Чёрный пёс Элчестера. Часть третья.

В замочной скважине повернулся со щелчком ключ.

Мэтр Джеронимо устало опустился в кресло, бесцеремонно закинув ногу на подлокотник, и отсутствующим взглядом уставился на пламя в камине. Девушка, прошелестев по коврам голубыми шелками платья, подошла к окну.

— Там отвесная стена, не трудитесь, — тускло вымолвил итальянец. — А внизу стража. Окно просматривается, как на ладони.

Милица, закусив губы, убедилась в правдивости слов своего товарища по заключению.

— А вас за что сюда, мэтр Джеронимо? — поинтересовалась она, отвернувшись от окна. Врач не ответил.

Вместо этого он, подобравшись, с грустным сарказмом глянул на собеседницу.

— Вы можете мне объяснить, мадам графиня, какого чёрта вам потребовалось выводить из себя брата Климента? Какого чёрта вам нужно было плести этот вздор про ведьм и заключать пари?.. Какого чёрта вы вообще явились сюда с мужем?.. Теперь вы сидите здесь, и можете быть уверены — следующий костёр сложат вам!

Милица поднесла сложенные лодочкой ладони к губам и улыбнулась.

— Посмотрим, мэтр Джеронимо, посмотрим... С чего вы взяли, что я, как вы изволили выразиться, "плела вздор"?

— С того, что ведьм не существует, — устало вздохнул учёный. — Много бы я дал, чтобы взглянуть хоть на одну, но настоящую! В них может верить только такой мракобес, как наш брат Теодорих... Даже брат Климент прекрасно понимает, что поиски ведьм — это лишь чудесная ширма для политических интриг... Знаете, зачем вы ему потребовались?

— Чтобы влиять на моего мужа, я полагаю, — пожала плечами Милица.

— А ваш муж им нужен как пешка в игре между Лотарём и Фридрихом... Он и правда был под Нюрнбергом?

Милисента усмехнулась.

— Не будь я так уверена в себе и считай вас подосланным шпионом, я ответила бы, что ничего не знаю... Но я скажу: правда. Он там был.

— Сядьте, — устало бросил Джеронимо. — Теперь уже неважно, верите ли вы мне или нет... Казнь несчастной через полчаса, и мы уже ничего не изменим... Надеюсь, Бьянка воспользуется тем ядом, что я дал ей...

— Так вот почему вы здесь! — распахнула глаза Милисента. — Вас поймали на посещении ведьмы перед казнью!

— Конечно же, — криво усмехнулся флорентинец. — А когда она умрёт, не взойдя на костёр, ничто не помешает брату Клименту сложить два и два... Епископ же не потребует от него никаких дополнительных доказательств... Кушайте виноград, мадам. Вероятно, это наша последняя возможность его поесть.

— Постойте... — вдруг осенило Милицу. — Вы хотите сказать...она умрёт, не взойдя на костёр? Когда примет яд?

— Да... — отсутствующе глядя в сторону, проронил медик. — Я не могу сказать, когда она это сделает... И сделает ли вообще. Быть может, у неё нашли и отобрали флакон. Я не знаю! Помолимся за неё!

— Значит, я могу не успеть... — сжав губы, процедила волшебница. — О, Свет Несущий, надо действовать!

Мэтр Джеронимо кисло усмехнулся.

— А скажите, то, в чем обвинял вас брат Климент — правда? Вы убили и ограбили своего господина, а потом сбежали?

— Да, — очаровательно улыбнулась Мили, глядя прямо в неимоверно распахнувшиеся глаза врача. Он смотрел на неё, словно она внезапно начала покрываться шерстью. Вздохнув, Милица пояснила: — По приказу этого щенка была убита моя семья. По его злой воле я была насильно привезена в замок, чтобы на досуге господин мог развлечься, — она криво усмехнулась. — И вы полагаете, я должна была покорно принять свою участь? Удовлетворить похоть убийцы моих родителей, а потом с камнем на шее отправиться в ров? Да, я убила его! И на виселицу за убийство не захотела. И в тюрьму, на потеху страже. Поэтому я взяла золото и убежала. Я бежала куда глаза глядят, лишь бы подальше...

