся Нева, вот под крыльями мелькнула Охта, и побежали уже пригороды. Примерно через полчаса опять пересекли Неву, сверкнуло далеко слева огромным зеркалом Ладожское озеро и машина углубилась в бескрайние леса Новгородчины.

— Смотреть внизу, пожалуй, до самой Волги нечего, — сказала Нэтти, повернувшись к пассажиру и только краем глаза поглядывая на приборную доску. — Кратчайшая линия от Питера до Рыбинска проходит как раз посредине между Тихвинской и Вышневолоцкой водной системами. Так что почти четыре часа под нами будет сплошная лесная глушь.

— А если мотор сломается? — поинтересовался Иван Михайлович.

— У нас высота почти три версты. С этой высоты на этой машине можно планировать довольно долго. И найти подходящую полянку или озеро для посадки мы должны суметь. Вот чиниться в этой глуши будет сложнее. Если я не справлюсь с тем, что на борту, то придётся довольно долго добираться до ближайшего телеграфа. А радиостанции у меня пока нет.

— Вы полагаете, в такую лодочку можно уместить ещё и радиостанцию?

— Конечно можно. Вот развернусь с лекарствами, появятся какие-никакие свободные деньги, обязательно инвестирую их в производство радиоаппаратуры. Сейчас в России есть очень много направлений, где можно быстро и недорого продвинуть технический прогресс. Поэтому я и не хочу заниматься такими вещами как авиапочта или скоростные пассажирские перевозки по малым рекам сама. Даже производство аэропланов отдам Игорю. Я оплатила постройку этой машины, потому что мне нужна разъездная лодка для деловых поездок. И даже обещанный Игорю рекордный полёт — это будет деловая поездка, а рекорд так, по совместительству. — она сделала паузу, корректируя курс машины.

— Так, так, — вставил слово Иван Михайлович. — Аэропланную почту мы с вами уже обсудили. А что там насчёт скоростных перевозок по рекам.

Нэтти вытащила из планшета, лежащего на коленях, фотографию, под которой на том же листе фотобумаги была напечатана небольшая табличка.

— Вот посмотрите.

— Головастик какой-то.

— Это катер-тримаран с осадкой меньше двух футов. Развивает 25 узлов и везёт до 80 пассажиров. Только к нему тоже нужен мощный и лёгкий двигатель, как и для аэропланов. Но если удастся такой сделать, то по Волге можно будет подниматься не до Твери и даже не до Ржева, а до Селижарова, и дальше по Селижаровке до Осташкова и Ниловой Пустыни. Не знаю, можно ли будет подниматься по Оке до Орла. Но попробовать — стоит.

— Но ведь от Орла нет судоходства уже полвека. А когда было, только сплавляли барки по течению. Вверх от Калуги к Орлу суда никогда не поднимались.

— Для этого нам и нужен 25-узловой ход у этого катера. Чтобы он мог преодолевать стремнины и перекаты.

Некоторое время Лысковский рассматривал изображение катера "Заря", потом вытащил из портфеля карту Поволжья и стал пытаться пристроить у себя на коленях, прикидывая возможное расширение маршрутной сети компании "Самолёт".

Нэтти тем временем наблюдала за скользящей за бортом местностью, уточняя место по наземным ориентирам.

Потом вдруг арматор спросил невпопад:

— Почему Нижний?

— Что? — переспросила пилотесса.

— Почему вы хотите ставить свою фармацевтическую фабрику в Нижнем Новгороде, а не в Питере, Москве, Одессе в конце концов?

— Ну, — протянула она, — во-первых я люблю этот город. Я в нём родилась и выросла. И хочу после всех этих итало-французских приключений туда вернуться. Во-вторых, именно Нижний, а не Москва — сердце России. Наполеон был неправ. За 200 лет до него полякам тоже удалось захватить Москву, но именно в Нижнем тогда Минин и Пожарский собрали ополчение, которое освободило Россию. В-третьих, это перекрёсток торговых путей. С чисто торговой точки зрения мне выгодно лекарства от холеры и чумы, поражающих южные области России производить там, где есть торный торговый путь на юг.

— А вы считаете, что России в ближайшее время предстоит что-то подобное Смуте начала XVII века?

— Да, считаю. В пятом году уже был звоночек. В ближайшие годы надо ожидать большой европейской войны. И если даже маленькая война на дальневосточных рубежах привела к таким беспорядкам в стране, то на третий-четвёртый год большой войны может рвануть гораздо хуже. Самое обидное то, что все "прогрессивные", с позволения сказать, силы думают больше о том, как посильнее расшатать и так покосившуюся систему, а не о том как восстанавливать порядок когда существующая система рухнет.

— Но вы же вроде социалистка. Вы разве не приветствуете революцию?

— Это примерно то же самое, как если бы я, как врач приветствовала горячку у пациента. Да, высокая температура означает что организм борется с болезнью, и иногда если болезнь есть, а температуры нет, это хуже, чем если бы она была. Но в общем и целом горячка тоже для организма не полезна, и если температура повысится слишком сильно, её придётся сбивать, чтобы борьба с болезнью не нанесла организму большего вреда, чем сама болезнь. То же самое с революцией. Когда за оружие берутся рабочие или крестьяне, а они это делают только от полной безысходности, наверх всплывает всякая шелуха, бандиты, мародёры. Потом приходится какому-нибудь Бонапарту десятилетиями это всё вычищать.

О, смотрите, вот уже и Волга. Вон там, справа — Мышкин. Примерно через полчаса будем в Рыбинске.

Рыбинск

Приказчик Рыбинского дебаркадера компании "Самолёт" Терентий Возняков был очень удивлён полученной из Петербурга вчера телеграммой с требованием добыть двадцать вёдер лучшего бензина и ожидать прибытия начальства в районе полудня. Но к полудню он таки раздобыл требуемое и ломовая телега с бочкой стояла у самого входа на дебаркадер.

И тут над Волгой снижаясь прошёл аэроплан. Развернулся и опустился в воду парой сотен саженей ниже дебаркадера. Пробежал по воде, сбрасывая скорость, уже медленно как моторная лодка подошёл к дебаркадеру.

— Куда ты прёшь, — было заорал Терентий, но тут увидел что на правом сидении диковинной машины разместился никто иной как Иван Михайлович Лысковский, председатель правления компании. Пилот ловко перепрыгнул через ветровое стекло и, пробежав по узкому носу машины, бросил Терентию фалинь. Трапа подходящего для хрупкой машины, естественно, не нашлось, но пожилой Иван Михайлович на удивление Терентия ловко взобрался на дебаркадер, палуба которого была примерно на метр выше нос аэроплана.

— Знакомься, Терентий, — сказал Лысковский. — это госпожа Марсова, первая в России женщина-авиатор. Быстро покажи ей, где у вас тут дамская комната, а то мы от Питера шесть часов без посадки летели.

После чего сам удалился в направлении мужской комнаты.

Когда неотложные после шестичасового перелёта дела были выполнены, Иван Михайлович церемонно предложил Нэтти локоть, что, по мнению Терентия выглядело более чем забавно, учитывая кожаную куртку и штаны авиатриссы, и они направились в расположенный неподалёку трактир.

После того, как они оттуда вернулись, пилотесса занялась заправкой своего аппарата горючим. Для этого она конфисковала с пожарного щита брандспойт с рукавом. Горловина бака была где-то сзади крыла, а аэроплан был пришвартован к дебаркадеру носом.

Тем не менее с помощью двух матросов с дебаркадера она довольно быстро управилась с процессом.

Лысковский тем временем разбирался с бумагами в конторе дебаркадера.

Когда он вышел оттуда и сдержано похвалил Терентия за хорошую работу, заправка была уже закончена и Нэтти, стоя на носовой палубе спиной к дебаркадеру, копалась в моторе. Иван Михайлович сел на лавочку, предназначенную для ожидающих парохода пассажиров, достал из кармана пиджака записную книжку и стал там делать какие-то заметки, не желая отвлекать хозяйку аэроплана от работы.

Наконец, почти в два пополудни, она закончила работу, закрыла капот и вытерла руки об какую-то тряпку, которую сдала матросам на дебаркадере со словами: "Выбросьте, куда у вас тут положено горючий мусор убирать".

После этого пригласила Ивана Михайловича на посадку.

* * *

Когда аэроплан поднялся в воздух, она, повернувшись к пассажиру, сказала:

— Как видите, за этими моторами глаз да глаз нужен. После шестичасового полёта уже надо кое-что регулировать. И это Анзани, один из ведущих моторостроителей мира. Для регулярного почтового сообщения надо бы что-нибудь получше придумать. Вот, кстати, Иван Михайлович, на Сормовском заводе работает такой инженер Густав Тринклер. Если кто мне в России может сделать мотор лучше, чем Анзани в Париже, так это он. Вы же наверняка там всех знаете. Не могли бы вы меня ему представить.

Лысковский, конечно, знал многих инженеров Сормовского завода. Но этого довольно молодого большеносого русского немца, как его по батюшке, Васильевич, кажется, вспомнил с некоторым трудом.

Тем не менее согласился:

— Завтра я обязательно посещу Сормовский завод. У меня там есть о чём поговорить насчёт моих новых пароходов. И приглашу Тринклера отужинать со мной и с вами в ресторане отеля, где мы остановимся. Не думаю, что у него будет желание отказаться от этого приглашения. Не потому что ему так лестно будет получить приглашение от целого директора компании, а потому что его наверняка заинтересует ваш аэроплан.

Посадка в Нижнем. Сергей Жуков

Около шести вечера Нэтти посадила "шаврушку" на воду напротив нижегородского дебаркадера компании "Самолёт". На набережной было довольно много народа. Нэтти не стала на этот раз швартоваться к дебаркадеру, а направила аэроплан к берегу, считая необходимым вытащить машину на ночь на пляж. Не успел винт, раскрученный во взлётном режиме, вытащить её на сушу, как к борту подбежал весьма респектабельный господин в белом летнем костюме с блокнотом в руках.

— Сергей Жуков, газета "Волгарь", — отрекомендовался он.

— Наталья Марсова, пилот, — представилась Нэтти. — А Ивана Михайловича Лысковского вы, вероятно, знаете.

— Сергей Иванович и есть газета "Волгарь", — вскользь заметил Лысковский. — наследник основателя, издатель и непременный автор.

— Вы та самая Нэтти Марсова, которая прошлым летом организовала школу подводного плавания на Капри? — поинтересовался Жуков. — Помнится, Алексей Максимович нам про вас писал. Он же у нас много публиковался в своё время. А каким образом столь солидный предприниматель как вы, Иван Михайлович, ввязался в столь авантюрное дело, как полёты на аэропланах?

— Решительным образом, Сергей Иванович, решительным, — усмехнулся арматор. — Вот представьте, завтракал я сегодня в Петербурге, обедал в Рыбинске, а ужинать буду в Нижнем. Никакая железная дорога не обеспечит такой скорости. Только это не для печати. Напишите "в наш город прибыла из Санкт-Петербурга женщина-пилот Наталья Марсова вместе со своим аэропланом, способным садиться как на воду, так и на сушу". А то что этот аэроплан совершил за один день перелёт в тысячу вёрст всего с одной остановкой пусть останется пока нашей коммерческой тайной.

— За это я вам обещаю, — добавила Нэтти. — что когда мы с создателем этого аэроплана Игорем Сикорским совершим действительно рекордный перелёт, о котором будет писать вся мировая пресса, свои путевые заметки я из всех российских изданий первой предложу вашей газете. Про то что аэроплан построен в Петербурге и имя конструктора тоже можете написать.

— А попросить вас прокатить меня в воздухе можно?

— Да никаких проблем. Завтра примерно в это же время здесь же. А сейчас я просто слишком устала. Согласна только на одну фотографию рядом с аппаратом. Только подождите, пока Иван Михайлович отойдёт в сторону. Не надо, чтобы в "Кавказе и Меркурии" раньше времени узнали о его интересе к аэропланам.

— Увы, фотографа я с собой и не прихватил. И вообще оборудование нашей типографии не слишком приспособлено для печати фотографий. Я слышал о том, что это уже внедряется в мировых столицах, но, увы донести до Поволжья эту новинку технического прогресса мне пока не удалось.

Знакомство с Нижним

На следующий день все сколько-нибудь серьёзные люди Нижнего прочитали в газете "Волгарь" про появление в городе такого странного явления как аэроплан. Естественное любопытство не позволило ни градоначальнику, ни полицмейстеру отказать в приёме, увидев карточку с надписью: "Наталья Александровна Марсова, фармацевт, пилот".

Поэтому очень быстро ей удалось получить разрешение властей на строительство фабрики, договориться о покупке участка земли, и даже сговориться с парочкой артелей плотников и каменщиков.

Где-то к полудню хождение по инстанциям вымотало Нэтти окончательно. Она вышла на берег Волги, где стоял её аэроплан, переоделась в кабине, надела ласты и прыгнула в воду, расслабиться.

Совершив заплыв чуть ли не до середины реки и обратно, она выбралась на берег и собралась было улечься загорать на носовой палубе аэроплана, но тут вдруг её внимание привлёк мальчишка, почти юноша с удочкой в руках. Привлёк тем, что разглядывал не её фигуру в безумно смелом по нынешним временам купальнике, а машину.

— Скажите пожалуйста, — это ваш аэроплан? — поинтересовался он.

— Брысь отсюда, неслух, — ответил ему с дебаркадера сторож Михаил Петрович, с которым Нэтти успела познакомиться вчера, и которому поручила отвечать за сохранность аппарата. — Вот, Наталья Александровна, этот охломон вокруг вашего хероплана с утра ошивается.

"Сикорский бы за хероплан обиделся, — подумала девушка. — Но дед явно не со зла."

— Как тебя зовут, — спросила она у мальчишки.

— Коля Урванцев.

— А тебя интересуют аэропланы?

— Меня вообще техника интересует. Вот окончу в реальное училище, буду поступать куда-нибудь на инженера учиться. Только Москву или Питер не потяну. В Томск что ли поехать.

— Ну что же, давай покажу что к чему. — Нэтти вскочила на ноги, дотянулась до мотора и откинула капот. — Лезь сюда, и рассказывай, что ты в моторах понимаешь.

— Ух ты! А зачем тут два магнето? — моментально сориентировался парень.

— А на случай если одно в полёте сломается. Хочешь подняться в воздух на этом аэроплане?

— Конечно.

— Сегодня в пять часов я здесь буду устраивать показательные полёты. Если придёшь в полпятого и поможешь, то покатаю. А ты знаешь, где в Нижнем можно купить мотоцикл? А то по городу на чём-то перемещаться надо. А извозчики — медленно и неудобно.

— На ярмарке есть павильон завода "Дукс". Там у них и велосипеды, и автомобили, и мотоциклы.

— Замечательно. Вот сейчас туда и съезжу. В общем, пока, возвращайся в полпятого. А то, пока меня не будет, Петрович тебя будет от аэроплана гонять и всех остальных тоже. Потому что он считает, что должен быть порядок. Чтобы тебя допустили к аэроплану без кого-то более опытного, у тебя должен быть диплом пилота или квалификация механика. Да ещё, чтобы допустили конкретно к этому, нужно разрешение от владельца аэроплана, то есть меня.

Коля отошёл от аэроплана метров на десять, и закинул удочку в реку. Нэтти задвинула фонарь кабины, переоделась, и отправилась на набережную ловить извозчика. Пока коляска стучала колёсами по набережной, а потом и по мосту через Оку, Нэтти уже три раза подумала о том, что стоило бы отправиться на ярмарку на "Шаврушке". Больно уж далеко и на берегу реки к тому же. Но потом искать на самой ярмарке павильон общества "Дукс"... Нет уж пусть лучше доставят до места.

В общем, к половине пятого Нэтти вернулась к пристани уже верхом на двухколёсной машине. Не то чтобы изделия завода "Дукс" привели её в восторг, но ездить было можно. Километров сорок оно развивало. ‚ На берегу уже начали собираться люди. К пяти часам, когда при деятельной помощи Коли Нэтти закончила подготовку машины к старту, появились и лучшие люди города.

Прокатила на аэроплане она Тринклера, его жена Мария, бывшая на последнем месяце беременности была оставлена на земле, Жукова и жандармского генерала Левицкого. Градоначальника Горинова в полёт она тоже не взяла. По одутловатому, отёкшему лицу Владимира Андриановича было видно, что у него сердечная недостаточность, и полёты ему явно противопоказаны. Хотя, сделала для себя Нэтти отметку в памяти, надо поговорить с его лечащим врачом. Со своей точки зрения ничего неизлечимого она тут не видела. Наконец, последним удостоился круга над рекой Коля Урванцев. Ему, в отличие от высоких гостей, она позволила подержать штурвал.

Густав Тринклер

После завершения полётов, на открытой веранде гостиницы за столиком собрались четверо: Лысковский, Нэтти, Тринклер и его жена, которая очень быстро перешла с Нэтти на ты, пока мужчины обсуждали какие-то вопросы ремонта и развития самолётовского флота.

Наконец Нэтти сочла возможным переключить внимание Тринклера на себя.

— Густав Васильевич, вы видели мотор моего аэроплана. Это лучшее, что мог мне предложить Анзани. Но меня этот мотор совершенно не устраивает. Он требует регулировки чуть ли не после каждого полёта, ест масло литрами, да и замены отдельные детали потребуют уже часов через десять. Всего месяц испытательных полётов и один перелёт Москва-Нижний уже истратили почти весь ресурс. Вы мне можете сделать мотор, который требовал бы внимания механика не чаще раза в неделю, смены масла, раз в месяц, а замены — не чаще, чем раз в два года? При условии десяти часов в воздухе каждый день.

— Наталья Александровна, это невозможно! Тепловые нагрузки двигателя внутреннего сгорания слишком велики. У просто нет сплавов, которые бы выдержали долговременную эксплуатацию в таком режиме.

— Ну, со сплавами можно и поиграться. У вас на заводе есть металлургическое производство, а Дмитрий Константинович Чернов, насколько я знаю, продолжает преподавать в Михайловской Академии, так что есть у кого проконсультироваться. Но может быть лучше зайти с другой стороны? Что мы так упёрлись во внутреннее сгорание? У паровой машины, даже со сверхкритическими параметрами пара, тепловые нагрузки будут намного меньше. При примерно ста атмосферах и том же числе оборотов, что у мотора Анзани, пожалуй, и коэффициент полезного действия у машины двойного расширения будет сравним.

— Хм, — задумался инженер. — неожиданный подход. А как с весовыми характеристиками? Ведь вам же надо, чтобы оно летало.

— По-моему, реально. — Нэтти протянула листок, куда она перерисовала от руки эскизы паровой машины биплана братьев Беслер. — Машина получается примерно вдвое легче современного авиационного двигателя. Вот в эту вторую половину и надо впихнуть котёл и конденсатор.

— Нет, — задумался Тринклер. — С таким котлом я не справлюсь. По котлам я не специалист. Вот разве что в Москву обратиться. Только я не знаю, к Шухову лучше или к Гриневицкому.

— Лучше с кем-то из их учеников. Задача слишком безумная для того, чтобы за неё взялся немолодой инженер. А толковые студенты у них есть.

— Хм, — почему-то оглядел свой пиджак инженер. — А меня, значит, вы считаете достаточно молодым, чтобы браться за безумные задачи.

— Конечно! — рассмеялась Нэтти. — Вон Маша наверняка согласится. Вообще слетать в Москву и обратно ресурса этого мотора ещё должно хватить. Так что можно будет слетать в Москву на пару дней, с ними договориться. Тут до Москвы лететь меньше четырёх часов, так что можно вообще без ночёвки. С рассветом вылететь, в десять там, часа в четыре пополудни вылететь обратно, и в восемь дома.

— Вы меня озадачиваете, — почесал в затылке Густав. — Очень хочется принять такое предложение. Но ближайшие две недели я вряд ли смогу выделить рабочий день для командировки в Москву. Николай Дмитриевич не отпустит, слишком много работы на теплоходах, которые нужно в конце месяца сдать "Кавказу и Меркурию".

— Вы знаете, в ближайшие две недели мне тоже будет немножко не до того. Нужно будет решить все вопросы с архитектором по поводу моей фабрики. Вот когда будет идти стройка, будет полегче.

— А вы уже выбрали место, для фабрики.

— Да, мне предложили очень симпатичный участок на севере Канавино. И от вашего завода недалеко, и от ярмарки.

— А зачем вам наш завод?

— Так где же мне ещё будет ремонтировать трубопроводы, автоклавы, центрифуги и всё остальное, что будет применяться при производстве лекарств.

— Трубопроводы и центрифуги, говорите? А я думал что лекарства смешивает стеклянной лопаточкой провизор в белом халате.

— Ну это в аптеке. А у меня поточное производство. Белые халаты обязательно будут, конечно. Но надо чтобы на всём протяжении пути от загрузки питательной среды до упаковки запечатанных флаконов в коробки, человеческие руки лекарства не касались.

— Интересно. Надо будет у вас там побывать как-нибудь.

— Обязательно приглашу. Пока я хочу летать или ездить на мотоциклете мне обязательно надо поддерживать отношения с лучшим двигателистом России.

— Кстати о мотоциклетах. Что же вы не обратились в "Дукс"? Насколько я помню, у них там с паровыми двигателями для авто работали. А у нас только паровозы да пароходы.

— Ну, "Дукс" в Москве, а я тут. Мне этот город нравится, и я хочу строить свою фабрику здесь, а не в Москве. А Меллеру мы лучше потом лицензию продадим на наш двигатель. И Шидловскому тоже.

Заводской староста

На следующий день деревня Ржавка, расположенная к югу от Нижнего услышала совершенно непривычный звук — треск мотоциклетного мотора.

Двухколёсная машина, поднимая клубы пыли подкатила к дому кузнеца, и затормозила. С неё соскочил человек в кожаной куртке и шапке, закрывающей волосы.

— Слышь, а это ведь баба, — сказала одна соседка другой на противоположной стороне улицы.

— Какая баба, окстись. Вишь, в штанах и в куртке. Парень это. Господские парни они на вид нежные как девки, а на таких драндулетках только господа и ездят.

Тем временем мотоциклист постучался в дом кузнеца.

— Сергей Афанасьич дома?

— Да в кузне он. Это по улице вот туда, а там увидите.

Резкий удар ногой по педали и мотоциклет снова затарахтел.

Когда он притормозил у кузницы, к притормозившей машине вышел сам кузнец.

— Сергей Афанасьевич Акимов? — спросила его Нэтти. — Обратиться к вам мне рекомендовал товарищ Арсений.

"Арсения", сормовского слесаря Михаила Яковлева, Акимов хорошо знал по декабрю 1905. После провала восстания тот куда-то пропал, но весной, говорят, появился, поздоровевший, набравшийся где-то знаний и опыта.

— Вы знаете, товарищ Нэтти, я последние годы совершенно отошёл от дела. Сижу тут мастерю крестьянам инструменты помаленьку. На заводы меня не берут. Поэтому даже не знаю, чем бы я мог помочь.

— А вот на завод я и хочу вас нанять. Только завод не совсем обычный. Вы понимаете, я сама в партии не состою, но идеи социализма разделяю. И тут у меня появляется возможность, вернее даже необходимость организовать своё производство. Поэтому я хочу устроить набрать туда в первую очередь тех людей, которых обычные заводчики видеть не хотят как смутьянов.

— Не то чтобы в этом было что-то новое, — задумался Акимов. — помнится в Москве был такой Николай Шмидт. Тоже революционер и фабрикант одновременно. Его фабрику сравняли с землёй артиллерией, а самого замучили в тюрьме.

— Да, я знаю эту грустную историю. Человек оказался в неудачное время в неудачном месте. У меня есть основания полагать что в ближайшее время подобных кровавых событий в Нижнем не будет. Поэтому у нас есть шансы раскрутиться до того как случится следующая революция. И, даст бог, эту революцию уже так подавить не смогут. Рискнёте поучаствовать?

— А что производить будете?

— Лекарства.

— Ну и зачем вам металлист?

— У меня будет стоять новейшее немецкое оборудование, оно уже заказано. Кто-то должен его налаживать, ремонтировать и так далее. Так что небольшой слесарный участок потребуется. Кроме того вы здесь старожил, а значит поможете подобрать людей. Я предполагаю что на фармацевтическом производстве у меня будет примерно две трети женщин. Значит можно позвать жён рабочих Сормовского и Канавинского заводов.

Но часть рабочих надо будет селить прямо рядом с фабрикой. Вот завтра я как раз буду договариваться с архитектором на тему того, какие цеха и какие дома для рабочих строить, и хотела бы чтобы представитель тех, кому там жить, при этом присутствовал. Приедете.

— Отлучиться на денёк я могу, но до Канавино не ближний свет добираться.

— Могу на мотоциклете с ветерком прокатить.

— А где я там жить буду.

— Ну ни за что не поверю, что в Сормово не найдётся к кому вам переночевать попроситься.

— А если околоточный?

— А что вам околоточный? Вы — честный, законопослушный мастеровой. Приехали наниматься на фабрику ко мне, которая тут давеча генерала Левицкого на аэроплане катала. Если что, я не постесняюсь непосредственно к нему обратиться, и околоточный это знает.

Марсова слобода

На следующий день на площадке собрались архитектор, старшина артели плотников, Нэтти и Акимов.

— Нет, до холодов нам бревенчатые дома не поставить, — сразу разочаровал начинающую фабрикантшу Михалыч, старшина плотницкой артели. — Сруб он выстаиваться должен. Поэтому срубы рубят всегда зимой, а по весне переносят на фундамент.

Архитектор с ним согласился, и спорить с профессионалами было бесполезно. Значит надо строить каркасные бараки с дощатой обшивкой.

Что будет со сквозняками и щелями... Впрочем...

— Значит так, — Нэтти разложила прямо на земле лист ватмана, на котором ещё заранее разрисовывал свои соображения.

Архитектор, Акимов и Михалыч вгляделись в чертёж.

Общая кухня на этаж, централизованное отопление с котельной в подвале, прачечная там же, всё это было несколько непривычно. Но, посовещавшись решили, что так оно по крайней мере безопаснее с точки зрения пожара.

Цеха фабрики тоже решили строить по той же технологии, только не возводить там перегородок. Наметили схему расположения зданий, после чего архитектор с плотником начали выносить её на местность, а Нэтти вскочила на мотоцикл и умчалась заказывать металлические печи, оконные рамы (чем несколько удивила плотников) и загадочный "утеплитель".

На следующий день появившиеся на работе плотники увидели прибитый к двум столбам деревянный щит. На этом щите слева был прибит гвоздиками лист бумаги, на котором в виде прямоугольников были нарисованы все работы, которые предстоит сделать.

Справа были нарисованы краской три колонки "Надо" "Делаем" и "Сделано".

И в каждой из них тоже гвоздиками прибито несколько клочков бумаги с надписями.

— Что это? — удивился Михалыч.

— Это, — пояснил Акимов, который был уже на площадке, — новейший американский способ учёта работы. Вот смотри, вот тут нарисовано сколько займёт та или иная работа, вот по вертикали те люди, которым ты можешь её поручить, а вот даты. Вот тут видишь, что начать ставить каркас можно не раньше, чем будет залит фундамент. У тебя народ грамотный? Ну вот будут сами видеть чего не хватает.

Он предыдущим вечером потратил пару часов на создание этого стенда и был очень горд теми тайными знаниями тектологии господина Богданова и чертежей американца Гантта, которыми с ним поделилась Нэтти.

— А где Наталья Александровна? — поинтересовался Михалыч.

Сергей Афанасьич подошёл к правой части стенда и проглядел клочки бумаги в колонке "Делаем":

— Вот видишь, на стеклозавод поехала.

— Это что? — удивились собравшиеся плотники. — Это не только мы перед госпожой отчитываемся, но и она перед нами?

— А как же! — гордо сказал Акимов. — Для того чтобы вы могли сделать свою работу качественно и вовремя, надо чтобы обо всех возникших затруднениях вы могли своевременно доложить и Николаю Петровичу, и Наталье Александровне, уж кому какое сподручнее разрешить будет.

Когда через несколько дней на стройку прибыла первая подвода с самым "утеплителем" плотники, уже вовсю городившие опалубку для фундамента, долго цокали языками. В конце концов один из них, бывавший на Кавказе, вспомнил что там встречается подобный камень, который плавает в воде и называется "пемза". Но откуда эта пемза в Нижнем, тем более в таких количествах? Как оказалось её производство в течение пары дней наладили в литейке Сормовского завода, сливая в воду шлак, который всё равно приходилось сваливать в отвал. А тут оказалось что его можно продать как стройматериал.

Рамы тоже были необычными. Нэтти договорилась на стеклозаводе о производстве стеклопакетов из двух спаянных вместе стёкол. Когда Акимов спросил у неё, зачем все эти сложности, она ответила что в первую же зиму эти вложения отобьются тем, что на обогрев помещений уйдёт гораздо меньше дров.

К концу первой недели августа первые бараки были подведены под крышу, и начали заселяться нанятыми рабочими. Примерно в это же время приехали из Германии аппараты, а вместе с ними несколько немцев-наладчиков, которые быстро нашли общий язык с русскими мастеровыми. Готовил-то их к командировке в Россию Красин. Их тоже разместили в новом бараке.

Созданное Нэтти рабочее общежитие чем-то напоминало студенческие общаги её времени. Четырёхместные комнаты в два ряда вокруг коридора.

В середине здания большой зал, по площади как три комнаты, в нём лестница на второй этаж, где такой же зал. Зал оборудован камином, чтобы устраивать посиделки, но отапливается здание дровяным котлом, размещённым в подвале. В одном из торцов здания на каждом этаже — кухня. В другом комнаты до самой торцевой стены.

На каждом этаже душевые и туалеты, оборудованию которых, по мнению работниц, успевших поработать служанками в богатых домах, позавидовали бы и иные купеческие особняки.

Идею готовить на всю артель в больших котлах работницы сначала не оценили. Но плотники, которые после сдачи первого барака перешли с готовки на полевой кухне, которую Нэтти с самого начала позаимствовала на Сормовском заводе, производившем в том числе и их, на готовку в кухне построенного здания быстро продемонстрировали преимущества готовки на артель.

Собрание жильцов долго спорило, что лучше, скинуться на найм стряпухи или установить дежурства. Но в конце концов победила идея дежурств, как "более социалистическая".

На всей фабрике, пожалуй, нашлось бы человек пять, не считая самой Нэтти, кто хоть сколько-нибудь представлял себе смысл слова "социализм", но все остальные уже успели понять, что это когда всё делается артельно, по общему согласию и справедливости. Поэтому воспринимали это слово как очень положительную оценку.

Нэтти тоже поселилась в свежепостроенном бараке, съехав из гостиницы. Она на правах хозяйки заняла целую четырёхместную комнату, правда, быстро организовав в ней перегородку, поделившую её на две половины — кабинет с сейфами и книжными шкафами и спальню, где вместо второй кровати поставила небольшой стол. Фотолабораторию она теперь разместила в одном из производственных корпусов.

Градоначальник и социалистка

За всеми этими делами Нэтти не забыла про болезнь градоначальника. Когда-то он в трудный момент поддержал Горького, который, в свою очередь обеспечил прочный тыл самой Нэтти.

Она нашла время и разыскала его лечащего врача.

Тот развёл руками. Лечить подобные проблемы в то время ещё не умели.

Поэтому не возражал против попыток применения любых странных методов.

Конечно, в распоряжении Нэтти было не так много возможностей. Но диета, и травы это уже очень много, если это правильно поставить диагноз.

Ещё она прописала Владимиру Адриановичу нитроглицерин. Благо изготовить его в количествах, необходимых для применения в качестве лекарства, труда не составляло.

Как-то Сергей Жуков увидел градоначальника пьющим таблетку в буфете городской Думы, и поинтересовался что это за лекарство.

Узнав что это нитроглицерин и его назначила Нэтти, он пришёл в восторг:

— Во всей России социалисты убивают градоначальников нитроглицерином, а у нас в Нижнем — лечат.

Горинов шутку оценил. Он сам был человеком весьма либеральных взглядов, поэтому в социалистически убеждениях госпожи Марсовой ничего странного не видел.

Но Жуков увидел в этом сенсацию. Он взял у Нэтти интервью по поводу применения нитроглицерина в качестве лекарства и очередной номер "Волгаря" вышел с броскими заголовками: "Социалистка спасает градоначальника нитроглицерином" "Все лекарства в больших дозах — яды, и только нитроглицерин — взрывчатка".

Визит в Москву

Тем временем Тринклер разобрался с кораблями для "Кавказа и Меркурия" и даже построил паровую машину по эскизам Нэтти. Пар к ней правда пришлось подавать от громоздкого стационарного котла с пароперегревателем, но необходимую мощность она выдавала.

И вот наконец они собрались в Москву. В десять утра летающая лодка коснулась воды Москвы-реки чуть выше Нагатинского затона и вскоре причалила к берегу буквально в паре сотен метров от завода Шухова и Бари. На причале гостей встречал сам Владимир Георгиевич. Он тепло поздоровался с Тринклером, церемонно поцеловал ручку Нэтти и повёл гостей в контору.

Там представил им молодого человека с курчавыми волосами:

— Это Лёня Рамзин, студент Императорского Технического Училища. Сейчас, летом, у меня на практике. Я ему поручил сделать котёл по вашему техническому заданию и по-моему у него получилось. Пойдём смотреть.

— Ну, тогда надо притащить из аэроплана паровую машину. Мы привезли её с собой вместо пассажира. Благо весит она примерно столько же, сколько человек.

К обеду установка встала на испытательный стенд в полном составе — котёл, машина и конденсатор, и была подключена к динамометру.

— Надо Меллера пригласить на это посмотреть, — сказал Бари. — Он ещё недавно увлекался паровыми автомобилями.

— Я не против подождать пару часов, если это нужно для того, чтобы здесь собрались все заинтересованные лица. Я бы пока посмотрела как у вас рабочие живут. А то слухи об условиях для рабочих на фабрике Бари по всей России ходят. Мне, как начинающему фабриканту тоже интересно.

Директор фабрики подозвал одного из мастеровых, которые только что закончили возиться с монтажом машины, и попросил провести экскурсию.

Когда Нэтти вернулась в контору завода, Меллер ещё не подъехал, и Бари стал её расспрашивать об её впечатлениях.

— По-моему можно кое-что улучшить, и это будет выгодно в первую очередь фабрике. Вам бы Зубатова пригласить для консультации. В своё время, пока его Плеве не выжил из полиции, он много чего интересного разработать успел по поводу сотрудничества рабочих с фабрикантами.

— А что вы сами к нему не обратитесь? — поинтересовался Бари. — "Я начинающий фабрикант", а сами тут уже все ходы и выходы видите?

— Меня, боюсь, Зубатов на порог не пустит. Я же социалистка, а он социалистов не терпит. А вы вроде имеете репутацию человека аполитичного.

Подъехал Меллер. Нэтти тут же взяла его в оборот и стала рассказывать ему про недостатки мотоцикла завода "Дукс" на котором она ездила в Нижнем. С трудом отбившись от её напора он пошёл с Шуховым и Тринклером смотреть на машину на стенде.

— Вы будете прямо сейчас ставить этот мотор на аэроплан? — поинтересовался он у Нэтти, которая, естественно, не отстала.

— Пожалуй, нет. Вот через пару часов мы завершим испытания комплекса, разберём и погружу на пассажирское место. Там мотораму надо переделывать, это дня на два работы. А я обещала Маше Тринклер, что сегодня же ей верну мужа. Поэтому полетим обратно со старым мотором Анзани.

Фельдшерицы

На следующее утро Нэтти поняла, что не зря так торопилась вернуться в Нижний. Её ни свет, ни заря разбудил присланный Тринклером из Сормово мальчишка, сообщивший что у Марии Тринклер начались роды. То, как протекала беременность у жены инженера, Нэтти не нравилось. Но кроме нескольких сильно запоздалых рекомендаций по поводу диеты, она сделать ничего не могла.

Она закрепила на багажнике мотоцикла медицинскую сумку, вскочила в седло, махнула мальчишке-вестнику на заднее сидение погнала к дому Густава.

Около роженицы уже присутствовал благообразный пожилой доктор в жилетке, даже не подумавший надеть белый халат. Нэтти, как могла вежливо, на него нарычала:

— Вы что, не видите, что это первые роды и риск заражения горячкой очень высок. Асептика, асептика и ещё раз асептика.

Она понимала, что пока почти ничего не может сделать. У неё нет ни УЗИ ни безопасных в такой ситуации препаратов для анестезии, ничего что применяется при домашних родах в XXI веке. Хотя, надо сказать что женщины рожали тысячелетия и в худших условиях.

Но если кесарить придётся... К этому она явно не была готова. А местный врач, пожалуй, готов ещё меньше. Прямое переливание крови ей уже есть чем делать. И пара потенциальных доноров на примете есть — группы крови она всем домочадцам и соседям поопределяла.

Но обошлось. Хотя потребовалось корректировать положение плода. Здесь она сумела отпихнуть доктора, пояснив что с тонкой женской рукой у неё это явно получится лучше.

В общем, ближе к вечеру Тринклер получил возможность подержать в руках дочку. И здоровье Маши было вне опасности, хотя потребуется ещё несколько дней проследить, чтобы не началась горячка.

Вернувшись домой поздно вечером Нэтти задумалась о том, что надо бы что-то делать с медицинским обеспечением своей фабрики. Взять всё это на себя у неё явно не получится. Ведь её планы включают в себя большое количество разъездов по стране и за её пределами. Не зря же себе личный самолёт завела.

На следующий день Нэтти отправилась на женские фельдшерские курсы, бывшие на тот момент единственным медицинским учебным заведением города, и отправила свою карточку директору.

Сергей Петрович Добротин был, естественно уже наслышан про появление в Нижнем такой личности как Наталья Марсова.

— Наталья Александровна, рад что вы посетили наше скромное заведение. Вы хотите у нас прочитать курс по применению ваших препаратов?

— Не откажусь, но это несколько позже. Надо будет обсудить программу курсов с более опытными преподавателями. Я плохо представляю себе уровень ваших студентов. Но у меня сейчас есть другая, более неотложная задача.

— Это какая же?

— Сергей Петрович, у вас ведь наверняка есть студентки, которые испытывают материальные затруднения. И при этом имеют светлые головы и в принципе готовы к несложной практической работе?

— Вы хотите учредить стипендию?

— Не совсем. Понимаете, у меня фармацевтическая фабрика. Это производство, а производство всегда вещь травмоопасная. Здесь возможны ожоги, ушибы, порезы, а в силу специфики производства и различные отравления. Я, к сожалению, постоянно находиться на фабрике не могу. Для того чтобы продать свою продукцию, я вынуждена много путешествовать и по России, и за её пределами. Поэтому я бы хотела предложить, ну, скажем, трём, вашим студенткам бесплатное проживание в рабочем общежитии моей фабрики. Может быть даже с пансионом. С тем чтобы при необходимости они оказывали медицинскую помощь моим рабочим. Естественно, они получат доступ к моей личной медицинской библиотеке. Я не обещаю их систематически чему-то обучать, но какие-то уроки по применению того, что будет производиться на моей фабрике, несомненно дам.

— Но ведь большая часть травм будет происходить в дневное время, когда ваши постоялицы будут заняты учёбой.

— Естественно, есть занятия которые бы не стоило пропускать, например показательные операции или занятия в анатомичке. Но что касается лекций, то как мне кажется если одна из трёх девушек будет дежурить на фабрике, то по конспектам двух других она легко наверстает. Надеюсь, что вы разрешите им такой режим посещения занятий.

— Ну, если лично вы обещаете им помогать разобраться в пропущенных темах, то я, пожалуй на такое могу пойти. Но с вас по крайней мере парочка лекций по поводу лечения туберкулёза.

— На мой взгляд для ваших студентов куда актуальнее применение моих препаратов для борьбы с сепсисом загрязнённых ран и переливание крови при сильной кровопотере. Но и про туберкулёз тоже расскажу.

— Хорошо, я согласен сделать такое предложение некоторым своим студенткам.

Добротин встал, подошёл к двери и осторожно выглянул в коридор.

— Ну, конечно без неё не обошлось. Надежда, наша, иди-ка сюда.

В кабинет вошла невысокая девушка с коротко, по мальчишески стриженными рыжими волосами. И вообще вся фигура у неё была по-мальчишески угловатой.

— Вот вам первый кандидат. Надя Будоцкая. Главный недостаток, он же главное достоинство — непоседливость и неуёмное любопытство. Вот и сейчас, заметив что наши курсы посетила такая примечательная личность, как вы, устроилась подслушивать под дверью. Нвдежда наша, ты всё слышала что мы говорили?

— Да, Сергей Петрович, — созналась девушка.

— Тебе это предложение интересно?

— Да.

— Тогда тащи сюда, ну, конечно Арину и, пожалуй, Полину.

Буквально через несколько минут перед Нэтти и Добротиным стояли уже три девушки.

Темноволосую и смуглую Полину Засечину со слегка раскосыми чёрными глазами Нэтти сначала приняла за татарку или башкирку, но при знакомстве выяснилось что эта плотно сложенная высокая девушка — дочь младшего сына донского казака, отправившегося искать счастье на Волге и ставшего приказчиком у ставропольского6 купца. Всё бы ничего но в семье было семеро детей, и содержать старшую дочь, желающую получить образование было тяжело.

Арина Пехова была почти противоположностью Полине. Светло-русые волосы, голубые глаза. Фигура идеальная. Как выяснилось, она была дочерью шлюзового мастера из Топорни. То есть даже не с Мариинской водной системы, а с Северо-Двинского канала, соединявшего Мариинскую систему с Северной Двиной. Казалось бы с таким происхождением было бы ближе ехать учиться в Питер, но столичные Женские Медицинские курсы и вообще столичная студенческая жизнь были Арине явно не по карману.

Надя, третья из девушек, с которой Нэтти познакомилась первой, была дочерью жандармского офицера, погибшего во время декабрьского восстания 1905 года. Единственной её родственницей была бабушка, мать матери, вдова небогатого дворянина, оставившего жене какой-то мизерный доход. При этом жила она в Царевококшайске7. Поэтому Наде требовалось снимать жильё в Нижнем.

Условия, которые получили начинающие фельдшерицы оказались намного лучше, чем они могли бы надеяться. На троих довольно большая комната, рабочие в таких по четверо жили, но здесь на месте четвёртой кровати был оборудован медпункт. Шкаф с медикаментами и приборами, который очень быстро начал пополняться продукцией фабрики, шкаф с книгами по медицине, которые подбирала и заказывала сама Нэтти.

А самое главное, девушки, сами происходившие из небогатых семей, оказались легко включены в рабочую артель, то есть помимо комнаты получили ещё и полный пансион, взявшись взамен контролировать качество продуктов и санитарное состояние рабочих бараков.

Нэтти регулярно заходила в медпункт пообщаться с девушками. У неё не было какой-то более-менее систематической программы их обучения, но она полагала что и при неформальном общении кое-чему недоступному на уровне начала XX века их научить сможет.

В один прекрасный день, заглянув к в медпункт она обнаружила на столе потрёпанную брошюру: А.М. Коллонтай. "Социальные основы женского вопроса".

— На вашем месте я бы не стала разбрасываться такими книгами, — заметила она.

— А что вам не нравится? — с вызовом в голосе поинтересовалась Надя.

Нэтти уже достаточно хорошо знала своих воспитанниц, чтобы понять, что именно Надя, несмотря на своё дворянское происхождение, больше всех интересовалась социализмом, и наверняка она-то и раздобыла эту книгу.

— Ну, во-первых, книга редкая и ценная. Могут и украсть. Во-вторых, у нас на фабрике несомненно есть тайные агенты охранного отделения. И не стоит зря афишировать свой интерес к революционной тематике.

— Но разве это революционная тематика? — удивилась Полина.

— Марксистский феминизм-то? Конечно революционная. Пусть конкретно эта книга была напечатана вполне официально в Петербурге, у вас тут наверняка и запрещённые издания найдутся. Соблюдайте азы конспирации.

— А ты сама как относишься к Коллонтай? — спросила Арина.

— Хорошо отношусь. Пару раз переписывалась, но лично познакомиться пока не сумела. Когда я год назад была в Париже, она была в Копенгагене. А до партийной школы на Капри она добралась только в этом году, когда меня там уже не было.

— Вот видишь! — воскликнула Надя, обращаясь к Арине. — Я тебе говорила что у нас тут социалистический фаланстер, а ты не верила.

— Не надо громко кричать про фаланстер, — одёрнула её Нэтти. — У нас тут зубатовщина, если кто спросит. К сожалению Зубатов, в отличие от Коллонтай или Чернова бойким пером не обладает и снабдить вас его работами я не могу. Но то, что он, монархист и офицер охранки, предлагал организовать на московских заводах, чтобы лишить социалистическую агитацию почвы, очень похоже на то что тут делаю я.

Вообще девочки учтите, вы тут самые образованные. И скорее всего если у работниц возникнут вопросы, они сначала пойдут к вам, а не ко мне. Потому что я хозяйка, а вы вроде как свои. Поэтому надо понимать как отвечать, чтобы не устроить фабрике неприятностей.

