— Мозги тебе, как я погляжу, уже промыли.
— Кать, да пойми ты, я Кирилла больше всех люблю, — весь запал пропал, и сейчас в Надином нежном голосе слышалась вина за предыдущую вспышку злости. — Но что я сделать могу? Сама понимаешь...
— Понимаю, — без эмоций отозвалась я.
— Я сама не хочу сдавать сына в этот пансион, хотя он и неплохой, — продолжила она, приободренная моим тяжелым молчанием.
А ведь отдашь, подумалось мне. Отдашь и не вспомнишь. И если бы меня не было, то и вопросов никаких не возникло.
— И?
— Я подумала...ты же его любишь, Кать, я точно знаю. А мать...уж лучше он в пансионе жить будет, чем с ней. Ты бы слышала, что она устроила, когда Кирилл нечаянно опрокинул какую-то там вазу. Не разбил, — поспешно покачала головой девушка, — слава богу. А то она точно не выдержала бы. Поверь мне, я бы никогда не стала тебя утруждать, если бы не знала всей ситуации.
— Закрой рот, — лениво сказала я, не желая слушать о своей проблеме. Не ее это дело, что у нас с Митькой детей нет. — И иди обувайся. Кстати, когда ты уезжаешь?
— Послезавтра, — бодро протараторила Надька, не обратив внимания на грубость. — Вечером.
Больше я с ней не говорила. Забрала Кирю, который жутко мне обрадовался и кинулся обниматься, взяла его вещи — те, которые мне отдали, и ушла.
— Ты на сколько уезжаешь? — перед уходом уточнила я у Надьки.
— Учеба от двух до четырех лет в зависимости от специальности, а что?
— Оформить бумаги сможешь?
Девушка с ужасом на меня уставилась.
— Какие бумаги?
В коридор сразу Анжела выбежала, закрывая дочь собой.
— Что не так?
— Какие бумаги? — Надя переводила глаза с меня на мать. — Чтобы я ей ребенка отдала?
— Успокойся, — одернула женщина дочь. — Нужен он ей, — она ко мне развернулась и свысока бросила: — Ты про временную опеку?
— Да. Вы не подумали, что если с ним что-то случится, то я не смогу все формальности выполнить? Я не мать.
Очевидно, они не подумали. Но Анжела сразу же взяла дело в ежовые рукавицы.
— Через три дня будет. У мужа какие-то знакомые есть, я узнаю.
Я только плечами пожала и вышла. В их же интересах все оформить, да побыстрее. Кирилл, уютно устроившийся у меня на руках, растерянно оглянулся на захлопнувшуюся с гулким железным звуком серую металлическую дверь, и непонимающе заморгал.
— Ма-ма? — невнятно пробормотал он и перевел голубенькие глазки на меня, как на единственное знакомое лицо. — Ма-ма?
— Мама скоро приедет, Кирюш, — соврала я и сморгнула обжигающие слезы. — Ты только не плачь, ладно? Ты мужик у нас или не мужик?
* * *
— Поправь меня, если я ошибаюсь, — медленно произнес Митя, поглядывая через дверную щель на Кирю, который, сидя на пушистом ковре, с удовольствием играл в кубики. — Ты что, просто так взяла и забрала его?
— А что ты мне предлагаешь? — свистящим шепотом спросила я, уперев руки в бока. — На улице его оставить?
Митька взялся за ручку и раздраженно захлопнул дверь.
— Ты сама сказала, что они его в какой-то там пансион устроили.
Такого отпора я от Мити не ожидала. Знала я его, конечно, не первый год, да что там, мы столько лет под одной крышей прожили, поэтому я догадывалась, что особого восторга мое решение у него не вызовет. Но он мог бы хотя бы понять, встать на мое место, подумать, в конце концов.
— Ты сейчас серьезно говоришь? — я пристально вглядывалась в его лицо в поисках ответа. Митька глаза спрятал и раздраженно выдохнул. — Ты понимаешь, что они его в интернат хотели сдать? Именно сдать, как вещь какую-то? Ты в своем уме? Что бы ты на моем месте сделал?