— Простите, — мягче произнёс итальянец, осторожно кладя руку на плечо Милисенты. — Я задал глупый вопрос... Мне следовало бы понять всё самому...

Милица улыбнулась, садясь в кресло напротив флорентинца.

— Налейте-ка мне бокал воды.

— Быть может, вина?

— Воды, мэтр Джеронимо. И минуточку посидите тихо. Можете смотреть, только не задавайте вопросов.

Заинтригованный молодой человек протянул девушке наполненный до краёв золотой кубок. И — онемел. Роскошное платье, в котором сидела мадам графиня, вдруг вспыхнуло снопом ослепительных искр и превратилось в то, старенькое и поношенное, в котором он впервые увидел её.

И через плечо была перекинута сумка — тяжёлая и потёртая.

Милица невольно рассмеялась его ошеломлённому виду и приложила палец к губам. Впрочем, мэтр был до того потрясён, что при всем желании не сумел бы вымолвить ни слова.

Растормошив свою сумку, волшебница извлекла оттуда невзрачную травку и бросила в бокал.

А потом накрыла его ладонями — и из-под них потёк мерцающий призрачный свет, струйками дыма переливающийся через края.

Милица резко отдёрнула ладони.

— Площадь перед ратушей Лозанны! — шепнула она.

В потемневшей глубине зарябили тени, послышались голоса — и возникло смазанное изображение, как в старом гнутом зеркале. Огромный помост, обложенный вязанками хвороста; толпа людей — жадные взгляды, любопытные лица, борьба за лучшее место... Над всем этим, под лениво покачивающимися разноцветными флагами, на балконе ратуши, восседал в своём кресле епископ, а рядом расположились все знатные и уважаемые граждане Лозанны.

Бледный, как зимний день, ничего не видя вокруг, рядом с его преосвященством сидел Фрэнсис.

А вот и телега... Едет по тесным улицам, и приговорённая женщина в ней мрачными, невыразительными глазами тупо смотрит перед собой.

И что-то лихорадочно сжимает в кулаке.

Милица провела рукой над кубком — и изображение пропало.

Мэтр Джеронимо смотрел на неё во все глаза.

— Скажите, мэтр, — очаровательно улыбнулась девушка. — Вы не боитесь высоты?

* * *

Кап...кап...кап...

"Подайте чистое полотенце... У тебя родилась дочка. Она будет жить..."

"Да благословит тебя господь..."

Кап...кап...кап...

"Переверни клепсидру. У тебя пять минут".

"Эта трава помогает от зубной боли. Приложи..."

Приложи... приложи...

"Приложите ей к пяткам раскалённое железо! Быть может, это заставит её вспомнить договор с дьяволом!"

Кап...кап...кап...

"Попробуйте пытку водой, дорогой брат..."

"А ещё есть травы от боли в животе, от костной ломоты, от болей при месячных..."

Мысли текли, сталкивались между собой, путались и сбивались. Бьянка ничего не видела вокруг. В одну сплошную глумливую харю слепились лица, ухмылки, в один невнятный гул — оскорбительные выкрики толпы. Каждый больной был для неё уникальным, неповторимым, каждому она отдавала частичку своей души... Толпа была безлика и далека, Бьянка почти не замечала её.

Солнце палило, накаляя каменные стены домов, и розы — ах, эти розы Лозанны! — цвели так неистово, пахли так сильно, словно тоже провожали её в последний путь...

По лицу скользнул лист плюща, свесившегося с чьего-то низкого навеса, и приговорённая как никогда остро вдруг ощутила этот чудесный запах: запах живой, немного пыльной листвы, запах солнца и тепла.

Бьянка подняла глаза.

В ясном небе кружили птицы. Голуби, белые голуби над колокольнями стройных церквей, и чайки — свободные, скользящие на изогнутых крыльях в бескрайней небесной лазури. Чайки Женевского озера...

Тёплая от солнца скамья в телеге для приговорённых, корявая и ссохшаяся, приятно согревала истерзанное пытками тело; солома, набросанная на пол скрипучей повозки, покалывала ступни... Жёсткие, гладкие хлебные стебли.