Дело в том, что благодаря деятельности Азефа, Савинкова и прочих торопливых обормотов, слово "социалист" в народе ассоциируется с бомбистом а не с тем, кто заботится о том, чтобы рабочим жить было хорошо. А ведь даже в рамках существующих законов в этом направлении можно сделать очень много. Особенно если руководство фабрики понимает, что хороших рабочих мало, и удержать тех, кто уже сейчас обучился, выгодно. Для этого не надо быть социалистом, достаточно уметь считать свою выгоду лет на пять вперёд.

На самом деле я планирую ещё дальше. Лет на десять. За это время с высокой вероятностью революция случится. Буржуазная. Поскольку богатым, в первую очередь хлебо— и лесоторговцам, захочется чтобы царь с ними властью поделился. Не так, как сейчас, не говорильню-Думу создать, а по-настоящему. Но они власть не удержат. Капиталисты-промышленники бы удержать могли, но их мало. Россия всё же полуколония, сырьевой придаток Европы. И нужно чтобы когда они отобранную у царя власть не удержат, было кому подобрать эту власть с пола.

Обычно в таких случаях власть берут какие-то бандиты, вроде варваров, разграбивших Рим. Франции сильно повезло что нашёлся Бонапарт, который не только пытался завоевать всю Европу, но и принял Кодекс Наполеона, который до сих пор служит основой законодательства Третьей Республики.

Вот та община, которую я пытаюсь создать на нашей фабрике, это то, что должно помочь пережить потрясения, отбиться от бандитов и стать основой нового общества. Но отбиться от бандитов куда легче, чем от государства с корпусом жандармов и охранным отделением. Поэтому с точки зрения государства мы должны выглядеть безобидными.

— Это поэтому ты ходишь на приёмы к генералу Левицкому? — поинтересовалась Арина.

— Да, в том числе и поэтому. Ну и вообще, пока государство стоит, нам нужно как-то жить, зарабатывать деньги, учиться чему-то новому. В конце концов лечить людей. Я позиционирую себя в светском обществе как такую экзотическую зверюшку. Вот сто лет назад была кавалерист-девица Надежда Дурова, а сейчас есть авиатор-девица Наталья Марсова. А моё увлечение социализмом — милое чудачество. Но это пока это моё увлечение. Если выяснится, что я учу социализму вас, неприятностей может быть много.

Поэтому для всех должно быть зубатовщина и славянофильство с традиционной общиной, знаете что это такое?

— Очень примерно.

— Надо будет дать вам кое-что на эту тему почитать. Дело в том, что в формальной логике есть такое правило — из ложного утверждения следует любое утверждение. Поэтому правильные действия можно обосновать не только правильной теорией, но и любой из множества ложных. То есть нельзя основываясь на ложной теории пытаться решать, какие действия правильные, какие нет, она не позволяет их различить. А если мы уже знаем, какие действия правильные, обосновать их можно хоть Библией, хоть Велесовой книгой, хоть трудами Блаватской. Вот и надо обосновывать чем-то таким, что существующая власть не считает угрозой своему существованию.

Рекордный полёт

Подготовка

ИГОРЬ ЗПТ ХОЧУ ПОСЕТИТЬ НЕАПОЛЬ ЖЕНЕВУ ПАРИЖ ТЧК ОЖИДАЮ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ПОЕЗДКИ ДВЕ НЕДЕЛИ ТЧК МАРШРУТ ПИТЕР КЕЛЬЦЫ НЕАПОЛЬ ДВА ДНЯ ЖЕНЕВА ДВА ДНЯ ПАРИЖ ПЯТЬ ДНЕЙ БОРНХОЛЬМ ПИТЕР УЧАСТВУЕШЬ ПЕРЕЛЕТЕ ВПРС НЭТТИ

Сикорский отложил бланк телеграммы на стол, достал из шкафа карту Европы, расстелил её на столе и начал вымерять расстояния.

Вот, Кельцы, губернский город в царстве Польском. Почти на середине пути между Питером и Неаполем. Если взять предельный запас топлива, то вроде дальности с мотором Тринклера должно хватать с запасом.

Участок Кельцы — Неаполь это хуже. Там и горы, и расстояние чуть побольше. Вот почему бы не сесть для дозаправки в Венеции? Неаполь — Женева и Женева — Париж тоже так ничего. Ну а потом уже над Балиткой с дозаправкой на датском Борнхольме. Конечно все на пределе, но вот это вполне в стиле Нэтти.

СОГЛАСЕН ВСКЛ КОГДА ВЫЛЕТАЕМ ВПРС СИКОРСКИЙ

И буквально через несколько часов ответ:

ВСТРЕЧАЙ ЗАВТРА ВОСЕМНАДЦАТЬ НА КОМЕНДАНТСКОМ ТЧК ВЫЛЕТ ПОСЛЕЗАВТРА ТЧК НЭТТИ

В Нижнем Новгороде тем временем состоялся разговор Нэтти с Колей Урванцевым.

— Коля, я улетаю на две недели. Так что в наших занятиях наступает перерыв. У тебя уже занятия в реальном училище начались, так что работай.

— А почему меня с собой не берёшь?

— В Питере возьму вторым пилотом Игоря Сикорского. Он конструктор этого аэроплана, так что справится. А я ему уже обещала что в рекордном перелёте, про который будет писать пресса, он будет участвовать.

— Но в аэроплане три места. А до Питера ты как полетишь? Одна? Десять часов за штурвалом?

— А сюда я как летела? Думаешь Лысковский меня за штурвалом подменял? Сяду в Рыбинске перекусить. Я там уже хороший трактир знаю. А у тебя паспорта для выезда за границу нет, и вообще оформить выезд подростка за границу не в сопровождении близких родственников, это такая канитель...

— Ну хотя бы до Питера.

— А потом ты будешь от Питера поездом добираться домой один. Что твой папа скажет? Ладно, в следующий раз, когда мне потребуется совершить дальний перелёт, я тебя обязательно возьму вторым пилотом, обещаю.

Этим обещанием Коля удовлетворился. И на следующее утро вовсю помогал выкатывать шаврушку из лодочного сарая, в котором она обитала, раскладывать крылья и готовить машину к полёту.

Питер

Сикорский весь день носился по Питеру. Всё таки организовать так внезапно свой отъезд на две недели, когда на тебе флотский заказ на морские разведчики, да ещё в секретном ангаре постепенно начинает вырисовываться форма двухмоторной машины, которая должна поднять целых десять человек, не так просто. Но к шести часам вечера он стоял на поле Комендантского аэродрома и ждал.

И когда машина остановилась прямо рядом с ним, и Нэтти откинула фонарь, буквально на руках вытащил её из кабины.

Девушка стояла рядом с ним, слегка пошатываясь.

— Утомилась. Десять часов без посадки. Примерялась как рекорды ставить. Теперь бы в парную...

Общественных бань в Питере хватало, поэтому Сикорский моментально это организовал. Потом они сидели за столиком ресторана, обсуждая то, что произошло на протяжении двух месяцев, пока Нэтти была в Нижнем.

— Ты знаешь, я получил два интересных предложения, — рассказывал Игорь. — Первое — от Кованько, он предложил мне возглавить техническую службу его воздухоплавательного отряда, второе от Шидловского, который хочет разместить здесь, в Питере, авиационные мастерские Руссо-Балта и дать мне должность главного инженера.

— Соглашайся на второе, — посоветовала Нэтти. — В армии тебе делать нечего, там текучка заест. Тебе надо создавать новые машины, а не обслуживать стареющую технику, которую гоняют в хвост и в гриву бесшабашные поручики.

— Эх, было бы что создавать. Ты поманила меня красивыми картинками будущего авиации на сто лет вперёд. Но что из этого можно реализовать здесь и сейчас?

— На удивление много. Если нам удастся объединить усилия Тринклера и Калепа, то через годик у нас будут моторы помощнее нынешних, а значит можно будет задуматься и о четырёхмоторных трансатлантиках, и об истребителях-штурмовиках. Ты пилотажный биплан У-2 уже построил?

— Не испытал пока. Сейчас у меня все силы уходят на серию шаврушек для флота. И потихоньку делаю "Щуку". Но вряд ли она у меня взлетит раньше Нового года.

— Не торопись. Пересчитай всё три или четыре раза. Слетай на какой-нибудь шаврушке в Москву к Жуковскому, и продуй модель у него в аэродинамической трубе. Это всё же машина, аэродинамика которой опережает время на тридцать лет. А У-2 делай обязательно. В апреле в Питере будет международная авиационная выставка, вот к ней у тебя их должно быть штук пять, причём не просто к ней, а за месяц, а то и за два, чтобы пилоты освоили весь набор фигур пилотажа.

— А кто инструктировать будет? Меня ты бросила, недоучив. Сам я без инструктора по твоим книжкам боюсь.

— Давай где-нибудь в феврале найдут недельку, прилечу, поучу и тебя и их. Мне, наверное, всё равно понадобится зачем-нибудь в Питер по делам фабрики.

— А на фабрике у тебя говорят, настоящий фаланстер Фурье?

— Кто говорит?

— Злые языки.

— Плюнь ты этим языкам в их бесстыжие глаза, пока я их не поймала и в ряд другого Фурье не разложила. Обычное у меня там рабочее общежитие. Ну то есть уровень комфорта несколько выше чем на большинстве других заводов, в конце концов моя фабрика требует квалифицированного труда, но в том же Сормово, или в Москве у Бари многие рабочие живут не хуже. А уж с условиями на старых оружейных заводах Ижевска и Златоуста не сравнить.

Кстати вот если действительно возглавишь авиационный сектор Руссо-Балта, перенимай опыт. У тебя же тоже от каждого рабочего может зависеть жизнь клиента.

— А как ты вообще там живёшь в Нижнем? Много у тебя там любовников было?

— Ты будешь смеяться, но ни одного. Но не потому что я храню тебе верность. Просто ну как-то не до того было. Ко мне подкатывал, правда, предыдущий губернатор. Но я его, как могла вежливо, послала. С тех пор его уже сняли и перевели в Вологду, как раз за амурные похождения. Ну на кой чёрт мне такой нужен? А с подчинёнными не могу же я романы крутить. Из равных я общаюсь в основном только с Тринклером. Но он женат. Вот, когда в Москву летали, там у Шухова было несколько симпатичных мальчиков примерно твоего возраста. Лёня Рамзин, Андрюша Туполев. Но мы в тот же день улетали обратно, даже романтическую прогулку при Луне некогда было устраивать.

— А нам точно надо вот прямо сейчас вылетать? А то тут начинаются дни воздухоплавания. С тобой мы бы прекрасно выступили. Ты бы показала мои аэропланы во всей красе.

— Нет, аэроплан способный без посадки пролететь от Нижнего до Питера тут не показать во всей красе. Они тут пока и перелёт от Питера до Кронштадта за достижение считают. Вот в рамках месячника аэронавтики совершить перелёт по задуманному маршруту и вернуться где-то во второй половине — это будет заметным достижением.

На следующий день на рассвете авиаторов, отправляющихся в рекордный перелёт провожали корреспонденты питерских и некоторых иностранных газет, а также генерал Кованько. Он даже сказал небольшую речь, которую бойко конспектировали корреспонденты.

Потом машина, наконец, поднялась в воздух и взяла курс на запад.

Кельцы

Ближе к обеду Сикорский понял что лететь на этом аэроплане по десять часов подряд ничего страшного, если вдвоём.

Тот, кто в данный момент не за штурвалом, может выбраться с пилотского на заднее пассажирское место, там полежать, справить естественные надобности в медицинскую утку, которую предусмотрительно захватила с собой Нэтти, попить горячего чая с бутербродами, благо термос у Нэтти тоже был. В Петербурге Игорь их видел в продаже, но ему бы ни за что не пришла в голову мысль купить такую штуку для дальних полётов. Вот что значит — женщина.

В Кельцах посадку совершили на какой-то луг, где уже заранее собралась толпа встречающих. Место посадки было отмечено буквой T, выложенной из белого полотна.

При заходе на посадку в закатных лучах сверкнула гладь какого-то озера. Когда Игорь спросил у Нэтти, а почему оно не было выбрано для посадки, та объяснила что там очень крутые берега, поэтому посадка на воду рискованна. Вот в Неаполе будем садиться на море.

Они прекрасно отдохнули в местной гостинице и на рассвете следующего дня продолжили полёт. Машина с трудом оторвалась от земли, пробежав раза в полтора больше обычного, поскольку Нэтти заполнила не только штатные баки, но и дополнительный двухсотлитровый бак, специально для этого полёта смонтированный под пассажирской лежанкой.

Впереди были горы, и Сикорский опасался что соваться в горы на перегруженной машине рискованно. Но словацкие горы невысокие, а Нэтти уверенно, хотя и довольно медленно подняла аэроплан на три тысячи.

Неаполь

Всю первую половину дня летели над сушей. Потом под крылом заблестела вода Адриатики. Потом пересекли Аппеннинский полуостров, оставили по левому борту Везувий и вот она, Неаполитанская бухта. Нэтти позволила Игорю выполнить посадку, потом взяла управление на себя и подогнала машину как катер к волнолому яхтенного порта, где уже собрались встречающие.

После того как рекордный перелёт был должным образом зафиксирован, Нэтти неожиданно скомандовала:

— А теперь взлетаем обратно и полетели на Капри. Тут тридцать километров всего. А там нас уже ждут.

— И даже дозаправляться не будешь?

— С ветром нам повезло немножко больше, чем я ожидала, запас есть.

И минут через двадцать машина опять приводнилась, но уже неподалёку от волноломов Порто-ди-Капри. Правда, на этот раз Нэтти не повела её в порт, а подошла к пляжу чуть западнее порта, опустила колёсное шасси и выехала на берег. На берегу её встречала смуглая девушка-итальянка, на глаз лет на пару помоложе Нэтти, в лёгком платье чуть ниже колен.

Выпрыгнув из кабины Нэтти с визгом бросилась на шею встречающей. Когда они выразили радость встречи, она наконец представила свою знакомую Игорю:

— Знакомься, это Паола. Она сейчас тут руководит школой подводного плавания, которую я в прошлом году основала.

— Паола, это Игорь, он построил вот это странное сооружение, на котором мы прилетели. Надеюсь, у тебя тут за ночь аэроплан не украдут? Тогда мы пошли на виллу Спинола. С тобой мы ещё пообщаемся завтра или послезавтра.

И она решительно потащила Сикорского вверх по крутым улицам гористого острова.

Игорь немного растерялся, очутившись за столом в столь представительной компании — писатель Горький, известная актриса Андреева, философ Богданов. Но видя как уверенно чувствует себя его спутница, расслабился.

— Маша, — попросила Нэтти Андрееву, когда ужин закончился. — Я не взяла в полёт свою гитару. Одолжи свою, а то я тут пока летели обещала Игорю спеть одну песню, которую всю дорогу насвистывала.

Андреева принесла гитару. За прошлое лето она уже поняла что Нэтти знает множество никому не известных песен, и с инструментом обращается аккуратно.

Тяжёлое Солнце садится в залив,8

Недолго мы в городе жили.

Он станет желанным и горьким вдали

Тот запах бензина и пыли

Приди провожать, уложившись сперва.

Моторам поклонится в пояс трава,

Кружась поплывут под крылом острова,

Куда мы с тобою ходили.

Зелёным огнём циферблаты горят

И где-то, наверно над Омском

Поднимем мы наших сердец якоря

И вовсе забудем про дом свой....

На следующий день Нэтти притащила Сикорского на пляж, вручила его Паоле, попросив ознакомить с красотами подводного мира в окрестностях Капри, а сама, не дав ему и рта раскрыть, прыгнула на пилотское место и, взяв в качестве пассажира Богданова, улетела в Неаполь по каким-то своим предпринимательским делам.

И на следующий день точно так же. На третий день был назначен вылет в Женеву. То есть на рассвете они стартовали с Капри, приводнились в яхтенной гавани Неаполя, причалили там к берегу, где уже ожидала телега с бочками керосина, долго заправлялись и давали интервью корреспондентам местных газет, и, наконец поднялись в воздух.

Женева

Сначала полёт пролегал вдоль побережья, и Сикорский полюбовался с высоты Собором Святого Петра в Риме, да и вообще панорамой вечного города.

Потом, около Специи, море осталось позади и примерно к двум часам пополудни под крылом проплыл Турин. А после Турина земля начала горбиться горами. Причём настолько что горы стали подниматься выше аэроплана. Пришлось лететь не по идеальной прямой, а пробираться над долинами и перевалами, там где проложены дороги. И вот наконец по левому борту оставили Монблан, и земля провалилась вниз.

Но и после этого Нэтти предпочла вести машину над шоссе Турин-Женева до тех пор, пока не засверкало внизу Женевское озеро.

Здесь отважных лётчиков опять встречали корреспонденты. А кроме них невысокий, человек лет сорока с залысинами.

— Здравствуйте, Владимир Ильич, — приветствовала его Нэтти. — Как хорошо что вы сумели меня тут встретить. У меня тут целый портфель почты для вас из России. Знакомьтесь, это Игорь Сикорский — тоже в своём роде революционер. Только не в политике, а в инженерии. Игорь, это Владимир Ильич Ленин, одна из заметных фигур в российской социал-демократии.

— Нет, — сказал Сикорский, — всё же не всё так просто с фаланстером на твоей фабрике. Ты же социал-демократка. В Неаполе остановилась у Богданова, в Женеве у Ленина и все они твои старые добрые знакомые.

— Ага, и с тобой-то меня познакомил Женя Замятин. Он тоже революционер, ты не знал? А насчёт фаланстера, приезжай, а лучше прилетай ко мне в Нижний, убедишься сам.

Вечером, оставив Сикорского делать профилактику мотору, Нэтти отправилась общаться с осевшими в Женеве социалистами-эмигрантами. Она не ожидала, что Плеханов с Мартовым устроят ей целый допрос по поводу её деятельности в Нижнем. Мартов потрясал газетой "Волгарь" со статей про лечение Горинова.

— А что, плохо что ли, если слово "социалист" в России будет ассоциироваться не с террором, а с исцелением? — самым невинным тоном спросила девушка.

Возразить как то стало нечего, и Плеханов только проворчал что вот теперь Ульянов с её подачи вместо того, чтобы развивать революционную теорию, занимается какой-то мутной юридической практикой.

Нэтти просто нужен был патентный поверенный в Европе и Владимир Ильич с его юридическим образованием для этой цели вполне подходил.

В Женеве Нэтти не задержалась. Посетив ещё перед визитом к социалистам местную метеостанцию и ознакомившись с прогнозом погоды, она с утра развила бурную деятельность, и к обеду сумела закончить все те дела, которые не мог от её имени сделать Ульянов.

В два часам пополудни аэроплан оторвался от Женевского озера и взял курс на северо-запад.

Париж

Меньше чем через четыре часа они пошли на посадку. Нэтти заложила вираж и внизу мелькнули крестообразные силуэты каких-то аэропланов. Когда аэроплан снизился метров до двухсот, Сикорский наконец узнал место. Это был аэродром Блерио в Этампе, где он уже бывал.

На лётном поле прилетающих встречал сам Луи Блерио.

— Натали, я решил что это мистификация, когда получил телеграмму из Женевы с просьбой разрешить посадку на своём аэродроме.

— Ну вы же знаете, Луи, я не любительница мистификаций. Если говорю что могу вылечить туберкулёз, значит могу. Если говорю, что сдам экзамен на пилота без подготовки — сдаю.

— Ну... А ваша легенда о марсианском происхождении... Такой сложной и красивой мистификации я ещё не встречал.

— А вы не готовы допустить, что это чистая правда?

— Нет, не готов.

— И правильно. Но перелёт на какие-то жалкие 400 километров — это слишком незначительное достижение, чтобы вокруг него мистификации накручивать.

— Жалкие четыреста?!

— Вы не представляете себе, Луи, насколько велика Россия. Там 400 километров это ни о чем. Вот тысяча — это ещё на что-то похоже. Вообще рекорд в нашем перелёте из Петербурга был тысяча двести без посадки — от Кельцов до Неаполя. По ряду причин мне не хотелось совершать посадок на территории Австро-Венгрии.

— Это с какой же скоростью надо лететь, чтобы выдержать 1200 без посадки?

— Увы, эта машина не из книги Лассвица. Это детище 1910 года от Рождества Христова, поэтому уровень техники вполне современный. Вот, кстати, Игорь Сикорский, её конструктор.

— Мы вообще-то знакомы, — заметил Блерио. — Так какая скорость-то?

— Средняя путевая больше сотни не получатся. Могу дать почитать наш путевой журнал, благо наличие на борту двух человек позволяет его вести.

— Натали, вы издеваетесь! Я только что вернулся из Реймса где в упорной борьбе с Кэртисом поставил европейский рекорд скорости. Я разогнался до 77 километров в час, и был этим очень горд. А тут на мой аэродром плюхаетесь вы, и утверждаете что на тысячекилометровом маршруте держали среднюю скорость "не больше сотни". И этот аэроплан построил Игорь, который у меня тут в прошлом году изучал азы авиастроения. Вот почему вы не посетили Реймс?

— А потому что мне некогда участвовать в гонках. Я даже этот перелёт по своим фармацевтическим делам совершаю. Вот Игорю интересно в соревнованиях участвовать. К сожалению, злая я не дала ему повыступать на днях воздухоплавания в Петербурге, которые идут прямо сейчас. Но я исправлюсь. И на весеннем авиасалоне в России, который пройдёт в апреле, дам ему возможность показать себя. Завтра у меня дела в Пастеровском Институте, а Игорь я думаю, сможет весь день провести здесь, в Этампе, показать вам машину в воздухе, благо у неё сдвоенное управление. Я ещё успеваю на вечерний поезд в Париж?

Блерио и Сикорский посмотрели вслед девушке, уезжавшей на пойманном около авиашколы извозчике в сторону станции, а потом французский авиатор спросил:

— Игорь, вы не устаёте от её напора?

— Вы знаете, нет. Мы же не всё время проводим вместе. Когда её летающая лодка сваливается на Комендантский аэродром после нескольких месяцев разлуки, это действительно как вихрь. Но кажется, что так и надо. Неделя, две, и кажется вот уже всё, выдохся. Но тут она берёт и улетает опять...

— Ну, это в её стиле. Меня её энергия год назад тоже потрясла. А кто вам выдал диплом пилота?

— А никто. У меня нет пилотского диплома. Командир корабля у нас Нэтти, которой диплом выдали вы, а я — бортмеханик.

— Но она обещала, что вы мне покажете машину в воздухе.

— Летать-то я умею, и за этот перелёт провёл за штурвалом, наверное, часов шестнадцать. Правда, только две посадки, обе в Неаполе, и один взлёт. И то я видел каких усилий ей это стоило, отдать контроль над машиной при посадке.

На следующий день ни свет, ни заря в авиашколу примчался на мотоцикле Анзани.

— Это для этого планера мадемуазель Марсова заказывала мне пятицилиндровый мотор?

Сикорский и Блерио как раз открыли капот и осматривали силовую установку.

— Тут не ваш мотор стоит, Алекс, — разочаровал его Блерио. — это вообще паровая машина.

— Как паровая? — моторостроитель полез на узкий фюзеляж, где уже и Сикорскому с Блерио было тесно.

— А вот так, — объяснил Сикорский. — Сначала здесь и правда стоял ваш мотор. Но уже после нескольких перелётов из Петербурга в Нижний, из Нижнего в Москву, ресурс его оказался выработан. Вообще Нэтти с самого начала не устраивал ресурс нынешних двигателей внутреннего сгорания. И она потребовала от Густава Тринклера мотора с ресурсом в десять тысяч часов. Оказалось, что удовлетворить этому требованию может только паровая машина. Вернее, впихнуть в требуемые весовые ограничения паровик с котлом и конденсатором проще, чем добиться необходимого ресурса от бензинового мотора.

Убедившись, что в кабине аэроплана имеется третье, пассажирское, место, Анзани напросился в полёт.

Сикорский показал Блерио несколько фигур простого пилотажа, посетовав, что увы, для воздушной акробатики эта машина подходит слабо. Вот в Петербурге у него уже стоит в ангаре другая машина под тот же мотор, так там такое можно будет крутить, что Пегу обзавидуется.

Когда машина приземлилась, и Сикорский откинул фонарь, Анзани постучал по плексигласу и спросил:

— А что это за материал такой странный? Это же не стекло.

— Ну, мадемуазель Марсова называет это "органическим стеклом". Там какой-то сложный способ получения с использованием ацетона, синильной кислоты и древесного спирта. В общем отрава на отраве сидит и отравой погоняет. А на выходе вот такое симпатичное вещество. Оно намного легче обычного стекла, не бьётся, легко гнётся уже в кипящей воде, а остыв, держит форму. Вот только беда, царапается легко. В авиации это не слишком страшно, аэропланы летают в чистом воздухе, но если вы, Алессандро, захотите использовать это для мотоциклов, то лучше обклеить с обоих сторон стеклом. Органическое стекло не даст минеральному разлететься на осколки при ударе, а минеральное защитит органическое от царапин.

Порывшись в ящике со штурманскими принадлежностями Сикорский нашёл парочку небольших брошюр и вручил одну Анзани, а вторую Блерио.

— Вот описание тех патентов, которые Нэтти успела получить во Франции. Плексиглас тут тоже есть. Может вы уговорите кого-нибудь из знакомых купить лицензию и наладить производство. У нас в России его пока массово не производят, мне с трудом хватает на заказанные аэропланы.

Вечером из Парижа вернулась Нэтти, усталая, как не уставала после тысячекилометрового перелёта.

Игорь продемонстрировал ей диплом пилота, который ему выписал Блерио после того как они полдня провели в воздухе на шаврушке.

— Вот и замечательно. — девушка горячо расцеловала юного конструктора. — Завтра тогда первую половину полёта рулишь ты. А я буду досыпать. Мне после сегодняшней беготни по Парижу надо бы проспать часов двенадцать.

Отрезок от Этампа до маленькой деревушки Сванеке на датском острове Борнхольм был вторым в этом путешествии перелётом на предельную дальность. Тысяча двести километров. Поэтому вылетать пришлось на рассвете. К удивлению Сикорского в этом датском захолустье нашёлся и запас горючего, и комната для ночёвки.

— Как ты ухитрилась всё это организовать.

— Ну эту посадку я начала готовить ещё до старта из Нижнего. Благо у нижегородских купцов есть связи где угодно. Нашлись и в Дании.

Дни воздухоплавания в Петербурге

На следующий день на закате колёса шаврушки коснулись травы Комендантского аэродрома. Несмотря на вечернее время здесь было людно.

Только что закончились показательные полёты, в которых лётчики демонстрировали "Фарманы" и "Авиатики".

И вот внезапно со стороны залива прилетает длинноносая летающая лодка с высоко поднятым над кабиной крылом и почти бесшумно приземляется.

Из кабины выбираются юноша и девушка, слега пошатываясь от усталости и подходят к Кованько, который с трибуны распоряжается завершением очередного дня Воздухоплавания.

— Внимание, господа! — объявляет тот в рупор. — Только что вы были свидетелями завершения сверхдальнего перелёта по маршруту Петербург-Неаполь-Париж-Петербург с промежуточными посадками в Кельцах, Женеве и балтийском острове Борнхольм. Сейчас летающая лодка конструкции Игоря Сикорского и под его же управлением совершила посадку после беспосадочного перелёта с острова Борнхольм, расстояние от которого до Петербурга составляет более тысячи вёрст.

— Только вчера достижением казался перелёт Пиотровского в Сестрорецк и Кронштадт, — заметил великий князь Дмитрий Павлович Столыпину. — Интересно на какой высоте они летели. Уже понятно что два с половиной часа в воздухе, которые казались рекордом ещё на прошлой неделе, по сравнению с этим перелётом — детский лепет. Но не удивлюсь если узнаю, что они и по высоте превосходят нынешних рекордсменов.

На следующий день из стоявшего запечатанным две недели ангара Сикорский выкатил биплан, создавая который он пытался повторить "По-2".

Машина была ещё не испытана толком, поэтому Нэтти была категорически против её демонстрации. Но атмосфера праздника воздухоплавания заставила её согласиться на настойчивые просьбы Игоря.

После взлёта на крыльях зажглись дымовые шашки, зелёная на правом и красная на левом и в процессе выполнения фигур пилотажа за аэропланом тянулись, причудливо переплетаясь, красная и зелёная струи дыма.

— Игорь, что ты творишь! — воскликнул Уточкин, когда после полётов авиаторы собрались в одном из ангаров. — Вот мы работаем, выкладываемся, думаем что показали мастерство, а тут прилетаешь ты, и демонстрируешь что, как писал кто-то из этих, нынешних декадентов, то ли Чёрный, то ли Бедный, "Рождённый ползать — летать не может".

— Серёж, я не столько пилот, сколько конструктор. Для того чтобы хорошо летать, нужна хорошая машина. Я её сделал. На ней даже я могу летать вниз головой, хотя мне диплом пилота Блерио три дня назад выписал. Переучивайся на неё, будешь виражить лучше меня. Повторяю, я конструктор. А пилотировать, это отдельное умение.

Тем временем к компании пилотов неслышно подкралась Нэтти, уже где-то раздобывшая гитару:

— Игорь, ты представишь мне коллег?

— Да, конечно, это Миша Ефимов, это Серёжа Уточкин, это Боря Руднев.

— Цвет российской авиации. Хотите я вам песенку спою про этот ваш авиационный праздник?

— Конечно хотим!

Куда, петербургские жители9

Толпою нестройной бежите вы

Какое вас гонит событие

В предместье, за чахлый лесок?

Там зонтики белою пеною

Мальчишки и люди степенные

Звенят палашами военные

Оркестр играет вальсок.

Ах, лётчик отчаянный Уточкин,

Шофёрские вам не идут очки

И что за нелепые шуточки

Скользить по воздушной струе?

И так ли уж вам обязательно,

Чтоб вставшие к празднику затемно

Глазели на вас обыватели

Роняя свои канотье?

На следующий день в "Новом Времени" вышла статья Кривенко "Полёт в будущее":

Ещё вчера мы радовались достижениям нашей авиации, таким как провести два часа в воздухе или долететь без посадки от Питера до Сестрорецка. Но вчера под занавес очередного дня праздника воздухоплавания на Комендантское поле приземлился аэроплан г-на Сикорского, который в корне изменил наше представление о том, на что способна современная авиация.

Г-н. Сикорский совместно с г-жой Марсовой, известной как изобретательница лекарств от сепсиса и туберкулёза, совершил в течение двух недель перелёт по маршруту Петербург — Неаполь — Женева — Париж — Петербург.

Несмотря на усталость после десятичасового беспосадочного перелёта, господин Сикорский согласился ответить на вопросы нашего корреспондента.

— Игорь Иванович, а почему вы не участвовали в днях воздухоплавания с самого начала, а вместо этого отправились в турне по Европе.

— Это не моё решение, у госпожи Марсовой были какие-то торговые дела в Неаполе и Париже. Это её аэроплан, хотя и построен мной. И у меня был выбор: нарезать круги тут над Комендантским полем или принять участие в действительно рекордном перелёте. Вернее выбора-то не было. Ещё три дня назад у меня не было удостоверения пилота. Мне его выписал экстерном Луи Блерио в Париже уже по итогам этого перелёта. То есть либо смотреть с земли как другие поднимают мои машины в воздух по ученической программе, либо лететь самому на пределе возможностей машины.

— А как вообще у вас появилась мысль построить такой аэроплан?

— Ну, это опять же заслуга Наталии Александровны. В мае она пришла ко мне и сказала, что ей нужна разъездная воздушная лодка для поездок по России, и она видит во мне человека способного её построить. Я принял этот вызов, и, видите, получилось.

— Вы поставили совершенно невиданные рекорды по продолжительности и дистанции полёта. А как с другими характеристиками — высота, скорость?

— Наталия Александровна считает что скорость и дальность полёта явно недостаточны. Говорить о коммерческом применении аэропланов можно будет после того как станет доступен беспосадочный перелёт от Питера до Севастополя, а лучше до Иркутска. Ну и скорость не меньше двухсот вёрст в час. А у нас пока сто десять. Да, это в полтора раза больше чем продемонстрировал Блерио в Реймсе. Но, поскольку пассажирское место в аэроплане не может обеспечить того комфорта, который даёт купе спального вагона, нам нужно чтобы поездка занимала в разы меньше времени.

— Вы позиционируете аэроплан как пассажирский транспорт?

— Да, в частности. Срочная почта, спешащие пассажиры, эвакуация больных из отдалённых городков в центральные больницы. Известная волжская судоходная компания "Самолёт" проявляет интерес к моим работам и даже частично их финансирует.

— Но это явно развлечение для небедных пассажиров. А согласятся ли богатые люди терпеть лишения полёта? Я тут на днях попробовал подняться в воздух на "Фармане" и надо сказать ощущения весьма острые. Треск мотора, ветер, пустота внизу...

— Ну это опять же вопрос конструкции. Сегодня я, пожалуй, не возьмусь ещё раз подняться в воздух, а завтра приглашаю вас прокатиться на летающей лодке госпожи Марсовой. Закрытая кабина, удобное сидение, можно спокойно разговаривать, как в неторопливо едущем автомобиле. А весной я надеюсь продемонстрировать машину, способную поднять десяток пассажиров. Там по салону можно будет ходить, в состав экипажа будет включён проводник, обслуживающий пассажиров, и комфорт будет никак не меньше, чем в европейских сидячих поездах. Хотя, конечно, вряд ли мне удастся в этой модели поднять дальность полёта до тех величин, которых требуют размеры нашей страны.

— Так что насчёт высоты?

— По пути от Неаполя до Женевы нам пришлось преодолеть Альпы. Конечно, подняться выше вершины Монблана мы бы не смогли, на такой высоте в воздухе недостаточно кислорода, и нужна либо длительная привычка к разряженному воздуху, которую туристы вырабатывают, постепенно поднимаясь в горы, либо тот или иной род дыхательного аппарата. Но перевал Ферре мы преодолели, причём прошли над его седловиной минимум в двухстах саженях. То есть безопасная высота полёта для нашей машины это примерно полторы тысячи саженей или по французским мерам, три тысячи метров.

— Но, насколько я понял объяснения других авиаторов, бензиновый мотор начинает терять мощность на гораздо меньших высотах.

— Бензиновые моторы — изобретение недавнее, их ещё нельзя считать зрелым и надёжным техническими решением. Поэтому на нашей летающей лодке стоит паровая машина. Сделать паровую машину лёгкой оказалось проще, чем сделать бензиновый мотор надёжным и не боящимся высоты. Хотя, конечно, за бензиновыми моторами будущее, и лет через десять-двадцать их детские болезни будут преодолены.

Пылинка дальних стран

К Нэтти, отдыхавшей после полётов в ангаре, подошёл Кистяковский.

— Нэтти, тут одна моя знакомая хотела бы с вами познакомиться.

— Кто? — удивилась девушка, полагая что ради кого попало Владимир Александрович не станет выступать ходатаем.

— Ну вообще-то это дочь Дмитрия Ивановича Менделеева. Хотя, подозреваю, что инициатором на самом деле выступил её муж. Он поэт, может быть вы слышали это имя, Александр Блок.

— Конечно слышала. И кое-какие его стихи очень ценю. Так что с удовольствием познакомлюсь.

И вечером она сидела за столиком кафе с Кистяковским и Блоками.

При знакомстве она вытащила из кармана швейцарский ножик VictoryNox и вручила его Александру:

— Я не могу не подарить автору строк "случайно на ноже карманном найди пылинку дальних стран" карманного ножа, побывавшего по крайней мере во Франции и Дании. Конечно, вряд ли вы найдёте на нём пылинки. Я купила в Женеве несколько дюжин таких ножей на подарки и везла запакованными.

— Но откуда вы знаете этот стихотворение? Я его два месяца как написал и ещё нигде не публиковал.

— А вот знаю. Могу наизусть прочитать, — сказала она, и начала:

Ты помнишь? В нашей бухте сонной

Спала зелёная вода,

Когда кильватерной колонной

Вошли военные суда.

Четыре — серых. И вопросы

Нас волновали битый час,

И загорелые матросы

Ходили важно мимо нас.

Мир стал заманчивей и шире,

И вдруг — суда уплыли прочь.

Нам было видно, все четыре

Зарылись в океан и в ночь.

И вновь обычным стало море,

Маяк уныло замигал,

Когда на низком семафоре

Последний отдали сигнал...

Как мало в этой жизни надо

Нам, детям, — и тебе и мне.

Ведь сердце радоваться радо

И самой малой новизне.

Случайно на ноже карманном

Найди пылинку дальних стран -

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман!

— Интересно, кто редактировал тот текст, который вы выучили? — поинтересовался Блок.

— Ну не знаю, вы, наверное.

— В том тексте, который лежит у меня в столе, и который я даже Любе не показывал, несколько фраз звучат по-другому. Но ваш вариант гораздо лучше.

Котельников

На следующий день авиационный праздник продолжался. Нэтти опять демонстрировала высший пилотаж на У-2. Катать высокопоставленных гостей на "Шаврушке" закрытой кабиной она не стала, резонно предположив что на "Фармане" гости получат гораздо более острые ощущения. Но этим занялся Сикорский.

Ближе к вечеру, когда она уже заявила, что норму полётов на сегодня выполнила, и смешалась со зрителями, наблюдая, как летают другие, Игорь подошёл к ней:

— Тут Лева Мациевич вызывает меня на соревнование. Кто выше поднимется.

— Ну он с ума сошёл! На "Фармане" тягаться по высотности с аэропланом на двадцать лет более зрелой конструкции. У прототипа потолок, насколько я помню было под четыре тысячи метров. Это с двигателем внутреннего сгорания. А у нас паровая машина, которая меньше теряет мощность с высотой. Сбегай в ближайшую аптеку, купи кислородную подушку, сейчас соорудим импровизированный дыхательный аппарат, и ты, пожалуй, на незагруженном аппарате и на шесть тысяч заберёшься.

— Смотри, он похоже собрался продемонстрировать высотный полёт пока в одиночку, — прервал её Игорь.

"Фарман" Мациевича нарезал круги над Комендантским полем, поднимаясь всё выше и выше, Вдруг, на высоте около полуверсты машина резко клюнула носом, от неё отделились две чёрные точки и полетели вниз. Аппарат закувыркался в воздухе и тоже начал падать.

Через несколько секунд стало ясно, что по каким-то причинам сорвало двигатель, и после того как он оторвался, ничем не удерживаемый пилот тоже выпал из машины. Он размахивал руками, как будто старался удержаться в воздухе, но это, очевидно было бесполезно.

— Какой ужас, — раздался мужской голос за спиной Нэтти и Сикорского.

Девушка обернулась. Позади неё стоял мужчина лет сорока с небольшой остроконечной бородкой, одетый в недешёвое пальто.

— Неужели нельзя что-нибудь придумать? Парашюты вроде уже изобретены...

— Нынешние парашюты, — высказалась Нэтти, — крепятся на фюзеляже аэроплана. Сильно бы это помогло Мациевичу, которого выбросило с сиденья?

— Значит парашют надо складывать в ранец, который лётчик будет всегда носить на спине. Тогда что бы ни случилось с аэропланом, лётчик покинет его вместе со спасательным средством.

— Интересная мысль... — протянула Нэтти, упорно пытаясь сообразить кого же ей напоминает собеседник. Её выручил Сикорский.

— Давайте познакомимся, — сказал он. Игорь Сикорский, авиаконструктор. А это Наталья Марсова, авиатор и предприниматель.

— Котельников, Глеб Евгеньевич, отставной акцизный чиновник, — отрекомендовался собеседник.

— А вы не хотите заняться разработкой вот такого воздушного спасательного жилета? — поинтересовалась Нэтти, вспомнив наконец, что портрет этого человека висел в аэроклубе именно как портрет изобретателя ранцевого парашюта, и что подтолкнула его к изобретению именно катастрофа, случившаяся на празднике воздухоплавания в 1910 году.

— Хочу. Но как вы понимаете, я — человек небогатый.

— Это не проблема. Я легко могу вам выделить небольшую субсидию на эксперименты. В конце концов, я сама много летаю, и, несмотря на то, что летаю на аэропланах, созданных Игорем, не отказалась бы от такого средства спасения. А Игорю, которому постоянно приходится испытывать новые, ещё не отлаженные конструкции аэропланов, такой прибор ещё нужнее.

Нэтти вытащила из полевой сумки чековую книжку Волго-Камского банка и выписала чек на тысячу рублей.

— Думаю на создание первого образца вам хватит. А потом приходите к Игорю сюда, на Комендантский аэродром, он вам организует испытания.

Кто сказал, что паровозы не летают

Студент Императорского Технического училища Лёня Рамзин поймал профессора Гриневицкого в коридоре, размахивая газетой "Новое время".

— Василий Игнатьич, вот, посмотрите! Помните вы две недели назад отказалась утверждать мне тему курсовой работы "Спиральный прямоточный котёл для авиационного парового двигателя"?

— Да, я полагаю что на воздушном и автомобильном транспорте паровые машины совершенно бесперспективны.

— А вот — рекорд продолжительности полёта, рекорд дальности, и пролёт над перевалом Ферре. За десяток дней преодолена трасса Петербург-Неаполь-Женева-Париж-Петербург. А вы говорите, паровозы не летают.

— То есть этот полёт совершён на аэроплане с паровой машиной?

— Да, вот тут слова Сикорского, что сделать паровую машину лёгкой проще, чем бензиновый мотор — надёжным. Хотя когда мне ставили техническое задание на этот котёл, имелась в виду ещё и возможность использования разных видов жидкого топлива.

— Почему только жидкого?

— Потому что теплота сгорания производных нефти вдвое выше чем у лучшего кардиффского угля. Ну и аэроплан маленький, места для кочегара нет. Впрочем, Сикорский сейчас работает над двухмоторной машиной, способной поднять десять пассажиров. На самом деле мы тут с Андреем Туполевым прорабатываем одну идейку, как автоматизировать отопление котла углём.

— А причём тут Андрей? Он же у Жуковского учится.

— Он хорошо сечёт в аэродинамике. А твёрдое топливо — это в первую очередь движение воздуха в топке. Вот та печь, которую вы мне тогда утвердили в качестве курсовой это тоже сплошная аэродинамика. С одной стороны — движение воздуха в топке где тлеют дрова, с другой — чистый воздух который проходит через трубы.

Тут до профессора что-то начало доходить.

— Так эта самая патентованная печь "Студент" рекламой которой забиты все московские газеты, это и есть твоя курсовая?

— Ну да. Господин Бари уже запустил печь, которую мы с Андреем рассчитали в августе, в производство. Но вообще, завтра в Москву прилетает Сикорский. На такой же летающей лодке, на какой он летал в Неаполь и Париж.

Так что мы сможем вам продемонстрировать и мой котёл и двигатель Тринклера.

Сикорский появился в Училище около четырёх дня. Он привёз на извозчике несколько громоздких свёртков с моделями для продувки в аэродинамической трубе, и, поскольку учебный день уже заканчивался, не стал задерживаться и вместе с Туполевым отправился к тому на квартиру.

— Сегодня с ветром повезло, — рассказывал он по дороге. — Меньше чем за шесть часов долетел. Ну когда же Николай Егорович наконец организует рядом с Училищем нормальный аэродром? Пришлось опять садиться на реку и швартоваться к причалам завода Бари.

— Тут, пожалуй, не развернёшься с аэродромом. Я слышал как Жуковский обсуждал идею выкупить какое-нибудь поместье где-нибудь по Рязанской трассе и организовать воздухоплавательный институт там.

Игра в конспираторов

Когда они пришли домой к Туполеву, Сикорский внезапно предложил:

— Андрей, а давай мы разыграем театральную сценку. Представь что я — жандарм, пришёл к тебе с обыском искать свидетельства твоего участия в нелегальной деятельности.

— Ну давай.

В течение пятнадцати минут Игорь нашёл в комнате Туполева десяток запрещённых изданий.

— Ну и зачем ты это устроил? — спросил его хозяин комнаты.

— А затем что ты авиаинженер от Бога и мне нравится с тобой работать. Я не хочу чтобы тебя выкинули из Училища за мелкотравчатую фронду.

— Ты считаешь то, чем я занимаюсь, мелкотравчатой фрондой?

— Да. Понимаешь, неделю назад я был на Капри, а потом в Женеве. Познакомился там с Вилоновым, Богдановым, Луначарским, Лениным. Я бы конечно всем троим предпочёл бы Красина, но Нэтти упорно не хотела совершать посадок на территории Центральных Держав. Вот посмотрел немножко на то, как занимаются революцией действительно серьёзные люди.

А эти ваши студенческие кружки...

Лучше бы вы, честное слово, взяли программу школы на Капри, и пошли с ней к Захарченко в отряд юных скаутов. Начали бы там гимназистов гонять, глядишь и сами чему-то научились.

— Но у Захарченко же это абсолютно черносотенная организация.

— А какая разница. Как сказал один китайский мудрец, не важно какого цвета кошка, лишь бы она ловила мышей. Там ты получишь возможность потренироваться в походной жизни, обращению с оружием, а так как ты студент, а скауты подростки, то сразу же очутишься на командной должности. То есть научишься руководить отрядом бойцов.

Все эти навыки и умения полезны независимо от того, на чьей стороне ты будешь сражаться.

А когда эти детишки подрастут, это ещё не факт, какую идеологию они выберут. Не надо только их слишком явно агитировать за социализм. Хотя если говорить правду в ответ на некоторые вопросы, сами начнут копать в нужном направлении.