— Причем тут я? Но вообще-то мы с тобой вместе живем, не забыла? — съязвил мужчина. — И, по меньшей мере, ты могла бы меня хотя бы с мной посоветоваться. Так, мол, и так, Мить, мы теперь не одни жить будем.
— Надька со дня на день уезжает уже. Подорвалась и уезжает. Чудом будет, если они документы оформить успеют.
Митька выругался себе под нос и, не сказав ни слова, развернулся ко мне напряженной спиной, на которой каждая мышца играла, и ушел на кухню. Я лишь устало к стене прислонилась, не зная, что делать теперь. И искренне не понимала, почему Митя так бурно отреагировал. Из-за того, что я с ним не обсудила ничего? Так мне и в голову не пришло, что нужно еще со-ве-то-ва-ться, чтобы не позволить ребенка на улицу выкинуть. Для меня все было кристально ясно и понятно, а оно вон как...советоваться надо.
Когда Митька немного успокоился и перестал напоминать закипающий чайник, я решила попытать счастье и попробовать поговорить с ним начистоту. Кирилл к тому времени уже спал — я ему диван разобрала и подушками со всех сторон обложила, чтобы во сне не упал. Кроватки пока у нас не было.
— Есть будешь? — я изогнулась, дотягиваясь до полной окурков пепельницы, и вопросительно на мужчину поглядела. Митька даже не подвинулся, только коротко качнул головой, отказываясь, и снова за сигаретой потянулся. — Мить.
— На сколько эта Надежда уехала?
Я заморгала и, тянув время, окурки пошла выкидывать и окно открывать, потому что накурено было знатно.
— Не знаю точно.
Он с непередаваемым выражением на меня уставился.
— Не знаешь точно? — неверяще еще раз переспросил. Я только кивнула, глаза вниз опуская. Митька все делал для того чтобы я себя виноватой почувствовала. — Ты издеваешься надо мной?
— Да не сказала она, ясно? От двух до четырех лет там учатся, а Надька сама ничего не знает.
Он по столу пальцами забарабанил, но молчал, а меня так напрягало и раздражало сейчас все — и гробовое молчание его, и стук этот, но лезть не решилась — сейчас с Митей лучше не спорить было.
Через пару минут я к нему подошла, заставила подвинуться и на колени села, обвивая руки вокруг шеи. Митька как сидел, так и остался неподвижно сидеть — только рука, расслабленно и спокойно лежавшая на столе, в кулак сжалась, а другая плетью висела вдоль тела.
— Я не могла его там оставить, Мить, пойми ты это, — прошептала я, прикрыв от усталости глаза. — Как ты понять не можешь? Он им не нужен — совсем не нужен. Есть он, нет его — им без разницы.
— А тебе это все нужно?
Он таким усталым голосом вопрос задал, что можно было подумать, будто это его заставляют Кирилла воспитывать. А я никак не могла понять всей трагедии. Что такого-то?
— Нужно.
Митя устало глаза прикрыл и потер переносицу, о чем-то напряженно размышляя. Наконец, смирившись с чем-то, выдохнул и руками развел.
— Ладно. Пусть будет. Придумаем что-нибудь.
Такое чувство было, что мне сделали одолжение, за которое я должна чуть ли не в ноги кланяться. Но, отбросив от себя странные мысли, мягко улыбнулась и поцеловала Митьку, прошептав в губы "люблю". Правда, мужчина не расслабился, да и на поцелуй почти не ответил.
Проблемы начались почти сразу же. Кире было чуть больше года — самостоятельно ходить мы уже умели, но говорили со скрипом. Ничего серьезного, нужно было больше с ним заниматься и все. Митька к племяннику относился нормально. Именно нормально, другого слова и не подберешь. Кирилл его не трогал — все хорошо. Если трогал...тут надо смотреть, что он хочет. Иногда мужчина мне помогал, играл с Кирей, но как-то без энтузиазма и словно нехотя, как одолжение делал. Если я просила посидеть с ребенком, в то время как сама смогу сбегать в магазин или по делам, то Митя чаще всего кривился и отказывался. Находил сто пять причин, по которым именно в данную минуту побыть с малышом не может.