Это была жизнь, сама жизнь во всём её великолепии: касания ветра сквозь прорехи изодранного платья, щебет птиц, солнечные лучи... Бьянка была благодарна судьбе за эту возможность — в последний раз прикоснуться к чуду дня и вольного воздуха, благодарна за один лишь выход из душного каземата...

А в её руке, в её сжатой руке — была смерть.

Флакон хрустальными гранями врезался в ладонь, и девушка знала, что, когда придёт время, она опустошит его...

Но у неё ещё есть несколько минут, несколько упоительных, роскошных минут, почти целая вечность...

Повозка дёрнулась и остановилась. Бьянка изумлённо подняла голову. Её оглушил гвалт толпы, гиканье и улюлюканье.

Перед ней, окружённый вязанками хвороста, возвышался помост. Как чёрный обвиняющий палец, воздетый к небу, в его центре темнел облитый смолой столб.

— Слезай! — её грубо дёрнули волосатые руки стражника, девушка коротко охнула.

— Всё? Уже всё? — беспомощно спросила она.

— Ведьма! — выли в толпе. В щёку врезался огрызок яблока. Вздрогнув, Бьянка вскинула взгляд: ей показалось, она узнала мальчишку, которого сама около месяца назад выходила, вылечив от жестокой лихорадки.

Она закрыла лицо руками, спутанные грязные волосы свесились с двух сторон, спрятав от неё весь мир. Нет...

— За гнусные преступления... против Бога и людей, против священных установлений нашей святой Церкви...Бьянка Тосканская приговаривается... через сожжение на быстром огне!

— Ведьма! Ведьма!

— Приспешница дьявола! — неслось со всех сторон.

— Кровопийца!

— Колдунья! Мерзкая тварь!

— Это неправда... Неправда... — всхлипывала Бьянка, совершенно забыв и о флаконе, и о костре. Лишь бы спрятаться от этих негодующих, обвиняющих, глумливых взглядов. — Я же лечила... Я только лечила... — шептала бедняжка. И вдруг выкрикнула: — Я же лечила ваших детей, скоты! Где же ваша благодарность?!

Её грубо толкнули к лестнице, ведущей на помост.

— Ведьма! — возмущённо вздохнула толпа. — Пусть покажет свою силу! Не можешь, дьяволица?

— Прямая дорожка на костёр!

— Ещё неизвестно, чем она лечила наших малюток!

— Разорвать её!

— Гадина!

— Тварь!

Стража и палач совместными усилиями тащили приговорённую. Девушка упиралась и голосила:

— Я не ведьма! Не ведьма!.. Если бы я была ведьмой, я не могла бы лечить! Я не потерпела бы такого обращения!..

Тухлое яйцо, метившее в голову осуждённой, угодило в панцирь стражника, и по металлу растеклась жёлтая вонючая жидкость. С громкой руганью солдат дал "ведьме" пощёчину. Бьянка упала на колени, и флакон, который она держала в руке, выпал и разбился.

Толпа ахнула.

Бьянка зажмурилась, такая яркая вспышка ударила по глазам.

А когда она их открыла, было темно.

Огромная, чудовищная туча съедала небо, и в её серо-чёрных недрах трепетали белёсые вспышки молний, и этот поистине адский котёл клокотал, закручивая своё варево в чудовищную воронку.

Вихрь упал на замершую площадь, ударом грома сбил с ног стражу, сорвал крыши с домов, унёс в чёрную хмарь разноцветные флаги... И тогда над городом прокатился вопль.

Люди, толкаясь и опрокидывая друг друга, кинулись врассыпную, прочь от накрывшего площадь кошмара, но вихрь, хоботом смерча упав на землю, воющими стенами отгородил их от прочего мира...

И в этом вое слышался смех.

По епископскому балкону струились мертвенно-голубые сполохи, плетя ветвистую сеть. В их тусклом свете было заметно, что епископ сидит в своём кресле с перекошенным лицом, и по подбородку его неопрятно стекает струйка слюны. Похоже, его преосвященство лишился сознания.

И какой-то священник, размахивая широкими рукавами рясы, что-то кричит стражникам, указывая на одного из знатных дворян...

Шар бело-голубого огня с треском обрушился на трибуны, взорвавшись прямо под носом у священника...