Вообще с моей точки зрения то, что ты делаешь в Училище, приближает желаемое вами, социалистами, светлое будущее гораздо сильнее, чем вся эта ваша нелегальщина.

Ты читал статью Богданова и Ленина "Рыба тухнет с головы"?

— Не читал.

— Ну что же ты, она уж скоро полгода как вышла. Что-то ваши курьеры мышей не ловят. Хочешь, дам.

— А у тебя она откуда?

— Из Женевы. Понимаешь, мы прилетели в Петербург в разгар праздника воздухоплавания. Там на Комендантском поле такой бардак творился, что будь у нас не летающая лодка, а "Щука", мы бы могли в Дании загрузить сотню пулемётов Мадсена, привезти и разгрузить на глазах у Столыпина и Великих Князей. Никто бы внимания не обратил. А уж несколько пачек литературы — дело святое. Хотя, нет, можно поступить проще. Иди в Румянцевскую библиотеку и возьми там предпоследний номер "Bibliothèque de l"École des chartes". Там опубликована статья "Critique de la théorie formationnelle de Marx" — это французский перевод той же статьи Богданова и Ленина. Только слегка причёсанный под французские академические традиции. И никакой нелегальщины. Приходи, бери, читай.

Так вот я о чём: там основная идея какая — что бунты и перевороты происходят всегда. Но переворот превращается в революцию только если в обществе существует зародыш новой экономической формации, что-то что готово занять место старого строя. Вот этим и надо заниматься. Растить эти зародыши. Тем более, что это ненаказуемо.

Не важно, черносотенная у тебя организация, социалистическая, анархистская или ещё какая. Важно что ты берёшь и начинаешь учить людей смотреть на вещи шире, чем они привыкли, выходить за пределы традиции.

Вот я на Капри познакомился с одной итальянской рыбачкой, Паолой. Ещё полтора года назад она была обычной вдовой молодого рыбака. Ну ты можешь себе представить что такое рыбаки в Италии — беспросветная нищета, постоянный риск жизнью и всё такое.

Но тут её судьба как-то случайно пересеклась с Нэтти. И вот неделю назад что я вижу — не то леди, не то античная богиня. Владелица школы подводного плавания. Знатнейшие дамы Италии и Франции заискивают перед ней, потому что на всех мест в её школе не хватит, а другие школы уже не то. Вот это я понимаю, облегчать положение обездоленных.

— Но она там такая одна, чьё положение твоя Нэтти облегчила.

— Во-первых, не одна. Там ещё человек пять парней-инструкторов в этой школе, мастер-лодочник Чезаре который теперь тоже неплохо поднялся на корпусах из фанеры.

Но это — Капри. Она там была случайной гостьей и Паолой занималась в основном потому, что ей нужны были инструкторы для русских революционеров, которые туда второй год наезжают. В Нижнем у неё на фабрике уже человек восемьдесят, хотя она и обещала тут разложить в ряд Фурье тех, кто её "Красную планету" будет с фаланстером сравнивать.

Но я потом её половину перелёта расспрашивал про порядки, которые она у себя на фабрике устроила. Если это не социализм, тогда что такое социализм? А здесь в Москве? Ты в курсе что у Бари в рабочем квартале творится?

— Ну вроде у Бари всегда к рабочим неплохо относились.

— Между "неплохо" и "системой" есть некоторая разница. Я просто немного в курсе этих начинаний, потому что мне Шидловский предложил возглавить петербургское авиастроительное отделение "Руссо-Балта". И я, естественно, заинтересовался таким опытом организации работ, когда мастеровые болеют за дело не меньше инженера-конструктора.

Про это наши марксисты ещё не писали, им экономика глаза немножко застит. Но ведь наше, высокотехнологичное, производство не сводится к вложению денег со стороны капиталиста и маханию кувалдой со стороны рабочего. Ещё должен быть инженер с идеей. Вот получается, что в предыдущей экономической формации главным была земля. Всё упиралось в пахотные площади, а население как-то само возникало. В нынешней, капитализме, главное — капитал. На него можно прикупить станки, нанять рабочих и что-то производить. А в следующей формации главным будет не злато, и не булат, а идея. Патент, технология что-то такое. Как раньше на свободную пахотную землю откуда ни возьмись набегали крестьяне, как сейчас на предложение заработка выстраиваются очереди из рабочих, так в будущем на перспективную идею будут толпами набегать инвесторы, желающие вложить капитал. И рабочий нужен не просто рабочий, а тот кто поймёт идею с полуслова и воплотит её в металл так, как ты, инженер, задумал. Который задаст тебе вопросы, если у тебя в чертеже что непонятно, подскажет, если вдруг какая деталь у тебя такой формы, что обычным инструментом не сделать.

А ты тут с этой нелегальщиной так рискуешь.

Короче, вспомни о том, что ты инженер, и придумай как это добро так хранить, чтобы ни одна ищейка не подкопалась.

— А что тут можно придумать?

— Ну первый принцип решения изобретательских задач — это повышение степени идеальности системы. Вот у тебя эти книги — система явно не идеальная. Места занимают много, пыль собирают, замаскировать сложно.

А представь себе волшебный фонарь, проекционный аппарат. Маленький слайд даёт картину во всю стену. Значит, если заснять книжные страницы на 35-миллиметровую киноплёнку, на одну бобину можно целую библиотеку записать. Но это искать будет неудобно. А вот если взять кусок плёнки длиной аршина в два, то в свёрнутом виде это будет рулончик толщиной не больше полвершка. А уместится туда страниц 600, если по 9 страниц на стандартный кинокадр. Целый том. Прятать же такую плёнку можно хоть в выдолбленной ножке стула.

— А почему именно два аршина?

— Ну у Нэтти такая фотокамера есть, которая снимает на 35-мм плёнку. Там, правда, кадр в два раз больше стандартного киношного, и куски по 36 кадров. Она постоянно этим пользуется для размножения всяких книг, так что я уже привык к пачкам фотобумаги с текстом.

— Боюсь что с пачками фотобумаги будет ещё хуже. Потому что фотобумага дорогая, там же соли серебра, мокрый процесс и всё такое.

— Вот и надо решить инженерную задачу. Или даже две — первую как удобно читать прямо с плёнки. Это, видимо, какая-то оптическая система с матовым стеклянным экраном. А вторая — как дёшево и быстро переносить с плёнки на обычную бумагу, желательно без использования ядовитых газов вроде аммиака. Тут есть одна идея, но не мне же ей заниматься.

Ты помнишь недавно был шум по поводу фотоэлектрического эффекта, открытого Эйнштейном? Что если сделать барабан, из вещества, проводимость которого изменяется под действием света, его зарядить электричеством и облучить светом через фотоплёнку? Там где на барабан попал свет, он разрядятся, а там где не разрядился, к нему будут липнуть мелкие частички угольной или графитовой пыли.

Потом мы этот барабан прокатываем по листу бумаги, и получаем изображение.

— А потом встряхиваем лист, и вся угольная пыль ссыпается.

— Ну значит кроме угольной пыли надо туда ещё какого-то порошка намешать, чтобы при небольшом нагреве плавился и намертво приклеивал уголь к бумаге. На самом деле это даже без плёнки с уменьшенными страницами золотое дно, если сделать машину для копирования бумажных документов.

Но вообще мы с тобой как-то увлеклись. Эти все машинки — дело отдалённого будущего. Пока у тебя не плёнка, а несколько полок вполне бумажной литературы. И если на тебя завтра кто-то капнет жандармам и они придут на это посмотреть, ты будешь иметь бледный вид.

Чума в Маньчжурии

Сергей Иванович Жуков прочитал свежеполученную из Харбина депешу и задумался. С одной стороны — горячая новость, достойная первой полосы "Волгаря". С другой — а что, если не подтвердится? С кем бы проконсультироваться? Кто тут в Нижнем может высказать экспертное мнение по поводу чумы? Ну да, конечно Нэтти. Она к этой области близка, делает лекарства, вроде в том числе и от чумы, и вообще девушка эрудированная. Сергей Иванович уже несколько раз был поражён тем, как она выстраивает логические связи между, казалось бы, несвязанными явлениями.

Он потянулся за телефонным справочником. Уже месяца два как телефонная сеть в Нижнем перешла на использование американской автоматической телефонной станции и теперь не надо ругаться с барышней, достаточно набрать номер.

Впрочем без барышни не обошлось. В трубке раздался девичий голос:

— Фабрика "Красная планета".

— Позовите к аппарату хозяйку, пожалуйста.

— Это очень срочно? Может она вам перезвонит?

— Да, срочно.

— Две минуты. А как вас представить?

— Сергей Жуков, газета "Волгарь".

Через пару минут в трубке и правда послышался недовольный голос Нэтти. От чего-то важного он её оторвал.

— Здравствуйте, Сергей Иванович, что случилось?

— Я тут получил сообщение от одного своего коллеги, что в Маньчжурии вспышка чумы. Это может быть правдой или ошибка?

— Чума в Маньчжурии? Сегодня 12 октября 1910 года... О, чёрт! У меня же ничего не готово! Короче, это правда. Можно это публиковать или нет, поинтересуйтесь у Левицкого. Может и правда не стоит панику разводить. У вас есть корреспонденты в Нижнем Тагиле, Омске, Ачинске или Иркутске?

— В Нижнем Тагиле точно есть. А причём здесь этот город?

— Если вы возьмёте глобус и протяните нитку от Нижнего до Харбина, она как раз пройдёт через Нижний Тагил. И керосина мне хватит не дальше, чем до туда. В общем мне нужно чтобы кто-то мне организовал двадцать пять вёдер керосина в Нижнем Тагиле завтра на рассвете, в Омске на закате, в Ачинске послезавтра утром и в Иркутске послезавтра вечером. Впрочем с Иркутском всё равно придётся через Левицкого работать, там нужно ещё прочитать лекцию в местном госпитале по применению этих лекарств. Надо, чтобы выслушали.

Журналистское чутьё подсказало Сергею что тут намечается что-то необычное.

— Нижний Тагил и Омск я вам организую. В Ачинске у меня доверенных людей нет. В общем я поехал к Левицкому, постараюсь в течение двух часов доставить его к вам на фабрику. Вам же нужно будет собрать груз лекарств?

— Да, конечно. Поэтому вылетать я собираюсь на закате.

Через два часа генерал Левицкий и Жуков на извозчике подъехали к воротам фабрики "Красная планета". Над воротами на треугольном фронтоне размещалась карта одного из полушарий Марса, такая, как его нарисовал Скиапарелли. Антон Иванович поделился с Жуковым воспоминанием, что Нэтти как-то высказалась про эту картинку: "Совершенно не похоже на правду, но любой образованный землянин опознает".

— Скажите, зачем вам это? — спросил Жуков у хозяйки фабрики, когда их провели в склад, где она руководила упаковкой в ящики каких-то коробок. — Нет, я понимаю организовать оправку лекарств, но бросить всё и явно собираться лететь в Харбин на аэроплане? В октябре? Лично, в зону эпидемии?

— Ну, во-первых, реклама. Сейчас я потрачу даром килограмм триста своих препаратов. Но шум в прессе будет такой, что ко мне выстроится очередь и за зиму я распродам тонны. Во-вторых, там обязательно будут работать русские врачи. В принципе, вероятность заболеть при соблюдении мер предосторожности невелика. Но из десятков врачей, работая с больными день за днём месяцами, кто-то обязательно заразится. Может быть я своим стрептомицином спасу хотя бы одного. У нас что, в России врачей избыток? Ну и вообще если я могу спасти каких-то людей, но не стану это делать, то как я сама себе в глаза в зеркале смотреть буду. Ну и что, что это китайцы или монголы? В общем, давайте лучше думать не "зачем", а "как".

Я тут прикинула, мне нужны дозаправки в Нижнем Тагиле, Омске, Ачинске и Иркутске. Антон Иванович, вы по линии жандармского управления можете с ними связаться?

— С Иркутском и Ачинском да запросто. В Иркутске я до пятого года служил, там меня ещё все знают. И в Ачинске полицмейстер, насколько я знаю не менялся. А что касается Омска... Ну там сейчас Евгений Оттович генерал-губернатором, он меня ещё по турецкой войне помнит.

К обеду груз был подготовлен, но Нэтти не спешила взлетать. Ей совершенно не улыбалось садиться на заводской пруд в Нижнем Тагиле посреди ночи. А на дворе октябрь, ночи длинные, поэтому чтобы прилететь туда на рассвете, надо было стартовать уже после заката. И на такой полёт нужен второй пилот. А где его взять в Нижнем? Ещё никого толком она подготовить не успела. Разве что... Нет, брать мальчишку в зону эпидемии очень не хочется. Но она же обещала ему что в следующий дальний полёт его возьмёт.

Поэтому она прыгнула на мотоцикл и покатила к Нижегородском реальному училищу. Занятия как раз закончились и вскоре она выцепила из толпы реалистов Колю Урванцева.

— Помнишь, я обещала тебе участие в следующем перелёте? Ну так вот, я вылетаю сегодня в десять вечера в Харбин. Мне нужно туда добраться за три дня. То есть моему спутнику придётся нести полноценные вахты, как на морском корабле.

— Ура! — Коля был готов подбросить в воздух форменную фуражку. — Но как же учёба?

— Это наименьшая из проблем. Попросим генерала Левицкого написать записку директору училища, что ты выполняешь важное государственное поручение. Проблема в том, что поручение действительно важное и опасное. Я не уверена, что тебя родители отпустят. В общем, садись на заднее сиденье, поехали с твоим отцом договариваться.

Урванцев-старший, разорившийся купец, работавший теперь приказчиком в магазине братьев Рукавишниковых, удивился, когда в дверях появился сын, да ещё и в сопровождении прекрасно известной ему госпожи Марсовой.

— Что случилось?

— Понимаете, Николай Никанорыч, мне нужно срочно лететь в Харбин. Там вспышка чумы, нужно доставить лекарства. Нужен второй пилот, потому что это шесть тысяч вёрст, надо меняться за штурвалом. Сейчас в Нижнем нет никого, кто владел бы аэропланом лучше вашего Коли. А ждать сутки пока прилетит кто-то из Питера... Ну вы понимаете.

Старший Урванцев посмотрел на сына. Он вообще-то недолюбливал его увлечение техникой. Но тут речь не о технике.

— Справишься, Коля?

Коля задумался.

— С машиной в пути справлюсь. А как там на месте... Постараюсь.

— Ну тогда благословляю. — Отец тяжело вздохнул.

Каким-то образом весть о том, что Колька-то наш в Харбин собрался на аэроплане, разнеслась по всему реальному училищу. Поэтому вечером, несмотря на довольно жёсткие ограничения по поводу появления учеников на улицах без сопровождения, провожать аэронавтов собралось человек тридцать реалистов. Ну и все свободные от работы сотрудники фабрики. Среди фабричных было несколько подростков, примерно ровесников реалистов, которые ещё на фабрике не работали, но жили в рабочих общежитиях фабрики с родителями и посильно принимали участие в артельном быте — несли вахты у отопительных печей, помогали на кухне, убирались в коридорах.

— А это кто, — спросил один из реалистов, прибежавший на проводы аж из самого города, с другого берега Оки, своего приятеля, жившего в Канавино и поэтому более осведомлённого в местных делах.

— Это марсиане. В смысле сыновья мастеровых с фабрики госпожи Марсовой. Вот задирать их точно не стоит. Пусть наших тут два десятка, а их пятеро. У них один за всех, и все за одного. Их даже заводские пацаны из Сормово задирать отучились.

— А почему их марсианами зовут? Не из-за фамилии же хозяйки.

— А у них фабрика "Красная планета" называется и на воротах Марс нарисован как в учебнике астрономии. С красной планеты — значит марсиане. Тут один из них как-то хвастался рогаткой, где резина в виде трубки. Когда его спросили, где он такую взял, он сказал что это когда производство приборов для переливания крови налаживали, несколько саженей трубки в брак ушло. Так что всё по Уэллсу.

Тем временем летающая лодка поднялась в воздух. Нэтти передала управление Коле и откинула спинку кресла.

Под крылом медленно уплывали назад огни Нижнего. Вот они скрылись за хвостом, и машина осталась наедине с чернотой осенней ночи. Под крылом керженская тайга, где никто не живёт, ни огонька, только редкие озёра поблёскивают в свете звёзд. Опыта ночных полётов у Коли почти не было. Нэтти было начала его учить, но почти ничего не успела — то занята на фабрике, то вот в Европу полетела. Над Европой, правда, они с Сикорским по ночам не летали. Но ведь там не эпидемия, обычная деловая поездка, можно не торопиться.

Коле показалось, что аэроплан вращается вокруг собственного хвоста. Он поглядел на компас и авиагоризонт. Нет, всё нормально. Вот, кстати и звёзды над головой. Звёздный купол медленно поворачивался с запада на восток. Ему тоже нужно медленно поворачивать, но гораздо медленнее, меняя курс с восток-северо-востока до чистого востока. Но это к утру. В два часа нужно разбудить Нэтти, чтобы она определилась по звёздам, и передать управление ей. В шесть часов опять будет его вахта. Правда, за это время машина сместится к востоку на целых 15 градусов, и начнёт уже светать. Можно будет ориентироваться по земле под крылом.

До двух часов Коля не дотерпел. Он разбудил командиршу корабля в полвторого. Нэтти совершенно не обиделась, когда он признался, что ему стало страшно, что он сбился с курса и улетает куда-то в бескрайнюю вятскую тайгу. Она достала секстант, специальный, с искусственным горизонтом, сделанный по её заказу, взяла высоты нескольких звёзд, ввела в какую-то свою хитрую машинку, потом нанесла место на карту, и скомандовала взять на пять градусов правее.

— Ты и правда слегка уклонился к северу. Наверное, мы неправильно учли ветровой снос. Но какая интуиция. Внизу же глушь глухая, а если в Уржуме, над которым мы должны были пройти час назад, и горела парочка окон, ты его наверняка не опознал. Иди-ка ты назад, на пассажирское место и выспись там как следует.

Когда Коля проснулся, небо на востоке уже посветлело, хотя внизу земля была ещё тёмной.

— Достань из-под сиденья сумку с бутербродами и термосом и налей мне чаю, — скомандовала Нэтти.

Коля сервировал импровизированный завтрак, принял управление, дождался, пока она вернётся на пилотское кресло.

— А ты не будешь ещё раз обсервацию делать?

— Нет, вроде и так всё видно. Впрочем, вот тебе секстант, делай. Вот справочник, вот карта.

К тому моменту, когда Коля закончил расчёты и нанёс на карту место аэроплана, Нэтти уже повела машину на посадку на заводской пруд Нижнего Тагила.

После посадки, где на берегу уже поджидала бочка с керосином, она проверила Колину работу и одобрила:

— Неплохо для первого раза. С таким треугольником погрешности увидеть огни посадочной полосы, если их встречающие зажгут, мы должны.

Быстро перехватив по тарелке горячего жаркого в трактире средней руки, который работал круглосуточно, обслуживая, видимо в основном рабочих ночной смены, они продолжили полёт.

— А почему мы так сильно уклоняемся к югу, — поинтересовался Коля, повторив названный курс.

— А потому что у нас маленькая дальность, — ответила Нэтти. — Имей мы возможность пролететь хотя бы две тысячи километров без посадки, мы бы могли выбрать в качестве места единственной промежуточной посадки пристань Вартовский Яр10 на Оби. И получился бы маршрут в точности по дуге большого круга. Вот только кто бы нам там полтонны керосина продал?

В принципе, мы могли бы лететь в Ачинск не через Нижний Тагил и Омск, а через Верхотурье и Сургут. То есть уклониться на север от оптимального маршрута примерно настолько же, насколько сейчас отклоняемся на юг. Но там места более глухие и в случае вынужденной посадки нам придётся хуже. Да и топливо для дозаправки организовать сложнее. А потом попадаем всё равно в Ачинск. Лучше уж лететь поближе к Трассибу, по более населённым местам. Там и с заправкой проще, и в случае чего к людям выбраться легче.

К Омску они подлетели уже в темноте. К счастью, те, кто обеспечивал здесь встречу и дозаправку зажгли яркие огни на берегу Иртыша. И когда летающая лодка снизилась, отражающийся от воды свет высветил посадочную полосу.

Когда летающая лодка ткнулась в берег около двух горящих костров, один из встречающих оказался жандармским офицером. Нэтти это совершенно не удивило, она знала что Левицкий разослал телеграммы своим коллегам во всех пунктах посадки. И хотя заправку в Омске обещал обеспечить Жуков, ну значит так получилось и Антону Ивановичу пришлось взять на себя и этот пункт.

Оставив аэроплан под охраной городового, пилоты отправились в ближайший приличный ресторан. Благо сейчас, в вечернее время, рестораны в столице Степного края были открыты, поэтому удалось прилично поужинать.

В Ачинске приземлились опять на рассвете. В маленьком пятитысячном городишке, в отличие от Нижнего Тагила круглосуточного трактира не было, поэтому местный полицмейстер, которого Левицкий, а вернее, полковник Михаил Игнатьевич Познанский, начальник иркутского губернского жандармского управления, по его просьбе, припахал организовывать заправку аэроплана, пригласил их позавтракать у себя.

И вот, наконец, Иркутск. Какой-то пароходик с мощным прожектором освещает воду Ангары. Летающая лодка подруливает к борту. На борту оказался не только жандармский полковник Познанский, но и сам генерал-губернатор Князев. До сюда сведения об эпидемии чумы в Харбине уже успели докатиться, и здесь к этому вопросу отнеслись со всей серьёзностью.

К сожалению, Нэтти прекрасно понимала что стрептомицин не является чудодейственным лекарством, имеет кучу побочных эффектов ну и вообще имеющиеся в распоряжении местных врачей защитные средства скорее всего достаточны. Поэтому она попросила дать возможность экипажу аэроплана помыться в бане и переночевать в нормальных условиях, а уже утром ознакомить местных врачей с привезёнными препаратами.

На следующее утро Нэтти отправила Колю заниматься обслуживанием аэроплана после почти непрерывного двухсуточного полёта, а сама поехала делать доклад по применению стрептомицина в качестве средства от чумы в Кузнецовской больнице.

Здесь в Иркутске эпидемию воспринимали как серьёзную угрозу. А в Забайкалье так уже и действовать начали. Уже была поднята в ружьё пограничная стража, прекращена торговля шкурками сурков-тарбаганов, которые небезосновательно считались источником болезни.

Поэтому буквально в течение того же дня была написана и набрана брошюра, содержащая рекомендации по борьбе с чумой — карантинные меры, способы дезинфекции, использование защитных повязок, сывороток и привезённого Нэтти стрептомицина. За ночь губернская типография отпечатала несколько сотен экземпляров, которые утром погрузили в аэроплан, взамен разгруженного в Иркутске ящика стрептомицина.

На следующий день взяв на борт доктора Бека, они вылетели на станцию Маньчжурия, где на этот момент было наибольшее количество случаев.

На станции Маньчжурия экипаж аэроплана был немедленно представлен генерал-лейтенанту Косову, забайкальскому губернатору, уже прибывшему сюда из Читы.

— Ну что же такое творится, — вздохнул тот, смерив взглядом Колю Урванцева. — Как чума или война какая, так в первых рядах женщины и дети. У вас хоть оружие на борту есть? А то поломается ваша машина, сядете где-нибудь, а тут хунхузы пошаливают.

— Толку с того оружия вдвоём против шайки, — вздохнула Нэтти. — Вот ружьё-пулемёт бы...

Генерал бросил изучающий взгляд на сопровождавших его казачьих чинов:

— Вот найдём мы госпоже авиатриссе "Мадсен"?

— Никак нет, ваше высокоблагородие. Ещё в июне вышел приказ все "Мадсены" из казачьих частей сдать в крепостные арсеналы. Так что все в во Владивосток уехали.

— А если хорошо поискать? Знаю же я вас...

— Есть два, числящихся списанными по неисправности. Мы на них обучение проводили. Там одна деталюшка такая хитрая есть, слегка стесалась. Вот ежели в железнодорожных мастерских осилят замену сделать...

В результате через два дня "Шаврушка" обзавелась укреплённым на борту рядом с кабиной "Мадсеном". Перезаряжать который можно было прямо из кабины, чуть сдвинув фонарь назад, а гашетку, конфисковав в местном фотоателье соответствующий тросик, Нэтти вывела прямо на штурвал.

К пулемёту прилагалось выписанное самим губернатором разрешение.

В течение двух недель аэроплан непрерывно развозил по окрестностям то брошюры, то лекарства и перевязочные материалы.

Наконец в начале ноября на станцию Маньчжурия обычным поездом прибыл командированный из Петербурга отряд медиков под руководством Заболотного. Нэтти и им прочитала лекцию по использованию стрептомицина и засобиралась домой, мотивировав это тем, что наступает зима, аэроплан для использования в зимних условиях не предназначен, ну и вообще на производстве от неё будет больше толку.

Она уже знала, что ещё одна партия стрептомицина, выработанная её фабрикой за последние две недели, едет сюда сибирским экспрессом.

Ну и вообще слухи про то, что у русских есть чудодейственное лекарство от чумы, распространились среди китайцев, и теперь больные сами шли сдаваться в карантинные пункты. Стрептомицина на всех не хватит, но удастся существенно ограничить распространение болезни. Так что может эпидемия чумы не станет такой ужасной, как в известной Нэтти истории.

Хорошо ещё что удалось накачать Заболотного насчёт неприкосновенного запаса стрептомицина, предназначенного для своих сотрудников. Мотивировав это тем, что вероятность заразиться у медиков, постоянно имеющих дело с больными, выше.

Передав в Иркутск просьбу подготовить полосу — здесь уже наступала зима и Ангара уже должна была покрыться льдом, Нэтти получила ответ, что надо лететь на Мысовую и там провести двухнедельный карантин.

Карантин

— Вот и отоспимся перед полётом домой, — сказала она Коле.

Лёд на Байкале ещё не встал, обычно он устанавливается в конце января, поэтому возиться с подготовкой полосы не было необходимости, можно приводниться.

Станция Мысовая производила довольно неприятное впечатление заброшенности. Когда-то, лет пять назад, до завершения Кругобайкальского участка Транссиба здесь был причал паромной переправы. Сюда же выходили колонны переселенцев, идущие зимой пешком по льду. Для их отдыха после утомительного перехода были построены бараки. Сейчас всё это было заброшено и потихоньку ветшало. Вот в этих-то бараках и был устроен карантинный лагерь. "Доктору Марсовой с личным пилотом", правда выделили отдельное помещение, какую-то избушку с цилиндрической печкой, видимо, бывшее служебное железнодорожное помещение. Аэроплан удалось пристроить в какой-то пакгауз, укрыв от осенней непогоды.

Смазали мотор, слили на случай сильных морозов дистиллированную воду паровой машины и приготовились куковать числа до 25 ноября.

— Обидно пропускать столько занятий, — сказал Коля на второй день карантина, наблюдая в окно за тем как несёт ветер снежную крупу и с шипением набегают на байкальский берег сердитые серые волны. — Пока работали на эпидемии, было всё правильно. Было дело, ради которого стоит пожертвовать учёбой.

— Хм, — подумала вслух Нэтти. — У вас очень правильный образ мыслей, молодой человек. А может я тебя поднатаскаю пока? Уж физику-химию-математику я в объёме университетской программы знаю, а не в объёме школьной. Что у вас там ещё есть?

— Черчение, география, законоведение, закон Божий.

— С этим хуже. С черчением я за последний год, конечно, немножко освоилась. Всё время общаюсь с инженерами, всё время обсуждаю какие-то изобретения. Приходится рисовать эскизы и читать чертежи, выполненные профессионалами. А вот законы, что божеские, что человеческие, самой неплохо бы подтянуть. Будем учиться вместе. Отправим сейчас телеграмму в Иркутск, пусть пришлют комплект учебников. Наверняка у них там есть. Через сутки очередным поездом приедет.

— Сутки! А нам туда всего лишь час с небольшим полёта.

— Фиг тебе! В окно посмотри. Сейчас нелётная погода. Даже если бы не было карантина и мы бы сегодня собирались вылетать в Ачинск, сидели бы мы тут и ждали, пока волна утихнет и небо расчистится. Может и несколько дней. Ладно, пока оно едет, можно рассказать тебе то, что пока в школьные курсы не входит. Но нам пригодится.

— Про то как воздух обтекает крыло аэроплана и создаёт подъёмную силу?

— В этом я сама не слишком разбираюсь. Вот в Московском Техническом Училище есть профессор Жуковский, а у него ученики — Коля Поликарпов, Андрюша Туполев. Пусть они этим занимаются. Нам с тобой, пожалуй, лучше сейчас разобрать что-нибудь из основ, которые помогут превратить гору фактов, накопленных наукой, в стройную модель мира.

— О строении материи и электронах? Как в книжке Богданова?

— Хм... А ведь и правда! Первое чему представитель цивилизации эпохи космических кораблей должен научить представителя цивилизации эпохи паровых машин — это то, какую роль электроны играют в строении материи, и какой физический смысл порядкового номера элемента в таблице Менделеева.

Насколько я понимаю, сейчас на Земле наиболее продвинутая лаборатория в области изучения строения материи — у Резерфорда в Англии. Но он ещё ничего на эту тему не публиковал. Думаю, в ближайший год опубликует11.

А ещё был тот японец, как его... — Нэтти вытащила свою загадочную записную книжку и долго что-то в ней искала. — Нагаока Хантаро. Он лет пять назад опубликовал очень забавную модель атома. Не совсем правильную, но кое в чём предваряющую то, до чего вашим учёным ещё пару десятилетий копать.

Ну да ладно, я сейчас расскажу про то, как меня учили в школе. А про то кто это тут открыл или откроет пока помолчу.

Значит так, у нас есть три основных элементарных частицы — электрон, протон и нейтрон. Протон это положительный ион водорода. То есть тяжёлая частица, примерно в две тысячи раз больше электрона, и имеющая такой же электрический заряд как и электрон, только другого знака.

Если мы соединим протон и электрон, электрон будет притягиваться к протону и вращаться вокруг него как Луна вокруг Земли. Получится простейший атом — водород.

Для того чтобы получились более тяжёлые атомы, их ядро должно содержать несколько протонов. Но одноимённые электрические заряды отталкиваются, и удержать вместе несколько протонов просто так не получится. Поэтому ядра более тяжёлых атомов состоят из протонов и нейтронов. Нейтрон это частица размером примерно с протон, но без электрического заряда. Между протонами и нейтронами действуют силы другой природы, не электрической, поэтому несколько протонов и нейтронов могут образовывать стабильную конструкцию, атомное ядро.

Оно будет иметь положительный заряд, поэтому к нему будут притягиваться электроны и вращаться вокруг него как планеты вокруг Солнца. На самом деле это очень грубая картинка, про планеты. Силы гравитации, удерживающие планеты слишком отличаются от электрических сил, удерживающих электроны в атоме. Хотя бы тем, что не бывает положительных и отрицательных гравитационных зарядов и любая масса притягивается к любой. Но для понимания как строение электронной оболочки порождает химические свойства, нам хватит.

Чем больше протонов в ядре, тем больше нужно нейтронов, чтобы удержать их вместе. Если в ядре два протона то стабильными будут варианты с одним или двумя нейтронами, это элемент гелий, у него есть два стабильных изотопа с атомной массой 3 и 4. Масса атома это примерно количество протонов и нейтронов в нём, ведь протон и нейтрон практически равны по массе, а ядро водорода, который является эталоном, состоит из одного протона.

Если в ядре слишком много протонов и или нейтронов, то оно окажется нестабильным и будет распадаться. Этот процесс называется радиоактивность. У вас ещё не всегда понимают, что в процессе радиоактивного распада разных исходных элементов образуются ядра с одинаковым количеством протонов, но разным — нейтронов, и считают их разными элементами, хотя они должны попасть в одну и ту же клетку таблицы Менделеева. Их можно назвать греческим словом изотопы, "занимающие одно и то же место". Потому что химические свойства их будут одинаковы. Ведь химические свойства определяются количеством электронов, а оно — количеством протонов в ядре.

Вообще почти все элементы в природе это смесь стабильных изотопов. Поэтому их атомные массы имеют дробные значения. Ведь если мы смешаем 992 атома с массой 1 и 8 атомов с массой 2, получится в среднем 1,008.

— А почему именно 992?

— Ну примерно в таком соотношении смешаны атомы водорода, состоящие из одного протона с атомами тяжёлого водорода, состоящими из протона и нейтрона12.

Количество мест вокруг атома, которые могут занимать электроны, ограничено. Это объясняет уже более сложная физика, которая в курс общей физики, читавшийся медикам не входит, поэтому сходу не расскажу, это надо самой в книжках копаться. Но общий вывод такой. Вокруг атомного ядра есть несколько оболочек, уровней на которых могут располагаться электроны. Чем ближе к ядру, тем более это энергетически выгодно, поэтому сначала заполняются внутренние оболочки. На каждом энергетическом уровне могут располагаться два электрона. Почему именно два, это тоже сложная физика за пределами моих знаний.

Чем дальше оболочка от ядра, тем больше электронов может на ней уместиться. Пропорционально квадрату номера оболочки. На первой — одна пара электронов, на второй четыре, на третьей девять и так далее.

Правда получается так что заполнять первые четыре места на четвёртом уровне выгоднее, чем последние пять на третьем. Поэтому в таблице Менделеева третий период состоит из 8 элементов, как и второй, и только в четвёртом появляются переходные металлы — железо, никель, медь, цинк.

А места с десятого по шестнадцатое в четвёртой оболочке начинают заполняться только после того как заполнились первые два на шестой. Поэтому редкоземельные элементы относят к шестому периоду. И они очень похожи по химическим свойствам, ведь в химических процессах действуют в основном электроны внешней оболочки, а у этих элементов различия в третьей оболочке снаружи.

— А седьмой период? — поинтересовался Коля.

— А ядра элементов седьмого периода настолько большие, что практически не могут оставаться стабильными. Там есть только три элемента, которые в заметных количествах встречаются в природе — радий, торий и уран. И то они не стабильные, просто распадаются достаточно медленно, чтобы сохраниться со времён образования нашей Солнечной Системы. А остальное — либо продукты их распада, либо вообще не встречается и надо создавать эти ядра искусственно. А этого вы ещё не умеете.

Но вернёмся к электронам.

Если во внешней электронной оболочке атома есть свободные места, то туда могут притянуться больше электронов, чем есть протонов в ядре, получится отрицательный ион. Если наоборот, у атома оторвать несколько электронов из внешней оболочки, то будет положительный ион. На такие частицы распадаются молекулы в растворах.

А металлы представляют собой кристаллы, в которых электронные оболочки соседних атомов почти сливаются. Поэтому электроны могут спокойно путешествовать от одного атома к другому, и металлы проводят электрический ток.

У металлов очень легко образуются положительные ионы. А наиболее распространённым атомом, который любит захватывать чужие электроны является кислород. Хотя галогены, у которых до заполнения внешней оболочки не хватает всего лишь одного электрона, тоже образуют отрицательные ионы. Но вообще очень многие кислотные остатки представляют собой соединение нескольких атомов кислорода с каким-нибудь другим атомом, который отдаёт им свои электроны. Например остаток серной кислоты, сульфат-ион, состоит из атома серы и четырёх кислорода. И всё равно имеет два лишних электрона.

Ещё интересным элементом является углерод. У него заполнена ровно половина мест во второй оболочке. Поэтому он может образовывать очень многообразные химические связи. На возможности атома углерода образовывать связи с себе подобными строится вся органическая химия. То есть всё живое состоит преимущественно из сложных молекул, основу которых составляют соединённые между собой атомы углерода.

И не только живое. Например, нефть и её производные. А если из чистого углерода образуется кристалл, то возможны два варианта — либо графит, в котором атомы держатся друг за друга довольно слабо, и грифель, сделанный из графита, оставляет след на бумаге, либо алмаз. На самом деле есть ещё третий вариант, но он в природе не встречается а получать его искусственно... У вас и алмазы-то ещё толком получать не научились.

— Нэтти, — прервал этот рассказ Коля. — Вот ты так легко оперируешь именами земных учёных — Менделеев. Резерфорд, Эйнштейн, Кекуле. А ведь все они совершают свои открытия прямо сейчас или ещё не совершили. Тебя ведь на Марсе наверняка учили что эти открытия совершили учёные с совсем другими именами.

— Всё очень просто, — улыбнулась девушка. — легко найти то, что знаешь, что надо искать, и нужно быть гением, чтобы найти то, о существовании чего вообще не подозреваешь. Я знаю приблизительно, какие открытия должны быть совершены на вашем уровне развития науки и техники. А если знаешь, что искать, то проследить за публикациями в этом направлении и выделить имена тех, кто ближе всего продвинулся к успеху, труда не составляет.

Воспоминание о будущем

На следующий день погода немножко улучшилась. По-прежнему низкие свинцовые тучи катились по небу, по-прежнему срывал барашки с крутых байкальских волн порывистый ветер, но хотя бы не было дождя.

Нэтти и Коля бродили по берегу Байкала наблюдая за накатывающимися на берег волнами. Аэроплан был надёжно укрыт в заброшенном пакгаузе, учебники из Иркутска ещё не приехали и делать было в общем-то нечего.

— Нэтти, — спросил Коля. — А расскажи, что ты делала, когда тебе было столько же лет сколько мне сейчас.

— Ох, — вздохнула она. — Чего я только не делала когда мне было 15 лет. Ходила на яхте, ремонтировала автомобиль, училась летать, училась программировать. Мечтала стать инженером. А выучилась в итоге на врача. Ну целоваться с парнями тоже училась, куда же без этого. Мальчики в этом плане взрослеют чуточку позже, и ты, насколько я знаю предмет для романтических воздыханий себе не ещё завёл.

Коля покраснел и отвернулся в сторону озера, желая скрыть предательскую краску на щеках.

Нэтти сделала вид что ничего не заметила, и продолжала:

— Понимаешь, мои родители погибли когда мне было четыре года, и воспитывала меня бабушка. Дедушку своего я не знаю, его и папа, наверное плохо помнил. Он умер когда папа был ещё маленьким. Бабушка моя работала главным инженером большого завода, и после того как у неё на руках оказалась маленькая я, вышла на пенсию и стала меня растить.

За её долгую жизнь судьба немало побросала её по стране и у неё было много очень интересных знакомых. Вот, например, дядя Вова, генерал от авиации. Это он меня в своё время притащил в аэроклуб, которым от руководил, выйдя в отставку, и научил летать.

А автомобиль у нас с бабушкой был свой. В том мире позволить себе автомобиль мог не только главный инженер, но и хороший рабочий. Бабушка очень любила путешествовать и завела себе машину ещё до моего рождения. А потом как-то привыкла к ней и не меняла очень долго. Конечно это была старенькая "копейка". Её так называли потому что потом на том же заводе делали и "шестёрки" и "семёрки" почти неотличимые от неё внешне, и совсем непохожие "восьмёрки" и "десятки". Но у нас была именно "копейка". Когда я в пятнадцатилетнем возрасте училась её водить, ей было, наверное уже лет двадцать пять. Поэтому чинить приходилось довольно часто.

Бабушка любила путешествовать и каждые каникулы мы куда-нибудь ездили. Иногда на машине, иногда выезжали за границу, там на такие расстояния обычно летали на аэропланах. Это были огромные пассажирские аэропланы, размером почти с крупный волжский пароход, с огромными салонами с рядами мягких кресел.

А в яхт-клуб я пошла сама. Мы жили в огромном девятиэтажном доме, похожем на ваши доходные дома, только гораздо более просторном и комфортабельном. И во дворе у нас была компания мальчишек с которыми я играла, с тех пор как поселилась с бабушкой. И вот когда мы подросли и я уже вовсю возилась с бабушкиной машиной и уговаривала дядю Вову взять меня на аэродром, Фарит как-то похвастался что он записался в парусную секцию. Я, конечно, сказала: "Хочу!". Эти мальчики были такие милые, они ни в чём не могли мне отказать. И Фарит свёл меня к своему тренеру.

Там, конечно, пришлось посложнее. Доказать что девчонка заслуживает права управлять яхтой, это надо было постараться. Но я к тому моменту чуть ли не наизусть знала "Энциклопедию судомоделизма" Курти. В кораблики-то мы с ребятами играли лет с семи, а бабушка считала, что если что-то делаешь, это надо делать хорошо и купила мне эту книгу. Поэтому я могла назвать на яхте каждый конец в такелаже и каждую дельную вещь, и объяснить не только зачем она нужна, но и что использовали для этой цели двести или триста лет назад, и как решается та же задача на большом паруснике. Ну и умение заделывать пробоины и шпаклевать и красить корпус тоже продемонстрировала.

Все бабушкины друзья, были уверены в том, что я пойду учиться на инженера. Причём не куда попало, а в Бауманку, это у нас был лучшее училище страны, вроде вашего Императорского Технического Училища.

Но когда я училась в выпускном классе, бабушка заболела. Эту болезнь у нас не умели лечить, а развивалась она довольно медленно и с ней было реально прожить лет десять. И я решила пойти на медицинский. Думала что выучусь, и изобрету способ лечить бабушкину болезнь. Но не успела. В медицинском учатся шесть лет, а бабушка умерла, когда я была на четвёртом курсе.

Колдунья

Двадцать пятого ноября Нэтти, наконец, вернулась домой.

В тот же вечер к ней в комнату постучался Акимов.

— Знаешь, Ната, я тут без тебя чувствую себя то ли настоятелем женского монастыря, то ли султаном в гареме. Вот тяжело мне управлять этим бабьим царством. Хочу предложить взять в общежитие комендантшу. Такую бабу постарше, чтобы пользовалась железным авторитетом.

— И что, есть кандидатура?

— Есть, живёт в нашей Ржавке такая вдова, Агафья Петровна Зарифова. Злые языки говорят что ведьма. На самом деле просто она из удмуртов, и ихних языческих богов почитает. Хотя крещёная и в церковь для порядка ходит.

— Говорят что ведьма, говоришь? — заинтересовалась Нэтти. — А в травах лечебных разбирается?

— Ещё как!

— А на нас твоя Ржавка не обидится, если мы у них лекарку заберём? Городские-то врачи, небось крестьянам не по карману?

— Не обидятся. У Агафьи Петровны две дочери есть, она им своё знание передала. Так что без ведьм Ржавка не останется.

— Ну хорошо. Давай тогда дня через два в твою Ржавку съездим, поговорим.

— А почему не завтра?

— Потому что меня с осени дома не было. Если за общежитием ты присматриваешь, хоть и умаялся, как вижу, то на производстве порядок навести надо. И вообще у меня на мотоцикле шины не шипованые. А сейчас дороги снежные, улетим в кювет если не подготовить машину к зиме.

Через два дня они таки приехали в Ржавки. Акимов показал дорогу к стоявшему немного на отшибе небольшому, но ухоженному домику.

— Агафья Петровна, принимай гостей, — постучался он в дверь.

— Кого ты с собой привёл Афанасьич? — с удивлением даже с некоторым испугом в голосе, спросила появившаяся на крыльце пожилая женщина. По нынешним временам ей бы можно было дать лет сорок-сорок пять, крестьянки в этом возрасте примерно так и выглядят, но Нэтти знала, что этой женщине минимум на двадцать лет больше.

— Знакомься, Петровна, это госпожа Марсова, моя нынешняя работодательница.

— Так вот ты какая, девочка из другого мира, — задумчиво сказала колдунья, окидывая Нэтти взглядом от сапог до кожаного шлема с гнёздами под наушники. — Зачем пожаловала?

— Ну что ты Петровна, — вступился за Нэтти Акимов, — так грубо с порога встречаешь гостью?

— А ходют тут всякие, мир перевернуть норовят.

— А что, Агафья Петровна, — вмешалась Нэтти, — вы будете утверждать, что этот мир стоит головой вверх и ногами вниз и переворачивать его не надо?

— Охохонюшки-хо-ох, — вздохнула колдунья. — ну ладно, заходите что ли, самовар раздую. Негоже о таких вещах на пороге разговаривать, ветер разнесёт куда не след.

— Я потому и пришла, — объяснила Нэтти, когда они расселись за столом, — что мир — штука хрупкая и абы как его переворачивать нельзя. Сломаться может. Надо у знающих людей поучиться. Вот я тут уже два с лишним года по этому миру странствую, и пытаюсь его понять.

— Это ты артель на восемьдесят человек завела в попытках понять? Тебя в Пастеровском институте не научили, что на мышах сначала пробовать надо?

Нэтти отметила про себя что колдунья неплохо осведомлена о том, что такое Пастеровский институт.

— Нет, Агафья Петровна, на мышах не всё проверишь. Люди — не мыши, и потакать их стремлению растащить всё по своим норкам не обязательно. А вообще интересно, вы тут столько всего знаете, а сидите в глуши. Перебирайтесь ко мне в Канавино, там как-то и журнальчики всякие добывать проще, вам же интересно будет. И по поводу производства лекарств может что полезное подскажете, ну и за артелью моей присмотрите, а то вот не было меня месяц, так Афанасьич волком воет. Ну и ещё у нас там ещё Место Силы есть. Прямо на территории фабрики. Может знаете Власов холм у Княжихи?

— Велесов он, Ляксандровна, а не Власов.

— Это понятно. Но пока у нас тут православная страна, государь законный, надо некоторые вещи настоящими именами не называть.

Когда Нэтти отлучилась из избы, Агафья Петровна сказала Акимову:

— Ох, Афанасьич, чувстувую, что теперь с твоей Ляксандровной скучно в Нижнем точно не будет.