Еще одна большая проблема — садик. И моя работа, что шло вкупе. Никакой декрет мне не светил, отпуск тоже, а работала я весь день, с утра до вечера, как и Митя, впрочем. Вся надежда оставалась только на мою маму. Она, к моему безмерному удивлению и радости, совершенно не расстроилась, узнав, что Кирилл не особо оказался нужен родственникам. Наоборот, узнав о сложившейся ситуации, мама словно расцвела и даже помолодела. Снова в глазах искорки засверкали, не слишком сильно и заметно, но уже что-то.
— Мам, только у меня дело к тебе есть, — я губу прикусила и с легкой улыбкой наблюдала за тем, как Кирилл по маминой квартире лазит и все высматривает, шкодливо оглядываясь на нас и неуверенно дотрагиваясь до каких-то вещей. — По поводу Кири.
— Ты по поводу садика?
— И по поводу садика тоже, — подтвердила я. — На очередь мы встали, правда, под каким-то жутким номером, про который мне думать страшно. Что мне делать, мам? Я не могу работу бросить. Я, конечно, пытаюсь найти что-то с более скользящим графиком, но пока ничего.
— А бабушка вам на что? — мама задорно подмигнула и негромко рассмеялась — впервые с похорон сына. — Я еще у тебя ого-го какая. Даже вот, — она кивком указала на лежащий на диване мобильник, который Кирилл потрошил с завидным упорством, — телефон есть. С камерой, между прочим.
— Продвинутая ты моя.
— Так что не забивай себе голову и работай нормально, — посерьезнев, приказала женщина. — Кирилл один не останется, не волнуйся. С садиком тоже все решится.
— Услышав нашу цифру, я так уже не думаю, — скептично хмыкнула я.
— Надька хоть звонила?
Я тяжело вздохнула. Уж лучше бы не звонила. После ее звонка Кирилл целый день ходил грустный и потерянный, хныкал постоянно, а Митька, особенно раздраженный в тот вечер, даже из дома вышел, потому что ему плач детский на нервы действовал.
— Звонила.
— Лицо попроще, Катюш. Чего ей надо было? — мама хмыкнула и со всем вниманием на меня поглядела.
— Узнать, получила ли я документы на временную опеку, сказать, что уже в Лондоне обустраивается, — начала послушно перечислять я и загибать пальцы. — Поговорила с Кирей по телефону, передала всем привет. Все, в общем.
— Всё и все, не забивай себе голову.
— Кирилл после ее звонка весь вечер капризничал.
Мама вздохнула глубоко, невесело и на умиротворенного, спокойного внука взгляд перевела.
— Он еще маленький, потом легче станет, — она изо всех сил старалась меня убедить, вложив в голос как можно больше уверенности, но я все равно ощущало мамино сомнение. — Да и вряд ли она часто приезжать будет. Там у нее что? Лондон, университет, гулянки разные. А здесь ребенок и до смерти надоевшие родители, от которых Надежда сбежала, бросив все. Жаль, конечно, Кирилла, но у него хотя бы мы есть.
— Есть, — согласно кивнула. — Но у меня до сих пор в голове не укладывается. Как можно собственного внука и сына в интернат отдать?
— Не суди, Катюш, — мама, как всегда, решила выступить в роли миротворца, хотя не такой уж у меня и характер буйный. Я спокойная, порой флегматичная, вывести меня из себя нужно еще постараться. Но с тех пор как брат умер, я все чаще срываюсь. Раньше я избегала людей строго судить, а сейчас замолчать не могу. — Бог им судья. Не хотят и не надо.
Я хмыкнула несогласно, но спорить с мамой не стала, да и сил не было на споры, если честно.
С Митькой отношения совсем расстроились. Нет, ругаться мы не ругались и друг другу безобразные сцены не закатывали, но долго находиться в одном помещении стало трудно. А разговаривать вообще перестали. Если я и набиралась храбрости робко спросить, как у него дела на работе, то получала в ответ раздраженное и скупое "нормально". После этого Митька уходил в другую комнату и за компьютер садился. Ей-богу, как дите малое.