Бьянке показалось, что она ослепла и оглохла.

Она прижалась к столбу, уткнувшись лицом в колени, и мелко дрожала, не осмеливаясь открыть глаза, когда к ней осторожно прикоснулась чья-то рука.

— Бьянка... — раздался тихий голос.

Девушка отважилась посмотреть, и с удивлением увидела подле себя мэтра Джеронимо.

— Идём, Бьянка, идём...

— Я боюсь... — прошептала она, в этот момент похожая на маленькую испуганную девочку.

— Скорее, Бьянка, скорее!

Мужчина почти силой стащил обессиленную травницу с помоста, и в это мгновение в чёрный столб ударила молния.

Он вспыхнул, но пламя, струившееся по нему, было бледно-голубым, призрачным, и девушка вконец ослабела от ужаса. Колени её подкосились, и она всем телом повисла на плече медика. Тосканец волок её куда-то...

Пламя мерцало, единственное нарушая кромешный мрак, накрывший площадь, но его холодные языки не трогали хвороста. И тогда, на этом возвышении, Бьянка увидела женщину.

Её лицо светилось во мраке, и было обращено к трибунам.

Там, как показалось знахарке, шла потасовка. А потом какой-то человек в чёрном блио прыгнул вниз, прямо через перила, в возникший водоворот голубых искр, плавно опустивших смельчака на землю — и помчался через площадь, к женщине на помосте, а вслед ему кто-то что-то кричал, но девушка не могла расслышать слов за воем бури.

Женщина на помосте расхохоталась.

— Во имя Свет Несущего! — вымолвила она, и её голос звонкой холодной волной окатил всю площадь — да это он и звучал в вое ветра, в потрескивании пламени... — Чтобы вы, брат Климент, впредь не осмеливались трогать ведьм!

Жёсткая, ледяная сила, смертельная угроза — вот что звучало в этих негромких словах.

Бегущий по площади человек огибал обезумевших людей, перепрыгивал через доски разрушенных лотков и упавшие древки сорванных флагов, мечом отразил удар стражника, попытавшегося остановить беглеца, и почти уже достиг помоста, когда незнакомца окликнул мэтр Джеронимо:

— Лорд Фрэнсис!

Тот обернулся.

— Лорд Фрэнсис, сюда!

Молодой дворянин, поколебавшись, приблизился.

— Подождите, сейчас миледи сама подойдёт, — объяснил медик.

— Я миледи устрою... — сквозь зубы процедил лорд Фрэнсис. — Она обещала не применять сильное колдовство!

— Это иллюзия, — шепнул врач. — Всего лишь иллюзия. Ваша жена не нарушила данного вам слова, милорд граф.

— Он прав, — раздалось рядом.

Бьянка вздрогнула, увидев возле женщину с помоста, и только сейчас разглядела, что та молода, младше неё.

— Быстрее, пока морок не рассеялся, — кивнула волшебница.

— А вихрь выпустит нас с площади? — приподнял брови медик.

— Мы же знаем, что это наваждение, поэтому оно не имеет над нами власти, — улыбнулась Милица. — Будьте добры, возьмите Бьянку на руки, мэтр. Фрэнки, — она нежно взглянула на стоявшего рядом дворянина. — Тебе понравилось?

Рыцарь поморщился.

— Понравилось! — буркнул он. И вдруг порывисто притянул женщину к себе: — Я так волновался за тебя! Видела бы ты лица всех этих церковников!

Девушка негромко рассмеялась в ответ и доверчиво потёрлась щекой о его ладонь. И этот жест той, что повелевала такими неистовыми силами, заставил Бьянку немного примириться с незнакомкой.

— Вы...ведьма? — слабо спросила она.

— Да, — просто кивнула девушка. — Но давайте отложим разговоры на потом! Сейчас — в гостиницу, заберём вещи, деньги и коня — и уезжаем! Как я понимаю, вы, мэтр Джеронимо, и вы, Бьянка, едете с нами?

— Получается, что так, — усмехнулся тосканец, подумав, что раз судьба столь недвусмысленно посылает ему новое — куда более безопасное — место, да ещё и Бьянку, как помощницу, в придачу... возражать не приходится.