Но на переезд на фабрику в итоге согласилась.

Радиомастерская

— Нэтти, — сказал Коля Урванцев, появившийся на фабрике "Красная планета" для очередного урока авиационного дела, — с тобой хочет познакомиться мой учитель физики.

— Что, его заинтересовали неожиданно обретённые тобой знания об электронах и строении материи?

— Ну, — слегка смутился Коля, — в общем да.

— Ну раз хочет, значит пусть приходит в гости.

Когда относительно молодой, лет тридцати с небольшим, учитель, явился в фабричное общежитие, Нэтти его немедленно узнала. Фотографию этого человека, только лет на десять постарше, она видела в музее телевизионного завода, в зале посвящённом радиолаборатории возникшей в Нижнем сразу после революции.

— Татаринов, — представился тот.

— Рада знакомству, Владимир Васильевич.

Побеседовав с гостем за чашкой чая о различных достижениях современной науки, она ненавязчиво вывела разговор в область радиосвязи.

— Признаться, эта тема меня интересует, — сказал Татаринов. — но увы, жалованье преподавателя реального училища не позволяет экспериментировать за свой счёт.

— На ловца и зверь бежит! — обрадовалась Нэтти. — Я как раз ищу кто бы мне возглавил конструкторское бюро радиоаппаратуры, которую я собираюсь начать производить. Деньги у меня есть. Производство лекарств приносит неплохие доходы, но я хочу расширить свою область деятельности.

— И, конечно, вас интересуют области, лежащие на переднем крае науки. Медицина, авиация, радио, что ещё?

— Водолазное дело. Прошлым летом в Италии русский инженер Красин по моей просьбе разработал дыхательный прибор, позволяющий находиться под водой до получаса и не стесняя движений, так что ныряльщик может свободно плавать. Ну а дальше посмотрим. Вообще на основе аппаратуры, применяемой для радиосвязи можно сделать приборы для непрерывного измерения глубины по маршруту судна или для обнаружения затонувших кораблей.

— Но ведь радиоволны через воду не проходят?

— Зато в воде прекрасно распространяется звук. А какая вам разница, с какими колебаниями работать — электромагнитными или механическими. Главное чтобы было устройство, позволяющее их преобразовать в колебания электрического тока. Например, чувствительный микрофон. Но это дело будущего. Сначала мне нужна хорошая, надёжная связь. Причём не только беспроволочный телеграф, но и беспроволочный телефон. У пилота, управляющего аэропланом, руки заняты и отстукивать сообщения на ключе он не может. А язык — свободен, и можно вести переговоры с аэродромом или пилотами соседних летательных аппаратов.

Татаринов просидел у Нэтти почти до полуночи, после чего она лично отвезла его домой на мотоцикле.

Через несколько дней в одном из фабричных корпусов, построенных в августе "на вырост" начались работы по оборудованию лаборатории. Пока ещё только лаборатории, не производства. Но Нэтти надеялась к апрельскому авиасалону получить хотя бы штук пять работающих голосовых радиостанций.

Конечно такие сжатые сроки требовали вброса информации из будущего. Поэтому она подолгу засиживалась с Татаринновым, рисуя схемы усилителей, гетеродинов, генераторов.

— Натали, откуда вы всё это знаете? — как-то спросил Владимир Васильевич, после того как Нэтти, отобрав у него паяльник, что-то уверенной рукой поправила на макетной плате усилителя высокой частоты.

— Ну вы понимаете, если растёшь в обществе, насыщенном подобного рода устройствами, обязательно чего-нибудь нахватаешься. Вот, например, любой мальчишка в Нижнем умеет грести, а в Одессе или Риге, наверное и с парусом управится. Потому что если город — порт, и его благосостояние связано с рекой или морем, никак мимо корабельного дела не пройти. В том мире, где росла я, электронные приборы пронизывают всю жизнь. И среди них есть такие, по сравнению с которыми наши радиостанции всё равно что лодка-тузик рядом с пятимачтовым фрегатом.

Гибель единственного в истории пятимачтового фрегата "Пройссен" произошла буквально месяц назад и этот корабль был у всех на слуху.

— Но всё же вы росли не мальчишкой, а девочкой. Неужели в вашем обществе радиотехника была женским занятием?

— Ну как сказать... Вообще-то действительно женщин как более аккуратных любили нанимать на радиозаводы. Но самостоятельное копание в схемах это и у нас не слишком женское занятие. Но у меня был... Ну как это сказать в ваших терминах... Не то чтобы жених, предложения он мне так и не собрался сделать, ну, скажем так, сердечный друг. Так вот, он был меломаном. А меломан в высокоразвитой технической цивилизации, да в провинции, это в первую очередь владелец хорошей звуковоспроизводящей аппаратуры. Даже если использовать такие же граммофонные пластинки, которые есть у вас, хороший усилитель в сочетании с лёгкой сапфировой иглой обеспечивает и лучшее качество, и гораздо меньший износ пластинки. А у нас уже существовали и более продвинутые способы записи звука.

Мой друг сам дорабатывал свою аппаратуру, и мог часами рассказывать про то какие именно схемы усилителей особенно хороши, почему старомодные лампы, примерно такие, как пытаемся делать сейчас мы, обеспечивают лучшее качество звука, чем более распространённые у нас приборы следующих поколений. Я, будучи влюблённой готова была слушать его разглагольствования на любые темы, и кое-что запомнила.

К сожалению, потом моя лучшая подруга увела парня у меня из-под носа и женила на себе. Поэтому когда мне предложили отправиться сюда, меня там ничто не держало. Родственники все умерли, возлюбленный бросил...

Нэтти тяжело вздохнула.

Биатлон и прочие физические упражнения

Наступившая зима к удивлению всей фабрики вызвала у Нэтти приступ околоспортивной активности. Не прошло и недели после возвращения из Маньчжурии, как она купила себе лыжи. Дорогие, норвежские, случайно оказавшиеся на Нижегородской Ярмарке, где можно встретить что угодно. Попробовала побегать на них, махнула рукой и пошла к Акимову на инструментальный участок своей фабрики.

— Это патентованные крепления Хуитфельдта исключительно точно иллюстрируют принцип "Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт", — сказала она. — Вот если человек с такой матерной фамилией и взялся что-то изобретать, то это самое непечатное слово и получится.

Она выложила на верстак эскиз.

Первую сделанную по этому эскизу щёчку полужёсткого крепления она порвала на первом же спуске с прибрежного откоса. Вторую — забраковала как слишком тяжёлую. Пришлось ей самой отправляться на Сормовский завод и просить Тринклера подобрать подходящую марку стали.

Наконец получилось что-то, что её устроило. Побегав вокруг фабрики и покатавшись с небольших горок, она в субботу пришла к дорожному мастеру, занимавшемуся поддержанием в рабочем состоянии окрестных просёлочных дорог и попросила раскатать склон к Волге. Дороги в те времена от снега не чистили, а укатывали поскольку большая часть грузов перевозилась на санях. Поэтому то оборудование, которое было у дорожников вполне заменяло ратрак. Слухи о том, что-де марсианка что-то странное затеяла на берегу Волги от дорожников просочились по всему городу и в воскресенье утром у подножья склона собралась небольшая толпа. Преимущественно "чистой" публики.

Когда появившиеся мальчишки стали втыкать в укатанный снег флажки, народ заинтересовался. И вот на вершине склона появилась Нэтти. Она лихо оттолкнулась палками и пошла спускаться зигзагом с совершенно сумасшедшей по меркам нижегородских обывателей скоростью.

Выкатившись со склона на прибрежный пляж она затормозила, вспахав повёрнутой боком лыжей снег. К ней тут же подбежал Жуков с блокнотом в руках.

— Ничего нового я не изобрела, — отмахнулась девушка от журналиста. Подобного рода развлечения популярны и в Австрии, и в Норвегии. Там даже соревнования проводятся. Здесь, к сожалению соревноваться пока не с кем. Но если найдутся желающие попробовать...

Желающих немедленно набежала огромная толпа.

— Ох, — вздохнула Нэтти. — Мало мне было школы подводного плавания на Капри, теперь ещё в Нижнем горнолыжную секцию организовывать.

Впрочем проблему удалось решить довольно быстро, поднатаскав нескольких молодых людей, которые уже стали обучать остальную массу. Сложнее было организовать производство лыж и креплений.

К середине декабря она пришла к Жукову и попросила напечатать в типографии "Волгаря" небольшую брошюрку, описывающую как надо пользоваться новыми креплениями. И к Рождеству на Нижегородской ярмарке, а также в Москве, Казани и Ярославле появились в продаже лыжные крепления "Марс". А в синематографах города показывали учебный фильм, в котором демонстрировались разные техники бега и спуска с гор. Фильм Нэтти сделала буквально за три дня, научив Татаринова снимать веб-камерой, подключённой к ноутбуку и смонтировав всё на компьютере.

Но просто бега на лыжах и катания с гор ей было мало. Она купила 6-миллиметровую винтовку "монтекристо", мечту всех мальчишек Нижнего, от Коли Урванцева до детей рабочих её фабрики и попыталась организовать биатлонную дистанцию. Воздушные шарики которые можно использовать в качестве мишеней в Нижнем продавались.

Но "монтекристо" ей не понравилось. Слишком слабый патрон, маленькая дистанция стрельбы. Ну какой интерес стрелять на 40 шагов, даже и с открытого прицела? Правда, с лёгким, меньше двух килограмм ружьём удобно бегать. Ну в общем ни то, ни сё. И не боевое оружие, и не страйкбольный привод из которого безопасно стрелять в людей. И патроны дорогие. Конечно она сама, успешная фабрикантша, может такое себе позволить. Но если начать тренировать хотя бы девушек-фельдшериц, то их идея сжечь за тренировку патронов на рубль, пусть и не на свой, уже приводит в состоянии лёгкой паники. А что подумают о такой господской блажи матери фабричных мальчишек?

А ведь на фабричных мальчишек у Нэтти были самые большие виды. К 1917 году им будет лет по 18-19. Самый возраст для того, чтобы становиться успешными командирами Красной Гвардии. Только вот учить их для этого надо...

И вот придя в очередной раз в гости к Тринклерам, Нэтти завела речь о всяких экзотических системах оружия. Вспомнила экспедицию Льюиса и Кларка, потом рассказ Конан-Дойля "Пустой дом", где на Шерлока Холмса покушались с помощью духового ружья.

В общем, подвела инженера к мысли спроектировать пневматическую винтовку с баллоном на полсотни выстрелов, которая бы вместо пуль использовала обычную охотничью картечь.

С таким оружием тренировки в стрельбе оказывались почти бесплатными, так как картечины можно собрать и перелить заново. А воздух накачают ручным насосом сами любители стрельбы.

О том, как сделать из этого, оказавшегося неожиданно смертоносным, оружия страйкбольные приводы, с которыми можно играть тактические игры, безопасно стреляя друг в друга, Нэтти решила подумать как-нибудь потом.

Боден-Пауэлл Нижегородской губернии

В следующее воскресенье Нэтти опять отправилась кататься со склона. На этот раз толпа зрителей была ещё больше. Ещё бы, ведь в "Волгаре" написали про то что происходило в прошлое воскресенье и про то, что оно повторится.

Когда Нэтти в очередной раз затормозила внизу, к ней подошёл генерал Левицкий:

— Натали, как я погляжу, все ваши развлечения связаны с большой скоростью. Аэроплан, мотоцикл, вот теперь скоростной спуск на лыжах.

— Это что, — улыбнулась Нэтти — Вот навигация откроется, Лысковский выпустит на линию те суда, которые я ему предложила, и будем по Волге возить пассажиров быстрее чем возят их через Алтантику пароходы Уайт Стар Лайн.

— Значит, в Англии Уайт Стар Лайн, а у нас в Нижнем будет Ред Стар Лайн? — улыбнулся генерал.

— Думаю, что нет смысла менять старое название "Самолёт". Торговая марка "Красная планета" останется за лекарствами и радиостанциями. Да, кстати, Антон Иванович. Раз уж мы встретились тут в неформальной обстановке. Не порекомендуете ли вы мне какого-нибудь отставного офицера, патриота, на должность нашего губернского Бодэн-Пауэлла?

— Кого-кого?

— Ну вы же наверняка слышали про движение юных разведчиков, которое развивается в Англии под руководством генерала Боден-Пауэлла?

— А, да точно, было такое. Помнится в Москве и в Кронштадте были какие-то отряды, и даже в Царском Селе общероссийский смотр проводили.

— Вот я думаю, что нам в Нижнем тоже это надо. С деньгами, спортивным снаряжением и прочее я могу как-то посодействовать, но в качестве руководителя нужен отставной офицер. Желательно с боевым опытом, японской, а то и турецкой войны. Вы наверняка знаете какого-нибудь отставника, который не прочь повозиться с мальчишками.

Конкурс пирогов

Нэтти сидела в медпункте и пила чай с его хозяйками. И тут Полина вдруг сказала:

— И всё-таки у нашего фаланстера есть крупный недостаток.

— Какой? — удивилась Нэтти.

— Понимаешь, в нормальной деревне или рабочей слободе у каждой женщины есть своё хозяйство, своя кухня. На Рождество каждая старается испечь что-то по особым рецептам, угощает соседок. Получается вкусно и интересно.

— И что нам помешает сделать то же самое на общей кухне? Давайте устроим рождественский конкурс пирогов. У нас тут собрались люди со всех концов Поволжья, разнообразие рецептов будет побольше, чем в типичной деревне.

— А ты что-нибудь совсем необычное, неземное, испечёшь? — спросила Надя.

— Ну... — задумалась Нэтти, уже понимая, что от участия ей не отвертеться, но пытаясь сообразить какой из рецептов XXI века здесь реализуем и ни на что не похож.

На следующий день она отправилась на ярмарку. Кажется, где-то там на полках мелькали знакомые бело-синие ромбики. И точно. Сгущённое молоко в 1910 году уже производилось. Так что можно пытаться изобразить торт "Муравейник". Его Нэтти научилась делать лет в тринадцать, потому что есть любила с детства, а в этом возрасте бабушка как раз начала проводить политику "хочешь — сделай сама".

В общем всю неделю перед Рождеством на кухне что-то творилось, почти весь женский персонал фабрики ходил с таинственным видом.

И вот, наконец, наступил рождественский вечер. В качестве жюри конкурса выступали в основном мужчины. Поскольку никто из них участвовать не собрался. Ещё Нэтти пригласила хозяйку самого известного в Канавино трактира Надежду Мироновну, пообещав ей, что если ей что понравится, посодействует в выкупе рецепта.

Мужчины "муравейник" не оценили. От него была в восторге женская часть участвовавших. А жюри отдало пальму первенства изделию Агафьи Петровны, рыбному пирогу в начинку которой был добавлен хитрый набор трав.

Через пару недель, заглянув в трактир к Надежде Мироновне Нэтти увидела там этот пирог под названием "рыбник по-марсиански".

Про свободу любви

В середине января на Нижний обрушилась метель. Спортивные развлечения на свежем воздухе пришлось отложить, и Нэтти пила чай в медпункте в обществе девочек-фельдшериц. Она проделывала это регулярно, проверяя как они усваивают то, что преподают им в фельдшерской школе, а заодно и передавая им кое-какие знания на сто лет опережающие это время.

А ещё на этих подопытных кроликах, хотя какие они кролики, кошечки, отрастившие уже очень неплохие коготки, было очень удобно оттачивать аргументы для будущей массовой социалистической пропаганды. Всё-таки эмигранты довольно плохо понимали русский народ. Да и в петербургских салонах жили, как позже скажет Мандельштам "Под собою не чуя страны".

А тут можно сказать эталонный материал. Если это не народ, то кто народ?

Ну не Агафья Петровна же, человек даже не с двойным, а с тройным дном — языческая жрица, знахарка, ведьма в самом натуральном смысле слова.

Ещё перед полётом на эпидемию Нэтти нашла время и поставила этим девочкам навык быстрого чтения. Они и раньше норовили прочесть все подряд, до чего дотянутся. А теперь объёмы пропускаемой ими через себя литературы были просто пугающими. Нэтти, конечно, как могла руководила этим процессом, подсовывая те или иные книжки, иногда купленные в нижегородских книжных магазинах, иногда переснятые на фотобумагу из её электронной библиотеки.

И, конечно, прочитанное вызывало вопросы, на которые приходилось отвечать.

— Нэтти, а что ты думаешь о свободной любви? — вдруг поинтересовалась Полина, от которой подобного Нэтти ожидала меньше всего.

— Ну, вообще, конечно свободная любовь это замечательная вещь. Примерно как коммунизм. И столь же трудно достижимая.

— Но почему? — удивилась Надя. — Что мешает практиковать свободную любовь здесь и сейчас.

— Десять тысяч разных вещей. Во-первых экономика. Если у тебя любовь это любовь, а не просто так перепихнуться, ты захочешь подарить любимому его продолжение. Ребёнка. А это уже куча экономических последствий. Во-первых, ты на время беременности теряешь работоспособность. Не полностью, но тем не менее. Во-вторых потом ребёнка надо кормить, одевать, воспитывать. Всё это и время, и деньги. Это в крестьянских семьях дети растут как трава, и лет с семи уже начинают окупать своё содержание. Но вы-то образованные девушки и захотите своим детям дать не меньше возможностей для дальнейшего развития. Заметь, я не рассматриваю ситуацию, когда зачатие произошло случайно, по неосторожности.

Во-вторых, предрассудки. Не отнекивайтесь, если вы честно заглянете в себя, вы и там увидите кучу предрассудков. А что там в голове у вашего мужчины? А у всех прочих женщин этого мужчины? Учтите что и вы, и он выросли в православной стране, вам с детства вбивали в голову христианскую мораль.

В-третьих, что такое свобода? Свобода это когда вы можете выбирать между делать или не делать. То есть свобода любви это в первую очередь возможность отказать. Причём не только для вас, но и для мужчины тоже. Он должен иметь право отказать девушке, к которой не чувствует влечения. И это проблема совершенно неустранимая. Никогда не будет такого чтобы чувства двоих всегда совпадали. Поэтому отношения мужчины и женщины это в лучшем случае путь компромисса, взаимных уступок.

А если вы выясните как понимают свободную любовь мужчины, не рекомендую только это спрашивать в лоб, то окажется что для большинства мужчин свободная любовь — это право быть с любой женщиной, не спрашивая о том, что она об этом думает. Это, конечно, тоже по категории предрассудков, но это реальность. С которой обязательно придётся столкнуться.

Даже хуже. В глазах большинства людей сейчас женщина, практикующая свободную любовь это шлюха, доступная всем. Да, в высшем обществе сейчас нравы весьма свободные. Но вы-то не в высшем обществе. И даже я, хотя в Петербурге и бываю во всяких салонах, а здесь — на приёмах у Левицкого, вынуждена учитывать, что обо мне будут думать купцы из старообрядцев.

Если хочешь, чтобы тебя воспринимали как человека, смотрели на твои человеческие и профессиональные достоинства, а не только на внешность, то репутация недотроги, монашки, синего чулка, гораздо лучше, чем репутация доступной женщины.

Вот ты, Арина, можешь чётко провести границу между свободной любовью и развратом?

Арина на секунду задумалась:

— Ну ты же только что нам эту разницу объяснила.

— А ты уверена что все твои мужчины эту границу видят на том же месте? А другие женщины этих мужчин? Не получится ли так, что то, что для тебя реализация свободы, для другой женщины того же мужчины — предательство?

В общем, в обществе нынешних людей, воспитанных нынешней культурой, практиковать свободу любви это все равно что прыгать по кочкам через болото — один неверный шаг, и ты в грязи с головы до ног.

Пулемёт и мотор

Мещёрский шёл по Сормовскому заводу от заводоуправления к столовой, и вдруг услышал звук короткой пулемётной очереди. Прошло уже пять лет со времён декабрьского восстания, но этот звук он ни с чем перепутать не мог.

"Что за ерунда творится на моём заводе?" — подумал владелец огромного концерна, и почти бегом направился на звук.

Пока он добрался до закутка за моторным цехом, где кирпичная стена была усилена листом котельного железа, прозвучало ещё две или три коротких очереди, потом крепкое словцо, и под ноги ему полетела пробитая пулями деревянная рейка.

— Что здесь происходит? — спросил он.

— Да вот, Лексей Палыч, приспособу для стрельбы через винт спытываем, — пояснил смутно знакомый мастеровой.

Мещерский вгляделся в то, над чем склонился Тринклер, поглощённый работой настолько, что не заметил присутствия начальника.

На стальной раме был смонтирован паровой двигатель высокого давления, как раз такой, какой начал закупать в Сормово Руссо-Балт для своего авиационного цеха в Петербурге и московский "Дукс" для автомобилей.

На ось вместо винта была насажена обычная рейка, пачка которых лежала тут же под ногами, рядом с пневматической дрелью, в которую была вкручена перка под диаметр оси мотора.

В развале цилиндров мотора был установлен пулемёт Мадсена, в ствольную коробку которого уходили какие-то тяги шедшие от устройства насаженного на вал мотора, с которым и колдовал инженер.

Наконец он оторвался от своей работы, и обратил внимание на появившееся начальство.

— Смотрите, Алексей Павлович, это синхронизатор. Зти кулачки на валу нажимают на рычаги, которые блокируют выстрел тогда, когда, когда лопасть проходит перед стволом. Это вариант для двухлопастного винта, надо ещё для четырёхлопастного сделать.

— Но зачем?

— У наиболее скоростных и манёвренных самолётов Сикорского мотор с винтом расположен как раз перед пилотом. Соответственно целиться удобнее всего если пулемёт стреляет через винт. С таким синхронизатором пилот может наводить на цель весь аэроплан. А если разместить пулемёты на крыльях, на расстоянии больше размаха лопастей от оси машины, их трассы будут перекрещиваться перед машиной только на определённом расстоянии и попасть в аэроплан противника будет сложнее. А патронов у "Мадсена" в рожке не так много.

— Это вам военное ведомство такую доработку мотора заказало?

— Скорее это инициативная разработка. В военном ведомстве ещё никто всерьёз не рассматривал проблему противодействия вражеским аэропланам. Вот в феврале госпожа Марсова собирается демонстрировать в Петербурге новые акробатические аэропланы Сикорского представительному комитету из генералов, адмиралов и великих князей...

— А почему не в апреле? В апреле вроде в Петербурге международный авиасалон намечается.

— Вот потому и не в апреле. Понаедут немцы, французы, англичане, а мы перед ними военные разработки светить. Нет уж лучше мы их нашим генералам заранее продемонстрируем, чтобы потом в присутствии иностранцев лишних вопросов не задавали. Я так прикидываю, что даже при наличии большого портфеля заказов, мы здесь больше сотни двигателей в месяц собирать не сможем. А у немцев с французами промышленность поповоротливее будет.

Мещерский задумался. Сотня двигателей в месяц... И это по-минимуму...

— Вы полагаете, что на авиационные двигатели будет такой большой спрос?

— Этот двигатель универсальный. Минимум сотню мы продадим Лысковскому в виде мелкосидящих скоростных катеров, которыми он планирует дотянуть свои пассажирские маршруты до Орла и Ниловой Пустыни. Меллер, собирающийся возобновить производство паровых автомобилей, тоже возьмёт сколько-то. А если удастся найти того, кто поставит в производство трактор или артиллерийский тягач, там счёт на тысячи может пойти.

— Хм, я поговорю с акционерами. После перелётов госпожи Марсовой в Европу и в Маньчжурию ваши двигатели у всех на слуху, может и найдём инвестиции. А где вы взяли "Мадсен" для опытов?

— Этот "Мадсен" как раз из Маньчжурии. Он был там подарен Наталье Александровне забайкальским губернатором на предмет защиты от хунгузов при вынужденной посадке. Она считает, что надо покупать в Дании лицензию, но это надо через казну, так что не раньше февраля.

— А вы потянете производство? Всё-таки у нас судостроительный завод, а не часовая мастерская. А здесь такие тонкие детали...

— Ну уж не тоньше, чем в стаатмосферных паровиках. Если вы сумеете выбить у казны этот заказ, мы-то справимся.

Февральская акробатика

В начале февраля "Шаврушка" Нэтти опустилась на заснеженное поле Комендантского Аэродрома. После того как её затащили в ангар, хозяйка аэроплана, сделав хитрое лицо, предложила:

— Игорь, давай моторами меняться.

— Это ещё зачем? Мне Густав Васильевич поставил партию новых, стапятидесятисильных, а у тебя старая сотка стоит.

— Вот ничего подобного! Посмотри. А главное, вот на это посмотри, — она, вскочив на крыло и открыв капот, показала кулачки на валу. — У меня тут стоит двигатель с синхронизатором для пулемёта. А на гидросамолёте с верхним расположением мотора синхронизированный пулемёт ни к чему. Поставь на "У-2" и потом покажем кое-кому.

— А сам пулемёт?

— Тоже есть. Под пассажирским сиденьем лежит. Типа я ничего из Нижнего не привозила. А синхронизатор и "Мадсен" у тебя в ангаре самозародились.

На следующий день начались занятия по высшему пилотажу.

Кое-что из того что объясняла Нэтти на вводной лекции Сикорский уже успел осознать, частично сам, частично с помощью Жуковского, и рассказать своим лётчикам. Но конкретный набор фигур, который они учились делать, был новым и для него.

Игорь подозревал, что в сентябре, даже будь у него эти аэропланы, над доводкой которых он бился всю зиму, она не смогла бы показать ему и половины того, что показывала сейчас. Где-то она ухитрялась находить время, чтобы учиться самой.

Через неделю таких упражнений Великий Князь Александр Михайлович решил посетить аэродром.

— Вообще-то у меня есть кое-что интересное, что можно показать руководству и флота, и армии, — сказала Нэтти, отправив лётчиков на очередное задание по пилотажу. — Но мне бы не хотелось демонстрировать это над столицей, где полно всяких посторонних глаз, в том числе и из недружественных держав. Может быть устроим завтра вылет куда-нибудь в Гатчину. Гатчинские пруды сейчас представляют собой неплохое лётное поле. Давайте возьмём с собой каперанга Канина и кого-нибудь из артиллеристов, и слетаем завтра с утра в Гатчину.

— Откуда вы знаете Канина? — удивился Великий Князь. — Он же только что переведён на Балтику из Севастополя.

— А можно подумать у меня в Каче знакомых нет, — улыбнулась Нэтти. — Со мной после двух осенних полётов чуть ли не все авиаторы России переписываются. И вот ребята из Качи рекомендовали мне Канина как человека, открытого к техническим новшествам и способного увидеть перспективы применения аэропланов на флоте.

Литературный салон

На следующий день устроить полёт в Гатчину не удалось. Небо затянули тучи, пошёл снег. Погода установилась абсолютно нелёгкая. Нэтти сидела в номере гостиницы и теребила струны гитары, вспоминая все песни про сиденье в аэропортах, которых так много сочинили за вторую половину XX века.

Вдруг в номер постучалась горничная:

— Госпожа Марсова, вам письмо принесли.

Письмо оказалось приглашением на вечер от Любы Блок. Ну что же, можно и сходить.

Нэтти пришла к Блокам на полчаса раньше назначенного времени и в ожидании остальных гостей начала рыться в хозяйских книжных шкафах. Ей как-то уже давно не приходилось вот так оказаться почти наедине с хорошей бумажной библиотекой. У Горького на Капри такой не было, Сикорский ещё не успел себе приличную библиотеку собрать, а в других домах она ещё не успела побывать. Так что что-то подобное она последний раз встречала ещё до переноса в прошлое.

— Коля, здравствуй. — донёсся из прихожей голос Любови Дмитриевны. — Познакомь нас, пожалуйста со свой очаровательной спутницей.

Нэтти поняла, что там пришёл кто-то интересный, и, не выпуская из рук томика барона Брамбеуса, выглянула в коридор.

Гумилев, а это был он, уже успел представить хозяевам свою жену, ещё не получившую известность под псевдонимом Ахматова.

— А это Наталья Александровна Марсова, известная авиатрисса, — представила Нэтти хозяйка дома.

— Можно просто Нэтти.

В этот момент звонок прозвенел ещё раз и в дверях появились Мережковский и Гиппиус.

Через несколько минут вся компания переместилась в гостинную.

— Это правда, что вы умеете лечить пневмонию, — поинтересовалась Гиппиус у Нэтти.

— Правда.

— А почему вы позволили умереть от неё Льву Толстому?

— Увы, я не вездесущий Господь Бог. Когда Льва Николаевича больного сняли с поезда где-то под Липецком, я сидела в карантине на берегу Байкала, в Мысовой, после работы на эпидемии чумы. И вообще, если пациент не хочет жить, медицина бессильна. А Толстой, убегая из Ясной Поляны в своё последнее путешествие, явно пытался убежать от самого себя. Вокруг него было шесть врачей. Ну окажись там я, седьмая, принял бы он от меня помощь?

Авиасалон в Гатчине

Девятого апреля на Комендантском аэродроме царила совершенно необычная суета. Все перемещались только бегом, готовили к вылету несколько самолётов одновременно, что-то грузили в ломовые телеги.

Когда во всю эту суету плюхнулась ещё и "Шаврушка" Нэтти, Сикорский неожиданно поймал себя на мысли "вот только её мне здесь и не хватало". Мысль эту он счёл крайне невежливой поэтому вслух сказал:

— А что не сразу в Гатчину?

— А у меня тут в Питер несколько вагонов всяких грузов пришло. Нужно организовать перевозку всего этого в Гатчину, получить у Кованько пропуска и так далее. Потом перелечу. Твои, смотрю, ещё и не начали перелетать.

— А может ну их, пропуска, загрузим твою радиоаппаратуру в "Щуку" и перевезём?

— Твоя "Щука" всё-таки не военно-транспортный самолёт 60-х годов. Несколько грузовиков с прицепами не увезёт.

— А у тебя так много?

— Достаточно. Хватит, чтобы удивить всех, и тебя в том числе.

На следующий день утром в Гатчине открылась Международная авиационная неделя. Первоначально, как рассказал Нэтти Сикорский, выставку хотели устроить в Михайловском манеже. Мол удобнее посетителям добираться. Но, оценив количество и размеры экспонатов, решили всё-таки перенести мероприятие в Гатчину, где можно и полёты устроить.

В первый день никаких полётов не предполагалось. Посетители толпами перемещались между экспонатами расставленными по полю. Сикорский стоял на площадке авиационного отделения "Руссо-Балта" где были выставлены его работы — "Шаврушка", "У-2" и "Щука", немножко в стороне от основной экспозиции, предоставим подчинённым отвечать на вопросы и даже запускать особо смелых в салон "Щуки" из бортовой двери которой была спущена алюминиевая лесенка.

— Вот вы где, Игор! — неожиданно раздался за его спиной знакомый голос по-французски.

— Рад приветствовать вас на российской земле, Луи! — Сикорский обернулся и обнялся с Блерио.

— А это, — представил француз своего спутника, — Джеффри де Хэвиленд из Англии.

Сикорский пожал протянутую англичанином руку и густо покраснел.

— Что вы так смутились Игор? — спросил Блерио.

— Сам не знаю.

На самом деле Игорь конечно знал, чего он смущается. Он планировал в ближайшие годы этого самого де Хэвиленда крупно обокрасть, присвоив себе машины, которые тот создал бы лет через двадцать-тридцать — "Альбатрос" и "Москито". Пока они у него существовали только в чертежах и модельках для продувки у Жуковского в трубе. И ни Тринклер, ни Калеп пока не умели делать подходящих для них двигателей.

Таким гостям, конечно Сикорский показал своё хозяйство лично, и дал возможность заглянуть не только в салон, но и в пилотскую кабину "Щуки".

— А где же ваша очаровательная спутница по прошлогоднему перелёту? — поинтересовался Блерио, когда осмотр машин Сикорского был закончен.

— Думаю, что она на площадке своей фабрики. Впрочем, я там ещё не был.

— А она что, тоже делает аэропланы?

— Нет, но думаю мы увидим там много другого интересного, имеющего отношение к авиации. Я даже сам точно не знаю что именно. Она от меня шифровалась. Приняла вчера на Московском вокзале чуть ли не целый эшелон всякого добра, а что там... Ну давайте сходим, посмотрим.

Гвоздём экспозиции нижегородской фабрики "Красная планета" был конечно "тот самый аэроплан, бывавший в Париже и Маньчжурии". Вокруг него толпились посетители почти не обращая внимание на два стоящих чуть в глубине дуксовских полуторатонных грузовика с утеплёнными фургонами в качестве кузова. Они стояли задними бортами друг к другу примерно на расстоянии размаха крыльев шаврушки. И все пространство между ними было заставлено рядом столов, на которых были разложены какие-то экспонаты.

Около стола стояла только парочка офицеров в форме РИФ, которым что-то втолковывал молодой человек лет тридцати.

Нэтти внезапно выпрыгнула из левого фургона и бросилась на шею Блерио

— О, Луи! Как я рада вас видеть в России. Привет, Игорь! — соскочив с шеи француза она чмокнула Сикорского в щёчку. — А это кто с вами? Де Хэвилэнд?! Джеффри, я рада с вами познакомиться. — И она по всем светским правилам протянула руку для поцелуя.

— И что ты тут выставляешь? — поинтересовался Игорь. — Я смотрю народ привлекает в основном только машина, совершившая два рекордных перелёта.

— Ну, это зеваки. Им, конечно интересны в первую очередь громкие сенсации. Серьёзные люди, я полагаю, в основном подойдут после обеда. Хотя вот нашими радиостанциями уже заинтересовался флот. Вот смотрите, этот фургон, она жестом пригласила гостей в тот кунг, из которого только что вылезла сама, — это передвижная фотолаборатория.

Вот тут на столе авиационный фотоаппарат под 180-миллиметровую плёнку.

Вот примеры снимков. Сикорский с интересом разглядывал собранный из 180-миллиметровых контактных отпечатков вид Питера с птичьего полёта. Сам по себе этот вид был ему хорошо знаком, как на картах, так и по личным впечатлениям. Но вот так, чтобы фотоснимок выглядел как карта...

— А вот сюда загляните, — Нэтти показала на конструкцию на ножках с двумя окулярами, под которую были подложены два снимка.

Блерио заглянул и несколько минут выражал своё восхищение. Сикорский не удержался и глянул тоже. Если глядеть двумя глазами через стереоскоп, казалось что из фотобумаги встают Исаакиевский собор и Александрийская колонна.

— А с той стороны, — продолжала экскурсию Нэтти. — У нас радиотехника. Вот та машина, это радиостанция дальнего действия. Никакого отношения к авиации не имеет, но почему бы не продемонстрировать, раз такой случай. К сожалению, установить связь можно только с Нижним Новгородом. А вот радиостанция для переговоров пилота с аэродромом. Отличается тем что работает в режиме телефона, а не телеграфа. Вот пилотский шлем, предназначенный для подключения к этой радиостанции. В него напротив ушей вмонтированы телефоны, а напротив горла — микрофон, который уверенно снимает голос даже в шуме мотора.

На следующий день происходили первые показательные полёты. Сикорский и его команда с Комендантского аэродрома продемонстрировали групповые полёты с управлением по радио. Нэтти сфотографировала с небольшой высоты территорию выставки и раздавала ещё влажные отпечатки, на которых каждый мог пытаться найти себя.

На третий день Блерио купил самолётную радиостанцию и попытался её приспособить к своему аэроплану. Но почему-то ничего хорошего из этого не вышло. Если на машинах Сикорского радиостанция работала прекрасно, то на машине Блерио голос при включении двигателя забивался треском помех.

Татаринов был в недоумении. Нэтти быстро сообразила в чем дело:

— У Сикорского паровые двигатели. В них нет магнето и свечей. А здесь система зажигания создаёт помехи. Но что-то с этим точно сделать можно. Вот бы ещё вспомнить, что....

К склонившимся над снятым капотом аэроплана Блерио Нэтти Татаринову и Луи подошёл молодой человек с усиками:

— Позвольте поинтересоваться, господа, в чём тут у вас проблема?

— Да вот, высоковольтные провода создают помехи работе радиостанции.

— Так экранировать же надо. Ой, позвольте представиться. Я Анатолий Уфимцев из Курска. Вас мсье Луи, и вас Наталия Александровна я знаю.

— А это, — представила Нэтти, — Владимир Татаринов, мой главный специалист по радиотехнике.

Провозились Татаринов с Уфимцевым с экранированием два дня, но в конце концов им удалось добиться более-менее устойчивой работы радиостанции на машине с бензиновым двигателем.

Чумная экспедиция

20 апреля в Петербург прибыла группа сотрудников Пастеровского института под руководством Мечникова. Первоначальные планы их состояли в том, чтобы отправиться в Маньчжурию, но Заболотный, которому Мечников нанёс визит сразу после прибытия, их разочаровал. В Маньчжурии всё уже кончилось. И ехать надо в астраханские или оренбургские степи, где эндемические формы чумы есть всегда.

Когда Заболотный рассказывал Мечникову о своей деятельности в Маньчжурии прошлой осенью, он коснулся вклада мадемуазель Марсовой в борьбу с чумой. И в частности представил Мечникову студента Илью Мамонтова, как первого человека, перенёсшего чуму и успешно от неё излеченного.

Мечников поинтересовался, где сейчас мадемуазель Марсова, и нельзя ли засвидетельствовать ей своё почтение.

— Вам крупно повезло, Илья Ильич. Так вообще-то она обитает в Нижнем Новгороде, который нам совершенно не по пути. Но как раз сейчас она приехала в Питер на международный авиасалон. Так что давайте прямо завтра посетим Гатчину и пообщаемся с ней непосредственно на выставке.

Реакция Нэтти на появление Мечникова была несколько неожиданной:

— Давайте у Сикорского "Щуку" попросим. Илья Ильич, ну зачем вам тратить несколько дней на путешествие до Астрахани, когда мы можем перебросить вас туда на аэроплане за сутки.

— А снаряжение, лабораторное оборудование? — усомнился Мечников.

— Пока мы там будем проводить рекогносцировки, для чего кроме блокнота, карты и фотоаппарата ничего не надо, снаряжение как раз доберётся. А вообще мы не сразу в голую степь поедем. У Клодницкого в Астрахани, я думаю, кое-что найдётся.

Клодницкого Мечников неплохо знал. Не так давно тот несколько лет поработал у него в Пастеровском институте. Поэтому зная что на месте их встретит такой опытный экспедиционный исследователь, он согласился на перелёт налегке.

Сикорский, как ему ни хотелось самому повести свою новую машину в первый дальний полёт, вынужден был остаться в Питере. Здесь ещё до окончания авиасалона должна была начаться научная конференция по аэродинамике под руководством Жуковского. Зато поучаствовать в полёте вызвался Блерио. Ему было очень интересно самому поучаствовать в таком перелёте, но имевшиеся в распоряжении его во Франции аэропланы такого не позволяли.

Сикорский провёл ему вывозной полёт и на следующее утро в Астрахань вылетели два самолёта — "Щука" под командованием Уточкина и с Блерио в качестве второго пилота с десятью микробиологами на борту, и "Шаврушка" Нэтти.

В один день полёт, конечно же не уложился. В Тамбове пришлось совершить посадку и переночевать. Но причин слишком спешить не было.

Прибыв в Астрахань Нэтти отправилась в порт, где её ждал отправленный из Нижнего груз.

Буквально на следующий день она вылетела на шаврушке с Мечниковым искать место для базового лагеря.

Место нашлось быстро. И к удивлению Ильи Ильича из аэроплана была извлечена какая-то связка металлически труб и мешок с чем-то сшитым из брезента. Практически в одиночку девушка примерно за час собрала из этих трубок полусферический каркас, а потом уже попросила Мечникова помочь накинуть на него брезентовую покрышку. В результате образовалась палатка диаметром метров шесть, с полом, покрытым кошмой, где были смонтированы несколько складных столов, печка, электрическое освещение от аккумулятора.

— Ветряк мы этим рейсом не привезли, — пояснила Нэтти. — Доставим одним из следующих. Но вот полевая лаборатория развёрнута. Можно ставить линию ловушек и начинать препарировать грызунов.

— А кто производит такие палатки? — поинтересовался Мечников.

— Я. В Маньчжурии я обратила внимание что полевые госпитали разворачиваются как попало, в совершенно неприспособленных помещениях. И организовала при своей фабрике небольшое производство полевого снаряжения — палатки на базе геодезических куполов Фуллера, складные столы. Печки я закупаю у Бари в Москве. Шухов там пригласил учеников Жуковского, чтобы просчитать потоки воздуха в топке. Получилась заметная экономия топлива, что в здешних безлесных краях довольно важно.

Вынужденная посадка

В ровное гудение мотора вкрался посторонний звенящий звук. Нэтти выругалась про себя. Ещё полчаса назад под крылом была ровная степь, а теперь какие-то увалы, перелески, старицы и петли Большого Иргыза.

В общем места для посадки не слишком подходящие. А вот впереди сверкнула гладь Волги. Прямой маршрут от Гурьева до Нижнего проходил через Балаково, достаточно крупный порт на Волге. Если дотуда дотянуть, то, даже если мотор отремонтировать не удастся, можно будет уехать вверх по реке на пароходе.

Мотор лучше заглушить, тут до Волги уже можно и так дотянуть, а глядишь ремонтировать легче будет.

Подгребать к пристани пришлось с помощью весла, сидя верхом на узком носу "шаврушки". Хоть бы одна сволочь в этом Балаково заинтересовалась аэропланом, заходящим на посадку с заглохшим мотором и подъехала на чём-то, что может взять её на буксир.

Приказчик на самолётовском дебаркадере, куда она, как обычно на Волге, пришвартовалась, на вопрос, есть ли в городе кто-то кто может помочь с ремонтом, сказал с гордостью:

— А у нас тут целый завод моторов есть.

И вот где-то в три часа пополудни Нэтти вошла в контору "Механического завода братьев Маминых".

Владельца завода, Ивана на заводе не было, но Яков, главный инженер был на месте. Это был тот самый Яков Мамин, создатель первых русских тракторов, про которого Нэтти в своём времени читала в книге "Рассказы о русском первенстве".

Он уже приезжал со своим трактором на Нижегородскую ярмарку, но занятая организацией своего производства, Нэтти тогда не смогла с ним познакомиться.

Яков Васильевич заинтересовался возможностью покопаться в двигателе Тринклера.

— У вас тут какой-нибудь свежепроизведенный трактор в хозяйстве есть? Надо вытащить мою машину из Волги и отбуксировать на завод. Можно, конечно, ломовика какого-нибудь нанять, но мне как-то механическая тяга привычнее.

Инженер сам сел за руль, а Нэтти пристроилась сбоку, почти на крыле заднего колеса.

По дороге он расспрашивал Нэтти как удаётся решать проблемы с топливом во время полётов по всей России от Петербурга до Маньчжурии и от Нижнего до Астрахани.

— Вы знаете, найти топливо для парового котла, даже автоматического, гораздо проще, чем для двигателя внутреннего сгорания. Двигатель Тринклера-Рамзина может работать на всем что льётся, от самогона до морского мазута, — объяснила авиатрисса.

— Так у вас паровой двигатель? — удивился Мамин. — Тринклер же вроде как и я, на нефтянках специализировался.

— Ну вот так я ему техническое задание поставила, что нефтяной двигатель не вписался. Вес всей установки не более 10 пудов, мощность не менее сто двадцати лошадиных сил и ресурс десять тысяч часов. Паровой котёл высокого давления в эти ограничения Рамзину при помощи Шухова и Гриневицкого вписать удалось, а вот бензиновый двигатель...

— А какой реально получился ресурс? Судя по тому, что вы обратились сейчас за помощью ко мне, протянуть десять тысяч часов без ремонта у вас не вышло.

— Доберёмся до машины, по бортжурналу посмотрю. Но около трёх тысяч есть. Думаю, что виноват окажется господин Эрикссон. Скорее всего обнаружится заводской брак в подшипнике. Тут уж ничего не сделаешь, заводской брак бывает у всех, даже у шведов с немцами.

Яков Васильевич и приказчик с дебаркадера попытались было не пустить Нэтти зайти чуть ли не по пояс в воду, но, увы, никто из них не умел опускать шасси. Поэтому пришлось девушке самой готовить самолёт к вытаскиванию на берег. Потом под её руководством мужчины сложили крылья и трактор медленно потащил диковинную машину к воротам завода.

— Ваши работы по тракторам очень интересны. Но по-моему ориентация на зажиточного крестьянина неправильная. Я понимаю, что в России многие увлечены идеями социальной справедливости, я сама тоже не без этого греха. Но для того, чтобы простой народ не голодал, нужно в первую очередь чтобы в стране хлеб вообще был. Зажиточные крестьянские хозяйства страну не накормят. Это могут сделать только огромные латифундии с наёмным трудом. И в них нужны не 25-сильные трактора, а машины в 50-80 сил.

Опять же тягачи такой мощности, особенно гусеничные, могут заинтересовать и военное ведомство. Ему же нужно чем-то пушки таскать. Вам же в первую очередь сейчас нужны объёмы. Будете производить тысячи машин в месяц, они будут обходиться вам дешевле, и вы сможете скинуть цену до такой, что крестьянину будет по карману.

Консервативный крестьянин сложную машину не купит, если не будет уверен, что сможет её обслуживать и ремонт не обойдётся слишком дорого.