Тетя Зоя конечно же тоже не смогла остаться от всего произошедшего в стороне. Не сомневаюсь почему-то, что в их доме каждый человек знал, что я, неспособная своих детей иметь, взяла на воспитание своего племянника. И навязала его благородному Мите, который по-рыцарски взвалил воспитание чужого ребенка на себя. Ну вот не сомневалась я и все тут. Хотя Кирилла она никогда ни словом, ни взглядом не обидела. Приехала как-то раз, когда мы с Кирей в магазин собирались и уже в дверях стояли, одетые и обутые. А тут звонок в дверь. Увидев в глазок Митькину мать, я совсем сникла, растеряв последнее хорошее настроение, которое по крупицам наскребала с самого утра. Открыть все-таки пришлось.
— Ой, Катюш, — женщина машинально на шаг отступила, чтобы не столкнуться с рванувшим вперед ребенком, — я не вовремя? Вы куда-то собираетесь?
— Да мы в магазин вообще-то собирались, — старательно скрывая досаду и раздражение, любезно ответила я, стоя на пороге и не собираясь возвращаться назад. — Я сегодня выходная, поэтому, пока время есть, решила выбраться.
— Отлично, — Зоя наклонилась и протянула Кире руку. — Привет, друг, — племянник на ее руку удивленно посмотрел. — Я бабушка Зоя. Тебя как звать?
Кирилл долго думал, прежде чем ответить, но потом милостиво обронил:
— Кия.
— Как?
— Кия!
— Киря, — с улыбкой расшифровала я. — Мы пока "р" не выговариваем.
— Понятно, — женщина посторонилась, меня пропуская, и взяла мальчика за руку. — Ты пойдешь с нами в магазин? — он только кивнул и довольно улыбнулся.
Ничего страшного, как ни удивительно, не произошло. Зоя вела себя как настоящая бабушка, вопросов мне — чего я опасалась, — она задавать не стала. Понакупила Кириллу много игрушек разных, вкусностей и прочей ерунды, но ребенок сиял, как новогодняя елка. И помогла нам все донести.
— Митька не говорил, когда придет? — полюбопытствовала Зоя, которая после шопинга, осталась у нас дома и сейчас активно помогала мне с ужином, пока племянник с головой зарылся в новые подарки. — Уже темнеет.
— Он сейчас допоздна работает, — я пожала плечами и полезла за крупой. — Приходит поздно, когда Кирилл уже спать ложиться.
Сказала я об этом безразлично, как бы между прочим, но тетя Зоя все равно нервно заерзала и виновато отвела глаза, как будто действительно за собой вину чувствовала.
— Он устает сильно, — женщина попыталась заступиться за своего сына.— И работает допоздна не потому, что специально из дома бежит, а потому что действительно работы много. Мне вон подруга рассказала — та, которая Митьке устраиваться помогала, — что у нее дочь, Ленка, тоже поздно домой приходит. У них сейчас проверки, прочая ерунда.
— А я ничего не говорю, — я к плите отвернулась, но даже так напряжение и испытующий тяжелый взгляд Зои Павловны ощущала.
— Я тебя предупреждала, между прочим, — не смогла удержаться несостоявшаяся свекровь. Хоть мы с Митькой не разбежались еще, это было всего лишь вопросом времени, и мы с ним оба это осознавали. Как и Зоя Павловна, впрочем. — Я с самого начала знала, что у вас с ним никогда нормальной семьи не выйдет. И тебе говорила, но ты же умная, вся из себя.
Одно дело знать, а другое — слушать о своей жизни, как о какой-то не стоящей внимания вещи. Тем более, от этой женщины. Я нож в руке сжала и стремительно развернулась лицом к женщине. Как бы то ни было, не имеет она права вторгаться мне в душу. Кто дал ей вообще право попрекать меня в чем-то? А глядя на то, как она самодовольно смотрит на меня, уверенная в своей правоте и победе, становилось тошно. Если бы не Кирилл, присутствие которого в квартире меня сдерживало, я бы сейчас такой разбор полетов Митькиной матери устроила, что та сто раз бы пожалела, что вообще со мной разговаривать начала.