Вот если в уездном городке будет мастерская с механиком, знающим именно ваши двигатели, если в деревню со службы вернётся солдат-артиллерист все шесть лет возивший пушку на вашей машине, тогда крестьянин проявит интерес к железному коню. А сейчас надо ориентироваться на тех, кто в состоянии организовать самостоятельное обслуживание машин и оплатить обучение механиков, то есть крупных зернопромышленников, лесопромышленников и военных.

— Вы говорите с позиций скорее торговца, чем инженера. Это все скорее к Ивану, чем ко мне.

— Вообще-то я и есть скорее фабрикант, чем инженер и даже чем врач. Я умею находить толковых инженеров и ставить им задачи. Вот аэроплан мне построил Игорь Сикорский, двигатель для него Тринклер, дыхательный аппарат для подводного плавания Красин и так далее. Если вам интересно, я вам могу нарисовать эскизы линейки машин, которые, скорее всего, будут пользоваться спросом, и изменят коренным образом ситуацию и на хлебных полях, и на полях сражений. Но если вы возьмётесь их делать, это будут ваши машины, а не мои.

— Очень интересно. Но давайте сначала посмотрим ваш мотор. — трактор, управляемый Яковом Васильевичем, уже въехал в ворота завода.

С мотором они провозились до позднего вечера, после чего Нэтти приняла предложение Мамина переночевать в его доме и до поздней ночи они просидели в его кабинете, черкая листы бумаги. На бумагу ложились эскизы разнообразных гусеничных тягачей 30-х годов, от "Пионера" до "Коминтерна", трелёвочный трактор, разнообразные танки и самоходные пушки.

Потом Нэтти заснула в гостевой комнате, а Мамин ещё долго ворочался в своей кровати под грузом новых впечатлений. Снился ему почему-то герой Фенимора Купера Натти Бампо лихо сражавшийся с индейцами за рычагами гусеничного бронеавтомобиля. Видимо, оброненное Нэтти название "Пионер" в сочетании с её собственным прозвищем дало такие ассоциации.

Утром Нэтти поднялась с рассветом и улетела, стартовав прямо с площадки перед заводскими воротами.

Мамин вернулся в заводоуправление и разложил по столу вчерашние эскизы. Ага, "Пионером" называли вот это. И да, оно самое простое, пойдёт для начала. Вот этот лесозаготовительный трактор выпустим под торговой маркой "Следопыт", вот эту машину с трёхдюймовой пушкой защищённой броневым листом, предложим военному ведомству под названием "Зверобой", стосильный трактор пойдёт как "Прерия". А название "Последний из могикан" или просто "Могиканин" сгодится для малогабаритного локомобиля, который можно перевезти на одноконной телеге. Как раз Нэтти говорила, что время локомобилей уходит, а будущее — за самоходными комбайнами.

Первым делом самолёты

Беспосадочный перелёт от Москвы до Астрахани сделал "Щуке" хорошую рекламу. Поэтому Лысковский решил вложиться в организацию регулярных пассажирских рейсов между крупными городами России.

Для начала запланировали связать четыре столицы — Петербург, Москву, Киев и Варшаву. Напрашивался ещё рейс Киев-Одесса. Маршруты Петербург-Нижний и Москва-Нижний были уже освоены Нэтти, поэтому их тоже включили в план, несмотря на меньший ожидаемый пассажиропоток.

Сикорский, с которым Лысковский обсуждал эти планы, предложил слетать в Нижний и обсудить их с Нэтти и Урванцевым.

— Этот мальчишка-то тут причём? — удивился Иван Михайлович.

— Ну со мной вы разговариваете, а я от того мальчишки недалеко ушёл. И вообще Коля Урванцев это на данный момент лучший в России штурман дальней авиации. Авиация дело новое, и делают его мальчишки, тут уж ничего не сделаешь. Когда-нибудь мы повзрослеем и станем пожилыми и опытными сторонниками традиций, нами же созданных. Примерно к середине века.

Лысковский улыбнулся. Игорь ему нравился в частности и вот подобными внезапно прорезавшимися в его мыслях философскими соображениями, сделавшими бы честь и человеку вдвое старше.

На следующий день Лысковский и Сикорский вылетели в Нижней на одной из "Щук", построенных для будущих авиалиний. Здесь уже был постоянный экипаж, состоящий из трёх человек — командира корабля, или как Нэтти называла его КВС, второго пилота и стюардессы. Машина была рассчитана на десять пассажиров, но в этом полёте и было только двое.

— Вот смотрите, Иван Михайлович, — мы проходим почти точно над Ярославлем. Можно посадку сделать, выгрузить почту, высадить пассажиров. Полчаса-час времени, а мы охватываем ещё один крупный купеческий город.

— Год назад мы с госпожой Марсовой садились в Рыбинске. И стоянка заняла больше двух часов.

— Это был мотор Анзани, — махнул рукой авиаконструктор. — дальность с этим мотором гораздо меньше, и поэтому пришлось садиться почти точно на середине пути. Ну и регулировать мотор после перелёта. А сейчас мы летаем с моторами Тринклера. И от Петербурга до Нижнего ни дозаправки, ни регулировки не требуется. А с коммерческой точки зрения Ярославль гораздо более выгодное место для посадки, чем Рыбинск.

Наконец под крылом мелькнули цеха Сормовского завода. Сикорский ушёл в пилотскую кабину, занял там кресло второго пилота и начал руководить посадкой. Он знал что Нэтти выкупила для нижегородского аэродрома поле неподалёку от Оки чуть ли не в 15 вёрстах выше устья. Впрочем погода была замечательная, и разглядеть аэродром можно было даже без радиопривода.

Нэтти встречала гостей на аэродроме за рулём компактного открытого автомобиля. На радиаторе блестела никелем шестерёнка с флажком и буквами DUX, эмблема московского завода Меллера.

— Ух ты, какую красавицу Меллер сделал, — искренне удивился Сикорский.

— Ты ещё удивишься, узнав какая цена, — усмехнулась Нэтти. — Это совместное творчество Меллера, Тринклера и Мамина, машинка для российской глубинки. Соответственно стоит так, чтобы быть по карману земскому врачу или агроному.

— А тебе-то зачем такая? Ты же у нас вроде преуспевающий предприниматель и могла бы позволить себе что-нибудь от Олдса или Рено.

— И ремонтировать каждые пятьсот километров. Нет, спасибо! Ты же знаешь как я с Тринклера требовала ресурс, ресурс и ещё раз ресурс. Вот эта машина делалась примерно под такие же требования. Чтобы ездила, а не стояла в ремонте. Поэтому я и выкупила у Меллера опытный образец, вместо того, чтобы взять что-то подороже и пошикарнее. Глядишь через годик он расширит модельный ряд, поменяю на что-нибудь крытое, с отапливаемым салоном.

Прокатившись вдоль Оки по улучшенной, но всё же грунтовой дороге, Сикорский уже не был столь уверен что более дорогие автомобили окажутся более комфортабельными. Подвеска этой небольшой машинки была исключительно мягкой.

— Значит, вы хотите начинать покрывать Россию сетью авиамаршрутов? Да, пожалуй четыре столицы плюс Одесса плюс Нижний — это правильное начало. Я бы ещё Казань взяла, если по средствам потянете.

— С точки зрения рекламы, сказал Лысковский, было бы очень неплохо протянуть маршрут до Иркутска или даже Харбина по линии вашего прошлогоднего перелёта.

— Я бы не взялась, — с сомнением в голосе протянула Нэтти. — Одно дело везти лекарства в зону эпидемии, и совсем другое регулярные пассажирские перелёты. Тот уровень риска на который мы с Колей пошли в прошлом октябре, неприемлем даже для почтовых сообщений, не говоря уж о пассажирских. Плюс ещё погода на этом маршруте. У вас получится от Питера до Иркутска четыре промежуточных посадки — здесь, в Нижнем Тагиле, в Омске и в Ачинске. И на каждой погода может приковать аэроплан к Земле и заставить пассажиров куковать два-три дня. Оно вам надо?

Организовать аэродромы по этим пунктам и начать возить почту — стоит. А людей... Нет, пусть лучше пока Транссибом пользуются. Года через два-три, когда у нас появятся машины, преодолевающие эту трассу с одной-двумя посадками, когда в радиусе двухсот-трёхсот километров от пункта назначения будут созданы запасные аэродромы, куда можно будет уйти если основной закрыт погодой, можно попробовать.

Ну и, конечно, нужна сеть метеостанций, чтобы у диспетчера на любом аэродроме была карта погоды. В европейской части вы можете воспользоваться существующими метеостанциями и принимать их показания по телеграфу. Хотя я бы советовала всё же вложиться в их оборудование радиопередатчиками. Тогда отчёты будут идти в эфир и приниматься на аэродромах сразу, не дожидаясь пока их обработают в Главной Физической Обсерватории.

Вообще вы заложили в смету наличие радиостанций на каждом аэродроме?

На аэропланах, я знаю, предусмотрена установка раций. Но нужно чтобы диспетчер аэродрома мог связаться с аэропланом, сообщить о текущей погоде, развести по высотам два аэроплана, заходящих на посадку одновременно. Сейчас это не слишком актуально, у вас на всю Россию будет с десяток машин. Но очень скоро уже как минимум в Питер прилетать десяток рейсов в день и организовывать их расхождение понадобится.

Вспомни, Игорь, что творилось в воздухе в прошлом сентябре, на празднике аэронавтики. На почтовом аэродроме, обслуживающем столицу России такое будет каждый день уже через два-три года.

— А где Коля Урванцев, — поинтересовался Сикорский. — Он был твоим спутником в рекордном перелёте и его мнение было бы тоже интересно услышать.

— А Коли сейчас в Нижнем нет, — улыбнулась Нэтти. — Он в Томск поехал, в университет поступать.

— А почему в Томск? — удивился авиаконструктор. — Неужели ты не могла его к Жуковскому в Императорское Техническое Училище пристроить? Я понимаю, что его семья небогатая и не может позволить себе обучение сына в Москве. Но тут ты могла и посодействовать.

— Понимаешь, в чём дело... — протянула девушка. — Коля по своим задаткам не инженер, а путешественник-первооткрыватель. Только он сам пока этого не понимает. Вернее не понимает что в обычном географическом пространстве возможны не менее интересные приключения духа, чем в пространстве инженерных решений. А в Томске он познакомится с Владимиром Обручевым и осознает, что его судьба это геология.

— Не дальняя авиация?

— Не-е-ет. Просто перемещаться из точи A в точку B ему мало. Ему нужно исследовать, познавать, делать доступным для людей то, что лежало под спудом. В области воздушных маршрутов подобные задачи кончатся лет через десять. Ну перелетим мы через Атлантику, ну через полюс в Америку, ну через Гималаи. И всё. А Норильсков, Самотлоров и Удоканов на колин век точно хватит, и ещё его внукам останется.

Покушение на Столыпина

Первого сентября одиннадцатого года поздним вечером в комнату Нэтти ворвался ученик с радиозавода:

— Тётя Нэтти, тут только что с киевского аэропорта передали. В Киеве премьера-министра застрелили!

— Кого, почему? — оторвалась от очередных планов развития производства Нэтти.

— Столыпина, Петра Аркадьевича, в Киеве какой-то эсер в театре стрелил. Передают что тяжело раненного в больницу увезли.

"Вот незадача, — подумала Нэтти — Коля-то в Томск учиться уехал. А одной лететь нельзя. Если я всю тысячу километров до Киева пилотировать буду, я потом буду не в состоянии оперировать."

Тем не менее, выход нашёлся. В Стригино ночевал почтовый борт "Самолёта", прилетевший из Питера. Им командовал Михаил Ефимов. Почти все известные Нэтти по литературе российские авиаторы, не имевшие офицерских званий, сейчас работали на Лысковского. Его сеть росла быстрее, чем Сикорский успевал обучать новых пилотов.

Уговорить Ефимова на полёт в Киев на "шаврушке" удалось довольно легко. Он давно мечтал получить допуск к ночным полётам. А в России было только три инструктора, способных такой допуск дать — Сикорский, Нэтти и Коля Урванцев. Конечно, принятие зачёта у Ефимова это не то, что нужно было Нэтти перед операцией, но всё же лучше, чем пилотировать самой.

То что ясным сентябрьским утром второй пилот и стюардесса вдвоём доведут "Щуку" до Питера, Ефимов не сомневался.

В шесть утра Нэтти с медицинской сумкой на плече ворвалась в клинику братьев Маковецких.

— Могу я поговорить с тем врачом, который оперировал Столыпина? — спросила она дежурного ординатора.

— Его никто не оперировал. Перевязали рану и положили в палату.

— Вы с ума сошли. Ранение брюшной полости, повреждена плевра, пуля осталась внутри, а вы его перевязываете и надеетесь, что само заживёт. Готовьте к операции. Немедленно! И так полсуток потеряно.

— Послушайте, но кто вы вообще такая?

— Человек, который умеет лечить туберкулёз и чуму. Вы думаете мне поводу пневмоторакса и перитонита сказать нечего? Значит так, — она достала из сумки металлический ящик с хирургическими инструментами. — вот это — немедленно ставьте кипятиться. И найдите мне стерильный халат, маску тапочки и всё что нужно для работы в операционной. И где тут у вас руки мыть?

Одна из сестёр, слышавших этот разговор, побежала будить Боткина, который приехал в Киев вместе с императорской свитой, и теперь после ранения Столыпина остался ночевать в ординаторской.

— Евгений Сергеич, там эта, марсианка, которое лекарство от чахотки изобрела. Говорит что мы премьер-министра неправильно лечим.

— Хоть марсианка, хоть ведьма, хоть чёрт с рогами, — подскочил с кровати лейб-медик. — Но если она знает как лечить такие ранения, ведите меня к ней.

Нэтти Боткина в лицо опознала.

— Евгений Сергеевич, вы то мне и нужны. Тут местные врачи не верят, что я немного разбираюсь в медицине. Но вы-то наверное в курсе.

— Наталья Александровна, медицина у нас учреждение консервативное. У вас же нет врачебного диплома.

— Ну вообще-то есть, правда он таким учреждением выдан, что ни один нотариус не возьмётся перевод с апостилем делать. Но это неважно. Вы ведь воевали на русско-японской. Вы знаете что при помощи при тяжёлых ранениях каждая минута на счету. А тут уже полсуток прошло. Будете мне ассистировать?

— Вы считаете, что показана немедленная операция? Даже не осмотрев раненного?

— Давайте посмотрим. А операционную пусть готовят. Лишней не будет. И ещё. В этой больнице кто-нибудь уже имеет опыт работы с наборами для определения группы крови? Вот, возьмите, — она извлекла из своей сумки пачку картонных коробочек. — Группу Петра Аркадьевича я сама сейчас определю, а вы мне найдите доноров. Желательно трёх-четырёх. Не уверена, что переливание крови понадобится, но очень вероятно.

После осмотра больного Нэтти укрепилась во мнении что операция необходима. И Боткин был вынужден с её аргументами согласиться. Хотя не был уверен что современное состояние медицины способно в такой ситуации помочь.

Операция оказалась не слишком сложной, хотя Нэтти и волновалась. Всё же она не была хирургом по основной специальности и большую часть знаний по хирургии почерпнула с военной кафедры. Но здесь как раз тот самый случай — пулевое ранение в брюшную полость. В принципе ничего страшного, если не дать развиться сепсису.

К вечеру Столыпин отошёл от наркоза.

Он открыл глаза и попытался сесть, но сильная боль в животе заставила его со стоном опуститься обратно.

Пожилая сиделка, сидевшая около кровати сказала:

— Не шевелитесь лучше, Пётр Аркадьевич, сейчас доктора позову.

И нажала на кнопку, явно наскоро укреплённую на стене медицинским пластырем, от которой уходили такие же кустарные провода куда-то в дверной косяк.

Через минуту в дверь вошла юная девушка в такой же косынке и халате, как и сиделка.

— Наша жертва террора очнулась? — спросила она у сиделки.

— Вы кто? — удивлённо спросил Столыпин, понимая что под "доктором" сиделка имела в виду эту самую девушку.

— Нэтти Марсова, создатель лекарств от сепсиса, туберкулёза и чумы. Вот сейчас вас как раз пора первым из них колоть. Пуля в печени это довольно неприятная история. Но ничего страшного я не вижу. Пулю я удалила, кровотечение остановила, герметичность плевральной полости восстановила. Теперь только не дать развиться сепсису и через пару недель вы сможете вставать.

Товарищ Серго

Через неделю самый тяжёлый послеоперационный период прошёл, а сотрудники клиники научились уходу за раненым с применением тех техник, которые использовала Нэтти. И она смогла покинуть госпиталь.

Прежде чем возвращаться в Нижний она решила посмотреть как обстоят дела у киевских социал-демократов. Из киевских эсдеков у неё был адрес только студента Володи Затонского. Он, конечно меньшевик, но с учётом проводимой с её подачи вперёдовцами политики "Ребята, давайте жить дружно" скорее всего через него можно выйти и на остальных.

В квартире Затонского она внезапно столкнулась с молодым мужчиной кавказкой внешности, лицо которого показалось ей подозрительно знакомым. Но нет, точно не молодой Сталин. Кто же это, чёрт возьми? Неужели?

— Товарищ Серго?

— Откуда вы меня знаете? — удивился тот.

— Я вообще много чего знаю чего на этой планете и в эту эпоху знать не положено. Будем знакомы, товарищ Нэтти.

— А-а, конечно, дорогая, наслышан. Я ведь учился на Капри этим летом. Привет вам от Чезаре. Он всем нашим кто с ним имел дело, говорил, увидите в России сеньориту Нэтти, передавайте ей привет.

— А что вы делаете здесь? У вас документы надёжные? А то тут все казённые конторы после покушения на премьера на ушах стоят.

— Вах, беда у меня с документами. За эту неделю десятую квартиру меняю, два раза чудом от ареста ушёл. Как из города выехать — вообще непонятно.

— Но дело-то сделано.

— Дело я передам Володе и ещё тут пара надёжных товарищей есть, которые местные жители и с покушением никак не связаны. А вот самому-то как улизнуть?

— Есть одна идейка, — Нэтти раскрыла пилотскую планшетку и порывшись там нашла где-то между листами М-36 и N-36 карты-миллионки визитку Лысковского. — В заборе самолётовского аэродрома есть дырка. Через неё мальчишки-ученики механиков за пивом мастерам бегают. Вот здесь. — она вытащила из планшетки план Киева и показала карандашиком нужное место. — Завтра в шесть утра пролезаешь туда, и вот он двенадцатый ангар. Там я тебя жду. Если ловит охрана, показываешь им вот эту визитку.

На обороте визитки она написала: "Жду 9 сентября в 6:00 в 12 ангаре. Н. Марсова".

— В принципе с этой визиткой можно через центральный вход переться. Охрана только честь отдаст. Но лучше не попадаться. Что они не знают, то они и не расскажут жандармам. А так мы в полседьмого вылетим и к закату будем в Нижнем. Где никакого аврала у охранки с жандармами нет.

Орджоникидзе всё же не зря провёл лето на Капри. Партийная школа там действовала уже третий год и из мальчишек, которых когда-то Нэтти привлекала в качестве филёров на занятиях по конспирации, выросли неплохие учителя скрытного перемещения. Поэтому Серго возник за спиной Нэтти, проверявшей перед полётом двигатель, совершенно не замеченный не только охраной аэродрома но и теми учениками механиков, которые рассказали Нэтти про дырку в заборе.

В полёте он поинтересовался откуда Нэтти, которая в первый раз в жизни попала в Киев и почти не выходила из клиники, узнала такие тонкости про аэродром.

— Всё очень просто. Я ещё с тех пор как ставила процесс преподавания в Капри, опираюсь на подростков. Они всегда везде пролезут, всё заметят. Главное не дать им подставиться. Поэтому и в Нижнем я работаю со скаутами, и в Москве с моей подачи с ними работают. Но с учениками и детьми мастеровых тоже работать надо. Как ни странно, они, несмотря на классовую принадлежность, труднее воспринимают идеи социализма, чем гимназисты или реалисты. Зато они более приметливы, живут в реальности а не в воображаемом мире книжных героев. Ну так вот, как только я прилетела из Нижнего я сразу договорилась на аэродроме с радистами, что те будут регулярно отправлять ко мне какого-нибудь пацана с новостями, полученными по радио. Ученики у них там слегка недокормленные, а в клинике всегда есть возможность прихватить чего-нибудь на кухне. Делать же мне на дежурстве в основном нечего, только следить, чтобы в состоянии раненого не наступило неприятных изменений. Поэтому я имела возможность их разговорить, выяснить у них всё что можно и про аэродром, и про заводы где работают их родители, и про рабочие кварталы.

Потом наступила очередь Орджоникидзе рассказывать про то, как проходит подготовка к Пражской конференции РСДРП, намеченной на январь.

— Охохонюшки-хо-хо, — вздохнула она, выслушав рассказ про все вновь сложившиеся эмигрантские группировки. — Миришь их, миришь а стоит отвлечься на несколько месяцев, поехать с Мечниковым в степь чумных крыс считать, так они опять перегрызутся. По телеграфу с ними ведь не поразбираешься особенно. Реально шифрованными телеграммами я могу обмениваться только с Владимиром Ильичом. Он мой поверенный в европейских странах, и я всегда могу сослаться на коммерческую тайну. Типа обсуждали как бы Байера прищучить, что он лицензионных платежей явно недоплачивает. А если я начну слать шифрограммы Мартову, Плеханову да даже и Горькому, это будет подозрительно. Красину вот ещё можно. Когда после каждого обмена шифрованными телеграммами в мой адрес от Сименса едет вагон какого-нибудь оборудования, охранное отделение спит спокойно.

Надо бы их радиостанциями всех снабдить что ли. Эфир большой. А тут есть либо примитивные приёмники Маркони, которые коротких волн вообще не ловят, либо мои, которые каждому заказчику идут настроенные на фиксированный канал и тоже не ловят друг друга.

Но тут такая засада что на эту часть продукции моей фабрики Морвед лапу наложил и не даёт продавать за рубеж обычным порядком. Придётся самой лететь. Сделаю ещё раз кружок Неаполь-Женева-Париж и хотя бы главные центры эмиграции снабжу нормальной связью. Ещё же надо придумать у кого эту рацию поставить, чтобы представители всех фракций имели к ней доступ.

В Нижнем шаврушка Нэтти приводнилась прямо около фабрики, как обычно она это делала. Серго посидел в стоящем на берегу ангаре до тех пор пока Нэтти не прислала по его душу Акимова. В результате так никто и не узнал каким образом Орджоникидзе пропал из Киева и материализовался в Поволжье. А он устроился кочегаром на грузовой пароход и спустился по Волге до Астрахани, откуда добрался до Баку, где уже он сам мог спрятать хоть роту приезжих нелегалов.

Перед отъездом Нэтти спросила его:

— А ты собираешься в ближайшее время посетить Владикавказ?

— Вообще-то да, а что? — удивился революционер.

— Тут такое дело, надо разыскать там одного человека. Вот есть такой Афако Гассиев, известный осетинский просветитель и философ. А у него есть сын, Виктор, изобретатель. Ему лет тридцать. Насколько мне удалось выяснить, сейчас он живёт во Владикавказе зарабатывая на жизнь мелким ремонтом то ли часов, то ли керогазов. А мне этот человек нужен на моей фабрике точной механики. Мне нужен кто-то кто мне сделает кинопроектор, способный воспроизводить не только изображение, но и звук. А среди его патентов что-то подобное есть. В общем если сумеете его найти, предложите ему работать у меня, в Нижнем. Денег на дорогу и подъёмные для него сейчас выдам.

Нэтти выписала Серго чек Волго-Камского банка.

Диплом

Когда Боткин вернулся в Петербург, он нанёс визит Даниилу Кирилловичу Заболотному.

— Что вы скажете о мадемуазель Марсовой? — поинтересовался он после второй чашки чая.

— Мне очень понравилось с ней работать. Такая деловая хватка. Если она организует экспедицию, специалисты за ней как за каменной стеной. Помню, приехали мы в Маньчжурию, когда она там уже почти месяц работала. Она нам устроила очень подробный инструктаж, вообще там всё было уже организовано, все военные знали, что нужно предоставить медикам.

Этим летом в Астраханской губернии тоже. Я был уверен что как ни крутись я, как ни вылезай из шкуры, мне придётся краснеть перед Мечниковым за провалы в организационной деятельности. Но шефство над прибывшими в Петербург парижанами взяла она, и провалов не было.

— А что вы скажете о ней, как о враче?

— Ну тут я могу судить только по историям болезни её туберкулёзных пациентов.

— Вы хотите сказать, что при вас, ни в Маньчжурии, ни в Астрахани она не практиковала как врач?

— А при вас практиковала?

— Столыпин...

— Но вся мировая медицина знает, что Столыпина спасли вы, произведя необычайно дерзкую операцию. А она только вовремя доставила вам этот, как его пенициллин, чтобы предотвратить развитие горячки.

— Увы, не так всё это было. Это она оперировала, а я только ассистировал и учился. Да, я, со своим многолетним опытом, прошедший войну, учился у девушки, которой нет и двадцати пяти. Марсианка она там или нет, но она знает вещи, которые на Земле ещё не знает никто. Причём не просто знает, а они у неё вбиты намертво в рефлексы, так что её крайне удивляет как этого можно не знать.

Заболотный задумался.

— Вы знаете, Евгений Сергеевич, а ведь про многие её действия по части организации экспедиционного быта можно то же самое сказать. Привычно, рутинно, как с детства приученная, она делает такие вещи, которые нам бы не пришли в голову. Но когда она объясняет, становится ясно что только так и надо, и по-другому никак нельзя.

— Так вот я о чём. Она утверждает что у неё есть врачебный диплом, но такой, которому ни один нотариус не возьмётся делать заверенный перевод. Ну нету сейчас ни в Питере, ни в Париже нотариусов со знанием марсианского языка. И поэтому она избегает практиковать. Подумайте сколько жизней мы могли бы спасти, если бы её знания стали достоянием медицинского сообщества. Может быть вы поговорите с Верховским, и мы организуем ей диплом женского медицинского института экстерном?

— Боюсь что после громкой отставки и высылки Салазкина, Верховский не согласится связываться с социалисткой.

— Социалисткой? С хирургом, спасшим жизнь премьеру после покушения социалистов. Если возникнут такие вопросы, я подниму вопрос перед Их Величествами. Его Величество в курсе, кто на самом деле оперировал Столыпина, а Её Величество очень благодарна мадемуазель Марсовой за технологию переливания крови, несказанно облегчившую состояние цесаревича Алексея.

На следующий день Боткин отправил в Нижний телеграмму с предложением получить диплом экстерном. В ответ, к его удивлению пришла просьба прислать программу экзамена и список литературы, а также дать месяц на подготовку.

Высокопоставленный пациент

Столыпин отлёживался дома. Ему уже это до смерти надоело, дела не ждали, но Боткин отказывался разрешить ему вернуться к исполнению обязанностей премьера, пока его не посмотрит Нэтти.

Наконец та прилетела в Петербург. В основном ради того, чтобы сдать экзамены в женском медицинском институте. Но не посетить своего пациента она не могла.

— Здравствуйте Пётр Аркадьевич. Как я вижу вы вполне оправились от ранения.

— Да, Наталья Александровна. Но Боткин отказывается выписать меня без вашего осмотра.

— Ох, — вздохнула Нэтти. — Хотя по состоянию здоровья вы вполне можете вернуться к работе, вам надо сильно подумать, а стоит ли это делать.

— Почему? — удивился Столыпин.

— Подумайте. Это же не первое покушение на вас. Насколько я знаю, одиннадцатое. Тогда при взрыве на Аптекарском острове вас спасла случайность. Сейчас — то что неожиданно для ваших противников оказался доступен уровень медицины, превосходящий современный. А в следующий раз покушение может оказаться успешным.

— Как сказал Марк Аврелий: "Делай что должно, и будь что будет".

— А что должно? С одной стороны ваши реформы забуксовали и сдвинуть их с места при всей вашей энергии не удастся. С другой стороны в стране сейчас экономический подъём, относительно благополучное время. В таких условия Коковцев справится не хуже. А вот когда начнётся кризис или большая европейская война, на кого его менять? На Горемыкина?

Я вам советую подать в отставку и некоторое время вести жизнь частного предпринимателя. Ваши враги успокоятся, и решат что достигли своей цели. Кстати, при этом могут и выдать себя. Ведь не думаете же вы что за покушениями на вас стоят действительно революционеры? Они только инструмент. Как, впрочем, и Распутин, которого вы успешно выпинали в Иерусалим. Кстати, было бы неплохо стравить его с вашими врагами. Пусть Феликс Юсупов, Пуришкевич и Ник Ник организуют покушения на него, а не на вас.

— Вы считаете что за покушениями на меня стоят столь высокопоставленные лица?

— Несомненно кто-то такого уровня. Не уверена что именно они. Но на Распутина самый большой зуб у как раз у этих. У вас ведь есть действительно верные люди в Министерстве Внутренних Дел? Попросите их негласно разобраться. Вот начальник московского сыска Аркадий Францевич Кошко он чей человек?

— Кошко? Я даже не уверен что он верен Имперератору. Это человек Закона. И если он обнаружит что кто-то из начальства пошёл против закона, я не дам ни гроша за его лояльность.

— Ну в вашем случае это явно играет на вас.

— А откуда вы знаете Аркадия Францевича?

— Ну кто же не знает лучшего сыщика России? Тем более он в пятом году отметился как крайне эффективный борец с террористами. Я же социалистка. Поэтому историю революции в России изучала довольно внимательно.

— Социалистка? И почему же вы меня спасали? По-моему меня и либералы, и социалисты все дружно ненавидят.

— Ну... Я полагаю, что революционерам нет никакого смысла тратить силы и рисковать жизнями ради того чтобы расшатать существующий строй. Его прекрасно расшатают и обрушат Безобразовы, Витте, Львовы и прочие присосавшиеся к кормушке. Для меня социализм это общество где нет голодных. Вы, помнится как-то высказались на тему великих потрясений versus великой России. Так вот с точки зрения цели "чтобы никто не голодал" от вашей Великой России проку больше чем от великих потрясений. Чтобы накормить голодных надо, чтобы в первую очередь кто-то физически произвёл хлеб, которым их кормить. В 1891, насколько я знаю, из Америки завозить пришлось.

— Насколько я знаю, количество хлеба, которое тогда завозилось, составляло единицы процентов от хлебного экспорта.

— Вот, представьте себе — начнётся большая европейская война. Миллионы крестьян будут мобилизованы в армию. Что станет с их семьями? А кто будет кормить города? Вы, конечно скажете, что большую часть товарного хлеба дают крупные помещичьи хозяйства. Так они тоже без работников останутся. Даже если бы ваши реформы и привели к успеху, вряд ли они смогли бы в ближайшие годы создать достаточный запас прочности у российского хлебного хозяйства для того, чтобы выдержать мобилизацию. А если, не дай бог, российские чернозёмные степи станут ареной боевых действий?

Столыпин задумался. Как премьер-министр он знал много такого, чего не было известно простым пикейным жилетам, поэтому расхожего заблуждения что в эпоху глобального разделения труда война невозможна, не разделял.

— И сколько у нас, по вашей оценке, есть времени до начала войны?

— Три года.

— Что?!!!

— Быстрее никак не получится если смотреть на развитие судостроительных программ Германии и Великобритании. И намного дольше — тоже. Клаузевица читали и там, и там, и прекрасно помнят, что войну можно отложить только к выгоде противника. Но мобилизационное напряжение будет нарастать постепенно. Вернее так, после того как все мобилизационные планы мирного времени будут выполнены, а война будет требовать ещё и ещё крови, пороха, железа, все её участники будут выдавливать из себя совершенно непредвиденные резервы. Году к третьему войны это приведёт к ограничению свободной торговли, установлению максимума как у французов во времена якобинцев. А за этим неизбежен взрыв. А дальше вопрос в том, кто окажется тем Бонапартом, который прикажет выкатить пушки на столичные перекрёстки и разгонять толпу — полковник Деникин, эсэр Борис Савинков, или эсдек Лейба Бронштейн.

— А как-то более симпатичных кандидатур в Бонапарты у вас нет? Маннергейм, например, или Самсонов?

— Заметьте, это четвёртый год большой войны. Не все генералы и полковники доживут. А Маннергейм, полагаю, сочтёт, что решить проблему создания пусть не великой, но зажиточной страны, в маленькой Финляндии проще, чем в большой России.

— Так что вы предлагаете?

— Ну это зависит от того, кому. Если премьеру Российской Империи, то немедленно начать прорабатывать систему бро́ни. Позволяющую российской оборонной промышленности сохранить у станков наиболее ценных рабочих и не сорвать поставки снарядов в действующую армию ни из-за того, что некому их выделывать, ни из-за того, что некому ремонтировать паровозы, которые их должны везти. Если частному лицу Петру Аркадьевичу Столыпину, крупному землевладельцу и хлеботорговцу, то уехать в Саратов и заняться там организацией крупных механизированных зерновых хозяйств и элеваторов. Причём таким образом, чтобы если работников этих хозяйств забреют в солдаты, на трактора бы сели их жёны и дочери.

— Вы считаете, это реально? Посадить женщин-крестьянок на трактор?

— Почему нет? Вожу же я аэроплан. Это сложнее, чем трактор. Если хотите, я специально для вашего спокойствия найду время и сама поработаю испытателем в Балаково у Мамина, чтобы лично убедиться что управление его тракторами посильно женщине.

— Вы считаете, что надо опираться на отечественную технику, а не на американскую или британскую?

— Связываться с импортной техникой накануне большой войны? Сами подумайте, как вы будете получать запчасти, если немецкие подводные лодки перекроют судоходство в Северной Атлантике. Да даже если немцы и будут соблюдать все нормы призового права, то груз запчастей к артиллерийским тягачам, это же явная военная контрабанда. А технику Мамина можно в любой момент и на завод-производитель для ремонта отправить. Лучше давайте вы найдёте толкового агронома, и я сведу его с Маминым. Чтобы они совместно проработали полный комплекс мероприятий по организации крупного машинного хозяйства в заволжских степях.

— Насколько я понимаю, — хитро усмехнулся Столыпин. — Агронома и машиностроителя для этого мало. Нужен ещё толковый управляющий или, как теперь говорят, специалист по организационной науке.

— Ну я вам ученица Богданова или кто? — возмущённо ответила Нэтти. — Мамин у меня уже диаграммы Гантта рисовать научился. Хотя, конечно ему ещё несколько мастер-классов по управлению проектом не помешает.

На следующий день Столыпин испросил аудиенции у Николая II.

— Ваше Величество, я прошу вас принять мою отставку с постов премьер-министра и министра внутренних дел. Моё здоровье после ранения будет восстанавливаться ещё не менее полугода, а столько Россия не сможет выдержать с не полностью работоспособным премьером.

— Очень жаль, Пётр Аркадьевич, очень жаль. А кого вы рекомендуете преемником?

— В премьеры — Коковцева. Я полагаю, что совмещение в моём лице постов премьера и министра внутренних дел было ошибкой. Министр финансов на этом месте куда более на месте. Вернее, это было правильным решением тогда, в разгар волнений. Но сейчас в мирное время премьером должен быть не глава репрессивного аппарата. А на МВД... Ну Макарова можно, который государственный секретарь. Его, не меньше чем меня, ассоциируют с жёсткими репрессиями против революционеров. Это будет знаком, что власть не собирается отпускать вожжи.

Рождество в Нижнем

25 декабря 1911 года Нэтти посетила рождественский приём, устроенный купцами Нижнего Новгорода.

— Обратите внимание, какой год наступает! — сказала она, когда приём был в разгаре. — Мы будем отмечать 300 лет с тех пор когда нижегородский мещанин Козьма Минин спас Россию от захватчиков. Надо бы по этому поводу что-нибудь устроить.

Предлагаю построить в Нижнем большой зимний сад. Купол саженей сто в диаметре.

— Но такой огромный купол рухнет под тяжестью выпавшего на него снега.

— Думаю, что современные успехи металлургии делают такое строительство вполне реально. Давайте пригласим из Москвы инженера Шухова, я даже готова слетать за ним и привезти его на аэроплане. Даже если Шухов не возьмётся строить такой купол, он, думаю, предложит что-нибудь не менее впечатляющее.

TBD Пражская конференция РСДРП

Титаник

После пражской конференции Нэтти перебралась в Берлин к Красину.

Её развивающаяся фармацевтическая империя требовала нового и нового оборудования. Ну и радиотехнические производства тоже. И значительная часть этих заказов уходила в берлинский филиал "Симменс-Шуккерт" который Красин уже полгода как возглавил.

— Леонид Борисович, а давайте сделаем так, чтобы партия оборудования для американского завода попала на пароход "Титаник" Уайт-Стар Лайн.

— Возить оборудование на скоростном лайнере? Не дороговато ли выйдет?

— Ничего, наше оборудование того стоит. Главное застраховать получше. Кстати лайнер ещё до окончания постройки объявлен непотопляемым, так что вряд ли страховые ставки будут высоки. А вместо оборудования запакуем в ящики какой-нибудь металлолом.

— Вы так уверены, что лайнер не дойдёт до Нью-Йорка?

— А помните, Леонид Борисович, я вам на Капри давала прочитать книжку "В мире безмолвия"? Какой там год упоминался на первой странице?

Красин задумался. Сорок-какой-то? Ну если так, то в какой-то ещё книжке из будущего могла попасться и информация о громкой катастрофе. В общем к первому рейсу "Титаника" была подготовлена партия в десяток тонн пенициллина и стрептомицина, а также полный комплект оборудования для его производства.

Нэтти сама поехала сопровождать эту партию в Саутгемптон. Путь из Германии в Саутгемптон лежал через Хук ван Холланд, Харвич и Лондон. Оказавшись в Лондоне она решила заглянуть в гости к Кропоткину. У Кропоткина сидел молодой человек, показавшийся ей смутно знакомый.

Пётр Алексеевич давно уже следил за деятельностью Нэтти среди революционеров, поэтому познакомил с её со своим гостем.

— Нэтти, это Миша Фрунзе. У него есть проблема.

— Ага, — сообразила Нэтти. — В позапрошлоом году он попал на каторгу за убийство полицейского. А теперь, значит сбежал. Но убийство полицейского — это уголовщина. Поэтому Британия его выдаст, если только поймает. А надо стряхнуть погоню с хвоста.

Ну есть одна идейка. Берёте билет третьим классом на "Титаник" и в Корке в последний момент сходите с корабля. После этого надо три дня никому не попасться на глаза. Через ирландских товарищей сделаем вам новые документы. И думаю, что после 15 апреля в вас будут подозревать кого угодно, только не Михаила Васильевича Фрунзе.

Правда, после покупки билета третьего класса на "Титаник" ситуация обострилась. Скотлэнд-Ярд получил информацию о том под чьим именем путешествует беглец, и хотя арестовать его до отплытия из Саутгемптона не удалось, в Корке на борт поднялся полицейский с ордером на арест.

И оставайся Фрунзе в каюте, он скорее всего бы попался. Но он стоял на палубе наблюдая за тем, как пассажиры переходят с маленьких пароходиков "Америка" и "Ирландия" на борт "Титаника" поэтому услышав, что поднявшийся с "Америки" констебль спрашивает у стюарда его фамилию, незаметно спустился на "Ирландию" и укрылся там в кочегарке, пользуясь тем что среди кочегаров там были фении.

Граф Дракула

Через неделю после гибели "Титаника" Фрунзе, уже с новыми документами, появился в отеле, где остановилась Нэтти, и высказал ей благодарность за такой странный, но сработавший план отрыва от полиции.

— И что вы намереваетесь делать теперь?

— Даже и не знаю. Надо бы как-то образованием заняться, а то политех я не закончил.

— А поступите-ка вы в Сэндхэрст.

— Зачем?

— Революции пригодятся образованные военные. А у вас, как мне кажется, есть способности.

— Но на какие шиши?

— Денежный вопрос мы как-нибудь решим. Вот сейчас вытрясу из страховщиков премию за утопленные десять тонн лекарств от туберкулёза и сепсиса, хотя, признаюсь честно, на дно Атлантики ушёл сплошной мел, и уж профинансировать одного студента мне точно хватит.

— Но я же не смогу выдать себя за англичанина...

— Какая ерунда. В Сэндхерсте кто только не учится — сыновья индийских раджей, наследник испанского престола, латиноамериканские плантаторы, кто угодно, только деньги плати. Вы же по происхождению молдаванин? Вот выдадим вас за румынского аристократа. Среди англичан популярен роман про графа Дракулу, вот будете дальним родственником Влада Цепеша. Тем более что его автор вчера помер, только что в "Таймсе" некролог видела, так что в ближайшее время его творчество будет у всех на слуху.

Так что в мае Михаил Васильевич Фрунзе поступил в Сэндхэрст как Михай Цепеш, румынский дворянин.

Прочность крыла

В апреле 1912 в Гатчине проходил второй петербургский международный авиасалон. Сикорский стоял в толпе зрителей и смотрел на то, как его новые самолёты, а он к этому салону выкатил несколько моделей, содранных с монопланов де Хевиленда конца 30-х годов, крутят разнообразные фигуры высшего пилотажа.

— Игорь, — вдруг внезапно раздался голос у него за спиной. — А как вы делаете прочностные расчёты?

Сикорский обернулся и увидел Крылова.

— Алексей Николаевич, здравствуйте. А что вас удивило в моих прочностных расчётах?

— Ну вот я смотрю вы выпустили целых пять новых моделей монопланов. У них ни одной расчалки. И судя по тому как они крутятся в небе, они способны выдерживать немаленькие перегрузки. А значит вы очень хорошо просчитали прочность крыльев. Как это можно было успеть?

— Вы, Алексей Николаевич, попали в самую точку. Да, у меня используется несколько необычная методика расчётов. Мне тут Нэтти Марсова подсказала закупить табуляторы Холлерита, такие же как использовались при обработке результатов переписи. Оказывается, их можно применять не только для сведения воедино статистических данных, но и для инженерных расчётов. Но это на пальцах не перескажешь, надо смотреть. Подъезжайте как-нибудь ко мне на Комендантский, покажу.

— А кстати, что это на авиасалоне не видно самой госпожи Марсовой?

— А что ей здесь делать? Её фабрику с радиостанциями и аэрофотоаппаратами здесь представляет Володя Татаринов, а лекарства тут как-то не в тему. Насколько я знаю, она сейчас в Лондоне, у неё там утонула на "Титанике" большая партия лекарств и она со страховщиками разбирается. В Питере она, наверное, в ближайшие месяцы появится не раз, но по своим делам, а не для того чтобы что-то там показывать на авиасалоне.

Через несколько дней, после окончания авиасалона, Крылов решил действительно посетить Комендантский аэродром. Выйдя на улицу, он остановил проезжающий таксомотор — как-то внезапно за одну зиму в Питере извозчичьи пролётки оказались вытеснены этими канареечно-жёлтыми авто московского завода Дукс — и назвал водителю адрес.

На краю лётного поля возвышалось двухэтажное здание заводоуправления и конструкторского бюро. Ещё год назад его тут не было, и вот, пожалуйста, стоит. Причём на вид — каменное. Внутри пост охраны, турникет, охранник звонит Сикорскому по телефону, уточняя, правда ли господину Крылову назначено.

Сикорский сам вышел к дверям и провёл гостя через проходную.

— Как видите, у нас всё строго. Собственно и у вас в и у меня сейчас один и тот же заказчик, Александр Михайлович.

— Ну у нас воровать особенно нечего. Всё равно в фирме Шихау знают про "Новик" всё и несколько больше. А вот у вас тут и правда есть секреты.

Сикорский провёл Крылова в большой зал, где стрекотали шкафообразные механизмы глотая и выплёвывая пачки картонных карточек.

— Вот посмотрите, каждая из этих машин выполняет только одну операцию. Складывает или умножает. Но зато очень быстро. Результаты пробиваются на картах, которые можно запихнуть в следующую машину. Основной хитростью является составление программы. Через сколько машин и в какой последовательности нужно пропустить стопки карточек, чтобы получить результат, который вот та машина напечатает уже в удобочитаемом виде на бумаге.

По залу бегали подростки в гимназической форме, перетаскивая стопки карточек от машины к машине.

— У меня тут нечто вроде скаутского клуба, — продолжал Сикорский. — клуб юных друзей авиации. В нём состоят ученики нескольких питерских гимназий и реальных училищ. Они работают здесь, участвуют в составлении программ, помогают в цехах по сборке аэропланов и учатся летать. Это было не так-то просто — объяснить подросткам, что вот эта нудная работа необходима для того, чтобы завтрашний аэроплан виражил круче, чем сегодняшний. И вроде получилось. Они здесь не отбывают повинность, а создают новые машины, которые сами же потом будут поднимать в воздух. И очень гордятся этим.

— А аэродинамику вы тоже здесь просчитываете?

— Нет, гидро— и аэродинамические расчёты слишком сложны для этих механизмов. Вот если бы у меня были такие машины как переносной компьютер Нэтти, и ими были бы набиты стойки размером с эти табуляторы, да ещё и соединено все это не стопками карточек, а проводами...

Но увы, до этого уровня нам ещё несколько десятилетий. Проще сделать модель и продуть её в аэродинамической трубе.

Кстати внутренние напряжения мы тоже и на моделях проверяем. Пойдёмте в соседнюю лабораторию.

В соседней лаборатории на стенде был закреплён каркас крыла, выполненный из какого-то прозрачного материала.

— Мы делаем модели из органического стекла, и потом освещаем поляризованным светом. И тогда все внутренние напряжения просто видно.

Жюльетта Жан

Июнь 1912

Коля Урванцев подошёл воротам фабрики "Красная планета".

— Наталья Александровна на месте? — спросил он у привратника.

— Господин студент, — начал тот, введённый в заблуждение формой Томского Университета, но через несколько секунд сообразил. — Колька, это ты что ли?! Ну вымахал, каланча! На каникулы приехал, да? В пятом пакгаузе Наталья Александровна, товар показывает. К ней какая-то заказчица приехала.

Ворота пятого пакгауза были раскрыты настежь, но высоко стоявшее июньское солнце почти туда не проникало, буквально в метре от ворот начиналась глубокая тень.

Он зашёл в тень и остановился у косяка ворот, привыкая к темноте.

По полу были разложены разнообразные предметы экспедиционного снаряжения — надувные лодки, примусы, спальные мешки. Посреди всего этого хозяйства две молодые женщины, Нэтти в своих обычных брюках из палаточной ткани, и незнакомая девушка с курчавыми тёмными волосами в длинной юбке, собирали каркас купольной палатки.

— Нэтти, здравствуй, — отвлёк Урванцев хозяйку фабрики от этого занятия.

— Коля?! — повернулась она к нему. — Откуда ты здесь взялся? У тебя же позавчера в Томске был последний экзамен.

— А вот... Вчера в Томске садился Боря Руднев с почтовым рейсом из Харбина и я к нему напросился. А здесь от Стригино пригородные поезда часто ходят.

— Знакомьтесь, Жюльетта, — представила его Нэтти второй даме. — Это Коля Урванцев, на данный момент лучший штурман дальней авиации в России. В недалёком будущем ваш коллега, поскольку поступал он на инженера, но в ходе обучения познакомился с Обручевым и заболел геологией.

Коля, это Жюльетта Жан, спутница Владимира Русанова и его судовой врач.

Приехала сюда для закупок медикаментов для экспедиции на Шпицберген, но я решила предложить кое-что из не относящегося к медицине, что может оказаться полезным в полярных морях.

Вот помоги нам на купол шкурку натянуть. Эта войлочная обшивка тяжеленная, двум слабым женщинам её не поднять.

После того, как демонстрация образцов экспедиционного снаряжения была завершена, они втроём уселись в комнате Нэтти пить чай.

— Жюльетта, вот что обязательно вам нужно, так это хорошая радиостанция. Полярная экспедиция отчёты о деятельности которой ежедневно появляются в газетах, это нечто новое, ранее небывалое. Вы сможете приковывать к себе внимание мировой прессы до самого возвращения, что позволит потом легче собрать средства для следующей экспедиции.

— Хм-м, интересная идея. А вам-то это зачем?

— Мне? Ну, во-первых у меня большие планы на Северный Морской Путь. А уголь Шпицбергена разведкой которого собирается заняться Русанов, это естественный источник топлива для него. Потом, насколько я помню, в Владимира были планы поработать к востоку от Новой Земли. Там тоже есть много чего интересного. Ну и вообще, делая с помощью моей радиостанции рекламу своей экспедиции, вы, попутно сделаете рекламу моей радиостанции. Насколько я знаю, сейчас Морское Министерство активно работает над освоением Северного Морского Пути. Военный флот консервативен, и вряд ли я смогу продать в Экспедицию Северного Ледовитого Океана аппаратуру, не зарекомендовавшую себя в руках частных исследователей. В этом отношении вы с Владимиром куда перспективнее Седова или Брусилова. Вы — парижанка, куда лучше себе представляете силу печатного слова, чем большинство русских, особенно военных. Владимир — в первую очередь геолог, исследователь, а не спортсмен, желающий ставить рекорды, как тот же Седов. Ваш капитан Кучин, несмотря на молодость, успел побывать в южных полярных морях, работал с Амундсеном. И вообще он социалист, как и я, и только ради этого уже я готова вам помочь.

— Но к радиостанции же нужен специалист-оператор, — засомневалась Жюльетта Жан.

— А вот возьмите Колю. Он учился физике у Татаринова ещё до того, как тот занялся разработкой раций.

— Но как же университет, — смутился Коля.

— Академический отпуск возьмёшь. Я уверен, что Обручев эту идею поддержит. За год практической работы под руководством Русанова и мадемуазель Жан ты узнаешь о геологии гораздо больше, чем за пять лет обучения в университете. Опять же во время сидения в Мысовой я убедилась что ты прекрасно умеешь учиться самостоятельно.

* * *

Вечером Нэтти опять пила чай в медпункте. И в процессе разговора Арина вдруг сказала:

— А Колька то Урванцев как вырос. Уезжал осенью в Томск мальчишка-мальчишкой, а сейчас уже вполне молодой человек. И на тебя, Нэтти, уже смотрит не как ученик на учительницу.

— Тебе показалось, — отмахнулась Нэтти. — Ему сейчас девятнадцать лет. Я для него старуха.

— Не скажи, — возразила Полина. — Вспомни нас в десятом году. Нам тогда тоже было по семнадцать, как и Коле. Ты для нас была "госпожа фабрикантша", великий медик, открывший средство от чахотки. А сейчас мы с тобой на ты и по имени. У тебя есть такая привычка поднимать своих собеседников до равных себе.

* * *

Через несколько дней, когда снаряжение было закуплено, и Жюльетта Жан готовилась к отъезду в Архангельск, Нэтти сказала Коле уже собравшемуся её сопровождать:

— Учти, твоя задача — сделать так, чтобы экспедиция вернулась. Русанов — человек увлекающийся и полезет к чёрту в пасть, если это обещает интересные научные данные. Кучин — юный обормот, ему 24 года, для полярного капитана это безумно мало. Впрочем, сейчас полярных капитанов с опытом почти вообще ещё нет.

— Можно подумать, ты сильно старше, — вступился за ещё незнакомого полярного капитана Коля.

— Ты ещё скажи что мне вообще двенадцать лет, потому что на Марсе год вдвое больше земного..

— Можно подумать тебе это помогает соразмерять риск. Вспомни наш полёт на эпидемию чумы. Сама же потом Лысковскому говорила, что так рисковать нельзя.

— Вот видишь, тебя я кое-чему в этом плане успела научить. Твоя первая задача — бесперебойная связь. Вторая — позаботиться о том, чтобы если придётся покинуть корабль, вы бы не забыли с собой взять всё необходимое для того, чтобы безбедно дожить до весны. Купольной палаткой Жюльетта Жан впечатлилась и теперь эта полезная вещь у вас будет с собой. Если вам удастся выгрузить на лёд палатку, продовольствие и радиостанцию с генератором, это уже шанс дожить до спасательной экспедиции.

Держи, — она протянула Коле пачку листов фотобумаги. — Это мелкомасштабные фотопланы Новой Земли и западного побережья Таймыра. Если не случится беды, никому не показывай. Но если придётся покидать судно и идти по льду пешком до ближайшей земли, возможно эти снимки помогут найти правильную дорогу.

Черноморское

В конце июля 1912 года Андрей Августович Эбергард, командующий Черноморским Флотом, приехал в Петербург по делам в Морском министерстве. Дел-то было на два дня, а трясись тут в поезде через всю Россию. И тут, просматривая за завтраком "Петербургские Ведомости" наткнулся на объявление: "С завтрашнего дня компания "Самолётъ" открывает прямые беспосадочные почтово-пассажирские рейсы Петербург-Севастополь. Отправление по вторникам и пятницам с Корпусного аэродрома в 7 утра, время в пути 8-12 часов в зависимости от погодных условий. Прибытие на аэродром Севастопольской офицерской школы авиаторов в Каче Рейсы совершаются новейшим аэропланом г-на Сикорского "Альбатрос" с комфортабельным салоном."

"Вот ведь старый хрен Лысковский, подумал адмирал. Возила его компания пассажиров по Волге и притокам, считалась дешёвкой для приказчиков средней руки и оберофицеров, а ведь поди же ты, нашёл где-то этого Сикорского, и теперь в России слово "аэроплан" можно только в напечатанном виде увидеть. Живые люди скажут "самолёт" даже если речь идёт о военной машине, принадлежащей армии или флоту.

Но вообще это мысль. Двенадцать часов в уютном кресле вместо недели в душном купе."

Адмирал отправил вестового приобрести два билета на пятницу, решив что адмиральское жалование позволяет раз в год шикануть и оплатить полёт не только себе, но и вестовому и отправил телеграмму в Севастополь, чтобы выслали авто встречать его в Качу когда там прибывают аэропланы "Самолёта".

Когда извозчик доставил адмирала с вестовым на Корпусной аэродром, адмирал увидел ту деревянную птицу, в брюхе которой ему предстояло преодолеть полторы тысячи вёрст и усомнился в правильности принятого решения. Машина была длиной примерно с минный катер с броненосца, но гораздо уже. Соотношение длины к ширине, пожалуй более похоже на миноносцы "геройской" серии. При этом крылья по размаху раза в полтора превосходящие длину корпуса, а на каждом крыле по два утолщения, скрывающие ходовые машины и два четырёхлопастных винта почему-то торчат спереди от крыла, а не сзади, как на кораблях.

Внутри же обстановка была просто спартанской. В носовой части за кабиной пилотов и маленькими рубками штурмана и радиста — салон первого класса на 8 мест, потом перегородка, и салон второго класса на 16 мест. В обоих — кресла по два ряда от прохода. Правда в салоне первого класса первый ряд развернут спинками вперёд и между ним и вторым рядом оборудован столик, примерно как в купе поезда.

В хвостовой части салона второго класса — дверь с буквами WC.

Вежливая стюардесса посадила адмирала в кресло, попутно объяснив что к чему, и добавив, что завтрак будет подан через два часа.

Тут в дверях салона появилась девушка, которая решительно направилась к свободному месту рядом с адмиралом, и расположилась там, каким-то мужским движением забросив офицерскую полевую сумку на полку, проходившую вдоль борта над сидениями.

— Наталья Александровна Марсова, предприниматель, — представилась она.

— Андрей Августович Эбергард, вице-адмирал, — в ответ отрекомендовался адмирал.

— Как же, наслышана, — улыбнулась она. — Командующий морскими силами Чёрного Моря.

Эбергард подумал что он тоже где-то слышал имя Наталья Марсова, но никак не мог вспомнить где.

— От кого?

— От ваших подчинённых. Я ведь поставляю на флот не только медицинские препараты, которые являются основным продуктом моей фирмы, но и радиостанции, а теперь вот и водолазное оборудование. Собственно, я лечу в Севастополь потому, что Языков просил провести краткосрочные курсы по использованию аквалангов. А у меня не нашлось подготовленных инструкторов, приходится самой.

Теперь, наконец, адмирал вспомнил. Известная авиатрисса и изобретательница Нэтти Марсова, ещё в позапрошлом году совершившая вместе с Сикорским перелёт по маршруту Петербург-Неаполь-Париж-Петербург, создательница лекарств от чумы и туберкулёза. Но чтобы ещё и водолазное дело?

— Как вы полагаете, найдёт Языков с вашим оборудованием "Чёрного Принца"?

— Найдёт, конечно! Проблема-то найти в бухте затонувший корабль с нормальным снаряжением. Только золота он там не обнаружит. Не было там того золота уже, когда он тонул. А злые языки говорят, что не было и когда он из Англии выходил.

— Вы в этом так уверены?

— Да. Вы понимаете, привычные вам скафандры позволяют только медленно передвигаться пешком по дну. В акваланге человек может плыть. И, благодаря входящим в комплект ластам — плыть заметно быстрее, чем обычный пловец. А если сбросить со шлюпки трапецию на тросе, можно тащить аквалангиста на буксире, и таким образом осматривать дно с ещё большей скоростью. Конечно, прибор, определяющий наличие твёрдых предметов по эху отражённого звука, позволил бы найти корабль ещё быстрее, но у меня пока не нашлось средств на инициативную разработку, а заказывать моему радиотехническому заводу его никто из моряков не спешит.

Угрозу подводных лодок пока недооценивают, и будут недооценивать ещё долго, пока какой-нибудь нахальный лейтенант не пустит ко дну штуки три тяжёлых крейсера разом.

Тем временем за бортом раздалось негромкое урчание двигателей и свист рассекаемого винтами воздуха. Машина двинулась с места и начала выруливать на старт.

Кроме них двоих в первом классе летели ещё двое каких-то гражданских чиновников. Половина кресел была пустой.

— А вы ведь сами пилотесса, — поинтересовался адмирал. — Почему же вы сейчас летите пассажиром?

— Ну понимаете ли, моя летающая лодка всё-таки поменьше этого четырёхмоторного воздушного корабля. И долететь от Питера до Севастополя без дозаправки не способна. Значит, где-то между Смоленском и Конотопом надо искать место для посадки, да ещё чтобы там было можно купить несколько бочек керосина. Опять же скорость. Этот аппарат летит со скоростью почти в 200 вёрст в час, а моя старушка — от силы сто двадцать.

С одной стороны я люблю летать сама, это позволяет выкинуть из головы лишние заботы, которых у предпринимателя и так хватает. С другой — я же сейчас всё равно лечу работать инструктором для ныряльщиков. Это будет тоже отдых от предпринимательской деятельности.

— А как так получилось, что у вас вдруг внезапно образовалось столько разных изобретений в самых разных областях? И медицина, и авиация, и радио, а тут ещё и водолазное дело?

— Понимаете ли, я девушка непосредственная. Если я не понимаю чего-то, то я прямо задаю вопрос "а почему так никто не делает?" ближайшему человеку, который мне кажется компетентным. И очень часто человек под влиянием этого вопроса задумывается, и начинает понимать, что сделать-то можно. Вот по медицине я задавала вопросы Александру Богданову, по авиации Игорю Сикорскому. А по подводному плаванию я как-то у Леонида Красина спросила: "А как бы сделать такой клапан, чтобы пропускал воздуха не больше, чем нужно". И оказалось, что это единственное, чего не хватало для того, чтобы устроить революцию в деле подводного плавания. Тем более, что дело происходило на Капри, там, в Италии, есть древние, ещё с античных времён традиции ныряльщиков. Было у кого поучиться.

— Интересно... А мне вы можете задать какой-нибудь такой вопрос.

— Да легко. Представьте себе, что началась большая европейская война. Германия, Австро-Венгрия и Турция против России, Англии и Франции. И вот в Чёрное море входит немецкий крейсер "Мольтке" в сопровождении какого-то мелкого бронепалубника. Как вы его утопите? У вас есть примерно те же корабли, что и сейчас. Ну может ещё пара-тройка новейших эсминцев вроде "Новика". У противника — нынешний турецкий флот плюс "Мольтке" плюс относительно новый немецкий бронепалубник с десятком четырехдюймовок.

Эбергард задумался. Вступление в строй немецкого Хохзеефлотте крейсера "Мольтке", равно как и не слишком удачные испытания любимого детища Эссена на Балтике, не мог пропустить ни один флотоводец, поэтому характеристики этих кораблей он помнил. Ну а характеристики того, что было сейчас под его командованием, и что было у турок — тем более.

Он вертел ситуацию в голове и так и этак, но получалось что противопоставить линейному крейсеру ему нечего. Всё что может с ним потягаться в бою, уступает ему в скорости не менее чем в два раза.

— Ну разве что перекрыть выход из Босфора минами и прикрывать линию мин всеми четырьмя броненосцами. Тогда есть шанс, что потеряв скорость от двух-трёх подрывов он убежать не успеет.

— Усложняю задачу: на момент появления в Стамбуле немецких кораблей Турция нейтральна. И у вас есть категорический приказ Императора "не провоцировать". А задачей немецкого адмирала, командующего крейсерами, является как раз заставить Турцию вступить в войну на стороне Германии.

Поэтому он попытается для начала обстрелять российские порты — Севастополь, Одессу, Новороссийск, Феодосию. Что-то линейным крейсером, что-то бронепалубником, куда-то, зная, что ваших сил там нет, пошлёт пару турецких эсминцев.

Адмирал подумал ещё несколько минут.

— И что же вы бы предложили в этой ситуации делать?

— Ну я не моряк. Поэтому все мои решения будут лежать за пределами военно-морских действий. Во-первых, я бы предложила организовать хорошую разведку. Так, чтобы о выходе любого корабля из Босфора в Чёрное море вам становилось известно в течении минут, в худшем случае, часов. Радио, шифры и конспирация — в этом я немножко понимаю, и ничего невозможного в создании в Стамбуле резидентуры, скажем из балаклавских греков, оснащённой радиопередатчиком, способным напрямую передавать депеши в Севастополь, не вижу.

Кроме того, вот такой аэроплан, на котором мы летим, способен долететь с грузом от, скажем, Качи, до Стамбула и вернуться обратно. А груза он берёт пару тонн. То есть 450-мм торпеду он поднимет, даже не одну. Осталось только научиться её сбрасывать так, чтобы при ударе о воду не вышли из строя гироскопы.

Даже если вам не удастся закупить для флота "Альбатросов" в конфигурации торпедоносца или бомбардировщика, с началом войны вы сможете мобилизовать пару-тройку аэропланов "Самолёта" и использовать их для дальней разведки. Эти аэропланы оборудованы радиостанциями, так что увидев в открытом море корабль противника, могут сразу сообщить об этом на базу. Это для сухопутной разведки требуется делать фотографии, везти плёнку на аэродром, проявлять, а потом долго и нудно считать под лупой повозки или окопы. А в море — посадите штурманом своего офицера, который умеет распознавать силуэты вражеских кораблей, и оперативное поступление данных вам обеспечено.

Поиски "Чёрного Принца"

TBD

У тучи нет иной заботы

5 августа 1912 года Крым накрыла редкая в это время года непогода. Александр Александрович Мурузи вышел на крыльцо здания офицерской воздухоплавательной школы, поёживаясь под бьющими в лицо струями дождя посмотрел на то как покачиваются на стоянках закреплённые тросами аэропланы. Тут его внимание привлекло то, что на недавно построенной веранде зала ожидания гражданского аэропорта, делившего со школой аэродром в Каче, явно происходит какое-то столпотворение. Яркий свет, звуки гитары. В принципе, конечно это не его дела, но в такую погоду делать всё равно нечего.

Придерживая рукой фуражку, чтобы не унесло ветром, полковник совершил короткую перебежку сквозь дождь и штормовой ветер и, быстро захлопнув за собой дверь, оказался на веранде.

Здесь лавки были составлены полукругом и на них разместились все курсанты, экипаж самолётовского "Альбатроса", которому шторм не давал вылететь в Петербург и несколько штатских, видимо пассажиров.

В центре этого полукруга из вьючных ящиков и чемоданов была сооружена импровизированная эстрада и на ней сидел... нет сидела... Мурузи не сразу понял, что вот этот человек с волосами чуть выше плеч и в кожаной лётной куртке — это известная авиатрисса Нэтти Марсова. Она держала в руках гитару и оглядывала зрителей.

— Просим! Просим! — скандировали сидящие на скамейках.

— Ну хорошо. — она изобразила проигрыш и начала песню:

У тучи нет иной заботы13

Как наше солнце закрывать

И расписание полётов

Безбожным образом срывать

Всё небо в серой простокваше

И мелкий дождик обложной

Отложат все заботы наши

До восемнадцати ноль-ноль.

Александр Александрович присел на краешек ближайшей ко входу скамейки. Песня вот ка про этот день написана. Неужели она импровизирует? Тем более песня явно от лица пассажира, а не пилота.

Тем временем Нэтти допела эту песню и начала следующую

Вот опять нелётная погода,14

Вот опять нашла на солнце тень.

Кажется, что ждём уже полгода,

Так он долог, мутный этот день.

Поезда ушли по расписанию,

И над ними редкий вьётся дым.

Под Москвой, Казанью и Рязанью

На аэродромах мы сидим.

Льёт дождик с небосвода,

Грохочут желоба,

Нелётная погода,

Нелёгкая судьба.

Мурузи вспомнил, как в прошлом году на авиасалоне в Петербурге госпожа Марсова исполняла кучу самых разнообразных песен на авиационные темы. Серёжу Уточкина, который сейчас уже вторую неделю работал здесь, в Каче, вольнонаёмным инструктором, тогда ещё вогнала в краску фразой "Ах лётчик отчаянный Уточкин, шофёрские вам не идут очки".

Вот что она, на ходу импровизирует что ли?

TBD Марсов Сад — строительство в районе фабрики 150-м геодезического купола с летним садом

Четыре стихии

21 февраля 1913 года Высочайшим Манифестом была объявлена амнистия по случаю 300-летия дома Романовых. Богданов сразу засобирался в Россию.

И вот 27 февраля он постучался в ворота фабрики "Красная планета".

Привратник, увидев карточку с надписью "доктор медицины", вызвал Арину, дежурившую по медпункту. Увидев Богданова, она немедленно его опознала, как "учителя хозяйки" и привела в медпункт поить чаем, в ожидании того, когда вернётся с каких-то очередных деловых переговоров Нэтти.

Немножко раньше Нэтти вернулись с дежурства в городской больнице Поля и Надя, проходившие там ординатуру. Они все втроём дружно набросились на Александра Александровича с вопросами по поводу достижений медицины в Европе и организационной науке. Он как-то даже не ожидал что будет так популярен среди учениц Нэтти. Хотя... Если вспомнить первую встречу в Сорренто... Очевидно что Нэтти растит этих девушек по своему образу и подобию.

Наконец появилась сама Нэтти, которую привратник уже предупредил, что приехал некий доктор Богданов и его сейчас Арина поит чаем.

Нэтти обнялась с Богдановым и поцеловала её в щёчку. Он отодвинул её на расстояние вытянутых рук, повертел вправо-влево и спросил:

— Ты себе специально таких помощниц подбирала?

— В каком смысле? — удивилась она.

— Ну ты посмотри, вы вчетвером смотритесь как воплощения четырёх стихий. Надя — огонь, Поля — земля, Арина — вода, а ты, конечно, великая авиатрисса — воздух.

— Хм... — Нэтти подошла к большому зеркалу, висевшему около входнй двери, — А ведь и правда...

Спасательная экспедиция

В марте 1913 года Нэтти в очередной раз появилась в Петербурге. Сикорский похвастался её свежепостроенным гидросамолётом-морским разведчиком и попросил:

— Дай мне на недельку Урванцева. Я хочу в рекламных целях устроить на этой машине беспосадочный перелёт Севастополь-Архангельск, а Коля — лучший штурман, который у нас сейчас есть.

— Ты в курсе что Коля ушёл с Русановым радистом и сейчас сидит на льду где-то у берегов Таймыра. Его ещё вытаскивать оттуда надо. У тебя сколько таких самолётов есть?

— Ну вообще три штуки готовы, и четвёртый достраивается.

— А лыжное шасси у них есть?

— Есть.

— Вот дай мне парочку, организую спасательную экспедицию через Туруханск. Если ты собираешься лететь из Севастополя в Архангельск, значит две тысячи километров дальности у тебя есть. От Нижнего Тагила до Туруханска меньше. А от Туруханска до места зимовки там вообще меньше тысячи.

— Интересно, как ты собираешься доставлять в Туруханск топливо?

— Уже с осени завезено, в навигацию. Я вообще-то заранее знала, что в этом году мне потребуется оттуда проводить спасательные полёты в район Таймыра. Но думала что придётся в Дудино15 устраивать аэродром подскока и туда завозить топливо по воздуху. А с этой твоей машиной можно работать из Туруханска. И при наличии радиостанции у спасаемых операция становится совсем простой. Есть у меня подозрение, что нельзя откладывать операцию до того момента, как Енисей вскроется. Арендовала бы у Лысковского парочку "Щук", их у него избыток, и занялась бы.

— И сколько же времени понадобится на эту экспедицию?

— Учитывая то, насколько там неустойчивая погода в это время года, клади месяц.

— Ох, чёрт! Проторчать месяц в Туруханске я сейчас не могу. Тут авиасалон, там флотские заказы. Машины дам, конечно. Это, пожалуй даже лучшая реклама, чем перелёт Севастополь-Архангельск. Но сам полететь не смогу. А очень хочется.

— Ну дай мне кого-нибудь из своих испытателей. Два самолёта я одна в Туруханск не доведу, а при таких работах их должно быть не менее двух. Вдруг случится что-нибудь и помощь потребуется уже экипажу спасателей.

— Кого бы тебе дать? О, вторую машину сейчас Уточкин мучает в Каче. Ты сумеешь уговорить Мурузи командировать его к тебе?

— А зачем ему в Крыму лыжное шасси?

— Его у него и нет. Сейчас загрузишь его во второй аппарат и полетишь к себе в Нижний. Там-то и на колёсах сейчас сесть можно. Вот он к тебе туда перелетит, переобуете машины и летите себе в Туруханск. Но вообще на эту машину бы штурман нужен. У тебя в Нижнем есть ещё ученики кроме Коли?

— Нету. Не до того мне чтобы лётчиков обучать было.

— Кого бы тебе в помощь дать? О, вот у меня тут поручик Нагурский есть. У него неплохие задатки пилота и он учится на гидрографа. Как раз дипломную работу напишет. А Уточкину я радирую чтобы искал себе штурмана из черноморцев. У них ты высоко котируешься, в очередь выстроятся.

Когда Нэтти встретила Уточкина на аэродроме в Стригино, она подумала, что сама не ожидала такой своей популярности на Чёрном море. Вслед за Сергеем из самолёта выбрался капитан I ранга Кедрин. Впрочем, интерес человека, так много сделавшего для организации радиосвязи в Российском Флоте и к спасательной экспедиции, полностью построенной на использовании радио, и к хозяйке фабрики "Красная Планета" вполне объясним.

Как ни спешила Нэтти отправиться в Туруханск пока полоса в Стригино ещё пригодна для взлёта на лыжах, но всё-таки она нашла время устроить Кедрину экскурсию по лаборатории Татарского.

И вот, наконец в день равноденствия два гидросамолёта взлетели на рассвете с уже начинавшего таять аэродрома, после дозаправки в Нижнем Тагиле вылетели в Туруханск, куда прибыли менее чем через сутки.

Ледовый лагерь

Под крылом летающей лодки мелькнуло подозрительно круглое чёрное пятно. Нэтти заложила вираж. Да, это палатка. А вот тут у них буква "Т" какими-то грязными тряпками на снегу выложена. Можно заходить на посадку.

Машина коснулась лыжами снега проскользила сотню метров и остановилась примерно на полпути от "Т" до палатки. Полосу-то ребята чистили под "Щуку". От палатки к самолёту уже бежали люди в мохнатых дохах и унтах.

Нэтти вылезла из самолёта в кожаной, хотя и подбитой мехом куртке и почувствовала себя гостьей с юга, принёсшей тепло в этот ледовитый край.

Первым до машины добежал Коля Урванцев. Он подхватил девушку, оторвав от Земли, прижал к груди:

— Нэтти... — прошептал он, запыхавшись от бега. — Ты прилетела за мной...

Юноша впился ей в губы поцелуем. И Нэтти поняла что да, это уже не мальчик, а мужчина, и этот мужчина её хочет, а она его. И она ответила на поцелуй.

От Коли пахло горелым жиром, заношенной одеждой ну и чем ещё может пахнуть от человека, несколько месяцев прожившего в тесной палатке в условиях нехватки топлива. Но это было не важно. Важно что он был жив, что вся экспедиция дождалась спасателей.

Не наученная рыдать

Три дня спустя Коля сидел с гитарой в руках в общем зале туруханского трактира, в котором разместились вывезенные из ледового лагеря члены экспедиции Русанова.

Поскольку Енисей ещё не вскрылся, красноярских купцов, составлявших основных постояльцев этого трактира, здесь ещё не было. Пилоты спасательной экспедиции и спасённые сейчас были единственными постояльцами.

Жюльетта Жан спустилась вниз из своего с Владимиром номера, желая заказать себе чаю. И увидела Урванцева, негромко поющего странную грустную песню. Она замерла на лестнице вслушиваясь в слова:

Ты не скажешь нет и не скажешь да16

Узкую дашь ладонь.

Самолёты летят к ночным городам

Как бабочки на огонь.

И небо лиловое как вино

Тучей заволокло

И снова в окошке моём темно

И в сердце моем светло.

И я засыпаю мотором влеком

Упершись в пустоту ногой.

И думать мне всё равно о ком

Только бы о другой

И ты, не наученная рыдать

Печали моей не тронь

Самолёты летят к ночным городам

Как бабочки на огонь

Неунывающий Коля Урванцев всю зимовку поднимавший своими песнями дух экипажа, вдруг в такой меланхолии? Когда всё уже кончилось и экспедиция вернулась в цивилизованный город? Помнится, тогда когда весь состав экспедиции жался к единственной коптилки с тюленьим жиром внутри сотрясающейся от порывов ветра палатки, он пел совсем другие песни: "Но я сказал скорей волну мою лови, пусть точки и тире расскажут о любви", "..нетрезвый как Овидий на палубе стою..."17.

— Что случилось, Коля?

— Понимаешь, Жюли, я сегодня сделал Нэтти предложение. А она — отказала.

— Но почему? Судя по тому как пылко вы обнимались при встрече, она была тебе рада не меньше, чем ты её.

— Рада-то рада, но... Она сказала что мне нужна другая женщина. Которая будет или ждать меня из экспедиций или сопровождать, как ты — Владимира. А у неё свой путь и своя миссия. Она за мной идти не может, и не хочет чтобы я шёл за ней, потому что это-де значит сломать себя. Любить друг друга — пожалуйста, но соединить судьбы — нет. Говорит, мол ты ещё встретишь свою спутницу жизни.

— А это песня откуда? Сам сочинил?

— Нет, это тоже из её архивов.

TBD В мае 1913 года Император посещает Нижний. А Нэтти в городе нет, она где-то на Таймыре. Соответственно фабрику ему показывает кто-то другой. Торжества по поводу его прибытия проводятся не на барже, а в Марсовом саду

Таймырская экспедиция

На следующее утро за завтраком в том же зале трактира собралась вся экспедиция Русанова и весь авиаотряд спасателей. Два пилота, два штурмана и четверо механиков.

Русанов рассказывал Нэтти и Кедрину о том, что удалось открыть за сезон 1912 года на Шпицбергене. Всё-таки это был первый случай когда он смог побеседовать с людьми, что-то понимающими в географии и геологии и не участвовавшими в процессе.

— Жалко что у нас не получится поработать вдоль побережья Таймыра, — закончил он свой рассказ.

— Мне тут мой однокурсник Саша Сотников, рассказывал что его предки добывали на Таймыре уголь и медь, — вдруг вспомнил Коля Урванцев.

— Сотниковы-то, — вдруг вступил в разговор трактирщик, — то люди в наших краях известные. Почитай что некоронованные короли Таймыра. Последние года, правда, как чугунку в Красноярске построили, их дела пошатнулись.

— Вообще-то, про выходы угля на Таймыре по-моему ещё Миддендорф писал, — заметила Нэтти.

— Натали, — удивился Русанов, — вы знакомы с работами Миддендорфа?

— А как же! Собралась на Таймыр, так надо хоть что-то прочитать про те края, где предстоит работать. А материалов-то с гулькин нос — "опись" Челюскина, "Путешествия на север и восток Сибири" Миддендорфа, отчёт Норденшельда о плавании на "Веге". Конечно, с моей привычкой к быстрому чтению я их все прочитала.

Нэтти не стала признаваться, что Норденшельда она читала в переводе 1936 года. Но Русанов был знаком с переводами вышедшими по горячим следам в начале 80-х, поэтому возможность прочитать работы Норденшельда по-русски его не удивила.

Нэтти сделала паузу и задумчиво проговорила:

— А почему, собственно, не сможем? Вот смотрите, мы сейчас в Туруханске. И у нас есть два самолёта, способных долететь до шхер Минина без посадки.

Не получилось организовать морскую экспедицию, давайте попробуем устроить сухопутно-воздушную.

~ К сожалению, я вряд ли смогу проторчать здесь весь сезон, — вздохнул Кедрин. — Эбергард меня только на месяц отпустил. А вы, Ян?

Нагурский задумчиво покрутил в руках ложку.

— А мне надо диплом в Морском Инженерном училище защищать.

— Вот экспедиция и без штурманов осталась.

— Как без штурманов? — возмутился Кучин. — А Коля? Он же лучший авиационный штурман России. А я, в конце концов? Я, конечно, пилотских курсов не кончал, но опыт навигации в полярных условиях у меня есть.

— Но вообще-то, — вступилась за свою идею Нэтти, — полевые работы здесь можно будет начать не ранее июня. Так что Ян успеет защититься, и найти второго штурмана сможем. Нам всё равно потребуется дождаться как минимум начала навигации и завезти в Дудино кучу грузов.

Как вы думаете, Вячеслав Никанорович, удастся нам убедить балтийское начальство Яна командировать его на летний сезон?

— Пожалуй, с Каниным я договорюсь. Но как организовать все остальное? Экспедиции такого рода готовятся годами, причём где-нибудь в европейских столицах, где все поставщики под рукой.

— На дворе двадцатый век, — возразила Нэтти. — Есть радио и авиация. Я думаю, что нам надо вылетать обратно. Володя и Жюльетта останутся здесь, поскольку нужно будет опросить местных жителей, покопаться в местных архивах, нанять каюров и рабочих. Продовольствие тоже можно будет частично закупить на месте. А организацию закупок снаряжения в России возьму на себя я. Тем более что большую часть бивачного снаряжения мне у самой же себя закупать придётся. Ну и с Маминым у меня партнёрские отношения, так что раздобыть парочку его "Номадов" я смогу.

— Вы считаете что имеет смысл связываться с механическим транспортом? — удивился Кедрин. — Судя по тому что успели опубликовать в газетах об экспедиции Скотта, у него там был полный провал с попыткой применения мотосаней в Антарктиде.

— А что, Скотт уже вернулся? — удивился Русанов.

— А вам не сообщили? — возмутилась Нэтти. — Вот вернусь в Нижний, накручу там хвост тому, кто за передачу новостей вам отвечал. Скотт не вернулся. Он погиб при возвращении с полюса. А "Терра-Нова" вошла в порт в Новой Зеландии, в котором был телеграф, 10 февраля. В Лондоне объявили траур. А кто там для вас подборки новостей составлял, не счёл это, важнейшее в истории полярных исследований событие достойным внимания.

— Не надо Наде Будоцкой хвост крутить, — вступилась да за подчинённую Нэтти Жюльетта Жан. — Ну и что что девочка ничего не понимает в полярных исследованиях. Её подборки новостей так скрашивали нам бесконечную ночь зимовки.

— Ну раз это Надежда наша, то, так и быть, прощу, — проворчала Нэтти. — тем более что она хвоста-то и не носит, стрижётся коротко. Но вернёмся к механическому транспорту. Во-первых, в Антарктиде условия куда жёстче, чем на Таймыре. Я так полагаю, что лет через двадцать-тридцать на месторождениях которые вы откроете, встанут города, где люди будут жить круглый год. Во-вторых у Скотта не было авиации и радио. Самолёт и гусеничный вездеход прекрасно дополняют друг друга в необжитых краях. С одной стороны ровнять полосу для посадки самолёта машиной куда легче чем лопатами. С другой — сломавшемуся где-то в глуши вездеходу можно по воздуху доставить необходимую запасную часть. Для чего наземный отряд, естественно должен иметь постоянную радиосвязь с авиабазой.

В течение половины дня Нэтти с Русановым и Кучиным рисовали на карте сеть аэродроомов и метеостанций, которые необходимо развернуть. Кедрин, опираясь на свой опыт развёртывания сети радиостанций на берегах Чёрного моря слегка критиковал их.

— И где же мы возьмём метеорологов и радистов для всей этой кучи постов?

— Здесь, в Туруханске полно ссыльных социалистов. Это, как правило, люди образованные, и им несложно будет освоить и практику метеонаблюдений и рацию. А местное начальство по-моему только радо будет, что эти ссыльные разъедутся по ещё более глухим углам.

Лорд Адмиралтейства

В сентябре 1913 года, в очередной раз появившись в Питере, Нэтти получила приглашение к великому князю Александру Михайловичу. Тот не стал долго вести светские разговоры и сразу перешёл к делу.

— Натали, наши союзники по Антанте очень впечатлены работой радиостанций вашего производства в полярной экспедиции Русанова. Лично король Георг прислал Ники просьбу посодействовать закупке этой техники для нужд Royal Navy.

— Ну я бы с удовольствием, но Морвед наложил вето на поставку этой техники любым зарубежным заказчикам.

— Я полагаю, мы с Ники как-нибудь Ивана Константиновича18 уговорим. Вы бы съездили в Лондон поторговались с ними.

— Вы мне как командующий воздушным флотом разрешите показать в Англии новый морской разведчик Сикорского? У него как раз дальности до Лондона хватит. А то на пароходах плавать — времени не напасёшься.

Так что в конце сентября Нэтти нанесла визит в Лондон. Переговоры о закупке радиостанций велись с адмиралом Фишером. За ужином речь вдруг зашла о переименовании кораблей.

— Я считаю переименование дурной приметой. Вот когда-то в позапрошлом веке наши моряки захватили у шведов "Ретвизан" и включили его в наш флот под тем же именем. Так до русско-японской войны у нас был во флоте корабль с таким именем.

Вот сейчас случись большая война, Англия наверняка конфискует в свою пользу те корабли, которые сейчас строит для всяких южноамериканских стран. Насколько я знаю сейчас Чили заказало Амстронгу линейный корабль "Альмиранте Кохрейн". Если придётся его включать в состав Королевского Флота, то зачем переименовывать? Как будто Томас Кохрейн мало сделал для Британии.

— Интересная мысль, — задумался Фишер. — А я ведь Кохрейна живым видел. Когда я был кадетом, он, уже заслуженный адмирал трёх флотов, перед нами выступал.

TBD Возвращение Русанова

TBD Взаимодействие с экспедицией Вилькицкого. Знакомство Нэтти с Новопашенным

Часть 3. Мировая война

Не будите спящего медведя

14 октября в Севастополе получили радиограмму от Стамбульской резидентуры флотской разведки о том, что турецкий флот вышел в Чёрное море.

Немедленно были подняты в воздух три пассажирских "Альбатроса" реквизированных у компании "Самолёт". Они обнаружили турецко-немецкие корабли и их сопровождали. Эбергард с флотом в этот момент был в море на учениях. Поэтому авиаразведкой занимался Герберт Оттович Бугсгевден, всего месяц, как сменивший Мурузи на посту начальника Качинской авиашколы, который не хотел тратить на наблюдение за турецкими кораблями ресурсы немногочисленных торпедоносцев. Когда стало ясно на какие отряды разделился турецкий флот, он вернул в Качу два из трёх "Альбатросов" и организовал патрулирование по очереди, давая возможность заправки машин и отдыха экипажам.

15 октября линейные силы втянулись в Севастопольскую бухту. "Кагул" и "Память Меркурия" в Севастополь не вернулись. Зато развели пары четыре турбинных эсминца, не участвовавших в учениях, и покинули бухту. "Дерзкий" и "Гневный" направились на запад, а "Беспокойный" и "Пронзительный" на восток.

В 3:20 на одесский рейд попытались тихо прокрасться турецкие эсминцы "Гайрет" и "Муавенет". Они были внезапно встречены лучами прожекторов с двух канонерских лодок. "Гайрет" выпустил торпеду по "Донцу", но тот оказался окружён противоминными сетями.

После того как шестидюймовый снаряд с "Кубанца" снёс дымовую трубу с "Муавенета" Рудольф Мадлунг решил попытаться развернуться в узком фарватере и отступить. Но тут на входном створе в предутренней дымке возник силуэт русского турбинного эсминца. Противопоставить что-то его четырехдюймовкам его турецкие корабли не могли и, зажатые в узком фарватере, вынуждены были спустить флаги. Тем более что через полчаса к перекрывшему выход в море "Дерзкому" присоединился "Гневный", который перехватил и потопил минный заградитель "Самсун".

Получив по радио известие об атаке на Одесский порт, Эбергард объявил флоту о начале войны. Бугсгевден, немедленно распорядился готовить к вылету все четыре "Альбатроса" — торпедоносца. На каком расстоянии от севастопольской бухты находится "Гебен" в Каче прекрасно знали, регулярно получая доклады от воздушных разведчиков.

В 6:15 звено из четырёх машин под командованием поднялись в воздух. Вёл его Герберт Оттович лично. Второй машиной командовал Уточкин, которому с началом войны Мурузи всё же сумел пробить офицерское звание. Остальные две машины пилотировали поручик Кованько, сын командира Петербургского воздухоплавательного отряда и Костя Арцеулов.

В 6:30 "Гебен" оказался в зоне обстрела береговых батарей и вступил с ними в артиллерийскую дуэль.

Пользуясь тем, что внимание сигнальщиков "Гебена" было отвлечено на береговые батареи, все четыре торпедоносца зашли на бреющем с востока и сбросили свои торпеды. Торпеда Уточкина при ударе о воду пострадала и не запустилась, Кованько промахнулся, но две торпеды нашли свою цель. Сушон попытался развернуть набирающий воду крейсер в сторону Босфора, но тут, наконец включилось крепостное минное поле и четыре взрыва, последовательно прогремевших у "Гебена" под носом не оставили ему шансов.

Когда из бухты, наконец, выдвинулись русские броненосцы, немецкий линейный крейсер уже показал свой киль, а два трехсоттонных миноносца, его сопровождавших, удирали на всех парах.

Удрать им, правда не удалось. В Севастополь из Ялты возвращался минный заградитель "Прут", сопровождаемый тремя эсминцами Трубецкого.

Они связали турок боем, и из Севастополя к месту их столкновения подтянулись "Лейтенант Шестаков" и "Капитан Сакен".

Тем временем "Бреслау" вошёл в Керченский пролив. Но как только он лёг на курс минной постановки, в южном устье пролива появился "Кагул" ранее незаметный на фоне берега, так как его новые котлы почти не дымили.

Пауль Кеттнер прекрасно понимал, что его крейсер "Кагулу" не противник.

Единственное, что давало ему шанс — три узла преимущества в скорости. Но это преимущество легко растерять, пытаясь проскочить мимо более сильного противника в узком проливе.

Тем не менее это удалось. Артиллеристы "Кагула" пытались выбить в первую очередь артиллерию. И теперь на левый борт могли вести огонь только две пушки. Но зато воды "Бреслау" не набрал и теперь отрывался от противника, уходя в сторону Трапезунда.

Погуляев понимал, что единственными кораблями, способными догнать "Бреслау" в российском флоте были новейшие эсминцы типа "Новик". И два таких как раз должны сейчас ошиваться около Новороссийска, охотясь там за 800-тонным "Берк-и-Сатвет". Он написал радиограмму Зарудному, но тот ответил, что ещё не разобрался с этим миноносцем. Тогда он радировал Эбергарду в Севастополь, и получил ответ "Сообщите курс, которым уходит противник и прекращайте преследование, следуйте в Феодосию".

В виду Феодосии "Кагул" оказался около полдесятого. В основном для того, чтобы обменяться приветственными сигналами с "Памятью Меркуррия" который поджидал появления "Гамидие" в Коктебельской бухте, и неожиданно обогнув мыс Киик-Атлама отрезал турецкому крейсеру вдвое меньшего водоизмещения выход в море.

Примерно в то же время четвёрка торпедоносцев вылетевшая из Качи после радиограммы Погуляева, настигла в открытом море "Бреслау".

Попасть в открытом море в идущий полным ходом лёгкий крейсер сложнее, чем в ведущий перестрелку с береговыми батареями линейный. Поэтому торпедоносцы атаковали строем пеленга.

"В молоко" ушли три торпеды, но оставшейся четвёртой лёгкому крейсеру хватило. На этот раз удача улыбнулась Кованько.

В итоге 4 турецких корабля были взяты в плен, два немецких и три турецких — утоплены. Ни один боевой корабль из участвовавших в адском плане Сушона, в Стамбул не вернулся.

Через четыре дня Николай II объявил войну Турции. Через три часа после оглашения манифеста над Стамбулом появилась четвёрка "Альбатросов", снизилась над Босфором и всадила по две торпеды в "Тургут Реис" и "Хайреддина Барбароссу".

После этого эскадрилью торпедоносцев под командованием Уточкина перебросили в Ревель, поставив четвёртым командиром корабля Мишу Ефимова. В Чёрном море ей делать было больше нечего. Бугсгевден остался в Каче учить новых лётчиков и руководить противовоздушной обороной Севастополя.

Торпеды

Докладывая итоге операции Эбергарду, Бугсгевден посетовал на ненадёжность торпед.

— Эх, — сказал командующий. — Всю жизнь торпеды ненадёжны и моряки всех флотов Земли с этим мирятся.

— Земли? — выделил совершенно неожиданное слово в этой фразе начальник авиашколы.

Тут уже задумался адмирал:

— Вы хотите сказать что надо обратиться за помощью на Марс? Или к госпоже Марсовой? Вообще мысль интересная. У вас же, авиаторов, есть своя система связи, примерно как у железнодорожников свой телеграф. Напишите ей радиограмму.

Прочитав описание охоты на немецкие корабли, Нэтти вызвала Гассиева.

— Виктор Афанасьевич, как вы полагаете, можно тут что-нибудь сделать?

— Ну, попробовать можно. Но где взять торпеду для экспериментов, самолёт для её сбрасывания?

— Внедрять полученное изобретение все равно надо на Обуховском заводе. Там, пожалуй, всё необходимое найдётся. А для натурных экспериментов выделить самолёт попрошу Сикорского.

В Качу ушла шифровка следующего содержания:

"Могу командировать своего инженера. Обеспечьте чтобы его на Обуховском заводе принимали всерьёз".

Эбергард ответил:

"Направляйте в Севастопольский арсенал. Мы здесь обеспечим режим наибольшего благоприятствования".

Нэтти подумала и согласилась. На дворе стояла середина октября, скоро Финский залив покроется льдом, и устраивать там эксперименты по сбросу торпед в воду будет сложновато. А в Крыму море не замерзает.

Возвращение Кропоткина

Немного о фотограмметрии

В конце января 1915 года в одной из комнат штаб-квартиры Русского Географического общества собрались три человека. Все они были геологами, и всех троих как ни странно, звали Владимир. Владимир Иванович Вернадский, Владимир Афанасьевич Обручев и Владимир Александрович Русанов.

Разговор сначала шёл о недавно созданной Комиссии по изучению Естественных Производительных Сил, потом о возможности в ходе войны начать освоение месторождений Арктики и о применяемых для этого технологиях.

Потом Вернадский спросил:

— Господа, а вы как думаете, госпожа Марсова и правда марсианка или морочит всем голову?

— Я с ней лично не знаком, — задумчиво произнёс Обручев. — но вот работать с её учениками мне приходилось. Она точно умеет научить думать совсем по-другому, не так как это обычно делаем мы.

— Я приведу один небольшой факт, — сказал Русанов. — Когда "Геркулес" раздавило льдами, Коля Урванцев, на участии которого в экспедиции фактически настояла она, вытащил откуда-то мелкомасштабный аэрофотоснимок западного побережья Таймыра. Причём это была не фотосхема, смонтированная из отдельных снимков, а именно единый снимок.

Ну во-первых, этот снимок был сделан летом, во-вторых летом настолько тёплым, что за последние восемь лет, когда я почти ежегодно работал в Арктике, такого точно не было. Вы прекрасно понимаете, что если бы десять лет назад какие-то земные авиаторы работали на Таймыре, все бы здесь присутствующие об этом знали. Но более того, за последние два года когда мы работали на Таймыре, я повидал много аэрофотоснимков и немножко представляю себе как отражается на снимке высота полёта летательного аппарата. Так вот, тот снимок по которому мы ориентировались, выбираясь по льду на острова Минина, мог быть сделан с высоты как минимум в пару сотен вёрст, не ниже.

Адмиральский насморк

24 апреля 1915 года Уточкин вернулся в Ригу из Питера, куда летал принимать у Сикорского долгожданную пару торпедоносцев "Москит". Теодор Калеб в соавторстве с Тринклером смог наконец сделать тысячесильные двигатели и Сикорский радостно поставил их на клон бомбардировщика "Москито" в иной истории построенного де Хевилендом только в 1940.

Получился аппарат, который с 450-мм торпедой под фюзеляжем превосходил в скорости и маневренности любой немецкий истребитель. Хотя прототипу, конечно уступал, у прототипа стояли полуторатысячесильные двигатели.

Но о том каков был прототип, знали только Сикорский и Нэтти. Уточкин же, облетав новую машину над Питером, был в совершенной эйфории. Ещё два десятка таких же, и можно пустить ко дну весь Флот Открытого Моря, особенно если торпеды перестанут ломаться при сбросе в воду на скорости в три сотни километров в час, что клятвенно обещал Гассиев. А Гассиеву Уточкин верил. Он уже сталкивался с некоторыми изобретениями этого осетина, вытащенного Нэтти и нищеты.

Вернувшись в Ревель он отправился в штаб доложиться фон Эссену. И был неприятно удивлён видом адмирала. Тот явно держался на ногах с трудом, непрерывно кашлял, на лбу блестели капельки пота.

Уточкин вспомнил как госпожа Марсова что-то рассказывала в своём обычном стиле то ли вводных для штабной игры, то ли пророчеств: "И вот тогда перед самым сражением командующий флотом умер от простуды...".

— Николай Оттович, обратились бы вы к врачу. Я знаю, во флотском госпитале новейшие противовоспалительные средства есть. Моих ребят, неудачно посадивших "Альбатрос" на воду в открытом море, ими лечили.

— Сергей Исаевич, некогда мне. Надо сходить на Ирбенские позиции, посмотреть как там работы ведутся.

— Хорошо ведутся, я сегодня с воздуха видел. Вы всё же отлежитесь в госпитале пару дней, а потом возьмите у меня в авиаотряде летающую лодку и за один день всё осмотрите. Если хотите, я вам прямо завтра в госпиталь принесу свежие фотографии позиций.

— Нет, надо самому, люди лучше работать будут, если увидят, что командующий за ними наблюдает.

— Там Канин пока прекрасно справится, а вы всё же покажитесь к врачу.

Вечером Уточкин заглянул в Ревельский морской госпиталь и между делом поинтересовался, добрался ли до врачей командующий.

Главврач госпиталя сказал:

— Вы представляете, у него температура под сорок. И он ещё в таком состоянии собирался в море идти. Насилу уговорили полежать несколько дней проколоть курс стрептомицина. Тяжелейшее воспаление лёгких.

— И как прогнозы?

— Ну не знаю. У меня нет опыта лечения таких тяжёлых больных этими новомодными лекарствами. Тут может помочь либо господь Бог, либо госпожа Марсова лично.

— Сделайте мне выписку из истории болезни, только разборчиво. Я имею возможность по нашему авиационному беспроволочному телеграфу связаться с Нижним Новгородом и запросить консультации.

Вернувшись на аэродром Сергей Исаевич немедленно пошёл на контрольную вышку и написал шифровальщику радиограмму — вся дальняя радиосвязь в авиации велась шифром

"КРАСНАЯ ПЛАНЕТА НЭТТИ

АДМИРАЛ ЭССЕН БОЛЬНИЦЕ ВОСПАЛЕНИЕМ ЛЕГКИХ ТЧК ВРАЧИ ПРОСЯТ КОНСУЛЬТАЦИИ ПРИМЕНЕНИЮ ВАШИХ ПРЕПАРАТОВ ТЧК ИМЕЮ ТРИ СТРАНИЦЫ ЛАТЫНИ ОПИСАНИЯ ПЕРЕДАВАТЬ ВПРС УТОЧКИН"

Реакция Нэтти на радиограмму Уточкина была такой:

"РИГА УТОЧКИНУ

ЭССЕН ВПРС БОЛЬНИЦЕ ВОСПАЛЕНИЕМ ЛЕГКИХ ВПРС ВСКЛ НЕ ВЫПУСКАЙТЕ МОРЕ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ ВСКЛ ВЫЛЕТАЮ НЕМЕДЛЕННО ТЧК НЭТТИ"

Прочитав этот текст Уточкин сказал радисту:

— Найдите мне Канина. Где угодно, он должен быть сейчас где-то на Эзеле. Лучше через наших, но если что, используйте флотские частоты. Но сегодня Канин должен знать что Эссен в больнице. Если что я лично за ним вылечу, хотя уже и темнеет.

Адмирал Канин обнаружился на Эзеле неподалёку от передового аэродрома, где базировались истребители Нестерова. Поэтому ещё не успело окончательно стемнеть, как его доставили в Ригу на спарке.

На рассвете на рижский аэродром опустился дальний морской разведчик, который теперь был личным разъездным самолётом Нэтти.

Уточкин лично встречал её на аэродроме.

— Наталья Александровна, а почему вас так взволновало сообщение о болезни Эссена?

— Потому что положение его действительно опасное. И знаю я вас, старших офицеров. Пока ноги носят, будете пытаться работать, а лечиться начнёте пока уже поздно. Хорошо хоть удалось уложить его в постель вчера. Всё-таки Канин не обладает достаточным авторитетом в Петербурге. Тут и Эссену-то пока не дают линкоры в море выводить, а Канину уж точно не пробиться. А назревает большое сражение за Ирбенский пролив. Вы, конечно, отобьётесь и так, но превратить неудачу немцев в разгром вам не суметь. Лучше пусть у вас каждый своим делом занимается. Непенин радио и разведкой, Канин минами и батареями, вы — торпедоносцами, а Эссен — кораблями.

Эссен с трудом открыл глаза. Он находился явно в больничной палате. Около постели сидела молодая женщина в белом халате и медицинской шапочке.

— Сестричка, дай воды попить, — несколько неожиданно для себя обратился к ней адмирал.

Девушка помогла ему приподняться, подложила под плечи подушку и протянула стакан.

— Ну вообще-то я уже четыре года как доктор, — улыбнулась она, и кинула взгляд на стену над кроватью.

Николай Оттович обернулся. На стене висел небольшой бакелитовый ящичек, в прорези в котором были видны три электрические лампочки, спирали которых имели форму цифр, а провод от приборчика уходил куда-то подо одеяло.

— Вот видите, 39 и 6, — прочитала ему показания прибора Нэтти. — Лежите пока. Это электронный градусник, датчик приклеен к вашему телу пластырем. Так что можете спокойно ворочаться, запас провода есть. Через полчаса ещё один укол сделаем. Думаю, что всё будет в порядке. Вас вовремя заставили лечь в постель.

Через несколько дней температура у Эссена спала, но нарушить постельный режим Нэтти ему не разрешила. Если честно, адмирал и сам понимал, что сил впрячься в работу у него нет, надо выздоравливать.

Пока приходилось лежать в постели, он развлекался разговорами со своим лечащим врачом. О том, какую роль сыграла одна короткая беседа Нэтти с Эбергардом о будущем ходе войны на Чёрном море, он уже знал от Уточкина.

Пророчествовать о ходе будущей Ирбенской операции Нэтти не стала, сказав:

— Николай Оттович, вы же сами всё знаете. И подчинённые у вас — Непенин, Канин, Колчак к которому англичане учиться морской войне ездят. У вас главная проблема, это то, что линкоры стоят у стенки, а не ходят в море. А от безделья экипажи разлагаются. Тут и до бунтов недалеко. А у вас есть офицеры, которых нижние чины недолюбливают, за глаза "драконами" зовут. Вирена или того же Непенина в случае бунта толпа запросто убить может. Надо с этим что-то делать. Вспомните восстание на "Потемкине" десять лет назад. Это была русско-японская война, которая где-то там, а как рвануло в Севастополе. Сейчас, где-нибудь на третьем году войны на Балтике может рвануть и посильнее.

Надо что-то делать, чтобы матросы воспринимали офицеров не как придир и угнетателей, а как боевых товарищей, причём тех, от кого зависит вернётся корабль в порт или нет.

— Помнится, у нас на "Павле I" забавный эпизод был, — вспомнил адмирал. — Кто-то донёс, что матрос, как его там, какая-то малороссийская фамилия, Кривенко или Дуленко, социалист и читает в свободное от вахты время запрещённую литературу.

— Может Дыбенко? — перебила Нэтти.

— Точно, Дыбенко! Так вы эту историю знаете?

— Нет, не слышала. Вот что социал-демократа Пашу Дыбенко призвали во флот — слышала.

— Так вот, Константин Павлович, он тогда на "Павле" старшим офицером был, сейчас минзагом командует, стал следить и наконец подловил этого матроса в кубрике с книжкой. Так сяк, матрос, что у тебя за книжка. А оказалось, "Влияние морской силы на историю" Мэхэна. А что, говорит, у тебя ещё за книжки есть. Ну тот и достаёт из рундука "Рассуждения по вопросам морской тактики" Макарова, "Мореходную астрономию" и её кое-что ещё по Корпусу Гертнеру памятное. Тот спрашивает "зачем?". А матрос ему и отвечает, что-де он социалист, а у социалистов считается что даже кухарка может выучиться управлять государством. А кораблём, и даже эскадрой выучиться управлять куда проще, чем государством, так что матросу сам Нептун велел эту науку превзойти. "И много, — спрашивает Константин Павлович, — у нас на борту таких социалистов". "Мало, — отвечает тот, — десятка два наберётся, не более". В общем кают-компания линкора посовещалась и устроили желающим матросам кружок обучения морскими наукам. А то война на море дело такое, запросто может случиться что после одного удачного снаряда в рубку, кроме матроса некому будет командование кораблём принять.

— Беда в том что таких социалистов и правда мало. На флоте сейчас наиболее сильно влияние левых эсэров, а этим дай только что-нибудь сломать или разрушить. Поэтому если начнётся буза, то противостоять им можно только совместными усилиями офицеров и социал-демократов. Есть, правда ещё анархисты. Те, как ни странно, более привержены к порядку чем социалисты-революционеры. И ещё у них огромным авторитетом пользуется князь Кропоткин, а он сейчас в КЕПСе работает, и, я думаю, вполне представляет себе насколько важно сохранить управляемость в стране.

— Погодите, погодите, социал-демократы, и кухарка обучающаяся управлять государством... Это же господин Ульянов лидер этой партии.

— Ну да.

— Так он же писал про превращение империалистической войны в гражданскую.

— Вспомните "Иллиаду". Разве Кассандра призывала к разрушению Трои?

— Она предупреждала, предсказывала, но никто её не слушал.

— С превращением империалистической войны в гражданскую примерно та же история. Это не призыв, это прогноз. Что война будет продолжаться до тех пор пока терпение народов не истощится. А там — у нас русский бунт, бессмысленный и беспощадный, у немцев ну не знаю что, но тоже хорошего мало. И в Гражданской войне важно будет оказаться на правильной стороне. На стороне тех кто хочет сохранить в стране порядок, устранив кое-какие мелкие недостатки, а не тех кто хочет сломать всё.

Битва за Ирбенский пролив

— Василий Александрович, — обратился Уточкин к Канину, встретив того в коридоре штаба. — Хочу вам рассказать про одну интересную техническую новинку.

— Интересно с чего это вдруг?

— Я вчера ездил на "Руссо-Балт" к Калепу. Вы же знаете что авиационный мотор живёт очень недолго, и их приходится регулярно менять. Вот ездил согласовывать очередную поставку. У них там сейчас некоторый беспорядок, часть мастеровых эвакуирую в Питер, часть в Москву. И пришлось немножко надавить авторитетом командира полка, чтобы заказы вовремя выполняли. Может нам ещё удастся удержать немцев и оставлять Ригу не придётся. Так вот, насколько я знаю, у нас сейчас огромная нехватка береговых батарей в Ирбенском проливе. А у Калепа есть молодой инженер, Цандер, он сумел приспособить 120-миллиметровку Канэ на гусеничное шасси Мамина.

Канин заинтересовался и они поехали на "Руссо-Балт" смотреть самоходную установку.

В на площадке перед цехом стояла неуклюжая угловатая машина на длинных гусеницах, удлинённом на два катка шасси от тягача "Номад". В кормовой части была открытая сверху рубка, из которой торчал ствол, а сзади висел бульдозерный отвал.

— Эта машина способна перемещаться со скоростью примерно 20 километров в час, то есть 10 узлов, — пояснил её конструктор, встретивший офицеров у ворот завода. — по любой грунтовой дороге и изготовляться к стрельбе за считанные минуты. Я не думаю что мы сможем быстро сделать больше десятка таких машин, даже если вы дадите нам пушки из флотских арсеналов. Но пяток на побережье, пяток на Эзеле и тральщикам на фарватере станет кисло.

— А как у этих машин с бронированием?

— Ну 280-мм снаряда "Нассау" конечно не выдержит. — усмехнулся Уточкин. — Окапывать надо. Но от осколков защитит. Таких потерь в расчётах, как были на "Варяге" в бою у Чемульпо здесь не будет. Главное преимущество этих машин, конечно манёвр. И ещё маскировка. Это на поверхности моря канонерская лодка открыта всем ветрам. А на суше самоходная пушка может маскироваться под деревьями, в складках местности и так далее. И менять позицию раньше, чем крупные корабли успеют пристреляться. Но вообще, если немцы подтащат крупные корабли на расстояние выстрела от наших берегов... Мне давно хочется как-то расквитаться за то, что когда топили "Гебен" моя торпеда так и не запустилась.

И ещё, Фридрих Артурович, — добавил лётчик, обращаясь к молодому инженеру. — Забронируйте мне хотя бы десяток ваших грузовиков. Миллиметров 7-10, винтовочную пулю держать не надо, в основном шальные осколки. На Эзеле понадобятся мобильные противодесантные силы. То есть вот такая пушка, и при ней рота-другая пехоты должны быстро перебрасываться на угрожаемое направление.

Под руководством Эссена и с участием отряда Уточкина прикрываемого полком истребителей Нестерова операция проходит не так, как в нашей реальности. Уточкин топит "Мольтке" из зависти к Буксгевдену, утопившему "Гебен" и "Бреслау",*

TBD

Измаил

Генерал-инспектор Императорского Военно-Воздушного флота появился в Риге после окончания Ирбенской операции как-то незаметно. Просто вот взял и прилетел из Могилёва, сам пилотируя "Щуку". Он засел в контрольной башне аэродрома бомбардировочного полка, где вместе с Уточкиным и Нестеровым полдня разбирал по картам проведённую операцию, а потом приписанный к полку для разведывательных и спасательных целей гидроплан доставил его прямо к борту "Рюрика".

По званию Александр Михайлович уступал Эссену. Он был вице-адмиралом, А Эссен произедён в полные адмиралы. Но Великий Князь и генерал-инспектор целого рода войск. Поэтому у Эссена не возникало сомнений, что это человек имеет право нарушать его планы.

Конечно, от вмешательства Высочайшей Фамилии в деятельность флота хорошего обычно бывало мало. Это Эссен помнил ещё со времён, когда генерал-адмиралом был Алексей Александрович. Но Александр Михайлович его приятно удивил, оказавшись весьма компетентным офицером, разбирающимся и в морском деле, и в авиации.

Впоследствии Эссен так и не смог вспомнить, кто первым высказал идею о том, что в будущей океанской войне эскадру будет необходимо сопровождать плавучим аэродромом, с которого смогут работать скоростные истребители и торпедоносцы. Но вот идея переделать в такой аэродром недостроенный линейный крейсер "Измаил" точно принадлежала Великом Князю. Надо принадлежать к Высочайшей фамилии чтобы так разбрасываться уже превращёнными в тысячи тонн стали миллионами рублей.

Тем не менее, защищать этот проект перед Государем пришлось ехать Эссену. Александр Михайлович улетел обратно в Могилёв, у него там были какие-то дела по авиационной части на австро-венгерском фронте.

— Значит, вы считаете что "Измаил" надо достраивать вот так? — спросил император, разглядывая вывешенный на стене чертёж.

— Да, Ваше Величество, — ответил фон Эссен. — Опыт действий что Черноморского флота против "Гебена" что мой в бою за Моонзунд показывает что без прикрытия истребителями эскадра линейных кораблей — лёгкая добыча для торпедоносцев. Следовательно для действий в открытом океане нам необходим корабль, способный нести мощную авиагруппу и быстро выпускать её в воздух. Корпус и машины "Измаила" уже готовы, а главный калибр обещают не раньше конца 1918 года. То есть как линейный крейсер он выйдет в море не раньше 1920 года. А как авианосец может быть готов уже к началу 1917.

— И кого бы вы хотели видеть командиром этого корабля?

— Командир этого корабля должен быть в первую очередь авиатором, умеющим применять основное его оружие — самолёты. Но с другой стороны он должен быть судоводителем, способным командовать тридцатитысячетонным кораблём. В России есть ровно один офицер, имеющий с одной стороны опыт командования кораблём первого ранга, а с другой достаточно хорошо владеющий авиационной тематикой. Это Александр Михайлович. Я понимаю, что вернуться с должности генерал-инспектора целого рода войск на мостик одного корабля, пусть и уникального, может быть воспринято как понижение. Но, Александр Михайлович понимает военную необходимость такого шага. Будь сейчас мирное время я бы предложил, ну скажем капитана II ранга Дорожинского, пусть он не командовал ничем крупнее эсминца. Но сейчас корабль придётся бросать в бой прямо от стенки завода, так что нужен кто-то более опытный именно как моряк.

Вокруг Скандинавии

— Что-то этот план слишком похож на авантюру, — подумал вслух Великий Князь Александр Михайлович. — Вы предлагаете эскадре из двух линкоров и одного авианосца, построенных для Балтики и имеющих ограниченную дальность хода, пройти полным, не экономическим ходом мимо всех немецких баз на Балтике, через якобы нейтральные Датские проливы, удрать в Северном море от Хохзеефлотте и привести корабли в Мурманск.

— Это выглядит настолько безумным, что может и получиться, — возразил фон Эссен. — Балтика в пределах радиуса действия "Москита" от наших береговых аэродромов сейчас русское озеро. Немцы не рискуют туда соваться даже эсминцами. Так что до Борнхольма можно спокойно идти экономическим ходом.

А на траверзе Ставангера вас встретит танкер, высланный англичанами из Скапа-Флоу. Немцы конечно могут его попытаться подловить подводной лодкой, но сомневаюсь что у них что-нибудь получится. Англичане уже достаточно навострились бороться с подлодками с помощью эсминцев.

Так что полным ходом придётся идти меньше суток.

Все немецкие линкоры Хохзеефлотте уступают в скорости "Полтаве" и "Петропавловску". То есть реально за вами могут погнаться только линейные крейсера. "Фон дер Танн" сейчас после Ютландского сражения ещё толком не отремонтирован, остаются "Зейдлиц", "Дерфлингер" и "Люцтов".

Они, конечно немножко поновее, чем "Гебен" и "Фон Мольтке", но если мы допустим утечку информации, что торпедоносцами "Измаила" командует Уточкин, могут и не решиться. Поскольку против двух наших линкоров по артиллерии получается более-менее паритет, но у нас будут палубные торпедоносцы и бомбардировщики.

— А немцы с береговых аэродромов до нас не дотянутся?

— Чем? У них реально способны причинить вред броненосному кораблю только "Сименс-Шуккерты" R-класса. У них боевой радиус, конечно, приличный и из Вильгельмсхафена до устья Скагеррака они дотянутся. Но они в воздушном бою не противник даже "Москитам" не говоря уж об истребителях.

И, насколько известно нашей разведке, у них этих аппаратов после несколько неудачных попыток применения на Восточном фронте осталось меньше чем будет истребителей на "Измаиле".

— А в чём вообще смысл этой операции? Почему сейчас, когда немцы рвутся к Риге, мы выводим из Балтики три самых мощных корабля и десяток современных эсминцев? Защищать британские торговые суда, везущие военные грузы в Кольский залив? Это вообще-то работа для крейсеров.

— Беда в том, что у нас нет современных крейсеров. Совсем. "Светланы" ещё неизвестно когда будут достроены. "Рюрик" уступает по скорости хода "Петропавловску" и не имеет ледокольных обводов. А всё остальное — старьё времён японской войны. На Балтике это может ещё на что-то годится, особенно с торпедоносцами берегового базирования над головой, но в океане — увы.

На самом деле проблема в том, что на Балтике четырём линкорам делать сейчас нечего. Поддерживать приморский фланг сухопутного фронта и "Первозванный" со "Славой" могут.

А мне не нужно чтобы тысячи матросов зверели от безделья в этих железных коробках, стоящих на рейде, со скуки читали социалистические брошюрки и копили зло на офицеров, требующих бессмысленную службу. Пусть лучше работают в море и привыкают что экипаж единый организм, в котором от каждого зависит жизнь всех.

Я бы и все четыре линкора туда отправил, но Его Величество не отдаёт.

Теперь рассмотрим самый худший из возможных вариантов — немцы берут Петроград. Ничего ужасного в этом нет. Россия сдавала и Москву Наполеону и Севастополь коалиции, и ничего, вернули потом. В случае взятия Петрограда Балтийский флот оказывается в ловушке.

Если вы сейчас выведете этот отряд на Мурман, то во-первых два современных линкора и уникальный "Измаил" окажутся в безопасности, во-вторых мы сможем попытаться повторить ваш прорыв. Одно дело совершать такое впервые в безвыходном положении, другое — идти по уже пройденному пути.

* * *

Старший кондуктор Дыбенко поднялся на лётную палубу "Измаила" и посмотрел за корму, туда где таяла в утреннем тумане кромка льдов Финского залива и ещё просматривался вдалеке силуэт Кронштадтского Морского Собора.

"Успели", — подумал он.

Ещё месяц назад до всех социал-демократических ячеек на флоте была доведена информация, что попытка буржуазного переворота и свержения самодержавия будет предпринята кадетами в конце февраля. Когда в январе началась подготовка эскадры к прорыву в Романов-на-Мурмане, партийным ячейкам на кораблях этой эскадры была поставлена задача сделать всё возможное, чтобы выйти в море до переворота. И вот, утро 18 февраля, а корабли уже на чистой воде.

Почему ЦК РСДРП(б) так заинтересован в том, чтобы в момент революции этих кораблей в Кронштадте не оказалось, Дыбенко не знал. У него в матросском сундучке лежал пакет с надписью "Вскрыть в случае получения известий о революции в Петрограде", а азы конспирации которым его, что забавно, научили господа офицеры, после того как капитан II ранга Гертнер поймал его на "Павле" за чтением Мэхена, требовали не совать раньше времени нос в планы такого рода.

Эскадра шла на скорости 15 узлов, экономической для крупных кораблей, и к вечеру следующего дня подошла ко входу в Датские проливы.

Дальнейшие действия командующего были несколько неожиданны для Дыбенко уже немножко разбиравшегося в судовождении. Эскадра вдруг увеличила ход, при этом перестроившись в кильватерную колонну так что первым шёл "Измаил", за ним "Петропавловск" и "Полтава" и в хвосте эсминцы.

Александр Михайлович в этот момент стоял в рубке управления полётами "Измаила", склонившись над штурманским столом с транспортиром в руках. Стол был освещён маленькой лампочкой, чтобы не давать засветку на экран радиолокатора, очередного изобретения Татаринова, или вернее, очередного образчика марсианской техники, который руками Татаринова воссоздала на Земле Нэтти. Над экраном склонился Ян Нагурский, командир авиагруппы, и диктовал Великому Князю пеленги на приметные мысы.

Обоим было страшно. Страшнее чем идти в торпедную атаку на огрызающийся из всего что только можно, от главного калибра до капитанского пистолета, немецкий броненосец. Сейчас они отвечали не только за себя, а, считай, за половину Балтийского флота.

— "Гавриил" уклонился влево! — доложил Нагурский.

— Станислав Фаддеевич, — обернулся Великий Князь к сидевшему за авиационной радиостанцией старшему офицеру "Измаила", — радируйте на "Гавриил" чтобы внимательнее следили за гакабортными огнями "Петропавловска".

Прошло три часа. Кильватерная колонна прошла узость пролива Эресунн и вышла в Каттегат.

— Ян Иосифович, сдайте вахту у экрана кому-нибудь из подчинённых, — скомандовал Александр Михайлович. — А вы, Станислав Фаддеевич, ступайте отдохнуть. — обратился он к Дорожинскому. — Сейчас главную узость мы прошли, я, пожалуй справлюсь и с прокладкой и со связью с мателотами. Я пошлю за вами на траверзе мыса Скаген и сдам вам вахту после поворота на ост-зюйд-ост в Скагерраке.

Светало, но над Каттегатом стелился зимний атлантический туман.

Насвистывая подслушанную где-то в Нижнем песенку:

Хорошо идти фрегату

По проливу Каттегату

Ветер никогда не заполощет паруса....

Александр Михайлович выпрямился и взглянул вперёд. Серая хмарь, даже переднего конца лётной палубы не видно.

* * *

Адмирал Шеер мерил шагами свой кабинет в Виллемсхафене.

— Ну и куда же они делись? — спросил он фон Хиппера, сидевшего в кресле для посетителей.

— Черт их знает. Разведка доложила что двое суток назад это это странное плавучее поле, которое они сделали из хорошего недостроенного линейного крейсера, два недолинкора-перекрейсера и пять действительно хороших турбинных эсминцев вышли из Кронштадта, проломив лёд, и направились на запад. С тех пор тишина. Полное радиомолчание. У нас авиаразведка вообще есть?

— Нет. Летать на Балтикой наши Люфтштрайткрафте могут только в треугольнике Любек-Борнхольм-Штеттин. Стоит высунуться восточнее линии Штеттин-Борнхольм, как немедленно прилетает этот чёртов "Москит" и сбивает нашего разведчика, не дав тому даже мяукнуть в эфир.

В этот момент появился вестовой с телеграммой.

— Ну вот, читай, наш агент из Хельсингера докладывает что на рассвете три крупных корабля и пять поменьше на огромной скорости прошли узость Эресунна и направились куда-то в сторону Северного моря. Опознать никого не удалось. Мы можем их перехватить на выходе из Скагеррака?

Хиппер подошёл к столу и клонился над картой Северного моря.

— Вряд ли. Даже если они идут экономическим ходом, а это для этих кораблей не менее пятнадцати узлов, то из Скагеррака они выйдут в районе четырёх утра. С учётом времени, необходимого для того, чтобы развести пары, дойти дотуда от Вильгельмхафена смогут только линейные крейсера. Их у нас три. И втроём они примерно равны по боевой мощи "Петропавловску" с "Полтавой". А если они поднимут с "Измаила" торпедоносцы...

— Вы полагаете что февральской ночью в туман они поднимут в воздух торпедоносцы?

— Когда речь идёт о русских лётчиках я готов предполагать что угодно. Наши лётчики в основном начинали учиться летать после начала войны. И летать в плохую погоду их никто не учил. Эти — с одиннадцатого года возят почту по всей Сибири. Там погода попаршивее датской бывает. А почта, ну сами знаете — это почта. Я не удивлюсь если выяснится, что они смогли пройти через Эресунн ночью потому, что за штурвалы кораблей поставили лётчиков, которые все поголовно видят в темноте как днём.

* * *

Получив запрос от русских с просьбой забункеровать восемь крупных нефтяных кораблей на траверзе Ставангера, адмирал Битти решил сам выйти в море на "Принцесс Ройял" и посмотреть на то, что русские смогли вывести из Балтики. Корабли были готовы к выходу и ожидали только радиограмму от русских. Но вот бортовая радиостанция линейного крейсера приняла долгожданный позывной. Служба радиопеленгации немедленно доложила, что пост в Абердине ничего не слышал, а пост в Бeрвике докладывает такой пеленг, как будто передатчик находится у самого берега острова Мейнленд.

После обмена шифрованными радиограммами выяснилось, что так оно и есть. Передача ведётся с самолёта-разведчика подлетевшего к самым Орнкейским островам, причём на минимальной мощности, чтобы затруднить радиоперехват, а сама эскадра соблюдает строгое радиомолчание.

(то что при этом она светит во все стороны локатором в дециметровом диапазоне, можно не вспоминать. Таких приёмников всё равно ни у англичан, ни у немцев нет)

Сутки десятиузлового хода и вот где-то посредине между Скапа-Флоу и Ставангером с мостика "Принцесс Ройял" видны мачты русских кораблей. Как-то они ухитряются идти двадцатичетырехузловым ходом практически без дыма.

— К сожалению, вам не удалось выманить старого лиса Шеера из норы, — сказал Битти вице-адмиралу Романову, командовавшему эскадрой.

— Мы не особенно и стремились. Пусть себе сидит и не мешает возить грузы из Индии в Англию и из Англии к нам на Мурманский берег.

— А вы представите мне этого знаменитого лётчика Уточкина, который утопил "Гебен", "Бреслау" и "Мольке"?

— Увы, Дэвид, Уточкин остался на Эзеле командовать самолётами берегового базирования.

— А мне разведка донесла, что именно он командует авиагруппой "Измаила", и это напугало Шеера настолько что он не решился отправить в погоню за вами свои линейные крейсера.

— Это была стратегическая дезинформация. Мы специально покинули эти сведения немцам. Но я думаю, что и без этого Шеер с Хиппером умеют считать. Зная что их крейсера превосходят наши корабли по скорости от силы на два узла они могли быть уверенными что догонят нас только после рандеву с вами. У них три линейных крейсера, и может парочка лёгких, их эсминцам досюда дальности не хватит, у нас два линкора и линейный крейсер, плюс пять наших и три ваших эсминца. Перевес явно на нашей стороне. А ещё надо считать "Измаил".

* * *

После окончания бункеровки в Северном море прошло двое суток. Эскадра экономическим ходом шла на север вдоль берегов Норвегии и вышла уже на траверз Тромсё, когда была получена радиограмма из Петрограда о революции в России. Дежурный телеграфист "Измаила" был социал-демократом, поэтому Дыбенко узнал об этом раньше, чем Александр Михайлович. Более того, он сумел оказаться тем посыльным, который доставил командиру корабля эту весть.

— Разрешите обратиться, господин вице-адмирал, — сказал он, когда Великий Князь прочитал написанные торопливой рукой радиста строчки. — Я представляю ячейку социал-демократической партии большевиков на этом корабле. И в условиях когда в стране происходит смена власти, сопровождающаяся разнообразными беспорядками, хотел бы обсудить условия сотрудничества нашей партии с офицерским составом с тем чтобы по крайней мере на нашей эскадре беспорядков не было.

Великий Князь хотел было на наглого кондуктора наорать, и отправить его на гауптвахту. Ну надо же — условия сотрудничества каких-то там социалистов с офицерским составом. Но в протянутой ему ладони нижнего чина лежал золотистый металлический кружок с астрономическим символом Марса. Точно такая же медалька лежала у него самого на дне чемодана, подаренная некогда Нэтти, после того как он в сентябре потратил месяц на подготовку в качестве пилота палубной авиации и оператора радиолокатора.

— Так, и здесь марсиане отметились. Так в чём же дело? Каких беспорядков вы ожидаете, и что вы можете нам предложить?

— Объясняю. Силы, называющие себя "революционерами" неоднородны. Мы, большевики, представляем интересы промышленного пролетариата и отчасти инженерного корпуса. Поэтому мы заинтересованы в сохранении такого порядка, при котором промышленность будет работать и развиваться, города обеспечиваться хлебом и так далее. Эсеры представляют интересы крестьянства, их программа это переплетение лозунгов, которые практически невыполнимы, но очень привлекательны. Эта партия сильнее всего связана с террором. И скорее всего на выборах в Учредительное Собрание у них будет большинство. Россия ведь крестьянская страна. Есть ещё анархисты, с теми совсем всё сложно, но есть надежда на то что авторитет князя Кропоткина в их среде очень высок, а значит если мы договоримся с Петром Алексеевичем это удержит их от выступлений. Есть более подробная раскладка по фракциям, если вам интересно, я оставлю вам брошюру. Но сейчас к власти пришли те, кто себя к революционерам никогда не причислял — кадеты, октябристы, представители крупного капитала. Ну вы их всех прекрасно знаете по корейско-манчжурским событиям.

Великий Князь что-то пробурчал сквозь зубы. Он всегда полагал что Никки недостаточно контролирует эту камарилью, но Львовы и Чхеидзе совсем без контроля... Понятно откуда возьмутся матросские бунты. Но знает ли Дыбенко как их предотвратить? Впрочем, до прихода в Мурманск вряд ли кто-то начнёт бунтовать. Так что время понять что представляют из себя эти эсдеки, предлагающие сотрудничество, есть.

Часть 4. Которые тут Временные

Михаил в Нижнем

Великий Князь Михаил Александрович появился в Нижнем 16 января. Вот просто так прилетел со своим неизменным секретарём сам-два из Питера на рейсовом и явился в приёмный покой военного госпиталя с запиской от Боткина. Как оказалось обострение язвы желудка заставило его покинуть действующую армию и поехать в Петроград. Но там Боткин, осмотрев больного, пришёл к выводу, что исцелить его земная медицина неспособна, надо попробовать марсианскую.

Нэтти же в свою очередь, сплавила высокопоставленного пациента Агафье Петровне. Те препараты, которыми лечили язву в XXI веке она пока не производила. А вот традиционная народная медицина могла оказаться эффективной.

Но ей самой было интересно пообщаться с этим человеком. В конце концов в России есть не так много генералов, умеющих вести маневренную войну. Ну Келлер, ну Реннекампф. Бывший командир Дикой Дивизии уж в десятку-то точно входил, а то и в пятёрку.

Поэтому когда пришло известие о взятии власти в Петрограде комитетом Государственной Думы, они узнали об этом, стоя в холле госпиталя вокруг ящика с песком, где в компании ещё нескольких офицеров разбирали возможные способы применения танков Рено FT в маневренной войне в условиях полупустыни.

— Если Николай отречётся, вы примете корону, Михаил Александрович? — поинтересовалась Нэтти.

— Не хотелось бы. Я полагаю, что русский народ устал от самодержавной власти, и не захочет подчиняться. А начинать царствование с террора... Вот если Учредительное Собрание примет решение о необходимости сохранить монархию и вручит мне скипетр, придётся впрягаться в этот воз.

Нэтти задумалась. С таким монархом точно каши не сваришь. Но с другой стороны, он несомненно окажется центром притяжения всех контрреволюционных сил, а значит у революционных сил будет неистребимый позыв грохнуть его от греха подальше.

— А может быть выдвинем претендентом на престол вашу старшую сестру?

— Ксению? Ну она характером в маму пошла, так что может и возьмётся. Но кто её поддержит?

— У неё вообще-то муж есть. Александр Михайлович. Которого поддержит и флот и авиация. Сам он в очереди претендентов на престол номер восемь, даже если не считать женщин, а вот Ксения, если Николай отречётся не только за себя, но и за своих потомков, окажется первой. А Сандро будет при ней примерно как Орлов-Чесменский при Екатерине II.

— Интересно, чтобы до этого додуматься, надо быть марсианкой, или кому-то ещё такая идея может в голову прийти?

— Это вы к чему?

— Ксения сейчас в Питере, посреди тех самых беспорядков. И если кому-то придёт в голову, что она претендент на престол...

— Думаю, что она уже в Кронштадте. У Эссена есть план "Ч" по эвакуации семей флотских офицеров из Питера, если там возникнут беспорядки. Очевидно, что жена командира "Измаила" под этот план попадает.

— А мои?

— Ну ваши же сейчас в Гатчине. Там у вас, во-первых, госпиталь, в котором десятки выздоравливающих солдат и офицеров, обязанных графине Брасовой не меньше, чем мои пациенты — мне. Во-вторых, главная вооружённая сила там — авиашкола. У Кованько батальон аэродромного обслуживания укомплектован так, что может неделю держать оборону против дивизии, даже в нелётную погоду. А в лётную я бы не советовала туда соваться даже и с корпусом. Если только она не сорвётся зачем-нибудь в Питер. Давайте дадим ей радиограмму через авиашколу. В стране, конечно, бардак и телеграф может не работать. Но радиоволны так просто не перережешь. Поэтому связаться с любым аэродромом или метеостанцией мы можем.

Через неделю во всех газетах был опубликован манифест об отречении Николая.

Михаил по этому поводу написал такое же заявление, как и в нашей реальности, не отказываясь прямо от скипетра, но и не принимая его.

Он показал это заявление Нэтти до того, как передать его для обнародования.

— Зубатова жалко, — грустно пробормотала Нэтти.

— Причём здесь Зубатов? — удивился Михаил.

— Он же упёртый монархист. Узнав об отречении последнего из Романовых он пойдёт и застрелится.

— Вот прям так пойдёт и застрелится? — недоверчиво спросил Великий Князь.

— Запросто может. А мне он нужен. И России он нужен.

— Но я не смогу сейчас взять на себя ответственность за страну. Если я приму корону, я такого наворочу, что трупов будет куда больше, чем один Зубатов.

— Да, я вас вполне понимаю. Но давайте хотя бы Зубатова попробуем спасти.

— Как?

— Завтра утром я вас отвезу в Москву, всё равно собиралась "Дукс" посетить. Вы придёте к Зубатову до того как вы огласите ваш манифест, и поговорите с ним лично. Кстати оглашение манифеста в присутствии журналистов на Ивановской площади будет намного более впечатляющим, чем передача его по телеграфу.

Михаил и Зубатов

Сергей Васильевич Зубатов пил утренний кофе в своём маленьком домике в Замоскворечье в безобразно мрачном настроении. Власть в Питере захватили какие-то мерзавцы вроде тех, что выжили его пятнадцать лет назад из охранки. А тут ещё манифест об отречении Николая. Империя рушилась на глазах.

Вдруг раздался дверной звонок.

"Это кому ещё я понадобился?" — подумал старик и пошёл открывать дверь.

В дверях стоял человек в генеральской шинели с до более знакомыми чертами лица.

— Ваше...?

— Пока ещё Высочество, — ответил Михаил. — Сергей Васильевич, давайте без чинов.

— Проходите, Михаил Александрович, чем обязан?

— До меня дошли слухи, что вы очень тяжело перенесли отречение брата. И я решил лично извиниться перед вами от имени дома Романовых.

Зубатов промолчал.

— Кроме того, я хочу просить вас вернуться на службу России.

— России? Не династии?

— Династию мой старший брат прервал, отрёкшись за себя и за своих детей. Впрочем у него на это есть резоны.

— А вы разве не собираетесь взять скипетр в свои руки.

— Увы, Сергей Васильевич. Я вижу, что Россия устала от монархии, и если я захочу сесть на трон, мне придётся стать вторым Кровавым среди Романовых, чтобы удержать власть. Я думаю, вы можете меня понять. Ведь именно нежелание сосредоточиться на репрессиях помешало вам принять приглашения Святополк-Мирского и Трепова вернуться на службу. Если Учредительное собрание, которое, я надеюсь, соберут примерно через полгода, призовёт меня, тогда да, придётся впрягаться в этот воз. Но без явно выраженной воли народа я корону надевать не хочу.

— Тогда что же вы хотите предложить мне?

— Руководство московской полицией. Вчера полковник Грузинов явочным порядком принял командование округом, арестовав Мрозовского. И назначил Вогака высшей гражданской властью Москвы. Но что-то у меня есть сомнения, что Вогак справится с тем, чтобы поддержать порядок в городе без репрессий.

— А я справлюсь?

— Думаю, да. Сейчас основную силу в городе представляют собой рабочие дружины заводов. А вы умеете разговаривать с рабочими. Петроград, как это обычно бывает во время революций, будет слать дурацкие и противоречивые указания. Но вы сумеете их игнорировать, опираясь на заводчиков и купечество. Ни один строевой офицер не сумеет. Даже я, пожалуй, не справлюсь. А вы, гражданский чиновник, находившийся последние пятнадцать лет в оппозиции к действующей власти, сможете любое указание соотносить с реальным положением вещей. Тем более что не мне и не всяким Родзянко вас учить как собирать информацию об этом самом положении вещей с помощью филёров, секретных сотрудников и так далее.

Сергей Васильевич, прошу вас, сохраните мне Успенский собор до Учредительного собрания. Призовут меня на царство или нет, но кому-то там давать присягу как правителю России. Не дайте развернуться в Москве таким беспорядкам что Кремль сотрут с лица земли артиллерией.

— А вы, Михаил Александрович?

— Да, Сергей Васильевич, вы имеете полное право спросить меня "А чем ты, Великий Князь Михаил Романов, собрался заниматься, если древнюю столицу на меня, старика, скидываешь?". Действующей армией я собрался заниматься. Причём южным флангом. Обязанностей генерал-инспектора кавалерии с меня никто не снимал. Вот подлечили мою язву немного в Нижнем, и пора уже обратно на фронт.

А сегодня нам с вами надо опередить бунтовщиков и предотвратить разгром охранного отделения и полицейских участков и уничтожение картотек, которые до такого совершенства довёл Аркадий Францевич.

Едем в Совет Рабочих депутатов, возьмём у них рабочие дружины и будем обеспечивать революционный правопорядок в городе.

— А почему не к Вогаку за войсками?

— Вогаку я вас сегодня тоже представлю. Но войска колеблются. А силы Совета готовы действовать. Помните, сейчас, в период беспорядков самое главное это защитить сыщиков, городовых и других опытных полицейских от уголовного элемента, у которого на них зуб. Какая бы власть ни установилась, ей будут нужны и городовые, и криминалисты Кошко. Но надо чтобы они дожили до того момента, когда власть установится.

Третьего марта в Петрограде в Таврическом дворце собралось на своё первое заседание Временное правительство.

— А вы слышали, что учудил Великий Князь Михаил? — поинтересовался Милюков.

— Засел в Ипатьевском монастыре? Он вроде в Нижнем лечился, — съехидничал Гучков.

— Если бы! Вчера он объявился в Москве, всех там построил, назначил обер-полицмейстером Зубатова, заставив тому выписать мандаты и городскую думу, и Совет, и командующего округом, потом с крыльца Василия Блаженного зачитал Манифест о том, что примет корону только если её ему предложит Учредительное собрание, дал там же, на Ивановской площади, интервью Гиляровскому и Немеровичу-Данченко и куда-то исчез.

— Значит, гражданскую власть в Москве сейчас представляет Зубатов... — задумчиво протянул Терещенко. — Ну, думаю там порядок будет. Вот бы нам ещё в Питере столь же авторитетного градоначальника где-нибудь взять...

— Где, это понятно, — резко вступил в разговор Керенский. — На Тучковой набережной19. А вот уговорить этого анархиста взять власть...

— Вы имеете в виду ... ? — изумлённо выдохнул Родзянко.

— Да, именно его. Князя Кропоткина, Петра Алексеевича. Ни один человек в России не обладает таким авторитетом среди всех революционных течений как князь Кропоткин. И его деятельность на посту председателя КЕПС за последние два года завоевала ему уважение и среди предпринимателей.

TBD Гельсингфорс, 4 марта 1917

Романов-на-Мурмане

Александр Михайлович торчал на Александровском аэродроме, занимаясь комплектованием полка торпедоносцев берегового базирования. Почему этим должен заниматься командир "Измаила" и адмирал?

А потому что Нагурский, скотина, хороших командиров из авиагруппы авианосца отдавать не хочет. Поэтому будущим полком пока командует 24-летний прапорщик Миша Бабушкин. Впрочем, у Нагурского все такие юнцы. Летать и топить броненосцы умеют, а вот организовать жизнь полка — это гораздо хуже. Списать что ли сюда кого-нибудь из флотских офицеров с "Чесмы"? Тоже не хорошо. Командовать авиационным соединением должен лётчик. А как прапорщик будет капитаном второго ранга командовать?

Ладно, дадим им унтеров постарше и потолковее, справятся.

В небе показалась тройка "Москитов". Не подвёл Сикорский, и несмотря на то, что творится в столице таки отправил на север обещанные самолёты для берегового полка. Бомберы честь по чести описали круг, зашли один за другим на полосу. Один из них подрулил прямо к подножью вышки, где стоял адмирал Романов. Люк открылся и на полосу стали спускаться люди. Сандро уже хотел отчитать командира за излишнюю лихость, но первым на полосу ступил отнюдь не командир. Почти неузнаваемая в авиационном реглане и шлеме из машины выбралась великая княжна Ксения.

Великий князь порывисто обнял супругу.

— Откуда ты здесь?

— Ну понимаешь... Пойдём куда-нибудь в тепло, продрогла я за время полёта.

С бытовыми условиями в Александровске-на-Мурмане было плоховато. Поэтому адмирал повёл супругу к своему катеру, ожидавшему у берега. Там по крайней мере тепло от поддерживаемого под парами котла.

Через полчаса Ксения уже сидела в командирской каюте "Измаила" и пила чай с коньяком, постепенно приходя в себя.

— Понимаешь, в Питере ещё за неделю до отречения Никки стало твориться что-то странное и страшное. Перебои с хлебом, разгневанные толпы на улицах, бунтующие запасные полки. После объявления манифеста об отречении слуги из Аничкова дворца почти все разбежались. Электричество отключили, мы с маман сидели при свечах. Вчера вдруг приехали моряки на бронированном автомобиле, и сказали что по приказу фон Эссена они собирают членов семьи всех офицеров флота, которые находятся в Питере и вывозят в Кронштадт, где спокойно. Командовал такой юный гардемарин, Федя Раскольников. Я сказала что без мамы не поеду. Федя задумался, и какой-то пожилой унтер сказал, мол, тёща тоже член семьи. Так что они вывезли нас обеих. Но сначала не в Кронштадт, а на Комендантский аэродром, к Игорю Сикорскому. Он и предложил мне не улетать в Кронштадт на летающей лодке, а дождаться утра когда будут перегонять три борта на Мурман и попроситься пассажиром, чтобы улететь к себе.

Пилоты потом шутили что они теперь борт номер два. Борт номер один, мол возит главу государства, а номер два — наследника престола.

— Это с чего они взяли?

— Ну понимаешь, это их Временное Правительство каких только идиотских указов не напринимало. Например, Романов-на-Мурмане переименовали в просто Мурманск.

— Это правильно. Романов-на-Мурмане это теперь я. А город пусть будет Мурманск. Но причём здесь твои права на престол.

— А закон о полном равноправии женщин и мужчин они тоже ухитрились принять. А Мишкин — младше меня. Так что у него теперь номер второй. Кстати, ты не в курсе, что с ним? После этого странного заявления, что он примет скипетр только если это ему предложит Учредительное собрание, я о нём ничего не слышала.

— Сидит в Нижнем, лечит язву, налаживает оборону Ипатьевского монастыря.

— Хм, мещанин Минин у него, конечно, госпожа Марсова. Как раз по новомодному закону о равноправии. А кто Пожарский?

— А на чёрта нужен Пожарский бывшему командиру Дикой Дивизии? Этот в случае чего сам поведёт ополчение. В общем, если хочешь с ним связаться, послать ему радиограмму никаких проблем.

Апрельские тезисы фон Эссена

После получения новостей об отречении царя, русские социал-демократы в Женеве стали собираться в Россию. Их швейцарский единомышленник Роберт Гримм предложил своё посредничество в переговорах с германским правительством насчёт поездки через территорию Германии.

Ленин категорически отказался.

— Вы понимаете, что пойдя на какие-либо соглашения с немецким правительством, воюющим с Россией, мы дадим повод нашим политическим противникам объявить нас немецкими шпионами. Нет, никакой Германии. Пусть дольше, но будем добираться через союзников и нейтралов.

Через парижских негоциантов, с которыми в ходе работы патентным поверенным Нэтти в Европе, он завязал тесные деловые отношения, Владимир Ильич сумел выйти на шведского арматора, корабли которого ходили под нейтральным шведским флагом из Гавра в Гётеборг. Так что осталось только добраться до Гавра через Францию, это было относительно несложно.

16 апреля поезд, в котором ехали из Финляндии большевики, прибыл на Финляндский вокзал Петрограда. Они не ожидали увидеть здесь огромную толпу встречающих и караул Красной Гвардии, усиленный двумя броневиками.

Ленин при помощи красногвардейцев взобрался на пулемётную башню броневика и начал импровизировать речь о социальной революции.

В этот момент откуда-то со стороны Охты по Неве спустился серый четырехтрубный крейсер. На крыше носовой башни его стоял человек в адмиральской шинели.

Он поднёс к губам микрофон.

— Ну что, Владимир Ильич, померимся у кого стволы толще? — раздался над Невой его голос, усиленный мощными динамиками.

— Это Эссен, — шепнул высунувшийся из кабины броневика матрос 2-го флотского экипажа. — А главный калибр у "Баяна" восемь дюймов.

— Ну что вы, Николай Оттович, — сказал Ленин, понимая что его голос, ничем не усиленный, до крейсера не донесётся.

Вечером в доме Кшесинской, реквизированном солдатами автобронедивизиона, где разместился Петроградский комитет РСДРП, Ленин столкнулся с Нэтти.

— И зачем тебе понадобилась эта демонстрация с "Баяном"? — поинтересовался он.

— Мне?! — деланно удивилась девушка.

— А кому же ещё? Не говори что фон Эссен сам до этого додумался. Для того чтобы сообразить мериться толщиной стволов крейсеру с броневиком нужно иметь совершенно инопланетный стиль мышления. А мы все знаем, кто тут марсианка. К тому же всем известно, что после того, как ты в пятнадцатом году Эссена от пневмонии вылечила, он тебе в рот смотрит.

— Ну ладно, признаюсь. Да это я. Мне нужно было некоторых твоих сторонников шугануть. Чтобы знали что они не самая толстая лягушка в этом муравейнике. Но и ты тоже хорош. Ну надо же было ляпнуть про социальную революцию. Нет, я понимаю что толку от этого Временного Правительства ждать не следует, а поэтому и особо напрягаться с его поддержкой не стоит. Но зачем же об этом сразу на всю площадь орать.

Вот и пришлось тебя немного заткнуть с помощью усилителя звука, поставленного на крейсере.

— А ты как будто знала, про что я буду говорить.

— Знала, конечно. Тебя же немедленно заносит стоит тебе начать выступать перед толпой без подготовки. Пиши хотя бы план выступления и старайся от него не отклонятся. Нам сейчас главное не спугнуть всех этих Львовых и Чхеидзе. Чтобы они не ударили по нам первыми, прежде чем мы будем готовы взять власть.

— Можно подумать ты сейчас не готова. Если ты можешь загнать крейсер выше Литейного моста. Это же мало, чтобы командующий флотом у тебя с руки ел, надо же ещё и развод мостов организовать. Причём в апреле, до начала навигации. Флот твой, авиация твоя, городское хозяйство тоже каким-то образом твоё. Признайся, у тебя и верные пехотные части есть.

— Ну есть немного. Больше в Нижнем. Там у меня выздоравливающих раненых около полка. И все верят, что обязаны мне если не жизнью, то здоровьем. Ну и скауты, конечно. С этими я вообще уже сколько лет плотно работаю.

TBD Июльские события в Петрограде

Царская семья

Двадцать пятого июля Михаил получил радиограмму от Нэтти, что его помощь срочно требуется в Нижнем. Немецкое контрнаступление на Юго-Западном фронте к тому времени уже выдохлось, и ему удалось без больших сложностей получить кратковременный отпуск.

Ещё несколько радиограмм, визит в один из бомбардировочных авиаполков, приданных фронту, и вот уже они с Джонсоном сидят скрючившись в бомбовом отсеке "Москита" отправленного в Нижний на замену моторов.

В Стригино их встретила Нэтти, как обычно за рулём своей небольшой машинки и повезла на свою фабрику, по дороге рассказывая про причину вызова:

— Понимаете, этот идиот Керенский решил выслать царскую семью в Тобольск. В Петербурге ситуацию более-менее контролирует флот, поэтому того что восставший народ порвёт царя на тряпочки, Керенский опасается зря. А вот в Тобольске, в котором у власти непонятно кто, такое запросто может случиться.

— А какое вам дело до царя? — удивился Михаил.

— Понимаете ли, я не хочу жить в стране, история которой началась с бессудной расправы не только над предыдущим правителем, но и над ни в чём не повинными девочками. Поэтому я хочу добиться того, чтобы до созыва Учредительного Собрания, которое уже решит предавать Николая суду или нет, вся царская семья находилась в безопасности.

— И что вы предлагаете?

— Снять её с поезда где-нибудь, где там Транссиб пересекается с Мариинской системой, и привезти сюда, в Нижний. Здесь, как вы понимаете, есть две основные военные силы — Красная Гвардия Сормовского и Канавинского заводов и выздоравливающие в госпитале. И те, и другие уже разагитированы на тему того, что революция это не бунт, а порядок.

— И какими военными силами вы собираетесь это сделать? Наверняка же царскую семью отправят в ссылку с соответствующей охраной.

— Ещё весной я попросила у Эссена парочку старых эсминцев, для контроля поволжского региона. И вот сейчас "Эмир Бухарский" и "Москвитянин" уже прошли Вытегру и приближаются к Белозёрску. Каждый из них это три четырёххдюймовки, шесть пулемётов и около сотни человек.

— А зачем вам в этой операции я?

— Затем что вам брат и его семья поверят. Очень сложно спасать тех, кто не хочет быть спасённым. Кроме того, вы уже полгода занимаетесь подготовкой штурмовых отрядов. На миноносцах там есть несколько человек, имевших опыт десантов в Курляндии летом 1915, но этого мало. Нужно за оставшиеся несколько дней обучить людей действовать в городской застройке, с использованием автоматического оружия против превосходящих сил противника. И так чтобы весь город в процессе в развалины не превратить. Давайте грузим сейчас в мою летающую лодку полсотни комплектов штурмового обмундирования и пистолет-пулемётов и летим в Белозёрск.

* * *

Второго августа 1917 года состав, везущий Николая II и его семью в Тюмень, прибыл в Череповец.

На станции к удивлению Николая его встречал отряд моряков под командой кого-то в генеральском кавалерийском мундире. Присмотревшись, Николай понял, что видит перед собой родного младшего брата, Михаила, в пользу которого он, собственно и отрекался, хотя тот короны и не принял.

Как только поезд остановился, моряки сломали строй и оцепили вагон. Николай обратил внимание, что вооружены они были короткими "окопными" ружьями-пулемётами под пистолетный патрон, которые Мещёрский уже второй год пытался запродать военному ведомству, но то приняло это новшество в штыки. А флот... Нет про флот он ничего не понял.

Михаил широкими шагами пересёк перрон и вошёл в вагон. Ружьё-пулемёт у него было, но висело на спине стволом вниз.

— Мишкин! Ты всё-таки сумел с нами встретиться! — обрадовался брату Николай.

— Никки, Аликс, девочки! Быстро выгружаемся. Вас, Евгений Сергеевич, — обратился он к Боткину, — это тоже касается.

— Но почему?

— Дальше по реке поедем. У меня тут миноносец. Не то чтобы самое комфортабельное транспортное средство, но не медленнее поезда, и три четырёхдюймовки тоже вещь иногда полезная.

— По какому праву? — поинтересовался полковник Кобылинский.

— По праву сильного, — ответил Михаил Александрович, и ружьё-пулемёт как-то незаметно переехало со спины под мышку, в положение для стрельбы с опорой на ремень.

— У меня тут особый отряд в триста человек, — продолжал настаивать командир царского конвоя.

— Без артиллерии и пулемётов. А у меня тут эсминец с тремя четырёхдюймовками и шестью "максимами" это не считая поголовного вооружения экипажа автоматическим оружием. Ваши люди просто не смогут покинуть вагоны. Поэтому сдавайте мне царскую семью под расписку. Боткин и прочая свита, насколько я понимаю, свободные люди, добровольно следующие за ссыльными, и их задерживать вы в любом случае не имеете права.

— И как это мы по реке попадём из Череповца в Тобольск? — спросила Анастасия. — Ведь корабль не может переплыть Уральские горы.

— Ну вообще-то это вполне возможно. В 1913 году твой papá дал разрешение нижегородским купцам на реконструкцию Северо-Двинского канала? Так вот там теперь шлюзы как раз под миноносец класса "Финн". Так что можем уйти в Двину, по ней в Архангельск, по Северному Океану в Обь, а там и Тобольск. Но мы так делать не будем. Что вы, собственно, забыли в этом Тобольске? Чем хуже, к примеру, Ипатьевский монастырь под Костромой? Там история нашей династии начиналась, пусть там и закончится. Но вообще-то я вас хочу увезти в Нижний.

Николай продолжал ничего не понимать:

— Почему именно Нижний?

— Потому что там хоть и революционный, но порядок. Что в Питере, что в Сибири я не могу быть уверен, что вас не порвут на тряпочки просто потому, что вы царская семья. А в Нижнем если и отклонятся от справедливости, то в сторону милосердия.

— Мишкин, я тебя не узнаю, — вмешалась в разговор Александра Фёдоровна. — ты стал какой-то резкий, говоришь короткими фразами, действуешь быстрее чем говоришь.

— Надо вас на киноплёнку снять. А через полгода жизни в Нижнем показать. Соприкосновение с прогрессом людей меняет. Когда ездишь не на лошади, а на автомобиле или танке, командуешь через микрофон радиостанции или танкового переговорного устройства, это и правда меняет. Сандро меняться начал ещё раньше, но вы на это как-то внимания не обратили.

Буквально через полчаса царская семья с немногочисленными сопровождающими её в ссылку придворными были погружены на эсминец "Москвитянин" и тот отвалил от причала, направившись вниз по Шексне развив полный, двадцатипятиузловой ход.

К закату действительно достигли Костромы, где встали на якорь в устье реки Костромы между Ипатьевским монастырём и городом. К эсминцу после обмена флажными сигналами подошла большая шаланда, с которой полночи грузили уголь.

Михаил долго шептался с гофмаршалом Долгоруким и генерал-адьютантом Татищевым, потом матросы почти бесшумно спустили шлюпку-четвёрку, и утром цесаревны, которым офицеры эсминца уступили свои каюты, обнаружили отсутствие на борту почти всей свиты.

На рассвете путь вниз продолжился. Четыре года назад царская семья уже совершила путешествие по Волге от Нижнего до Костромы, и даже почти с той же скоростью, но это был маленький, с четырехосный железнодорожный вагон размером, катер "Заря", а сейчас они шли на 80-метровом боевом корабле. Впрочем, похоже офицеры не первый раз шли этим маршрутом.

К вечеру третьего числа эсминец ошвартовался к дебаркадеру компании "Самолёт" в Нижнем.

Там их встречали два бронированных грузовика с эскортом из нескольких солдат. Как выяснилось, это были выздоравливающие из госпиталя. В госпиталь царскую семью с немногочисленными придворными и отвезли.

Там им пришлось подождать в приёмном покое примерно полчаса, пока из операционной, сдирая прилипшие к рукам латексные перчатки не вышла Нэтти.

— Привёз? — спросила она Михаила, увидев того во главе разношёрстой команды. Тот кивнул. — О, Евгений Сергеевич! И вы здесь. Это прекрасно, к нам сейчас идёт поток раненных с летнего наступления и хороший хирург лишним не будет. Кстати, ОТМА20, вас это тоже касается. Своей властью рекрутирую вас в сестры милосердия.

— Откуда вы знаете это прозвище? — удивилась Анастасия.

— Я много чего знаю, чего в этом времени и на этой планете знать не положено.

— На этой планете... Так это вы госпожа Нэтти, марсианка?

— А откуда у вас власть? — удивился Николай.

— Да в грязи валялась, пришлось подбирать. Это вы по-моему не удержали. Ладно, шутки в сторону. Алексея я пристрою учеником на станцию переливания крови к доктору Богданову. С его болезнью лучше быть поближе к лучшему в России специалисту по проблемам крови. А вас попрошу пока быть моими гостями. Если вас затребует на суд Учредительное Собрание, не выдать вас я не смогу. Алексея смогу, девочек смогу — они никаких преступлений не совершали. А вас я могу не выдавать самозванцу Керенскому, но не законно избранному Учредительному собранию.

Николай шёпотом спросил у Михаила:

— И как это понимать?

— Как шутку, — тоже шёпотом ответил тот. — Власть у Нэтти тут не потому что она уроненную тобой подобрала, а потому что тут в госпитале тысяча выздоравливающих солдат. Которых она оперировала, лечила своими фантастическими лекарствами, давала свою кровь для переливания. Как в песне поётся: "под моею рукой чьи-то жизни лежат, я им новая мать, я их снова рожаю"21. Вот для этой тысячи ветеранов с боевым опытом она — вторая мать. За неё они порвут на тряпочки и тебя, и меня, и Керенского, и Троцкого. И заметь, она хочет чтобы твои дочери оказались в точно таком же положении.

* * *

Керенский пришел домой крайне озабоченным. В прихожей его встретил двенадцатилетний сын Олег:

— Папа! Тут доставили из Англии новую книжку про страну Оз! Там принцесса Озма пропала.

Александр Фёдорович был слишком озабочен проблемами политики, чтобы адекватно отреагировать на события в жизни сына:

— Олег, тут у нас целых четыре принцессы пропали. В поезде нет, в Ипатьевском монастыре тоже нет. Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Если по первым буквам, будет ОТМА. Ну вот что стоило Николаю назвать свою вторую дочь не Татьяной, а Зоей и Зинаидой. Была бы тоже ОЗМА. Куда твоему американскому сказочнику до реальности.

TBD Моонзундская операция

TBD Штурм Зимнего

Часть 5. Мир народам

Хочешь разорить небольшую страну

Карл Хельферих вышел на крыльцо дворца в Брест-Литовске и полез в карман пиджака за сигаретами.

— Позвольте предложить вам сигару, — услышал он сочный баритон, говоривший по-немецки фактически без акцента.

Перед ним стоял человек в пальто с воротником из бараньей шкуры и бараньей же папахе.

Немного подумав, Хельферих понял, что перед ним должно быть Красин, бывший директор российского отделения Сименс.

— С удовольствием, герр Леонид!

— Ну как, вы уже получили от Тиссена предложения по поводу того, какие российские товары Германию интересуют в первую очередь? — спросил Красин, поднося немцу зажигалку.

— Получил, ещё не читал.

— Тиссен не знает самого интересного.

Русский вынул из кармана кусочек резины и протянул немцу.

— Возьмите вот это и переправьте Тиссену. Я думаю что уже за поставки каучука в количествах сотен тонн в месяц вы согласитесь уступить в своих требованиях довольно сильно. А за лицензию на технологию производства каучука из картошки вообще отдадите нам всё, по самую довоенную границу.

— Из картошки? — удивился Хельферих.

— Ну да, У нас ещё много чего интересного есть. Об этом я и хотел бы с вами поговорить в приватной обстановке. Дело в том, что фон Кюльман искренне считает что выторговать что-то полезное для Германии можно только отобрав это что-то у России. А мир устроен несколько сложнее и наиболее интересных результатов можно было бы добиться, если договариваться в первую очередь о вещах, полезных и Германии, и России, за счёт Англии и Франции. Они же сюда делегаций не прислали, вот пусть и расплачиваются.

— О вещах полезных и Германии, и России? Мне нравится такой подход. Так о чём же?

— Первый вопрос, это Черноморский флот. Почему-то фон Кюльман очень хочет поделить эти три несчастных дредноута между Германией и Турцией. А зачем они вам? Есть поговорка: "Хочешь разорить небольшую страну — подари ей броненосец". Россия и Германия — страны большие, но и броненосец тут не один. Представьте себе, что Германия снимет с России бремя содержания в боеготовом состоянии этих кораблей. Это семьдесят тысяч тонн стали, четыре тысячи человек, оно потребляет огромные количества угля и смазки, требует ремонтов. Теперь давайте подумаем, сколько самолётов-торпедоносцев сможет произвести Россия, ну, скажем, за год, только на деньги, которые тратятся на содержание этих линкоров? Разве "Гебен" утопили они? Они тогда ещё у достроечной стенки стояли. А "Мольтке"? Разве его пустили ко дну 12-дюймовые снаряды "Петропавловска" и "Полтавы"? При этом перебросить "Петропавловск" в Чёрное Море или "Катю" с "Машей" в Балтийское во время войны почти нереально. А вот полк-другой торпедоносцев перелетит из Качи на Эзель меньше чем за сутки.

— Интересный расклад. Но тогда вы должны первым меня убеждать забрать эти кораблики. В чём выгода для России?

— Россия сейчас неоднородна. В ней есть разные группы, которые имеют разные представления о внутренней и внешней политике. Я представляю группу, которую можно назвать технократами. Которая входит в более широкий альянс "Красных имперцев". В отличие от группы Троцкого, которая считает что удержаться наша власть может только в случае победы революции в Западной Европе, и прежде всего в Германии, мы считаем что нам нужно наводить порядок в России и пытаться как-то мирно сосуществовать с окружающими капиталистическими странами. Поэтому нашими естественными союзниками являются офицеры старой армии и, особенно, флота. Тем более что флотские офицеры технически образованы, и наши инженерные идеи им близки. Если я сумею сохранить для России эти бесполезные в военном отношении кораблики, я могу рассчитывать на лояльность морских офицеров. Мне нужен Колчак, который ещё пятнадцать лет назад руководил экспедицией в Восточно-Сибирском море, мне нужен Новопашенный, командовавший ледоколом, прошедшим из Владивостока в Архангельск. Зачем они мне нужны? А чтобы организовать вывоз хлеба Сибири через Карское море. Германии нужны экспортные запасы хлеба в Архангельске? А никель Таймыра и Печенги? Вот чтобы это вам продать, мне нужны эти корабли.

По хорошему счету, "Гангут" и "Севастополь" нужны мне не в Гельсингфорсе, а на Мурмане. Минную позицию можно прикрыть и корабликами поменьше. А там, где береговые батареи ещё не развёрнуты, а Гранд Флит может проявить нездоровый интерес к перевозкам зерна и руд из Сибири, линкоры с ледокольными обводами могут оказаться полезными. К сожалению, когда Эссен отправлял туда "Петропавловск" и "Полтаву", решили что переход на север всех современных линкоров Балтфлота слишком фраппирует англичан.

Второй вопрос: у вас в Германии есть сильное желание посодействовать националистам Финляндии. Вот не надо это делать. Батареи Гангута это часть контура обороны нашей столицы. Кроме того, высадив экспедиционный корпус в Финляндии вы создадите угрозу железной дороге на Мурман, а мы хотим туда эвакуировать чехословацкий корпус. Нужен он вам на Украине? Вряд ли. Гораздо лучше если он будет во Франции. Они его там ещё несколько месяцев будут вооружать и формировать, даже если ваши U-боты не проредят его хорошенько по дороге. И в любом случае во Франции это не более чем 3-4 дополнительных дивизии. А у нас в тылу эти 3-4 дивизии могут оказаться значимой военной силой, способной поменять лояльную к Германии большевистскую власть на профранцузскую. Как раз в самых что ни на есть районах производства экспортного зерна, которое позарез необходимо Германии.

TBD Учредительное собрание

TBD Маневренная война с немцами в марте 1918

Гангутский десант

Пароход, на борту которого примерно тысяча финских егерей, воевавших на стороне Германии, возвращались в Финляндию, вышел из Кенигсберга третьего апреля и направился к Ханко. Немцы в самый последний момент отступились от помощи Финляндии, и уже сформированный Остзейский корпус на пароходы не погрузили. Чем-то их эти большевики дожали. Но зафрахтовать коммерческий пароход и отправиться в Ханко не помешали.

Ходу было примерно полтора суток.

Через сутки курс корабля проходил в непосредственной близости от острова Эзель. Естественно, идущий по Балтике пароход для под немецким коммерческим флагом вызвал интерес у русских, и над пароходом описала пару кругов летающая лодка.

Но этим всё и ограничилось. И вот уже до берега осталось совсем немного, по правому борту уже топорщились зелёной щёткой леса острова Лемменламни. Как вдруг из-за острова появился огромный серый корабль, в сопровождении двух корабликов поменьше и двинулся наперерез.

На мачте взмыли сигнальные флаги. Капитан парохода передвинул рукоятки машинного телеграфа на "Стоп" и сказал стоявшему на мостике рядом с ним командиру егерей:

— Ну вот, доплавались. Хотели Гангут? Вот вам "Гангут".

— И что теперь?

— А ничего. Удрать от линкора мы не сможем, у него ход вдвое больше нашего. Сопротивление оказать — тоже. Если ваши парни хотя бы повернут стволы в сторону этого монстра... У него вот эти длинные пушки по три штуки в башне — двенадцать дюймов. Одного снаряда с лихвой хватит чтобы разнести мой пароход в щепки.

— И Германия это стерпит?

— Попробуй не стерпи. Хозяин этого моря русский лётчик Уточкин. Один линейный крейсер и два броненосца он уже утопил. Если кайзер пришлёт сюда хоть весь Флот Открытого Моря, то он и его утопит. Но самое главное, не это. Мне тут по секрету один знакомый из ведомства Николаи шепнул, что когда на переговоры в Бресте зашли в тупик, Красин хлопнул ладонью по столу, и сказал: "А ведь мы, большевики, идейные наследники Народной Воли. Нам не впервой убивать императора бомбой. И у нас есть чем эту бомбу в Сан-Суси доставить. Спросите у фон Рихтгофена, если Уточкин приведёт в Сан-Суси полсотни "Москитов" он сможет его остановить?". Спросили, выяснилось, что в бою один на один ни один немецкий истребитель не имеет шансов против "Москита". Вы вот удивлялись, почему это Остзейский Корпус остался в Восточной Пруссии. А именно потому, что красные обещали, что любая наша попытка вмешаться в дела Финляндии вызовет ответный удар по штабам. Причём не просто удар, а как они говорят "ковровые бомбардировки".

Небольшой кораблик с издевательским названием "Финн" подошёл к борту парохода и высадил призовую партию. Небольшой-то небольшой, а две четырехдюймовки и четыре пулемёта на нем были приведены в боевую готовность. Под прицелом столь превосходящей огневой мощи финские егеря были разоружены, после чего пароход вошёл в Ханко, куда эти люди так стремились, но попали они туда уже не как вооружённая сила, а как военнопленные.

TBD переговоры с финнами чтобы остались в Антанте

TBD Вывоз чехословацкого корпуса в Мурманск. Или через Босфор?

Авторитет среди моряков

Троцкий на заседании ВЦИК был вне себя от ярости:

— Что это за ерунда? Почему мурманским краем у нас фактически командует Великий Князь? Почему у этого Сандро такой авторитет среди моряков? Надо немедленно вызвать его в Петербург и арестовать!

— Не кипятись Лев Давыдович, — спокойно сказал Дыбенко. — Авторитет у него среди моряков потому, что он его заработал. Вот что ты руками умеешь делать, кроме как бумагу марать? А Александр Михайлович провёл "Измаил" через Эресунн ночью на двадцатичетырехузловом ходу. И "Петропавловск" с "Полтавой" за собой в кильватере протащил.

Мне плевать, что он великий князь, внук одного царя и деверь другого. Мне важно что он моряк каких в нашем флоте может парочка наберётся — ну Колчак, ну Щастный, да в Ройял Нэви десяток, и что он считай создал российский воздушный флот.

— А разве российский воздушный флот создала не Нэтти с Лысковским? — удивился Троцкий.

— Не я, — высказалась Нэтти. — Я только подкидывала всякие технические идеи. Я вообще поначалу хотела только себе личную разъездную летающую лодку. Но когда мы с Сикорским её испытывали, Кованько притащил в ангар Александра Михайловича. И дальше он уже держал руку на пульсе. Лысковский вряд ли рискнул бы так активно вкладываться в создание сети маршрутов, если бы не чувствовал интерес Морведа к применению авиации.

Да, я учила его летать на "Моските", отрабатывала с ним посадку на палубу, помогала освоить навигацию по локатору. Локатор для этого выделила и "Зарю" у того же Лысковского выпросила чтобы в Ладожских шхерах тренироваться.

Но если человек в этом возрасте и в адмиральских чинах не просто сам берётся за штурвал, а осваивает новую технику, то авторитет этого человека заслуженный.

* * *

Тем временем в Англии происходило совещание с участием министра вооружений Черчилля и командующего флотом Битти.

Обсуждался вопрос высадки английских войск на Севере России.

— Мурманск? — поинтересовался Битти. — сэр Уинстон, вы же были Первым Морским лордом. Вы должны понимать что будет если мы вторгнемся в Кольский залив. Там у русских есть два неплохих линкора, хотя скорее тяжёлых линейных крейсера, предвоенной постройки, пять эсминцев и этот чёртов авианосец. Ну ещё кое-какое старьё времён русско-японской войны. Которое, как показала прошлогодняя кампания на Балтике может быть весьма успешно применено для защиты минных полей от траленья при условии прикрытия торпедоносцами с воздуха и хорошего знания водного района. Кольский залив это длинный извилистый фьорд. И там эскадрой командует человек, умеющий водить линкоры на полном ходу через Эресунн. Я не рискну в этот фьорд соваться больше чем на десяти узлах. Особенно если туман. А он за год там выучил каждый камешек. А минными силами там командует Колчак, к которому мои офицеры учиться ездили.

— А договориться с ним?

— Договориться с принцем Александром? Увы, отношения с ним у Англии испорчены безнадёжно. Он женат на сестре последнего царя, а значит племяннице нашей вдовствующей королевы. И почему-то королева Александра очень возмущена тем что Александр гулял от жены налево. Cэр, но вы же были Морским Лордом. Вы понимаете что у любого хорошего моряка по девушке в каждом порту.

Жена его давно простила и сидит вместе с ним в Мурманске. Благо там гораздо спокойнее, чем в Петрограде.

Что мы ему можем предложить? Выше его теперешнего положения разве что звание консорта при жене-императрице.

Он его сам возьмёт, если захочет, потому что из всех родов войск в России, если не считать этой большевицкой Красной Гвардии более-менее в порядке только флот и авиация. Во флоте он служил всю жизнь, его там ценят, ну и вообще ни один моряк мира не скажет слово поперёк тому, кто ходит через Эресунн на 24 узлах ночью в туман. А авиация это вообще его детище. Так что если он пока довольствуется практически неограниченной властью в Северном Крае и не лезет в бунтующие крестьянские края, то не потому что у него нет сил. А потому что не хочет стать ещё одним Кровавым.

Спасти Мирбаха

Волжский мятеж

В начале июля 1918 года Нэтти сильно обеспокоилась возможностью восстаний в Рыбинске и Ярославле. Ход событий пока не настолько сильно отличался от известной истории. Хотя Учредительное Собрание и продолжало заседать в Таврическом Дворце, формируя бесконечный список преступлений Николая II, и, соответственно никакого КОМУЧа в Самаре не возникло, и чехословацкий корпус был ещё в марте вывезен в Мурманск, где успешно посажен на корабли, но существовал атаман Дутов, Башкирское правительство и прочие контрреволюционные силы.

Весь май и июнь она теребила Тринклера, чтобы ремонт эсминцев "Москвитянин" и "Эмир Бухарский", которые были по её настоянию переброшены с Балтики в Поволжье, ещё летом 1917 был закончен поскорее. И наконец 1 числа оба корабля вышли на ходовые испытания.

У них были заменены котлы на водотрубные, способные работать как на твёрдом, так и на жидком топливе, что было очень важно на Волге, где все пароходы работали на бакинской нефти, а паровые машины на дальнешее развитие тех паровиков, которые Тринклер начал выпускать в 1910 году для самолётов Сикорского. Нельзя сказать, чтобы это заметно увеличило мощность машин и скорость хода, но свободного места в трюмах поприбавилось, а дальность хода возросла примерно вдвое.

И вот на закате 5 июля оба корабля на полном ходу подошли к Ярославлю. Вместе с ними шли четыре катера "Заря" благо скорость 20-метрового глиссера-тримарана примерно равноа скорости 80-метрового эсминца.

Два катера были обычными, пассажирскими, с крытым салоном, а два переоборудованы в десантные транспортёры для техники.

Таким образом защитники складов оружия оказались внезапно усилены штурмовой ротой при поддержке двух танков и четырьмя четырёхдюймовыми орудиями эсминцев.

Поэтому попытка почти безоружного отряда Перхурова захватить склад оказалась неудачной. Подошедший отряд городской милиции вступил в бой с нижегородскими красногвардейцами. Но силы были слишком неравны. И оказавшись под огнём танковых пулемётов милиционеры залегли. Отряд, посланный выяснить, что за стрельба происходит в районе оружейного склада, имел при себе рацию. Поэтому на подмогу был вызван бронеотряд Супонина. Два пушечных бронеавтомобиля с 76-мм пушками были серьёзной силой. Сормовские танки, имевшиеся у нижегородцев были вооржены всего лишь 47-миллиметровыми пушками Гочкиса. Но зато, в отличие от путиловских броневиков, могли вести огонь в любую сторону, а не только назад по ходу. Поэтому броневики были обездвижены сходу выстрелами в мотор прежде чем успели развернуться пушкой к неприятелю.

На этом Ярославское восстанием можно было считать законченным, но оставалась ещё долгая и нудная оперативная работа по выявлению тех кто успел разбежаться, и тех, кто хотел, но не успел присединиться. Поэтому 6 и 7 июля эсминцы стояли на якорях напротив городской набережной Ярославля.

Нэтти тем временем выкатила из сарая старую "шаврушку", построенную Сикорским ещё в десятом году. Она уже пять лет не пользовалась этой машиной, перейдя на более совершенную летающую лодку, способную на беспосадочный рейс от Севастополя до Архангельска.

Но сейчас более лёгкая машина способная сесть на любом плёсе или даже не лужайке, была сподручнее. Тем более что на ней сохранились крепления для подаренного забайкальским губернатором "Мадсена". Приведя машину в порядок, и установив рацию, она вылетела в Рыбинск. И уже в воздухе получила сообщение о том, что в этом городе справились своими силами.

И только Савинков, раздобыв где-то лошадь ускакал куда-то в сторону Пошехонья. Нэтти заложила вираж над городом и на небольшой высоте пошла над пошехонской дорогой.

Ага, вот он, одинокий всадник, нахлёстывающий лошадь.

Шаврушка с её почти бесшумным паровым двигателем прошла над головой беглеца, и в тот момент, когда на лошадь упала огромная крылатая тень, та испугалась, встала на дыбы и сбросила седока.

Нэтти развернулась, посадила машину прямо на дорогу. С пистолетом в руке она подбежала к неподвижно лежащему эсеру, и поняла что все её медицинские знания тут бесполезны. Падая с лошади, Савинков сломал шею.

Покушение

Рано утром 30 августа 1918 года Нэтти прилетела в Москву, на Дукс, обсуждать с Меллером поставки автомобилей для Красной Армии.

На заводе Дукс работу начинали рано, поэтому в восемь утра Меллер был на своём рабочем месте. Он не мог не похвастаться новыми машинами, стоявшими на площадке за сборочным цехом.

И вот когда они осматривали выстроившиеся на заводском дворе трёхосные бронетранспортёры, она спиной почувствовала опасность. Незаметно повернув голову она уткнулась взглядом в чёрный зрачок ствола в руках у какой-то девицы метрах в пятнадцати от них.

Нэтти резко толкнула Меллера вправо, а сама рыбкой нырнула под брюхо бронетранспортёра в противоположенную сторону. Дзыннь! Дзыннь! Дзыннь! — ударили в бронированный борт машины над её головой пули. Осторожно приподняв голову Нэтти взялась двумя руками за рукоятку "Кольта 1911" выхваченного из кобуры ещё в падении. "Ррах!" И раненная в плечо террористка роняет свой браунинг.

Рывок! И вот уже Нэтти перевязывает плечо сбитой с ног женщине которая никак не может сфокусировать на неё свои большие слегка мутные глаза.

— Фанни Каплан что ли? — интересуется Нэтти, пока подбежавший Юлий Александрович помогает поставить террористку на ноги и связать ей руки.

— Ничего я тебе не скажу кровопийца марсианская, — шипит та. — Бориса убила, убей и меня.

— Ой, не советую молчать, — задумчиво произносит Нэтти. — Я же врач всё-таки, анатомию знаю хорошо.

— Но если Каплан стреляла меня сегодня на "Дуксе", — првернулась она к Меллеру, — кто будет стрелять в Ленина на заводе Михельсона? Коноплёва что ли? Юрий Александрович, пойдёмте в радиоцентр. Нужно сообщить в Питер что в Москве эсеры начали серию терактов против большевиков. Урицкого прикрыть бы стоило. А то если его убъют, его подчинённые могут сорваться в террор.

— Но как? — удивился пришедший в себя Меллер, — как вам удалось увернуться от выстрелов с такого расстояния.

— Эта дура слеподырая нашла на кого покушаться. Вы знаете, у университетских профессоров есть такая поговорка: "Хочешь понять тему сам, прочитай по ней спецкурс". Так вот я учила тактике воздушного боя Нестерова, Нагурского, и ещё кое-кого из асов-истребителей этой войны. Не сказать чтобы у меня к этому делу был талант, но постоянно крутя учебные бои с ребятами, у которых талант есть, приучаешься спиной чувствовать чужой взгляд через прицел. Опять же с бойскаутами я который год по лесам бегаю. Там то же самое — подловить противника в прицел. С кем-нибудь из наших руководителей-агитаторов у неё бы могло получиться, даже несмотря на то что зрение у неё никудышное. Просто от неожиданности. Хотя, пожалуй, любой выпускник моей школы на Капри бы справился.

Сообщение о покушении на Нэтти ушло циркулярно и по авиационной радиосети и по КЕПС-овской. Нэтти написала ещё личную радиограмму Кропоткину, считая что только его авторитетом можно уговорить Урицкого принять экстраординарные меры по охране. Но Сикорский успел первым.

В 8:30 утра Урицкого вернувшегося домой уже после полуночи, сорвал с постели телефонный звонок.

— Алло, Моисей Соломонович? Это Сикорский, Коменданский аэродром. Только что пришла радиограмма из Москвы, что в Москве совершено покушение на товарища Марсову. Она предполагает что это первое в серии покушений запланированных эсерами.

— Что? В Москве покушаются на деятелей нашей партии? Игорь Иванович вы можете доставить меня в Москву сегодня до конца рабочего дня?

Сикорский на другом конце провода усмехнулся. Насколько он понял Нэтти, главное было предотвратить следующие покушения. Урицкий в воздухе между Москвой и Питером для эсеров недосягаем.

— Да, легко. Вы сейчас где? 8-я линия Васильевского в двух кварталах от Невы? Выходите к Неве я вас подберу на гидроплане.

Через двадцать минут Урицкий был уже на Комендантском аэродроме, где техники готовили к полёту истребитель-спарку Ураган22. Пока самолёт готовили к вылету, Урицкий прочитал шифровку, полученную из Москвы и, позвонив своим подчинённым, дал инструкции проконтролировать вестибюли всех учреждений, где планировал сегодня появиться.

В 10:30 Урицкий уже спускался на Ходынское поле. У борта самолёта его встречала Нэтти на мотоцикле, который она позаимствовала со склада готовой продукции на "Дуксе".

— А что вы не взяли что-нибудь потяжелее и побронированнее, — поинтересовался Моисей Соломонович.

— Не мой стиль. У любой машины есть свои преимущества и недостатки. Я предпочитаю такие решения, где есть хороший обзор и манёвр. Ну что, поехали?

— Куда?

— На Петровку, 38. Там уже собраны все материалы, и там же задержанная.

В этот момент к самолёту подбежал солдат из БАО и сказал:

— Наталья Александровна, там срочное радио из Питера.

— Поехали пока в башню, садитесь, — показала Нэтти Урицкому на заднее сидение.

В шифровке из Питера сообщалось, что в здании Петрокоммуны, куда Урицкий должен был прийти сегодня, арестован эсер Каннегиссер, в течение часа безуспешно ожидавший появления начальника ЧК и выдавший себя.

— Наталья Александровна вы были правы насчёт скоординированной акции. Как вы думаете, кому ещё угрожает опасность.

— Ленин сегодня вечером должен выступать на митинге на заводе Михельсона. Это мишень номер один.

— И что же мы будем делать?

— Вы сумеете впихнуть Владимира Ильича в штурмовую кирасу? Кирасу-то найти недолго, их на заводе Бари делают. Хороших специалистов по борьбе с террористами в МУСе по-моему нет. Они по части розыска, а не по части предотвращения. И у меня в Нижнем нет. Я бы ещё успела кого-нибудь доставить, но некого. Пару снайперов на крышу посадить разве что.

Убеждать Владимира Ильича надеть под плащ кирасу Нэтти пришлось самой. Но уговорить удалось. В результате Лидия Коноплёва была непрятно удивлена тем что пули "браунинга" от вождя пролетарской революции отскакивают.

Ещё одним неприятным для эсеров обстоятельством оказалось то, что Московский Уголовный Сыск по прежнему возглавлял Аркадий Францевич Кошко. И всех его учеников Зубатов в бурном 1917 году сумел сохранить.

Поэтому кому пройти по следам и выявить всю систему подготовки покушения, было.

Вернувшись в Нижний Нэтти 1 сентября Нэтти поинтересовалось у Нади что там происходило без неё.

— Тут припёрся в госпиталь какой-то Юровский и пытался арестовать цесаревен. Показывал мандат с подписью Свердлова.

— И что?

— Ну ему повезло, моряки Раскольникова отбили его у выздоравливающих, те уж совсем было его костылями забить хотели. Сейчас сидит в канатном ящике на "Москвитянине".

— Как интересно...

— Ну а что он хотел? С твоей лёгкой руки дочери Николая уже год в госпитале работают, судна за раненными выносят. И кровь дают при операциях. Можно подумать выздоравливающие раненные позволят кому-то "сестричек" обидеть.

Пришлось ехать на "Москвитянин", допрашивать Юровского, а потом прямо с эсминца, писать шифровку в Москву Урицкому, который пока ещё возился с расследованием покушений и в Питер Дзержинскому.

Ещё на всякий случай Нэтти попыталась связаться с Александром Михайловичем (но попробовал бы его кто тронуть на эскадре Северного Океана) и Михаилом. Тот на Украине подвергался несколько большей опасности, но тоже вокруг него всегда было не менее батальона верных войск.

П.Ю. Черносвитов (в книге "История северорусского судостроения"; — СПб.: Алетейя, 2001 с.10-28)↩︎

Ж.И. Кусто "В мире безмолвия".↩︎

Нэтти описывает схему Диффи-Хеллмана.↩︎

Двойной квадрат или шифр Уинстона создан в 1854 году и применялся вплоть до Второй Мировой.↩︎

Pike de faucon(фр) соколиный удар. Не было тогда ещё сложившейся авиационной терминологии.↩︎

Ставрополь на Волге, ныне Тольятти.↩︎

Царевококшайск, ныне Йошкар-Ола.↩︎

Песня А. Городницкого↩︎

Песня А. Городницкого↩︎

Нынешний город Нижневартовск, почему Нэтти его и вспомнила. В 1910 году там была деревенька из трёх домов.↩︎

Rutherford E. The Scattering of α and β Particles by Matter and the Structure of the Atom, Philosophical Magazine. Series 6, vol. 21. May 1911↩︎

На самом деле протия в составе природного водорода намного больше. 9998 на 2. Нэтти сильно упрощает ситуацию с измерением атомных масс.↩︎

Иващенко и Васильев "В аэропорту Минводы".↩︎

Слова К.Ваншенкина, музыка Я.Френкеля "Нелётная погода".↩︎

Село Дудино — современный город Дудинка.↩︎

Песня А. Городницкого↩︎

Цитаты из песен Ю. Визбора.↩︎

Адмирал И.К. Григорович занимал в 1913 году пост морского министра.↩︎

По адресу Тучкова Набережная 2а, ныне Набережная Макарова, располагалась КЕПС.↩︎

OТМА — по первым буквам имен Ольга-Татьяна-Мария-Анастасия, прозвище которым дочери Николая II именовали себя всех вместе в узком семейном кругу.↩︎

Песня Ю. Визбора.↩︎

Истребитель "Ураган" создан Сикорским примерно одновременно с бомбардировщиком "Москит" и под тот же двигатель на основе имеющихся сведений о Hawker Hurricane.↩︎